Московский Лес-1. День Ботаника. Глава 2

День второй

16 сентября, 2054 г., четверг.

I

Будить Петюню Сергей не стал. На Добрынинской их пути расходились: егерь приглашал челнока ради его длинноухого транспорта, доставить ящик с заказом туда, где будет ждать лодка. Но неуклюжая тара осталась на ступеньках музейного храма, и вся добыча отлично теперь помещалась в лёгком кожаном тубусе. Петюня мог спокойно заняться своими делами — на Кордоне есть, чем затариться, ходка в любом случае не будет порожней.

На часах — пять-сорок утра. Небо в прорехах древесных крон только-только начало сереть. Птичья мелочь, не умолкавшая всю ночь, затаилась после дождя и не нарушала предутренний сон обитателей Добрынинского Кордона.

Спали, впрочем, не все. Вслед за егерем на двор вышел Ваха. За спиной у него маячил Умар, и егерь машинально отметил, что юноша совсем не похож на отца. Характерные черты, присущие рождённым в лесу были у него особенно выражены: тонкое, удлиненное лицо, слегка заострённые уши, нос, начинающийся выше линии бровей. Сильваны — их ни с кем не спутаешь.

— Слюшай, Бич, тут такое дело. Умар с ребятами на разведку ходили. В сторону Калужской площади всё сплошняком заросло. Проволочный вьюн молодой, крепкий, рубить трудно. Отошли шагов на триста, вернулись — не пройти! А в другую сторону, как на заказ, чисто.

— Точно! — с зевком подтвердил Петюня. — Я сколько раз после дождя там ходил, осевая отсюда и до самой Павелецкой никогда не зарастает.

Он всё-таки проснулся, выбрался на воздух и теперь дрожал от сырости в длинной, до колен, холщовой рубахе. Вчера вечером, получив условленную плату, он стал напрашиваться с Сергеем, а получив отказ — расстроился, надулся, и ушёл в амбар, к своему Мойше. И вот, вылез во двор, поучаствовать в проводах.

Сергей задумался. Участок Садового Кольца по Крымскому валу до Калужской площади, имел дурную славу. Подлесок здесь после любого дождя разрастался так, что приходилось прорубать дорогу, тратя по часу — полтора на то, чтобы преодолеть десяток метров. Если, конечно, не столкнёшься с выводком плюющихся пауков. Эти здоровенные, размером с камчатского краба, создания, особенно опасные в густых зарослях, могли выстреливать липкую нить с капелькой сильнодействующего яда на кончике, целя в глаза. Обитатели Чернолеса, они давно распространились за границы Болотного острова и попадались даже на Шаболовке.

— Пожалуй, пойду в сторону Павелецкой. По Садовому, до поворота на Дубининскую, а дальше — как получится. Обойду Павелецкий Омут, потом через пути и — дворами, на Кожевническую. Часов за пять, если повезёт, доберусь до Новоспасского моста.

— Ты, брат, поосторожнее...— посоветовал Ваха. — Вода поднялась после дождя, кикиморы на берег полезли. Умар с парнями неделю назад ходил — едва отбились. Верно говорю, да?

Сильван кивнул. За время беседы он не произнёс ни слова.

— Как-нибудь. Есть там две-три обходные тропки.

— Ну, смотри. По мне — так близко, ох близко к Чернолесу...

— Спасибо за заботу, уважаемый Ваха. Скажи, где тут у вас беличьи колокольцы? Надо предупредить Колю-Эчемина, чтобы ждал меня у Новоспасского...

Орех чувствительно щёлкнул по макушке. Сергей выругался и поднял голову — из листвы на него смотрела улыбающаяся зелёная рожица. Девчачья, с тонкими чертами и огромными глазами — зелёными с вертикальными кошачьими зрачками.

— Что, егерь, снова не вышло?

— В следующий раз получится! — пообещал он, потирая ушибленное место. — И тогда уж я тебе хвостик того, открячу. Кстати, правда, что если дёрнуть посильнее, он оторвётся?

— И этот туда же! — мгновенно вспылила девушка. — Сколько можно вопросы эти дурацкие...

