Дорога на острова

Джебэ так и не понял, что его насторожило в поведении встречающих. Но то чувство опасности, которое не раз выручало его на войне, сейчас громко било тревогу.

— Согласно Ясе охрана всегда должна быть наготове, чтобы защитить посла! Или хотя бы иметь с собой копья! — громко сказал он.

Все посмотрели на молодого стражника как на полного идиота: сам обвешался железом и над остальными издевается. Ну зачем, спрашивается, копья под защитой воинов посольства? Да ещё на пиру, который обязательно будет для приехавших? Вот только остальные из десятка его поняли правильно: с недовольным видом, под негромкие замечания со стороны остальной охраны про "дорвавшегося до власти молокососа", воины один за другим отходили за копьями. Только Джебэ заметил, что теперь под плащами и дэли незаметно надеты брони, у кого-то в сапогах появилась пара метательных ножей, а кто-то нацепил на пояс ещё один кинжал. И что Хаульфдан несёт в своём мешке кольчугу для Альвхильд.

В посольстве уже ждали столы, накрытые в длинной пиршественной зале. Но Джебэ удивил всех и здесь: пока прибывшие гости рассаживались, ожидая Хамбу и начальника стражи посольства, молодой десятник быстро уселся за посольский стол напротив Альвхильд. И при этом посадил пировать только половину своих воинов — прочие остались стоять вдоль стен. Формально он имел на это право — но столь вопиющая наглость вызвало у Ердена негодование. Глава посольства скривился, как от прокисшего молока, и потребовал от сидящего рядом Себьёрна урезонить "зарвавшегося щенка". Перед девушкой ему захотелось покрасоваться, значимость свою показать! Вон как переглядываются!

Старшего стража поведение Джебэ тоже встревожило, но совсем по другой причине. Он знал, что эта пара на самом деле — не влюблённая молодёжь, а молодые волки из Тайного копья самого Великого хана. А ещё заметил, как на немой вопрос парня девушка отрицательно покачала головой. Да и недовольство остальных варягов на его взгляд было чересчур наигранным! Хамба почему-то тоже задерживался... Себьёрн открыл рот, чтобы ответить раздраженному послу — когда всех в зале на несколько мгновений словно окутало душное липкое облако.

Пирующие свалились будто подкошенные. Сознания не потеряли лишь заранее принявшие противоядие Альвхильд и Джебэ, да так ничего и не попробовавшие воины вдоль стены. Девушка тут же кинулась выискивать в своей сумке противоядие и вливать его в рот остальным из десятка: ведь они только делали вид, что едят, поэтому отрава и пущенное в воздух злое шаманство сильно подействовать не должны. Тем временем мужчины спешно кинулись закладывать окно и огромную входную дверь мебелью, безжалостно скидывая блюда с яствами на пол. Лишь со стола посла, по требованию Альвхильд, пищу аккуратно положили в дальний угол — ей хотелось проверить, не положили ли ещё туда и яду. Но потом, если все они уцелеют. Дом строили не по нихонскому обычаю, а по степному — стены были сделаны не из бумаги, а из камня. Шанс продержаться, пока не подоспеет подмога, был...

Едва успели привести в чувство остальных, и десяток выстроился напротив двери, оставив в глубине зала Альвхильд и двух обоеруких в резерв и прикрывать спину, как толстые, окованные медными полосами двери с грохотом и треском пошли деревянной щепой от ударов. Миг — и на защитников кинулась волна дико кричащих фигур в чёрных масках и балахонах. "Ночных убийц" ждала неудача — с короткими клинками не пройти сквозь баррикаду и частокол копий, а несколько брошенных ножей отскочили от кольчуг.

Впрочем, синоби не остановила ни гибель товарищей, ни то, что их мечи бессильны против варягов — и на приступ двинулась сначала вторая волна, а потом и третья. Но это лишь отвлекающий манёвр — пока все заняты схваткой в проходе, через стену, порвав рисовую бумагу, закрывавшую воздуховод, один за другим выскочили чёрные балахоны. Успели четверо — на пятом Альвхильд метнула нож, и тело неудачника закупорило лазейку, изнутри не вытолкнешь. Но что остальным до погибшего собрата? Ведь главное — любой ценой дотянутся до стоящих в проходе.

