Рыжая племянница лекаря-3 (условная ч.3) - 4

Хриплый вздох Эдарро показался мне оглушительным. Затянувшееся молчание указывало на то, что и безумный племянник короля, и демон понимают: продолжать разговор больше незачем. Каждый узнал ровно столько, сколько ему полагалось.

-Нам пора, — тихо и спокойно промолвил Хорвек, подняв взгляд к бледнеющему ночному небу. — Ночь на исходе, а день — не время для пустых разговоров о прошлом. Днем нужно изменять настоящее...

Костер за нашими спинами напоследок вспыхнул и погас с шипением, словно на него выплеснули ведро воды. Я увидела, что головешка в моих руках тоже начала тускнеть, и отбросила ее в сторону, опасаясь, что с нее станется превратиться напоследок в иссохшую кость.

-Как ты убьешь меня? — спросил Эдарро, не отступив ни на шаг. — Магией?

-О нет, — Хорвек мстительно улыбнулся . — С чего бы мне быть настолько щедрым? Ты страдал всю жизнь от тщетной страсти, и с ней ты уйдешь в могилу, так и не увидев то, о чем мечтал. Разве я не справедливо рассудил?

Эдарро хотел что-то ответить, но горло его смогло издать лишь хрип, а затем он нехотя кивнул — и в тот момент я поняла, что не хочу его смерти.

Этой ночью я услышала достаточно для того, чтобы понять: королевский племянник был злобным безумцем, убийцей, испытывавшим радость от человеческих мучений, худшим из порождений магии, что ходят нынче по земле — возможно, даже хуже, чем сама рыжая ведьма!.. Безумие его оказалось особого рода — оно не лишило Эдарро здравомыслия: он исхитрился обставить все так, чтобы утолять свою жажду крови открыто, не таясь. Я была уверена, что на его совести смертей больше, чем у любого другого жителя Астолано, но при этом никто не посмел бы потребовать для него справедливого наказания. Никто, кроме сына Белой Ведьмы.

Я перевела взгляд на Хорвека, чувствуя, как множится мое отчаяние: демон должен был отомстить, должен был остановить безумца — ему не оставалось ничего другого. И ничего другого он не желал так страстно. Но я знала, что убив Эдарро, он совершит чудовищную ошибку, которая обойдется нам всем чертовски дорого.

-Нет, Йель, — процедил сквозь зубы Хорвек, почуявший мое смятение так легко, словно я все это время болтала без умолку. — Не вздумай. Не говори ни слова. Это мое право и даже ты сейчас не можешь просить меня о милости для этого человека.

-Но что если мы угодим в ловушку? — воскликнула я, уцепившись за первую попавшуюся мысль, при этом понятия не имея, зачем спорю с демоном. — Ты не спросил у него, один ли он прибыл, и что за указания оставил своим людям...

-Он не пытался нас испугать тем, что поблизости его слуги, — нетерпеливо дернул плечом Хорвек, указывая кинжалом на Эдарро. — Стало быть, они действительно ждут его возвращения у кладбища. И он молчит, надеясь, что мы, беспечно забыв об опасности, угодим им прямиком в руки. Конечно, он не думал, что сегодня — последняя ночь в его жизни, и был уверен в собственной безопасности, оттого пришел один. Ну а теперь ему не остается ничего иного, как мечтать, что после его смерти и мне самому жить останется недолго. Ведь так?

Хорвек был прав — я поняла это по злобному, полному затравленной ненависти взгляду Эдарро.

-Не беспокойся, мы поладим с твоими людьми, — насмешливо сказал Хорвек, а затем прикрикнул на меня, чтобы я отвернулась. Мне подумалось, что он действует спокойно и деловито, как палач — а Эдарро, как никто другой, был знаком с повадками палачей. Взаимопонимание может принимать воистину чудовищные формы — я убедилась в этом, когда увидела, как решительно делает шаг вперед Эдарро, и как уверенно бьет рука Хорвека.

-Ох, что же ты наделал!.. — пробормотала я, запоздало зажмурившись. Королевский племянник не проронил ни звука, и не попытался напоследок что-то нам сказать — видимо, не находя в том никакого смысла. Смерть свою он встретил, как мне показалось, с удивительным равнодушием, не отводя взгляда и не испытывая страха. И это тоже показалось мне дурной приметой.

-Он умер быстро, а это невероятно щедрый подарок судьбы, — ответил Хорвек, глядя на дело рук своих, и мне показалось, будто он слегка разочарован тем, как мало счастья принесла ему столь вожделенная месть. — Когда-нибудь ты это поймешь.

Тело Эдарро лежало на краю ямы. Хорвек взмахнул рукой — и могила расширилась, словно огромный жадный рот, поглощая мертвеца. Земля дрогнула, осыпаясь, затем ее поверхность сама по себе разгладилась, и спустя несколько мгновений на том месте, где когда-то позволила похоронить себя рыжая ведьма, улеглась россыпь палой листвы. Никто, кроме нас с Хорвеком, не сумел бы теперь отыскать могилу королевского племянника.

-Что теперь? — угрюмо спросила я.

-Нужно завершить начатое.

-Ты собираешься убить еще кого-то? — спросила я, уже не скрывая своего отвращения.

-Непременно, — отозвался Хорвек, и посмотрел на меня с откровенной насмешкой. — Разве не ты хотела, чтобы один мальчишка, очнувшись после тяжелой болезни сегодня поутру, увидел рядом с собой старого разбойника?

Я поняла, о чем он говорит. Мне не стоило делать вид, будто все сегодняшние смерти — на совести одного лишь Хорвека. Разве не я сама просила его спасти тех, кто попал в беду по моей вине? Разве не знала, что ему известен только один способ спасения?

-Что ж, отправляемся навстречу верным слугам Эдарро, да не обретет его дух покоя еще много веков, — Хорвек рассматривал свой кинжал-коготь, покрытый свежей кровью. — Дай-ка мне свой плащ!

Я покорно выполнила его приказ и бросила плащ на землю. Хорвек тем временем наклонился и нашарил что-то у своих ног. Я почти сразу угадала, что то был собачий череп, найденный в пустующей могиле рыжей ведьмы. Небрежно швырнув его на расстеленный плащ, демон, сохраняя совершенно спокойный вид, вгрызся в свою собственную руку, да так, что кровь брызнула едва ли не во все стороны. Ею он щедро окропил собачьи останки, затем завернул их в плащ и пробормотал слова какого-то заклятия.

Затем, все так же ничего не объясняя, он лизнул окровавленное лезвие своего кинжала, и скривился, словно кровь Эдарро оказалась горькой, как осиновая кора.

-А я думала, кровь мертвого врага — слаще меда, — не удержалась я.

-Когда-то и я так думал, — невозмутимо ответил демон, а затем взмахом руки приказал мне умолкнуть. Пришло время какого-то сложного колдовства.

-Послушай меня внимательно, Йель, — сказал он. — Сейчас я сотворю магию, которая изменит на время мою внешность. Но, возможно, при этом во мне изменится и кое-что другое... Наш покойный друг при жизни не отличался добрым нравом и разумностью суждений...

-Ты хочешь превратиться в Эдарро?! — в ужасе вскричала я, забыв о том, что мне велели помалкивать.

-Я хочу на время одолжить его облик, — поправил меня демон. — Перед кем еще в этом городе откроются любые двери? Чьи приказы исполняются беспрекословно? Рыжая чародейка, сама того не ведая, дала нам отличный совет. Чары личины проведут нас во дворец вернее любых прочих.

-А я...

-Ты останешься самой собой, — не дал мне испугаться всерьез Хорвек. — Рыжей девочкой, служившей Господину-в-перчатках. И пойдешь со мной, как пленница. Никто не удивится, когда господин Эдарро прихватит с собой трофей, достойный его пыточных подземелий.

-Но слуги Эдарро заподозрят неладное, когда увидят, что самого Господина-в-перчатках он отпустил! — возразила я.

-Почему же отпустил? — Хорвек поднял с земли узел с собачьим черепом. — Здесь голова этого дерзкого господина. Желаешь посмотреть?

Я тут же мысленно увидела эту мертвую голову — юное узкое лицо с посеревшей кожей, длинные, слипшиеся от крови волосы, остекленевшие золотые глаза... Разумеется, это все был только колдовской обман, но даже он заставил что-то внутри меня оборваться.

-Нет! — торопливо сказала я. — Ни за что!

-Тогда просто подержи его, — сказал демон с внезапным весельем и бросил мне сверток.

От неожиданности я отпрянула в сторону, не желая даже пальцем касаться столь ужасного предмета. Узел с глухим стуком упал на землю, враз потяжелев. Отвращение и стыд одновременно захлестнули меня. Голова закружилась от противоречивости ощущений, каждое из которых казалось истинным: мне полагалось помнить, что это всего лишь заколдованные собачьи останки, сущая мерзость, и все же я не могла отделаться от мысли, что там, внутри — голова мертвого Хорвека. Она не должна была упасть на землю, с ней нельзя было так обращаться!..

-Ох, прости, прости... — я упала на колени и подняла сверток, сама не понимая, что со мной происходит. Глаза жгли слезы, словно я и в самом деле оплакивала мертвого друга, а руки тряслись от омерзения, не желая мне подчиняться.

-Это влияние колдовства, — произнес над моей головой голос Эдарро. — Хорошая иллюзия должна обманывать не только глаза, но и сердце.

Я медленно, словно ожидая нападения, поднялась на ноги, зная наперед, кого сейчас увижу перед собой. "Это все еще Хорвек, — повторяла я самой себе, заставляя себя взглянуть ему в лицо. — Колдовство морочит мне голову, но я буду помнить, что это Хорвек и не испугаюсь".

Магия была сильна: вновь голова закружилась, не в силах вместить противоречащие друг другу истины. Рядом со мной стоял Эдарро, которого я боялась и ненавидела, и в то же время он был Хорвеком — я помнила это, я не имела права забыть! Отвратительная, хитрая и злая сила пыталась убить мое знание, жаля изнутри голову, точно беспокойный клубок змей, нашептывающих: "Подчинись и мы исчезнем!", но я не поддавалась, хотя от боли звенело в ушах.

-Ты сопротивляешься, — с некоторым удивлением произнес Хорвек-Эдарро, глядя на меня с незнакомым холодным любопытством.

-В отличие от тебя, не так ли? — с неожиданной для себя язвительностью пробормотала я, скривившись от очередного приступа боли.

-Зачем мне сопротивляться тому, что пытается довершить иллюзию? — Хорвек, прикрыв глаза, плавным движением склонял голову то влево, то вправо, словно успокаивая бушующее в ней пламя, и я поняла, что мои мучения — сущий пустяк по сравнению с тем, что чувствует он.

-Ты сможешь стать прежним? — спросила я с дурным предчувствием.

