|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Никто не любит море.
Ради равновесия — море людей не любит тоже. Максимум отваги для материковых жителей — потихоньку пробираться вдоль берега, так, чтобы ни в коем случае не выпускать из вида скалы, и иногда налетать на эти скалы. Собственно, поэтому с моря мало кто нападает. Нападения с моря всегда выглядят печально. Большинство не доплывает.
Острова для Аринди — это очень далеко. Островные владения — это уже глубокий океан, и путь до Островов — марш-бросок через неизведанное, шаг в бездну, каждый раз как в последний. Даже в самом тихом и спокойном рейсе многие пассажиры начинают вести себя странно, и сопровождение кораблей для светлых всегда было обязательным. Темные, по идее, должны были быть устойчивы к голосу моря, но порой клинило и их, а странно ведущий себя обычный человек и странно ведущий себя темный маг — вещи совершенно разной весовой категории.
Темные собрались в общем зале и сидели тихие и зеленоватые. Осознание, что осталось недолго, почти примиряло меня с ними.
Или же примиряла дикая качка. Какие темные, когда корабль беспрерывно швыряет верх-вниз вторую неделю.
К отправке Миль опоздал на два часа, но на сожаление, что можно было так не торопиться, почему-то разозлился. Рассветало; ветер дул неровными порывами, на корабле в последний раз тестировали сращивание нервной ткани и системы управления, а остальные ждали погоды. На пристани отдельной группой стояла семья Наро и мрачно огрызалась на шуточки и двусмысленные взгляды. От некогда большого клана осталось всего семь человек.
— Я не поеду. У меня плохое предчувствие, — сходу объявил заклинатель.
— Вы поедете, Миль, — терпеливо повторил я. Диалог с вариациями повторялся последние несколько дней, и я успел заучить его наизусть.
— Я не доверяю этой конструкции.
— Вы сами ее ремонтировали.
— Там нет никаких условий для жизни!
— "Нет условий для жизни" — это, простите, про ваши личные покои.
Там кроме заклинаний и токсичных зелий вообще ничего нет.
— Мы, темные, не неженки и не зависим от комфорта!
Я предупредительно посторонился, открывая путь к кораблю. Корабль все-таки раскрасили маскировочными изломанными линиями, наверное, скрывая ржавчину, и теперь он внушал еще больший трепет, то и дело пропадая из поля зрения. Но к пристани Миль так и не дошел, резко поменяв курс и остановившись рядом с новой жертвой:
— Благородные Наро. Вы на самом деле ждете, что светлая родня бросится к вам на шею и разом позабудет, как вы от них отреклись?
Михаэль Наро изящно приподнял брови и с истинно аристократическим высокомерием ответил:
— Сначала заведите своих светлых родственников, а потом раздавайте советы, как с ними обращаться.
На удивление, Миль даже не стал пререкаться, и только мерзенько ухмыльнулся.
С подачи Шеннейра торжественного отплытия под салют удалось избежать. Хотя темного магистра побережье было готово провожать и салютом, и чем угодно. Вместо этого на проводы притащило всю гильдию, и, глядя на эти лица, так и горящие ожиданием свободы, мне так и хотелось отплыть скорее. А потом развернуться.
Шеннейровские маги провожали своего господина, и настроения там колебались от тревожной грусти до подступающего раздражения на наглость светлых. Из ссылки их верни, в ссылку их оправь — не велика ли честь?
Темный магистр проводил последний инструктаж для своих.
— ...с местными в близкий контакт не вступать, — он надавил на переносицу: — Что там еще...
— Прививки и идентификационные метки, — подсказал я.
— Это все сделано, — отмахнулся он.
— Вы были на Островах?
— Кто ж там не был.
Я проводил его удивленным взглядом. Постоянно забываю, что Шеннейр правил гильдией много лет и мог побывать где угодно. Но Шеннейр и Острова все равно не сочетались в голове.
— Недолго, — пояснил мне Эршенгаль. — Всего несколько лет. Несколько раз.
Все равно не сочетались.
Эршен оставался. Чем дальше, тем сильнее мне казалось, что последнее время Шеннейр таскал его с собой вовсе не потому, что нуждался в личном водителе или немой свите.
— Я немного задержусь на Побережье, — сказал мне боевик напоследок. — Потом отправлюсь в Мэйшем-два. Немного поработаю с неофитами.
— А что ваши думают о возвращении светлых? — я отогнал прилипчивые мысли. В жизни Эршенгаля все складывалось. Пусть так будет хотя бы у кого-то из нас.
Одна из самых неприятных черт, что порой приобретали собеседники — глядеть на тебя так, будто им доступны все тайны мира и механика вселенной.
— За ними поехал лично темный магистр, — размеренно ответил Эршен. — Попробуй только светлые не вернуться.
Вечная троица высшего совета стояла вместе. Нэттэйдж и Олвиш то и дело переглядывались, предвкушая, как мирно и без эксцессов они будут сотрудничать, и я как въяве представлял себе, что поднимаюсь на борт, и Нэттэйдж бросается распродавать Аринди по кусочкам Ньен, Загорью, нэртэс и коалиции, а Олвиш в отместку сносит Нэтар и половину Побережья в придачу.
