Четыре письма и одно застольное размышление

Четыре письма и одно застольное размышление.

* * *

* * *

* * *

*

Вирдас.

Отчет твой за зиму-весну получил.

По известным тебе делам: почему в накладной на лес не указано, как он просушен? В цене сушку вижу, в накладной нет. Отпиши подробно — просушен ли лес на починку дома? Пропитал ли ты его той пропиткой от жуков и воды, что я пересылал тебе с верфей? Сушить и выветривать после пропитки надо не менее десятины.

В списке и рисунке не вижу надлежащего подполья.

До меня довели, что в замке был докторус знаменитый из Ханганата, по имени дин Дашшар. Наверняка вернется к зиме — узнай через слуг, нельзя ли просить его об осмотре и рекомендациях. На это разрешаю использовать до 10 корон из особого кошелька. Буде надобность, можешь и к своим семейным из тех денег его позвать. Окажется мало — отпиши, добавлю.

С письмом нарочный передаст тебе:

1. Платок особый, цвета синего переливчатого

2. Коробочку музыкальную, красного цвета

3. Три пузырька с перцами красным, черным и желтым.

4. Пергаментный свиток, поллоктя на четверть, с цветной картинкой.

Все передашь вдове.

Второй дочери твоей, по замужеству и тягости, как было тебе обещано — из твоего кошелька добавляю корону.

Ожидаю твоего отчета с подробными росписями ремонта в столицу к началу осени. Отчет пришли со старшим сыном, как обычно. В конце осени приеду сам. Мастерам скажи, что если крыша потечет, или дуть будет, или подпол зальет, или печку сложат как у тебя — с третьего раза — утоплю их в болоте.

Текст ниже вдове прочти весь, ответ ее запиши. Напоминаю: записывай все повторы и паузы, записывай звуки — меня грамматика не волнует. Обозначения пауз: короткая при перечислении — запятая, новая мысль — точка, длинная задержка — многоточие. В прошлый раз вышло терпимо, так и делай.

* * *

* * *

**

Здравствуй и радуйся, Наника!

Сижу у дальнего моря синего — ты не поверишь где, в Ивернее. От Иртона это на полдень, пешего пути — не менее полугода. Но по суше сюда не дойдешь, а потому плыли рекой — на корабле, почти до самого моря. Корабль наш поменьше, чем тот, что я тебе в прошлый раз нарисовал, и мачт у него не три, а две — но тоже хороший. Места тут неплохие, но скучноватые — потому, как камней много и мало что растет. Народ больше молчаливый, ловит рыбу, да морского зверя по прозвищу "кит". Зверь тот так велик, что один кормит две деревни целый год, а еще жир от него дома освещает, а на шкуре его ракушки живут и камни прилипают. Зверь тот ныряет, и как мне знающие люди сказали, прямо по часу и более под водой плавает. А когда выныривает, выдыхает он воду из ноздри своей — и бьет тогда вода на двадцать локтей вверх. Охотятся на зверя с кораблей, и большую для этого смелость, с большим же умением, надобно иметь. На левом краю такой зверь нарисован, а рядом наш корабль — для понятности.

Кораблей тут много, и чайки кричат все дни — птицы, вроде куриц, только уж очень громкие, да вместо двора в море и на берегу роются. Какие они — я тут сбоку нарисовал.

Сразу тебе скажу, тут тепло, а потому про шапку и камзол мне напоминать не надо. Стирают и чистят мне одежку ежедневно, беспокоиться о том тебе тоже не надо.

Из той страны присылаю тебе (тебе, а не девкам деревенским!) особый платок, который в гавань из таких далеких стран привезли, что и названий-то таких не упомнишь.

До зимы мы отсюда вернуться не успеем, а потому заместо своего сорочьего треска присылаю тебе особую коробочку, из которой музыка прямо без музыкантов бывает. У той коробочки сбоку палочка. Палочку поверни четыре раза, она будет поворачиваться трудно — но четыре раза ты поверни, а потом отпусти. Ронять тут коробочку нельзя, так что ты уж не пугайся, как твой нескладеха Джессик, который одну такую в лавке разбил. То-то лавочник радовался! Пришлось торговаться. Коробочку я слева тут нарисовал, Вирдас тебе покажет про какую я палочку говорю.

Коробочку освятил я в храме Альдоная, коих тут великое множество. В знак этого, начертан на дне ее крест, так что никаких происков Мальдонаи в ней и быть не может. Нет в ней злого колдовства, а есть только великая хитрость человеческая.

Порошки, что в пузырьках тебе пересылаю, добавляют тут понемногу, по полщепотки, в еду. Без другой еды, лучше пресной, их не пробуй — хватит и меня одного. Как до тебя доберусь, расскажу как я их попробовал, посмеемся.

