Ekzamen po frantsuskomu

Головнин В. Экзамен по французскому

Вячеслав Головнин

Экзамен по французскому.

(Отрывок из новой редакции романа «Метель», из неопубликованного)

Коротенькое предисловие от автора.

Автор больше года ничего не публиковал и не реагировал на комментарии, потому что много трудился. Во-первых, ему семью кормить нужно, так что на первом месте стоит работа. А сочинительство — на втором.

Мой первый и пока единственный опубликованный роман, который в общем-то был принят публикой вполне благосклонно, судя по оценкам, приближающимся в среднем к твердой тройке, требует, во-первых, окончания, а во-вторых, существенных правок. Чем автор сейчас и занимается, в свободное от работы время. Доказательством служит предлагаемый вашему вниманию отрывок.

Любые совпадения — случайны. С несовпадениями сложнее, иногда автор их специально устраивал. Все-таки, он в отличие от читателей живет вместе со своими героями в другой реальности.

Москва, 1 августа 1956 года, среда, 9 часов утра, одна из аудиторий Первого Московского Ордена Ленина медицинского института имени И.М. Сеченова.

Саша только что вытянул экзаменационный билет и приступил к подготовке задания. Ему, как золотому медалисту предоставлялась возможность поступить в институт, сдав только один экзамен, вместо пяти. Однако, для этого он должен был получить на этом экзамене наивысшую оценку, в противном случае он переходил в разряд обычных абитуриентов и участвовал в конкурсе на общих основаниях.

Какой именно экзамен из положенных пяти ему придется сдавать, ему сказали только сегодня, то есть в день экзамена. Более того, ему никто и ничего не сообщал, а просто предложили взять один билет из десятка других, разложенных на столе. И только вытянув билет и прочитав вопросы в нем, он узнал, что ему предстоит сдавать французский язык.

«Не слабое психологическое воздействие на абитуриента», подумал Саша. «Должно быть расчет на то, чтобы поставить медалиста в экстремальную ситуацию и лишить его спокойствия, авось наделает ошибок».

При сдаче документов, абитуриент должен был указать из представленного списка тот иностранный язык, какой он хочет сдавать в качестве вступительного экзамена. Впрочем, выбор был небольшой — английский, немецкий или французский.

Саша выбрал французский. Во-первых, он знал его из двух источников — от мага Жерара, и от Элен Лурье, своей соседки по квартире в Оружейном. Практически ежедневная разговорная практика с соседкой привела к тому, что он знал французский язык ненамного хуже родного. Единственно, чего опасался Саша, так это появление в языке новой послевоенной лексики. Но таким недостатком обладали его познания и по другим иностранным языкам.

Слева от него, за стол из соседнего ряда, села симпатичная девушка, и Саша вспомнил свой поход на вступительные экзамены в мединститут в своем родном городе. «Где-то она сейчас?» вспомнил он Люсю Молчанову и тут же постарался выкинуть из головы все посторонние мысли. «Не время предаваться воспоминаниям», сказал он себе, сосредотачиваясь на экзаменационных вопросах.

На подготовку ответа Саша затратил чуть больше получаса. Он опустил руки на колени, закрыл глаза, откинулся на спинку стула и расслабился. Через несколько минут на соседнее сидение шлепнулась свернутая в комочек записка. Она была написана на французском языке:

— Прекрасный юноша! Пожалуйста, помоги с переводом.

Саша поднял глаза и, встретив умоляющий взгляд девушки, кивнул ей в знак согласия. Тут же в его сторону полетел кусок свернутой в плотный комок бумаги, который на этот раз летел мимо Саши прямо на соседний стол впереди него. Пришлось ему перейти на ускоренный режим и перехватить управление полетом кусочка бумаги, подействовав на него телекинезом, в результате чего послание от девушки попало ему прямо в руки.

Девушка, увидев, свой неудачный бросок зажмурилась от страха, ожидая окрика экзаменаторов, поэтому окончания полета записки она не видела, как, впрочем, и другие присутствующие. Их, медалистов, сдающих французский язык, было всего четверо и все они в небольшой и практически пустой аудитории у двух экзаменаторов были на виду, как на ладони.

