|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 6
Октябрь-декабрь 1233 г.
В светлице Изяслав Мстиславич собрал весь командный состав своей дружины.
— Слушайте дружи, что я вам скажу! — князь обвёл взглядом собравшихся. — Разделитесь на полусотни и пойдёте имать из общин-вервей и весей 'людин'. Так, вы будете выполнять введённый мною 'призывной урок'! Каждая полусотня за листопад-месяц должна привесть в Гнёздово семьсот пятьдесят молодых, здоровых отроков и 'бобылей' (холостяков) до тридцати лет для ратного обучения.
— Княжич, верно, это дело измыслил? — не скрывая улыбки, спросил воевода Злыдарь.
— Вместе решили! Будем создавать пешие войска как в ромейских землях!
— И кто этими смердьими ратями верховодить будет? — подал голос Малыть.
— У меня счас двадцать десятков дружины. Может, кто из десятников и рядовых гридней согласится.
— За отдельную от меня плату, — вставил я свои пять копеек. — О её размерах поговорим позже, она будет напрямую зависеть от результатов вашей ратной науки. И сразу скажу, все командиры должны будут беспрекословно слушаться меня, и учить не только своим ухваткам и строю, но и тому, о чём я им буду говорить.
Первым поднялся Клоч, подмигнув мне при этом, потом не очень решительно встали десятники Малк, Бронислав, Аржанин.
— Я согласен, но токмо, если в цене сойдёмся — последним из присутствующих на собрании выразил желание присоединиться к затеваемому мной делу Твердила, нетвёрдо стоя на ногах и мучающийся с похмелья.
Десятник хорошо так на водку подсел.
— Вот и ладно! — князь довольно хлопнул в ладоши, — потом ещё некоторых рядовых гридней тоже к пешцам пристроим.
С бортов ладьи я любовался на проплывающие мимо берега, на ярко расцвеченную солнцем 'золотую' смоленскую осень. Солнечные лучи просвечивали насквозь березовые рощицы, но терялись в густых ельниках, выглядывающих с песчаных круч.
Вдали от Смоленская я оказался вместе с одним из ладейных отрядов, состоящего из 50-ти дружинников, отправившихся в 'поход за головами'. Этим отрядом руководил второй сотник Фёдор. Мне хотелось лично проконтролировать рекрутируемый призывной контингент. К лодочным кормам были прицеплены ладьи, шедшие вслед порожняком. Из этого рейда, в срочно строящиеся Гнёздовские казармы, планировалось доставить триста-триста пятьдесят призывников.
Казармы возводились в Гнёздово, так как размещать учебные базы под Смоленском было крайне нежелательно. Войска никак не подконтрольные смоленскому вече, не входящее в смоленское ополчение, могли серьёзно разозлить горожан (подстрекаемых боярами), вплоть до бунта, благо имеются соответствующие печальные прецеденты. О чём можно говорить, если даже дружина смоленского князя размещена за пределами 'окольного города'!? Поэтому Гнёздово виделся идеальным вариантом, с уже налаженной кое-как инфраструктурой.
Между тем ладья, вместе с её товарками, медленно выгребала вверх по студёным водам реки Вопь. Во время движения, с помощью сети ловили рыбу, а на стоянках, вдоль берегов, густо поросших ольхой, готовили уху. Мы направлялись в волость 'Великие Вержавляне' исполняя введённую князем новую повинность 'призывной урок'. Наша задача по набору рекрутов сильно облегчалась тем обстоятельством, что ¾ деревенек (весей) Смоленского княжества располагались на берегу речек, поэтому удаляться в глубину лесов приходилось не часто.
— Глянь княжич на берег, — заговорил со мной сотник Фёдор. — Я тебя сейчас обучу, как надо определять, где смерды живут. С реки далеко не все приречные веси сможешь воочию увидеть. Видишь, как на том склоне реки лесок жидким стал, а за ним проплешины полей проглядываются? — я согласно кивнул головой. — Это верный признак деревень!
