|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
* * *
176
Третий, четвертый и пятый пехотные, а так же первый резервный, (второй был в "особом резерве") корпуса Дунайской армии, под общим командованием генерал-адъютанта князя Михаила Дмитриевича Горчакова успешно переправились через Дунай, нанеся сокрушительное поражение османам в приграничном сражении, быстрым маршем двигались сквозь Силистрию и Добружду.
Корпус Российской Империи являлся высшим войсковым соединением. Состоял из 3-х пехотных, 1-й кавалерийской, 1-й артиллерийской дивизий и 1-го саперного батальона. В резервных корпусах по две кавалерийские дивизии. По обычному штатному расписанию войсковой части — 230 человека в роте, 133 коня и 168 рядовых в эскадроне. Впрочем, поскольку данная войсковая операция предусматривала длительный поход, до самого Царьграда, по Высочайшему повелению резервные кавдивизии были усилены бронированными самодвижущимися-самоплавающими машинами на гусеничном ходу под названием "Бронированная Машина Дунайцев" (БМД-1). Так же — "царский" самолётный отряд, а на момент генерального сражения — особо секретная артиллерийская группа "ракетных мортир".
Но перед всем этим, когда ещё войска Дунайской армии находились "на исходных позициях" и только готовились к освободительному походу, к ним прибыла обширная ревизионная комиссия.
Здесь нужно уточнить, что данное нововведение было инициировано лично Его Императорским Величеством под благовидным предлогом "общего наблюдения за состоянием и благоустройством войск по предметам, составляющим снабжение и специальность армейской специфики".
Согласно приказа, в ведении генерал-контролёра находились вопросы снабжения, комплектования, строя и обмундирования частей. А так же контроль за применением уставов, развитием боевых качеств и принятие мер к их совершенствованию, ремонтирования конского и иного подвижного состава, включая артиллерийские лафеты. В общем, всё-всё.
Совершенно иной вопрос, что в данную комиссию был включён военный прокурор. Поскольку в тот период гражданское судопроизводство в России не было гласным и открытым, а было тайным и письменным — адвокатов не было как таковых, равно как и присяжных, о военном же трибунале и говорить не стоит.
Задача военного прокурора была:
Первое. Сформировать в пределах каждого корпуса штрафной батальон численностью в 300 человек, куда направлять средних и старших офицеров, в основном снабженческих и тыловых, всех родов войск, провинившихся в растрате и нерадивости. Так же уличённых в нарушении дисциплины в военное время по трусости или неустойчивости.
Второе. Сформировать в пределах каждого корпуса 3-4-ре штрафные роты, по 250 человек для провинившихся рядовых и унтеров...
Третье. Осуществлять контроль, дабы штрафников ставили на более трудные участки фронта, чтобы дать возможность искупить кровью свои преступления против Отечества.
После того, как с данным нововведением были ознакомлены солдаты и офицеры, общая дисциплина, качество исполнения поручений и приказов, равно как и продовольственное, материальное и боевое снабжение войск, при тех же финансовых затратах, невероятным образом значительно улучшилось.
Всё это находилось под общим командованием остзейского немца (совокупное название курляндцев, лифляндцев и эстляндцев), упрямого и медленно говорящего генерал-контролёра (генерал-майор) Йонсона Густова Карловича. На самом же деле Густав Карлович по происхождению был эстляндским дворянином шведского происхождения, но все, по-тихому, упрямо именовали его не иначе как курляндской самкой собачки.
Кроме вышеперечисленного, в войска зачастил "личный инспектор", глаза и уши, фаворит и друг детства военного министра Александра Ивановича Чернышева, генерал-майор Сазонов Никанор Сергеевич, человек беззаветно преданный Отчизне и Империи, беспринципный и неподкупный.
Но все это было совершенно не важно, поскольку у него имелась бумага, подписанная военным министром и утверждённая самим Императором, удостоверяющая его как порученца Чернышева (военного министра) и дающая обладателю данного манускрипта чрезвычайно особые, неограниченные полномочия.
Генерал-майор Сазонов в войска прибывал на белом самолёте-стрекозе с надписью "Орёл", хаживал в белом мундире, передвигался на белом автомобиле, а в случаи ином, на белой лошади. Именно по этой причине офицеры-штабисты, а за ними и все остальные, вскорости начали именовать его "Белый орёл". Турки так же признавали, что он "Ак-картал", но уже со страхом. Потому как где был замечен данный мундир турецкие офицеры, спешно бросив вверенные им подразделения, всем штабом, отступали в тыл поглубже, даже не пытаясь организовывать оборону, потому как все равно бесполезно и невероятно опасно для жизни. Чрезвычайно убийственные русские артиллерийские системы перепаховали всё и всех, после чего самодвижущиеся панцерные телеги и тачанки, за которыми лавой скакали всадники, сметали на своём пути всю оставшуюся оборону.
Но это проявилось чуть позже, в период наступления.
Были с "Белым орлом" и помощники, офицеры-преподаватели военных училищ, кои, на организованных тут же курсах доподготовки проповедовали принцип — "интеллигентного штыка". Суть коего в том, что солдат должен быть самостоятелен, инициативен, образован и умен.
Причина же аврально введённых курсов повышения квалификации в том, что военное дело и общепризнанные доселе навыки, ввиду новых образцов вооружения активно менялось, и пришедший на смену сомкнутым колоннам рассыпной строй требовал от солдат и унтер-офицеров большей самостоятельности и образования для успешных и умелых действий.
Требования, в сущности, просты — каждый солдат должен знать свою задачу, а в случае гибели офицеров, что часто случалось особенно на войне, унтер-офицер должен быть в силах возглавить роту.
В это же время в войсках появились средства "воздушной связи"(рации) и если ранее, с посыльным время доставки одной записки составляло 24 часа, то ныне значительно сократилось до 10-15 минут, а ежели нужный офицер находился рядом с пунктом связи, тогда он мог тут же получать информацию от передовых, разведывательных отрядов или лично отдавать приказы командирам отдалённых частей, причём непосредственно.
Хоть туркам и было известно о развале Австро-Венгерской империи и "пропаже" буферных австро-венгерских войск, выводы с сего знания ими сделаны небыли, к тому же казаки тайно очистили всю прибрежную территорию от османских наблюдателей и прочих доносителей.
Штурм укреплённого лагеря турок был внезапным ранне-утренним, мощным, решительным. Вначале по лагерю массированно отработала артиллерия в виде "царских мортир", потом, распугивая всех и вся, начали кружить самолёты, безжалостно расстреливая и бомбя уцелевших. Русские же войска, вначале выполнив охват турецких сил, при поддержке "Бронированных Машин Дунайцев" (БМД-1) и автотачанок пошли-поскакали в сабельно-штыковую атаку. В сущности, воевать уже было не с кем. Напуганные, деморализованные, без единого командования разрозненные группы сопротивлялись неохотно, вяло и чаще, с невероятной скоростью и прытью разбегались кто куда. Русские же, заранее настроенные на жестокие штыковые схватки и упорные бои шли под барабанный бой, с развернутыми знамёнами пытаясь нанести сокрушительный удар, но так и не организованная, сразу же развалившаяся турецкая оборона произвести данное деяние им не позволила. В плен попало более 45 тысяч человек и полторы сотни всевозможных орудий. Остальные османские воины разбежались в неизвестность. Так же был захвачен огромнейший обоз, в котором окромя привычных лошадей, быков и ослов отыскалось три сотни верблюдов. Совсем немного "почесав затылки" было решено данных животных, для убыстрения продвижения раздать по полкам.
Позже, присутствовавшие при армии прусские корреспонденты писали:
"Удивительны русские солдаты и способности ко всему непривычному у них изумительны. Верблюд, необычное для Европы животное, но русские, посади их на шею хоть слону сиамскому, любого корнака за пояс заткнут и скотину быстро и примерно обучат всевозможным излюбленным русским словам и выражениям".
В общем, это была полная победа, открывавшая дорогу вглубь как Дунайских княжеств, так и в Болгарии до Царьграда. В дальнейшем, данная войсковая компания обещала свестись к преследованию разбитого врага, по крайней мере, до того момента, пока турки не организуют вторую армию и новую линию обороны.
Дунайские князья, правители и прочие бояре-суверены, верно оценив важность происходящего момента, тут же принялись признавать Императора России своим правителем и даже направили в русскую армию имеющиеся у них немногочисленные и скверно обученные вооружённые отряды, которые в войсках использовали как проводников под присмотром, хорошо знающих местность.
