Мистик

Пришёл себя от холода и очень болезненной рези в животе. Сначала почувствовал запах — что-то йодистое, как если бы на побережье Чёрного моря очутился, к нему примешался цветочный аромат, разогретого металла и что-то незнакомое.

Следом включился слух — ропот сотен человеческих голосов, шаги, стук и звон чего-то, грохот двигателей, скрипы, крики птиц, вроде бы чаек и многое-многое другое.

Потом заработало зрение. Я увидел в двадцати сантиметрах перед глазами почерневшие от времени доски, покрытые трещинами и пятнами гнили, несколько ржавых загнутых гвоздей. Слева стопка из таких же досок, справа — узкая щель, сквозь которую я мог наблюдать кусочек улицы или проспекта или площадь, за спиною ещё одна стопка старых подгнивших досок.

На площадке сновали люди, иногда проскакивали совсем простенькие рохли, которыми пользовались грузчики. Потом весь шум на несколько секунд перекрыл гудок, громкий и характерный такой, пароходный.

Выходит, не улица или площадь, а порт? Потому и запах такой специфичный, морской и чаек слышу. И что я тут делаю, как оказался, почему так сильно болит живот? Хм, не только он, ещё голова начала раскалываться, стоило ей пошевелить.

Машинально поднял левую руку, характерным движением чуть встряхнув, собираясь уточнить час и — раз уж такие странности — дату. И обомлел, когда увидел тонкое грязное запястье со свежими ссадинами, царапинами и лиловыми синяками.

— Что за херь?

Я эту руку мог легко обхватить колечком из большого и указательного пальца. Даже потянулся к чужому запястью право рукой, собираясь проверить мысль. И получил двойной шок, когда к первой руке присоединилась точно такая же вторая, только гораздо хуже выглядевшая и со сбитыми костяшками.

Я поднёс палец к лицу, коснулся носа, покачал им из стороны в сторону, не удержался и попытался себя ущипнуть и вскрикнул от боли в двух пальцах на правой ладони. Сломаны?!

Мне повезло, если подобное можно назвать везеньем. Переломов не было, просто сильные ушибы, словно, дверью пальцы прищемил, хм, то-то кожа содрана так характерно.

Насколько смог — исследовал своё тело... новое. На вид лет восемь или девять, но истощённое совсем, рёбра почти просвечиваются, жировой прокладки нет совсем никакой. Волосы длинные косматые, давно не видевшие ножниц и расчёски. Не раз штопаные штанишки на помочах, под ними какие-то подштанники, футболка и куцая жмущая в плечах (это при моём-то сложении) джинсовая курточка без рукавов с короткой бахромой ниток вокруг плеч, в карманах только кожаный квадратик-конверт, где лежала щепка с намотанной на неё белесой рыболовной леской и среднего размера крючком) и складной железный ножик, которые вполне можно посчитать брелком за его габариты. Обуви нет, почему-то, но видно, что ноги не привыкли быть босыми. Интересно, где я их потерял? Или с меня сняли мои любимые башмачки? Что ж, вполне возможно, то-то мой вид такой покоцаный и сильно грязный, словно, в грязи валяли.

Досталось мне от неведомых врагов изрядно, всё тело ноет, тошнота накатывает, больно просто пошевелиться, левый глаз заплыл и почти не видит, губы распухли, несколько зубов шатается, над ухом огромная шишка с ссадиной. И стоило мне её коснуться, как от вспышки боли заломили зубы и я стал проваливаться в черноту.

" — ... боцман, ты посмотри, кого я тут поймал!

С этими словами меня жестоко бросили под ноги двум матросам, которые минуту назад раскладывали по мешочкам драгоценные вещи — кольца, цепочки, часы и даже золотые зубные коронки, которые брали из большого деревянного ящика, окрашенного в тёмно-зелёный цвет.

И тут же мне прилетело тяжёлым ботинком в лицо, отбросив в сторону, подальше от ящика. Хорошо, что пришлось вскользь, а то бы только зубы мудрости и остались для пережёвывания пищи.

— Куда, Волкер? Нахера этого щенка сюда приволок? — рявкнул один из них. — Не видишь, чем занимаемся?

— В этом и проблема, — ответил матрос, притащивший меня в трюм. — Он видел всё это, подсматривал вон оттуда.

— Проклятье, — выругался второй и следом, видать, чтобы не отстать от своих говнюков товарищей врезал мне по рёбрам, отбив дыхание напрочь, — Дьявол нас всех забери! Волкер, как он мог сюда попасть, кто на стрёме был поставлен, задница твоя ослиная?

— Значит, до этого сюда попал. Ты посмотри на него — тощий и грязный, наверное, зайцем проник на пароход и в трюме прятался, жрал вместе с крысами.

— Если кто из офицеров узнает, что мы на островах делали, пока другие выживших собирали... — боцман не договорил, но тон и последующее молчание многое сказали.

— Прибить аккуратно и подкинуть под лестницу, мол, поскользнулся, упал, шею свернул сам, — предложил матрос, который с боцманов проводил расфасовку драгоценностей.

— Совсем дурак? — взъярился на него боцман. — Волкер, твой двоюродный братец рехнулся после той встречи с банши на островах, раз такое предлагает.

— А что тут плохого? Это же безбилетник, и не беженец даже, капитан запросто сам прикроет глаза на его смерть — прикажет выбросить тело за борт и забыть, — поддержал идею своего родственника Волкер. Идею, которая мне совсем не нравилась. Оставалось надеяться, что боцман не настолько кровожаден или более трезво мыслит, не станет меня убивать и тем самым привлекать внимание. На всякий случай, я решил не дожидаться решения и попробовал отползти в сторону и спрятаться в тёмном уголке.