Всё верно! В прибрежных зарослях ивы обнаружилась хлипкая пристань. Первыми причалили к ней дружинники шедшей впереди ладьи, и стали быстро соскакивать на берег, готовые в любой момент занять круговую оборону и отразить внезапное нападение. Вслед за первой ладьёй и мы сошли на берег, оставив дружинников третьей ладьи на реке завистливо за нами присматривать.
Жители первой встреченной нами веси жили кто в рубленых избах, кто в полуземлянках, зимуя вместе со скотиной, так как печи-каменки не спасали от устанавливающихся время от времени лютых морозов.
Мирные пахари встретили нас на окраине своей веси вооружёнными. В руках они сжимали рогатины, дубины и луками со стрелами. На мой удивлённый вопрос по поводу оружия, Фёдор ответил:
— А что ты хотел, княжич, здесь у нас почитай каждый мужик охотник.
Жители, убедившись, что мы не тати, а княжьи люди, стали сразу менее настороженными, а зря!
Собрав всех мужиков в кучу, сотник зачитал княжеский указ:
— Великий князь Смоленский постановил ввести для вольных людин княжества новый 'призывной урок'. На воинскую ратную учёбу до весны каждая свободная община-вервь должна выставить справных уношей и молодых 'бобылей'.
— На кой энта напасть? Война никак с кем началась? — из толпы тут же раздались обеспокоенные голоса.
— Никакой войны пока нет, слава Богу! — при этих словах сотник поплевал через левое плечо. — Призывников будут у князя всю зиму не только учить ратной науки, но и кормить от пуза, а по весне отвезут по домам, успеют ещё пахарьством заняться! И вам, оставшимся здесь, лучше будет — жратвы заготовленный на зиму вам же больше достанется!
— Хрен с ней, с жратвой! — решительно махнул рукой староста. — Не было такого! Ни за что, ни про что мужиков из семей на всю зиму забирать! Мы положенный нам оброк — меха и воск с мёдом в погост уже отдали! Мужиков на зиму заберёте, а охотиться, кто будет, бабы?
— Ну, так мы не всех мужиков забираем, а только уношей и 'бобылей', а из молодых охотники, сам знаешь, никудышные пока что.
— Не было такого 'призывного урока'! — продолжал твердить своё староста.
— Князь постановил — значит, будет! — заявил, как отрезал сотник, подавая взглядом команду дружинникам. — А пока ты, ты, ты и ты отойдите ка в сторону, — указал он на молодых парней. — А ты пока оставшихся молодых на смотр приведи, — обратился он к вмиг посмурневшему старосте веси.
Видя, что староста никак не реагирует на его слова, сотник только махнул рукой в сторону веси, и к ней тут же побежали, гремя доспехами, дружинники. По всем правилам ратной науки они принялись окружать дома и выгонять жителей, держа оружие наготове. Из домов тут же стали доноситься детский плач и крики женщин. Вышедшие со старостой мужики, внезапно оказавшись в кольце ощетинившихся оружием дружинников, попытались было рыпнуться, но были остановлены властным голосом сотника.
— Не дёргайтесь! В домах ваших мы ничего трогать не будем, просто проверим, всех ли вы уношей нам на показ выставили. В ходе проверки выявили больше десятка 'уклонистов', четверо из которых были подходящего призывного возраста.
— Всё ясно! — распорядился сотник. — Бородатые деды и малышня не в счёт, а вот эту четвёрку себе забираем!
Всего, с этой деревеньки набралось одиннадцать физически здоровых новобранцев подходящего возраста. Отделив их из числа сородичей, сотник тут же принялся ими командовать.
— Стройся по двое! — в это время бабы, наблюдавшие за всем происходящим с тупым удивлением, наконец, что-то сообразили, побежали и вцепились в своих сыновей и братьев, еле смогли их оторвать!
Молодые ребята, в лаптях и в длинноруких домотканых рубахах, с застывшем ужасом и непониманием в глазах то и дело оглядываясь через плечо на своих ревущих в три ручья женщин, но подгоняемые шутками и не злобными тычками дружинников, всё же побрели к лодкам.