Турецкие же правители и иные представители Стамбульской власти, дабы усложнить продвижение русских войск провоцировали население к бегству, распространяя слухи о кровожадности русских и возмездии за былое примкнувших к ним болгар, сербов и прочих славян.
Люди, турецкой национальности и потурченцы, услышав такое от своих правителей и священнослужителей, ослепленные страхом, бросив свои дома, большую часть имущества толпами брели по дороге, гибли в давках на мостах и узких перевалах. После них на обочине оставались уже никому ненужные пожитки, людские тела вперемешку с трупами животных зачастую так и оставшихся запряжёнными. У дорог, оглоблями вверх торчали сломанные телеги, возы, арбы и кареты не сумевшие добраться к безопасному, спасительному месту, да и где оно такое, средь идущих не знал никто.
Русские же войска, после прорыва были разделены на три отряда: Передовой, Восточный, Западный. В каждом из отрядов имелась отдельная болгарская бригада ополченцев, которая попервой состояла лишь из офицеров да унтеров, все из "русских болгар", и уже по мере продвижения из добровольно желающих, доводились до штатного состава.
Вначале продвижение слегка замедлялось местным болгарским населением, которое в полном составе выходило встречать освободителей. Люди плакали и смеялись от радости, обнимали и целовали русских солдат, офицеров приглашали посетить дом. При этом всех угощали тем немногим, что у них еще осталось, желающие записывались в болгарские ополченцы.
Преодолевая непредвиденные трудности, русские войска и болгарские дружины, не встречая хоть какого серьёзного сопротивления, неустанно продвигались вперёд. Казаки и прочие кавалеристы, желая как можно детальнее и качественнее разведать местность, вырывались много вперёд, но пешие пехотные колонны, частично посаженные на конно-гужевой трофей, к вечеру умудрялись их догнать и расположиться неподалёку. Люди уставшие, сосредоточенные, мрачные колоннами шли вперёд, проходя в день по 50-т километров. Высокая взаимовыручка, взаимопомощь, многократно завышенное, нежели по штату, количество телег и прочего подвижного транспорта так же способствовало успеху. Другими словами — отставших не было.
Быстрому продвижению благоприятствовала и правильная организация тылового снабжения. Кухонные телеги, при охране, начинали свой путь сразу же за кавалеристами, проходили определенный кусок пути и организовывали "столовую". Зачастую в этом месте их дожидалось местное молдавское или болгарское, но не редко и турецкое население, которое заранее было предупреждено офицерами-снабженцами о продовольственных закупках русской армией. Причем закупали много и по совершенно выгодным для населения рыночным ценам. Попервой народ был пуганным и к сказанному относился с опаской, но когда русские начали с ними честно рассчитывается деньгами, слух полетел вперёд как ветер, опережая всё мыслимое и немыслимое. Народ поверил, и не редко находились старосты селений, которые сами разыскивали русских снабженцев, дабы заранее узнать место закупки, что конкретно и в каких количествах будет приобретаться русскими, ну и главное — заблаговременно занять очередь.
Главное — правильно начать, дальше процесс пошёл сам собой.
Инспектор военного министра, генерал-майор Сазонов изъявил желание следовать с войсками Передового отряда. Генерал-лейтенант Стаматинский Платон Константинович, официально командовавший данным соединением, был против, но возражать генерал-майору Сазонову, Никанор Сергеевичу — инспектору и доверенному лицу военного министра, за которым непременно был сам Император, он не посмел. Вместе с Сазоновым прибыли и его помощники — офицеры-преподаватели военных училищ, теоретики, создатели и вдохновители новой концепции ведения боевых действий, а с ними два десятка "Бронированных Машин Дунайцев" (БМД-1), множество средств "воздушной связи" (раций) коими тут же укомплектовали штабы частей, от полка и выше, а так же все передовые разведывательные подразделения.
Здесь нужно сообщить, что "вестовых воздушной связи", тут же прозванных связистами, командиры частей получали под личную ответственность подтверждённую росписью в соответствующем журнале. Те же, закрепив за ними "личную охрану" старались оных вестовых-связистов держать подле себя.
Впрочем разведка в Передовом отряде генерал-лейтенанта Стаматинского, нынче происходила по иному, нежели было ранее. Летевший впереди самолёт обнаруживал врага с воздуха, конные казачьи разъезды уточняли количество и месторасположение. После данная информация, по средствам "воздушной связи" попадала в штаб, где и принималось соответствующее решение.
Два кавалерийских полка и дружина болгарского ополчения, при четырёх бронированных самодвижущихся машинах на гусеничном ходу именуемых "Бронированная Машина Дунайцев" (БМД-1), вышли к большому городу с множеством красивых, богатых домов, сотнями всевозможных лавок и магазинов. Тырново — старинная столица болгар расположенная в виде амфитеатра на склонах двух возвышений, прорезанных рекой Янтрой.
Казачьи разъезды произвели разведку. О поражении турецкой армии здесь было известно. Хоть у осман здесь войск было всего три табора (батальона) из которых один — низам (полевые войска), два мустахфиз (ополчение) и одна полубатарея (три орудия) очень устаревших пушек, каймакам (наместник, правитель санджака, или округа) Тезер-бей был полон решимости город оборонять.
Дабы не лезть в узину на изготовившегося к обороне противника с пушками, атакующие решили на высотке установить конную артиллерийскую батарею, по фронту демонстрировать желание атаки, основными же силами, при поддержке БМД обойти город с севера и юга, переправиться через Янтру — атаковать.
Как только кавалеристы вышли во фланг обороняющимся туркам, те сразу же очистили занимаемые позиции, бросив там все пушки.
Вначале отступать пытались организовано, потом же, когда к ним на полной скорости, рыча и стреляя, "низко полетели" бронемашины и тачанки, сзади которых, с саблями наголо мчалась кавалерия, турки панически побежали, бросая на дороге амуницию, оружие и боеприпасы. Отступление было столь стремительным, что каймакам Тезер-бей (дословно — быстрый воин), не дождавшись когда подадут коня, побежал дорогой на Еленовку, но был изловлен казаками.
Кавалеристы торжественно вошли в город, под звон колоколов и ликующей толпы неистово орущей "Ур-р-ра-а-а". Люди вдруг сразу высыпавших на улицу, кому было мало места на улице стояли у распахнутых окон, на балконах и крышах, везде были болгары-горожане.
Торжественным строем кавалеристы проехались по Баждарлыку (ныне площадь Велчова Завера) и направились к турецкой слободе, в сторону квартала Света-Гора, где располагался брошенный турецкий лагерь с запасами продовольствия, оружия и много чего разного и нужного.
Османские войска окончательно потеряли способность к сопротивлению. Им всё время казалось, что русские везде. Сзади, слева и справа, но больше всего их было впереди. Парящие в небе самолёты и вездесущие казаки не мало способствовали в данном уверовании. Эти неутомимые дети войны внезапно появлялись на турецких привалах, прочих местах отдыха не давая спокойно отдохнуть или перекусить. Своим появлением они будоражили и пугали османские гарнизоны, сея в них панику, неуверенность в себе, страх перед неизвестностью и порождали массовое дезертирство.
Авангард Передового отряда, под командованием полковника Дукмасова Григорий Осиповича, совершенно без боя, предварительно самолётами распугав турков-османов, занял Адрианополь, вторую столицу Турции.
Болгары-ополченцы, находившиеся при авангарде Передового отряда, узнав об этом, тут же начали палить из всех имеющихся у них огнестрелов в воздух, крича "Одрин сдался, Одрин сдался!" (Одрин — Адрианаполь по-болгарски). Разгулялись не на шутку, мешая отдыху остальному войску. Успокоились далеко за полночь. Утром следующего дня полковник Дукмасов истребовал к себе командира болгарской дружины майора Стояна Стоянова. С ним имел основательную беседу о соблюдении дисциплины и ответственности офицеров в соблюдении оной. Говорил не грубо, но жёстко, в конце же предупредил, что ежели данное безобразие впредь повториться, он прикажет финансисту вычесть из жалования болгар-ополченцев сумму равную бездарно израсходованному боезапасу с учётом доставки его к месту израсходования.
Утром в город, на белом автомобиле, в сопровождении конного эскорта въехали генерал-лейтенант Стаматинский и генерал-майор Сазонов. За ними же строем шли основные русские войска и болгарские ополченцы.
