Смоленская Русь. Княжич Прода10

Пришло время переговорить с Изяславом Мстиславичем по поводу лелеемых мною планов по созданию нового рода войск — пешей панцирной рати, состоящей из пикинеров, лучников, арбалетчиков и стрельцов. А когда появятся первые пушки создать ещё один род войск — пушкарей. Но стрельцы и пушкари, если брать реальные сроки, смогут стать боеспособными единицами только через два-три года, именно столько времени потребуется на созревание первого урожая на селитряницах. Впрочем, с арбалетчиками тоже пока беда, я их смогу начать вооружать лишь после запуска на металлургическом заводе штамповочных производств. Да и сам завод строится без году неделя, запустить металлургические цеха раньше весны будущего года не получится. Единственное, что радует — не предвидится проблем с вооружением пикинеров, хотя бы на первых порах имитационными копьями, деревянные древки каждый боец сам себе может выточить. Доспехов, конечно, до лета следующего года тоже не будет, но главное начать отрабатывать тактические схемы, на "КМБ" подтянуть самих бойцов, научить их правильно исполнять и подчиняться приказам — тут будет и без арбалетчиков и прочего геморроя дел выше крыше.

Но всей этой нудятиной заниматься необходимо и жизненно важно, без новых войск, особенно в перспективе монгольского нашествия, никак не обойтись. Думаю, никому не надо объяснять, что меня совершенно не устраивало то, как воюют нынешние пешие рати земского ополчения — неорганизованной толпой, с криками "слава" и с топорами наперевес. Если ещё с ратями соседних княжеств так можно воевать и даже побеждать, то с войсками из Дальнего Зарубежья с таким вооружением и воинским искусством у нас возникнут фатальные проблемы. Нам такой хоккей не нужен!

Соображения подобного толка я и изложил Изяславу Мстиславичу вначале разговора.

— Правильно ли я тебя понял, сыне, — в неосознанной задумчивости зажевав ус, спросил Изяслав Мстиславич. — Ты хочешь за листопад месяц (октябрь) набрать 3 тысячи смердов и людин, причём не общинных, а с княжеских волостей и до следующего года обучать их своему новому ратному мастерству?

— Да! — согласился я. — Причём 2 тыс. по весне я отпущу домой — они будут числиться в запасных войсках ("посошной рати"), вроде ополчений. А 1 тыс. человек, лучших из лучших, тех, кому воинская служба даётся хорошо и они сами к ней пригодны, я оставлю у себя, служить мне далее в пешей рати.

Князь только что упомянул "смердов" и "людин", разделив эти понятия на две категории, поэтому следует дать пояснения. Здесь есть свой тонкий момент, важный ещё столетие назад, но сейчас, практически, потерявший свою актуальность. Сельское население любой волости делилось на две категории — "людей" и "смердов". Свободное население волости, "люди", платили полюдье — общегосударственный налог, смерды были плательщиками дани, которая имела значение военной контрибуции. То есть исторически смерды — это недавно покоренные и обложенные данью племена, в том числе неславянские. Они жили на государственных (княжеских) землях традиционным бытом и внутри своих общин были свободны, но община "смердов" как целое облагалась данью. Смерды могли участвовать и действительно не раз участвовали под началом князя в военных ополчениях и походах наравне с людинами. Существовали ещё и "внутренние смерды" — то есть представители тех же даннических племен, переселенные вглубь земли-волости на положении государственных рабов. В Смоленском княжестве классические, если можно так сказать, смерды проживали на южных и восточных окраинах княжества. Это были литовское племя "голядь", заселявшее верховья Москва-реки и племена славянских радимичей — "дешнян" проживавших в верховьях Десны и в целом на юго-востоке Смоленской земли. За долги перед князем смерду грозило превращение в феодально-зависимого закупа. Но, на данном историческом этапе, граница между "людьми" и "смердами" сильно размылась, даже сами понятия переплелись. Потому как княжеские тиуны, излишне не утруждая себя всякими абстрактными частностями, взымали одинаковые подати и налоги, что с тех, что с других.

Тем временем, князь надолго задумался, "опустив очи долу".

— У меня к тебе целое море вопросов, — князь повёл головой, устремив на меня свой рассеянный взгляд, — ажно голова кружится! О твоих военных новшествах потом послухаю, я уже догадываюсь, что от них будет нести пороховым смрадом, вначале меня о других вещах просвети. Ну, во-первых, почему ты смердов из боярских и епископских сёл не хочешь призывать — понятно, они холопии других владетелей. Но зачем ты ограничиваешься только княжескими сёлами, нанося, тем самым, нам убыток. Смердов куда выгоднее изымать из свободных общин-вервей, а после службы, тех же запасников селить в княжеских сёлах! Так, глядишь, смерды прознают про то, что на княжеские сёла "призывной урок" не распространяется, сами в княжеские волости начнут перебегать. И не только к нам, но и к боярам и епископам — так как из их сёл тоже призыва нет, поэтому бояре с попами не должны сильно возмущаться, если свою выгоду поймут.