Выяснив местоположение затерявшихся в глубине леса других соседних весей, сотник быстро приказал десятку дружинников оседлать уже сгруженных с ладей коней, и, поставив во главе конного отряда десятника, направил их по тропе в лес. А две ладьи отпустил вверх по течению, к соседним весям. Через пару часов конный отряд доставил нам пополнение, в количестве четырёх парней и двух 'бобылей' возрастом сильно за двадцать лет. Загрузившись под усилившейся бабский плач, мы с облегчением отчалили от этих, поистине, печальных берегов.
В других весях изъятие призывного контингента где-то сопровождалось, как и в первом случае, мелкими стычками, где-то шло гладко и мирно. Правда, на третий день пути, в некоторых вервях, расположенных выше по реке, наблюдалось подозрительно мало молодых мужчин, поэтому сотник, недолго думая, предложил вместо уношей набрать баб! Подобные предложения быстро вразумляли старост и 'отлучившиеся по делам' мужики быстро находились. Но во всех случаях изъятие из семей новобранцев, сопровождающееся криками, стенаниями и слезами. Это вызывало у меня на душе тяжёлое, гадостное чувство, тем более, во много раз усиливающееся, когда ты точно знаешь, что это всё происходит лишь благодаря твоей инициативе. Поэтому, больше на подобные призывные облавы я ездить зарёкся, и без меня есть кому, а нервы надо беречь.
— Южные, степные смерды побоевитее лесных будут, их и учить почти ничему не пришлось бы, даже на конях скакать горазды. А с этими, княжич, у тебя возни куда как больше будет! — на обратном пути рассуждал сотник.
— Это и хорошо, не надо будет их ничему переучивать. — Отвечал я рассматривал своих приунывших и притихших будущих панцирников.
Набором я был доволен — три с лишним сотен парней и 'бобылей' постарше возрастом, и все они не понаслышке знакомы с охотой. Если уж, в своё время, наши цари сподобились научить маршировать на плац-парадах и воевать пахарей, не имеющих никакого охотничьего опыта и ничего не видевших кроме сохи, то мне справится с воинской подготовкой этих лесовиков — сам Господь Бог велел!
Встал я позже обычного, в последние несколько суток я всласть отсыпался после участия в беспокойной призывной облаве. На моём подворье уже было довольно светло. В конюшне стучал молоток — там, видать, подковывали лошадь, а из хлева предсмертно хрипел подыхающий поросёнок, пошедший на убой. В будке утробно лаяла собака взволнованная происходящим. Стройка тоже застыла. Попадающейся на глаза народ выглядел подозрительно — одет не по повседневному нарядно и чувствовалось, что люди настроены на какой-то торжественный лад. После беглого расспроса мои подозрения в полной мере оправдались, сегодня 14 октября, оказывается, у нас большой праздник — Покрова Пресвятой Богородицы.
В народной традиции в этот день отмечалась встреча осени с зимой. Само название праздника народная этимология связывает с первым снегом, который 'покрывал' землю, указывая на близость зимних холодов.
Не успел я ещё толком позавтракать, как прискакал поддатый гонец от Изяслава Мстиславича. Князь приглашал меня пожаловать к нему на пир в честь праздника.
Волей-неволей пришлось ехать! Кони сопровождающих меня верхом дружинников своими копытами то перестукивали по деревянным мостовым, то чавкали по снежной слякоти. С хмурых, низко висящих свинцовых туч на землю падал снег вперемешку с дождём. Несмотря на это, на улицах города с самого раннего утра было непривычно многолюдно. Сегодня по всем городским скотным дворам хозяева забивали свою скотину — с началом морозов убоину можно длительное время и безопасно хранить не только в ледниках, но и в простых амбарах и сараях. Буксующие в снежном месиве телеги создавали на улицах заторы, усиливая общегородскую сутолоку.
Переправившись по мосту в Старый город, двигаясь по набережной, миновав запруженный народом Торг, наша кавалькада оказалась прямо перед княжеским детинцем. Караульные заметили нас ещё издали. Медленно открываясь, заскрипели створки ворот. Дежурившие у ворот дружинники при моём появлении, лениво позёвывая, нехотя кивнули головами, одновременно при этом здороваясь.