Твою рыбину получил, посолена она была как у тебя всегда вкусно — но за время пути высохла совсем. Размочили ее, и сьели. Много про тебя хорошего сказали, потому как так уж нам тут скучно бывает — что даже и сказать нельзя. Сьели рыбину, погрустили что твоих сказочек не слышим, так на чужбине и полегче стало.

До зимы не хворай. Приеду — проверю. Велел Вирдасу дом твой отремонтировать к осени должен быть готов, ты обживайся — а то что ж нам, и чаю-то не выпить? Я чудес навидался, подарков купил, сказок услышал великое множество — какие хорошие, а какие чтоб денег с меня слупить. Ну, таких сказок я и сам сочинить могу, так что тебе везу только хорошие, как ты любишь. А будешь хворать — заберу тебя в столицу, как грозился, и слушать твое ворчание более не стану.

Пока вместо сказок посылаю тебе еще картинку, с прошлой нашей страны. На картинке вид на город столичный, зовется Уэльстер.

Старосте все, что передать на это письмо захочешь, подробно обскажи, не пожалей времени — он уж пишет, как может. Прослышал я, бывает в замке докторус знаменитый, буду просить его к вам появиться, не откажи проследить, чтобы и его руку докторус посмотрел. Будет своих девок сызнова вперед подсовывать — молоти кобылищ клюшкой, чтоб про отца-сотника не забывали.

Остаюсь пока тут, всегда твой,

Джесик.

* * *

* * *

**

Бальфи.

Отчет получил. Деньги получишь осенью в столице. Продолжай за старостой следить, а вдове найди барсучьего жира, спину мазать.

Д.И.

Джеррисон, граф Иртон имел удовольствие находиться в столичной резиденции графов Иртонов. Его жена и мать изволили (на третий день по приезде из дальнего дипломатического вояжа) принять мужа и сына за торжественным обедом.

По правую руку от Джеррисона, на расстоянии двух локтей, пребывала за столом графиня Лилиан Мариэлла Иртон-Брокленд. На графине было платье цвета морской волны, с белым лифом и кружевом. Джеррисон не знал как называется фасон, но он был остромодным, а ткань — дорогущей. На графине были драгоценности ее мануфактуры. По левую руку пребывали за столом Алисия вдовствующая графиня Иртон. Одетая, в принципе, в том же стиле... Дочь графа не присутствовали на обеде, пребывая в имении матери графа, вдовствующей графини Алисии, под столицей.

Джеррисон смотрел в зал, не задумываясь подавал реплики и отвечал, что-то жевал, пользуясь новомодной вилкой. И думал про себя, что этой женщины он не знает. Она была как кукла, в чертах которой угадывались черты его жены — толстой, стеснительной, истеричной — живой. А эта не живая. Он думал, что мать снова недовольна. Она всегда недовольна, сегодня все как обычно. Что он ничего не узнает в этих стенах, где все новое, модное, дорогое, чистое. Что это теперь чужое место — и ему тут разрешается только находиться по приглашению. Место совсем-совсем чужое и ненастоящее. А настоящим кажется только камзол, сапоги, которые он украдкой протер при входе, и плохонький кусок пергамента в левом внутреннем кармане.

* * *

* * *

**

Вдова Маллон скончалась во сне, на второй день осени, в своем доме. О чем и сообщаем Вашей Светлости, как староста Вирдас требует.

Патерус Виллем.

* * *

* * *

**

Наника умерла.

Что я здесь делаю? Кто все эти люди? Я не хочу их знать. Почему они все время говорят, что они недовольны? Где Наника? Я привез ей подарков.

Наника умерла. Ее нет. Ее не будет.

Нет, он не стал вскакивать и кричать. Джеррисон все сделал правильно, он хорошо учился. Он выслушал всех женщин и поклонился, как следовало графу поклониться жене, и поблагодарил ее за великие труды. Выразил свои извинения и сожаления выпавшими на ее долю трудностями и болезнями. Губы прекрасной холодной куклы шевелились, но Джеррисон не очень вслушивался. Там было что-то о доверенности, и он отдал заготовленный свиток. Так сказал Его Величество, дядя. Он говорил, что это очень важная кукла. Она живет в кукольном доме, только не таком, какой был у сестры, а очень большом. Но его все равно нельзя трогать. Он чужой.

А потом Джеррисон поехал в полк и лег спать. В казармах всегда находилось место, с его одиннадцати лет ничего не изменилось.

Через два дня квартирьерские и фуражные команды на рысях отправились к трем точкам, лежащим на Самойском тракте.

Еще через два дня пятый пехотный полк, финансируемый по традиции графами Иртонами, приступил к погрузке на баржи, арендованные до порта Мальван, провинции Бейтари.

Его Величество Эдоард Восьмой именным указом повелели графу Иртону искоренить грабеж и насилие на дорогах и землях Байтан и Бейтари.