Саша аккуратно развернул бумагу и «сфотографировал» текст. После чего также аккуратно все свернул и отправил обратно, приписав на первом листочке, тоже по-французски:

— На какой язык перевести-то, прекрасная мадмуазель? Шучу, текст мне больше не нужен, я его запомнил.

Девушка, прочитав ответ, удивленно уставилась на него. Их переглядывания экзаменаторы заметили, и один из них постучал карандашом по столу, призывая к порядку.

Саша достал из своего стазис-кармана чистый тетрадный листок и быстро стал заполнять его своим мелким, но каллиграфическим почерком. Через 10 минут он закончил и приписал на обороте по-французски: «Ровно через 20 минут этот листок станет чистым, у меня специальные чернила».

Он свернул листок с ответом в четверть листа и телекинезом отправил его прямо на колени девушке.

* * *

Даша Косулина сидела, затаив дыхание и следила, как ее сосед быстро пишет на листке бумаги, прерываясь иногда ненадолго, но, вовсе не для того, чтобы обмакнуть перо в чернила. Таких ручек Даша еще не видела, но слышала об их существовании. «Заграничная», подумала она.

Ей пришлось ждать почти 10 минут. Вот он перевернул листок и еще что-то дописал. Затем, юноша дважды свернул свой листок с ответом пополам и получившуюся четвертушку ловко закинул ей на колени. Она даже не поняла, как он умудрился это сделать.

Даша аккуратно развернула записку и положила на стол, прикрывая ее рукой. И тут один из экзаменаторов, который и так не сводил с нее глаз встал и пошел прямо к ней. У нее сердце упало куда-то вниз и затрепыхалось, а щеки запылали жаром.

Подойдя к ее столу, преподаватель внимательно осмотрел и перебрал все ее листки бумаги, не обращая внимания на тот, на котором лежала Дашина рука, после чего сказал:

— Увижу хотя бы один непроштампованный лист бумаги, выгоню с двойкой, — после чего вернулся на свое место. И только когда он сел, Даша судорожно перевела дыхание. Но, когда она увидела, что листок с ее первой запиской, как ни в чем ни бывало, лежит на столе среди других листков, причем гладкий и абсолютно не помятый, несмотря на то, что летал туда-сюда между ней и соседом в скомканном виде, впала в ступор.

Ее сосед поднял руку. Преподаватель, который следил за Дашей и продолжал это делать после своего чуть ли не обыска, даже не шелохнулся, зато откликнулся второй:

— Что у вас, молодой человек?

— Я готов к ответу, — на французском языке ответил юноша, — можно мне идти отвечать?

Тот слегка удивился и приглашающим жестом показал на стул напротив него, добавив тоже по-французски:

— Прошу вас.

Юноша встал и пошел к столу экзаменаторов, а Даша, наконец, очнулась и стала читать выполненный соседом перевод. Когда она дошла до конца и, перевернув листок, прочитала послание соседа на обороте, то тут же начала быстро переписывать записку, не обращая больше внимания на то, что творится за преподавательским столом.

* * *

Экзаменационный билет содержал три задания. Первое из них касалось грамматики. Второе заключалось в переводе на русский язык куска текста, взятого из французской газеты. Ответы Саши на них, по-видимому, удовлетворили экзаменатора, поскольку он только кивал головой и «угукал» в знак согласия.

В Сашином экзаменационном билете третьим пунктом было напечатано: «Устный рассказ о творчестве французских импрессионистов».

Тема эта была Саше хорошо знакома. Еще в прошлой своей жизни он посмотрел по интернету самые известные картины и прочитал несколько статей. Все это, благодаря его идеальной памяти было ему доступно и сейчас.

При подготовке он набросал план рассказа, и теперь ему оставалось только озвучить его, наполнить конкретным содержанием, перечислить имена самых известных французских импрессионистов и названия некоторых их работ. Он вспомнил, как удивился в свое время, обнаружив в их рядах женщину, Берту Моризо, бывшей замужем за братом Эдуарда Мане.

Он уже заканчивал свой рассказ, когда дверь в аудиторию отворилась и зашла делегация, состоящая из двух мужчин, один из которых был уже в солидном возрасте, второй совсем еще молодой, и двух женщин среднего возраста, лет 35-40. Как вскоре стало известно всем присутствующим в этой аудитории, старший мужчина был проректором по учебной работе и председателем приемной комиссии, второй, молодой — секретарем приемной комиссии. Одна из женщин оказалась деканом лечебно-профилактического факультета, на который и поступал Саша, а вторая — инспектором из министерства здравоохранения.