— Куда, крысиный корм, — рявкнул боцман и прошёлся по моим бокам и ногам тяжёлыми ботинками с квадратными носами, — скоро отползаешься! А вы оба кретины, раз думаете, что всё так и пройдёт. Да капитан заставит перетряхнуть весь трюм в поисках прочих зайцев или чтобы убедиться, что их нет! И вот этот ящик, и второй найдут, как вам такой расклад, а? — рявкнул он.

— Вот проклятье, — вздохнул брат Волкера. — Чё делать-то, боцман? Здесь его спрятать, так завоняет же?

— Волкер за свой косяк, что плохо на шухере стоит, оттащит мальчишку наверх, даст по башке и сбросит в воду.

— Так мы в порту, боцман. Это ж палево-то какое!

— А ты тишком, на цырлах, — хохотнул боцман. — Зато с нами никто не свяжет, подумают, что кто-то из портовых попрошаек и бродяжек утоп, когда на один из судов хотел пробраться.

— Ну, в принципе, нормально придумано, — согласился с ним Волкер. — Пошёл я?

— Ступай, только не спались.

— Да сейчас все корабли пустые, как наша "Рапира Эйста".

Меня ухватили за шиворот джинсовой курточки с обрезанными рукавами, приподняли вверх и потащили куда-то.

— Я... не скажу... никому не... скажу, — попытался я произнести, но мой шёпот никто не услышал. Пересчитал пятками все металлические ступени, потерял при этом кожаные мокасины, которые я уже давно носил на босу ногу. Перед тем, как выйти на палубу. Волкер отпустил меня, чтобы выйти в одиночку и осмотреться по сторонам, но воспользоваться моментом и удрать у меня не вышло — тот своим железным кулаком так приложил меня по макушки, что я звёзды увидел на низком железном потолке. Только пришёл в себя, а тут и мой убийца подоспел, вновь ухватил за куртку и поволок за собою.

Возле лееров он приподнял меня и неожиданно ударил головой о какую-то трубу, на метр торчавшую из палубы.

— Чёрт, кровища... ещё мыть тут, — услышал я, почти потеряв сознание от удара. — Да и так потопнет.

В следующую секунду меня отпустили. На одних инстинктах я выбросил руки вперёд и ухватился за край палубы. Увидел над собою светлое пятно лица моего убийцы.

— Пожал...

— Да провались же ты в преисподнюю, мразь! — такого бешенства в голосе я ещё не слышал до этого. После этого матрос с силой наступил на пальцы, сдирая с них кожу и заставляя разжаться от невыносимой боли.

— А-а...

-А-а-а! — проснулся я от собственного хрипа, продолжение крика из сна. Хотя, сна ли? Больше похоже, что я увидел последние минуты жизни бывшего владельца тела. Как упал в воду не помнил, добрался до берега — тоже, дополз до ближайшего укрытия — аналогично. И, похоже, паренёк умер, а я занял его тело, ещё не остывшее, с неотмершим мозгом. Теперь бы ещё повторно не загнуться с такими-то повреждениями. Те суки на корабле сильно избили мальчонку, судя по резям в животе, могли и внутренности повредить. Много ли надо оголодавшему подростку, в котором чуть душа теплиться?

В последнее время пареньку досталось столько горя, сколько другие и за всю жизнь не хлебнут. Велор Васильевич Стриж, так звали его... меня, получается. Десять лет, русский, с семьёй жил на архипелаге — Искровой, на острове Былый (вот же моя память дырявая, где же это такое в России?). Мать, отец, две сестрёнки — старшая и младшая, братик, которому в прошлом месяце годик исполнился. Отец вечно пропадал на рыбном промысле в составе артели, мать, её сестра (тётка Велора) и старшая сестра мальчишки работали в своей лавке, где перерабатывали морепродукты в консервы, соленья, балыки и так далее, после чего либо продавали сами, либо сдавали в заготконторы. Велор учился в пятом классе, после уроков помогал в лавке, успевал ещё и со сверстниками и друзьями поноситься по улицам городка и окрестностям, порыбачить.

А потом пришли пираты, убившие и захватившие в плен половину населения городка. Спалившие всё дотла перед уходом. От морских разбойников пострадали несколько островов. Позже всех выживших и пожелавших покинуть архипелаг забрал конвой. Велор опоздал, пришлось ждать вторую группу кораблей из спасательной экспедиции. И повезло же наткнуться на нескольких матросов с парохода "Адонис", которые были заняты не поиском выживших после пиратского набега жителей острова, а мародёрством. Пираты собрали все сливки, но оставили ещё немало, чтобы нечистоплотные людишки могли набить свои карманы. Матросы вроде Волкера не брезговали вырывать зубные коронки у мертвецов, если те были из драгоценных металлов. Посмотрев на это, у Велора сложилось впечатление, что весь экипаж парохода такой и потому побоялся выйти к ним. Но и оставаться на острове было ещё страшнее. Всех родных убили на его глазах, дом сожгли (вместе с братиком, который остался в своей колыбельке, когда пираты вытаскивали жителей на улицы, чтобы провести выбраковку — рабы и будущие трупы)... при воспоминании об этом моменте, у меня сжались кулаки. Даже не обратил внимания на сильную боль в поврежденных пальцах — боль в сердце была куда сильнее.

— Сквитаемся, — прошептал я, — клянусь тебе, Велор, сквитаюсь за твою семью, мою семью.

Ничего толком Велор не знал про этот мир, зато отлично мог рыбачить и приготовить даже мелкого огольца двенадцатью разными способами. Страна — Россия, часть её территорий расположены в виде архипелагов и островов, часть на материке, куда я прибыл на "Адонисе". Ночью лучше не гулять, а то духи могут утащить, особенно морские. Детские бредни или, в самом деле, тут нечисто, ведь и боцман что-то такое упоминал про банши? М-да, не слишком информативно, с такими знаниями я могу оказаться и на Камчатке.

— Тьфу, какая Камчатка? — сплюнул я, от злости и досады не удержавшись, чтобы не произнести фразу вслух.