— Бояре и не должны возмущаться, — вставил я. — Гривны на мою затею будут тратиться не с налогов от Смоленского княжества, а с моих личных доходов и размещу я полки в Гнёздово, на княжеских землях! Это мои дела и веча не касаются, жителей Смоленска в учебных полках не будет.

— Так-то оно так, но и испуг бояр может пронять от собираемого тобой войска. А если они про свою выгоду прознают, то выгода завсегда может испуг переселить, и в наш с тобой карман больше кун накапает, если в княжеские села, свободные смерды общинники побегут. На том и порешим! И не спорь!

— Как повелишь отец!

— Я так и не понял, чем тебе дружинники не угодили, зачем хочешь их на смердов, поменять, от которых одни убытки с учёбы будут?

— Сам ведь знаешь, дружинники всегда могут, если им что-то не любо станет, к другому князю уйти. А пешая панцирная рать из простолюдин будет куда как более верна своему князю, просто так из неё уйти нельзя будет, это будет расцениваться как предательство, а за это будет только одно наказание — смерть! — назвал я самую понятную с точки зрения князя причину.

— Лихо! — улыбнулся князь.

— То, что жить они у тебя будут в особых хоромах, в казармах, с этим я разобрался. А какой будет срок службы у твоих панцирников, что ты будешь делать со старыми и увечными?

— Срок службы — 10 лет. На время службы семья призывника освобождается ото всех податей. Пехотинец, по возвращении со службы, получает во владение земельный надел, а также пожизненно освобождается ото всех податей. Увечных, не могущих трудиться на земле, пристраивать к посильной работе. На время обучения воинскому ремеслу денежные выплаты не предусмотрены, но уже с лета командному составу пешцев начнём платить деньги, размеры этих выплат определим позже.

— Что-же, деньги, у тебя свои появились, так что содержать своих панцирников будешь за свой кошт, у меня на их прокорм не вздумай спрашивать! — князь пригрозил мне указательным пальцем.

— Прокормить сам смогу, а вооружать и облачать начну лишь с весны, как завод пустим.

— С алхимией твоей у тебя лепо, конечно, получилось, — оценил мои торгово-промышленные таланты Изяслав Мстиславич. — Посмотрим, будет ли толк с твоего железоделательного завода.

Князь встал, прошёлся по светлице, периодически сам себе, хмыкая, потом опять сел.

— Ну, ты сыне и выдумщик! Мне бы так от болезни рассудком помутиться! — завистливо сказал Изяслав Мстиславич.

— Это как в игре в кости, но только выигрыш здесь один на несколько тысяч, а проигравшие становятся больными на голову.

— Как у тебя только в голове такие мысли родятся!? — задумчиво произнёс князь. — Но не о том у нас ныне речь. Давай лучше перейдём к ратному использованию твоего нового чудо-войска. Кроме того, что ты смердов обрядишь в панцири, наверное, удумал ещё и порох применять? — спросил Изяслав Мстиславич.

— Пушкари и стрельцы появятся не раньше чем через два года, когда поспеет селитра. Поэтому первое время я буду обходиться привычным холодным оружием. Чтобы было понятней давай возьмём для примера такую боевую единицу как батальон ...

— Батальон, — хмыкнув, задумчиво проговорил князь. — Батальоны, пикинеры — всё названия непонятные.

— Новые войска, отец, оттого и названия им новые надо давать, чтобы путаницы не было.

— Ладно, — махнул рукой князь, — дальше толкуй.

Я взял принесённую с собой восковую табличку и принялся на ней чертить структуру войска, для наглядности, при этом комментируя свои линии, точки и другие каракули.

— Батальон, для лучшей управляемости делится на продольные шеренги и поперечные ряды. Так вот, — я начал царапать на табличке линии, — батальон будет иметь спереди две шеренги пикинеров, сзади две шеренги пикинеров и по бокам два ряда пикинеров. Всего в батальоне в каждой шеренге будет по 25 человек и соответственно в каждом ряду двенадцать человек. Всего в батальоне получается 132 пикинера. А в центре этого квадрата будут стоять стрелки — лучники — 110 человек, арбалетчики — 24 человека и стрельцы — 18 человек. То есть всего ратников 284 человека. Но в этом же квадрате, помимо обычных ратников будут присутствовать 1 комбат, 3 ротных, 6 взводных у пикинеров (во взводе 22 пикинера), 6 взводных у лучников (во взводе 18 лучников), 3 взводных у арбалетчиков и стрельцов, плюс помощники командиров 3 знаменосца, 3 барабанщика, 3 горниста/трубача, 3 вестовых. Всего 315 человек.