-Да... разумеется, — рассеянно ответил Хорвек, раздраженный, казалось, самим звучанием моего голоса. — Действие этих чар очень кратковременно, — прибавил он, сделав над собой заметное усилие, и я поняла, что демон все-таки пытается сохранить прежнее отношение ко мне вопреки пожеланиям своей новой формы. Видимо, Эдарро, временно воскресший в уме Хорвека, был не из тех людей, которые снисходят до разъяснений и бесед с глупыми девчонками.

В мыслях я частенько упрекала демона в высокомерии, но теперь поняла, что была несправедлива к нему. Хорвек-демон внезапно показался мне исключительно добросердечным и любезным существом — в сравнении с Хорвеком-Эдарро, который излучал ледяную неприязнь ко всему живому. С каждой минутой личина становилась все надежнее и достовернее: вот Хорвек резко поднял руку точь-в-точь, как королевский племянник — раньше он двигался куда плавнее и осторожнее, а вот и тень знакомого безумия заставила дрогнуть красивое лицо...

-Иди за мной, — приказал он, не глядя в мою сторону, и вновь мне почудилась досада в его голосе: конечно же, для человека вроде Эдарро я могла быть только обузой. Не успела я сделать и шаг, как он схватил меня за руку, словно опасаясь, что я сбегу — и мне пришлось сцепить зубы, чтобы не вскрикнуть от боли.

...Люди Эдарро терпеливо ждали своего господина у кладбища. Их было немного — пять или шесть человек, повадки которых были схожи с повадками ночных хищников, привычных держаться в ночной тени. Такими же были и те, которые совсем недавно грызли друг другу глотки у нашего дома. Хотя небольшое отличие между ними все же имелось: сейчас перед нами наверняка стояли люди из числа наиболее доверенных и осведомленных. Вряд ли кто-то из них сохранил способность чему-то удивляться, и уж совершенно точно все они давным-давно разучились болтать попусту. Иными словами — они были опасны едва ли не более самого господина Эдарро, и вызвать у них подозрение означало подписать себе смертный приговор.

-Мы начали беспокоиться, ваша светлость, — услышала я.

-Не стоило, — рассмеялся Хорвек, и от этого смеха вновь в моей голове ожил клубок змей. Меня он вытолкнул вперед, а затем швырнул на землю свернутый плащ. Никто не задал ни единого вопроса — должно быть, именно так полагалось вести себя безумным королевским племянникам. Кто-то небрежно поддел ногой сверток, чтобы убедиться в своих догадках, а я, увидев длинные темные волосы, торопливо отвернулась: вновь магическая иллюзия оказалась сильнее моего разума.

-Туда ему и дорога, — сплюнул кто-то. Наверняка здесь все знали, что сегодня ночью Господин-в-перчатках погубил немало народу.

-Девчонка?.. — произнес кто-то вопросительно.

-Заберем ее с собой, — коротко ответил Хорвек. — Господин-в-перчатках не оправдал моих ожиданий. Может хоть она немного нас развлечет.

-Возвращаемся, — скомандовал кто-то, не дожидаясь приказа.

К Хорвеку подвели лошадь Эдарро. Животное оказалось прозорливее людей, но Хорвек схватил заартачившегося коня под уздцы и с тем же пугающим смехом воскликнул: "Неужто отвык от запаха крови?". Эта шутка пришлась по нраву остальным — или же они старательно приучили смеяться над тем, что королевский племянник считал шутками.

Я замерла, растерявшись. Впервые за долгое время наших странствий я не была уверена в Хорвеке, и это новое ощущение оказалось неожиданно страшным. Никогда раньше демон не отдал бы меня в чужие руки, а сейчас... сейчас он уже был в седле, заставляя встревоженного коня бить копытом. Кто-то схватил меня за плечо, подталкивая к другой лошади — должно быть, меня собирались везти, как мешок, перекинув через луку седла.

-Девчонка поедет со мной, — внезапно произнес лже-Эдарро, и я мысленно вознесла хвалу богам: все-таки личина не поглотила его сознание полностью. В те времена я еще не отдавала себе отчета в том, что меня пугала не столько опасность, сколько мысль о том, что Хорвек может забыть меня. Торопливо я забралась в седло позади него — точнее говоря, меня туда зашвырнули, схватив за шиворот, — и прижалась к нему, про себя повторяя: "Ты не должен меня забыть, ты не можешь меня забыть!..", даже не задумываясь, насколько многого прошу.

Превращение, тем временем, становилось все удивительнее: я собственными ушами слышала, как демон уверенно позвал кого-то по имени — следовательно, к нему перешел не только характер Эдарро, но и некоторые воспоминания королевского племянника — а уж такого наследства я бы и врагу не пожелала. Безо всякого сомнения он направлял лошадь по улицам Астолано, едва различимым в утреннем холодном тумане, а его спутники лишь молчаливо подчинялись выбору своего господина.

Невольно я задумалась над тем, часто ли по утрам горожанам встречался покойный господин Эдарро — в забрызганной кровью одежде, с притороченной к седлу головой преступника, в сопровождении слуг, чьи лица были исполосованы шрамами. Ох, неспроста столица Юга славилась своими тихими ночами! Господа в масках, приходившие по вечерам к Хорвеку, теперь казались мне еще большими глупцами, чем раньше. В полной мере я осознала, как опасно было привлекать к себе внимание королевского племянника — он жил с своем собственном сумрачном мире, и горе тому, кто вольно или невольно нарушал его границу. Хищное зло, составлявшее большую часть его души, он определил на королевскую службу, и любое свое преступление мог оправдать государственной необходимостью. Впервые мне доводилось рассуждать о подобных вещах, и страшное подозрение закралось в мою душу: быть может, так было заведено не только в Астолано?..

Тем временем мы очутились у глухой каменной стены, отделенной от обычных домов несколькими рядами старых деревьев. Я смутно вспомнила, что видела вдали их вершины из окна своей комнаты — за ними высились стены храмов, а дальше... дальше, у самого моря среди кипарисов и можжевеловых рощ располагались дворцы знати, всегда окутанные влажной сияющей дымкой — таким людям, как мы с Хорвеком, не было ходу в те богатые кварталы, обнесенные коваными оградами. Король и прочая знать жили в собственном городе, обособленном от шумных улочек и суматохи порта.

Некоторое время мы неспешно двигались вдоль стены, а затем вовсе остановились. Я не заметила, кто и каким образом подал знак, но каменные плиты дрогнули, почти бесшумно расходясь в стороны — здесь был оборудован черный вход для ранних гостей. Этот путь оказался привычным и для всадников, и для лошадей — они потянулись к черному провалу, не выказывая никакого беспокойства.

Вскоре мы очутились во дворе, напоминающем колодец — здесь все еще царили сумерки, хотя над остальным городом давно уже занимался рассвет. Глухие стены нависали над нашими головами, почти смыкаясь своими зубчатыми вершинами. Окон я не разглядела — кое-где виднелись темные щели, забранные узорчатыми решетками — даже здесь, в сущей преисподней, пропахшей смертью, угадывался дух Астолано, города, так гордившегося своей красотой.

Ничего не поясняя и не задавая ни единого вопроса, Хорвек столкнул меня на землю, ничуть не заботясь о том, что я расшибусь или сломаю ногу. Его спутникам хватило одного повелительного взмаха руки, чтобы расступиться с поклонами и исчезнуть в тени стен — точно так же бесшумно, как недавно появились из тени кладбищенских деревьев. Лошадей увели молчаливые рабы, объяснявшиеся между собой знаками — я слышала, что в старом Астолано было заведено отрезать языки наиболее доверенным слугам. Где же еще мог сохраниться этот обычай, как не в ведомстве Эдарро?

-Пойдем! — нетерпеливо приказал Хорвек-Эдарро, и больно толкнул меня ногой. — Вставай!

Я вскрикнула, хотя не хотела давать повод для радости той сущности, которая вовсю пользовалась своей временной властью над Хорвеком.

Он наклонился и рывком поднял меня с каменных плит.

-Чего ты ждешь? — яростно прошептал он мне на ухо, держа за шею так, что я сгорбилась, неловко взмахнув руками — точь-в-точь придушенная курица, бьющая крыльями. — Время уходит, личина скоро исчезнет вместе с памятью!

-Пусть эта память горит в аду вместе со своим хозяином, — прошипела я в ответ, глядя на него почти с той же ненавистью, с которой смотрела на настоящего Эдарро.

Моя дерзость заставила Хорвека зарычать — видимо, только смутная память о том, что я для какой-то неведомой цели была нужна ему прежнему, заставляла демона терпеть меня. Казалось, само звучание моего голоса было ему теперь противно, равно как и мой вид. Несомненно, королевский племянник был из тех господ, у которых каждая капля крови состоит на две трети из презрения к простолюдинам.

Мы вдвоем, безо всякого сопровождения, спустились глубоко вниз, по старой каменной лестнице, живо напомнившей мне о старом таммельнском дворце. Рабы, видимо, привыкшие угадывать любые пожелания королевского племянника, с поклонами подали зажженный фонарь, едва завидев, как их господин повернулся в сторону черной арки, из которой тянуло могильным сырым холодом.

Я не решилась спросить, куда ведет меня лже-Эдарро, поскольку во мне крепло подозрение, что он и сам не вполне понимает, что делает. Прежний Хорвек словно приказывал ожившему Эдарро, а тот неохотно подчинялся, скаля зубы и выжидая момента, чтобы взбунтоваться.

Я слышала, как он тихо говорит сам с собой, и некоторое время не могла разобрать ни слова. Но бормотание становилось все громче — с каждой новой ступенькой, ведущей вниз, в душную тьму. Покойник с того света убеждал в чем-то своего поработителя.

-Эти стены... Эти камни... Моё, все моё!.. Разве не хороши мои владения? Никто не услышит... Никто не увидит... — донеслось до меня. — Сам король не войдет сюда!.. Только моя воля, только мои приказы...

"Эти подземелья — убежище Эдарро, о котором не знает никто, кроме самых доверенных людей, — поняла я, ощущая приступы тошноты то ли от страха, то ли от тяжелого запаха, пропитавшего древнюю каменную кладку. — Сюда доставляли пленников, мучения и смерть которых были ему особенно интересны. Наверняка у этой тюрьмы есть и парадный вход, но мы вошли через черный, приготовленный для одних лишь смертников и их палачей. Если мастер Глаас еще жив, то он должен быть здесь!.."

Эта догадка то ли обрадовала, то ли испугала меня еще больше. Хорвек все еще не забыл себя полностью... или же забыл? Быть может, он просто-напросто собирался избавиться от меня и бросить в ту же яму, где ожидал смерти старый разбойник?

-Эй, старый пес! — выкрикнул Хорвек, остановившись. — Ты еще дышишь?

Поначалу я не могла разобрать, где мы очутились — свет фонаря был слишком тусклым, — но затем глаза привыкли к темноте и я различила железные прутья решетки — далеко не столь нарядной, как те, что украшали окна снаружи. "Точь-в-точь темница в Таммельне, — с горечью подумала я. — Вот уж в чем едины все на свете королевства!".