На княжьем подворье, как обычно, царил образцово-показательный беспорядок, по странному стечению обстоятельств только усилившийся с моим отъездом. По истоптанной, пожухлой траве, покрытой грязью вперемешку со снегом, бродили неприкаянные овцы с козами. Здесь же неподалёку, прямо на разведенных, на земле кострах запекались огромные части тушей кабанов, оленей, лосей и, возможно, каких-то ещё других обитателей леса. Дружинники со своих рейдов привозили не только призывников, но ещё и лесную живность. У амбаров с груженых телег пара челядинов стаскивали мешки с зерном. Один дружинник точил весь покоцанный в зазубринах меч о точильный камень.
— Нежка, — обратился я к нему, вспомнив его имя. — Чего мучаешься? Приходи ко мне на подворье, там тебе на точильном круге быстро меч заточат!
— Благодарствую, Владимир Изяславич! Зайду непременно! — при этих словах он вложил меч в ножны. — А то вишь как получилось, на охоте малеко побаловались, вот меч и подзатупился!
— Отца моего видел?
— В гриднице князь! Со вчерашнего вечера с 'другими' своя пирует!
Десятник Твердила, плохо от выпитого держась на ногах, шатающейся походкой направился к сеновалу. Там, под навесом, зарывшись с головой в сене, спали какие-то люди.
Из распахнутых настежь окон дружинной избы пахло чем-то сивушным вперемешку с свежезажаренным мясом. Оттуда же доносились невнятные вопли, бабский заливистый визг, матерные крики, при этом при всём сильно разбавленные громким пьяным пением. Младшая дружина — рядовые 'гридни', 'детские' и 'отроки' уже вовсю гуляли и веселились, как могли!
Княжеский терем в разгуле не сильно отставал от дружинной избы. В сенях на лавках валялись и храпели 'сомлевшие' за ночь гридни с боярами. В самой гриднице стоял тот ещё духан! Дружина пребывала в разной степени опьянения — некоторые стояли на ногах и что-то громко обсуждали при этом, размахивая руками — наверное, вспоминают прошедшую 'охоту'. Другие сидели за столом и оживлённо обсуждали какие-то важные животрепещущие вопросы. Третьи тоже сидели за столом, но помалкивали, пьяно подперев голову руками. Четвёртая категория присутствующих просто и незатейливо валялась на полу, рядом с костями и прочими объедками, разбросанными повсюду.
— Сын явился!!!
Князь в изрядно засаленном и испачканном кафтане встретил меня с широко раскинутыми руками. Пришлось идти к нему обниматься и целоваться, при этом строя умилительную рожу и заодно старательно подавляя в себе чувство брезгливости.
Примерно через час князь отключился, как и большинство присутствующих к этому моменту. Две симпатичные, но слегка 'наклюкавшиеся' челядинки, взяли князя 'под белы рученьки' и повели в опочивальню. Воспользовавшись благоприятным моментом, я по-тихому сдёрнул к себе домой. Сильно напиться и опьянеть я не успел, поэтому у себя можно будет заняться какой-либо продуктивной, полезной деятельностью! Хотя сегодня как назло, скорее всего, будет не так-то просто уединиться и заняться повседневными делами.
Дело в том, что в ходе своих расспросов я установил, что именно с этого праздничного дня начинались традиционные вечерние девичьи посиделки. Причём их было два вида. На рабочих посиделках заготавливали продукты к зиме, шили, пряли, вязали. На посиделках с гулянием приглашались неженатые парни, и работы заканчивались угощением, пением песен, играми и танцами. С этого дня также брал старт осенний свадебный сезон. Боярские дочери, обычно собиравшиеся у вдовиц, устраивали аналогичные гулянья. Придётся как-то отмазываться от присутствия на подобных мероприятиях. Хоть какого-либо интереса принимать участие в этих подростковых сборищах у меня было аж ноль целых ноль десятых!
В тереме князя обнаружились три дворянина. С ними отправился назад в Ильинку.