Пароходов там точно нет, а я помню, что "Адонис" вполне себе классическая прошловековая посудина: две огромных трубы, вечно чадящие чёрным дымом, угловатая конструкция судна, гора угля в трюме.

Выбрался я из своего укрытия вечером, когда сумерки только-только накрыли землю. Темноты бы дождаться, но вдруг детские страхи не совсем и страхи, в этом случае стоит поберечься. Народ почти весь рассосался, так что я не попал никому на глаза и улизнул из порта, отыскав в высоком заборе узкий подкоп. Скорее всего, собаки оставили, потому как даже мне с телосложением "кожа-и-кости" пришлось помучиться, чтобы протиснуться.

За забором была широкая дорога, засыпанная щебнем, за ней узкая лесопосадка или полоска неухоженной аллеи, а дальше начинались дома. Очень странные дома. Словно, я оказался где-то в Российской глубинке с её зодчеством вековой давности. Ни одной высотки, ни одного панельного строения, ни одной серой безликой коробки. Здания не выше шестого этажа, везде по минимуму лепнина, выделяющиеся карнизами и козырьками окна и двери. Очень много двух— и трёхэтажных домой с одним или двумя подъёздами и четырёхскатными крышами, крытые небольшими железными крашеными листами или волновым шифером. Людей совсем мало, но зато в домах почте все окна светятся, видны тени от человеческих фигур на шторах.

— Это точно не Россия, по крайней мере, не моя, — прошептал я.

Вот ещё одна проблемка: не помнил, кто я, как оказался в этом теле. Помню, что жил в России, но другой совсем, где пароды считаются неимоверным пережитком прошлого. Или, всё-таки, я Велор, просто после потрясений душевных и побоев свихнулся? Думаю о реинкарнации, но нуждаюсь в психиатре? Вот же гадство-то, а.

За то время, что я занимался разведкой, сумерки начали превращать в ночную мглу. Если не хочу следующие часов восемь трястись от малейшего звука поблизости, то необходимо отыскать местечко для спокойного ночлега.

Провести ночь под кустом меньше всего хочу: и холодно, и опасно. Идти к домам? Неохота, но придётся, заодно и рассмотрю всё получше. Короткими перебежками, то и дело замирая и прижимаясь к земле, я добрался до первых домов.

Как специально, двери в подъезды были либо закрыты, либо там имелся консьерж. Попадаться на глаза этим пожилым теткам и дядькам мне, почему-то, не хотелось. Слишком мне досталось за последние дни от взрослых жителей этого, наверное, всё же, мира. Во дворах увидел первые местные автомобили — какая-то смесь между первыми фордами и паккардами и уазиками с жигулями. Ни одного авто привычного облика с диодными фарами, хищными и зализанными обводами, кучей пластика и сигнализации: не смог удержать любопытство и постучал по нескольким машинам.

Пока возился вокруг транспорта, позабыл о времени и голоде, и потому даже не обратил внимания на наступившую темноту. Зато, когда прямо над головой вспыхнул яркий уличный фонарь, до этого принимаемый за декорацию или давным-давно сгоревший, чуть в штаны не наделал. От неожиданного приступа страха обильно вспотели ладони, и сердце забилось часто-часто, как у зайца. А ведь, не моя эта реакция — тело шалит.

Из-под фонаря я рванул во все лопатки, только пятки засверкали. Выбирал места, где свет с тьмой имелись в равной мере, чтобы и незаметнее быть, и не так бояться.

Чем дальше от порта уходил, тем чаще встречались люди на улицах, катящие по своим делам машины и даже — лошадиные коляски! Вот это было удивительно, ведь машин-то хватает вполне, чтобы загнобить гужевой транспорт.

Метаясь среди полос сумрака, незаметно для себя оказался в районе особняков. Одно— двух— и трёхэтажные (последних очень мало, только два заметил) здания из дерева, камня, кирпича, обитые досками внахлёст и различными декоративными панелями, все как один спрятаны за заборами, но большая часть из них представляла ограды из прутьев, поросшие лианами или живые подстриженные изгороди из очень колючего кустарника. Почти везде горели окна, в тех домах, которые не сильно скрывались за оградами, за высокие кирпичные заборы заглянуть не мог, к сожалению.

Фонарей здесь было ещё больше, чем на основных улицах, поэтому я чуть ли не полз местами, прячась от посторонних глаз. Прохожих было совсем мало, машин — ни единой. Люди, которых я видел, были преимущественно мужского пола, крепкого телосложения, двое и вовсе прохаживались с крупными собаками, у половины висело на плече короткое двуствольное ружьё. Одежда тёмная со светящейся белой повязкой на левой руке. Ещё увидел пару женщин, почти ничем не отличающихся от мужчин, разве что, ружей не было, зато у одной через плечо на боку висела большая угловатая кобура. Охранники? Скорее всего, кто ещё здесь может быть в таком виде. Видать, непростые люди здесь живут, и вряд ли кто-то из них будет рад видеть голодного и избитого бродяжку.

Только я собрался сдать назад, покинуть этот район, а тут охранник с псом нарисовался с той стороны, а впереди женская парочка топает, внимательно осматривая каждый закуток.

"Вот это ты попал, друг Велор", — вздохнул я.

Не знаю, что мне ждать от этих охранников, может, накормят и в караулке (если у них есть такая) до утра разрешат поспать, а может и собак спустят, что уроком для остальных нежелательных гостей района стало. Слишком мало я знаю этот мир и видел лишь зло.

Рядом со мною был высокий забор из кованых прутьев с остроконечными концами, расстояние между прутьями невелико даже для моего худого тела, но вот чуть дальше, в трёх метрах впереди начиналась колючая живая изгородь, огораживающая соседний участок. Если повезёт, то отыщу в ней проход и окажусь на той стороне, имея между собаками и охранниками очень колючую преграду.

Успел.