-Чего угодно вашей светлости? — услышала я хриплый голос разбойника, доносившийся из темноты.

-Подойди поближе, если сможешь встать на ноги, — приказал Хорвек-Эдарро.

-Отчего же не смогу? — отозвался Глаас, по голосу которого я поняла, что его дела плохи. — Переломать мне кости вы обещали сегодня поутру.

-А отрезать длинный, но бесполезный язык — в полдень, — рассмеялся Хорвек. — Поднимайся, падаль. Я хочу взглянуть на тебя еще раз.

Что-то в его голосе заставило меня забыть о страхе: то, как демон произнес последние слова, было настолько непохоже на прежнюю его манеру говорить, что я догадалась: он вот-вот окончательно превратится в Эдарро. Я не знала, где Хорвек допустил ошибку — быть может, переоценил свои силы, или же недооценил силу покойника, — но сейчас, в подземелье, рядом со мной стоял королевский племянник — и никто иной.

— Ты обещал отпустить его, — сказала я, стараясь, чтобы голос мой звучал ровно и уверенно.

-Обещал? Я? — Хорвек резко повернулся ко мне. — С чего бы мне отпускать этого предателя?

И вправду, я сплоховала — такого обещания Хорвек не давал. Происходящее стало чуть яснее: он не потерял память, нет, — просто теперь все свои поступки демон оценивал с точки зрения Эдарро. А королевский племянник был куда менее милосердным существом, нежели дважды переродившееся создание тьмы.

-Не обещал, но собирался, — я не сдавалась. — Разве не ты сказал, что утром мастер Глаас придет за Харлем?..

-Йелла... — услышала я слабый голос разбойника. Он с трудом стоял, цепляясь за решетку. — Ты тоже здесь... Я слышу твой голос!..

-Отпусти его! — почти выкрикнула я, увидев, как скривились красивые губы лже-Эдарро. — Ну же!

-Да как ты смеешь приказывать мне?! — прошипел он, отпрянув. — Почему я должен слушать тебя? Почему?!

Хотела бы я сама это знать! Но у меня не было времени на раздумья — я понимала, что Хорвек задает эти вопросы самому себе, и, не получив ответа, окончательно забудет, каково это — быть прежним.

— Смею! — сказала я с дерзкой надменностью, которой раньше в себе не знала. — Потому что не боюсь. Если ты забудешь о Йель — для меня это та же смерть, так чего мне бояться? Во всем мире у меня нет никого ближе Хорвека-демона. И пока он помнит меня — помнит и себя настоящего, — удивительно, но все то время, что я говорила, лже-Эдарро нерешительно пятился к решетке, словно каждое мое слово ударяло его как маленький, но острый камень. — Если ты не отпустишь мастера Глааса, то проиграешь тому, кого ты так ненавидел. Тоже мне еще месть! Превратиться в безумца, которого ты же сам и прикончил!

-Йелла, — бормотал осевший на пол Глаас, вряд ли разбирая что-то из нашего разговора. — Йелла...

-Освободи его!.. — я, обретя бесстрашие в отчаянии, схватила Хорвека за руку, и он едва не выронил фонарь, освобождаясь от моего прикосновения.

-Я... не хочу... больше тебя слышать, — прошептал он яростно и сбивчиво, как будто что-то мешало ему дышать. — Освободить его? Ладно! Пусть уходит! Но ты... Ты займешь его место! Согласна?

Не успела я ничего ответить, как он, выпрямившись, расхохотался, и ответил вместо меня:

-Согласна!

Не успела я ничего ответить, как с решетка с лязганьем отворилась — сработал хитрый тайный механизм, — и Хорвек-Эдарро пинком отшвырнул Глааса в сторону лестницы, ведущей на свободу. Затем он схватил меня за руку, преодолевая слабое сопротивление, и на несколько мгновений замер, глядя мне в лицо, словно ища там ответ на какой-то вопрос.

-Нет! — вскрикнул он вдруг, словно обжегшись. — Не хочу тебя видеть! Не хочу знать!..

Я дернулась в сторону, но он с силой толкнул меня назад, к решетке. Последнее, что я запомнила, перед тем, как все заполонила тьма — резкая боль в виске: упав, я ударилась головой и потеряла сознание.

...Пробуждение оказалось мучительным: боль билась внутри меня, словно птица, пойманная в силки. На мгновение мне показалось, будто голова у меня раскололась надвое, как тыква, которую переехало колесо телеги. Не решаясь встать на ноги, я неловко перекатилась на бок и скрючилась, на всякий случай прикрыв многострадальную голову руками. Мысли путались и единственное что я помнила точно — мне могли причинить куда более страшную боль, опасность была здесь повсюду.

Грязные каменные плиты, на которых я лежала, едва ощутимо подрагивали в такт далекому подземному гулу. Поначалу я решила, что мне мерещится — у кого бы не зашумело в ушах после такого удара? Но чем дольше я вслушивалась в монотонный глухой рев, тем беспокойнее становилось на душе. Казалось, глубоко под землей проснулось и беснуется какое-то исполинское чудовище, разрушая своими огромными рогами стены своей темницы... Должно быть, у него она была куда просторнее моей!.. Все еще лежа на полу, я осторожно обвела взглядом темный каменный закуток, стараясь не шевелиться — отчего-то я была уверена, что за мной кто-то наблюдает, хотя не вполне понимала, где нахожусь и отчего со мной приключилось подобное несчастье.

Рассматривать здесь было особо нечего — голые стены, цепи, гнилая солома, зловонные лужи — в них отражались едва заметные блики красноватого света: где-то за моей спиной все еще горел фонарь. Отчего именно фонарь?.. Я не знала, но перед глазами пронеслось смутное видение: я спускаюсь по лестнице вниз, вслед за Хорвеком, освещающим наш путь. Мало-помалу обрывки воспоминаний соединялись между собой. "Мастер Глаас... он был здесь, но ушел, — сказала я себе, пытаясь собраться с мыслями. — Ты, Йель, заняла его место, и осталась. Так решил Хорвек. Ну что ж, хоть для кого-то эта история может окончиться хорошо, а вот тебе не стоит рассчитывать на добрый исход".

Выждав еще немного, я все-таки решилась приподняться и повернуться к решетке. Красноватый свет, исходивший от упавшего на пол фонаря, едва не выжег мои глаза, уже привыкшие к темноте.

Шестое чувство не обмануло меня — я была здесь не одна.

С другой стороны решетки, привалившись к ней и обмякнув, лежал Хорвек — я сразу узнала его, хотя не могла рассмотреть лицо, полностью скрытое в тени. Он был жив — я слышала его хриплое дыхание. На мгновение показалось, что память в очередной раз подводит, и вовсе не я сейчас пленница, а он: голова бессильно склонилась, руки просунуты сквозь прутья решетки, словно в отчаянной попытке выбраться, или же — добраться до меня?.. Вновь время обратилось вспять — повторялось то, что я видела в подземельях Таммельнского замка. Черные руки точно так же отчаянно тянулись ко мне — но тогда я была с другой стороны решетки, где свет и свобода. Странная мысль пришла мне в голову: что, если для судьбы нет разницы, кто из нас пленник? Я все равно была нужна Хорвеку — даже теперь, когда он обрел силу и не нуждался в моей помощи.

Мне было сложно судить, сколько времени я провела в беспамятстве. Поначалу я решила, что Хорвек никуда не уходил. Мне так хотелось верить, что чары, превратившие его в Эдарро, развеялись в тот самый миг, когда я лишилась чувств! Это означало бы, что демон не совершил больше ничего ужасного, непоправимого...

Но я уже видела, что это не так.

Руки Хорвека были почти черны от крови — недаром мне вспомнились времена, когда он был настоящим демоном, покрытым гадючьей кожей.

Я подползла чуть ближе, пытаясь рассмотреть, не ранен ли он, и одновременно с тем страшась того, что Хорвек очнется. Что-то поблескивало в его руке — он сжимал этот предмет даже сейчас, лишившись всяких сил.

Красивой вещице, изготовленной искусным ювелиром, было не место здесь, в грязном зловонном подземелье. Я никогда не видела королевскую корону, но сразу поняла, что это она: изящный золотой ободок, украшенный несколькими крупными камнями, которые казались в полумраке мутными и черными. Сама не осознавая, что делаю, я потянулась к ней, но пол дрогнул особенно сильно и я, тут же придя в себя, отдернула руку.

-Белая Ведьма торжествует, — сказал Хорвек, не поднимая головы и не шевелясь. — Сегодня воцарилась справедливость и смерть ее отомщена.

Голос... я не могла понять, кому он принадлежит — слишком глухо и монотонно он произносил эти слова. Со мной мог говорить сейчас лже-Эдарро!.. Я, стараясь двигаться как можно тише и незаметнее, подалась назад — в этом не было смысла, но мне хотелось, чтобы нас с Хорвеком разделяло как можно большее расстояние.

-Слышишь, как бушует море? Как ревут подземные воды? — говорил он тем временем, все так же тихо и бесцветно. — Ее прежние владения поглотили взбунтовавшиеся морские волны, но они помнят прежние времена и торжествуют вместе с ней, старой союзницей. Для проигравших и мертвых нет большей радости, чем смерть победителей, ведь она уравнивает всех в правах.

-Ты убил короля? — спросила я, наперед зная ответ.

-Его. И многих других, — ответил он равнодушно. — Там, наверху, сейчас разыгралась страшная буря, но сюда она не доберется, о нет...

-И что теперь? — в ужасе спросила я, не в силах отвести взгляд от короны, зажатой в окровавленной руке. Король Юга был мертв — а ведь я так и не запомнила, как его звали!.. Знала ли я вообще когда-либо его имя? Наверное, нет — мне не было дела до столь высоких особ, не имевших ничего общего с Йель и ей подобными, и я не догадывалась до последнего, насколько далеко заведет Хорвека его месть.

-Теперь? — переспросил он чуть удивленно и приподнял голову. — Теперь в живых остался только принц Лодо, но он все равно, что мертв.

Я сощурилась, пытаясь рассмотреть, в каком обличье сейчас пребывает демон — что-то подсказывало мне: заклятье личины еще не развеялось. Но он, словно не желая мне подыгрывать, держал лицо в тени.

-К черту Лодо, — вскричала я, не выдержав. — Что ты собираешься делать с самим собой?!

Ответом мне было долгое молчание. Хорвек медленно и тяжко приподнимался, цепляясь за решетку одной рукой. Вторая, с короной, теперь безвольно висела вдоль тела, как будто сломанная.

-Разве я не гожусь в короли? — наконец промолвил он, выпрямившись с внезапной горделивостью.

Его лицо ужаснуло меня — каждая черта непрерывно содрогалась, и все вместе они складывались в уродливые гримасы, на долю мгновения приобретавших гротескное сходство то с Эдарро, то с прежним Хорвеком. И то верно — оба они желали служить магии и носить корону Юга, оттого легко воссоединились и не желали теперь расставаться.

