|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 3
Но оставим пока Сашку и Андрея в Америке и возвратимся к еще одному герою нашего романа, который, не смотря на то, что появился в нашем повествовании с первых его страниц, как-то умудрялся находиться в тени других героев, хоть, на наш взгляд, представлял из себя столь же колоритную фигуру, как и его приятели.
Речь пойдет о Лешке Гулякове, верном друге Андрея Сидорова, которого мы с вами оставили после того, как он возвратился из путешествия в Мексику.
Еще засыпая вечером, Гуляков подумал, что, раз пошла такая жизнь, то из автопарка он, точно, уволится. А в таком случае, нечего завтра вставать рано утром. Можно поваляться в постели, часов до девяти, потом встать, не спеша собраться, прийти на работу, часам к одиннадцати и сразу написать заявление об уходе. Возможно, все так этому обрадуются, что не будут его ругать, подпишут это заявление сразу и отпустят его без отработки. В худшем случае, его заставят отработать еще месяц, но и тогда, можно будет послать их всех, подальше, и не являться больше на работу. Если хотят, то пусть увольняют его по статье. Ему теперь на это наплевать.
Такой вот светлой мыслью закончился этот прекрасный день из жизни Лешки Гулякова, который заснул и спал, как убитый, до самого утра, причем, утра, уже плавно переходящего в день, так как на часах, к тому времени, как он проснулся, уже было одиннадцать часов.
Кто рано встает, тому бог подает, — произнес Лешка, потягиваясь в постели.
Потом ему на ум пришла еще одна милая поговорка,
"Поздняя птичка глаза продирает — ранняя птичка, клюв вытирает".
Нет, это не по теме, — перебил сам себя Лешка, и на удивление бодро вскочил с кровати.
При этом его поразило ощущение удивительной легкости во всем теле. Хотелось бегать, прыгать, беспричинно смеяться и что-то делать. По привычке, он прошел сначала на кухню, открыл холодильник и достал из него бутылку Жигулевского пива. Он уже открыл крышку и поднес бутылку к губам, когда, вдруг, почувствовал, что пить пиво с утра ему не хочется. Ошеломленный этим открытием, он минут пять сидел на стуле, глядя на открытую бутылку и перебирая в уме разные причины такого своего поведения.
"Возможно, я вчера отравился", — думал он, — "Вот, что значит, пить эти сухие вина. В них, очень даже могли завестись какие-нибудь болезнетворные микробы. То ли дело, водка. В ней любые микробы сразу бы погибли. От водки никогда ничего плохого не будет, если она, конечно, не паленая".
Однако против этого предположения говорило, в первую очередь, просто великолепное самочувствие. Лешка должен был себе признаться, что никогда еще так хорошо себя не чувствовал. Не болела голова, не ломило спину. Во всем теле была какая-то удивительная легкость. Значит, отравление отпадало. Тогда, что?
"Может быть, меня сглазили? А что? Вон, там, сколько было девок, и все они были черноглазые. А любому дураку известно, что, черным глазом, сглазить — раз плюнуть. Завидно им стало, что я такой красивый и пью, себе на здоровье, вот они и решили мне навредить". — Лешка, в самом деле, сильно огорчился, — "И ведь, что самое обидное — бьют, сучки, по самому больному месту. Курить, я не курю, наркотики мне даром не нужны, пить уже перестал. Если еще и к девчонкам охладею, то придется повеситься".
Неожиданно, испуг отразился на его лице,
"А, может быть, я уже, того, ну, охладел, и просто еще этого не знаю"? — он прислушался к своим ощущениям. Ощущения были самые радужные, однако он что-то не заметил, чтобы его тянуло к девицам. Единственное, что не дало ему окончательно впасть в панику, это то, что и девиц, этих, рядом не было. Тем, не менее, хоть ему и не удалось до конца разогнать свои сомнения, это не помешало Лешке наскоро позавтракать. Наскоро — потому, что есть у него в доме, по большому счету, было нечего. Проглотив стакан пустого чая, Лешка оделся и вышел на улицу, с целью, пойти на работу, и проследовал на троллейбусную остановку. Подошел 39-й троллейбус. Лешка запрыгнул в заднюю дверь, сел на последнее сиденье и стал смотреть в окно. От созерцания знакомых пейзажей его оторвал требовательный женский голос,
Молодой человек, предъявите свой проездной билет.
