Три года в Соединённых Штатах Америки - 1

Александр Абердин

Три года в Соединённых Штатах Америки

Фантастический роман-ностальгия

Часть первая

Невероятное возвращение в юность

Глава 1

"Попаданец" на старости лет

Пока Лена готовила мне завтрак, я с чашкой кофе сел за компьютер, чтобы просмотреть почту. Вчера я вернулся домой поздно и мне было не до неё. Когда на экране появилась заставка "Яндекса", я мельком бросил взгляд курсы валют и огорчённо вздохнул. Евро стоил восемьдесят девять рублей сорок семь копеек, доллар шестьдесят три рубля восемьдесят одну копейку, а нефть снова упала в цене и теперь торговалась уже по двадцать четыре доллара семнадцать центов, хотя вчера за неё давали двадцать пять долларов и шесть центов. Да, так мы из кризиса никогда не вылезем.

Открыв почтовый ящик, я отхлебнул глоток кофе, вздохнул и на секунду прикрыл глаза. Наверное я всё-таки не выспался, раз меня сразу же стала обволакивать мягкая, умиротворяющая дремота. "Ничего, как только завтрак будет готов, Лена меня разбудит." — подумал я, поставил чашку на стол и склонил голову на грудь. В следующую секунду я провалился в черноту сна, который продлился, наверное, всего несколько коротких мгновений.

Проснулся я сам, без напоминания Лены, наиболее вероятного кандидата на роль моей пятой и, надеюсь, последней жены — что мне пора завтракать, одеваться и отправляться на работу. В следующую секунду я услышал весёлый, молодой и жизнерадостный голос мамы:

— Боря, вставай! Не проспи школу, сынок. Я побежала на работу, завтрак на столе.

Вслед за этим хлопнула дверь, а ещё через несколько секунд калитка и лязгнул задвигаемый засов. Всё было, как наяву и я, понимая что мне всё это снится, моё детство и мама, машинально открыл глаза и невольно вскрикнул:

— Что за чёрт!

Да, уж, удивиться было с чего, ведь я увидел перед собой не домашний кабинет и не компьютер, перед которым только что задремал, а маленькую комнатку в родительском доме, обшарпанный шифоньер, простенький книжный шкаф и старый письменный стол у окна. На столе лежало несколько тетрадей, дневник, а на самом краю светло-коричневая, вся разрисованная шариковой ручкой, папка с учебниками. Ещё на стене висел так никогда и не полетевший планер — итог восьмимесячного хождения в авиамодельный кружок Дома пионеров, а рядом с ним моя самая большая ценность, плакат чешского певца Карела Гота с автографом.

Бог мой, что же это случилось? Я машинально взглянул на свои руки и удивился. На них не было татуировок, которые мне накололи в армии. На левом предплечье не стало десантника, спускающегося на парашюте, а на правом штык-ножа, который обвивала кобра с раздутым капюшоном. Отбросив одеяло, я вскочил на ноги, подбежал к окну и отдёрнул занавеску. За окном я увидел наш сад, весь в яблоневом цвету. Ничего не понимая, я сел на стул за письменный стол потому, что у меня просто задрожали колени.

Как только я положил руки на стол, то увидел перед собой монитор компьютера, перед ним клавиатуру, справа от неё коврик, а на нём беспроводную мышку. Я мог отлично разглядеть на компьютере свой почтовый ящик, минувшим днём и ночью мне пришло целых семнадцать новых писем и куча спама, а также дату внизу, тринадцатое мая две тысячи пятнадцатого года, шесть часов сорок минут с какими-то секундами. Посмотрев на будильник, тикающий на полке, я мысленно отметил: — "Отстаешь, родимый, на целых пять минут".

Не веря своим глазам и ощущениям, я встал и компьютер немедленно исчез. Сел и он снова появился. Ничего не понимая, я положил руку на мышку и пальцы ощутили её. Подвигав мышкой, я открыл последнее письмо, от приятеля, живущего в Штатах. Тот приглашал меня в гости и во вложенных файлах находились бланки, которые я должен заполнить, распечатать, подписать и отнести в посольство.

Закрыв почтовый ящик, я зашел на сайт своей компании, весьма успешно борющейся с кризисом. Это точно была какая-то чертовщина, я находился в прошлом, даже не помню точно в каком именно году, а мой компьютер в довольно-таки далёком будущем и не смотря на это мне как-то удавалось на нём работать. Покрутив головой, я зажмурил глаза и склонил голову, как будто задремал. Да, как же, сон, словно рукой смахнуло. Посидев с закрытыми глазами, я снова уставился на компьютер, который никуда не исчез. Правда, мне бросилось в глаза, что время на нём не сдвинулось вперёд и таймер по прежнему показывал шесть часов сорок минут.

Посмотрев на будильник, я увидел, что он показывает уже шесть часов сорок одну минуту и затрезвонит на весь дом через девять минут. Так, кажется я провалился в прошлое и очень удачно вселился в своё собственное тело. Ну, и кто я теперь? Борис Викторович Картузов, владелец и генеральный директор инвестиционно-консалтинговой компании "БизнесПро" или пока что просто Борька Картузов по прозвищу Карузо?

Я встал и отошел от стола. Компьютер исчез. Нет, я наверное всё-таки Карузо. То ли от огорчения, то ли ещё почему, но я быстро поднёс руку ко рту и впился в неё зубами. Больно, чёрт! Вон, до крови прокусил. Теперь точно синяк будет. Посмотрев на белые отметины зубов и капельку крови, я слизнул её языком и подумал: — "Нет, я теперь уже ни то, и ни другое, я, говоря языком младшей дочери, большой любительницы фантастики, как и сам в её годы — "пападанец", только на старости лет.

Ой, блин, мужику осенью стукнет шестьдесят, а с ними такая дикая и нелепая история приключилась. "Интересно, а как там обстоят дела с компьютером?" — подумал я и снова сел за стол. Компьютер снова появился передо мной, как ни в чём не бывало. "Ладно, нужно поменять позицию." — сказал я сам себе, обул комнатные тапочки, подтянул синие сатиновые трусы и вышел из своей комнаты в ту, которую мы торжественно именовали залом.

Посреди этой, не такой уж и большой комнаты стоял круглый обеденный стол, который накрывался только по праздникам. Я подсел к нему и на этот раз никакого компьютера не появилось. Ну, что же, уже неплохо. Шумно вздохнув, я пошел в ванную комнату, которую мы с отцом пристроили однажды осенью, уже под зиму, и, прежде чем начать умываться и чистить зубы, посмотрел в зеркало.

Из него на меня глянула курносая, взлохмаченная физиономия с почти битловской причёской, румяная и радостная, с юношеским пушком на подбородке. Так, растительность на лице у меня появилась в семидесятом, когда мне уже было почти шестнадцать лет и тогда же со мной стали частенько случаться поллюции, хотя с девушками с вполне конкретными целями я ещё не начал встречаться. В классе я был старше всех почти на год, а ещё выше всех пацанов больше, чем на голову. Ну, тут у меня всё было в полном порядке, никаких взрывов. Просто ещё в пятилетнем возрасте я обгонял всех сверстников и в четырнадцать лет имел рост сто восемьдесят четыре сантиметра, а вес восемьдесят шесть килограммов.

Охая и вздыхая я быстро умылся, затем, немного подумав, зажег газовую колонку, взял отцовскую безопасную бритву с иранским лезвием "Руби-стилз" и смахнул со своей физиономии золотистый пушок, после чего оросил её лосьоном "Огуречный". Чёрт, что же мне делать теперь-то? Положение моё было хуже архиерейского — взрослый мужик, шестьдесят лет это не тот возраст, что считать себя дедом, тем более, что в свои шестьдесят я выглядел максимум на пятьдесят и ни на что особенно не жаловался, попал в тело сопляка, которому не исполнилось ещё шестнадцати. Хреново, ничего не скажешь. Паспорт мне выдадут только второго октября. Чёрт, а тут ещё ведь и в школу ходить надо. Нет, я лучше повешусь, чем снова пойду в школу. Ну, вешайся не вешайся, а сегодня, во избежания разговора с отцом по-мужски, что выливалось обычно в длиннейшую нотацию, мне всё же лучше сходить в школу. А что потом? Ну, а потом суп с котом. Потом будет видно. Снова поискав глазами на полочке и не найдя тюбика с зубной пастой, я увидел картонную круглую коробку с зубным порошком и чуть не взвыл от досады.

Делать нечего, пришлось чистить зубы этой невкусной гадостью. Почистив зубы и помыв за собой раковину, которую мы с отцом, из-за того, что не смогли купить настоящую, сложили из кирпича и облицевали стеклом на белой масляной краске опять-таки вместо кафельной плитки, я направился на кухню. Пока я брился, чистил зубы и умывался, будильник весь изошел на трезвон. Заводи теперь пружину чуть ли не полчаса. С мыслями о том, с какими ещё трудностями мне придётся столкнуться в чуть ли каменном веке, я прошел на кухню. Честно говоря, я уже стал забывать, как она когда-то выглядела, но хорошо помнил, что завтраки тогда были неважнецкие.

Так и есть. На завтрак мама пожарила большую сковороду картошки с луком и салом, уже неплохо, и сварила мне два яйца всмятку. Большой чайник был ещё горячим. Отца дома не было. Стало быть он работал в ночную смену и придёт домой в девять утра. Ну, поскольку я встал рано, то никаких нотаций на сегодняшний день вроде бы не предвиделось. Если я, конечно, чего-нибудь не натворю, а со мной такое бывало. Нет, я был в детстве спокойным малым, только вот слишком вумным и потому вечно доставал учителей в школе, а наша классная домой шла как раз мимо нашего дома и потому вламывала меня по полной программе. Ох, Варвара Петровна, хороший педагог и человек хороший, но ябеда, просто редкостная. Отца мои выходки, когда я подлавливал учителей, просто бесили, а ведь всё это началось ещё с пятого класса. Очень уж я много книжек читал, причём в основном научно-познавательных и фантастики, которую полюбил ещё с четвёртого класса. При этом учился я через пень колоду, хотя и мог быть круглым отличником, но не хотел, хоть ты меня убей.

Налив себе большую кружку чая, я выложил половину картошки в глубокую тарелку, достал из холодильника банку с домашним лечо и принялся завтракать. Помыв за собой посуду, за сорок четыре года я всё же научился делать это, меня, наконец, осенило — пора взглянуть на календарь. Когда я увидел на отрывном календаре дату — тринадцатое мая одна тысяча семидесятого года, то меня невольно охватил ужас. Это был самый чёрный день в моей жизни и первое, что мне захотелось сделать — немедленно забраться в постель, лечь и не вставать. В этот самый день, сорок четыре года назад, меня зверски избили и чуть было вообще не убили старшеклассники и ещё один придурок, который вообще нигде не учился, но, отсидев два года в колонии, не так давно вышел на свободу. Ещё трое идиотов учились в десятом классе, а один в девятом и их рожи я не забуду до самой смерти. Однако, вместе с тем ужасом, который я уже пережил однажды, во мне с дикой силой вспыхнула злость и ненависть к ним.

Не знаю уж как я тогда выполз с ножом в спине, который задел мне сердце, на школьный двор, но только это меня и спасло потому, что Витька, за которого меня черти дёрнули заступиться, тогда перепугался до смерти и сбежал. Он сбежал сразу после того, как эти уроды достали арматурины и вынули ножи, а уголовник Сипель надел на руку кастет. Я сбежать не успел, да, мне и не дали, честно говоря. Как только я заступился за Витьку, весь их интерес тотчас переключился на меня. Били меня долго и больно, сломали руку, ключицу, шесть рёбер, ушибли позвоночник и воткнули нож в спину.

Это сделал Сипель, восемнадцатилетний козёл, который хотел ещё и опустить меня вдобавок ко всему, но я, когда меня перевернули на живот и он начал было стаскивать с меня штаны, пришел в сознание и сильно лягнул его, угодив ногой в пах. Вот он и воткнул мне после этого в спину нож. Эти ублюдки немедленно перепугались до полусмерти и разбежались. На их беду я выполз из того закоулка и потом целую неделю провёл в реанимации, всё же выжил и хотя терял сознание через каждые полчаса, подробно рассказал обо всём следователю.

Всех пятерых посадили. Четверо получили сроки от четырёх до шести лет и их отправили в детскую колонию. Никого из них я так потом и не смог найти, а Сипель попал на зону и его там за гонор, а также за то, что свой первый срок он получил за попытку изнасилования девятилетней девочки, которую этот скот зверски избил и был тут же задержан, опустили, а потом за что-то грохнули. Боже, как же я мечтал в молодые годы встретиться с ними, чтобы поквитаться за семь месяцев, проведённых в больничной палате, за целый год в общем-то мук, когда я восстанавливался, за то, что мне пришлось заканчивать школу не так, как её закончили все мои одноклассники. В армию я пошел на полтора года позже всех остальных парней моего возраста и умолял, чтобы меня отправили в воздушно-десантные войска. Мне пошли навстречу. Наверное потому, что я сумел накачать неплохую мускулатуру. Ну, а в десантуре я оклемался окончательно, хотя и получил прозвище Недорезанный, да, но и звание старшего сержанта тоже.

Поэтому в день Воздушно-Десантных Войск меня невозможно остановить ничем от встречи в парке Горького с точно такими же ребятами в голубых тельниках, распития вместе ними большого количества спиртных напитков, купания в фонтане по-пьяне, а раньше так ещё и драк с милицией, когда та пыталась повязать самых буйных из нас. Им было даже как-то странно, допрашивая меня в отделении, узнавать, что я кандидат экономических наук и вот уже Бог весть сколько лет владелец и генеральный директор солидной компании. Сам-то я не буян, но ведь десантура не сдаётся никогда и никому. В общем когда я стоял перед отрывным календарём и смотрел на цифру тринадцать и надпись под нею — май, вся моя жизнь промелькнула передо мной коротким видеороликом. Господи, да, как же мне благодарить тебя за такой прекрасный шанс снова встретиться с этими подонками? С такой мыслью я побежал со всех ног в свою комнатку и открыл дверцу шкафа, чтобы бросить взгляд на свои вещи.

Мы жили небогато. Отец инженер-энергодиспетчер на железной дороге, мать швея-мотористка на швейной фабрике, так что какой-то модной или же просто дорогой одежды у меня никогда не было. Не то что сейчас. Впрочем сейчас-то я как раз и находился, если это не сон, в одна тысяча девятьсот семидесятом году. Первым делом я достал туристические вибрамы. Грубые, некрасивые и неуклюжие, но зато тяжелые, с толстой рифлёной подошвой и толстые шерстяные носки. После них я взял с полки тельняшку. Мой отец служил на Северном флоте, а потому любой ценой покупал себе тельняшки. Пусть и флотская, не вэдевэшная, а всё-таки полосатенькая, родная. Натянув тельняшку, я надел поверх неё связанный мамой пуловер, так как прекрасно понимал, что сидеть в классе мне сегодня точно не придётся. Ещё я надел чёрные, просторные штаны из плотной и довольно толстой хлопчатобумажной ткани, до той поры нелюбимые мною чуть ли не до истерики за то, что они были куплены в отделе уценённых товаров.

Надев на себя всё я подумал и натянул на себя ещё и чёрную куртку из винилискожи, тоже страшноватую на вид, а потом ещё и нацепил на голову чёрный берет с продолговатой пимпочкой и, посмотрев на своё отражение в зеркале, радостно заулыбался. Вид у меня был, как у самого настоящего гопника. Всё-таки мне чего-то не хватало. Чуть не хлопнув себя по лбу, я воскликнул весёлым голосом: — "Боб, ты забыл про оружие!". Да, хорошо сказано, только где же его взять? Подумав о возможных последствиях, я решил просто обойтись зимними кожаными перчатками, а они у меня были старые и заскорузлые, на руке сидели хорошо, но этого было мало. Достав из стола ножницы, я обрезал на них концы пальцев до второго сустава. Вот теперь они точно не соскочат у меня с рук. Засунув их в карманы куртки, я побросал в папку тетради и дневник, и вышел из комнаты, было без двадцати восемь. До школы мне идти всего каких-то восемь минут даже спокойным шагом, но я, закрыв дом и заперев калитку, бросился к ней почти бегом, чтобы вовремя встретиться с Витькой, своим одноклассником.

Этот балбес, стараясь казаться взрослым, уже начал покуривать и в то утро моей юности я только потому и влип в эту историю, что пошел вместе с ним в закоулок за школьным гаражом, чтобы постоять рядом и потрепаться, пока он будет курить. Там нас и застукали. Все пятеро были греками. Точнее даже не греками, а турками-месхетинцами, называющими себя греками. Во всяком случае фамилии у них у всех были какие-то турецкие, Гюльбековы, Тапсахаловы, Гуровановы и прочие, да, и говорили они между собой по-турецки и обосновались в нашем городе ещё перед войной, в тридцатые годы.

Правда, о себе они говорили, мы отуреченные греки, приняли турецкий язык и фамилии, но сохранили христианскую веру. Что они в действительности сохранили, я не знаю, но лично мне от этого не было легче. Обогнув школу я встал на том углу, где обычно появлялся мой друг, с которым мы сидели за одной партой, и стал его поджидать. Часов я не стал надевать на руку специально, чтобы не разбить их, хотя они у меня и были противоударные, антимагнитные, да, ещё и водонепроницаемые, "Спортивные", мои ровесники.

Вскоре показался Витька. Как и тогда, сорок четыре года назад, он шел озираясь. А ведь я так и не узнал тогда, чем он насолил Гурону, раз тот решил отметелить его вместе со своими дружками. Увидев меня, Витька ускорил шаг, посмотрев на часы улыбнулся и, подойдя, сказал:

— Есть ещё двенадцать минут в запасе, пойдём покурим. — и только потом поздоровался — Привет, Карузо.

— Привет, Батрак. — ответил я и спросил — Ты ни о чём не хочешь мне рассказать, Батрачина?

Витька насупился и буркнул:

— О чём это я тебе должен рассказать?

— Ну, хотя бы о том, чем это ты насолил Гурону? — Строго спросил я и одарил его недобрым взглядом.

Затягиваясь вонючей сигаретой, Витька ответил:

— Мелочи жизни, Карузо. Ерунда. Мы вчера в футбол играли, ну, и я, выпрыгнув, чтобы пузырь головой отбить, его локтем по кумполу нечаянно стукнул. В общем ничего серьёзного, чисто игровое столкновение, Карузо. Точно ничего серьёзного, но Гурон визжать начал, что я специально его по тыкве треснул. Зато мы выиграли у них три один, я же гол забил.

Витька Батраков был на полголовы ниже меня ростом, но отличался удивительной прыгучестью, да, и водился с мячом он здорово. Не зря три года в секции футбола занимался, пока его тренер не поймал с сигаретой и не выгнал. У меня же отношения со спортом всё как-то не складывались, но я был довольно крепким физически. Во всяком случае прошлое лето провёл в деревне у деда с бабушкой и так уж вышло, что больше двух месяцев провёл на сенокосе. В бригаде сломалась и встала намертво немецкая сенокосилка, сено коровам нужно было заготавливать и потому всех мужиков загнали в косари. Мне это было в новинку, а поскольку ростом я вышел о-го-го, то и мне выдали новенькую косу-литовку и я косил наравне со взрослыми мужиками. А потом, во время обеда, мне даже не стеснялись наливать, как и всем, стопарь самогона. Зато из деревни я приехал окрепшим и по пояс загоревшим до черна. Косить приходилось много. Да, и денег я за эти два месяца заработал целых сто восемьдесят рублей и мне даже выдали трудовую книжку.

Думая о том, каким всё же ничтожным оказался повод, из-за которого чуть было не лишился жизни, я терпеливо ждал, когда к нам подвалят пятеро греков во главе с Гуроном, парнем из девятого "Б". Витька только сделал последнюю затяжку, как появились эти уроды с перекошенными от злости рожами и чуть ли не налитыми кровью глазами и перекрыли нам путь к бегству. Судя по тому, как деловито они встали перед нами, ничего хорошего это нам не предвещало, но и им тоже, ведь я их ждал. Отдавая Витьке свою папку, я строгим голосом сказал ему:

— Батрак, отойди назад и даже не пытайся перелезть через стену. Догоню и обе ноги выдерну. Стой и смотри, свидетелем будешь если что. И не ссы, они сами бздливые.

С одной стороны закутка, в который обычно приходили курить старшеклассники, находился бокс школьного гаража. На расстоянии метров восьми от него, стена котельной, а позади меня кирпичная стена высотой в два с половиной метра. В моём прошлом Витька, убегая, высоко подпрыгнул, ухватился за край и перелез через неё, я мне пришлось драться одному против пятерых, но Гурон сразу же ударил меня арматуриной по ключице и моя правая рука повисла плетью. После этого они метелили меня, как хотели, не стесняясь. Сипель, услышав мои слова, тут же ощерился и злым голосом поинтересовался:

— Это кто, мы бздливые?

— И ещё горячие. — нагло ухмыляясь, сказал я, доставая из карманов перчатки и надевая их на руки — Как только обоссытесь, сразу обсыхаете. Ну, какого хрена вам здесь надо? Гурон, скотина, один на один драться с Витькой бздишь, шакалов с собой привёл?

Сипель, конопатый, мосластый парень с меня ростом, с рыжевато-коричневыми волосами, одетый в вельветовые брюки и байковую куртку-ветровку, доставая из кармана брюк кастет, отлитый из цама, надевая его на руку спросил меня:

— Что, смелый? Мужчиной хочешь себя показать? Ну, так я из тебя сейчас девочку сделаю, падла.

Пятясь назад и одновременно выходя на середину, держа в поле зрения всех пятерых, я насмешливо откликнулся:

— Никак вспомнил, как тебя самого на малолетке отпетушили, Сипон сопливый? Или что, по-твоему один раз не педераст? Педрило, попадёшь на взрослую зону, там тебе мигом всё припомнят. Понял? Запомни, падаль, ты там долго не проживёшь.

Сипель с диким, истеричным визгом сорвался с места и бросился на меня, отводя руку назад для удара. Не сходя с места, я встретил его прямой удар, нацеленный мне в переносицу, верхним горизонтальным блоком левого предплечья, крепко ухватил его за рукав, мгновенно подсел и, взяв его на "мельницу", резко встал, после чего с садистским удовольствием шваркнул на плотно утоптанную землю, прицелившись так, чтобы ему под спину попалось несколько битых кирпичей, да, ещё и успел нанести ему удар по кадыку. С утробным звуком Сипель рухнул на землю и тут же вырубился.

Гурон и три его дружка стояли вытаращив глаза, а я, припомнив сколько раз мои одноклассники и ребята из младших классов жаловались на них, с ходу бросился в атаку, радуясь тому, что мой мозг так хорошо управлял моим же телом, хотя и юношеским, ещё ни разу не битым по-настоящему. В Киевской учебке ВДВ нас натаскивали мощно, готовя настоящих сержантов. Потом, когда я уже служил в Рязани, тоже с удовольствием занимался боевым самбо, а когда отслужил армейку и поступил в "Плешку", не прекратил занятий и хотя то было спортивное самбо, всегда сражался на борцовском ковре от всей души и даже один раз стал чемпионом Универсиады.

Ну, а повзрослев делал по утрам пробежки и трижды в неделю ходил в борцовский зал. Уже просто так, потягать железки и слегка повозиться на ковре без обязательной цели одержать победу. Только поэтому я и в шестьдесят выглядел довольно подтянутым мужчиной и у меня была, после очередного развода, тридцатидвухлетняя любовница. Но это всё только будет через сорок четыре года, а сейчас я хотя и вырубил самого опасного противника, стоял один против четверых семнадцатилетних, спортивного телосложения парней, двое из которых, между прочим, занимались в секции вольной борьбы. Гурон спортом не занимался, этот тип просто от природы был широкоплечим, крепким и физически сильным парнем, лицо которого не обезобразил своей печатью интеллект. Эта тупая скотина попыталась снова ударить меня арматуриной, но боевое самбо предусматривает и такое развитие событий и я привычным для себя, шестидесятилетнего прыткого мужичка, всегда поднимавшегося в свой офис на Новом Арбате на одиннадцатый этаж без лифта, квартира у меня на третьем, также поймал его на "Мельницу".

После этого я подхватил арматурину и метнулся за спину к остальным придуркам, которые только сейчас поняли, что уже не они, а их метелят. У всех троих имелись ножи, самодельные финки из напильников. Именно одну из этих финок мне и вонзил в спину Сипель. Поэтому я был готов на что угодно, лишь бы не дать им сбежать. Раз ты носишь в кармане нож, то будь готов к тому, что кто-нибудь засадит тебе его в задницу по самую рукоятку и не жалуйся потом, что мама тебя не предупредила.

Все трое немедленно выхватили ножи, а я, поигрывая полуметровой арматуриной, один конец которой был обмотан синей изолентой, пугая их выпадами, заставил сгрудиться у стены. Все трое когда-то избивали меня на этом же самом месте с какой-то совершенно звериной жестокостью. Может быть кто-то из них и был посильнее меня, но на моей стороне был опыт взрослого мужчины, побывавшего в десятках драк. Десантура, мать родная, как же я тебя люблю милая за то, что ты помогла мне стать парнем, умеющим постоять за себя хотя бы в банальной уличной драке.

Между прочим, Старый Боб, именно под таким ником я вёл свой ЖЖ в Интернете, на страницах которого рассказывал молодёжи о способах самообороны без оружия и с помощью простейших средств, довольно неплохо знал не только приёмы боевого самбо. К тому же я успел почувствовать своё молодое и весьма крепкое тело. Поэтому, заморочив им головы своими трюками с ловкими перекидываниями арматурины из руки в руку и тем, что она чуть ли не со свистом вращалась у меня в руках, я высоко подпрыгнул, закрутил в воздухе винта и смачно, от всей души, врезал почти всей ступнёй Ваёпе из десятого "А" класса по морде. Этим ударом его снесло, как курочка Ряба яйцо в детской сказке.

Один из двух оставшихся в строю бойцов рванулся вперёд, чтобы сбежать с места столь печальных событий, но я был начеку и как только он приблизился, сделал шаг в бок и стремительно выбросил руку, жестко остановив его ударом в кадык, отчего ноги и задница продвинулись дальше, но вот верхняя часть туловища и голова с шеей остались на месте и Тяпа ляпнулся на задницу, после чего скрючился и захрипел. Его дружок и одноклассник из десятого "Б", Калым, бросил нож и взвыл:

— Всё, Карузо, я сдаюсь. Хочешь, попрошу прощения.

Отбросив в сторону арматурину, я зло прорычал:

— Какое прощение, Калым? Вас здесь было пятеро на одного. Ну, представь себе что ты на ковре в спортзале. Давай, дерись.

Мой противник, который был когда-то особенно безжалостен ко мне, принял что-то наподобие стойки, выставив вперёд правую руку. Позиция была просто шикарная для проведения внезапной атаки. Правой рукой я с силой бросил берет ему в лицо, левой ухватил за руку, а затем локтем правой засадил в пятак, после чего, не выпуская руки, сделал резкую даже не подсечку, а нанеся сильный удар под колено, свалил на землю и так взял руку на болевой приём, закручивая её и ломая в локте через ногу, что Калым сначала заорал от боли, а затем потерял сознание. Судя по хрусту, связкам в локтевом суставе была хана. Спортом ему точно не придётся заниматься.

Все мои враги были повержены. Кто-то громко стонал, а кто и вовсе плакал. Ну, как раз это не вызвало во мне никакого сочувствия и я принялся их всех укладывать мордой в землю руки за голову. Все повиновались мне беспрекословно и только один Сипель, выполняя мой приказ с неохотой, хриплым от бешенства голосом прорычал:

— Зарежу, падла. Подловлю и зарежу.

В ответ на угрозу я принялся жестоко избивать его ногами, нанося удары не по рёбрам, а по почкам. Уже через три минуты он даже не вздрагивал и Витька со страхом спросил меня:

— Карузо, ты убил его?

Отрицательно помотав головой, я успокоил его:

— Нет, от этого не помирают, просто вырубил. Но зато он теперь месяца два кровью ссать будет. Теперь слушай мой приказ, Батрак. Срочно дуй к телефону и звони в милицию. Когда возьмут трубку, вызывай наряд к нашей школе и обязательно скажи, что здесь обязательно требуется присутствие следователя Толкачова. Понял?

Витька закивал, повторил мои слова и вдруг сказал:

— Карузо, у меня мелочи нет, только полтинник.

— Идиот! Бестолочь! — взревел я — Милиция, пожарные и скорая помощь это бесплатные номера! Просто набери ноль два и всё! Бегом! Хотя стой, дай мне сначала закурить, Батрак. И учти, не пойди я к тебе навстречу, здесь бы ты лежал, а не они.

Витька дал мне закурить сигарету "Прима" без фильтра и даже трясущимися руками зажег спичку, после чего сорвался с места. Ну, а я, вдыхая вонючий, крепкий до одури дым, улыбнулся. Настроение у меня было прекрасное, самочувствие и того лучше, хотя и несколько ныли от сильного напряжения мышцы. О таком я и мечтать не мог — попасть со всем своим жизненным опытом в тело юного Бори Картузова и отметелить своих самых лютых врагов. Жаль, конечно, что схватка была короткая и я их не изувечил, но всё равно приятно. Особенно от того, что я станцевал фанданго на теле поверженного мною Сипеля и порвал связки Калыму.

Правда, уже очень скоро настроение мне испортил Батрак. Этот балбес явился на поле битвы не один. С ним прибежало несколько учителей и баба Вера, наша школьная медсестра, которая решила оказать им первую медицинскую помощь. Это заставило меня повысить голос и рявкнуть на неё:

— Не сметь, Вера Павловна! Это задержанные и, вообще, вы находитесь на месте преступления. Видите, на земле финки лежат? Милиция должна их изъять и освидетельствовать.

Бедная женщина оторопела от моей наглости, а директор школы, прибежавший следом, возмущённо завопил:

— Картузов, ты что это себе позволяешь? Из школы вылететь с волчьим билетом хочешь?

И ринулся к моим врагам. Я встал на его пути и заорал:

— Стоять! Пусть с ними милиция разбирается.

Да, тут ещё, как на грех, взвыл Гурон:

— Пётр Семёнович, защитите! Он нас всех избил!

И попытался встать, на что я заорал ещё громче:

— Лежать, падаль! А не то я тебя к земле твоей же арматуриной прибью. Всем лежать, молчать, бояться! — расставив во все стороны руки, я крикнул — Батрак, ты ментов вызвал? Или опять у тебя очко сыграло?

— Вызвал, Боря! — крикнул из-за спины учителей мой лучший школьный друг, который провёл со мной в больнице всё то время, пока меня выхаживали — Они уже едут и следователь Толкачёв тоже. Он рядом был и я ему рассказал, что случилось.

Однако, директор школы не унимался и пытался пробиться к не таким уж и сильно избитым подонкам. Более того, он даже попытался применить силу и я в запале рявкнул:

— Я же сказал стоять, Макет! Хочешь чтобы я и тебя рядом с ними положил. Сейчас точно ляжешь!

Пётр Семёнович побагровел, отпрянул назад и крикнул:

— Картузов, ты что это себе позволяешь? Ты как разговариваешь с директором школы, нахал?

Только теперь я сообразил, что этот пятидесятидвухлетний тогда ещё мужчина видит перед собой вовсе не шестидесятилетнего Бориса Викторовича, всеми уважаемого экономиста и финансиста, хоть и не слишком богатого, но всё же миллионера с четырьмя миллионами евро на счету в Дойче-банке, а ученика восьмого а класса, хотя я мог заканчивать бы девятый. С улыбкой, так не подходящей к остроте момента, я сказал:

— Извините, Пётр Семёнович, но эти пятеро были вооружены и хотели нас с Виктором убить. У троих были финки, у Гурованова обрезок стальной арматуры, а у этого уголовника вообще на руке, как вы видите, кастет с такими шипами, что им слону голову можно пробить. Поэтому пусть с ними разбирается милиция. Не волнуйтесь, никто из них не сдохнет, а если бы даже и сдох, то для Родины это будет не самая большая потеря. Вы же фронтовик, Пётр Семенович, сами должны всё прекрасно понимать! Это же форменные бандиты, враги.

Говоря чуть ли не повелительным и довольно властным тоном, что, наверное, нелегко слышать от пацана, я стоял широко раскинув руки и всем своим видом показывал, что до приезда милиции никого не подпущу к задержанным мною хулиганам. Директор тут же вступил со мной в полемику, причём в очень горячую:

— Борис, как ты смеешь так говорить? Они же точно такие советские люди, как ты, я и все остальные.

— Да? — возбуждённо воскликнул я — И вы тоже ходите по улицам с кастетом в руках? Пётр Семёнович, а вы на фронте, когда с фашистами воевали, часом не спрашивали, товарищ фашист, вы зачем это к нам в Советский Союз на танке приехали? Уезжайте немедленно, а не то я в вас из пушки выстрелю и тогда ваш красивый новый танк загорится, а вы умрёте.

От таких моих слов Макет онемел. В войну он был артиллеристом, командовал противотанковой батареей, был трижды ранен и имел множество боевых наград. К счастью тут подъехала милицейская машина, а вместе с ней и скорая помощь. Капитан Толкачов, которого я сразу узнал строго сказал:

— Расступитесь, товарищи дайте пройти. Так, кто тут Борис Картузов и что тут случилось?

Рядом с ним тотчас появился Витька и принялся рассказывать, как нас хотели отметелить Гурон со своими дружками за то, что он вчера нечаянно ударил его во время игры в футбол локтем по голове. Юривась, наш физрук, это немедленно подтвердил. Капитан Толкачов поднял руки и воскликнул:

— Ладно, это я понял, а кто положил этих молодчиков?

— Как кто? — завопил Витька — Карузо, конечно! Он их мигом раскидал, как тряпочных! Вжик! Вжик! И все лежат на земле и не шелохнутся, только воют и стонут. Я даже и не понял, как это у него получилось. А Ваёпе, хотя тот и с ножом в руках стоял и им размахивал, он так по морде ногой треснул, что он сразу же свалился. Я такого даже в кино никогда не видел.

Правильно, Витенька, такие страсти-мордасти в Советском Союзе в кино не показывали, хотя бить так умели, а то и посильнее. Я ведь этот удар отрабатывал только в зале, интереса ради и то лет пятнадцать назад. На всякий случай я состроил отсутствующую физиономию и деловито сказал:

— Товарищ капитан, я так думаю, что об этом лучше поговорить в отделении милиции.

— Милиции, говоришь? — спросил меня Толкач, оглядывая с ног до головы — Нет, парень, скорее уж в детской комнате милиции. На совершеннолетнего ты ведь не тянешь. В каком классе учишься, боец, если не секрет?

Директор школы тут же сказал:

— Товарищ капитан, Борис ученик восьмого класса. Ему ещё нет шестнадцати, поэтому я обязательно поеду с вами. А вы, — Макет высмотрел в немногочисленной толпе учителей Зинаиду Петровну, нашу учительницу английского — Зинаида Петровна, сходите к нему домой и известите родителей, где находится их сын.

Я тут же сказал:

— Только дома, кроме Пирата, никого нет, Зинаида Петровна. Папа с мамой на работе.

Капитан Толкачев распорядился:

— Осмотреть место происшествия, тщательно обыскать каждого хулигана и собрать всё холодное оружие. Этих пятерых в скорую помощь сажайте, а юноша поедет со мной и... — Макет назвал себя — Петром Семёновичем в детскую комнату милиции.

Витька тут же возмущённо завопил:

— А я? Я ж свидетель! Причём единственный!

— Ты тоже, свидетель. — Со вздохом согласился капитан Толмачёв и добавил — Ну, и денёчек начинается.

Я немедленно вставил:

— А чего вы ещё хотели, товарищ капитан? Сегодня же пятница, тринадцатое число, да, ещё и в год собаки.

— Какой ещё собаки? — Озадаченно спросил капитан.

Пожав плечами, я ответил:

— Не помню точно какой, но по восточному календарю семидесятый год это год какой-то там собаки. Наверное дикой.

Глава 2

И всё это никакой не сон

Когда я ехал в милицейском "Уазике", то мне всё казалось, что я вот-вот проснусь и снова окажусь в кабинете своей квартиры, в Москве, в доме на Фрунзенской набережной. Однако, этого не произошло даже тогда, когда мы приехали в детскую комнату милиции и вошли в кабинет, где за письменным столом сидела инспектор, очаровательная брюнеточка лет двадцати пяти с такой обалденной грудью, что я чуть было не застонал. Тем более, что девушка была одета в белую форменную рубашку и ткань чуть ли не трещала под напором грудей, словно паруса клипера, наполненные ветром. Всю дорогу мы ехали молча. Директор школы впереди, а мы с Витькой на заднем сиденье и между нами сидел капитан Толкачёв. Войдя в кабинет вслед за нами, Толкач, мужчина лет тридцати пяти, сказал:

— Вот, Ирина Владимировна, привёл к вам правонарушителя или кто уж он там, может быть даже потерпевший, но не пострадавший, и свидетеля. А это директор школы.

Очаровательная особа с погонами старшего лейтенанта на округлых плечах вздохнула и спросила:

— Что, Толкачёв, драка в школе?

Капитан усмехнулся и ответил:

— Нет, скорее уж мамаево побоище. Этот рослый юноша в одиночку вырубил, иного слова я не подберу, пятерых парней постарше него самого, вооруженных финками, обрезком арматуры и кастетом такого свирепого вида, что такой только у Кощея Бессмертного может быть или ещё у какого сказочного злодея. Но давайте мы всё-таки послушаем свидетеля этого происшествия. Который сразу же позвонил в горотдел.

Витька уже успел прийти в себя и принялся увлечённо, в красках, да, ещё и жестикулируя, рассказывать о том, что произошло. Не забыл он в точности изложить и наш диалог. При этом у него самого покраснели уши, а очаровательная инспекторша, Боже, до чего же красивая девушка, ни разу не вздрогнула и не моргнула глазом. Когда он закончил свой эмоциональный рассказ, девушка покрутила головой и промолвила:

— Даже и не знаю, что и сказать, Толкачёв. Думаю, что теперь вам следует допросить в нашем присутствии виновника происшествия, а ты, Виктор, прочитай всё и распишись. Вы, Пётр Семёнович, тоже и напиши своей рукой — с моих слов записано верно. Если всё действительно верно записано.

Витька быстро прочитал свои показания, записанные красивым почерком, дал прочитать директору школы и они оба подписали их. Красавица тотчас подшила к делу. Да, юг России на редкость богат красивыми женщинами, но эта девушка была просто феноменально красива.

Как только Витька вышел, капитан Толкачёв уставился на меня строгим взглядом. Я улыбнулся и вежливо поинтересовался:

— Извините, а мне как к вам теперь обращаться, товарищ капитан или уже сразу гражданин следователь?

Толкач насупился и грозно сдвинув брови, проворчал:

— Можете обращаться и так, молодой человек. Итак, меня интересует, что вы можете рассказать нам по существу дела:

Улыбнувшись ещё невиннее, я кивнул и сказал:

— Хорошо, тогда я буду обращаться к вам, гражданин следователь. — После этого я специально сделал паузу, но Толкач ею не воспользовался и я, откинувшись на спинку стула, закинул нога на ногу и независимым, насмешливым голосом начал с весьма оригинального вступления — хорошо, гражданин следователь, так гражданин следователь. Значит так, следак. Ты теперь мой должник, если базарить по-понятиям. Сипеля ты ведь хорошо знаешь, это он твою племяшку избил в кровь и хотел изнасиловать, да, его соседи твоей сеструхи с ребёнка сняли. А должок твой такой, я эту гниду опущенную, и за себя, и за тебя бил. Тебе, как менту, малолеток бить не разрешено, а с меня спишется. Козлы эти нас в угол загнали не просто так, они с чётким намерением туда припёрлись...

С большим опозданием Толкачёв сообразил, что я сейчас в этом же высоком штиле, который мне удалось почерпнуть из сериалов, которые почему-то любили смотреть практически все мои бывшие жены, им всё и выложу, замахал руками и воскликнул:

— Всё, Борис, прекрати, я беру свои слова обратно. Обращайся ко мне, как все нормальные советские люди. Товарищ следователь, товарищ капитан или просто...

— Евгений Николаевич. — Завершил я за Толкача и тут же поспешил объяснить — Извините меня, Евгений Николаевич, но ведь вы недалеко от нас живёте, через три улицы, а ваша сестра через дом или два от вас. В общем я как-то раз слышал о том, как вы обо всём, что пережили, рассказывали кому-то. Мы в тогда казаки-разбойники играли и я в кустах напротив вашей лавочки спрятался. Так и пролежал там часа два. Было всё как-то неловко вставать при вас. У вас тогда такой голос был. В общем страшный, когда вы рассказывали, что сделали бы с ним.

Эту историю про то, как он поделился своей душевной болью с лучшим другом, капитан Толкачёв рассказал мне в больнице. После этого я куда менее эмоционально, описывая буквально каждое мимическое движение рассказал о том, что произошло и далеко не всё, что я рассказывал, инспектор по делам несовершеннолетних записывала. Более того, после того, как я закончил давать показания, она включила электрический чайник, вскипятила воду, налила нам всем чаю и мы пили его с конфетами и сушками, пока она всё переписывала набело. Закончив писать, она будничным, спокойным голосом сказала:

— Толкачёв, лично мне всё ясно. Мальчик действовал в состоянии аффекта, чисто рефлекторно. Арматура, кастет, три финки, испуганный до полусмерти друг за спиной. В общем было бы у нас побольше таких мальчиков, то вся эта хулиганская мразь не посмела бы даже пикнуть. Поэтому дело на этом я закрываю, а эти показания передаю тебе, как свидетельские, но пусть их сначала подпишут Боря и Пётр Семёнович.

Однако, это очаровательное создание с короткой стрижкой и завлекушечками, загибающимися на щёчки, сначала передало свои листы директору школы. Тот прочитал их в отредактированном виде, облегчённо вздохнул и сказал чуть ли не радостным голосом:

— Всё именно так и было сказано Борисом.

После этого я прочитал душещипательную историю о перепуганном мальчике, который сам не ведал, что творил. Ну, наверное именно так и было нужно. Чёрт! Я всё никак не просыпался и не просыпался и меня это уже стало бесить. Хуже того, как только я положил руки на письменный стол, на нём тотчас появился мой компьютер, клавиатура и мышка, отчего я чуть было не зарычал от злости.

Этот сон уже стал мне изрядно надоедать, а в моём времени таймер на мониторе показывал всё те же четыре цифры — 06:40 и я уже не знал, что по этому поводу и думать. Это же чёрт знает что такое в конце концов. Как только я подписал свои показания, капитан Толкачёв сказал:

— Пётр Семёнович, вы не будете против, если я поговорю с вашим учеником с полчасика или чуть больше? А вас наш водитель сейчас отвезёт вместе с Виктором в школу. Как только машина вернётся, я сразу же привезу его и сдам вам с рук на руки.

Директор улыбнулся, кивнул, потом погрозил мне пальцем и строгим голосом сказал:

— А с фашистами, Боря, у меня разговор был короткий. Первый выстрел в трак, а потом, когда танк разворачивался, второй выстрел в корму. Там у них броня была слабая и сорокопятка её брала. Позднее, когда появились более мощные пушки, нам стало намного легче с ними сражаться. Ну, ладно, я на тебя не сержусь, после твоего рассказа мне всё стало понятно.

Пётр Семёнович и капитан вышли из кабинета, а очаровательная красавица-инспекторша спросила меня:

— Ещё чаю, Боря?

Я кивнул и ответил:

— Буду вам очень благодарен. — После чего ляпнул — И чего интересного такая красивая девушка, как вы, находит в работе с хулиганами? Вам бы в кино сниматься, Ириночка... — широко улыбаясь и вздыхая, а также делая паузу, назвал я эту особу по имени ласкательно и затем с лёгким поклоном добавил — Владимировна.

Девушка погрозила мне пальцем:

— Боря, ты мне это брось. Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей и здесь детская комната милиции.

Ещё раз глубоко вздохнув, я лишь молча улыбнулся в ответ, хотя у меня и вертелось на языке десятка полтора комплиментов Ещё когда в первый раз она поднималась из-за стола, чтобы включить электрический чайник, я обратил внимание, что у неё просто чудная фигурка, а ножки просто прелесть и снова вздохнул, на этот раз уже огорчённо. Увы, но мой юный возраст являлся непреодолимым препятствием для моего общения с такими соблазнительными красавицами, а потому мне лучше всего помалкивать и, вообще, не напрягаться, что я и сделал. Через пару минут вернулся и по второму заходу принялись пить чай Толкач. Теперь к нам присоединилась и Ирочка. Так я мысленно называл инспектора по своим делам, кляня свои детские годы и подавляя в себе отнюдь не детские желания. Толкачёв на девушку даже и не глядел. Он пристально сверлил глазами меня и, наконец, спросил:

— Как же тебе удалось вырубить пятерых таких парней?

Пожав плечами, я ответил:

— Очень просто, боевое самбо, Евгений Николаевич. Я всё прошлое лето провёл у деда в деревне, а там отдыхал один парень, москвич, года на два старше меня. В деревне всех мужиков запахали на сенокос, ну, и мы с Виталиком тоже подрядились сено косить. А вечером, когда мы ходили на речку купаться, то он учил меня приёмам боевого самбо. У него отец пограничник, служит в штабе погранвойск, ну, и его тренирует. На границе же нужны волкодавы и скорохваты, а не сосунки, но я после школы обязательно в ВДВ буду служить. Вот где служба, хотя погранцы тоже ветками туман не разгоняют и листья не красят по осени.

Видимо капитан Толкачёв служил в общевойсковой части раз громко рассмеялся, но всё же задал ещё один вопрос:

— Ну, и как, на ножи идти было не страшно? Ты, как я погляжу, даже оделся так, словно в бой собрался.

Тут я ответил честно:

— Немного было страшно, но только сначала, пока они окончательно не ощерились. Тогда уже одна только дикая злость была. Особенно на Сипеля этого. Это ведь просто редкостный подонок. Ничего, товарищ капитан, вы за него особенно не переживайте, я ему почки хорошо опустил. Знаете, а ведь в Америке, таких, как он, в Техасе, с десяти лет в газовую камеру отправляют. Он же конченый отморозок, прирождённый убийца по своей подлой натуре и его уже не вылечить. Хотя нет, если он снова сядет, то его во взрослой колонии быстро вылечат и самым основательным образом. В параше утопят. Такие на зоне долго не живут в наше время.

Капитан вздохнул, покрутил головой и сказал:

— Надеюсь, что так оно и будет. Я позвонил начальнику горотдела, доложил ему о попытке нанесения тяжких телесных, так что он велел мне провести следствие и передать дело в суд. Но всех остальных мы будем просто вынуждены выпустить, Борис. Извини, но никто из них тебя ведь так и не ударил, а попытка нападения, это ещё не само нападение.

Махнув рукой, я сказал:

— А, пустяки. Может быть им одного этого урока хватит. Тем более, если Сипеля снова закроют. Он же у них вроде, как герой, хотя за подобные геройства таких мразей танками давить надо.

Ирочка поцокала язычком и сказала:

— Ох, Борис, смотрю я на тебя, по возрасту мальчишка мальчишкой, а разговариваешь, как взрослый мужчина.

Осторожно поставив чайную чашку на стол, я встал, снял с себя куртку, в которой мне было откровенно жарко, повёл плечами и откровенно вызывающим тоном спросил:

— Ну, и где вы видите мальчишку, Ирина Владимировна? В Древней Руси, в моём возрасте, такие парни, как я, уже в одном строю со своими отцами сражались и считались мужчинами. Это в наши времена хотя паспорт и дают в шестнадцать лет, парня ребёнком считают. Хотя, да, если посмотреть на Витьку, то он точно ещё недомерок, но только не я.

Чтобы лишний раз покрасоваться перед понравившейся мне девушкой, я поставил второй стул рядом с первым и, ухватившись за спинки покрепче, сделал на них стойку "крокодил". Сила при этом, конечно, требовалась, но всё же умение контролировать своё тело было намного важнее. Ирочка всплеснула руками и восхищённо воскликнула:

— Толкачёв, спорим, ты так не сможешь!

Капитан улыбнулся, отрицательно помотал головой и сказал насмешливым голосом:

— Ирочка, я ведь не гимнаст, да, и староват для этого. — как только я снова подсел к столу, он спросил меня — Значит если что, ты от хулиганов отобьёшься, Борис?

Кивнув, я спокойным голосом сказал:

— Без проблем, товарищ капитан.

И тут капитан задал мне ещё один вопрос:

— Интересно, а зачем ты у перчаток пальцы обрезал?

Широко улыбнувшись, я признался:

— Да, всё за тем же, зачем одел вибрамы, эти штаны и куртку. Чтобы драться. В кожаных перчатках я ведь могу нож и рукой отбить, да, и куртку ножом тоже ещё располосовать нужно. Понимаете, я ещё вчера узнал, что Витька Гурона локтем по голове ударил, а это такой мстительный зверёк, что спасу нет. Эта четвёрка всё школу задирала. А Витька у нас заядлый курильщик, он же если не забежит за гараж, чтобы покрутить перед уроками, больной ходить будет. Поэтому я решил заранее подстраховаться.

Ирочка открыла большой железный шкаф и, достав из него четыре папки, положив их на стол, с укоризной сказала:

— Толкачёв, если тебе интересно, можешь почитать. Они уже давно состоят на учёте в детской комнате милиции. Ничего крупного за ними пока что не числится, но не мне тебе объяснять, что это уже сигнал, причём весьма серьёзный. Надеюсь, если ты действительно добьёшься возбуждения уголовного дела против Шахбекова и суд его осудит, то для всех остальных это послужит хорошим уроком.

Мы допили чай и я с большой неохотой вышел из кабинета Ирочки. Всю мою сознательную жизнь меня, словно магнитом, тянуло к таким очаровательным, женственным брюнеточкам. Мы вышли из двухэтажного кирпичного здания, где помимо детской комнаты милиции находился ещё и паспортный стол и сели в машину. Когда мы отъезжали, я обратил внимание на то, что как раз напротив размещалась типография и подумал, чем учиться в девятом классе, не устроиться ли мне туда на работу линотипистом? В армии мне доводилось работать на матричном принтере такого типа, печатаю я быстро и к тому же практически без ошибок, работа приучила, так что мне дурака валять? А тут и Ирочка будет рядом, а на неё посмотреть и уже приятно на душе. Н-да, нужно как можно скорее просыпаться и отправляться на работы, рубль падает, нефть дешевеет, цены растут и уже очень скоро начнётся гиперинфляция, от которой мы как-то вроде бы отвыкли, а вот что будет потом, даже подумать страшно.

Капитан Толкачёв довёз меня до школы и действительно сдал с рук на руки директору, а тот отвёл меня на урок истории и я был вынужден сесть за парту рядом с Витькой, на последнем ряду. Он начал было задавать мне вопросы, но я молча показал ему кулак и принялся разглядывать своих одноклассников и одноклассниц, лица которых уже почти стёрлись в моей памяти. Учительница истории, Александра Михайловна, как раз слушал ответ у доски Тони Авдеевой? Да, точно Авдотьи Никитичны, как мы её дразнили. Эта симпатичная, уже оформившаяся в девушку блондиночка плыла со страшной силой неведомо куда, а я всё никак не мог вспомнить, что же мы проходили по истории в восьмом классе. Кажется девятнадцатый век, Россия. Наша историчка, Александра Михайловна, бросила на меня беглый взгляд и неодобрительно покрутила головой. Наверно потому, что я сидел за партой, а они у нас в школе были старинные, здоровенные дрова времён царя Николашки, развалившись, и я со вздохом принял позу прилежного ученика.

Передо мной появился включённый компьютер с застывшим в будущем временем и чуть было не выматерился. Когда же это всё закончится? Мужику на пенсию пора, а я, как последний идиот, сижу за партой в семидесятом, в теле сопляка, мечтаю снова встретиться с Ирочкой и ещё вынужден пялиться на этот чёртов компьютер. Ладно, чёрт с ним со всем. Раз так, то я лучше что-нибудь почитаю. Быстро пройдясь по закладкам, я зашел на "Литрес" и уже стал просматривать новинки, как историчка задала мне вопрос:

— Картузов, так чем ознаменовалось царствование царя Александра Третьего?

Не долго думая, я ответил:

— Смертью. Жили-жил и помер, году эдак в одна тысяча восемьсот девяносто четвёртом.

Класс так и грохнул от смеха, а покрасневшая от гнева Александра Михайловна возмущённо воскликнула:

— Картузов, тебе что больше делать нечего, как шутить?

От необходимости отвечать на этот вопрос меня спас звонок и я решил, если немедленно не проснусь, то это был мой последний день в школе. Уж что-что, а какую-нибудь болезнь я себе до конца месяца организую, а там сдам экзамена за восьмой класс и прощай школа. К счастью это был последний урок и я немедленно отправился спать. Отец ещё спал после ночной смены и я не стал его будить, тихо, стараясь не шуметь, зашел в свою комнатушку, разулся и прилёг на кровать. Отец спал недолго и через полчаса заглянул ко мне, чтобы спросить:

— Привет, как дела в школе?

Я сел на кровати, подставил ему стул и сказал:

— Садись, расскажу. В общем я сегодня с утра и до самого последнего урока в детской комнате милиции проторчал.

После этого я подробно, но не так, как Толкачу, рассказал отцу, который был моложе меня почти на двадцать один год, ему ещё не исполнилось тридцати девяти, о драке. В молодости мой отец тоже отличался хулиганистым характерам, но я что-то не слышал, чтобы он устраивал такое. Отец был то ли потрясён услышанным, то ли напуган, раз воскликнул:

— Ты что, Боря, чокнутый?

Пожав плечами, я ответил:

— Может быть и чокнутый, зато живой, пап. Или тебе было бы приятнее хоронить не чокнутого сына? Они же точно обкуренные были или что-то в этом роде?

— Какие? — Удивлённо спросил отец.

Я покрутил головой и со вздохом ответил:

— Они находились в состоянии наркотического опьянения, как мне кажется. Глаза покрасневшие, зрачки расширенные. В общем или анаши накурились и таблеток наглотались. К тому же они все были вооружены, а я пустой, как шаманский бубен.

От таких моих слов у отца, который после армии почти не пил спиртного, похоже, голова кругом пошла и он спросил:

— Какого ещё наркотического опьянения, Боря? Ты ничего не путаешь случайно?

Мне пришлось срочно прочитать ему небольшую лекцию об индийской конопле и всяких таблетках вроде кодеина, седуксена и демидрола, которые были в ходу у торчков, с которыми я познакомился уже гораздо позднее, когда учился в "Плешке". Кажется этим я окончательно добил отца и он спросил меня:

— Откуда ты все это знаешь, Борис?

Причем спросил строгим тоном:

— Читал как-то раз статью про наркоманию в какой-то газете, уже не помню в какой. Кажется это была "Медицинская газета" или что-то в этом роде. В общем дураков на свете всяких хватает. Находятся и такие, которые таким образом себе могилу роют. Ладно, пап, хватит об этом. Раз ты уже проснулся, пойду-ка я на кухню и чего-нибудь приготовлю. Скоро мама с работы придёт уставшая, да, и вот что, я наверное до конца мая поболею, а потом сдам экзамены, заберу документы из школы и пойду работать. Что-то мне стала надоедать эта учеба.

— Что, неучем останешься? — Возмущённо воскликнул отец.

Выходя из комнаты, я успокоил его:

— Ты же не остался. Закончил заочно сначала техникум, потом институт. Кроме того не забывай, ещё есть ведь и вечерняя школа, а три зарплаты в дом это всё-таки намного лучше, чем две. Пап, ты ведь тоже в пятнадцать лет работать начал, так чем я хуже?

И тут же направился на кухню, где немедленно открыл люк, спустился в погреб и стал набирать в ведро картошку. Вообще-то до этого дня я ещё ни разу не готовил, но впоследствии, начав жить самостоятельно, так навострился, что даже мама признавалась, что я готовлю намного лучше неё. Не удивительно. Как-то раз, в Испании, я даже посрамил в одном маленьком ресторанчики тамошнего шеф-повара, приготовив такой борщ, что бедные испанцы, которые ничего кроме своего гаспаччо не знают, чуть не обрыдались от зависти. Потом я научил шеф-повара ресторана варить русский борщ. Именно его я и собирался приготовить даже в том случае, если в холодильнике не было мясного рагу, то есть костей, для супов и борщей. Они нашлись и я, поставив на газ самую большую кастрюлю, принялся варить бульон. Настоящий борщ любит объёмы, его в двухлитровой пендюрке не сваришь. Глядя, как я ловко и тонко чищу картошку, отец и вовсе вытаращил глаза.

Кости попались довольно мясистые и потому я, немного подумав, приготовил не только борщ, но ещё и на второе отличную картофельную запеканку с прокрученным на мясорубке мясом и мелко покрошенными яйцами. Обнаружив в кухонном столе муку, пусть и не высшего качества, я немедленно вооружился ситом, замешал тесто и напёк ещё и хвороста. Правда, с сахаром вместо сахарной пудры, но всё равно очень хрусткого и буквально тающего во рту. Как раз к нему в холодильнике стояла кастрюля с компотом из сухофруктов из нашего сада. Ну, а поскольку у меня горели все четыре конфорки, то к маминому приходу всё было готова и когда она вошла, отец, забирая из её рук сумку с продуктами, насмешливым голосом сказал:

— Полюбуйся на своего сына, Мила, мало того, что он сегодня утром отметелил пятерых ублюдков и ему в милиции за их задержание чуть ли не медаль выдали, так он у нас, оказывается, ещё и прирождённый повар, а потому хочет бросить школу.

Да, язык у моего отца всегда был хорошо подвешен. В одно предложение он вложил все новости, от которых мама охнула, села на стул и испуганным голосом спросила:

— Как отметелил?

Отец развёл руками и ответил:

— Ну, насколько я понял, сильно. Да, ты не волнуйся это хулиганьё само напало на Бориса и Витьку Батракова. Ладно, давайте мыть руки и садиться за стол, а то очень уж пахнет всё вкусно. Ты у меня так вкусно готовить не умеешь. — Усмехнувшись, отец спросил — Борька, так может быть ты в столовую работать пойдёшь? В нашей столовой так не готовят. У нас там иной раз такая вонь стоит, что хоть беги.

Отрицательно помотав головой, я ответил:

— Нет, я в типографию пойду. Если ничто не переменится. В столовых зарплаты у поваров маленькие.

Отец, хотя и был членом партии, сказал:

— Зато повара продукты домой сумками прут.

Махнув рукой, я ответил весёлым голосом, разливая наваристый борщ по тарелкам:

— Я лучше на рынок схожу. Хорошо бы купить полсотни цыплят. Курятник у нас есть. Его только подновить надо.

Мама, пробуя борщ, удивлённо спросила:

— С каких это пор ты такой серьёзный и хозяйственный стал, Боря? Когда же тогда ты свои книжки читать будешь?

Подсаживаясь к столу, я спокойно ответил:

— Самые интересные я уже прочитал, а новых ещё писатели не написали. Таких, какие стоило бы почитать.

У меня отлегло от сердца. Похоже, что мне действительно удастся избежать пустопорожних, душеспасительных разговоров относительно высшего образования. Куда мне четвёртое. Хотя если честно, то про первое, вместе с аспирантурой и кандидатской степенью, я давно забыл, хотя на клиентов компании всегда действовало то, что я кандидат экономических наук, только не капиталистических, а ещё социалистических. Зато два вторых высших образования, финансовое, тоже не бог весть какое, и юридическое, мне принесли хоть какую-то пользу, хотя оба диплома я и получил всего за три года. Если этот сон никогда не закончится и я действительно начал жить сначала, то ни одно из моих высших образований в Советском Союзе не пригодится. У меня же нет с собой дипломов "Плешки". Зато мой борщ и особенно запеканка очень понравились и отцу, и маме. Впрочем, я это и так всегда знал. Мои родители всегда в восторги от моей стряпни, как и все бывшие жены.

Я сидел и улыбаясь смотрел на своих родителей. Они были такие молодые и красивые, что у меня перехватывало от радости дыхание. Однако, мне следовало подумать и о том, что может вскоре произойти. Наши греки народ мстительный, бесцеремонный и наглый. В семидесятом они уже начали борзеть, а позднее, в восьмидесятых, уже наглели в полный рост, не говоря уже о том, что в середине девяностых годов чуть не половина Греческого населения посёлка превратилась в бандитов. Печально, но факт. Именно поэтому я и забрал родителей и сестру, родившуюся в семьдесят втором, в Москву. Вздохнув, я сказал:

— Мам, ты сейчас пойдёшь к соседке и посидишь у неё. Мне кажется, что уже очень скоро к нам пожалуют незваные гости и нам с папой придётся какое-то время от них отбиваться. У тёти Тони есть телефон, и если приедет грекотва, сразу же звони в милицию и вызывай наряд. И ничего не бойся, мамуля. В прошлом году Москвич научил меня таким боевым приёмам, какие знают только в особых боевых частях и я целый год тайком продолжал их оттачивать, так что положу их мордой в землю.

— Ну, ты, укладыватель, — сурово сказал отец, — я сейчас сам пойду и позвоню в милицию.

— И что же ты им скажешь, папенька? — ехидным и, наверное, противным голосом спросил я — Товарищи милиционеры, мой сыночка побил греков-хулиганов и я боюсь, что к нам скоро приедет половина Греческого посёлка и будет нас терроризировать? Батя, не мели чушь! До тех пор, пока греки сюда не приедут, ни один мент даже не шевельнётся. Зато когда они будут здесь, их можно смело вызывать.

Отец снова посмотрел на меня с изумлением и спросил:

— Так что же нам тогда делать, Борис? Они же могут и дом поджечь. От них всего ждать можно.

Кивнув, я подтвердил:

— Могут. Поэтому тебе ничего не нужно делать, пап. Ты будешь просто стоять и наблюдать за тем, как я буду их метелить боевым шестом. Его правда у меня ещё нет, но если в мастерской ещё остался ясень, то я его сейчас быстро сделаю. Только Бога ради, не выходи за калитку. Поверь, хотя ты мой отец, а я твой сын, тут мне предстоит тебя защищать. Хоть ты и был в молодости хулиганом, на флоте всё же служил дальномерщиком и драться так, как я, не умеешь, а силы у меня хватит.

Ну, может быть силой я не был излишне обременён, но зато действительно умел очень хорошо работать с боевым шестом. Ещё в родной армейке начал учиться. Правда, сначала фехтованию с винтовкой, а там есть много сходных приёмов. Отец огорчённо вздохнул и тихо ответил:

— Наверно ты прав, Борис. Надрать бы тебе и Витьке задницу за курение, но тебе уже поздно, а вот ему ещё можно. Ладно, Мила, давай сделаем так, как говорит Боря. Милиция ведь и в самом деле не приедет загодя, а запираться в доме опасно, кинут в окна несколько бутылок с бензином и всё, сгорим. Они же звери и стоит им слабину почувствовать, тут же хамеют.

Отправившись в свою комнатку, я снова одел вибрамы но на этот раз снял тельняшку и майку. Подойдя к шифоньеру, я открыл дверцу и посмотрел на свой торс в зеркало. Зрелище было хотя и не очень впечатляющее, но и не наводило тоску. Довольно-таки неплохие мышцы груди, трицепсы ещё нужно подкачать, бицепсы в принципе в норме, но вот мышцы пресса, конечно, слабоватые. Нужно, чтобы были резче очерчены.

Ладно, для начала сойдёт, а потом я займусь своей тушкой всерьёз. Вот только для этого цыплят нужно будет купить не полсотни штук, а целую сотню. Если, конечно, я не проснусь через пять минут и не пойду завтракать с Леночкой. Подойдя к столу я присел на стул, положил на него руки и компьютер мгновенно появился передо мной, вызвав слегка истерический смешок. Чтобы не ломать голову по пустякам, я вышел из дома и зашел в наш капитальный сарай со столярной мастерской. Отец умел отлично столярничать, а потому в доме имелся отличный инструмент и древесина.

Все мои надежды были связаны с десятком ясеневых реек сечением пять на пять сантиметров, которые отец как-то раз скоммуниздил с работы. На держаки для лопат. У нас был большой участок, целых шестнадцать соток с садом и огородом, так что копать приходилось много. Раньше я ненавидел это дело, но потом, когда осел в Москве и купил дачу, полюбил. Так что если не проснусь и останусь жить в своём юном, сильном и цветущем теле, то займусь и садом, и огородом, да, и нашим довольно небольшим домом самым основательным образом.

