|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Наши павшие — как часовые.
В. Высоцкий
— Саныч, Санек! — товарищ совал ему в зубы сигарету, чиркал зажигалкой, но та не работала. — Выбрались, кажись...
— Куда мы выбрались, идиотина... — тот вздохнул поглубже, посмотрел вверх, на постамент, за которым они прятались от огня.
Огромная гранитная глыбина с танком на ней честно приняла на себя все пули и осколки, предназначавшиеся им, и в ее тени сейчас было прохладно и хорошо. Старый, чуть не прадеду саниному ровесник, танк замер, будто бы поводя дулом пушки и принюхиваясь. Когда-то, очень давно, на этой земле шли бои, и в память об этом чуть не возле каждой деревушки, а то и в чистом поле стояли памятные знаки. Такой огромный музей под открытым небом.
— Отсюда нам не выйти...
— Выйдем, — возразил Леха на чистом упрямстве. — Вот посмотришь, выйдем.
Шальная пуля чиркнула по граниту. На мгновение в солнечном воздухе вспыхнула искра — и погасла.
— Хорошо еще, не нам прилетела, — вздохнул Санек и распластался на сырой земле, пытаясь незаметно выглянуть из-за камня. Хотя чего выглядывать: относительное затишье принесло с собой голоса (ветер дул в их сторону), и голоса эти отнюдь не были своими, родными. И команды, выкрикиваемые этими голосами, оптимизма не внушали. По граниту чиркнула очередная пуля.
— Они уже близко, — с беспокойством сказал Санек и посмотрел на почти бесполезный автомат.
— Водички бы... — вздохнул Леха и потряс фляжкой. — Глотка на два осталось, не больше.
— Ну так побереги. Вон, травы пожуй, она не ядовитая...
— Да ну тебя, нашел телка... Патронов сколько осталось?
— Только застрелиться. А у тебя?
— Примерно столько же. Если близко подойдут, десяток снять смогу, да только сам видишь...
— Да уж вижу.
Единственным плюсом их положения было то, что враг наступал из-под горки, а они залегли на самом верху, за памятником.
— Леха, на ту сторону сползай, глянь, чтоб не окружили, — велел Саня, высматривая противника. В длинных вечерних тенях ничего было толком не разобрать. — Только осторожно! Ну что ты делаешь, мать твою!
— Что-что... — тот отбросил кусочек мела, невесть откуда нашедшийся в кармане, — вдруг сыщут когда-нибудь?
На более-менее ровном месте постамента он написал их имена.
— Дурак... На разведку вали!..
Это было бессмысленно, Саня знал и сам, просто так Лешка оказывался чуточку дальше от смерти. К ним заходили в лоб, ну так ладно, у него еще почти целый магазин и...
Вечерние тени сгустились. Солнце упало за косогор. Чужие голоса послышались совсем близко, кажется, эти сволочи уже карабкались на взгорок.
Откуда-то потянуло резким запахом солярки. Солнце почти совсем скрылось за деревьями, по пригорку зашарили лучи фонарей. "Вот и все, — подумал Саня. — Ладно, только подойдите!"
Над головой взревело и зарокотало, посыпалось гранитное крошево...
Саня вжался в кстати подвернувшуюся рытвину, пытаясь одновременно нацелить ствол во все стороны сразу. "Сзади зашли! Но там же наши! — лихорадочно метались мысли. — Или уже нет наших?" Однако мысли не помешали ему окончательно слиться с рельефом местности и чутко прислушиваться. Грохот и лязг стоял такой, словно ему ездили трактором по мозгам. Чужие голоса снова что-то кричали слаженным хором, но теперь в этих криках слышалось недоумение и ужас. Санек рискнул поднять голову и получил по ней увесистым комом земли как будто от быстро движущегося трака. Он посмотрел в сторону наступающих, но линию взгляда заслоняло что-то большое и темное, стремительно рокочущее. Оно накатывалось на врагов с неотвратимостью океанской волны. Зазвучали выстрелы, но быстро стихли.
— Сань, Сань, это че такое было?! — подполз Лешка. — И откуда? Я лежу такой в кустах, а сзади такая поебень началась, я думал, ну все, хана тебе...
