Звёздная дорога

Вездеход медленно двигался по ровному, накатанному грунту. Странно. Ни ямы, ни выбоины, ни корней, ни травы... будто здесь каждый день гружёные КАМАЗы ездят. Не нравилось мне это место, и чем дальше я забирался в лес по странной дороге, тем сильнее росло беспокойство. То неведомое науке чувство опасности, без которого разведчик — не разведчик. Жаль, что 'второй номер', который везёт на себе не научное оборудование, а оружие, сейчас на границе леса. Закапризничал эфир, и машина Василия осталась как ретранслятор. Активность у одного местного растения, которое создаёт помехи, сохранится ещё недели две, и если ждать, пока всё наладится, весь график исследований 'слетит'. И вдвойне жалко, что перед рейдом в Лес нельзя провести разведку с воздуха, сотня метров над деревьями — и начинается непроницаемая даже для радиоволн облачность, а стоит беспилотнику из туманного марева выйти, как его сразу атакуют местные 'птицы'. И ведь не объяснишь зверушкам, что чужой летун — не конкурент.

Я остановился и ещё раз внимательно осмотрел просеку. После чего отправил вперёд дремавшую до этого на вездеходе тележку-автомат, а изображение камер вывел прямо на лобовое стекло. Десять метров вперёд, сорок... вдруг дерево рядом с зондом ожило, сбросило из своей кроны пару тут же вгрызшихся в робота 'плодов' и потянуло ветви в мою сторону. 'Ненавижу геймеров! — развернув вездеход чуть ли не вокруг своей оси, я тут же бросил машину в обратном направлении: мой пулемёт этому зверю что слону дробина. — Только шизоидные интернетчики в состоянии придумать подобную пакость!' Назад! В горы, милые, пустынные и каменистые, где из живности только мох и разная неагрессивная мелочь. Сколько вариантов было предложено, откуда в густом лесу, так похожем на наше Зауралье, взялась настоящая дорога! Научный отдел стонал чуть ли не всем составом, когда упрашивал внести этот квадрат в график поиска. Из группы планирования и освоения тоже через день к начальству ходили: мол, если это не разумные существа обнаружились, а природное явление, и там получится построить трассу, затраты на столько-то процентов снизятся, а то здешняя древесина прочнее нашей раз в пять будет. Все планы исследований пришлось переделывать, чтоб этим любопытным и крохоборам 'ни дна ни покрышки'! Вот, на тебе, выяснил! Теперь 'дуб' несётся за мной, желая нагнать и сожрать: в камере заднего вида мелькают висящие в кроне двухметровые зубастые 'жёлуди', что-то вроде симбионтов или рабочих. Как только матка подберётся достаточно близко, бросятся меня догонять и рвать. И если с большой особью мы, кажется, равны, то проверять, кто быстрее на коротких дистанциях — я или 'жёлуди' — что-то не хочется. Василий, конечно, спешит навстречу, но к границе леса я выскочу намного раньше.

Двигатель ревел, но работал ровно — не зря российские вездеходы высоко ценятся в отрядах разведки по всему миру. И пусть новички кривятся, глядя на 'примитивные конструкции': -по ту сторону Ворот техника должна быть простой, надёжной и чиниться с помощью любой подручной 'матери'. Иначе в лучшем случае от тебя останется только закрытый гроб с костями, в худшем — пустая могила родственникам да отметка 'пропал без вести при исследовании квадрата такого-то'. А мне нельзя, у меня две дочки растут, и пенсия им отца не заменит.

'И всё же... Какая сволочь с богатой фантазией придумала этого... саксаула ходячего? Геймеры? Или кто-то из сценаристов постарался? Вот если последнее, то выясню и начищу физиономию!' — вездеход выскочил к отметке полторы тысячи над уровнем моря, и 'дерево' сразу отстало. Не любит почему-то лесная живность даже ненадолго заходить в горы. Это мы случайно узнали ещё в первый месяц, когда одна местная зверюга повадилась на тележки-скауты охотиться. Пересечёт робот 'границу' — и фьють, а следующий катится через полсотни метров следом — и ничего. С разведкой автоматами в Мире Ломоносова вообще плохо, слишком уж многое здесь похоже на Землю, потому сидящие в залах управления операторы постоянно ошибаются. Отдают команды, исходя в первую очередь из привычного опыта и шаблонов... и дорогая техника расходуется 'как спички'. Лишь человек 'в поле' может ощутить разницу, понять, как нужно поступать. Только и десантники не всесильны — почему местная фауна не любит горы, так пока и не выяснили, хотя прошел год, как исследуем здешние места. А пока не разберёмся, стационарную базу ставить нельзя, хотя руководство и торопит.