При их появлении оба экзаменатора встали. Глядя на них, встали и абитуриенты. Идущий во главе группы старший мужчина, сначала махнул рукой абитуриентам, чтобы те продолжали подготовку к экзамену, после чего подошел к столу и представился сам, и представил своих спутников. Познакомился с экзаменаторами и поздоровался с ними за руку. Его примеру последовали и другие.

После ознакомительных вопросов, типа «Кто сдает? Что сдают? Как сдают?», Владимир Семенович, так звали проректора, попросил у Саши ознакомиться с его билетом. Прочитав вопросы, его брови удивленно поползли наверх. Заметив его реакцию, с билетом по очереди ознакомились и другие.

— Кто составлял экзаменационные билеты? — спросил проректор, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Председатель предметной комиссии по французскому языку, профессор Левина, заведующая кафедрой иностранных языков в Московском библиотечном институте, — ответил секретарь.

— Хорошо, мы еще пообщаемся с ней, — сказал проректор и поинтересовался у Сашиного экзаменатора: — Расскажите мне, Борис Иванович, как знают наши абитуриенты творчество французских импрессионистов? Вы, кстати сами, из какого вуза будете?

— Мы с Виктором Петровичем оба из МАИ, кафедра иностранных языков, — ответил Борис Иванович.

— МАИ, — протянул проректор, — Московский авиационный институт.

Саша видел, что мужчина с трудом сдерживает свое раздражение, обе женщины переглядывались, не скрывая своего изумления содержанием вопросов в билете, секретарь приемной комиссии, кусал губы, то ли, для того, чтобы не рассмеяться, то ли по какой другой причине.

— А можно полюбопытствовать, какие вопросы у остальных наших абитуриентов? — спросил Владимир Семенович у экзаменаторов, и не дожидаясь их разрешения пошел вглубь аудитории.

— Рассказ на тему «Новейшая история Франции», — прочитал он третье задание у Сашиной соседки.

Владимир Семенович прошел дальше и ознакомился с билетами у двух оставшихся девушек, громко зачитывая темы устных рассказов:

— «Франция и ее колонии», «Вклад французских писателей в мировое литературное наследие».

— Виктор Петрович, вот вы из вас двоих постарше выглядите. Скажите мне, пожалуйста, вы способны оценить ответ абитуриента по существу вопроса? Оценить его рассказ на заданную тему, раскрыл ли он ее или нет, частично или полностью. Какими критериями вы руководствуетесь при выставлении оценки?

Не дождавшись ответа, проректор повернулся к Саше и спросил его:

— Вы уже закончили отвечать?

— Практически, да. Я хотел рассказать еще один не всем известный факт, что Огюст Ренуар написал пять портретов актрисы Жанны Самари, и самая известная картина, которая находится в нашей стране, в Государственном музее изобразительных искусств имени Александра Сергеевича Пушкина, является второй в этом ряду. Я был в этом музее и видел ее там. Мне удалось убедиться в интересной игре света, связанной с ней. Если смотреть на картину сбоку, то зеленое платье актрисы становится синим под цвет ее глаз. Ну, я еще мог бы добавить, что из всех картин французских импрессионистов, что я видел, репродукции, конечно, на открытках и в книгах, лично мне больше всех понравилась картина Эдгара Дега, которая называется «Абсент». Завораживающая картина, настолько она реалистичная. Главное ее достоинство, по-моему, заключается в том, что она заставляет задумываться о жизни вообще и о своей в частности.

— А вот то, что вы только что сказали, вы можете повторить на французском языке? — спросила неожиданно для него инспектор из министерства.

— Да, — кивнул Саша и повторил сказанное по-французски.

Когда Саша замолчал, все вопросительно посмотрели на экзаменаторов.

— Он правильно перевел, — ответил Борис Иванович.

— Я не услышал ответов на свои вопросы, — сказал проректор, — но прежде, чем мы к ним вернемся, я предлагаю закончить с … э … э, — он вопросительно посмотрел на Сашу.