— Спасибо, — буркнул тот, выглянул из-за глыбины и с минуту выражался нецензурно. — Смотри!
У подножия пригорка, взревывая двигателем, крутился на месте старый танк. Из-под траков летела земля и... нет, Саня решительно не желал знать, что оттуда летит, и кто кричал, тоже знать не хотел.
Он осторожно глянул вверх. На постаменте танка не было. Был свежий скол на граните, и только, как будто старик, съезжая, зацепил камень кормой.
— Он... он что ж, на ходу, что ли? — ошарашенно спросил Саня. — А соляра... соляра откуда?
Они посмотрели на танк. В темноте вспыхивали одиночные выстрелы, но все кончались на старой и ржавой броне машины, не причиняя ей видимого вреда.
— Может, ему помощь нужна, а?
Лешка встал во весь рост.
— Ложись, идиот! — сбил его наземь Саня. — Ты чего выперся против света? Силуэт увидят! И какая от нас помощь, у нас десять патронов на рыло!
— Нет, ну соляра-то откуда? — бормотал Лешка.
— Да не знаю я! Может, сюда реконструкторы побаловаться ездили!
— А ведет его кто?! Сам, что ли, сполз?!
— Может, и сам... — негромко произнес Саня, глядя, как танк, грамотно закрывая их от выстрелов тяжелой кормой, всползает обратно на пригорок, разворачивается и становится боком. От него пахло выхлопом, гарью, разогретым металлом и чем-то еще, непонятным...
Лешка не выдержал и подобрался поближе к металлическому чудовищу, потрогал борт ладонью.
— Теплый, — сказал он.
Потом Саня опомнился и посмотрел вниз. Их больше не преследовали. Он вообще не был уверен, что там остался кто-то живой, а если и остался, то не подавал голоса. Стояла напряженная тишина, которая не скоро сменилась обычными сумеречными звуками — шумом уцелевшей листвы под ночным ветром, шорохами в кустах, каким-то неясным писком. В теплой махине танка еле слышно умирал какой-то рокот, естественно вписавшийся в обманчиво мирную тишину.
Они сидели рядом и до боли в глазах всматривались в темноту. Приборов ночного видения не было, да у них много чего не было, у полупартизанских отрядов, с боями отползавших все дальше вглубь своей земли. Но, судя по звукам, больше никто их не преследовал. Видно, у врагов, если они уцелели, нашлись какие-то более неотложные дела.
— Пойдем дальше? — предложил Санек, косясь на танк.
— Знаешь, я не хочу от него уходить, — честно сказал Лешка.
— Воды нет.
— Ага. И все равно не хочу. А может это... ну... — он помог себе жестами. — Поедем?
— Леха, ты умеешь танк водить? И я не умею. И вообще... — Тут Саня осекся, вспомнив, что этот танк ведет себя сам. — Ладно. Давай заночуем тут, наш "тридцать четвертый" всех разогнал, не сунутся. Да и нам по темноте лезть в реку как-то... А утром хоть осмотримся, кто да где. Может, по рации чего скинут или по мобиле.
— Моя мобила два дня как сдохла, — напомнил тот. — Это только твой кирпич неубиваемый еще что-то ловит.
— Угу... — Саня тоже потрогал слабо вибрирующий борт танка. Правда, теплый... — Спи давай. Я первый подежурю.
И чтоб ему пропасть, ночью замерший танк поворачивал башню, совсем беззвучно поворачивал, поводил дулом, ища неведомые цели, на фоне светлого неба это было хорошо видно.
Когда рассвело, дежуривший Леха первым делом посмотрел в ту сторону, откуда они пришли. Разглядел только неподвижные тела и куски металла, брошенный миномет и еще что-то не определяемое. Однако никакого движения, кроме прыгавших по траве мелких пичуг, не заметил.
Танк неподвижно стоял на своем месте, грозно устремив ржавое дуло орудия на врагов. Леха потрогал мокрый от росы ледяной бок и поежился (потом сообразил и облизал ладонь, какая ни есть, а вода!). Приходилось признать, что танк вчера весьма успешно защитил их. Не сами же враги себя постреляли... и подавили...