— Про арбалетчиков понятно, твой воротной самострел я видел, — Изяслав Мстиславич ехидно улыбнулся, — только вот беда, стрелки твои смогут только навесом стрелять, а иначе друг друга перестреляют. И про пикинеров поясни лучше, что это у тебя за зверь?

— Ратники с длинными копьями и облачённые в доспехи. При приближении к войску противника все две фронтальные шеренги присаживаются на колено. Первая шеренга упирает пики в землю — так они смогут удерживать даже конный удар, насаживая на острия пик коней противника. Вторая шеренга пикинеров кладёт пику на правое плечо первой шеренги или на щит. При необходимости первые две шеренги пикинеров усиливаются двумя тыловыми шеренгами.

— Лучники друг другу будут мешать стрелять! — сделал своё заключение Изяслав Мстиславич.

— Все две фронтальные шеренги пикинеров будут сидеть потому, что через их головы будут стрелять болтами, стрелами и пулями стрелки. Да и стрелки тоже будут время от времени присаживаться. А арбалетчики и стрельцы, выстроенные не по шеренгам, а по рядам — уж точно, им будет требоваться время для взвода ворота и перезарядки. Лучникам при ведении настильной стрельбы тоже придётся опускаться на колено целыми шеренгами.

Изяслав Мстиславич весело рассмеялся:

— Что это у тебя за сидячее войско выходит?

Пришлось пробуждать воображение князя, описывая ведение, таким батальоном боя, приводя в качестве примера расчётные цифры количества стрел, болтов и пуль, ежеминутно обрушивающихся на противника.

— ... может так статься, что твоя дружина будет перебита таким батальоном, ещё даже не успев подойти к линии строя. Хотя, они, скорее всего после первых залпов развернут коней.

— Твои смерды и тетиву натянуть не успеют, как моя дружина уже у них под носом будет! Но, если даже смерды не разбегутся от коней, то в сшибке их конники опрокинут!

— Про пики, длинные копья, я тебе уже говорил. Дополнительно строй можно прикрыть рогатками, разбросать колючки. Поэтому, со всего маху врубиться в строй конникам не получится. А даже если они это сделают, то против одного всадника будут действовать по фронту минимум два-три человека, а за их спиной два-три ряда пехотинцев численностью в два или три десятка человек. Строй такой глубины, если пехотинцы не побегут, как ты правильно отец заметил, всадникам смять будет крайне сложно.

— А ежели конники ломиться не будут, а подъедут к твоему строю, окружат и начнут его обстреливать из луков и метать сулицы. Пикинеров твоих положат, а потом в прорехи врубятся?

Я-то знал, что глубоко эшелонированные колонны построенные в каре какие-то шансы разбить имеет разве что только тяжёлая рыцарская конница и то более поздних времён, а нынешним дружинам русских князей до них ой как далековато. Средняя и лёгкая конница просто физически не способна проломить построенную в колоннах обученную тяжёлую панцирную пехоту. А если, стоящие в центре пехотинцы будут вооружены, вдобавок, мощными арбалетами и ружьями — то это вообще дохлый номер!

— Посмотри, отец, на структуру батальона. Задняя линия пикинеров в две шеренги и половина стрелков просто развернутся. И батальон как ни в чём не бывало продолжит обстрел и спереди и сзади, и фланги тоже спокойно разворачиваются, как ты видишь по чертежу.

— Развернуться они у тебя смогут только в твоей голове, да на твоих схемах. В настоящей сечи управиться, тем более со смердами будет невозможно, вот были бы дружинники, тогда ещё может быть и успели бы развернуться и другие команды исполнить.

— Вот потому, отец я и хочу попросить у тебя отрядить для воинских учений дружинников, хотя бы тех, что ты мне уже выделил, а лучше больше. Они будут на мои батальоны шуточно наскакивать, а те должны будут успевать по командам перестраиваться и двигаться в бою. Если батальон будет таким способом подготовлен, то он и в настоящей сече не дрогнет, мои пехотинцы будут уже привычны к конным атакам.

— А это хорошая мысль! — согласился князь, — толк может выйти! Токмо оружие надо будет зачехлять, колоть обмотанными в тряпки концами копий, стрелять тупыми стрелами — такой шутейны бой, думаю, очень полезен для всех будет! А то мои дружинники уже начали жиром заплывать. С твоими смердами им пользительно будет размяться.

— А ещё я хочу на должности командиров поставить дружинников, хотя бы на уровне от ротного и выше.