Впрочем, для меня сейчас рассуждения о причинах — чистая лирика 'для дома', а 'на месте' хватит и того, что зверушка вроде бы отстала, можно сбросить скорость и неторопливо плестись обратно. До конца расслабляться, конечно, не стоит, но остаток дороги пройдёт по гребню, да и за местностью вокруг Ворот Центр всегда наблюдает очень плотно. К тому же за пределами леса небо чистое, и потому здесь постоянно 'висит' в воздухе несколько беспилотников. Если что — — предупредят.

Колёса убаюкивающе хрустели галькой, но чем ближе к дому, тем больше нарастает напряжение. И причина вовсе не в опасности, которая по закону подлости подстерегает всегда на пороге и в последний момент. К тому же теперь впереди идёт машина Василия, а её огневой мощи хватит на пару танков. Нет, дело во Вратах. Сколько я их видел с обеих сторон, сколько через них проходил... многие, наверное, на самолёте меньше летали, чем я шагал к чужим солнцам. Вот только каждый раз захватывает дух. Врата так красивы!

Вроде и следил, и оставшуюся дорогу считал — но, как всегда, приготовить себя не смог. Вездеход поворачивает, протискиваясь сквозь очередную длинную расщелину, мы въезжаем в небольшую каменную чашу — и я резко останавливаюсь. Передо мной — Врата. Исполинская, с пятиэтажный дом, арка, сложенная из разноцветного искрящегося камня. В ней проглядывает что-то от готического храма — стрельчатый верх, колонны по бокам, ближе к вершине расположились какие-то фигурки: то ли ангелочки, то ли химеры. А внутри — проход, молочно-белая пелена.

Для каждого мира дорога к нему выглядит по-разному. И почему так, мы, в принципе, знаем, а предсказать, каким будет портал, не получается. Потому что хотя арку и можно потрогать, даже поставить о её поверхность пару синяков, она не совсем материальна, любые Врата — это овеществлённая информация, тот самый переход количества в качество. Рядом с дорогой на чужую планету располагается мощнейший суперкомпьютер: как только информация в нём превысит критическую величину и он сможет построить с определённой точностью модель некоего мира, рядом открывается проход на другую планету. Кстати, именно с подобного суперкомпьютера и началась дорога к звёздам... Около пятнадцати лет назад в Швейцарии затеяли очередной крупный международный проект. Не такой 'раскрученный' в прессе, конечно, как термоядерный реактор или большой адронный коллайдер несколько лет спустя. Но в определённых кругах очень даже известный, с большими надеждами. Компьютер нового поколения, способный не только к высокому быстродействию, но и к анализу разрозненной информации с последующим её объединением в единое целое. Первое думающее устройство, которое должно было по своим способностям приблизиться к человеческому мозгу. В разработке и строительстве, помнится, участвовали чуть ли не все значимые страны мира: от Австралии и Бразилии до Японии и Индии. Чтобы потом иметь право на свой кусок 'машинного времени'.

А затем... вмешался Его Величество Случай: в самом конце работ, когда уже шёл этап настройки и наладки, для 'тонкой' доводки потребовалось решить какую-нибудь 'проблему'. Настоящих, в том числе секретных, данных по экономике, физике и другим областям знаний в руки 'чужого' технического персонала никто давать не собирался. И на одном из совещаний-'мозговых штурмов' один из фанатов очередного онлайн-порождения Всемирной паутины предложил в качестве задачи поставить создание модели мира, заложенного в популярную игрушку. С учётом современных естественно-научных знаний, сценария от создателей игры, творчества многочисленных фанатов и 'километровых' форумных обсуждений.

Идею приняли, и какое-то время всё шло как по маслу. Компьютер урчал, перерабатывая терабайты выкачанной из сети и выловленной в библиотеках университетов и академий информации. Инженеры с программистами 'шаманили' вокруг своего детища, радуясь очередной найденной ошибке и поломке. И, наверное, мысленно подсчитывая премиальные за успешно сданную работу. А может, вдохновенно мечтая о горизонтах науки, которых достигнет их устройство... когда компьютер получил результат.

