Сашенка

Сашенька — красивая женщина.

Её бабка по матери была татаркой, наверно поэтому её красота имеет восточный привкус.

Глазищи у неё огромные, а ресницы длинные густые и жёсткие. Волосы тёмные, почти чёрные и кожа слегка смуглая, как будто не совсем сошёл летний загар.

Особое её достоинство в том, что бёдра у неё шире плеч. Когда она проходит мимо взгляд любого мужика непременно тянется следом.

Чего юлить, скажу прямо — у неё потрясающая попа.

Её муж работал в "силовой структуре". Там же работает мой старый знакомый — Андрей. Поэтому я часто пересекался с этой парой. На днях рождения, на праздниках, на пикниках.

Видно было, что люди любят друг друга. Всегда рядом, всегда под ручку или за ручку, всегда подолгу смотрят друг на друга.

Вот сидят за столом, Илья что-то рассказывает, а Сашенька смотрит на него не отрываясь и слегка улыбается. Не пара, а заглядение.

Дочка Танюшка тоже красавица восточная, в маму. Шустрая такая девочка, разговорчивая, раскованная. Но не избалованная. Видно, что родители её любят, хоть дисциплину и держат.

И всё бы прекрасно, но грянула беда.

В 2004 году в августе Илья умер. Прямо на рабочем месте, в кабинете. Один сердечный клапан закрылся, а второй не открылся и сердце порвалось.

Ничего не предвещало. Никаких симптомов. Всегда был здоровый, как слон.

Каждый год дважды проходил медкомиссию. Он ведь был не кабинетный работник — постоянно на оперативных выездах. То гоняют кого-то, то вяжут, то в засаде сидят, то в перестрелке колбасятся.

И всегда все медицинские показатели в норме. А что ему сделается — не пьёт, не курит, рукопашник КМС.

Но вот видишь ты, как получается. На ровном месте — бац, и нет человека.

Представляете, что было с Сашенькой. Я приехал на кладбище на похороны и не узнал её. Скелет. Почернела вся.

А примерно через полгода, зимой, моя "крыша" Андрей звонит мне. Спрашивает — Ты Сашеньку Бубенец помнишь?

— Конечно, помню. У неё что-то случилось?

— Нет, ничего не случилось. Она пришла тут ко мне, работу просила подыскать. Ну, я ей посоветовал на бухгалтерские курсы... Она два месяца отучилась, но это мало. Я хочу её вместо Витьки управляющим поставить.

— А она справится? Без практики-то. (Витька не справлялся, это было всем ясно)

— Думаю — справится. Она умная. Ты бы её постажировал, у тебя ведь опыт. Рассказал бы ей — что и как. Сам-то я в этом деле ни бум-бум.

— А у неё что, трудное материальное положение?

— Почему "трудное"? Нормальное у неё положение... Ей нельзя дома одной сидеть. Ей надо к людям.

Надо сказать, что и мой знакомый Андрей, и покойный Илья крышевали некоторые конторы. Умно крышевали, деликатно и полезно. "Подгоняли" покупателей и поставщиков, делали козью морду всякому бандитскому отребью, защищали от наездов других силовиков.

Поэтому пристроить на работу жену покойного друга — не проблема.

У Сашеньки от мужа осталась хорошая трёхкомнатная квартира, дача в два этажа в престижном элитном кооперативе, машина. На Танечку платили неплохие алименты по потере кормильца.

Вот только любимого человека это никак не заменит.

Короче, я согласился. Ей передали мой номер телефона, мы созвонились и начал я её натаскивать.

Сам я в то время работал в одной строительной конторе. Волок всю административную работу. Фактически выполнял обязанности директора (пока тот пил без просыху, да по бабам). В общей сложности полтинник на руки выскакивал.

Ну вот...

Подобрал литературу, поставил на Сашин домашний компьютер программу.

По вечерам Сашенька приезжала на своей "хондочке" за мной, везла меня к себе домой, и там я рассказывал ей то, чего в институте никогда не расскажут.

Она, действительно, оказалась очень умным человеком и всё схватывала на полуслове. Молодец.

Потом отвозила меня домой.

