Страшная сказка

Аннотация.

   Немного мрачная, с грустинкой, история о детской дружбе, верности, преодолении себя, стойкости характера, самопожертвовании.

  Марина написала эту сказку в две тысяча пятом году для дочери Ксении, сразу после смерти самого близкого человека — мамы, от тяжести потери убегая мыслями в придуманный мир. Выпросив почитать, я набрал текст рукописи на компьютере и распечатал в одном экземпляре для Ксюшки.

   Повествование чем-то перекликается с "Маленьким принцем" Антуан де Сент-Экзепюри и "Алхимиком" Пауло Коэльо.

   "Когда вокруг сплошное болото не может быть покоя.... Не могут рядом существовать два острова, на одном из которых воцарилось добро, а на другом зло.... Чтобы ты свободно могла идти по самой обыкновенной дороге, нужно чуточку изменить мир.... Избавившись от прошлого, вместе с памятью о нем теряешь и ощущение душевной боли".

  Три года назад Марина с дочерью трагически погибли в автокатастрофе. Читал ли кто-нибудь еще эту рукопись ... не знаю, хотела ли она опубликовать свою сказку... тоже не знаю. А какие она писала стихи!

  На правах старого друга я предлагаю Вам прочитать эту сказочную повесть. Пока мы помним друзей и любимых они не ушли, они рядом с нами. В сердце, в душе, в памяти друзей Марина всегда жива.

  Прикоснитесь к внутреннему миру прекрасного, душевного человека! Помяните добрым словом. Приятного Вам чтения.

  

    Попова Марина Федоровна

  

    

  

  

    "Страшная сказка"

  

    

  

  

    Глава I.

   Эта странная история приключилась в маленьком городке, которого и на картах-то нет, так уж он мал. ... Все здесь дышало тишиной и покоем: чистенькие тихие улочки, ухоженные домики под красными черепичными крышами, окруженные резными оградками, улыбчивые жители. Как и во всяком порядочном городке, здесь была маленькая, словно игрушечная, церквушка, была и школа, а в ней учились две замечательные девочки.

   Они всегда были подругами — Мэйми и Марта, такие разные. Отличница Марта слыла умной и благоразумной девочкой. Все знали, что она добра и отзывчива, хотя чаще ее лицо казалось строгим. Никто из мальчишек не осмелился бы дернуть Марту за каштановую косичку, перевязанную яркой ленточкой. Даже мальчишки уважали Марту и принимали ее в свои игры. На уроках Марта прилежно отвечала на вопросы и решала задачки, а после школьных занятий, воткнув в волосы пестрые перышки, изображала воинственного индейца на тропе войны, гоняла мяч или носилась на велосипеде. Удивительно: правильных девочек часто обижают и высмеивают, а с Мартой дружить почитал бы за честь каждый. Но в близкие подруги она почему-то выбрала Мэйми — самую странную девочку в школе, да и пожалуй, во всем городке.

   Мария Иоланта Миллиссита — так назвали ее родители. Неутомимые путешественники и романтики, они слишком редко бывали дома и наградили, влюбленные во все удивительное, свою дочь таким вот странным и длинным именем. Впрочем, в маленьких городках нет обыкновения так серьезно и длинно называть маленьких девочек. И постепенно имя сократилось, и даже сами родители в письмах из далекой Африки уже называли дочку Мэйми. Просто Мэйми. Но Мэйми была не так проста. Тоненькая и белокурая, она казалась маленькой принцессой из сказки. Она и жила в сказке — в своем туманном придуманном мире. В ее глазах застыло мечтательное выражение, которое с годами не менялось. Она продолжала пребывать в царстве грез, никому не доверялась. И если бы не Марта, Мэйми ожидало бы полное одиночество. Марта единственная приняла Мэйми такой, какая есть, и стала ее поверенной и защитницей. Две девочки соединили тонкой нитью два разных мира и научились дружить, не изменяя себя и не пытаясь изменять друг-друга. Порой окружающие удивлялись: ну что их может связывать? О чем они могут говорить? Читают разные книги, играют в разные игры, совершенно ничего общего!

   В доме у Марты все было правильно и чинно. Все устоялось, все застыло на своих местах. Книги выстроились на полках ровными рядами. Игрушки чинно рассажены. Обувь начищена и сияет. Одежда идеально выстирана, накрахмалена и отутюжена. Скатерти и салфетки поражали своей белизной. Кусты в саду аккуратно подстрижены, цветы, как и положено, пышно цветут на отведенных им клумбах. Весь день был расписан буквально по минутам, и никому бы не пришло в голову нарушать установленный распорядок. В определенное время завтракали, обедали и ужинали, читали газету и поливали цветы, чистили зубы и принимали гостей. И дома Марта жила, следуя этим незыблемым правилам.

   Зато у Мэйми было совсем по-другому. И это ощущалось, когда ты стоял еще у калитки. У всех в городке было так: отворяешь калитку и ступаешь на широкую дорожку, по обеим сторонам которой в идеальном порядке выстроились стриженные, как пудели, кусты и деревья, а дорожка, никуда не сворачивая, вела прямо к дому, красовавшемуся на виду. И когда ты шел по улице, из-за резных оград тебе улыбались ухоженные одноэтажные и двухэтажные домики, с балкончиками и без них, с яркими крышами. И все это было со вкусом подобрано, удачно сочеталось и радовало глаз.

   Дом, где жила Мэйми, словно прятался от посторонних глаз. Так придумали родители: они построили маленький, похожий на сказочный, домик в два этажа с островерхой крышей и забавным балкончиком, на котором был установлен небольшой телескоп: Мэйми просто обожала смотреть на звезды. Красная черепичная крыша кое-где поросла мхом, который хозяева не счищали: так казалось живописнее. Случайному прохожему при первом взгляде могло показаться, что за забором раскинулся пышный сад, дикий, растущий в своей первозданности. Здесь не стригли кустов и не выстраивали в строгом порядке цветы и деревья. Присмотревшись, прохожий непременно бы заметил острие крыши, словно проросшее из сада. Значит, и здесь кто-то живет. Но чтобы обнаружить это таинственное жилье в глубине сада, нужно пройти по очень извилистой тропинке, выложенной плоскими округлыми камушками. Тропинка, извиваясь и хитря, все же приводила к дому, окруженному кустами удивительно прекрасных роз — красные, белые, кремовые, они украшали и балкон. И весь дом снаружи был увит зеленью. За домом — качели с широкой деревянной скамьей. Мэйми и Марта любили здесь вести свои тайные девчоночьи беседы.

     

  

  

    

  Внутри дом тоже не похож был на другие. Всюду бросались в глаза странные, диковинные вещи. На стенах маски из Африки — широконосые, широкоскулые, украшенные перьями — вперемешку с картинами на шелковых тканях из Китая, на телячьей коже и просто деревянных досточках. В углах экзотические вазы и кувшины самых невероятных форм. На диванах — парчовые подушки и яркие покрывала с востока. Глаза разбегались при взгляде на все это. Да сразу и рассмотреть все было невозможно!