— Александр Смирнов, — ответил тот.

— Итак, ваша оценка, Борис Иванович, за ответ Александра Смирнова?

— Моя оценка пять, — ответил экзаменатор.

— Виктор Петрович?

— Пять, — коротко ответил тот.

— Поздравляем вас товарищ Смирнов, — сказал Борис Иванович, — вы можете идти. Зайдите, завтра в приемную комиссию, вам объяснят, что вам делать дальше.

— Вы оценку в мой экзаменационный лист поставьте, пожалуйста, — попросил Смирнов.

Борис Иванович взял лист, заполнил его, поставил оценку «пять» и расписался. Потом посмотрел на Сашу и спросил:

— Что-то еще?

— А почему Виктор Петрович не расписался? Ведь в документе должны быть две фамилии и две подписи.

— Вы что же, нам не доверяете? Вот сидит председатель приемной комиссии, уж он-то проследит за выполнением всех формальностей. Идите Смирнов, не задерживайте нас.

Саша, вышел из аудитории, чтобы тут же зайти обратно, но уже под куполом невидимости.

— Я предлагаю пройти в пустую аудиторию, — сказал Борис Иванович, — оставим здесь Виктора Петровича, чтобы он следил за дисциплиной. Все-таки, то, что мы с вами собираемся обсудить не предназначено для ушей абитуриентов.

— Хорошо, — согласился Владимир Семенович.

Через несколько минут они сидели в пустой и практически такой же аудитории.

— Понимаете, Владимир Семенович, — обратился Борис Иванович к проректору, — мы оцениваем не содержание рассказа, а саму речь. Как человек говорит, правильно ли строит предложения. Мы не являемся специалистами по теме рассказа и не оцениваем его содержание. Мы оцениваем степень владения абитуриентом разговорной речью. Задаем вопросы, смотрим, как он их понимает, как отвечает. А предмет разговора, это уже второстепенное.

В разговор вступила декан:

— А вы понимаете, что две трети ваших вопросов в экзаменационных билетах выходят за рамки школьной программы? Представьте себя на месте наших абитуриентов. Вы, кстати, какой вуз окончили?

— МГУ, у меня французский основным языком шел, вторым был английский.

— Так вот, я продолжу. Вы сами-то смогли бы хоть что-то рассказать о французских импрессионистах? Хотя бы и на русском языке? Это предыдущему абитуриенту, Смирнову, повезло, что он так отлично владел темой. Хотя и непонятно, откуда он знал соответствующую этой теме французскую лексику. Но таких абитуриентов единицы.

А вот представьте, вам всего 17 лет, и вы золотой медалист, окончивший сельскую школу, а о Франции вы знаете только то, что это родина мушкетеров, ну, и еще то-немногое, что успели вам рассказать на уроках французского. Как вы себя будете чувствовать и что скажете своему экзаменатору, например, мне. Я, между прочим, неплохо владею французским.

Борис Иванович ответил на французском языке:

— Да, вы правы, коллега, на все сто процентов. Но, что я мог поделать? Я, кстати, предлагал Левиной заменить третий вопрос рассказом абитуриента на вольную тему. Пусть они рассказывают о том, что хорошо знают, но она уперлась.

— Давайте, все-таки, обсуждение вести на русском языке, — сказал проректор.

— Она хоть как-то мотивировала свой отказ? — продолжила разговор Виолетта Федоровна, после того, как Борис Иванович перевел присутствующим свой ответ.

— Да, она сказала, что так нам будет легче выставлять оценки. Абитуриент все равно будет ощущать свою вину за плохое знание лексики по указанной теме, за неполное ее раскрытие. Редко кто из них вспомнит, что это выходит за рамки школьной программы. Такому поставишь оценку «пять» — значит осчастливить его, «четыре» — он уйдет довольный, что не «тройка». Если поставишь оценку «три» абитуриент будет рад, что не «двойка» и жаловаться не пойдет. А оценку «два» мы ставим только тогда, когда абитуриент не знает первого вопроса в экзаменационном билете, который составлен в строгом соответствии со школьной программой. Так что сами видите, что у профессора все продумано.