Что из себя представлял переродившийся Хорвек? Тело ничтожного бродяги да измученная память Рекхе, чудом устоявшая под натиском истинных воспоминаний Ирну-северянина. Ослабив свою волю личиной, демон едва не лишился себя самого. А королевский племянник, к тому же, оказался именно таким, каким следовало некогда стать сыну Белой Ведьмы, не прикажи Виллейм швырнуть ведьмино отродье на острия ограды. Честолюбивый, бессердечный и одаренный будущий правитель Юга — недаром сила колдуньи так любила его! Должно быть, в Эдарро мертвая Белая Ведьма увидела замену утраченному сыну — так рабыни, разлученные с собственными детьми, порой привязываются к детям господ, выкармливают их своим молоком и начинают любить, как родных. "Стань мной, — нашептывала кровь Эдарро Хорвеку. — Стань мной, подчинись моей воле, и лишись тех слабостей, которые причиняют тебе боль. Они не позволят тебе стать королем — а ведь твоя мать хотела, чтобы ты правил Югом!".

Разумеется, разгадать все это мне в ту пору было не по силам — понимание того, что произошло с Хорвеком под действием заклятья личины, пришло ко мне гораздо позже. Тогда я смогла почуять лишь одно: демону недоставало сил прогнать Эдарро — он чудовищным образом сроднился покойным с королевским племянником, и единственным путем к спасению могла стать только распря между ними.

-Я думаю, — начала я, тоже поднявшись на ноги, чтобы смотреть в глаза демону, — что из тебя, Хорвек, получился бы славный король. Но из тебя прежнего, а не из того, во что ты сейчас превратился.

-Прежний Хорвек не был достоин короны, — презрительно ответило страшное создание, стоявшее за решеткой.

-Значит, это никуда не годная корона, — сказала я с бесстрашным пренебрежением. — В самый раз для какого-нибудь глупца вроде Эдарро!

-Да что ты... Ты ничего не смыслишь в этом! — голос Хорвека дрогнул.

-Смыслю достаточно для того, чтоб отличить хорошего человека от плохого! — я говорила намеренно дерзко. — И из демона Хорвека человек вышел куда лучше, чем из королевского племянника, что бы там он ни воображал о себе. Да что там! Нет большей несправедливости в мире, чем та, которую совершит Хорвек, предпочтя самому себе такое гадкое и низкое создание, как Эдарро. Слышишь? Я знаю, что за эти слова ты можешь убить меня, но не боюсь их произнести, потому что цена жизни Хорвека в моих глазах гораздо выше!

Решетка, разделявшая нас, вовсе не была препятствием — лже-Эдарро знал, как открыть ее и вряд ли успел позабыть за то время, что прошло с тех пор, как он меня здесь запер. Я видела, что мои слова разозлили его, но куда я могла спрятаться, даже если бы захотела?

-Эдарро? — почти выкрикнул потерявший себя Хорвек. — Эдарро?! Да знаешь ли ты, что бы он сделал, если бы услышал это?!

Он шагнул вперед и решетка отворилась.

-И что бы он сделал? — спросила я, собрав воедино все силы, чтобы не дрогнуть под натиском его ненависти. Наверное, не стоило отводить взгляд, но на это моей решимости не хватило — слишком страшен был уродливый лик, сохранивший явное сходство с Эдарро, но исказившийся ровно настолько, чтобы в полной мере отобразить безобразие его души.

Пальцы почти коснулись моей шеи, но дрогнули и рука замерла — я чувствовала, что она пахнет кровью. Глухо звякнула корона, упавшая на каменные плиты пола.

-Эдарро вырезал бы твое сердце, — сказал Хорвек, и я едва не вскрикнула от радости, услышав знакомый голос. — Он наверняка пожелал бы узнать, каким чудесным образом устроено это вместилище упрямства и бесстрашия. Мне и самому иногда хочется разгадать эту загадку, но вряд ли она кому-то по силам.

И я поняла, что он наконец-то вернулся.

Но исправить содеянное было нельзя — я обнимала его и в отчаянии понимала, что все снова изменилось навсегда, нравится нам это или нет.

О, как бы мне хотелось никогда не узнать, что именно совершил Хорвек, пока я лежала здесь, ослепнув и оглохнув, точно похороненная заживо. Но я не могла не понимать, что лгать самой себе бессмысленно: сегодня погибло множество людей, которых сын Белой Ведьмы счел заслуживающими мести.

-Я... ошибся, — с трудом сказал он, опустившись на колени и утягивая меня за собой. — Эдарро был слишком силен, а я... я слишком слаб.

-Это все магия, — пробормотала я, желая утешить Хорвека, хотя и знала, что он об этом ни за что бы не попросил. — Она всегда жульничает, треклятая хитрая сила!..

— Мне следовало бы догадаться... — воскликнул он, вдруг дернувшись всем телом. — Следовало!..

-О чем? — бездумно спросила я, все еще поглощенная мыслями о том, как опасно прибегать к помощи магии, пусть даже речь бы шла о спасении собственной жизни.

-Да о том, что Эдарро желает покончить с королевской семьей гораздо неистовее, чем я сам! Я мог бы усомниться в верности своих решений, и остановиться, но он не сомневался ни на миг!.. — вскинулся Хорвек, и мне показалось, что никогда еще он не был так искренен со мной. — Я освободил то, чем не мог повелевать, понимаешь?.. — тут он запнулся, очевидно, в очередной раз решив, что зашел слишком далеко, предполагая, будто я могу разобраться в столь сложных душевных терзаниях.

-Понимаю, и еще как! — угрюмо ответила я, почувствовав себя задетой за живое, и отстранилась, чтобы посмотреть ему в глаза. — Ты освободил то, чем должен был стать... когда-то, давным-давно. Но вдруг оказалось, что не так-то это и весело — убийства королей... троны... кровная месть.... и прочие важные дела чести, которые в ходу у наследников великих династий... королевских и чародейских?.. Так ведь?

Хорвек смолчал, окаменев под моими руками.

-Так, — неохотно согласился он спустя некоторое время, достаточное для укрощения оскорбленного моей догадливостью самолюбия. — Но тебе стоило бы обеспокоиться совсем иным, Йель.

-Давай уйдем отсюда побыстрее, — сказала я, не желая более говорить о произошедшем. Запах и тьма подземелья, где множество людей приняло мучительную смерть, становились все более нестерпимыми.

Глухой шум, доносящийся из глубин земли, то утихал, то становился громче, и запоздало ужаснулась тому, что услышала от Хорвека: само море обрушило свой гнев на город, оставшийся без короля. Быть может, там, наверху, не осталось камня на камне!..

-Нужно переждать шторм, — ответил Хорвек, прислушиваясь к гулу точно так же, как и я. — Здесь безопасно... точнее говоря, пока что безопасно. Те, кто знал о тайной норе Эдарро, либо в бегах, либо... мертвы.

Он смолк и я не стала расспрашивать его, поскольку и так было понятно: Хорвек убил людей, которые сопровождали нас сюда, а безъязыкие рабы сбежали — если на то у них достало храбрости и сообразительности. Астолано, оставшийся без короля, принял на себя страшный удар стихии, и вряд ли нашелся бы человек, сумевший в этих обстоятельствах воссесть на опустевший трон — слишком молниеносны и жестоки были перемены. Я знала, что вокруг правителей всегда толпится знать, жадная до власти, но мирный Юг, так веривший в силу божьего благословения, вряд ли ждал, что короля убьет его собственный племянник...

Королевство содрогнулось и самое его основание избороздили трещины — нет, ему не выстоять!.. Но на руинах возводят новые стены — просто для этого требуется некоторое время и человек, который дерзнет заложить первый камень. Хаос способствует зарождению нового порядка и Хорвек мог бы заявить свои права на ничейную отныне корону. Но если бы он этого на самом деле желал... вернулся ли сюда, в подземелье? Мне вдруг ясно представилось, как расколота сейчас душа Хорвека, и в каком смятении пребывает его ум, в котором, как мне раньше казалось, есть ответы на все вопросы.

-Ты не останешься здесь, — полувопросительно-полуутвердительно сказала я, невольно обняв его крепче. — Это больше не твой долг и не твоя месть.

-И не моя мать?.. — хрипло спросил он. Кто знает, понял бы кто-то другой истинный смысл этих слов, но мне в тот миг все показалось простым и ясным.

-Ты сам должен выбрать, как хочешь жить, — твердо сказала я. — Судьба госпожи Белой Ведьмы была страшна, но это не значит, что ты обречен следовать только тем путем, который был угоден твоей покойной матушке. Разве ты не слыхал, что дети частенько не оправдывают ожидания своих родителей?..

-Ты говоришь про обычных людей, — вырвалось у него.

-А ты думаешь, разница так уж велика? — я пожала плечами. — На чашу каких весов ты положишь несчастье человека, чтобы точно определить, насколько оно тяжело?

-Ты думаешь, я смогу уйти от судьбы? — никогда еще Хорвек не задавал мне вопросы так, словно я могла знать больше него самого.

-Я думаю, стоит хотя бы попытаться, раз уж мы до сих пор живы, — сказала я, не вполне понимая, откуда берутся на моем языке эти чересчур дерзкие слова.

-Но второй путь не легче первого, — пробормотал он, и я насторожилась, услышав в этих словах что-то странное, но, тем не менее, знакомое. — Я слишком слаб... Будь я проклят — как же я слаб.... Бежать... Или спрятаться? Я погублю нас...

-Э, сударь, — я попыталась встряхнуть Хорвека, но сил на это не хватило и мы едва не повалились вместе на пол. — Да вы, никак, бредите! В сказаниях о чародеях говорится, что их верные спутники — злодейства, смерть и войны, но если судить по вам, любезный, то в первую очередь нужно упомянуть горячку! Все ваше колдовство непременно оканчивается сущим безобразием... Есть такие люди, у которых дух, кажется, гвоздями к телу прибит — что ни делай с ними, а себя помнят. Но у вас-то, господин демон, и тело не ваше собственное, и душа истрепана магией...

Кто знает, слышал ли он меня, я болтала без умолку скорее лишь для того, чтобы не слышать здешнюю тишину.

-Что ни говори, а нам нужно выбираться, — я тащила его за собой, преодолевая неуверенное сопротивление. — Прятаться — это мне по душе, очень разумный план, но не в проклятом логове Эдарро. Рано или поздно кто-то выдаст секрет королевского племянника и эту вонючую нору найдут...

Что-то пребольно укололо мою ногу, пробив насквозь тонкую подошву туфель. Я чертыхнулась, посмотрела вниз, едва не уронив шатающегося Хорвека, и увидела, что наступила на корону Юга. Острые зубцы диадемы были крепче, чем могло показаться на первый взгляд. И гораздо опаснее...