Отойти от стены и ударить в тыл не дали Джебэ с Кольгримом, зажав четвёрку врагов между своими клинками и кучей не пригодившейся для баррикад мебели. "Нас четверо, вас двое!" — кричали мечи синоби. — "Нас четверо и вас четверо!" — пели в ответ клинки защитников. — "Наши хозяева не боятся смерти, мы сильнее", — завывали мечи убийц. — "Зато наши — лучше выучены", — огрызались степные сабли. Долго такой бешеный танец продолжаться не мог, и скоро одна из чёрных фигур совершила ошибку, попавшись на ложную атаку Кольгрима. Ещё несколько минут и остальные "чёрные балахоны" были убиты. Повернувшись к двери, Джебэ увидел, что и там последний натиск захлебнулся, а со стороны коридора слышны крики и шум от идущей на помощь посольской стражи. Они победили.

После того, как бежали последние синоби, перед обитателями посольства навис призрак катастрофы: погибла большая часть охраны, а все приехавшее посольство, кроме младшей целительницы да десятка Джебэ оказалось приковано к постели. И лекари в один голос заявляли, что даже пострадавшие меньше всего смогут приступить к обязанностям не раньше, чем через полгода.

С охраной решилось просто: для неё пригласили варягов с драккаров, стоявших в порту. Такого количества опытных воинов хватало взять "на щит" иной город — что уж говорить об одном небольшом посольстве. С заменой Ердена и Себьёрна было сложнее, но и тут всё вроде бы сложилось удачно. Когда уцелевший в резне Хамба заявил, что готов выступить на переговорах вместо раненых товарищей. К тому же, как добавил он в пространной речи, призванной ответить всем несогласным, только он и имеет здесь соответствующий статус и полномочия. А любого другого спесивые даймё не примут.

В хлопотах прошло три дня, нарушаемых лишь позвякиванием доспехов и оружия старательно охранявших посольство варягов. Джебэ, как самый старший из оставшихся офицеров, даже приказал, чтобы несколько воинов постоянно были при Хамбе на случай повторного покушения. А на четвёртое утро Джебэ приказал собрать всех во дворе. Хамбу, который и так все эти дни морщил нос от "засилья неотёсанных варягов", бесцеремонное отношение к своей персоне привело в бешенство: как его смеют тащить в такую рань из постели — словно ничтожного слугу! Едва увидев Джебэ, Хамба надулся от спеси и закричал, срываясь на визг:

— Да что ты себе позволяешь, щенок!

Договорить ему не дали. Из-за цепи воинов, окружавших двор, вышел Хаульфдан и медленно, громко и чётко выговаривая каждое слово произнёс:

— Хамба! Обвиняю тебя в том, что ты открыл ворота врагу!

Толпа загудела: обвинение было серьёзным. Хамба покраснел от гнева и возмущения, но оправдаться не успел. Вслед за Хаульфданом выступил следующий варяг:

— Воина, стерегущего калитку, закололи в спину. Закололи, после того, как он снял запоры. Отдать приказ открыть ворота мог только ты. Или командир стражи — но его убили ещё до нападения.

— Я как целитель подтверждаю время смерти командира стражи посольства, — звонким голосом добавила Альвхильд.

Хамба покраснел от негодования, собираясь указать наглым лжецам их место, как к нему подошёл Джебэ, и шепнул вполголоса: "Пятый двор по главной улице синего квартала".

После чего достал на всеобщее обозрение свою пайцзу, и прозвучал приговор.

— Как рука и голос Великого Курултая! Моим словом и именем Степи! Смерть!