— Я думаю, — заметил проректор, — что нам удастся вернуть ее вопросы в рамки школьной программы. Но, это потом, а сейчас я предлагаю вернуться в нашу аудиторию и продолжить экзамен. Кстати, Борис Иванович, почему вы не отдали экзаменационный лист Смирнова на подпись Виктору Петровичу?

— Я должен объясниться, — начал отвечать Борис Иванович. — Дело в том, что Виктор Петрович вообще не преподаватель и не филолог.

И видя недоумение на лицах, он поторопился с ответом:

— Моя напарница, которая должна была принимать этот экзамен вместе со мной, заболела и попросила своего мужа подменить ее.

— А Виктор Петрович ее муж и тоже является членом предметной комиссии по французскому языку? — уточнил Владимир Семенович.

— Да, то есть, нет. В смысле, он муж моей коллеги, но не является членом предметной комиссии, да и не может им являться, поскольку не владеет французским языком.

— А кто он по профессии?

— Инженер, работает в одной из лабораторий МАИ.

— Вот это номер, — высказался проректор. — Я предлагаю вам Борис Иванович немедленно освободить Виктора Петровича от обязанностей экзаменатора. Я надеюсь, что с оставшимися абитуриентами мы разберемся сами, без поддержки инженеров из МАИ. Я, как председатель приемной комиссии имею право вносить изменения не только в экзаменационные билеты, но и в состав предметных комиссий.

Проректор обратился к секретарю:

— Григорий Яковлевич, оформите официально, как полагается мое решение. Во-первых, включить нашего декана лечебно-профилактического факультета, Городилову Виолетту Федоровну в состав предметной комиссии по французскому языку. Во-вторых, в экзаменационных билетах изменить формулировку третьего задания. Я предлагаю записать так: «Устный рассказ на вольную тему по выбору абитуриента».

Владимир Семенович обернулся к декану и сказал:

— Извините, Виолетта Федоровна, что не спросил вашего согласия, но очень надеюсь на то, что вы не будете протестовать. Вы же видите, в какую ситуацию мы попали.

Виолетта Федоровна, махнула рукой и сказала:

— Я согласна.

Тут проректор снова обратился к секретарю приемной комиссии:

— Григорий Яковлевич, займитесь оформлением моих решений и организуйте нам встречу с профессором Левиной и как можно скорее.

Секретарь вышел. Проректор повернулся к экзаменатору и спросил:

— Ответьте мне, пожалуйста, Борис Иванович, о чем вы думали, когда шли на такой подлог? Вы понимали, чем вы рискуете? А кто бы ставил вторую подпись на документах? Тоже Виктор Петрович?

— Отвечаю на все ваши вопросы, Владимир Семенович, по порядку. Во-первых, никакого подлога не было. Виктор Петрович, всего лишь помогал мне следить за порядком в аудитории. Присматривал, чтобы абитуриенты не общались друг с другом, не списывали, не обменивались записками. Экзамен принимал я один. Да, формально это нарушение правил, но это делается сплошь и рядом. Ради экономии времени вместо того, чтобы слушать ответ абитуриента вдвоем, каждый из преподавателей принимает экзамены один, а потом они просто обмениваются подписями. После экзамена мы должны сдать экзаменационные листы абитуриентов секретарю приемной комиссии. Виктор Петрович должен был после завершения экзамена съездить с ними домой, получить подписи жены и вернуться обратно. Единственный подлог намечался в том, что жене Виктора Петровича этот день оплатили бы как рабочий. Вот и все нарушение. Но, за это полностью несет ответственность жена Виктора Петровича и только она. Да, не настолько уж это серьезный проступок, если разобраться.

— Такие истории имеют обыкновение всплывать и приносят всем участникам неприятности. Неизвестно, как эта история закончится для нас всех. Ну, что же, давайте продолжать экзамен. Я останусь еще ненадолго, послушаю, как отвечают остальные наши медалисты, а вы, Инга Пахомовна, можете располагать собой или подождать нас, и мы продолжим обход аудиторий, в которых сейчас проходят вступительные экзамены.

— Я тоже хочу послушать, — сказала инспектор.

Вся компания вернулась в аудиторию, где к Виктору Петровичу подошел Борис Иванович, и что-то зашептал ему на ухо, после чего они оба вышли в коридор. Через несколько минут Борис Иванович вернулся один и садясь за стол, сказал:

— Продолжаем экзамен. Косулина Дарья, идите отвечать.

