Начало конца

     Предисловие автора

     

     Уважаемые читатели! В свете последних событий, считаю необходимым сказать несколько слов о настоящем рассказе, расставить точки над «ё» и объясниться, дабы не было кривотолков.

     Рассказ этот вчерне был написан в далёком 2013 году. Я задумывал его как ретроспективу к тогда ещё повести «2077», ставшей впоследствии романом «Год 2077-й». В 2014 году в январе я переработал текст, отвязав его от повести, и опубликовал его под заголовком «Начало конца». События рассказа происходят в мире, где в России к власти пришли радикальные националисты. Новая «Русская Власть» устанавливает в России фашистский режим с элементами теократии, проводит декоммунизацию и в итоге устраивает мировую войну, выступая в этой войне агрессором...

     (К слову, в романе «Год 2077-й» читатель постоянно видит последствия «декоммунизации» в названиях переименованных до ядерной войны новой властью городов и улиц. Однако войну там начали США, а не Россия. А в повести «2077» герои точно не знают — кто начал.)

     Рассказ вызвал много возмущений, ненависти и даже угрозы в мой адрес со стороны читателей. Недовольным читателям не понравилось, что в воображаемой автором реальности рассказа Россия показана агрессором. Меня стали обвинять в русофобии.

     Несколько раз я отвечал на обвинения: объяснял, что рассказ — предупреждение; что он не о той России, в которой мы живём; что он о России, в которой фактически произошёл госпереворот, фашисты к власти пришли... Стоит ли говорить о том, что объяснения не были услышаны?.. Оскорбления и обвинения в том, что я «оправдываюсь» — таков был результат. Как говорится, слепому — не покажешь, дураку — не докажешь...

     Сегодня, спустя восемь лет после первой публикации «Начала конца» можно сказать, что я отчасти ошибся страной. Потому как новая «Русская Власть» образовалась не в России, а на... Украине — «Украинская Власть». «Отчасти» — потому, что, в отличие от России, у Украины нет ядерного оружия, которое новая украинская фашистская власть смогла бы применить. У вас есть сомнения насчёт того, применили бы укрофашисты ядерное оружие против России, или нет, буде таковое у них имелось? У меня сомнений нет. Применили бы, как применяли последние восемь лет мины и ракеты против мирного населения Донбасса — против женщин, детей, стариков. Применили бы! Когда фашисты приходят к власти, они всегда применяют всё то, что у них есть.

     Сегодня, когда армия, флот и ВКС России проводят спецоперацию по демилитаризации и денацификации Украины — спецоперацию, которую я как человек придерживающийся коммунистических антифашистских взглядов и как гражданин своей страны, как военнослужащий запаса, дававший присягу, поддерживаю, — вполне могут отыскаться дураки и подонки, которые скажут: «Вот! Смотрите! Симоненко — русофоб! Он против России! Ведь в его „Начале конца“ Россия — агрессор, как сегодня и говорит весь цивилизованный мир!»

     Дуракам и подонкам я ничего говорить не буду; я вообще не для них это пишу. Вам же, мои читатели — кто, возможно, ещё не читали «Начало конца», хочу сказать следующее:

     Книги пишутся не всегда для развлечения. Иногда книга — высказывание опасений автора, предупреждение, попытка прозрения. В 2014 году в предисловии к рассказу я написал, что эта история «вымысел... но, кто знает, что нас ждет дальше...», что надеюсь «что то, о чём я написал в „Начале конца“, никогда не произойдёт с нами». Я и сегодня продолжаю надеяться. Пример Украины с её «новой властью», с «декоммунизацией», с «дерусификацией», с терроризированием этой властью собственных граждан из-за языка, из-за политических взглядов, из-за культуры — напоминает мне об опасности фашизации. Чума фашизма способна прорости везде, — только дай семечку упасть и не тревожь некоторое время. Проросло на Украине, прорастёт и в России, — только дай волю националистам (а они и у нас есть), «декоммунизаторам», либеральной погани, дремучим мракобесам или представителям новой волны фашизма, которая сегодня уже захватила страны Запада — фашизма, в котором на место «сверхчеловека» встаёт дегенерат и моральный урод; только дай им волю...