Даже время смог выгадать, чтобы выбрать в переплетении ветвей более-менее удобное место, чтобы проползти на животе под колючками. Потом ещё и ветки опустил книзу и зацепил их друг о друга колючками, чтобы пёс не смог пролезть следом. И сразу же откатился подальше от ограды, замерев в траве и мечтая, чтобы та за пару секунд выросла в несколько раз.

Первым у лаза оказался охранник с псом, который громко зарычал почти напротив меня. Лаять не стал, видимо, хорошо вышколен. Чуть позже возле него остановилась женская парочка.

— Аркаш, что у тебя? — спросила одна из них.

— Дориан унюхал кого-то.

— Дом Вишнековского? Да сюда в здравом рассудке никто не рискнёт забраться, — фыркнула вторая дама, по голосу — молодая особо двадцати с небольшим лет. — Особенно ночью.

— Мало ли дураков на свете, — глухо отозвался Аркаша. — Город беженцами с архипелага переполнен, могли и они попытаться. Вряд ли чужаки про славу этого дома могли слышать.

— И что делать? — спросила первая, более старшая дама. — Что плечами пожимаешь, Аркаш?

— А что тут делать — караулить только. Лично я во двор ни ногой.

— Караулить, нашёлся тут умник, а кто патрулировать будет? Нам ещё три часа ходить, — недовольно отозвалась старшая охранница.

И в этот момент в животе у меня запели песню кишки. От испуга я не просто покрылся холодным потом — он ручьями с меня потёк.

— Вы слышали? Что это было?

— Рычал кто-то, нет? — немного неуверенно произнесла молодая девушка. — Аркаш, это не может быть животное, кошка или собака и просто так реагирует на Дориана?

— Не может. Дориан на живность внимания почти не обращает.

— А кто рычал? Бесноватый мог забраться? Среди беженцев, я слышала, и таких нашли, — произнесла вторая женщина.

— Не бесноватый и не нечисть точно, у Дориана на них хорошая чуйка, он бы вмиг залаял — не рычал.

— Это уже лучше, — с облегчением произнесла женщина и следом громко добавила. — Эй, кто бы там ни был, выходи к нам. Дом этот очень опасен, там призраки живут. Хозяина нет и остановить их некому. Иногда они выбираются во двор, так что и там тебе не укрыться. Лучше камера, чем такая смерть.

Я молчал, даже дышать стал реже и напряг мышцы живота, чтобы тот не взбрыкнул опять.

— Что ж, как пожелаешь. Лично мне вора не жаль, какую бы страшную судьбу он себе не выбрал.

— Оставь его, Жанна, если он услышал тебя и не выскочил, то дурак или терять нечего, — после небольшой паузы, видимо, в ожидании моего решения, сказал мужчина. — Кто знает, может, ему каторга светит или экспедиция на Чёрные земли, такому проще рискнуть с призраками.

— Ладно, пусть так, — нехотя согласилась с ним женщина. — Светочка, становись на той стороне и следи в оба за этим местом. Увидишь, что кто-то вылезает — немедленно стреляй.

— А...

— Ты будешь в своём праве. И запомни — это твоя жизнь, не стоит быть излишне гуманной, когда рискуешь с ней расстаться.

— Хорошо, Жанна Сергеевна.

Молодая охранница последовала совету своей более старшей коллеги: я видел сквозь густые ветви её силуэт, мелькавший под фонарём возле забора дома напротив.

"Чёрт, чёрт, чёрт!", — шипел я по себя, пытаясь справиться с паникой, которая то и дело захлёстывала меня, точнее, то тело, которое мне досталось неизвестно велению каких Высших Сил. Подсознательная память толкала выскочить на улицу, сдаться или даже попытаться убежать под пулями, лишь бы оказаться подальше от призраков. А я задвинул на задний план эти страхи, больше страшась угрозы реальной, а не мнимой, подростковой: пуля-то пострашнее будет, чем некие призраки, в которые я и не верил толком, в отличие от мальца-донора.

" Всё, этот готов, — голос звучал глухо, неузнаваемо из-за толстой сплошной маски из резины, изображающей какую-то образину, — проверь этого стрелка, мать его.

— Подыхает... у-у, сука, — я увидел, как чужая нога в светло-коричневом ботинке с высоким берцем ударила меня в грудь, боли, что примечательно, не почувствовал, вообще ничего, словно, не меня пинают. — Что с Маком делать? Выйти могут?

— Руки отруби и морду ему дробью расх

* * *

ч. Не с собой же всё тело бра... б

* * *

я, что это?!".

Кажется, я потерял сознание от голода, недавних побоев и тяжелейшего нервного напряжения и в момент отруба увидел что-то из старой жизни. Я там умер?! Убили, вот как могут убить меня сейчас... вот та девушка, обладательница симпатичного голоса легко всадит в меня несколько пуль из пистолета или что там в её хрупких ручках — револьвера? — нет уж, гипотетические призраки милее.

Шок от видения был настолько силён, что подсознание увяло, перестав теребить тело и вернув над тем полный контроль.

Где ползком, где переворачиваясь с живота на спину, я оказался подальше от забора. Там, среди клумб и высоких кустов роз я рискнул встать, точнее, сер на корточки и прислушался. Было тихо, если не считать моего запалённого дыхания. Отдышавшись, я рискнул встать в полный рост, оглядеться и на цыпочках двинуться в сторону дома.

Особняк внушал уважение — широкий, высокий, с остроконечной крышей, теряющейся в черном небе, сложенный из красного кирпича, с каменным крыльцом и алебастровыми горгульями рядом с ним. Решёток ни на одном окне не увидел, но те были слишком высоки, чтобы с моими данными, а точнее, телесной немощью, пробовать проникнуть внутрь через них. Так же не было возможности попасть в подвал — имевшиеся окошки скорее нужно считать крепостными бойницами, в них только кошка да похожее животное протиснется.