В этот же день, но ближе к вечеру в Адрианополь начал перемещаться штаб Дунайской армии. Точнее, в пригороде организовав посадочное поле, их перевозили самолётами.
Греческое, болгарское и армянское население после утренней торжественной встречи русских войсковых колон, вмиг переместилось загород, для созерцания посадки и взлёта воздухо-летательных аппаратов. Ими, людьми далёкими от благ технического совершенствования, данное действие воспринималось как часть "культурно-развлекательной программы", которую нужно непременно посмотреть лично.
Войска, от быстрых, ежедневных завышенных маршей устали, у многих износилась и пришла в совершеннейшую негодность обувь.
— Два дня на отдых и приведение в порядок.— Разрешил генерал-лейтенант Стаматинский.
По его разумению — нужно было бы больше, не менее двух недель или хотя бы дней десять, но "Белый орёл" Сазонов, приставленный к нему от военного министра, был иного мнения.
— Время, на данный момент наш главный и лучший союзник... Что ни говорите Платон Константинович, а в этой войне от него зависит всё. Какие-нибудь пять минут могут решить, победим мы или потерпим поражение. Врага нужно дожать, пока он не пришёл в себя, не подтянул боеспособные резервы, не создал оборонительные укрепления.— С упрямой настойчивостью утверждал Сазонов.
— Судя по тому, как мы все время безостановочно продвигаемся вперёд, истоптав всю обувь — время мы опережаем.— Не то возражал, не то соглашался генерал-лейтенант Стаматинский.— Солдаты, да и офицеры устали, им нынче желается одного — в подушкино царство одеялкиного государства. Войскам нужен отдых и по всем законам и правилам войны — они его заслужили.
— Наша жизнь нынче — война. Либо мы выживаем, либо умираем, пытаясь выжить.— Твердо стоял на своём Сазонов.
— Не нужно превращать войну в благородную игру, во что-то вроде дуэли, где пределами насилия служат честность и учтивость. Поверьте — не стоит стараний. Причины войны: во-первых — соперничество, во-вторых — недоверие, в третьих — жажда славы. Но главным все равно остается кровь, резня, убийство.
— Законы войны всегда были волей побеждающего полководца. Хотя, соглашусь — военные законы, в сущности, беззаконие и произвол победителя.
— Во время войны законы предпочитают молчать. Мир же всегда был и есть промежуток между двумя войнами.
— Война. Всегда война. Она делает почетным не только убийство врага и прочих неприятелей, но и восхваляет целый комплекс поступков и деяний, кои осуждает мораль жизни, которые родители запрещают ребенку, а общественное мнение и законы — взрослому.
— Потому мой принцип — вперёд и ещё раз вперёд. Либо мы покончим с войной, либо война покончит с нами.
Здесь генерал-майор Сазонов слегка лукавил. В войсках никто уже не сомневался, что Царьград падёт и победа близка.
Два дня отдыха пролетели мгновенно, на третий — вперёд.
Сначала на Люлебургаз, передовые конные полки ворвалась в Чорлу. До Константинополя не более 80 километров.
Ближе всех к Царьграду домчался-доскакал конный отряд в два полка, при двух самолётах. В этом же кавалерийской группе находился "Белый орёл" Сазонов, который собственно и "гнал" командиров данных подразделений вперёд. Там же, в виде бронеусиления были и восемь БМД при шести автотачанках. Отряд сходу заняли небольшой городок Сан-Стефано и вышли к берегу Эгейского моря в районе Деде-Акау, что в 12-ти километрах от столицы Турции.
Фактически Сан-Стефано считался пригородом Константинополя от которого к центру города, даже по меркам того времени было совершенно недалеко.
К вечеру того же дня в Сан-Стефано подошли передовые части и численность русско-болгарского войска уже составила 15 тысяч, это при том, что остальные войсковые колонны, ввиду позднего времени, расположились на ночлег недалеко, чтобы утром быть на месте.
Туда же, на соединение с Передовым отрядом двигался и Бургаский десант коим командовал генерал-адъютант Иосиф Романович Анреп.
Этого было вполне достаточно, чтобы турецкое правительство, а так же султан и прочая свита, прекрасно понимая, что Константинополь защищать некому, бросив все в панике начала разбегаться.
* * *
177
Паника. В Константинополе, средь власть держащих и прочих истинных турков-османов, царила паника усиливающаяся слухами о распаде Австро-Венгрии, предательстве и поражении франко-сардинской армии, объединении всех сербов и болгар в единую Югославию. Потом через Босфор, совершенно не таясь, на виду у всех жителей столицы Османской империи, с гордо развивающимися Андреевскими флагами прошла русская эскадра, шесть огромных металлических кораблей, суда сопровождения штук 20-ть, а сверху барражировали русские летательные аппараты, периодически, в районе защитных батарей делая "нырок" разгоняя во все стороны артиллерийскую обслугу.
Когда в небе появились русские "летающие кресты" несущие саму смерть. Это было как знамение...
Турки-артиллеристы в животном ужасе, мгновенно забыв, что они бесстрашные воины непобедимого Султана, с душераздирающими криками и воплями, быстрее быстрого разбежались во все стороны.
В это же время, в квартале Пангалти (Шишли), жителями которого были греки, евреи, болгары и армяне, квартал, в котором в 1848 году открылась первая высшая Османская военная школа, начались "тихие", массовые волнения. Выражалось это... ну, в общем, туркам туда лучше не заходить. Те же, кто попадал-забредал по незнанию или роковой случайности, пропадали бесследно. Да и в самом Стамбуле как то сразу стало неуютно и беспокойно, особенно ночами.
Власти забеспокоились, устроили чистки, среди недовольных провели дознание с пристрастием, раскрыли обширный заговор против Султана, в котором были задействованы учащиеся медресе, всевозможные мелкие и средние чиновники, служащие арсенала, офицеры, солдаты гарнизона и даже представители мусульманского духовенства. Вообще-то, при тех методах, которые применялись в дознании к арестованным, просто чудо, что не назвали Аллаха и прочих Пророков, хотя может и называли, да в протокол не внесли.
Всех арестованных заточили в подземные казематы Кулелийских казарм в стамбульском районе Ченгелькёй, с последующей задумкой отправить на каторгу, но не сложилось.
Примчавшийся гонец сообщил, что русские высадились в Бургасе.
Следующее сообщение было, что русские заняли Адрианополь, потом они уже в Сан-Стефано...
Султан и его окружение поспешно бежали, им в след устремились многочисленные чиновники, к эвакуации готовился гарем, на Азиатский берег начали массово переправляться всевозможные мусульмане, турки и потурченцы. Пароходное сообщение через Босфор, между Эминёню и Ускюдаром работало на пределе возможностей, днем и ночью.
Остающиеся как бы турки-потурченцы, из самых сообразительных, в срочном порядке заняли очередь в храм на принятие православия и быстренько, по дешёвке начали скупать имущество убегающих...
Кому война, а кому и мать родна...
Россия своих планов в отношении Турции, особенно проливов, даже не скрывала. Идея — "Крест над святой Софией" стала национальной, невероятным образом объединив всех в независимости от личных приоритетов и политических взглядов: патриотов и либералов, сторонников славянского единства и западопоклонников, ретроградов и либералов. Всё как обычно когда ко всякой побеждающей силе во множестве стремятся подмазаться, затесаться и отождествить себя с победой, всевозможные авантюристы, проходимцы, карьеристы и прочие подлые и чуждые элементы.
В Петербургских и Московских газетах во множестве появились статьи, предсказания, воззвания и даже требования с призывами:
— Уж не пора ль, перекрестясь, ударить в колокол в Царьграде?!
— Турция должна прекратить существование!
— Россия имеет полное право занять Царьград (Константинополь)!
Так же русского царя все как то вдруг и сразу стали называть "единственным законным наследником Константина Великого".
В это же время по всей Российской Империи, в городах и деревнях проходили молебны, били колокола, состоятельные граждане собирали пожертвования для победоносного воинства. Так же по стране прошла волна "Угощений" когда управители городов и прочих селений, целый день, за свой счёт угощали людей вином. В общем, народ заранее праздновал Великую Победу!
Перед войсками же был Царьград — Константинополь. Вековой центр православия, захваченный коварными мусульманами, вожделенный город для многих народов.
В действующей армии все, от солдата до генерала кричали "На Царьград!" и готовились к штурму.
Вначале, как и полагается, призвали всех вооружённых людей в Царьграде "сложить оружие и поднять белый флаг". На раздумье 24 часа.