   Но более всего Марте нравились здесь книги: толстенные фолианты, привезенные из разных стран, с дивными картинками. Девочки не могли их прочитать, зато разглядывали часами, представляя себя путешествующими по всему миру. Так в мечтах и фантазиях они бродили по пустыням, продирались сквозь непроходимые джунгли, плавали в морях-океанах и карабкались по горам...

  

  Этот чудесный сон обрывался, стоило выйти за калитку. Они снова оказывались на самой обыкновенной улице среди самых обыкновенных людей, и снова надо было заниматься самыми обыкновенными делами. И они занимались: ходили в школу, пили по утрам молоко, поливали в саду цветы и бегали за покупками в магазинчик на углу. И все это время мечтали о другом. И наконец, наступали блаженные минуты, когда можно читать, затаив дыхание, огромные книги, написанные непонятными словами на чужом языке. А еще можно, надев маску с перьями, отплясывать доупаду дикий, но очень веселый танец, а когда стемнеет — взобраться на второй этаж по витой лестнице и с балкончика смотреть в телескоп на звезды, разбросанные почти над самой крышей. Для этого строгие родители Марты иногда позволяли дочери задержаться вечером у подружки.

   В школе тоже происходило порой что-нибудь интересное, но самое важное событие, которого с нетерпением ждали целый год, это, конечно, поездка на Лебединое озеро. Раз в год, в самом начале лета, к школе подъезжал желтенький автобус и быстро заполнялся шумной толпой ребятишек. Заняв места, дети затихали, успокаивались и уже важно и гордо поглядывали из окон на остающихся.

  Не каждый едет к озеру — только лучшие ученики, но их имена узнают только в день отъезда. Строгая госпожа директриса, водрузив на нос очки в серебряной оправе, торжественно и неторопливо зачитает список в присутствии всей школы. Только после этого счастливчики отправятся к озеру. Так было всегда, и каждый — от кнопки— малыша до рослого старшеклассника — тайком мечтал о волшебном путешествии с пикником на берегу Лебединого озера.

  "Что в нем волшебного?" — спросите вы. Неужели не догадываетесь? Да вспомните себя детьми! Порой и соседняя улица, куда запрещали бегать родители, казалась ужасно таинственной. Что уж тут говорить о тех местах, куда и подавно не ступала нога ребенка! Ну, почти не ступала ...

   Лебединое озеро представлялось всем сказкой наяву. Расположенное в живописной долине, окруженное высокими горами, вершины которых всегда были укрыты снегом, оно и в самом деле было лебединым: сюда прилетали прекрасные черные лебеди. Закат окрашивал гладь озера и дивных птиц в фантастические цвета, и любоваться этой картиной можно было часами. Как жаль, что время пролетало слишком быстро и его нельзя было остановить или хоть чуточку задержать...

  На берегу озера дети проводили весь день и насладившись зрелищем заката, переполненные впечатлениями, снова садились в желтый автобус и возвращались домой. Воспоминания о путешествии хранили в себе, как сокровище. Дважды никто из детей не попадал на Лебединое озеро. Да и с семьей там нельзя было побывать: заповедное место тщательно охранялось от посторонних глаз. И дорога туда вела хитрая. Случалось, кто-нибудь пытался пробраться к озеру: пойдет и заблудится, плутает, блуждает, а найти не может. Горы есть, долина тоже на месте, а озера нет. Побродит, побродит и домой ни с чем возвращается. Много было таких. Их поиски так и не увенчались успехом, зато желтый автобус и его старый хозяин без труда находили дорогу к желанной цели. Почему? — Неизвестно. Но, наверно, именно эти горе — путешественники, так и не сумевшие разгадать тайну, напридумывали о Лебедином озере множество самых невероятных историй и пустили их по всему свету. Суть всех слухов и легенд сводилась к одному: колдовское озеро показывается не всякому и не во всякое время. Увидеть его, посидеть на берегу, перебирая камушки, полюбоваться на черных лебедей в лучах заката — редкая удача.

  Марта и Мэйми не стали исключением. И с наступлением первых летних дней они только и говорили о Лебедином озере и о тех счастливчиках, которые на этот раз отправятся в путешествие. Обе девочки были среди первых учениц класса и втайне надеялись, что и их имена прозвучат, наконец, когда вся школа соберется проводить в дорогу маленький желтый автобус.

  Глава II.

   В ночь накануне долгожданного дня Мэйми почти не спала. Засыпала, просыпалась, снова пыталась уснуть. Но ей снилось только одно: школьный двор, освещенный ясным утренним светом, и все замерли в ожидании. Но каждый раз, когда начинали читать список, Мэйми от волнения просыпалась. Так она и не узнала до самого утра, было ли ее имя в том заветном списке.

   Когда рассвет заглянул в окно, взору его предстала Мэйми, похожая на растрепанного и взлохмаченного птенца: обнимая подушку, она наконец-то крепко спала.

  "Мэйми! Пора вставать!" — разнесся по дому бабушкин голос. Никто не отозвался в ответ. Бабушка подождала еще немного и, кряхтя и охая, стала подниматься по лестнице. Приоткрыла дверь, посмотрела на сладко спящую внучку и, улыбнувшись ласково, отправилась на кухню.

  "Сварю-ка я еще кисель к завтраку. А маленькая соня пусть поспит капельку", — так думала добрая старушка, вновь надевая клетчатый фартук.

  А Марта в эту самую минуту уже стояла перед зеркалом и заплетала тугие косички. Умытая и тщательно причесанная, она спустилась в столовую и очень плотно позавтракала.

  "А вдруг мне сегодня все-таки предстоит дальняя дорога?" — предавалась мечтаниям Марта, поедая ореховый пирог.

  Вот так и получилось, что Марта, нарядная, в полосатом платьице с плиссированной юбкой и белым отложным воротничком, не спеша уже подходила к школьному двору, а Мэйми только— только вскочила, брызнула в лицо водой, провела щеткой по разлохмаченным кудряшкам и почти скатилась по ступенькам прямо на кухню. Там она проглотила булочку, сунула ноги в лаковые туфельки, одернула оборку на цветастом сарафане и, схватив протянутую бабушкой корзинку с провизией (на всякий случай!) бросилась бежать, прыгая через ступеньку, потом петляя по извилистой тропинке в саду и наконец, прямиком по улице...

  ...Марта недовольно пыхтела! Ох уж эта Мэйми — вечно опаздывает! Уже давно все собрались на площадке перед школой, успели поболтать, а потом затихнуть. Уже госпожа директриса произнесла речь, и все долго хлопали, а теперь она водружает на нос очки в серебряной оправе и кто-то протягивает ей свернутый трубочкой список... Марта оглянулась, ища глазами негодяйку Мэйми, умудрившуюся проспать даже в такой замечательный день. Как много взрослых и детей замерло в ожидании! Тут и все, за одним исключением, ученики, и их многочисленные родственники, и все учителя, и дамы из попечительского совета, организующего поездку. Только Мэйми нигде не видно! Это она-то самое единственное исключение!...