— Ротного? Кто это?

— Вроде сотника, но будет командовать ротой бойцов. Старые названия я не хочу вклеивать в войска нового строя, я уже говорил про это.

— Ладно, сыне, подумаю о твоей просьбе. А охочие участвовать в твоей придумке дружинники найдутся, если ты их сможешь заинтересовать, когда они будут твои войска натаскивать. Кто из них захочет к тебе перейти и командиром стать — я препятствовать не буду, обещаю!.

— Ответь мне, — спросил князь, немного подумав, при этом лукаво сощурив глаза, — один только твой воротной самострел всю весну и лето мастерили, а в твоём батальоне их будет больше двух десятков, с такой скоростью ты их только к собственной старости успеешь вооружить.

— Во-первых, я одним батальоном ограничиваться не буду. Три батальона будут составлять полк, три полка — рать, если у меня будет хватать доходов от собственных производств. А что касается скорости, то детали арбалетов будут выплавляться и штамповаться массово, десятками в седмицу.

— Опять слово новое придумал, "шампаваться"! Язык сломаешь! — недовольно сплюнул князь, — что сиё слово означает?

Недолго думая я приложил резной перстень к восковой табличке, на которой тут же отпечатался след.

— Ну и к чему ты мне это показал? — не понял Изяслав Мстиславич.

— Железные молоты, на которых будет вырезана определённая форма, будут ударять по разогретым и оттого мягким, как воск, железным заготовкам. И таким способом, непрерывно ударяя молотом можно наштамповать десятки арбалетных деталей одного вида, а затем сменить на молоте форму на другую— и мы получим другие детали.

— Ну, ты и хитёр! — Изяслав Мстиславич своей рукой потрепал слегка по моим волосам.

— Теперь кое-что мне стало понятно, а вот с другим не очень. Ты думаешь, только одних доспехов хватит защититься от стрел врага? Я думаю, что вряд ли! Степняки могут такую тучу стрел поднять, что у тебя через несколько минут половина ратников будет ранена, не смотря на брони, тем более они у тебя не полные, много недоспешных мест, особенно у твоих стрелков.

— У пикинеров будут ещё и щиты.

— Как их держать? Тогда придётся пикинерам сильно укорачивать копья, такое длинное копьё только одной рукой не удержишь, особенно в бою им ещё надо вовсю шуровать и колоть. Про стрелков я вообще молчу, они у тебя недоспешные!

— Кирасы у воинов односторонние, будут прикрывать только перед и плечи, спина не будет защищена. Вот я и решил повесить за спину щиты. Поэтому при передвижениях щиты пикинеров не будут мешать держать двумя руками длинное копьё. Да и щиты будут не простые, а со специальными железными упорами, которые при случае будут хорошо втыкаться в землю. Пикинеры в случае обстрела смогут за ними укрыться. Или если в ходе боя поломают свою пику, тогда они достанут меч, а в свободную руку возьмут щит. А у стрелков (лучники, арбалетчики, стрельцы) вместо щитов будут широкие и большие ранцы со стрелами и болтами, носимые за спиной и с вшитыми в них защитными пластинами. Стрелки, в случае прорыва, для ведения ближнего боя будут дополнительно вооружены бердышами. Смердам, как ты говоришь, не привыкать орудовать топором.

— Почему решил их вооружать именно бердышами? — спросил Изяслав Мстиславич

— Обучить ратника владению бердышом куда как проще и быстрее, чем натаскивать его правильному мечному или сабельному бою. И в схватке, противник вооружённый бердышом будет иметь преимущества перед противником вооружённым копьём или мечом. Бердышом на среднем удалении можно и колоть и рубить и отводить удары противника и врагов с коней стягивать — он пригодится буквально на все случаи жизни!

— Здорово ты всё придумал, и на словах всё ладно выходит, но вот как оно будет на деле?

— Если не попробуем, то никогда и не узнаем ...

— Твои задумки отчасти перекликаются с россказнями боярина Захария Давидовича про войско Никейской империи, где он в своё время служил. — Сделал неожиданный для меня вывод князь.

— Что это за боярин такой? — я пожал плечами, — не помню!

— Он уже старый, беззубый, седой и лысый, но ещё ум не растерял. Его сына ты должен был видеть ...

— Да, помню! — передо мной возник образ крупного чернобородого боярина. — Кажись он ромейский полукровка? Торговлю ведёт с Киевом и с византийцами, никейцами.

— Верно, сын! Мать боярина гречанка, а его отца, Захарий Давидович, местного уроженца ты прямо сегодня вечером воочию узришь! Он послухает твои придумки и ты послухай его былые воспоминания, — тут Изяслав Мстиславич встал. — Последнее слово я тебе не сказал, ни да, ни нет. Мне ещё надо самому покумекать.