— А чё сразу дурацкие-то? Я чисто конкретно интересуюсь — они у вас прочно прирастают, как у собак?

— Сам ты собака злая! Пришито на живую нитку, потому как пауки.

Пышный хвост был не только украшением. В кронах лесных гигантов обитал ещё один вид хищных пауков — птицееды, крупные, быстрые и чрезвычайно опасные создания. Их сторожевые нити, раскинутые на десятки метров, позволяли засечь любое движение, а фасеточные глаза, распознающие цветовые контрасты (главной добычей этих тварей были птицы с броским оперением), позволяли точно выверить бросок. Ярко-рыжий хвост играл роль отвлекающего элемента — не раз подвергшаяся нападению белка уходила невредимой, оставив его в паучьих жвалах.

Девчонка, тем временем, поняла, что купилась самым примитивным образом. Кровь прилила к её лицу — то ли от гнева, то ли от смущения. При этом зелёная кожа пошла исчерна-фиолетовыми пятнами. В сочетании с огненно-рыжей шевелюрой впечатление неслабое.

Эта игра тянулась около года: Сергей как-то опрометчиво заявил, что сможет почувствовать приближение Яськи, и с тех пор, всякий раз, когда та являлась на зов беличьих колокольцев, пытался выполнить угрозу. Пока безуспешно — белки славились умением бесшумно передвигаться. Говорили, что они подкрадываются к гнёздам спящих птиц и воруют яйца, причём владельцы гнёзд даже не просыпаются.

Ставка в споре была нешуточной: девчонка пообещала в случае поражения отдать победителю хвост. Он у Яськи был роскошный: больше метра в длину, густо-рыжий, с отливом в красноту и белым, на лисий манер, кончиком. Егерь, хорошо знающий Лес и его обитателей, не мог припомнить, где водятся лисы таких размеров.

Некоторые Яськины соплеменницы шли ещё дальше, дополняя "гарнитур" кожаным обручем с парой рыжих меховых ушек. Но сама она такого не одобряла, полагая подобные штучки профанацией и дешёвым косплеем, достойным разве что малолетних идиоток из Замкадья. Яська носила тонкое трико из бурой замши, оставляющее открытым руки и ноги ниже колен, тёмно-коричневый камзольчик без рукавов и мягкие замшевые же тапочки на завязках. Их подошвы, изготовленные из особо обработанной кожи кикимор, не скользили даже на самой гладкой поверхности.

Талию белки, такую тонкую, что на ней, казалось, можно сомкнуть ладони, перетягивал широкий пояс, усеянный кожаными футлярами разных размеров, кобура рогатки и сумочка для шариков — обычный набор аксессуаров почтовой белки.

— Ну и куда на этот раз? — поинтересовалась Яська. — Если опять на ВДНХ — в следующий раз ищи себе другую дурочку!

Она шутила, конечно — Сергей знал, что девчонка ни за что не упустит случая явиться на его вызов. У них даже был условный код, два долгих нажатия на утолщение стебля беличьих колокольцев, особой лозы, встречающейся в любом уголке леса, потом три коротких, долгое и снова короткое. Если через пять минут лоза начинала дёргаться, повторяя сигнал, это означало, что Яська приняла вызов и уже в пути. И тогда оставалось ждать — обычно не более двух-трёх часа. За это время любая белка могла, перелетая с ветки на ветку добраться от Сокольников до МГУ.

Случалось, отзыв не приходил, и тогда Сергей понимал, что его знакомая либо занята, либо находится слишком далеко. Тогда на зов являлась другая белка, и корреспонденция отправлялись по назначению. Как эти очаровательные существа узнают, куда именно их зовёт сигнал, переданный беличьими колокольцами — не понимал в Лесу никто, кроме них самих. Егерь как-то пытался расспросить Яську, но ничего не добился — белки хранили свою профессиональную тайну. Не менее тщательно берегли они и другой секрет — "адрес" своей штаб-квартиры, располагавшейся, по слухам, в одном из московских парков.

— На этот раз на Нагатинский затон. Найди Колю-индейца, передай, что Бич просит забить стрелку не у Крымского моста, а у Новоспасского. Скажем, — Сергей посмотрел на часы, — через три часа. Раньше — голяк, не успеть. Колю-то знаешь?