По истечении срока ультиматума — решительное наступление на Константинополь.
Четыре колонны, при поддержке артиллерии и кавалерийских подразделений, не встречая сопротивоения, вошли в город. Константинополь к обороне не подготовлен, войска в хоть как то достаточном количестве отсутствовали, и взять их было решительно негде, поскольку вали (правители провинций) на Азиатской стороне массово начали объявлять себя независимыми падишахами, шахами, хедивами которым армия и самим была срочно необходима для окончательного самоопределения и самоутверждения. На Европейской же стороне, армия была частично разгромлена, но по большей части рассеяна русскими, югославами и греками.
Русские войска как бы штурмом, на самом же деле чуть ли не парадными колоннами занимали столицу Османской державы. Организованного сопротивления, как такового не было, и уже к вечеру наступавшие овладели всеми крупнейшими казармами города. Очаги стихийной обороны блокировались войсками и неспешно подавлялись огнём артиллерии. Продвигающиеся подразделения окружали, отрезав от всех коммуникаций старую резиденцию султана — дворец Топкапы и новую -дворец Долмабахче, в которых засели остатки обороняющихся.
Тем временем сербская армия наступала в горной Македонии. Потерпев ряд поражений, турецкие войска ушли в южную Албанию, югославы в преследовании вышли на побережье Адриатического моря и осадили Драч — албанский Дуррес. Сбылась вековая мечта всех сербов — выход к морю пробит. Югославия ликует.
После осады югославы ждали, когда начнется голод, и турки сдадутся сами, поэтому серьезных попыток к взятию приступом не осуществляли.
Позже разведка выяснила, что у осаждённых:
1. Продовольственных запасов на полгода.
2. Боеприпасов вдоволь.
3. Командующий турецким войском Ибрагим-паша сдаваться не собирается, точнее панически боится.
Данное известие, в югославской армии совершенно никого не устраивало, но проблемы с осадной артиллерией... В штабе решили, в срочном порядке отправить делегацию к Мальтийским витязям, с просьбой о помощи. Поскольку предполагаемый путь был через Венецию, вспомнили о "чистокровном итальянце" Антонио Андреасе, которому и поручили возглавить охранный эскорт до Венеции. Там посольство пересаживалось на корабль идущий к Мальтийским витязям, а кареты с охраной оставались и ждали возвращения "просителей" с Мальты.
Две кареты и пятнадцать солдат включая "сеньора майора" "о двуконь" следовавших рядом приближались к Венеции. Поскольку уже была вторая половина дня, а дороги был ещё приличный кусок, и дабы среди ночи не искать в городе ночлег, решили переночевать в придорожной таверне "Казанова".
Впервые услышав название таверны, к Антону "пришли" две мысли.
— Судя из названия, они всех из одного казана кормят.
Вторая же:
— Откуда в Венеции русские названия?
Истинна оказалась гораздо банальней. Хозяином "Казанова" оказался его бывший однополчанин, фельдшер батальона Клаудио Медичи...
Здесь нужно уточнить, что в Италии широко распространены приветственные поцелуи. Итальянцы при встрече целуют друг друга в обе щеки: сначала в левую, потом в правую. В Северной Италии, в отличии от Южной, мужчины целуют только близких друзей и родственников, знакомым пожимают руку. В общем, увидев у себя кортеж, среднего роста, только начинающий полнеть хозяин таверны "Казанова", с широко распростёртыми объятиями, эмоционально крича:
— Сеньор капитано! Мой комбат! — Кинулся к довольно крупному сеньору майору. Пока Антон соображал, что же происходит, "кричащий" успел его не только крепко обнять-приподнять, но и расцеловать. С остальными же, официально произнеся:
— Буонасера (Добрый день. Говорят после 13.00),— пожал руку.
Сидели за столом, друг у друга — напротив. Пили вино, вспоминали, кушали пиццу и "инсалата русса" (русский салат) на самом деле оказавшимся закуской француза Оливье, шеф повара Московского ресторана "Эрмитаж", что на Трубной площади.
— У нас всё просто. Если фамилия оканчивается на "и" — северные, на "о" — южные.— Весело подмигнул, продолжил:
— Клаудио Медичи (Медик, Врач) это мой армейский псевдоним. На самом деле меня зовут Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже.— Пауза с хитрой улыбкой.— Это старинный этрусский род, по знатности на-ровне с Северини, Витруви, Кони, Кабани, но беднее.
Толи Антон уже выпил лишнего, толи ещё чего, но этрусские фамилии для себя он перевёл легко, не задумываясь. К тому же названия "Эт-Русски". Ни "Эт-Немцы" или ещё, какие арабо-французы, а именно "Эт Русски" с самого начала зародило в голове сомнение на счёт итальянского происхождения данного народа воспитавшего и выучившего римлян.
— Мои родители проживают в доме на фондамента (узкие улочки вдоль каналов) Комменданто. Это неподалёку от церкви святого Бартоломео,— продолжал Леонардо.— В ней я и крещён.
Подлил из кувшина вина, себе и Антону:
— Потом окончил Падуанский университет.— Кривая улыбка.— У меня имеется учёная степень — юрист. Хм. В прочем к ней я ощущаю непреодолимое отвращение,— широко, по-итальянски развёл руками, чуть не перевернув кувшин с вином и состроив сострадальческую мимику лица с втягиванием шеи в плечи.— Не моё это, совершенно не моё.
— Потом изучал этику, химию, математику, но больше всего мне нравится медицина.— Подвыпившая улыбка, мотание головой:
— Лучше бы мне позволили стать врачом. Лишь медикам профессиональное шарлатанство еще более пригодно, чем в юридической практике.
"Умный взгляд" на Антона с повторным, ручным подпиранием подбородка. В первую попытку "подпирания" локоть скользнул по столу и изрядно набравшийся Леонардо Казанова чуть не стукнулся челюстью о столешницу.
— Я ведь часто назначал свои собственные, мною изготовленные лекарства. Испытывал их на себе и своим друзьях.
Речь его становилось всё более протяжной и менее понятной:
— Ещё во время учёбы, от частого безденежья начал играть в "фараон" (карточная игра) на деньги и очень быстро оказался сначала на мели, а потом и в небольших долгах. Родственники, узнав об этом, в срочном порядке организовали мой вызов к бабушке в Венецию. Там, с ней я имел очень неприятную беседу. Но к счастью в это время начался развал Австро-Венгерской Империи, объявили набор добровольцев и я, предварительно, для конспирации сменив имя и фамилию, вступил в третий батальон "Молодой Италии" в качестве врача.
Сидели, болтали потом Леонардо Казанова, положив голову на руки как то сразу уснул.
Венеция кортеж встретила делегацией человек в 20-ть. Вначале полагали, что это для Югославских союзников, оказалось — однополчане вышли приветствовать своего героического комбата. Хитрый Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже, как только опознал в прибывшем майоре "своего" комбата, сеньора капитана Антонио Андреаса, тут же отправил посыльного оповестить друзей по бывшему третьему, венецианскому батальону.
В тот же день югославских просителей-переговорщиков посадили на кораблик, идущий на Мальту, солдат определили "на постой", сам же Антон "пошёл по рукам".
Настоящие друзья — это не всякие красивые слова и прочая показная мишура и дрянь. Настоящие друзья — это наставления, поучения, ругательства, взаимные упреки. Настоящие друзья — это повседневные будни и жизненное общение... В общем, в тёплой и гостеприимной обстановке однополчанам было о чём поговорить, что попить и немного закусить. В беседе выяснилось, что всех их Антон знает по позывным, настоящие же имена и прочие фамилии совершенно иные, а сами они из приличных домов и уважаемых семей. Но на встрече однополчан они оставались: Росси (Рыжий по северному), Руссо (Рыжий по южному), Риччи (Кудрявый), Кавалли (Лошадь), Коломбо (Голубь), Бьянки (Белый).
Скромный "выборный офицер" первой роты Джорджио Феррари (Кузнец) вообще оказался сыном Даниэле Манина, возглавившего венецианцев патриотов против Австрийского владычества, это он и его друзья-соратники взяли на содержание и финансирование третий батальон "Молодой Италии". Потом отец Джорджио Манина, Даниэле Манин был избран президентом самопровозглашённой Республики Сан-Марко (Венецианская республика), ныне же, после объединения Италии стал правителем Венеции и окрестностей.