Хотя я и финансист, жизнь научила меня работать руками и свои первые уроки я получил в Рязанском образцово-показательном полку ВДВ, куда пришел сержантом, а через три месяца стал старшим сержантом потому, что прапора у нас, особенно старший прапорщик дядя Коля Оксаненко, были золотые мужики. Боевой шест длиной два метра сорок сантиметров из прочного, тяжелого ясеня, башку разнести, раз плюнуть, я выстрогал за полчаса.

Мама, помыв посуду, ушла к соседям. Они о чём-то разговаривали с отцом на кухне, но я не стал прислушиваться. Скоро отец, одетый в такие же чёрные брюки, как и у меня, подпоясанные матросским ремнём, но в кирзовых сапогах и тельняшке, заглянул с столярку. Он был на полголовы ниже меня и более изящным, но тоже сильным и мускулистым мужчиной. Посмотрев на меня с тревогой, он ловко набросил на руку ремень с латунной бляхой, украшенной якорем:

— Сынок, если придётся драться с зверьками, то давай уж вместе. Не волнуйся, если я приложусь бляхой кому-нибудь по голове или по рёбрам, тому мало не покажется.

— Угу-угу, — ответил я, взял шест в руки, вышел во двор и сказал с улыбкой, — только стой подальше от меня, пап.

Двор у нас был довольно большой. От дома, на всю его ширину, до ворот и калитки шла широкая дорожка, а справа и слева был разбит палисадник. Забор тоже был высокий, а сам участок имел в ширину шестнадцать метров и сто в длину. Настоящая латифундия. Жестом попросив отца остановиться, я сделал несколько растяжек и принялся полегоньку раскручивать шест вокруг тела, перебрасывая его из руки в руку и делая различные перехваты — кистевые, сгибом локтевого сустава, даже захватывая его подмышкой. При этом я не стоял на месте, а постоянно вертелся, совершая стремительные движения, прыжки, приседания и видел, каким потрясённым взглядом смотрит на меня отец. Эх, батя, посмотрел бы ты на то, какие корки умеет мочить с боевым шестом наш сенсей Вася-сан по прозвищу Чёрт из Шаолиня, к которому я три раза в неделю хожу в спортзал, вот тогда бы понял, что мне до него, как до Китая раком. Тем не менее моё молодое тело делало все упражнения получше, чем старое. Всё правильно, совсем иная энергетика, хорошие, эластичные мышцы, не перекачанные, кстати, отличные суставы и прочные связки. Ну, может быть его бы не мешало хорошенько погонять.

В любом случае, когда я стал работать с шестом почти не беря его руками, на которые снова надел перчатки без пальцев, чтобы не сорвать кожу с ладоней, шест вещь жесткая, а раскручивая запястьями с такой силой, что свист стоял, мне стало ясно, грекам кундюлей я точно навешаю. И они не заставили себя долго ждать. За высоким забором нам не было видно, что за машины подъехали к нам и с визгом тормозов остановились, но по звуку двигателей я понял, что это две двадцать первые волги. Через несколько секунд кто-то замолотил кулаком в калитку и я решительно направился к ней. Перед домом у нас тоже хватало свободного места, так что я мог маневрировать хоть до одури и мне было плевать, что число противников может достигать десяти человек. Лишь бы у них не было с собой автоматов, а если кто прихватил пистолеты или обрезы, то плевать. Пусть сначала попробуют попасть в меня, а я точно на месте стоять не стану и не превращусь в лёгкую мишень. Лишь бы отец не выходил.

Предупреждающе подняв руку, я бесшумно скользнул к калитке и жестом указал отцу, где ему встать. Как только я услышал, что захлопнулись все четыре дверцы, то быстро отодвинул засов, резко рванул калитку на себя и тут же с силой ударил здоровенного, толстого грека лет пятидесяти, ладонью со скрюченными пальцами в грудь, отчего он отлетел шагов на пять, но на ногах устоял. Из машин вышло всего девять греков и в их числе Гурон с фингалом под глазом. Все они вели себя на удивление борзо в том смысле, что были совершенно расслаблены, полагая, что представляют из себя грозную силу. Быстро оглядев их, я сразу понял, что минимум трое имеют при себе обрезы, а потому мой шест мгновенно пришел в движение. Черномазые, бесхвостые обезьяны. Это вам только кажется, что перед вами шестнадцатилетний пацан. В его теле находится взрослый мужик, который прошел матушку-десантуру, множество студенческих драк, кооперативные времена и жестокие бои с люберами, а это бойцы, не вам чета, крутые пацаны, гопники в клетчатых штанах, которым современные скины в подмётки не годятся.

Первым делом я слегонца врезал толстому греку кончиком шестом по гениталиям, а уже потом по коленным суставам, отчего тот замычал, словно бык. Рухнув на колени, он схватился за своё хозяйство и принялся раскачиваться из стороны в сторону. Остальные бойцы выкатили на меня глаза и хотя вряд ли когда ходили в театральный кружок, изобразили немую сцену из бессмертной пьесы "Ревизор", то есть замерли неподвижно. Ну, а я у них на глазах с такой скоростью закрутил шест вокруг тела, всё время двигаясь при этом, что глаза у этих недоделанных гопников, среди которых были лбы мне на зависть, остекленели. При этом я ещё и громко выкрикивал, словно лаял:

— Ну, ты, толстый! Если тебе! Хочется жить! Прикажи! Своим козлам! Бросать стволы! И ложиться! На землю! Даю тебе! Тридцать секунд! Потом снесу! Полбашки! Время! Пошел!

Толстый грек мигом перестал мычать и вытаращил на меня свои испуганные глазёнки. Через силу он прохрипел:

— Ми пришол... Па-а-га-а-ва-а-рить!

От такой наглости я сразу же офигел и мой шест мгновенно прошел над его головой на расстоянии в пару миллиметров, выдрав при этом изрядный клок волос. Согласен, больно и неприятно. А разве приятно слушать толстого, старого афериста, заверяющего тебя, что он пришел поговорить, а чтобы нам было интереснее его слушать, приволок с собой семерых здоровенных ублюдков в возрасте от тридцати пяти, до сорока лет, да, ещё и с обрезами под одеждой. Поэтому я взревел:

— Стволы на землю суки или я вам головы разобью! Быстро! Пять секунд и я начну вас убивать! Толстого замочу первого.

Толстый грек взвыл благим матом:

— Делайте, как он говорит!

Между тем на улицу стали выскакивать мужики, вооруженный, кто чем и сбегаться к нашему дому, так что не мы одни с отцом увидели, как на асфальт упали три обреза. Я заорал:

— Пики, финки, заточки, арматуру! Всем лечь мордой вниз, если хотите дожить до приезда милиции.

Ну, когда к тебе со всех сторон несутся несколько десятков мужиков с лопатами наперевес, причём настроенных очень серьёзно, то кем бы ты ни был, очко сыграет. Поэтому я не удивился, что на асфальт было брошено ещё и несколько финок. И вот тут появилась милиция, причём сразу с двух сторон, да, ещё и на пяти "Уазиках" и двух микроавтобусах сразу. Из них выскочило десятка полтора милиционеров и жутко серьёзный следак Толкачёв, что удивило меня более всего. Действительно, где угрозыск и где служба охраны правопорядка или как там она называлась во времена моего детства. Греки между тем уже все лежали уткнувшись мордами в асфальт, а Гурон даже во второй раз за день. Какой-то подполковник с мегафоном в руках врезался в толпу и принялся уговаривать наших соседей:

— Граждане, успокойтесь. Всё в порядке, расходитесь по домам. Сейчас мы арестуем этих хулиганов. Юноша, перестаньте размахивать своей палкой.

Мой шест немедленно был со стуком приставлен к ноге и я весёлым, радостным, можно сказать, голосом воскликнул:

— Товарищ подполковник, это не палка! Это китайский боевой шест, оружие странствующих монахов.

Вслед за мной подстриженный грек взвыл:

— Я нэ хулиган, я пиридседатэл колхозум.

Подполковник сделал рукой властный жест и пиридседатэла колхозум первого уволокли и затолкали в микроавтобус "Ераз" с решетками на окнах. Та же участь постигла и всех остальных, после чего наступила очередь капитана Толкачёва и его криминалистов заняться брошенным на асфальт оружием. Один обрез был сделан из охотничьего ружья, а вот два других оказались нарезными, винтовочными, а это уже совсем другая статья. Ну, а подполковник, фамилия которого была Самсонов, зам начальника городского отдела внутренних дел, и ещё один майор, предложили нам с отцом пригласить их в дом, чтобы мы дали показания. Я же добровольно сдал своё оружие майору Зинченко и даже показал несколько чёрных волосинок на его конце, выдранных из шевелюры толстого грека — пиридседатэла колхозум.

Мама уже была в доме. Она поставила чайник и вскоре, сидя в зале за круглым обеденным столом, я надел по такому случаю на себя тельник, мы пили чай с хворостом, которого очень удачно напёк много, и отец рассказывал обо всём случившемся. Рассказал он и о том, что это была моя идея сначала дать грекам приехать, а уже потом звонить в милицию. Как раз в это время в зал вошел капитан Толкачёв и, подсаживаясь к столу, сказал:

— Виктор Фёдорович, мы уже были наготове и находились в нескольких кварталах от вашего дома и потому приехали так быстро. Василий Алексеевич, когда я ему рассказал об этом, первым высказал предположение, что такой визит вполне возможен. Тем не менее звонок Людмилы Николаевны был очень кстати. Надеюсь, что на этом инцидент будет исчерпан. — повернувшись ко мне, Толкач сказал — А ты, герой, прекращай свою борьбу с хулиганами, а если захочешь её продолжить, как только тебе исполнится восемнадцать, записывайся в добровольную народную дружину, а пока что учись.

Усмехнувшись, я ответил ему:

— Евгений Николаевич, как говорил Экклезиаст, от многих знаний многие печали. Поэтому я лучше работать пойду, а десятилетку можно и в вечерней школе закончить. Экстерном. В десантуре ведь техника сейчас сложная, как и на флоте.

Толкач, улыбаясь, сказал подполковнику:

— Парень мечтает стать десантником, Василий Алексеевич.

Усмехнувшись, я добавил:

— Ну, так кто же не мечтает служить в войсках дяди Васи.

Майор, сидевший молча, улыбнулся и хитро спросил:

— Это какого же дяди Васи войска, Боря?

Рассмеявшись, я ответил:

— Вестимо какого, дяди Васи Маргелова, он один такой.

Майор весело воскликнул:

— Ай, да, парень! Всё знает! Даже про то, почему ВДВ так называют. — после чего добавил — Боря, я тоже в десантуре служил. Самые лучшие войска.

— После Северного флота. — веско сказал отец.

Поддерживая его, я тут же вставил:

— Северный флот, это Самый флот. Тихоокеанский — Тоже флот, Балтийский флот, это Бывший флот, а вот Черноморский — он Чи флот, Чи не флот. Не поймёшь его.

Увы, но мою шутку не поняли. Не смотря на это, милиционеры тепло попрощались с нами, поблагодарили за выдержку и содействие в задержании великовозрастного хулиганья и мы с отцом проводили их до калитки. На улице уже всё было спокойно. Вечерело. Стоя у калитки, отец тихо спросил:

— Борька, неужто ты их убить хотел?

Вздохнув, я честно признался:

— Пап, за тебя и мамулю, я кого хочешь убью. Ладно, пойдём в дом, я предлагаю провести семейный совет.

Глава 3

Юноша обдумывает житьё

Как только мы с отцом заперли на ночь калитку и вернулись в дом, я сразу же предложил отцу и матери сесть за круглый стол и под чаёк поговорить за жизнь. Начал я с таких слов:

— Мам, пап, после того, что случилось со мной сегодня, а ведь меня эти гады могли или искалечить, или того хуже, убить, не научи меня Москвич приёмам, во мне мигом всё переменилось. В общем я не хочу сидеть у вас на шее. Мам, я уже выше папы на полголовы вымахал и только поэтому должен не только казаться, но и быть взрослым. И вот ещё что, у меня к тебе есть вот какое предложение. С папой ведь всё ясно, он у нас инжинегр-энергетик и его кроме диспетчерской службы ничто не интересует. Зато с тобой не всё ясно. Ты ведь когда-то закончила курсы закройщиков-модельеров и умеешь отлично шить как женскую, так и мужскую одежду. Поэтому, пап, у меня такое предложение, купить нашей мамуле промстол, головку восемьдесят седьмого класса, оверлок и пусть она у нас становится портнихой-надомницей, а у себя в ателье перейдёт на полставки и работает до обеда. — мама жалобно улыбнулась и задумчиво вздохнула, а я усилил давление — Мамуля, ты же у нас умница, даже рисовать умеешь. Правда, хуже чем я, но знаешь, у меня ведь не зря вся парта в школе разрисована и папка тоже. В общем я предлагаю сделать такой эксперимент. Я нарисую несколько новых моделей одежды, причём красками, а потом мы пойдём в магазин ткани и купим отрез мне на костюм, но не такой, как те, в которых покойников в гроб кладут, а молодёжный. После этого ты раскроишь ткань, оверложишь края на работе, а дома, на своей машинке сошьёшь и тогда мы посмотрим, что из этого получится. Поверь, это намного выгоднее, чем одеваться в покупное.

Мама вздохнула и сказала:

— Боренька, я с удовольствием, да, только где купить машинку восемьдесят седьмого класса? Тут к этой электромотор уже сколько лет пытаемся купить, да нигде не можем найти.

Отец закивал головой:

— Это точно, я где только не искал.

Широко улыбаясь, я сказал:

— Мамуля, это проще пареной репы. Для чего я предлагаю пошить мне костюм? Да, для того, чтобы ты взяла и привела меня в кабинет к директрисе и показала ей, какой должна быть модная молодёжная одежда. Хотя у вас и работают в вашем так называемом городском доме моды целых три модельера, модели у них получаются такие, что в таких шмотках только в коровнике работать. И то, если коровы там слепые. Поверь, она не конченая дура и её наверняка волнует план, а раз так, то она согласится продать тебе швейную машинку, чтобы ты стала, как бы экспериментальным цехом. Ты же сама как-то рассказывала, что директриса ваша просто рвёт и мечет, когда худсовет в очередной раз отказывается утверждать ваши модели.

Отец пристально посмотрел на меня и сказал маме:

— Мила, я думаю тебе нужно попробовать. — повернувшись ко мне, он спросил задумчивым голосом — Боря, тебе какая тебе ткань нужна? Небось какая-нибудь дорогая, особенная.

Подёргав себя за штанину, я сказал:

— Вот такая, пап. Ткань отличная, а вот тому, кто эти штаны кроил, я бы руки оторвал за такой крой. Ну, и последнее, что я хочу вам предложить. Давайте заведём кур и купим старенький мотоцикл с коляской, чтобы мы могли для них корм привозить. Ещё можно завести нутрий, но с ними хлопот очень много, так что лучше кроликов и, вообще, как только мы завтра с мамой вернёмся из города, я займусь огородом. Середина мая на дворе, самое время рассаживать помидоры.

Ещё около часа я рассказывал отцу и матери о своих планах и о том, что хочу успеть сделать до армии. В основном всё то, чем когда-то промышлял я сам, а ведь финансовой деятельностью мне пришло в голову заняться только в две тысячи втором году, хотя мой компании уже и было четыре года. За этим разговором мы поужинали и договорились о том, что завтра утром я пойду вместе с мамой в школу, чтобы решить вопросы с завершением моей учёбы, чтобы получить аттестат зрелости.

Потом я принял душ и отправился в свою комнату. Там я достал две папки с акварельной бумагой, акварельные краски "Нева", карандаши, ластик и три колонковых кисти. Боже, чем же я только в детстве не увлекался. Даже закончил в седьмом классе детскую художественную школу, в которой учился целых четыре года, хотя и бы в ней самым юным учеником. Ведь до этого я два года занимался в изокружке и показал себя очень неплохо. Налив в двухлитровую банку воды, я сел за стол и первым делом нашел выкройки джинсового костюма, а также различные модели этого одеяния.

К двум часам ночи у меня было готово шесть эскизов, три мужских, три женских, причём в качестве лица для женских моделей я выбрал очаровательное, прелестное личико Ирочки. Проснувшись в семь, я первым делом показал всё отцу и маме. Получилось очень даже похоже и, главное, красиво. Мой папенька только хмыкнул, а вот мамуля пришла в восторг. У них, оказывается, две недели назад объявили конкурс на лучший молодёжный костюм. После этого, снова одевшись, как гопник начала семидесятых и быстро позавтракав, я отправился вместе с мамой в школу. На этот раз мы входили с парадного входа, через распахнутые настежь старинные, чугунные ворота. В школе на меня глядели настороженно очень многие старшеклассники и даже одноклассники и я их прекрасно понимал. Мы сразу же направились в кабинет директора. Пётр Семёнович был на месте и сразу принял нас. Без лишних предисловия я сразу сказал:

— Пётр Семёнович, я пришел предложить вам сделку. Вы даёте мне возможность тишком сдать экзамены на аттестат зрелости, а я больше не появляюсь в вашей школе, чтобы не возбуждать лишний раз как учителей, так и школьников. Думаю, что две недели в этом плане ничего не решают.

Директор школы облегчённо вздохнул, кивнул и сказал:

— Боря, я скажу тебе за это только спасибо. Учителя и большинство школьников относятся к тому, что ты вчера натворил, положительно, а вот многие родители беспокоятся. Исключать тебя из школы у меня нет никаких, даже формальных, оснований и то, что ты предлагаешь, меня полностью устраивает. Всё, в понедельник ты можешь не приходить в школу, а экзамены ты будешь сдавать отдельно от всех остальных ребят, но сначала вы, Людмила Николаевна, должны написать заявление.

Мама достала из сумки уже написанное под мою диктовку заявление с объяснением причин и протянула его директору с такими словами, которые она произнесла печальным голосом:

— Пётр Семёнович, вы уж простите Борю?

— Простить? — удивлённо спросил директор — За что это я должен прощать вашего парня? Будь он моим солдатом, так я его к награде представил бы. — быстро прочитав заявление, он улыбнулся и сказал — Блестяще, Людмила Николаевна. Особенно мне понравилось то, что вы написали про потрясение, которое Борис пережил чуть ли не в стенах нашей школы. В Гороно будут удовлетворены, как всё разрешилось, а теперь, если позволите, я хотел бы переговорить с вашим парнем с глазу на глаз. — мама вышла и Пётр Семёнович тихо сказал — Борис, можешь не волноваться. Больше с Греческого посёлка к вам никто не приедет. В милиции правильно сделали, что выпустили Гурованова старшего и тот, похоже, наконец понял, что получил за дело. Я разговаривал с ним сегодня утром и прямо сказал ему, в лицо, если они не утихомирят своих деток сами, то найдутся люди, которые сделают это за них. Интернационализм интернационализмом, но надо же и меру знать, а то совсем обнаглели. Ну, всё, иди.

Я встал, крепко пожал Петру Семёновичу руку и сказал:

— Спасибо, товарищ гвардии капитан. Я почёл бы за честь, служить под вашим командованием.

— Ну, иди, герой. — с улыбкой сказал директор школы.

После школы мы пошли в магазин ткани и я нашел там как раз то, что нужно — прочную, плотную и достаточно толстую ткань-плащёвку тёмно-синего, с сероватым оттенком, цвета. Мама удивлённо спросила:

— Боренька, но она же такая невзрачная.

Улыбнувшись, я успокоил её:

— Не волнуйся, главное заключается не в этом, а в том, как всё подать, мамуля. Пошли в культтовары.

В культтоварах меня интересовали товары с советской символикой и они в этом магазине нашлись, причём неплохого качества, изготовленные методом шелкографии и очень нарядные. Там мы купили несколько маленьких флажков с гербом СССР, флажок побольше, тоже с гербом, а также несколько вымпелов и флажок ещё большего размера с серпом и молотом по центу, а также надписью СССР, причём всё уценённое. Ещё я купил три десятка самых дешевых, так же уценённых, плакатов и десяток листов зелёного картона для поделок. Когда мы вернулись домой, то сразу же приступил к изготовлению выкроек и лекал для своего молодёжного костюма с социалистической символикой. Даже по магазинной цене его себестоимость не превышала тридцати пяти рублей. Жаль только, что халнитены негде было купить. Ничего, закажем оснастку, эксцентриковый пресс и скоммуниздим на каком-нибудь заводе латуни.

Уже через час все выкройки моего размера были мною вычерчены и я наклеил их клейстером на картон и прогладил утюгом. Мама могла приступать к работе, ну, а я отправился с лопатой через плечо в огород, половина которого так и оставалась некопана. Отец уже трудился там. На эту работу я накинулся с весёлым остервенением и вскапывал огород без перекуров и передышек. На полный штык, переворачивая комья и разбивая их лопатой. Земля у нас была хорошей, только не ленись, сажай хоть что-нибудь. До вечера мы вскопали всё и я принялся готовить валки под посадку помидоров. Отец, увидев это, воскликнул?

— Боря, ты что это делаешь?

— Новая, высокопродуктивная методика посадки помидоров, пап. — ответил я — Изобретена Борисом Картузовым назло министерству вредителей сельского хозяйств СССР. Завтра вечером всё объясню и даже покажу, а сейчас в душ и спать.

На следующий дет я снова так и не проснулся в Москве две тысячи пятнадцатого года и мы с мамой, отец дежурил, пошли на рынок, выбирать рассаду. Нам и в этом повезло. У людей, выращивающих рассаду на продажу, уже имелась такая, которая на взгляд остальных покупателей, вымахала слишком длинной и по их словам обязательно завянет. Вот её то я купил целых сто двадцать штук. Причём по дешевке не смотря на то, что мама возражала и тем самым не удалось сбить цену ещё на треть. Лишь когда с двумя тяжелыми сумками мы пошли домой, я сказал:

— Мам, никогда не слушай дураков. Особенно тех, которые стучат себя пяткой в грудь. Слушай только меня и радио. Меня для пользы, а радио, когда концерты передают, для удовольствия. Рассаду я выбрал сорта "Волгоградец", это некрупный, но очень хороший помидор, мясистый и сочный. Годится как на засолку, так их на всё остальное. Помидор, к твоему сведению, растение необычное и его корневую систему можно сделать в десять раз больше. Для этого нам нужно будет отщипнуть от него все лишние листья, оставить только семь веточек наверху и посадить так, чтобы весь стебель оказался под землёй, а потом полить. На следующей неделе будем сажать болгарский перец и баклажаны.

Рассаду я высаживал почти до вечера, а потом, когда уже бегал с лейкой от крана до плантации и обратно, объяснил отцу, что натворил и при нём посадил последний куст. Этим я снова заставил его удивиться. Вечером, за ужином, я сказал:

— Родители, займите сыну четвертак до первой получки. Ей Богу, с первой же пенсии верну. Я хочу пойти и завтра устроиться на какую-нибудь высокооплачиваемую работу, а для этого мне нужно преподнести подарок одной очень красивой девушке, инспектору детской комнаты милиции. Я же несовершеннолетний, особо опасный хулиган, так что она должна мне посочувствовать. Тяжелое детство, невыносимый труд в каменоломнях и так далее, это всё хорошо, но я хочу выглядеть в её глазах джентльменом.

От такого моего заявления мама хохотала минут десять, а отец ей вторил. Потом он достал две десятки и пятёрку из бумажника, протянул купюры мне и спросил насмешливо:

— А ты часом в неё не влюбился, Борька?

Не моргнув глазом, я ответил:

— Разумеется влюбился и поэтому уже в этом году начну делать пристройку к дому. Пора расширяться, а то вдруг у нас в семье резко произойдёт увеличение численности народа?

К счастью мама и отец восприняли мои слова, как очередную шутку, хотя как раз я-то вовсе не шутил. Приняв душ, я лёг спать и на следующий день, к своей полной радости проснулся юным и цветущим парнем, а не шестидесятилетним мужчиной и тут же помчался в ванную комнату. Хотя брить было почти нечего, мне следовало побриться, что я и сделал, после чего оделся, на этот раз выше пояса прилично, надев клетчатую рубашку с коротким рукавом, а к ней чёрные, просторные штаны и надраенные ещё с вечера вибрамы, ну, чем не "Гриндерсы"? Засунув в нагрудный карман двадцать пять рублей и свой единственный документ — свидетельство о рождении, трудовая книжка не в счёт, я пошел на рынок за цветами. Ещё вчера я приметил, что цветочники уже начали торговать тепличными гладиолусами. Купив семь штук самых роскошных, тёмно-бордовых с розовой каёмочкой, я отправился на трамвае в ресторан "Центральный". При нём имелась кулинария. В ней торговали лучшими тортами в городе, испечёнными в кухне ресторана.

Там мне тоже повезло. Ночью пекли торты и я купил свежайший торт "Прага", самый большой, двухкилограммовый, на котором, по моей просьбе, розовым кремом изобразили сердце, пронзённое стрелой, перед ним белые латинские буквы I и L, а за сердцем VE YOU. Думаю, что понять это Ирочке будет не так сложно. Глядя на мой рисунок, продавщица спросила:

— И что это означает, молодой человек?

Улыбнувшись я ответил:

— Я люблю тебя. Это по-английски, а сердце просто заменяет в этом признании букву "О".

— Ой, я оставлю твой листок себе. — Сказала женщина — А то иногда просят написать что-нибудь для девушки и такую чушь городят, а это и красиво и не сразу понятно.

Около десяти утра я уже был возле детской комнаты милиции, в которую вошел гордой и независимой походкой. Как только я оказался в коридоре, там же находился ещё и паспортный стол, на меня уставилось сразу несколько удивлённых граждан. Вроде бы не поликлиника, а я припёрся с тортом и цветами. Подойдя к двери, на которой висела табличка, я, наконец, прочёл фамилию предмета моего вожделения Николаева И. В. Постучав в дверь и услышав вежливое — "Войдите", я открыл дверь, просунул в кабинет голову и увидев, что в нём никого нет, вошел. Закрыв за собой дверь, я тут же бухнулся на колени и двинулся к столу, за которым сидела Ирочка, так мне было лучше видно её стройные ножки, жалостливым голосом вопя:

— Добрая тётенька инспектор Ирочка, споможите особо опасному и злобному фулюгану устроиться на работу. Честное октябрятское, я тут же стану ударником кому нести чего куда и героическим трудом на благо родимого кармана искуплю все свои преступления, супротив добра, смирения и гуманизьмы совершенные.

Не дойдя до стола метров трёх, я застыл, протянув к ней руки. В одной я держал торт, а в другой огромный букет цветов чуть ли не полутораметровой длины, завернутый в целлофановое облако. Ирочка всплеснула руками, рассмеялась и сказала:

— Боря, немедленно встань с колен. Тут же натоптано.

Я отрицательно помотал головой и всхлипнул:

— Тётенька инспектор Ирочка, я вас умоляю.

Девушка, снова одетая в белую рубашку, встала из-за стола и подбежала ко мне. Я отодвинул торт и вручил ей сначала цветы, беря которые, она сразу же широко заулыбалась:

— Ой, какие красивые. Ну, вставай же.

Пожирая её восхищенным взглядом, я поставил торт на пол, не вставая, молитвенно сложил руки и воскликнул:

— Ирочка, вы королева! Вы самая красивая девушка из всех ныне живущих красавиц. Элизабет Тейлор рядом с вами, мартышка, а София Лорен — сушеная вобла. Я могу назвать вам имена двадцати или даже тридцати самых красивых женщин современности, но если их собрать вместе и поставить рядом с вами, то они лишь подчеркнут вашу красоту и обаяние. Вы настоящая королева и просто обольстительны. Единственная женщина, которая может бросить вам вызов, так это Вивьен Ли, но у неё совсем другой имидж и ей тоже не удастся с вами сравниться. Ирочка, каждая королева должна иметь преданного пажа. Дозвольте мне стать вашим пажом и я стану читать вам сонеты Петрарки в обеденный перерыв и провожая домой. Ради вас я готов сразиться с самыми свирепыми драконами и великанами.

Сказав так я посмотрел на девушку столь пристально и влюблёно, что у неё порозовели щёчки и она тихо ответила, почему-то перейдя со мной на вы:

— Хорошо, Боренька, будьте моим пажом, но не более того. Хотя я и не замужем, вы слишком юный молодой человек, чтобы влюбляться. У вас ещё будет возможность влюбиться в девушку своего возраста, а от сонетов Петрарки я не откажусь. Но сначала давайте попьём чая с тортом. Он, кажется очень большой и его хватит на всех инспекторов детской комнаты милиции. Останется даже девушкам из паспортного стола. Вставайте с колен. Будет очень неудобно, если кто-то войдёт.

Поднимаясь с колен, я обиженным тоном спросил:

— А почему сразу на вы, моя прекрасная королева?

Ирочка рассмеялась:

— Хорошо, Боря, я снова буду обращаться к тебе, как и прежде. Ты удивительный мальчик. Такой образованный. Ой, куда же мне поставить цветы. Надо принести трёхлитровую банку, если они, конечно, в неё войдут.

Ирочка положила цветы на стол и вышла, а я остался сидеть на стуле перед её столом. Мне было очень радостно от встречи с Ирочкой. Минуты через полторы в кабинет заглянула какая-то женщина и злым, неприязненным голосом спросила:

— Ну, и где эта Николаева?

Посмотрев на неё, я спросил, развязывая торт:

— Зачем она вам нужна? Вышла по делам.

Женщина фыркнула и спросила:

— А ты кто такой?

Ощерившись, я ответил:

— Главный и самый страшный хулиган в городе, а она меня перевоспитывает, чтобы я не перебил всех остальных хулиганов. Если у вас есть такой на примете, то я к вашим услугам, мадам. Мигом превращу любого в инвалида хулиганского труда.

Женщина моментально исчезла. Минуты через три пришла Ирочка и принесла даже не банку, а большую, стеклянную вазу для цветов, наполненную водой. Мы поставили цветы в вазу, которую водрузили на сейф и я пододвинул к ней торт. Ирочка открыла его, прочитала надпись, прикусила губку и задумчиво сказала:

— Да, придётся мне его съесть одной. Как-то неудобно показывать такой торт девочкам. Сразу начнут приставать, кто он, мой поклонник, а мне не хочется тебя выдавать. Я ведь здесь всего два месяца работаю. Вообще-то я по профессии детский психолог, закончила в прошлом году МГУ, но тётя уговорила меня пойти на работу в детскую комнату милиции. Мне даже сразу присвоили звание старшего лейтенанта. Тебя капитан Толкачёв только поэтому и привёл ко мне, Боря. А ещё он ученик моей тёти.

Закрывая торт, я с улыбкой сказал:

— Ирочка, смело кушайте торт со своими коллегами и дружественными вам паспортистками, а если будут спрашивать, кто в вас влюбился, так и отвечайте, юный хулиган, большой поклонник вашей неземной красоты, моя королева, ваш преданный паж и большой любитель классической поэзии. Своих стихов я вам, пожалуй, читать не стану, они слишком жалкие и ничтожные по сравнению с сонетами Петрарки или Шекспира. Зато я постараюсь поразить вас другими своими талантами, но всё-таки давайте вы сначала посодействуете мне в трудоустройстве. Шестнадцать мне исполнится только второго октября, а начать работать я хочу прямо сейчас и обязательно в типографии крайкома партии, которая находится прямо напротив ваших окон. Тогда я буду приходить в обеденный перерыв с лестницей, подниматься по ней и читать вам стихи, пока вы будете кушать принесённые мною обеды. Кстати, так как я готовлю, не умеют самые лучшие шеф-повары в Москве.

Очаровательная инспекторша улыбнулась:

— Хорошо, Боря, пойдём, я составлю тебе протекцию.

Она явно проверяла меня на эрудицию. Подумав, я не стал говорить ей чего-либо на английском, немецком или французском, а лишь улыбнулся:

— Моя королева, хотя я всего лишь ваш юный паж, поверьте, у меня хватит сил и ума стать вашим лордом-протектором, но как раз сейчас мне очень-очень нужна именно ваша протекция.

Ирочка достала из сейфа красную папку и мы вышли из кабинета. Она была высокой девушкой, выше моего плеча, и имела очень стройную, но при этом невероятно женственную фигурку с совершенно божественными формами. Правда, форменная рубашка скрывала её тонкую талию. Галантно подав Ирочке руку, помогая спуститься ей по ступенькам, здание хотя и было двухэтажным, имело высокий цоколь, я стал читать ей нараспев двенадцатый сонет Петрарки, полагаю, что проникновенно:

Вздыхаю, словно шелестит листвой

Печальный ветер, слезы льются градом,

Когда смотрю на вас печальным взглядом,

Из-за которой в мире я чужой.

Улыбки вашей видя свет благой,

Я не тоскую по иным усладам,

И жизнь уже не кажется мне адом,

Когда любуюсь вашей красотой.

Но стынет кровь, как только вы уйдете,

Когда, покинут вашими лучами,

Улыбки роковой не вижу я.

И, грудь открыв любовными ключами,

Душа освобождается от плоти,

Чтоб следовать за вами, жизнь моя.

Как только я умолк, девушка удивлённо сказала:

— Боря, я думала, что вы шутите, говоря о стихах Петрарки. Это, кажется, двенадцатый сонет?

— Да, моя королева, и он, как нельзя лучше, передаёт те чувства, которые я испытываю с момента нашей первой встречи. — С горестным, без всякого притворства, сказал я и подумал: — "Какого чёрта ты вздыхаешь так, словно тебя через пять минут кастрируют, старый осёл? Ты вернулся в свою молодость, так радуйся, что с тобой под руку идёт такая девушка!" Поэтому, улыбнувшись, я сказал:

— Этот вздох вовсе не означает, что я нахожу своё положение безнадёжным. Нет, ни в коем случае. Просто после таких стихов, поцелуй бывает особенно приятен. Не стану скрывать, моя королева, я обязательно предъявлю вам доказательства того, что ваш верный паж обладает множеством достоинств и в груди юноши бьётся сердце настоящего мужчины, пусть не поэта, но воина, ценящего всё прекрасное.

Девушка улыбнулась:

— Одно очко на свой счёт ты уже записал, Боря. Честно говоря, я не знаю ни одного парня, который бы читал на память сонеты Петрарки. А ты их все знаешь или выучил несколько штук выборочно, чтобы читать понравившимся девушкам?

Склонив голову, я сказал:

— Всю книгу сонетов Петрарки я знаю наизусть, но я не прочитал девушкам ни одного. Честно говоря, я вообще впервые в жизни обратил внимание на то, что в мире существуют люди противоположного пола. Ирочка, поверьте, вы моя первая любовь.

Мы подошли к проходной и я распахнул дверь перед девушкой моей мечты. Типография крайкома партии охранялась ничуть не хуже, чем Форт-Нокс и в фойе находилось человек пять милиционеров, которые тут же взяли под козырёк. Ирочка объяснила, что ведёт меня трудоустраиваться, нам быстро выдали разовые пропуска и объяснили, где находится отдел кадров. Через несколько минут мы подошли к дубовой филёнчатой двери, я постучал в неё, нам ответили и мы вошли в небольшую приёмную, а затем и в кабинет начальника отдела кадров. Ирочка сказала ему:

— Вот, Игорь Иванович, привела к вам мальчика. Он очень хочет работать в вашей типографии.

Игорь Иванович предложил нам присаживаться и спросил меня строгим, начальственным тоном:

— Хулиган небось?

Я горестно вздохнул и ответил:

— Фулюган и к тому же злостный, дяденька начальник. Драчливый фулюган. Беда со мной, голодное детство, тяжелая работа на хлопковых плантациях от зари и до заката за миску похлёбки, тлетворное влияние улицы, но если вы предоставите мне высокооплачиваемую работу в вашей типографии, то я сразу же стану настоящим пролетарием и вы меня не узнаете. Все переходящие вымпелы и даже красное знамя ударника, будут моими. Честное пионерское, дяденька начальник.

Игорь Иванович был дядькой весёлым, не обиделся, а громко рассмеялся и сказал уже нормальным голосом:

— Э-э-э, да, ты, оказывается, фулюган с юмором, но только у нас в стране много денег за шуточки, одному Райкину платят, а на нашем предприятии тебе для этого тебе придётся вкалывать.

Ирочка тут же стала защищать меня:

— Да, не хулиган он, Игорь Иванович. Наоборот, Борис на прошлой неделе произвёл силовое задержание пяти молодых хулиганов с утра и ещё семи, но уже взрослых, вечером. Наверное решил план перевыполнить. Но он дал слово Василию Алексеевичу, что больше не будет подменять собой органы милиции. Просто парню ещё нет шестнадцати и потому официально вы его не можете принять на работу, а с моей путёвкой запросто.

Это подействовало. Начальник отдела кадров вскинул брови и с удивлением спросил:

— Так ты и есть тот самый китайский монах с палкой? — я с улыбкой кивнул и он спросил — Так кем же ты хочешь стать?

Пожав плечами, я ответил:

— Вообще-то председателем совета министров, но немного позднее, а так я пока что просто хочу работать на том участке, где платят самую высокую заработную плату. Мне бы очень подошло, чтобы оплата труда там была сдельно-премиальная.

Игорь Иванович кивнул и сказал:

— Есть у нас такая, Боря. Там платят даже больше, чем на основном производстве. У нас довольно большой автопарк, а техника, увы, не новая, приходится постоянно ремонтировать, но ты же не сможешь работать слесарем-мотористом, а учиться на эту профессию долго. Так что давай думать.

Услышав такое, я чуть из штанов не выпрыгнул, но всё же осторожно так поинтересовался:

— А какие движки пересыпать нужно? Какие у вас машины?

Игорь Иванович посмотрел на меня с удивлением и ответил:

— Ну, у нас разные машины, "Зилы", "Уралы", есть два десятка "Газ-66" и "Газ-53", вот с ними как раз самая большая беда...

Улыбнувшись, я сказал, махнув рукой:

— Известная история, карбюраторы. Ну, если у вас нет "Кразов" и "Мазов", тогда я хочу пойти к вам двигателистом. Во всяком случае из-под меня "Шишиги" у вас точно поедут.

Начальник отдела кадров недоверчиво улыбнулся и спросил:

— Парень, ты хоть представляешь себе, что такое карбюратор? Ты какой класс заканчиваешь, девятый?

Отрицательно помотав головой я сказал:

— Не-а, восьмой, а карбюраторы, насколько мне память не изменяет, кажется в пятнадцатом изучают, но если у вас есть при типографии курсы слесарей-мотористов, то я готов сдать экзамен на четвёртый разряд, а пятый вы мне потом сами присвоите.

Игорь Иванович оказался азартным мужиком. Он посмотрел на меня с прищуром и быстро спросил:

— Точно сдашь? Учти, если ты действительно возьмёшь и прямо при мне сдашь экзамен на четвёртый разряд, то я приму тебя на работу по пятому разряду и поставлю на "Шишиги", это у нас самое слабое место. Порой хоть бери и на себе неси всяческие брошюры в горы. — улыбнувшись, я молча чиркнул себя большим пальцем по горлу и начальник одела кадров, взяв в руку трубку телефона, куда-то позвонил и завёл разговор такого плана — Костя, привет, это Игорь. Слушай, у меня в кабинете сидит сейчас инспектор из детской комнаты милиции, а с ней один юный уникум, которому нет ещё шестнадцати лет. Так вот, этот молодой человек говорит, что он прямо сейчас сдаст экзамен на четвёртый разряд по специальности слесарь-моторист. Ну, ты как, готов посмотреть на это чудо?

Я негромко сказал:

— А карбюратор с "Шишиги" я разберу и соберу с завязанными глазами, причём на ощупь найду любую неисправность.

Игорь Иванович повторил то, что я ему сказал и тут же весёлым голосом воскликнул:

— Костя, запомни ты сам это предложил. Всё, мы выезжаем к тебе немедленно. — посмотрев на меня, он насмешливым голосом сказал мне — Боря, Костя мой старый друг, он директор самого крупного автохозяйства в городе и при нём есть свой учебный центр. Так вот, он говорит, что ставит ящик армянского коньяка на то, что у тебя ничего не выйдет.

Я пристально посмотрел на девушку:

— Моя королева, вы отважитесь поставить на меня ваш торт? Если вы поверите в вашего рыцаря, то коньяк будет ваш. Мне, как малолетнему хулигану, даже армянский коньяк противопоказан.

Ошеломлённая девушка кивнула головой и Игорь Иванович велел подать ему машину. Вскоре мы ехали втроём в чёрной "Волге" в автокомбинат. Я сидел рядом с Ирочкой и поскольку вместе с нами туда поехала какая-то женщина, то моё бедро прижималось к её горячему бедру. Жаль, что ехать было всего полчаса. Вскоре мы вошли в учебный класс, где уже находилось несколько мужчин и все явно недоумевали. Мне предложили вытащить наугад билет, а я попросил десяток листов бумаги, авторучку и возможность сесть за стол. За полчаса я им нагуглил столько информации по двигателям внутреннего сгорания, что умудрился исписать убористым, ровным почерком целых девять листов и сделать несколько рисунков. После этого, положив их перед собой, почти не заглядывая в написанное, я ответил на оба вопроса настолько подробно, что у всех челюсти отвисли, а когда закончил отвечать, нахально спросил:

— Ну, и где здесь находится та самая королева красоты, которой нужно пожать лапу? Я готов, джентльмены, дайте мне повязку из плотной, чёрной ткани, а ещё лучше сами завяжите мне глаза положите передо мной неисправный карбюратор от "Шишиги" и инструмент.

Мне завязали глаза и я, посмеиваясь, принялся быстро и сноровисто разбирать карбюратор. Эх, ребята, если бы вы знали, сколько раз мне приходилось заниматься этим в армейке. Мы же всю технику сами готовили, никакому автобату не доверяли. В общем я быстро нашел неисправность, потребовал, чтобы мне дали новую пружинку и сказал, что было бы не худо заменить ещё и жиклёр. Отдавая карбюратор, я сказал:

— С военных машин карбюраторы доставать надо. Неужто трудно с прапорами договориться? Ну, что, показать вам, как это несуразное изделие можно быстро установить на двигатель? Только мне для этого потребуется либо авиационная гибкая отвёртка, либо тросик, каким трубы прочищают, чтобы изготовить её. В угоду компактности, разработчики этого двигателя пожертвовали удобствами, требующимися для их ремонта, но движок всё равно отличный. Правда, любит, чтобы его по умному настраивали, а не молотком и зубилом.

Константин Сергеевич чуть ли не завопил:

— Игорь, я тебя умоляю, отдай этого парня мне! Он же слесарь от Бога, я это нутром чую.

Игорь Александрович отрицательно помотал головой и ответил с насмешливой улыбкой:

— Он к тебе и сам не пойдёт, да, и я такого слесаря-моториста давно на "Шишиги" ищу. Поэтому, Костя, раз мы не отдаём тебе своего торта, то отдай нам наш коньяк, выпиши Борису Викторовичу Картузову корочки слесаря-моториста четвёртого разряда и мы поехали к себе в типографию.

Начальник автокомбината развёл руками и ответил:

— Корочки сейчас выпишут, а коньяк тебе завтра привезут.

Когда мы вернулись назад, Ирочка пошла с тортом к себе, а довольный Игорь Иванович потащил меня в отдел кадров и действительно оформил слесарем пятого разряда. После этого он провёл меня по типографии, а затем отвёл в автотранспортный цех. Как раз к этому моменту закончился обеденный перерыв и начальник отдела кадров сдал меня на руки начальнику автотранспортного цеха, сказав, что я разбираю карбюратор "Шишиги" с закрытыми глазами и нахожу неисправность на ощупь. У Сергея Митрофановича от такого известия вытянулось лицо и он захотел это проверить немедленно.

Поэтому, когда мы пришли на участок и он представил меня слесарям, как юного Кулибина, мне пришлось отремонтировать вслепую ещё два убитых в хлам и мусор карбюратора. Ремонтируя их, я только что не крыл матом тех водил, которые ездили на бедных, несчастных "Шишигах". Сняв повязку, тотчас принялся упрашивать своего шефа:

— Сергей Митрофанович, я вас умоляю, давайте сменяем что-нибудь на аккумуляторы для комбайнов "Дон", а потом смотаемся в любую воинскую часть, где есть танки и "Шишиги", и выменяем на аккумуляторы новенькие карбюраторы. Вот увидите, на них ваши "Шишиги" будут летать по горам, как молодые архары, убегающие от старых козлов-охотников.

Начальник цеха посмотрел на меня и спросил:

— А что мы можем предложить колхозникам?

Я тут же нашелся:

— Самый лучший вариант, шланги высокого давления и особенно кэшеэны. На это они обязательно поведутся. Скоро же уборочная, а у них как раз именно шланги чаще всего летят, да, и масляные насосы они тоже за уборочную насмерть убивают. Это же колхозники и у них техника в уборочную горит синим пламенем.

Начальник цеха поцокал языком и сказал с иронией:

— Учитесь у парня, слёсари. Отлично, Борис, завтра же я этим и займусь, а если смогу добыть аккумуляторы, то послезавтра поедем в дивизию. Зампотех комдива нас точно примет, лишь бы мы ему чего-нибудь полезного в клювике принесли.

Улыбнувшись я успокоил его:

— Не вопрос, если в дивизии солдат танкового полка хоть чему-то учат, то зампотех вас за аккумуляторы в дёсны расцелует. С боевых же машин он не имеет права снимать аккумуляторы и ставить их на учебную технику, а они на танках быстро выходят из строя, зато с карбюраторами у нашей армии проблем ещё ни разу не возникало. Они же военные.

Начальник цеха передал меня начальнику участка и снова стал работягой. Первые два года, когда учился в "Плешке", я только тем и занимался, что пересыпал во вторую смену газоновские движки на автопредприятии неподалёку от общаги, пока не купил себе настольную швейную машинку "Веритас" и не начал шить траузера, моднючие в то время штаны с низким поясом и встречными складочками вдоль штанин, сбоку. Этот заработок был выгоднее. Траузера я строчил всего за три часа и стоило это пятнадцать рублей. Двадцать штанов, три сотни в кармане, а ко мне в очередь за месяц записывались. О, чем я только в своей жизни не промышлял, пока не докатился до жизни бизнесменской.

Зато в автотранспортном цехе, на участке ремонта двигателей автомобилей марки "Газ", меня, между тем, встретили не слишком ласково. Ещё бы сопляк, а уже слесарь пятого разряду, это кого угодно оскорбит. Тем не менее меня приставили к Жене Мартынову, парню лет под тридцать, который был до этого среди всех девяти слесарей самым молодым. Обживаться в первый же день я не стал, а на складе только и сделал, что завёл себе арматурную карточку, но инструмент получать отказался, чтобы коллеги по работе его немедленно не разворовали.

С работы я слинял пораньше, чтобы узнать, когда освободится Ирочка и успел прийти в её кабинет вовремя. Она заканчивала работу на полчаса позже меня, в пять и ещё не собиралась домой. От обеда остался знатный кусок торта, чуть ли не треть, и Ирочка, улыбнувшись, поинтересовалась:

— А теперь, мой верный паж, ответь, ты попьёшь чаю с тортом здесь или намерен проводить меня до дома? — я молча поклонился — Ну, раз так, тогда ты понесёшь коробку с тортом и мою сумочку, а я понесу эти чудесные гладиолусы. Боря, я живу неподалёку отсюда, в пятнадцати минутах ходьбы, у тёти. Сейчас мы пойдём и вместе с ней попьём чаю. Ты ведь, наверное, так и не пообедал сегодня? — я лишь улыбнулся, а она спросила — А ты не будешь стесняться идти со мной и нести мою сумочку?

Снова поклонившись, я ответил:

— Моя королева, я почту это за честь. Если бы на вас была надета мантия, то я и её нёс за вами, как это и подобает пажу.

Глава 4

Бальное платье для королевы

Девушка моей мечты действительно жила неподалёку, на самой красивой улице города — Красноармейском бульваре, в старинном, трёхэтажном купеческом доме с колоннами при входе и роскошным крыльцом. В квартире номер пять на втором этаже. Мы шли не спеша и я успел продекламировать ей ещё два сонета Петрарки, один сонет Шекспира и стихотворение Роберта Бернса. Когда же мы дошли до парадной её дома и поднялись по ступенькам на просторное крыльцо, то я, поставив торт и сумочку на каменную полку балюстрады, немного отступил назад, поклонился и пылким, чуть ли не страстным голосом сказал:

— Моя прекрасная королева, даже благородным рыцарям, не говоря уже о пажах, не пристало в первый день знакомства с дамой своего сердца набиваться на чай или чашку кофе. Давайте сделаем так, сначала вы узнаете, кто он, ваш преданный и влюблённый в вас паж, благородный рыцарь и джентльмен, или всё же болтливое ничтожество, а уже потом, через неделю или немного позднее, когда вы подготовите вашу тётушку к моему визиту к вам и назначите тот день, когда я должен буду явиться, вы дозволите мне подняться в вашу квартиру. И вот ещё с какой просьбой я хочу обратиться к вам, разрешите мне приходить к этому дому каждое утро, чтобы сопровождать вас на работу. Обещаю услаждать ваш слух всё новыми и новыми стихами.

Ирочка восхищённо ахнула, её щёчки порозовели и она, благосклонно кивнув мне, радостно сказала:

— Я буду только счастлива, мой преданный паж.

— Тогда дозвольте поцеловать вашу руку, моя прекрасная королева, и скажите, в котором часу поутру я должен быть здесь и меня не остановит даже буря с градом.

Моей девушке уже стала нравиться эта и игра и она, величаво подав мне руку для поцелуя, ответила:

— Приходи без двадцати пяти восемь, Боря.

Скорее вежливо, чем нежно, я поцеловал Ирочке руку, ещё раз поклонился и пятясь спустился по ступенькам. Она же заулыбалась, взяла свой торт, сумочку и вошла в открытые настежь и ещё придерживаемые кирпичом двери подъезда, а я вприпрыжку побежал дальше. Всего в квартале от этого места, по поперечной улице ходил по своему маршруту автобус, довозивший меня почти до самого дома. Отца дома я не застал, он ушел в ночную смену, но мама уже вернулась с работы радостная и весёлая. Она показала мои эскизы, на которых я специально написал её имя, отчество, фамилию, да, ещё и расписался вместо неё, директрисе, и той понравились все шесть моделей. Когда же директриса узнала, что моя мама хочет работать на полставки и преимущественно дома, так как ей нужно обихаживать двоих мужчин, то, подумав, предложила ей другой вариант, она ставит промышленную машину и оверлок в нашем доме, а мама выходит на работу только в понедельник и четверг, но при этом обязуется довести до ума все полторы дюжины эскизов, изображенных ещё на двух листах акварельной бумаги.

После сельхозработ в огороде, приняв душ, я ведь не сразу ложился спать, а рисовал с час, полтора. Точнее срисовывал модели с самых различных сайтов этой тематики. Это были мужские и женские костюмы, а также платья. В общем мама была счастлива от такого предложения, тем более, что она договорилась ещё и о приработке, то есть работе на себя. Ну, что же, директриса явно не была дурой и знала толк в бизнесе. Поэтому, быстро полив огород и приготовив ужин, мама принесла с собой три отреза такни и занималась выкройками, я засел за свой призрачный компьютер, таймер которого хотя и остановился, позволял мне чуть ли не мгновенно открывать все нужные мне сайты. Этим я и занимался до двенадцати ночи, так что утром отдал маме ещё пять эскизов, на этот раз только женских костюмов и платьев, а также самое ценное, что не разрешил ей показывать директрисе ни при каких обстоятельствах — выкройки к ним и очень важные примечания, касающиеся способов специальной обработки ткани и подгоночных выточек.

Встать мне пришлось в шесть тридцать утра и из дома мы вышли без десяти семь. В половине восьмого я уже стоял под окном предмета своего обожания. Девушка помахала мне через стекло и скрылась в глубине комнаты, после чего из другого окна на меня посмотрела миловидная женщина лет сорока пяти, как Ирочка тоже брюнетка. Мы шли не спеша и я снова читал Ирочке стихи. На этот раз Семёна Кирсанова. Проводив её до детской комнаты милиции, я побежал через дорогу.

Начинался мой первый рабочий день. Первым делом я забежал в отдел кадров, чтобы взять временный пропуск. Там меня перехватил Игорь Иванович, завёл в кабинет и указал рукой на картонную коробку из-под болгарского марочного вина. В ней стояло двадцать бутылок армянского коньяка. Посмотрев на такое богатство, я немедленно выставил на стол восемь бутылок и сказал:

— Это ваша доля, Игорь Иванович, а остальное мы поделим с Ириной Владимирович. Всё должно быть по-честному.

Начальнику отдела кадров, решившему поступить со мной по-честному, это понравилось. Я взял коробку и отнёс её не в цех, а к Ирочке в кабинет, чем очень удивил её. Заодно я узнал номер телефона её кабинета и того, в котором они обедали. Поэтому в цех я пришел с опозданием, но не получил за это никакого взыскания. Мне выделили железный шкаф для инструментов и шкафчик для рабочей одежды. Оба находились в плачевном состоянии, так что я сразу же занялся их восстановлением, погрузил на тележку и поехал к сварщикам. К обеденному перерыву оба мои шкафа были покрашены нитрокраской и основательно укреплены, фиг кто влезет, а также оснащены новенькими замками. Их я купил в столярке.

В принципе я везде, где бы не появлялся, платил то рубль, то два, но всю работу делал сам. Больше всех удивился сварщик, когда я взялся сам варить аппаратом электросварки в среде углекислого газа. После этого мы пошли на обед в столовую, где кормили вполне сносно. Вернувшись в цех, я бросился в кабинет начальника участка и пока слесаря забивали козла, позвонил в паспортный стол, попросил к телефону Ирочку и продекламировал девушке два сонета Шекспира. В кабинете начальник участка обедали нормировщица и кладовщица, женщины лет под пятьдесят и одна спросила:

— Кому это ты стихи читал, Боря?

Улыбнувшись, я ответил:

— Своей королеве, Лариса Петровна. Когда я могу прийти к вам за инструментом? В моём ящике нашелся только дохлый мыш, да, и тот уже ни на что не годен. Высох весь.

Женщины рассмеялись и кладовщица сказала:

— А вот прямо сейчас и пойдём, Боря. Ты мне того, запиши на бумажке, кто такие чудные стихи пишет.

— Обязательно запишу, Лариса Петровна. — ответил я и добавил — Но вы можете даже не искать книгу Петрарки, я ведь каждый день в обеденный перерыв буду читать стихи девушке, в которую влюблён, так что вы тоже их услышите. Поверьте, с меня точно не убудет.

Та сразу спросила:

— А если я ещё двух подруг приглашу, не страшно?

— Да, чего же в этом страшного, Лариса Петровна? — рассмеявшись спросил я — Это же стихи и мне будет даже приятно продекламировать их вам. Я их много знаю. Страшно, это когда мужики при женщинах матерятся.

Женщины угостили меня чаем с пирожком и вскоре мы отправились на склад. Как только кладовщица достала мою арматурную карточку, я сразу же положил перед ней последнюю пятёрку и вежливо попросил:

— Лариса Петровна, мне всего и побольше, я гол, как сокол, а мастеру помимо рук и головы, ещё и инструмент нужен знатный.

Женщина улыбнулась, взяла мою пятёрку и сказала:

— Это ты точно подметил, Боря. Ты на шестьдесят шестые встал? Сейчас я подберу тебе хороший комплект, только ты береги его, не разбрасывай, где попало, как некоторые.

Вытащив из заднего кармана три гаечных ключа, я сказал:

— С этим я уже столкнулся. Вот, нашел прямо на асфальте, пока возвращался из столовой, а ведь этим ключам сносу нет. Ну, ничего, я всё, что где попало лежит, мигом приберу к рукам.

На участок я вернулся с большой коробкой в руках и даже телефонной трубкой и метровым прутком серебрянки. Там меня уже поджидали с ехидным видом наши слесаря и двое водил, пригнавшие "Шишигу". Один водила сразу же крикнул:

— Эй, Кулибин, принимай машину в ремонт. Движок вообще не тянет и масло жрёт, как лошадь.

Ставя ящик на верстак, я сказал:

— Заводи свою трахому.

Водитель ухмыльнулся и полез в кабину. Когда он завёл двигатель, я схватился за голову. Эти два ездюка ушатали отличную вэобразную восьмёрку в хлам. Подойдя к выхлопной трубе, я приложил руку к ней и по толчкам выхлопных газов определил ещё кое-какие беды вдобавок к тому, что в двигателе залегли кольца. Работы с ним было на два дня, если на складе найдутся необходимые запчасти. Махнув рукой, я крикнул:

— Глуши движок и сымай капот.

Со всеми работягами, кроме женщин, я решил сразу же разговаривать на ты и мне было наплевать, что некоторым из них уже стукнул полтинник. Водитель воскликнул:

— А капот зачем снимать-то, Кулибин? Моё дело пригнать тебе машину и сдать на ремонт.

Ухмыльнувшись, я ответил:

— А ещё твоё дело получить от меня список запчастей и отправиться с ним к Сергею Митрофановичу, чтобы он его подписал. Ты что, первый день за рулём что ли, порядка не знаешь?

Оба водилы, недовольно ворча, полезли в кабину несчастной "Шишиги". Через пару минут, едва бросив один единственный взгляд на двигатель, я грозным голосом рявкнул:

— На мойку! Немедленно! Я к вашей металлолому, пока вы движок до блеска не отдраите со стиральным порошком, даже близко не подойду. Вы же не водилы, вы даже не ездюки на машинах, вы просто какие-то сумасшедшие маньяки-убийцы машин. Вон отсюда.

От таких моих слов в первую очередь оторопели слесаря, а затем чуть ли не взорвались от возмущения:

— Правильно Кулибин говорит! Вечно засерете движок, что его под грязью не видно, и к нам толкаете свою рухлядь.

Лихие водилы печально вздохнули, а я подошел к ним, улыбнулся и спросил с хитрым видом:

— Вымоете движок, подумайте заодно вот над чем, ребята, ежели по пятёрочке каждый нам с Женей отстегнёте, то я сделаю так, что ваша "Шишижка" бензина будет потреблять процентов на пять, а то и все шесть, меньше. Бензин, конечно, продукт не дорогой, но за месяц какая-никакая, а экономия всё же выходит.

Оба водилы переглянулись, уставились на меня, а им каждому было не больше тридцатника и тот, что покрепче, спросил:

— Точно, Кулибин?

— Гарантию даю на год, но воздушные фильтры нужно будет менять по мере их засирания, то есть не забывайте заглядывать в них, ребята. — ответил я, радуясь, что водилы меня поняли — И запомните, со мной лучше дружить и никогда не ссориться, ведь движок это сердце автомобиля.

Пока водители мыли "Шишигу", наверное впервые в её многострадальной жизни, я быстро соорудил из телефонной трубки и стального прутка, один конец которого заточил на наждаке, прослушку и когда машину пригнали с мойки, велел не глушить движок. Забравшись в кабину, я принялся его слушать уже более детально с обоих сторон, а потом ещё и залез под машину. Минут через тридцать мне стало всё ясно и я направился к письменному столу, взял бланк заказа запчастей, открыл на компьютере нужный мне справочник и принялся строчить. Слесаря и водилы сгрудились за моей спиной с недоумевающим видом. Один из них, самый старый, Семёныч, громко матюгнувшись, воскликнул:

— ... Итить твою на кочаны! Мужики, это что же такое получается? Наш Кулибин что, гений что ли, на слух всё знать?

Усмехнувшись, я подумал: — "Эх, дядя, тебе бы столько газоновских движков пересыпать, ты бы тоже стал гением." Закончив заполнять второй листок, я сказал:

— Если выяснится, что я хоть одну прокладку пропустил, то я её за свой счёт пойду и куплю. Вперёд, парни. Мы сегодня с Женей снимем движок и разберём, а послезавтра вы получите свою "Шишигу" и движок будет работать лучше нового. Бабки гоните.

Две сине-зелёные бумажки легли на стол. Я отдал вторую пятёрку Жене и тот, засовывая её в карман, громко сказал:

— Боря, если движок и в самом деле будет меньше палить гарево, то ты сильно продешевил. Поэтому за следующую точно такую же настройку, я буду сам с водил тридцатник требовать. У нас за экономию топлива, между прочим, водил премируют.

Пока двигатель остывал, мы сняли с машину кабину, затем выдернули из неё талью движок и установили его на монтажный стол. Ремонтная база в автотранспортном цехе была просто великолепная. Не такая, конечно, которая была когда-то в автосервисе моей компании, чуть ли не любимое своё детище, когда я ещё не брезговал ремонтом отечественных автомобилей, но очень приличный. В нём даже имелся координатно-расточной, хонинговочный и другие станки. Ну, а поскольку я торопился закончить пораньше, то и дело покрикивал на Женю, заставляя его пошевеливаться. Когда же ему это надоело и он возмущённо буркнул, я сказал:

— Жека, я ведь, между прочим, малолетка и имею право на шестичасовой рабочий день, но с работы, как ты видишь, не слинял. Поэтому либо мы работаем без перекуров, либо я работаю без напарника. Не волнуйся, я сдюжу, но тогда и зарплата у меня будет вдвое выше. Понял?

— Понял. — ответил Женя, берясь за ключ и сказал — Борька, но мы же так быстро пересыплем все движки и что потом жрать будем? Умный кот всех мышей никогда не переловит.

— Не волнуйся, у меня есть парочка идей. — успокоил я своего напарника и сказал — Хороший мастер работу не ищет, к нему работа сама бежит, Жека. Так что без куска хлеба мы не останемся.

Через полчаса, заложив отдельные детали двигателя в ящик с бензином, чтобы откисли за ночь от нагара, мы отправились в душ и там я удивил Жеку ещё раз, когда достал из своей сумки двухлитровую банку со спецсоставом, в который входила глина, песок, стиральная паста "Санита" и нашатырный спирт. Увидев, как быстро я оттёр жесткой одёжной щёткой руки от чёрной мазуты, этот крепкий парень чуть ниже меня ростом, сказал:

— Да, Кулибин, ты точно гений. Дай-ка и мне твоей пасты, а то я вечно домой прихожу после работы грязный, как чёрт.

От проходной я направился сразу к детской комнате милиции и вскоре снова декламировал своей девушке стихи, хотя её куда больше интересовало, как прошел мой первый рабочий день, но я улыбнулся и ответил коротко: — "Отлично". После этого она попросила меня звонить ей на работу на пять минут позже и читать стихи погромче, а то не все их смогли расслышать. На следующий день я именно так и делал. Водилы принесли нам в десять утра все запчасти и ещё до полудня я сделал большую часть работы. Благо хонинговка не потребовалась. К концу дня движок мы собрали, а на следующий день установили его на машину, залили масло, бензин и он запел так, что я невольно заслушался. Слесаря и водилы тоже. Через полчаса сразу трое водителей громко скандалили на тему, кто тут первый в очереди на пересыпку движка. Я быстро успокоил их, крикнув:

— Мальчики, не ссорьтесь, бригада из двух, работает ух! Все машины помыты? Вот и отлично, сейчас доктор их послушает.

В этот день мы с Жекой задержались на работе до девяти вечера, но Ирочку я тем не менее проводил до дома. Ну, а в обед я снова читал ей стихи. В кабинете начальника участка помимо Юрия Фёдоровича сидели пять женщин и я декламировал стихи громко, порой повышая голос чуть ли не до крика и это были на этот раз, пять сонетов Шекспира, после чего я воспроизвёл звук поцелуя и положил трубку. На глазах некоторых женщин от сонетов Шекспира блестели слёзы. Что же, я нисколько не удивлён, со мной такое тоже часто бывает. Зато в начале десятого мы ушли с работы раскидав все три движка и потом два дня их собирали в кучу. Два были ещё ничего, а вот с одним пришлось здорово помудохаться. У него малость повело головку блока цилиндров и я ловил на координатно-расточном станке чуть ли не сотки, но всё сделал на совесть. Когда во вторник мы отдавали все три машины, водилы прибалдели от нашей скорости, а ещё от того, что смогли так быстро избавиться от мётел. У начальника автотранспортного цеха с этим было строго, никто не имеет права на работе прохлаждаться.

Пришел и он посмотреть, как я справляюсь с работой, а на следующий день мы поехали в дивизию. Сразу после того, как я сделал диагностику ещё двум машинам, Сергей Митрофанович подписал бланки и мы сели в чёрную "Волгу". Я уже несколько дней щеголял в новеньком костюме типа байкерского, но не кожаного и с советской символикой на груди, рукавах и даже с серпом и молотом на спине, над которым было написано СССР. Когда я шел в этом костюме по бульвару с Ирочкой, народ оглядывался не только на неё, но и на меня. Зампотех, протягивая мне руку сказал:

— Герой. Так это ты будешь Кулибиным, парень?

— Почему это буду, я уже Кулибин, товарищ полковник. — с улыбкой сказал я пожимая руку.