Лешка очнулся, с трудом возвращаясь к действительности. Перед ним стояла противная тетка с красной повязкой на рукаве и кондукторской сумкой через плечо и продолжала требовать у него проездные документы.
"Вот, что интересно", — промелькнула в Лешкиной голове мысль, — "Сколько лет езжу на общественном транспорте, и ни разу не видел ни одного приветливого кондуктора. У них там, что, конкурс на самую противную физиономию, или специально берут тех, кто пострашней"?
Думая так, он по привычке вынул из кармана красный пропуск, в троллейбусный парк, и, не раскрывая, сунул ей в нос,
На, смотри. Я из 2-го троллейбусного парка. Ваш же троллейбус ремонтирую, между прочим.
Вообще-то, у работников троллейбусного парка и в самом деле был бесплатный проезд. Беда была в том, что свой пропуск, Лешка, по пьянке, давным-давно уже потерял, и для того, чтобы ходить на работу через проходную, купил где-то красные корочки, а в середине, печатными буквами написал слово "пропуск", и нарисовал мерзкую физиономию, имевшую, с его собственной, весьма отдаленное сходство. Собственно, сходство это заключалось в том, что у той рожи, на пропуске, было два уха, два глаза и один рот, как и у Лешки. На этом оно (то есть сходство) и заканчивалось. Не смотря на это, Лешка по этому поддельному пропуску уже год ходил на работу, ежедневно предъявляя его на проходной, и столько же времени бесплатно ездил на троллейбусе. И ни у кого, ни разу, этот документ не вызвал ни малейших подозрений. Гуляков уже так привык к этому, что и забыл о том, что пропуск у него не настоящий. Поэтому он, с невозмутимым видом, вытащил из кармана эти корочки, помахал ими перед носом у кондуктора, снова засунул его в свой карман, отвернулся к окну и хотел уже забыть о ее существовании, но, не тут-то было! Въедливая дама,
"Наверняка, старая разведенка", — как сразу оценил ее Гуляков, — "Ни один мужик с такой, больше тридцати минут, вместе, прожить не сможет", — противным голосом, заверещала на весь троллейбус,
Что ты мне показываешь, хулиган окаянный? Совсем совесть потерял, алкаш чертов? А ну, плати за проезд, или выметайся вон из троллейбуса.
Непонятно, что тут нашло на Гулякова. Ему бы, в самом деле, выйти из троллейбуса на следующей остановке, и все бы было нормально, но он возмутился. Ведь, формально, он был прав: пока его не уволили из троллейбусного парка, он имел право на бесплатный проезд. Поэтому он только бросил ей в ответ,
Пошла вон, старая ведьма! — и снова отвернулся от нее к окну.
Как вы помните, из нашего рассказа, кондуктор была женщина, уже не молодая, и красотой не отличалась. Если бы она была красавица, то вполне могла бы пропустить подобные слова мимо ушей, а так, она просто взвилась, от ярости. Глядя на эту мегеру, легко можно было предположить, что, в чем-то, Лешка, наверняка был прав, и если бы у нее в руках, в этот момент, была метла, то она вполне могла бы, оседлав ее, слетать на Лысую гору, на слет таких же работников общественного транспорта, как и она сама.
Макарыч! — кинулась она к водителю троллейбуса, — Тормози у первого же постового. Хулиган в салоне.