     1 марта 2022 г.

     

     Начало конца

     

     В помещение перед лифтом вошли пятеро. Это были мужчины в обычной гражданской одежде, среднего роста, в возрасте от двадцати пяти до тридцати пяти лет.

     Капитан РВСН России Владимир Скворцов, одетый в синие джинсы и светло-серую футболку, как и его сослуживцы, выглядел нарочито не по-военному.

     Простой обыватель вряд ли смог бы определить по внешнему виду, что эти люди — военные. Обычных военных — пехотинцев или десантников довольно легко узнать по выправке, физической форме, короткой стрижке; наконец, по манере держаться. Эти же офицеры, подобно агентам внешней разведки, выглядели кем угодно, но только не военными.

     Старший лейтенант Мелов, старший лейтенант Данилов, лейтенант Степашин и лейтенант Ефимов выглядели столь же неприметно, как и их командир.

     В лифтовом холле офицеры по очереди приложили ладони к экрану сканера справа у входа в кабину лифта, дверь втянулась в стену и все пятеро вошли в кабину. Скворцов нажал одну из кнопок на панели управления, и на табло рядом с кнопкой загорелась пиктограмма — зелёная стрелка, указывающая вниз и рядом цифры: -550. Под кабиной глухо прогудело — это сдвинулась в сторону стальная плита, открывающая шахту для прохода лифта — и все в лифте на мгновение ощутили чувство лёгкости. Кабина пошла вниз...

     

     Объект начали строить ещё при СССР, когда скрыть факт такого строительства было куда легче, чем в последовавшие за развалом Союза десятилетия.

     Чтобы сохранить существование Объекта в тайне, на его территории вначале нулевых совместными усилиями Спецстроя Минобороны и ФСБ была создана «полукриминальная» структура в виде ЧОП. Фирма эта быстро «поднялась» и вскоре уже твёрдо держала руку на пульсе как криминальной жизни близлежащих населённых пунктов, так и полукриминальной — вплоть до местных гражданских властей. Под видом разного рода охранников и телохранителей сотрудники службы безопасности Объекта бывали в офисах большинства организаций и коммерческих фирм расположенного в двадцати пяти километрах к востоку от Объекта города N.

     Скворцов дежурил сутки через двое, и в тот летний день он, как обычно, вышел к семи часам утра на троллейбусную остановку, где сел в неприметный микроавтобус с тонированными окнами. В салоне микроавтобуса уже собрался весь состав смены. Машина доставила их на Объект, расположенный на окраине окружённого горами посёлка.

     Территория «фирмы» была огорожена обычным для тех мест железобетонным забором из готовых, похожих на шоколадную плитку, секций с пущенной поверх колючей проволокой. Охранялась территория, на поверхностный взгляд, не особо строго — как говорится, без фанатизма. Местные жители иногда видели прогуливавшихся вдоль забора «ЧОПовцев», но особого внимания те к себе не привлекали: охранники и охранники... — типичные бездельники, каких в последние годы развелось немало. На самом же деле каждый такой «охранник», помимо болтавшейся у него на поясе дубинки и слабенького «травмата», был вооружен пистолетом с глушителем, носимым в скрытой под кителем кобуре, а их начальник имел звание не ниже капитана.

     Попетляв по территории, микроавтобус въехал в ангар с надписью «СКЛАД» на воротах. Это и был склад. Только склад этот имел одну особенность: задняя часть ангара примыкала вплотную к бетонированной террасе, — дальше начинался пологий отрог невысокой сопки, часть которого срезали, чтобы освободить место под ангар. Внутри отрога проходил транспортный тоннель.

     На пятачке за воротами микроавтобус развернулся, состав смены высадился и проследовал пешком вглубь ангара. Дальше проезд был заставлен палетами с картонными (на первый взгляд) коробками и двумя тяжёлыми электропогрузчиками.