Немного, в шутку пообсуждали Даниэле Манина, отца Джорджио Манина с позывным Феррари, пока тот отлучался по нужде:
— Он очень любит всем всё объяснять с точки зрения — ветер дует, потому, что деревья качаются.
— Он есть временщик — сегодня нужен, а завтра уже нет.
— Во власти все временщики, бессмертных нет. Кто-то оставляет о себе добрую память, кого то сразу забывают, а иных поминают разными словами.
— Это из-за того, что корона очень тяжелая и мозг перестает правильно работать.
— Корону зачастую снимают и хорошо, если не с головой.
— Манин править будет долго.
— Вся надежда на инфаркт.
— Твоя голова переполнена пустотой. Вместе с ним могут сменить и нас.
— В тебе спит скромный гений!
— А в тебе не дремлет глупец.
— Даже обсуждать не хочется...
Под стать были и остальные соратники-однополчане, а ныне собутыльники сеньора майора Антонио Андреаса. Помощники и заместители начальников стражи, таможни и полиции, власть держащие и просто не бедные и весьма уважаемые сеньоры. Они уже нынче, при своем достаточно юном возрасте, 22-26 лет, были на вторых-третьих ролях, с немалой перспективой стать первыми. Но главное во всём этом было то, что они считали Антонио Андреаса своим лучшим учителем, вдохновителем и наставником.
Здесь же произошёл и ещё один пьяненький разговор о развитии соответствующей времени медицины в плане продление человеческой жизни:
— Бессмертие — вот основная задача ныне стоящая перед биологическим видом, именуемым человек!— Не совсем тверёзым голосом заявил, успевший проспаться после вчера и вновь "набраться", бывший батальонный медик, Леонардо Федерико Казанова, шевалье де Боже, с позывным Клаудио Медичи.
— Идти против основополагающих принципов бытия,— не согласился с ним сеньор майор Антонио Андреас. Пожимание плечами и скептическая улыбка,— против Бога, если хотите! — Взгляд на оппонента. — Глупость несусветная! Продлевать биологическую жизнь и не знать, в чем заключен великий смысл жизни духовной — что может быть глупее? Законы природы никто не отменял и не отменит никогда, элементарно некому.— Отрицательно помотал головой.— Когда численность человечества начнёт увеличиваться вопреки природе бытия, она будет интенсивно эту численность сокращать своими методами!
— Человек сможет стать более совершенным, если поймёт, для чего создан. Никто не говорит, что мы собираемся двигаться вопреки Создателю.— Стоял на своём Леонардо Казанова.
— О, Боги! Сочувствую Вам.— Картинно воздав руки кверху.— Теперь они неделю заснуть не смогут. Реально же,— Антонию Андреас произнёс более серьёзно.— Все потуги по достижению бессмертия можно сравнить с желанием гусеницы задержаться в этом её состоянии, чтобы не превратиться в бабочку.
— На данный момент ситуация такова, что мы в самом начале пути и еще очень далеки от конечной цели. Серьезный разговор будет после реализации принципа: сначала исцелись сам!— Настаивал на своём бывший батальонный медик.— Когда лично я, реализую данную концепцию и реально продемонстрирую выдающееся долголетие, Вы все поймёте, насколько Леонардо Казанова был прав!
— Не горячись друг. Мы будем очень рады за тебя, но пока всё выглядит примерно так:
— Здравствуй Господь, прости конечно, но иди ты дальше! Я могу все сделать сам.
и Господь такой:
— Что, правда? И даже создать человека?
— Да!— Поднял кусок глины и спросил, — какого человека тебе слепить?
— Да любого,— скептически улыбнувшись, произнёс Создатель. — Только возьми свою глину, а не мою!
Присутствующие притихли, внимательно слушая спор медика и комбата, когда же сеньор майор Антонио Андреас закончил рассказывать своё повествование, батальонный капеллан, Микеле Пиллегранни тихим голосом:
— С Вами интересно вести не только светские, но и духовные беседы. Скажите, Вы не принимали участия в теологических диспутах священнослужителей?
— Увы, всё как то не приходилось. Война, знаете ли, отнимает много времени.
Чуток посидели молча, переваривая услышанное, потом кто-то:
— Великие умы обсуждают идеи. Средние — события. Мелкие умы обсуждают людей.
И почти сразу же, другой голос:
— Не нужно так бурно воспринимать неизбежное... то о чём Вы так беспокойно говорите — прикопают, где то в придорожной канаве истории без лишнего пафоса, шума и гама...
Общий одобрительный смех. Ситуация сдвинулась с мертвой точки, все вновь загалдели-зашумели, беседа стала индивидуальной и общей одновременно.
— Сеньор Андреас, какова судьба сабли сардинского генерал Альфонсо Ла Мармара? — Живо поинтересовался Манчини (Левша). Темп его речи и в трезвом состоянии быстрый, нынче же он был очень быстрый, создавая трудности в понимании, к тому же понимание усугублялось вином и региональными особенностями произношения.
— Немного медленнее. Пожалуйста, сеньор Манчини.
— Вас смущает моё "веронское произношение". Оно всех смущает,— тут же, скороговоркой ответил на свой вопрос всегда открытый для общения и весёлый Манчини. Аллегро (Весёлый) его не назвали лишь оттого, что один Весёлый в батальоне уже был, к тому же этот действительно был левшой.
— Многим известно, что командующий Сардинского корпуса, генерал Альфонсо Ла Мармара отдал свою саблю офицеру нашего батальона, но мало кто знает, кому именно. Как то к нам приезжал посланник от генерала, он желает выкупить своё оружие.
— И какова цена?
— Это драгоценное, к тому же фамильное и даже именное оружие.— Загадочно улыбаясь, тараторил Манчини.— Заплатит дорого.— Сделал несвойственную ему паузу. Задумчиво склонил голову набок, глаза закатил вверх, многозначительно, растяжно, даже с долей лёгкой завести добавил:
— Очень дорого.
— Сабля генерал Альфонсо Ла Мармара у меня с собой.
— Не спешите отдавать её первому предложившему деньги, скорее всего это будет плут, желающий на Вас нажиться.
Во второй половине следующего дня к сеньору майору Антонио Андреас явилось два покупателя сардинской сабли. Судя по форме носа — не римской и совсем не итальянской наружности. Они искренне смотрели в глаза, говорили красиво, тезисы, ключевые фразу и цифры озвучивали в приподнятом духе с верными ударениями. В общем, спагетти вешали умело пытаясь облапошить (ла пош по-французски — карман. Облапошить — очистить карманы) югославского солдафона-простака.
У Антона голова и так болела от "вчерашних откровений", а тут ещё эти. Вначале он тактично намекнул, что предложенная ими сумма не совсем та. Его не услышали, и "лапшетрон" не прекратили. Тогда Антон поднялся во весь свой богатырский рост и грубовато пошёл на них грудью, как бы выталкивая из своей комнаты. Когда же те оказались за дверью:
— Грацие (спасибо) сеньоры.— Антон специально стал использовать вежливое обращение Леи (на "Вы"), дабы не так сильно травмировать незваных гостей.— Окончательного решения по сардинской сабле я ещё не принял. — Данное высказывание, дабы предать ему большую весомость, связал с легкой заносчивостью, выразившейся в немного приподнятому к верху подбородку и устремлённостью взгляда поверх голов хитрых не итальянцев.
Заметил портье:
— Рагаццо (молодой человек),— позвал работника гостиницы.— Проводите сеньоров к выходу,— произнёс бесцветным голосом, небрежно кивнув в сторону навязчивых посетителей.
Уже на третий день пребывания в Венеции, Антона пригласили на встречу с правителем славного города и окрестностей — Даниэлем Маниным. Бывшим одним из организаторов, вдохновителем и финансистом движения "Молодая Италия". По мнению многих являющимся героем объединения Италии. Человек большой учености и глубокий правовед, с раннего возраста проникшийся глубокой ненавистью к Австрии и всему с ней связанному. Был женат на уже покойной Терезе Периссинотти, которая принадлежала к аристократической венецианской семье с большими землевладениями в Венеции, Местре, а также в районе Тревизо.
Другими словами, встреча была с отцом Джорджио Манина позывной "Феррари" (Кузнец), в их доме, по инициативе отца, организованная сыном.
Вживую сеньор Манин оказался много приятней тех слов, которые Антон накануне слышал о нем:
— Чиао (привет) Андреас.— Неформальный способ, когда дают понять, что беседа будет дружественной, "на ты".
— Буонджорно.