Проекту чуть больше двенадцати лет, и традиций у нас пока не так много. Тем более устоявшихся: что-то постоянно появляется, что-то уходит. Но одна, возникшая на самой заре существования, строго соблюдается до сих пор. Каждому новичку всегда показывают фильм о самых первых, случайно полученных Вратах. Запись не самая лучшая, кадры системы наблюдения перемешаны со съёмками фотоаппаратов, телефонов и любительских видеокамер. Но всё равно — это самое волнующее кино для любого, кто увидел его хоть раз.

Сколько лет прошло, а помню каждый кадр, как вчера. Где-то на заднем плане съёмки Альпы — посреди огромного, с два или три стадиона, заасфальтированного двора белый пятиэтажный куб технических помещений, венчающий подземный комплекс. Первые кадры с одной из камер внутреннего периметра — чёрно-белые, без цвета и звука. Но воображение дорисовывает пронзительно-голубое небо июльского полдня, крики парящих птиц, запах перегретого асфальта и ленивые разговоры разомлевшей на жаре охраны. Вдруг посредине между зданием и бетонными плитами забора появляется яркая точка, она быстро растёт, превращаясь сначала в шар, а затем в шестиметровую П-образную арку, будто свитую из тонких труб.

Любительская камера кого-то из персонала старательно сохранила для потомков странный матово-жёлтый блеск то ли пластика, то ли металла. И вспыхнувшее ослепительно-белым полотно портала внутри. Просуществовали первые Врата недолго, где-то минут сорок. Но и этого хватило, чтобы с 'той стороны' успели заскочить пара смешных шестиногих размером с перекормленного кролика (их потом обозвали псевдокузнечиками) да охотившийся за ними мантихор — что-то вроде здоровущего рыжего шестиногого кота с жалом на кончике хвоста. Кто-то из техников догадался отключить электричество, Врата исчезли так же внезапно, как и возникли — но люди уже успели познакомиться с Секундусом. И узнать дорогу к чужим солнцам.

А на Земле возник Проект. Официальное название — 'Организация по исследованию новых территорий', но иначе как 'Проектом' его не называют. Конечно, на самом деле он не един, а состоит чуть ли не из десятка с лишним национальных секций: США, Россия, Япония, Китай, Евросоюз (точнее, французы с немцами, но если им нравится делать вид, что они за всю Европу — это их личное дело), остальные. Каждый нацпроект конкурирует с соседями, старается любым способом узнать данные по чужим Вратам. Но все только внутри, 'по-семейному'. Для тех, кто 'снаружи', мы монолитны. Хотя 'снаружи' — это понятие весьма расплывчатое, несмотря на то, что формально мы международная организация, на практике Проект давно уже ни от кого не зависит. Про те же США я, например, не знаю, в курсе ли нашего существования очередной президент: их за эти годы трое сменилось.

И дело не в какой-то жадности или желании подгрести всё под себя. Просто с первого дня исследования возглавляют те, для которых высадка человека на Луну важнее выхода новой модели телефона. Да и не смогли бы иными мирами заниматься люди, готовые сиюминутной жадностью убить 'завтра' ради призрачных выгод 'сегодня'. Для нас главное — не господство над соседями, а дорога к звёздам для человечества. Потому первую из найденных планет назвали Секундус[1], а общим языком там стала не связанная ни с одним из государств латынь.

Секундус честно поделили между всеми участниками: координаты каждому уже были известны, да и склочничать из-за одной планеты, когда тысячи других рядом, только протяни руку — нет смысла. Дальше началось освоение, дело медленное — всё-таки чужая планета сюрпризы время от времени преподносит весьма неприятные. Весь мир несколько лет назад посмеивался над очередной раздутой газетчиками эпидемией 'овечьего гриппа', который был безопаснее насморка. Мол, липа, на которую 'попались' чуть ли не все страны и под которую фармацевтические компании сорвали изрядный куш. Слава Богу только смеялись: даже работающие по нашему заказу корпорации и институты не знали, что, несмотря на тщательные меры предосторожности, у китайцев прорвало биологическую защиту портала.

Правда, полноценные города на Секундусе увидят разве что мои дети, а, может, даже внуки. Проблема не только в чужих флоре, фауне и климате: повторять опыт американцев, которые в девятнадцатом веке за пару десятилетий бездумной эксплуатации превратили чернозём прерий в выжженную полупустыню, не хочет никто. Поэтому людей для нашей работы подбирают с осторожностью, расплодившийся в последние пару десятилетий 'балласт', который любит только потреблять и кричать о своих правах, но не хочет задумываться об обязанностях, никому не нужен. К тому же и среди умных и деятельных подходит не каждый: чтобы исследовать чужие миры, требуется изрядная доля фантазии.