На обратном пути миновать Торг просто так, без задержек, не получилось! К обеду выглянуло солнце, небо прояснилось, а народ потихоньку, что называется, разговелся. Казалось, что на рыночной площади собрался весь город — шумные толпы народа беспрерывно двигались и перемешивались. Моё внимание привлёк врытый в землю гладко ошкуренный столб облитый маслом. На его верхушки красовались сапоги, которые пытался достать взобравшийся на столб парень. Этот горе-добытчик резво сучил ногами, вызывая у собравшегося вокруг народа раскаты смеха, при этом, не продвигаясь вверх ни на сантиметр, а наоборот, плавно сползая вниз. Некоторое время и мы с дворянами верхом на конях постояли в этой толпе наблюдая за происходящем и хохоча вместе со всеми.
Владельцем этого платного конкурса (все желающие взобраться платили определённую таксу хозяину вкопанного бревна) был известный мне скоморох. Кроме того, саму идею этого довольно специфичного развлечения я сам ему пару недель назад подсказал, будучи в гостях у князя на очередной пирушки. Завидев меня, скоморох собрался было ко мне подойти, но я ему подал знак рукой оставаться на месте. Разговоры с ним разводить не было желания, просто хотелось постоять и посмеяться вместе со всеми зрителями.
Всё это время сбившиеся в отдельные группы молоденькие девицы наблюдали не столько за соревнующимися, сколько с интересом разглядывали нашу кавалькаду, строя глазки моим сопровождающим, да и мне, грешному. Дворяне, разгорячённые выпитым у князя, под их томными взглядами порывались принять участие в этом конкурсе, но я их быстро остудил, приказав всем ехать домой. Негоже моим дворянам становиться публичным посмешищем.
У Заднепровского терема, поджидая меня, отирались боярские отпрыски. С места в карьер, налетев словно вороны, они взялись меня агитировать, зазывая на вечерние гулянья-посиделки. Своих дворян, желающих принять участие в этих игрищах, я отпустил, но сам на увещевания и уговоры не поддавался, ссылаясь на занятость.
Зато, этим же вечером, моя аскетичная жизненная позиция нашла живой отклик у церковного клира. Церковь все эти языческие вертепы хоть официально и не запрещала, но уж точно не поддерживала и не одобряла. Поэтому, в то время как абсолютное большинство народа — 'и стар и млад' угарно веселилась, я, без всякой лишней помпы, скромненько так, отметился присутствием на вечерней литургии в главном кафедральном храме города. Такой 'самоотверженный' поступок заслужил безмолвное одобрение не только среди немногочисленной паствы молящихся, но, что не менее важно, моя персона враз набрала очков в глазах церковного клира во главе с епископом. К слову говоря, великий князь, на контрасте со мной, хорошенько проспавшись днём, весь остаток вечера и всю ночь напролёт шумно пировал в своём тереме вместе с дружиной, боярами и прочим, с точки зрения церкви, 'нечестивым' людом, в лице скоморохов, гусляров и с другими такими же 'безбожными язычниками'.
В первых числах ноября берега Днепра уже покрылись ледяной коркой. Проходимой для лодей оставалась лишь относительно чистая стремнина. Ломая вёслами первый хрупкий лёд, мы спешили попасть из столицы княжества в Гнёздово.
Гнёздово встретило нас не прекращающейся ни на один день стройкой. Часть пополнения всё ещё ютилась в палатках и землянках. На всех просто не хватало выстроенных деревянных казарм-бараков. Совсем поникшие и промёрзшие от осеннего дождя призывники в срочном порядке возводили себе жильё — рубили и шкурили лес и под руководством опытных плотников сооружали длинные жилые клети казарм. Не просушенный лес, конечно, не самый лучший стройматериал, но продолжать жить в привычных им землянках была бы не самая удачная идея. Советской армией достоверно установлено, что сознание перестраивается на новый лад гораздо быстрее, когда бывшего крестьянина окружают совершенно непривычные и невиданные ранее бытовые условия. Скученные казармы для жителей весей состоящих из десятка домов-полуземлянок, это самый настоящий футур-шок! Поэтому я и стремился перед началом учёбы всех их обязательно расселить по казармам.