В части мы пробыли недолго. Сергей Митрофанович провёл обмен неликвидов вполне официально, хотя спроси его кто, как в автотранспортном цехе оказались танковые аккумуляторы, то точно не смог бы ответить на такой вопрос. Зато мы получили двести новеньких, двухкамерных карбюраторов и ещё ремкомплекты. В дивизии ими было полсклада забито. Всё правильно, здесь же не пустыня Каракумы. В этот день я не читал стихов в обед, зато не только проводил Иру до дома, но и поднялся в квартиру её тёти с большим тортом и коробкой конфет в руках. Сергей Митрофанович специально ради этого подъехал к ресторану "Центральный". Эльвира Михайловна уже давно хотела познакомиться с пажом своей племянницы. Она преподавала в юридическом институте нашего города криминалистику и была майором милиции, но когда открыла нам дверь, то я увидел её одетой в нарядное, хотя и неказисто пошитое платье.

В гостях у Ирочки я провёл два с половиной часа. Мы пили чай с тортом, который я заказал заблаговременно. Он тоже был большим, но на нём уже было написано по-английски: — "Я люблю тебя, моя прекрасная королева." В этот вечер я не только читал стихи, но и рассказывал о том, как пересыпаю движки, настраивая их и отлаживая таким образом, чтобы они работали с максимальной экономичностью. В общем мне было о чём рассказать, ведь событий за полторы недели произошло немало и все были, по большей части, очень приятными и вполне радостными. Эльвире Михайловне я точно понравился ещё и своими хорошими манерами, а не одним только чтением стихов. Потом я вежливо раскланялся и помчался домой. Ну, а поскольку в этот день огородом занимался отец, мама сидела в зале, превращённом в портняжную мастерскую, за швейной машиной, то я почти до темна качался и отрабатывал все боевые приёмы, которые только когда-либо изучал. Делал я это довольно часто, но результатов пока что не было заметно.

Закончился май месяц и вот, третьего числа я стоял в очереди в кассе, чтобы получить свою первую зарплату, пусть и всего за две недели. С водил мы с Жекой уже срубили по полторы сотни на нос и никто не был в обиде. Из-под меня все "Шишиги" действительно выкатывались, как новенькие, и уже не жрали бензин, как оголодавшие слоны. К тому же двигатели работали просто безупречно и водители это мгновенно оценили, но у меня уже постепенно вызревал коварный план на счёт того, как сбивать шабашки прямо на рабочем месте. Правда, приводить его в исполнение я не торопился.

Когда наступила моя очередь засунуть голову в окошко кассы, то я даже удивился, когда кассирша отсчитала мне сто восемьдесят семь целковых. У Жеки и то вышло меньше, хотя всё правильно, ведь у него был четвёртый разряд. После этого мы пошли в столовую на двадцать минут раньше и в фойе я увидел весьма странную картину. Какая-то женщина чуть ли не со слезами на глазах предлагала работницам купить чудесный шелк на платье, а те шарахались от него, как от огня, а она чуть ли не восклицала:

— Девочки, это же настоящий китайский шелк. Вы же знаете, что Китай прекратил свои поставки. Берите, ведь дёшево же.

— Да, ну тебя, Максимовна! — Восклицали работницы — Из этого шелка ни в одном ателье города платье не пошьют. Он то ли бракованный, то ли ещё какой, только швейные машинки его либо рвут, либо в кучу собирают.

Попросив Жеку взять обед и на меня, я подошел к столу, за которым сидела женщина и посмотрел на шесть рулонов разного цвета. Ткань была просто неописуемой на вид, ведь в чём-чем, а в тканях я очень хорошо разбираюсь. На всякий случай я поинтересовался:

— Максимовна, а вам не сказали, сколько он весит?

Та оживилась и ответила:

— Пятьдесят восемь грамм квадратный метр, а ты что, хочешь с получки взять отрез матери на платье?

Я спросил:

— Почём?

Женщина вздохнула и ответила:

— Его уже по второму разу уценили и я позарилась. Всего пять тридцать метр, молодой человек.

От услышанного я чуть на задницу не ляпнулся. Это же был шелк наивысшего качества, пятьдесят восемь грамм на квадрат, более тонкого просто не найти. Подумав, я спросил:

— Это всё, что у вас есть, Максимовна?

Та настороженным голосом ответила:

— Нет, я по два рулона каждого цвета взяла.

— И сколько же стоит ваш чудесный шелк? — Задал я ещё один вопрос — Я хочу купить его весь, но заплачу не сразу, а в рассрочку. То есть в кредит возьму и буду выплачивать каждый месяц. Понимаете, у меня мама очень хорошо шьёт и ей нужна красивая ткань на платья, а швейную машинку я на него настрою. Тут главное нитки найти восьмидесятый номер, желательно тоже шелковые и не простые, а особые, но это уже мои собственные проблемы. Если согласитесь на такие условия, то я заберу у вас всю ткань и вам мама первой пошьёт из него платье, бесплатно.

Максимовна задумалась, потом махнула рукой и сказала:

— Бери! Профсоюз ведь за него всё равно деньги уже перечислил, а ты, вроде бы парень порядочный, Боря.

— Да, я и задаток завтра принесу, как вас по имени?

Женщина заулыбалась и ответила:

— Валерия. Валерия Максимовна. — после чего облегчённо и радостно сказала — Можешь ткань и сегодня забрать. Будешь из цеха идти, зайди в бухгалтерию, я её тебе упакую, счёт выпишу и рассрочку оформлю. Только боюсь, что ты завтра его назад принесёшь.

— Не дождётесь, Валерия Максимовна, — смеясь ответил я, радуясь такой невероятной удаче, — а вот вы в пятницу ждите меня. Я вам принесу несколько моделей на выбор и обмеряю вас. Встаньте пожалуйста, чтобы я прикинул, какой фасон вам подойдёт.

Женщина встала. Валерии Максимовне было лет под сорок и она имела красивую фигуру. Кивнув, я попросил её подождать меня и Жеку, чтобы мы отнесли ткань в бухгалтерию. Когда я обедал, передо моими глазами мелькал, как в калейдоскопе, этот дивный китайский шелк изумительной расцветки и я уже представлял себе, как в сиренево-голубых тонов летнем платье будет выглядеть моя прекрасная королева. В урочное время, прежде чем продолжить чтение стихов, я предупредил Иру, что ей будет подана сегодня карета. Продекламировав несколько сонетов и стихов Лонгфелло, я позвонил в таксопарк и заказал такси к проходной типографии. Закончив работу и смыв с себя мазуту и бензиновые запахи, я вышел из проходной с большим тюком, второй нёс Жека. Один тюк мы затолкали в багажник, а другой в салон "Волги", на заднее сиденье, после чего я попросил водителя переехать на другую сторону улицы и подождать меня пять минут с включённым счётчиком.

Ирочку я посадил сзади, а сам сел рядом с водителем. В этот день я не декламировал стихов, так как через три минуты довёз свою королеву до дома, помог ей выйти из машины и проводил до дверей. Когда я приехал домой, то не застал там никого. Мама была в ателье, а отец отсутствовал по какой-то другой причине, что позволило мне распаковать ткань и разложить рулоны на диване. Комната сразу же оживилась, а я, отрезав ножницами кусок ткани, принялся пробовать шить шелк. Тонкие нитки, причём шелковые, левой крутки, у мамы имелись, а вот иглы были все очень толстые и лишь одна оказалась более или менее подходящей. Восемьдесят седьмой класс я знал ещё с кооперативных времён, хотя тогда у меня в швейном цеху имелись машины намного лучше. Так что за час я смог настроить машину и она сшивала, а не рвала и не стягивала эту роскошную ткань, но для неё всё равно нужно было срочно доставать ещё более тонкие иглы и желательно импортные, немецкие, хорошо отполированные, без заусенец.

Когда пришла мама, то сначала испуганно ахнула, но когда увидела, что не такой уж этот шелк и страшный, успокоилась, но очень сильно расстроилась увидев счёт, выписанный на сумму в шесть тысяч триста шестьдесят рублей. Отец, когда пришел, тоже схватился было за голову, но когда я умножил цифру шестьсот на оптимальную цену в пятьдесят пять рублей и показал, что прибыль будет в десять раз больше, а шелка хватит года на три, мои родители тут же успокоились, а мама сказала:

— Вообще-то модельное платье стоит у нас семьдесят пять рублей, Боря. Наверное ты прав. Витя, придётся снять с книжки всё, что у нас есть.

Достав все деньги, которые я заработал, я сказал:

— Это только первый месяц, родители, а он у меня был, как вы знаете, короткий. За июнь я получу вдвое больше, но ты, мамуля, всё равно меня обгонишь. Только не нужно устраивать из этого слишком большой ажиотаж.

На этот раз я набросился на работу с особым азартом и нагуглил такие модели в Интернете, что и сам удивился. На следующий день я внёс первый взнос, тысячу двести рублей, а в пятницу пришел в бухгалтерию, чтобы снять мерки с Валерии Максимовны. Та, выбрав себе платье от Диора, перенесла всё стоически и всё спрашивала меня, неужели моя мама действительно нарисовала такие красивые платья, а я только угукал. А ещё меня бросало то в жар, то в холод. Хотя Валерия Максимовна и не была такой уж писаной красавицей, тело у неё было полное жизни, очень даже ещё крепкое и упругое, а я, при своём-то молодом и сильном теле юноши, вёл монашеский образ жизни. Ой-ёй-ёй, что же будет, когда я стану обмерять её, если сейчас прилагал просто титанические усилия, чтобы остаться равнодушным.

В общем весь день я работал именно с этим чувством, а когда рабочий день закончился, пошел через дорогу чуть ли не млея от предвкушения того, что мои пальцы прикоснутся к телу любимой девушки. Ирочка закончила все свои дела и ждала меня. Она вскочила из за стола и весело воскликнула:

— Я готова, мой юный рыцарь!

— Моя королева, прошу вас снова присесть. — с улыбкой сказал я ей — Мне нужно, чтобы вы взглянули на то, что я вам принёс. Понимаете, у меня есть ещё одно увлечение, кроме ремонта двигателей, и я хочу вас с ним немедленно ознакомить.

Когда я показал все девять эскизов, на которых она была одета в самые различные платья, а также выложил на стол образцы тканей, моя девушка восхищённо ахнула:

— Боже мой! Боренька, какая красота! А я и не знала, что ты так хорошо рисуешь. Ой, я такая красивая на этих рисунках. Ты подаришь мне их?

С мягкой улыбкой я возразил:

— Нет, моя прекрасная королева. Это рабочие эскизы и они ещё будут нужны мне. Я хочу подарить вам шесть платьев, пошитых из шелка этих расцветок и прошу вас выбрать те, которые вы хотите носить. А в благодарность за это, вы позволите мне пригласить вас в театр. Жаль, что в ресторан меня не пустят. Впрочем, только вечером. Днём-то, в субботу или воскресенье, я вполне могу позволить себе такое удовольствие, угостить вас обедом в ресторане "Центральный" или ещё каком.

Ира отшатнулась:

— Боря, но ведь это будет очень дорого стоить. Нет, я не могу принять от тебя такие дорогие подарки.

Улыбнувшись, я сказал с нажимом в голосе:

— Можете, моя прекрасная королева, ведь каждое из этих платьев я пошью для вас своими собственными руками. Правда, не все сразу, а где-то месяца за полтора. Ирочка, этот чудесный китайский шел достался нам с мамой, она у меня, между прочим, прекрасный модельер, практически даром. Точнее за смешные деньги лишь потому, что с такой тонкой тканью никто так и не смог в нашем городе справиться и её уценили чуть ли не в нули. Я ваш верный паж, моя королева, и влюблён в вас безмерно. Позвольте же мне снять мерки с вашего божественного тела и сделать вам это пусть и скромный, но зато уникальный, неповторимый подарок. Если вы того пожелаете, то можете выбрать шесть платьев и как только я их пошью, то вручу вам ещё и эскизы и таких больше никто не будет носить.

Моя тирада, произнесённая страстным голосом, возымела своё действие. Девушка, вздохнув, согласилась. Немного подумав, она выбрала шесть самых красивых моделей. Я попросил её встать и принялся снимать с неё мерки. Тщательно и не спеша, прикасаясь к её телу очень нежно и бережно, как к крыльям бабочки, боясь повредить их. Невероятным усилием воли мне удалось всё же заставить себя не обнять её и не поцеловать. Похоже, что она прекрасно понимала, какие чувства бушуют в моей груди и задышала от этого чаще. В глазах Иры я прочёл ответные чувства, но ещё робкие, только-только нарождающиеся и это мигом привело меня в чувство. Когда же я закончил обмерять девушку, она мило улыбнулась и сказала:

— Боря, если хочешь, то в понедельник, мы можем прогуляться по парку. Я разрешаю пригласить меня в кафе-мороженое и специально приду не в форме. Принесу с собой платье и к твоему приходу переоденусь.

Мысленно я сказал себе: — "Девочка моя, ты пойдёшь со мной в том платье, которое я пошью тебе к понедельнику". В этот день я не читал стихи. Разговор у нас шел о высокой моде и я так и сыпал специальными терминами, называя имена известных модельеров прошлого. Моего, разумеется, прошлого. Проводив же девушку до дома, я спросил её:

— Ира, чем вы будете заняты завтра во второй половине дня, если это не является секретом.

Девушка пожала плечами и ответила:

— Чем всегда, буду что-нибудь читать, Боря.

— Хорошо, — сказал я, — тогда завтра с пяти и до шести я приеду с мамой на примерку. Никуда не уходите в это время.

Ирочка удивилась моим словам, но всё же кивнула, а я со всех ног бросился домой, но вскоре мне попалось такси. Мама была дома и я сначала показал ей свои эскизы, а потом, отложив в сторону те, которые выбрала Ирочка, сказал:

— Эти три платья пойдут в серию, мамуля, а эти шесть будут существовать в единственном экземпляре. Я пошью их сам для своей королевы, в которую влюблён и, кажется, не безответно.

Мама всплеснула руками и воскликнула:

— Боренька, ты влюбился? Ты познакомишь меня с этой девочкой? Мне очень хочется взглянуть на неё.

Показав ей самый красивый, на мой взгляд, эскиз, я сказал:

— Вот она, мамуля. Ты же давно уже заметила, что у всех моих моделей одно и то же лицо. Это Ирочка Николаева, она работает инспектором в детской комнате милиции.

Мама ахнула и сказала:

— Боря, она же намного старше тебя.

Я чуть не брякнул, что мой старший сын будет годка на три старше моей девушки, но вовремя сдержался и ехидно сказал.

— Отец тоже старше тебя, мамуля, и, вообще, признак геронтофилии, когда разница в возрасте между юношей и женщиной составляет больше сорока лет. Так, всё, мне нужно сделать выкройки вот на это платье, а завтра мы с тобой едем к Ирочке на примерку, как только я его наживлю.

Не знаю, что уж сказала мама отцу, но тот очень долго разглядывал эскизы, но мне не сказал ни единого слова. Наверное постеснялся, хотя у нас с ним всегда были доверительные отношения, вот только в моей прошлой жизни он так ни разу и не заговорил со мной о проблемах пола. Я же в больничке валялся, а потом на костылях ходил. Ткань я раскроил в тот же вечер, а наутро сел сначала за оверлок, а потом взялся за иглу.

Отец где-то купил за двадцать рублей несколько упаковок самых тонких немецких игл, так что с шелком я разобрался окончательно. Отца стало увлекать швейное дело и особенно настройка и ремонт швейной машинки. Всё правильно, инженер он и в Африке инженер. Вскоре мы поехали делать примерку. Мои выкройки оказались безукоризненными, как мне потом сказала мама. Мы попили чаю с Ирочкой и Эльвирой Михайловной, а потом отправились домой, в воскресенье вечером я закончил шить платье, но мама все же несколько раз помогала мне.

Для этого платья я изготовил из зелёного картона коробку и с ней приехал в понедельник к Ире. Её я и нёс на работу, хотя с куда большим удовольствием понес бы платье в том случае, если бы моя королева надела его и я нёс на руках её. Ирочке не терпелось надеть платье, а вот мне как раз наоборот, снять его, но я знал, что переходить в наступление ещё рано. Я пока что не чувствовал, чтобы от неё исходили флюиды любви и это меня настораживало. Впрочем, наверное всё-таки моей девушке просто мешали лейтенантские погоны на её округлых, мягких и женственных плечах. Этот понедельник принёс мне ещё одно хорошее известие. Семёныч, который знал, что я подыскиваю недорогой мотоцикл с коляской, сказал:

— Борька, я вчера разговаривал с соседом, так он того, готов продать тебе своего "Ижака". Но у него эта, движок расхлябанный и коляска нестандартная, в общем просто гроб прилеплен сбоку. В такую не очень-то сядешь.

— То что надо, Семёныч! — обрадовался я — Сколько денег просит. Надеюсь не как за новый?

— Триста двадцать карбованцев. — вздохнул Семёныч — Та это же "Иж-Юпитер", а движок ты отрепетируешь.

Подумав: — "Ну, что же, зато теперь можно будет и птицу завести.", я согласился и мы договорились, что завтра я приду на смотрины. В остальном день прошел, как и всегда. С прибылью, а после работы я пошел в детскую комнату милиции и когда вошел в Ирочкин кабинет, то просто обомлел, настолько она была прекрасна в новом платье. Солнце било в окно, она стояла в контражуре и потому я видел её, чуть ли не нагой. Моя королева была просто восхитительна. Мы вышли с ней вместе, отошли по направлению к парку от детской комнаты милиции метров на двести и только потом она отважилась опереться о мою руку. Мы сначала зашли в кафе-мороженое, где выпили кофе, я с коньяком, между прочим, и пирожными "Прага", скушали по вазочке мороженного, а потом пошли гулять по парку и часа через полтора дошли до озера. Только там я положил руку на талию девушке и она слегка встрепенулась, повернулась ко мне и сказала:

— Какой же ты всё-таки хороший и милый, Боря...

И умолкла на полуслове. Улыбнувшись, я продолжил:

— Но такой юный, что даже обидно.

Не слишком настойчиво я немного привлёк Ирочку к себе и нежно поцеловал в щёчку. Она даже не очень-то и сильно прижалась к моей груди. Я не стал переходит к следующей фазе, а просто пошел, держа её за талию, вдоль берега. Несколько минут она молчала, а потом улыбнулась и вполне весёлым голосом сказала:

— Да, Боренька, ты ведь действительно ещё мальчик, но только по дате рождения. Боже, у тебя ведь даже нет ещё паспорта, а ты мне нравишься всё больше и больше. Действительно, мне даже обидно, встретить такого чудесного парня, который влюблён в меня так трогательно и нежно, а я не могу себе этого позволить.

— Ирочка, это ещё не факт. — Заметил я с улыбкой — Через два года с небольшим мне будет восемнадцать и тогда уже ничто не запретит тебе любить меня. Между прочим, когда я получу паспорт, это тоже не будет считаться преступлением, ну, а что касается пересудов, любовь моя, то это всё пустяки. Как поётся в песне, разговоры стихнут скоро, а любовь останется. Так что мы просто потеряем два года счастья, но я вовсе не тороплю тебя, любимая. Вот когда ты поймёшь, что не можешь жить без меня, тогда всё само встанет на свои места. Думаю, что мне не долго ждать этого, а потому я буду вашим преданным и любящим вас пажом столько, сколько нужно.

Девушка рассмеялась счастливым смехом и ответила:

— Вот этим-то, Боренька, ты мне больше всего и нравишься. Хотя ты и не хочешь компрометировать меня, все в паспортном столе и детской комнате милиции знают, как ты меня любишь и если предупреждают, то только на счёт твоих родителей. Один единственный сигнал с их стороны, что просто заигрываю с тобой, и у меня будет целая куча неприятностей, но твоя мама смотрела вчера на меня с такой нежностью, что я даже удивилась.

— А если бы ты видела, как внимательно рассматривал мои рисунки отец, поглядывал на меня и не сказал мне ни словечка, Ира, то удивилась бы ещё больше. — ответил я с улыбкой и добавил — Девочка моя, они прекрасно понимают, что их сын повзрослел, хотя это их пока что ещё удивляет.

Пройдя ещё несколько шагов, я остановился, снова привлёк Ирочку к себе, всё так же нежно и осторожно, и поцеловал её в губы совершенно воздушным, почти неощутимым поцелуем. На этот раз она уже желала большего, но я снова не стал форсировать событий. Она должна сама захотеть любить меня, а я ни в коем случае не должен её компрометировать, как офицера милиции и инспектора детской комнаты милиции. А ещё меня не покидало ощущение внутреннего напряжения в этой очаровательной девушке, что тоже делало меня осторожным, нежным и неторопливым в отношениях с ней.

Глава 5

Торжество любви

На следующее утро я проснулся с тревожным ощущением нереальности, чуть ли фантасмагории всего происходящего и страха. Проснулся, когда ещё не было пяти. Всю ночь мне снилось, что я занимаюсь с Ирочкой любовью. Сначала она хотя и хотела этого, тем не менее вся сжималась в комочек от страха, но я был не столько настойчив, сколько нежен с ней и по миллиметру, по крупинке, по ниточке, снимал с нё ту сеть страха, которая опутала тело девушки и сковала её чувство. Мне удалось это сделать, а потом наступило половодье чувств и пришло ощущение восторга. Так что же меня тогда заставило проснуться с ощущением страха? Наверняка то, что я так всё ещё и не проснулся в своём будущем и боялся проснуться. Я поднялся с кровати. Спать мне уже совершенно не хотелось, как и будить родителей своей ходьбой по дому, и потому я подсел к компьютеру. Он моментально проявился передо мной. Не долго думая, я вошел в "Ворд" и на открывшейся новой странице набрал строчку:

— Что вам от меня нужно?

То, что произошло в следующее мгновение, меня чуть было не повергло в шок, так как на экране появился такой ответ:

— Чтобы ты спас свою планету от гибели.

Вместе с этим ко мне пришло и чувство облегчения. Глубоко вздохнув, я быстро набрал фразу:

— Что я должен сделать для этого?

Ответ оказался убийственным:

— Мы не знаем. Мы отправили твоё сознание в пору твоей юности для того, чтобы ты сам нашел нужное решение. Ты вполне успешный человек и хорошо разбираешься во многих вопросах, знаешь несколько языков и умеешь быть убедительным. Ты сам должен найти выход из сложившейся ситуации. Цивилизация на твоей планете стоит на грани термоядерной войны, а мы не хотим потерять такой прекрасный мир, населённый разумными существами. Хотя вы и совершаете множество ошибок, те открытия, которые вы уже сделали, перевешивают их. С этого компьютера, Борис, который ты сможешь увидеть где угодно, ты можешь войти в любой компьютер того дня, из которого попал в прошлое. Постарайся найти выход. Мы даём тебе не это десять лет, но если ты успеешь изменить ситуацию раньше, то сразу же сам поймёшь это. Ты перестанешь видеть свой собственный компьютер и будешь жить своей второй, на этот раз окончательной жизнью. Если народы твоей планеты благодаря тебе найдут пути к объединению в одну семью, то мы придём к вам и поможем решить все остальные, самые сложные проблемы.

Я быстро набрал:

— Чего я не должен делать? Вы можете дать мне хоть какие-то подсказки, а ещё лучше, задать критерии?

Ответ меня даже не удивил:

— Борис, ты можешь делать всё, что сочтёшь нужным. Подсказок у нас нет, а критерии таковы — всеобщий мир на твоей планете, взаимопонимание между народами и жизнь без страха. Нас ты можешь не бояться, мы практически такие же, как и вы. Ты быстро догадался о том, что тебе нужно делать, поэтому приступай к работе. Времени у тебя ещё много. Относительная стабильность вашей цивилизации продлится ещё четыре года. Извини, но ничем, кроме того, что мы уже сделали, мы не можем тебе помочь.

Текст моего диалога не исчез с экрана, но на нём, ниже, мне пришлось прокрутить изображение колёсиком мышки, Появились две фигуры, мужская и женская, одетые в необычные, но красивые, одеяния. Они были действительно точно такие же, как и мы, и я понял, что могу больше не бояться внезапно проснуться. С одной стороны я мог облегчённо вздохнуть, а с другой мне следовало хорошенько подумать, что делать дальше. Как шестнадцатилетний парень я вряд ли смогу убедить кого-либо в том, что с войной пора завязывать. Тем более в тот момент, когда американцы воюют во Вьетнаме. Ну, а раз так, то мне нужно хорошенько всё продумать и выстроить план дальнейших действий, причём продумать так, чтобы с умом воспользоваться всеми массивами информации, которые мне предоставили наши друзья, соседи по галактике. То, что они просят нас не воевать, вовсе не обязывает нас уничтожить всё оружие, которое может нам понадобиться для самообороны.

После этого короткого диалога с теми, кто отправил меня в прошлое, мне полегчало. Теперь я во всяком случае знал, что со мной произошло и имел хоть какое-то представление о тех, кто сделал мне и, возможно, всему миру такой роскошный подарок. И тут же вспомнил о своей девушке и её счастливых глазах в момент нашего расставания. Ну, а поскольку я сидел перед компьютером, то снова залез на сайт с модами семидесятых, так как эта работа не потеряла для меня своей актуальности. Правда, сосредоточиться на ней надолго я не смог, встал из-за стола и, выйдя из дома, принялся работать с двумя пудовыми гирями. Моё тело начало понемногу приобретать куда более привлекательную форму, что меня только радовало. Быть крепким физически, для мужчины большое благо. Тем более, что это не требует таких уж больших усилий с моей стороны, а мне очень хотелось нравиться Ирочке. Девушки любят сильных и нежных парней.

Позавтракав, я взял деньги — водилы не жмотничали, отцу я уже рассказал о мотоцикле и он не возражал, и отправился на работу. Ира вышла из дома в своём новом платье и мы пошли на работу. По пути я снова читал ей стихи. Мне всегда нравилась лирическая поэзия, ей она тоже нравилась, так зачем тогда говорить о политике? Тем более, что моей девушке нравилось слушать стихи. А ещё она через два десятка шагов сказала мне:

— Боря, вчера мы с тобой перешли на ты, поэтому пусть так и будет. Мне нравится быть твоей королевой, но не ежеминутно.

Теплее. Ира уже не думала о моём возрасте. Интересно, что она скажет, когда узнает, сколько мне лет на самом деле? Хотя этих лет вроде бы как и не было. Если я сделаю всё, что от меня требуется, я проживу свою вторую жизнь совсем по другому и самое главное, у меня ведь имелись на руках все козыри, что меня очень радовало. Я ведь действительно мог сделать с ними очень многое, в том числе и для себя лично. Поэтому к работе я приступил с улыбкой, но Жека подумал, что я собираюсь рассказать новый анекдот. Да, анекдотами я уже успел прославиться в цеху. Ещё бы, ведь я мог в любой момент выдернуть их из Интернета сколько угодно. Правда, не все были понятны людям в одна тысяча девятьсот семидесятом году. После обеда к нам в цех пришел капитан Толкачёв и попросил меня выйти, чтобы поговорить в укромном местечке. Я предложил ему пройти в беседку, обсаженную кустами сирени, в которой обычно разыгрывались козлиные баталии. В ней как раз никого не было. Войдя и подсаживаясь к столу, я поинтересовался:

— Как идёт следствие по Сипелю?

Капитан кивнул и сказал:

— Завершено. Дело уже передали в суд. Прокурор намерен просить восемь лет. Через две недели состоится суд, Боря, но это всё мелочи. Я хочу поговорить с тобой о куда более серьёзных делах. Не стану крутить и скажу сразу, речь идёт об Ирине Николаевой.

Моё лицо тотчас окаменело и я ледяным тоном сказал:

— Товарищ капитан, это наше с Ирочкой дело. Если вас это интересует, то я люблю эту девушку и она для меня всё. Поэтому давайте на этом закончим разговор о ней.

Отрицательно мотнув головой, Толкач сказал:

— Нет, Боря, Ирочка для меня не посторонний человек. Она племянница Эльвиры Михайловны, моей учительницы и друга. Как ты себе вообще всё представляешь, парень? Ведь тебе же нет ещё шестнадцати лет!

Улыбнувшись, я сказал:

— Женя, извини, но я перейду с тобой на ты. Знаешь, я ведь рабочий человек, меня все считают классным специалистом и так оно и есть, а потому я даже с Семёнычем на ты. — Капитан Толкачёв удивлённо вытаращил глаза — Так вот, Женя, мужчина это не возраст и не то, у чего имеется между ногами, мужчина это способность быть защитником и кормильцем семьи, это способность построить дом для любимой и сделать так, чтобы ей в нём было хорошо и уютно, чтобы она захотела родить тебе детей, это способность совершать поступки, а возраст не имеет никакого значения. Не знаю, поверишь ли ты мне, но мне известны типы, которым уже за полтинник, а они так и не вышли из детского возраста в том смысле, что всё время держатся за мамкину юбку. Женя, я не такой и уже к следующей весне построю дом для Ирочки. Я люблю эту чудесную девушку и она моя королева и вот что я тебе ещё скажу, капитан. Если я узнаю или почувствую, что она будет намного счастливее с кем-то другим, то я поцелую ей руку и просто отойду в сторону и вообще перестану мозолить ей глаза потому, что очень сильно её люблю и готов ради неё на многие жертвы, в том числе и на такую. Всё, Женя, если хочешь, мы останемся друзьями, не хочешь, просто отскочим друг от друга, но десант своих позиций не сдаёт и флага не меняет.

Да, сказано мною было немало и Толкачёв всё внимательно выслушал, кивнул, улыбнулся и сказал:

— Думаю, что тебе не придётся отходить в сторону, Боря. — С улыбкой протянув мне руку, он добавил — Раз так, то перейдём на ты. Эльвира Михайловна вне себя от счастья, Боря, что тебе удалось выдернуть Ирочку из четырёх стен и она вчера гуляла с тобой в парке. Я тоже там прогуливался и видел вас издалека. Когда ты поцеловал её. Извини, но я кое-что тебе про неё расскажу. Ире двадцать три года. Она в прошлом году закончила МГУ и хотела продолжать учёбу, но попала в неприятную историю. В общем после банкета её попытались изнасиловать двое подонков. Она от них как-то отбилась, одному даже травму нанесла и, представь себе, её же чуть было и не обвинили в избиении этих уродов. Из-за этого она не только не смогла поступить в аспирантуру, но и была вынуждена уехать из Москвы. Её родители в разводе, она с ними не очень-то ладит и тётя, Эльвира Михайловна, золотой души человек, чуть ли не насильно привезла её сюда, а ты сумел снова научить её смотреть на парней без ужаса в глазах. Так что я твой друг, Борис, и как друг очень прошу тебя, защищай эту девушку изо всех сил.

Пристально посмотрев в глаза Толкачу, я тихо сказал:

— Спасибо тебе за то, что ты рассказал мне про это, Женя. Теперь мне многое стало понятно. И вот ещё что, мне нужны имена и адреса этих подонков. Я их сам накажу.

— Не накажешь, Боря. — Со вздохом сказал капитан — Они дети высокопоставленных родителей и не тебе с ними тягаться.

— Накажу, Женя. — Строго сказал я — Только я и смогу их наказать. Поверь мне на слово. Оно у меня крепкое.

Толкач покрутил головой и со вздохом сказал:

— Странный ты парень, Борька. Вроде бы малолетка, паспорта ещё не получил, хотя и здоровенный лоб, а разговор у тебя, как у тёртого калача, мужской разговор и глаза не бегают. Ладно, дам я тебе адреса и имена, но будь очень осторожен с ними.

Усмехнувшись, я успокоил его:

— Комар носа не подточит, Женя. Внесудебная расправа иной раз является единственным средством восстановления справедливости и наказания виновных, но ты не волнуйся, я этих подонков и пальцем не трону. Поверь, я сумею найти способ, чтобы покарать их.

Мы попрощались и я пошел собирать очередной движок, хотя все мысли мои были об Ире. Бедная девочка. С этого момента я пообещал себе, что стану относиться к ней ещё нежнее. Жаль, но в этот день мне не довелось проводить её до дома, Семёныч поторапливал. Мотоцикл оказался модели "Иж-Юпитер 2 К" и коляска у него была заводская, специально изготовленная, как кузов. Состояние у мотоцикла было вполне хорошее, но помимо убитого в смерть движка у него ещё и оказался пробит один глушак, а также нашлось ещё несколько болячек, указав на которые я достал из кармана деньги, отсчитал двести пятьдесят рублей и сказал:

— Папаша, не будь я автослесарем, не стал бы его покупать.

Сосед Семёныча почесал маковку и согласился со мной. Так я обзавёлся мотоциклом, договорился, чтобы Степаныч был завтра утром дома, отогнал его домой и попросил отца на следующий день оформить покупку. После этого целых две недели я занимался ещё и мотоциклом, который привёл в идеальное состояние и даже сделал ему небольшой тюнинг. Между делом мы с мамой пошили все заказанные платья и ещё пять штук на продажу. Покупателей даже не пришлось искать. Они сами нашлись, когда мама пришла в типографию, чтобы сделать примерку. Не сразу, а после того, как я отдал на следующий день Валерии Максимовне готовое платье, в котором та выглядела, как подружка невесты. Модниц в конторе хватало, а потом ещё и девочки из паспортного стола, увидев Ирочкины обновки, тоже загорелись, но для них я нагуглил другие фасоны. Произошло ближе к концу июня и ещё одно радостное событие — двенадцать моделей, которые я слямзил у лучших модельеров запада и немного переработал вместе с мамой, прошли худсовет и ей выплатили премию, аж, целых семьдесят пять рублей. Смех, да, и только. С молодёжных костюмов ободрали большую часть советской символики, но кое-что всё-таки осталось, но они всё равно потускнели.

Мы с Ирой совершили ещё несколько прогулок по парку и её скованность, вызванная личной трагедией, стала постепенно проходить. Хотя моя королева и была психологом, а потому прекрасно понимала, что с ней происходит, наверное, ей всё-таки был нужен именно я, нежный, тактичный, терпеливый и заботливый, чтобы преодолеть в себе страх по отношению к мужчинам. Она уже сама желала моих поцелуев. А однажды, в субботу, я пригласил Иру сначала в парк, это с утра, а потом, ближе к вечеру, к себе домой, но перед тем, рано утром, чуть ли не затемно, приготовил роскошный обед и даже купил две бутылки белого вина. Так она познакомилась с моими родителями. Моя девушка им очень понравилась. Отец даже достал гитару, что делал крайне редко, и спел несколько песен, старинных русских романсов. Потом я отвёл её домой. В наших отношениях уже настал такой момент, что нужно было принимать окончательное решение. Ну, я то его давно уже принял, а вот моя девушка явно хотела, чтобы мы сделали последний шаг. Поэтому, показывая Ирочке своего стального коня, я спросил её:

— Иринка, хочешь съездить в субботу со мной на пикник?

Моя королева тут же сказала:

— Конечно хочу. Мы поедем на реку?

Так мы договорились о том дне, когда перейдём Рубикон и Ира прекрасно отдавала себе отчёт в том, зачем я её приглашаю на пикник. Родителям я сразу же сказал, что еду за город вместе с Ирой с ночёвкой. Мама, когда я объявил об этом за ужином, вздрогнула, а отец погладил её по руке:

— Мила, я Борькой произошло что-то странное. Хотя наш сын и кажется тебе мальчиком, он ведёт себя, как взрослый мужчина, причём мужчина очень опытный и рассудительный. Порой, да, что там порой, он всегда говорит такие вещи, что я сам себе кажусь рядом с ним школьником и недотёпой. Поэтому не надо беспокоиться за него. Наш парень нигде не пропадёт.

Я был очень благодарен отцу за такие слова. Ну, мы с ним всегда прекрасно понимали друг друга, даже когда он стал старым, седым и ворчливым. Того отца уже не было, ведь я жил во второй раз со всем грузом ранее пережитого, хот до сих пор иногда мне казалось, что я всё-таки сплю. Нет, я не спал, я жил и жил очень наполненной, пусть по большей части только любовью и работой, жизнью, но разве этого мало? Движки уже почти всех "Шишиг" я пересыпал и начальство грозилось повесить меня на доске передовиков производства. Ну, это меня не очень-то заботило, а вот то, что Ира в последнее время ждала меня на крыльце, приводило в восторг.

Утром я принёс ей свой очередной подарок — молодёжный брючный костюм. Он привёл девушку в восторг и когда я пришел к ней после работы, то мы пошли гулять в парк почти одинаково одетые, только Ирочкин костюм был пошит из нежно-голубой плащёвки. Мы сидели с ней на скамейке под плакучей ивой и целовались. Рук я сильно не распускал, но несколько раз моя рука ложилась на её полные, упругие груди, отчего у моей королевы перехватывало дыхание и после очередного поцелуя, глядя ей в глаза, я попросил:

— Ира, скажи, пожалуйста, тёте, что завтра ты поедешь на пикник с ночёвкой. У меня для этого уже всё готово, любимая, и в воскресенье ты вернёшься домой моей невестой. В старину были приняты помолвки, а потому я прошу тебя принять от меня это колечко в честь нашей помолвки.

Достав из кармана футляр, я вынул из него перстенёк с бриллиантом в четверть карата, и надел на палец. Ира бросила на него беглый взгляд посмотрела на меня и тихо сказала:

— Боря, я наверное поступаю плохо, если вспомнить, где я работаю, но я уже сказала тёте об этом. Боренька, я очень люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились.

Прижимая к себе девушку, я сказал ей:

— Это и моя самая большая мечта, Ирочка.

Не в силах найти нужные слова, я стал читать своей королеве пятьдесят шестой сонет Шекспира:

Проснись, любовь! Твое ли острие

Тупей, чем жало голода и жажды?

Как ни обильны яства и питье,

Нельзя навек насытиться однажды.

Так и любовь. Ее голодный взгляд

Сегодня утолен до утомленья,

А завтра снова ты огнем объят,

Рожденным для горенья, а не тленья.

Чтобы любовь была нам дорога,

Пусть океаном будет час разлуки,

Пусть двое, выходя на берега,

Один к другому простирают руки.

Пусть зимней стужей будет этот час,

Чтобы весна теплей пригрела нас!

Когда я закончил читать это чудное, прекрасное стихотворение, Ира сама поцеловала меня долгим и требовательным поцелуем и провела рукой по моему, рельефному уже, прессу, но я бережно накрыл её ручку и не дал ей спуститься ниже. Вскоре мы пошли к её дому, а точнее побежали вприпрыжку. Наутро я приехал к её дому в семь утра, как мы и договорились. Ира с большой дорожной сумкой, одетая в новый костюм, ждала меня на крыльце. Хотя коляска была заполнена доверху, её сумке тоже нашлось место. Надев девушке на голову шлем, я усадил её на заднее сиденье со спинкой, сел на мотоцикл сам и мы поехали навстречу нашему счастью. В июне, всего за один день, я не только сдал экзамен на аттестат зрелости, но ещё и на право вождение мотоцикла. В этом мне помог Толкач, а потому я ехал совершенно спокойно. Чтобы не дай Бог со мной и Ирочкой чего-нибудь не случилось, я взял с собой шесть метательных ножей, изготовленных из раскованных клапанов, и две отличные, ясеневые нунчаки. Теперь на расстоянии в десять метров я мог запросто поразить мишень размером с почтовую открытку.

Куда нужно ехать, я хорошо знал. Выше по течению реки, километрах в тридцати пяти от города, имелось великолепное место для пикников. Небольшая дубовая рощица подступала к реке почти вплотную, а на самом берегу росли три огромные, старые вербы, с толстых ветвей которых было так удобно нырять в воду. С собой я взял вентерь, чтобы не сидеть с удочкой у реки, но в то же время полакомиться рыбой, паяльную лампу с треногой и двумя конфорками, а также много чего другого, но самое главное взял на прокат отличную гэдээровскую палатку с тентом и два надувных матраца, плюс одеяла и спальные принадлежности.

В колхозную коляску много чего влезло. В том месте, куда мы ехали, река была чистой, не то что в городе, да, и берег там песчаный, пусть и узким, но всё же пляжем, но самое главное, о нём мало кто знал, да, и на реке имелись более близкие и просторные места для отдыха. Когда же мы съехали с дороги, проехали километров семь вообще по степи, после чего я ещё и поехал, петляя, по дубняку и мы оказались на месте, Ира, увидев этот красивый и такой уединённый пейзаж, воскликнула:

— Боже, какая прелесть! За эти деревьями не видно противоположного берега! Боря, тут же даже днём можно купаться голышом и никто не увидит.

— А также загорать, Иришка, но лучше всё же делать это в купальнике. Не я один знаю про это райское местечко. — смеясь ответил я — Поверь, я давно уже мечтал привести тебя сюда. В следующий раз мы с тобой приедем сюда дня на три, причём выедем с вечера. Ты только посмотри, какая здесь чистая вода и между прочим тёплая.

Да, лето было в этом году жарким, но не знойным. Пока Ира осматривал окрестности, я быстро разгрузил коляску и первым делом поставил палатку и быстро разделся, я уже успел загореть на огороде, а потому мог похвастаться загаром, и принялся надувать оба матраца. Вскоре пришла Ирочка с букетиком полевых цветов, увидев меня в одних плавках весело рассмеялась, зашла в палатку и скоро вышла оттуда в купальнике.

Как же она всё-таки была хороша. Природа постаралась на славу и наградила её просто изумительной фигурой — Венера Милосская с осиной талией и грудью Софии Лорен. Надув второй матрац, я связал их между собой, для чего пробил в краях дыроколом дырочки. После этого я посмотрел на свою девушку и она, улыбнувшись мне, сама затащила матрацы в палатку, а я принялся прятать в тенёчке под кустом те блюда, которым не следовало слишком долго париться на солнце. Особенно шампанское, но начинать с него я не хотел. На руке у моей девушки сверкал перстенёк с бриллиантиком и я рассматривал это, как залог того, что она не станет огорчать меня. Ира вышла из палатки, подбежала ко мне и воскликнула:

— Пошли купаться!

Схватившись за руки, мы бросились в воду, но купались недолго, всего минут десять, хотя та и была очень тёплой и вскоре Ира потащила меня на берег. Сняв полотенца с тента при входе в палатку, в которой не нужно было пригибаться, мы принялись вытираться. Девушка всё время бросала на меня быстрые, испытующие взгляды и улыбалась. По моему в ней всё же остались крупинки страха и потому её иногда пробивал озноб. Что же, мне это было понятно. Пережить то, что испытала она, довольно-таки трудно и уж кто-кто, а я это прекрасно понимал. Сам оказался в ещё более страшной ситуации. Ира снова взяла меня за руку и мы вошли в палатку.

Наше брачное ложе уже было постелено и едва бросив на него взгляд, а он у меня очень опытный, я понял, что мне предстоит пережить нечто невероятно волнующее. Подняв девушку на руки, я слегка покружил её и стал снова покрывать лицо поцелуями. Вскоре я опустился на колени положил её на ложе и стал негромко декламировать:

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Метель лепила на стекле

Кружки и стрелы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

На озаренный потолок

Ложились тени,

Скрещенья рук, скрещенья ног,

Судьбы скрещенья.

Лицо Ирочки озарилось счастливой улыбкой и я дочитал до конца третье четверостишие:

И падали два башмачка

Со стуком на пол.

И воск слезами с ночника

На платье капал.

И все терялось в снежной мгле

Седой и белой.

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Я прилёг рядом со своей королевой и продолжил:

На свечку дуло из угла,

И жар соблазна

Вздымал, как ангел, два крыла

Крестообразно.

Мело весь месяц в феврале,

И то и дело

Свеча горела на столе,

Свеча горела.

Лёжа рядом с Ирочкой я улыбнулся, продекламировав последние строки, и обнял девушку. Глаза её сверкали от восторга. Она покрыла моё лицо поцелуями:

— Боренька, я столько раз читала это стихотворения, представляла себя, как всё происходит, но никогда не думала, что мой любимый прочитает мне именно эти стихи. Ты ведь ни разу не читал мне ни одного стихотворения Пастернака. Ты, наверное, оставил его нетронутым специально для этого?

— Да, любимая. — ответил я — А потом я прочитаю тебе ещё одно стихотворение и тогда тебе станет легко и спокойно. Ты будешь после этого вне себя от радости, любимая.

Ира вздохнула:

— Боренька, я и так вне себя от радости. Знаешь, я так счастлива, что мы встретились наконец-то, что даже не верю в своё счастье.

Хотя время слов закончилось, я не перестал говорить и продолжал признаваться Ире в любви. Начав воспевать её в прозе, через какое-то время, замерев, я поцеловал свою девушку и начал читать обещанные стихи великого шотландца:

Меня в горах застигла тьма,

Январский ветер, колкий снег.

Закрылись наглухо дома,

И я не мог найти ночлег.

По счастью, девушка одна

Со мною встретилась в пути,

И предложила мне она

В ее укромный дом войти.

Я низко поклонился ей

— Той, что спасла меня в метель,

Учтиво поклонился ей

И попросил постлать постель.

Она тончайшим полотном

Застлала скромную кровать

И, угостив меня вином,

Мне пожелала сладко спать.

Расстаться с ней мне было жаль,

И, чтобы ей не дать уйти,

Спросил я девушку: — Нельзя ль

Еще подушку принести?

Она подушку принесла

Под изголовие мое.

И так мила она была,

Что крепко обнял я ее.

В ее щеках зарделась кровь,

Два ярких вспыхнули огня.

— Коль есть у вас ко мне любовь,

Оставьте девушкой меня!

Был мягок шелк ее волос

И завивался, точно хмель.

Она была душистей роз,

Та, что постлала мне постель.

А грудь ее была кругла,

— Казалось, ранняя зима

Своим дыханьем намела

Два этих маленьких холма.

Я целовал ее в уста

Ту, что постлала мне постель,

И вся она была чиста,

Как эта горная метель.

Она не спорила со мной,

Не открывала милых глаз.

И между мною и стеной

Она уснула в поздний час.

Проснувшись в первом свете дня,

В подругу я влюбился вновь.

— Ах, погубили вы меня!

Сказала мне моя любовь.

Целуя веки влажных глаз

И локон, вьющийся, как хмель,

Сказал я: — Много, много раз

Ты будешь мне стелить постель!

Потом иглу взяла она

И села шить рубашку мне,

Январским утром у окна

Она рубашку шила мне...

Мелькают дни, идут года,

Цветы цветут, метет метель,

Но не забуду никогда

Той, что постлала мне постель!

Подняв мою королеву на руки, я вышел из палатки и вошел вместе с ней в воду. Тёплая, чистая вода ласкала наши тела своими нежными пальцами. Мы стояли погрузившись в воду по самые плечи и целовались. Юля была счастлива и в какой-то момент призналась мне со смехом:

— Борька, ты просто невообразимый человек. Не знаю, какими бывают молодые боги на самом деле, но ты точно молодой бог. Знаешь, я даже не ожидала, что ты окажешься таким. Юношам в твоём возрасте, это совсем не свойственно.

Вздохнув, я улыбнулся:

— А я и не юноша, любимая. Ты обнимаешь юное тело парня, которому ещё нет шестнадцати, но на самом деле, этой осенью мне исполнится шестьдесят. Отсюда и происходят мои уравновешенность, терпение, умение делать то, чего просто не дано мальчишкам в силу их неопытности и отсутствия знаний. Наконец, моё знание пяти языков, любимая, но вместе с тем я юн душой, азартен, энергичен и я всё тот же Борька Картузов по прозвищу Карузо. Любимая, если бы не нечто фантастическое, то я не обнимал бы тебя сейчас, а метался в бреду между жизнью и смертью, находясь в больничной палате, а Женька Толкач дожидался того момента, когда я очнусь и стану рассказывать, как те пять подонков меня убивали. Меня спасло только то, что их главарю вздумалось надо мной надругаться и они перестали бить меня ногами. В общем, когда стал готовиться это сделать, я пришел в сознание и из остатков сил ударил его ногой в пах. Он схватил чей-то нож и воткнул его мне в спину, но всё же не убил. Мне удалось выползти из-за гаража и кто-то из учителей увидел меня через окно. Так что я и тот, и не тот Борька Картузов. Но знаешь, любимая, тот Борька никогда не позволил бы себе полюбить тебя, хотя и был бы поражен твоей красотой. Он был очень ответственный малый и обожал стихи Роберта Бернса, особенно ту балладу, которую я тебе прочитал, и хотя изредка посматривал на одноклассниц, никогда к ним не подходил. Ирочка, тот Борька Картузов прекрасно понимал, что первую любовь нужно ценить больше всего на свете и именно твою любовь, а не свою.

Я замолчал и улыбнулся. Ира почему-то сразу поверила мне, а может быть она уже осознала, что во мне есть второе дно. Она не стала вырываться из моих объятий, а наоборот, сама обняла меня ещё крепче. Целуя моё лицо, она громко сказала:

— Я знаю, почему это произошло, Боренька. Это Бог дал тебе шанс поквитаться с ними. Боже, неужели ты пришел ко мне из будущего? Теперь мне многое стало понятно. Я сразу почувствовала, что ты необычный человек.

Опустив руки, я негромко сказал ей:

— Ира, это не бог послал меня к тебе, а почти такие же существа, как и мы. Они находятся то ли рядом, то ли где-то далеко, но всё же наблюдают за нами. В моём времени дела обстояли очень плохо и, как мне это объяснили уже здесь, всё закончилось страшной войной. Подробности мне неизвестны, но я знаю, что они послали меня в семидесятый год для того, чтобы я изменил мир и не допустил этого. Всё, что у меня имеется для этого, это возможность получать любую информацию через мой компьютер, который стоит на столе в моём домашнем кабинете, но я могу видеть его здесь в любой момент. У меня есть доступ ко всем компьютерам планеты, а в них хранится огромное количество информации чуть ли не обо всём на свете.

Девушка и к этому отнеслась спокойно. Она кивнула и сказала:

— Значит ты должен сделать это. Если эти существа, инопланетяне, послали тебя в прошлое, то только ты сможешь это сделать, Боря, иначе они выбрали кого-нибудь другого.

Через минуту мы снова были в палатке и вышли из неё только через пару часов, накрыли стол и позавтракали. С шампанским, от которого слегка захмелели. Вино привело нас в весёлой и игривое настроение, но я всё же сначала убрал со стола и только после этого мы принялись носиться по берегу с визгом, криками и хохотом. В общем мы резвились, купались в реке, ныряли с ветки самой большой вербы в воду, а потом расстелили на траве покрывало и загорали.

Потом до глубокой ночи, часов до трёх, я рассказывал Ирочке о себе и, наконец, признался ей что мне известна её история, сказав, что уже предпринял всё, чтобы те подонки были сурово наказаны. Она даже не стала меня ни от чего отговаривать, да, это и не помогло бы. А ещё моя невеста спрашивала, чем она может мне помочь. Увы, но я пока что и сам не знал, что именно мне следует предпринять и порка что просто готовил материальную базу. О том, что произошло с нашей страной, я рассказал ей коротко, самую малость, но и этого хватило, чтобы она воскликнула:

— Какой кошмар!

— Ира, — сказал я, — меня как раз и послали в прошлое для того, чтобы я всё изменил. Ничего, время у меня есть и я что-либо придумаю, но ты можешь быть уверена в одном, тебе предстоит застилать мне постель очень-очень долго, всю твою жизнь.

Глава 6

Важное решение

Мы проснулись в половине девятого утра. Тёплая, как парное молоко, вода, окончательно пробудила нас. За ночь у меня разыгрался просто волчий аппетит. Пока Ирочка, положив на траву два куска фанеры, накрыв их клеёнкой, разогревала рядом привезённый из дома мясные блюда, картошку, готовила салат и накрывала на стол, я вытащил вентерь.

За вчерашний день и нынешнюю ночь в него набилось ведра три рыбы, причём довольно крупной, чего я в принципе и ожидал. Это были в основном караси и лещи, но каким-то образом в него попали ещё и три судака длиной мне по локоть. У меня имелись с собой два прочных мешка из-под полиэтилена, так что скоро можно будет пить пиво с лещами и я принялся быстро сортировать рыбу и нанизывать лещей и карасей на куканы, судаки же просто просились на сковородку немедленно. Привязав куканы к припасённым загодя колышкам из толстой стальной проволоки, я выпотрошил и почистил судаков. Сковородку, как муку и масло, я тоже прихватил с собой. Пока Ира заканчивала нарезать салат, я быстро пожарил рыбу и выложил её на большое фарфоровое блюдо, чтобы поставить в центре стола и когда сделал этот завершающий штрих, моя невеста воскликнула:

— Борька, какой ты у меня хозяйственный! Мы хотя и на пикнике, у тебя всё есть, даже бокалы для шампанского, а вот рюмок для коньяка ты не захватил. — Поставив на стол бутылку трёхзвёздочного армянского коньяка, Ирочка с улыбкой призналась мне — Боренька, это я взяла на тот случай, если мне, вдруг, сделается страшно, когда лягу с тобой в постель. Знаешь, тогда бы я выпила полбутылки коньяка и всё равно отдалась тебе, но ты был так нежен со мной и мне было так хорошо и приятно, что никакой коньяк не понадобился. Ох, Боренька, как же мне хорошо с тобой. Ты такой надёжный.

Улыбнувшись своей любимой, я сказал:

— Нет, моя девочка, сегодня никакого коньяка или шампанского. Мне ведь садиться за руль. Оставим его на вечер. Хотя у меня и небольшая комнатка, совсем рядом есть ванная, но что самое замечательное, у меня очень удобная и совсем не скрипучая тахта, пусть и не очень широкая, но я ведь не выпущу тебя из объятий до утра.

Ира радостно согласилось:

— Это мне понравилось больше всего. А твои родители на тебя за это не рассердятся Боря?

Усмехнувшись, я успокоил её:

— Не волнуйся на их счёт, любимая. С ними у меня полное взаимопонимание. Ну, вместо шампанского давай выпьем по бокалу "Дюшеса", хотя тебе я могу налить и шампанского.

— Нет, давай и его оставим на вечер. — отказалась Ира.

Мы здорово проголодались и от всей души набили животы сациви с отварной молодой картошечкой, жареным судаком и салатом из первых помидоров и огурцов, правда, купленных на рынке. Две трети судака осталось и я, помыв кастрюлю, сложил в неё рыбу, пожаренную моим особым, фирменным образом, во фритюре, отчего получилась изумительная, хрустящая корочка. Наступило время релаксации. Я вытащил из палатки наше надувное ложе, постелил на него два одеяла, затем простыни и мы снова легли загорать. Белая кожа моей любимой за вчерашний день уже успела немного загореть, но не покраснела, а сделалась золотисто-кремовой. Мы лежали тихие и умиротворённые, и разговаривали вполголоса. Вчера я не стал расспрашивать Иру ни о чём, но сегодня не вчера, и потому, держа её головку на своём плече, поцеловав, спросил:

— Иришка, расскажи мне о том, что произошло год назад.

Моя королева напряглась лишь на мгновение, но быстро расслабилась и удивлённым голосом сказала:

— Как странно, ты сейчас напомнил об этом, Боренька, но я не заплакала и у меня не началась истерика. Да, всё правильно, любимый, ты оказался самым лучшим целителем. Ты просто вытеснил собой всё негативное и теперь я, как бы смотрю на себя, прежнюю, со стороны. Хотя знаешь, кроме того, что они разорвали на мне платье и стащили с меня трусики, ничего ведь не случилось. Хотя со мной и случилась в тот момент просто дикая истерика, в моём сознании сработал инстинкт самозащиты и я стала так отбиваться, что даже разорвала ему губу и повредила глаз. Думаю, что он навсегда останется теперь косым. Они заманили меня к себе хитростью. Вадим сделал вид, что напился, а его дружок, Павел, стал упрашивать меня помочь довезти этого верзилу до дома и я, дура, согласилась. Когда они втолкнули меня в квартиру, я оцепенела от неожиданности, но когда эти негодяи швырнули меня на тахту и стали срывать с меня трусики и разрывать на мне платье, словно взорвалась. Вадим уже снял с себя штаны, навалился на меня всей своей тушей и принялся слюнявить мне лицо своими мерзкими, толстыми губами, а его дружок помогал ему. Вот тогда-то я, словно взорвалась, вцепилась ему в рожу и с такой силой выгнулась всем телом, что перебросила его через себя и он врезался в сервант. После этого я набросилась на Павла и стала бить его. Вадим так перепугался, что выбежал из квартиры в одной майке, а потом к нему присоединился его дружок и я разревелась. Соседи вызвали милицию и она быстро явилась. Ещё бы, ведь это же дом на набережной а не квартира в Перово. Сначала был составлен акт о попытке изнасилования и этих ублюдков забрали в милицию, а потом отец Вадима, он заместитель министра, надавил на милицию, подговорил соседей и всё стали переворачивать с ног на голову и если бы не тётя, то меня точно посадили бы. Она в хороших отношениях с помощником Андропова, они вместе учились, и дело удалось замять, но мне предложили уехать из Москвы. Так я и оказалась в твоём городе и, как сейчас поняла, на своё счастье. В ту ночь мне, наверное, помогло то, что я до середины четвёртого курса занималась гандболом, была нападающей в сборной университета, а потом, как говорили все наши девчонки, мне привалило вот это богатство, — Ирочка взяла мою руку и положила её к себе на грудь, — и мне пришлось бросить спорт. Знаешь, сколько не бинтуй грудь, всё равно и бегать с таким бюстом, у меня же четвёртый номер, тяжело, и больно, когда бьют, а в таком виде спорта, как гандбол, это запросто.

Я поцеловал её и восторженным голосом сказал:

— Твои подружки были правы, Иришка. Никогда в жизни я ещё не видел женщину с такой фигуркой и такими изумительными формами. Ты у меня просто прелесть, моя девочка. Об этих подонках можешь забыть, я уже очень скоро подведу их обоих под такую статью, что они не обрадуются. Измена родине это не девушек насиловать. Если бы меня не отправили в моё же собственное тело в семидесятый год, то это сошло бы им с рук, а так, через каких-то полгода, когда Вадим с помощью Павла попытается продать папенькины секретные документы, его контора повяжет. Ты не единственная девушка, с которой они так поступили, но ты единственная, которая смогла дать им такой решительный отпор. Ничего, любимая, я займусь тобой всерьёз и научу тебя приёмам боевого самбо, карате и джиу-джитсу. Это тоже хорошая штука. А ты знаешь, Иришка, я ведь тоже москвич. После армии поступил в "Плешку", закончил её, потом учился в аспирантуре. Тоже спортом занимался, только самбо и даже был чемпионом Универсиады в тяжелом весе. Полежим часика полтора и начнём.

Ира прижалась ко мне потеснее:

— Боренька, давай лучше займёмся не самбо.

Целуя свою королеву, строго сказал:

— Отставить глупые мечты. Заниматься любовью на полный желудок это не есть хорошо. — Улыбнувшись, я добавил — Девочка моя, у нас с тобой вся ночь и долгая-долгая жизнь впереди.

Девушка спросила:

— Ты действительно хочешь, чтобы я поехала к тебе домой?

— Да, и это не просто просьба. — ответил я — Не волнуйся, мои родители переживут это спокойно, без истерик.

Немного помолчав, она сказала:

— Борька, тебе нужно им обо всём рассказать.

Я вздохнул:

— Да, скорее всего ты права, любимая. Так действительно будет лучше. Только знаешь, не надо извещать об этом тётю. Пойми меня правильно, Ира, я ведь останусь в прошлом навсегда только в том случае, если мне удастся изменить будущее, а потому должен быть осторожен. В тебе я уверен на все сто процентов уже только потому, что нас свела судьба, а она выпала на нашу долю не самая приятная. Мы оба пережили в жизни трагедию.

Ира звонко чмокнула меня:

— Которая в моей памяти развеялась, как давнишний сон, пусть и страшный. Это всего месяц назад я знала только одну дорогу, от дома до работы и отваживалась выходить за дверь только потому, что у меня на плечах были погоны. Они внушали мне хоть какую-то уверенность, а о том, чтобы пойти в парк, посидеть в кафе, а потом ещё и обниматься в парке на скамеечке с парнем, у меня и в мыслях не было. Знаешь, Боря, я ведь была совсем инфантильной девочкой, всегда мечтала о принце и когда ты вошел с огромным тортом и цветами, сначала испугалась. Особенно когда ты стал изображать из себя хулигана, хотя и понимала, что ты шутишь. Но потом ты назвал меня королевой и стал воспевать мою красоту так, что у меня сердце оборвалось. Ну, а когда ты сказал, что станешь читать мне сонеты Петрарки, то я чуть было не расплакалась и ты ведь не обманул меня. Когда же ты действительно продекламировал и причём блестяще, двенадцатый сонет Петрарки, то я уже была в тебя влюблена и жалела только о том, что ты так молод. Потом был этот совершенно фантастический экзамен и я совсем растерялась. То, что ты читал мне стихи утром, в обед и вечером, сняли боль с моей души, все страхи и знаешь, любимый, когда ты звонил мне и читал стихи, а все девочки из паспортного стола и мои сослуживицы заранее подсаживались поближе, то мне было так приятно, что я ты этого даже себе не представляешь. И вот ведь что удивительно, Боренька, я мечтала о юном принце, а в меня влюбился мудрый, пожилой король, имеющий такое красивое, мускулистое и сильное тело юного принца. Как же сильно я люблю тебя, мой прекрасный юный, но такой мудрый и просвещённый король. У тебя, наверное, было в твоей долгой жизни много женщин, Борька?

В таких случаях, врать женщинам бесполезно. Поэтому я улыбнулся и честно признался:

— Да, моя королева, много. Увы, но я всё время искал ту единственную, которая заменит мне всех женщин на свете, но нашел её только в своём собственном прошлом. Ира, я был четырежды женат, у меня шестеро детей, все они любят меня и с четырнадцати лет жили со мной, а не со своими матерями, но иногда, на мой день рождения, все мои четыре бывших жены приходят чтобы поздравить меня и это нисколько не смущало мою любовницу. Последний раз я развёлся четыре года назад, года два у меня не было постоянной любовницы, а потом я познакомился с тридцатилетней, замужней женщиной и та ради меня бросила мужа и пришла жить ко мне вместе с сыном. В промежутках между браками у меня было десятка три увлечений, но ни одна из женщин или девушек, а в меня ведь влюблялись и восемнадцатилетние девчонки, не завладела моим сердцем, как ты. Вообще-то я боец, солдат и работяга, хотя и кандидат экономических наук и у меня три высших образования. Я служил в десантных войсках и умею хорошо драться, мастер спорта по самбо, но гораздо лучше владею боевым самбо. Неплохо владею приёмами карате и джиу-джицу, хотя и хуже, чем боевым самбо, но зато отлично работаю с китайским боевым шестом и нунчаками, пробовал себя в японском фехтовании и немного преуспел в этом, но ножи метаю всё же лучше. Так что я действительно способен постоять за себя. То тело, которое тебе так нравится, чепуха по сравнению с тем, каким ты его увидишь через полгода, но это всё ерунда, ведь я, в первую очередь, пахарь. Большая часть моих умений здесь не пригодится, но помимо того, что я хороший автослесарь и автомеханик, умею отлично шить, не хуже мамы, делать выкройки, могу даже тачать обувь, шить шубы и шапки. Не говоря уже о том, что я матёрый дачник. В общем со мной тебе голод точно не грозит и ты будешь одета с иголочки.

Ирочка восхищённо ахала, когда я деловито и спокойно рассказывал о себе и о том, какой путь прошел в своей жизни от покалеченного парня с травмой позвоночника, который вытаскивал себя из инвалидности на зубах, до хозяина далеко не бедствующей компании, вхожего в несколько западноевропейских, американских и китайских банков и инвестиционных компаний, а когда умолк, то спросила:

— Боря, а что такое нунчаки? Как ты ими работаешь?

После нашего позднего завтрака уже прошло больше часа и потому я быстро поднялся, достал из палатки нунчаки и метательные ножи, вложенные дерматиновые кармашки. Бросив нунчаки себе под ноги, я с расстояния в пятнадцать метров вонзил все шесть ножей ствол вербы, причём кучно. Подбросив нунчаки ногой, я принялся медленно их раскручивать и вскоре они закрутились в моих руках с бешеной скоростью. При этом, как и работая с боевым шестом, я стремительно передвигался по траве перед Ирой, показывая ей свою ловкость и координацию движений. Через четверть часа, совершенно не запыхавшись, я подошел к ней, бросил нунчаки на траву и стал показывать некоторые простые, но весьма действенные приёмы боевого самбо джиу-джицу, однако, девушка после сытного завтрака была слишком вялой и потому, махнув рукой, я миролюбиво сказал:

— Нет, моя девочка, с этим делом нужно повременить.