— Много слышал о знаменитом человеке, а вижу впервой,— продолжал говорить Манин старший, крепко пожимая Антону руку.
— В Венеции я проездом, по делам службы.
— Антонио, здесь тебе всегда рады. Здесь ты дома.
Как выяснилось из дальнейшей беседы с сеньором президентом Даниэлем Маниным, уважаемые молодые сеньоры, после "посиделок" с камбатом, дальнейшую часть ночи провели скверно и непристойно, излишне бурно буяня в разных кварталах города. Развлекались, отвязывая пришвартованные у частных домов гондолы и прочие лодки — запускали их в свободное плавание, так же выдумывали всевозможные непристойные розыгрыши, тут же, у первой попавшейся двери их исполняя.
На следующий день к дому Маниных прибыла делегация из пострадавших. После разговора с недовольными, Манин старший имел поучительную беседу с сыном. Вот тут то и выяснилась причина весёлого разгула — прибывший в Венецию комбат 3-го, Венецианского батальона "Молодая Италия", сеньор майор Антонио Андреас.
Приезд "домой" столь знаменательной личности, лично обучавшей и водившей в смертельные атаки сыновей всех уважаемых домов и семей Венеции, Даниэль Манин пропустить никак не мог. В конце-концов его поступок просто никто бы не понял.
Когда же Антон заговорил о том, что на самом деле он русский, Манин старший тут же отрицательно, в районе груди наперекрест замахал руками, и пообещав герою Венеции, Антонио Андреасу выдать юридическую бумагу, в которой будет указано его истинно Венецианское происхождение. Так же, дабы все выглядело более правдоподобно, уважаемые, благодарные венецианцы изыщут средства и приобретут ему небольшое "фамильное имение".
— Но я ведь не дворянин...
— Это поправимо. Найдутся патриции (титул знатных правящих семей в Венеции и Генуи), которые тебя усыновят в качестве нобиля (просто дворянин, без титула), родственника без наследства.
По всей видимости данное развитие событий хитрый правитель Венеции предугадал, или знал заранее? Буквально через час беседы явился давний друг и соратник сеньора Даниеля Манина по революционной борьбе, Джованни Баттиста Морозини. В общем, был он патриций, титул знатных правящих семей в городах-республиках, Венеции и Генуи. Самое же интересное, что данный титул, с самого начала закреплялся за родами, а не за земельными владениями. Тут же выяснилось, что он совершенно не против усыновить Антонио Андреаса в качестве нобиля. Так же, совершенно случайно оказалось, что уже и бумаги заготовлены, в которых нужно лишь правильно проставить имя и фамилию, и нужный человек, юрист-адвокат, со всеми нужными книгами и печатями, так же случайно заглянувший к правителю Венеции, находится здесь же и готов всё заверить нотариально...
В этот же день Капитон Антон Андреевич, более известный в Венеции как сеньор Антонио Андреас стал нобилем (дворянином), кстати, данное слово обозначает не просто дворянин, а именно знать, высшие сословие дворянства и стоит на ступень выше обычного дворянина, которого в Италии именуют пикколо нобиле (малый дворянин, дворянчик).
В бумагах на нобиле (дворянство) ему, в очередной раз изменили фамилию. Нынче она стала тройной и звучала как: Морозини-Андреас-Капитон и обращаться к нему отныне следовало не иначе как — Ваша милость.
Кроме прочего, так же, как бы вскользь, поговорили и о драгоценной, именной, фамильной сабле командующего Сардинского корпуса.
Представитель, доверенное лицо, от генерал Альфонсо Ла Мармара, Бартоломмео Сильвио Мартинелли, встретился с нобиле Морозини-Андреас-Капитон уже на следующий день.
Началось с того, что Антона пригласили в дом приёмного отца, Джованни Баттиста Морозини, где уже присутствовали уважаемые патриции, представители дома (фамилии) Морозини.
Антона предупредили, что данная встреча деловая, потому подходя к каждому "родственнику", он непременно называл свою полную фамилию и пожимал руку, зная, что представители венецианских патрициев, в данном вопросе весьма консервативны.
Здесь нужно уточнить, что рукопожатие в Италии ценится довольно высоко, оно является своеобразным знаком уважения. Если вы только что познакомились с человеком и пожали ему руку, то когда вам придется с ним прощаться, не сомневайтесь — пожмите ему руку еще раз. Руку пожимают также и при повторной встрече в течение дня. И обязательно смотрите в глаза, именно так делают итальянцы!
Когда данная процедура была окончена, пригласили посланника генерал Альфонсо Ла Мармара, Бартоломмео Сильвио Мартинелли.
Деловой разговор вёлся не с Антоном, а с "его отцом", Джованни Баттиста Морозини.
Сеньор Мартинелли долго восхищался домом (в данном случаи родом) Морозини в целом, его ответвлением Андреас-Капитон, в частности и лично сеньором Антонио конкретно. После длиннющей речи он, от имени Альфонсо Ла Мармара изъявил желание выкупить фамильную саблю.
Озвученная им сумма была раз в десять больше той, которую Антон получил за год, со всеми доплатами и премиями, находясь в действующей армии. Но в этот момент, его приёмный отец назвал иную сумму, на треть меньше сказанной...
Антону вначале показалось, что он ослышался и аккуратно стал поглядывать на "родственников". Те, что его взгляд заметил, в знак правильности услышанного слегка "растягивали улыбку" и многозначительно кивали головой. Уже потом, на "семейном кругу" ему объяснили, что генерала Альфонсо Ла Мармара не сегодня-завтра назначат военным министром объединённой Италии, а хорошие отношения с данной личностью ему совершенно не повредят и уступленная сумма вернётся сторицей.
В Югославию Антон Андреевич возвращался как нобиль (дворянин) Морозини-Андреас-Капитон, человек среднего достатка, имеющий недвижимость в Венеции. Кроме того, у него имелось письмо-прошение от Итальянского военного министра к Белградскому коллеге, о внеочередном присвоении ему звания полковник.
В Белграде, штабе Югославской армии данное прошение потенциального Итальянского союзника решили поддержать и тут же, за былые заслуги, присвоили Антону звание подполковник, а через неделю, уже за нынешние — полковника.
Вскорости в Югославию прибыла артиллерия от Мальтийских витязей.
Бригада Ацы, бригадного генерала Александра Ковачевича готовилась к решающему ночному штурму.
Пред наступательное собрание офицеров бригады.
Полковник Капитон Антон Андреевич слегка волновался, но виду не подавал, говорил повелительно-твёрдым, уверенным голосом:
— Приказываю! Снять с формы или замаскировать все блестящее или шумаще-звенящее предметы! Копыта лошадей замотать тряпками!— Властно посмотрел на подчинённых.— Атаковать начнём скрытно под утро. Более точное время всем Вам будет сообщено дополнительно.
После полудня, прибывшая на помощь Мальтийская артиллерия начала обстрел вражеских позиций и с перерывами работала до 23 часов. В три часа утра, при шумовой "завесе" возобновившегося артобстрела, югославские полки, соблюдая полную тишину, пошли на штурм. Из-за рвущихся снарядов турки не решились выйти на передовой участок обороны, продолжая оставаться в окопах и прочих укреплениях второй линии. Это позволило югославам скрытно приблизиться и незаметно овладеть первой линией и необнаруженными приблизиться на 50 метров ко второй оборонительной позиции.
Получив известие, что все идёт по плану, первый заместитель командира бригады, полковник Капитон, уже по прозвищу "сеньор полковник", дал команду и бригадный духовой оркестр, предварительно выдвинувшись вперед — грянул марш "Прощание славянки". Услышав условный сигнал, знаменосцы развернули флаги и офицеры, шашки наголо, с криком:
— За Веру и Югославию! Вперёд! Ура!
Ответом стало многоголосое, всесокрушающее русское или уже всеславянское?
— Ур-р-р-ра-а-а-а!
Солдаты, подбадривая друг друга с серьёзными лицами и напряжением в душе — пошли в штыковую атаку. Одновременно с началом штурма, опытные мальтийские витязи-артиллеристы перенесла огонь вглубь, по оборонительным фортам мощными снарядами превращая их в развалины, расчищая путь пехоте.
В реальности войска серьёзно начали атаковать именно вторую линию оборону, поскольку в первой изначально никого, кроме малочисленного дозора не оказалось.