Кое-как я вытащила ее и на несколько мгновений замерла, сжимая в руке. Могла ли когда-то Фейн, племянница лекаря, подумать, что ей доведется прикоснуться к столь великой ценности? Всамделишная королевская корона, венчавшая головы самых знатных господ этого края! Золото и драгоценные камни — каждый размером с лесной орех, а то и поболее! Еще недавно я бы вцепилась в нее намертво, припрятала и забрала с собой, а потом днем и ночью лихорадочно воображала, как разбогатею, продав ее какому-то скупщику краденого по частям — о да, моей прежней глупости хватило бы на то, чтобы поверить, будто я смогу замести следы и никто никогда не признает эти камни!..

Но сейчас... я вздохнула и отшвырнула диадему в темноту, надеясь, что там найдется какая-нибудь зловонная бездонная дыра, которая поглотит ее навсегда. Теперь я умела соизмерять риск и выгоду, да и золота повидала немало — ровно столько, чтоб убедиться: бед оно способно принести гораздо больше, чем радости. Вещи, подобные этой короне, способны мстить не хуже самых коварных врагов. Как ни прячь их, как ни дели на части — сила, заключенная в них будет метаться, пока не найдет тех, кто откликнется на ее призыв. В одном она пробудит жадность, в другом — зависть, а третий и сам не поймет, отчего его руки в крови, но итог всегда один: добра от такого богатства не жди.

...Мы медленно поднялись по каменным ступенькам, спотыкаясь и падая в темноте. Хорвек время от времени подавал голос, помогая мне искать путь наверх. Но я и сама уже чувствовала, как к затхлому, тяжелому воздуху подземелий примешивается свежий запах ночного дождя.

Затем, мало что понимая, я услышала вой ветра — мы, должно быть, выбрались в тот внутренний двор, похожий на колодец. Ну а из него, исхлестанные дождем, мы попали в рощу, окружавшую прибежище Эдарро. Старые можжевельники били нас мокрыми колючими ветвями, а их могучие корни, крепко вцепившиеся в валуны, казались в темноте непреодолимой преградой.

Кое-как, сбивая колени и локти, мы спустились вниз, напролом, через самую чащу, и спустя некоторое время боги смилостивились над нами — маленький огонек указал нам путь к людям, прячущимся от ненастья в старом храме, который некогда вырубили в толще скалы. Сегодняшней ночью только древний камень мог защитить людей от гнева моря. И только милостью богов можно было объяснить то, что крохотная лампада, спрятанная в нише у входа, продолжала светить, несмотря на безжалостные удары дождя и ветра.

Никто не спросил, откуда мы взялись — измученные, окровавленные и грязные. Этой ночью все горожане Астолано пострадали — кто больше, кто меньше. Я прислушивалась к их тихим скорбным разговорам — кто-то плакал, кто-то утешал плачущих. Шторм ударил по городу внезапно, ничего не предвещало беды. Более всего пострадали кварталы, расположенные у самого моря, и немало кораблей в порту, не успевший выйти в море, были разбиты и выброшены на берег.

И я ничуть не удивилась, когда услышала, что менее всего пострадали дома в той части города, где располагалось наше с Хорвеком жилище. Ветер не срывал там крыши, не ломал деревья, и вскоре кто-то негромко воскликнул — "Дом колдуна! Господин-в-перчатках!", после чего все разом смолкли, словно эти опасные слова все объясняли. Знали бы они, что беспамятный бредящий юноша в изорванной одежде, которого уложили у стены, щедро одарив старым плащом, и был тем самым колдуном!..

Я, опустившись на пол рядом с ним, оттирала грязь со своих рук и размышляла о том, что вовсе не сила Хорвека заставила бурю пройти стороной. Несколько маленьких косточек, похожих на нефрит, сохранили дом и его обитателей, и я ощущала, как в сердце оживает робкая надежда — быть может, Харль спасся, и мастер Глаас сумел его отыскать...

Что же до ужасных событий в королевском дворце — о них пока что помалкивали. Ненастье, подобное нынешнему, способно оставить без крыльев даже известия, которые обычно разлетаются по миру быстрее молний. Но я не могла обманывать себя — буря к утру стихнет, люди перестанут вслушиваться только в свой собственный плач и страшная правда станет известна всему Астолано.

Нам следовало убираться из этого города как можно быстрее...

От Хорвека дожидаться помощи было нечего — сейчас он точь-в-точь походил на того измученного безумца, каким был в пору нашего путешествия с разбойниками по Пустошам. Но, странным образом, меня это успокаивало — последние события показали, что лучше полагаться на свою собственную голову, чем на магию и демонов, чересчур неистово верящих в судьбу и ее предопределение.

Сейчас мое чутье подсказывало: в суматохе нам удастся ускользнуть, если мы сумеем оказаться достаточно незаметными. Никто не должен хватиться Господина-в-перчатках в ближайшее время — до него ли нынче! — и связать его исчезновение с убийствами во дворце тоже получится не сразу, ведь убивал всех Эдарро, сумасшедший королевский племянник. "Вот и ищите своего светлейшего господина в преисподней, где ему самое место!" — мысленно сказала я невесть кому, при этом воинственно хмурясь.

Перво-наперво я забинтовала руки Хорвека, изодрав в полосы подол платья — рисунки с его рук никуда не подевались, а я хорошо помнила, что человека с такими отметинами здесь когда-то приговорили к смертной казни. После природных бедствий, обрушившихся на город, должна была подняться новая волна — грабежей и мародерства. А вслед за ней, ежели у городских властей на то достанет сил, виселицы непременно окажутся украшены с двойной, а то и с тройной роскошью, чтобы призвать к порядку лихой народ. У подножия опустевшего трона начнется такая толкотня, что времени на разбирательства не будет даже для самых важных господ — что уж говорить о людишках вроде нас!.. А мы с Хорвеком отныне должны были превратиться в безвестных бродяг, как и прежде, ибо Ирну-северянин был повинен во многих грехах, но уж точно не убивал королей.

Затем я задумалась над тем, что наша одежда и обувь, несмотря на грязь и дыры, ясно указывает на то, что мы — не простолюдины и не бродяги. Но краем уха я слышала, как самые невезучие из тех бедняг, что коротали ночь в храме, умоляют остальных дать им еды в обмен на башмаки или дешевые побрякушки, и решила что до утра обменяю наши вещи на самые простецкие лохмотья, которые здесь найдутся, да еще и добуду нам еды.

На восходе солнца, когда дождь стих и ветер не сбивал с ног, я выбралась вместе с несколькими смельчаками из нашего тесного укрытия и, не вслушиваясь в причитания и плач, долгое время смотрела на открывшуюся картину разрушений. Астолано больше не походил на то прекрасное видение, которое послали духи в ответ на мои мольбы — белые стены были иссечены ветром и морем, улицы превратились в сточные канавы, переполненные сором, а красную черепицу безжалостно сорвало с крыш. Там, где упавшие деревья образовали подобие плотин, вода поднялась выше окон первых этажей, и кое-где на крышах виделись люди, забравшиеся наверх в поисках спасения — всю ночь они провели под проливным дождем и одним богам было известно, сколько из них сумели дождаться рассвета.

Королевский дворец отсюда не был виден, но я невольно обернулась, чтобы посмотреть на рощу, сквозь которую мы с трудом продирались ночью. Каменистый склон был так крут, что я запоздало поблагодарила богов за то, что сберегли наши шеи — сейчас бы я нипочем не решилась спуститься этим путем.

Не только я задумчиво смотрела вверх — горожане, завидев, что город частично затоплен, начали обсуждать, куда податься, чтобы скоротать ближайшее время. Кто-то вспомнил, что выше, на горе, есть старые заброшенные укрепления, и я невольно содрогнулась, мысленно вернувшись в логово Эдарро. Но какая-то старуха в пестрой накидке гневно отчитала тех, кто подумывал обосноваться в старых башнях:

-Там, наверху, дурное место! — объявила она. — Еще гаже, чем дом Белой Ведьмы! И роща эта полна призраков. Разве не слышали вы, что по ночам здесь слышны крики и стоны, а на старой дороге постоянно видели брызги крови? Да и шакалы здесь рыщут не просто так... Нет, не поднимайтесь к тем стенам!

-Тогда что же нам делать? — возмутился в ответ высокий полный мужчина, наверняка бывший до сей ночи зажиточным добропорядочным астоланцем, но отныне волей премудрых богов ставший гордым владельцем рубахи, шляпы с ободранным пером да двух разных башмаков — красного и черного.

-Уходить, — твердо сказала прозорливая старуха. — Все это предвещает новые беды, помяните мое слово.

И вправду — в воздухе витало ощущение не только свершившейся беды, но и грядущей, гораздо более страшной.

Так и вышло, что уже к полудню мы с Хорвеком покинули Астолано, выпросив местечко в одной из повозок, которые бесконечной чередой потянулись вон из города. Какие-то из них были запряжены ослами, какие-то — мулами, а кое-где можно было увидеть и вовсе богатые экипажи, нагруженные горами сундуков. Весь Астолано, казалось, пустился в бега, разгадав в ночной буре исключительно дурное предзнаменование. И даже если у кого-то хватило духу остаться, чтобы сторожить полуразрушенный дом, то жен и детей в сопровождении слуг и рабов все равно отправляли вон из города, к дальним и ближним родственникам.

Никому не было до нас с Хорвеком дела, поскольку мы ничем не отличались от сотен других беженцев, и я молила богов, чтобы так оно и оставалось как можно дольше.

Шторм ушел, но мелкий дождь все еще проливался на головы людей, в одночасье ставших странниками. Я, накинув на голову старый платок, смотрела на то, как они бредут по грязи, с завистью глядя на повозки — не всем повезло оказаться под утро столь зажиточными, как мы: место в повозке я выторговала в обмен на сапоги и куртку Хорвека — а у скольких людей и того не имелось этим утром!.. Он лежал рядом, молчаливый и словно окоченевший: глаза широко открыты, забинтованные руки вытянуты вдоль тела. С виду — одной ногой в могиле, из которой этому телу не так давно пришлось восстать. Я иногда окликала его, но он ничего не видел и не слышал.

Признаться честно, я трусливо радовалась этому беспамятству. Поначалу мне постоянно казалось, что демон вот-вот придет в себя и потребует, чтобы мы вернулись в Астолано. Я не верила, что он так легко откажется от короны Юга, и торопилась увезти его как можно дальше, прежде чем честолюбие, месть и любовь к покойной матери снова оживут в нем.

Мы путали следы, насколько это было возможно — вскоре я расплатилась парой своих колечек за место в другой повозке, не разбираясь особо, куда она направляется. И так было ясно, что все бегут как можно дальше от Астолано — а это как нельзя лучше совпадало с моими собственными намерениями.

Однажды мне послышался знакомый голос и я тут же натянула платок пониже: этот злой старческий треск мог принадлежать только госпоже Аркюло. И впрямь — это была она, восседающая в своих носилках, крытых потертым черным бархатом. Их несли сильные рабы, расталкивающие чернь с презрительной решимостью. Старуха кряхтела, громко жаловалась то на холод, то на сырость, и я с невольной завистью подумала, что не ей следовало спрашивать секрет долголетия у Хорвека, а ровно наоборот. Пока что все указывало на то, что старая бестия переживет нас всех.