Рассмеявшись, Ирочка погладила себя по животику и сказала, соглашаясь со мной:

— Да, сытое брюхо к ученью глухо. Боря, а как выглядят компьютеры в твоё время и как ты работаешь на нём? Это наверное очень сложно и нужно долго учиться?

Помотав головой и воскликнул:

— Что ты! Проще пареной репы. Валюшка, моя младшенькая доченька, уже в три годика спокойно включала комп и гоняла игрушки на нём. Жаль, что ей не суждено родиться, если конечно, ты не согласишься родить мне семерых детей, одна за всех моих четырёх жен и пятую любовницу, которая полтора месяца назад была на четвёртом месяце. Увы, но я могу только нарисовать тебе компьютер и то, как выглядят картинки на его экране. Правда, я могу сесть, зайти на какой-нибудь сайт и прочитать всё, что ты захочешь.

Иру увлекла эта идея и она воскликнула:

— Ой, как здорово! Давай так и сделаем?

На пикник я прихватил с собой специально изготовленный для походов раскладной стол и два складных табурета. Убрав всё со стола, я встал возле него и задумался. Если меня специально отправили в прошлое, причём не полностью, а лишь одно только моё сознание, которое "вселили" в тело шестнадцатилетнего меня, значит на то имелись какие-то причины сугубо технического характера. То есть перенос живого человека в прошлое попросту невозможен. Раз так, то кто-то просканировал мой мозг, считал из него всё до последней мыслишки, а затем записал всё на мой же собственный мозг, только на тот, который я имел в неполные шестнадцать лет почти сорок четыре года назад. Что из этого следует?

А из этого следует такая ситуация: если я, садясь за стол или даже верстак кладу на него руки, но не с целью чего-нибудь съесть, то сразу же вижу свой комп и могу войти через него во все компы двадцать первого века и считать любую информацию. О чём это может говорить? Только о том, что те двое инопланетян, мужчина и женщина, которые очень похожи на нас, людей-человеков, каким-то образом проникли во все компьютеры, скачали с них информацию, а потом, отправив моё сознание в прошлое, сами тоже туда отправились и теперь, находясь то ли совсем рядом, то ли очень далеко передают её мне прямо в мозг, а это, стало быть — телепатия.

Думаем дальше. Если я в состоянии принять этот телепатический сигнал, то скорее всего меня не оставили при этом в таком положении, что я ничего и никому не могу доказать. То есть от моего мозга должен идти какой-то отраженный телепатический сигнал и если так, то значит есть такие люди, которые могут его принять, допустим такое, просто сидя рядом со мной. Раз так, то это можно проверить одним единственным способом. Широко заулыбавшись, я немедленно стал одеваться сам и попросил свою девушку:

— Ира, оденься, пожалуйста, я хочу проверить одну сумасшедшую теорию и мне кажется, что так оно всё и есть на самом деле.

Как только девушка оделась, я сел за стол, посадил Иру рядом с собой на второй табурет и взволнованно спросил:

— Ты видишь что-нибудь, Иришка?

— Ой, Боря! — удивлённо воскликнула моя невеста — Я тоже вижу перед собой какой-то широкий, чёрный телевизор. Слушай, неужели в ваше время делали такие телевизоры? Он же совсем тонкий, чуть толще папки.

Дрогнувшим голосом я задал ещё один вопрос:

— Ирочка, что написано на экране?

Она ответила:

— "Яндекс", Боря, а что это такое?

Потрясённым голосом я ответил:

— Не знаю, Ирочка. Это наверное произошло потому, что мы с тобой сделались, чем-то вроде одного целого, а "Яндекс" это название поисковой системы, которой я пользуюсь. Послушай, Иришка, привстань на минуточку и скажи мне, когда исчезнет монитор моего компьютера. В общем встань позади меня так, чтобы быть в полуметре от меня, позади.

Ира послушно встала и огорчённо сказала:

— Борь, всё исчезло и я вместо телевизора вижу наш стол, а за ним лесок на берегу речки. Можно я снова сяду? Мне так интересно заглянуть в наше далёкое будущее. Ты мне покажешь его?

— Конечно, любимая. — ответил я и добавил — Только сядь точно так, как ты сидела минутой раньше.

Ира села и радостно воскликнула:

— Ой, я снова вижу твой компьютер, Борька! А ещё я вижу письменный стол, перед телевизором лежит какая-то странная чёрная, большая пишущая машинка, из-под твоей руки видна прозрачная штучка, которая светится изнутри красным, а чуть дальше стоит фарфоровая чашка на блюдечке. Ещё я вижу впереди большую, красиво обставленную комнату и... Ой, это же Москва за окном, набережная, а за ней парк Горького!

Облегчённо вздохнув, я принялся лазать по всему Инету, выискивая сайты с самыми лучшими видеороликами новостей, звук был громкий и отчётливый. Часа четыре я только и делал, что показывал Ире тот мир, в котором совсем недавно жил, а также свой домашний архив, включая всех своих жен и детей. После этого мы снова разделись побежали купаться, а когда через пару часов выходили на берег, я сказал:

— Иришка, пора собираться домой.

Моя невеста сразу же согласилась. У меня в голове всё шумело и гудело от радости. Главное заключалось в том, что я доказал Ире, что могу найти в Интернете любую информацию. При ней я залез во внутреннюю, локальную компьютерную сеть ФСБ и показал досье на Вадима и Павла, о преступлении которых стало известно только тогда, когда Советского Союза не стало и их было не за что наказывать. К тому же они стали важными птицами, оба были министрами в правительстве Егора Гайдара, да, и при Ельцине тоже трудились отнюдь не дворниками. Досье на них ФСБ получило от сотрудников ЦРУ, ненавидевших этих гадов за алчность, беспринципность и подлость, но даже оно никак не повлияло на их карьеру и оба стали миллионерами.

Результаты эксперимента хотя и не удивили меня, всё же самым наглядным образом доказали, что я сделал правильно, рассказав обо всём своей невесте. Она у меня девушка не только красивая, но и умная, а две головы намного лучше, чем совсем без мозгов. Мне сразу же стало интересно, что произойдёт, если посажу рядом с собой другую девушку, а не ту, в которую влюбился в полном соответствии с возрастом своего тела? А может быть это может быть и мужчина, хотя вряд ли. Да, такое с первой попавшейся девушкой это делать нельзя, разболтает на весь город и мне от этого будет только хуже, а вот попросить маму или отца сесть рядом с сыном на стул за одним столом и посидеть несколько минут плечо в плечо, это запросто, нужно только рассказать им обо всем. Поэтому я не стал поднимать этого вопроса и мы отправились в обратный путь. Домой я хотел приехать ещё засветло. Чтобы довести рыбу живой, я нарвал травы, затолкал её в мешки, обильно полил водой, заложил в них куканы с рыбой и положил на коляску.

Со нашего с Ирочкой бережка мы уехали в половине шестого и через час я въехал во двор. Едва закрыв ворота, я тут же известил родителей, что инспектор детской комнаты милиции Ирина Владимировна Николаева моя законная невеста и переезжает от тёти в наш дом немедленно. Это они перенесли стоически, хотя мама и вздохнула. Зато отец даже не поморщился и широко улыбнулся Ирочке. Мама тоже вздыхала недолго, порывисто шагнула к ней, обняла и поцеловала, после чего повела в дом, а мы принялись заниматься рыбой. Наш песик Пират, не смотря на грозную кличку, помесь карликового шпица с какой-то такой же маленькой собачонкой, большой любитель рыбы, был готов из шкуры вылезти и я снял ему с кукана пару карасиков немного поменьше ладошки. Рыбу мы сняли с куканов в две железные ванны и наполнили их водой. Она вся была живой и потому могла подождать несколько часов. Быстро разгрузив коляску, мы занесли вещи в дом. Мама и Ирочка уже накрывали на стол и о чём-то негромко разговаривали.

Ну, а я немедленно метнулся к плите и принялся разогревать жареного судака в духовке. К нашему возвращению мама тоже наготовила много чего вкусного. Судака мы съели всего одного, самого маленького, так что на ужин хватит всем. Отец очень удивился, узнав, что судаки по собственному желанию забрались в вентерь. Через полчаса мы сидели за накрытым столом и праздновали нашу с Ирочкой помолвку. На стол я выставил шампанское для дам и коньяк для мужчин. Мой отец хотя и малопьющий и не в том смысле что ему постоянно мало, давно уже косился на армянский коньяк, но на стол была выставлена бутылка, прихваченная моей невестой. Зачем она брала её с собой на пикник, я не сказал. Отец произнёс тост, мы выпили и приступили к трапезе. Ира толкнула меня локотком в бок и сказала:

— Борь, ну, давай, рассказывай.

— Рано, — сказал я, — пусть родители спокойно покушают, а то ведь и от радостных известий иногда пропадает аппетит.

В действительности же я просто не знал, как рассказать маме и отцу о том, кем являюсь на самом деле. Мы поужинали и за ужином рассказали о том, на каком чудесном берегу провели два прекрасных дня. После того, как посуда была убрана со стола, мама внесла в зал и поставила медовый торт "Зебра", который испекла к нашему возвращению и принялась разливать чай по большим чашкам. Мы с отцом уже выпили по три рюмки коньяка и я налил себе и ему по четвёртой, а маме и Ирочке по первой. Мама сразу же с опаской спросила:

— Борь, а мне плохо не станет от шампанского и коньяка.

Улыбнувшись, я успокоил её:

— Мамуля, ещё ни одной женщине не стало плохо от коллекционного, марочного "Советского шампанского" и просто великолепного армянского коньяка. Однако, дорогие мои родители, я прошу вас не спешить с коньяком. Сначала выслушайте рассказ вашего сына...

Сделав такое вступление, я намахнул рюмку коньяка, вздохнул и принялся рассказывать им историю своего попадания в "попаданцы" и чем дальше я углублялся в неё, тем всё более и более потрясёнными делались их лица, а когда я дошел до той её части, в которой говорилось об избиении их сына греками, обкурившимися перед тем анаши, мама побледнела и я сказал, налив себе пятую рюмку коньяка:

— Так, мама, папа, Ирочка, на тебе тоже лица нет, хотя ты уже всё это слышала, быстро выпили коньячку. Это помогает.

Мои родители и Ирочка послушно выпили коньяк и у мамы на щеках действительно быстро появился здоровый румянец и я продолжил свой рассказ, который продолжался уже больше полутора часов и через час закончил его. Отец потряс головой и сказал мне внезапно севшим голосом:

— Борька, хотя ты говорил очень убедительно, я всё равно не могу поверить в такое.

Ухмыльнувшись, я сказал:

— Батя, кому-кому, а тебе я легко могу доказать это и вот чем, внимай сыну — ты заканчивал службе на лёгком крейсере проекта шестьдесят восемь бис "Александр Невский", тридцатого мая пятидесятого года, он был заложен на Адмиралтейском судостроительном заводе номер сто девяносто четыре в Ленинграде, а вступил в строй пятнадцатого февраля пятьдесят третьего года и вошел в состав Северного Флота, но и это ещё не всё, я ведь могу назвать все технические характеристики твоего крейсера, имена всех командиров и офицеров на нём служивших, а также имена всех, понимаешь, абсолютно всех матросов, старшин, боцманов и мичманов. У меня в Москве остался стоять на столе включённый компьютер и стоит мне где угодно положить руки вот так, как я его моментально вижу. Между прочим, Ирочка тоже, а что касается вас, так это мы сейчас быстро проверим. Кстати, батя, я только поэтому я и смог отметелить тех подонков, которые меня чуть было не искалечили. Я служил в войсках дяди Васи.

Отец потрясённым, взволнованным голосом спросил:

— Борька, неужели тебе шестьдесят лет?

Кокетливо улыбнувшись и сложив ручки, словно собачка, выпрашивающая косточку, лапки, я ответил:

— Батя, девушке столько лет, на сколько она выглядит, — и сердито добавил, — да, мне скоро стукнет шестьдесят, но в своём будущем, которого уже нет, Земле пришел кердык, я крепкий, цветущий мужик, у которого любовница хотя и вдвое моложе, а всё-таки частенько просит пожалеть её и дать поспать спокойно. Не смотря на это у неё имелся реальный шанс стать моей пятой женой потому, что она должна была родить мне седьмого ребёнка. Теперь Ире предстоит сделать это за всех четверых моих жен и любовницу одной. Все шестеро моих детей жили по большей части со мной, да, и бывшие жены то и дело пытались залезть ко мне в койку при каждом удобном случае и это им удавалось сделать, я же добрый, хотя трое из них давно уже замужем. За это, мамуля, ты их нещадно критиковала и говорила открытым текстом: — "Дуры, что имели не хранили, потеряли, не вернёте". В общем так, любимые, обожаемые мои родители, примите это, как данность и никому об этом не говорите, не то мне каюк. Меня же закроют в какую-нибудь психушку и начнут выкачивать из все сведения о врагах, а мне, между прочим, поручено во что бы то ни стало изменить ход всей дальнейшей истории. Поэтому, батя, завтра ты пойдёшь ЖЭК или куда там нужно, и начнёшь выколачивать из них разрешение на пристройку, ты, мамуля, работаешь в прежнем режиме, а ты, Ирочка, завтра же подашь заявление на отпуск с последующим увольнением, после чего пойдёшь преподавателем в юридический институт.

Ирочка тут же взмолилась:

— Боря, я не смогу, мне ведь всего двадцать три года.

— Отставить ныть слёзы! — Сурово сдвинув брови шутливо скомандовал я и добавил — Девочка моя, с моим компом перед носиком, ты заткнёшь за пояс всех преподов. В общем, дорогие мои и любимые, мне нужны крепкие тылы и хорошая, по нашим, советским меркам, материальная база. Для начала я намерен выступить в качестве Нострадамуса и тайком канализировать в КГБ и МВД информацию о всех крупных преступлениях, которые произойдут в ближайшее время, чтобы поставить контору и ментовку на уши и помочь родной стране. Начну я с двух негодяев, отца и сына Бразинскасов, которые пятнадцатого октября угонят самолёт в Турцию и при этому убьют девушку. Всё, а теперь давайте, наконец, попьём чаю. Ирочка, наша мамуля умеет печь замечательные торты, но я тоже знаю кое-какие рецепты.

Мои слова подействовали и мы стали пить холодный чай с чудесным тортом, а потом пошли во двор заниматься рыбой. Ну, этим занимались мы с отцом, а мама с Ирочкой ушли в дом, шушукаться о своём, о девичьем. Спать мы легли довольно поздно, около двенадцати, но уснули ещё позже, часа в два ночи. Нисколько не стесняясь родителей, пусть двери закрывают по плотнее, мы занимались любовью. Они, кажется, тоже, но меня это совершенно не волновало. Зато мне очень понравилось, как заблестели глаза у мамы, когда она узнала, что в январе семьдесят второго родит чудесную девочку, которую отец назовёт, как и маму, Людмилой, но она будет зваться не Милой, а Люсей, моя любимая сестричка и мой самый строгий критик на старости лет. В любом случае я остался очень доволен тем, что обо всём рассказал самым любимым и близким мне людям на свете.

Мы проснулись в шесть утра, я быстро приготовил завтрак и каждый занялся своим делом. Мы с Ирочкой одним и тем же, но только с утра. На работу на этот раз я поехал на мотоцикле и моя невеста сидела за спиной, крепко обхватив меня руками. К дому, где жила Ира, мы приехали в половине восьмого, застали Эльвиру Михайловну и тут же, прямо с порога вывалили ей на голову всё то, о чём мы договорились. Та улыбнулась и спросила:

— А почему бы вам не жить здесь, деточки?

Я со вздохом принялся, загибая пальцы на руках, рассказывать о своих обязанностях по дому и под конец сказал:

— А ещё от нашего дома до юридического института всего десять минут ходьбы пешком.

Ирочкина тётя улыбнулась и согласилась:

— Да, это уважительные причины, Боренька. Как же тебе удалось уговорить Ирочку отважиться на это?

— Моя невеста притворно всхлипнула и стала жаловаться:

— Да, как же, так и стал он меня уговаривать. Он просто взял и приказал мне увольняться из милиции и идти преподавать психологию в юридический институт. Ты же сама говорила ему, что вам это разрешили, вот он и вспомнил. Знаешь, тётя, какой он строгий? Боря даже шоферов у себя на работе муштрует и те его слушаются. Я звонила Игорю Ивановичу, спрашивала, как дела у моего подопечного хулигана. Он и сам этому удивляется.

Все втроём мы громко рассмеялись, я галантно поцеловал Эльвире Михайловне руку, потом поцеловал Иру и поехал на работу. Там меня ждали две неприятные новости и вполне запланированное и довольно хорошее известие. Первая неприятность заключалась в том, что из больницы вышел слесарь Авдеев, брат матери Тонечки Авдеевой, бывший уголовник. Это был коренастый мужчина лет сорока, немного ниже меня ростом, но пошире в плечах, весь в татуировках, развязный, наглый и скандальный. С его возвращением в нашу бригаду у всех сразу же испортилось настроение, даже у нашего бригадира, Семёныча. Вторая новость тоже была не из приятных, нормировщики, глядя на то, как мы с Жекой работаем, надумали срезать расценки. Из-за этого Эдуард Авдеев по прозвищу Шнырь, тут же попёр на меня буром. Выслушав его, я ответил ему коротко, но внятно и понятно:

— Заткнись. — Повернувшись к мужикам, я сказал — Ребята, я сейчас пойду к начальнику цеха и поговорю по поводу расценок.

Шнырь тут же угрожающе сказал:

— Вот пойди и разберись, а то я тебя разберу на запчасти.

Ухмыльнувшись, я от злости согнул ключ на семнадцать и усмехнулся:

— Шнырь, а слово за

* * *

шься как пишется, с мягким знаком или без? Научишься его грамотно писать, тогда и раскрывай рот.

Шнырь рот раскрыл, а вот закрыть забыл и я спокойно ушел. Достав из своего ящика полтора десятка страниц с технико-экономическим обоснованием, которое давно уже составил, первым делом я зашел к нормировщицам и поинтересовался, правда ли или нет, что нам собираются урезать расценки. Те сказали, что им поручили всё посчитать, но пока что такого приказа нету. После этого я пошел в кабинет начальника цеха и когда секретарша разрешила мне войти, с порога сказала:

— Здравствуйте, Сергей Митрофанович. Я только что был у нормировщиц и девочки сказали, что им поручено посчитать расценки нашего участка в сторону уменьшение. Думаю, что это связано с тем, что мы с Женькой очень уж ударно работаем. Если это так, то я немедленно уволюсь и пойду работать на автокомбинат. Впрочем, у меня есть и другое предложение. Вот ТЭО, которое я составил на досуге. Мы можем резко увеличить объёмы ремонта двигателей на нашем участке за счёт автомобилей сторонних организаций, в основном "Москвичей", а их в городе немало. Вся милиция на "Москвичах" ездит, да, и на предприятиях их хватает, не говоря уже про частников, их тоже можно пропускать, всё копеечка будет в казну государства через типографию капать. Дело в том, что я могу так москвичёвский движок дефорсировать и отрепетировать, что он будут тянуть, как зверь. Это же по сути немецкий движок и что с ним делать, мало кто в Союзе знает. Это раз, ну, и второе, я ведь не только над газоновскими движками умею шаманить, но и над всеми остальными тоже. У меня это врождённый дар. Так вот, я всё равно через несколько месяцев уволюсь, но даю вам честное пионерское, что научу всех слесарей новым приёмам работы. Двигатель, Сергей Митрофанович, это сердце машины, а водила её мозги, правда, очень часто основательно сбитые набекрень. Поэтому нам, двигателистам, расценки резать никак нельзя, ведь это от нас зависит, как машины будут бегать и сколько они станут сжигать соляры, бензина и масла.

Начальник цеха молча выслушал меня, взял листки и хмуро буркнул, указывая на стул:

— Сядь, а я почитаю твою писанину.

Сев на стул, я усмехнулся и подумал: — "Нет, надо мне было всё написать на английском." и принялся разглядывать его. Первую страницу Сергей Митрофанович прочитал с нахмуренным видом, но потом его лицо стало разглаживаться и последние страницы он читал улыбаясь. Аккуратно сложив их он задумчиво спросил:

— Сам писал или мать с отцом помогали? Очень уж складно написано, нет ни одной ошибки и вот ведь что самое главное, тут даже самому тупому дурню всё понятно.

Ухмыльнувшись, я ответил:

— Я вас умоляю, у меня мама швея-мотористка, а папа вообще инженер-энергодиспетчер. Всё это я написал сам и всё именно так и будет, а ещё, Сергей Митрофанович, у меня к вам будет такое предложение. Я могу написать пособие по пересыпке разных движков, то есть по капитальному ремонту и вы станете его автором. Книжица получится страниц эдак на триста, да, ещё с графиками, диаграммами и даже с рисунками. Ну, что скажете?

Начальник цеха задумчиво посмотрел на меня и спросил:

— А потянешь? Это же чертовски сложная работа. Тем более, что пособие будет, как ты говоришь, по нескольким моделям двигателей. Это, парень, вполне тянет на кандидатскую.

— Потяну-потяну, — успокоил я Сергея Митрофановича, — за пару месяцев накропаю, но не бесплатно, разумеется и не за деньги. Просто если мы с вами замутим эту эпопею с москвичёвскими движками, вы разрешите мне сбивать шабашки и, заодно, я хочу себе машинёнку прикупить со временем, а у нас за цехом двадцать первая "Волга" стоит под забором. Вы бы её списали и мне продали, Сергей Митрофанович. Тогда я в вашу книжку воткну все типы двигателей, которые ставятся на гражданские автомобили, кроме одних только карьерных самосвалов.

Начальник цеха встал, подошел к окну, посмотрел на ещё вполне дебёлую "Волгу" и, повернувшись, сказал:

— Пойдёт, Боря, а с нормировщицами я разберусь. Я знаю, чья эта инициатива, а твоё ТЭО как раз и поможет мне этого товарища посадить в калошу. Давай, иди, трудись, Кулибин.

Вернувшись на участок, я сказал:

— Всё нормально, ребята, Князев не станет расценок резать, но он мне выставил вот какое условие, я должен научить вас ремонтировать движки не абы как, а по умному и с гарантией минимум на год, не шышнадцать часов. Разумеется только тех, кто этого хочет. А ты, Жека, готовься, как только мы движок последнего "Газона" реанимируем, перейдём на другие движки.

Женька испуганно спросил меня:

— Боб, так ты же вроде бы сам говорил мне, что тебе лучше всего газоновские движки удаётся лечить.

Хихикнув, я ответил:

— Жека, я же малолетка, мальчонка слабенький и убогий, а потому берусь только за то, что полегче. — слесаря дружно захохотали — Ты когда-нибудь из "Краза" "поросёнка" вынимал? Он же тяжелее всего газоновского движка. Ну, здесь "Кразов" и "Мазов" нет, а со всеми остальными движками я справляюсь. Так что готовься, напарник. Наша с тобой работа ещё только начинается, но продлится она максимум до весны.

Женька рассмеялся и воскликнул:

— Боб, так я же как юный пионер, всегда готов.

Шнырь хотя и смотрел на меня волком, помалкивал, видимо ему уже рассказали, какие железяки я ворочаю и каких кундюлей накидал джигитам с Греческого посёлка, пусть и молодым. Думаю, что его остановило в том числе и это, но я ещё надеялся его раскочегарить.

Глава 7

Выход на новое качество

В дальнейшем очередной рабочий день не принёс мне никаких огорчений. Зато трое водил принесли в клювиках сорок пять карбованцев. В гараже, а в нашем автотранспортном цехе насчитывалось сто сорок семь единиц техники, уже самые последние ездюки прочухали, что на моих настройках можно сэкономить и до десяти процентов гарева. За экономию ГСМ и безаварийный километраж им выплачивали нешуточные квартальные премии. Типография-то была крайкома партии печатала очень важную пропагандистскую продукцию высшего качества и её развозили по двум краям, области и нескольким национальным республикам, автопарк был не новым и попробуй ты не доставить её в какой-нибудь высокогорный аул вовремя. Ну, может быть непосредственно в сами аулы брошюры, книги и всё прочее не доставлялось, но некоторые получатели действительно находились в горах, на высоте в два с половиной километра. Так что начальник автотранспортного цеха не зря настоял на том, чтобы водилам выплачивались премии.

На мой же взгляд было тупостью везти пятьсот, шестьсот килограммов печатной продукции, всякие там "Блокноты агитатора" на "Шишиге" в горы, проще было рассказать чабанам по телефону сказку на ночь, но тут я был бессилен. Впрочем, при этом я понимал, что КПСС вовсе не зря тратила такие бешенные бабки на идеологию и пропаганду. В моё время, когда это дело было пущено на самотёк и в глаза и уши людей хлынул мощный поток информационного дерьма всех мастей, всё закончилось тем, что какие-то инопланетяне отправили мой разум взрослого, рационально мыслящего, хотя и импульсивного, романтически настроенного мужчины в прошлое, в его же юное тело. Поэтому я не очень-то возмущался, что такая прорва бумаги и краски уходит на пропагандистскую и агитационную литературу вместо того, чтобы печатать повести Александра Грина с прекрасными иллюстрациями и стихи самого великого из всех шотландцев.

Когда моя королева вошла спальную своего юного пажа, то увидела на отдельной полке, висящей на стене, книги со стихами Роберта Бернса, Лонгфелло, Байрона, Шекспира, Тютчева, Верлена и Пушкина. Правда, она увидела так же на стене, напротив этой полки, той что была капитальной, кирпичной, две белые человеческие фигуры, наклеенные на зелёный картон, испещрённые красными кружочками с подписями. Это был мой картонный макивар, на котором я уже три с лишним недели отрабатывал самые страшные удары по телу человека. Его я извлёк из компьютера, стоящего в самом Шаолине, благо, что эти файлы были на английском, а не на китайском языке. Если фиксировать пальцы особым образом и наносить не очень-то и сильные удары по этим точкам, где находились нервные узлы, то любому, даже самому здоровенному лбу можно причинить жуткую боль и отправить его на тот свет, причём скопытится он не сразу. Так что помимо того, что Борис Викторович Картузов закоренелый романтик, он ещё и на редкость злобный гад и просто удивительно, как это ему поручили такую важную миссию.

Об этой боевой системе я узнал от Васи-сана, Чёрта из Шаолиня, который пять лет отирался в его монастырях. Он же и научил меня ставить пальцы и напрягать их так, что они превращались чуть ли не в стальные дюбели, но точного местонахождения точек всё же не знал. Когда я скачал этот трактат на призрачный хард-диск своего компа и стал его изучать, то выяснилось что в этой системе боевых единоборств, называемой просто и незатейливо — "Самые уязвимые нервные узлы и центры в теле человека", нет ничего сверхъестественного и сразу же изготовил две карты, фасадной и тыльной части тела. Думаю, что это умение мне ещё не раз пригодится, ведь врага можно просто парализовать, причинив ему сильную боль. А можно и убить и тогда он умрёт медленной и мучительной смертью. Всё зависит только от того, в каком порядке нанести особые, смертельные удары и сила здесь не играла особой роли. Очень полезные знания для меня, особенно если учесть, что никакого другого оружия, кроме нунчак, боевого шеста и метательных ножей у меня не было, а потому я частенько по часу, полтора отрабатывал удары на картонном манекене.

Вообще-то для полного совершенства мне был нужен настоящий манекен и я его уже начал делать. Во всяком случае изготовил для него деревянный каркас, похожий на скелет, только пока что без грудной клетки и теперь думал, из чего изготовить его плоть. Болванки рук и ног, а также голову и шею, соединённые между собой стальными кольцами, отец выточил по моим чертежам в столярке у себя на работе, там не было такого строгого режима, как у нас. Голову довёл до ума уже я сам, стамесками и на этом манекене уже можно было показывать захваты из боевого самбо, что я и дела раза три, четыре в неделю, учил отца и маму самозащите. Так что теперь мне оставалось лишь довести манекен до ума и нанести на его тело топографию болевых точек возможного врага, а сейчас он пока что был насажен задницей на трубу, приваренную к тяжелой стальной плите. У нас в семье с моей подачи его назвали уважительно — Вася-сан и мама довольно часто надевала на него разные наряды, благо он был среднего роста.

После обеда прозвучал первый звонок, ознаменовавший собой начало новой эпохи. На участок пришли Князев и главный экономист типографии, некто Прялкин, Николай Георгиевич, далеко не самый счастливый владелец автомобиля "Москвич-408", вымотавшего из него всю душу. Внимательно выслушав крик души этого молодого мужчины, Прялкину было лет тридцать пять на вид, я саркастически хмыкнул, написал список запчастей, широко улыбнулся, показывая коренные зубы, и сказал:

— Доктору усё понятно, коня у стойло, то есть сюда, запчасти на стол и полтинник на бочку. Завтра вечером, Николай Георгиевич, вы своего "Москаля" не узнаете. В скорости он немного потеряет, зато выиграет в мощности и тянуть будет, аки зверь.

Князев, заглянув в список, усмехнулся и сказал:

— Ага, поршневая группа с пятьдесят первого "Газона". Дефорсируем, значит, Борис Викторович?

Улыбнувшись, я ответил:

— Так Сергей Митрофанович, вы взгляните на клиента, у него же ладони в мозолях от лопаты, стало быть дачник, а для дачника главное, чтобы "Москаль" пёр на себе семьсот кило груза, аки "Урал-375" или я не прав, Николай Георгиевич и вы хотите все призы у аглицкого гонщика Тони Ленфренчи, который гоняет на "Москвиче", отобрать? Так у него четыреста двенадцатый, но я и ваш движок могу разогнать до ужаса, но это уже крутой тюнинг и стоит он будет двести карбованцев. Там много чего менять надо.

Садовод-любитель замахал руками и воскликнул:

— Боря, не смеши меня! Где я и где автогонки. Мне лишь бы урожай с дачи вывезти. Ведь не нанимать же для этого всякий раз грузовик. Сейчас загоню своего "Москаля", как ты говоришь.

Главный экономист безропотно протянул мне полтинник, а Князеву снова сунул в руки список с запчастями и оба ушли. Ну, а я негромко спросил, пряча полтинник в карман:

— Ну, что, Жека, останешься во вторую смену помогать? Учти, делиться я с тобой не стану, но и за науку денег не потребую.

— Конечно останусь! — Воскликнул мой напарник — Я что по твоему, тупой что ли? Тем более, что ты же сам сказал, что работаешь у нас только до весны и потом свалишь на лёгкий труд. Так что я согласен поучиться у тебя на таких условиях.

Иван Бутримов тут же ехидно спросил:

— А с нас ты тоже будешь брать плату за учёбу, Кулибин?

Помотав головой, я ответил:

— Сергеич, за то, что я научу вас лечить грузовые движки, я денег не возьму, такой у меня уговор с Князевым, а если речь идёт о тюнинге волговских и москвичёвских бегунов, то извини, пятьсот карбованцев на стол и прошу за парту.

Семёныч сразу же сказал:

— Правильно, Кулибин вам не б**дь, чтобы ублажать всех подряд. Каждому даром давать — поломается кровать. — И тут же поинтересовался — А что такое тюнинг и кто такой этот, как его, Ленфренчи, который Тони?

На полном автомате собирая вместе с Жекой движок автомобиля "Газ — 53", а мы уже так сработались, что мой напарник понимал меня не то что с полуслова, а с одного единственного жеста, я, не глядя на движок, прочитал целую лекцию на тему, что такое тюнинг автомобиля и двигателя, а также об английском гонщике Тони Ленфренчи, выигравшем на советском легковом автомобиле множество гонок. Почти всю мою лекцию прослушал и Прялкин, который пригнал своего "Москвича" уже через семь или восемь минут и просто офигел, узнав, что даже самый обычный автомобиль "Газ-51" можно при желании превратит в роскошный джип-лимузин.

Прибалдел он и от того, что узнал от меня про хитрожопого англичанина, насаживающего на каркалыгу своих конкурентов на трассе потому, что ездил на куда более мощной, хотя и дешевой, машине, чем они. Правда, я всё же сказал, что Окуневский движок это всё же не отечественная разработка, а всего лишь переработка идей немецкого концерна "БМВ", что бы не пытались говорить об этом наши специалисты, но при этом не поленился сказать, что в этом нет ничего зазорного. Весь мир делает то же самое, так чем мы тогда хуже? И привёл примеры.

Прялкин проторчал в итоге в цеху часа два. Наверное именно поэтому, когда он сел на следующий день в машину и завёл двигатель, то удовлетворённо кивнул и накинул мне червонец сверху в качестве премиальных, который я отдал Жеке. Тот терпеливо дождался, когда я отвезу Иру с вещами домой и вернусь на работу. В тот день я лёг спать сразу же, как только поужинал в половине двенадцатого. Разумеется, нам снова не спалось и на следующий день, поцеловав свою спящую королеву, она уже была в отпуске, я тихо вышел из комнаты. Неделя задалась просто славная. В среду я пришел с работы довольно рано, ещё не было четырёх. Работы было всего ничего, а как малолетка я мог трудится до трёх часов, но делал это только тогда, когда не было работы. Куда чаще нам с Жекой приходилось торчать в цеху до девяти, а то и до десяти часов вечера. Мама только что вернулась из ателье и была чем-то расстроена, а потому я сразу же усадил её за стол и велел рассказать, что случилось. Она улыбнулась и ответила, пожимая плечами:

— Да, ничего особенного, Боря. Просто Галина узнала про то, что мы с тобой шьём на заказ шикарные платья из китайского шелка, затащила меня в кабинет и предложила свою помощь, которая мне не очень-то и нужна. В общем она сказала, что будет сама находить заказчиц, снимать мерки и делать примерку, а я буду только шить для неё платья. Вот я и не знаю, радоваться или наоборот, печалиться по этому поводу.

— Конечно радоваться, мамуля. — с уверенностью сказал я и тут же предложил — Мама, завтра вы с Ирочкой наденете самые красивые платья, но чтобы совершенно разного фасона, и я заеду за вами в ателье. Ты скажешь директрисе, что хочешь всё обсудить с ней в ресторане и мы отправимся туда все вместе. Вот там, под бутылочку шампанского, мы обо всём и договоримся, а сейчас давай быстро закончим шить мне костюм.

Отложив в сторону все заказы, для чего пришлось переналадить машину, мы с мамой, при непосредственном участии Ирочки, её судьба уже благополучно разрешилась и от неё срочно потребовали, чтобы она до начала семестра подготовила учебный план для студентов второго курса и все тексты лекций по психологии, ей для этого даже дали портативную немецкую пишущую машинку "Эрика", выдали три пачки бумаги и пять тонких пачек довольно приличной, чешской копировальной бумаги. Ну, бумагой мы уже и так были обеспечены, так как Князев вчера принёс мне её раза в три больше и гораздо лучшего качества, сказав со смехом, что ту, на которой я писал ТЭО, даже в сортире вешать стрёмно и я с ним был вполне согласен. Однако, в этот день костюм, белая рубашка у меня имелась, и шелковый галстук были для нас намного важнее.

Когда же я, прихватив с собой картонную коробку с пустой посудой, пришел на следующий день в цех в светло-сером костюме-тройке, в белоснежной рубашке, да, ещё и с нарядным, цветастым шелковым галстуком зеленовато-синих тонов, народ выпал в осадок. Работы по-прежнему было немного, точнее просто не было, во всяком случае у нас Жекой, и потому я даже не стал переодеваться и пошел к начальнику цеха, отпрашиваться уйти с работы пораньше, а заодно попытаться найти заказчика ещё и на остро модную верхнюю мужскую одежду. Князев был высокий и стройный мужчина лет тридцати пяти, импозантный и явно очень амбициозный. Оглядев меня со всех сторон, Сергей Митрофанович сразу же спросил:

— Где покупал костюм? Импортный?

Осклабившись, я ответил:

— Токмо ткань импортная, югославская, "Юнис" называется, и недорогая, пирамидон с лавсаном, но до жути ноская и вид имеет, а пошил я его сам и сам же модель придумал. Ндравится?

Своим следующим вопросом Князев всё поставил на место:

— Сколько возьмёшь и где этот "Юнис" купить?

Ответ у меня был готов:

— Семьдесят пять рублёв за пошив и новую модель специально для вас, Сергей Митрофанович, а ткань вы можете купить в центральном городском доме моды, она там пяти цветов, но я советую вам купить себе ткань тёмно-серого цвета и тогда модельеры дома моды "Балтман", где шьют себе одежонку миллионеры, увидев вас в этом костюме, тут же сделают себе сэппуку самыми тупыми ножницами. Это будет настоящий английский костюм, но если у вас возникнет совсем уж особое желание, то я могу пошить вам смокинг. Правда, это будет стоить вдвое дороже, но оно того в самом деле стоит. Это ведь будет смокинг и пошить его правильно, сможет не каждый портной.

— Смокинг? — Удивился начальник цеха — Так их же только в мидовском ателье по спецзаказу для дипломатов шьют.

Презрительно скривившись, я сказал:

— В тех смокингах, что они шьют, ни один приличный аглицкий лорд в гроб не согласится лечь, а не то что появиться в таком смокинге в Вестминстерском дворце и предстать перед королевой. Фрака не предлагаю, она вам и на фиг не нужен. Вы же не посол. Зато смокинг от великого Карузо, это моё погонялово в школе, будет представлять из себя нечто офигительное.

Князев улыбнулся и ответил:

— Нет, Карузо, смокинг мне не нужен, а вот хороший костюм я давно уже хотел купить или пошить, но туда, где их действительно умеют шить, нашего брата не пускают. Да, завтра у тебя и Жеки прибавится работы. Пригонят сразу три машины из ГАИ. Прялкин разболтал, что ты умеешь тюнинговать движки, вот они и заинтересовались, чтобы за "Волжанками" гоняться.

Кивнув, я спросил:

— Сергей Митрофанович, а вы позволите мне моей "Волжанке" в цеху тюнинг сделать? Я её хочу своей жене на свадьбу подарить, а у вас в цеху оборудование высший класс.

— Жене? — Вытаращил глаза Князев — И когда же ты собираешься жениться, если это не секрет, Боря, и на ком это?

Коротко хохотнув, я ответил:

— Как только паспорт получу, а женюсь я на Ирине Владимировне Николаевой, бывшем инспекторе детской комнаты милиции, но сейчас она уже преподаватель юринститута.

Начальник цеха ахнул:

— На Ирочке Николаевой? Ну, ты, парень, даёшь. Она же племянница полковника Алмазовой, заместителя ректора по учебной части. Ты часом не брешешь, Карузо?

Отрицательно помотав головой я ответил:

— Ира уже четвёртый день живёт со мной в родительском доме и сегодня я веду её и маму в ресторан.

Начальник цеха плюхнулся на стул и прошептал:

— Это же просто охренеть можно, чтобы какой-то пацан, пусть рукастый и башковитый, женился на самой красивой девушке города и к тому же не из какой-то там рабочей семьи.

— Так я же злостный, драчливый фулюган, дяденька начальник, а тётенька инспектор меня перевоспитывала. — ехидно ответил я, кивнул и уже серьёзным тоном сказал — А ментовские машины я отрепетирую так, что их можно будет даже на шоссейно-кольцевые гонки выставлять, Сергей Митрофанович, только мне тогда нужно будет ещё и всю подвеску пересыпать, а это уже отдельная цена. Так что вы известите об этом начальника ГАИ и подготовьте его к такому повороту. Поймите, если я доведу мощность движка до ста десяти лошадок и при этом ничего не сделаю с подвеской, то "Москвич" просто развалится на ходу.

Князев тут же взял в руку телефонную трубку и я вышел из его кабинеты. Секретарша начальника цеха посмотрела на меня остекленевшим взглядом и я сразу же понял, что уже через час вся типография будет знать, что Кулибин надумал жениться. А плевать! Пусть знают. Спустившись в цех, я сначала известил Жеку о том, что завтра начинается трудовая вахта и мы вместе пошли на другой участок, где я бросил клич, что мне нужен автослесарь для пересыпки ходовой части ментовских "Москвичей", желающие нашлись быстро и тут уже Жека выбрал одного парня, Толика, мне в напарники, сказав, что тот будет пахать без перекуров и нытья. Потом я позвонил в загородный ресторан и заказал обед на четыре персоны, сразу же продиктовав желательное для дам меню. Названные мною фамилии быстро возымели действие и мне ответили, что к часу дня всё будет готово. Послонявшись по участку ещё пару часов и потачав со слесарями лясы, то есть рассказав им десятка два анекдотов, отчего ржач стоял на участке оглушительный, я заказал такси, вышел за территорию и вскоре поехал на рынок за цветами.

В кабинет Галины Петровны я вошел элегантный, как концертный рояль, и с роскошным букетом белых роз. Директриса была статной, красивой дамой тридцати шести лет от роду и тоже очень амбициозной. Именно на этом я и решил сыграть. Хотя розы, источавшие сильный аромат, так как это были не какие-то там голландские дрючки с колючками, а настоящие, советские розы, выращенные добропорядочными частниками, директрисе понравились, Галина Петровна сразу же принялась вертеть меня из стороны в сторону. Мой костюм ей тоже очень понравился, но ещё большее её внимание привлекала к себе толстая папка с моими новыми эскизами. Узнав же, что уже очень скоро Сергей Митрофанович Князев будет щеголять в настоящем английском костюме от великого и неповторимого Карузо, она с нервным, чуть ли не истерическим смешком воскликнула:

— Картузовы, вы отобьёте у моего дома моды самых лучших клиентов! Мне это совсем не нравится. Честно говоря, такого красивого костюма я еще ни разу не видела. Людочка, неужели ты сама пошила его. Это просто замечательно!

Галантно поклонившись, я тут же сказал:

— А вот об этом мы и хотим поговорить за чашкой чая и поэтому, уважаемая Галина Петровна, прошу в машину. — усадив всех трёх своих спутниц в новую чёрную "Волгу", сев на переднее сиденье я попросил — Будьте добры, отвезите нас в ресторан "Хижина лесника".

Счётчик в машине не был включён, я заказал такси на весь день. Водитель, поправив зеркало заднего вида так, чтобы ему было видно Ирочку, кивнул и завёл двигатель. Через сорок минут мы уже были за городом. Там тоже рос лес на берегу реки и прямо среди деревьев стояли полукругом беседки, а в самой крайней, от которой до воды было — руку протянуть, уже суетились официанты. Когда дамы вышли, я попросил их подождать минуту, отдал водителю полтинник, присовокупив к стоимости заказа ещё и хорошие чаевые и повёл их к беседке, где передал одной из официанток коробку с кастрюлями. Галина Петровна, взглянув на накрытый к обеду столик, усмехнулась:

— Да, хорошая получается чашечка чая. Потом придётся дня три сидеть на диете, не меньше.

Открывая шампанское, я веско заметил:

— Красота требует жертв, а чтобы человек мог идти на жертвы, его нужно обязательно стимулировать. Поэтому, уважаемая Галина Петровна, я предлагаю выпить за стимулы и наше дальнейшее сотрудничество, а потом пообедать и уже за десертом поговорить о том, каким оно может быть.

Лично на мой взгляд восхитительная уха из стерляди, заливная стерлядь с хреном, шашлык из осетрины, салат из настоящих дальневосточных крабов и белужья чёрная икра на тарталетках, всё это в семидесятом ещё имелось, да, ещё с шампанским и потом марочным армянским коньяком "Двин", вполне стоили и пяти дней самой строгой диеты. Впрочем, моей мамуле, а она у меня худенькая, этот обед не был страшен, как и моей королеве. Иру, как она мне сказала, не полнили даже пирожные, что только говорило о её прекрасном метаболизме. После того, как мы покончили с обедом, во время которого я веселил дам остроумными и совершенно безобидными анекдотами, а также шутливыми стихами, был подан десерт — клубника со взбитыми сливками и мороженным, роскошные ореховые пирожные и чёрный кофе. Давно мечтал угостить таким маму и Ирочке. Когда десерт был подан на стол, я взял в руки большую, красную папку и директриса, чуть скосив взгляд на мою королеву издала вопросительный звук:

— А..?

— Ира моя невеста и член нашей семьи, уважаемая Галина Петровна и от неё у нас нет никаких секретов.

— Боря, но тебе же всего шестнадцать лет! — Удивлённо воскликнула мамина директриса.

— Будет второго октября, Галина Петровна, — с улыбкой сказал я и, беря Ирочку за левую руку, показывая перстенёк, добавил, кивая — Но мы уже помолвлены и как только мне вручат паспорт, тут же поженимся. Любви все возрасты покорны. Никто не осуждает шестидесятилетних мужчин, когда те берут в жены семнадцатилетних девушек, так почему нужно осуждать шестнадцатилетних, которые берут в жены двадцатилетних девушек? Тем более, что я работаю и очень даже неплохо зарабатываю, раз могу позволить себе угостить своих дам и нашу будущую партнёршу вполне приличным обедом в неплохом ресторане.

Директриса улыбнулась и согласилась:

— Наверное ты прав, Боренька. Если ты не сидишь на шее у мамы и папы, да, ещё и зарабатываешь минимум раза в два больше них, то вполне можешь принимать самостоятельные решения и относительно своей женитьбы. Что же, мои милые, совет вам, да, любовь. Поздравляю вас. Обязательно пригласите меня на свадьбу. Думаю, что более красивой пары будет не найти.

Поблагодарив директрису, я тут же показал ей две дюжины новых моделей и сделал предложение следующего рода, за тридцать процентов от чистой прибыли, она находит нам выгодных клиентов, договаривается об оплате, снимает с них мерки и делает вместе с мамой примерку, а мы втроём делаем всё остальное. Расходы, естественно, мы несём в солидарном порядке и она обеспечивает нас всем необходимым, включая второй промстол с головкой, а также кое-что по мелочам. В качестве бонуса я предложил ей выступать с мамой в соавторстве и пускать часть моделей в производство, но при этом отдельно оговорил тот пункт, что эксклюзивные модели оплачиваются заказчиками по тройной цене и им передаются эскизы и выкройки, чтобы они чувствовали себя сильными мира сего. Галина Петровна приняла это предложение сходу и немедленнопотребовала ещё шампанского, но я отрицательно помотал головой и объяснил, что последствия будет просто тяжелейшими и потому заказал ещё двести граммов коньяка. Ну, а после этого мы разговаривали ещё добрых три часа.

Из ресторана мы все вышли очень довольными, но больше всех радовалась всё-таки директриса. Она сразу же поставила перед нами задачу подготовить две коллекции — демисезонной и зимней одежды, чтобы отправить их на конкурс в Москву, о чём давно мечтала, но боялась опозориться. Теперь же глядя на мой костюм и внимательно изучив его изнанку, приняла такое решение и даже сказала, что деньги на это ей выделят незамедлительно из казны краевого управления культуры. Успокоила она нас и на счёт заказов. В нашем городе, с его почти миллионным населением, хватало организаций и предприятий, так что в директорах недостатка не было, как и в куда более богатых клиентах из числа цеховиков. Сначала мы отвезли домой директрису, крепко державшую папку с моделями, а затем поехали домой и сами. Только тогда, когда мы вошли в дом и я поставил на стол коробку с нашим праздничным ужином, Ира, чуть не плача, обратилась ко мне со словами:

— Боренька, но я же совсем не умею шить.

— А тебе и не придётся шить, — ответил я и, нежно поцеловав свою невесту, объяснил, — ты просто отыграла на себя двадцать процентов.

Моя невеста радостно воскликнула:

— Ах, ты хитрец!

Мама громко рассмеялась первой, а за ней и мы с Ирочкой. К приходу отца мы накрыли на стол в зале и поставили бутылку коньяка. Такого роскошного ужина у нас в доме не было ещё ни разу, а он пришел как раз голодный, как волк. Отец уже побывал в нескольких местах и через несколько дней нам должны были дать разрешение на пристройку. Ещё он, совершенно не веря в это безумное предприятие, за взятку в двести пятьдесят рублей выписал на работе кирпич, цемент и даже строевой лес, так что нужно было срочно зарабатывать деньги, чтобы начать строиться. Поэтому после ужина я положил на стол чертёж с планом нашего будущего дома, который был в три раза больше нынешнего. Отец поцокал языком и боязливо покрутил головой. Указывая рукой на гараж, он с опаской поинтересовался у меня:

— А это что такое, Борис?

Я тут же притворно загнусавил:

— Ну, вот, взял и всё испортил, — и тут же деловито объяснил малость испуганному родителю, — это гараж для Ирочкиной "Волги", батя. Хотя она и не новая, кузов у неё крепкий и я её превращу в такой автомобиль, что все ахнут. Ира, ты будешь у меня ездить на настоящем кабриолете и это будет совершенно фантастическая машина. Вот увидишь. Какой цвет тебе нравится больше всего.

— Чёрный, — скромно опустив глаза ответила Ира и у меня сразу же отлегло от сердца, с таким проблемы не будет.

Однако, её энтузиазм не восхитил отца и он спросил:

— Боря, ты что, ещё и машину купить хочешь? Слушай, а это не слишком будет, мы же и так в долгах.

Широко улыбнувшись, я стал успокаивать его:

— Пап, не волнуйся. Деньги дело наживное, главное работать и думать головой, как их зарабатывать. Знаешь за что ты мне всегда нравился, отец? За твою преданность семье и стойкость. Когда мама начала слепнуть, теперь ей это не грозит, ведь это произошло на нервной почве, ты, между прочим, сам сел за швейную машинку. Она тогда работала кладовщицей, но уже на швейной фабрике, и приносила с работы кусочки ткани, а ты из них сначала шил сумки, а потом стал шить сорочки и даже перешел на платья, чтобы кормить семью. Так что не волнуйся за деньги, у меня всё просчитано. Ты лучше расскажи, что тебе Сомов сказал и как это он тебе полтинник сдачи дал?

Сомов был освобождённым секретарём профкома и я, написав заявление, чтобы отец его переписал набело, попросив его взять с собой конверт с шестью полтинниками, подробно проинструктировал, как себя вести и что говорить. Похоже, что и эта эпопея увенчалась успехом, раз отец сказал, что все стройматериалы ему выписали. Похоже, что моему отцу всё же было не очень уютно от того, что его сын оказался старше него самого, но он вздыхал и грустил недолго, всего лишь несколько секунд. Весело заулыбавшись, он рассмеялся коротким, негромким смешком и радостно объявил:

— Да, Борька, после того, как я вышел от Сомова, мне стало окончательно ясно, что ты у меня жук ещё тот. Просто жук повышенной проходимости. Сынок, всё вышло именно так, как ты мне всё расписал. Зашел я к Петру Симонычу, состроил постную рожу и сказал, что чадо наше нас с мамулей огорошило, мало того, что школу бросило и пошло работать, так ещё и влюбилось в самую красивую девушку на свете и влюбило её в себя, а потому она пришла в наш дом, а он у нас, маленький, хотя и добротный, так что нужно срочно пристройку денег, а на лесоскладе если что и можно купить, так это сторожа с берданкой и дворнягу в придачу забрать. Потом достал я из кармана заяву с конвертом, протянул её Сомову, а сам конвертиком-то по столу и постукиваю. Он всё прочитал и молча посмотрел на конверт. Ну, я, естественно, так же молча протянул ему взятку, он заглянул в конверт, пересчитал деньги, вернул мне полтинник и сказал: — "Хорошо, Виктор Фёдорович, ты у нас ударник коммунистического труда, коммунист с двадцатилетним стажем, так что профсоюз тебе поможет. Тем более, что нам теперь стройматериалы не нужны. Нам же под строительство нового дома такую стройплощадку выделили, что если мы те несколько домов снесём, то больше половины квартир по сносу людям нужно будет отдать и потому стройматериалы в таком количестве отделению дороги уже не нужны." Ну, я тогда спросил, сколько можно выписать, он мне и отвечает: — "Да, хоть сколько угодно выпишу. Цемент через год пропадёт прямо в мешках, да, и весь кирпич размокнет. У НОДа теперь новая головная боль появилась, куда бы их сдыхать, но ты поторапливайся, а ещё лучше вывози их сейчас, а деньги и позднее можешь заплатить." Вот я и думаю теперь, где денег занять.

Порывшись по сусекам, я выложил на стол ещё сто двенадцать рублей:

— Ты завтра в ночь выходишь, а раз так, отправляйся с утра пораньше с этим чертёжиком к вашему прорабу, помаракуй вместе с ним за рюмкой армянского чая и завози все стройматериалы, какие только понадобятся и можно будет выписать. Заодно договорись с ним на август месяц о том, чтобы он нам домишко и построил. К тому времени деньги у нас и без внешних заимствований будут. Это я тебе гарантирую. Ну, кто за такое моё предложение, коллеги? Или мне рассказать вам, откуда возьмутся деньги?

Отец с матерью дружно подняли руки, а Ира звонко расцеловала меня в обе щёки. Вскоре девушки убрали со стола и мы стали собираться ложиться спать. Минувший день принёс нам в конечном итоге только хорошие новости. В половине одиннадцатого мы зашли в мою узкую, всего два с половиной метра, но зато длинную комнату, отгороженную от когда-то действительно зала, разделись и подсели к письменному. Через минуту Ирочка уже рассматривала модели одежды конца семидесятых годов. В дверь кто-то постучал и я громко ответил:

— Входите, не заперто и мы одеты.

Вошла мама и как раз именно для того, чтобы узнать, как продвигается наша основная работа. Тандем из двух модельеров, Картузовой и Красавкиной, ещё только предстояло создать. Ира уступила место маме, та села на стул и к моему облегчению увидела компьютер и закричала от радости так громко, что мигом примчался отец. После того, как моя невеста переехала в наш дом, мы с ней впервые вспомнили о компьютере. Прибежавший отец тоже попытался заглянуть в будущее, но ни справа, ни слева от меня так ничего и не увидел. Между прочим, когда Ира села с другой стороны, то она тоже ничего не увидела. Так что отцу пришлось довольствоваться тем, что мама рассказывала ему, что она видит на экране.

Для меня самым главным было в первую очередь раскрепостить маму и пробудить в ней полёт фантазии. Мне очень нравилось, что она буквально во все модели стремилась внести что-то своё и это у неё всегда получалось очень даже неплохо. Думаю, что через полгода, год она станет работать уже сама, то есть в тандеме с Галиной, ведь та тоже проявила себя в этом плане творчески думающим человеком и даже заявила, что мои эскизы хотя и красивые, всё же исполнены достаточно непрофессионально и сказала, что у профессиональных модельеров несколько иные требования, а потому она их все обязательно переделает. Правда, при этом она честно созналась, что слишком зашорена и у неё не хватает смелости создавать такие подчёркнуто элегантные и стильные модели.

Потом мама ушла и мы легли спать. На следующее утро я поехал на работу вместе с отцом. На мотоцикле и выехали мы очень рано. Поставив мотоцикл на стоянке, мы направились к проходной и встали в засаде. Я выглядывал в людском потоке либо своих должников, либо тех работяг, у которых можно было занять денег и через полчаса вручил отцу ещё двести пятьдесят рублей и он поехал на работу. Как только я переоделся, приехали три "Москвича-412" и шестеро гаишников, пригнали машины на пересыпку. Быстро осмотрев каждую и убедившись, что машины не полная рухлядь, я сказал:

— Через ту неделю, в понедельник, заберёте свои лайбы. Они у вас будут летать, как ласточки у Жана Татляна.

Самый старший по званию, капитан Мережкин, огорчительно поцокал языком и спросил:

— Послушай, Кулибин, а быстрее никак нельзя?

Моя ладонь автоматически сложилась лодочкой и я, решительно кивнув головой, ответил:

— Мона, дяденька милиционер. По катеньке с руля и в понедельник утром можете забирать.

Один из гаишников, лейтенант, тут же проворчал:

— Так управление же перечислит деньги типографии.

Капитан рыкнул на него:

— Мирон, засохни. Типография не будет ночевать в цеху вместо Кулибина, понятно? Ничего страшного, посидишь недельку на хлебе и квасе. — Он тут же достал из нагрудного кармана семьдесят пять рублей и остальные милиционеры быстро доложили недостающую сумму, после чего капитан спросил — Кулибин, а это точно все три машины будут подготовлены, как для шоссейно-кольцевых гонок? Я к чему спрашиваю, у нас скоро ведомственные соревнования экипажей ППМ ГАИ по скоростной езде и мне очень хочется выиграть. Это всё-таки чемпионат Юга Российской Федерации, для кого как, а для меня это престижно.

Засунув деньги в карман, я задумался. Быстро ездить можно на любой машине, но вот выигрывают такие соревнования только на специально подготовленной машине. Так что машинёнку придётся хорошенько укрепить, а также ободрать. Пристально посмотрев на капитана, это был сухощавый парень лет тридцати, среднего роста, я вздохнул и спросил:

— Товарищ капитан, ответьте честно на два простых вопроса, вы пилот гоночной машины или же просто ездюк с погонами на плечах и когда у вас состоятся гонки?

Гаишник улыбнулся и ответил:

— Я пилот, Боря, и мечтаю, чтобы меня заметили. Ты хочешь что-то предложить мне? Гонки начнутся в следующую пятницу.

Покивав я ответил:

— Для того, чтобы вы могли выиграть, я должен буду полностью ободрать две тачки, усилить их и превратить в два торнадо на колёсах. Ваше начальство вас не съест за это?

Капитан удивлённо спросил:

— А почему две? Мы же с Мироном пополам не разорвёмся.

— Вторая запасная, товарищ капитан. — Ответил я — Но до воскресенья вы оба будете ночевать здесь. Если вы пилот, то должны прекрасно знать, как будут выглядеть машины после моей полной, спортивной эксклюзивной протяжки. Поэтому созвонитесь-ка сначала с начальством и пусть оно даст вам добро, а потом мы с вами сядем в машину и вы покажете мне, как ездить умеете, а то может быть вам не стоит даже и мучиться. А ещё мне понадобятся некоторые импортные запчасти. Говорят, что их можно у кэгэбешников вырвать, но только с боем.

Капитан чуть ли не рявкнул:

— Где телефон.

Ему указали на нужную дверь и он бросился туда чуть ли не бегом. Мне понравился его боевой настрой и я вспомнил, как мы когда-то всем автосервисом готовили свои машины для гонок. В основном это были модные в начале девяностых гонки на выживание, но наши пилоты гоняли и на шоссейно-кольцевых. Сам я в этих гонках участия не принимал, но на пассажирском сиденье во время тренировочных заездов мне сиживать приходилось. Капитан прибежал через минут десять и глаза его задорно сияли. Он ещё издали громко крикнул на весь цех:

— Мирон, остаёшься, остальные свободны! — Подбежав, он весёлым голосом воскликнул — Полный карт-бланш, запчасти будут тебе любые, Кулибин, но я тебя сразу предупреждаю, если ты машины запорешь, не сносить тебе головы. Выбирай любую из тачек, прокачу тебя с ветерком.

Ухмыльнувшись, я быстро объяснил Жене, что он и Толик должны начать делать и что они в доле, подошел к тому "Москвичу", движок которого уже попытались форсировать и сел за руль. Капитан сел рядом со мной, а лейтенант Мироненко сзади. Мы выехали за ворота и я кратчайшим путём поехал за город. Вот там-то я и притопил по пустынной дороге, выжимая из "Москвича" всё, на что тот был способен и при этом ещё и делая резкие манёвры, словно обгонял конкурентов. Отъехав от города километров на сорок и не вылетев в кювет, я поменялся с капитаном местами и сказал:

— Теперь ваша очередь, товарищ капитан?

Тот удивлённо воскликнул:

— Кулибин, где ты так ездить научился?

Махнув рукой, я ответил:

— Да, разве это езда? Нет, из меня гонщика никогда не выйдет. Не то чтобы кишка тонка, просто куража мне не хватает. Я слишком аккуратно вожу машину и никогда не иду на риск, хотя и не из породы бздливых буду. А вот форсирован движок хреново. Педаль газа слишком короткая.

Лучше бы я этого не говорил. Азарта у капитана Мережкина было ничуть не меньше, чем у покойного в моё время Айртона Сенны. Он усмехнулся и весёлым голосом сказал, поворачивая ключ в замке зажигания:

— То, что ты не из бздливых, Борис, нам уже известно. Правильно я говорю, Мирон, или ошибаюсь?

— Правильно, товарищ капитан. — откликнулся лейтенант и испуганно добавил — Только я тебя умоляю, Гена, давай без трюков.

Без трюков не обошлось, но я перенёс их стоически, зато убедился, что капитан Мережкин прирождённый гонщик, каким мне действительно не стать. Зато я знал толк в движках, а это тоже немаловажно. Вернувшись в типографию, мы приступили к работе. Я написал список всего необходимого и принялся внимательно исследовать на яме все три автомобиля. Женя и Толик в это время усиленными темпами изготавливали нужную для работы оснастку. Хорошо, что отец заехал ко мне на работу и позвонил в цех, так что я смог предупредить его, что до воскресенья буду находиться на работе круглосуточно и появлюсь дома только часов в девять вечера. По моим расчетам мы вполне могли уложиться. Тем более, что у меня было целых четыре помощника и у всех четырёх глаза сверкали, как электросварка. В три часа дня мы уже начали снимать двигатели, а в пять вечера нам привезли все заказанные запчасти и работа закипела.

Глава 8

Торжество справедливости

Мне любой ценой нужно было оказаться в воскресенье, в семь вечера, неподалёку от дома Авдотьи Никитичны — Тони, хрупкой и стройной, белокурой и очень красивой девушки с васильковыми глазами, стройными ножками и точёными грудочками. В моём прошлом, в конце весны и начале лета произошло две трагедии, причём одна со смертельным исходом. Тоня Авдеева пошла на реку, вошла в неё и, лёжа у берега по шею в воде, перерезала себе на руках, осколком бутылки, вены. Как я потом узнал, судмедэксперты нашли на теле девочки несколько синяков, в том числе вблизи лобка и на груди, но она не была изнасилована. Тем не менее Тоня вскрыла себе вены, а через две недели её мать повесилась и всё это явно произошло по вине Шныря, сводного брата Тониной мамы. Соседи ничего не слышали, но видели, что в начале восьмого вечера моя одноклассница выбежала из дома вся заплаканная. Поэтому я с одной стороны должен был обязательно успеть подготовить две машины для гонок, третью же просто отрепетировать и превратить в лёгкую и быструю ласточку, а с другой перехватить Тонечку и не дать наделать ей глупостей, всё остальное можно было решить уже и после этого.

Вот потому-то я все эти дни смотрел на Шныря волком. Синяк, чувствуя, что я готов убить его в любую секунду, держался от меня на почтительном расстоянии. В нашей бригаде этого наглого ублюдка ненавидели, но слесаря его побаивались. Шнырь, как они говорили, дрался очень умело и крайне подло, видать научился этому на зоне, ведь он был трижды судим за воровство и, выйдя из тюрьмы четыре года назад, заявил всем, что он в завязке и будет теперь пахарем.

Враньё всё это, он по прежнему промышлял чем-то незаконным. Как только на нашем участке, а он у нас представлял из себя отдельное просторное помещение, в которое можно было загнать с десяток "Уралов", да, к тому же ещё и с большой бытовкой, появились два милиционера, пусть и из ГАИ, Шнырь тут же исчез. Вроде бы взял больничный. Ну, меня это особенно не расстроило, так как кто-то сказал, что он свалил к какой-то бабе в Греческий посёлок, это хотя и почти в том же районе, где я жил, но всё же не рядом с домом.

К сожалению у меня не было времени на глубокий тюнинг, но я знал, как и без установки двух распредвалов увеличить мощность с восьмидесяти пяти до ста десяти лошадиных сил и поднять обороты двигателя до шести с половиной тысяч. Когда я сказал об этом Гене и Славику, они мне не поверили, но мы-то такие вещи уже делали, когда готовили "Москалей" к гонкам на выживание. В общем спать нам приходилось по четыре, пять часов в сутки, но я своё обещание выполнил, все три двигателя были собраны и установлены на машины, которым, под моим контролем, полностью перебрали и основательно усилили подвеску.

Попутно с двух машин было снято всё лишнее железо, а с передних дверей даже сняты стёкла и вместо них была натянута прочная сетка. Зато в салонах были установлены хромансилевые дуги безопасности. Я даже снял с выхлопной трубы резонатор и поставил на неё новый, облегчённый глушитель. В общем в воскресенье, к четырём часам всё было вчерне готово и все три "Москвича-412", один из которой остался патрульной машиной, а два превратились в гоночные болиды с мишленовской резиной и карбюраторами "Солекс 34", которые я ещё не настраивал.

Когда Гена и Славик, самые лучшие водители нашего ГАИ сели за в машины и повернули ключ в замках зажигания, отчего в цеху тотчас задребезжали стёкла, таким сильным был звук, да ещё и погазовали, то лейтенант, напарник капитана Мережкина на гонках, в них по ментовским правилам в машине должны были сидеть два человека, выскочив из второй машины, как ошпаренный, подбежал к основному пилоту и завопил:

— Мера, я поеду на второй машине! Это же зверь, а не тачка, я просто кожей чувствую её мощь, движок аж свистит.