Кстати, именно благодаря своему увлечению фантастикой я и попал в Проект. Как раз окончил институт и отправился 'пиджаком'[2] в одну из танковых частей. Одиннадцать месяцев отслужил, когда меня пригласили в отдел 'разведчиков': заинтересовались офицером, который постоянно в книжный за Шекли, Ефремовым и Брэдбери ходит. Тогда шёл второй год, как научились удерживать Врата стабильными и приступили к планомерным исследованиям. Первой волной шли ребята армейского спецназа и десантуры, каждый прошёл горячие точки и нюх на опасность имел тончайший. Оборудованием снабжали самым совершенным, при малейшем риске пускали вперёд технику... Вот только вдруг за месяц полностью сгинули сразу три группы. Погибли там, где прошла автоматика, там, где всё вроде было проверено вдоль и поперёк. И причиной оказалось именно отсутствие воображения, привычка в критической ситуации сначала действовать 'по шаблону, на выживание', а уже потом рассчитывать варианты.

Тогда не одну армию 'шерстили'. Семёна с Германом из торгового флота взяли, только одного с Балтики, а другого — из-под Владивостока. Женьку с Айратом со старших курсов выдернули, первого из Казанского авиационного института, а второго тоже из казанского, но университета. Ибрагим с югов был, до Проекта где-то в дагестанских горах работал. В общем, много людей, самых разных. Только для всех Проект и дорога к чужим мирам стали главным смыслом жизни. А для некоторых домом: Борька года на три вообще безвылазно поселился на территории посёлка при Вратах. Очень уж его отец хотел, чтобы 'чадушко' после окончания МГИМО шло по его стопам, а не сбегало в непонятную 'мутную контору', тем самым погубив на корню будущую успешную карьеру.

За размышлениями я не заметил, как доехал до ворот, а вездеход напарника уже прошёл сквозь арку. Ещё немного — и я дома. Как говорил Армстронг? 'Маленький шаг для человека, огромный скачок для человечества?' Так и здесь, всего один шажок — и прыжок на миллиарды километров. В прошлом году наконец-то определили положение Секундуса относительно Земли — триста световых лет. А как далеко отстоит вот эта планета — Земля Ломоносова — мы пока не догадываемся. И вот что интересно: по самым оптимистичным подсчётам, даже если мы привлечём в разы больше людей, чем сейчас, освоение Секундуса 'по минимуму' займёт два-три столетия, не меньше. Но каждая из национальных секций упорно ведёт разведку новых миров. И ведь не из-за желания захапать побольше, просто так уж устроен человек. Идти, пока не коснётся рукой горизонта. Идти, потому что не может стоять на месте.

И пусть в устройстве Врат мы до сих пор разбираемся весьма приблизительно, так и не решили проблему, почему между соседними проходами и с той, и с нашей стороны всегда должно быть изрядное расстояние. Да и точность привязки новых ворот меньше ста — ста пятидесяти километров пока недостижима. Очень неудобно, особенно когда какие-то ворота по необъяснимой причине закрываются. Помнится, года четыре назад у японцев отключился портал на Секундус: в работе оборудования была заложена неверная минимальная величина информационного потока. Врата восстановили только через месяц, а поселение выжило чудом: база располагалась на границе сельвы, в джунглях начинался влажный сезон, а припасы 'на лето' переправить с Земли не успели. Сейчас, конечно, мы таких ошибок не допустим. Но сколько из наших твёрдых, казалось, незыблемых знаний о Вратах — лишь заблуждение или добытые эмпирическим путём частности? Нет, мы, конечно, учимся. Разрабатывается и уточняется теория перехода, мы теперь можем определять необходимый порог информации, когда она совершит скачок, сменит структуру и откроет новый портал в неизведанное. Среди множества игр, популярных в Интернете, немало 'наших': к ним подогревают интерес, по ним пишут книги и снимают фильмы (хотя иногда бывает и наоборот, когда 'в дело' идёт популярная книжка), мы собираем творчество фанатов. Мы привлекаем учёных для создания различных моделей 'теоретически существующих экзопланет'. Знаем, как внешний вид Врат и ряд технических характеристик зависят от направленности исходной идеи, с которой начиналась разработка. Мы... мы не знаем, куда приведёт новая дорога.