Вместе со мной прибыла очередная группа рекрутов в количестве двух сотен человек. В срочно достраиваемых гнёздовских казармах, а также во временно реквизированных на нужды армии складских помещениях разместилось более двух с половиной тысяч новобранцев. Ещё пять сотен должны вскоре прибыть с верховий р. Сожь. В общей сложности, до начала ледостава их число должно быть доведено до трёх тысяч. И на этом, до осени следующего года, всякое новое рекрутированние будет приостановлено. Кроме того, по плану уже этой весной, существенная часть призывников будет списана вовсе или переведена в резерв — в так называемую "посошную рать". Согласно моим замыслам, одобренным Изяславом Мстиславичем, главное предназначение "посохи" — это временная мобилизация на случай всевозможных ЧП. В боях "посошная рать" будет применяться только в крайних случаях, она всё больше будет рассчитана для несения гарнизонной службы или для установления контроля на оккупированных территориях.
Ныне используемым для схожих целей городским полкам я ни на грамм не доверял. Они не только слишком преисполнены излишней демократичностью и самоуправством, переходящим в лихую вольницу. Но, что самое неприятное, городовые полки были подвержены гипертрофированному влиянию со стороны местного земского боярства, являясь явно или скрытно проводниками их интересов. А, как известно, интересы боярства и князя далеко не всегда и во всём совпадают, скорее наоборот, особенно в моём случае.
Сдав новобранцев с рук на руки, я поехал на своё подворье. В Гнёздово добыча глины в карьерах полностью прекратилась, частично остановились кирпичные производства. Но жизнь на этом не замерла, продолжая, по-прежнему, бить ключом. Всего за полгода гнёздовский посад очень сильно преобразился, его было попросту не узнать. Разросшись раза в два, он и сейчас продолжал отстраиваться и далее увеличиваться в размерах. И это, не считая моего подворья, производств и казарм! Вот и сейчас отовсюду слышался перестук топоров, на обочине были свалены ошкуренные брёвна, сновали туда-сюда плотники с лесорубами.
Пахло едким дымом кострищ. Повсюду, из-под навесов крыш покрытых дранкой и белёсым инеем, поднимались дымы очагов — хозяева протапливали свои жилища и готовили пищу. Как это часто бывает, сапожники были без сапог. Печи, местные жители, продолжали строить по старинке — из речной гальки с глиною, а трубы — из желобов брёвен. Но оно и не удивительно, весь производимый здесь кирпич уходил на мои многочисленные строительные проекты, совсем не поступая в свободную продажу.
Под ногами сновавшего повсюду народа, поскрипывал первый свежевыпавший снег. Кстати, насчёт ног, обуты люди были, по большей части, в лапти и тёплые холщевые портянки. Те, кто по-богаче гордо вышагивал в нечто похожим на кожаные онучи. Сапоги были привилегией аристократии. Что меня удивило — так это полное отсутствие валенок, странно, но факт! О такой дешёвой, удобной и практичной обуви здесь никто и слыхом не слыхивал. Потом, поднапряг память и выудил из её бездн информацию о том, что валенки на Русь как раз таки монголы завезли. Непорядок! Как производят войлок, я видел в одной телепередачи — ничего особо сверхсложного, если не прибегать к машинным технологиям выделки. В общих чертах техпроцесс под названием "валяние войлока" выглядит следующим образом. Шерсть обдают горячей водой и, прикрыв его холстом, мнут руками или навертывают на скалки и катают по полу, пока из него не образуется одна сплошная масса. Производятся эти манипуляции руками либо машинами. Вот беда! Хоть сейчас создавай рабочую группу для занятия этим не хитрым делом, а деньги, до последней копейки, уже давным-давно все распланированы. А войлок, особенно в условиях зимы, материал поистине стратегический! Это не только валенки для пехотинцев, но и тёплые войлочные палатки.
— Вертак! — окликнул я едущего по-соседству, правда, на треть лошадиного корпуса поодаль от меня, дворянина. — Как-то слышал я, что торговые люди боярина Бориса Меркурьевича недавно привезли ему целую лодью шерсти из Переславля-Южного.
— Верно, княжич! Он шерсть немчинам перепродаёт!