— Гвендолин, на вас одна надежда, — я содрогнулся от страшных образов. Волшебница с достоинством кивнула, принимая новую обязанность как должное. — Не представляю, чего вам стоило, Нэттэйдж, отказаться от торжественных проводов.
Нэттэйдж улыбнулся. Потом, подумав, улыбнулся еще шире.
— Мы назначили день. Побережье решило, что не желает отпускать светлого магистра в такой опасный долгий путь.
— Они хотели меня захватить и задержать?!
— Ну что вы, — вмешалась Гвендолин. — Люди не могут захватить светлого магистра. Это не по правилам. Они бы пали перед вами ниц, и светлый магистр вынужден был бы остаться.
Да. Отказ тяжким, тяжким грузом лег бы на мою совесть. Но не уверен.
— Так что мы перенесли дату на день раньше, — заключил Нэттэйдж.
Я обернулся на пустые склоны, на неспешные сборы, сожалея, что статус не позволяет бегать вокруг темных и требовать, чтобы они поторопились. Да что этот статус вообще мне позволяет?
— Вы уверены, что это надежный транспорт? — Нэттэйдж смотрел на поднятый со дна морского корабль с совершенно неподобающим сомнением, и я уверенно ответил:
— Разумеется. Он пока не тонет.
— То есть туда вы дотянете, — глава внутренней службы вспомнил, что тактичность — часть его образа, и поспешно добавил: — Может быть.
Он думает, что темные и изгнанные светлые передерутся и утопят корабль?
— Зимовка на Островах дело, наверное, хорошее, но вы же дальше главного архипелага не выберетесь, не говоря о возвращении...
А. До светлых мы даже не доедем. Так одной проблемой меньше! Я закинул рюкзак на плечо и радостно развернулся в сторону корабля:
— Сдалась мне ваша Аринди. Мне здесь не понравилось, прощайте.
Судя по лицам, высшие глубоко обиделись. Первой справилась Гвендолин, мягко признав:
— Наше упущение. Надо бы оставить кого-то из ваших приближенных в заложники...
Высшие переглянулись, и Нэттэйдж с подступающим осознанием совершенного просчета спросил:
— А кого?
— Так нельзя, светлый магистр! — возмутилась Гвен. — Почему у вас так мало приближенных?
Я все ждал, когда же темные общими усилиями составят мне методичку "как правильно быть светлым". Без методички я справлялся плохо. Раздел Олвиша "светлые — это грибы с глазами" обещал быть прекрасным.
— Миль! Миль! — окликнула Гвендолин так и стоящего на месте заклинателя. — Вы же ненавидите море! Может, останетесь?
Хорошая попытка. Миля я не брошу — не брошу жить в мире и спокойствии.
— Я что, светлый, чтобы менять решение по десять раз на дню? Раз уж я решил плыть, то поплыву, — высокомерно отозвался тот. — Как мне бросить эту беспомощную толпу? Рейни! Рейни, вы скоро со всеми наобщаетесь? Почему светлые вечно всех задерживают?
Отчалил корабль без происшествий. На удивление. Нервная ткань приросла хорошо, пропуская все сигналы управления, и несколько мозговых центров работали слаженно. Матиас гордо и независимо стоял на носу, наблюдая за волнами, что бились у ног, с долей превосходства. Оставаться на суше заарн отказался наотрез, как я его ни уговаривал, но сколько его решимости заключалось во влиянии подчиняющего амулета, было уже неважно.
Волновые башни плавно проплыли мимо. Они подросли, но черно-белая клетка все равно не стала выглядеть лучше. Берег удалялся, превращаясь в тонкую полоску.
Мне вовсе не хотелось уезжать, как и никому вокруг.
За волновыми башнями погода поменялась разительно. Облака потемнели, прижимаясь к воде, и волны стали выше, идя из-за горизонта мощными валами.
— Вы, люди, такие... — корабль качнуло, нас осыпало солеными брызгами, и Матиас уцепился за ограждение, одновременно судорожно натягивая сорванный ветром капюшон, — глупые. Такие глупые. Почему вы ждали плохую погоду?
— Мы ждали погодное окно, — я распахнул дверь в рубку и втолкнул заарна внутрь. Вторая волна перекатилась через палубу и ударила в плотно закрытую дверь. — Это хорошая, Матиас.
"Песчаный скат" ухнул в яму, очередной вал разбился о нос, залив его пеной, и, кажется, управление мы частично потеряли.
... Я потер подушечки пальцев, с недоумением обнаружив, что успел расцарапать шрамы на руках до крови, и сел на кровати, вновь закрыв глаза. Каюта плавно раскачивалась; раскачивался корабль, и снаружи весь мир состоял из смеси воды и ветра.
Море поглощает все: и слова, и поступки, и память.