  Марта вздохнула и, стараясь не думать о не явившейся подруге, стала внимательно наблюдать за происходящим. Директриса медленно развернула лист и торжественно начала зачитывать имена. Те, кого она называла, протискивались сквозь толпу и выходили вперед. Не менее десятка ребятишек уже стояло на почетном месте. И тут Марта услышала свое имя. Она так долго ждала этой минуты, что сначала просто не поверила, но потом внутренне собралась и, гордо расправив плечи, твердым и уверенным шагом прошла туда, где были остальные. Госпожа директриса с улыбкой поглядела на Марту поверх очков и следом прочитала имя Мэйми. Да-да, тут не было ошибки! Она так и прочитала: "Марта Иоланта Миллиссита...." и так далее. Но на этот раз никто не вышел вперед. Марта затаила дыхание. Директриса выдержала паузу, обвела присутствующих взглядом и снова произнесла имя, на которое почему-то никто не отозвался. Снова воцарилась тишина. И когда пауза уже стала невыносимой, вдруг откуда-то, из самых недр толпы, раздался слабый писк: "Я здесь!"... И растолкав худенькими локтями не желавших расступаться, Мэйми появилась наконец, перед всеми. Директриса взмахом руки позволила ей занять место рядом с Мартой.

  Дальше было много шума, беготни. Когда огласили весь список, и седая дама из попечительского совета произнесла напутственное слово, к школьной ограде подъехал знакомый всем желтый автобус. Детей рассаживали по местам, передавали корзинки с едой и ценные советы, потом, когда дверь захлопнулась, и автобус заурчал и медленно двинулся вперед, долго еще махали вслед и что-то кричали, наверно, очень радостное, но так как кричали все разом, разобрать все это было невозможно. Наконец школа скрылась из виду, осталась за поворотом, и желтенький автобус весело помчался по дороге.

  Мэйми и Марта оказались на переднем сиденьи и поначалу молчали. Марта всерьез надулась. Еще бы! Мэйми чуть не проспала самую важную поездку за всю школьную жизнь! Но молчать всю дорогу было выше их сил, потому они все-таки немножко поссорились, причем Марта начала первая, хотя собиралась быть неприступной и неумолимой, но потом довольно быстро помирились и уже через полчаса, смеясь и перебивая друг друга, болтали и смотрели в окно. Марта загляделась на тянущиеся вдоль дороги деревья и поля, думая о том, как прекрасен мир, но когда захотела поделиться своими мыслями с Мэйми, обнаружила, что та уже сладко спит, удобно устроившись в мягком кресле. Послушав сонное сопенье Мэйми, Марта улыбнулась, повернулась к окну и, провожая блаженны взглядом поля и рощицы, тоже незаметно задремала...

  Проснулась она от неприятного ощущения. В автобусе стояла удивительная тишина. "Зловещая тишина", — отметила про себя Марта. Мэйми все еще спала. Марта оглядела ребят, замерших в соседних креслах! На лицах уже не было улыбок, а в глазах затаилась тревога. Некоторые вцепились побелевшими от напряжения пальцами в ручки кресел, пытаясь скрыть волнение.

  Сидящая позади девочка из младших классов придвинулась ближе и зашептала испуганно: "Мы уже едем очень долго и кажется, заблудились. Дядюшка Стефан, хозяин автобуса, уже несколько раз останавливался, выходил на дорогу, оглядывал окрестности, а потом долго ворчал. А потом продолжал нас везти. И никто, никто не знает, куда мы попали..."

  Малышка замолчала, а Марта взглянула в окно. Солнце клонилось к закату. Ей стало не по себе. Путь к озеру, так говорили, занимает не больше трех часов. А тут прошло даже страшно подумать сколько... Марта растолкала Мэйми и все ей рассказала. Но та хлопала ресницами и, похоже, даже не понимала, что случилось что-то очень серьезное.

  Решили сделать недолгий привал. Заглушили мотор, и сразу стало невыносимо тихо. Говорить никому не хотелось. Поели, не покидая свои места. И каждый старался оставить немного еды про запас: дети словно предчувствовали, что самое трудное еще впереди. Так же молча продолжили путь.

  Прошло немного времени, и дядюшка Стефан забормотал негромко, словно самому себе: "Ничего не пойму...вроде никуда не сворачивал, ехал все по той же дороге. А дорога, будто совсем не та..."

  И впрямь что-то изменилось. Раньше автобус шел мягко, а теперь как— то странно подпрыгивал, вилял и ребятишки то и дело вскрикивали, когда его подбрасывало на неведомых ухабах.

  —Такого я еще никогда в этих местах не видел! — воскликнул дядюшка Стефан.

  Марта посмотрела в окно: лес, тянувшийся раньше по обеим сторонам дороги, теперь как— то отдалился, стал казаться призраком, ловящим свет красного солнца. Изменилась и дорога: она была словно вымощена какими-то странными камнями. Почему странными? Они были коричневато-зелеными, бугристыми, имели вытянутую форму и были слишком большими для того, чтобы ими мостить дороги. За окном темнело, и Марта изо всех сил вглядывалась, старалась как можно лучше разглядеть непонятную дорогу, и вдруг ощутила холодок, тоненькой струйкой бегущий по телу: один из камней шевельнулся, потом другой, третий, а четвертый... разинул огромную пасть...

   — Да это же крокодилы...— послышался шепот Мэйми, и Марта почувствовала горячее дыхание на своей щеке.

  Автобус продолжало трясти и подбрасывать, и девочкам стало ясно, что уже давно они едут не по дороге, а по крокодиловым спинам.

  — Значит мы едем по реке, которая кишит этими жуткими тварями, — пришла к выводу Марта. — Они же могут всех нас сожрать!

  — Но ведь мы в автобусе, — неуверенно попыталась успокоить и себя и Марту окончательно проснувшаяся Мэйми.

  — Они могут прокусить шины, и тогда мы пойдем на дно водоема, — Марта не знала, река это или болото, поэтому и сказала водоем.

  В такой ситуации, когда ничего нельзя предпринять, остается только одно: ждать, надеяться на чудо и продолжать двигаться вперед. Многие давно уже поняли, что происходит нечто страшное, но молчали: взрослые — чтобы не сеять панику среди детей, а дети — просто от страха.

  Но все продолжали думать о Лебедином озере и верить в спасение.

  Но вот автобус завилял сильнее: все труднее было ехать по спинам злобных чудищ, слушая лязганье их зубов. Когда их страшные челюсти промахивались в неудачной попытке схватить и остановить автобус, они кусали ближайшего соплеменника за хвост, и тогда машину подбрасывало еще сильнее.