Вечером того же дня покряхтывающий боярин Захарий Давидович с трудом выбрался из возка. Изяслав Мстиславич проявил к пожилому человеку уважение, встретив того у крыльца.

— На что я тебе дался, княже? — вместо слов приветствия недовольно заворчал старик.

— Разговор у нас с сыном к тебе есть. Буйную молодость свою ты ещё не позабыл? — осведомился князь.

— А-а-а! — беззубо улыбнулся старик, теперь для него ситуация с внезапным вызовом прояснилась. — Княжич захотел на ночь послухать сказку!

Боярина с отцом я встретил у княжеских апартаментов. Со всем вежеством поздоровался со стариком. За скромно накрытый стол мы уселись втроём. Пошамкав беззубыми дёснами новый продукт — котлеты, запив ужин киселём, боярин Захарий Давидович с затуманенным взором взялся за свой неторопливый сказ.

Послушать ветерана средневековых боевых действий было, конечно, интересно, но куда больше меня интересовало конечное решение князя относительно моей "придумки". Поэтому, вежливо перебив старика, предложив тому передохнуть и смочить горло, я рассказал ему о том боевом строе, что я вижу. Старик заинтересовано выслушал меня, при этом то и дело, причмокивая пивом из оловянной кружки.

— Неплохо придумано, только больше сотни пехотинцев набрать не получится — брони, и оружия таким твоим воям будет потребно, словно полнокровным дружинникам! Да и людей справных в воинском деле ещё поискать придётся! От конных дружинников толку завсегда больше, нежели от пешцев — они могут и конно и пеше биться. Поэтому, построение хорошее, напоминает непробиваемую для басурманской конницы фалангу тяжеловооруженных воев. Только у нас фаланга получается бестолковой и очень затратной, если уж удалось снарядить воя, то и коня ему завсегда найти можно. Поэтому фаланга только ромейцам по карману, на Руси выгоднее иметь конную дружину, так как на многотысячную фалангу ни у кого из князей денег не хватит!

Я заговорщицки подмигнул Изяславу Мстиславичу, дескать, мы-то с ним знаем, как расшить эти узкие места.

— То есть, ты боярин согласен, пускай даже чисто теоретически, что такой строй будет несокрушим для превосходящей численностью вражеской пехоты и даже для конницы.

— "Теоретически", — повторил слово боярин, словно щупая языком давно позабытое слово на вкус, — где ты только, княжич, успел этих греческих мудрых словес нахвататься! А я, Владимир Изяславич, не теоретик, а практик, если уж на то пошло! В любом случае исход боя решает не построения и доспехи с оружием, а воинское мастерство и боевой опыт.

— С боевым опытом не всё так просто, согласен, а воинские умения можно наработать в ходе учёбы.

— Здесь ты прав! Греки учили своих пешцев воинскому делу. Нашим городовым ополченцам до греческих пеших воинов — как до Луны! К тому же наши ополченцы созываются временно, на случай большой войны или осады города, отрываясь от своих привычных ремесленных дел, а греческие пешцы постоянно несут службу, проходят ратную учёбу и получают за енто деньги!

— Вот и расскажи Захарий Давидович нам, — перевёл разговор в практичное русло Изяслав Мстиславич, — поподробней о ромейских ратных построениях ...

— ... и о структуре никейских войск, составных частях их ратей — вмешался я под неодобрительный взгляд князя и удивлённый боярина.

— Сильно, Изяслав Мстиславич, мудрён у тебя сын! — то ли похвалил, то ли пожурил меня старик, по его интонации было не понять. — Заумничать я так словесно не умею, потому говорю, как могу. Я в рядах никейских войск без малого десяток лет сражался супротив басурманского Румского (Иконийского) султаната. Так вот, что касаемо ромейской пехоты. Впереди у никейцев идут бандофоры-стягоносцы и букинаторы-трубачи. За ними — фаланга тяжеловооруженных пехотинцев, которые называются скутатами. Легкая пехота по-ихнему "псилы" — окружает со всех сторон скутатов, помогает им во время боя. Колонны скутатов как живая крепость, за которой может спрятаться и конница, и легкая пехота. Все они в ярких плащах, в блестящих доспехах, с обоюдоострыми секирами и копьями, с булавами, с арбалетами-саленариями. А следом движется обоз, в котором везут воду, хлеб, зерно, корм для коней. А кроме того ромейцы с собой возют ручные мельницы, пилы, молотки, штурмовые лестницы, понтоны для переправы через реки. Сложно описывать это войско в бою! Это надо увидеть своими глазами как фаланга останавливает конный удар басурман и своими ушами услышать мерный шаг фаланги сметающей со своего пути боевые порядки неприятеля ...