Капитан Мережкин был лапидарен:

— А-а-ахренеть можно.

Подойдя к ним, я загнусавил:

— Дяденьки минцанеры, возьмите мальчонку с его девушкой на гонки. Моя Ирочка старший милицейский лейтенант. — и нахально добавил — По стольнику дадите, я вам к гонкам каждому по боевому гонщицкому комбинезону сошью с карманами, на молнии, с гербом Советского Союза на спине, фамилиём кажного и ещё надписью ГАИ с имечком нашего захолустного городка, пилоты которого отимеют всех остальных ездюков в хвост и гриву.

Автогонщики переглянулись и закивали головами, а лейтенант Миронов радостным голосом спросил:

— Настоящие комбецы пошьёшь, Кулибин?

— Боевые, — ответил я, — но ткань и приклад за ваш счёт.

Гена почесал в затылке и сказал:

— А ведь это идея, Мирон. Гоночные шлемы же нас заставляют одевать, а раз так, то судьи не запретят нам выступать в гоночных комбинезонах. Честно говоря, я их и в глаза-то никогда не видел, только читал в журнале "За рулём", что гонщики формулы один выступают в гоночных комбинезонах. Говорят, что они пошиты из специальной, несгораемой ткани.

Я поспешил сказать:

— Ваши тоже будут пошиты не из драпа, а из стеклоткани. Только учтите, у меня нет специальных несгораемых ниток, так что пошью обычными, но пропитаю их алюмосиликатом. Стеклоткань, причём очень хорошую, я видел у нас на складе, а всё остальное у меня имеется. Сразу могу обрадовать, если машина перевернётся и кто-нибудь из вас загорится, то точно не сгорит, но учтите, боевой комбец штука довольно тёплая, так что его на трусы и майку надевают, и не очень удобная, жесткая, зато в нём падать не так больно. Поэтому и пошив стоит очень дорого.

Ну, как раз это уже не смущало моих новых даже не приятелей, а друзей, для которых я подготовил два болида и мы сделали это в рекордно короткие сроки. Наш разговор продолжился в душе, куда мы, наконец, пошли. Стоило мне только раздеться, как, Славик громко присвистнул и воскликнул:

— Гена, ты погляди какая у Кулибина, мускулатура! Вот это атлет. Да, теперь я не удивляюсь, что он греков отпрессовал.

Капитан Мережкин, посмотрев на меня, предложил:

— Боря, хотя это и запрещено, приходи в спортзал к нам в отдельный дивизион ГАИ, это на улице Ермолова. Ты, говорят, знаешь приёмы боевого самбо? Мы их тоже отрабатываем. Вместе потренируемся. У нас хороший тренер, я его уговорю.

Я поинтересовался:

— А когда тренировки?

— Во вторник и четверг с восьми до десяти вечера, а в субботу с пяти до семи. — ответил капитан.

Это меня вполне устраивало:

— Отлично, только я буду вместе с невестой приходить.

— С Ирочкой Николаевой? — спросил Гена — Красой и гордостью всей милиции нашего города? Будем счастливы её лицезреть. А разве она тоже самбо увлекается? Вот уж никогда бы не подумал, что её привлекает такой жесткий спорт.

Включая горячую воду я ответил:

— Увлечётся, куда она денется. Любая красивая девушка должна уметь постоять за себя. Ира умеет, она раньше в гандбол играла, но потом была вынуждена бросить. — рассмеявшись, я добавил — Не с её богатством по площадке бегать, а так она у меня кандидат в мастера спорта. Нападающей была. Всё правильно, она же девочка высокая и хотя не громила, физически развитая.

Говоря так, я почему-то вспомнил Тоню Авдееву, тоненькую, стройную и изящную, словно эльфийская принцесса. Чёрт, почему же ей так не повезло с дядей? Да, нужно этого субъекта как можно скорее убрать из её жизни, но как? Ладно, сегодня для меня самое главное это встретить Тонечку. Надеюсь, что ещё никакого "Эффекта бабочки" не произошло и она ещё не сделала самого ужасного шага. Хорошенько выкупавшись и смыв с себя не только мазуту, но и бензиновые запахи, я поскрёб свой небритый подбородок. Всё-таки кое-какие перемены со мной уже начали происходить. Волосы на лице росли не по-детски и мне вот уже целую неделю приходилось бриться каждый день. Наверное потому, что у меня бешено попёрли гормоны. Ладно, это тоже всё мелочи. Мы оделись и впятером пошли к проходной. Устали мы просто зверски, но я об усталости даже и не думал. Попрощавшись с ребятами, я побежал на остановку автобуса. Времени у меня в запасе ещё было достаточно много, почти час с четвертью.

Сойдя на одну остановку раньше, я зашел в магазин и купил себе четвертинку хлеба, сто грамм докторской колбасы и бутылку кефира. Есть мне хотелось просто неимоверно и потому, заняв наблюдательную позицию неподалёку от дома Тони на чьей-то лавочке, я стал есть свой мегабутерброд и запивать его кефиром. К моему облегчению Тоня выбежала из калитки как раз в то время, какое назвала их соседка, а мне рассказал об этом Батрак, которого я со дня нашей последней встречи так ни разу и не видел, как и всех остальных одноклассников. Вскочив со скамейке, я перепрыгнул через цветы и побежал за Тоней. Догнал я её уже на углу, где она намеревалась свернуть к реке, догнал, схватил за руку и воскликнул весёлым голосом:

— Авдотья Никитична, куда это вы так несётесь? Постойте!

Остановившись, Тоня повернулась и я увидел её заплаканное личико, она всхлипнула:

— А, это ты, Карузо. Отпусти, мне надо.

— Во-первых, юная леди, здравствуйте, во-вторых, почему это ваши прекрасные, голубые глаза в слезах, а, в-третьих, куда это вам надо идти на ночь глядя. — строго спросил я одноклассницу — Отвечайте и поскорее.

— Пусти, Боря, мне действительно надо! — уже плача воскликнула Тоня и простонала — Я всё равно это сделаю...

Ну, это была не первая женская и девичья истерика, которую я видел в своей жизни и к тому же у Тонечки быстро иссякли силы и она с громкого плача перешла на всхлипы. Я прижал её к своей не по-детски широкой груди и молча погладил по худеньким, совсем ещё детским, хрупким плечикам. Достав из нагрудного кармана заранее припасённый и даже надушенный духами "Красная Москва" носовой платок, я принялся вытирать ей слёзы, приговаривая вполголоса:

— Никуда ты Тонечка не пойдёшь, я не дам наделать тебе глупостей. Никакая река тебя ни отчего не спасёт, девочка, а вот я тебе обязательно помогу. И тебе, и твоей маме. Я знаю, Тонечка, как над вами издевается Эдик и обещаю тебе, что в самые ближайшие дни эта мразь навсегда исчезнет из вашей жизни. Поэтому успокойся и ничего не бойся. С тобой рядом находится твой друг, который не даст тебя в обиду. Ты сейчас пойдёшь к нам домой и всё расскажешь мне и моей невесте. Хотя она уже и не работает в милиции, погон с неё никто не снимал, ведь теперь она будет работать преподавателем в юридическом институте, а там работает немало людей с милицейскими погонами на плечах.

Тоня, всхлипнув напоследок, спросила:

— Боря, ты правда нам поможешь? Он же говорит, гад, что даже пальцем нас не тронет, но либо сживёт нас с мамой со свету, либо мы будем делать то, чего он хочет.

Мой дом был в противоположной стороне и мы пошли к нему. Держа Тоню за руку, я негромко сказал:

— Тонечка, ты всё расскажешь нам с Ирой дома. Главное ничего не бойся. Завтра рано утром я поеду на мотоцикле за твоей мамой и привезу её к нам домой. Вы пока поживёте у нас, поспите вдвоём на диване. Ты только ничего не бойся, девочка, я ни в коем случае не брошу тебя в беде и вот увидишь, обязательно помогу вам.

Пока мы шли, я всё время вполголоса, можно сказать монотонно, успокаивал Тоню, делая нажим на словах — помогу, всё будет хорошо, всё позади, и, теперь он исчезнет навсегда. Моя простая, но очень действенная методика, которая ещё ни разу не давала сбоев, помогла и на этот раз — Тоня успокоилась. Нет, она, естественно, не повеселела немедленно, но перестала плакать и даже всхлипывать. Более того, она уже не брела понуро и не неслась стремглав, куда глаза глядя, а шла вполне себе уверенной походкой и что самое главное, упрямо сжала губки и вскинула носик. Когда я вошел с ней во двор, то даже ахнул, он весь был заставлен стройматериалами — пакетами с белым и красным кирпичом, оконными блоками, накрытыми от возможного дождя рубероидом, блоками для фундамента, на которых лежал штабель отличного, строевого леса, а поверх него ещё и шифер.

Нас уже встречали, волнуясь, мои родители и Ира. Я всё ещё вчера рассказал ей, когда она утром привезла мне завтрак, обед и ужин на мотоцикле, а она рассказала отцу и матери, но они делали вид, что ничего не знали о случившимся и при виде Тони облегчённо вздохнули, ведь теперь уже ничего ужасного не произойдёт. Я познакомил одноклассницу со своей невестой и мы прошли в дом. Отец на всякий случай занёс швейную машину и оверлок в спальную комнату и потому ничто не говорило о нашем бизнесе, который не следовало широко рекламировать. Увы, но это был Советский Союз семидесятого года. Я повёл Тоню показывать свою плантацию овощных культур, отец отправился в мастерскую, наполовину заложенную мешками с цементом, а Ирочка и мама принялись накрывать на стол в зале. Скоро эта урезанная комната снова станет залом. Честное слово, я до сих пор так и не смог понять, кому пришла в голову построить дом всего из двух комнат и кухни, отцу или деду? Ни один, ни другой так ведь и не признались в промахе.

Моя плантация, про которую я тоже не забывал, радовала глаз. На ней уже вымахали метра на полтора вверх помидоры, огурцы, которые я подвязывал, как виноград, быстро их догоняли, стройными рядами колосилась картошка, но самое главное, её уже перегнали баклажаны, болгарский и острый перец, а также хорошо пёрли из земли лук и чеснок, посаженный мамой под зиму. Про всю прочую мелкую зелёную сволочь, вроде кинзы, укропа, петрушки и всякого сельдерея, я уже молчу, они тоже знатно вымахали благодаря тому, что отец добыл где-то шланг для полива. Скоммуниздил с работы наверное. Если не будет града, урожай нас ждал знатный.

Чтобы окончательно снять стресс с Тони и разгрузить эту милую девочку, я с энтузиазмом рассказывал ей про свои подвиги на сельскохозяйственном фронте. Идея завести цыплят и вырастить из них несушек как-то сама заглохла и я этому был в общем-то и рад. Хотя курица не поросёнок, вонь от курятника шибает в нос метров за сто. Тоня, сорвав с куста созревший помидор, жадно съела его, отчего я чуть не застонал, и, глядя на меня восхищёнными глазами, воскликнула:

— Карузо, неужели ты сам всё это вырастил? Не верю.

— Сам, Тонечка, — ответил я, — когда я встретил свою королеву, то в меня, словно кто-то из Царь-пушки выстрелил, и я понял, что должен срочно повзрослеть. — Взяв её руку в свою, я заставил девочку прикоснуться к своей щеке и сказал — Вот видишь, у меня теперь даже борода растёт, как всякого нормального мужчины.

Тоня ойкнула, прикоснувшись к моей щетине и сказала:

— Ой, действительно, а я даже не поверила Зине из девятого "Б", её мама работает в типографии, что ты пошел работать и всего за полтора месяца в передовики вышел. Да, ты действительно стал взрослым парнем, Борька. Если бы я не знала тебя с первого класса, то сказала, что тебе лет двадцать, если не больше. — улыбнувшись, она спросила шепотом — Боря, а Ирина Николаевна правда твоя невеста? Зинка говорила мне сегодня утром, что вся типография на уши встала, когда узнали, что вы собираетесь пожениться. — я молча кивнул, Тонины глаза округлились и она спросила — И ты с ней... Ну, ты понимаешь, что я имею ввиду, Борька. Так вы действительно делаете это?

— Занимаемся любовью? — насмешливо спросил я и с улыбкой ответил — Тонечка, а зачем бы я тогда привёл Ирочку в свой дом и теперь готовлюсь сделать пристройку? Ох, Тонечка, хотя и говорят, что девочки взрослеют раньше мальчишек, какой же ты ещё ребёнок. Ну, ничего, ты уже очень скоро вырастешь, только мой тебе совет, не влюбляйся ни в кого раньше девятнадцати лет. Кусай себе пальцы, завяжи глаза и заткни уши, но только не делай тех глупостей, какие делают некоторые девушки. Пойми, если ты продержишься, то тогда обязательно встретишь настоящего парня, который сам, своими собственными руками построит для тебя дом и внесёт в него на руках. Вот тогда ты будешь счастлива, ведь это будет настоящий мужчина.

Тоня улыбнулась и сказала:

— Попробую сделать так, Борька, но что делать, если мне встретится такой парень, как ты?

— Как что? — удивился я — Забыть мой совет, вот что!

К углу дому подошла Ирочка и крикнула:

— Боренька, Тоня, идёмте ужинать. Всё уже готово.

Я повернулся и крикнул в ответ:

— Иду, моя прекрасная королева, — и добавил, — юная леди, дозвольте предложить вам руку и сопроводить вас к столу.

При этом я отвесил Тоне галантный поклон и та окончательно вытаращила на меня глаза. Она приподняла руку, а я на глазах Ирочке поцеловал Тонечке её узкую, хрупкую ручку, взял под руку и повёл к дому. Когда я подошел к Ирочке, она обняла меня и поцеловала, после чего, с двумя девушками под руку, я пошел к крыльцу. Первой в ванную комнату зашла Тоня, умылась и вышла совсем другим человеком. Потом я, попросив, чтобы меня подождали ровно пять минут, зашел и, наконец, побрился. Не смотря на усталость, глушившую меня, я заставлял себя быть бодрым и энергичным. Через пару минут мы расселись и приступили к ужину. Отец сразу же спросил:

— Ну, как, успел все машины поднять?

Кивнув, я ответил:

— Все три отрепетировал. Одной бибике хотя и разогнал бегун, но так себе, лишь бы менты двадцатьчетвёрки догоняли, а две других превратил в настоящие гоночные болиды. Выпотрошил их изнутри так, что в них даже тараканы залезть не захотят, а движки разогнал вообще до одури. Думаю, что до ста пятнадцати лошадок, пап. Понимаешь, я ведь их чуть ли не до микронной точности довёл и теперь шестерни в коробке, ребёнок двумя пальцами провернёт и они чуть слышно шелестят, а значит не будет потери мощности, да, и движки, словно звери. Вообще-то хохма получается, спереди слушаешь, они на высоких оборотах свистят, а сзади такой рёв стоит, что стёкла дребезжат. — с улыбкой посмотрев на Иру, я сказал — Моя королева, гаишники приглашают нас на свои соревнования. Так что в четверг тебе придётся надеть форму, не то они меня побьют. Генка, первый пилот, хотя и понимает, что юридический это почти ментовка, всё равно ворчит и называет меня за мои проделки Зевсом. — всё это тоже было сказано большей частью для Тони, так как мне нужно было внушить девочке, что я это единственный человек, который сможет ей помочь и потому в завершении я сказал — Ирочка, постели мне сегодня в зале. Честно говоря, я всё же немного устал за эти сумасшедшие четыре дня. Это же рекорд мира, подготовить к гонкам две машины за четыре дня впятером. Ой, мамуля, я совсем забыл, мне ещё нужно будет пошить к гонкам два гоночных комбинезона. Очень хороший заказ.

Когда же мы поужинали и я сказал, что мне и Ире нужно поговорить с Тоней, то мама сразу сказала:

— Ну, тогда, Боря, мы пойдём с папой прогуляемся, только давайте сначала отнесём грязную посуду на кухню и можете сплетничать. Мы хотим сходить к Коноваловым, так что может быть у них и заночуем.

И это тоже была домашняя заготовка. Когда мы остались в доме одни, я усадил Тоню за стол подальше от двери, мы с Ирой сели на против и я строгим голосом сказал:

— А теперь, Тоня, рассказывай всё, что этот мерзавец делал с тобой. Меня ты знаешь, всё что ты мне скажешь, будет как в могилу брошено, а моя Ира в недавнем прошлом инспектор детской комнаты милиции и по-прежнему старший лейтенант. Этот урод тебя изнасиловал или только пытался изнасиловать?

Тоня горестно вздохнула и ответила:

— Нет, Боря. Его несколько дней не было и я думала, что не будет и сегодня, а когда пришла домой, то он появился минут через пять. Я даже поесть не успела. Он заставил меня зайти в спальную, повалил на кровать и лёг рядом. Ну, он лапал меня, хватал за ноги и... Ну, в общем хватал за интимное место и всё время говорил, что я должна сама раздеться и... Борь, я не могу повторить, что он от меня требовал.

Кивнув, я сказал:

— Всё, Тоня, этого хватит. — посмотрев на свою невесту, я ледяным тоном сказал — Ирина Владимировна, увы, но ни один прокурор не передаст этого дела в суд и всё потому, что он ведь даже не принуждал её к сексу, а то, что этот негодяй совершал развратные действия в отношении моей подзащитной, невозможно доказать и поэтому я сам разберусь со Шнырём. — повернувшись к Тоне, я строгим голосом сказал — Из этого дома, ни шагу. Завтра я привезу сюда твою маму и вы поживёте у нас, пока эта мразь не исчезнет из вашей жизни навсегда.

Тоня испуганно спросила:

— Борька, ты что, убьёшь его?

— Тоня, я сделал бы это с огромным удовольствием, но не хочу марать руки, — сказал я со вздохом, — поэтому я его просто изгоню из города, как священники изгоняют бесов. Всё, а теперь я падаю спать, мне завтра утром рано вставать, девочки.

Ира и Тоня быстро постелили мне постель и отправились в наше комнатушку, а я рухнул и уснул, как убитый, но когда на стуле рядом с диваном затрезвонил, словно колокола громкого боя, будильник, моментально проснулся, ополоснул лицо, быстро побрился, оделся и помчался на мотоцикле за Тониной мамой. Вера Борисовна работала начальником смены на станции водоочистки и поила весь город чистой водой. Как и мой отец, она работала по графику день-ночь сорок восемь и сменялась в семь утра. В четверть восьмого, я гнал, как угорелый, она уже смогла обнять свою дочь. К этому времени вернулись и мои родители.

Пока мы дожидались сменщика, я уже успел рассказать всё Вере Борисовне, отчего та разрыдалась, но мне и её удалось быстро успокоить. Снова пришлось прижимать женщину к своей широкой рыцарской груди и гладить по спине. Зато сдав её Ире и родителям с рук на руки, я быстро затолкал в себя завтрак, поцеловал невесту, чмокнул в щёчку маму, улыбнулся всем остальным и вскочил в седло мотоцикла, который даже не стал загонять во двор. Отец порывался что-то рассказать, но мне некогда было его слушать. Это был понедельник, пятое число, так что нам должны были выдать зарплату, но сие мероприятие было перенесено на вторник. Шнырь звонил в пятницу в цех и, узнав об этом, на работу снова не вышел. Ничего, подождём. Наши с Жекой новые друзья-гаишники грозились приехать за машинами в полдень и потому я смог настроить все три двигателя и проверить подвеску. Поставив гоночные болиды на козелки, я сжег по пол бака девяносто первого бензина на каждой и весь цех чуть не очумел от рёва спортивных, без всяких скидок, моторов. Особенно всех пугало то, что из переделанных мною волговских глушителей с двумя выводными трубами то и дело вырывались языки оранжевого пламени.

Даже Князев отложил в сторону свои начальницкие дела и пришел к нам на участок. По всему было видно, он никак не мог поверить в то, что двигатель "УЗАМ-412" способен развивать такую мощность, но самое главное — обороты. Ну, этому было самое простое объяснение — форсирование с полной ручной переборкой и подгонкой. Вот из-за чего мы практически не спали четверо суток и в этом нет ничего удивительного. Наши советские пилоты на раллийных гонках умудрялись же в полевых условиях менять коробку передач за двадцать одну минуту. До обеда я успел так отрепетировать движки, что самому было любо-дорого послушать, мощща из них пёрла просто бешенная, и когда я выжимал педаль газа до полика, адреналин аж из ушей брызгал. На обед Князев потащил нас с собой, в отдельный, "генеральский" зал и кормил за свой счёт. Его очень интересовало, что я ещё могу предложить хорошего его цеху. На это я с улыбкой сказал:

— Сергей Митрофанович, поверьте, выше того, что я смог сделать на серийном двигателе, уже только звёзды.

С улыбкой кивая, тот согласился:

— Боря, честно говоря, я именно так и подумал.

После обеда в типографию приехал сам начальник краевого ГАИ, моложавый полковник, а с ним ещё несколько милицейских чинов, два гордых пилота и их коллеги. Я переоделся в свой наряд с советской символикой и выглядел молодцом. Собралось на участке, который вымыли до блеска, всё начальство, а всем слесарям нашего цеха по такому поводу выдали новенькие, ярко-синие спецовки, причём импортные, гэдээровские. Меня представили полковнику Булганину и тот, улыбаясь, спросил:

— Ну, что Борис, прокатимся? Хочется мне посмотреть, во что ты превратил патрульные машины.

Я машинально отшатнулся и воскликнул:

— Товарищ полковник, пусть лучше вас капитан Мережкин прокатит! А я с лейтенантом Мироновым поеду.

Полковник рассмеялся и сказал:

— Не бойся, парень, я в войну лётчиком-истребителем был и летал на "Аэрокобрах", да и после войны принимал участие в автогонках. Мы по городу проедем и вернёмся.

Кивнув, я согласился:

— Хорошо, товарищ полковник, но только нам лучше выехать за город, а то в городе мы шума наделаем. И вот что ещё, если на дороге возникнет препятствие, вы уж не берите руль на себя. А то я знаю, что за лётчиками такая привычка водится.

Полковник громко расхохотался и, хлопая меня по спине, пошел к машине. Гена и Славик, одетые в парадные мундиры, бросились ко второй. По городу, как я и просил, полковник Булганин ехал не спеша, но даже на скорости в шестьдесят километров рокот двигателя был очень внушительным. Зато когда мы выехали на трассу, он притопил так, что меня вжало в сиденье, ведь приёмистость у двигателя после моей раскрутки увеличилась чуть ли не втрое. Полковник широко заулыбался и повёл машину на скорости близкой к максимальной. Он всё же не выжимал газ на полную. Гена ехал в ста пятидесяти метрах позади нас. Промчавшись с ветерком километров пятьдесят, полковник сбросил скорость, развернулся, мы поехали обратно и он сказал:

— Думаю, что временами мы ехали под двести километров.

Я невозмутимо ответил:

— Максимум сто семьдесят, Георгий Иванович.

— Что же ты сделал с машинами, Боря? — спросил он.

С насмешливой улыбкой я сказал в ответ:

— Подготовил их к гонке, товарищ полковник, чтобы Мера и Мирон надрали задницы всем остальным ездюкам.

Полковник кивнул и сказал:

— Правильно говоришь, сынок. Если ты не будешь во время гонки рычать от злости, видя, как тебя обгоняют другие гонщики, не быть тебе на финише первым никогда, а нам нужно победить на этих соревнованиях. Поедешь с нами шеф-механиком?

Разумеется я согласился. Когда мы вернулись, начальник областного ГАИ крепко пожал мне руку, поблагодарил за помощь всех слесарей, взял под руку директора типографии и они ушли. Ну, а я затащил Гену и Славку в бытовку и принялся снимать с них мерки. В этот день я ушел с работы пораньше, так как делать в цеху всё равно было нечего. Два экипажа патрульных машин ГАИ сели в болиды и погнали их в дивизион, пугая прохожих громким рокотом двигателей, а мы с Геной и Славкой пошли к Князеву, клянчить у него импортную стеклоткань редкостной прочности и белое, трикотажное полотно на гоночные комбинезоны. Тот, даже не поморщившись, выписал накладную и мы пошли на склад. Там выяснилось, что у кладовщицы есть ещё и металлизированные специальные нитки двадцатого номера, довольно прочные, но главное, несгораемые. Условно, конечно. После этого мы поехали в ателье и купили там ещё и тонкий ватин, а так же толстое сукно, почти драп и всё остальное, включая длинные молнии и я поехал домой.

Дома меня ждала очень приятная новость, даже две. Ирочка поговорила с тётей и та сняла со сберкнижки и заняла нам на строительство дома семь тысяч рублей. Первая приятная новость рождала вторую, в следующий понедельник строительная бригада из пяти человек приступала к строительству нашего дома. За стройматериалы нужно было уплатить три тысячи двести рублей, строителям три, но без отделки, так что у нас оставалось ещё восемьсот рублей. Была и третья приятная новость, Тоня и её мама окончательно поверили в то, что мне удастся прогнать Шныря из их дома.

Когда он сел в третий раз, его выписали из дома родные мать и старший брат. Его отец в то время был женат на Тониной бабушке. Отсидев восемь лет за вооруженный грабёж, он приплёлся немногим более четырёх лет назад к больному отцу, его мать в то время уже умерла, а брат продал дом и уехал из города подальше от греха, и тот на коленях умолял мать Тони прописать его в своём доме. Та на свою беду согласилась.

Времени на разговоры у меня не было и я отправился в нашу комнатку и сел за компьютер. Через два с половиной часа я имел нужные мне эскизы и выкройки, и отправился в зал, где раздвинул обеденный стол и принялся их увеличивать по меркам, снятым с Гены и Славика, а вслед за этим и раскраивать ткань на глазах изумлённых Тони и её мамы. Время поджимало, но я работал целеустремлённо и даже успел наживить полученный бисквит с наружным слоем стеклоткани, светло-серого сукна, ватина и снова сукна. Белый, трикотажный комбинезон-вкладыш я решил пошить отдельно. К одиннадцати часам всё было готово и мы с Ирой пошли спать в свою комнату. На этот раз мы занимались с ней любовью чуть дыша, а ещё она шепотом высказала мне свои претензии. На её взгляд я перестарался и Тоня, как она полагала, влюбилась в меня по уши. В ответ я тихо шепнул:

— Королева, такого богатства, у неё не будет никогда, а твой паж не дурак, чтобы променять тебя на тощую пигалицу.

Ира тихонько рассмеялась, поцеловала меня и мы, крепко обнявшись, уснули. Утром, за завтраком, я не сводил глаз со своей невесты, давая понять однокласснице, что кроме неё для меня больше нет ни одной женщины. На работу я помчался переполненный гневом. Ночью Ира рассказала мне, что именно говорил Тоне её так называемый дядя. Шныря на участке не было, но к обеду эта мразь обязательно появится, чтобы получить зарплату. Это позволило мне собрать всю нашу бригаду в бытовке и рассказать им, что делал шнырь с девочкой и к чему её фактически принуждал. Рассказал я и о том, что мне чуть ли не в самый последний момент перехватить Тонину руку, когда она хотела вскрыть себе вены. Мужики даже зарычали от ярости и пригрозились избить его, но я им сказал:

— Тихо, драчливые вы мои. Избить я его могу и сам, но эту тварь нужно либо убивать, а это тюрьма, либо калечить, что очень опасно. Он уголовник и к тому же в большом авторитете у точно таких же синяков, без пяти минут вор в законе и поэтому воры будут мстить каждому, кто его тронул, а это верная смерть, ребята. Либо пуля, либо финка в сердце.

— Так что же тогда делать? — Спросил Семёныч — Если ты говоришь, что за совращение малолетки ему ничего не будет, кроме почёта в их б**дском воровском мире, а милиция с ним ничего не сможет поделать. Он же их, тварь такая, непременно в гроб загонит.

Я поделился с ними своей идеей и Ваня Бутримов сказал:

— Сурово ты с ним решил обойтись, Боря, но видит Бог, он сам на это напросился. Пусть будет так, метель его, а я с Женькой и Витькой прослежу, чтобы эта тварь сегодня же собрала свои вещи, а завтра утром он, под нашим присмотром, сам выпишется из дома и мы его отвезём на вокзал и там посадим на поезд, проследив, чтобы он купил билет в один конец.

Я поблагодарил мужиков и мы приступили к работе, нам как раз подогнали два москвича, четыре "Шишиги" и два "Газ-52". Через час на участок заявился Шнырь, переоделся, а поскольку с ним никто не хотел делиться работой, то завалился в углу на сиденье от "Захара" и зло посматривал на нас. Я носился от машины к машине, поскольку то один, то другой мой товарищ спрашивали совета, что откручивать, а что срубать зубилом. Помыв руки перед обедом, мы все, включая Шныря, направились к кассе. Когда подошла моя очередь, я не поверил своим глазам, мне выплатили четыреста пятнадцать рублей. Шныря, стоявшего позади меня, всего аж перекосило. Спрятав деньги в нагрудный карман, я не торопился отходить от кассы, мне хотелось взглянуть, как мой враг отреагирует на то, что ему начислили все семнадцать рублей восемьдесят копеек. Шнырь даже позеленел от злости. После обеда мы до половины четвёртого разобрали все двигатели, заложили железяки откисать в ящики с бензином и я громко крикнул:

— Всё, мужики, отбой! Движки мы раскидали, дефектную ведомость я составил ещё утром, завтра привезут запчасти и мы уже часам к семи их пересыплем, а сегодня короткий день. В душ и можно разбегаться по домам.

Шнырь не уходил и я знал, чего ему хочется. Мы быстро помылись и дружно, всей толпой, вышли из душевой. Вот тут-то он и подошел ко мне, чтобы нагло потребовать:

— Эй, Кулибин, так ты же в нашей бригаде ещё не прописан. Это непорядок. Пошли в кафешку, выставишь нам выпить.

Широко улыбнувшись, я громко рассмеялся и сделал рукой знак. Мои товарищи по работе быстро отошли от нас, а Женька и Ваня Бутримов, сорокалетний здоровяк, закрыли ворота изнутри, чтобы эта мразь не сбежала. Шнырь был настолько уверен в себе, что даже не поморщился. Он стоял рядом напротив меня и нагло ухмылялся, всем своим видом показывая, что намерен сегодня хорошо погулять за мой счёт. Я расхохотался и воскликнул:

— Шнырь, козёл драный! Неужели ты думаешь, что я выставлю тебе поляну? Да, ты просто о**ел, петух! Чтобы я, работяга, слесарь пятого разряда, поил какую-то мусорную шваль, да, я тебя скорее задушу, гнида. Тем более, мразь, что ты требовал, чтобы дочь Веры, совсем ещё ребёнок, которой три месяца, как исполнилось пятнадцать лет, отсосала у тебя. Петух поганый, ты у меня сам сейчас отсосёшь.

Если Шнырь действительно тот, за кого он себя выдаёт, то одного этого уже должно по воровским законам хватить, чтобы убить меня. Иначе его самого отпетушат даже на воле. Глаза Шныря налились кровью, он взревел и быстро сунул руку в карман, в следующий момент его здоровенный кулак, на пальцах которого блестели стальные кольца настоящего, фирменного кастета, полетел мне навстречу, целя в кадык. Этот удар меня совершенно не устраивал, я отбил его блоком, взял Шныря на "Мельницу" и шваркнул на пол. Однако, эта гадина была поопаснее Сипеля. Уголовник быстро скоординировался и не упал, а приземлился, мгновенно вскочил на ноги и снова бросился на меня, ревя от ярости. Только на пятый раз я позволил ему ударить себя и не смотря на то, что Шнырь достал меня, его кастет всего лишь разодрал мне скулу. Всё, удар по личику бедного мальчика был нанесён, я в крови и потому был теперь вправе ответить, а раз так, то уже в следующий момент перешел в атаку и принялся жестоко и больно избивать эту подлую гниду, не давая ему упасть на пол, но и не ломая ему костей.

Этим я занимался минут десять, давая выход своему гневу и Шнырь не знал, где ему найти угол, чтобы спрятаться. По морде я его не бил специально. Когда же у него иссякли силы, я несколькими ударами парализовал его ноги и руки, а так же сделал так, что он онемел, после чего схватил левой рукой за волосы, наклонился к нему и прорычал:

— Запомни, Шнырь, я малолетка, понял? А ты, падаль, знаешь, что у малолеток на зоне законы жестче, чем на взросляке. Тоня Авдеева моя одноклассница, всё равно, что сеструха. Ты, тухлый краб, дотронулся своими кривыми клешнями до моей сеструхи и за это я, как всякий крутой пацан, должен тебя грохнуть, но мне в ломы мотать из-за тебя срок и жрать на киче баланду. Поэтому, козёл, я тебя при всех своих друзьях опущу. Шнырь, я тебя отвафлю и ты, мразь трусливая, даже рукой не махнёшь. Тебе понятно это или ты шлангом прикинулся и не отсвечиваешь?

Крепко вцепившись в волосы подонка, я с силой встряхнул его и он глухо замычал. Мне вовсе не требовалось делать фейсел. Подождав, когда мои теперь уже точно друзья, никто ведь из работяг не побежал меня закладывать, соберутся вокруг нас, я просто расстегнул ширинку, вывалил член, свою мужскую красу и гордость, и несколько раз мазнул концом по трясущимся от ужаса губам Шныря. Всё, с ним было покончено. Застегнув ширинку, я хищно скрючил пальцы и ударил его всей пятернёй по пяти точкам сразу, которые назывались по-китайски "Сун-ци", понятия не имею, что это такое, но тело Шныря освободилось от оков паралича и он, прижав руки к лицу, дико, по-звериному, громко завыл. Я ещё громче рявкнул:

— Молчать! Слушай меня внимательно, Шнырь, ты теперь опущенный, ты хуже петуха, ты вафлёр. Если мои друзья вызовут сейчас ментов, то ты уже через час будешь в камере, а мои друзья из ментовки скажут твоим сокамерникам, что ты сделал с моей сеструхой и как за это тебе отомстил малолетка по прозвищу Кулибин. Шнырь, до утра ты не доживёшь. Трахать тебя будут хором, всей камерой, а под утро утопят в параше. Мне это на фиг не нужно, я не стукач. Потому сейчас ты под конвоем отправишься домой, соберёшь свои гнидники, переночуешь под забором у Вани Бутримова, а завтра утром выпишешься и уедешь из города. Теперь тебе навсегда заказана дорога на зону, мразь, как только ты там появишься, кум тут же сделает объяву. Так что уезжай в деревню и там либо лезь в петлю, либо живи тихо.

Напоследок я забрал у подонка кастет. Это было фирменное золлингеновское изделие с выгравированными на нём фашистским орлом, сидящем на свастике с одной стороны и сдвоенными молниями СС с другой. Трое добровольных конвоиров пинками подняли Шныря и тот даже не посмел поднять головы, да, и сил у него не было. Мне быстро смыли кровь с лица перекисью водорода, шрам на скуле был гарантирован, и я сам заклеил глубокую ссадину медицинским клеем "БФ", позвонил Толкачу, попросил его срочно приехать к нам и помчался домой. Женя приехал туда немного раньше меня и увидев мою рассечённую скулу хотел было вызвать по рации скорую помощь, но у нас имелись дела и поважнее. Я быстро рассказал капитану Толкачеву обо всём и он проворчал:

— Да, Карузо, жестко ты приземлил эту птицу. Теперь ему точно нужно срочно и, главное, незаметно линять из нашего города. Слушай, а может быть ты напишешь всё-таки заявление, Боря? Вот тогда ему точно будет конец. За такие дела его даже вчерашние дружки обязаны убить.

Упрямо мотнув головой, я объяснил:

— Женя, тогда мне придётся воевать со всем уголовным миром. Сам-то я этого не боюсь, но мне страшно за Иру, а если я дам ему уйти, то ни одна уголовная тварь меня пальцем не тронет потому, что я крутой пацан в своём праве и при этом не стукач.

Мы вошли в дом. Отца не было дома и женщины, увидев меня с разбитой мордой, чуть было не зарыдали и я крикнул:

— Тихо! Всё нормально! Я сам подставился под удар, чтобы этот негодяй разбил мне лицо кастетом. Так было нужно, а теперь, Вера Борисовна, пойдёмте, мы отвезём вас и Тонечку домой, а про это, — я коснулся рукой раны, — даже не думайте. Не такая уж и большая жертва ради друга.

Толкач всё же связался по рации с отделом и начальник паспортного стола сам задержался на работе, чтобы лично выписать из дома Веры Борисовны Шныря. Уже двое сотрудников милиции отвезли его на вокзал и он исчез навсегда. Вера Борисовна ушла, прижимая к груди домовую книгу и мы остались вчетвером в его кабинете. Ира ни за что не хотела отпускать меня одного. Улыбаясь, пожилой мужчина спросил:

— Чем же это он тебя так, Борис?

Я достал из кармана кастет, положил на стол и сказал:

— Вот этим, Андрей Николаевич.

Повертев кастет в руках, то сказал, кивая:

— Знакомая вещица, однако. Такие у эсэсовцев в концлагерях были и не только. — Указав на свой шрам на виске, он с весёлой улыбкой добавил — Такая же отметина, Боря, и я своему фашисту кишки выпустил, но ты поступил ещё жестче, ты эту мразь в грязь втоптал и поскольку отпустил, то его воры всё равно найдут. Из-под земли достанут и на куски порежут.

Толкач взял кастет и положил его к себе а карман:

— Тебе он может только повредить, Борис, а я его у себя в кабинете к сейфу болтом прикручу или приварю. Будут спрашивать, так и стану отвечать, что мне его подарил мой друг, который хотя и малолетка, а будет покрепче характером, чем кто угодно из всей их поганой братии вместе взятой, а ещё буду добавлять, что ты наотрез отказался писать заявление в милицию. Тогда, Боря, ни одна уголовная мразь тебе точно не посмеет сказать ни слова.

Глава 9

Большие гонки

В четверг я работал только до обеда, но не смотря на это успел сбить две хорошие шабашки и присоединил к семейному бюджету ещё стольник. В два часа дня мы с Ирой, одетой в парадную форму, садились в "Икарус", чтобы выехать вместе с гонщиками из ГАИ и их болельщиками на ведомственные соревнования — чемпионат Юга России по скоростной езде на патрульных машинах ГАИ. Он проходил, почти как гонки формулы один, в пятницу проводились предварительные заезды, по итогам которых двадцать пять лучших экипажей допускались к основной, субботней гонке. Вот только трасса имела странную форму вытянутого треугольника, но зато её перекрыли на время гонок и потому ничто не мешало гонщикам мчаться по ней на полной скорости, чтобы преодолеть двести сорок километров, сделав пятнадцать кругов. Гонка проходила в соседней области, рядом с областным центром и в ней принимали участие представители сорока пяти крупных городов Российской Федерации, а также гонщики из Закавказья, так что народа на соревнования приехало много.

В трвмпункте мне аккуратно зашили рану и она не очень сильно бросалась в глаза, но Ира всё равно замазала её тональной крем-пудрой, так что я выглядел красавчиком. Моя королева сказала, что шрам мне к лицу и делает меня ещё более мужественным. Ну, как по мне, то моя не слишком-то красивая, но всё же симпатичная рожа проста сделалась ещё наглее. Хотя рабочая неделя у меня вышла короткой, я всё же пересыпал четыре москвичёвских движка и вместе с мамой пошил два гоночных комбинезона и если движки я просто дефорсировал, то есть не сделал с ними ничего великого, то комбецы вышли у меня на славу. Когда я показал их полковнику Булганину и его пилотам, тот озадаченно крякнул и сказал с уважением в голосе:

— Ну, Кулибин, пусть они теперь только попробуют мне не привезти первые места. Я их во вневедомственную охрану загоню. Чёрт, до чего же тяжелые и наверное прочные, а красивые-то какие, с гербом Советского Союза с фамилиями. Да, видать я не зря им настоящие гоночные шлемы достал.

В четверг, заселившись в домики на местной турбазе, мы знакомились друг с другом. Моя невеста приехала на эти соревнования вместе с тётей, как представители юридического института, а я, как шеф-механик команды краевого ГАИ. Как только мы заселились с Ирой в наше бунгало, она вместе с тётей пошла знакомиться с высокопоставленными милицейскими чинами. Они приглашали и меня, но мне было куда важнее познакомиться с другими механиками и, главное, теми машинами, которые приехали на эти гонки. Кроме нас только сочинское ГАИ привезло свою гоночную машину на автовозе. Их "Москвич-412", был весь разрисован, словно настоящий болид и, как я заметил, тоже был ободран и укреплён. На него даже поставили самопальные кенгурятники, как на раллийную машину.

Мои же болиды были скрыты под тентами и на них посматривали с опаской. Чтобы я не выделялся среди остальных гаишников, Гена прихватил для меня милицейскую форму, только без погон. Как только Ирочка и Эльвира Михайловна ушли, я бросился к тому месту, где стояли гоночные машины и ввинтился в толпу механиков. Через пять минут я уже рассказывал анекдот:

— Советская раллийная команда должна выступать на международных соревнованиях, а тут, как на грех, все лучшие гонщики страны заболели. Что делать? Руководство сборной решает отправить на гонку Петю и Васю, водил из восьмого московского таксопарка, а чтобы не рисковать спортячей тачкой, разобьют же, отправили их на самой обычной таксёрской "Волжанке" с шашечками. Ну, короче, те приехали во Францию, в Париж, прошли отборы, стартовали и вот, когда на третий день машины доехали до Альп, сразу после старта началась метель, опустился густой туман. Пилоты всех машин один за другим докладывают по рации, что они сходят с дистанции. Комиссар гонки запрашивает советский экипаж на предмет, что будете делать и тут в эфир выходит Петя и докладывает: "Скорость сто семьдесят, видимость ноль, мы с Васей приняли решение ехать по приборам." Комиссар и все остальные офигевают, какие приборы могут быть на машине такси? Ну, а Петя в эфир-то вышел, а вот уйти из него забыл и все слышат голос его штурмана Васи: "Петруха, приготовься, через двадцать восемь копеек левый крутой поворот!"

Механики так и покатились от хохота, а я уже рассказывал им другой анекдот, про гонщика Микку Хаккинена — позор всей финской нации. То анекдотами, то толковыми советами, я добрался до самого главного, стал заглядывать под капоты машин, подготовленных к гонке и даже завёл некоторые из них, убив некоторых механиков своими замечаниями относительно того, что им нужно срочно заменить, чтобы машина смогла доехать до финиша хотя бы последней. Кто-то удивлялся, кто-то тихо зверел, а я, шаликом-валиком, добрался даже до сочинской тачки и, послушав её движок, убедился в том, что он форсирован весьма умело, но всё же недостаточно хорошо. Сочинский механик, пожилой уже капитан, насмешливо спросил меня:

— Ну, что скажешь, Кулибин? Песня, а не движок или ты о нашей машине другого мнения.

Кивнув, я ответил:

— Отлично поёт, товарищ капитан. На дороге любую двадцатьчетвёрку догонит. Про "Жигуля" я вообще молчу, но всё же поёт слабовато, тенорком, а должен реветь басом.

Капитан тотчас взвился:

— Пошли твои тачки послушаем! Ты, говорят, за четыре дня две машины к гонкам подготовил, а я с одной почти полгода возился, всё нужные запчасти подбирал.

— Пойдёмте, — спокойно ответил я, — только знаете, полгода это вовсе не показатель. Можно и год с машиной мудохаться, а движок всё равно тянуть не будет. Поверьте, тут ведь дело не в железе.

Когда я сбросил брезентовые чехлы с машин и механики заглянули в салон, то даже ахнули от удивления. Заднего сиденья нет, весь салон ободран до чистого железа, на задних дверях даже сняты механизмы подъёма стёкол и они законтрены наглухо, а на передних окна и вовсе без стёкол. В общем беда, а не машина, но зато внутри установлены хромансилевые дуги безопасности. Когда же я поднял капот, механики с удивлением увидели, что я установил компрессор для наддува воздуха и немецкий карбюратор установлен как-то не по человечески. Глушаки моих машин вообще имели совершенно зверский вид. Механики начали дружно роптать. Они потребовали, чтобы я завёл ту машину, которая стояла впереди, но я сказал:

— Звиняйте братцы, не могу. Загорится второй болид, но вы не расстраивайтесь, они оба одинаковые, так что я вам сейчас заведу машину лейтенанта Миронова и сержанта Зыкова.

Нет, я всё-таки гнусный садист. Хотя вечер был тёплый, я всё же минуты три прогревал движок на самых малых оборотах и он от этого глухо ворчал, как медведь в берлоге. После этого я вдавил педаль газа до полика и движок взревел так, что механики отпрянули от машины. Когда же я стал то сбрасывать, то добавлять обороты, из двух нержавеющих труб глушака стало вырваться ярко-оранжевое пламя. Шум стоял на всю округу и потому минут через пять к этому месту подошла чуть ли не целая правительственная делегаций, впереди которой гордо шествовали полковник Булганин и первый секретарь нашего крайкома партии. Оба громко смеялись. Похоже, я наделал демонстрацией мощи моего форсирования движков ещё того шороха. Примчались на рёв двигателя Гена со Славиком и их вторые номера, участие в гонках которых стояло под сомнением, так как я предложил Георгию Ивановичу просто привязать к переднему сиденью мешок с песком, чтобы не рисковать жизнью пассажира.

Погазовав напоследок ещё несколько раз, я заглушил двигатель и наступила тишина. Гаишные механики потрясённо молчали. Хотя это и были всего лишь ведомственные соревнования в честь столетия со дня рождения Ленина, которые в обычные годы проводились время от времени, все те люди, которые в них участвовали, относились к ним очень серьёзно. Механиков заставил встрепенуться только звук захлопнувшейся двери, когда я вышел из машины и сочинский капитан спросил меня:

— Расскажешь, что с движком сделал, Кулибин?

Отрицательно помотав головой, я нарочито громко сказал, раздельно выговаривая слова чуть ли не по слогам:

— Ни за что, товарищ капитан. Это секрет нашей краевой конюшни и я его даже по пытками не выдам. Пилоты этих болидов, тоже. Они же каждую деталь чуть ли не языком облизывали и вместе со мной четверо суток не спали. Я правильно говорю, товарищи офицеры? Это же наш с вами секрет?

— Так точно, товарищ шеф-механик! — вскинув руку к фуражке весело откликнулся Гена — ГАИ нашего края не станет выбалтывать своих секретов конкурентам по гонкам, хотя вы все, товарищи и наши коллеги, но только не на гоночной трассе. Там вы все наши противники.

Искоса я поглядывал на полковника Булганина и первого секретаря крайкома и не ошибся в своих предположениях. Тот о чём-то негромко говорил первому лицу в крае, а оное кивало головой, слушая его и, наконец, что-то сказало. Георгий Иванович заулыбался и громко крикнул:

— Капитан Мережкин, прикажите зачехлить болиды и выставить рядом с ними на ночь боевое охранение, и вместе с лейтенантом Мироновым и нашим шеф-механиком, бегом ко мне.

Мы спрыгнули с автовоза и направились к этой паре сильных мира сего. Первый секретарь крайкома был моложавым мужчиной лет сорока пяти на вид, поджарым, чуть выше среднего роста, с властным лицом и крепкой фигурой. Кивнув нам, он жестом велел следовать за ним. Через несколько минут мы вошли в уютный небольшой коттедж и он пригласил нас присаживаться к столу. Тотчас были поданы прохладительные напитки, то есть самая банальная "Пепси-кола", одного запаха которой я не переношу. Хорошо, что хоть со льдом, подтает, будет не такой приторно-сладкой. Дмитрий Миронович, пристально посмотрев на нас троих, с лёгкой усмешкой сказал:

— Товарищи офицеры, мне тут Георгий Иванович идею подбросил, создать в крае свою гоночную команду. Меня давно уже беспокоит положение со спортом в крае. Имеем насколько десятков команд, а спортивных результатов ноль. Честно говоря, я только потому и оторвался от дел, что Георгий Иванович поклялся, что в этом году Кубок Юга России по скоростной езде патрульных машин ГАИ будет наш и что он подготовил для этого двух отличных гонщиков, которые целый год тренировались, а тут, как я вижу есть и отличные гоночные машины. Как-то раз, я был во Франции, заглянул посмотреть на то, что это такое, суточная гонка в Лемане и тут слышу — знакомые звуки. Ну, звук у твоих двигателей, Борис, сильный, а как эти машины ехать будут, это ещё вопрос. Что ты на это скажешь, Кулибин?

Улыбнувшись, я уверенным и спокойным голосом сказал:

— Они будут ехать очень быстро, Дмитрий Миронович, и капитан Мережкин приедет к финишу первым потому, что он будет на этой гонке первым пилотом, а лейтенант Миронов станет отражать атаки конкурентов. Думаю, что у него есть шанс прийти четвёртым, а возможно даже и третьим.

Первый секретарь улыбнулся, нахмурил брови и сказал:

— Тогда слушайте, что я вам скажу, товарищи офицеры. Привезёте в край Кубок — будет в крае своя гоночная команда. Всё, вы свободны, а ты, Борис, задержись. — Как только гонщики вышли, первый секретарь крайкома улыбнулся и спросил — Боря, скажи мне честно, мы можем создать такую гоночную команду, которая будет побеждать на союзных соревнованиях и привозить призы в наш край? Если да, то что для этого нужно. Саму конюшню пригреет у себя и отдельный дивизион ГАИ края. Тем более, что Георгий Иванович за это ратует.

Сделав паузу, словно думаю, я кивнул:

— Такую команду создать не сложно, Дмитрий Миронович, когда есть такие гонщики, как капитан Мережкин и лейтенант Миронов. Потом к ним и другие подтянутся, а нужно для этого не так уж и много десяток "Москвичей-412" экспортной сборки, четыре десятка спортивных двигателей объёмом один и восемь десятых литра с двумя распредвалами, хорошая мишленовская резина и ещё кое-что по мелочам. Тогда краевая команда спортобщества "Динамо" будет побеждать не только на союзных, но и на международных соревнованиях в шоссейно-кольцевых и раллийных гонках. "Москвич" крепкая и надёжная машина, а я знаю, как резко увеличить мощность спортивного двигателя. Понимаете, у меня на движки особое чутьё, я хотя и пацан ещё, но могу на спор не то что карбюратор, а даже москвичёвский движок собрать с завязанными глазами на время.

Дмитрий Миронович рассмеялся и сказал:

— Спорить я с тобой не стану, Боря, не люблю проигрывать, а вот в то, что ты уникум, охотно верю. — повернувшись к полковник Булганину, он добавил — Георгий Иванович, если твои парни послезавтра завоюют кубок, то будет в крае своя гоночная команда, а ты получишь генеральские погоны. Всё, товарищи, вы свободны, а меня ещё ждут срочные дела.

Мы вышли и полковник, закуривая сигарету "Мальборо", отчего мне сразу же захотелось закурить, тихо сказал:

— Ну, парень, теперь вся надежда на Геннадия и Вячеслава.

Хотя я и рисковал нарваться на отказ, всё же попросил:

— Георгий Иванович, угостите сигаретой. — тот молча протянул мне пачку и дал прикурить, затягиваясь, я сказал — Чтобы парни пришли первыми, нужно выбросить из машин балласт. Это же гонки, а не прогулка с девочкой.

Полковник кивнул и откликнулся:

— Сделаю, Боря. Тут ты прав и я с тобой согласен на все сто процентов, — и с усмешкой спросил, — ты что, уже куришь?

— Крайне редко, Георгий Иванович. — ответил я — Только тогда, когда мандраж начинает очень сильно колотить. Ну, что, пойдёмте настроим парней на завтрашний день?

Когда мы вошли в бунгало гонщиков, оба пилота как раз в первый раз надели на себя гоночные комбинезоны и импортные спортивные, причём американские, стеклопластиковые, фирмы "Белл". Увидев парней одетых в белые гоночные комбинезоны, Георгий Иванович воскликнул:

— Ну, парни, вы просто, как рыцари в них! Боря, где же ты достал для них такую экипировку?

Пожав плечами, я ответил:

— Пошил.

— Так ты ещё и шить умеешь? — удивился полковник.

— Ага. — усмехнувшись ответил я и добавил — А ещё я умею жарить офигительные шашлыки, ухаживать за садом, выращивать овощи и играть в бильярд, вот только петь не умею. Стесняюсь я, но только до седьмой рюмки, а потом начинаю пугать всех и почему-то совершенно жутким басом.

Хотя я и сказал чистую правду, все трое милиционеров громко расхохотались, а когда смех стих, Гена сказал:

— Ну, Боря, спасибо тебе за комбец. Сначала я подумал, что стольник за него это слишком много и когда взял его в руки уже начал было жалеть, но как только надел, как ты сказал, сначала на голое тело вкладыш, а потом комбец, то сразу понял — ты хотя и мальчишка, в этом деле петришь получше многих взрослых. Я себя в нём чувствую себя, как в броне, только в гибкой. Думаю, что мы тебе недоплатили.

Улыбнувшись, я успокоил его:

— Как только Дмитрий Миронович достанет для вашей конюшни дюпоновский номекс, я вам настоящие комбики пошью, ребята, а ещё постараюсь изготовить боевые гоночные шлемы не чета вашим котелкам, а пока что гоняйте в том, что есть. В них по крайней мере вы точно не обгорите.

После этого Георгий Иванович доложил обоим офицерам, чего стоит ждать от победы в гонках и пообещал:

— Про премии, парни, я молчу, это дело обыденное, а вот если мне присвоят звание генерал-майора, то я и вас повышу в звании вне очереди. Так что на гонку выходите, как на бой.

Попрощавшись с пилотами, я стрельнул у полковника ещё одну сигарету, но он отдал мне всю только что початую пачку и я умчался на поиски Иры. Свою невесту я нашел возле столовой. Она стояла у входа вместе с Эльвирой Михайловной, а вокруг неё крутился какой-то рослый, под два метра, широкоплечий атлет в светлом костюме, от которого она отворачивалась. Увидев меня, моя королева шагнула ко мне и воскликнула:

— Боренька, мы тебя заждались, пойдём ужинать, любимый.

Я поцеловал её и ответил:

— Извини меня, моя королева, мы задержались у Дмитрия Мироновича в коттедже. Состоялся очень важный разговор. Эльвира Михайловна, прошу прощения, что заставил вас ждать. Честное слово, это больше не повторится.

Верзила опешил, но я его даже в упор не видел и когда, пропустив дам вперёд, шагну в двери сам, то моё плечо столкнулось с его предплечьем, но я не отшатнулся назад и не смотря на то, что был ниже него ростом, проложил себе путь. Этот тип, вошел вслед за мною в столовую и когда мы выбрали себе блюда и я усадил своих дам за столик, то демонстративно убрал четвёртый стул, чтобы он не подсел к нам. Он сел за соседним столиком и мне было неприятно это соседство, ну и чёрт с ним. Ира и Эльвира Михайловна уже переоделись в шелковые платья пошитые мной и за ужинам я вполголоса рассказал им, какой будет цена этих гонок. Ирочкина тётя тихо сказала:

— Боже мой, такой юный молодой человек и такие блестящие результаты и всё благодаря тому, Ирина, что он в тебя влюблён.

Так же тихо я уточнил:

— Уже не просто влюблён, Эльвира Михайловна, а люблю Иру больше жизни и готов сражаться за свою любимую.

Мы поужинали и пошли в наши бунгало. Домик Эльвиры Михайловны находился через один от нашего, но они стояли не вплотную друг к другу. Едва войдя внутрь, мы сразу же стали целоваться, разделись не зажигая света и легли в постель, хотя кровати и были узкими. Боже, как же я ненавижу панцирные сетки за то, что они скрипят, но зато как чудно они раскачиваются. Через некоторое мы начали шептаться. Меня интересовало, где они были и с кем познакомились. Ира рассказала мне, что команда краевого ГАИ уже наделала шума, а я лишь увеличил ажиотаж, когда завёл двигатель. Это было ведомственное мероприятие и на него собралось не более шестисот человек, но среди них было очень много VIP-персон и моя невеста познакомилась с некоторыми из них. Так и не услышав от меня вопроса, кто же это увивался вокруг неё, она сказала:

— Боренька, тот тип, который строил мне глазки, офицер из КГБ. Его послали специально для того, чтобы он оценил твоё мастерство, как механика. Не обращай на него внимания, он просто самовлюблённый болван, раз думает, что его идиотские шуточки могут меня заинтересовать.

Целуя свою невесту, я шепнул:

— Любимая, мне плевать на него. Давай забудем про него и больше не станем вспоминать.

Она согласилась:

— Да, Боренька, только знаешь, я ведь не усну так просто.

— А разве кто-то говорил тут о сне? — удивился я.

Поэтому мы проснулись непривычно поздно, в начале девятого утра. В нашем домике не было ни умывальника, ни туалета. На завтрак мы, естественно опоздали и если бы Эльвира Михайловна не позаботилась о нас, то остались бы голодными. Сидя в её бунгало, в котором стояла всего одна тахта, а потому поместился ещё и стол с двумя стульями, мы быстро позавтракали, после чего Ира переместилась со стула на тахту, села на неё, пару раз подпрыгнула сидя и взмолилась:

— Тётя, можно мы эту ночь проведём в этом домике? В нашем такая узкая кровать, что на ней совершенно нельзя спать вдвоём, хотя Боря ещё ни разу, что мы спим вместе, не разомкнул рук. Он, словно боится, что меня у него отнимут, всегда кладёт у стены и всю ночь заслоняет собой.

Тётя Эля улыбнулась и ответила:

— Это потому, Ирочка, что он очень любит тебя. Хорошо, мои деточки, перебирайтесь в этот домик.

Мы так и сделали, забрав свои вещи и постельное бельё с нашей многострадальной койки. В час дня начинались квалификационные заезды, а потому нам не пришлось лежать на тахте слишком долго, но я ведь к тому же успел посидеть часок за столом с авторучкой в руках. Уже прибыв на трассу мы узнали, что на этот раз гонщики будут ездить без пассажиров, что вызвало радость как у пилотов, так и у их напарников. Гонщикам дали проехать по трассе по три круга и в три часа дня начались квалификационные заезды. Проехав по трассе сначала с Геной, а затем со Славкой, я повозился полчаса с двигателями их машин, пожалев, что не установил на багажники хотя бы самое простое антикрыло. При скорости примерно в сто восемьдесят пять километров в час, оно точно не помешало бы. Ну, ничего, глубоким тюнингом гоночных болидов я займусь позднее. Гена и Слава стартовали после третьего десятка гонщиков и во время первого же заезда показали такую скорость, что сразу же стало ясно — стартовать они будут в первой тройке автомобилей. Быстрее них проехать по трассе не смог никто. Форсаж есть форсаж.

После квалификационных заездов, когда определились участники гонки, все механики и я в том числе, бросились к машинам, но я ушел из импровизированного паддока всего через сорок минут. Между тем самый большой ажиотаж вызвало даже не то, что наши пилоты показали лучший результат, а гоночные комбинезоны. Их сразу после того, как они прошли свои три зачётных круга окружила целая толпа фотографов. Ну, а через несколько минут Гену и Славу позвал к себе Дмитрий Миронович и о чём-то говорил с ними минут пятнадцать. Вскоре и мне было велено подойти к первому секретарю и он сразу спросил:

— Принимаешь заказ на гоночные комбинезоны для всей краевой команды, Кулибин? Глядя на этих парней, я нисколько не сомневаюсь, что они привезут Кубок в наш край.

— Конечно принимаю, Дмитрий Миронович, — согласился я с выгодным заказом, — только вот что я хочу вам сказать, вот список того, что нужно и тогда Гена со Славой привезут вам кубки с осенней гонки на трассе "Бикерниеки" в Риге. Для этого мне придётся сделать "Москвичам" глубокий тюнинг. Не знаю как дело обстоит с оборудованием в других гаражах, но в нашем, в типографии крайкома партии, я сделаю такие машины, каких ещё во всём Советском Союзе никто не видел, а следующим шагом будут уже раллийные гонки в ноябре месяце.

Секретарь крайкома взял мои листки, быстро пробежал глазами и с улыбкой сказал, кивая:

— Ну, что же, луну с неба ты не требуешь, а всё остальное, включая "космическую" ткань, я тебе обеспечу. Ну, беги к своей девушке, Ромео с гаечным ключом вместо шпаги.

Подбежав к Гене и Славику, которые стояли возле Ирочки, явно прикрывая её от кэгэбэшника, я сказал им:

— Всё, парни, готовьтесь к "Рижской осени". Вас уже ждут на трассе в "Бикерниеки". Ребята, я вам такие болиды смастерю, что прибалты мигом на памперс упадут, но поскольку я с вами не поеду в Ригу, будьте добры, залучите в команду хорошего и, желательно, молодого инженера-амтомеханика. Моториста и слесаря по ходовой я вам подготовлю, Женьку и Толика. Вы этих парней знаете, они просто помешаны на машинах и вот что ещё, пока вы не завоюете с десяток никелированных кастрюль, даже и не заикайтесь о том, что вашей конюшне нужна своя собственная ремонтная база. Пока что обойдётесь нашей, типографской.

Электросварка в глазах обоих пилотах сменилась на что-то ещё более яркое. Вот с таким настроением мы и вернулись на турбазу. Полковник Булганин, переодевшись в спецовку, вместе со мной крутился возле машин и когда я сказал, что болиды к бою готовы, даже удивился. Наверное думал, что я проведу ночь зарывшись по уши в движок, а не со своей невестой, которая на этот раз не отходила от меня ни на шаг, наотрез отказавшись сопровождать тётю на очередной милицейский раут. После ужина мы зашли в свой домик и вышли из него только утром, чтобы позавтракать и покинуть турбазу. То есть поехали на трассу. Гонка хотя и была напряженной, но только для тех машин, которые безуспешно пытались догнать три действительно спортивных тачки, ушедших в отрыв с первых же секунд. Сочинский пилот, молодой, но уже очень опытный гонщик, пришел вторым, а Славик третьим. Гена же обогнал их почти на семь минут. Так что оба наших гонщика стояли на подиуме.

Однако, судя по тому, что сочинского милиционера ГАИ позвали к Дмитрию Мироновичу, я сразу же догадался, что он будет третьим пилотом в новой советской конюшне, которую я реально мог сделать одной из лучших в стране только в силу своей абсолютной информированности и того, что в девяностые годы в моём автосервисе работал настоящий гений автомобильного дела, у которого я очень многому научился потому, что и сам заядлый автомобилист. Вместе с ним мы довели спортивный москвичёвский двухвальник до того, что тот развивал мощность в сто семьдесят лошадиных сил, хотя и жрал бензин, словно лошадь. В семидесятом году с эти никаких проблем ещё не было. Домой мы вернулись в приподнятом настроении, а я так ещё и с швейцарскими часами "Омега" на руке, которые снял со своей руки полковник Булганин и подарил мне. Там нас ждал приятный сюрприз. Отец взял отпуск, организовал коммунистический субботник и за время нашего отсутствия самым капитальным образом подготовился к началу строительства. Стройматериалы он уже оплатил и даже выплатил задаток прорабу и в понедельник бригада из пяти человек должна была начать строительные работы по расширению нашего дома.

Более того отец с мамой съехали из дома в сад и поселились в туристической палатке, моя комната превратилась в кухню, а пристроенная к дому кухня-веранда, в которой зимой всегда было холодно, почти прекратила существовать. Поэтому мы переселились в родительскую спальную, а нашим родителям теперь предстояло до завершения строительства спать на нашей тахте. Швейное ателье оставалось в зале, но к первой машине добавилась вторая и десятка полтора срочных заказов, выполнять которые я начал немедленно, так как семеро клиенток требовали себе эсклюзиву. Нормально, больше денег получим. Между тем всё воскресенье мы с мамой посвятили костюму Князева и тот получился просто на редкость шикарным. Мама сама приезжала на фабрику, чтобы сделать примерку и она оказалась практически лишней. При шитье этого костюма я применил современные технологические решения и потому он выглядел намного лучше тех, которые шили в семидесятые годы. Когда Сергей Митрофанович одел его и попросил свою секретаршу, симпатичную молодую особу зайти и заценить его новый костюм та пришла в полный восторг и тут же, не сходя с места попросила срочно пошить ей два шелковых платья, так как через неделю она уезжала в Сочи.

Мне пришлось сначала снять с неё мерки, прямо в кабинете начальника цеха, а уже потом завести с Сергеем Митрофановичем разговор о том, что вскоре, скорее всего, на его цех ляжет дополнительная нагрузка. Когда он выслушал меня до конца, то усмехнулся и сказал:

— Боря, даже не знаю, радоваться мне или горевать от такой новости. Если Дмитрий Миронович подпишет мне вот эту заявку на новое оборудование, технику-то мне новую всё равно не дадут, то радоваться, но я всё равно пребываю в глубоких раздумьях.