Коридоры на корабле были узкими — достаточно только, чтобы протиснуться. Милю выделили отдельную каюту, и я не сомневался, что Миля отселили бы, даже будь эта каюта одна на корабле. Сейчас заклинатель висел в гамаке в центре трехмерной паутины, заполняющей все пространство. Паутина шевелилась, черные нити то сплетались в печати, то расплетались вокруг мерцающих огней, а творец заклятия смотрел в пустоту и перебирал в воздухе пальцами. Он пытался соединиться с навигационным маяком: все корабли плавали по маякам, но если связь на суше работала плохо, то над морем она не работала вообще. Пока мы двигались примерно на юг — точнее, на юг нас тащило зимним штормом. Когда я говорил, что в прошлом паром ходил до трех островных столиц, то именно это и имел в ввиду — к какой снесет, та и считалась пунктом назначения.
Заплатки на обшивке все же дали течь, и трюм заливало. Помпы работали день и ночь, откачивая воду, и я чувствовал их через вибрацию стен и нервной сети в стенах. Умереть во сне не страшно, но сейчас, конечно же, крайне неуместно.
Искра Матиаса в последние дни сияла совсем неярко. И вновь — где-то в конце коридора, за самой последней дверью. Внутри было совершенно темно; гудели какие-то механизмы, и я распахнул дверь шире, позволяя полосе света протянуться по полу. Матиас сидел, забившись между гудящими коробами, и раскачивался на месте, зажмурив глаза и закрыв уши. Металлический шум не мог заглушить грохот моря.
Я постоял на пороге и закрыл дверь.
Люди одиноки. Каждый человек живет в своем мире, и этот маленький мир рождается и умирает вместе с ним.
Ради убийства времени мы с Шеннейром играли в фишки. Поначалу я старался, радуясь каждой разгромной победе, пока не понял, что Шеннейр бездумно переставляет камешки по доске, погрузившись в свои мысли. В его эмоциях не сверкало ни крохи азарта. Победа над светлым учеником в какие-то камушки не имела в глазах темного магистра ни малейшей ценности.
Жаль. Невозможно побеждать того, кто даже не пытается играть.
К приходу Миля я изворачивался изо всех сил, заводя свою команду в ловушку. Очередной план самоуничтожения был блестящим и идеально безысходным, но фишки Шеннейра никак не хотели ходить правильно, и приходилось их направлять.
— Я сломал их систему и подключился к сигналу. Жалкие дилетанты. Полезли грязными ручонками в то, что не понимают, — торжествующе объявил заклинатель, и навис над моим плечом, ухватив одну из фишек: — Ну кто ж так играет!
Я печально смотрел, как одним движением Миль разрушает всю тщательно выстроенную стратегию.
— Вот поэтому я и не могу убить Миля. Он слишком талантлив, — поведал мне Шеннейр, проводив мага долгим сожалеющим взглядом.
Миль может мешать сколько угодно, но его действия — вклад в традицию гильдии. Все сложные печати, созданные Милем, будут утеряны с его смертью.
Шторм закончился внезапно. Луч солнца разорвал тучи, море приобрело бирюзовую глубину, и впереди показался низкий коралловый островок. Сразу за белой песчаной косой качались перистые листья пальм.
— Ну что, Рейни, чувствуете радость от возвращения на родину? — эмоции Миля звучали так, словно остров лично ему чем-то мешал. Так же, как мешала бы моя радость — и любая радость.
— Магистру не должно проявлять излишние эмоции.
— Темному не должно, — недовольно поправил он. — Вы, светлые, не берите на себя слишком многое.
В Аринди я давно отвык от яркости. Здесь все еще оставалось солнце и разные цвета; Миль продолжал говорить бессмыслицу, а я смотрел на море, и на белый песок, и на зелень пальм, и ровным счетом не чувствовал ничего.
Острова были странным местом. Начать с того, что они были единственной окраиной, которая присоединилась к Аринди мирным путем. Точнее, на архипелаги случайно попала экспедиция магов, островные слегка ошалели от того, что не остались единственными выжившими, и поспешили присоединиться хоть к какой-нибудь цивилизации. Метрополия от неожиданности выдала новым владениям широкую автономию — на самом деле тогда никто и не понимал, как этим краем света править — и пользы обе стороны получили немного. Оcтровные — сомнительное счастье именоваться гражданами Аринди, а граждане Аринди — право ткнуть пальцем куда-то в южный океан и сказать, что там тоже наша земля. Маги имели на южных владениях свой интерес: светлые строили исследовательские базы, на дальних атоллах и в океане темные испытывали заклятия, которые не рисковали применять на материке. Все неконвенционное оружие берет начало на Островах.
Ходили слухи, что Маро Раэту тряхнуло как раз из-за испытаний. Темные не подтвердили, что в общественном мнении значило лишь то, что темные отказались признать вину.
К острову корабль подплывал осторожно: не хватало на радостях налететь на отмель и застрять в компании кокосов и пляжа на первой половине пути. Матиас, очень бледный и исхудавший, по стенке прокрался к выходу и замер в тени, лихорадочно блестя глазами на вздымающиеся волны.