В Проекте хорошо известен случай американцев. Тогда возникла идея создать портал на основе какой-нибудь фэнтези-игры, со степями и полными жизни джунглями. Мол, даже приблизительное соответствие приведёт к ещё одному Секундусу. Деньги вложили в разработку огромные, нужный порог информации достигли всего за год. Врата поначалу обнадёжили: эдакая резная арка, вся в рунах и магических символах. Вошедшие на разведку автоматы показали высоченные деревья-мэллорны, дворцы и драконов... вот только при силе тяжести две земных, давлении атмосфер десять и температуре минус сто. Оказалось, что в тамошних местах водятся камушки, которые умеют 'снимать' с предметов психоэмоциональный фон. Вот 'булыжники' старательно и воспроизвели в виде миражей оставшиеся на броне тележек-разведчиков ожидания персонала.

Молочная пелена границы двух миров подплыла совсем близко, и перед самым переходом мелькнула мысль: 'А насчёт сценаристов — это я зря. Ни с кем ругаться не буду, тоже стараются ребята. На общее дело'. Ведь чтобы набрать подходящее количество информации в разумные сроки, нужно участие огромного количества людей. Потому сценаристы с психологами стараются создать к играм сценарии попривлекательнее, запустить сразу как можно больше вариантов, как можно больше набросков идей. Тогда игроки и читатели начнут вживаться в игровую вселенную, захотят творить и развивать её дальше.

'Уф! Я дома!' — голые скалы иного мира сменились бетонными стенами переходной камеры. Перед носом машин загорелись указатели, оба вездехода встали каждый на свою платформу, нас накрыли два прозрачных куба, а лифты транспортёра понесли нас куда-то вглубь, на подземные ярусы. В эти минуты автоматика проверяет герметичность... а потом четыре часа в дезинфекционной камере. Страхующая группа, которая оставалась с земной стороны, сейчас вылезает из кабин, её самочувствие проверяют врачи и психологи, она идёт на отдых. Нам до этого далеко: после того как будет закончена внешняя обработка, начнут внимательно проверять пилотов. Пусть мы всё время находились в кабине, после 'китайского гриппа' все перестраховываются. И лишь потом мы отправимся вслед за остальными ребятами. А затем новые заброски автоматики и ещё один рейд — когда решат, что без участия человека исследования невозможны.

Едва по внешней поверхности вездехода поползли мутные потоки жидкости, я откинул назад кресло и расслабился. Самый нелюбимый этап, даже мучения, которым меня подвергнут врачи — и те лучше. К тому же сейчас и спать не хочется — слишком быстро я вернулся, организм ещё бурлит от адреналина после встречи с иным миром. Да и 'дерево' изрядно встряхнуло нервы. Читать тоже не хочется, я люблю листать книжки, валяясь на диване, получая удовольствие от самого процесса чтения, а не поглощая второпях килобайты информации. Кино смотреть желания нет, равнодушен я к этому виду искусства. Остаются новости, пробежаться, что за последнее время в мире интересного — тем более два месяца перед включением в 'активный состав' были сплошные тренировки, не оставлявшие ни минуты свободного времени. Получив 'добро' от начальства, я гашу внешние камеры и вывожу на дисплей лобового стекла первый из 'информационных каналов'.

На экране мелькают какие-то кадры со стрельбой в пустыне, затем миловидная девушка-диктор начинает что-то рассказывать о столкновении на сирийско-турецкой границе — переключаюсь дальше, глупости всё. Сколько уже за последние годы было разговоров о войне, которая придёт на смену очередному кризису, о невозможности 'мирного сосуществования культур'? А мир всё стоит. Конечно, мы не закулисное правительство, это и технически невозможно, да и не нужно. Но политического 'веса' Проекту хватит, чтобы подавить любой серьёзный конфликт в зародыше. Дело отчасти и в 'личной корысти': чтобы создать модель в разумные сроки, требуется участие множества людей из самых разных мест. А разрушить, погасить интерес к очередной выдуманной истории намного проще, чем его поддерживать в нужном направлении. Но кроме этого есть в Проекте и другое. Именно здесь каждый понимает мелочность дрязг, сиюминутных претензий или жажды славы очередного бездарного политика. Там, в ином мире, мы в первую очередь братья по горячей солёной крови, а потом уже русские, американцы или бразильцы.