  Казалось, этот кошмар никогда не кончится. Марта и Мэйми уже не смотрели в окно. Кто-то из детей вслух молился. И тут вдалеке показались неясные очертания чего-то похожего на город. Автобус пошел мягче. Крокодильих тел под колесами встречалось меньше, и между телами все было заполнено грязной жижей, в которую автобус то и дело проваливался на мгновение, тут же выныривал и мчался дальше.

  И вот уже видны дома странного города, построенного неизвестно кем в таком страшном месте.

  "Почему город казался таким далеким, а доехали до него быстро?" — задавала себе вопрос Марта, но присмотревшись поняла: домишки очень невысокие, приземистые, а все расположенное вдалеке кажется меньше. "В школе меня похвалили бы за сообразительность", — с грустью подумала Марта.

  —Въезжаем в город! — вскрикнула Мэйми.

  И все дружно уставились в окна.

  Глава III.

  Вокруг города не было ни крепостной стены, ни какого-нибудь другого ограждения. Просто открывалось болото, кишащее крокодилами, и тут же начинался город. Он стоял на небольшом пригорке, но все равно казался каким-то приплюснутым, прижатым к земле.

  Когда автобус медленно двинулся по узкой, извилистой улице, Марта поняла, что болото не кончилось: под колесами чавкала грязь, и все вокруг было вымазано жидкой грязью. Они ехали по пустой улице — ни одной живой души, только приземистые чумазые лачуги, еще более придавленные книзу совершенно плоскими крышами. Окна трудно было назвать окнами — это были дыры, прорубленные в стенах как попало. Покосившиеся двери указывали, где вход в жилище, раскачиваясь на проржавевших петлях, издающих невыносимый скрежет. Скрежет и чавканье болотистой жижи были единственными звуками, нарушавшими тишину этого странного места.

  Опустились сумерки, и в последних лучах уходящего солнца город казался зловещим. И тут из хижин стали выходить люди. Только и люди здесь жили очень уж странные: низкие и приземистые, как и их жалкие хижины, они горбились, и их длинные руки свисали до колен. Нечесаные волосы напоминали свалявшуюся шерсть, дополняли отталкивающий портрет сросшиеся лохматые брови и маленькие недобро глядящие глазки. Если бы не грязные лохмотья, заменяющие им одежду, можно было решить, что эти обезьяноподобные существа и впрямь не относятся к роду человеческому.

  Проницательная Марта сразу заметила недобрый блеск в аленьких глазках зверочеловеков и явное отсутствие доброжелательности: "Если это люди, то очень плохие люди, а если звери то очень злые звери." Но она этого вслух не сказала. Марта любила размышлять и порой держала свое мнение при себе, понимая, что можно и ошибаться. Вообще, она была очень сдержанной девочкой, не то что Мэйми. Та даже не замечала и тени враждебности на лицах местных жителей, настороженно глядящих из полумрака на яркий желтый автобус, нарушивший вечерний покой их города.

  И именно Мэйми совершила самый ужасный за весь долгий-предолгий день поступок, повлекший за собой все остальные неприятности. Если бы она посоветовалась с Мартой, та непременно бы ее отговорила. Но Мэйми пришла в голову великолепная, на ее взгляд идея: раз они заблудились, значит, надо у кого— то узнать дорогу. А у кого же спрашивать как не у местных жителей? И воспользовавшись тем, что автобус вынужден был ехать очень медленно по узеньким и извилистым улицам, а на повороте еще больше замедлял ход, Мэйми с криком: "я только узнаю дорогу!" бросилась к выходу, нажала на рычажок и, как только дверь раскрылась, выпрыгнула на ходу в хлюпающую грязь. Все произошло в какое-то мгновение, и никто не успел ее остановить. Только потом вслед понеслось: "Стой! ", "Куда?!", "Вернись!" Но Мэйми бежала по улице, не обращая внимания на зов. Ей так хотелось совершить важный поступок, помочь всем...

  Автобус медленно ехал вслед за Мэйми, боясь потерять ее из виду в наступивших сумерках. Наконец у одной из развалюх она остановилась: дверь отворилась с отвратительным скрипом и оттуда появилось звероподобное существо, замотанное в рваную хостину. В окно Марта видела, как Мэйми приблизилась к хозяину развалюхи и что-то пытается выяснить. Звероподобный не отвечал, но угрожающе нагнул голову и пошел на Мэйми, которой пришлось испуганно пятиться. Тут же появилось еще несколько таких же существ из соседних лачуг. Они обступили бедную Мэйми со всех сторон, стали трогать ее своими ужасными лапами, причем каждый из них тянул девочку к себе, она закричала....

  Нельзя было терять ни секунды, и Марта бросилась на помощь. Она проделала тот же путь, что и Мэйми, и врезалась в толпу звероподобных. Вцепившись в подругу, она пыталась вырвать ее из мерзких лап тварей, но большие грязные лапы не отпускали, и борьба продолжалась безуспешно. Помощи ждать было неоткуда: повернув голову на миг, Марта увидела что множество звероподобных окружает автобус и в руках они держан крепкие, грубо обтесанные дубины. В автобусе уже поднялся крик: звероподобные пытаются ворваться внутрь. Их с трудом оттеснили и скорее перекрыли вход. Тогда звероподобные стали колотить дубинками по бокам автобуса.

  Марта услышала звон разбитого стекла и, даже не удивившись собственной решимости, мгновенно приняла решение: — Уезжайте скорей! Спасайтесь! Мы вас потом догоним! — Последние слова она выкрикнула, чтобы успокоить тех, кто оставался в автобусе. В свое же спасение она мало верила.

  Заурчал мотор, и автобус, отбрасывая звероподобных, ринулся вперед. Отбиваясь от грязных мохнатых лап, девочка еще пыталась следить взглядом за единственной ниточкой к спасению, уходящей от них, — маленьким желтым автобусом. Несколько мгновений он еще был виден им, а потом растворился во тьме. И уже скоро урчание мотора стало неслышно. Все было кончено.

  Глава IV.

  Звероподобные обступили девочек со всех сторон. И круг сужался. Теснее прижавшись друг к другу и крепко взявшись за руки, девочки решили ни за что их не разнимать, как бы туго им не пришлось. Звероподобные уже ничего не боялись: странное желтое чудовище с огромными светящимися глазами, из брюха которого появились два маленьких существа, уползло, оставив эти существа им. И они, почувствовав, что угрозы больше нет, жадно тянули к несчастным мерзкие лапы. Что было делать? — Только надеяться на милость судьбы. И они зажмурили глаза, чтобы не видеть мелькающих морд и лап.

  Их растащили и поволокли куда-то по грязной темной улице. Нарядные туфельки, белые носочки, одежда — все было заляпано грязью, противной, вонючей. Марта пыталась осматриваться, Мэйми испуганно моргала, словно не понимала, что с ними произошло. А маленькие глазки звероподобных злобно глядели на девочек.