— Эчемина? Знаю, конечно. — кивнула белка. — Прикольный парень, наши девчонки с него тащатся. Депеша, значит, срочная? Тогда с тебя десять.

Егерь отсчитал желуди в подставленную зелёную ладошку. Белка привычно лизнула один за другим, удовлетворённо хмыкнула и ссыпала плату в один из футляров.

Сергей сделал вид, что обиделся.

— Не доверяешь, значит? Вот ты скажи, я хоть раз кого кидал? Тем более — вашу сестру?

— Это я так, машинально... — рассеянно отозвалась девушка. — Вчера на ВДНХ один тип из Замкадья пытался расплатиться горстью левых желудей, а потом права качать стал. Ну, я и объяснила, что так поступать нехорошо.

— Жив?

— Когда уходила — дышал.

Тот, кто решил бы, что с хрупкой, как былинка, Яськой, легко справиться, рисковал жестоко разочароваться. За нежным девичьим обликом скрывались стальные мышцы, невероятная реакция и невероятная же выносливость. Кроме того, белки носили за спиной в чехле трумба?ш — большой, замысловатой формы, нож со множеством отростков на лезвии, одинаково пригодный для метания и для рубящего удара. Белки владели этим оружием виртуозно — Сергею случилось как-то увидеть, как Яська в прыжке с ветки на ветку, на лету, рассекла трумбашем трёх чернолесских нетопырей-кровососов. Дело было это на высоте сорока метров, в ветвях исполинских ясеней, высящихся на месте парка Музеон.

— Извини, не спросил — как добралась, без проблем?

— Вышла заминка тут, неподалёку, на Садовом, со стороны Калужской площади. Не поверишь, пришлось подниматься на третий ярус!

Вертикальное пространство Леса белки делили на пять "ярусов". К первому относился подлесок, царство кустарников и стелящихся лиан, редко вырастающий выше третьего этажа панельной многоэтажки. Второй — обычные деревья, разве что слегка подросшие. Они редко вытягивались выше восьмого-девятого этажей, где как раз и начинались ветви великанов лесного царства. Те образовывали три следующих яруса — третий, простирающийся от восьмого этажа примерно до двадцатого, четвёртый, тянущийся ввысь ещё метров на тридцать, и наконец, верхний, пятый, кроны деревьев-гигантов, самые высокие из которых соперничали со сталинскими высотками.

— На Валовой, в первом ярусе, полный беспредел. — продолжала белка. — По ходу, у плевак миграция: я сверху насчитала десятка два крупных выводков. Хорошо хоть, выше второго не забираются, а то хрен бы я там прошла...

"Плеваками" в обиходе называли плюющихся пауков.

— Вот как в воду глядел, надо идти к Павелецкой. Кстати, о плеваках — мне тут Яша рассказывал... ты ведь помнишь Яшу? Университетский, грибы изучает.

— Как же! — Яська кивнула. — Я к ним иногда заглядываю — то одно, то другое...

— Так вот, Яша уверял, что плеваки были и до Прилива. Особая порода, тропическая — и тоже плевались ядовитой клейковиной. Потом какие-то идиоты взяли манеру держать их как домашних питомцев, в прозрачных ящиках ...

Белка слушала с неослабным вниманием — даже рот приоткрыла.

— ...а во время Зелёного Прилива а эти милые создания выбрались наружу, приспособились, выросли, мутировали. И вот, получите — плеваки!

— А с чего они в Чернолесе поселились? Я раньше думала — потому что там всякая дрянь водится, вроде шипомордников, а не нормальные звери. Выходит, не так?

— Выходит, не так. Как по мне, так просто совпало — хозяева обитали где-нибудь в тех краях, вот они и прижились...

Яська сплюнула и грубо, не по-женски, выругалась.

— Мало в Лесу всякой пакости, так ещё и это! Надо же додуматься — ядовитых пауков держать дома...

Белки, как и их родичи, "аватарки", славились нетерпимостью по отношению ко всему, что находится за границами Леса.

Сергей встал.

— Ладно, давай прощаться. Мне ещё мимо Павелецкой идти, сама понимаешь...