— Отплывай-ка ты в Смоленск, пока лёд не встал, да пригласи ко мне в гости этого боярина, если он ещё не успел шерсть продать!
— А если продал?
— Тогда найди и привези того, у кого шерсть есть!
— Зачем далече ехать!? — встрял десятник Клоч, — Вертак, состриги лучше шерсть с Нефёда!
Все засмеялись, а дружинник недобро покосил взгляд на остряка.
— Когда отплывать повелишь, княжич? — шутку дворянин проигнорировал.
— А прямо сейчас, чего тянуть! Бери гребцов — и дуйте назад.
Распрощавшись с отбывшими, я продолжил инспекционную поездку по посаду, и быстро проскочив посадские огороды, въехал в рабочий посёлок (выселки). Здесь в отапливаемых бараках были размещены иногородние и прочие бездомные рабочие моих заводов. Необычный, по здешним меркам посёлок, вольно раскинулся частью вблизи глиняного карьера, некоторые бараки были вынесены поближе к расположенным по соседству от карьера кирпичному производству и химическим мастерским. В гнёздовском посаде, собственными домами обзавелись высокооплачиваемые мастера Авдиевой артели, главные ответственные лица химпроизводств, прочие вольнонаёмные мастера. Все остальные свежесрубленные посадские дворы, принадлежали и вовсе сторонним мне и моим производствам людям. Гнёздово как-то незаметно и быстро стал точкой притяжения слетевшемуся сюда из разных мест ремесленному люду. Новые жители, как то кожевники, пекари, квасельники и иже с ними, переселились сюда, чтобы обслуживать потребности населения города, резко скакнувшего в своей численности. Куда деваться — мультипликативный эффект действенен и в Средневековье!
Ночью в моём княжеском тереме-пятистенке плохо спалось, донимали клопы. Почёсываясь, я поднялся, натянул кафтан, надел сапоги. В сенях стояла бочка с квасом, зачерпнув квас берестяным ковшиком, быстро опорожнил его содержимое. За дверьми слышались голоса, кто-то с кем-то разговаривал. Вышел на крыльцо. На улице стояла непроглядная темень, но ближе к воротам был разожжён костёр. Разговаривающих я узнал. Это были Вертак, держащий за уздцы коня, и двое дежурных гридней, о чём-то с ним споривших.
— Ты, Вертак, о чём толкуешь! Княжича ему треба разбудить! Иди вон лучше в баньку, согрейся!
Понятно, если дворянин так быстро вернулся, значит, боярин шерсть ещё не успел продать.
И моё предположение оказалось верным. Уже к обеду этого дня в Гнёздово прискакали люди боярина Бориса Меркурьевича во главе со своим шефом. Раскланявшись друг с другом, я немедленно приступил к обработке боярина.
— Боярин Борис Меркурьевич, предлагаю тебе, совместно со мной, заняться одним прибыльным делом.
— Слушаю тебя Владимир Изяславич со всем вниманием и почтением!
— Что тебе известно о войлоке?
— Кошма, что ли? — увидев подтверждающий кивок с моей стороны, боярин продолжил. — Слышал, что степняки, для сугрева, обкладывают его вокруг своих юрт. Из него ещё делают потники, подмётки для сёдел, одёжу какую-то свою, ещё ковры, но они не больно лепые, особенно по сравнению с персидскими.
А боярин оказался в этом деле довольно просвещённым.
— А сам чего, шерсть регулярно продаёшь, а войлок не выделываешь?
Боярин задумался, действительно, почему?
— Да как-то не сподобился, — растерянно протянул он, а потом нашёлся, что добавить, — да и товар ентот басурманский и малоценный.
— Ой, ли! — усомнился я. — Конечно, боярам войлоковые ковры ни к чему, лучше и краше, конечно, тканные персидские. А те же смерды и ремесленники, я думаю, с радостью бы их покупали. Или дружина в зимнем походе вместо дорогих сукновальных палаток, могла бы использовать не только дешёвые, но и тёплые войлочные.
— Наверное, — не уверенно протянул боярин.
Вот, что значат стереотипы, подумал я. Вбили себе в голову, что войлок басурманский, значит, русскому человеку его использовать невместно и зазорно.