     Для постороннего взгляда здесь было много странного. Одни только охранники с лицами церберов чего стоили! Ну и, конечно, ворота в дальнем конце ангара, за которыми начинался квадратный тоннель протяжённостью в полсотни метров (высота и ширина тоннеля позволяли легко разминуться в нём двум армейским КамАЗам); сразу за воротами был КПП с вооружённой — уже открыто и весьма серьёзно — охраной Объекта.

     По тоннелю они прошли до открытых гермоворот, за которыми лежало освещённое тусклыми прожекторами помещение в полтора раза больше ангара. В помещении этом слева один за другим стояли четыре бронетранспортёра БТР-90, а справа — два тентованных КамАЗа. Дальше за БТРами в монолитной бетонной стене были выходы ещё двух, закрытых гермоворотами тоннелей, о назначении которых составу смены ничего известно не было. За КамАЗами, почти впритирку к стене стоял новёхонький гусеничный трактор Т-150 с бульдозерным отвалом. Рядом с выходом из тоннеля была гермодверь, какие можно увидеть в любом гражданском бомбоубежище; справа от двери — квадратное окошко, в окошке — лицо дежурного службы охраны Объекта. За гермодверью следовала дезактивационная камера (в её использовании пока не было необходимости и потому в ней обычно не задерживались), миновав которую, состав смены оказывался в небольшом помещении, из которого вели три двери: в дежурку, на аварийную лестничную клетку и в лифтовый холл.

     

     ...Замедлившись в конце спуска, кабина проползла последние метры и остановилась. Выйдя из лифта, Скворцов с товарищами прошли последний пост контроля.

     Рядом с дежуркой (такой же, как и наверху) было небольшое помещение с металлическими шкафчиками вдоль стен и скамьями в центре, где состав смены переоделся в форму. Получив у дежурного по нижнему уровню табельное оружие, они, в сопровождении помощника дежурного, прошли по тесному, освещённому зарешёченными жёлтыми плафонами коридору. Через ещё одну гермодверь попали в железобетонную трубу тоннеля, где на утопленных в пол рельсах стояла электродрезина. Вдоль стен бетонной трубы тоннеля тянулись уложенные в специальные держатели кабели и трубы разных калибров с прикреплёнными к ним табличками с малопонятными трафаретными надписями.

     Смена разместилась на пластиковых сиденьях, помощник дежурного — чернявый лейтенант с серьёзным лицом, отключил кабель подзарядки аккумуляторов, и занял своё место у пульта управления тележкой. Впереди были ещё два с половиной километра тоннеля...

     

     ...Монотонно гудя электродвигателем, дрезина бодро бежала по игрушечным рельсам. Горящие жёлтым светом плафоны проносились навстречу по потолку бетонной трубы над головами пассажиров. Когда до конечного пункта оставалось около сотни метров, дрезина сбросила скорость, проскочила развилку и вошла в затяжной поворот. Впереди показался выход из бетонной трубы, блестевший ярким, почти дневным светом. Это была станция.

     Дрезина вкатилась в помещение с низким — около двух с половиной метров от бетонного пола — потолком. Зал станции — прямоугольного помещения примерно сорока метров в длину и пятнадцати в ширину — освещали яркие люминесцентные лампы дневного света. Шесть квадратных колонн — три справа и три слева от утопленной в бетонный пол узкоколейки — подпирали тяжёлый потолок. На станции было восемь гермодверей, подобных той, через которую и они попали в тоннель, — по четыре слева и справа. В дальнем конце зала узкоколейка снова ныряла в бетонную трубу, которая плавно заворачивала вниз и влево.

     В командный пункт «Рябина-17» вёл короткий коридор, начинавшийся сразу за первой дверью слева. Другие двери вели в помещения отдыхающей смены, столовую и склад НЗ, которые также соединялись с командным пунктом. За дверями справа располагались аварийная генераторная и системы жизнеобеспечения, а также резервуар с водой — всё для автономного функционирования комплекса в течение одного месяца.