  Наконец остановились у одной из лачуг. Скрипнула отворяемая дверь, и девочек швырнули на кучу чего-то мягкого и липкого. Дверь захлопнулась, заскрежетал засов. Звероподобные шумно потоптались, издавая звуки, похожие на речь, только очень странную, и разбрелись по свои хижинам. Девочки остались одни в кромешной темноте и режущей слух тишине.

  Это был совершенно другой мир, где вечерами не светилось ни одно окошко, где понятия нет об уличных фонариках. Даже небо здесь было пустым и холодным: ни одной звезды, только месяц тускло поблескивает далеко-далеко. А тишина здесь стояла пугающая. Не лаяли собаки, не мяукали кошки: Их здесь не было. И людей не слышно. Казалось, все покинули это богом забытое селение и уже никогда сюда не вернутся.

  Когда глаза понемногу привыкли к темноте, девочки медленно и осторожно стали обходить место предстоящего ночлега. В темноте приходилось продвигаться на ощупь, взявшись за руки, чтобы было не так страшно. Вытянутая рука то одной, то другой девочки натыкалась только на сырые, липкие стены. Лачуга оказалась пустой, лишь отсыревшие стены да чавкающая грязь под ногами.

   — Здесь даже сесть некуда, — простонала в отчаянии Мэйми и тут же споткнулась обо что-то мягкое и плюхнулась, увлекая за собой Марту.

   Но и это мягкое оказалось мокрым и липким.

   — Это болотная тина, грязная и вонючая, — вздохнув, пришла к заключению Марта. — Но другого выхода у нас нет, придется спать прямо на этой тине.

   — А я не могу здесь спать! Душно, сыро, грязно! Я сама вся в грязи, и руки ужасно липкие! — закричала Мэйми, заливаясь слезами, а Марта зажала ей рот тоже грязной ладошкой.

   — Замолчи сейчас же! Нас могут услышать. Мы еще не знаем, что будет завтра, поэтому надо постараться выспаться, — рассудительно успокаивала она плачущую Мэйми.

   — Я никогда не спала на мокрой, мерзко пахнущей тине, — оттолкнув руку Марты, упрямо повторяла Мэйми, — я устала и хочу есть и пить.

   — Воды тут нет и еды тоже. Придется потерпеть, — терпеливо продолжала убеждать Марта.

   Но Мэйми не собиралась терпеть, потому вскочила и снова стала выкрикивать, топать ногами, разбрызгивая в ярости густую жижу:

   — Я буду шуметь, орать диким голосом, стучать в эти мерзкие стены, пока кто— нибудь не явится сюда и не принесет мне еду и чистую постель!

   — Пока кто-нибудь не явится и не убьет нас, — спокойно перебила ее Марта.

   — Убьет? — прошептала Мэйми.

   — Конечно, — жестко ответила Марта.

   — За что? — удивилась Мэйми?

   — За то, что шумим, сопротивляемся. Их много, а нас только двое. И нам с ними не справиться. Сейчас лучше успокоиться и подумать, как выбраться из этой переделки.

   — Я не могу, не могу, не могу... — твердила Мэйми, захлебываясь слезами.

   Наверно, только сейчас она поняла, что натворила и как трудно будет теперь что-то изменить. Она плакала и думала: "Хоть бы Марта не припоминала мне мой ужасный проступок... Что же я наделала!" Но Марта припомнила:

   —На твоем месте, натворив столько бед, я бы помалкивала и не ревела. Если бы не ты, мы бы сейчас в автобусе ехали домой.

   Мэйми стало тоскливо, и плакать она больше не могла, совсем обессилев от слез. "А вдруг с желтым автобусом по дороге случилось что-то страшное и он не сможет вернуться назад в город? И никто нам не поможет, и мы так и останемся здесь, в грязи и сырости, во власти ужасных существ, похожих и непохожих на людей..." — с такими мыслями она устало прилегла на мокрую, вонючую тину, закрыла глаза и, чтобы уснуть, стала думать о хорошем: "Нет не может быть все так плохо. Нас здесь не бросили, а только оставили на время. Желтый автобус, конечно уже дома. И вот-вот придет помощь, и нас непременно спасут..." Мэйми уснула. И приснилось ей, что маленький желтый автобус, на скорости промчавшись по крокодиловой дороге, несется по кривым переулкам селения и останавливается как раз перед хижиной, где они заперты. Из автобуса выскакивают родственники, друзья, соседи, и звероподобные с воплями разбегаются в разные стороны, а их, девочек, ведут в автобус, переодевают в чистую одежду, и запутав в теплые мохнатые пледы, везут домой....

   Спать им пришлось недолго. Едва небо стало светлеть, загремел засов, заскрипела дверь и в проеме выросла приземистая фигура. Тяжело шлепая по грязи, звероподобный приблизился к пленницам, которые пытаясь отогнать сон, кулачками терли глаза, схватил их за руки и выволок на улицу.

   Перед лачугой уже собралась толпа звероподобных. Они шумели, толкались. Как только показался их соплеменник волочащий пленниц, в толпе раздался громкий рык, и вперед вышел звероподобный, мощностью напоминавший буйвола. Он двигался неторопливо, угрожающе нагнув голову на короткой толстой шее. Одет он был в такие же грязные лохмотья, как и все остальные, но плечи его покрывала плохо выделанная, облепленная комьями грязи шкура льва.

   Девочек швырнули под ноги толпе звероподобных, которые тут же стали забрасывать их грязью. Мэйми только закрывала лицо руками, а Марта вступила в бой, благо грязи вокруг было немеряно. Ее меткие броски достигали цели, забивая комками грязи глаза звероподобных — уже несколько звероподобных терли морды, недовольно ворча. Другие же стали злобно пихать пленниц палками, которые они всюду носили с собой. Снова раздался рык звероподобного в львиной шкуре, и все умолкли, отступили на шаг, опустив сучковатые палки вниз.

   "Вожак", — так решила про себя Марта, заговорил: он утробно рычал, издавал невообразимые сочетания звуков и при этом размахивал огромными лапами, прищурив свои и без того маленькие глазки, вглядывался в лица соплеменников, словно подозревая каждого в неповиновении. Время от времени в толпе раздавалось чье-нибудь ответное рычание, и тогда вожак еще громче и свирепее рычал в ответ. Постепенно в разговор вступало все больше звероподобных. Громкое рычание, ворчание, боротание превратилось в сплошной гул, и Мэйми заткнула уши, не в силах больше этого слышать. А Марта, даже сидя в грязной луже, не теряла самообладания. Она вслушивалась в чужую и совершенно непонятную речь, пытаясь по интонации догадаться, о чем спорят звероподобные и не угрожает ли им, несчастным пленницам, что-то страшное.

   Наконец вожак поднял лапу, и гул тут же стих. Он что-то тихо пробурчал стоящему рядом звероподобному, тот подошел к девочкам и, глядя на них сверху вниз, заговорил неожиданно на нормально человеческом языке:

   —Ты и ты есть наш раб. Племя долго спорил, что делать с ты и ты.