Меня, разумеется, она не удостоила даже взгляда — разве ее могла заинтересовать оборванка, примостившаяся на краешке старой телеги. Подол моего грубого платья был изодран, а грубые деревянные башмаки покрывали брызги рыжей грязи, летевшей из-под колес. Я вновь стала той, кем была раньше: Йель-бродяжкой, без роду, без племени, и что-то подсказывало мне: не стоит более пытаться перекраивать судьбу.

Новые мои попутчики снялись с места всем своим обширным семейством и путешествовали целым караваном, за которым пешком брели несколько рабов, которые, в свою очередь, тащили за собой вереницу ослов с поклажей и пару мулов. Здесь было полно женщин и детишек, не ведавших печали в любых лишениях, и меня странным образом успокаивали смех и перебранки. У моих спутников хватало своих бед для того, чтобы слишком пристально присматриваться к моим, и никто не расспрашивал, куда мы держим путь и что потеряли. Нас сочли обычными бедняками, оставшимися без крова и родственников и такого объяснения было вполне достаточно. Иной раз женщины постарше вздыхали, глядя на Хорвека, и я знала, о чем они думают: куда бы мы не направлялись, живым ему туда не добраться.

Но он, разумеется, не был болен в привычном понимании этого слова, и в беспамятство впал по доброй воле — я отчего-то была в этом уверена. Хорвек словно дал какой-то обет, заставляющий его молчать, и я знала, что переубеждать его бесполезно — оставалось только ждать, когда истечет срок этого наказания. Он полностью вверился мне, безмолвно поручив заботиться о теле, пока дух пытается исцелиться от ран, причиненных магией — или же получает новые. То самое предопределение, о котором Хорвек неохотно говорил, вдруг стало и моей частью: из ниоткуда пришло ощущение, что все происходит так, как должно. Впервые за долгое время я не сомневалась в том, что делаю, как будто кто-то тихо нашептывал мне: "Не бойся, Йель, у тебя все получится".

Точно так же этот тихий, но повелительный голос посоветовал мне взять кошелек Хорвека — тот самый, полученный в наследство от мельничной нечисти, — хотя раньше я бы не прикоснулась к нему и пальцем. Одним демонам было известно, какое наказание ждет того, кто без спросу берет их бездонные кошельки, но я надеялась, что неведомая сила не сочтет меня воровкой.

Накрепко усвоив слова Хорвека о том, что люди, подобные мне, золотыми монетами оплачивают только неприятности, я всю ночь напролет пыталась вытащить из кошелька хотя бы один медяк, но в нем водилось только золото.

-Треклятый кошелек! — бормотала я, встряхивая его и так, и эдак. — Прорва бесполезного богатства! На кой черт мне это все? Разве может у обычных бедняков водиться золото? Разве я могу его хоть кому-то показать? Добрые люди тут же примут нас за воров или за мародеров, поживившихся на руинах Астолано, начнут смотреть косо, и затем прогонят прочь. А если про золото прознают лихие люди, то нам и вовсе конец! От твоего прежнего хозяина сейчас никакого толку, кто спасет наши головы?..

Но волшебный кошелек был глух к моим объяснениям и просьбам. Поразмыслив, я припрятала пригоршню монет за пояс, и следующей же ночью стянула кошелек у одного из попутчиков, а затем вернула назад, обменяв медяки на кроны.

Уже к вечеру все обсуждали чудо, превратившее медь в золото, и пришли к выводу, что сами боги сжалились над несчастьями семейства, вынужденного покинуть родные места. Я вздыхала и думала, что в былые времена сама бы не отказалась от пары-тройки таких чудес. Но, увы, теперь-то я понимала, что богатство идет на пользу только тем, кто и без того не бедствует.

Безмолвие Хорвека заставляло и меня помалкивать. Я опасалась выболтать лишнее попутчикам, поэтому держалась особняком. То, что я оказалась предоставлена самой себе, открыло мне новую нежданную истину: теперь, после всех страшных приключений, изменивших во мне что-то глубинное и тайное, я не узнавала себя, и мне предстояло долгое и осторожное знакомство с этой новой Йель. Точно так же, как астоланцы, выбравшись из убежищ после штормовой ночи, с недоверием и страхом обозревали руины, в которые превратился их родной город, я присматривалась к самой себе, чудом пережившей кое-что пострашнее бури.

Менее всего я опасалась детишек, которые пока еще не различали толком сказку и правду. Частенько они увязывались за мной, когда наступало время длительных привалов — неторопливый караван груженых повозок легко останавливался и крайне тяжело пускался в путь. И именно дети первыми подметили то, что я не хотела признавать.

Началось все, пожалуй, с того вечера, когда мы спустились в укромную долину — настолько глубокую, что, пожалуй, зима сюда никогда и не добиралась. Вовсю цвели анемоны и примулы, зеленела трава и распускались листья. Мы остановились около тихого болотистого озерца, когда начало смеркаться, и я, быстро устав от разговоров у костра, спустилась к самой воде. Тут было сыро и зябко, под ногами чавкала грязь, но какие-то лесные существа проложили извилистую тропинку к большому камню у воды.

Я забралась на камень, и, повинуясь какому-то внезапному порыву, опустила руку вниз, к воде. Там угадывалось мое отражение, и я всматривалась в него, пока не зарябило в глазах, а затем коснулась пальцами черной глади, уже зная в глубине души, что сейчас произойдет. Холодная бледная рука протянулась из глубины навстречу моей и быстро коснулась моей кожи — как будто рыба плеснула хвостом, и я отшатнулась.

Ветер зашумел в камышах, и в этом шуме мне послышался тихий смех, а затем снова плеснула вода — но в теплых туманных сумерках было не разобрать, кто плещется у другого берега.

Мне казалось, что никто не успел заметить это странное происшествие, но поздно вечером, когда все уже разбрелись спать, одна из девочек, Валла, заговаривавшая со мной чаще остальных, подкралась к нашей повозке и спросила:

-Тетушка Йель, а вы позовете русалку еще раз? Мартин не верит мне, хотя я дала ему честное слово, что в этом озере водятся русалки!

С досады я прикусила губу, но деваться было некуда — девчонка все видела, и теперь от нетерпения приплясывала на месте.

-Никого я не звала! — сердито сказала я. — И звать не буду! Только вздумай еще раз за мной ходить!..

Но по лицу Валлы было видно: теперь она не отстанет ни на минуту и куда бы я ни пошла — будет красться позади в надежде увидать еще что-нибудь диковинное, а потом к ней присоединится весь остальной выводок, так что мне и не чихнуть без свидетелей!..

-Ладно, — сдалась я. — Рано утром пойдем к озеру, пока все еще спят и я попробую показать тебе русалку.

От восторга у девочки перехватило дух, она запрыгала на месте, а затем выпалила шепотом:

-Спасибо! Спасибо, тетушка ведьма!..

Проклятье! Я хлопнула себя по лбу и застонала, а испуганная Валла шмыгнула в темноту. Ведьма. Тетушка ведьма! Она самая! Кем же еще я могла стать, после всего, что видела? Да, у меня не было способностей к колдовству, но знаний хватало с избытком. Кто еще видел оборотней, говорил с духами замков, лесов и огня? Кто пускал в свою голову видения, выпрошенные у колдовских сил? Сидел за столом с двумя демонами, игравшими в карты? Разрушал злую чародейскую паутину и помогал полудемону переродиться в человека, а затем — и в вовсе непонятное существо, ни живое, ни мертвое?

И сейчас я чувствовала, я знала, что в эти края возвращается старое колдовство — его принесла буря, его освободила смерть королевской семьи, его подарил Югу Хорвек, и ничего здесь не сможет остаться прежним.

Пережитое сделало меня одновременно и осторожнее, и бесстрашнее. Я помнила, что сама рыжая чародейка, хитрейшая из змей, не побоялась показаться на глаза дочке таммельнской служанки — ведь взрослые так редко слушают детей и почти никогда не принимают их слова всерьез. К тому же, я была уверена в глубине души: вскоре в этих краях никто не удивится, увидев в тени старых деревьев лесную деву, играющую с птицами, или крохотные следы домового в золе очага.

Ребятня всюду ходила за мной, ожидая чудес — и чудеса были тут как тут. Ночью я показывала им болотные огоньки, появлявшиеся в глубине оврагов, днем на пыльной дороге духи земли вздымали маленькие танцующие вихри — стоило мне только попросить об этом шепотом, — по утрам у воды всегда можно было найти перламутровую русалочью чешую и увядшие венки из первых болотных цветов, а вечером в далекий волчий вой вплетались песни лесного народа и мелодии свирелей из камыша. Но пока что услышать и увидеть их могли только самые чуткие и доверчивые человеческие души.

Однако это означало и то, что мне вновь следовало сменить попутчиков. Странности не могли бесконечно множиться, оставаясь незамеченными.Рано или поздно детская болтовня заставила бы их призадуматься, да и передвигались их повозки слишком неторопливо. Иногда нас обгоняли более быстрые беглецы, несущие с собой тревожные вести: у Юга более нет королей, Астолано превращается в призрачный город, а знатные люди, в отличие от простолюдинов не имеющие права на страх перед неведомым, убивают друг друга на улицах. Тревога беженцев усиливалась с каждым рассказом у костра, превращаясь в суеверный ужас пред лицом силы, которую пока что именовали гневом богов, а я боялась совсем иначе — как человек, который знает, в чем его вина, и какое наказание за нее положено.

Едва Хорвек окреп настолько, чтобы встать на ноги, я попрощалась с Валлой и ее семьей — они решили двигаться через долину к дальнему перевалу, пригодному для груженых повозок, а нам ничто не мешало попытать счастья на более крутых склонах. Теперь мы путешествовали вдвоем, верхом на маленьких смирных лошадках, едва-едва умеющих ходить под седлом — их продали нам в одной из местных деревенек. Демон все так же молчал, покорно следуя за мной и не спрашивая, куда мы направляемся. В какой-то момент я самоуверенно решила, будто научилась угадывать пожелания Хорвека, оттого он не подает голос. План мой оставался таким же простым, как и ранее: оставить за спиной Астолано, запутать следы, а затем свернуть на восток, в сторону Лаэгрии. "Мы узнали все, что должны были знать о тайнах рыжей ведьмы, — думала я, решительно направляя лошадь вверх, по извилистой тропе, ведущей к перевалу. — Пришло время вернуться. Хорвек, к тому времени, как мы доберемся до Таммельна, вновь войдет в силу и мы сможем победить ее".

Но я ошибалась во всем. Впереди меня ждало самое тяжелое испытание, и у этой беды не имелось ни клыков, ни когтей.