     Им оставалось пройти всего ничего — несколько метров по коридору, за которым центр управления, когда по полу пробежала лёгкая дрожь. Гражданский, возможно, принял бы это за землетрясение, но ни Скворцов, ни его товарищи так не подумали. Они тотчас всё поняли: это был множественный запуск. Запуск командных ракет системы «Периметр»...

     

     В общих чертах задача «Периметра» к тому времени была известна любому интересовавшемуся вопросами ядерного вооружения. Из Интернета можно было узнать немало интересных, порой противоречивых сведений, из всей массы которых выделялось главное: система эта раньше, ещё при СССР, существовала. Во времена Холодной Войны американская пропаганда даже дала «Периметру» несколько пафосно-зловещих названий, среди которых были «Dead Hand» и «Машина Судного Дня». Главным предназначением этой самой «машины», по мнению американских экспертов, было полное уничтожение жизни на планете во славу коммунизма. Но потом наступил 1991 год, СССР не стало и о «Периметре» на время забыли. С появлением же Интернета внимание к этой системе возобновилось, но уже не с подачи ангажированных СМИ, а из искренней любознательности интернет-пользователей. Отметая в сторону всякий параноидальный бред, коего в Сети было предостаточно, о «Периметре» можно было сказать следующее: система эта в действительности была и предназначалась она для гарантированного ответного удара по стране-агрессору в случае уничтожения Верховного Главнокомандующего и Генерального Штаба. Даже если приказ от высших звеньев не поступал, система была способна нанести ответный удар самостоятельно, без участия человека. Это и был главный фактор сдерживания.

     КП «Рябина-17» был одним из десяти объектов системы «Периметр» оставшихся на территории Российской Федерации после развала Союза.

     

     ...Когда Скворцов с товарищами влетели в помещение командного пункта, начальник сменяемой смены майор Белогоров стоял, склонившись над интерактивным рабочим столом — развёрнутым сенсорным экраном два на два метра и толщиной в сантиметр, лежавшем на металлическом столе, вполне обычном, сделанном ещё в прошлом веке. В ярком освещении были заметны проступившие на висках и шее майора капельки пота.

     В помещении было тихо. Весь состав смены находился на своих местах и скупыми нервными движениями напоминал роботов. Лица офицеров были бледны.

     — Что случилось, Андрей? Почему ушли ракеты? — спросил сходу майора Скворцов.

     — Началось, Володя... — ответил Белогоров.

     Это был короткий и исчерпывающий ответ. В голове капитана как будто щёлкнул тумблер: всё происходившее стало как на экране... или даже в виртуальной игре-симуляторе: раздражитель — анализ — вывод — действие.

     — Кто начал первым... они, или?..

     — Мы, Володя, мы начали... — Майор смахнул ладонью пот с лица, глядя на рабочий стол с картой мира, на которой то тут, то там появлялись красные точки. — Ракеты запустила Москва, я лишь дал подтверждение. Четыре ракеты ушли, пятая в шахте. Не отзывается...

     — Сколько осталось городу?

     — Минут пятнадцать, может, семнадцать...

     Запущенные командные ракеты в это время уже неслись по заданным заранее траекториям, подавая один и тот же сигнал, заглушить который для противника было задачей почти невыполнимой. Таких ракет в небе над Россией было тринадцать, и каждая подавала одну и ту же команду, дублируя сигнал остальных. Повинуясь этому зову, в горах и лесах открывались пусковые шахты и выпускали в небо таившиеся в них до этого часа межконтинентальные баллистические ракеты, в морях и океанах всплывали для пуска субмарины, с аэродромов взлетали стратегические бомбардировщики.

     — Не стойте, ребята, — произнёс Белогоров. — Коваленко дал канал связи с городом, звоните родным.

     Последние слова дежурного майора вырвали пришедших со Скворцовым из короткого оцепенения: все рванулись к пультам, принялись по очереди с офицерами сменяемой смены набирать городские номера. В помещении командного пункта поднялся шум; каждый что-то говорил в гарнитуру, спешно объяснял, кричал, приказывал...