Командир бригады, бригадный генерал Александр Ковачевич, фактически таковым лишь числился, продолжая оставаться уважаемый человеком, на самом же деле всеми военными вопросами заведовал его
первый заместитель, полковник Капитон Антон Андреевич, по прозвищу "сеньор полковник Антонио Андреас" который четко понимал, что взятие второй линии обороны полностью решит исход боя на их участке. Поэтому к каждому командиру батальона направил посыльного с приказом-требованием проявить особую ответственность, решимость и настойчивость. Каждый из них должен понимать важность нынешнего момента для будущего Югославии, а так же количество уготовленных поощрений — личные ордена, медали, карьера и прочие. Впрочем, лишь на поощрения и призывы к совести "сеньор полковник" не полагался, потому лично в приказ внёс дополнение:
"К нерадивым, самовольно-пораженческим и прочим не исполнительным командирам подразделений, ввиду военного времени, будут приняты особые меры взыскания, вплоть до летального исхода".
Комбаты и прочие ротные-взводные приказом прониклись до глубины души, поняли всё буквально и совершенно правильно. Каждый себе всё представил сначала в цвете, потом в черно-белых тонах, потому личным присутствием на переднем крае воодушевляли солдат и в случаи заминки были рядом.
Командир второго батальона, капитан Боян Чернич по прозвищу Апис, интенсивно махая саблей "прорубывал" путь средь турецкого воинства, когда навстречу выскочило сразу два врага. Штыковую атаку первого он отбил и врага тут же, следовавший за Аписом воин, принял "на штык". Второй же турок атакуя — споткнулся. В падении — метнул своё оружие как копьё. В общем, штык угодил капитану Апису в сочленение ноги и таза. Вошёл не глубоко, где то на два-три пальца, но рана-порез была "длинная" к тому же штык безжалостно изодрал штаны, всё было залито кровью. В общем, вид ужасный.
Осматривавший комбата Чернича фельдшер авторитетно заявил, что кость к счастью не задета и господин капитан скоро встанет на ноги. Но ведь атаковать нужно нынче, а двигаться то дальше он, Боян Чернич не мог.
В общем, командир второго батальона капитан Апис, осознавая, что победа необычайно близка, а с данным прискорбным ранением от него уплывает законная награда и неувядающая слава. Обида была невероятной величины, отчего он неистово ругался всеми известными и неизвестными словами и словосочетаниями. Смерившись же, что это злой рок и судьба-кручинушка, потребовал к себе поручика Ржевича и с мыслями:
— Если не я, то пусть это будет поручик, племянник командира бригады. Он-то точно расскажет дядюшке о героических действиях капитана Бояна Чернича, да и сам Аца не дурак, оценит благородность поступка и без достойной награды его не оставит.
В слух же, по прибытии поручика:
— Димитро! Ты лично должен, нет — ты просто обязан продолжить атаку батальона! Добраться до самой большой мечети и украсить её флагом Югославии!— Хрипло, шипел-сипел раненый капитан. Казалось, что он со всех сил старается перешуметь гул боя.
— Но мы понесли большие потери, солдаты устали...
— Мне плевать на все условности! Запомните Димитро Ржевич! Чтобы стать известным достаточно в нужном месте и в правильное время решить возникшую проблему! Так вот, нужное место и правильное время как раз сейчас! А о проблеме, которую нужно решить, я Вам уже сказал!
Поручику Ржевичу, данная постановка вопроса не совсем понравилась, к тому же накануне у него случилась личная душевная трагедия на "любовном фронте", но возражать он не стал. Хотя нет:
— Кому чины, кому медали, а кому и девушки не дали...— тихонько, сам себе пробубнил, дабы никто не слышал и не пошли кривотолки, в слух же, не жалея глотки проорал:
— Батальон! В атаку!
Поручик Димитро Ржевич, после серьёзного ранения капитана Бояна Чернича, принял командование вторым батальоном, в прямом смысле слова — погнав его вперёд.
При очередной встрече с турками, выстрелом из пистоля у него из руки куда-то выбило саблю, он тут же "разжился" ружьём со штыком и продолжил возглавлять наступление батальона, при этом все с ним бегущие, для создания видимости "много-много", неистово орали, вопили, кричали и даже свистели. Добрались до главной мечети.
Димитро Ржевич скептически взглянув на свой штык в крови по дуло и кривой тесак, непонятно как и когда оказавшийся у него в руке, но так же обильно измазанный кровью по локоть:
— Унтер!— От быстрого бега поручик тяжело дышал.— Бери десяток! Тебе поручается водрузить наш флаг над этим...!— Тыкнул пальцем, потрясая им для большей убедительность, указывая где именно желает лицезреть знамя.— Выполнять!
И солдаты побежали, не ясно как взобрались, но над самой высокой мечетью водрузили сине-бело-красное знамя Югославии.
Данное действие узрели турки, собрались с духом и пошли в безнадёжную атаку на солдат Югославии, захвативших мечеть. Поручик, заметив данное действие врага, со своими оставшимися у него солдатами бросился им наперерез. Завязался кровавый рукопашный бой.
В этой суматохе непревзойдённый бесшабашный гуляка и каламбурист поручик Димитро Ржевич был дважды ранен "пулей в мундир на вылет" и саблей по рукаву вскользь. В офицерском френче зияла сквозная дыра и от самого плеча, до локтя был изрезан левый рукав. Впрочем, ни первое "ранение" ни второе до живого тела шустрого поручика так и не добралось.
Счастливчика осмотрели солдаты, вердикт:
— Не беспокойтесь господин поручик — сабельным ударом испорчен рукав, а пулей продырявлен мундир. Вот если бы Вас хватило ядро, было бы совершенно иное дело...
Явившийся лично поздравить племянника с грандиозной победой, командир бригад Александр Ковачевич выслушивал отчёт:
— При наступлении некоторых солдат пришлось пинать ногами. Совсем от рук отбились.— Живо начал Димитро Ржевич, к каждому предложению добавляя крепкое словцо.
— Поручик! Где Вы научились так ругаться?!— Тут же перебил его дядя.
— Этому нельзя научится господин бригадный генерал! Это дар от природы!
— Ржевич! Говоря такое — Вы грешите!
— Каюсь. Грешил. Но с таким удовольствием!
— Димитро это Вы о чём?
— Несмотря на все мои усилия, есть немало женщин, которым я нравлюсь.
— И Вас не мучает совесть?
— Дядя Аца. Совесть мучает только тех, у кого она есть.
— Вы неисправимы.
Еще раз оцениваяще оглядел племянника:
— Кто Вас так? — Многозначительно кивнул бородой на окровавленный и изодранный в районе плеча мундир.
— Вон тот,— указывая на сидящий труп турецкого офицера, как бы даже рассеянно и бесшабашно ответил племянник. Хмыкнул и добавил.— Он умер естественной смертью.
Внимательно приглядевшись к "усопшему", удивлённый Аца искоса поглядел на Ржевича:
— Поручик, Вы что, охренели!? У него 8-мь штыковых ранений!
— Ах, я знал данную личность долгое время. Для него это вполне естественно...— бесшабашно, с лёгкой ухмылкой ответил племянник.
— Вы были знакомы? — Удивился дядя Аца.
— Да. Минут семь.— Тяжело вздохнул-выдохнул.— Покушался на мою жизнь трижды. Один раз попал,— лёгким поворотом головы указал на изодранный рукав,— и дважды мимо,— очередной вздох-выдох получился как бы даже жалостливый.— Никто не отменял житейский закон бумеранга. Добро возвратится добром, а зло — болью, горем, потерями... Что посеешь, то и пожнешь, как говорится. К тому же он грозился порезать меня на кусочки и скормить собакам.
— Каков подлец!
— Я же порекомендовал ему не выписывать языком счёт, за который не сможет рассчитаться его задница.— Быстро перекрестился и с сожалением в голосе грустно добавил.— Потом он внезапно и скоропостижно скончался, напоследок завещав мне свою саблю.
Здесь нужно уточнить, что данное холодное средство убийства было изготовлено в дорогом исполнении, по сути скорее являясь произведением искусства, нежели повседневным боевым оружием для махания.
Дядя, мельком взглянул на "подарок", хмыкнул. Он понял, что племянник как обычно каламбурит, потому со всей строгостью:
— Димитро, Вам немедленно следует показаться врачам!— Многозначительно кивнув на рукав.
— Дядя Аца, они же залечат меня до смерти. Так же, пребывая вне пределов их досягаемости, я наглядно докажу, что если человек хочет жить — медицина бессильна.