Правда открылась, когда Хорвек понемногу заговорил. Голос его стал тихим, как шелест сухих листьев, но я все еще не хотела верить в то, что эта слабость — начало угасания, а не конец болезни. В то время мне казалось, что главное — распрощаться с Астолано. Именно в проклятом городе, лишившемся короля, я видела главную опасность, способную разъединить нас с Хорвеком. Что еще могло помешать нам вернуться в Таммельн, как не память о Белой Ведьме, желающей видеть сына правителем Юга? Изо всех сил я убеждала себя, что спасаю его от страшной ошибки — кровавая корона не принесла бы ему счастья!.. — но иногда червь сомнения точил мою душу: быть может, я просто желала использовать Хорвека в своих интересах? Чиста ли была моя совесть?.. От одной мысли про Астолано на душе становилось тяжко и муторно, и я старалась не вспоминать, не думать, не сомневаться. Вперед, только вперед! В Таммельн!..

Но стоило мне сказать это вслух — впервые за то время, что мы странствовали, покинув столицу Юга, — как глаза Хорвека вновь потускнели, а лицо побледнело едва ли не сильнее, чем в самый разгар его болезни. Мы сидели у костра, согревая руки — здесь, на северном склоне гор, зеленая трава, которую я недавно видела в долине, казалась мимолетным видением: мокрый снег и ветер загнали нас в узкую расщелину, где мы кое-как сумели развести огонь. День походил на поздние сумерки — лучи солнца не могли пробиться сквозь низкие темные облака и полосы крупных хлопьев снега.

-Йель, — глухо промолвил Хорвек, не глядя на в мою сторону. — Мы не можем вернуться. Мне очень жаль, но...

Я была потрясена этим неожиданным ответом. Мне казалось, возвращение в Таммельн — само собой разумеющееся дело. Хорвек не выказывал желания вернуться в Астолано, так куда же еще мы могли направиться? Я не заговаривала об этом раньше только потому, что считала, будто все давно решено и не подлежит обсуждению!..

-Но почему? — вскричала я, придя в себя. — Разве... разве ты сам не желал победить рыжую ведьму? Не ты ли разгадывал ее тайны? И что теперь? Оставить все, как есть? Куда же мы идем, если не в Таммельн, позволь спросить?!

-Я не смогу, — ответил он, сгорбившись и обхватив себя руками, словно пытаясь справиться с ознобом. — Прошу тебя, Йель, поверь мне. Мы не должны возвращаться, будет только хуже...

Это была едва ли не самая долгая речь из тех, что я слышала от него за последнее время, и я впервые заметила, как Хорвек задыхается после каждого слова.

-Хуже? — переспросила я, решив, что понимаю, куда он клонит. — Можно подумать, в Астолано тебя ждет легкая жизнь!

-Я не говорил, что нужно возвращаться в Астолано. С этой историей покончено.

Я недоверчиво хмыкнула, приглядываясь к нему, и Хорвек продолжил, явно пересиливая себя.

-Ты сама видишь — я не справился с тем, что сам для себя выпросил у судьбы. И оказался недостойным сыном своей матери.

-С чего ты взял... — начала я, сама не зная, что именно собираюсь оспаривать и зачем.

-Да с того, — перебил меня Хорвек, — что я сейчас едва жив и ни на что не способен. Ни капли силы Белой Ведьмы мне не досталось, она не сочла меня своим наследником, хотя узнала во мне сына. Свои собственные силы я истощил и не знаю, когда они вернутся. Поэтому нам нужно выждать...

-Нет! — теперь я не дала ему договорить. — Я не могу ждать!

-И что же ты можешь сделать? — спросил он, не скрывая злости. — Как победишь рыжую чародейку, Йель?

Ответа на этот вопрос я не знала, но сдаваться не собиралась.

-Разве не ты говорил, что любое колдовство можно разрушить, если знать слабое место чар? — выпалила я. — Мы знаем, как ведьма обманула Лодо! Он согласился подчиниться ей из-за любви, которой не существовало. Если мы скажем Лодо, что его обманули, сделку можно будет расторгнуть!

-По-твоему, все так просто? — Хорвек смотрел на меня то ли с досадой, то ли с жалостью. — И что же дальше? Чары разрушатся, но ведьма останется ведьмой. И сил у нее не убавится. Думаешь, любезный принц Лодо, освободившись, сумеет ее убить? Мало же ты знаешь о чародеях и принцах! В роду Виллейма нет больше ведьмоубийц, да и сам он сумел убить Белую Ведьму, прибегнув к чьей-то тайной помощи — я уверен в этом. А скажи-ка, Йель, как ты собираешься встретиться с заколдованным принцем? Думаешь, чародейка подпустит тебя к нему? Думаешь, позволит произнести хоть слово?..

-Но если мы не попытаемся, то надежды и вовсе нет! — возразила я запальчиво. — Да, принцу Лодо не победить ведьму, но Хорвеку это по силам! Ты просто разуверился в себе. Болезнь уйдет, ты вновь станешь прежним...

-Йель... — он горько и тяжело вздохнул. — Хорвек не сможет одолеть рыжую ведьму. Он слаб. И даже в лучшие свои времена он не сумел бы выстоять — ведьма гораздо могущественнее, чем ты думаешь. Она даже могущественнее, чем думал раньше я. Все мои знания — ничто в сравнении с ее яростью. Чародей, сумевший подняться из могилы — страшное существо.

-Ты был похоронен заживо в своей тюрьме, — сказала я упрямо. — И вернулся из мира мертвых!

-Я вернулся не в своем обличье, — он покачал головой. — И должен был умереть. То, что произошло со мной — неправильно и невозможно. И оттого непредсказуемо. Ты сама видела, что произошло в Астолано, когда я самоуверенно решил, будто мне по плечу настоящая магия. Мое время еще не пришло. Я не могу колдовать так, как желаю. Это тело — все еще тело смертного, не имевшего магического дара, и превращение, происходящее с ним, далеко от своего завершения, как бы нам не хотелось обратного. Поэтому я и говорю тебе: нам нужно выждать, пока я стану... сильнее.

-Но что, если не станешь? — в запале я произнесла это и запоздало поняла, о чем именно спросила.

-Если не стану — значит, умру, — ответил он. — Тело должно измениться ровно настолько, чтобы вместить мое колдовство — или оно погибнет.

-Нет, нет, — я лихорадочно придумывала, как возразить ему. — Ты уже говорил, что умрешь — и не умер, Вот и сейчас то же самое... Ты просто пугаешь меня и себя! Хватит принижать себя, Хорвек! Мы пойдем в Таммельн, встретим ведьму и ты поймешь, что не так уж она и страшна.

-Я не могу, — повторил он безжизненно и твердо.

-Можешь! — я понимала, что выиграть в этом споре не выйдет, но все еще пыталась найти выход. — Мы что-нибудь придумаем! Всегда есть какая-нибудь хитрость, уловка... Ты столько всего знаешь, чего не знает она!

-Хитрость? Да знаешь ли ты цену этой хитрости?! — слова эти напоминали выкрик, и Хорвек закашлялся. — Нет, Йель, нет...

Я сидела, раскачиваясь из стороны в сторону — отчаяние полностью поглотило меня. Он сказал правду, с которой невозможно было поспорить, и правда эта была страшна.

-Будь со мной, Йель, — сказал он, и умоляющий голос его звучал настолько непохоже на обычную речь Хорвека, что я долгое время считала, будто придумала эти слова в исступлении. — Не совершай ошибку. Ты не должна возвращаться в Таммельн.

-Я должна вернуться, — произнесла я, не зная, отвечаю ли Хорвеку или просто говорю сама с собой. — Меня там ждут. Я не могу отступиться. Лучше я умру, но буду знать, что не бросила их.

-Что ж. Выбор сделан. К этой цели ты пойдешь одна, — услышала я то, чего боялась больше всего на свете. Теперь его голос был спокоен и я уверилась в том, что просьба, прозвучавшая только что, попросту мне почудилась.

В первое мгновение показалось, будто меня предали, и я едва не сказала это вслух, но увидела, как печально лицо Хорвека — что-то заставляло его поступить именно так, не давая права на иной выбор! — и напомнила себе, что если у него и были какие-то долги передо мной, то их он давно искупил с лихвой. Опять я забыла, что мои беды — всего лишь беды обычной смертной, которые, к тому же, я сама призвала на свою голову. И еще я вспомнила, что Хорвек когда-то предупреждал меня, что я рано или поздно возненавижу его.

-Я... я не ненавижу тебя, — сказала я, все еще не веря, что мы прощаемся. — Спасибо за то, что помог зайти так далеко.

-Еще не время, — глухо и едва слышно пробормотал он, спрятав лицо в руках. — Черед ненависти еще не пришел.

Молча, в тишине мы ждали, когда снегопад утихнет. Мокрый снег превратился в ледяной дождь, между камнями побежали грязные ручьи. Нам следовало идти дальше. Здесь, на узкой горной дороге, не вышло бы попрощаться по-настоящему: нам предстояло вместе добраться до очередного перевала или же спуститься в долину — я не знала толком, куда ведет эта тропа. Но, странное дело: несмотря на то, что я ясно видела Хорвека, могла дотронуться до его руки — он был уже не со мной. Сказанные им слова оказались сродни магии: они превратили моего друга в призрака, унесли прочь так далеко, что никому не по силам отыскать. Рядом со мной осталась всего лишь тень, оболочка.

И от этого мне становилось так горько, что на время забывалось — кто я есть и куда держу путь. Мне хотелось только одного: вернуть Хорвека, вернуть нашу прежнюю дружбу, еще недавно казавшуюся такой прочной, словно сама судьба предназначила нас друг другу. Я знала, что это всего лишь боль одинокого сердца, которое не в силах смириться с внезапной разлукой, но не могла прогнать из головы мысли, изводившие меня: быть может, я обидела его, уведя из Астолано? Смело распорядилась его жизнью тогда, в темнице, думая лишь о своих бедах? И он решил, что я использую его?..

Но стоило мне только подумать об этом, как чувство вины сменялось жгучей обидой: разве не была я верной спутницей Хорвеку? Разве отступила хоть раз, испугавшись той тьмы, в которую он меня вел? Я не ушла, когда Хорвек сам гнал меня прочь, и ни разу не усомнилась в его выборе до той самой минуты, когда поняла, что он отступился от самого себя, сочтя Эдарро более достойным сыном своей матери. Астолано погубил бы его! Этот город вскрывал старые раны и сыпал на них морскую соль, желая лишь одного — чтобы сын ведьмы обезумел от боли и в безумии этом нес смерть всему живому. Нет, ему нельзя было оставаться там! Я спасла его!..

Но и это было всего лишь плачем одинокого сердца — в глубине души я знала, что Хорвек уходит не из-за обиды, равно как и то, что я сама не имею права на него обижаться. Но так хотелось верить, что еще можно что-то исправить! Попросить прощения или же потребовать вернуть долг, отбросив ложный стыд... Ах, если бы это могло сработать! Но нет, нет...