— Оно шевелится. Шевелится, — прошептал он, с ужасом покосился на спущенную на воду лодку, и медленно, по шажочку, отступил в спасительный мрак.
Я не стал настаивать.
Миль остался на месте, опершись на ограждение и разглядывая лодку с высоты корабельного борта.
— Миль, а что с вами? — с любопытством спросил я снизу. — Что с нами случится? Нас закусают дикие москиты? Сожрут хищные лианы? Сожжет лава? Там совсем страшно?
— Я просто ненавижу гребаный лес, — величественно ответил он и удалился.
Песчаная отмель уходила далеко вдаль. Волны накатывали на нее неспешно, прозрачные и искристые, и песок под ними был чистым и мягким. На песке лежал перевернутый остов лодки, под которым прятался большой краб с сигилом на панцире.
Все было точно так же, как я помнил.
Темные рассыпались по берегу, не скрывая радости от того, что оказались на твердой земле. Солнце слепило так, что болели глаза; Шеннейр с наслаждением покрутил головой, осматриваясь по сторонам, и спросил:
— А почему вы, Кэрэа, не пошли работать в ваш островной отдел?
Островной отдел занимался традициями Островов, и я не совсем ошибусь, если скажу, что он был частью другого отдела, который занимался делами Островов. Я бы мог пойти туда, как поступали многие островные сородичи, и вернуться после обучения. Я не хотел возвращаться.
— Я только в Аринди узнал, что существуют Хора, приграничье, Загорье, и за столицей не начинается черная непознанная пропасть. Мир оказался гораздо больше.
Я хотел вершить великие дела — и чем все это обернулось.
Шеннейр еле заметно поморщился. Кажется, мотаться по Загорью — это последнее, что, по мнению темного магистра, стоило делать светлому с Островов.
Разведчики сразу направились к малой навигационной вышке, чтобы снять координаты и разобраться, куда мы выплыли. В джунгли уводила хорошо натоптанная тропинка, и Шеннейр без раздумий двинулся по ней; я накинул капюшон, активируя перед лицом защитную печать, и пошел следом, осторожно отводя с пути липкие ветви лиан. Чудесная природа Островов уже начала проявлять себя в полную силу: жарко, душно и повсюду мелкие кровососы. Мой народ, Тхаэ Ле Ри, коренным населением южных широт ни разу не был. От остальных колонистов мы отличались только тем, что остальные колонисты мимо материка не промахнулись.
— А вы считаете, что лучше Острова, чем северные границы?
Шеннейр одним движением прожег в зарослях широкую просеку, и вывалился прямо на деревенскую площадь, оптимистично заключив:
— Да забавно тут у вас.
Главную деревенскую площадь отмечало большое кострище. Дома стояли кругом, условным кругом: похожие друг на друга настилы на сваях, прикрытые лиственными крышами. Кое-где в крышах зияли отчетливые дыры, и молодая поросль вплотную подступала к поселению, затягивая узкие дорожки. Я порадовался, что с нами не было Миля. Миль бы нашел что высказать и про архитектуру, и про жилую среду, но, в отличие от него, темные деловито и молча разошлись между домами.
Хотя если бы мы пошли с Милем, то на нас уже через минуту выпрыгнули бы призраки-монстры-людоеды, которые только и поджидали заклинателя за каждым деревом. Шеннейр, по моим представлениям, сам не прочь был выпрыгнуть на какого-нибудь призрака, монстра и людоеда, исключительно чтобы узнать, кто из них лучше, но в жизни темного магистра было куда меньше теней.
Солнце едва пробивалось сквозь полог леса, оставляя на земле разноцветные пятна. Я тоже заглянул в несколько домов, обнаружив только разноцветные покрывала, морозильные короба и амулеты, отгоняющие мошкару, спугнул желтую маленькую змею, свернувшуюся клубком на разобранной постели, и почти испугался, что она могла бы попасть на глаза темным. Змея вряд ли такого заслуживала.
В кронах орали потревоженные вторжением птицы. В деревне все было в порядке, кроме людей.
Возможно, поселение было временным. На таких низких маленьких атоллах каждой общине принадлежат несколько островов, и люди кружат между ними каждый год, следя за садами и косяками рыб. Но ариндские магические безделушки на Островах дороги. Никто не станет уезжать, не захватив их с собой. Я прихлопнул комара, все же пробившегося сквозь защиту, и предложил:
— А давайте-ка заглянем на кладбище.
Чем мне нравилось работать с темными — от подобного они не отказывались.
Кладбище стояло в стороне от поселения. Длинный дом, почти скрытый в листве, из почерневших досок снаружи, темноты внутри и полок вдоль стен, на которых стояли в ряд глиняные кувшины.
— А я уже забыл эти забавные островные обычаи, — Шеннейр сразу же сунулся в один из кувшинов, любуясь на лежащие внутри выбеленные фосфором кости. Я осторожно вынул погребальный сосуд из его рук и поставил на место, закрыв крышкой.
— Это традиция. Мы чтим традиции.