Повезло мне в самом тёмном углу и на втором обходе вокруг дома: в этом месте к фундаменту примыкал большой короб, который я сначала принял за мусорный, но когда прошёл мимо повторно и не уловил характерного запаха, решил поинтересоваться.

Двустворчатая крышка была обита медными листами и для меня нынешнего стала, чуть ли не непреодолимой преградой. И открывать приходилось аккуратно, что бы, не дай Бог шум поднять.

— Уголь, хм, — света едва хватило, чтобы увидеть свои перепачканные ладони в чём-то чёрном. Не имей я богатого опыта в прошлой жизни именно с углём — не опознал бы тот в толстом слое пыли с вкраплением мелких фрагментов. — А это что?

Короб дна не имел, точнее, оно там было, но странное — скошенное и уходящее куда-то вниз. Забраться на край ящика и осторожно спуститься на руках внутрь, оказалось для меня не самым лёгким делом, а потом просто не удержался на покатой металлической поверхности, густо покрытой сколькой пылью. Быть может, не такая она и скользкая, но моя слабость, сильный наклон, металл под ногами — в общем, я сверзился вниз.

— Ай, блин!

Очень больно приложился боком и локтём о кучу камней на финише моего спуска с горки. Вокруг было чернее, чем... м-да... битва негров безлунной ночью в глубокой пещере.

Кряхтя и смахивая слёзы с глаз, я на ощупь десять минут искал выход. Оказался в просторном коротком коридоре, в конце которого едва брезжил серый свет. Оказалось, что впереди путь прикрывала дверь, частично застеклённая. Свет лился из соседнего помещения — кухни, судя по обстановке и запахам. Ах да, свет был естественных из огромных окон, занимавших почти полностью одну стену немаленького помещения. Я даже позавидовал: одна кухня имела площадь большую, чем съёмная квартира из моего прошлого. Кучеряво живет местных погонщик призраков.

От этой мысли тело вновь взбрыкнуло — пробило холодной испариной, затряслись колени, в груди поселился холодок.

" А ну цыц! — прикрикнул я. — Перекусим и уйдём отсюда. Или мы решили сдохнуть от голода, боясь смерти от лап — или что там у них — призраков?".

Организм при мысли о еде издал такой рык, словно, рядом тракторист пытается завести с помощью "пускача" свою рабочую лошадку. Помогли справиться со страхом и ароматы, витавшие вокруг — мм, хоть воздух ешь!

Почти самый обычный холодильник нашёлся в углу у окна. Необычного в нём — сама простота и лютый холод. Явно примитивная модель, которую никак не отрегулируешь в зависимости от количества продуктов. И размораживать внушительную морозилку тут требуется обязательно.

Нормальных продуктов не оказалось, зато морозилка была доверху забита мороженым мясом и рыбой. Ну да, охранники говорили, что хозяин в долгом отъезде. Нормальный хозяин не оставит портящиеся продукты надолго, пусть даже в небольшом холоде.

У меня руки тряслись, и слюна сплошным потоком выделялась, когда я достал куски бекона, крепкие, как гранит, и начал строгать большим и тяжёлым кухонным ножом. Его тяжесть мне только на руку — сил никаких нет, самостоятельно лёгким ножичком мне только царапать мороженную поверхность.

— Так дело не пойдёт, — вслух с глубокой грустью сообщил я, глядя на жалкую горку мяса и льда (последний занимал большую часть) на разделочной доске. — Так с голода помру... а нет ли тут чего-то другого?

— И это другое нашлось: внушительный круг сливочного светло-светло-жёлтого масла. Точно так же, как и мясо, оно было насквозь проморожено, но скоблилось проще, а каждый кусочек-стружку я немедленно закидывал в рот, буквально впадая в экстаз от вкуса, тающего на языке, масла. Слопал не меньше полстакана, когда...

— Это кто это тут безобразничает? — раздался чужой скрипучий голос за спиной.

Внутри всё подёрнулось ледком ужаса. Я специально встал, чтобы видеть двери и окна, забился чуть ли не в самый угол, но оказалось, что в углу кто-то до поры до времени сидел, ждал.

Раз! Два!

Руки сработали сами, следуя вбитым многолетними тренировками привычкам. Два удара ножом — горизонтальный на уровне лица (или шеи), второй тычковый в живот (или бок). Вот только никакого урона она не нанесли.

— Аха-ха! — засмеялся противным дребезжащим смехом... призрак. Полупрозрачная фигура пожилого мужчины с остроконечной бородкой "король аля-дроздобород", в простых тёмно-коричневых штанах, серой рубашки навыпуск с воротничком стоечкой и узорчатым шитьём на рукавах и груди и опоясанный тонким чёрным ремешком.

— Молодой воришка не побоялся залезть в проклятый дом? Ах-ха-ха! — присоединился к нему второй голос за моей спиной.

Ещё один призрак молодого человека с тонкими усиками, в чём-то похожем на школьную форму времён моего детства, застёгнутой всего на одну пуговицу на животе. На голове круглая кепка с широким козырьком, лихо заломленная на левую сторону, из-под козырька выбивался большой смоляной чуб.

— Выпьем!

— Душу заберём!

Смеялись они, кружа вокруг меня. Все остатки прежнего Велора исчезли, смытые первобытном ужасов. А через несколько секунд исчез и он, остался только страх, который присущ всему живому, но не мешающий мыслить здравомысляще, искать выход, просчитывать варианты, наполняющий тело адреналином, чтобы то могло совершить рывок для атаки или побега.

Вдох-выдох, вдох-выдох.

Я всегда считал, что все байки про "ци" и прочую "биоэнергию", позволявшие людям камни пальцами колоть и поджигать голыми руками лист бумаги, не более чем байки, вроде тех же россказней о пришельцах, которые любят похищать "пиндосов" и возвращать обратно беременными. И в то же время замечал, что дыхательная, медитативная техника помогают быть быстрее, точнее, бить больнее.

Вдох-выдох.