  Когда он произносил слово "ты" обязательно тыкая пальцем, грубым, узловатым, то в сторону Мэйми, то в сторону Марты. Девочки затаили дыхание: сейчас они узнают, что их ждет дальше.

   —Ур предлагать вас есть, Кы отдать есть дикий звери в болото. Вождь Ог сам принять решений. Наш племя будет сделать ты и ты рабы: много работать, мало есть, спать в этот дом, — он указал на жалкую развалюху, где девочки провели нынешнюю ночь.

   Мэйми облегченно вздохнула: им сохранили жизнь. Марта трезво оценила ситуацию: смерть им не угрожает — пока не угрожает. Звероподобный переводчик между ними продолжал:

   — Каждый день ты и ты работать в разный дом. Делать самый тяжелый работа. За это племя будет ты и ты кормить. Плохо работать — быть голодный. Так решить Ог.

   И девочек снова втолкнули в ту же лачугу. Куча мерзкой вонючей тины надолго должна была стать им постелью. Всю следующую половину дня они просидели взаперти, и никто не принес им еду. Мэйми возмущалась и плакала от голода, но Марта объяснила ей свою догадку: — Мы же для них рабы и еще не заработали пропитание. Потерпи до завтра. Они дадут нам работу, а потом накормят.

   Говорить не хотелось, потому молчали. А потом Марта сунула руку в карман — просто так, случайно — и обнаружила там сухарик с изюмом. Даже размокший и помятый, он все равно оставался пищей. И девочки честно разделили его на двоих. А потом крепко уснули, решив, что обязательно придумают, как отсюда выбраться, но только утром.

  Глава V.

   Утро пришло серое и промозглое. Когда загремел засов, Марта проснулась и поняла, что за ними пришли. Так не хотелось вставать, но пришлось себя пересилить, ведь еще ужаснее, когда тебя сонную хватают и куда-то тащат. Она разбудила и Мэйми. И когда звероподобный появился в дверях, перед ним уже стояли две только проснувшиеся девочки в мятых платьях и терли глаза. Звероподобный знаками показал, что надо следовать за ним, и вышел первым. Девочки следом. Их уже ждал хозяин на которого сегодня предстояло работать. Его звали Ег, а его сварливую жену — Ёо. Весь день она рычала на своих работниц, подгоняла их палкой, раздражаясь, что они плохо работают...

   Так потянулись черные, безрадостные дни: тяжелый рабский труд, отвратительная еда — травяные лепешки и обглоданные кости по праздникам. Спали они по прежнему в лачуге с протекающей крышей на куче прелой тины. Их платья вечно грязные и серые, обтрепались, а совсем еще недавно красивые, изящные туфельки почти совсем развалились. Это были уже не нарядные веселые школьницы — две маленькие рабыни: грязные, исхудавшие, вечно голодные и холодные, в невообразимых лохмотьях. Вот какими стали Марта и Мэйми.

   Каждый день их передавали новому хозяину, и каждый был свиреп, старался побольше загрузить работой и похуже накормить. Еду им кидали прямо в грязь. Самый первый раз их сопровождал на работу звероподобный, который откуда-то знал человеческий язык. Звали его Егу. Он объяснил пленницам какую работу они будут выполнять: возить болотную жижу в огромном деревянном корыте с окраин поселения к лачуге очередного "хозяина" и обмазывать ею стены и пол жилища, а еще собирать тину и затыкать щели в развалюхах. Эти занятия оказались не только тяжелыми, но и опасными. За болотной жижей и тиной приходилось идти туда, где просто кишело крокодилами. И каждый прожитый день похож был на чудо. Но и этому чуду девочки постепенно разучились радоваться.

   Они потеряли счет дням. Да дни были похожи друг на друга, как братья-близнецы: серые и тоскливые, с холодными затяжными дождями. Здесь никогда не появлялось солнце. Свинцовое небо, черные тучи, низкие, вросшие в землю жалкие сооружения, лишь отдаленно напоминающие жилище разумных существ. И вокруг ни единого деревца или кустика, ни травинки под ногами. И болота, болота, болота... Довершали эту мрачную картину глухие лесные дебри, раскинувшиеся где-то очень далеко за болотами, которым не было конца и краю.

   Однажды Марта осмелилась спросить Егу о солнце.

   — Солнце? — удивился тот. — Я не знать, что такой солнце. И Марта не стала даже пытаться объяснить. Она поняла: в этом страшном мире на небе никогда не появляется солнце, здесь всегда пасмурно и сыро. "Какая тоска! — подумала она и решила: — Пора выбираться отсюда". Она уже знала, что их почти не охраняют. Наверно, звероподобные уверились: пленницы настолько отупели и боятся своих хозяев, что о побеге и не помышляют. Но была и другая причина. Наблюдая за звероподобными, Марта убедилась, насколько это низкоразвитые существа: они отличались злобой, свирепостью, звериной мощью, но в них не было изворотливости, ума. Этим Марта и решила воспользоваться в своих интересах. Для осуществления планов ей понадобился и Егу. Марта спрашивала, Егу отвечал, не задумываясь, зачем рабыне знать обо всем, что происходит в селении и за его пределами. Так Марта узнала, почему в селении нет детей и звероподобных женщин меньше, чем звероподобных мужчин. Оказывается как только у звероподобных должно было появиться потомство, мать с еще нерожденным детенышем переправляли на островок среди болот и крокодилов. Там рождался младенец (Марта не смогла подобрать другое слово, чтобы точнее назвать маленькое звероподобное существо), выкармливался, потом мать возвращалась в селение, а чуть подросший детеныш оставался на острове среди себе подобных. Там он и рос. Назад возвращались только взрослые существа, выросшие без родительской ласки и заботы, привыкшие добывать пищу зубами и когтями, не знавшие никаких чувств, кроме одного — чувства голода. Они пополняли селение звероподобных, поселялись в хижинах умерших соплеменников. Узнала Марта и о том, что умерших звероподобных не хоронят, а поедают, собравшись у костра. Огня они не боятся, как боятся его обычно звери, но и не любят. Страшные "посиделки" у костра для них скорее ритуал.

   — А почему островка, где живут детеныши, не видно, с какой стороны селения не посмотришь? — спросила однажды Марта.

   —Туман, — коротко ответил Егу.

   Действительно, туман был такой густой и простирался до самого леса. В этом тумане мог двигаться лишь тот, кто точно знал дорогу, любой другой сразу же заблудился бы.

  Появлялись у Марты и вопросы, которые она не могла задать Егу, слишком уж они были подозрительны. И она задавала их себе в поисках ответа, всматривалась, вслушивалась, размышляла и наконец пришла к таким выводам: во— первых, если уж они смогли попасть сюда, то смогут и выбраться отсюда, ведь если есть вход, обязательно должен быть и выход, исчез же куда-то желтый автобус, и нет о нем никаких известий; во-вторых, окрестности в густом тумане, а в тумане, как известно, может быть все что угодно, даже дорога; в-третьих звероподобные едят мясо и кормят пленниц травяными лепешками, но в селении нет ни травы, ни домашних животных, следовательно, где-то рядом есть другой мир и до него можно добраться.