— А это охранительные маски духов-предков? — какой-то особо любознательный темный сунулся к дальней стене. — А все духи-предки были такими страшными?
— Это творчество по традиционным народным мотивам.
— На островах есть темные культы? — с проснувшимся интересом спросил кто-то из столпившихся позади.
Они желают присоединиться? Ни один темный культ, желающий жить долго и счастливо, не является темным культом. По-моему, это аксиома.
— Пожалуйста, не поцарапайтесь. Здесь все отравлено. У нас нет антидота от редких ядов, — со вздохом попросил я.
Темные, уже стащившие с крючков маски и с полок кувшины, все же вернули их обратно, притворившись, что так изначально и собирались. Деревянные лики теней неодобрительно следили за мной.
— По крайней мере, массовых захоронений в последнее время не было. А значит, что остров не карантинный, мы не подхватим неизвестную заразу и не помрем от неизвестной эпидемии, — подвел итог я. — Если жители, конечно, не умерли одномоментно.
Но рядом с поселением еще никто не видел лодок. Возможно, жители просто бежали от неизвестной угрозы. Я надеялся на это, и продолжал надеяться, даже когда пришло сообщение от разведчиков, и Шеннейр выжег нам тоннель прямо через джунгли, к широкому оврагу.
— Тело, — радостно сказал кто-то. — Тела.
На жаре тела разлагаются быстро, но из-под небрежно разбросанных поверху листьев отчетливо торчали выцветшая ткань и белые волосы. Волосы тлеют медленнее.
Шеннейр качнулся на пятках и оценивающе протянул:
— Кто-то убивает наших граждан на нашей территории, и это не мы.
Факт, достойный осуждения.
— Стреляли в затылок, снесли полбашки. Типичная Ньен, — так же радостно сообщил темный, спрыгнувший в яму, посмотрел на меня и отчего-то занервничал.
Я кивнул и продолжил смотреть на песок, блестящую полоску моря и разрушенную навигационную вышку.
Не было ничего приятного в трупе и в насильственной смерти тоже. Но светлый источник весьма естественен, и нет ничего более естественного, чем смерть.
* * *
С потерей венца Та-Рэнэри я почти смирился — после того, как перспектива получить себе армию зомби стала вполне реальной. Но темные, как всегда некстати, подсуетились и его достали.
Окованный железом ящик бухнулся о доски веранды. Принесшие его маги встали по сторонам, какие-то слишком напряженные и угрюмые. По именам я их не знал, но видел где-то в группе Эршенгаля — и это не значило ничего по-настоящему хорошего. Люди из группы Эршенгаля не нравились мне даже на фоне других темных — потому что я был уверен, что от них, в отличие от группы Рийшена, живым бы не ушел.
Под деревянной крышкой прятался второй сундучок, теперь из свинца, и замок из нескольких связанных печатей. Такое ощущение, что они притащили мне бомбу.
— Благодарю, — я поднялся, осторожно держа венец, завернутый в плотную ткань. Темные сделали странное движение, словно хотели отодвинуться подальше, но остались на месте. Я уже собрался уйти, но внимательнее прислушался к эмпатическому звучанию и спросил: — Вы желаете мне что-то сказать?
Ноты нерешительности и колебаний звучали очень уже резко, пока один из пришельцев не произнес:
— Наш товарищ пострадал, когда доставал эту штуку. Вы — светлый магистр.
Я бережно стер пылинку с нейроартефакта четвертого поколения, запрещенного через две недели после создания, и спросил:
— Что он сделал и что с ним случилось?
Штаб Шеннейра занимал целый квартал. Когда-то здесь находился один из дворцов благородного рода, контролировавшего столичное побережье, но аристократия Аринди, как известно, однажды перебежала дорожку темному магистру, и с тех пор аристократия в Аринди закончилась. Дворец Шеннейр снес подчистую и отгрохал на его месте несколько однотипных зданий-коробок и высокую стену. Стену — исключительно для спокойствия местных жителей.
За весь путь темные не произнесли ни слова, только в начале обогатив меня мудростью, что с простым людом магистру общаться негоже. Судя по всему, после того, как становишься магистром, остается только вешаться. Без Матиаса я бы даже не сел с ними в одну машину — Эршен уже пытался вывезти меня на пустырь и придушить, так почему другим не последовать его примеру. Конечно, у меня нашлось бы, что им предложить — но бедняги до сих пор не отошли от освобождения Шеннейра. Куда им новые идеи.
К Шеннейру я так и так планировал напроситься в гости, но лучше было сделать это без Шеннейра — темный магистр имел нехорошую привычку втягивать посторонних в разные опасные деяния как раз тогда, когда было полно работы. Через ворота меня пропустили без вопросов, и хоть штаб больше напоминал военный лагерь, чем удобное место для жизни, зато был просторен. Шеннейр не терпел узкие извилистые улицы и слишком плотно застроенные побережные города. В этом мы сходились.