Например, взять тех же японцев и китайцев. На Земле терпеть друг друга не могут, из-за горсти булыжников в океане уже сколько лет на соседа волком смотрят. И ладно бы, как предполагалось первоначально, нефть там была. Пусто, вопрос одного лишь 'национального престижа' — наша территория и 'хоть трава не расти'. Но когда у японцев отказали Врата, первыми на помощь пришли именно китайцы: отчаянные ребята, про их марш-бросок через джунгли до сих пор вспоминают с благоговением. Когда не смогли пройти вертолёты, и остаток пути пришлось прорываться на вездеходах — триста километров по джунглям, а сельва Секундуса пострашнее лесов Амазонки будет. И дошли ведь, опередив всех дней на пять. Потому что если бы не успели, остальные спасательные экспедиции стали бы похоронными командами.

Следующий канал я смотрел уже с интересом: сначала подробный отчёт об отправке с Плесецка 'юпитерианских' спутников, потом рассказ о совместных русско-французских стартах с нового экваториального космодрома. И под занавес — репортаж об успешном полёте китайского носителя 'Небесная лодка-7' и о том, что Поднебесная отказалась от создания собственной лунной станции в пользу проекта 'Марс-Альфа'. Став тем самым последней из четырёх космических держав, участвующих в первом этапе подготовки к пилотируемому полёту на Красную планету. Теперь, по предварительным оценкам, окололунная лаборатория-стапель будет закончена всего через два — два с половиной года. И хорошо! Смешно, право слово: осваиваем планету за три сотни световых лет от дома, а ближайшие небесные тела знаем хуже, чем во времена Колумба и Магеллана разбирались в географии Америк.

После новостей техники опять пошла политика, и я тут же начал листать каналы дальше. На пару минут задержался только на кадрах из Амстердама, где показали уникальный алмаз весом в сто семьдесят карат. Знакомый камушек! Интересно, что сказали бы покупатели, если бы узнали, из каких 'якутских шахт' на самом деле происходит этот будущий бриллиант. Ведь именно я обнаружил его на Секундусе, в горах Нового Алтая.

Информационные каналы закончились, времени осталось достаточно, потому я включил нашу внутреннюю подборку новостей, связанных с Проектом. Первый репортаж шёл из Сиднея: на пресс-конференции журналистам демонстрировали новые протезы, способные заменить утраченные конечности. 'В отличие от всех существующих аналогов, — вещал с трибуны руководитель исследований, — наше устройство имеет полную обратную связь и способно в совершенстве повторить утраченную конечность. И потому их использование позволит травмированным людям вести полноценную жизнь, ведь наша разработка даёт не только двигательную, но и тактильную связь с организмом человека. Я всегда мечтал о том дне, когда смогу помочь людям в инвалидных колясках. И наконец он наступил!'

Дальше я усмехнулся: среди журналистов и находящихся на конференции представителей конкурентов наибольший ажиотаж вызвала не демонстрация образцов, не устроенное шоу, где предлагали определить безрукого или безногого среди здоровых. А заявление, что, хотя 'проект коммерческий и потому открыто публиковать данные об устройстве не станут', патент компания-изготовитель брать не будет. Мол, пусть ради больных воспроизвести протез получит шанс каждый желающий... в глазах сидящих в зале без труда можно было заметить щёлкающие цифры будущих прибылей. Ведь любую технологию можно повторить, вопрос вложенных в исследования средств и времени.

Это хорошо, только так и можно заставить денежные мешки дать денег на серьёзную науку. Каждому понятно, что обойтись одними прикладными разработками тут не получится, слишком революционна предложенная технология. А то, что повторить результат они никогда не смогут, представителям медицинских транскорпораций лучше не знать: основой для производства биопластика является 'живое дерево' из австралийской части Секундуса, материал для искусственных нервов делают в японском секторе. Управляющий чип разрабатывали на основе американских псевдокварцитов наши и китайцы, нейроинтерфейс — немцы, приложили руку к созданию и латиноамериканцы. Но всё — звёздные технологии, а надо развивать и дом.

Следом пошла новость 'изнутри': со следующего месяца начинается экспедиция 'Солярис'. Ещё один проект, в котором будут задействованы все страны-участницы звёздных исследований. Научная станция в системе двойной звезды, одна из которых двести сорок лет назад стала 'новой'. Земные астрономы пока про неё не знают, до нас её свет дойдёт больше чем через полвека. До Секундуса — через два десятилетия. Уникальная возможность проверить множество физических и астрономических гипотез, от аспектов теории относительности до некоторых специфических идей астрофизиков. А ещё, может, мы сумеем лучше понять, как устроены Врата... В кабине зазвучал зуммер, время лени закончилось. И с мыслями о будущем науки я 'сдался' в руки эскулапов. Единственные мгновения, когда я искренне завидую ребятам из группы страховки. Потому что для них только 'малый набор' проверки самочувствия — и на отдых. А мне — изуверские пытки, которые медики почему-то называют 'комплексом процедур по выявлению потенциальной биологической угрозы'.