* * *

Под таким плотным контролем со стороны председателя приемной комиссии и инспектора из министерства, экзамен проходил беспристрастно, оставаясь строго в рамках школьной программы, и Даша чувствовала себя вполне уверенно. Ответила на все дополнительные вопросы Бориса Ивановича по грамматике и перешла ко второму заданию.

Сначала она прочитала текст на французском языке, читая его с газетной вырезки, потом прочитала перевод.

— Как вы видите, — заметила Даша, — здесь лексика тоже весьма специфическая, текст из статьи музыкального обозревателя. Речь идет о Национальном оркестре Французского радио. Хорошо, что я имею музыкальное образование, окончила музыкальную школу и владею этой лексикой на русском языке и по контексту просто догадывалась о каком инструменте идет речь или какой музыкальный термин здесь применяется. В русском языке довольно много заимствований из французского языка. В общем, перевела, как смогла.

Она замолчала, ожидая вопросов. Однако, Виолетта Федоровна задавать вопросы не спешила, она еще не освоилась в новой для себя роли, а Борис Иванович тоже инициативу проявлять не спешил, тем более под укоризненным взглядом Владимира Семеновича.

— Скажите, пожалуйста, на какую тему был текст у предыдущего абитуриента, Александра Смирнова? — спросил Владимир Семенович, обращаясь к Борису Ивановичу.

— Текст был по кулинарии. Перевод был письменный, поэтому его можно прочитать. Желаете посмотреть?

— Нет, спасибо. Сообщите всем абитуриентам о замене третьего вопроса.

Борис Иванович встал и громко сказал:

— Внимание всех абитуриентов. Третье задание в ваших экзаменационных билетах меняется. Тему для устного рассказа вы можете выбрать по своему желанию. Это решение председателя приемной комиссии медицинского института товарища Вальберга Владимира Семеновича.

Проректор обратился к Косулиной:

— Вам понятны изменения в вашем экзаменационном билете?

— Да, спасибо вам, Владимир Семенович, потому что историей Франции я не интересовалась, ни старой, ни новейшей. Знаю только, что она была оккупирована гитлеровской Германией, что часть населения боролась с фашистами, участвуя в движении «Сопротивления». Слышала, что был французский отряд летчиков, «Нормандия-Неман», воевавший с фашистами вместе с нашими летчиками. Больше, к сожалению, ничего не знаю.

— Вы сказали, что учились в музыкальной школе, — сказал Владимир Семенович, вот и расскажите на французском языке об этой стороне вашей жизни. Можете рассказать какой-нибудь забавный случай, который с вами приключился, или просто рассказать, как часть вашей биографии. Если желаете подумать и подготовиться, то можете сесть обратно. Думаю, что полчаса вам должно хватить.

— Нет, нет, спасибо. Я без подготовки расскажу.

Даша задумалась и начала рассказывать, перейдя на французский язык:

— Это случилось со мной в нашей обычной школе. Я тогда училась в пятом классе и заболела. Я не знаю, чем именно я болела, врачи называли это какими-то мудреными словами, и я не запомнила. Короче, у меня местами полезли волосы на голове, и врачи рекомендовали моим родителям постричь меня наголо.

— Очаговая алопеция это называется, — заметила Виолетта Федоровна, произнеся свой диагноз на русском языке.

— Вот, вот, спасибо за подсказку. Именно так врачи и говорили. Кстати, именно после этой болезни я и решила стать врачом, — продолжила Даша. — Спустя какое-то время я выздоровела и начала отращивать волосы. А в тот момент, когда со мной произошел тот случай, о котором я хочу вам рассказать, у меня на голове были короткие волосы, и я внешне походила на мальчика. К тому же, дело было зимой, у меня только что закончился урок физкультуры и на мне был надет лыжный костюм, который я не успела переодеть. После физкультуры я напилась воды, ну и естественно захотела в туалет. В тот, что был около раздевалки стояла очередь, и я поднялась на второй этаж.