Хамба повалился на землю и начал о чём-то молить, пытаясь целовать сапоги Джебэ, но тот брезгливо посмотрел на бывшего посла и пошёл в дом. Судьба предателя его не интересовала — пусть скажет спасибо за эти три дня жизни и за то, что его казнь будет длиться всего сутки. Виновного они вычислили уже к утру — но для Островов солнца открытые ворота и нападение были внутренним делом Степи. И хозяева предателя наверняка использовали бы это в переговорах, попытавшись убедить остальных даймё отказать Джебэ в признании равной заменой. По заметкам и записям командира стражи они сумели выяснить, куда ходил Хамба, посещая городские кварталы, и сегодняшней ночью взяли нужный дом штурмом. Теперь враги не смогут оспорить статус нового посла, даже если успеют собрать совет даймё за несколько часов, оставшихся до начала переговоров. В доме на окраине "синего квартала" свои оргии проводили манихеи, смертный приговор за это полагался и на островах Солнца.

Впрочем, на следующий день Джебэ уже думал, что Хамба отделался слишком легко. Кроме договора, из-за которого ехал Ерден, на обсуждении оказались ещё почти полтора десятка соглашений. И если бы задумка предателя и его хозяев удалась — Солнечные острова оказались бы закрыты для Степи. Джебэ каждый день с благодарностью вспоминал наставника Сиро и руководившего операцией в столице Торбьёрна. Первого — за знание языка и обычаев своей родины, а второго — за подобранных варягов. Умелые воины его десятка оказались заодно неплохими дипломатами.

Весь следующий месяц шли выматывающие переговоры, на которых Джебэ насмерть дрался за право степных коггов и драккаров, как и раньше, свободно заходить в порты Солнечных островов. Чем мог, помогал Ерден — но, прикованный к постели, он не мог заменить молодого посла на встречах и приёмах, многому пришлось учиться "на ходу". Впрочем, через несколько дней, когда спало первое напряжение, Джебэ с удивлением понял, что эти разряженные в шёлковые кимоно вельможи не так уж и сильно отличаются от крестьян и охотников, с которыми он общался во время службы на западной границе. Так же ненавидят соседа, так же скандалят и торгуются. И так же готовы всучить залежалый товар, если знают, что удастся сделать это безнаказанно.

После торжественного приёма в честь подписания последнего из договоров, Джебэ, к полной для него неожиданности, пригласил в родовой замок князь Тайра. Главный министр страны Тайра-но Киёмори в случае неуспеха терял больше всех: и сейчас он горел желанием отблагодарить посланца Великого хана, приняв того в своем доме. Это было высокой честью, особенно для чужеземца. И согласился Джебэ только поэтому, хотя уже ненавидел церемонии и торжественные приёмы до глубины души.

Родовое гнездо клана Тайра пришлось молодому послу по душе. Замок расположился не на высоком холме или берегу быстрой реки, а на болотистой равнине. Напоминая чёрным цветом стен и распростёртыми "крыльями" боковых башен умудрённого столетиями ворона, прикорнувшего вздремнуть неподалёку от берега моря, едва закончились годы усобиц. Тех кровавых десятилетий, когда князья и даймё нещадно сражались друг с другом, стараясь оказаться единственным владыкой красивой островной страны. Конечно, строения замка изрядно переделали — особенно восточную сторону "лунных покоев", предназначенных теперь не высматривать вражеские армии, а предаваться созерцанию красоты Луны. Суровое обиталище одной из знатнейших и влиятельнейших семей Островов превратилось в средоточие комфорта и роскоши. Но в своих корнях, угольно-чёрных, окружённых тройным рвом внешних стенах, башнях и бастионах, замок так и остался неизменен. И до сих пор был готов, при необходимости, стать неприступной твердыней и защитить своих обитателей.

Внутри замка царили обычаи Ниппон, ничуть не тронутые новшествами из-за океана. Стенные и дверные ширмы были расписаны по старинным канонам, над каждым входом висели бумажные фонари. Девушки-служанки носили цукэсаге с волосами, заколотыми кандзаси. Стража ходила только в до-мару и рогатых шлемах[3]. Едва сменишь по приезду халат на клановые кимоно и дзори — и кажется, будто иного мира там, по ту сторону моря, нет совсем.