Нож держу буквально двумя пальцами, представляя, как они — пальцы, наливаются огнём, жарким пламенем, которое стекает на оружие и впитывается в лезвие.

— Ах-ха-ха!

Раз!

На этот раз мой удар заставил призрака взвыть уже от боли и забыть про смех. Нож по самую рукоять вошёл в полупрозрачное тело в районе печени.

— Аэ-эээааа! — завыл призрак и сорвался с ножа. Отлетел от меня на пару метров и застыл скорченной статуей. Нож, кончики моих пальцев, пол и столешница огромного круглого стола, сквозь который пролетел недавний хохотун, были измазаны в серо-зелёной слегка светящейся субстанции.

— Форд, что с тобою? — оборвал свой смех "школьник" и с испугом посмотрел на меня и "кровь" своего товарища. — Это что?

Про меня он, словно, позабыл. И я этим воспользовался.

Раз! Два!

Секущий удар по правому бицепсу и ещё один по животу. Будь он живым и уже через секунду пытался бы запихнуть свои внутренности в брюхо. К сожалению, призраки обладали не только хорошей реакцией, но и были лишены некоторых недостатков, в моём случае противник просто отлетел назад, не тратя время на ненужное шевеление ногами.

Но и так вышло неплохо: с правой руки полилась густая слизь, пачкая пол и ближайшую стену, струйка гораздо тоньше стекала с рассечённой надвое полы "школьного" пиджака.

Взвыв, "школьник" ломанулся прямо сквозь стену, оставив меня и "козлобородого" одних.

— Мальчик, не трогай меня, пожалуйста, — загнусавил он, выставив вперёд правую ладонь. — Я не сделаю тебе ничего, я просто пошутил, и Козькин пошутил...

Я стукнул кончиком ножа по столу, призрак в панике ломанулся от меня по пути своего товарища. И в этот момент я увидел, как столешница прыгнула мне в лицо.

-...хозяин узнает, что мистика поглотили — развеет, — услышал я чей-то недовольный голос. — Пусть лежит, или можно позвать охрану.

— Хозяин запретил обращаться к кому-либо, — а этот голос я узнал — Форд или "король-дроздобород". — Лучше выпьем, а тело выставим как одного из воришек.

— Давайте так и сделаем. Ферзь, он же нас с Фордом ранил, знаешь, как больно? — заканючил кто-то, хотя, почему кто-то: "школьник" это. — Королева, что молчишь, поддержи, а?

— Хозяин узнает, что мы убили мистика. Сильного мистика, после этого нас ждёт только одно — ни-че-го! Нас развеют, как пыль, даже перерождения не будет, — произнёс первый голос. — Пусть лежит, быть может, сам умрёт. Или уйдёт, как очнётся. Как бы то ни было, на нас вины нет. Хозяин запретил причинять вред мистикам, пока они не угрожают его вещам. А кусок масла и мяса не считается.

— Он очнулся, — оповестил собравшихся холодный женский голос.

Я открыл глаза и спокойно — чего уж теперь-то трястись — посмотрел на четвёрку призраков: парочка уже знакомых, "помеченных" мною, высокий с идеальной осанкой мужчина с шикарными усами и бакенбардами в военном мундире без знаков различия или одежде, покроем на форму похожую, и женщину лет тридцати пяти, с распущенными чёрными волосами, в белом платье с открытыми плечами, глубоким декольте и пышной юбкой, скрывавшей обувь.

— Здравствуй, мальчик. Ты больше нас не бойся, — произнёс "вояка". — Произошло недоразумение, наши товарищи не заметили, что ты мистик. Можно спросить, зачем ты здесь?

Я чуть помолчал, потом решил рассказать правду:

— Погреться захотел и поесть. Я не вор, но так сложились обстоятельства... вот.

Глава 2

Я покинул негостеприимный дом поздним утром, когда охранница, что всю ночь меня караулила, исчезла, на улице появились прохожие, затарахтели машины. С собою прихватил большой кусок мороженого мяса, который начал превращать в строганину перед появлением призраков, тяжёлый кухонный нож, что так отлично послужил мне, два коробка спичек, бумажный пакет с хлебными сухарями просоленными и проперченными для каких-то кулинарных нужд и немного соли со специями. Призраки вздыхали, кряхтели, но с зубовным скрипом признали, что мой хабар совсем не ценен и не попадает под приказ хозяина защищать ценное имущество. А по мне, так просто боялись меня, точнее, моих новооткрывшихся способностей — заполучивший в печень нож "козлобород" едва не развоплотился.

На кухне нашлась тряпичная сумка, простая и неказистая, сшитая из серого плотного холста, в неё я положил свои трофеи. Дождался, когда поблизости от калитки никто не будет проходить, и выскользнул на улицу.

Сейчас при солнечном свете городские улицы ожили и стали похожи на провинциальные, привычные мне в старой жизни. Словно, оказался где-то в маленьком старом городке, где довоенные и даже дореволюционные постройки ещё не снесли жадные до земли строители, и мирно соседствуют со стандартными кирпично-бетонными коробками. Эту картину поддерживали и авто — будто разом вытащили из дедовских гаражей всевозможные "доджи", "козлики", "победы" с "чайками", "фиаты" и "форды" времён начала и разгара холодной войны. По одежде год ещё хуже было определить — футболки, джинсы, шорты, рубашки с брюками, кепки-аэродромы и бейсболки, фетровые шляпы с беретами — полная смесь моды и стилей.

Первым шоком стало, когда я увидел оружие у народа. Сначала один отодвинул полу пиджака, доставая сигареты из кармана рубашки и открывая кобуру с револьвером на секунду, через несколько секунд заметил у второго под рубашкой навыпуск небольшой пистолет. Когда определил у третьего под ветровкой в наплечной кобуре что-то убойное и массивное, уже стал специально высматривать вооруженных людей. И вот он шок — примерно каждый пятнадцатый человек был вооружён: короткоствольное оружие в кобуре на поясе, на лодыжке, в барсетках или дамских сумочках. Да-да, здесь даже дамы носили пистолеты, и думается мне, что умеют им пользоваться.