И надо же такому случиться, что именно в этот момент, на перекрестке Благодатной и проспекта Космонавтов, стоял УАЗик патрульной службы. С криками и мольбами, выскочила из троллейбуса проклятая баба и бросилась к милиционерам. Те, в первый момент, как это и принято у милиционеров, испугались, но потом до них дошло, что нарушитель один и безоружен. Тогда, втроем, они вломились в троллейбус, скрутили Лешку, который, к слову, и не сопротивлялся, и довольные собой и своей смелостью, затолкали его в свой УАЗик. Таким образом, дальнейшая поездка Гулякова продолжилась уже не в общественном транспорте, а в легковом автомобиле, правда, за решеткой, и ехал он не на работу, а в ближайшее отделение милиции.
Для тех моих читателей, все знакомство которых с нашей доблестной милицией начиналось и заканчивалось просмотром многочисленных милицейских сериалов, в которых симпатичные, обаятельные актеры играли роль таких же симпатичных и обаятельных милиционеров, скажу сразу: ничего симпатичного, обаятельного или просто человеческого в тех типах, которых вы встретите в жизни, если, не дай бог, вам придется столкнуться с нашей милицией, нет, и, в ближайшие сто лет, не будет. Впрочем, Лешку как раз это не удивило, так как за время своего счастливого детства и беспокойной юности, попадать в это неприятное заведение ему приходилось довольно часто. Нет, нет, не подумайте, что Лешка был асоциальный тип: преступник, вор и тому подобное. Просто он был обыкновенный дворовый хулиган, и доставляли его в отделение, как правило, за драки. Там его родителям выписывали очередной штраф, после чего, отпускали Лешку на все четыре стороны. Отец, конечно, поначалу, порол его ремнем, потом, когда сын подрос, стал ограничиваться подзатыльником, но, положа руку на сердце, сам он в молодости был точно таким же хулиганом, так что не видел большого греха в том, что его сын подрался с другим пацаном на улице.
Прежде всего, милиционеры выпустили Лешку из своей машины, открыв заднюю, зарешеченную дверь и не преминув пнуть его кулаком в спину, когда Лешка и так уже выходил оттуда.
Поосторожней, мент, не думай, что тебе все позволено, — зло огрызнулся он, и тут же получил еще два удара: в живот и по печени, отчего был вынужден согнуться, для того, чтобы восстановить дыхание.
Ты у меня еще поговори, подонок, — прорычал ему в ухо толстый сержант, с красной рожей и заплывшими глазами алкоголика, — Я тебя научу порядок уважать.
Лешка, на этот раз, промолчал. Он только поглядел на сержанта и постарался его хорошо запомнить.
Ну, что смотришь, гнида? — не унимался тот, — А ну, пошел! — и он толкнул Лешку в спину, отчего тот влетел в дверь отделения, милиции, чуть не разбив себе нос о ее ручку, чем вызвал дружный хохот этих мерзавцев в погонах.
Заведя арестованного в обезьянник (так, на языке защитников порядка, называется комната, огороженная металлической решеткой, в которой держат задержанных), они предложили ему показать им содержимое его карманов. Наученный горьким опытом общения с сотрудниками правоохранительных органов, Лешка ответил,
Вам надо, вы и обыскивайте.
В ответ на что, получил еще несколько ударов. Причем, били, мерзавцы, серьезно, но по корпусу, чтобы не было синяков. Хоть Лешке и было обидно, ведь, не будь они милиционеры и при исполнении своих обязанностей (хотя, какие это, к чертям, обязанности?) он бы один отделал их троих.
Ну, что ж, не хочешь сам, достанем и мы, — после того, как Лешка опять отказался выворачивать карманы, сказал один из милиционеров.
Он быстро обшарил Лешкины карманы, выложил их содержимое на стол, и, от удивления, у доблестного стража порядка даже челюсть отпала, так как, кроме поддельного пропуска и перочинного ножа, на столе оказались еще две пачки денег: одна — сто двадцатипятирублевок, что, само по себе, было зрелище, в те времена, необыкновенное, а в кармане безбилетного пассажира, тем более; а вторая и, вовсе, вызвала столбняк у блюстителей правопорядка, ибо это была новая, еще не расклеенная пачка стодолларовых банкнот. Мало того, что в переводе на наши деньги, это было примерно 40 тысяч рублей, что по тем временам, являлось просто астрономической суммой, так еще, за эти бумаги, обладателю их, грозил срок от 8-ми до 15-ти лет, лишения свободы.