Коридоры, пустые и безликие. Мы задержались только у одной из дверей, пока спутники безмолвно совещались, но все же зашли внутрь. Больничная палата тоже была безликой и пустой; огромное окно — и кровать напротив, на которой неподвижно сидел еще один темный. На шум он даже не повернул головы.
— Он коснулся светлого венца Та-Рэнэри и ослеп, — кратко сообщил мой сопровождающий. Второй темный так и предпочитал хранить молчание. — Физически все в порядке. Медики не нашли причины.
Да. Трогать светлый артефакт — чудесная затея. Кто же удержится и не полапает светлый артефакт, который принадлежит самому светлому магистру? Это же светлый артефакт, какой вред он может причинить? Надеюсь, венец хотя бы не надевали на голову. Зато теперь стало понятно то давящее чувство, что наполняло эмпатическое поле. Получить неизлечимое увечье для боевого мага — конец всему.
Выглядел пострадавший полностью здоровым, и глаза его на первый взгляд были в порядке. Что ничуть не лучше — поражения, которые видны, лечить проще. Эмоции спутников отражали сомнение и даже злость — злость на то, с чего я вообще пришел сюда и собрался им помогать. Ведь двенадцать лет, двенадцать лет назад. У-у-у, никогда не прощу, я буду мстить! Я сейчас уйду, а вы страдайте! Как глупо. Темные ожидали от меня именно такого поворота. Я мог отказать одному темному магу в помощи, но что в мире изменится?
Я подошел ближе, осторожно зажигая самую обычную светлую печать. По счастью, темный не стал возмущаться и кричать, что идейно не приемлет светлую магию, магов и светлое лечение, или нападать, и его товарищи не напали тоже, хотя изрядно напряглись, когда я коснулся ладонью его лба. Ослеп? Ничего, у меня через несколько дней все прошло. Наставники говорили, что дело в сенсорной перегрузке. Убрать ее невозможно, ослабить — вполне. Единственное мое толковое умение, немного улучшить состояние больного, здесь работало.
На щеках неподвижно сидящего человека блестели влажные дорожки. Вряд ли он даже нас замечал; и вряд ли мне интересно, что показал ему венец.
— Все в порядке. Через сутки зрение вернется.
Уходил я тоже в молчании. Очень странные люди.
К выходу меня проводила Амариллис, временно гостившая в штабе. Амариллис я даже обрадовался, но волшебница брала пример с сородичей и пребывала во мрачных раздумьях. Очнулась она уже у пропускного пункта, быстро огляделась, прикусила губу и через силу произнесла:
— Слушай, светлый. Ты мог бы помочь человеку... темному магу. Ни лекарства, ни артефакты не работают.
Я бы забеспокоился, что меня просто используют, играя на светлых слабостях, но эмоции этих людей считывал вполне. Обратиться к светлому было для них последним шагом.
— Я не врач и не столь уж хорош в лечении. Но обещаю, что посмотрю и сделаю все, что могу. Где?
Волшебница тяжело мотнула головой, уже сожалея о просьбе, и ничего не ответила. Ну что же, значит, это не срочно. Дозреет — напомнит.
В поместье меня ожидали очередные нотации от Нэттэйджа из-за того, что я опять сделал что-то, не посоветовавшись с ним. Порой мне казалось, что за многие года знакомства темные друг другу приелись, и на нового участника компании стряхивали своих мозговых слизней с бесконечной радостью.
...На Островах океан обманчиво успокоился. Дул свежий бриз; атоллы драгоценными камнями лежали среди глубоких вод, в холодной бездонной синеве кружили тени, а солнце беспощадно палило с высоты. Хотелось распластаться на палубе, смотреть в легкую высь и не думать ни о чем.
По правому борту снова проплывали обугленный навигационный маяк и сожженные хижины.
— Так значит, Ньен.
— Мы предполагали.
Я погладил венец Та-Рэнэри, отыскивая на гладкой поверхности новые щербины и отдергивая пальцы, когда артефакт пытался выпустить ментальные щупальца. Когда-то светлые лелеяли идеи насверлить в черепе человека дыры, вставить туда разъемы, подключить провода и вывести ментальные способности на новый уровень. Но медицина все еще болталась на старом и выжить после таких экспериментов не позволяла.
— Признаться, Шеннейр, мне гораздо больше нравится придумывать планы, чем их исполнять.
В бирюзовой воде мелькали острые плавники островных акул. Нас сопровождал один клан за другим, передавая друг другу в пограничных зонах, и объединенные эмпатические волны накатывали на корабль. Интерес, беспокойство — не держат ли меня в плену на ужасном плавучем острове — призыв прыгнуть в ласковый теплый океан и вечно скользить среди волн вместе с ними. Я привычно отмахивался, и глупые черные рыбы успокаивались на время, но потом забывали и спрашивали снова. Островные акулы были умнее, чем обычные животные, но до полноценного разума им было еще далеко. Приятно думать, что человечество еще не окончательно рехнулось, чтобы создавать другой разумный вид.