Распрощались мы с боярином только глубокой ночью, слуги отвели его в одни из теремных гостевых покоев. Рассказ ветерана, в красках восхваляющего греческую фалангу, окончательно примирил Изяслав Мстиславич с моей неожиданной инициативой, сломал его последние внутренние преграды и развеял остатки сомнений.

Оставшись наедине, мой родитель сделал заявление.

— Поступим мы так! — князь почесал затылок. — Твой набор в панцирную пехоту объявим как созыв деревенских ополченцев для ратной учёбы. Вече, думаю, возражать не будет, тем более горожан призыв не коснётся, наоборот, им выгодно будет вместо себя, случись какая замятня, выставить вперёд себя деревенских. У бояр и епископа своя выгода, о ней мы говорили. Твоим боярам-товарищам теперь перечить тебе не с руки, участвуя в твоих затеях, они свой кошт набивают. Так, что, думаю, вече не взбунтуется, главное, что набор и всё остальное будут осуществляться на твои личные доходы, и набирать смердов будем подалее от Смоленска.

— В таком случае, я распоряжусь начать строительство казарм. А ты, отец, направь своих дружинников по весям, пускай призывников отбирают, но только молодых и здоровых, пригодных для ратной службы. Пусть всем говорят, что набирают ополченцев до весны, содержать будут всю зиму за княжий кошт. Так для всех лучше будет. Меньше знаешь — крепче спишь! — быстро затараторил я, до конца не веря в удачный исход разговора.

— Хорошо, пошлю дружинников! — криво улыбнулся князь. — Вспомним дедовские времена! Кроме дани мне, они тебе ещё смердов насобирают. У них глаз на это дело намётанный, рохлей брать не будут. Это дело мы с ними отдельно обговорим.

Выйдя из покоев Изяслава Мстиславича, я облегчённо выдохнул — всё-таки удалось продавить князя на не самое очевидное, противоречащее всему его прошлому жизненному опыту и мировоззрению, но жизненно необходимое мне решение

Получив принципиальное согласие Изяслава Мстиславича на создание новой пехоты, я немедленно, при помощи княжеских ключников и своих доверенных людей, кинулся размещать заказы на обмундирование. Столь масштабных и срочных заказов, размещённых не только в Смоленске, но и в других городах княжества, местные производители лёгкой промышленности не могли и припомнить! На многочисленных ремесленников — ткачей, клобучников (плели клобуки — шапки, головные уборы), портных и шевцов (кроили и шили одежду), кожевников и сапожников (работали с кожей) пролился самый настоящий "золотой дождь"! Всем им были выданы образцы требуемой продукции, которые ещё раньше, под моим непосредственным контролем, были изготовлены домашними княжескими мастерами-закупами. Иначе можно было получить нечто очень отличное по покрою и качеству изготовления, нежели первоначально заказанный товар.

А заказал я следующие изделия. Во-первых, укороченный (до середины бёдер) суконный некрашеный кафтан. Имел он некоторые, не свойственные данной эпохи особенности. Застёгивался на круглые деревянные пуговицы, дополнительно был снабжён внутренними и внешними накладными карманами, а также у него наличествовал откидной капюшон. До наступления морозов должны были подоспеть тегиляи (стёганки) — набитые шерстью и конским волосом. Их планировалось использовать не только как поддоспешники, служащих для смягчения ударов, но и как дополнительный утеплитель, для зимнего ношения прямо под кафтаном. Пока что всё равно, по прямому назначению тегиляи использовать не получится, так как доспехи должны начать появляться в войсках не раньше, чем через год. Во-вторых, заказали нечто вроде напоминающее по покрою солдатскую гимнастёрку середины ХХ века, сделанной на основе поскони (конопли). В-третьих, нательное льняное нижнее бельё. В-четвёртых, обувь — кожаные сапоги, с голенищем чуть ниже колена, ступни ног закутывались в портянки. Снабдить всех сапогами, тоже, раньше начала зимы не получалось. В-пятых, стеганые шапки-подшлемники, что шли в качестве головных уборов. Отдельно заказал изготовление берестяных фляг для воды и вещмешков для заплечного ношения, с двумя плечевыми лямками.

По пути в Зарой встретил своего чешского штейгера, выдав ему денег и порцию наставлений, отослав в имперские земли за кобальтом. А сам, по приезду в терем, отправился осматривать стеклоделательную мастерскую. Бояре, во главе с Андреем Микулиничем уже успели развернуться и рулили в княжеском тереме, как у себя дома. Изяслав Мстиславич, лишь услышав волшебное слово "зеркало" ломаться не стал, с ходу удовлетворил все потребности моего стеклоделательного товарищества, отдав нам на откуп свою Заройскую резиденцию. Немногочисленную княжескую челядь бояре с избытком разбавили своими работниками и гоняли их и в хвост, и в гриву. Молодцы мужики!