Очень хотелось ещё немного поболтать с симпатичной девчонкой, но время, и правда, поджимало.

— Понимаю. — белка встала на цыпочки и чмокнула егеря в заросшую щетиной щёку. — Фу, колючий! Ты смотри, осторожнее там, не попадись кикиморам. Кому тогда мой хвост достанется?

Задорно улыбнулась и растворилась в ветвях.

II

— Опять — двадцать пять! — Егор пододвинул к себе очередной "Журнал учёта". Подзаголовок "Инструктаж Т.Б." был отпечатан бледным машинописным шрифтом на полоске клетчатой бумаги.

— Расписывался ведь уже. Вчера. И сегодня тоже. Сколько ж можно?

— Сколько нужно, столько и можно. Согласно инструкции.

Пятидесятипятилетний лаборант Фёдор Матвеевич Фомичёв, которого сотрудники кафедры ксеноботаники звали исключительно "Фомич", извлёк из нагрудного кармашка ручку и протянул Егору.

— Вдруг ты в яму провалишься и ногу сломаешь? Или зверя какого спугнёшь, а он тебя порвёт? Начальство спросит: "почему до сотрудника не довели правила поведения в Лесу? Который, между прочим, есть объект повышенной опасности? А мы ему этот журнальчик: "Как же-с, довели, разъяснили, проинструктировали, вот, расписался честь по чести". А это значит — что?

— Что?

— А то, что пострадавший нарушил технику безопасности, с которой был ознакомлен. В соответствии. А значит, проявил халатность, и к руководству лаборатории претензий нет.

— Ясно... вздохнул молодой человек. — Чёрт, не пишет...

Стальное перо карябало бумагу, не оставляя следа.

— Чернила кончились. Дай сюда...

Фомич извлёк из ящика стола пузырёк с фиолетовой жидкостью, отвинтил колпачок, опустил кончик ручки в чернила, поколдовал, посмотрел на свет. Егор поймал себя на мысли, что Фомич сейчас похож на средневекового алхимика.

— Китайская! — похвастался лаборант. — Гоша подарил. Нашёл, говорит, в квартире какого-то профессора.

— Гоша? А кто это?

— Потом узнаешь...

Егор уже привык, что почти всё, что окружает его в Университете — родом из прошлого века. Но смириться с отсутствием нормальных письменных принадлежностей он не мог. Не мог и всё! Ни гелевых или хотя бы шариковых ручек, ни даже фломастеров — карандаши и "автоматические" перья, которые требовалось сперва заправить. А то и совсем уж древние приспособления в виде деревянной палочки со стальным пёрышком — при письме их надо было обмакивать в чернильницу. Егор успел уже попользоваться таким и с ужасом осознал, что писать придётся учиться заново.

Он осторожно взял ручку, вывел в графе фамилию, расписался. К удивлению, обошлось без кляксы.

— Фомич, а что здесь было до Зелёного Прилива?

— Здесь? Университет и был, что ж ещё?

— Я имею в виду — на нашем этаже. Тоже кафедра ксеноботаники?

— А-а-а, вот ты о чём...

Лаборант отобрал у Егора ручку, аккуратно завинтил колпачок и спрятал в нагрудный карман.

— Нет, раньше Биофак сидел в другом корпусе, вместе с почвоведами, а здесь был Мехмат. А когда корпус Лесу достался, нас сюда заселили — математики-то все наружу подались...

— Ясно. Какая математика без компьютеров?

— Именно. Хотя и у нас с приборами аллес капут. Всё ГЗ обшарили в поисках старого оборудования, снаружи кому показать — животики надорвут. А главная беда с пишущими машинками. Если бы не барахольщики, уж не знаю, как и обходились бы...

— Барахольщики?

Он уже во второй раз слышал это слово. Первый раз о загадочных барахольщиках упомянула Лина.

— Есть тут у нас такие, из понаехавших.

-Не понял... из кого?

— "Понаехавшими",— терпеливо объяснил Фомич, — называют тех, кто приехал в Лес из-за МКАД и решил здесь остаться. Было раньше такое словечко... Я вот, к примеру — "понаехавший".