Второй шок — сотовые телефоны. Достаточно увесистые прямоугольники, некоторые чуть ли не крошечными кирпичиками смотрелись в руках звонивших. Правда, из пары сотен человек только у троих увидел эти девайсы. Причём, по виду владельцев судя — обеспеченные буратины, явно выше среднего класса или элита среднего.

И всё это рядом с пароходами на угольной тяге, дирижаблями, которые видел не раз Велор.

— Эй, мальчуган, — я увлёкся просмотром, что не сразу услышал чужой требовательный голос, да и не олицетворял с собою. — Мальчик с сумкой, ты слышишь меня? Подойди ко мне.

Упоминание сумки заставило встрепенуться и посмотреть, таки, на кричавшего.

"Мент, вот блин", — пронеслась мрачная мысль.

На другой стороне дороги, на противоположном тротуаре параллельно мне шёл высокий и крепкий мужчина в серой военного покроя форме, с большой кобурой на поясе, похожей на деревянную от "стечкина", чёрной дубинкой, двумя кожаными чехлами явно с наручниками и газом либо небольшим шокером. Пилотка, погоны со звёздочками, овальная бляха на левой стороне груди и крупная радиостанция в чехле на левом боку с микрофоном рядом с бляхой выдавали в служивом стража порядка при исполнении.

— Наконец-то услышал, молодец, — увидев, что я смотрю на него, жандарм остановился. — Постой там, я сейчас подойду и поговорю с тобою. Хорошо?

— Ага, — кивнул я.

— Молодец, — улыбнулся тот и повернул голову налево, высматривая прореху в веренице извозчиком и машин.

"Да ну тебя, дядя, с твоими разговорами", — подумал я и пока собеседник отвлёкся, рванул во все лопатки вперёд за ближайший угол, там повернул ещё раз и ещё, совершив почти полный круг. Запыхавшийся с кругами перед глазами, я успел увидеть, как жандарм, спросив что-то у прохожих, побежал по моим следам.

Сам я, вызвав мат у кучера, у которого проскочил через дорогу перед мордой лошади, юркнул во двор дома напротив. Пусть жандарм ищет меня среди дворов на противоположной стороне улице, а я пока успею затеряться здесь.

Вот зачем я ему понадобился, а? Понимаю, что мой потасканный вид выбивается из среды окружающих, ну так я не раз видел стайки мальчишек одетых ещё потрёпанее. Или жандарм вроде местного участкового, знает всех поголовно из местных и я потому и заинтересовал его? Злости в голосе не было слышно, возможно, стоило навесить лапши ему на уши про мать больную, дядю мясника, к которому матушка отправила за едой? Может и зря я убежал, только подозрение вызвал? А ну как облаву устроят? А если тут мистиков отлавливают на опыты, и у этого жандарма не газ или шокер, а определитель какой, детектор паранормальный?

— Да к чёрту всё, тьфу, — буркнул под нос я и сплюнул под ноги.

— Мальчик, ты же не верблюд, — произнёс кто-то укоризненно.

— А? — я завертел головою и только сейчас увидел пожилого мужчину чеховского вида, сидящего с газетой на лавочке среди густых кустов, усыпанных какими-то мелких белых цветов. — И-извините, случайно вырвалось, я больше не буду.

Мужчина кивнул и вновь вернулся к чтению, а я быстрым шагом и с готовым вырваться из груди сердцем поспешил прочь. Вот тоже ещё одна проблема — чуть что и сразу впадаю в панику, точнее, тело новое моё. То колени подкашиваются, то от страха сердце вот-вот остановится и в глазах темнеет. Как с этим справится? Не знаю.

Через полчаса я, наконец-то, успокоился, а вместе с успокоением пришла жуткая слабость и сонливость. Ночью-то мне поспать не удалось из-за толпы призраков вокруг, всё боялся, что они меня удавят во сне... да и какой сон в такой компании и состоянии? И вот сейчас у меня уже всё плыло перед глазами, от частых зевков слёзы выступали, и ломило мышцы шеи.

Хотел уже забиться в один из скверов и там за кустами придавить на массу, да только везде были люди, мелюзга шныряла во что-то играя промеж себя, дамы, блин, с собачками взад-вперёд с важностью ходили.

Потом пришло раздражение на окружающих, хотелось крикнуть, что двор или сквер заминирован, что тут вот-вот случится прорыв злых духом и мстящих всему живому легион призраков.

После злости наступило полное отупение, и в этом состоянии я вышел на окраину города неподалёку от морского берега. Ноги сами принесли к каким-то зарослям, в которые я благополучно забился и уснул мёртвым сном.

Проснулся в глубокой темноте и с ощущением, что в животе поселился клубок ежей — так есть хотелось! Почти на ощупь стал собирать вокруг сухие ветки для костра и в процессе этих поисков наткнулся на крошечный пятачок, чистый от кустов и с кострищем в центре. Рядом лежала горка дров, угли были обложены красными кирпичами, имелись несколько железных прутьев, вбитых в землю у кострища и с натянутой на них толстой железной проволокой. Эдакий кустарный мангал типа "я его слепила из того что было". Как бы то ни было. Это мне сейчас было только на руку — дрова и мангал, на который можно выложить куски мяса, думаю, оно за день разморозилось.

С шашлыком меня ждало огромное разочарование: мясо не просто разморозилось, оно стало пованивать уже. Целый день на жаре провел этот кусок, совсем не мудрено, что подтухло. Так-то, не будь я в теле ребёнка, запросто употребил бы, был бы охотничий рецепт: дичь с душком. Но чёрт его знает, как скажется на желудке ребёнка да ещё который в последнее время с маковой росинки на родниковую воду перебивался.