     

     Владимиру Скворцову было тогда тридцать четыре года, и последние девять он был женат на Светлане — тридцатидвухлетней худенькой кареглазой женщине, преподавателе русского языка и литературы. Светлана была уже на девятом месяце, и в сентябре семья Скворцовых должна была увеличиться до четырёх человек. Третьей была их семилетняя дочь Анечка — подававшая надежды маленькая гимнастка и просто умница, собиравшаяся в сентябре идти в первый класс. Скворцовы жили в служебной двухкомнатной квартире, на восьмом этаже шестнадцатиэтажного дома в новом микрорайоне города N.

     С юности Владимир был патриотом своей страны. Его отец и дед были военными. Дед воевал в Великую Отечественную и дошёл до Берлина, отец был офицером Советской Армии. Дед с отцом тоже были патриотами, но они были патриотами совсем другой страны. Владимир же был патриотом России новой — России претендовавшей на преемственность той царской России, от которой измученный царизмом народ избавила революция 1917 года, и о которой, спустя семьдесят лет, бросившаяся наперебой угождать сменившейся власти интеллигенция принялась скорбно вещать как о «России, которую они потеряли». Владимир служил этой России и, как он всегда думал, защищал её своей службой, ведь он был частью того, чему ещё во времена службы его отца было дано благородное и грозное название: Ядерный Щит Родины. Именно Щит. Не меч. Щит!

     

     ...Владимир набрал домашний номер. Трубку взяли после пятого гудка.

     — Алло... — ответил в наушнике голос Светланы.

     — Света! Это я. Номер служебный. Слушай, и не перебивай. Сейчас берёшь Анюту, обуваетесь обе в кроссовки, берёте с собой одеяло, пятилитровую баклажку с водой, что на кухне стоит, куртки... в кладовке лежит рюкзак, берёшь его... там противогазы и всё необходимое на первое время, и бегом — слышишь? — бегом вниз! Лифтом не пользуйтесь, ни в коем случае. По лестнице — вниз. Времени вам — пять минут. Через десять по городу будет нанесён ядерный удар...

     — Как?.. Володя?..

     — Не перебивай. Бегом. Вас не должно быть в доме. Дом может обрушиться. Бегом на подземную стоянку! В дальний от въезда конец второго уровня, он не под домом. Там есть вентиляция, но дышать без противогазов будет нельзя. Запомни это. Не пытайтесь выходить на поверхность! Поняла?

     — Но, Вова... — начала, было, жена.

     — Поняла? — он понизил голос.

     — Да. Да, я поняла.

     — Через сутки я за вами приду. Всё. Я люблю вас, мои девочки.

     — Но... Откуда...

     — Бегом! Бегом из квартиры! По лестнице! — Он почувствовал, что сейчас сорвётся на крик. — Всё, отбой!

     Скворцов нажал кнопку. Его рука слегка вздрагивала, по щекам стекали две мутные капли, которых он не замечал. Лицо было как каменное, как лицо памятника герою из прошлого, что продолжал стоять в городе N на проспекте Ленина, несмотря на все попытки новой власти перенести символ не то «тоталитарного прошлого» не то «безбожной власти» (в зависимости от того, кто говорил) куда-нибудь подальше от центра...

     

     Капитан Скворцов, конечно же, не раз думал об этом — обыгрывал в мыслях разные сценарии. Но сценарий, в котором Россия становится агрессором, он никогда не рассматривал всерьёз. В его голове просто не укладывалось такое развитие событий. Ведь всем известно: если кто и начнет Третью Мировую, то это обязательно должны быть проклятые пиндосы, или, на худой конец, китайцы, но не Россия, у которой особенная стать, которая есть оплот духовности и спасительница человечества от всяких мерзостей, рвущихся на Святую Русь из развращённого Запада. И ведь, вот же, начала ведь Россия вставать с колен, с приходом новой власти — Русской Власти! Ведь начала же!