Ниже замка расположилась гавань: когда-то неприступные ворота к сердцу рода, а теперь удобная пристань для прогулочных судов и пляж для отдыха. Впрочем, купаться Джебэ не очень любил. Но почти каждый день, невзирая на погоду, спускался смотреть на океан. В тот раз он был на пляже один — штормило, и никто из купальщиков не рисковал испытывать судьбу в столь неуютном море. Да и смотреть на пенные валы, раз за разом накатывающие на берег, среди местных считалось не очень хорошим занятием — слишком часто приходили в штормовую погоду ураганы, оставляя после себя смытые поля и обломки домов. Но Джебэ в приметы не верил и такие дни любил особенно. На пустынном берегу его охватывало какое-то странное чувство, когда ты словно растворяешься в безбрежном пространстве, ощущая себя одновременно и невесомой песчинкой, которую несут волны, и океаном, вечным и обнимающим мироздание.

Прогуливаясь вдоль берега, Джебэ вдруг заметил служанку, которая кого-то ждала. Удивлённый, мужчина подошёл ближе, и в эту минуту из воды вышла купальщица. При первом взгляде девушка не производила большого впечатления: невысокая и слишком худощавая. Но, присмотревшись, Джебэ подумал, что, пожалуй, именно такой можно представить себе богиню Солнца: розовое, будто святящееся личико, и свежие, точно для поцелуя сложенные, губки, и карие бездонные глаза, и пышные чёрные волосы цвета вороного крыла, и стройная шея, и божественная линия плеч, и гибкая, тонкая фигура. Нежная и свежая, словно только что распустившийся цветок. А юная богиня, не стесняясь наготы, прошла через пляж, укуталась в кимоно и, оставив неожиданному свидетелю своего купания изящный вежливый полупоклон, скрылась за поворотом дорожки к замку.

Снова он увидел девушку на следующий день. Распорядитель замка рассказал она дочь одного из даймё, вассальных клану Тайра и вхожих в родовой дом. Зовут её Хикари... Джебе сразу подумал, что девушка подобна своему имени, красива и так же многогранна. Ведь Хикари — это свет, но ещё имя ведут и от иероглифа "звезда", а ещё получают из иероглифов, которые звучат как "солнечный цветок жасмина"... вот только и вторая встреча оказалась короткой. Разговор строго по канонам вежливости и этикета — но оставляющий после себя чувство, что тебе нахально указали место среди остальных претендентов. Они могут надеяться, но никогда не добьются успеха.

Раззадоренный Джебэ начал искать поводы к новому разговору, к новой встрече — чтобы доказать и ей и себе, что юная гордячка ошибается, что ему не нужна благосклонность этого рассветного воплощения девы солнца Аматэрасу омиками. А как опытному дипломату нужно лишь полезное вежливое знакомство с родственницей одного из важных даймё Солнечных островов. Они танцевали друг вокруг друга словно мотылёк и свеча, часто, но незаметно, меняясь ролями, поочерёдно рискуя опалить крылья на сияющем огне, манящем в ночи одиночества.

Так пролетели три недели, а когда Джебэ отправился обратно в столицу, как-то само собой получилось, что Хикари последовала за ним: обычаи Островов позволяли незамужней девушке многое, пусть дело не заканчивалось браком — если, конечно, её избранник был более знатного рода, влиятелен или прославил себя как известный воин или капитан. И Джебэ был рад, что этот обычай эпохи усобицы сохранился до сих пор... Влюблённости были у него и раньше, но Хикари вдруг стала первой, кто воплотил в себе смысл жизни. Месяцы в столице пролетели незаметно — только любовь и страсть, то взлетавшие жарким всесжигающим пламенем, то горевшее ровным тёплом домашнего очага. Едва кончались ежедневные рутина и посольские дела, Джебэ спешил к своему солнцу — или Хикари приходила к нему. И они оставались неразлучны до тех пор, пока свет утренней зари не окрашивал в жемчужные тона стёкла и мозаики окон. Ничто не возмущало их покоя, ни одна сила мира не могла их отделить друг от друга. Она клала голову ему на грудь, и они разговаривали друг с другом не произнося ни слова.