В общем, мясо я выбросил. Не поленился дойти до берега — там и идти-то было три минуты — и подальше забросил в воду мясную вырезку. Потом умылся, хорошенько отмыл руки и вернулся обратно к костру. Так как есть хотелось неимоверно, то пришлось доставать сухари и хрустеть ими. Часть подмокла в сукровице, и я с сожалением — и так было немного — выбросил их в кусты. Почти сразу же там зашуршало, захрустело, раздалось чавканье. Встрепенулся и я, тут же вооружившись ножом — не хватало бродячей собаки или — что ещё хуже — призрака. Хотя, они же не едят? Шум в зарослях быстро затих, к костру никто не вышел, хотя я несколько раз ощущал чей-то взгляд из темноты. Не злой, просто любопытны и чуть настороженный.

Незаметно для себя задремал и проснулся от жаркого солнечного луча, нагревшего мне макушку. Опять захотелось есть, а ещё пить — от солёно-перчёных сухарей во рту Сахара образовалась. Воды поблизости столько, что хоть залейся, жаль, что горькая морская. Но и местные заросли не могли просто так образоваться на берегу, где-то рядом явно имеется пресная вода, родник, ключ.

На поиски потратил полтора часа, оказалось, что родник расположился в крошечном овражке с паре сотнях метров от зарослей. Увидеть его было практически невозможно, и я потратил кучу времени на обшаривание местности вокруг кустов. Только по какому-то наитию двинулся по пустырю и скоро увидел провал в земле. По краю которого шла натоптанная тропинка, спускающаяся вниз. Из овражка тянуло прохладой, и слышался тихий звук бегущей воды. Кто-то вставил в родник большой чугунок без дна и вода, заполняя его доверху, с журчанием переливалась через края, пробегая около метра по руслу среди некрупной гальки и теряясь в земле. Этот звук я и услышал.

Напившись так, что в животе булькать стало при каждом шаге, я вернулся к месту ночлега. Снова захотелось есть, но сумка была пустая, если не считать кульков с солью и специями. Сильно пожалел, что ночью так расточительно поступил с сухарями. Их легко можно было обжарить на костре, счистить размокшие края... эх, а я их в кусты. Ну, хоть зверушек подкормил. Интересно, этой ночью не придёт в надежде на добавку? Ещё помешает спать.

Благодаря голоду вспомнил о рыболовной снасти, что лежала в кармане. Не бог весть что, но попробовать поймать что-нибудь можно. Нашёл в зарослях длинную и более-менее ровную ветку, срубил, очистил от мелких сучков и коры. Привязал к концу леску, которой на щепке оказалось едва ли метров десять. Дольше провозился с наживкой — пришлось побегать по пустырю, ловя кузнечиков, бабочек и крупных мух.

То ли, рыба тут не сильно избалованная, то ли, включились навыки тела (Велор как-никак из посёлка, чьи жители промышляли рыболовством), то ли, моя ночная невольная подкормка мясом тут сыграла роль, но я за какие-то полчаса натаскал восемь рыбёшек, весом от двухсот грамм до полу-килограмма. Морские бычки — всплыло название в памяти, доставшейся с телом мальчишки. Толстые тела, крупные плавники, пятнистые, с очень большой головой и невероятно огромной пастью. Я ради интереса сунул в рот крупному бычку мелкого и тот легко пролез, хотя, как уже сказал, головы у этих рыбин были очень большие. А вот мясо белое и костей совсем мало.

Не поленился добежать до ключа, набрать там глины в стенках у самого дна и сделать из неё обмазку для бычков. Перед этим распотрошил, посолил и поперчил внутри, сделал несколько надрезов на боках, чтобы специи равномерно пропитали мясо.

Едва дождался, когда же рыба запечётся. И когда сбил глиняную корку, отщипнул кусочек обжигающего мяса и положил тот в рот, то испытал несравнимое блаженство.

Умял подряд две самых мелких рыбы, бросая кости и головы рядом с собою, чтобы не мусорить в округе. Когда потянулся за третьей, в кустах вокруг знакомо зашуршало.

— А, явился, — произнёс я вслух, потом отломил половину горячего бычка и ту часть, что с головою, бросил на звук. — Угощайся и не обожгись.

Зашуршало сильнее, зверёк зачавкал и так громко, словно, что-то невероятно сочное и большое ел, вроде дыни.

— Ну, у тебя и культура, — покачал я головой, отщипывая по маленькому кусочку мяса с хвоста и медленно жуя. Первый голод я сбил, и теперь просто наслаждался вкусом свежей вкусной рыбы. Правда, с солью и перцем я несколько переборщил, хоть и не сильно, но жажда проснулась с новой силой.

— Ещё... ещё... ещё...

Я подскочил с земли, как ужаленный, успев схватить нож и толстую палку с обгоревшим концом, которой я шевелил угли в костре.

— Ещё... ещё... ещё... вкусно... вкусно...

Я нервно сглотнул комок, вставший в горле.

— Ты кто? Покажись?

Несколько веток кустарника сами собой зашевелились, переплелись, и из листвы создалась... мордочка, личико? Я бы ЭТО назвал бы харей покемона и лунтика, перемешанных блендером. Впрочем, злым оно не казалось, забавным, наверное, непривычным.

— Дружок... дружок... ещё дай... вкусно... остро...вкусно... солёно...вкусно...

Только сейчас я понял, что голос звучит непривычно, со странным тембром, словно, шорох или... шелест листвы.

— Ну, если ты друг, то на вот, — я тупой стороной лезвия ножа оббил глину с самой крупной рыбины и бросил ту в сторону мордашки. Ветви расплелись, когда подарок был ещё в воздухе, и мгновенно перехватили кушанье. Миг — и толстая ароматная тушка исчезла среди зелени.

— Спасибо... дружок доволен... приятно... вкусно.

— На здоровице, — хмыкнул я и вернулся обратно на своё место.

ЗАМОРОЖЕНО