Всё это длилось почти три месяца.

Я уже ей говорил — Саша, — мол, — ты уже готова. Давай, выходи на работу. Теория теорией, а практики она не заменит.

— Боюсь.

Ребёнок, честное слово.

Она ведь не работала, пока Илья был жив. Сидела дома, занималась дочкой, что-то там вышивала, разводила цветы. А тут, в тридцать два года жизнь надо заново начинать.

Но в конце мая она, наконец, решилась и вышла на фабричку. Управляющим вместо Витьки. Фактически — директором.

А ко мне ездить не перестала. Не каждый день, конечно, но разик-другой в неделю заскакивала, консультировалась, спрашивала — что, как и почему.

Звонила часто.

И странное дело. Она чрезвычайно умный человек, всю систему поняла с лёту, но иногда приедет и такие банальные вещи спрашивает, что я только руками разводил.

Как-то посетовал женщинам-бухгалтерам. Вот, мол, бестолковая какая. А бухгалтер по зарплате мне пояснила.

— Юрий Николаевич, — говорит она мне, — девочка к тебе не за знаниями приезжает.

— Здравствуйте!... А зачем же ещё?

— Да она просто к тебе приезжает. Нравишься ты ей.

Тут надо пояснить про себя. Мне к тому времени было почти 52 года. Рост 167. Лысый. Страшный.

В то время я жил один. Со старой пассией расстался. Нехорошо как-то разбежались. Но это другой рассказ.

Есть, конечно, у меня достоинства.

Например — я умный. Женщины меня, из-за моей неказистости, в большинстве своём не замечают. Но это только до того момента, пока я не открыл рот и не заговорил. Как только я пообщался — они сразу все мои. Не знаю, почему так происходит.

Сказать честно — я такой своей способностью не злоупотребляю. Зачем.

И ещё я "эмпат". Искренне умею сочувствовать.

Кто-то рассказывает про свои неприятности, а мне больно. Поэтому я стараюсь не контактировать особо с окружающими и слыву замкнутым человеком.

Ну и ещё я здоровый мужик. Вон на фотке — шея как у быка. Никогда не пил и не курил. Всю жизнь бегаю по вечерам как конь. Ну и подкачиваюсь помаленьку.

В свой 60-летний юбилей я показал гостям фокус. Упал в "упор лёжа", внук, первоклассник (22 кг) сел мне на спину, попёнкой у меня на лопатках, ножки на пояснице, и я отжался 16 раз. Из всей присутствовавшей "молодёжи" самое большое — 4 раза. Так что...

Но, как бы там ни было, ни в коем случае нельзя сравнивать покойного Илью и меня. Я против Сашиного бывшего мужа — просто обезьяна.

Посмеялся насчёт подозрений в отношении Сашеньки и вроде бы всё.

Да нет ребята. Не всё.

В середине июня звонок перед окончанием рабочего дня.

— Юра, я тебя жду.

Вышел за проходную, действительно — ждёт. Сел к ней в машину — В чём дело, Сашенька?

— Поговорить надо.

И повезла меня к себе.

Зашли в квартиру, она мне — Ставь пока чайник, я сейчас.

Поставил чайник, сижу на кухне. Она заходит, сияющая как лампочка, и выкладывает передо мной на столе веером десять тысячных купюр.

И так торжественно — Я первую зарплату получила! Третья часть — твоя.

Каюсь, я повёл себя неадекватно. Шарахнулся от этих денег, чуть табуретку не опрокинул.

— Саша, — говорю, — ты что, с ума сошла?!

Она смотрит на меня своими здоровенными испуганными глазищами.

Спрашиваю — Это всё, что ты хотела мне сказать?

— Я тебя обидела?

— Да не то, чтобы "обидела"... Но ошарашила.

И пошел в коридор одеваться.

Саша вышла тихонечко следом. Стоит в своём сарафанчике подсолнухами, смотрит печально.

Потом почти шёпотом:

— Ну зачем же ты уходишь? Мне же без тебя плохо. У меня же никого нет, кроме Танечки и тебя.

Я опять ветровку на крючок повесил — Пошли, — говорю, — чай пить.