Должна еще добавить, что голос у меня низкий, мальчишеский. Впрочем, вы это и сейчас слышите, таким же он был у меня и тогда. Вот и представьте картину. Мальчик, лет 12 заходит в женский туалет, что-то напевая себе под нос и запирается в кабинке. Короче говоря, когда я оттуда вышла, то какая-то чересчур бдительная учительница с фигурой борца тяжеловеса схватила меня за ухо, да так больно, что я от боли чуть сознание не потеряла и повела к директору школы.

Даша замолчала, сидя с задумчивым лицом.

— И что было дальше? — спросил Борис Иванович.

— Разборки, сами по себе тоже очень смешные. Я доказывала, что я девочка, Даша Косулина из 5-го «А» класса и имею право посещать женский туалет. А учительница с директором смеялись и говорили, что пока я не сознаюсь и не скажу, кто я, буду сидеть в шкафу. Тут нужно добавить, что школа, в которой я училась, очень большая, в каждой параллели по пять-шесть классов, учеников больше тысячи и понятно, что меня в лицо не знали ни директор, ни эта учительница. И только, когда я заплакала в голос, они задумались. Директриса вызвала секретаря и попросила найти классную руководительницу 5А класса. Пока ее искали, обе продолжали недоверчиво на меня смотреть и заставили меня объяснительную писать, почему я в лыжном костюме по школе разгуливаю. Вот такая история.

— А убедиться в том, что ты девочка они не пробовали? — спросила Виолетта Федоровна.

— Пробовали, но я не далась. Я так закричала, что они отступились.

— Перед тобой хотя бы извинились? — спросил Борис Иванович.

— Честно сказать я не помню. Помню, что к врачу потом с мамой ходила, ухо показывала. Болело оно еще долго.

— И что, им это так и сошло с рук, как мелкое недоразумение? — снова вступила в разговор Виолетта Федоровна.

Даша потупилась и сказала:

— Директрису отправили на пенсию, а учительницу перевели в другую школу.

— У меня все, — добавила она уже по-русски.

— Превосходно, Даша, — сказал Борис Иванович. — Вы прекрасно владеете французским языком. Чувствуется, что вы имели общение с родными носителями языка.

— Да, — согласилась Виолетта Федоровна, — у меня сложилось такое же мнение.

Пока Борис Иванович оформлял бумаги, Владимир Семенович попросил Виолетту Федоровну перевести ему Дашин рассказ. Они отошли в сторонку, и к ним присоединилась инспектор.

— Сейчас вы поймете, почему эта история так закончилась, — сказал Владимир Семенович, выслушав перевод, и пригласил всех обратно за стол.

После того, как в экзаменационном листе Даши была проставлена оценка «пять», и экзаменаторы расписались в нем, Владимир Семенович спросил Дашу:

— Дарья Георгиевна, я поздравляю вас с поступлением в наш институт и хочу задать вам один вопрос, который уже ни на что не повлияет. Вы можете не отвечать на него.

— Слушаю вас, — ответила Даша, уже догадываясь, что он хочет спросить и не собираясь ничего скрывать.

— Косулин Георгий Георгиевич, второй секретарь Московского горкома, ваш отец?

На этот вопрос, Даша просто кивнула.

— Ну, что же, еще раз поздравляю вас с успешной сдачей экзамена. Желаю вам в дальнейшем успешной учебы.

И, подождав, пока девушка покинет аудиторию, тихо добавил:

— Будьте готовы, товарищи к тому, что нас всех могут вызвать в горком партии и заставить держать ответ за все, что здесь сегодня произошло. Но, может и пронести, все зависит от этой девушки, и как она расскажет об этом экзамене своему отцу.

Послесловие

Тема рассказа навеяна реальными событиями из жизни автора. В молодости пришлось ему сдавать вступительный экзамен в вуз по химии, и один из вопросов экзаменационного билета звучал примерно так (точная формулировка забылась за давностью лет): «Организующая роль КПСС в химизации народного хозяйства СССР».

В процессе ответа выяснилось, что экзаменаторов интересует в первую очередь история, когда и на каких пленумах, и съездах КПСС принимались решения о развитии тех или иных направлений химической промышленности в СССР.

До сих пор помню, как крутился я на этом экзамене, как грешник на сковородке. А вопрос, который не осмелился тогда задать своим экзаменаторам до сих пор на языке: «А я точно на экзамен по химии попал или здесь сдают историю партии?»