     

     ...Владимир стоял, уставившись на карту, на которой появлялись всё новые и новые точки с расползавшимися от них концентрическими кружками разных оттенков красного, оранжевого и жёлтого.

     В голове проносились противоречивые мысли. Всё переворачивалось с ног на голову и обратно. Всё, во что он верил, оказывалось ложью. Государство, которому он служил, оказалось агрессором, разрушителем мира.

     Его дочь... В каком мире она теперь будет жить? И будет ли она жива завтра? Он хорошо понимал — что происходило в тот момент в красных точках: миллионы таких же, как его жена и его дочь, жён и дочерей, миллионы чьих-то матерей, отцов, сыновей горели. Горели живьём, не поняв даже за что, почему их постигла эта участь...

     

     И ведь всё к тому шло. Как он мог этого не замечать? не понимать? как мог быть настолько слепым? Проводимая новой властью («Русской Властью» — как с гордостью эту новую власть называли патриоты-националисты) внешняя политика просто должна была привести к катастрофе, всякий трезвомыслящий человек это понимал (но не он — он не хотел понимать). Многие об этом говорили, многих за такие разговоры сажали. Уголовный кодекс быстро пополнялся соответствующими статьями. К давней мракобесной статье за «оскорбление чувств верующих» прибавили «богохульство» и «оскорбление лица имеющего духовный сан»; появились статьи за «аморальное поведение» (по этой новой статье легко можно было привлечь к ответственности чуть ли не каждого второго), за «совместное проживание вне брака» (чтобы избежать преследования по этой статье, требовалось вступить в законный брак, — причём выданное любым попом «свидетельство» приравнивалось теперь к свидетельству из ЗАГСа) и, конечно, главный инструмент подавления любой оппозиции — хоть либеральной, хоть националистической, хоть красной, — статья за «оскорбление Государства» (трактовать которую можно было как угодно самому оскорбляющемуся, в лице его представителей — всевозможных чинуш регионального и федерального масштаба во главе с господином Президентом).

     А началось всё после прошедших весной позапрошлого года «досрочных президентских выборов» (на деле: уже отработанной схемы по легитимации навязанного народу узким кругом «хозяев жизни» кандидата). С приходом в Кремль нового Президента прошла тотальная зачистка всей горизонтали власти. На смену одряхлевшим паханам и царькам, урвавшим свой кусок пирога в лихие девяностые и «стабильные» Путинские нулевые, пришли патриотичные молодые военные и фашиствующие «русские предприниматели». Многие, как среди военных, так и среди предпринимателей состояли в теснейших связях с Церковью и различных сектах правого толка, вроде неоязычников и трезвенников-фанатиков, видевших за каждым углом масонский заговор против Государства Российского.

     Градус православного патриотизма повышался день ото дня: в СМИ началась настоящая истерия против всего, что не вписывалось в рамки «русской культуры» (написано в кавычках потому, что к подлинной русской культуре эта самая «русская культура» имела мало отношения). Причём истерия была направлена как против влияния стремительно деградировавшего Запада, так и против советского прошлого. Вождя мирового пролетариата таки вынесли из Мавзолея и кремировали, на радость господам либералам, националистам и попам-олигархам с их паствой. (Впрочем, не все либералы были тому рады. Многие видели в этом прямой намёк на то, что новая власть решила окончательно отказаться от тех прав и свобод, которые гарантировались гражданам «этой страны» законодательными актами за подписью кремированного.) Переименовывались города и улицы, рушились памятники, закрывались музеи. На площадях и в парках ставились новые памятники — русским царям и их верным полководцам. Как грибы после дождя повсюду росли церкви. На развилках автодорог, на въездах в города и посёлки, на улицах этих самых городов, в парках, в скверах, в больницах, в школах, в институтах, даже в детских садах... везде — кресты и кресты. Были приняты законы, запрещающие массовую (всерьёз поднимался вопрос и о частной) демонстрацию большинства кинофильмов (и даже детских мультиков), как западных, так и снятых в СССР, как «экстремистских», «русофобских» и «растлевающих» (у новой власти было весьма своеобразное понимание того, что есть экстремизм, русофобия и растление). За пост в соцсетях про «Незнайку» теперь можно было получить реальный срок.