В городе же, в своём огненном, повторяющимся однообразии горело жильё и прочие нужные строения. Горело старое и новое, пылало добро накопленное бывшими хозяевами, их отцами, дедами, прадедами и иными неназванными людьми и человечеством в целом. Всё вокруг затихло, кругом ни души. Часть бежала, но подавляющее большинство осталось, перепугано спрятавшись в самые глубокие и недоступные щели ямы, подвалы и схроны, чтобы потом, когда все утрясётся и успокоиться, явить себя в целости и относительной сохранности.
Командир противостоящего им турецкого полка, Беркер-бей (полковник) сдался сам, а вот отдавать приказ своим солдатам о сложении оружия и прекращении сопротивления — отказался.
Из-за данного недоразумения сеньор полковник Антонио Андреас пребывал в высшей степени возмущения, выражая эмоции с помощью глаголов говорения, наречий крайнего возмущения и прочих причастий, идентифицирующих их значение. Речь его во множестве выражала ярко окрашенную лексику и сопровождалась многими невербальными, зачастую русскими народно-казарменными словосочетаниями. Краткий смысл же из всего им произнесённого приблизительно был:
— Повесить скотину! Когда сдохнет, сунуть в рот кусок сала и сжечь!
Всю данную тираду, внимательно не перебивая, слушал и бригадный генерал Аца.
— Что это вы, сеньор полковник, сделались таким кровожадным? — Заметил камбриг Александр Ковачевич.— Я не знал этого за вами ранее.
— Я ранее полагал, что у умных людей,— кивнул на пленного турецкого полковника, бородатого и совершенно бритого, лысина которого периодически отражала солнечные блики,— голова излучают солнечный свет, но теперь понял, что это просто солнце просвечивает сквозь пустую башку.— Нервно начал сеньор полковник.— Почему этот осман не желает приказать своим солдатам,— указал пальцем на турка-бея,— не прибегая к ненужному кровопролитию цивилизованно сдаться! Устроил здесь бойню! Нынче же отказывается отдавать приказ войскам о сложении оружия.
— И какова причина отказа?
— Говорит, что приказ не может отдать, потому как на момент его отдавания находиться в плену и войсками не управляет!
— Серьёзная причина.— Сделав хмурое лицо и прищурив глаза, произнёс Аца.— Повесить турецкого офицера, а потом еще и сжечь мы не имеем права. В конце концов, это варварство не совместимое с цивилизованностью, которую мы с Вами представляем.— Кратная пауза и вздох сожаления. Более тихо:
— Отпусти его.— Доброжелательный взгляд на сеньора полковника.— Как отойдет — стреляй. — Состроил страдальческое лицо, уголком губ "причмокнул" с подмигиванием,— каждый умирает в одиночку и по велению Бога.
После невероятно стремительного победоносного югославского наступления, старушка-Европа ахнула.
Немецкие газеты были кратки и лаконично-сдержаны, они дружно писали, что "Югославы — прусаки на Балканах и их ждут великие дела..."
Французы сообщали более расширенно, тем самым как бы заглаживая своё поражение — "Одна объединившаяся нация,— писали они,— в течение нескольких недель разгромила противостоящие им турецкие войска,— при этом совершенно забывая упомянуть, что до этого они наголову разбили франко-сандинскую армию,— захватила одну крепость, затем другую. Победили в двух сражениях против сильного противника.— В окончании же делали вывод.— Только югославы идут на битву с непоколебимым намерением убить хоть одного врага и убивают".
Все же прочие карликовые державы и карманные княжества, с немалым трепетом и разными блуждающими мыслями поспешно поздравляли югославов, лихорадочно прикидывая, как впредь себя вести с возрождающимся славянством. Сербы, объединившиеся в единую державу, нынче же бурно праздновали победу.
* * *
178
С самого начала обсуждения "Дунайско-Царьградского наступления" военный министр Светлейший князь Чернышев Александр Иванович непременно возжелал иметь всю самую свежую, срочную и максимально правдивую информацию по данным событиям, к тому же при участии самого новейшего артиллерийского вооружения, бронированных автомобилей, автотачанок, самолётов и "воздушных" средств связи.
В общем, по авторитетному мнению Светлейшего князя, без генерал-майора Сазонова Никанор Сергеевича совершенно никак не обойтись.
Присутствовавшие при данной беседе, а происходила она в окрестностях Чудово, в лечебно-оздоровительных угодья графа Говорова "Охотничий домик", Говоров старший и младший, данную идею тут же поддержали.
— Предлагаю создать из Никанор Сергеевича культового победоносного генерала, который бы одним своим именем распугивал врагов России.
— Господа, господа!— Тут же забеспокоился Сазонов, хоть и произносил слова с лёгкой иронией,— не стоит делать из меня чёрное пугало.
— Отчего же это Вы так Никанор Сергеевич. Мысль наша аккурат обратная. Мы желаем представить Вас миру как "Белого генерала", своим видом символизирующего чистоту помыслов и божественную невинность. Справедливость, если хотите, счастье и сопутствующую свежесть перемен к лучшему. Ведь цвет белый не имеет в себе примесей иного колера, потому есть символ чистоты и непорочности.
Уговорили. Говоровы, от себя лично и при хитрой улыбке Светлейшего князя, пообещали Сазанову белый мундир, белый автомобиль, белый самолёт и группу "Бронированных Машин Дунайцев" (БМД-1)и автотачанок. Кроме этого постоянную связь с "Центром" и первоочерёдное выполнение его заявок.
— С Вами Никанор Сергеевич будет действовать Вознесенский уланский полк генерал-майора Петра Петровича Левенгагена. Он смел, справедлив и бесстрашно жесток. Они хорошо себя зарекомендовали в венгерском походе, при захвате Токая и сражении возле Дебрецене.— Продолжая неспешно говорить, Светлейший князь указал на лежащие у края стола бумаги:
— Так же решено наделить Вас особыми полномочиями, как моего личного инспектора-порученца.— Сделал паузу и более значительно:
— Сия бумага утверждена лично Его Императорским Величеством.
Кабинет Александра Николаевича Говорова.
Иван Иванович Бауманов:
— Наступление российских войск на Царьград происходит с опережением планировавшихся ранее графиков. Основные османские войска разгромлены, пленены и рассеяны в приграничных сражениях.
— Не уж-то все так замечательно?
— Дунайская армия действительно чрезвычайно сильна, а с приданием "Дунайцам" самолётного отряда, БМДшек, тачанок и новых артиллерийских систем и радиосвязи, невероятным образом подняло и без того хороший моральный дух армии. Многие офицеры поверили в свой военный гений, талант и выкладываются по полной.
— Странно. Я отчего-то полагал, что "выкладка по полной" это абсолютная заслуга генерал-контролёра Йонсона, имеющегося при нём военного прокурора, а так же штрафных рот и батальонов.
Бауманов, в знак согласия "мягко" сощурив глаза, улыбнулся краюшками губ и слегка кивнул.
— Основной принцип ведения "Молниеносной войны" — автономные действия трёх тактических групп Передовой, Восточный, Западный с постоянной радиосвязью и длинными маршами. Передовая группа является самой сильной. Восточная и Западная выполняют не менее важные, но всё же второстепенные задачи. К тому же действия "Бургаского десанта" генерал-адъютанта Анрепа внёсшего неразбериху и сумятицу в глубоком вражеском тылу, при этом угрожая наступлением на Царьград.
— Об этом мне известно.
— Цель, поставленная перед тактическими группами — после разгрома врага в приграничном сражении как можно дальше прорываться в тыл противника, по возможности обходя и блокируя очаги сопротивления. Захватывая центры управления и нарушая снабжение...
— Не нужно рассказывать мне задумку прусского фельдмаршала Альфреда фон Шлиффена. Она мне известна.
— Граф Альфред фон Шлиффен — бездарный плагиатор. Свой план, по общему представлению, разработал в 1905 году, нагло срисовав его с хода ведения боевых действий русского генерал-лейтенанта Дмитрий Ивановича Скобелева, успешно применённого им в войне с Турцией 1877-78 годов. "Теория Шлиффена" по своей сути была конкретным планом ведения войны с Францией, молниеносность которого на практике была успешно проваленным немецкими генералами в 1914 году.
— Не будем о будущем. Для данной реальности оно изменено. Что по Сазонову?
— Согласно полученной от Валерий Александровича установки, генерал-майор Сазонов должен стать победоносным символом компании.
— И как он с этим справляется?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