— А что тут думать, Сергей Митрофанович? — удивился я и пояснил — У вас же всё равно половина слесарей по полнедели дурака вываливает и козла забивает в беседке. Так что примерно с годик, пока новая конюшня не встанет на ноги, загрузка производственных мощностей вам будет гарантирована, а это деньги на счёт предприятия, прогрессивка, премии и всё прочее, но самое главное, это ещё одна книга — "Гоночный автомобиль на базе автомобиля "Москвич-412", ну и чего в этом плохого?

Князев широко заулыбался, достал из стола скоросшиватель протянул его мне и ответил:

— Ничего плохого я в этом не вижу. Вот, держи, это мои собственные мысли по поводу ремонта и ещё кое-чего.

С этого дня моя жизнь превратилась в сплошной калейдоскоп событий. Не прошло и недели, как в краевой прессе было объявлено о создании при спортобществе "Динамо" новой гоночной команды, что было приурочено к доставке в город семи новеньких "Москвичей-412" в экспортном исполнении, а также всего того, что я внёс в список. В отдельном дивизионе краевого ГАИ произошли пертурбации и он превратился в гоночную конюшню. Сочинский гонщик, Виктор Толстых, переехал в наш город вместе с женой и трёхлетней дочерью и ему сразу же дали квартиру. Получили квартиры и Гена со Славкой, а вот меня квартирой обошли, но зато мне обломились просто сказочные заказы на тюнинг, причём генерал-майор Булганин, понимая, что это только соловья кормят баснями, но и тот долго не живёт, исхитрился провести через юридический институт материальную помощь Ирочке и ей выдали на руки в кассе две с половиной тысячи рублей, вместе с заказами на платья и костюмы, которые мы едва успевали выполнять, это позволило нам расплатиться за ткань и ещё остаться при этом не с пустым кошельком.

Тюнингом машин занималась наша бригада, укомплектованная ещё тремя слесарями и инженером-автомобилистом, ходившим за мной по пятам. Примерно с той же скоростью, с которой строился дом, в нашем цеху, а мы при этом не перестали заниматься ремонтом газоновских и москвичёвских движков, обретали совершенно новые очертания три новеньких "Москвича". Их мы не просто ободрали, а раздели до последней нитки и поменяли на машинах всё оперение и плюс к этому изготовили аэродинамические обвесы из стеклопластика. Для каждого болида я с Женей и Жорой, инженером команды, и пилотами гоночных машин, чуть ли не построил по два двигателя и эти двухвальники ревели, как голодные львы. Импортные тахометры при этом показывали семь тысяч двести оборотов, а вот какой будет скорость, это ещё предстояло выяснить, но спидометры мы поставили рассчитанные на двести двадцать километров. Поначалу пилотов удивляли спортивные рули малого диаметра и кресла, изготовленные по фигуре каждого из них, довольно жесткие, но кто сказал, что пилоту в спортивном болиде должно быть удобно?

Мои друзья оказались отличными ребятами и в выходные дни приходили к нам домой, чтобы помогать нам строить дом, так что он вырос и был накрыт высокой крышей, на чердаке мы сделали просторную, тёплую мансарду, очень быстро и к тому моменту, когда нужно было приступать к уборке урожая, то есть в первой декаде сентября, был почти готов. Оставалось только произвести отделочные работы, как только просохнет штукатурка. А в середине августа, когда мы вовсю занимались закаткой банок на зиму, перед зданием крайкома партии состоялась презентация новой гоночной команды. Ещё затемно все три болида были доставлены туда и укрыты тканью, а ровно в полдень, при большом стечении народа, в присутствии гостей из самой Москвы, Дмитрий Миронович перерезал зачем-то красную ленточку, которой кому-то взбрело в голову обтянуть все три автомобиля, с них была сдёрнута светло-серая ткань и те, кто знал в автомобилях толк, в первую очередь представители АЗЛК, ахнули.

Да, порода этих гоночных машин была сразу видна, особенно специалистам, а когда пилоты, одетые в белые гоночные комбинезоны с именем нашего города, сели в свои бело-голубые болиды с символикой спортобщества "Динамо" и сделали три круга, объезжая площадь с памятником Ленину, люди поняли, почему это двигатели рокочут так мощно. Ну, а Князев тем временем раздавал гостям рекламный буклет, рассказывающий о книгах, написанных им. Он хотел, чтобы я стал его соавтором, но мне это было категорически противопоказано и вообще, я был только рад, что меня не вытолкали вперёд. С меня вполне хватало и того, что никто не мешал нам зарабатывать столько денег, сколько мы хотели. Сейчас для меня это было самое главное, надёжно обеспечить свои тылы и сделать так, чтобы моя семья ни в чём не нуждалась, а в те годы это было очень большой проблемой, но я сумел обзавестись высокими покровителями и те не видели во мне сопливого пацана.

Вообще-то я хотя и уставал частенько, всё же успел сделать многое, в том числе и помочь Ире подготовить курс лекций, ведь скоро должен был начаться учебный год. Мы поприсутствовали на банкете в честь дня рождения новой гоночной команды, но скромно сидели несколько в стороне от именинников, а потом тихо и незаметно, по-английски, ушли и отправились в парк, где и гуляли до самого вечера. Вскоре мы подошли к той самой скамейке, где я в первый раз поцеловал Иру, и сели на неё. На этот раз моя невеста села ко мне на колени. После первого, разумеется на этой скамейке, поцелуя, проводя пальцами по её милым завлекушечкам, я спросил:

— Моя королева, ты ни о чём не жалеешь?

Ира смеясь ответила мне, а о чём мне жалеть, Борька? О том, что мне посчастливилось встретиться с таким мужчиной, как ты? Нет, любимый, кроме тебя мне больше никто не нужен. Ты просто не представляешь себе, как я счастлива, что ты пришел ко мне из будущего.

Снова поцеловав её, я тихо спросил:

— Иришка, ты ведь наверное догадываешься, что года через два с половиной мне придётся покинуть тебя на несколько лет? Ты сможешь отнестись к этому с пониманием?

Моя невеста печально вздохнула и ещё тише сказала:

— И этого нам с тобой никак не избежать, Боря. Ты намерен начать действовать, любимый? Когда?

— В самые ближайшие дни. — ответил я — И мне для этого понадобится твоя помощь. Завтра я загоню в цех нашего "Ижака", как следует отрепетирую его и мы с тобой прокатимся на нём до Воронежа, а потом через Харьков вернёмся обратно. Я буду сидеть за рулём, а ты за моей спиной. Нам нужно будет отослать одно и то же письмо, адресованное Андропову, из нескольких городов, причём не прямо в Москву, а в местные управления КГБ. Мне нужно капитальным образом запутать следы и поэтому тебе придётся надевать парики и менять одежду, когда ты будешь опускать письма в почтовые ящики. Для пущей конспирации. КГБ это очень серьёзная контора и нам нужно действовать крайне осторожно. Думаю, что парень и девушка, катающиеся на мотоцикле, не привлекут к себе особого внимания. Ну, а потом мы посмотрим на реакцию Андропова, но она последует после того, как они арестуют Бразинскасов или окажутся виновниками смерти Нади Курченко.

— Будет очень плохо, если эту девушку убьют. — со вздохом сказала Ирочка — Какие же они мерзавцы. Оба.

— Да, — согласился я, — хотя они и кончили плохо, сын забил своего собственного отца до смерти и его посадили в американскую тюрьму, Надю мне жалко, а вот их я сам бы убил.

Мы посидели ещё немножко, вышли из парка, поймали такси и поехали домой. Отец и мама всё ещё изображали из себя Робинзона и Пятницу, но вскоре мы должны были переселиться в свою новую спальную комнату. Теперь в доме было пять комнат и швейная мастерская в шестой, не говоря уже о мансарде, в которую можно было подняться по винтовой лестнице, которую мама метко назвала эталоном трезвости. И вообще мои родители, столкнувшись с тем, что их сын старше них, быстро стали молодеть душой. Они всё чаще и чаще смеялись, не стеснялись целоваться при нас, как влюблённые, да, и из своей палатки выходили поутру зевая так, что меня всё время подмывало сказать им, чтобы они вздремнули ещё пару часов. Всё это меня очень радовало, а вот мама почему-то огорчалась, что я мужаю прямо на глазах и уже не похож на шестнадцатилетнего пацана. Да, не видела она меня тогда, когда я вышел, наконец, из больницы с большой прядью седых волос и физиономией чуть не древнего старца.

Когда мы вернулись, родителей в доме уже не было, а из сада доносилась музыка. Ну, всё ясно, почему отец поймал какую-то музычку и включил её погромче. Мы с Ирой громко рассмеялись, быстро разделись и нагишом побежали в ванную комнату. Теперь у нас в доме было два санузла и во втором стояла настоящая чугунная ванна. Прораб долго удивлялся, зачем нам нужна вторая ванна? Зато кухня у нас была общая и очень большая, так что на ней можно было накрыть стол человек на сорок, но свадьбу мы всё равно решили сыграть в ресторане. Свадебный подарок Ире я уже купил всего за каких-то девятьсот рублей, но она, подумав, отказалась от кабриолета и тогда я решил превратить двадцать первую "Волгу" в настоящий лимузин, но моя невеста отказалась и от этого. Потому я решил просто довести автомобиль до ума и сделать его очень красивым.

Глава 10

Операция "Морковка"

Утром нас разбудил мощный, басовитый рокот двигателей трёх гоночных болидов, но с постели заставил подскочить внезапно взревевший, чуть ли не во всю мощь, один из моих новых, боевых чудо-движков. Так началась операция под кодовым названием "Морковка". Урожай в этом году удался такой, что его было в пору вывозить на рынок, но я посчитал возможную прибыль и чуть было не прослезился. Поскольку не нас одних побаловала погода, то цены на овощи упали чуть ли не ниже плинтуса и тогда я принял мудрое решение — организовать коммунистический субботник по заготовке овощей и фруктов на зиму. До этого я уже закатал шестьдесят баллонов изумительных компотов. В нашем городе яблоки белый налив, малина и абрикосы созревают одновременно, а чисто вымытые (малину не мыть!) и сложенные воедино в одном трёхлитровом баллоне, залитые не слишком сладкой кипящей водой и потом прошедшие через часовую пастеризацию в крутом кипятке, они превращались в такой компот, что "Кока-кола" и "Пепси-кола" отдыхают и даже не высовываются.

Теперь наступила очередь вводить в бой тяжелую артиллерию, а она была представлена в следующем виде — помимо того, что все ветки в нашем саду, а это полных семь соток, ломились от яблок, груш и роскошного чернослива размером с нехилое яблочко, персики мы уже стрескали, урожай овощей, особенно помидоров, вымахавших за три метра ростом, вообще зашкаливал за все мыслимые пределы. Их было не просто много, а чудовищно много, но самое весёлое заключалось в том, что мой ученик Женька где-то за городом нашел заросли луговых опят, взял мой мотоцикл и на пару с Женькой Толкачём, который отправился в экспедицию на служебном "Уазике", они вместе с женами вчера поехали с косами, граблями и лопатами, что вовсе не шутка юмора, на грибной сенокос и дали клятву, что привезут с собой с полей все грибы до единого. У-у-у, что я умею делать с грибами!

Таким образом мы сегодня ждали в гости всех трёх пилотов с женами, холостяков Толика и Жорика, обоих Женек с женами, Семёныча с женой и старшей внучкой, бедненький, он один жил в фатере на четвёртом этаже, тётю Элю с подругой Раей, Веру и Тонечку, Галину с мужем, а также мамину сестру Валю с мужем Юрой, жившую в нашем городе, и деда Федю с бабушкой Олей, родителей отца. В Москве, ещё начиная с кооперативных времён, как истинный южанин, я устраивал операцию "Морковка" до трёх, четырёх раз за лето и осень, но впервые она проходила в таких шикарных условиях. От дома до ворот было восемь с половиной метров, а из шестнадцатиметровой ширины четыре метра забирал высокий гараж с плоской крышей (очень удобный балкон для мансарды), в который я мог войти прямо из кухни. Поскольку гараж был фактически пристроен к дому, то он отстоял от вторых ворот на семь с половиной, а весь остальной двор мало того, что был забетонирован почти полностью и поверх бетонной стяжки замощён метлахской плиткой, лишь вдоль забора остался метр земли, куда я по осени собирался пересадить четыре виноградные лозы, так ещё и полностью перекрыт высоким навесом, накрытым шифером из стеклопластика.

Таким образом свадебный зал площадью девяносто квадратных метров у нас уже имелся, но сегодня ему предстояло стать большой кухней. К операции "Морковка" мы все готовились заранее, а потому одних только трёхлитровых баллонов было завезено три тысячи штук, море литровых банок, а также три десятка шестидесятилитровых, эмалированных кастрюль и плюс ко всему паяльные лампы с конфорками и столы. Всему виной были мои компоты, которые я привозил изредка на работу, а также аджика, ткемали, другие приправы и синенькие, приготовленные самыми разными способами. Всё это я брал с собой на работу регулярно, чтобы сделать наши обеды в столовой, в которой готовили очень недурственно, ещё вкуснее. Однако, главной фишкой сезона всё же обещали стать грибы. Стрелку у себя дома я набил на восемь утра, однако Гена, Слава и Витя приехали чуть свет, без десяти семь и мы с воплями подскочили с кровати.

Ира быстро надела на голое тело махровый, пляжный голубенький халатик с большим декольте и молнией спереди, а я натянул трикотажные трусы, слаксы и мы выбежали из дома. Вот теперь я уже мог гордится своим мускулистым, загорелым чуть ли не до черна, торсом. Моя невеста тоже. В самом конце сада, где у нас росли четыре ряда винограда разных сортов, она облюбовала себе уютное, совершенно не просматриваемое ни откуда местечко и загорала там нагишом, а потому превратилась в очаровательную креолку со смуглым телом. Загар на неё ложился просто изумительно. В общем красивые и загорелые, мы выбежали на улицу. Пилоты тут же бросились целовать Ирочке не только руку, но и щёчки, а меня стали целовать их нарядно одетые жены. Детей мы договорились на эту двухсуточную вахту не брать и потому малышка Виктора и Нели была отвезена к родителям Гены и присоединилась к остальным детям.

Мы не стали сразу же заходить в дом. Мне хотелось посмотреть на автомобили не в цеху, а в мирных, городских условиях, а они были просто прекрасны. Я полностью переделал "Москвичу" его переднюю панель и изменил угол наклона решетки радиатора, установив позади переднего спойлера мощную, но лёгкую алюминиевую балку и придал ему ещё и функции переднего антикрыла, а заодно улучшил обдув двигателя. С расширительными арками и широкопрофильными, спортивными тапками от фирмы "Гудьир", с мощным, регулируемым антикрылом на багажнике, которое почти ложилось на чисто декоративные, широкие хвостовые кили из стеклопластика, жигулёвскими травмобезопасными ручками и спортивными сиденьями, переднее пассажирское было легко съёмным, машины не выглядели "Москвичами". Это были настоящие гоночные болиды без каких-либо скидок.

Мощный рокот моторов заставил в это утро проснуться всю нашу улицу с удивительно красивым названием — Ореховая, по обе стороны которой действительно росло множество ореховых деревьев, два ореха чуть ли не пятидесятилетнего возраста, возле нашего дома.

Как только мы поздоровались, я тут же подмигнул Ирочке и направился к Генкиной машине, а она бросилась к машине Славика. Вот что мне больше всего нравилось на нашей улице, так это то, что на ней как проложили в пятьдесят восьмом канализацию воду и газ одновременно, после чего заасфальтировали, она ведь находилась в десяти минутах ходьбы от центра города, так её больше ни разу не раскапывали, а поскольку машины по ней ездили редко, то и дорога была без ям и выбоин. Мы сели в машины и поехали по улице, а она была довольно-таки длинной и насчитывала под три сотни домовладений, в сторону, противоположную от дома Тонечки, со скоростью километров в сорок, но мои движки и на холостых оборотах звучали басовито.

Когда я ехал обратно, то почти все мальчишки вылетели на улицу, чтобы посмотреть на спортивные машины, груженые деревянными ящиками с банками и даже их отцы. Сидя за рулём гоночной машины, я кивал и помахивал рукой многим ребятам, вместе с которыми учился когда-то в школе, а те только вздыхали. Проехав мимо дома, мы поехали дальше и через семь кварталов доехали до конца улицы. Там сидел в седле патрульного мотоцикла "Урал" с коляской, сержант ГАИ. Услышав сзади знакомый рокот спортивных движков, он соскочил с мотоцикла, развернулся и взял под козырёк. Мы подъехали к нему и вышли из машин, чтобы поздороваться. Естественно тому сразу же захотелось посмотреть не только на машины, но и взглянуть на то, что находится у них под капотом. Я даже предложил ему посидеть за рулём несколько минут и погазовать, чтобы ощутить всю мощь спортивного движка. Тот так и сделал и вышел из машины ошеломлённым. Шумно выдыхая воздух, он спросил меня:

— Борис, сколько же в нём лошадиных сил?

— Нем меньше ста шестидесяти, сержант. — ответил я и добавил, усмехнувшись — Ну, может быть сто семьдесят. На них же стоит поршневая группа со спортивного движка "БМВ" и распредвалы вольвовские, не говоря уже про спортивные свечи. Всё благодаря Дмитрию Мироновичу, теперь у краевого ГАИ самые лучшие гоночные "Москвичи" во всём Союзе.

Сержант восхищённо ахнул и сказал улыбаясь:

— Спасибо, что остановились. Я давно уже мечтал посмотреть на эти машины вблизи. Вот бы прокатиться на такой.

Посмотрев на этого молодого парня, я сделал ему тонкий намёк на весьма толстые обстоятельства:

— Сержант, это только дурак думками богатеет. Если ты не из трусливых и тебя не придётся из машины после поездки на скорости в две сотни километров на руках выносить, то можешь попробовать свои силы. Майору Мережкину нужен ещё один пилот на гоночную машину и четыре пилота на раллийные. К нам же в город скоро привезут ещё девять москвичей. Как только Мера притарабанит с гонок первую никелированную кастрюлю.

Оставив сержанта ГАИ стоять с задумчивым видом на дороге, мы поехали обратно и вскоре подобрали Веру и Тонечку с большими корзинами в руках. Моя одноклассница села в машину к Ирочки, а Вера Борисовна в мою. Поздоровавшись, я немедленно поцеловал её в щёчку. Блин, по старой московской привычке, я же был очень добрым и демократичным генеральным директором. Вскоре мы подъехали к нашему новому дому.

Вокруг машины Вити собралась большая толпа соседей и все только охали, да, ахали, рассматривая гоночный болид. Думаю, что даже в Западной Европе вокруг него собралось бы не меньше народа, если не в десятки раз больше. Ворота для въезда в гараж уже были настежь, ворота самого гаража тоже, но загонять машины внутрь я не торопился. Всё равно ещё не все наши друзья собрались. Дамы пошли в дом, а мы с пилотами приготовились разгружать болиды. По всей видимости Гена рассказывал мужикам, на что способны подготовленные под моим руководством к грядущим шоссейно-кольцевым гонкам "Москвичи", раз дядя Андрей, живущий напротив, покрутив головой воскликнул, как Станиславский:

— Не верю!

— Во что не веришь, дядя Андрей? — спросил я — В то, что "Москвич" хорошая машина, так это ты зря.

— Нет-нет, Борька, в этом я как раз не сомневаюсь. "Москвич" крепкая, боевая машина. Я не верю в то, что он может ехать со скоростью больше двухсот километров в час. У него же на такой скорости колёса отвалятся к чёртовой матери!

Пилоты, каждый из которых преодолевал эту скоростную отметку не раз и не два, дружно расхохотались, а майор Мережкин принялся объяснять Фоме неверующему:

— Андрей, ты загляни под машины. Ты думаешь Боря от нечего делать поставил на них такие широкие тапки с литыми дисками? Он же перед этим просто до жути усилил подвеску и теперь любая из наших машин на себе полторы тонны повезёт. Она же просто до безобразия жесткая. Коробка передач немецкая, пятиступенчатая, с повышающим редуктором, мощности-то хватает с запасом, но самое главное, он поставил на машины импортные спортивные задние мосты. Обычный москвичёвский мост такие широченные задние тапки просто не провернёт, полуоси из штанин вылетят. На наших болидах, Андрей, даже тормоза и те особые стоят, так что мы на двухстах километрах спокойно гоняем. Потому, что передний спойлер и заднее антикрыло машину к дороге, словно слон ногой, прижимают. Оттого и подвеска такая жесткая и на ней на скорости в пятьдесят километров не езда, а сплошное мучение, вся задница в синяках. Наши болиды рассчитаны на езду с большой скоростью.

Мужики, пришедшие поглазеть на машины, так и замерли с открытыми ртами, а мы принялись разгружать машины и заносить под навес ящики с банками, соль и всё прочее. Через четверть часа все три машины въехали в гараж и во двор и были немедленно укрыты брезентом. Народ уже начал подтягиваться, а вскоре приехали оба Евгения и оба чуть ли не гении в своей профессии, которые привезли, наверное, тонны полторы опят, и я, глядя на это богатство, ошеломлённо сказал:

— Ну, всё, девушки, вот теперь вы все станете писанными красавицами. Грибы для женщин, самая полезная еда, в них много микроэлементов, а потому кожа у вас сделается, как лепесток розы, а уж как я для вас, дорогие мои, засолю эти грибы, так вы этого себе просто не представляете.

Ирочка громко воскликнула:

— Мальчики, ставьте столы! Девочки, все на кухню, завтрак готов, пора накрывать. Боренька, быстро умываться.

Ну, я не только побрился и умылся, но ещё и принял душ, после чего натянул на себя настоящую вэдэвэшную голубую майку, подарок Толкача, и сел за стол. Завтрак девочки приготовили обильный и сытный, ведь никто в это утро так и не успел позавтракать. С аппетитом уплетая котлеты с картофельным пюре, я принялся рассказывать о программе сегодняшнего дня:

— Леди и джентльмены, первым номером сегодняшней программы у нас будет специальный, картузовский посол огурцов и помидоров. Рецепт — просто гениальный. Помимо огурцов и помидоров, а мы также засолим и огурчики вместе с помидорами, в рецепт посола входят — чёрный горошек — пятьдесят зёрен на баллон, четверть грамма корицы, шесть почек гвоздики, пять сухих бодылок укропа с зонтиками, четверть грамма мускатного ореха, десять листов лаврушки, четыре головки чеснока очищенными зубками, три стручка острого перца и два красных болгарских перчика, разрезанных вдоль. Однако, главная фишка заключается вовсе не в этом. Моя солка сохраняет свои вкусовые качества три года и никогда не взрывается. Весь секрет заключается в том, что на дно каждого баллона мы кладём лист хрена, а затем ещё и режем соломкой пятьдесят граммов, это с мой указательный палец, хренового корня и добавляем десять соломок корня пастернака. Хрен самый лучший антисептик, а потому на литр рассола мы берём всего тридцать пять граммов соли и помидорчики и огурчики не будут солёными, как рапа. Холодный посол огурцов и помидоров, если последние не зелёный или бурелые, я считаю актом саботажа и вредительства.

— А сахар и уксус? — удивлённо спросила Галина.

Широко улыбнувшись, я ответил?

— Галочка, простите, но сахар и уксус в закатке, это удар бейсбольной битой по почкам. Они провоцируют образование камней в почках и если вы этого не знаете, то женщинам рожать детей куда приятнее, чем родить камень величиной хотя бы с горошину, а они вырастают и побольше. Мне очень дорого ваше здоровье, леди и джентльмены, поэтому...

Мамуля закончила фразу за меня фразу:

— Слушайте только моего Борю и радио. Борю для пользы, а радио в основном для удовольствия. У него память, как у ЭВМ и он перечитал все подшивки журналов "Здоровье", "Работница" и "Наука и жизнь", а в них полным полно всяких полезных рецептов.

Поклонившись маме и послав ей воздушный поцелуй, я улыбнулся и сделал такое объявление:

— Теперь я обращаюсь к вам, джентльмены, вы занимаетесь уборкой урожая на плантации, а ваши леди его тщательно моют и раскладывают по банкам. Двое из вас должны заняться мытьём банок, а те, кто умеет держать в руках нож, занимаются переборкой и чисткой грибов, но они и без того чистые. Все грибы нужно срочно замочить в имеющихся в наличии ваннах, даже в тех, которые в доме, иначе их съедят черви. Я буду работать на всех фронтах одновременно. Да, вот ещё что, сборщики помидоров, порошу вас переспелые помидоры откладывать в сторонку и не выбрасывать даже те, которые чуть-чуть подгнили. Вместе с обычным фирменным посолом, мы закатаем ещё и помидоры в собственном соку с болгарским перчиком и зеленью, а это будет вообще нечто потрясающее. Рецепт тот же, только без хренового листа на дне банки, но вместо рассола у вас в банках, леди и джентльмены, будет натуральный помидорный сок без кожуры и семечек. По коням! Друзья мои, зимой вас ждёт множество радостных и очень вкусных, пальчики оближите, открытий! Так что на Новый Год вас будут зазывать в гости вместе с солкой.

На счёт радостных открытий я вовсе не шутил, так как за свою не такую уж и короткую жизнь, шестьдесят лет это всё-таки возраст мудрости, изобрёл множество рецептов. Своим самым главным рецептом я считаю особый, картузовский посол грибов, а это просто бомба. Грибы можно солить таким образом любые, даже шампиньоны и вешенки. Посол весьма прост. Нужно взвесить сухие грибы, ещё до замачивания, поэтому я и вооружил Жору, Тоню и Семёныча с Полиной Михайловной, заступивших на их чистку грибов, безменами и поручив им их взвешивать до замачивания.

Сорок два грамма соли на килограмм перебранных грибов, которые после замачивания и мытья пойдут в посол. Как раз именно для посола грибов и были закуплены огромные, коричневые эмалированные кастрюли. Как только грибы будут помыты, мы сложим в половину кастрюль какую-то их часть, возможно всего лишь половину, их же привезли огромное количество, хорошенько утрамбуем, зальём водой и, проведя арифметические вычисления, то есть, сколько килограммов грибов сухим весом влезло в одну кастрюлю, засыплем в них соль.

После этого дело остаётся за малым — довести грибы до кипения на сильном огне, они же моментально всплывут, дать им покипеть всего пять минут, снять с огня и приступить к закладке, а вот это уже самое настоящее искусство. Дно и стенки кастрюли нужно застелить листьями хрена. На него следует бросить десяток лаврушек, зёрен тридцать чёрного перчика, построгать немного корицы и мускатного ореха, а также положить сухие бодылки укропа, и, доставая шумовкой горячие грибы из кастрюли, уложить их слоем толщиной в три пальца. После этого в ход идёт то, отчего люди, обычно, вздрагивают — листья акации, да-да, самой обычной акации, хоть с белыми, хоть с лиловыми цветочками, из которых я очень люблю делать салаты.

Акация содержит в себе такое количество дубильных веществ, что листья дуба просто отдыхают. Поверх сантиметрового слоя листьев акации снова идёт ароматная присыпка и на неё опять укладываются грибы, но после этого идёт уже не слой листьев акации, а слой листьев чёрной смородины, которая придаёт им просто невообразимый вкус и яркий цвет. После этого слоя нужно хорошенько придавить грибы круглым, дубовым гнётом, изготовленным по диаметру кастрюли.

Вот так, перекладывая грибы зелёными слоями листьев смородины и акации, в Москве мне всё же приходилось применять для этого листья дуба, постоянно придавливая грибы, нужно их все втолкать в одну кастрюлю. Самое главное, держать стенки закрытыми листьями хрена и при необходимости подкладывать новые. После того, как кастрюля будет заполнена доверху, грибы нужно укрыть листьями хрена и как следует придавить. Последний штрих такой — вскипятить рассол и желательно разогреть груз, а в качестве него я обычно использую стеклянный трёхлитровый баллон, заполненный гайками. Ничего тяжелее не придумаешь, если нет свинцовой дроби.

Как только рассол закипит, его нужно аккуратно влить в кастрюлю, заранее поставленную в то место, где об неё никто не споткнётся, положить на гнёт груз, накрыть целлофаном, а затем старым одеялом, чтобы грибы притомились. Через сорок пять дней рассол сделается густым, как кисель, и грибы уже можно кушать, но лучше подождать, когда рассол превратится в студень. Объём грибов при этом уменьшится на треть. Вот тогда груз нужно вынуть, студень аккуратно снять и, осторожно поднимая спрессованные листья, доставать грибы, чтобы подать их на стол.

Хранить грибы горячего посола можно даже при комнатной температуре, но лучше всё же в прохладном месте. В принципе их можно даже и не мыть. Лично я так и ем их. Посыпал лучком, полил маслицем и пожалуйте к столу. Хотите маринованных? Какие проблемы! Сбрызните их уксусом и дайте постоять пару часов. Жареных грибочков захотелось? Мигом ставьте на огонь сковородку, кладите на неё сливочное масло и жарьте свои грибочки с лучком, или тушите в сметане и никакого вам ботулизма, но самое главное, они не будут до ужаса пересоленными. Когда я, выйдя из больницы, малость оправился и посолил грибы таким образом, мамуля, как то раз, взяла и завернула в вощёную кальку грамм четыреста моих грибочков, чтобы угостить подруг на работе. Так те даже бумажку облизали, такой потрясающий и при этом грибной, вкус у них был. Когда я рассказал о рецепте девочкам, мывшим помидоры, бабушка возмущённо воскликнула:

— Борька, шельмец, что же ты раньше секрета не выдавал.

— Ба, так я его только недавно изобрёл! — ответил я.

Отец тут же пришел мне на помощь:

— Мам, Борька нас и салатом из цветов акации впервые только в этом году угостил. Между прочим, вкусно.

Вскоре девушки стали укладывать огурцы и помидоры в банки и началась закрутка помидоров. Крышек Галочка выбила из нашего клиента, директора консервного завода, щеголявшего теперь в настоящем английском костюме, а он заказал их себе целых три, причём из самого дорогого габардина, по сорок шесть целковых за метр, целых четыре картонных коробки. Сама она встала на закладку, а её супруг занимался уборкой урожая и то и дело громко восклицал при этом:

— В гробу я видал этого недоученного агронома! По его совету я, как последний идиот, сажаю огурцы и помидоры в лунках, а потому уродуюсь, как папа Карло, их поливая. Кретин безмозглый! Как только встречу, всё ему выскажу, умнику. Это же надо, у Бори всего полсотки под помидорами, мы их уже два часа рвём со стремянок, а им конца и края не видно, а ведь посмотрите, парни, они же вверху цветут, подлецы!

К обеду мы закатали такую прорву помидоров, что под окнами кухни вырос целый штабель ящиков с банками высотой в два метра с лишним. На обед, помимо борща и котлет, я ещё приготовил и синенькие, тоже по своему фирменному рецепту, причём с кожурой. Неля, как самая южная наша южанка, к тому же наполовину армяночка, брюнетка, как и моя Ира, попробовав моих синеньких, тут же восхищённо воскликнула:

— Ой, как вкусно-то, Боренька! Как ты их готовишь? Синенькие приготовлены с кожурой и она совсем не горчит.

— О-о-о, Нелечка, — заулыбался я, — это особый рецепт. На первый взгляд он очень трудоёмкий, но всё же не сложный. Бёрёшь самую громадную сковородку, наливаешь в неё растительное масло, ставишь на огонь и первым делом начинаешь обжаривать морковь, затем мелко порезанный бибар, так армяне называют болгарский перец, а уже потом лук. Как только лук подрумянится, снимаешь сковороду с огня и шумовкой перекладываешь всё в сотейник. Масло сливаешь обратно на сковородку и на нём начинаешь обжаривать синенькие, порезанные такими кусочками, какие в рот легко помещаются, а чтобы они не горчили, пару раз просто ошпариваешь их крутым кипятком. Когда пожаришь все синенькие и переложишь их в сотейник, то начинаешь жарить помидорки. Как ты видишь, наши очень мясистые, именно такие самые лучшие. Режешь каждый помидор на восемь частей и обжариваешь. Последней идёт в ход зелень — кинза, укроп, петрушка, реган и укропчик, мелко режешь её засыпаешь в сотейник и аккуратно, чтобы ничего не подавить, перемешиваешь и ставишь на огонь, потушить полчасика. Тогда зелень отдаст синеньким, а они здесь главный ингредиент, весь свой аромат и вкус. Завтра мы будем закатывать синенькие таким образом в литровые банки и для этого нужны три сковородки — для морковки, перчика и лука, для синеньких и для помидорок. В банки всё нужно закладывать по мере готовности, попутно смешивая и потом заливать всё маслом и накрывать крышками. Последняя операция перед закаткой — двадцати, тридцатиминутная пастеризация в кипящей воде. Соль по вкусу. На праздничном столе такие синенькие улетают быстрее чёрной икры.

Поцокав языком, Неля сказала:

— Боря, тебе нужно работать министром консервных дел.

Сидя за нашим большим и дружным столом, я обратил внимание, что Тонечка и Жорик сидят рядом. Главному инженеру гоночной команды "Метеор Юга" было всего двадцать четыре года и он только год, как закончил автодорожный институт и начал работать. Красивый, молодой, русый парень немного ниже меня ростом, вовсю ухаживал за Тонечкой, которая стала стремительно развиваться. Грудочки у неё увеличились и уже почти оформились, если сравнивать с мамой, округлились и бёдра, в общем ягодка стала быстро созревать. Она весело щебетала что-то парню, который, наверное, казался ей уже совсем взрослым мужчиной, причём обаятельным и остроумным. Ну, меня это волновало меньше всего. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не бросало на меня своих пылких взглядов. После обеда были разложены раскладушки, которые все привезли в наш дом загодя. Операция "Морковка" была рассчитана на двое суток с гаком. То есть на работу все поедут от нас, а уже позднее вывезут заготовки. Мы с Ирой ушли в дом и там она спросила:

— Боря, ты заметил, что между нашей Тоней и Жорой начали завязываться отношения?

Я шумно выдохнул:

— Пускай завязываются, Ирочка. Жорка парнишка толковый и самостоятельный. А ты заметила, как похорошела Тоня?

Ира шлёпнула меня по губам и сердито сказала:

— Борька, кто-то у меня сейчас схлопочет по попе.

— Вот потому-то я и заметил, что Жорка положил глаз на Тонечку, Иринка. — сказал я — Если так дело и дальше пойдёт, она в мою сторону перестанет глазками постреливать. Мне-то это по барабану, но ты же ведь всё видишь и я уверен, что тебя это нервирует.

Мы подремали часика полтора и снова отправились во двор. Сиеста закончилась и нам предстояло теперь работать до глубокой ночи. После отдыха все приступили к работе с двойным энтузиазмом. Жора с Тонечкой тут же принялись вдвоём протирать через сито помидоры. Тоня их быстро крошила, а тот мял и протирал, рассказывая юной девушке что-то весёлое. Вера находилась неподалёку и чистила чеснок. Подсев к ней, мои советы пока что никому не требовались, я с улыбкой сказал:

— Ну, вот, Верочка, похоже, что скоро у вас появится зять.

Жора тотчас вставил свои пять копеек:

— Да, Вера Борисовна, как только Тоне исполнится восемнадцать, я приду к вам со сватами.

Тоня воскликнула смеясь:

— Это же ждать целых три года! Я так не согласна! Можно этот срок сократить хотя бы на один год? К тому времени я как раз закончу школу и поступлю в институт.

Вера улыбнулась и сказала дочери:

— Ну, на это я ещё соглашусь, если твой жених не передумает. Всякое ведь в жизни бывает.

Жорка парень не промах, сразу же заявил:

— Вера Борисовна, если вы позволите ухаживать за Тонечкой и по-пионерски дружить с ней, то ничего такого не произойдёт!

Хотя разговор и был шуточным, тем более его слышали все, намерения у Жоры явно вырисовывались серьёзные. Гена тут же сказал:

— А я это буду контролировать, Верочка. Жора ведь теперь, как и мы все, в милиции служит, ему скоро погоны лейтенанта вручат, хотя настоящим милиционером он никогда не будет.

Галочка тоже поддакнула:

— Да, Верочка, разреши ему ухаживать за Тонечкой. Жора ведь главный инженер команды, он подтянет её по физике и математике и тогда ей прямая дорога в политех.

Вера рассмеялась и сказала:

— Я не против, но чтобы никаких вольностей.

А вот на этот счёт я сразу же подумал: — "Ну-ну, если дело так и дальше пойдёт, то до шестнадцати лет Жорка её ещё побережет, а вот следующим летом Тоня сама его изнасилует". В любом случае глядя на то, как у них обоих заблестели глаза, я понял, что между ними действительно начали завязываться отношения. Ну, а Жорка тем временем рассудительно сказал:

— Нет, Тонечка, в семнадцать лет девушкам ещё рано выходить замуж. Поэтому, девочка, мы будем только дружить, ну, и можем себе позволить влюбиться в друг друга, но чуть-чуть, не переходя границ. Зато я к двадцати семи годам окончательно встану на ноги, построю дом и научусь точно так же выращивать помидоры и другие овощи, как и Боря.

Тоня от этих слов вся так и просияла, да, и Верочка радостно заулыбалась. Гена подошел к нему, хлопнул по плечу и сказал:

— Жора, если ты научишься у Бориса всему, что этот уникум знает о машинах, то не волнуйся, денег на дом ты заработаешь. Генерал Булганин мне так и сказал: — "Парни, я для вас ничего не пожалею, вы только чешите всех в хвост и гриву." А он слов на ветер не бросает. Расти выше ему уже некуда, в Москву Георгий Иванович ни за что не поедет, а автогонки это его самая большая страсть.

Скосив глаз на Веру и увидев, что та улыбается, я немедленно поддакнул для усиления:

— Да, Тонечка, если я увижу, что Георгий ведёт себя, как настоящий рыцарь по отношению к тебе, и ты для него точно такая же королева, как Ирочка для меня, то я научу его так готовить машины к гонкам, как этого никто не умеет. Ну, лучше меня он этого делать не сможет, ведь я же кум какого-то Уни, а тот, видать, мужик башковитый.

Все громко рассмеялись и я стал переводить разговор на другую тему, но время от времени посматривал на Жору и Тонечку, они негромко разговаривали о чём-то своём. Уже позднее, когда томатный сок уже вовсю кипел и булькал, улучив момент, когда Тоня отошла от своего кавалера, я показал ему взглядом, что хочу отвести его в сторону и мы зашли за гараж. Достав из кармана пачку "Мальборо", блок этих сигарет мне задарил Георгий Иванович, я протянул пачку Жоре. Тот взял сигарету и мы закурили. Курил я очень мало две, три сигареты в сутки, но открыто. Затягиваясь редкой в те времена американской сигаретой, я негромко сказал парню:

— Жора, как я погляжу, Тоня хоть сейчас готова прыгнуть к тебе в койку. Сделай для неё доброе дело, побереги её пару лет. Тебе же не составит особого труда перепихнуться где-нибудь на стороне.

Мой визави улыбнулся, кивнул и сказал, соглашаясь:

— Это точно, не составит, Боб, только знаешь, я её и в семнадцать лет трогать не стану. Пусть подрастёт и войдёт в тело. Это в ней сейчас первые гормоны играют, а вот когда они переиграют и девочка созреет окончательно, я на ней женюсь. Зачем мне раньше времени жену уродовать, это глупо, мне жена нужна здоровая. Но сначала я хочу сделать так, чтобы она влюбилась в меня раз и навсегда и воспитать из неё ту женщину, с которой стану спать в одной постели и которая родит мне детей. Боб, я ведь уже три недели, как приметил Тоню. Мы тогда помогали твоему отцу крышу шифером накрывать, а она пришла помочь твоей маме. Тоня мне сразу понравилась, а сегодня мне выпал случай впервые поговорить с ней. Она на редкость смышленая девчушка и очень красивая, как и её мама. Так что я застолбил золотую жилу.

У меня от такого заявления даже челюсть отвисла и я восторженным голосом прошептал:

— Ну, ты мощно задвинул, чувак. Уважаю, держи краба. Сказано, словно из Библии вслух зачитано. Да, старик, ты действительно мужик с башкой и башка у тебя не пустая. Сам до этого додумался или тебе батя научил?

Вздохнув, Жора ответил:

— Боб, я без отца вырос, почти детдомовский, жил то с бабушкой, то в интернате, так что к таким мыслям сам пришел. За пять лет в институте на всякое насмотрелся. Послушай, Боб, я вот тебя о чём хочу спросить. Мне Князев, мы же с ним один институт заканчивали, только он на двенадцать лет раньше, дал почитать обе свои книжки. Первая, про ремонт движков, содержит и его мысли, весьма здравые, кстати, а вторая твоя и на обоих ты не захотел видеть свою фамилию. Ну, это мелочи, тебе виднее, что делать в жизни. Меня больше вторая книга интересует, хотя она и меньше по объёму. В ней же, как я понимаю, только ликбез изложен? Думаю, что ты об этом знаешь намного больше. Так?

— Так, — ответил я и добавил, — для тебя Жора, я напишу особое пособие и когда-нибудь, не сейчас, года через четыре или пять, оно будет издано. Думаю, что уже в соавторстве с тобой. Вот в нём-то я и распишу всё остальное. Да, кстати, я ведь одноклассник Тони и знаю её с детства. В общем гормональная перестройка со всеми её прелестями типа прыщиков и акне у неё прошла ещё в двенадцать лет и причём довольно ровно, так что в этом плане она уже созрела. То есть гормональная перестройка завершилась, но её организм действительно ещё не вошел в фазу полной физической зрелости, хотя гормоны уже и бушуют. — после чего шепнул заговорщицким тоном — Ну, а ещё, старик, я тебе напишу другое пособие. Как я погляжу, Тоня уже очень скоро захочет от тебя гораздо большего, чем невинное рукопожатие и это можно дать ей и без секса. — Увидев, что Жора меня не понял, я пояснил, — ну, без постели. Зато после этого вам любая "Кама Сутра" точно будет по плечу.

— "Кама Сутра"? — восхищённо прошептал Жора — Боб, я как-то слышал, что это какая-то любовная индийская йога. Это она? Слушай, а откуда ты её-то раздобыл, она же запрещённая.

Усмехнувшись я шепнул в ответ:

— Да, кому она на хрен нужна, чтобы её кто-то запрещал? В царское время её напечатали, но небольшим тиражом, так и тот не раскупили даже дворяне, что тогда про рабочий класс говорить. Так мне как, подкинуть её тебе? Только учти, чтобы до замужества ты её Тоне не показывал, а то она точно сбесится.

Жора заулыбался и закивал головой. Покурив, мы снова приступили к работе. В субботу мы полностью покончили с помидорами и огурцами, закрутив сорок банок отдельного вида на каждого бойца фронта домашнего консервирования и приступили к горячему посолу грибов. К десяти ночи мы покончили и с ними, из-за чего ужин был заменён бутербродами и чаем, после чего все разбежались со своими раскладушками кто куда. Ночь была тёплая и некоторые нетерпеливые товарищи забрались аж в виноградник. Ну, что же, дело молодое. Мы с Ирой в любом случае отправились в свою спальную и там я сел за стол и принялся переписывать "Кама Сутру. Когда моя невеста взяла первую страницу, то очень удивилась и спросила меня:

— Борь, но мы же с тобой это всё и так знаем.

Отложив в сторону ручку, я с улыбкой сказал:

— Но другие-то не знают. Это я для Жоры пишу, потом перепечатаю на машинке и сделаю рисунки.

— Не дай Бог Тоня увидит! — испуганно воскликнула Ира.

Я стал успокаивать её и рассказал о нашем разговоре с Жоркой, после чего со вздохом добавил:

— Ира, ещё когда она рассказывала нам про Шныря, я обратил внимание на такую пикантную деталь. Если бы то же самое ей предложил какой-то другой мужчина, красивый, нежный, ласковый и обаятельной, то Тонечка уже не была бы девочкой. Думаю, что и вены она себе перерезала не по той причине, о какой я подумал. Она, видно, почувствовала, что в следующий раз уступит ему и стала себя за это ненавидеть. Про то, что Шныря она ненавидела ещё больше, чем себя за это, я уже молчу. Поэтому пусть уж лучше она влюбится в Жорку. Думаю, что этот автомеханик быстро влюбит её в себя и будет теперь часто приезжать к ней на гоночной машине. Зато он не тронет Тоню до тех пор, пока не увидит, что она достигла физической зрелости и девушке пора становиться женщиной. И учти, теперь Тоня наверняка ни за что не лишится девственности с кем-нибудь другим. Этот парень построит её такой, какой хочет видеть, ну, а на эту тему я с ним ещё поговорю и выясню, кем он хочет её видеть, покорной наложницей или всё-таки королевой.

Ира улыбнулась мне и сказала:

— Знаешь, Боря, я всё же думаю, что всё-таки королевой и это только благодаря тебе. Я обязательно поговорю с Тонечкой и постараюсь ей кое-что рассказать, но ничего из того, о чём ты говоришь, говорить ей не стану. Только о женском здоровье.

В этот вечер я переписал почти половину "Кама Сутры", а весь следующий день у нас был посвящён закатке баклажанов, приготовленных пятью способами, острым приправам и прочим суповым и борщевым закаткам, а поскольку острого перца выросло очень много, растения были им буквально увешаны, а зелень мы не выкосили всю, то мы наготовили ещё особых помидоров. Это острое блюдо называется "Помидоры огонёк" и мы заготовили их две больших кастрюли, чего с избытком хватит на весь наш колхоз. Правильно, такой острой приправы ни один абхазец много не съест, а уж они-то любят острое побольше, чем даже мексиканцы.

Для неё берутся зелёные и бурелые помидоры, на верхушке которых делается на две трети надрез, потом крышечка приподнимается и чайной ложкой из помидора нужно выбрать все семена и вычистить из них студенистую массу, чтобы заполнить его фаршем, состоящим из килограмма острого перца, полукилограмма чеснока и килограмма кинзы, петрушки и регана. Их нужно прокрутить через мясорубку, тщательно перемешать с солью до однородной массы и после этого слежка отжать через марлю лишний сок. Ну, а что касается соли, то это зависит от того, как кому нравится, так что её в этот фарш можно положить от полукилограмма до килограмма, но только крупной, поваренной и набить им помидоры как можно плотнее. Готовы они будут через неделю, а на стол их подают нарезав поперёк тонкими ломтиками.

Это было последнее, что мы сделали помимо того, что закатали ещё и компоты из летних груш. Урожай был убран почти весь, но верхние помидоры уже очень скоро напомнят о себе. Все остались довольны. Ещё бы, мы заполнили все стеклянные банки и теперь голодная зима никому не грозила. В душ выстроилась очередь, но домой уезжать никто не стал, ведь было ещё всего лишь половина девятого, а на стол мы с отцом выставили три ящика жигулевского пива и выложили вяленых лещей. Какой же мужчина в здравом уме согласиться взять и уехать от такого стола? Только полный импотент, а таких среди нас не наблюдалось. Попивая пиво с жирной вяленой рыбой, мы сидели и беседовали за столом на отвлечённые темы чуть ли не до двенадцати ночи, после чего я показал всем, как всего лишь один глоток пива, вылитый изо рта на руки, полностью устраняет запах рыбы с рук. Этого приёма никто из моих друзей не знал.

Глава 11

Начало операции "Большая игра"

Несколько раз я выходил на работу в субботу и у меня имелись отгулы. Поэтому в предпоследнюю неделю лета я взял два отгула, а перед этим за три дня протянул мотоцикл, не меняя его внешнего вида, и форсировал ему движок, чтобы можно было удрать от кого угодно. Ещё я повесил на него две багажные сумки, мне их пошили в обувной мастерской из самой толстой кожи, из которой делают подошву модельных туфель, получилось очень красиво и удобно. В среду вечером ко мне на работу приехала Ирочка, мы надели гоночные шлемы, самые обычные, хотя и импортные. Интегралы, уже изготовленные для пилотов из стеклопластика, были бы слишком приметными, их же ещё не изобрели.

Поэтому мы с Ирочкой и одеты были просто и незатейливо, как парочка из колхоза, и мотоцикл наш имел самый обычный, неприметный вид. Ночью же мы выехали только для того, чтобы отмахав километров триста по ночной трассе, поменять номерной знак в темноте. Ирочка по моей просьбе, больше похожей на приказ, весь день отсыпалась. Мне ещё не хватало потерять её на ночной дороге. А ещё я велел ей крепко обхватить меня руками и не отпускать, что она и делала.

В четыре часа утра, было ещё совсем темно, не доезжая до города Шахты, мы съехали с дороги, я быстро поставил маленькую палатку и мы легли спать. Хотя моя королева и спала чуть ли не весь день, дорога сильно утомила её и она уснула, как убитая и я тоже, но уже в восемь утра нас разбудил будильник, взятый в дорогу. Мы проснулись, быстро умылись водой из фляжки, позавтракали и сели на мотоцикл. Через полчаса мы были уже в Шахтах и Ирочка, пройдя несколько сотен метров пешком, надев резиновую перчатку на правую руку, убедившись, что поблизости никого нет, достала из целлофанового конвертика толстое письмо в большом конверте, опустила его в почтовый ящик и быстро ушла. Письмо было адресовано начальнику шахтинского УКГБ полковнику Рослякову. В первый конверт был вложен второй, с собственно моим письмом Юрию Владимировичу Андропову, а также короткая записка Рослякову:

— Товарищ полковник, срочно отправьте моё письмо Юрию Владимировичу, оно содержит особо важную информацию, способную предотвратить трагедию и спасти жизнь прекрасного советского человека, молодой девушки. Кроме того моё письмо содержит также и другую важную информацию. Отправлять письмо непосредственно в Москву, я не могу, его могут вскрыть на почте враги. Если конверт вскрыл кто-то другой вместо полковника Рослякова и думает, а не прочесть ли мне его, моя рекомендация — чудило, по прочтении застрелись сам, содержание второго письма — государственная тайна. Всего вам наилучшего, товарищ полковник, вам ещё будет отдан из Москвы приказ найти меня, но я заранее предупреждаю, это бессмысленная трата времени и сил. Даже не надейтесь, вы меня не найдёте.

Надеюсь, что так оно и будет. Письма я писал и надписывал конверт печатными буквами и к тому же фломастером, а они в то время в Советском Союзе были паршивыми. Бумага была самая обыкновенная, так называемая "Курительная", да, и купил я её целых три пачки в соседней области, куда ездил за запчастями. Там же я купил и конверты, причём переодевшись в спецовку, вроде как меня послали с работы и, показав испачканные руки, попросил девушку хорошенько их завернуть. Письма я писал резиновых перчатках, протёртых спиртом, в конверты вкладывал в них же, а клей смачивал водой колонковой кисточкой, следя, чтобы с неё не выпал ни один волосок. В общем принял все меры предосторожности и надеялся, что никто не сможет найти тайного информатора, скрывающегося под псевдонимом Оракул. Своё письмо Андропову я начал с такого вступления:

— Уважаемый Юрий Владимирович, не так давно я пережил сильнейшее потрясение и мне открылось будущее. Нет, я не психически больной человек, не страдаю визионизмом, не впадаю в состояние близко к кататонии и не вижу никаких картин, летая над миром, словно ангел. Всё гораздо проще. В любой момент я могу, приняв определённую позу, а попросту сев за стол и положив на него руки, что мне по работе приходилось делать ежедневно, увидеть странного вида телевизор с цветным изображением и звуком, который показывает мне любую информацию, какая только сохранена людьми на компьютерах в две тысячи пятнадцатом году. Передо мной при этом появляется сверхтонкая пишущая машинка, но если я начинаю на ней работать, она отображает буквы не на бумаге, а на экране телевизора. Рядом с ней лежит небольшое устройство с тремя клавишами и колёсиком, встроенным в него, которое позволяет мне работать с этим компьютером будущего. Рисунок прилагается. Сначала я подумал, что всё это сон, хуже того, что я сошел с ума, но когда стал осваивать этот компьютер просто из любопытства, то понял, что могу выходить во всемирную компьютерную сеть и входить во все компьютеры планеты, в том числе наши правительственные компьютеры, компьютер правительства США, Пентагона и даже ЦРУ и получать доступ к любым секретным документам. К тому времени все они, как говорят люди в будущем, оцифрованы, и занесены в файлы — даже фотографии и кинофильмы. Когда я это понял, то перешел из заводоуправления в цех и вернулся к своей давнишней рабочей профессии, чтобы не сидеть целыми днями за столом совершая бесконечные прогулки по компьютерной сети, называющейся Интернет. Компьютер в будущем являлся ещё и средством общения, но увы, я так и не смог вступить в контакт ещё ни с кем. Думаю, что это просто невозможно. Сейчас я усиленно изучаю английский, немецкий, французский и испанский языки, чтобы читать и понимать, что содержится в секретных файлах вражеских компьютеров. Вы можете счесть меня душевнобольным человеком, Юрий Владимирович, но давайте не станем спешить, ведь всё познаётся опытным путём. Лично я уже успел убедиться в том, что действительно вижу компьютер из нашего будущего, поскольку наблюдал за теми событиями, о которых узнал из секретных архивов КГБ. То же самое я предлагаю сделать и вам, но не лично. Уважаемый Юрий Владимирович, я посылаю вам краткое досье на несколько человек и описываю в них десять самых опасных и кровавых преступлений, который произойдут до конца этого года. Вы можете дать им свершиться и тогда убедитесь в том, что я был предельно точен в их описаниях, но тогда погибнут люди и нашей стране будет нанесён огромный политический и военный (в смысле утечки государственных тайн за рубеж) ущерб, а ответственность за гибель ни в чём не повинных людей ляжет лично на вас. Вам куда проще предотвратить их, послав к месту предстоящих событий сотрудников КГБ, доблестных и отважных защитников нашей Родины. Полагаю, что опубликование сведений о том, что КГБ предотвратил эти преступления, подействует на многих других подонков отрезвляюще. Лучше они не станут, но по крайней мере не исключено, что не свершат уже своих собственных преступлений. Первыми в моём списке идут отец и сын Бразинскасы, которые пятнадцатого октября сего года угонят самолёт в Турцию и при этом убьют бортпроводницу — Надю Курченко, отважную советскую девушку, закрывшую собой пассажиров самолёта от пуль гнусных мерзавцев... — Далее я кратко расписал каждый шаг Пранаса и Альгирдаса Бразинскасов вплоть до того дня, когда подонок сын размозжил гантелей башку подонку отцу. Моё письмо, написанное на двенадцати листах бумаги с обоих сторон некрупными, но чёткими и отчётливыми буквами, содержало ещё девять досье на тех уродов, которые пытались изнасиловать Иру, а также описывало взрыв артиллерийского склада и пожар на атомной подводной лодке, повлекшие человеческие жертвы.

В каждом досье я давал краткие рекомендации, что нужно сделать в первую очередь для того, чтобы предотвратить трагедию и спасти жизни людей. Думаю, что получилось убедительно, хотя я и отбросил в сторону все эмоции и изложил только факты. В заключительной части письма я предлагал Андропову своё тайное сотрудничество, но наотрез отказывался общаться хоть с кем-либо из сотрудников КГБ и даже сказал, что мне будет гораздо удобнее унести эту тайну с собой в могилу, чем стать рабом системы государственной безопасности. Прямо так и написал, но в то же время предложил напечатать в "Комсомольской правде" короткую статью на первой полосе, под названием "Жизнь удивительного человека", в которой мне должны сообщить название города и улицы, а на третьей полосе той же газеты ещё одну — "Магия цифр" и в первой же строчке указать номер дома и номер квартиры, чтобы я мог посылать на этот адрес письма с указаниями, где я сделаю закладку с очередными досье. Ещё я предложил Андропову не маяться дурью и не пытаться разыскивать меня, завершив его такими словами:

— Уважаемый Юрий Владимирович, прошлое и будущее связаны с собой неразрывно. Если наши чекисты арестуют Бразинскасов прямо на борту самолёта, в момент посадки и покажут пассажирам с чем они поднялись на борт, а потом состоится гласный и открытый суд, то это немедленно найдёт своё отражение в будущем. В общем уже через минуту после их задержания я буду знать, чем окончилось дело. Предупреждаю, Пранас это самый настоящий зверь и брать его должен волкодав, жестко, ломая кости, но чтобы наверняка. Даже не пытайтесь меня разыскивать. Если вы отдадите приказ об этом, то я мгновенно узнаю, у меня ведь имеется неограниченный доступ ко всем архивам КГБ будущего, а кроме того людям свойственно писать мемуары и кто-нибудь обязательно проболтается, что у Андропова в семидесятом году появился тайный информатор, подписывающий свои донесения — Оракул. Давайте работать на благо Родины вы на своём посту, а я на своём.

Сначала я хотел написать десятка три таких писем, но потом подумал и написал всего семь, но свой маршрут проложил так, чтобы последнее письмо было отправлено из Полтавы и мои следы, таким образом, терялись, как подводная лодка, в степях Украины. Один ведь чёрт Андропов создаст специальную группу и та станет меня разыскивать по всей европейской части Советского Союза. Хрен он захочет упустить такую шикарную возможность уже хотя бы потому, что я довольно подробно указал, из-за чего возник пожар на атомной подводной лодке.

Эту операцию я назвал "Большая игра" и хотел в ней выиграть во что бы то ни стало. Ясное дело, что Андропов захочет заполучить все козыри в борьбе с Америкой и вряд ли его убедят мои доводы, что спасать нужно весь мир, а не побеждать своего самого сильного врага, тем более, что как раз в чём-чём, а во врагах и недругах Советский Союз недостатка не испытывал. Их хватало и у Российской Империи, не стало меньше и у Российской Федерации. Даже наоборот, число врагов у моей страны резко увеличилось.

Из города Шахты мы выехали в половине девятого утра и помчались в сторону Воронежа. Да, это тебе не две тысячи пятнадцатый год. Хотя дорога и оставляла желать лучшего, на такой только танки на прочность траков испытывать, машин было немного, а потому я ехал очень быстро, где-то под сто сорок километров в час, время от времени заправляя мотоцикл. У меня была с собой пачка гаишных талонов на бензин с большим гербом, а у Иры в нагрудном кармане клетчатой байковой ковбойки ментовские корочки, так что с бензином проблем не было.

Проблема была только одна, двигатель после форсирования, а я поднял его мощность где-то до двадцати семи лошадиных сил и чуть ли не вдвое увеличил обороты, ещё не прошел обкатку и мог стукануть. Вся моя надежда была на то, что я отполировал каждую шестерёнку в его новой коробке и уделил особое внимание звёздочкам и цепи. Хотя с другой стороны я и этого не боялся, так как взял в дорогу все необходимые запчасти включая даже звёздочки и две новенькие цепи, так что отремонтирую, если что. Как не хотелось мне выглядеть незаметным, на трассе это не получалось.

Когда мы доехали до Миллерово, бросили в почтовый ящик очередное письмо и после этого вернулись на трассу и зашли в придорожную чайную, чтобы пообедать, было уже половина первого дня, вскоре в неё ввалился какой-то дядька. Увидев нас, он широко заулыбался, подошел к нам и спросил:

— Парень, это твой "Ижак" стоит под окном?

Ирочка сразу же сухо ответила:

— Наш, а в чём дело?

Дядька представился:

— Лейтенант Рубцов из Воронежского ГОВД. Не волнуйтесь, ребята, я не по вашу душу. Просто вы обогнали меня на трассе, как стоячего, а я ведь под сто двадцать ехал. Это что же у вас за "Иж-Юпитер" такой, что он, как пуля летает? Может быть расскажете?

Ира улыбнулась достала своё удостоверение, но не открывая его, тоже представилась весёлым голосом:

— Старший лейтенант Николаева.

А я немедленно добавил:

— Моя сестра мотогонками увлекается, я тоже, вот мы и попросили одного механика форсировать двигатель. Получилось вроде бы неплохо, но мы пока что его просто обкатываем.

— Ничего себе обкаточка! — радостно воскликнул лейтенант из Воронежа — Вы же под сто сорок мчались. Удачи вам на всех гонках, товарищ старший лейтенант и чтобы все призы вашими были. Да, хороший механик вам движок форсировал.

Лейтенант пошел к раздаче, а мы продолжили давиться кислым борщом. Зато пельмени оказались на редкость вкусными. Надо нам было их взять тройную порцию. Уплетая пельмени со сметаной, я шепнул:

— Вернёмся домой, я доведу "Волгу" до ума и тут же займусь новым мотиком. Сварю раму, поставлю на него дуги, форсированный движок от "Луаза" с глубоким тюнингом и превращу его в такой дорожник, что все ахнут.

Ирочка спросила меня тоже шепотом:

— А мне ты разрешишь на нём ездить, Боренька?

Вздохнув, я ответил:

— Нет, девочка моя. Мотоцикл не для леди и тем более не для королевы. Ты будешь ездить на чёрной "Волге".

Моя королева состроила обиженное личико и шепнула:

— Боря, можно я хоть на чём-нибудь буду быстро ездить? Я у тебя, наверное, такая же чокнутая, как и Гена.

Широко улыбаясь, я кивнул и прошептал:

— Моя королева, я такое сотворю с "Волгой", что ты сможешь обгонять на ней даже мои же "Москвичи".

Запив пельмени киселём с булочками, мы вышли из чайной, сели на мотоцикл и поехали дальше. Бак был практически полным, крупных городов на пути не было, так что мы решили домчаться до Воронежа, бросить третье письмо и тут же ехать в Славянск, а из него в Харьков. В Воронеж мы приехали в пять вечера и, как только бросили письмо, заехали в самый большой гастроном, купили в нём продуктов на ужин и завтрак, жестяную банку чёрной икры и бутылку шампанского к ней. Дальнейший наш путь лежал в городок Семилуки, в котором я, определившись по карте из своего компьютера, повернул направо и поехал вверх по течению Дона, чтобы найти удобное и красивое место для ночлега и купания. В дороге мы уже успели малость запылиться, так что это нам обоим точно не помешало бы.

Отъехав от Семилук километров на пятнадцать, я нашел уединённое и тихое местечко, где смог подъехать к реке чуть ли не вплотную. Главное, что вокруг не было ни единой живой души. Солнце ещё не опустилось за горизонт, а мы уже слезли с мотоцикла и принялись раздеваться. Через минуту, мы уже купались в чистых водах Дона. Глаза Ирочки озорно блестели и она, радостно улыбаясь, поинтересовалась у меня звонким голосом:

— Борька, признайся, что тебе во мне больше всего понравилось во время нашей первой встречи? Знаешь, когда тебя привели в мой кабинет, я поразилась. Здоровенный, красивый парень, правда, косматый, как московский битник, а одет так ужасно, но ещё больше меня поразило то, как у тебя сразу же вспыхнули глаза. А ведь мне стало приятно, Боренька. Ты не пожирал меня взглядом и не раздевал, а именно восхищался. Ну, и чем же ты так восхищался? Моей грудью?

Помотав головой, я ответил широко и радостно улыбаясь:

— Нет, моя прекрасная королева, на твою прелестную грудь я бросил свой второй взгляд, а мой первый был прикован к твоему лицу и особенно завлекушечкам. Они у тебя такие красивые и милые, в них столько очарования. Ну, а на грудь я взглянул через несколько секунд и чуть не ахнул от восторга, увидев такое совершенство. Ты просто невероятно красивая девушка. Думаю, что в Голливуде на тебя обратили бы внимание даже в том случае, если бы ты не могла связать и двух слов, но ты же ещё и умна, словно демон. Знаешь почему я, войдя в твой кабинет с цветами и тортом, сразу же встал на колени? Только для того, чтобы увидеть твои ножки. Они вообще у тебя само совершенство. Ты у меня вся само совершенство, Ирочка, и мне будет очень больно расстаться с тобой на несколько лет, но я сделаю всё, чтобы это расставание не было слишком долгим.

Хотя я и закончил говорить на столь печальной ноте, Ира не стала печалиться раньше времени. Утром мы снова купались в реке, после чего не спеша позавтракали, собрались в дорогу и поехали на Украину через Белгород. В Белгород мы приехали в половине первого дня, и, бросив очередное письмо в почтовый ящик, плотно пообедали в ресторане, хотя и не выглядели респектабельной парой. Моей невесте даже пришлось сунуть под нос швейцару своё удостоверение сотрудника органов внутренних дел. Из Белгорода мы сразу же выехали в Харьков и приехали в этот город в шесть вечера, но не стали после отправки письма думать о ночлеге, а поехали в Полтаву, до которой домчались ещё до полуночи, а из неё в город Лубны. Это был небольшой и довольно симпатичный город.