     Естественно, такие действия власти вызывали сопротивление в обществе. Народ выражал своё недовольство не только срыванием табличек с новыми названиями улиц. Получали кувалдой по каменным головам изваяния членов Дома Романовых и белых генералов; кое-где запылали церкви и поповские лимузины; то тут, то там появлялись всё новые и новые «черноморские», «поволжские», «сибирские» и прочие партизаны. С большинством партизан довольно быстро разобрались спецслужбы и частные военные компании (последние наконец были легализованы). Что и неудивительно. Ведь тем самым большинством были обычные граждане, в прошлом законопослушные отцы семейств и молодые парни и девушки — совсем не тот уровень, чтобы противостоять профессионалам и наёмникам. Но оставалось и меньшинство, объявленное властью «террористами», с которым до последнего дня боролись спецслужбы. «Терроризм» этих групп заключался ни сколько в силовых акциях против откровенно фашистской власти (хотя, отдельные партизанские группы периодически уничтожали представителей новой власти и их боевых псов), сколько в информационных атаках на СМИ, в результате которых миллионы оболваненных граждан узнавали много нового об этой самой новой власти.

     

     — Осталось восемь минут. Примерно. Точнее не скажу. Спутники уже вырубились... — доложил севшим голосом лейтенант из старой смены, ни к кому конкретно не обращаясь.

     Владимир перевёл взгляд на интерактивную карту: новые точки перестали появляться. Уже отмеченные имели подписи, сообщавшие о том, что данные неточны по причине отсутствия связи со спутниковой группировкой.

     — Ростова и Краснодара больше нет, — доложил спустя минуту старлей, сидевший рядом с осипшим лейтенантом за соседним пультом.

     

     Через одиннадцать минут и десять секунд над городом N, в районе центрального парка, загорелось маленькое солнце — это была одна из боевых частей американского Минитмена. В эпицентре взрыва испарилось всё, от железа до бетона. Дальше от эпицентра на тротуарах и фасадах домов мгновенно появились тени от шедших ещё секунду назад на работу, в школу, просто в магазин, уже исчезнувших, переставших существовать людей. После вспышки от них остался лишь прах и мелкие угли.

     Когда-нибудь, эти тени будут наводить ужас на забредших сюда жителей уже другого, постъядерного мира.

     Спустя пять секунд вторая вспышка осветила промзону города N, и там всё повторилось...

     Огненные штормá, вслед за взрывными волнами, расходились в разные стороны; разрушенные здания горели как факелы, кипел асфальт, плавились трамвайные рельсы, горели продолжавшие ехать по ним трамваи; горели автобусы и троллейбусы, горели юркие маршрутки и многочисленные легковые автомобили; транспорт на улицах города корёжился на ходу от высоких температур; внутри горели люди — тысячи людей, оказавшихся слишком далеко от эпицентров, чтобы испариться, приняв мгновенную смерть, горели заживо, не имея никакой возможности спастись.

     За секунды центр города был обращён в руины.

     

     Новые микрорайоны и пригороды пострадали меньше. Возможно, в этом был какой-то просчёт или незапланированное отклонение траектории полёта боеголовок, но сложилось, как сложилось: основной удар пришёлся на административный центр города и промзону, а не на спальные районы. Новостройка, в подземном гараже которой прятались Светлана с дочерью и ещё две женщины с детьми, которых Светлана завернула прямо с лестницы, устояла.