Впрочем, как давно было замечено кем-то из мудрецов, всё в мире имеет конец — даже внимание эскулапов. Остаётся последнее: устный отчёт. Конечно, потом будет детальный разбор вылазки, анализ записей камер и прочее и прочее. Но эмоции, первое впечатление — тоже очень важны. Именно они и станут главными в рассказе, который разведчик поведет для куратора. Я выполнял процедуру не раз... если бы не то, что этот пул рейдов впервые ведёт Борька... Он встречает меня на пороге своего кабинета, всё такой же красавец, недавно тронувшая русую шевелюру седина добавляет мужественности. Оживший плакат 'Наша разведка'... Вот только здоровается он левой рукой, а пишет — правой. И поэтому каждый раз я чувствую неловкость и вину перед другом.

'Пангея'. Очень амбициозная разработка, в неё впервые после Секундуса оказались вовлечены почти все национальные Проекты. Игра-основа оказалась настолько популярной, а предложенные миры настолько разнообразными, что мы получили сразу несколько координат. Больше всех повезло американцам и австралийцам — их портал открылся на планету рядом с той самой 'новой'. Тогда они её почти сразу забросили, а теперь получили преимущественное право на места в составе научного персонала. Нам с европейцами пришлось много горше. Портал привёл нас в кислородный мир, богатый живностью. Первое впечатление — очень похоже по климату и по природе на Европу эпохи неолита. 'Райское место' — так окрестили его после месяца исследований. Terra Nova, земля, подходящая для человека намного больше бурлящих жизнью джунглей Секундуса. Даже срок предварительной разведки с участием одних автоматов сократили до трёх месяцев. За это время открыли Врата чуть ли не в десятке точек огромного единственного континента и забросили приборов больше, чем за год на Секундус. 'Новый рай', — смеялся немец Рудольф, командир европейских исследователей. А мы выстраивались в очередь, упрашивая начальство: 'Включите меня в основной состав'... Я тогда безумно завидовал участникам первой большой экспедиции на Новую землю — за пять дней до отправки врачи нашли у меня какое-то непонятное расстройство организма. И хотя на самочувствие оно не влияло, координатор приказал 'до выяснения' заменить меня дублером. Борисом.

Десять групп, две с половиной сотни человек. Цвет нашей и европейской разведки... вернулись двое. Тридцать километров ожившего ада, после того как вездеходы раздавило, словно гнилые орехи, сумели пройти только Айрат и Борис. Причём последнюю часть пути Борьку Айрат тащил на себе... Ибрагим не добрался до дома всего пять километров. Ворота на Новую Землю держали открытыми ещё полтора месяца, раз за разом посылали роботов, но никто больше не появился. Мы пытались уговорить руководство отправить нас на поиски, разведка своих не бросает. Но координатор исследований показывал на Бориса, за жизнь которого боролись медики, и отсылал пересмотреть записи с личных видеокамер. Разрешили только вытащить из-за Врат тело Ибрагима, да и то это стоило тяжёлых ранений ещё пятерым.

Планету закрыли для исследований. Не навсегда, конечно, люди отступать не умеют. И через десять, двадцать или сорок лет мы обязательно вернёмся для следующего штурма. И следующего, пока не объездим этого дикого и необузданного зверя. А сейчас нам остаётся жить и лечить шрамы. Айрат ушёл из разведки к освоителям на Секундус: так и не смог себе простить, что Ибрагим тогда успел решить первым, кто из них должен вернуться домой. А вот Борис остался с нами. Год приходил в себя после операций, ещё год осваивал протезы. После чего добился права работать в отделе. Конечно, с такими увечьями 'в поле' его никто не отпустит, но в разведке есть немало других важных дел. И я не удивлюсь, если через несколько лет он займёт кресло одного из координаторов.