Бросив в десять утра в почтовый ящик последнее письмо, мы нашли укромное место, достали из багажных кофров два новеньких красивых брючных костюма, быстро переоделись и поехали искать, где бы нам хорошо позавтракать и, заодно, пообедать. Немного покружив по городку, мы вскоре нашли возле городского парка ресторан, припарковались возле него и вошли внутрь. Обстановка, конечно, в нём была старорежимная, но меню порадовало. Мы были голодны, как волки, а потому заказали себе по сборной солянке, зразы и ещё по паре котлет по-киевски, два салата, а также попросили положить нам в дорогу ещё двенадцать штук котлет по-киевски и жареной картошки в два продолговатых, эмалированных судка с крышками. В ресторане даже подавали посетителям чёрный кофе и я с удивлением обнаружил, что он, судя по запаху, доносившемуся до нас от соседнего столика, где завтракал мужчина в дорогом костюме, натуральный и довольно неплохой и потому попросил залить его во все наших четыре алюминиевых фляжки. Официантка сделала круглые глаза и недовольным голосом сказала:

— Молодой человек, котлеты и жареная картошка ещё куда ни шло, а вот кофе мы на вынос не продаем.

Вздохнув, я попросил её:

— Тогда просто принесите нам десять чашек кофе, сахар отдельно, и два куска торта "Киевский".

Умыться мы ведь могли и под краном или в реке, а вот чёрный кофе из-под крана не наберёшь. Я пошел к мотоциклу за фляжками и вскоре вернулся. Минут через двадцать нам подали солянку. Она оказалась так себе. По всей видимости большая часть мяса из нашей солянки отправилась в сумку повара. Зато зразы с грибами и гарниром из картофельного пюре оказались просто великолепными. Ещё лучше были киевские. К тому же они оказались такими большими, что я положил две котлеты в судок с жареной картошкой. Наконец подали кофе и он действительно оказался великолепным, даже лучше, чем вкуснейший торт. Увы, но в нашем городе с кофе была большая напряженка. В ресторане "Хижина лесника" нам подали под видом кофе что-то мутновато коричневое, что и кофе то не пахло. Ира смотрела на меня с нежной улыбкой, кушала торт, но кофе не пила и я, смутившись, спросил её:

— Ты не любишь кофе? Сейчас я попрошу, чтобы тебе принесли чай или хотя бы лимонад.

— Нет-нет, Боренька! — воскликнула Ира — Я тоже буду пить кофе. Мне нравится всё, что любишь ты и я люблю то, что нравится тебе. Просто я жду, когда он немного остынет. Вот только пить что-нибудь горячее, я не люблю.

"Боже, прелесть моя!" — мысленно воскликнул я, как же мне всегда хотелось жениться именно на такой девушке, которая будет жить и дышать со мной в унисон. Мы не спеша выпили кофе, я расплатился за обед, дав официантке щедрые чаевые, по трояку с носу, и спросил её, кто у них варит кофе, та ответила, что буфетчик Коля. Перелив кофе из чашек во фляжки, я попросил Ирочку подождать меня и пошел в буфет ресторана, под окнами которого мы поставили мотоциклы. Коля оказался молодым, невысоким парнем лет двадцати семи и я, понадеявшись на то, что он не отпетый хохол, представился и вежливо попросил:

— Коля, мы спортсмены из Харькова, мотогонщики, двигатель обкатываем, вот и забрались в ваши края. Нам очень понравился ваш кофе, вы не продадите мне зёрен?

Парень тут же, словно он по десять раз на дню отвечал на точно такой же вопрос, слегка наклонившись, сказал:

— Сорок рублей пакет. Могу продать полтора пакета, это шесть килограмм будет. Вздохнув, он пояснил. Это настоящий бразильский кофе, я на базе взял, думал его пить будут, а его никто брать не хочет, говорят, что шестьдесят копеек за чашку слишком дорого, давай, говорят, тот, что раньше, по двадцать пять. В общем намаялся я с ним за год. Даже купил немецкую электрическую кофемолку, четыре джезвы, электроплитку с песочницей соорудил, а клиенты его в неделю всего раза три, четыре, заказывают, я даже Зинке втык сделал, когда она сначала заказала десять чашек кофе, а потом сказала, что мотоциклисты их во фляжки перелить хотят. Вот ведьма противная. Должна же видеть, что на твоём мотоцикле харьковские номера.

Посмотрев за стойку и увидев песочницу, рядом с которой стояли четыре алюминиевые джезвы, я мигом загорелся и спросил:

— Коля, а хочешь я у тебя и кофеварку, и джезвы, и даже песочницу, только без песка, куплю?

Парень открыл рот от удивления и воскликнул:

— Забирай! Недорого отдам, вместе с кофе за сто тридцать рублей. Поверь, тебе они в те же деньги встанут.

Протягивая Коле двести пятьдесят рублей, я сказал:

— Хороших людей, Коля, грех грабить. Вот, возьми, чтобы не обидно было. Где ты так классно кофе варить научился?

Коля улыбнулся в ответ и сказал:

— В Ереване, я там служил в штабе, поваром. Ну, и часто в город ходил. Там почти в каждом кафе так кофе варят. Слушай, а что это у тебя за мотоцикл такой? Вроде бы обыкновенный "Иж", а у двигателя звук, как у танка.

— Ну, тогда всё понятно! — воскликнул я — Все ереванцы любители кофе. — После чего сказал о своём мотоцикле — это пока что и есть обыкновенный "Иж", но я начал делать из него гоночный мотоцикл. Пока что форсировал движок, но через пару месяцев это будет настоящая гоночная машина.

Коля быстро выложил на прилавок целлофановый четырёхкилограммовый пакет настоящего бразильского кофе, взвесил на весах остаток во втором пакете, в нём было два с половиной кило, и быстро сложил всё своё хозяйство в песочницу, которую ему пришлось даже остужать водой. Мы попрощались и я вышел из ресторана "Пролисок" довольный, как слон после бани. Блок "Мальборо" у меня был, а теперь я ещё и нашел отличный кофе со всеми нужными для его правильной варки приспособлениями, но самое главное, у меня теперь была ещё и немецкая электрическая кофемолка. Для того, чтобы уложить всё в багажный кофр, нам пришлось вытащить из него свёрток с нашей одеждой. Немного подумав, я вручил его Ирочке, сказав, что от него мы избавимся по дороге. Не смотря на то, что я выпил кофе, спать мне хотелось просто неимоверно, но я всё же доехал до Полтавы, и, снова отъёхав подальше от города, свернул к реке и нашел хорошее место для ночлега.

Не смотря на усталость мы всё равно не рухнули спать. Не та моя Ирочка девушка, чтобы раздевшись и улёгшись рядом с нею, я смог бы уснуть просто так. Зато в половине первого ночи мы проснулись бодрые и свежие, и сразу же полезли в реку купаться. Купанье и кое что ещё, что мы делали в воде, стряхнуло с нас последние остатки сна и мы, не одеваясь, поужинали при свете фары мотоцикла и в два часа ночи отправились в дальнейший путь. Рассвет мы встретили в дороге уже проехав Харьков и взяв курс на Славянск. Двигатель работал ровно и мощно, позволяя мне обгонять всё, что попадалось нам на пути к дому. Ирочка, немного подумав, нашла очень оригинальное решение, попросила пристегнуть её к спинке сиденья. У меня был с собой отцовский флотский ремень и я так и сделал, а моя королева вслед за этим сняла с себя китайские полукеды, очень красивые между прочим, Галочка обеспечила кедами и полукедами всю нашу семью лет на десять, я купил по три пары каждому, носочки, откинусь спиной на заднее сидень, обхватила меня ножками и дальше поехала так, время от времени раскидывая руки и громко крича:

— Боренька, любимый, я лечу! Я птица!

У моего "Ижа" имелось ветровое стекло и лобовой обтекатель, а на головах у нас были отличные спортивные шлемы с пластиковыми забралами, так что встречный поток воздуха не бил меня с силой в грудь, а Ирочка сзади меня так и вовсе чувствовала себя теперь гораздо комфортнее и к тому же сидела спокойно и ровно, не нарушая центровки. Поэтому я мог изредка позволить себе удовольствие погладить её по бёдрам. Мы глотали километры, как газировку, лишь время от времени останавливаясь на автозаправках, чтобы долить в бак бензина, поесть киевских с жареной картошкой и запить их чёрным кофе, а потому к девяти часам вечера, в воскресенье, доехали до дома, где нас ждал самый настоящий сюрприз. Во всех наших новых комнатах были побелены потолки, наклеены обои, постелен линолеум и расставлена новая мебель, которую нам помогла купить Галочка. Не Бог весть какая красивая, но всё же импортная, гэдээровская.

Швейные машины были перенесены в новую мастерскую, большую и светлую, хотя её окна и выходили на север и на запад, а в старой части дома наши родители и друзья обвалили потолки, мы ведь увеличили высоту комнат до трёх с половиной метров, вывезли весь мусор и даже зашпаклевали потолки и все щели. Теперь нам только и оставалось, что сделать там побелку, поклеить обои и настелить линолеум, да, ещё отделать мансарду, где я намеревался устроить небольшой спортзал. А что? Запросто, ведь перекрытия были железобетонные, так что прыгай, не хочу. В понедельник я отвёз Иру в институт и поехал на работу, мне нужно было продолжить начальный этап операции "Большая игра", промежуточной целью которой являлось моё бегство за границу с целью сначала потереться год в западной Европе, а потом перебраться в США и там приступить к её завершению, а оно должно было означать большой перелом в мировой политике и начало новой политической эры на всей планете.

К концу августа моё положение стабилизировалось сразу по двум направлениям. Если не заглядывать в мой паспорт, то я выглядел, как парень лет двадцати двух на вид, высокий, широкоплечий и мускулистый. В смысле же моей трудовой деятельности, то я уже всё реже и реже задерживался на работе, да, и дома мы с мамой и отцом тоже вошли в трудовой ритм, а Ирочка активно нам помогала. В общем свободного времени у меня стало больше, но оно у меня всё уходило на работу за компьютеров и единственное, чего я не делал, так это не обделял свою любимую ласками. Честно говоря, мы занимались любовью где угодно и в какое угодно время дня и ночи, частенько даже в саду. У наших родителей даже вошло в привычку спрашивать: — "Ребята, ау, к вам можно или прийти попозже?" Ну, они тоже, между прочим, были не без греха, чему мы с Ирочкой были безмерно рады. У моей любимой с моей мамулей были дружеские отношения, она же была младше неё всего на одиннадцать лет и называла её Милой, как и отец. Иногда они, обнявшись, как подружки, о чём-то шептались и мама, порой, восклицала: — "Ой, Ира, неужели!". Догадываюсь, о чём в таких случаях шла речь. Бедный папик.

Мой очередной рабочий день начался, как обычно, я сделал диагностику семи движкам на слух и составил дефектные ведомости, а поскольку ещё ни разу не ошибся, водители из сторонних организаций тут же, не возражая, поехали на мойку. Грязным автомобилям въезд в цех был запрещён строго-настрого и потому над его воротами даже был сделан большой навес. Мне же частенько приходилось диагностировать машины и под дождём. После этого последовала часовая лекция, на которую приходило всегда довольно много народа и ещё полчаса я отвечал на вопросы, часто слыша возгласы: — "Ну, Кулибин даёт! Вот ведь голова, всё помнит." Затем началась рутина. Ребята стали выдёргивать движки и потому то и дело кто-нибудь кричал: — "Таль давай!", а когда все двигатели были установлены на сборочные столы, завыли пневмогайковёрты. Компрессорная в типографии была довольно мощная и потому к нам ремонтный цех подвели воздух и вооружили нас этим нужным орудием труда, но лишь на нашем участке их было слышно чаще, чем где-либо, только после этого я взял под локоток Жору, тот уже прописался в нашем цехе на постоянной основе, отвёл его в беседку и сказал, закуривая:

— Георгий, я прошу тебя быстренько прочитать вот эти пятнадцать страничек. — протянув свою пояснительную записку, я добавил с улыбкой — По-моему, старик, это твоё будущее.

Жора читал и его красивое, загорелое лицо то краснело, то бледнело, то покрывалось крупными каплями пота. Прочитав же всё, что я написал и просмотрев рисунки он хрипло сказал:

— Старик, дай закурить.

Протягивая ему сигарету, я проворчал:

— Жора, или сам доставай себе блатные сигареты, или бросай курить. Нечего обирать малолеток.

Мой юный друг взял сигарету трясущимися руками и чуть ли не во весь голос взмолился:

— Боб, но ведь это же фактически целый завод! Своя литейка, резинотехнический цех, практически весь ассортимент обрабатывающих станков, кроме кузнечно-прессового цеха, но больше всего меня убивает ассортимент. Ты ведь предлагаешь ещё и изготавливать технику для нужд армии. Да, мне кажется, что такие квадроциклы в нашей армии пригодятся.

— Почему это они пригодятся в одной только армии? — удивился я — Мои вездеходы-квадроциклы сослужат прекрасную службу геологам, топографам, егерям и много кому ещё, но их военное применение, это в первую очередь воздушно-десантные и пограничные войска, да, и мотопехота, как я думаю, от них не откажется. В общем созванивайся с Георгием Ивановичем и записывайся к нему на приём. Будем докладывать ему нашу ситуёвину и просить, чтобы он дал нам добро на изготовление опытных образцов новой мототехники. Зробим тяжелый гоночный мотоцикл, трёхколёсный мотоцикл с кузовом и две модификации квадроцикла, причём военные квадроциклы в трёх экземплярах.

— А почему в трёх? — удивился Жора.

Тот же самый вопрос задал мне тем же вечером в своём кабинете и генерал Булганин, причём встав из-за стола, схватившись за голову и нервно раскачиваясь с пятки на носок. Ну, а я спокойно достал из внутреннего кармана костюма ещё три сложенных вдвое листа мелованной бумаги, на которых тушью были нарисованы все три военные модификации квадроциклов и спокойным голосом ответил ему:

— Всё очень просто, Георгий Иванович, один с турелью, на которой стоят сдвоенные пулемёты "Утёс", для поражения живой силы противника и легкобронированной техники, один, со специальным лафетом для противотанкового ракетного комплекса "9К111 "Фагот", и последний с лафетом для автоматического гранатомёта "АГС-17 "Пламя". Не думаю, что нашему противнику будет приятно встретиться на поле боя с такой техникой, которая по бездорожью будет ехать со скоростью сто двадцать, сто тридцать километров в час, наносить внезапный и очень болезненный удар за линией фронта и тут же моментально исчезать.

Георгий Иванович сначала кивнул, соглашаясь, а затем удивлённо и даже как-то возмущённо воскликнул:

— Боря, откуда тебе известно об этих образцах советского вооружения? Они же совершенно секретные.

— Да, так, пацан один рассказывал. — невозмутимо ответил я и пояснил — У него батя полковник, в Москве, в главном штабе погранвойск служит, вот он мне и рассказал про нашу новую технику. Но та мототехника, выпуск которой мы можем наладить в своём крае, и в своём гражданском исполнении запросто сможет пойти на экспорт, Георгий Иванович, а это валюта в казну нашей советской родины не говоря уже о том, что каждый тяжелый мотоцикл, трёхколёсник, квадроцикл или спортивный автомобиль, проданный за пределами края, это деньги в его казну.

— Так, Кулибин ты мой дорогой, — с весёлой улыбкой сказал мне Георгий Иванович, — срочно подготовь мне точно такую же пояснительную записку, только с указанием всего того, о чём ты не написал в той, сделай рисунки, фотографии военной техники, правда, без чертежей, я тебе дам, но рисовать будешь в моём кабинете, и как только всё будет готово, я сразу же отправлюсь с докладом к Дмитрию Мироновичу.

— И тут же всё провалите, Георгий Иванович, — приземлил я генерала и пояснил свою мысль, — вы лучше Жоре подмахните его прошение, выделите деньги и железо из своих фондов, а мы изготовим до конца года образцы и на новый год сделаем Дмитрию Мироновичу шикарный подарок. Вообще-то даже раньше, ведь тяжелые гоночные мотоциклы вы сможете показать ему уже в ноябре месяце, причём вместе с тем призом, который они привезут с "Московского кольца", гонка ведь состоится пятого ноября, а несколько мотиков мы быстро изготовим.

— Чёрт, ты и здесь прав! — смеясь воскликнул генерал Булганин — Победителей же не судят! Ладно, тогда поступим так, ребята, запчасти вы делаете в типографском цеху, а сборку будете производить в дивизионе и я поставлю к стенке каждого, кто проболтается раньше времени. Даже тренировки мы будем проводить в режиме полной секретности. В общем, ребята, я вас на это благословляю и обещаю вам всяческую поддержку.

Глава 12

Бой за право любить

Из кабинета генерала Булганина мы вышли окрылёнными, он принял все мои заявки и сказал, что в считанные дни всё, что я заказал, будет нам доставлено и если того потребуют обстоятельства, даже самолётом. Георгий Иванович не шутил. Уже через четыре дня к нам на участок стали доставлять заказанные мною детали. Самыми последними я ждал спортивные колёса от немецкого мотоцикла "БМВ R 69 S", а их нам прислали уже через неделю, причём целых десять комплектов, с гудьировской резиной. В это время, забыв о шитье, я занимался самым главным делом — форсировал и модернизировал пять двигателей "Мемз-967А", которые хотел установить на мотоциклы, один я изготавливал для себя лично и потому оплатил все запчасти, и заодно форсировал двигатель от автомобиля "Газ-66". Его я намеревался воткнуть под капот Ирочкиной "Волги". Раньше десяти домой никто из нас не приходил. Одновременно с этим, из высокопрочных стальных труб, набитых кварцевым песком, по изготовленным мною лекалам выгибались на горячую детали для сварки рам. Ещё до этого, в самом начале, я вырезал из липы в столярном цехе два макета для изготовления стеклопластиковых обвесов. Один для дорожного мотоцикла, то есть своего, а второй для гоночных двухколёсных болидов.

С двигателями я разобрался быстро, всего за две недели, попутно сварив рамы, после чего их подвергали термической обработке, но этим занимался уже Жора. О, он много чем занимался и вот здесь его знания инженера-конструктора, которого распределили в наш город дежурным механиком гаража, пригодились в полной мере, а инженером он был очень толковым и схватывал всё буквально на лету. Помощников у нас хватало, оборудования тоже, а когда требовалось изготовить что-то серьёзное, то мы передавали заказ на авиаремонтный завод, где нам отлили для мотоциклов магниевые диски для колёс и изготовили для них вентилируемые дисковые тормоза, в общем мы получили готовые колёса, которые своей формой, без спиц же, поразили всех. Работал на нас и электромеханический завод. Там изготовили карданные валы с приводом на заднее колесо, почти точно такие же, как на мотоцикле "Урал", но более мощные и прочные, движки-то от "Луаза" я раскочегарил до семидесяти семи лошадиных сил и они выдавали шесть с половиной тысяч оборотов.

Мы, а всего нас, энтузиастов, собралось тридцать человек со всего города, работали без выходных и при этом я и Жека ещё и успевали руководить ремонтом, двигателей. Последним к нам присоединился Князев, днём он был начальником цеха, а вечером, надев спецовку, становился просто Митрофанычем. Помимо этого нам помогали все будущие пилоты гоночной команды "Метеоры Юга". В общем рабочих рук хватало, как и возможностей для того, чтобы изготовить пять новейших, сверхмощных тяжелых мотоциклов суперсовременного дизайна — четыре гоночных, а один на той же платформе, но с совершенно иными обвесами, сугубо дорожный.

Стеклопластиковые обвесы для нас изготовили на авиаремзаводе, причём в военном цехе, где ремонтировали двадцать первые "Миги" и потому они получились очень прочными и надежными, но никто так и не понял, для чего генерал Булганин заказал эти "лопухи". Между делом я получил паспорт и в тот же день вместе с родителями, Эльвирой Михайловной и Георгием Ивановичем мы с Ирочкой пошли подавать заявление в загс. Генерал сразу же потащил нас к начальнице и та ворча, приняла у нас заявление. Мы хотели расписаться в ускоренном порядке, но Георгий Иванович сурово сказал:

— Борька, не сметь, выпорю. Не посмотрю на то, что ты выше отца вымахал, как пить дать, выпорю. Смотри, я на твоей свадьбе буду сидеть посаженным отцом. Понял?

Пришлось согласиться, но я сразу же сказал, что свадьба будет у нас маленьким домашним мероприятием и на неё будут приглашены только наши самые близкие друзья. Георгий Иванович согласился и потащил нас в свою чёрную двадцатьчетвёрку. Сначала он отвёз родителей и Ирочку ко мне домой, а потом мы поехали в бывший отдельный дивизион ГАИ, а ныне штаб-квартиру гоночной команды "Метеоры Юга", находившийся в шести километрах от города. На свой страх и риск генерал Булганин проложил там кольцевую гоночную трассу протяженностью одиннадцать километров

Она была расположена очень удачно, меж двух холмов и огибала тот, который был побольше и повыше, так что туда, посмотреть на гонки могло прийти очень много народа. Вообще-то мне кажется, что он просто так говорил пилотам, которые гоняли пока что вокруг пруда-охладителя городской ТЭЦ. Не думаю, что первый секретарь крайкома партии оставил бы это без своего внимания. Тем более, что мы между делом подготовили четвёртый гоночный болид и уже приступили к работе над раллийными машинами, так что Дмитрию Мироновичу было что показать и помимо мотоциклов.

После дня подачи заявления в ЗАГС прошло две недели и вот, наконец, четыре бело-голубых, динамовские цвета, и один вишневый мотоцикл были предъявлены генералу Булганину. До этого дня я прятал от него даже эскизы и когда их увидел спортивные мотоциклы, а это были настоящие супербайки, и рядом с ними будущих пилотов, то растерянным голосом спросил меня:

— Боря, что это?

— Мотики, — спокойно ответил я, — четыре гоночных, под задницу этим парням, а один дорожный. Его я смастерил себе, но скоро мы такие сможем выпускать малыми сериями. Объём двигателя один и два десятых литра, мощность семьдесят семь лошадиных сил, а какова их скорость, мы сейчас увидим. Дайте мне только переодеться в гоночный комбинезон, Георгий Иванович, это не займет много времени.

Возмущённые пилоты взвыли во весь голос:

— А мы здесь для чего?

— Для мебели, — спокойно ответил я, — ребята, вы будете недели две только учиться просто сидеть верхом на них и на козлах газовать, прежде чем первый раз выедете из бокса. К вашему сведению, эти мотоциклы будут спокойно ехать со скоростью сто семьдесят, сто восемьдесят километров в час, а когда вы научитесь ездить на таких скоростях, я доведу мощность движков до девяноста лошадок и повышу их обороты до девяти тысяч, то перейдёте на более высокие. Правда, эти двигатели мы будем уже полностью изготавливать сами и у тех мотоциклов даже колёса будут другие, специальные, сверхскоростные. Ну, и вдобавок ко всему у вас ведь даже боевых комбиков нету.

Генерал Булганин тут же поддакнул мне:

— Да, парни, это то же самое, что с "кукурузника" на "Як-9" пересесть. Ладно, давайте посмотрим, что это за мотики.

Ира молчала и восхищённо смотрела на наш новый мотоцикл с толстой "задницей" — обтекаемые боковые и верхний багажные кофры были вместительные, и шикарное седло. Вот теперь она поняла, почему мы приехали на базу на такси. Погода стояла отличная и я собирался уехать отсюда на своём новом мотоцикле. Отправившись из бокса в раздевалку, я быстро натянул на себя гоночный комбинезон красной, с желтыми вставками, кожи, который начал шить ещё в августе месяце. Точно такой же, только более нарядный ярко-голубой с чёрными и белыми вставками, я пошил и для Ирочки, которая пошла переодеваться вместе со мной. Пошили нам в обувной мастерской и мотобутсы. Как только мы оделись, моя королева спросила меня:

— Боря, ты разрешишь мне прокатиться на этом мотоцикле?

— Ни в коем случае, девочка моя. — Ответил я надевая свой шлем-интеграл, изготовленный рукастым Толиком, под моим руководством, и, протягивая ей второй, признался — Я и сам его боюсь, Ирочка. Мои навыки езды на супербайках, это всего каких-то шестьдесят поездок, но те машины были всё же помощнее.

Мы вышли из раздевалки в бокс и все ахнули, а Георгий Иванович на этот раз ещё громче. Хотя я и улыбался, всё же действительно подходил к своему творению с опаской, если не со страхом. До этого мы целую неделю подгоняли на супербайках каждую детальку, садились в седло, поставив на козлы и врубая двигатель на всю мощность, даже прокатывали друг друга на них, но выездов на трассу ещё не делали ни разу. Это была проба пера. Генерал, глядя на наши боевые комбинезоны, спросил:

— Сколько же стоит такая одежонка, Боря?

Улыбнувшись, я честно ответил:

— Нам с Ирочкой оба встали в триста двадцать рублей, но шил-то я их сам, только мотобутсы нам в обувной мастерской пошили. Зато в них не так больно падать. Есть шанс остаться в живых, хотя и далеко не всегда. Шучу, шучу, ребята. Ладно покатили этого зверя на улицу и поёдёмте на трассу.

Одиннадцатикилометровую гоночную трассу возле бывшего дивизиона ГАИ построили быстро только потому, что там уже имелось нечто похожее на неё. Поэтому по просьбе, а скорее приказу Генерала Булганина сюда пригнали дорожную технику, постелили сначала асфальльтобетон, а сверху сделали почти идеально ровное покрытие. Говорят, дорожники работали круглыми сутками, так что без прямого указания Дмитрия Мироновича точно не обошлось. Я взял крайний байк за ребристые ручки, столкнул его со стояночных опор и покатил за ворота.

Мотоцикл получился у нас не слишком тяжелый и его сухой вес составлял всего двести десять килограммов. На нём не стояло никакой электроники, но спидометр был рассчитан на двести сорок километров, а вот тахометр всего на шесть тысяч пятьсот, так что предельного значения мы не знали. Форсированный движок ревел даже посильнее, чем на гоночных "Москвичах", но с ними-то всё было ясно, а этот мотоцикл представлял из себя сплошную загадки и я знал о нём только то, что скорости у него переключаются без малейшего усилия, а газ длинный и довольно тугой.

С замирающим от страха сердцем, я сел на него, нажал на кнопку стартера и двигатель тут же угрожающе зарычал. "Ну, семи смертям не бывать, а от своей единственной ты не откупишься, Борис Викторович." — сказал я себе и медленно поехал по подъездной дороге к гоночной трассе, Ира и все мои друзья почти бежали за мной, а Георгий Иванович приговаривал:

— Ну, и звук, как будто голодный тигр рычит. Даже в животе булькает. Вот это мощность у двигателя.

Доехав до трассы, я повернул налево, так как решил ехать, как и все православные люди, по солнцу, крикнув напоследок, чтобы все держались подальше от трассы. Первые несколько километров я ехал не спеша, приноравливаясь к супербайку, хотя и наездил на "Кавасаки ZX-9R" немало часов. Именно на него был похож мой собственный супербайк и я только изготовил более пологий и широкий бензобак, который был выколочен из латуни, спаян серебром и вложен в стеклопластиковый футляр, ещё к нему был приклеен специальный, мягкий кожаный коврик, чтобы было удобнее ложиться на мотоцикл. Сидеть на нём было удобно, но через полкилометра я увеличил скорость и принял боевую стойку, то есть просто лёг на мотоцикл.

Больше всего меня беспокоила резина, и особенно то, как я на ней буду проходить повороты, хотя на этой трассе они и были очень плавные. На ста двадцати я прошел первый же поворот хотя и с наклоном, но без малейших замечаний к резине и увеличил скорость. Пока что до ста пятидесяти километров, мотоцикл вёл себя безукоризненно.

Когда я доехал до своих зрителей, то сбавил скорость, поднял забрало и крикнул, что начиная с третьего круга уже можно замерять время. На этот раз я поехал быстрее и быстро, в считанные секунды, набрал скорость в сто восемьдесят километров в час. Мотоцикл по прежнем отлично держался за дорогу и тогда я добавил газу и поехал на скорости в сто девяносто километров. Превышать скорость в двести километров я поостерёгся. Всё из-за той же резины, хотя мне доводилось развивать скорость в двести сорок километров в час, но та трасса была всё же получше этой. Всего я в этот день сделал двенадцать кругов, пару раз, проезжая мимо зрителей, поставил мотоцикл на заднее колесо и решил, что для начала и этого хватит. Да, и время уже близилось к вечеру, а моя душа жаждала праздника. Заехав в бокс, я подождал, когда прибегут мои болельщики и сказал:

— Ну, что же, Георгий Иванович, у меня претензий к мотоциклу нет никаких. Пусть ребята начинают их изучать и потихоньку вкатываться в трассу. Думаю, что они успеют освоиться и хотя бы покажут их на московской гонке.

Генерал Булганин выслушав меня, буквально завопил:

— Боря, ты что это творишь? Ты же круги делаешь быстрее, чем парни на "Москвичах"!

— Всё правильно, — ответил я, — они же на машинах ездють, а у тех четыре колеса, пока они у них прокрутются, я на двух колёсьях далеко уеду. Всего то делов. А если без шуток, то тут всё заключается в удельной мощности двигателя на каждый килограмм веса. На этих мотоциклах она выше.

Меня выдернули из седла и стали, радостно крича, подбрасывать, а когда поставили на землю, то первым меня обнял и расцеловал генерал Булганин, а уже потом Ира, воскликнул:

— Боренька, какой же ты у меня молодец!

Георгий Иванович хлопнул меня по плечу и спросил:

— Ну, как назовём новый советский мотоцикл?

— Как-как, Георгий Иванович? — Удивился я — Вы же сами назвали вашу команду "Метеоры Юга", пусть и мотик тоже называется "Метеор-1200", а второй, который дорожный, "Метеор-1200-Д". Чего же тут неясного? — После чего попросил — Георгий Иванович, пока суть, да, дело, черкните мне бумагу, чтобы я мог ездить на дорожном мотике и Иру катать. Погода сами видите тёплая стоит, так что недели три порадую девушку.

— Сделаю, Боря, — с улыбкой сказал генерал и улыбаясь ещё шире приказал, — майор Мережкин, Гена, быстро дай мне папку, бумагу и авторучку.

Подойдя к Ире, я сказал, надевая на неё шлем:

— Ваше величество, прошу пройти к карете.

Вслед за этим я метнулся к нашим сумкам, той, в которую мы сложили одежду и ещё двумя — в одной лежала бутылка шампанского, наш ужин ужин, чёрная икра, а в другой полотенца и палатка с одеялами. Хотя шасси у обоих мотоциклов и было совершенно одинаковое, второй мотоцикл мы изготовили похожим на мотоцикл "Хонда Голд Винг" с тремя багажными отсеками, а потому в них поместилось всё наше добро. Только теперь Георгий Иванович обратил внимание на пятый мотоцикл, стоящий немного в стороне и восхищённо сказал:

— Это же просто какой-то правительственный лимузин, а не мотоцикл, Борис. Боже, хромированные дуги, заднее сиденье получше, чем кресло в моём кабинете, да, ещё и настоящей кожей обтянуто. В багажники, как я погляжу, не одного, а целых трёх чертей засунуть можно, спереди две фары. Боренька, неужели это один и тот же мотоцикл или они всё же разные?

— Одно и то же шасси, Георгий Иванович, — объяснил я, — только у этого глушаки другие, горизонтальные, ещё на нём установлены дуги безопасности на случай завала набок, и для него изготовлены совсем другие обвесы, ну, ещё он немного длиннее спортивного из-за двух дополнительных балок сзади и потому пассажир сидит не по центру заднего колеса, а за ним, но ведь у этого мотоцикла и силовой агрегат значительно тяжелее и потому общая продольная центровка не нарушается. Всё совершенно одинаковое, ну, может быть скорость будет поменьше из-за большего лобового сопротивления, но ненамного.

Генералу принесли папку, бумагу и ручку. Но не отказал себе в удовольствии сесть на мотоцикл и выписал мне временное разрешение на использование личного транспортного средства, именуемого мотоцикл "Метеор-1200-Дорожный". Вручив мне бумагу, он слез с мотоцикла и сказал:

— Делай ещё два таких, Кулибин, один лично для меня, а второй для Дмитрия Мироновича. Ну, может быть не такие мощные, я уже староват для таких скоростей, а Игорь Дмитриевич, сын первого, ещё слишком молод, ему всего двадцать четыре года.

Мы попрощались со всеми до понедельника, сели на мотоцикл и выехали за ворота. Для того, чтобы доехать до нашего с Ирочкой бережка, нам нужно было проехать через весь город, а поскольку солнце только спускалось к горизонту, то наш приезд произвёл примерно такой же эффект на жителей города, как если бы его посетили инопланетяне. Мы проехали через город на скорости не свыше семидесяти километров, выехали на шоссе и вот там-то я увеличил скорость и местами ехал на ста восьмидесяти. Вскоре мы были на месте, но всё же первым делом поставили палатку и уже затем полезли купаться. Хотя осень была тёплая, вода уже не была летней и мы вскоре вылезли из реки, быстро обтёрлись полотенцами и взобрались на наш новенький мотоцикл, который был изготовлен всего за пятьдесят один день.

Да, наличие производственных мощностей, к которым тебя допускают беспрекословно и стольких помощников, здорово ускоряет процесс, особенно если ты перед этим несколько лет подряд обдумывал, как сделать свой собственный дорожный мотоцикл. Что же, мне удалось воплотить в жизнь мечту всей моей жизни — заняться изготовлением мототехники.

Наутро, хорошо выспавшись, вдвоём нам в маленькой палатке, называющейся среди туристов собачья конура, нам было даже жарко, мы снова искупались, позагорали до часу дня и голод погнал нас в обратный путь, чтобы произвести фурор уже на своей улице, а также в доме. Отец даже и предположить не мог, что у меня из всей моей затеи выйдет такое произведение чуть ли не искусства. По этому поводу был устроен праздничный обед с шампанским и коньяком. Теперь семейство Картузовых вполне могло позволить себе такую роскошь.

Всё воскресенье я провёл в нашей швейной мастерской и в своём кабинете за компьютером с карандашом, кистью и красками. Отрабатывал долги перед семьёй. Теперь мне уже не приходилось делать слишком уж тщательных эскизов, всё равно мама и Галина их переделают, а делали они это мало того, что мастерски, так ещё и улучшая подлинные образцы восьмидесятых, девяностых годов и даже начала века. По две коллекции женской и мужской одежды осень-зима-весна уже были готовы в эскизах и выкройках, а потому в ателье Галочки тоже кипела работа, так как краевой худсовет просто выпал в осадок, когда мамуля со своей, точнее нашей, соавторшей, обе одетые в элегантные костюмы, представили свои эскизы.

Так что на всех фронтах был полный порядок, даже в мансарде, где отец обустроил тренировочный зал, а Ирочка с помощью бинтов с гипсом, а затем бинтов на столярном клее сделала Васю-сана похожим на человека. Ему прикрутили к маковке четырьмя мощными шурупами стальную пластину с приваренным к ней кольцом, подвесили его на тросике на высоте в двадцати сантиметрах от пола, а ноги к нему притянули резиновыми шнурами от эспандера — бей, не хочу.

В понедельник мы завтракали все вместе, я сварил кофе, а мама и Ира приготовили завтрак. Мама оставалась на работе, отец поехал на свою верхом на форсированном "Иже", который освоил настолько быстро и здорово, что я даже предложил ему попробовать свои силы на супербайке и он загорелся. Мы же с Ирой поехали на работу на "Метеоре". Да, незадача, теперь нужно было срочно разрабатывать эмблему и думать, куда бы её присобачить, чтобы была побольше и покрасивше.

Моя невеста для поездки специально надела брючный костюм-унисекс с узеньким галстучком, а я костюм-тройку, но не они вызвали фурор возле вход в институт, а именно мой дорожный мотоцикл и у меня не было ни малейшего сомнения, что то же самое произошло бы и в две тысячи пятнадцатом году, ведь сходство "Метеора" с "Хондой Голд Винг" было сугубо формальным. Просто оба мотоцикла имели большие герметичные багажники, но мои, выколоченные из латуни вручную и облицованные шестимиллиметровой толщины стеклопластиком, были ничуть не хуже.

Студенты и преподаватели, пришедшие в институт пораньше, недоумевали недолго, поцеловав Иру, я сел на мотоцикл, надел на голову интеграл вишнёвого цвета, ещё никак не разрисованный, и поехал к себе на работу, временами увеличивая скорость до ста двадцати километров в час, чтобы приехать без опоздания, как меня попросил Митрофаныч.

Пропуск, разрешающий мне въезжать на "Метеоре" на территорию типографии, уже был приклеен к лобовому стеклу, но охрана меня всё равно задержала минут на пять, они держали бы меня и дольше, пока я не объяснил, что мотоцикл будет стоят под навесом и они успеют на него полюбоваться. Под навесом у ворот цеха Князев даже приказал установить ограждение, сваренное из труб и толстой проволоки, эдакую клетку, в которую я и поставил мотоцикл после того, как его осмотрели и даже посидели на нём директор типографии и её остальные руководители. Вот только меня насторожили слова директора, сказанные вполголоса Князеву:

— Так значит ты хочешь стать директором этого завода, Сергей? Ну, что же, стоящее дело. Вот туда я тебя отпущу с лёгким сердцем, парень, но смотри, не забывай родное предприятие.

Начальство разошлось и я хотел было идти в бытовку переодеваться, как Князев сказал мне:

— Борис, не торопись. Сегодня в полдень смотрины.

Тягостно вздохнув, я спросил:

— Что, кто-то вломил уже? Вот же бля, вода в жопе не держится. Ну, и у кого же такой длинный язык, Митрофаныч?

Начальник автотранспортного цеха усмехнулся и объяснил:

— Боря, после того, как ты дважды проехал на этом двухколёсном лимузине по городу, кое-какие несознательные граждане подумали, что к нам прилетели инопланетяне. Так что было кому рассказать Дмитрию Мироновичу о твоём мотоцикле и потому в субботу мы с Георгием Ивановичем и Жориком уже в десять утра были у него. В общем, сегодня в полдень состоятся большие смотрины. "Москвич-Метеор" уже наделал шума в Латвии, ещё бы все три машины пришли первыми и их даже по центральному телевидению показали, а эти мотоциклы, парень, нечто особое, они же с нуля в моём авторемонтном цехе изготовлены. Ты взял с собой боевые комбинезоны? — Я кивнул — Вот и отлично. Эх, жалко, что у нас нет хорошо оформленной пояснительной записки, той, которая у Георгия Ивановича.

— Есть, целых три штуки, — хмуро буркнул я, — блин, как в воду глядел, успел всё расписать и распечатать, даже список оборудования составил и эскизный план завода нарисовал.

— Дай почитать! — воскликнул Князев.

Ещё более мрачным голосом я отказал ему:

— Не дам. Там половина текста военная тайна, Митрофаныч. Мне Георгий Иванович показал фотки новейшего оружия и я его нарисовал и даже кое-что расписал для самых тупых.

Князев понимающе кивнул и согласился:

— Ладно, позднее ознакомлюсь, Боря. Скоро сюда приедут ребята на твоих супербайках и "Москвичах", а за Ириной Владимировной директор уже отправил свою "Волгу", так что в одиннадцать ровно мы выедем с территории типографии, проедем по главным улицам города и в двенадцать подъедем площади Ленина. Из Москвы прилетело человек тридцать гостей. Послушай, а Ирочка сможет проехать на спортбайке? Это было бы очень здорово. Сам понимаешь, девушки не часто ездят на мотоциклах.

Уныло махнув рукой, я ответил:

— Сможет, эта маленькая врушка хотя и клялась мне, что не сядет на "Ижа", с папиком чуть ли не дралась из-за того, кто поедет на нём за город, чтобы погонять на скорости в сто восемьдесят километров. Выпороть бы их обоих за это. Да, и во время наладки она тоже с байка не слезала. Как только прочитает лекции, так сразу же на базу "Метеоров" мчится.

Мы поднялись в кабинет и ещё долго разговаривали. Махнув на секретность рукой, я всё же дал Князеву почитать свою пояснительную записку на ста семидесяти страницах, отчего он минут десять не мог сказать ни слова, а только мычал. К урочному часу мы с Ирой сидели за столом, одевшись в гоночные комбинезоны. В одиннадцать часов, на глазах чуть ли не всех работников типографии, мы построились в походную колонну.

Впереди ехал я в своём красном комбике на спортбайке, позади меня моя невеста, за ней двое мотогонщиков, позади них Жора и Митрофаныч на дорожном "Метеоре", а позади них парами четыре "Москвича-Метеора" и три уже были с номерами, обклеенные наклейками с гонки на трассе "Бикерниеки", где Гена, Витя и Славик порвали всех остальных гонщиков, как Тузик подушку, толь пух и перья во все стороны летели. Они как ушли со старта в отрыв так после этого только друг с другом и соревновались, под рёв публики, и Витька надрал задницу и Генке, и Славке. Когда же, наконец, замерили мощность моих двухвальников, то выяснилось, что я раскочегарил их до ста семидесяти двух лошадиных сил.

Почти весь путь я проехал на заднем колесе, ставя мотоцикл на два только перед поворотами. Те улицы, по которым мы должны были проехать, перекрыло ГАИ и потому нам ничто не мешало ехать со скоростью восемьдесят километров в час. Двигатели супербайков ревели даже погромче, чем у спортивных автомобилей "Москвич-Метеор". На одном колесе я и въехал на площадь Ленина, поставил мотоцикл на два, но через несколько секунд снова встал на одно, заставив сотни людей испуганно вскрикнуть, ведь это же было переднее колесо. Между прочим, московские байкеры прозвали меня за это Психованным Дедком, хотя я никогда не имел своего супербайка и ездил на степенном, дородном и спокойном "Харлей Дэвидсон Фэт Боб". Проехав так метров семьдесят, я опустил машину на оба колеса.

Тут же началась фотосессия для нескольких журналов, но меня куда больше волновало то, чтобы моя физиономия попала в кадр только будучи закрытой интегралом. Впрочем, когда Ирочка сняла с головки шлем с подшлемником и поправила причёску, про меня забыли все фотографы до единого. Сначала они фотографировали её верхом на спортбайке "Метеор", а затем на мотоцикле "Метеор-Дорожный". Всё было хорошо, кроме одного, рядом с Ирой постоянно крутился кэгэбэшник. После часа общения с прессой, которого я упорно избегал, всю технику загнали во внутренний двор крайкома, а нас в кабинет Дмитрия Мироновича, где он пожал каждому руку, расцеловал Ирочку в обе щёчки и нам было предложено пойти в комнату отдыха и там переодеться. Нам тут же стали предлагать помочь, но я мрачным тоном объяснил, что под комбинезонами на нас надеты только вкладыши, а потому мы как-нибудь обойдёмся без помощников. Дмитрий Миронович сразу же всё понял и сказал, что в комнате отдыха есть душ, а в шкафу чистые полотенца. Ира переоделась первой, а затем вышел из комнаты отдыха я и тоже отдал свой комбинезон, чтобы люди осмотрели его. Кто-то спросил:

— А где вкладыши?

Не выдержав, я громко воскликнул:

— Так они все мокрые от пота! Мы же едва плелись и потому нас не охлаждал встречный поток воздуха.

Раздались возгласы, что всё понятно и началось заседание, которое продлилось минут сорок, после которого Дмитрий Миронович поблагодарил народ и сказал, что все, кроме генерала Булганина, Князева, Нестерова и Картузова свободны, и могут часок передохнуть перед фуршетом. В кабинете также остался командующий дивизией генерал-майор Бондарев. Мы перебрались к рабочему столу первого секретаря, докладные записки Князев запаковал в большой конверт и Гена доставил его в крайком часа четыре назад. Поэтому, открыв его на странице с рисунком десантного квадроцикла с турелью, на которой были установлены два "Утёса", первый секретарь, хитро улыбаясь, спросил комдива:

— Ну, что скажешь, Виктор Лукьянович, подойдут такие мотоциклы нашим десантникам?

Тот ответил:

— Дмитрий Миронович, да, я бы и сам от таких не отказался, тем более, что они будут лететь по степи со скоростью в сто двадцать километров в час, а на трассе развивать скорость в сто пятьдесят с полным боекомплектом.

— Нет, Виктор, ты мне десантников не ущемляй. Я в войну сам десантником был и так тебе скажу, будь у нас тогда такие мотоциклы со сдвоенными ДШК, то мы бы такие рейды в тылу врага совершали, что фашисты дрожали бы от страха. — улыбнувшись сказал первый секретарь — В общем так, товарищи коммунисты, разрешение на строительства завода я дать не могу, а здесь сказано, что он и не нужен, а вот построить в хозяйстве генерала Булганина новый, краевой ремонтно-механический цех, в моей власти, но только от вас зависит, станет он самостоятельным предприятием или нет. Вот на эту тему мы сейчас и поговорим. Думаю, что года за два с половиной мы сможем сделать это, если навалимся всем миром.

Подняв руку, я задал вопрос:

— Товарищ первый секретарь, почему это в войну на Урале военные заводы за полгода строили, а сейчас, в мирное время, мы не можем построить в общем-то небольшое предприятие за этот срок? Понимаете, главная задача — собирать "Москвич-Метеор" и поставлять его на экспорт, чтобы зарабатывать для государства валюту. Сборка и глубокий тюнинг трёх тысяч таких машин дело ведь не хитрое, и если минвнешторг будет продавать каждую по пятнадцать тысяч долларов, то это принесёт в бюджет страны сорок пять миллионов, а с мотоциклами так и все сто.

Об этом также было написано в моей пояснительной записке, причём достаточно подробно, с маркетинговыми исследованиями. Тем не менее Дмитрий Миронович с сомнением спросил:

— А их купят, Борис?

Усмехнувшись, я ответил вопросом на вопрос:

— А у них что, есть из чего выбирать? Конечно купят, а если минвнешторг поможет нам с импортными комплектующими, так буржуи из-за них ещё и передерутся. Не верите, можете прочитать статью, пусть и небольшую, в газете "Фигаро". На гонках в Риге был один французский корреспондент, так что он тиснул в своей газетёнке статейку про три стремительных русских "Метеора", свалившихся на землю Латвии неизвестно откуда. Это он, бедняжка, не видел ещё наших мотоциклов. Кстати, Дмитрий Миронович, хотя товарищи Князев и Нестеров спроектировали небольшой заводик, оборудование подобрано с таким расчётом, чтобы на нём можно было изготавливать двигатели. Первые движки для машин вообще в кузницах делали и ничего, многие до сих пор ещё ездят. Так что в экспорте грех сомневаться. Нужно только, чтобы АЗЛК поставлял некрашеные кузова, а то ребята замучались с них краску пескоструйками отдирать.

Трое моих старших товарищей энергично закивали головами и весь дальнейший разговор был посвящён тому, как ускорить процесс строительства. Когда я сказал, что весь завод можно построить из стального проката, монолитного железобетона и керамзитобетонных блоков, Дмитрий Миронович оживился. Как строитель, он тоже ратовал за быстровозводимые здания. Час пролетел быстро, потом был фуршет и к восьми вечера мы вернулись домой. На фуршете, поскольку меня то и дело дёргали в разные стороны, Иру снова преследовал кэгэбэшник и уже вечером, когда мы приехали домой, в постели, она призналась мне, что он полтора месяца не даёт ей прохода.

Ну, ничего, до дня нашей свадьбы осталось всего двенадцать дней. Может быть после этого он отстанет от неё. Если нет, то придётся как-то искать на него управу. Даже набить ему морду для меня представлялось делом весьма затруднительным, этот капитан Некрасов из краевого управления КГБ, уже только внешне выглядел опасным противником. Атлет, чёрт его задери, да, ещё и по всему видно, что боец он опытный, кулаком быка с ног свалит.

А тем временем, просмотрев, наконец, вечером десятка полтора газет, я нашел три очень важных сообщения. В "Известиях" поместили заметку о том, что в Сухуми были задержаны двое особо опасных преступников, пытавшихся подняться на борт самолёта с огнестрельным оружием, а через "Комсомольскую правду" мне пришла весточка с адресом и обе статейки были написаны в таком тоне, что я аж расплылся от удовольствия, но, господа кэгэбэшники, фиг вы меня, стрелянного воробья, проведёте на такой мякине, а вот сотрудничать с вами я буду в полный рост, но только кормить стану с ложечки и небольшими порциями. Причём постепенно приучая к мысли, что режим в стране нужно смягчать и давать выход творческому потенциалу советских людей, а также предоставлять им возможность самим зарабатывать деньги и не ждать милостыни о родного государства.

После того, как супербайки и дорожник были изготовлены и предъявлены граду и миру, я снова стал работать в щадящем режиме и чёрт меня дёрнул начать ходить на тренировки в спортзал областного ГАИ вместе с Ирой. Туда немедленно повадился приходить вместе с нами капитан Некрасов, которого звали Игорем Фёдоровичем. Ему было тридцать два года и он руководил чем-то серьёзным. К тому времени у нас в доме уже вовсю шла подготовка к свадьбе и я пять дней, как ездил на чёрной двадцать первой "Волге" с форсированным движком от "Газ-66", полностью переделанной, спортивной подвеской и трансмиссией, а также кожаным салоном класса люкс бордового цвета, вставшим мне в полторы штуки рублей. Ну, это меня нисколько не смутило, за спортбайки Георгий Иванович выплатил мне премию в семь тысяч рублей. Маловато, конечно, но сойдёт, это же был не единственный канал поступления денег в семейный бюджет. Мы приехал на свою четвёртую тренировку вместе с Ирой и тётей Элей и на этот раз моя королева сидела за рулём, так как перед этим показала прекрасные результаты.

Наша свадьба должна была состояться через три дня, а потому у меня не было никакого желания заполучить себе синяк под глаз и потому, договорившись с Ирочкой, что она приедет за мной в десять вечера, я отпустил её покататься по городу, попросив не газовать лишний раз и вошел в спортзал только для того, чтобы просто размяться. Народа в нём было человек семь и среди них Игорь, уже переодевшийся в спортивный наряд самбиста, а у него, как и у меня, он состоял из борцовского трико, куртки и борцовок. Этот тип, как только я переоделся, сразу же подошел ко мне и, посмотрев на меня холодным взглядом, буркнул:

— Отойдём в угол, поговорим. — усмехнувшись, я сделал рукой жест, чтобы он шел в тот, который ему больше нравится и как только мы отошли, сразу заявил — Слушай, шкет, отстань от этой девушки. Забери своё заявление и забудь про неё. Она создана не для такого молокососа, как ты. Понял?

— А не пошел бы ты к е*ене свет матери, капитан? — с насмешкой спросил я своего нежданного соперника — Можно подумать, что ты для моей королевы свет в окошечке. Да, я, к твоему сведению, за свою Иринку кому угодно кадык из горла вырву, прожую и выплюну собакам. Понял? Поэтому говорю тебе в первый и последний раз, больше никогда к ней не приближайся. Через три дня она станет моей женой, а ты ищи себе ту девушку, которая будет любить тебя точно так же, как меня любит моя королева. Если ты, конечно, будешь её достоин.

Капитан угрожающе набычился и прорычал:

— Этой девушки достоин только я! Понял? И я тебя уберу со своего пути, щенок, автослесаришка поганый.

— За

* * *

шься пыль глотать, капитан от дизентерии. Ты сможешь на время отодвинуть меня от неё своими кэгэбэшными методами, но тогда я тебя, как только выйду, точно грохну, задушу. На дуэль со стволами в руках я тебя не могу вызвать, у меня их попросту нет, да, и ты, скорее всего, умеешь качать маятник, а я нет, но на ковре тебе меня с места не сдвинуть. Иди на центр зала и запомни, моя свадьба состоится через три дня, а ты в это время будешь лежать в больнице.

"Господи, и зачем я это только сказал?" — подумал я, продолжая смотреть ненавидящим взглядом в холодные, серые глаза этого чёртового Геракла не Геракла, но Шварценеггера в "Конане-варваре", точно. Тот остолбенело вытаращился на меня, а затем воскликнул, хлопнув по накачанным бёдрам:

— Мальчик выучил несколько приёмов боевого самбо и уже считает себя бойцом? Прелестно! Сопляк, сейчас я сломаю тебе обе твои ручонки и ты навсегда забудешь о ней.

Н-да, намерения у этого громилы были самые серьёзные и мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы подавить в себе гнев. Ненависть я оставил на своём месте и даже заставил её ощетинится. "Ох-ох-ох, что сейчас тут будет." — озадаченно подумал я и поскольку нас все слышали, громко крикнул:

— Парни, этот тип решил встать между мной и моей королевой. Вызовите, пожалуйста, скорую помощь. Она вскоре кому-то понадобится и дайте мне с ним разобраться по-мужски.

Послышались возмущённые возгласы гаишников, но капитан, грозно окинув их взглядом, прорычал:

— Не волнуйтесь, товарищи офицеры, убивать и очень уж сильно калечить я этого щенка не стану, но мысли о женитьбе из него выбью. Если кто имеет что-то сказать против, подходите, отвечу каждому честно, искренне и очень сильно.

— Спокойно, ребята, раз дело не дошло до стрельбы, то я его сейчас уложу, а вы все будете свидетелями, что он сам начал эту бучу. Пингвин влюблённый. В Бабруйск, животная!

Сам я идти в атаку не стал, но она не застала себя ждать и была произведена молниеносно. Своими блоками я отбил несколько ударов этого амбала, потом он взял меня на "мельницу", но мне удалось захватить его шею ногами, мы оба грохнулись на ковёр и разлетелись. Я взял его ногу на болевой приём, но с таким же успехом мог бы попытаться согнуть руками рельсу. Гад! Сволочь, до чего же он был сильный и резкий! Ну, с реакцией у меня всё было слава Богу, в гибкости я его превосходил, но только не в силе и тогда решил взять на технику. Вскочив на ноги, я сам пошел в атаку, но это уже было чистой воды карате. Вот же гадина, он был, как каменный, и мои сильные и чувствительные даже для него удары, ни к чему хорошему не привели. Более того, этот чёртов кэгэбэшник рассмеялся и воскликнул:

— Мальчик знает, что такое карате!

— А это ты знаешь? — воскликнул я и, воспользовавшись моментом, высоко подпрыгнув крутанул винта и вмазал ему ступнёй по скуле, жалея, что не надел вибрамы.

Однако, этот сильнейший удар не столько потряс моего противника, сколько настроил его на более серьёзный лад и капитан принялся работать во всю силу, а я давно уже дубасил его почём зря. В три минуты наши куртки были разорваны и я, стащив свою, быстро скрутил её в жгут и принялся работать ею, как нунчакой. "Эх, где же вы, мои нунчаки?", подумалось мне, с ними я его точно быстро забил бы до полусмерти. Он даже и от тряпки не мог толком увернуться, но это же была всего лишь тряпка.

Зато я смог перевести дыхание и, отбросив разорванную пополам куртку, бросился в контратаку, когда капитан попытался достать меня левым боковым в почку. Поймав его руку приёмом джиу-джитсу, я попытался сделать его болевым, но жестоко поплатился. Этот гад через боль подтянул меня к себе под удар и так врезал мне коленом в бочину, что я проехал метров пять на заднице, но на финише сделал обратное сальто из положения лёжа, вскочил на ноги и провёл удар маваши-ито по набегающему противнику с правой, после чего успел, не опуская ноги, ещё трижды садануть ему ногой по морде, прежде чем он захватил мою ногу. Он бы мне её точно оторвал, не сделай я, откидываясь назад, винта в воздухе и не влепи ему подъёмом левой по башке.

Зато этот удар очень сильно потряс его. Капитан даже выпустил мою правую ногу, которую хотел разобрать по косточкам, из рук и я брякнулся на ковёр. Голеностоп он травмировал меня весьма серьёзно и теперь я едва мог ступить на правую ногу, из-за чего просто физически не мог броситься в атаку и добить его серией точных ударов. Я просто не мог крепко стоять для этого на ногах, а потому, попятившись назад, принялся, сбросив с ноги разорванную борцовку, пританцовывая, разминать ногу. Кэгэбэшник быстро пришел в себя, хлестнул ладонями по своей физиономии, и злорадно прошипел, недобро усмехаясь:

— Что, щенок, лапку себе повредил. Ну-ну, попрыгай.

Он тоже не бросился в атаку, но не из благородства. Его правая сторона лица от скулы и до виска вспухла и побагровела. Наконец, сорвав с себя разорванную самбетку, он отшвырнул её в сторону и рыча двинулся на меня, на что я гневно крикнул:

— Через пять минут ты ляжешь здесь, капитан, и будешь лежать очень долго, пока я тебя не подниму.

Сражаться с ним в полную силу и победить честно, я не мог, а потому у меня оставался всего один способ, как пойти в загс пусть и с разбитой мордой, но не на костылях. Шаолиньские монахи не зря ели свой рис. Эти черти такого понапридумывали за сотни лет, что этого ещё на много веков хватит. Убивать этого гада мне всё же не хотелось, парализовать его руки и ноги своими ударами было крайне опасно, так что мне оставался один единственный и самый тяжелый способ противодействия — лишить его силы, а для этого мне нужно было нанести девять хирургически точных ударов.

Пятью пальцами правой руки и четырьмя левой в определённой последовательности. С трудом уворачиваясь от его ударов руками и ногами, я принялся наносить по телу своего противника молниеносные, короткие, без замаха, удары то правой, то левой рукой с хищно скрюченными пальцами и при этом ещё и громко ведя им счёт: — "Первый, второй, третий...", а после того, как я крикнул: — "Девятый", сцепился с ним. Это были очень чувствительные и, наверное, болезненные удары. Мой противник, вздрагивающий после каждого удара, с глухим стоном выдохнул:

— Малый, ты чего это творишь?

Он из последних сил попытался ударить меня с правой, но я взял его на "мельницу" в самом центре зала и припечатал к полу с такой силой, что тот аж загудел, навалившись на него и изображая имитацию болевого приёма, я тихо прорычал:

— Скажи, что ты навсегда забудешь мою Ирочку и я в пять секунд восстановлю тебя в прежнем виде.

Капитан прохрипел в ответ:

— Никогда. Она всё равно будет моей, щенок.

— Тогда запомни, Игорь, сила не вернётся к тебе до тех пор, пока я не сниму блокировку. Кроме меня этого не сможет сделать больше никто, ни один врач в мире, а я сделаю это только после того, как ты поклянёшься мне, что отстанешь от нас. Думай быстрее, болван, пока я тебя не вырубил.

Пытаясь отбиться от меня, капитан прохрипел:

— Нет, ни за что! Я люблю её.

— Ты даже не знаешь её, — прорычал я, — ну, раз ты так сам решил, тогда спи. Бай-бай, дядя, пора на койку, в больничку.

Отпустив его руку, я нанёс короткий и не очень сильный удар в область солнечного сплетения. Последний удар, после чего со стоном откинулся на спину и вырубился.

Глава 13

Примирение с противником и свадьба

Очнулся я от того, что мне под нос сунули ватку, смоченную нашатырным спиртом, и сразу же со стоном сел на борцовском ковре, забрызганном кровью. Всё моё тело болело, но сильнее всего ныла нога. Стреляло аж в задницу. Крепко же меня измочалил этот чёртов влюблённый мордоворот. Век бы его не видеть. Перед глазами у меня всё плыло, а в ушах звенело. Сконцентрировавшись, я увидел у кого-то в руках ватку, взял её, поднёс к носу и сделал ещё три глубоких вдоха. Звон в ушах исчез, а зрение снова сфокусировалось. Поглядев направо, я увидел молодую женщину в белом халате, хлопотавшую над спящим глубоким сном Игорем. Она пыталась привести его в чувство, но тот ни на что не реагировал. Из носа у меня текло и я, утершись рукой, тут же убедился, что это кровь, а не сопли. Это хорошо, это лишний раз доказывает, что я мужчина, а не сопляк. Плохо было другое, похоже, что за свадебным столом я буду сидеть весь в синяках. Повернувшись к врачу, я хриплым голосом сказал:

— Доктор, да, хватит вам мучить этого мордоворота, он же просто очень крепко спит, гад, и проснётся только завтра.

— Откуда ты это знаешь? — гневно воскликнула докторша.

Меня это возмутило и я огрызнулся:

— От верблюда! Возьми лучше и послушай его дыхание, да, посчитай пульс, тогда сама убедишься. Если насчитаешь больше шестидесяти ударов в минуту, то я буду удивлён. И вообще, доктор, лучше подойдите ко мне и окажите первую медицинскую помощь тому, кто в ней больше нуждается.

Докторша возмущённо завопила:

— Нет, вы только посмотрите на него! Избил человека так, что тот ни на что не реагирует и ещё помощи требует.

— Во, бля, скорая помощь! — смеясь через боль, воскликнул я и возмущённо добавил — Значит над спящим кэгэбэшником, избившим меня в кровь, эта чёртова курица будет кудахтать, а меня, бедного мальчонку, можно по боку пустить. Ладно, хрен с тобой. — и попросил гаишников — Парни, помогите мне встать. Этот гад мне правый голеностоп на хрен вывернул. Ой, бля, не дай бог связки порвал. — двое парней в самбетках тотчас бросились меня поднимать и я попросил — Парни, не в службу, а в дружбу, конфискуйте у этой мегеры вату и банку с перекисью водорода, а ещё принесите мне медицинскую аптечку. Я сам себе окажу и первую, и вторую медицинскую помощь.

Меня довели до скамейки, я со стоном опустился на неё и откинулся спиной шведскую лестницу. Спина у меня тоже болела и вообще, у меня всё болело, даже волосы и ногти. Врачиха послушалась меня и стала проверять пульс. Лицо её сделалось удивлённым и она принялась мерить ему давление. Думаю, что китайские монахи не врали и у Игоря пульс сейчас действительно шестьдесят ударов в минуту, а сердце прекрасно работает. Один из самбистов стал было рыться в чёрном саквояже врача скорой помощи, но та его попёрла от него и я спросил:

— Мужики, а душ тут есть? Мне бы сейчас постоять полчасика под горячим душем, всё как рукой снимет.

Кто-то ответил мне:

— Да, есть, Боря, сейчас мы тебя туда отведём.

Отрицательно мотнув головой, я сказал:

— Не сейчас, дайте мне посидеть десять минут и я сам дойду до душа. Сколько сейчас времени.

Мне ответили:

— Без пяти девять.

— Ни фига себе! — воскликнул я — Это же сколько я в отключке валялся? Наверное с полчаса, если не больше?

Меня поторопились успокоить:

— Нет, всего минуты три. Вы же дрались минут пятьдесят. Мы же не сразу поняли, что у вас тут бой не на жизнь, а на смерть, и потому не сразу вызвали скорую. Как только ты его вырубил, скорая минуты через полторы и подъехала. Мы даже и не поняли сначала, что ты в отключке, ты же лежал и улыбался. Как же ты сумел завалить такого громилу, Борька?

Запрокинув голову, чтобы кровь текла из носа, с большим трудом пожав плечами, я ответил:

— Да, вот так уж, сумел как-то. Ох, и здоровенный же этот капитан, просто жуть какая-то. Прёт, словно трактор. От него, наверное, даже пули рикошетируют, как от танка "Т-10".

Докторша, убедившись, что кэгэбэшник действительно спит крепким и покойным сном, соизволила подойти ко мне с какой-то грязноватой тряпкой и неприязненным тоном сказала:

— Эй, ты, самбист, опусти голову, дай я вытру тебе кровь с лица. Ты весь в крови. Потом сядешь в скорую помощь и я отвезу тебя в травмпунк. Там посмотрят твою ногу.

Одарив её нелестным взглядом, я снова огрызнулся:

— Пошла ты со своей половой тряпкой. Без тебя как-нибудь обойдусь, внучка Гиппократа. Тащи сюда свои носилки, ребята загрузят этого героя хренова в твою колымагу, забирай его шмотки и вези отсюда куда-нибудь подальше, хоть в больницу, а хоть к себе домой и продолжай там цацкаться с ним хоть до морковкиного заговенья.

Докторша, а ей точно не было тридцати, презрительно фыркнула, повернулась к самбистам и принялась требовать, чтобы они принесли из скорой помощи носилки и помогли эвакуировать раненого с поля боя. Мои болельщики указали ей самый короткий путь к женскому счастью, но я попросил их поскорее избавиться от такого соседства и они послушались. Пока из спортзала с руганью выносили тело я малость оклемался. Из носа у меня перестала течь кровь и я принялся ощупывать правую ногу. К счастью связки не были порваны, это оказался всего лишь сильный вывих. Вскоре докторша стала снова прорываться в спортзал, но гаишники попёрли её. Причём матом, а когда подошли ко мне, я улыбнулся им, губы, к счастью, не были разбиты, и с укоризной спросил:

— Чего вы это её так?