     Здесь взрывная волна, успевшая растерять бóльшую часть своей сокрушительной силы, уже не смогла нанести существенных повреждений. Бóльшая часть застройки микрорайона осталась стоять в виде выгоревших коробок с симметрично правильно расположенными в них чёрными квадратиками окон. Здесь на стенах домов уже не было причудливых и пугающих теней. Владимир Скворцов видел эти тени, когда специально оборудованный для ведения химической и радиационной разведки местности БТР-90 объезжал один из эпицентров. Полностью лишённая оконных стёкол новостройка продолжала стоять нетронутая огненным штормом (только с одной её стороны взрывной волной сдуло часть выступавших из фасада балконов). Широкие проспекты новых микрорайонов стали для огненного шторма непреодолимым препятствием.

     Басовито урча дизелем и прорезая пыльную темноту противотуманными фарами, на второй уровень парковки въехал БТР. Боевая машина остановилась посередине гулкого бетонного помещения, в котором легковушек насчитывалось меньше двух десятков.

     Скворцов выбрался наружу. На нём не было химзащиты, только полевая форма и противогаз. Поправляя ремень висевшего на плече короткого автомата, он резким движением оборвал с плеча один из погонов, повертел в пальцах, потом сорвал второй и зашвырнул в темноту, в сторону от освещённого фарами участка стоянки, стараясь закинуть ставшие ненавистными знаки отличия как можно дальше от себя.

     Он не хотел более называться офицером — офицером той «новой» России, которая уничтожила мир на Земле. Офицерами были его дед и отец. Вот на их плечах лежали настоящие погоны, которыми можно было гордиться. А эти... нет. Владимир Скворцов более не капитан.

     Он снял противогаз и громко позвал:

     — Света! Анюта! Девочки мои!

     Тишина.

     — Света! — повторил он и закашлялся.

     В этот момент где-то рядом тявкнула собака. Сплюнув на пыльный пол, Скворцов обернулся к транспорту и подал знак механику-водителю.

     На БТРе включили фару-искатель и яркий луч принялся шарить по пустынной стоянке.

     На редко стоявших машинах лежал толстый слой пыли и куски обвалившейся с потолка штукатурки; из-под одной, в дальнем углу уровня, блеснули жёлтые испуганные глаза — собака выглядывала из-за колеса внедорожника. Из пасти животного вырвался короткий скулёж, а за тонированными стёклами в салоне машины кто-то пошевелился.

     — Саша, посвети-ка ещё раз вон на тот джип... — Владимир указал рукой направление.

     Луч вернулся, и Владимир пошёл в сторону машины.

     — Света! Анечка, доченька! — снова позвал он.

     Задняя дверь джипа приоткрылась. Из-за двери выглянула чумазая девчушка, ровесница его дочери — Настенька из квартиры двумя этажами ниже. Владимир узнал девочку. Следом выглянул мальчишка постарше, тоже соседский, и только после — его жена и дочь.

     — Папа! Папочка, мы тут! — услышал он голос дочери.

     Всего в машине оказалось восемь человек: три женщины и пятеро детей. Все, кого Светлана встретила по пути к парковке. По счастью, у одной из женщин с собой оказались ключи от машины, и все они смогли укрыться в герметичном салоне. В машине было темно — электромагнитные импульсы сделали своё дело. Запустить двигатель не удалось. Но это и к лучшему: пожары и радиоактивный фон на поверхности не оставили бы им шансов.

     

     В тот день, за несколько часов погибли сотни миллионов людей в разных странах, на разных континентах земного шара. Миллиарды были обречены на мучительную смерть от лучевой болезни, массовых отравлений и голода.

     В каждый последующий после ударов день всё меньше и меньше солнечного света пробивалось сквозь облака пыли и копоти, поднятые взрывами в верхние слои атмосферы. Постоянно идущие радиоактивные дожди не вымывали сажу. Тысячи взорвавшихся в короткий промежуток времени ядерных боеголовок вызвали подвижки земной коры, разбудив множество крупных вулканов. Повсюду горели угольные пласты, выбрасывая миллионы тонн гари в атмосферу, горели леса, горели нефтяные месторождения, горели города.

     Спустя пять-семь-десять дней (в разных регионах по-разному), выжившие не увидели восхода солнца. Вскоре началась зима.

     

     2013-2014, 2022 годы