  Своими мыслями Марта поделилась с Мэйми, и они поклялись, сидя на куче все той же прелой тины, что начнут разрабатывать план побега. И удобный случай вскоре представился.

  Глава VI.

  Умер звероподобный. В центре поселения, на небольшом пустыре, собрались все, разложили костер, и начался страшный пир. Время от времени до девочек доносились крики, рычание, визг. В суете уставших за день девочек даже забыли накормить — втолкнули в хижину, задвинули засов. В двух животах урчало от голода. Плохая еда — все же еда. На голодный желудок и уснуть трудно.

  Марта и Мэйми сидели на куче прелой тины и молчали. Долго молчали. А потом послышались тяжелые шаги и скрежет открываемого засова. Дверь открылась, и прямо в грязь полетели две травяные лепешки и обглоданные кости. Дверь захлопнулась, и снова послышались шлепающие по грязи шаги звероподобного, только уже в обратном направлении. Марта и Мэйми мгновенно набросились на лепешки. Кости они даже не тронули, зная, что это останки умершего звероподобного. Съев нехитрый ужин, они снова уселись в молчании на свою "лежанку". И вдруг Марта вспомнила нечто важное:

  — Мэйми, он забыл запереть нас!...

  — Не может быть! — замотала головой Мэйми. — Мы здесь давным— давно, и ни разу за все это время нас не забывали запирать.

  — Он просто захлопнул дверь и протопал обратно, — продолжала утверждать Марта. — Я не слышала скрежета засова, когда он уходил.

  И тут же предложила испуганной Мэйми:

  — Давай проверим.

  Они тихо подкрались к двери, прислушались и, не заметив в услышанном ничего тревожного, толкнули дверь. Она отворилась. Пожалуй, если бы дверь не поддалась, оказалась запертой, как всегда, девочки вздохнули бы разочарованно, а потом вернулись на кучу вонючей тины и вскоре, съежившись от холода, все же уснули, ведь это стало привычным. Теперь перед ними встала проблема выбора: "не заметить" незапертую дверь и улечься спать, а с утра снова приниматься за тяжелую унизительную работу, продолжая оставаться жалкими рабынями звероподобных, или попытаться сбежать.

  — Я за побег, — прошептала Марта.

  Мэйми кивнула и взяла подругу за руку. Она так устала и хотела домой, что и задумываться не стала над решением непростой, казалось бы, задачи. Для нее это было просто: раз дверь не заперта и Марта предлагает побег — значит, надо бежать.

  И они шагнули за порог. Крались осторожно, хотя и были почти уверены: все сейчас на пустыре, наелись мяса и прыгают вокруг костра. Почти уверены.

  — А вдруг звероподобный вспомнит, что не запер нас, и вернется проверить? — испугалась Мэйми.

  — Мы будем тише мыши и осторожнее самого трусливого зайца, — успокоила ее Марта.

  И они двинулись в путь, пригибаясь, стараясь как можно тише шлепать по грязи, напряженно вглядывались в темноту, чтобы не пропустить опасность. Так и добрались до окраин селения. Побег оказался случайным, совершенно неподготовленным, и они не знали, в какую сторону теперь идти и что ждет впереди. Собственно, на этот вопрос ответ они знали: впереди дорога из крокодилов. Другой дороги они не знали. Дорога из крокодилов не только страшила их — ужасала, и до последней минуты они старались не думать и не говорить о том кошмаре, что им предстоит.

  Но вот и окраина, за спиной — лачуги и крики разгулявшихся звероподобных, а впереди — туман и полная неизвестность. На расстоянии нескольких шагов совершенно ничего не видно. Вот она граница между двумя состояниями, между рабством и свободой. Страшное место — граница. Нужно что-то решать. "Если я шагну вперед, что меня ждет? — думала Марта. — Километры пути по спинам крокодилов? Смогу ли я это вынести? Я никогда не ходила по спинам живых крокодилов. Они могут нас сожрать. На это уйдут секунды. Но и звероподобные могут уморить нас голодом и тяжелой работой, а потом тоже сожрать. На это могут уйти месяцы или даже годы. Нет, если умереть, то лучше на пути домой."

  А вот о чем думала Мэйми: "Я не смогу, не смогу, не смогу!... Как спастись от этой дороги? Я не сумею быть смелой. Дорога из крокодилов!.... Они будут кусать меня за ноги и в конце концов съедят. В лачуге у звероподобных мне было холодно и голодно, но я жила и могла бы жить долго. Зачем я иду? Все равно мне не добраться до дома. Я погибну здесь в болоте..."

  Марта обернулась и посмотрела Мэйми прямо в глаза, словно проверяя, готова ли она к ужасному путешествию.

  — Пора идти. Нас скоро хватятся, — твердо сказала Марта.

  —Я не могу — боюсь, — призналась Мэйми и отступила на шаг.

  —Тебе только кажется, что ты боишься. На самом деле оставаться здесь еще страшнее, — убеждала Марта.

  —Здесь я по крайней мере жива. А к крокодилам я не полезу, — сопротивлялась Мэйми.

  —Жива? — не выдержала Марта. — Да здесь тебя просто не существует. Видела бы ты себя в зеркало: скелет с испуганными глазами, грязный и оборванный. И дома тебя давно уже оплакали и похоронили. Еще год-другой, и тебя словно вообще никогда не было. Все о тебе забудут, и ты сама забудешь, кто ты была когда-то, как твое имя, где твой дом... Все забудешь, потому что у раба нет ни имени, ни дома, ни родных.

  Мэйми тихо плакала, по грязным щекам бежали слезы.

  — Иди одна, — сказала она, шмыгая носом, — а я останусь.

  На самом деле Мэйми очень боялась идти, но остаться здесь без Марты боялась еще больше. Да и предложила— то она Марте отправляться в путь без нее только потому, что знала: Марта одну ее здесь ни за что не бросит, может пожалеет и передумает уходить.

  Но Марта не передумала. Она крепко схватила трусишку Мэйми за руку и потащила за собой, предупредив: — Учти: наступать можно только на спины крокодилов, между их тушами болотная жижа. Оступишься — утонешь или станешь добычей хищников. И останавливаться нельзя, с одной спины очень быстро прыгай на другую, пока крокодил не опомнился и не схватил тебя за пятку.

  Мэйми оглянулась: теперь остановить их могли только звероподобные, и в глазах ее промелькнула и погасла надежда. В таком стыдно признаться и себе самой, но на мгновение мрачное, грязное поселение показалось ей не таким уж враждебным.

  — Не смей оглядываться назад! — строго приказала Марта. — Всегда надо смотреть вперед.