Проговорили до трёх часов ночи. Хорошо завтра суббота была. Выходной.

Говорили уже не как раньше — про работу. Говорили про жизнь.

Я в своё время запомнил одну фразу Марка Твена: "Лучший собеседник тот, кто умеет слушать". И с тех пор всегда придерживался этого правила.

Вот так, до глубокой ночи и слушал.

Сначала на кухне сидели. Потом я, часов в двенадцать, засобирался уходить, она предложила у неё переночевать. Танечка в лагере. Диван свободен.

Потом пришла ко мне в темноте в пижамке, села на край дивана, — опять говорила.

Я предложил, — Заваливайся рядом. Так сидеть, в пол-оборота, неудобно.

— Сейчас, только одеяло возьму.

Пришла со своим одеялом, легла с краю и опять в разговор. Я аккуратно подсунул руку ей под шею, она головёнку мне на плечо положила, так на полуслове и уснула.

Утром Саша пробудилась в половине девятого, зашевелилась, я следом проснулся. Она хихикает — Ну всё! Теперь мы любовники.

Помыл я мурло, оделся и пошёл домой. Вышел из подъезда и понял, что не хочу уходить. Душа назад рвётся. Люблю я эту девочку.

До тех пор сердце в кулаке держал, чтобы на сопли не исходило. А тут прорвало.

И теперь с этим надо как-то жить.

Вот чёрт. Угораздило же.

Ближе к вечеру в пять часов Саша мне звонит.

— Юра, я билеты в "Кристалл" купила. В кино "Мистер и миссис Смит". Сейчас за тобой заеду.

Посмеялся про себя — вот же беспокойное существо.

Долг платежом красен.

Я в воскресенье заказал столик в ресторане у знакомого грузина. Сели, и под тихую "Тбилисо" завели разговор о методах стимуляции работников. О способах поощрения и наказания.

Потом продолжили выходной пикничком на "Зелёном острове". И снова про кадровую политику и оптимальное количество штатных единиц. Потом перешли к вещам посерьёзней — перехват контрольного пакета и принудительная смена собственника.

А поскольку до конца в вопросе не разобрались и недоспорили, поехали к Сашеньке домой, и там, на кухне, добили-таки эту тему.

Потом перешли на её жизнь, и она у меня спросила:

— Как ты думаешь, я ещё способна нравиться мужчинам?

Я смеюсь — А почему "ещё"? Ты что, себя в старухи записала?

— Ну не совсем в старухи, но всё же... Ты давай не увиливай от ответа.

Я достал телефон, присел перед ней — Ну-ка собери волосы сзади в кулак и подними их к макушке. Повернись чуть налево. Наклони голову немного вперёд. Ещё. Посмотри на меня.

Щёлкнул. Вывел снимок на экран, показываю.

— Ну и что? Ты хочешь сказать, что может найтись придурок, которому такая женщина не понравится?

Взял её за руку — Встань-ка, повернись боком. Чуть присядь. И прогнись. Нет-нет, не наклонись, а прогнись в спине, как кошка.

Опять щёлкнул. Вывел на экран.

Она посмотрела, глаза прибавила, — Это у меня такая... такое... такие...

Потом с сомнением — И это что — мужчинам нравится?

Ха! — Говорю — Ещё как!

Она села и спрашивает у меня, — А как ты ко мне относишься? Только честно.

Я ей со всей откровенностью, — Как я к тебе отношусь?... Да вот, люблю я тебя. На свою голову.

Она свела бровки, засомневалась — Не знаю, не знаю. Мне кажется, когда мужчина любит, он старается прикоснуться, обнять, потрогать...

— Видишь ли, — отвечаю я, — наша дружба для меня намного важнее, чем мои личные похотливые желания.

Ещё посидели, помолчали. И она вдруг заявляет.

— А ну-ка поцелуй-ка меня.

Закрыла глаза, подставила лицо. Я, честно сказать, немного затупил. Она глазки приоткрыла, подбодрила:

— Давай, давай.

Экспериментирует, значит. Ну-ну.

Я прошёлся губами ей по лицу. Начал с ресниц, потом перешёл на щёчки, спустился к подбородку и переполз на губы. И чувствую — меня потряхивать начало. Отступил.