Оттого я упрямо молчала, запутавшись в мыслях и чувствах. О, как мне было плохо! Все плыло перед глазами, точно в бреду, и я не могла разобрать, душевная боль меня изводит или же телесная; в чем разница между ними, и отчего я не могу вдохнуть горный воздух полной грудью — то ли ледяной ветер застудил все мое нутро, то ли страх и отчаяние сковали намертво тело.

Но свершившаяся потеря — а я сразу и бесповоротно поверила в то, что он потерян для меня навсегда, — позволила мне задавать тени Хорвека те вопросы, которые я побоялась бы задать Хорвеку-другу.

-Ты возвращаешься к Темному двору? — спросила я во время очередного привала, который мы совершили на крошечном пятачке у отвесного обрыва. Ветер продувал наши плащи насквозь, спрятаться здесь было негде и лошади обиженно фыркали, не желая стоять на месте. Но я от усталости едва держалась в седле и боялась, что вот-вот свалюсь вниз и покачусь прямиком в пропасть.

Хорвек смолчал, но меня это не остановило.

-Я помню, что ты говорил... когда мы ушли с чертовой мельницы, — продолжила я. — Ты можешь вернуться, многие твои сородичи считают тебя героем, ведь так? А твой венценосный темный батюшка и вовсе обрадуется, руки у него окажутся развязаны...

-И ты думаешь, что этими руками можно будет уничтожить рыжую ведьму? — он легко угадал, к чему я клоню. — А не думала ли ты, Йель, чем обернется для мира людей мое возвращение? Или ты позабыла, почему меня считают героем мои... подданные?

Я похолодела: и впрямь, за то время, что мы странствовали вместе, я перестала воспринимать Хорвека, как существо чуждое и враждебное людям по своей природе. Позабыла, зачем он вернулся в мир людей и почему очутился в темнице Таммельна. Его история виделась мне теперь, как месть за погибшую мать, как предательство рыжей ведьмы — такой могла быть история человека, такого же, как и я — с алой кровью в жилах. Но Хорвек человеком не был! Главная истина размылась и забылась: его соплеменники желали вернуть времена, когда мир людей был их скотным двором. И его войну они считали возвращением былого порядка. Стало быть, если Хорвек вернется к ним, то...

-Война повторится? — я смотрела на него, страшась услышать правду. — И ты... ты не хочешь этого?

-Какая разница, чего я хочу?! — глаза его были злы и я подумала, что ошибалась в нем гораздо больше, чем могла предположить. — В этом теле мне нет пути обратно. Для всех — слышишь, Йель? — для всех будет лучше, если Рекхе продолжит гнить в темнице Таммельна. Ты хочешь победить рыжую ведьму с помощью демона? Ну так знай — это приведет к возвращению старого порядка, при котором человеческая кровь начнет литься рекой. Ты должна помнить эти старые страшные сказки — когда матери выбирали, которого из своих детей отдать темному господину, постучавшемуся в дверь ночной порой, в храмах на алтаре резали человеческие глотки, и покойники лежали вдоль дорог, потому что некому было их предать земле. Их до сих пор рассказывают у костра — я слышал. И ты наверняка слышала. Хороша цена за победу над ведьмой?..

-Ты не хочешь этого? — повторила я свой вопрос, словно не слыша его слов.

Но он ничего не ответил, и стена, разделяющая нас, стала еще выше и прочнее. Теперь мне следовало помнить, что Хорвек-демон принесет в наш мир смерти и горя больше, чем Хорвек-сын-ведьмы. Судьба была неумолима: он был врагом человеческого рода, пока сердце его билось, и иного пути для него не существовало.

Второй вопрос я задала, когда мы остановились у обрыва — дорога круто уходила вниз, в глубокую седловину между двойной вершиной горы, по северному склону которой мы, точно ничтожные мухи, ползли который день, из последних сил терпя хлесткие удары холодного ветра. Низина поросла старыми лиственными деревьями, темные кривые силуэты которых угадывались в тумане. Со второй вершины двуглавой горы, по противоположному склону, медленно сползала серая туча, обещавшая пролиться очередным ледяным ливнем. Нам не следовало торопиться навстречу ей — на нашу долю и так выпало слишком много дождей. Мы перестали подгонять лошадей, замедлили ход, и я решила, что пришло время спросить о мастере Глаасе.

Мой интерес, должно быть, казался глупым и ничтожным — что значила жизнь разбойника с пустошей, которому и так полагалось давным-давно болтаться в петле, в сравнении с теми великими и ужасными событиями, которые произошли в Астолано?.. Но я и сама была человеком ничтожным — почему бы мне не беспокоиться о себе подобных, вместо того, чтобы думать о судьбах королевских династий и самих королевств?

-Ты отпустил тогда старого разбойника? — я не видела лица Хорвека, ведь он ехал чуть впереди, однако мне показалось, что ему не понравился мой вопрос.

-Я плохо помню ту ночь, — сказал он неохотно. — И хотел бы помнить еще хуже. Я не убивал его, если ты спрашиваешь об этом. Тогда... мы вышли наверх, я тащил разбойника за собой. Никто не спросил, куда я веду его. Он и сам не спрашивал. Я приказал подать ему лошадь, и он с трудом взобрался на нее — у него были порядком искалечены руки. Я хотел избавиться от него как можно быстрее, и едва удержался от того, чтобы столкнуть его с обрыва, едва мы только выехали из старой крепости. Но вместо этого я сказал ему проваливать и никогда более не попадаться на моем пути. Тут, кажется, он догадался, кто с ним говорит, и ответил, что выполнит любой приказ своего господина. Честно сказать, в подобных слугах я не пожелал бы нуждаться ни самому себе, ни кому-либо иному. Старой крысе с пустошей незаслуженно повезло, как и тому художнику. Возможно, они сумеют поладить, когда повстречаются.

Я перевела дух, надеясь, что Хорвек не заметил мое волнение: даже сейчас, ступив на ту черту, за которой заканчивалась наша недолгая дружба, я бы не хотела, чтобы он понял, насколько сильно я в нем сомневалась. Словно мое неверие могло ослабить его!.. Ах, как привыкла я воображать о себе слишком много...

Вскоре туман сгустился настолько, что я перестала различать темные очертания всадника впереди, и лишь шорох мелких камешков, осыпавшихся под копытами лошади, давал мне знать, что я не одна на этом каменистом, бесплодном склоне.

Я могла бы спросить, как Хорвек убил короля, и чьи еще жизни забрал во дворце тем утром, но мне не хотелось об этом ничего знать. Казалось, стоит мне только запомнить имя покойного правителя, как злая правда — "Хорвек безжалостен! Хорвек создан только для мести и смерти!" — никогда больше не уйдет из моих мыслей.

Время третьего вопроса пришло, когда мы, преодолев немало подъемов и спусков, очутились в долине, щедро исчерченной тропами и дорогами. Здесь наконец-то каждый из нас мог выбрать свой собственный путь — мы достигли обжитых земель, именуемых Песчаным Долом. Горная гряда отделяла эти места от Южнолесья, через которое мы прибыли когда-то в Астолано, и выглядело это так, словно божья рука решительно отделила благословенные земли от проклятых: на тощих почвах Песчаного Дола росли лишь самые дрянные деревья да кусты, бедные деревеньки ютились около небольших рощ, дающих крестьянам самую малость дров, а реки были мутными и темноводными.

У одного из таких селений я долго расспрашивала людей, в какой стороне лежит Лаэгрия, но никто из них не слыхал такого названия. Когда я показала, откуда мы спустились в долину, то крестьяне удивленно зацокали языками: считалось, что путь через седловину двуглавой горы труден и опасен. Наверняка так оно и было, но я, сгорая в лихорадочной тоске, не запомнила ничего, кроме дождей и ветра, превращающего кровь в лед — однако и ему было не под силу остудить мою пылающую голову.

Зато о пустоши, где испокон веков обитал разбойный люд, знали многие, хоть и указывали при этом во все стороны света сразу. Как ни было противно мне само звучание этих слов — Сольгерова Пустошь! Проклятое место, где по пятам за нами шла стая оборотней и злобный демон-толстяк! — я поняла, что мне нужно держать путь к ненавистному плоскогорью, поросшему вереском, а там уж спрашивать дорогу к землям Таммельна — если, конечно, мне повезет найти в тех диких местах хоть одну живую душу. Зима еще не окончилась и разбойники наверняка грели свои жадные руки у родных очагов, не говоря уж о торговом люде.

Хорвек держался поодаль, когда я говорила с крестьянами. Вряд ли он верил в то, что я передумаю, и, стало быть, ждал лишь того, чтобы попрощаться.

-Я отправляюсь к Сольгеровой Пустоши, — сказала я, упрямо глядя на него. Понимала ли я по-настоящему, что говорю и на что именно решаюсь? Не думаю. Но к тому времени я была так измучена мыслями о неизбежном расставании, что желала покончить с этой историей как можно быстрее. Разве не согласился бы человек, попавший в застенки пыточной, побыстрее отправиться на виселицу, лишь бы только не развлекать далее палача? Так и я стремилась сбежать от Хорвека и не видеть больше его лица, хотя понимала в глубине души, что путешествие в одиночку — гибельно для меня, глупой девчонки, с трудом управляющейся со своей клячей.

-Ты совершаешь ошибку, — что еще он мог сказать? Конечно же, это была правда. Хорвек был всегда честен со мной.

-Если я не вернусь, то совершу предательство, — твердо ответила я. — А это гораздо хуже ошибки.

Я могла бы не произносить этого вслух: Хорвек знал, что нет смысла просить меня идти с ним — та Йель, к которой он привязался вопреки доводам разума, не могла оставить своих близких в беде, а другая Йель... другая не была ему нужна. И я, в свою очередь, так же ясно понимала, что не могу просить демона идти со мной, поскольку это означало обречь его на бессмысленную смерть.

-Скажи... — я не хотела говорить глупые слова прощания, оттого приберегла для этой минуты самый важный вопрос. — Скажи мне, Хорвек... Ты сумеешь исцелиться? Это возможно?

-Откуда же мне знать, — вздохнул он. — Все, что мне известно, я уже рассказал тебе. Хотя... могу еще показать. Смотри.

Он распахнул ворот своей рубашки, не обращая внимания на холод, и я увидела, что на его груди проступило черное пятно, похожее на огромный кровоподтек. Но это не был след удара — я хорошо рассмотрела, где чернота гуще и поняла, что причина ее таится глубоко внутри.

-Это сердце, — сказал Хорвек. — Мертвое человеческое сердце. Оно горит изнутри с тех пор, как я решил, будто способен колдовать по-настоящему. Поспешное тщеславное решение. Быть может, выжди я немного — и все обошлось бы. Но сейчас поздно сожалеть. Мне нужно другое сердце — сердце демона. Только оно может выдержать тот дар, который я собираюсь вытребовать от магии как сын высшего существа. Чем дальше на север — тем дичее места, и тем крепче там помнят старый порядок. Если я где-то и найду высшее существо, пробравшееся в мир людей на охоту, то только в Северных Пределах.

Он произнес это с нажимом, и я догадалась: Хорвек дает мне знать, где его искать.