— Чего-чего, — ответил мне коренастый, смуглый парень, по виду грек, — мы когда стали этого мерина выносить, то он храпеть начал и губами чмокать. Тут Сеня возьми и скажи ей, из-за чего он на тебя набросился, да, ещё сказал, что тебе шестнадцать лет и ты тот самый парень, который "Москвичи" в гоночные машины превратил и мотоциклы новые сделал. Вот она и забеспокоилась. Наверное думает, что ты ей теперь пакостить станешь.

Махнув рукой, я сказал усмехнувшись:

— Делать мне больше нечего. Парни, извините, мы ведь даже не успели познакомиться. Видеть-то я вас уже видел, но не знаю, как кого по имени-отчеству звать-величать. — мы быстро представились друг другу и я попросил — Ребята, кто-нибудь дёрните меня за ногу. Этот бугай мне её вывихнул.

Встав на колени, за мою ногу взялся Семён и спросил:

— Как дёрнуть-то, Боря?

— Сильно, Сеня, сильно, резко и на себя, чуть заворачивая влево. — С усмешкой ответил я самбисту.

Сержант Сеня дёрнул и я чуть снова не вырубился. Зато боль в ноге утихла и я через минуту снял вторую борцовку, встал и отправился в душ. Через полчаса, смыв с себя кровь под горячим душем, я, наконец, почувствовал себя человеком. Правда, весьма изрядно избитым. Ни о какой тренировке уже не могло идти и речи. Переодевшись, я вернулся в спорт зал и, обойдя борцовский ковёр, который уже оттёрли от крови, прошел к тому месту, где лежала моя борцовка. Вторая была почти разорвана пополам и её вертел в руках тренер, вернувшийся откуда-то. Парни разминались напротив него и делали растяжки. Мы поздоровались, Илья Титович был отличным мужиком, и спросил меня:

— Боря, что это за дела на счёт девять, о которых мне рассказывали ребята? Ты, часом, не поделишься опытом? Насколько я понял, ты только так и смог вырубить капитана Некрасова, а он очень опытный боец. Отлично владеет боевым самбо и не только им одним. Он один из немногих, кто владеет восточными боевыми искусствами.

Я сел и со вздохом принялся практически шепотом зачитывать придуманную мною в душе легенду:

— Илья Титович, в прошлом году я провёл три месяца в деревне и там отдыхал один парнишка, года на два меня старше, но такого же роста. Как сейчас, только тогда у меня фигура была поскромнее. Мы вместе с ним ходили на сенокос с деревенскими мужиками, порой до ночи засиживались в колхозном гараже, вот тогда-то я и выяснил, что чувствую любую технику, как композитор ноты. Виталька сын одного полковника, пограничника, и увлекается не только боевым самбо, он ещё и карате знает, джиу-джицу. В общем ему был нужен спарринг-партнёр и я ему подходил идеально, сильный, ловкий, одного роста и веса с ним. Я объяснял ему, что к чему в движках, до этого я про машины только кучу книжек прочёл и все подшивки журнала "За рулём" за девять лет, а он учил меня боевому самбо, карате, джиу-джитсу и ещё одной китайской фиговине, которая тайчи называется.

Титыч кивнул и сказал:

— Есть такая. Говорят, что будет похлеще карате, да, оно и пошло в Японии от китайских монахов. Ну, и что?

Улыбнувшись и объяснил:

— В общем Виталька как-то раз показал мне несколько страниц с рисунками и текстом на английском языке. Это был перевод какого-то китайского трактата. Вроде бы из тайчи, но про тайчи в нём ни слова не было, зато были эти самые "Девять шагов в глубокий сон". Короче я переписал этот трактат и все рисунки перерисовал к себе в тетрадь, а потом почти год учил английский и даже сделал карту из картона с теми точками, по которым пальцами нужно нанести удары. Работает, однако. Если бы не эти "Девять шагов в глубокий сон", то этот капитан Некрасов меня точно искалечил бы к чёртовой матери.

Илья Титыч, а этому коренастому мужчине было под шестьдесят, улыбнулся и негромко согласился:

— Этот смог бы. Вот же человек какой, упёрся, как баран рогами в ворота и хоть ты ему кол на голове теши — отдай ему свою невесту и всё тут. Ты всё правильно сделал, Боря, за свою любовь, как за Родину нужно драться. Ладно, про тайчи ты мне ничего не говорил, а я этого не слышал. Гаишникам оно ни к чему, а ты сам им не очень-то разбрасывайся. Да, знал я, что китайцы умеют настоящие чудеса творить, но о таком даже не догадывался.

Разведя руками, я вздохнул и попросил:

Илья Титович, попросите ребят, чтобы они никому не рассказывали об этом инциденте. С капитаном Некрасовым я сам разберусь, а им за длинные языки может нагореть.

Титыч молча кивнул и у меня появилась надежда, что сплетен не будет. Через несколько минут в спортзал вошла Ира и, увидев мою разбитую физиономию, побледнела и вскрикнула:

— Это он сделал?

Илья Титыч тут же нашелся:

— Не волнуйся, Ирочка, твой Боря хотя и с побитым лицом, всё же на ногах остался, а этого болвана скорая помощь увезла.

Слава Богу, что Эльвиры Михайловны в машине уже не было. Из спортзала Ирочка повезла меня даже не в травмпункт, а в травматологическое отделение краевой больницы. Меня хотели оставить там на ночь, но я пригрозил что выпрыгну в окно третьего этажа и убегу от них в одних трусах. Поэтому дело обошлось только тем, что мне обработали ссадины на теле и наложили на лице, ещё на один разрыв тканей, совсем короткий, сантиметра в полтора, шов. В общем у меня на физиономии появился ещё один шрам, ну, и ничего страшного. В половине второго ночи Ира привезла меня домой и мы сразу же, не ужиная даже, легли спать. Наутро она отвезла меня на работу в чёрных очках и с физиономией, намазанной тональным кремом. К счастью за три дня моя мордашенция немного пришла в норму.

Наконец наступила долгожданная суббота. С утра наш дом был полон гостей и мы с Ирочкой, счастливые, она очень красивая в своём свадебном платье, я не очень красивый, но для фото сгодится, тем более чёрно-белого, зато в прекрасно пошитом белом костюме-тройке, на чём настоял особо, были готовы отправиться в Загс, как в нашем доме появилась одна заплаканная молодая особа и сразу же стала пробиваться ко мне. Я почему-то сразу всё понял и попросил её зайти в свой кабинет, где она воскликнула:

— Боря, я вас умоляю, спасите Игоря! Он гордый и упрямый, он никогда не попросит вас об этом. Я три дня пытала его, что с ним случилось и только вчера ночью он мне всё рассказал. Хотите я встану перед вами на колени, только помогите ему. Ведь вы же сами сказали, что только вы сможете ему помочь! Прошу вас, простите его.

Девушка лет тридцати на вид, высокая и очень похожая на Игоря, попыталась встать на колени, но я не дал ей этого сделать и негромко, но мягко и доброжелательно сказал:

— Не надо становиться на колени. Сядьте, успокойтесь и скажите, для начала, как вас зовут и кто вы ему:

— Валя. — ответила девушка, садясь на стул и с горестным вздохом сказала — Я его младшая сестра. Поверьте, он теперь и сам об этом жалеет. Он просто упрямый дурак.

— Хорошо, Валюша, мы немедленно поедем к Игорю. Где он сейчас находится, дома или в больнице? — спросил я.

Девушка всхлипнула и ответила:

— В больнице, он же едва встаёт с кровати. Что вы с ним сделали? Он что, теперь останется навсегда таким?

Прижав палец к губам, я тихо сказал:

— Валя, о том, что я вам сейчас скажу, никому ни слова. Один парень научил меня в прошлом году секретному китайскому приёму и чёрт его знает, откуда он, из области боевых искусств или из области древней китайской медицины. Думаю, что последнее. В общем после того, как я нанесу три лёгких удара по телу Игоря и разблокирую его нервную систему, то уже через несколько минут он не только вернётся в прежнее состояние, но и станет ещё сильнее физически и его болевой порог понизится чуть ли не вдвое. А теперь представьте себе, что он со мной сделает, если остался моим врагом? Тем более, что отметелил он меня в том спортзале, очень сильно. Чуть ступню не оторвал. Поэтому мы сейчас поедем к нему в больницу, вы войдёте в его палату, поговорите с ним, а потом выйдете и я сделаю так, как вы скажете. Если он меня после этого убьёт в день свадьбы, то это будет полностью лежать на вашей совести. Понятно?

Валя судорожно сглотнула комок, подступивший ей к горлу и тихим, потрясённым голосом ответила:

— Вы правда поедете? Я поговорю с ним. Я ему всё скажу, про эту его дурацкую влюблённость.

— Успокойтесь, Валя. — с улыбкой сказал я — Поедемте к Игорю и пусть будет, что будет.

Я незаметно достал из ящика письменного стола нунчаку и мы направились к двери, но не успел я взяться за ручку, как она открылась и Ира тихо, но твёрдо сказала:

— Боря, я еду с тобой. Даже если ваш брат убьёт Борю, я ему никогда в жизни не достанусь. Так ему и скажите. А потом мы войдём в его палату.

Никому ничего не объясняя, мы вышли из дома, времени у нас ещё вполне хватало, сели в чёрную "Волгу" с золотыми кольцами, я попросил всех пристегнуться и помчался в краевую больницу. Хорошо, что в семидесятые годы по улицам моего города ездило мало машин. Временами я разгонял машину до ста шестидесяти километров в час. Капитан Некрасов лежал в отдельной палате в отделении нейрохирургии. Врачи считали, что у него, в результате моего удара по башке, произошел микроинсульт, но их поражало, что их пациент ни на что, кроме полного упадка сил, не жаловался.

Ира взяла с собой удостоверение сотрудника милиции, но оно не понадобилось, нас и так пропустили и медсестра отделения, посмотрев на мой белоснежный костюм и свадебное платье моей королевы, не стала предлагать нам заштопанных белых халатов. Мы пошли к палате капитана, едва поспевая за Валей. Девушка зашла в палату и разговаривала с ним минут десять, прежде чем вышла и тихим голосом попросила меня:

— Борис, хотя он и отругал меня, разблокируйте его, пожалуйста. Я впервые видела у него на глазах слёзы.

Мы все втроём вошли в отдельную палату и я подошел к кровати капитана Некрасова. Одетый в фиолетовую пижаму, он лежал на спине, отвернув голову к стене. Не здороваясь, я сказал:

— Встань с кровати, герой-любовник.

Валя всхлипнула и сказала:

— Он не может, ему надо помочь.

— С чего это ты решила, что этому бугаю нужно помогать вставать с кровати? — насмешливо спросил я девочку — Он, к твоему сведению совершенно здоров и за исключением синяка, который у него уже сходит, по его внешнему виду не скажешь, что по нему танки ездили, а вот если с моей физиономии смыть всю дамскую шпаклёвку, то это сразу же бросается в глаза. — после чего рыкнул сердитым голосом — Игорь, вставай, не выёживайся, как муха на стекле. Если я тебя не разблокирую, то ты таким останешься навсегда и уже через год, полтора начнутся необратимые процессы. Мне и Ирочке не очень-то нужны твои извинения, так что молча встань, я тремя касаниями тебя разблокирую и мы уедем. Нам, между прочим, через три часа в загс ехать. У нас, понимаешь ли, свадьба сегодня, и мы этого дня ждали давно.

Игорь тягостно вздохнул, повернулся к нам и сказал:

— Ира, простите, что я поступил так бессердечно. Теперь я понимаю, что просто обезумел. Борис, ты тоже прости меня. С моей стороны это было полнейшим свинством.

Махнув рукой, я ответил:

— Проехали, капитан. Давай, вставай. Ты же не раненый в конце концов. — Валя попыталась помочь брату, но я удержал её и сказал — Не надо, он может и должен встать сам. Я же не свалился с ног, когда этот Геракл мне чуть ступню не оторвал. Если бы я не заехал ему по голове ногой, то он бы её мне точно оторвал.

Медленно, но без стонов и тягостных вздохов капитан Некрасов встал с больничной кровати и я сказал его сестре:

— А вот теперь, Валечка, ты можешь помочь ему снять с себя пижаму и если на нём надета майка, то и её.

Девушка осторожно, но быстро сняла с Игоря пижаму и голубую майку. Да, мускулатура у него была ничуть не хуже, чем у Шварца. Он вздохнул и опустив голову спросил:

— Борис, ты Вале правда сказал про силу? Она действительно вернётся или мне просто станет немного полегче?

— Вернётся ли к тебе сила? — усмехнувшись спросил я капитана Некрасова — А фиг его знает, в том трактате, который попал мне в руки в прошлом году, написано, что сначала врага нужно сделать другом, а уже потом возвращать ему прежнюю силу и вливать половину своей. Сейчас проверим, правда это или шаолиньские монахи набрехали. В одном я уверен точно, по их методике можно всего семью ударами парализовать человека полностью, а потом одним единственным снять паралич и я уже проделал это раз с одним уголовником. Подействовало безотказно, лучше всякого хлороформа, хотя он и был одет. Ладно, стой и не дёргайся, боли ты не почувствуешь, только тепло. Сила вернётся к тебе в течении всего каких-то тридцати секунд. — заболтав Игоря, я быстро нанёс по его телу два довольно сильных удара правой и один левой рукой — один под ярёмную впадину, другой в область солнечного сплетения, а третий в районе пупка, после чего командирским голосом сказал — А теперь, капитан, быстро сделай подряд три приседания, не раздумывая.!

Присел Игорь быстро, а потом просипел:

— Не встану...

— Шас за волосы подыму! — рыкнул я и он моментально подскочил и два других приседания сделал уже на автомате. Легко и пружинисто, отчего я весело воскликнул — Ты гляди, а китайцы-то не набрехали! А теперь быстро делай семь быстрых, глубоких вдохов подряд и семь раз ещё быстрее выдыхай воздух. В общем глотай ци, капитан, как можно энергичнее.

Игорь послушно выполнил моё требование, заулыбался и, напрягая мышцы, радостно воскликнул:

— Не знаю как на счёт дополнительной силы, но прежняя ко мне точно вернулась полностью!

Я попятился к дверям, раскинув руки и, отодвигая заодно Иру и Валю, приказал капитану Нестерову:

— Упал на пальцы, несколько раз отжался, встал в стойку "крокодил" и вышел в стойку на руках. — Игорь проделал это сложнейшее силовое упражнение легко и изящно, после чего переворотом через спину встал на ноги передо мной, а я мгновенно выхватил из-под левой подмышки нунчаку, которую засунул одной дубинкой в карман, и, подняв её на уровень лица, строгим голосом поинтересовался — Знаешь что это? Вижу, что знаешь, нунчака, и я владею ею практически виртуозно, так что рыпнешься на меня, таких шишек ею по всему телу наставлю, что тебе мигом расхочется со мной связываться, капитан. Хоть я и молодой, а всё же буду из ранних.

Игорь, с лица которого действительно подозрительно быстро сходил здоровенный синячище, он уже был не синим, а желтовато-зеленоватым, отрицательно помотал головой и, подняв правую руку открытой ладонью вперёд, с доброй улыбкой сказал:

— Нет, Борис, ты уже прочистил мне мозги. Так что не волнуйся я и сам на тебя руки не подниму, и никому другому не позволю этого сделать. — вздохнув, он прибавил — Вообще-то меня, идиота, на те соревнования начальство послало посмотреть, во что ты "Москвичи" превратил, а я вместо этого на твою невесту таращился и чёрт знает что о себе возомнил. Говоришь надо превратить врага в друга, Боря. Я готов быть тебе другом и старшим братом твоей Ирочки. Вы очень красивая пара. Глядя на тебя, парень, ни за что не скажешь, что тебе всего шестнадцать.

Так же молниеносно засунув нунчаку на место, я протянул ему свою руку и кивая сказал:

— Замётано, Игорь. Мы сейчас выйдем и подождём тебя в коридоре, а потом я завезу тебя домой, чтобы ты мог переодеться в свой самый нарядный костюм и мы поедем домой, а вы с Валей приезжайте в загс, мы с Юлей приглашаем вас на нашу свадьбу. Так ведь Юлечка?

Моя королева подбежала ко мне и сказала:

— Да, любимый.

Мы вышли в коридор, а минут через пятнадцать вышел Игорь с влажными волосами, чисто выбритый, одетый в светло-серый костюм с синим галстуком и дорожной сумкой в руках. Он застенчиво улыбнулся и сказал:

— Ну, я в принципе готов хоть сейчас идти на свадьбу, а вот Вале придётся одеваться в ритме твиста.

Мы быстро покинули больницу и я поехал по указанному адресу. Отдавая себе отчёт в том, что теперь Игорь, как всякий порядочный кэгэбэшник, не отвяжется от меня просто так, мы высадили Валю, по дороге они о чём-то негромко говорили, возле их дома и поехали домой втроём. Игорь сидел впереди, сзади он просто не поместил бы свои ноги даже в волговском салоне. Как только мы отъехали от его дома, он шумно вздохнул и спросил:

— Боря, а мне будет удобно появиться на вашей свадьбе?

— Удобно. — ответил я — Ребят из ГАИ я предупредил, а всем остальным объяснил свои синяки тем, что играл с чёртом в салочки и свалился с обрыва. Главное, что мы теперь не враги. Не хочу набиваться в друзья никому, но для меня нет никакой разницы, как я подружился с человеком, а по башке мне и раньше приходилось получать, так что замнём этот разговор. Проехали.

— Хорошо, Борис, проехали. — согласился Игорь и через пару минут сказал — Знаешь, твои форсированные "Москвичи" и на малых оборотах ревут, а эта "Волга" летит, как ракета, но движка не слышно. До какой скорости она у тебя разгоняется?

С горестным вздохом я сказал:

— Ира, ты этого никогда не слышала. — После чего сообщил капитану Некрасову — Где-то до двухсот сорока, Игорь, но тогда мотор ревёт, как мамонт. У неё же под капотом стоит форсированная вэ-образная восьмёрка с "Шишиги" и потому я ей не только полностью усилил всю ходовую часть, но и переделал трансмиссию. У неё теперь обороты за семь тысяч. В общем мне пришлось с ней повозиться. Одни запчасти три месяца подбирал, а у меня в связи с тем, что я на генерала Булганина, а если точнее, то на самого, — я поднял вверх указательный палец, — работаю, возможности имелись. Но ты не волнуйся, я ни одной гайки не прикарманил, за всё заплатил копейка в копейку, хоть и без переплаты. Так что в этом плане моя тачка, которую я подарил своей любимой на свадьбу, абсолютно честная.

Ира с заднего сиденья тут же сказала:

— Особенно если учесть, Боренька, что у нас шесть с половиной тысяч долгов, но это не страшно, мы же все работаем.

Игорь улыбнулся и сделал интересное предложение:

— Боря, вот такие машины нашему управлению как раз-то и нужны. Берёшься подготовить шестнадцать "Волг" для оперативной работы? Четыре в городе останутся, а остальные по краю разъедутся. Думаю, что тогда вы и с долгами мигом рассчитаетесь и ещё в вашей семье прибыток появиться.

— Годится, — согласился я, — только в том случае, если вы дадите мне в помощь нескольких механиков. Их же потом всё равно придётся обслуживать. И вот ещё что, антикоррозийное покрытие, антишумовую защиту, ходовую и трансмиссию ваши автомеханики сами будут делать, а я займусь только движками и коробками к ним. Иначе вы их два года ждать будете. Пойми, Игорь, у меня и другой работы, причём очень ответственной, выше крыши и мне нужно её завершить до двадцать третьего февраля во что бы то ни стало.

— Наслышан я о твоей работе, Боря. — с улыбкой сказал капитан Некрасов и добавил — Пока я не сел в эту машину, не верил в твои способности, но раз тебе удалось превратить обыкновенную "Волгу" в автомобиль не хуже, чем "Бентли", и при этом она развивает такую сумасшедшую скорость, то значит и с четырёхколёсным армейским мотоциклом у тебя всё выйдет. Видел я твой рисунок, выглядит он конечно, как танк. Слушай, а ведь в салоне даже тише, чем в "Чайке". Почему?

Горестно вздохнув, я признался:

— Это потому, что я снял с кузова пескоструйкой всю краску и всё то дерьмо с днища, что на него нанесли, а потом покрыл его эпоксидкой, смешанной с сухой бронзовой краской, оттёр наждачкой с водой до зеркального блеска перед покраской, а на днище нанёс пятимиллиметровый слой антишумового покрытия снизу, и десятимиллиметровый изнутри. Да, и от моторного отсека отгородился весьма основательно антишумовой защитой. Теперь этому кузову, если машину не бить, лет сто сносу не будет.

Эти слова я сказал уже подъезжая к дому. Там суетился народ и поскольку время ещё было, то я сразу же предложил Игорю подняться наверх. Увидев мой спортзал и Васю-сана, он удивлённо захлопал глазами и спросил:

— А это что, Борис?

— Мой тренажер, Игорь. — Ответил я — Ты ведь деятель из конторы глубокого бурения и фиг от меня отстанешь... — Повторив ему свою легенду, я сказал — Капитан, я только к началу мая окончательно разобрался с переводом и ещё не всё изучил до тонкостей, но скажу тебе так, с помощью этой китайской беды человека можно убить, это первая и самая простая ступень — пять ударов и твой враг загнётся за несколько дней, жутко мучаясь от удушья, да, ещё и будет ссать кровью, вторая посложнее — семь ударов и твой враг будет парализован и даже говорить не сможет, неприятные ощущения гарантированы, и третья самая высшая ступень — девять ударов и почти полный упадок сил у врага по причине почти блокады всей нервной системы, но если ты его разблокируешь, то сделаешь намного сильнее, здоровее и вдвое понизишь болевой порог. То есть боль ты будешь чувствовать, но она уже не будут парализовать тебя. Очень пользительная весчь для бойцов спецназа.

Игорь улыбнулся и спросил меня:

— Боря, ты хочешь вооружить оперативных сотрудников органов КГБ этими сакральными знаниями?

Я молча кивнул головой, помолчал и всё же сказал:

— Да, товарищ капитан, причём бесплатно. Если ты этого ещё не заметил, Игорь, я патриот, но машины задарма вашей конторе я хрен стану делать. Не надо путать божий дар с яичницей.

Игорь хлопнул себя ладонью по лбу и пробормотал:

— Боже мой, и я, волкодав, да, нет, тупой идиот, посмел поднять на этого парня руку? Никогда себе этого не прощу. — виновато посмотрев на меня, он добавил — Боря, я полгода, как из загранкомандировки вернулся и наверно здорово там оскотинился. Прости меня за то, что я вёл себя так нагло.

Махнув рукой, я улыбнулся и воскликнул:

— Так ведь уже проехали, старик. Всё, пошли вниз. На эту тему у нас ещё будет время поговорить. Особенно меня интересует то, что с твоей физиономии так быстро сошел синячище, а я ведь к тебе ногой от всей души приложился. Как только ты с катушек не слетел? Сдаётся мне, что за эти три дня, будь ты болен какой-нибудь опасной хренью, вылечился бы.

Мы спустились вниз и я стал знакомить его с родными и друзьями. Официальные гости должны были приехать уже в загс. Из Москвы ещё позавчера прилетели отец и мать Ирочки, которые не смотря на то, что они были в разводе, между собой они общались вполне спокойно и даже сердечно, а ещё, я бы сказал, мило. Мы с Ирой ездили утром в аэропорт и когда увидели их спускающимися по трапу под руку и о чём-то весело разговаривающими, то многозначительно улыбнулись между собой.

Когда же мы садились в машину, моя невеста наотрез отказалась уступать родному папеньке место впереди и Владимир Иванович сел рядом с Аделаидой Михайловной. Тётю Элю мы с собой специально не брали и, прежде чем отвезти родителей домой, целых два часа катали их по городу и его живописным окрестностям. Даже сделали пять кругов по трассе на такой скорости, что наши пилоты гоночных "Москвичей-Метеоров" хватались за головы. Только после такой насыщенной прогулки мы отвезли их домой, причём всё в этот день делалось нами с тайным смыслом.

Ирочка часто расспрашивала меня о том, как я жил раньше, я честно ей рассказывал обо всём. В том числе и о том, что неоднократно спал со своими бывшими женами даже после развода, а со второй женой, Викой, даже жил почти год и мы чуть было опять не расписались, но эта рыжая бестия снова встретила принца на белом ишаке и, попрощавшись с нашей десятилетней дочуркой, выскочила за него замуж. Танечка после этого с ней два года не разговаривала, но я всё же смог объяснить дочери, что любовь зла и на любимых людей не нужно держать зла. Так что в первую же ночь Володе и Деле, а ей ещё не было сорока, пришлось спать в одной комнате.

Хуже того, там стояла наша с Ирочкиной полутораспальная тахта и железная, складная солдатская койка с таким тощим матрацем, что просто беда, спину сломаешь, а ещё Ирочка, как бы забыла в той комнате "Кама Сутру", переписанную ею от руки в толстую общую тетрадь с коленкоровым переплётом, да, ещё и с моими изящными и очень детально проработанными рисунками, сделанными тушью и пером на прекрасной финской, мелованной бумаге, которые были аккуратно наклеены на страницы.

Вот такое вот ха-ха мы устроили Ирочкиным родителям. На следующий день Ирочкины папа и мама были раза в два веселее. Ещё веселее они были сегодня утром. Даже не смотря на то, что вчера утром имели счастье лицезреть меня в шесть утра без грима, одетого в одни только длинные шорты и всего покрытого синяками и ссадинами. Когда мама Деля ахнула и всплеснула руками, Ира сказала:

— Мамуля, если бы ты знала, при каких обстоятельствах мой Боренька обзавёлся этими украшениями, то вы бы с папой, не вставай он с кровати, загс на своих плечах принесли к нам во двор. Поэтому не обращайте внимание. Я его синяками горжусь.

О том, какие именно это были обстоятельства, не было сказано ни слова и потому к Игорю все относились, как к нашему с Ирочкой другу. Через час мы выехали из дома. Наш южный город не Москва и потому в нём даже в ноябре месяце люди часто ходят без плащей. Погода нам благоволила. Светило яркое солнце и было тепло, плюс восемнадцать. Ну, а раз так, то и свадебный выезд, ради которого во все "Москвичи-Метеоры" были втиснуты задние сиденья, возглавляли мы с моей королевой, гордо восседая на "Метеоре-Д". По этому случаю мы даже надели на головы не интегралы, а белловские свадебные мотошлемы, покрашенные в белый цвет. Позади нас ехал эскорт — четверо мотогонщиков на гоночных метеорах, причём с дамами, затем наши родители на чёрной "Волге", наши друзья на гоночных автомобилях и "Икарус" с гостями. Все машины были украшены воздушными шариками, лентами и цветами, а на капоте "Волги" сидели две куклы в точных копиях наших свадебных нарядов.

Покатавшись по городу час, мы подъехали к загсу, где нас встречали все остальные гости и в том числе Валечка. Её брат, Игорь, сидел за рулём Ирочкиной "Волги" и вышел из машины очень довольным. Да, эта свадьба была самой лучшей в моей жизни, а ведь их у меня было четыре и каждая последующая пышнее и богаче предыдущей. И тут дело даже не в том, какие люди были нашими гостями, их возглавлял сам Дмитрий Миронович с супругой и сыном, молодым лейтенантом. Генералов на свадьбе было два, милицейский и армейский. Были гостями на нашей свадьбе и некоторые из моих одноклассников, а точнее Витька и Тонечка, но та смотрела на него свысока.

Ещё бы, у неё же был такой парень, который ссадил с гоночного мотоцикла штатного мотогонщика команды, чтобы прокатить на нём свою девушку, а как же иначе, ведь они были на нашей свадьбе шаферами, то есть свидетелями. После загса, в котором нас расписали, и нашего первого вальса, который мы станцевали легко и красиво, за сорок четыре года я ведь ещё и танцевать научился, мы поехали в короткую поездку по городу, возложили цветы к памятнику героям-освободителям нашего города и направились к свадебному столу, который был уже накрыт к нашему приезду.

Застолье было обильным и богатым, шампанское и коньяк лились рекой, но до чего же это всё-таки здорово иметь возможность получить ответ на любой технологический вопрос. А также иметь возможность достать хоть чёрта лысого с помощью своих новых, высокопоставленных друзей. Без пяти десять вечера я попросил гостей выйти на улицу, а к тому времени даже Дмитрий Миронович ещё не уехал. Мы вышли на улицу и ровно в двадцать два ноль-ноль в саду сработал часовой механизм и в небо взлетели первые двадцать три фейерверка, которые на стапятидесятиметровой высоте взорвались огненными цветами.

Всего залпов было шестнадцать и вместе с фейерверками в небо взлетали пробки от шампанского и промежутках между залпами слышался звон бокалов. Все сошлись во мнении, что салют был ничуть не хуже московского. Сразу после салюта Дмитрий Миронович с супругой и сыном, а также ещё некоторые гости, покинули нас, но веселье продолжалось до часа ночи и только тогда я поднял на руки мою королеву и отнёс её в нашу спальную, а наши родители отправились в свои спальные комнаты и на этот раз Николая и Делю ждала двухспальная кровать.

На следующий день праздник продолжился и начался он, как это принято на югах, с обжигающе горячей лапши и наркомовских ста грамм. Подавляющее большинство гостей осталось ночевать у нас дома. На месте моих плантаций, которые мы тщательно разровняли и даже настели дощатые помосты, были разбиты четыре большие, армейские палатки с солдатскими койками. Часть гостей взяли к себе на постой Батраковы, а часть Верочка с Тоней и потому в одиннадцать утра застолье продолжилось. Наши родители к лапше и водочке выставили на стол четыре вазы с красными яблоками и гости восхищённо ахнули и зааплодировали, ведь это означало, что я взял в жены девственницу и был её первым мужчиной. Все тут же снова громко и радостно завопили: — "Горько".

Глава 14

Секреты китайской медицины и Кремлёвские звёзды

После свадьбы родители Ирочки не уехали сразу же в Москву и вот почему. Из-за смотрин, устроенных в честь "Метеоров", Дмитрия Мироновича срочно вызвали в столицу, но он уже за сутки до разговора с министром автомобильной промышленности он знал, что Брежнева очень заинтересовали как гоночные автомобили "Москвич-Метеор", так и мотоциклы "Метеор", поэтому нам было приказано собрать ещё четыре дорожника, это было дело нехитрое, а мне велели нарисовать двенадцать больших эскизов как гражданских, так и военных мотоциклов о двух, трёх и четырёх колёсах и даже придали в помощь трёх художников.

В связи с этим гонки "Московское кольцо" перенесли на двадцатое ноября, так как синоптики клятвенно обещали, что снега к тому времени не будет и что первый снег стоит ждать только в начале декабря. Да, осень действительно была необычайно тёплая на всей европейской части Союза. Узнав об этом, Николая и Деля решили остаться и выехать в Москву вместе с нами, для чего оба позвонили в понедельник на работу, одним из свадебных подарков был телефон, проведённый в наш дом, и тут же укатили на "Волге" на моря, чтобы искупаться, раз погода позволяет.

Художествами мне разрешили заниматься в типографии, но не в цеху, а в особом отделе, что позволяло мне бегать туда всякий раз, когда позовут, а вызывали меня через каждые полчаса, час. Эскизы эскизами, но мы ведь могли при желании изготовить тяжелый трёхколёсный мотоцикл и когда я сказал это Дмитрию Мироновичу, только что прилетевшему из Москвы, он даже воскликнул: — "Делай, успеешь — орден дам!", я в ответ улыбнулся и попросил вместо ордена провести в дом телефон.

Ну, а после этого я поступил довольно просто, сделал детальный технический эскиз рамы трёхколёсника с кузовом, а его шасси было базовым и годилось также для квадроцикла, и выгнул из алюминиевого прутка несущую раму. Теперь детали на две рамы выгибали по ним на горячую из высокопрочных стальных труб диаметром в полтора дюйма, а я каждый день выдавал по десятку чертежей на все прочие детали и при этом ещё и рисовал эскизы. Все трое художников просто офигевали, глядя на то, как я, сидя за письменным столом, уставившись в стену и шевеля губами, то черчу, то быстро рисую эскизы, подкрашивая их цветными карандашами.

Почти через неделю после свадьбы, в пятницу, около полудня, в спецотдел ввалился Игорь. Без стука, ему же можно. Я повернулся, а он, глядя на меня изумлёнными, я даже сказал бы, выпученными глазами, воскликнул:

— Боря, мне нужно с тобой срочно поговорить!

Художники встали, а это были дядьки за сорок, причём отличные, весёлые мужики, ругавшие меня за то, что я занимаюсь всякой ерундой вместо того, чтобы поступить в художественное училище и стать живописцем. Или графиком. На худой конец дизайнером. Поднимаясь из-за стола, я сказал:

— Дядь, Вов, да, вы сядьте, мы с товарищем выйдем. — вытащив Игоря во двор, я спросил его, направляясь к беседке — Ну, что у тебя там ещё стряслось. Сказал же я твоему полковнику русским языком, что вашими "Волжанками" займусь после Москвы. Игорь, ты же понимаешь, как это для нас важно, пригнать в столицу помимо дорожных мотоциклов, ещё и два мощных, военных трёхколёсника. Это же базовое шасси и на него мы сможем устанавливать любые движки и любые обвесы. Поэтому у меня каждая минута сейчас на счету, а ты отрываешь меня от работы. Что, трудно вечером ко мне домой приехать? Ты же не ребёнок в конце концов.

Нет, я, конечно врал ему, но на работу сегодня заявился действительно не выспавшись. Игорь, одетый в тёмный костюм, замахал руками:

— Боря, я не об это хочу с тобой поговорить! Понимаешь, я сегодня проходил медосмотр. Я абсолютно здоров.

— Кто бы в этом сомневался! — сердито воскликнул я, потирая рукой левый бок, по которому когда-то саданул этот двухметровый верзила — Тобой, блин, даже тигров-людоедов пугать можно.

Игорь, подсаживаясь к столу в беседке, взмахнул руками и снова возбуждённо воскликнул:

— Боря, ты не понимаешь! У меня же была без пяти минут прободная язва и нефрит почек, пусть и не в самой тяжелой форме. Последствия моей загранкомандировки в Канаду. Теперь ничего подобного нету и профессор Гирин, Алексей Викторович, начальник нашей медчасти, просто офанарел. Боря, расскажи мне честно, откуда у тебя этот китайский трактат.

Н-да, так я и думал, что вся эта китайская фигня вылезет мне боком. Хотя с другой стороны Виталька Москвич, с которым я действительно подружился в то лето, ведь приехал с родителями не в бабулину деревню, а в соседнюю, только от той деревни остались одни фундаменты, да, несколько полуразвалившихся печей. Её немцы в войну дотла сожгли. Хорошо, что хоть не вместе с жителями.

Виталькины родители сняли на лето пустующую избу на краю деревни, хозяева которой подались по весне в город и попросили соседей присмотреть за ней, и никто даже не знал толком, кто они такие. Даже я не знал Виталькиной фамилии, а мы с ним действительно в то лето и на сенокос ходили, и в гараже с железками возились, всё мечтали немку починить, и даже боролись на речке. Москвич год ходил в секцию вольной борьбы, но хотя и был старше меня, так и не смог одолеть, я был сильнее него физически и немного выше ростом. То, что его отец полковник из штаба погранвойск, уже я сам придумал. Вздохнув, я посмотрел на Игоря своими голубыми брызгами и ответил:

— А ведь я и сам не знаю даже фамилии Витальки. Его родители с деревенскими общались мало, всё больше огородом занимались и садом, а отец так и вовсе то приезжал, то уезжал. Там же в семи километрах железная дорога и даже не станция, а полустанок, но поезда там часто останавливаются. Сел в поезд, дал проводнице червонец, и ты через пять часов в Москве. Кто знает, кто они такие на самом деле. Может быть инопланетяне. Ты же видел мою тетрадку, в которую я трактат переписал и рисунки из него срисовал. Это всё, что у меня осталось на память об этом парне, Игорь. Так ты что, считаешь, что это я тебя вылечил?

Игорь наклонился и сказал:

— Боря, это не я считаю так, а профессор Гирин. Он сказал, что на меня было оказано какое-то воздействие, имеющее мощнейший терапевтический эффект, в результате которого сердце у меня теперь работает, как плунжерный насос, объём лёгких увеличился на семнадцать процентов, но самое главное даже не то, что бесследно исчезла язва желудка, а то, что мои почки абсолютно здоровы. Боря, почки так просто, сами собой, не лечатся, а ещё я по мнению профессора помолодел лет на пять и мы с тобой прекрасно знаем, что это было за воздействие. В общем, парень, поехали к профессору Гирину, он ждёт, но сначала давай заедем к тебе домой и возьмём карты и трактаты. Вася-сан пусть пока остаётся у тебя дома.

Тут же ощерившись, я ехидно сказал:

— Хрен вы у меня заберёте Васю-сана. Мама на нём одёжу примеряет и я каждый день на нём тренируюсь. Своего Василия как-нибудь сделаете. — и признался — Егор, вот чувствовал же я, что в этом трактате медицины куда больше, чем какой-нибудь боевой фигни.

Через час двадцать я сидел в кабинете Алексея Викторовича и рассказывал ему, как в мои руки попали двадцать семь машинописных листов с рисунками, отпечатанных на пишущей машинке с латинским шрифтом на хорошей, белой бумаге, вложенных в скоросшиватель. Показал я ему и свою тетрадку в двадцать четыре листа, на обложке которой было написано крупными буквами: — "Дневник моей жизни в деревне". Когда-то я забыл взять с собой эту тетрадку и потому дневника в деревне не вёл, других забот хватало выше крыши. Профессор, прочитав сначала текст из тетради, написанный мелким, убористым почерком без единой ошибки, затем перевод, распечатанный на пишущей машинке "Эрика", поразившись изяществу моих рисунков, а я даже скопировал китайские иероглифы, спросил меня:

— Молодой человек, как же вы отважились применить знания, почерпнутые вами из этого трактата, на своём друге?

— Друге? — изумился я и воскликнул — Пусть он лучше сам расскажет! А то если я начну, вы немедленно назовёте меня юным грубияном.

Игорь кашлянул в кулак и честно признался:

— Товарищ генерал, мы тогда были с Борисом злейшими врагами. Понимаете, я влюбился в его невесту и совсем обезумел от страсти, стал преследовать её везде, где только мог, а за несколько дней до их свадьбы получилось так, что я встретился с Борей в спортзале и Ирочки рядом с нами не было. В общем мы с ним дрались там, как два лютых врага и я его очень сильно избил, но у этого парня сила воли такая, что он кого угодно порвёт. В том поединке я сильно повредил ему голеностоп и потому Борису уже ничего не оставалось делать, сражаться ведь в полную силу он уже не мог, как применить эти секретные приёмы тайчи.

Я тут же сказал:

— Алексей Викторович, я сделал это в первый раз, но никогда бы не применил эти девять шагов в глубокий сон в отношении советского офицера, если бы не испробовал на другом человеке ещё один комплекс ударов, полностью парализующий человека.

После этого я рассказал о том, за что и как именно опусти Шныря и что из этого вышло, а вышло вот что, уже через три недели воры его зарезали, как свинью. Профессор внимательно выслушал меня, кивнул и спокойным голосом сказал:

— Что же, собаке собачья смерть, Боря. Ты поступил с ним хотя и жестоко, но всё же правильно. Мерзкий человек был. Хорошо, Борис. Как я вижу, ты специально изготовил второй экземпляр, по всей видимости для советской медицины. Раз так, я предлагаю тебе провести клинические испытания этого терапевтического метода. У меня есть семь пациентов, которых или под нож класть, или отдавать в твои юные, но уже очень умелые руки. Правда, для начала я хочу посмотреть, как действует на человека твой парализующий комплекс. Это меня интересует, в первую очередь, как военного врача. Капитан Некрасов, вызовите сюда кого-либо из ваших волкодавов.

Это профессор правильно придумал, на Игорьке мне совершенно не хотелось проделывать опытов. Он взял трубку, позвонил куда-то и приказал капитану Звягинцеву срочно явиться в медчасть управления и добавил, чтобы тот явится через пятьдесят минут. Профессор кивнул и углубился в чтение первоисточника и читал его очень быстро. При этом на его лице читалась целая буря чувств. Он то и дело восклицал: — "Великолепно! Блестяще!", ну, не знаю, наверное медику виднее. Лично я ничего очень уж великолепного в этом трактате не нашел, кроме того, что с его помощью можно было доставить человеку массу неприятных ощущений, но это если пользоваться только его первой, сугубо боевой и жестокой частью. Там что ни удар, то хана какому-нибудь внутреннему органу. Вскоре прибыл капитан Звягинцев и я одарил Игоря таким взглядом, что чуть пол башки ему не снёс. Уж на что мой новый друг был верзила, Володя Звягинцев даже рядом с ним казался титаном, возле которого вертелся карлик. Такого мощного атлета я никогда в жизни не видел ни у нас в стране, ни за рубежом.

Кабинет у генерала медицинской службы Гирина был просторный, так что развернуться там было где. Капитан Звягинцев прибыл одетым в обычный, неприметный тёмный костюм. Воротник его белой рубашки лежал на воротнике пиджака, что и понятно, на такую шею не найдёшь галстук, и он всем своим внешним походил бы на деревенского парня, если бы не пытливый, внимательный взгляд карих глаз. Игорь, подумав, хотя и был в точно таком же звании, приказал Володе, с которым сразу же меня познакомил, раздеться до трусов, что тот и сделал беспрекословно, после чего сказал:

— Володя, сейчас Борис тебя полностью парализует семью ударами, а затем всего одним снимет паралич, а товарищ генерал в это время будет измерять твой пульс и всё такое.

Капитан удивлённо спросил:

— А он сможет это сделать, Егор?

— Не волнуйся, кто-кто, а он сможет, Володя, зато после этого он вообще вырубит тебя, но уже девятью ударами и тебя отнесут в палату, где ты проспишь двенадцать часов и потом если и сможешь встать, то с большим трудом. В таком состоянии ты проведёшь трое суток, после чего Борис выведет тебя из него и ты станешь ещё сильнее, хотя сильнее вроде бы некуда.

— Задача ясна, товарищ командир. — кивнув, сказал капитан Звягинцев, покрутил головой и добавил — Ну, Кулибин, чего угодно я от тебя ждал, но только не этого. Валяй, парень.

Профессор посмотрел на Игоря и спросил:

— Контрольная группа? Да, пожалуй так оно действительно будет лучше. Всё познаётся в сравнении. Так, капитана Звягинцева, Боря, ты поднимешь через трое суток, он у нас и так здоров, как бык, а вот остальным твои пациентам придётся полежать неделю.

Энергично закивав, я согласился:

— Да, товарищ генерал, полные семь суток и спать они будут, если действительно серьёзно больны, не менее суток. У меня время ещё есть, так что я успеваю. Хорошо бы и на вас попробовать эту методику, товарищ генерал.

Алексей Викторович улыбнулся и сказал:

— Спасибо за заботу, но успеется, Боренька. За какой срок ты изучил все эти удары, если не секрет?

Прикинув, что к чему, я ответил:

— Начиная с конца мая и по сию пору, Алексей Викторович, но ещё продолжу тренироваться на манекене. Я вам его позднее покажу. У меня он простенький, а вам нужно будет изготовить точно такой же, но только из вьетнамского дуба. Ну, там в самом конце написано, как вырезать манекен из красного дерева. Только знаете, Алексей Викторович, я ведь пальцы ставил почти десять месяцев. Ещё в деревне колотил по чему ни попадя.

Генерал усмехнулся и успокоил меня:

— Наши специалисты освоят эту методику намного быстрее. Они у меня по восемнадцать часов в сутки только этим и станут заниматься. У меня есть в подчинении молодые и сильные мужчины и женщины, Боря, и они все хорошие врачи, а тут речь, похоже, идёт о том, что половину терапевтической медицины, если не её всю, можно будет выбросить на свалку истории. Ну, мальчик мой, с Богом, давай поскорее приступим к работе. — Когда я взглянул на Володю, то мне даже стало жутковато, вот это был действительно Геракл, правда, с волосатой грудью, отчего профессор озабоченно спросил меня — Боря, может быть медсёстры сначала побреют ему грудь, чтобы ты видел, куда наносить удары?

Володя от этих слов даже испуганно попятился, но я помотал головой и освободил его от этого, воскликнув:

— Нет, не надо! Его же жена из дома выгонит, а скоро зима, ещё не дай Бог замёрзнет. Я и так прицелюсь.

Легко сказать. По Васе-сану я бил нисколько не задумываясь, это же манекен, а тут во мне что-то встало клином и я, немного подумав, сняв с себя пиджак, развязав галстук и закатав рукава рубашки, со вздохом попросил:

— Володь, ну ты хоть того, ударь меня, что ли, легонько, а то я по неподвижному человеку работать не могу.

Капитан Звягинцев вздохнул и сказал:

— Ладно, постараюсь медленно и не сильно.

Если это медленно, то что тогда быстро? Хотя я и был готов, всё же едва увернулся от Володиной ручищи, но зато, громко выкрикивая: — "Первый, второй..." и так далее, быстро нанёс все семь ударов и мне даже стало как-то странно, что этот могучий великан с утробным звуком упал на колени, а потом и вовсе мог только мычать, да, и то не слишком громко. Генерал медицинской службы в отставке, профессору было за семьдесят, принялся деловито мерить Володе пульс, прослушивать его лёгкие, измерять давление, а под самый конец так и вовсе колоть капитана иголками. Тот никак на это не реагировал и генерал приказал:

— Борис, приведи капитана Звягинцева в чувство.

Как только я нанёс удар по Володиному загривку, он мощно кхакнул и восхищённо воскликнул, вставая:

— Ну, ты даёшь, Кулибин! — Улыбнувшись ему, я тут же нанёс ещё девять ударов и через пару минут капитан Звягинцев, лишившись сил опустился на большой ковёр со словами — А вот в это я вообще не могу поверить. Руки и ноги, словно ватные сделались.

Профессор снова стал исследовать его состояние и через каких-то пять минут Володя уже спал. Вставая с пола, профессор радостно воскликнул:

— Состояние полной расслабленности и покоя! Да, Борис, это просто удивительная находка. Почему же тогда тот полковник ничего не рассказал о ней своему руководству?

Пожав плечами, я и сам спросил:

— А может они и в самом деле были инопланетянами, товарищ генерал? Раньше я как-то об этом не думал, читал, вот свезло, так свезло, буду теперь самым крутым, а сейчас всерьёз над всем этим задумался и чем чаще перечитываю трактат, тем чаще гадаю — что же это такое на самом деле?

Генерал махнул рукой и весёлым голосом сказал:

— Всё это пустяки, Боренька. Главное, что этот трактат стал достоянием советской медицины, а теперь, мой мальчик, пойдём к нашим пациентам. Они нуждаются в твоём лечении гораздо больше, чем капитан Звягинцев.

Правда, мы всё же не ушли, бросив Володю лежать на ковре без присмотра. Вскоре пришло двое врачей с носилками, но нести их нам пришлось всё же вчетвером. Этажом выше находился стационар, в котором лежало десятка полтора офицеров КГБ, но только семерым из них действительно была нужна серьёзная медицинская помощь. Одного за другим я погрузил их в глубокий, покойный сон и мы поехали к нам домой. Там я познакомил профессора с Ирой и всеми своими родственниками. Николай с Делей приехали с одного моря и теперь хотели съездить на другое, но я попросил их не строить никаких планов. Мы поднялись в мансарду и я показал Алексею Викторовичу Васю-сана, а Игорь даже сфотографировал его со всех сторон. Показал я и то, как отрабатываю на нём удары и как нужно правильно ставить пальцы, а это нужно было делать семью разными способами. В итоге Алексей Викторович, отдавая мне тетрадь, покрутив головой признался:

— Боря, когда я увидел анализы Игоря и осмотрел его, то у меня волосы на голове зашевелились. Мальчик мой, для меня, старого военного медика, это было самое настоящее чудо. У него даже рассосались шрамы от ранений. Поэтому, мой юный друг, я и в самом деле начинаю думать, что твои прошлогодние знакомые действительно были инопланетянами. Ну, и Бог с ними. Теперь я буду ждать твоего возвращения. Возможно, что эта методика и мне, старику, принесёт облегчение и я ещё поживу.

Когда генерал и Игорь уехали, я собрал семейный совет и обо всём рассказал на нём своим родным. Ира тут же пристально посмотрела на своих родителей и Николай воскликнул:

— Лично у меня ничто не болит! — Ира продолжала сверлить его взглядом и он согласился — Ладно, доченька, но только после мамы. Пусть Боря над ней, над первой, всё проделает.

Мы все встали из-за стола и направились на нашу новую, просторную кухню-столовую, где прежде всего поужинали. После этого Николай с Делей пошли в свою комнату и моя тёща вскоре приоткрыла и крикнула оттуда:

— Ребята, мы готовы.

Слово готовы означало, что они надели на себя купальники и я с улыбкой убедился в том, что моя тёща не так уж и сильно отличается фигурой от моей королевы. Тесть и тёща даже успели неплохо загореть на чёрном море. Погрузив родителей Ирочки в исцеляющий сон, я помог лечь в кровать сначала Деле, а затем Николаю и мы вышли. Отец, посмотрев на меня, спросил:

— Борька, а может быть тебе этот файл инопланетяне подсунули?

Ответа на этот вопрос у меня не было, да, оно меня и не очень-то интересовало. В этот же вечер я хотел позвонить всем, у кого были телефоны, и рассказать, что произошло с Игорем, но всё же сдержался. Подумав, я решил не предлагать своих услуг раньше, чем получу подтверждение, что всем семи моим пациентам и родителям Ирочки лечение действительно пошло на пользу. Вместо этого мы пошли в спальную. Там я сел за письменный стол и уже через несколько секунд, открыв "Ворд", я принялся быстро стучать пальцами по призрачным клавишам, набирая текст:

— Сегодня я погрузил в целительный сон девять человек, трое относительно здоровы, а семеро весьма серьёзно больны. До этого мною был исцелён ещё один человек. Скажите, это вы передали мне тот древний трактат?

Ответ меня нисколько не удивил:

— Да, и нам интересно знать, как подействовала на людей наша древняя методика, которая позволяет нам почти полностью обходится без медицины. Насколько сильно она исцелила твоего пациента, Борис, и кем он был?

Я тут же стал быстро печатать:

— Он был моим злейшим врагом и я применил эту методику сражаясь с ним в честном поединке. Он был намного сильнее меня и когда я понял, что у меня нет больше ни одного шанса, то, поскольку рисковал стать калекой, применил вашу методику. У этого мужчины, он офицер наших спецслужб, была язва желудка и болезнь почек, весьма серьёзная. Теперь он полностью здоров и даже помолодел на несколько лет. После этого он стал моим другом и я могу ему доверять полностью.

— Это хорошо, — прочитали мы на экране, — мы надеялись, что ты не станешь использовать наши знания во вред людям.

У меня появился повод спросить:

— Почему вы открыли мне знания всех трёх ступеней этого древнего искусства рукопашного боя и исцеления?

— По двум причинам, — прочитал я первые строки посланного мне ответа, — во-первых, для того чтобы исцелять, нужно знать, как ты тем же самым способом можешь убить, это делает целителя более ответственным, а, во-вторых, таким образом мы проверили твои моральные качества и теперь убедились, что на тебя можно положиться во всём.

Из этого ответа я сделал вывод, что те, кто вошел со мной в контакт, также как и наша планета находятся в подвешенном состоянии. Прикинув, с чем это может быть связано, я подумал, что они, прихватив мою личностную матрицу, просто отправились в прошлое на машине времени, а любая машина имеет свои предельные размеры. Однако, я не стал их ни о чём таком расспрашивать, а задал тот вопрос, который меня давно уже интересовал:

— Кроме меня эти строки сейчас читает моя жена, которую я очень люблю. Мы оба находимся в спальной голые и она рядом со мной. Кроме неё мой компьютер может также видеть моя мама, а вот моему отцу этого почему-то не дано. Почему так происходит? Может ли кто-нибудь ещё видеть монитор моего компьютера или для этого требуется полное единение душ и сильная любовь, которые связывают нас?

Ответ меня, честно говоря, меня обрадовал, но не то, чтобы не слишком в некоторых своих аспектах:

— Да, вторым человеком, который способен поймать наш пси-сигнал, посланный тебе, может быть только женщина, которая испытывает к тебе чувство любви или же просто полностью тебе доверяет. Это может быть даже твоя собственная мать или мать твоей жены. Мужчина, кем бы он для тебя не был, не может принять отраженный сигнал. Вторая женщина тоже.

Улыбнувшись, я поблагодарил инопланетян:

— Большое вам спасибо. Я постараюсь сделать так, чтобы ваша методика стала достоянием всех людей на планете, а не только спецслужб моей страны. Надеюсь, что мы с вами ещё сможем пообщаться? Нам было очень приятно с вами беседовать.

Ответ меня порадовал:

— Да, такое возможно, но всё зависит от тебя, Борис.

Мы легли в постель и в эту ночь просто спали крепко обнявшись. Нам было как-то неловко заниматься любовью в то время, как Ирочкины родители спят беспробудным сном. В субботу, за завтраком, а завтракали мы втроем, поскольку пожалели Николая и Делю, на которых навалилась жуткая слабость, а потому мама и Ира покормили их прямо в постели с ложечки и аппетит у них был просто волчий.

Во вторник я разблокировал своих тестя и тёщу, но сначала всё же поднял на ноги капитана Звягинцева, над которым сразу же стали измываться врачи. Володя, пожав мне руку, сказал: — "Боря, спасибо, ещё никогда в жизни я так классно не лежал в госпитале." Володя был одного возраста с Игорем и выглядел даже моложе своих тридцати двух лет, а потому по нему было не так сразу заметно, что он весь из себя помолодевший. Зато это сразу же бросалось в глаза ещё двое суток назад, когда я заглянул утром в спальную родителей Ирочки и посмотрел на её отца.

У него даже седины поубавилось, а вот когда я снял с них блокировку, то просто офигел, снова увидев свою тёщу в купальнике. Это была, практически, вторая Ирочка. Ну, её родителям мы не стали ни о чём рассказывать. Мало ли что. Как только они, сбросив минимум по десятку лет, окончательно пришли в себя, то с громким смехом моментально выставили нас из комнаты. Ну, мне-то что, мне нужно было срочно возвращаться на работу, а вот что делали мама с Ирой, остаётся вопросом. Зато я знал, что уже вечером мне предстоит погрузить в целительный сон Эльвиру Михайловну, которая была на пятнадцать лет старше своей сестры.

Через восемь суток я разблокировал остальных своих пациентов и уже через пару часов выяснилось, что хирурги им уже больше не нужны. Эльвире Михайловне, взявшей больничный и тоже сильно помолодевшей за четыре дня, предстояло лежать в постели ещё сутки и как она будет объяснять свой цветущий внешний вид, я не имел никакого понятия. Заодно я поговорил с генералом Гириным и задал ему прямой и ясный вопрос:

— Товарищ генерал, вы собираетесь всё засекретить или же этот древний китайский трактат станет достоянием всего Человечества? Поймите, для меня это очень важно и я хочу услышать ваш ответ сейчас же.

Генерал одарил меня нелестным взглядом и спросил:

— Парень, ты что же, считаешь меня конченым ублюдком, каким-то фашистом? — улыбнувшись, он сказал — Успокойся, Борис, иероглифами на твоих рисунках сейчас занимаются китаисты и уже очень скоро в Москве состоится международный медицинский симпозиум. Поверь, парень, я сумею сделать так, что ни один человек не сумеет узнать, от кого был получен перевод трактата на английский язык. Это КГБ, друг мой, и у нас имеются свои собственные негласные правила. Даже начальник краевого УКГБ ни о чём не догадывается, а все твои пациенты... В общем они болтать не будут, как и мои подчинённые. Так что доверься мне, старому военному врачу. Я ведь, мальчик мой, ещё в Первую Мировую фельдшером был, начиная с пятнадцатого года, когда мне исполнилось всего шестнадцать, я ведь сын уездного врача, причём потомственного. Все Гирины хотя и дворянского рода, а это целых семь поколений, посвятили всю свою жизнь медицине.

Семнадцатого, вечером, мы выехали в Москву. Разумеется, на нашей "Волге". Вместе со мной в машине сидели жена, её родители и отец. Мама осталась дома одна и поскольку была полна новых идей, то была только рада, что наконец-то она сможет спокойно поработать. Между тем нам троим, мне, отцу и Ире, предстояло выступить в гонках. Из всех мотогонщиков, набранных в команду, а их было шестеро, только двое могли показывать более или менее приличное время, но ездить на скорости свыше ста пятидесяти километров отваживался только один Пётр, но это была просто смешная скорость. Зато очень быстро освоил езду на супербайке Игорь, но всё только потому, что он гонял на спортивных мотоциклах в Канаде. Правда, ему было нельзя выступать за команду "Метеоры Юга".

Для мотогонщиков это была только проба пера, так что к сезону будущего года ребята ещё успеют подготовиться, но нам всё равно придётся выступить в гонках и лично я не собирался уступать пальму первенства даже Ире, не говоря уже об отце, хотя они ездили уже очень прилично иногда преодолевали скорость в двести километров, после чего прыгали и кричали от радости. Зато я несколько раз показывал всем, как нужно падать с мотоцикла, а также вместе с мотоциклом. Все четырем моих падения оказались успешными, даже гоночный комбинезон не пострадал.

Делал я это исключительно для того, чтобы вселить в мотогонщиков уверенность. Вообще-то падать было больно. Ну, да, чего не сделаешь для блага родной команды, которая впервые ехала в столицу нашей Родины, Союза Советских Социалистических Республик. В путь выехали пять небольших автовозов, два открытых, с гоночными машинами "Москвич-Метеор", и три закрытых, а попросту три фуры, в которых стояли крепко принайтованные к полу четыре супербайка, четыре дорожника и два трайка, один гражданской, а второй военной модели. Оба выглядели, как носороги, и оба были двухместными, вот только гражданский с мягкими креслами и огромным багажником.

Главной изюминкой обоих трайков являлось то, что я установил на них форсированные двигатели "ЗМЗ — 513" с автомобиля "Газ-66" и оснастил их высокопрофильной, восемнадцатидюймовой резиной, так что оба были похожи на танки. А на военном трайке я ещё и установил турель с креплениями для двух "Утёсов" с электроспуском на оба пулемёта и защитные бронещитки для водителя и пулемётчика, который мог вести огонь на все триста шестьдесят градусов. Претерпели изменения и спортбайки. Они были изначально сконструированы так, чтобы на них можно было установить резину более широкого профиля и такую Георгию Ивановичу доставили ещё в середине августа, широкую и после проточки на токарном станке достаточно округлую, семнадцатидюймовую, на заднее колесо, и более узкую, восемнадцатидюймовую, на переднее, но только недавно мы смогли установить на супербайки новые колёса. На них сразу же стало ездить легче, да, к тому же и поехали они немного быстрее.

В Москве нам предстояло показать новые гоночные "Москвичи-Метеор" и мотоциклы "Метеор" в трёх местах — на гоночной трассе под Москвой, в НАМИ, куда должны были приехать Брежнев с военными и правительственными чинами, а также на ВДНХ. Своё присутствие в НАМИ и на ВДНХ я исключил сразу же, объяснив генералу Булганину это тем, что у него есть Князев и Жорик, которые вложили в развитие моих идей куда больше, чем я сам. Все знали, что это не так, но я поговорил с каждым и объяснил, что отправляться в Москву, в какую-нибудь спецшколу и затем поступать в МАДИ, чтобы из меня сделали там идиота, не желаю.

Пусть уж лучше я останусь неграмотным самородком и буду работать у них главным консультантом. Булганин с Князевым облегчённо вздохнули и стали относиться ко мне ещё благожелательнее, Жора на меня рассердился и обозвал дураком, а Гена, Славка и Витёк обиделись на Булганина, но за пару дней до выезда мы собрались на базе, скушали пять бутылок коньяка, Ира не пила, и я им объяснил, что идей у меня в голове вертится с херову гору, так что их нужно реализовывать по уму.

Хотя мы все и были немного подшофе, я доходчиво объяснил друзьям, какая волна критики обрушится на наши детища и с какой силой придётся отбиваться Булганину, Князеву и Жорке от опричников ЦК КПСС. Мои друзья сразу же притихли. Они ехали в Москву вместе с Жорой на "Икарусе", позади которого ехала здоровенная техничка на базе "Урала". Мы ехали впереди и мне, честно говоря, было немного неуютно. Просматривая базу данных КГБ-ФСК-ФСБ, я нигде не обнаружил упоминания о том, что был отдан приказ об обнаружении Оракула.

В конце октября отец слетал на самолёте в Киев, из аэропорта съездил на вокзал и со всеми предосторожностями, вроде кожаных перчаток и незаметного доставания закладки из дорожной сумки, оставил в автоматической камере хранения портфель с семнадцатью скоросшивателями, после чего бросил письмо в почтовый ящик, купил семь тортов "Киевский" на Крещатике, и тем же вечером вылетел обратно. Думаю, что в КГБ до сих пор разбирались с моими донесениями, которые я написал чернильным карандашом.

В этих папках находились материалы по всем техногенным катастрофам вплоть до начала семьдесят четвёртого года, которые произошли в Советском Союзе и странах социализма, а также были указаны их виновники и причины. Над этим я корпел два дня и четыре ночи, но к тому времени я за пять секунд мог нагуглить любую информацию, поисковик работал блестяще, а самые "толсты" сайты и гигабайтные архивы открывались практически мгновенно. Отец, узнав о содержании закладки, схватился за голову. Три дня назад он снова отвозил закладку, но уже в Уфу. Вернувшись из Башкирии с шестью трёхлитровыми банками знаменитого мёда, он спросил меня:

— Боря, почему ты не хочешь лично встретиться с Юрием Владимировичем и играешь в шпионов?

Да, мой отец такой. Он вступил в партию ещё на флоте и верил во всё, что та творила, частенько из-за человеческой глупости. Отец и в две тысячи пятнадцатом оставался коммунистом и хранил свой партбилет, хотя его и исключили в девяносто восьмом из КПРФ с феноменальной формулировкой — "За критику товарища Зюганова". Посмотрев на него, я тихо сказал:

— Батя, теперь представь себе, что меня заперли в комнате без окон, привязали к стулу с дыркой под задницей, мои руки приковали наручниками к столу, а к вашим головам приставили стволы. Представил? Вижу, что тебе это не понравилось, вот и я не хочу оказаться в такой ситуации. Понятно?

Может быть я и утрировал, но отец согласился, что лучше передавать информацию, делая закладки в разных городах и посылая оттуда в Москву письма авиапочтой, чтобы потом прочитать очередную короткую статью в "Комсомолке". Между прочим из Уфы отец отправил ещё полтора десятка писем со всё теми же предосторожностями, но уже адресованными молодым учёным на домашний адрес. В этих письмах я не писал о солнышке, облачках в синем небе и птичках. Они все содержали в себе длинные строчки формул и один и тот же вопрос: — "Что из этого получится, если...?" Ну, ответ я знал, целый ряд важных открытий будет ими же сделан лет на двадцать-тридцать раньше и таких писем я собирался отправить ещё не одну сотню.

Лично для меня самым главным в тот момент было, чтобы трое советских космонавтов — Волков, Добровольский и Пацаев, спускались с орбиты в скафандрах и не погибли летом семьдесят первого. А ещё я очень надеялся, что для строительства на Украине атомной электростанции будет выбрано другое, более безопасное место и учёные-атомщики внесут изменения в конструкцию реактора на быстрых нейтронах, сделав его более безопасным.

В дороге мы были чуть менее суток и восемнадцатого ноября, под вечер, приехали в Москву. Наш караван встретили сотрудники ГАИ и лично генерал Булганин. Мой тесть сел за руль и повёз нас к себе домой. Ирочкины родители квартиру ещё не разменяли, а после всего того, что с ними произошло на свадьбе дочери, решили не дурить, пойти в загс и расписаться снова. Николай сразу же направился в центр, проехал вдоль Кремля, а затем по площади Революции и подъехал по Ильинке к ГУМу.

Мы вышли из машины и пошли к Красной площади. Увидев очередь людей, стремившихся попасть в мавзолей Ленина, я улыбнулся. В те времена, когда я впервые приехал в Москву, у меня не возникло желание посетить мавзолей, не возникло оно и позднее, а сейчас меня в него и палками не загнали бы. Мы прошлись по Красной площади, посмотрели на рубиновые красные кремлёвские звёзды на башнях, сфотографировались на память у одного из кремлёвских фотографов и поехали домой.