Однако пора было будить Саньку и двигаться дальше, к своим. Он смутно надеялся, что остатки их отряда уже вернулись... ну хоть кто-то кроме них вернулся, но опыт подсказывал, что особо надеяться на это не стоит. Если бы не старая "тридцатьчетверка", они бы тоже не...
...Когда они отошли уже довольно далеко, и танк казался не больше детской игрушки, Санек и Леха обернулись, не сговариваясь. Пронзительный солнечный свет ложился на курчавую зелень чудом уцелевших берез, на распаханную траками и выстрелами землю и придавал всему какой-то нереальный оттенок. Залюбовавшись этой картиной, они не сразу заметили, что с той же стороны вынырнул, откуда ни возьмись, самолет. Что-то не понравилось им в звуке двигателей, а когда машина легла на левое крыло, разворачиваясь, стало видно, что камуфляж на ней чужой.
— Не смей, не смей, сука, не смей!!! — заорал вдруг Лешка и застрочил по самолету из автомата с полупустым рожком. — Не трожь его, гадина, не прощу!..
Самолет их даже не заметил, что штурмовику какие-то две козявки на перепаханном поле...
— Ты сдурел, что ли?! — Лешку следовало бы макнуть головой в холодную воду, но взять ее было негде. И так уже в горле першило, впрямь оставалось жевать траву да пить березовый сок.
— А ты не понимаешь, да?!
— Все я понимаю, но нам идти надо, а ты на самолеты бросаешься. Ты б в него еще ножиком кинул, — буркнул Санек и вдруг дернулся, развернулся, прижимая автомат прикладом к животу.
Со вчерашнего пригорка неторопливо, будто вразвалочку, сползала "тридцатьчетверка". Та самая, с постамента, Саня отчетливо видел пулевые отметины на лобовой броне и застрявшие в траках куски дерна с травой.
Танк двигался прямо на них. Парни невольно расступились, и "тридцатьчетверка" прогромыхала мимо, медленно, со скоростью пешехода, и, главное, в нужном направлении.
— Сань, ты как знаешь, а я лучше поеду, — сказал Лешка, догнал танк и запрыгнул на броню.
Санька вздохнул и присоединился к товарищу. Ехать на теплой броне было куда приятнее, чем идти на своих стертых в кровь двоих, но вот проблему с водой надо было как-то решать... И еще неизвестно, куда завезет их этот странный танк!
Теперь они двигались чуть быстрее пеших, но самолет неторопливо заходил все ближе, явно узрев цель. И этой целью были они трое, хорошо видные при свете разгоравшегося дня. Санек судорожно огляделся. Места оказались знакомые. Там, куда направлялся танк, был умирающий городок, некогда полный жизни, с парком, скверами, колесом обозрения, двумя фабриками и большим мемориалом в честь павших. В нескольких километрах за ним, на берегу реки, делавшей здесь крутую петлю, должны были стоять лагерем наши. И именно туда двигался этот гадский самолет, и остановить его нет никаких сил...
Танк прогромыхал мимо первых строений — каких-то ангаров, стоявших на отшибе, забрехали местные бродячие собаки, да как-то быстро стихли. Из окон не высунулся никто, и это правильно: мало ли кто тут разъезжает на танках. Меж тем боевая машина огибала городок по проселочной дороге, зарывая траки в густую песочную пыль, и как будто не замечала упорно держащего на нее курс самолета.
А и вправду — чем ей замечать-то?
Леха сперва не мог понять, куда они едут, но тут вдруг дорога уперлась в площадь, обсаженную по периметру тополями. Посредине стоял огромный и нелепый в своей огромности монумент солдату-освободителю, о чем было крупно написано на бетонной плите. Сам солдат, плод труда областного скульптора, был и Лехе, и Саньку знаком: когда-то их класс возили сюда на экскурсию, и девчонки искали синюю будочку туалета и хихикали над грубо отлитой из бетона мужской фигурой. Леха не смеялся, он нашел в общем списке погибших, выбитом на бетонной плите у подножия, фамилию и долго смотрел на нее. Бабушка говорила, что это его прадед похоронен здесь в общей могиле, а он пытался что-то почувствовать к неведомому прадеду и не мог. Памятник возвышался над двух-трехэтажными домами как башня.