Толстый сержант повернул свое, мгновенно ставшее потным, лицо к своим товарищам и произнес охрипшим голосом,
Это, что же, мы с вами поймали расхитителя народного имущества и крупного валютчика?
Тут, Лешка внезапно ощутил жжение в районе своей грудной клетки, где располагался медальон, и огромный прилив сил. Вместе с этим, на него снизошло спокойствие.
Это, если вы хотите, чтобы все эти деньги были изъяты в качестве доказательств уголовного дела, ребятки, — произнес он, и сам удивился, как странно и непривычно звучат эти слова в его устах. — Только тогда, вы, болваны, отделаетесь благодарностями и премией, в размере одного оклада. Ну, и как вам такой расклад? — он смотрел на их глупые рожи с издевательской улыбкой. — Если же вы захотите присвоить эти деньги, то вам придется меня отпустить, и еще попросить извинения.
Ну и что вы решили? — спросил он, спустя минуту, во время которой, эти трое молча поглядывали, то на стол с деньгами, то друг на друга.
Тогда старший, из этой троицы, лукаво усмехаясь, подошел к Лешке и, обнимая его за плечи, сказал,
Мы тут с ребятами посоветовались и решили, что никакого дела на транспорте не было. Так что бери свой пропуск и будь здоров! — он вложил Лешке в карман его пропуск, немного поколебался, но потом вернул ему и перочинный нож, и повел Гулякова к выходу. Выведя его из здания отделения, сержант усмехнулся и добавил,
Если еще заработаешь, всегда рады будем тебя видеть, — и, довольный своей шуткой, радостно ухмыльнулся.
Как знать, — пожал плечами Лешка, — Глядишь, и встретимся. Вернее не так, обещаю тебе, что мы точно встретимся, и ты пожалеешь о том, что сегодня сделал.
Он повернулся и пошел прочь от милиционера, оставив того в беспокойстве. Впрочем, беспокойство это скоро прошло. Много их таких, кто угрожает сотрудникам милиции, а вот сделать ему никто ничего не может, потому, что, таких как он, охраняет, всей своей мощью, государство. Даже не так. Государство — это он, и такие, как он, а все остальные — это те, кто им должен подчиняться, и живут они, и работают, только для того, чтобы таким, как он, было хорошо. Таков закон этой жизни. Поэтому ничто больше не омрачало настроения сержанта. Он повернулся и довольный пошел туда, где его ждали приятели и законная добыча.
"Кстати", — подумал он, — "Пока я здесь теряю время, мои дружки уже, наверное, поделили денежки, и уж конечно нажгли меня на пару тысяч".
От этой мысли ему стало жарко. Он выругался по-матери и припустил бегом к "обезьяннику", где оставил своих приятелей, наедине с общей добычей.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что сержант Загорулько, а именно так звали нашего доблестного защитника правопорядка, влетел в приемник, как пуля. Удивительное началось уже там — в приемнике. Прежде всего, ему в глаза бросилось, что в комнате слишком много народа. Сразу досада обожгла сердце нашего доблестного милиционера.
"Выходит, еще нашлись желающие на сладкий куш? Вот уж нет! Это мое, мое и ничье больше! Никому я не отдам ни копейки моих денег"!
Возбуждение его было так велико, что он не сразу обратил внимание на то, что два его приятеля выглядят как-то странно. Мало того, что лица их были порядком разбиты, так у них были еще расстегнуты кители и связаны за спиной руки, причем, их же брючными ремнями. Только теперь сержант Загорулько догадался рассмотреть двух других человек, находившихся в этом помещении. После чего волосы на его голове встали дыбом, и он не закричал от страха только потому, что слова застряли у него в горле, а язык словно прирос к гортани.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