Возились мы довольно долго, после чего Боря засел готовить данные для аналитиков, а я двинулся в 'кают-компанию'. Вообще-то обязательные для каждой базы огромные комнаты со стеклянной крышей и расставленными 'в случайном беспорядке' деревьями в кадках, столиками и диванчиками называются по-новомодному 'центральной рекреационной зоной'. Но давным-давно кто-то из остряков окрестил такие залы 'кают-компаниями', и прозвище прижилось. Для разведчиков с этим местом связана ещё одна обязательная традиция: вернувшись из поиска, закончив все процедуры, как бы ты ни устал — обязательно приди сюда и постой несколько минут у фонтана. Помяни тех, кто не вернулся. Потому что здесь же, в центре фонтана, всегда установлена стела чёрного мрамора, на которой золотыми буквами пишут имена погибших за Вратами. Для Земли Ломоносова, слава Богу, пока чистая. И пусть эта стела так и останется пустой!

Рядом с 'книгой потерь' стоять никто не любит, хотя народу в зале всегда хватает. Потому, задумавшись, я не сразу увидел, как к фонтану подошёл ещё один из наших. Помолчав, Андрей негромко сказал:

— Через неделю, помнишь?

— Помню. Три года...

Годовщина... будь она проклята. Именно в этот день ушла разведка на Новую Землю. И теперь для нас это день, когда мы поминаем товарищей. А для меня с Андреем дата, скорбная вдвойне: мы оба были дублерами и поэтому уцелели. На каждую годовщину мы задаём себе вопрос, который навсегда останется без ответа: если бы оказался там, смог бы спасти кого-нибудь ещё?.. Андрей ушёл, а я так и остался стоять, ожесточённо перебирая в памяти лица. Мы ещё вернёмся туда!

Я уже собрался было уходить, когда за спиной раздался голос:

— Скажите, вы же из разведки? Я хочу спросить...

Обернувшись, я увидел парня лет двадцати пяти с нашивками инженерной службы. Ну что же, мальчик имеет право. Ещё одна традиция — здесь, у стелы, каждый может задать любой вопрос и получить на него правдивый ответ. Или отказ, на такое тоже нельзя обижаться. Интересно, и этот будет спрашивать 'что там' или 'как попадают в разведку'?

— Я хотел узнать: зачем нам всё это? Вы всегда идёте первыми, за вами — другие. И мне важно узнать, как думаете именно вы. Зачем мы стараемся, рискуем, — на этом месте я невольно вздрогнул. Неужели мальчик как-то угадал мои мысли? Или откуда-то узнал про нас с Андреем? Но парень ничего не заметил. Нет, кажется, и правда — случайное совпадение, просто искал возможность поймать любого из разведки. — Ведь даже Секундуса хватит надолго. Так неужели в нас так сильна жадность, что мы хотим завладеть всем, до чего можно дотянуться. Даже если не сможем проглотить!

'Да... Удивил ты меня, парень. В твоём возрасте о таком задумываются редко. Но как бы тебе лучше ответить? Как объяснить то, что для себя вывел ещё в самый первый выход за Врата? Когда даже Секундус был не просто границей ещё не освоенных, но уже понятых земель — а шагом в далёкое волшебное неведомое. Сложно... но всё же попробую'.

— Давным-давно, тысячи лет назад... Тогда люди селились вокруг Средиземного моря и боялись отойти от порога. Потому придумали себе Ойкумену — место, где обитают люди. И сказали всем, что дальше, за границами этой Ойкумены, мрак и пустота. Несуществующее ничто, где обитают лишь чудовища, — я сделал жест, останавливая парня, не понимающего, к чему я заговорил про древнюю историю. — Но однажды фараон Джедефра призвал одного из вельмож и приказал узнать, что там, за пределами обитаемого мира. Очень хотелось владыке прославить своё имя в веках, покорив никому не известные до него земли. Звали сановника Баурджед, и он мог вернуться очень быстро, уплыв совсем недалеко от изведанных мест и донеся правителю, что там есть другие страны. Полные чудес места, которые можно завоевать, с которыми можно торговать. Экспедиция пошла дальше и дальше, она шла несколько лет. Дома путешественников уже похоронили и оплакали — но они вернулись. Так зачем Баурджед со спутниками отправился так далеко? Не ради богатства, не ради славы, ведь всё это они могли получить сразу. А чтобы коснуться предела, чтобы заглянуть за горизонт. Вот и мы такие же: нам мало Секундуса не ради новых планет, не ради каких-то звёздных сокровищ. Ради того, чтобы в очередной раз дотронуться до места, где заканчивается наша Ойкумена — и отодвинуть границу чуточку дальше!

Примечания

Секундус (secundus) — латинское 'второй' или 'следующий'

'Пиджак' — армейское прозвище офицеров, пришедших на военную службу не из училищ, а после военных кафедр институтов