Теперь паром двигался осторожно. Маскировка маскировкой, но противник тоже не слепой, а поодиночке корабли Ньен не плавали. По двое — тоже. Флот соседей был лучшим на южном берегу, но, учитывая, насколько Ньен маленькая, а корабли дороги, не составляло секрета, в какую пропасть уходили все деньги. На наши владения соседи заглядывались давно, с легкой руки объявив Острова землей предков для половины нации. В особо плохие дни землей предков для второй половины служила Аринди.
На то, что столетия назад порвавших с корнями полукровок примут на родине с распростертыми объятиями и добровольно, Ньен не полагалась.
— О, да, Острова мечтают принять новых поселенцев, — в тон моим мыслям едко прокомментировал Миль. — Ваши там как, уже перестали убивать детей-полукровок?
— Из какой эпохи вы выползли? Никто детей не убивает, — не сразу отозвался я. — Их просто переправляют на материк.
По кромке неба ходили темные тучи, тревожа любого, в ком текла островная кровь. Но тайфуны сегодня спали — спали, тесно свившись в клубок где-то над облаками. Тучи поднимались над сушей.
На палубу выкарабкался Матиас, постоял, пошатываясь, и сел у моих ног. Путешествие как будто отняло у него десять лет жизни — хотя нелюди столько не жили. Я вяло подумал о том, что если так пойдет дальше, то заарна придется оставить по пути и потом подобрать. Иначе обратно мы его не довезем.
Далекий остров увеличивался, поднимаясь над океаном зубчатой грядой. Его вулкан давно потух — и накрылся зеленым бархатным одеялом, укутавшись в облака. "Три островные столицы" звучали гордо, если не считать, что на Островах всего было три города, а главным считался тот, где в данное время находились штабы гильдий. Столица Токитира, "Среброрассветная", поднималась от широкой бухты вверх по склону, до самых чайных плантаций.
Половина города лежала в руинах. Можно было во всем обвинить захватчиков, но когда я в последний раз проезжал мимо, было точно так же — хотя, возможно, это была другая половина. Дома на берегу превратились в груды обломков, а четкие линии кварталов прорезали обугленные траншеи разрывов и завалы баррикад. Городская цитадель на возвышении все еще оставалась целой — защитный купол над ней едва-едва держался.
Увеличивающая линза помутнела и вновь обрела четкость, концентрируясь на прибрежной полосе. Пять боевых кораблей Ньен окружили маленький парусник нэртэс и колебались, достаточное ли у них численное преимущество, чтобы напасть.
— Они делят нашу территорию, — неверяще произнес Шеннейр. Концентрация темной магии выросла в разы, обрушившись на палубу с такой силой, что я пригнулся. О том, что в гости заглянула именно гильдия Нэртэс, гласил весьма приметный герб — реющий в чистых небесах какой-то кусок фанеры, я точно не разобрал. Шеннейр плавно зажег пустой алый контур. — Темный магистр должен бы представиться по полной форме...
— Как только мы высунемся, по нам пальнут прямой наводкой.
Шеннейр кратко глянул на меня, не теряя концентрации на заклятии:
— ...но за темного магистра говорят его деяния.
Обращение к темному истоку для меня всегда выглядело одинаково. Как дверь, открытая в никуда, куда проваливается весь мир. Маги синхронно сделали шаг назад, прячась за отражающими печатями; по воде пробежала рябь, легкая, как дыхание незримого, и на месте одного из кораблей взметнулся водяной столб.
Я вцепился в венец, едва не сдирая его с головы. Корабль завис в воздухе; льющаяся с его бортов вода была алой.
Тихий стон металла подхватила Тьма, повторяя его все громче и громче. Металлические борта вздулись и опали, как последнее движение легких, и начали проваливаться внутрь, сжимаясь все сильнее и сильнее. Вверх взмыла искра сигнальной ракеты, и высоко над умирающим кораблем раскрыл лепестки герб Аринди — фиолетовая астра.
— Какой корабль вам больше нравится, Кэрэа Рейни?! — смех Шеннейра звучал во всех диапазонах — чистым, неразбавленным счастьем. Смятый кусок железа, бывший тем самым избранным кораблем, бухнулся в воду, и я устало предложил:
— Выберите сами.
Маскировка рухнула в единый миг. Бронированные монстры уже разворачивались к нам, и электрические дуги огромных печатей грозили разорвать маленький старый паром в клочья.
Парусник нэртэсов вырвался из окружения и бодро удирал за скалы, как и полагается для правильных темных, не ввязываясь со всякой там помощью. Наши щиты пошли паутинкой трещинок, и бесцветное пристрелочное проклятие отразилось от них солнечным бликом. Борта кораблей окутались неоновыми всполохами; Миль что-то злобно выкрикнул, и потерявший магическую оболочку снаряд изменил траекторию и упал далеко от нас, взметнув ударную волну. Упади вплотную — нас перевернет.
Следующий снаряд упал ближе.