С собой я взял подмастерья Никифора Лукерьина, из артели Авдия. Ещё летом я ему поручил заняться модельной лепкой стеклоплавильной печи. Кроме того, Никифор непосредственно принимал участие в строительстве пламенных печей, был не понаслышке знаком с работой воздуходувного оборудования, имел представление о регенерации печных газов. Поэтому проблем с кладкой у него не должно возникнуть. Тем более что стеклоплавильные печи, имея собственные отличительные черты, в целом относятся к классу пламенных печей, немалый опыт работы с которыми Никифор уже успел накопить.

Лукерьину предстояло построить простую четырехугольную "горшковую" печь, отапливаемую дровами, в которой стекловарные горшки располагаются на поде. Чтобы плавить стекло непосредственно на поду, в ванных, нужны, прежде всего, хорошие огнеупорные материалы, подумав, я решил, что всё-таки новые горшки лепить проще, чем постоянно ремонтировать рассыпающуюся после каждой плавке печь.

Одновременно со стеклоплавильной печью Никифору предстояло выложить "каленицу" — калильную печь, необходимую для медленного отпуска, остывания и затвердевания стеклянных изделий, одним словом для закалки. Каленицу планировалось сделать в виде сводчатой пламенной печи, около пода которой сбоку помещается топка, печные газы удаляются в проделанное впереди окно (устье), которое вместе с тем служило для внесения закаливаемых изделий.

Плинфы бояре завезли самостоятельно и в достаточных количествах, поэтому, не отвлекая от дела печников, я собрал группу боярских стеклодельщиков-подмастерьев и продемонстрировал им привезённую из Смоленска выдувную трубку. Эта железная трубка, длиною более мера и диаметром 2 см., была изготовлена по моему заказу, особо ничего сложного в ней не было. Один конец трубки слегка расширяется конусом и служил для набирания стекла, противоположный (сосок) был закруглен и брался в рот для выдувания. Около одной трети трубки, для предохранения рук от жара, было закрыто деревянной оправой.

Лихорадочно вспоминая просмотренные тв-передачи, я вначале нагрел конусообразный конец трубки в кузнечном горне. Затем окунул нагретый конец в расплавленное стекло, провернул трубку несколько раз, легко наматывая массу в виде кома. Подув через сосок — и к удивлению собравшихся получил пузырь. Удовлетворённый проделанной работой я при помощи заворожённых увиденным зрелищем подмастерьев, срезал пузырь, опустил конец трубки в горшок и опять намотал стекломассу. Стеклоплавильные печи ещё не было, поэтому все эти опыты я осуществлял в литейной домнице, что присутствовала на княжеском подворье. Так вот, помахав трубкой, добился растяжения комка в вложил его в раскрытую деревянную форму. Плотно закрыв форму, я сильно подул в трубку. Мягкое стекло послушно раздалось в стороны, вплотную облепив стенки формы.

За моими манипуляциями внимательно и жадно, боясь что-то пропустить, следил весь персонал стеклодельщиков во главе с боярами.

— Формы будем отливать чугунные, как только завод заработает! — отдышавшись, сообщил я.

— Можно будет попробовать оправить глиной деревянные формы, чтобы они дольше служили, — робко заметил боярский мастер.

— Правильно, — я согласно кивнул головой, — вам я только показываю сам принцип работы, как весь этот производственный процесс можно улучшить — соображайте дальше сами.

Раскрыв дымящуюся форму, аккуратно вытащил бутылку, при этом умудрился погнуть горлышко, недолго думая, обрезал его к чертям ножницами, продемонстрировав наблюдателям стакан. И на такой неказистый товар найдётся покупатель, мысленно успокоил я себя. Мой "стакан" подмастерья быстро отнесли на дальнейшую закалку в кузню.

Потом я заставил выдувать бутылки непосредственно подмастерьев, у них тоже на ахти "шедевры" получались.

— Первый блин — комом! — вслух высказался я, обращаясь к суетящимся подмастерьям. — Но мне и не надо быть мастером-выдувальщиком, ими вы должны стать! Поэтому — учитесь!

— Слегка кособокие стакан с бутылями вышли — но и их продадим! — уверенно заявил боярин Андрей Микулинич.

Из горшка подмастерья, действуя по очереди, выдули ещё, помимо моего стакана, четыре бутылки и отнесли их на закаливание.

— Не-а! — одёрнул я боярина, так как мою голову посетила одна интересная мысль, — свой стакан и одну бутыль я себе на память заберу!