— Действительно, княжич, я как-то и не думал, что войлок на Руси пользителен хоть для кого-то будет, мы ж не нехристи копчённые! А сейчас над твоими словами думаю — и верно ты глаголешь, хорошая вещь войлок — тёплый и дешевше сукна.
— Прежде, чем продолжим разговор, ответь, ты согласен организовать со мной войлочное предприятие на паях?
— Каковы условия? — сразу подобрался боярин.
— Я так понимаю, что своими силами ты войлок изготовить не сможешь?
— Ну, ежели только в будущем году, и то если удастся найти в южном порубежье знающих людей и посулами сманить их в Смоленск.
— Мастера-суконщика или хотя бы подмастерья сможешь нанять?
— У меня в закупах таковой имеется!
— Ещё лучше. Я в общих чертах представляю, как выделывают войлок. Надо будет с твоим закупом встретиться и обсудить это не особо сложное производство.
— Ладноть! Хоть сегодня! — загорелся боярин.
— Не будем гнать коней, Борис Меркурьевич, мы пока ни о чём с тобой толком и не договорились. Так вот, продолжим разговор. Сразу у твоего мастера может и не очень хорошо получиться, тут надо, как и в любом другом деле развить в себе нужный навык, ловкость и чутьё, без этого никак. А так там, в валянии шерсти, ничего сложного нет. Если бабы степнячки с таким ремеслом справляются, то думается мне русский мастер и подавно не подведёт.
— Не должён! Сукно со своими помощниками он делает не плохое, правда, грубоватое, по сравнению с немецким, но зато прочное! — с гордостью в голосе похвалялся боярин достижениями своего закупа.
— Тогда, Борис Меркурьевич, слушай мои условия ...
В итоге сошлись с боярином на следующем. В обмен на 49% паев нашего с ним совместного Войлочного СП боярин не только отдавал мне свою шерсть, но и согласился взять на себя все прочие расходы, в том числе строительные, по персоналу предприятия (для ручной промойки, разрыхления и уваливания шерсти понадобятся шерстобиты и шаповалы) и закупке необходимого оборудования (гребней с железными зубьями и простого лучка со струнною тетивою — для взбивания и разрыхления шерсти). А чего такого? Нормальная схема получилась, его деньги — мои технологии и гарантированный госзаказ в придачу!
Войлочное производство решили развернуть в нескольких километрах к югу от Смоленска, в южном форпосте столицы, в Воищине — укреплённом городке, являющемся ещё и родовым гнездом этого боярина.
Обмыв заключённую сделку, оформленную пока только в виде рукопожатия, и плотно закусив, мы продолжили прерванный деловой разговор.
— А как ты думаешь, боярин, будет ли у мизинного люда пользоваться спросом войлочная валяная обувь или валенки, которая будет такая же тёплая, как меховые онучи иль сапоги, но намного их дешевле?
Боярин в очередной раз подвис.
— Думаю будет! Нет, уверен, что будет!
— Значит, кроме валенок, палаток мы будем изготавливать верхнюю одежду — вроде бурок, шапки, не будем забывать о подмётках для сёдел. Думаю, стоит заняться выделкой простых и окрашенных моими красками ковров разных видов — напольных, настенных.
— Ооо!!! — громко обрадовался боярин, — это замечательная мысль, Владимир Изяславич! Если войлочные товары твоими красками крыть, то они сразу в цене многократно прибавят!
— Должен быть сегмент дорогих товаров — искусно сделанных и покрашенных, а также дешёвых — грубой обработки и некрашеных!
— Всё верно! — не раздумывая, согласился боярин с рацпредложением, начавший витать где-то высоко в облаках.
Плюнув на все свои первоначальные планы, уже на следующий день мы с боярином и нашими свитами, укатали в Воинщину. Не терпелось мне поделиться своими теоретическими познаниями в валяльном деле и поучаствовать в организации производства. Боярину было ещё больше невтерпёж, расписанные перспективы чуть ли не повсеместного использования на Руси войлока, его просто окрыляли, не давая спокойно сидеть на месте.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