"Тридцатьчетверка" ткнулась в ногу солдата-освободителя, как щенок в ногу хозяина, и замерла. Рокот двигателя стих, дуло орудия больше не поворачивалось в поисках неприятеля. Старый танк стал тем, чем и был уже долгое время: грудой мертвого ржавого железа.
— Санька, этот мудак ведь в атаку пойдет, — тревожно сказал Лешка, соскакивая с брони. — Ему же похер, гражданские тут или еще что. Видит — танк, значит...
— А нехуй было разъезжать по-барски, — огрызнулся тот, зыркая на колонку, притулившуюся в тени тополей. Какая там, наверно, холодная вкусная вода! — Подвели людей под монастырь. Блин, да сходи ты за водой, хоть напьемся перед смертью!
Лешка хохотнул и убежал, притащил целую флягу воды, от холода которой ломило зубы, но оторваться от нее не было сил, гудит там над головой самолет или нет...
— Ладно, парень, ты нас спас, — похлопал танк по борту Санек. — Спасибо тебе. Жалко, это ненадолго... А из твоей пушки самолет не сбить, даже если б у тебя боеприпасы были и дуло не заварено.
— Спасибо, — искренне произнес Леха. — Надо было в танкисты проситься, а не в пехтуру. Прощай, друг!
Самолет заложил очередной вираж и приготовился к стрельбе...
Леху удивило даже в этот момент, что никто вообще, не считая вдруг завывших собак, не выбежал, не завопил, ничем не загремел, словно не услышал противного звука мотора. Сами они торопливо искали укрытие. Хотя какое уж там укрытие... На них упала тень.
Позже они поспорили. Санек был убежден, что это была тень самолета, а Леха — что тень памятника. Они нырнули в кювет и сцепили руки в последнем рукопожатии, как неожиданно слышали странный треск. Подняв глаза, Санек так и замер бессмысленно. Бетонный воин распрямлялся, словно раньше стоял на одном колене или сидел, и становился еще выше. Теперь он казался ростом с городскую девяти— (ну ладно, восьмиэтажку). Гигантская фигура заслонила солнце и обманчиво медленно подняла неуклюжую бетонную руку, с которой по замыслу автора свисала какая-то драпировка. Самолет с размаху врезался крылом в эту выставленную бетонную ладонь. Или, может, это воин поймал самолет, как мотылька. Полыхнуло, посыпались какие-то горящие обломки, клочья... Саня зажмурился, чтобы не видеть, как статуя сжимает кулак, и не думать о том, что или кто мог оказаться в бетонной ладони. Лешку тошнило рядом: блевать было нечем, одна вода...
"Слабаки мы, — подумал Саня и заставил себя открыть глаза. — Прадед, наверно, не поморщился бы. Он и не такое видел. Бабушка говорила — он был танкист. А они и горели живьем, и на гусеницы врага наматывали... А может, его так же, как Лешку, выворачивало после очередной бойни, почем знать?"
Он снова зажмурился.
"Я тебя не знал и узнать не мог. Тут ничего не поделаешь... Прадедушка Вася, спи спокойно... Пришла моя очередь воевать. Да кончится когда-нибудь это проклятое время?!"
Когда он открыл глаза, воин стоял на своем законном месте в положенной позе. Догорали обломки самолета. Какая-то пегая подзаборная шавка подошла, виляя хвостом, улыбнулась во всю пасть, выпрашивая подачку.
— Лех, а мы живы, — сказал Саня.
— Да-а... — ответил тот, вылив на голову остатки воды из фляги. — У меня глюки, да?
— Ну тогда у меня тоже...
— А дальше что?
— Ну что? К нашим пойдем. Тут вон рядом должно быть. Пожрать бы, конечно, но ладно, как-нибудь дотащимся... — Саня опасливо взглянул на монумент, потом на танк, и чуть не подпрыгнул, когда "тридцатьчетверка" с готовностью взревела двигателем. — Мать твою! Доедем, значит...
— Не хочет в утиль старикашка! — хмыкнул Лешка и первым запрыгнул на броню. — Давай, Санек, споем, что ли?
— Давай! Нахрена нам война...
— Да пошла она на... Старый танк упорно рычал мотором, наматывая на траки все, что под них попадалось. Он знал, что свои под него не бросятся.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