— И то верно, Владимир Изяславич! Оставшиеся бутыли от первой плавки мы с боярами себе тож, на долгую память оставим! Как я сразу не подумал!?

Пробыл в Зарое всего четыре дня. Перед отъездом я вручил местным стекловарам кое-какие записи. Плотно исписанный с обоих сторон лист содержал выдержки по производству стекла — всё, что мне удалось выудить из своей неожиданно ставшей феноменальной памяти. Конечно, достичь тех технологий и построить то оборудование, которое фигурировало в моих довольно абстрактных воспоминаниях, было не реально. Но, тем не менее, многое из того, что и как делать, в моей голове хорошо вырисовывалось.

На перспективу поделился составом оптического стекла. Удалось вспомнить о двух швейцарских сортах оптического стекла, произведённых в 1811 г. стекловаром Гинаном с их точной формулой. Сорт оптического стекла "крон" состоял из 72% окиси кремния, 18% окиси калия и 10% окиси кальция; сорт "флинт" состоял из 45% окиси кремния, 12% окиси калия и 43 % окиси цинка. В общем, данные для дальнейших практических исследований по этому вопросу были.

За сутки до своего отъезда я переговорил с боярами-пайщиками, получив от них "добро" на одну мою задумку. А уже на следующий день вызвал к себе Никифора Лукерьина и главного боярского мастера-стеклодельщика, что состоял при Андрее Микулиниче. Сначала я им вручил все свои записи по стеклоделию, сделав соответствующие комментарии. А потом во всеуслышание заявил мастерам, что если они справятся с порученными им заданиями, то каждый из них получит по 1% паев стеклодельного предприятия. Соответственно и боярский мастер-стеклодельщик выйдет из холопского состояния и станет лично свободным товарищем-пайщиком нашего предприятия. Мужики от таких новостей расчувствовались, дружно пали в ноги и долго благодарили за проявленную милость. Но в бочке мёда не обошлось без ложки дёгтя. Бояре взяли слово и строго предупредили новых компаньонов, что если они начнут разбалтывать производственные секреты или того пуще, сбегут — то неминуемая кара настигнет не только их, но и всех их родичей. Я согласным кивком головы подтвердил эти грозные слова-предупреждения. Прониклись оба потенциальных компаньона, но такой перспективы в серьёз не испугались и не расстроились. Видимо тайные умыслы в их головах ещё не успели возникнуть, ведь лицедеи из местных — так себе, при попытках "актёрствовать" я их на раз прочитываю.

Но это моя идея о расширении числа пайщиков далась мне с боем. Поначалу Андрей Микулинич и слышать не хотел, чтобы давать вольную своему главному мастеру, а уж делать его пайщиком — и подавно. Но я смог убедить его в том, что стеклоплавильные печи будут нуждаться в постоянном ремонте, поэтому артельный подмастерье, набив руку, может податься на вольные хлеба. А вот финансовая заинтересованность в результатах своего труда, привяжет его к нам лучше любого рабского ошейника. Но если давать пай главному печнику, то волей-неволей то же самое придётся дать и главному мастеру-стеклодельщику, иначе они просто не сработаются! Здраво рассудив, Андрей Микулинич, всё же согласился с моими доводами, что лучше потерять в малом, но быть уверенным в завтрашнем дне, чем, из-за богопротивной жадности, всем рисковать, и всё ставить на кон непредсказуемой игры.

Также с боярами договорились со следующего года начать опытное мелкосерийное производство, помимо зеркал, свинцового стекла (хрусталь и флинтглас — оптика), с непомерным задиранием вверх цен на хрусталь, всё-таки свинец целиком и полностью был импортным металлом. На том я и отбыл, пообещав, по возможности, приехать с проверкой зимой.

В Смоленск из Зароя прискакали, когда было уже совсем темно. И даже на княжеском Свирском подворье стояла тишина. Десятник стал громко барабанить в закрытые ворота детинца. Спящая воротная стража засуетилась, ворота со скрипом открылись. Помогать мне, спускаться с коня наземь, было некому. Все мои дворяне, их ученики, как-то незаметно для меня оказались разбросанными по производствам или выполняли другие данные им поручения. Поэтому пришлось самому слазить с опостылевшего за долгую дорогу седла.

На крыльце появилась засуетившаяся челядь князя. Под окрики сопровождавших меня в пути дружинников слуги стали торопливо выставлять в трапезной холодные закуски.

В свой Ильинский терем я не поехал, так как завтра предстоял важный день — князь собирался совещаться со своей дружиной, относительно предложенного мною проекта "панцирной пехоты" и моё присутствие там было обязательным. Будить среди ночи князя я не стал, а перекусив на скорую руку, как убитый завалился спать.