Шеннейр по-прежнему не двигался, погрузившись в транс; темная энергия ореолом окружала главный корабль, вгрызаясь в крепкие щиты и пытаясь достать до мозгового центра. Мягкого, уязвимого, вкусного мозга... Миль стоял рядом и что-то шептал, беспрерывно вычерчивая в воздухе дымные знаки и расплетая атакующие заклинания прежде, чем они отравлялись в полет. Остальные держали щиты — сравниться в боевой мощи с высшими они не могли. Единственное, чего от них ждали высшие — надежной опоры под ногами.
Но жуткая махина перла прямо на нас. Два корабля поменьше держались в ее тени.
Одна электрическая дуга оторвалась от батареи и опустилась в воду. Паром подбросило; нервные волокна передали крик боли, и палубу перекосило. Кажется... кажется на корпусе сорвало заплатку.
Ньен сильно, сильно удивится, если мы пойдем ко дну сами по себе.
Я еле удержался на ногах, отброшенный в сторону, но пробрался по косой палубе к заарну, что сжался в комок и вцепился когтями в доски, и тяжело положил руку ему на плечо. У Ньен слабые маги, зато хорошая техника. Они никогда не считали нас за равных — только за опасных нецивилизованных тварей.
— Создай мне усиливающую печать и опусти ее горизонтально под воду.
Заарнская выучка — Матиас никогда не спорил.
Светлые бесполезны? Беспомощны? Не способны защитить свой дом? Я закрыл глаза.
...белые волосы на палой листве.
...сожженные дома рядом с навигационным маяком.
...бесконечное поле с жухлой травой...
Будь я настоящим светлым магистром, я бы обратился к Ньен, и Ньен сложила бы оружие, и с рыданиями, идущими из глубины души, предложила возместить ущерб. Но отнятые жизни не могут быть возмещены; я — не настоящий светлый магистр, и я тороплюсь.
Нечто поднималось из темноты, к солнечному пятну на границе с водой, к светлому кругу и бегущим в ряд знакам, и я протянул к кораблям открытую ладонь.
— Забирай.
Ближний корабль повернулся к нам правым бортом. Я видел, как одна за другой зажигаются атакующие печати — синие, зеленые и фиолетовые — и как из воды прорастают тонкие лиловые щупальца, растекаются по обшивке, обхватывая жертву, и тащат ее вниз.
Чужой разум сонной одурью касался моего. Лоэрин не прав. Цвет медуз слишком прекрасен, чтобы мы могли его повторить.
Главный корабль не успел прийти на помощь. Вторая электрическая дуга замкнулась и рванула прямо на палубе, и темный источник яростно взвыл, набрасываясь на раненного врага. Я отпустил плечо Матиаса, которое сжимал слишком сильно, поднял ладонь и прощально помахал в воздухе.
Астра в небе поблекла. Вместо двух боевых машин на воде осталось месиво; третья скрылась под водой, а пятый корабль, самый неказистый, бочком-бочком отодвинулся в сторону, резво развернулся и рванул за горизонт. Миль тряхнул кистью, посылая вслед неразличимое проклятие.
С острова все еще тянуло гарью, но ветер с океана был свеж и приятен. Ровная музыка эмпатического поля покачивала меня в объятиях, окутывая умиротворением завершенной битвы, и только чуть-чуть давила на виски холодным железом обруча.
— А что у нас осталось... — Шеннейр с широкой ухмылкой обернулся и с изменившимся лицом едва успел отклонить проклятие от последнего практически целого корабля. Проклятие прошлось по дулам пушек, снося их начисто, и кануло в воду, поднявшись вверх вихрем брызг. Темный магистр выдохнул и весело рассмеялся: — Почти не осталось, но все же не. Кэрэа, принимайте ваш транспорт!
Спасибо, что не доломали, как говорится.
— Вот в этом был ваш, — низким зловещим голосом начал Миль, — светлый магистр, светлый замысел. Угнать корабль у Ньен?
Я развел руками. Мы же не на верфи его захватываем. Что на нашей территории — то трофей.
— Инфоотдел давал стопроцентный прогноз, что корабли здесь будут. Но, Миль, не волнуйтесь, у меня был запасной план.
— Хуже первого он быть не может, — уверенно пробормотал заклинатель.
— Если бы мы не нашли корабли Ньен, мы бы положились на Свет и Тьму и поплыли бы на том, что есть.
Миль отвернулся с перекошенной гримасой, и я едва расслышал "может".
У нас не оставалось ни людей, ни времени для очистки островов от захватчиков. Сбежавший пятый корабль должен был доставить правителям Ньен весть, что в Аринди вернулись настоящие хозяева — но для того, чтобы Ньен сама отозвала отряды, предупреждение должно было быть достаточно устрашающим.
По воде расходились красные разводы. Волны плескали о берег сыто и довольно, вынося на песок тела, похожие на дохлых белых рыбин. Кто-то в смятых консервными банками кораблях, среди спаянных железа и человеческой плоти, еще оставался жив. Это ненадолго.
Я даже не колебался перед тем, как ввязался в бой вслед за Шеннейром.
— Вы же чудовище, Рейни, — уже совсем спокойно объяснил Миль. — А какое же вы чудовище, если не будете убивать?
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