Она глаза открыла, прислушалась к себе. Медленно удовлетворённо покивала.

— Хорошо... Давай ещё.

Я ей говорю, — Саша, с огнём играем.

— Ну и пусть.

В процессе обцеловывания я поднял её на руки и понёс в спальню на кровать. Положил на покрывало, быстренько разоблачаюсь.

Она спросила — Мне платье снять?

— Не надо. Я сам.

Сумасшедший географ не изучает карту вновь открытого острова с такой скрупулёзностью, с какой я изучал её тело. Я исследовал её ладонями, пальцами и губами как слепой.

Быстро нашёл две симметричные точки на пояснице. О них она уже знала.

Потом ещё две, в несколько неожиданном месте, о которых она сама ни сном не духом.

И пока я так ласкал её, нашёптывая всякие ласковые неприличности, она успела откричаться, закусив уголок подушки.

А второй раз билась и мычала в изгрызенную подушку, когда у нас всё пошло серьёзно. По-настоящему.

На третий раз она таки прокусила многострадальную наволочку и смеялась, выплёвывая пух и пёрышки.

Так и отключились. Уснули. Даже под одеяло не заползли. Устали.

Проснулся среди ночи, сообразил — где я. Посмотрел на Сашеньку, лежащую рядом на животике, попкой кверху.

— Господи! Это что же я натворил? Вот старый пень!

Пошел в Танечкину комнату, снял с кровати одеяло, и накрыл хозяюшку.

А утром, снова...

Потом, лёжа головой у меня на груди Сашенька сказала просто:

— Давай-ка переезжай ко мне. Я теперь без тебя совсем не смогу.

Потом добавила — Наверное, это плохо. Года не прошло, как Илюшу похоронила...

— Ну, давай ещё подождём.

— Нет, — покачала головой Сашенька, — я не хочу ждать.

Так и прожили больше года. Хорошо жили. Ни ссор, ни претензий, ни разногласий. Образцово-показательная "ячейка".

Как-то Саша сказала — Нас как будто на заводе специально друг для друга делали.

Каждая ночь, как первый раз.

Каждое утро она просыпается и сразу улыбается.

И общие темы для разговора никак не кончаются. Всё никак наговориться не можем.

Я человек верующий и соблюдающий заповеди. Но в то время, честное слово, продал бы душу дьяволу, только чтобы скинуть с себя лет пятнадцать.

Или хотя бы десять...

На танцы с ней ходили! Я уже не говорю про кино, театры, всякие выставки и детские праздники.

И с Танюшкой я быстро сдружился.

Она училась в музыкальной школе, по классу фортепиано.

Иногда, когда она занималась музыкой, брякая на пианино, соседи снизу стучали по батарее.

Я с получки купил ей электрический синтезатор. Здоровенный такой механизм. Роландом называется.

Вот тут у ребёнка пошло счастье. Наденет наушники и сидит часами.

Разобралась сама со всей этой кучей кнопок, и однажды, включив громкоговорители, такое нам сыграла!... Как целый оркестр.

Вот, вроде бы, так жить и жить.

Но...

На следующее лето, я, как-то утром ещё в постели, сказал Сашеньке — Сегодня у меня день рождения.

— О-о-о! Поздравляю! И сколько тебе стукнуло?

— Пятьдесят три.

Недоумённое молчание. Вижу — не верит. До этого момента разговор о возрасте как-то не заходил.

Встал, взял в коридоре из барсетки паспорт, принёс, показал.

Сашенька рот ладошкой прикрыла, посмотрела на меня немного испуганно и сказала — А я к тебе на "ты"...

И тут я с горечью понял, что пора уходить.

На работе, в обеденное время, сходил на соседний рынок и купил две большие клетчатые "челночные" сумки. Вещи перевезти.

Саша заехала за мной и всю дорогу до дома молчала, глазки отводила.

Только порог перешагнули, она обняла меня, прижала — Юра прости. Я тебя обидела.

— Нет, ангел мой, ты меня не обидела. Ты правильно сказала. Пойдём, сядем — поговорим.