  И, не выпуская холодную ладошку Мэйми, она стала вглядываться в болотную топь, выискивая крокодилью спину, которой предстояло стать первой опорой для их ног. Наконец Марта разглядела совсем рядом с берегом бурую бревноподобную тушу и прыгнула, увлекая за собой подругу. Первые ощущения после прыжка были просто жуткими: под ногами колыхалось, двигалось, поднималось и опускалось мокрое и холодное, но живое. Останавливаться было нельзя, и Марта вся обратилась в зрение и слух. Зорко вглядывалась она в пространство под ними и, заметив очередную бурую спину поблизости, прыгала, не отпуская от себя Мэйми. Мысленно она видела перед собой дом, родителей, зеленые улочки родного городка. И это помогало ей пересилить страх и отвращение. И она глядела под ноги и прыгала, прыгала и снова глядела под ноги, думая лишь о том, что скользкие спины крокодилов — не навсегда.

  А Мэйми безропотно и безвольно следовала за Мартой. Она не смотрела вперед — впереди ей виделись лишь туман да крокодилы. Рука Марты стала той волшебной нитью, что указывала дорогу. И все мысли были теперь только об одном: "Хоть бы не поскользнуться.... Хоть бы не провалиться в мерзкое болото..."

  Но то, чего так боялась Мэйми, конечно же случилось. Когда ты напуган и думаешь лишь о плохом, ты словно магнит, притягиваешь к себе неприятности. Это закон, объясняющий произошедшее с Мэйми: неуверенно прыгнув вслед за Мартой, она замешкалась, и ладошка ее выскользнула из надежной руки Марты. Оставшись на миг без опоры, Мэйми совсем растерялась, и следующий прыжок оказался неудачным: она провалилась в зловонную жижу.

  А Марта продолжала двигаться вперед, уверенно минуя одну скользкую спину за другой. Время от времени какой-нибудь крокодил поднимал из болота острозубую пасть, но девочку это не пугало. Она была полна решимости и уверенности в том, что Мэйми пересилила свой страх и не отстает от нее ни на шаг, как вдруг услышала отчаянный крик. Обернувшись Марта похолодела: Мэйми барахталась в болоте, шлепая вокруг себя руками, пыталась найти опору. Еще мгновение, и ее разорвут крокодилы, чей покой она нарушила. "Стоять нельзя! " — приказала себе Марта и бросилась на помощь подруге.

  Несколько уверенных прыжков — и она уже протягивает Мэйми руку. Мэйми продолжает кричать от ужаса, не ощущая под собой твердой почвы. Марта тянет на себя Мэйми, та безуспешно пытается выбраться. Крокодиловая масса приходит в движение, лязгает зубами...

  Что было дальше, плохо помнили обе девочки. Но когда Марта наконец выволокла на крокодиловую спину измученную борьбой с болотом Мэйми, со стороны селения уже слышались крики: конечно же, звероподобные обнаружили пропажу и пустились в погоню. Издавая воинственные рычащие звуки, отталкиваясь при прыжке крепкими палками, они быстро и привычно передвигались по спинам хищников, явно не боясь их. Девочки пытались бежать, но время было упущено, Мэйми криками с головой выдала себя и Марту. И через несколько мгновений крепкие лапы звероподобных сцапали беглянок...

  Глава VII.

  Их приволокли назад в селение, связали и бросили у догорающего костра на пустыре. Здесь снова собралось племя, но не для продолжения пира, а для того чтобы судить беглянок. Без сил лежали в грязи девочки. От тлеющих головешек еще шло тепло, и Мэйми закрыла глаза, стараясь не думать о предстоящем. Ей так хотелось отогреться и обо всем забыть. Марта, напротив, думала. И в этих раздумьях пришла к выводу, что теперь от них самих ничего не зависит. И снова нужно набраться терпения и ждать, хотя она уже не знала, чего можно ждать от звероподобных, обозленных побегом таких покорных поначалу пленниц. Глядя на серую золу, она незаметно уснула, а когда проснулась, потеряв счет времени, увидела: вокруг потухшего костра сидят звероподобные, в самом центре — вожак Ог, и с плеч его по-прежнему свисает грязная львиная шкура. Рядом с ним почтительно замер Егу — после судилища он объявит беглянкам приговор. Звероподобные, свирепо переругиваясь, злобно толкают друг друга. Время от времени Огу приходится грозно рычать на особенно скандальных соплеменников. Слушать все это было тяжело, и Марта снова уснула, словно провалившись в глубокую черную яму...

  ... В черной яме Марта оказалась не одна. Сначала она не чувствовала чьего-либо присутствия и ей было хорошо и спокойно. Но потом ее что-то больно толкнуло в бок, а после этого кто-то вцепился в плечо и стал трясти. Марта открыла глаза: ее грубо будили, тыкая палкой. Марта села и приготовилась слушать. Мэйми разбудили раньше и она уже, вся сжавшись, застыла, словно ничего не понимая в происходящем. Взглянув на нее, Марта ужаснулась: пустые глаза, болезненная бледность щек, посиневшие губы. К тому же ее знобило.

  Их решили допросить. Ог издавал угрожающие резкие звуки, Егу переводил, с трудом подбирая слова.

  — Почему ты и ты бежал?

  — Мы хотели вернуться домой, — отвечала Марта, Мэйми продолжала сидеть с отсутствующим взглядом.

  — Твой дом здесь. Мы кормить тебя, а ты вместо благодарности бежал?

  — Вы заставляли нас жить в вашем мире против воли и работать на вас, — не сдерживая негодование, звонко выкрикнула Марта, — а у нас там, за болотами, есть свои дома, родные, друзья! И мы хотим жить в своем мире, а не в вашем ужасном селении!

  Егу перевел. Ог возмущенно рявкнул, звероподобные снова зашумели, переговариваясь. Ог снова зарычал непонятное, и Егу перевел:

  — Кто быть вожак этот побег? Кто придумать бежать?

  Марта взглянула на трясущуюся в ознобе Мэйми и твердо сказала:

  — Я вожак. Я предложила бежать и силой увела свою подругу, а она вовсе не хотела бежать, ей здесь даже нравится.

  И снова Егу перевел, а звероподобные продолжили спор. Марте так хотелось отогреть дрожащую Мэйми, но они по прежнему были связаны.

  Наконец "суд" принял решение. Он поднял вверх огромную лапу и прорычал что-то очень длинное. Егу перевел пленницам приговор:

  — Ты, которая придумала побег, будешь строго наказан: ты будешь сидеть в клетка как дикий зверь. И когда придет твой очередь, тебя будут съесть, как другой дикий зверь. А ты, — Егу ткнул пальцем в Мэйми, все так же безучастную ко всему, — будешь остаться в селение, жить в тот же дом и много работать каждый день за травяной лепешка. Племя дарить тебе счастливый возможность искупить свой вина за побег.

  Судилище закончилось. И тут же девочек схватили и потащили в разные стороны. Мэйми поволокли к лачуге и там снова бросили на кучу прелой тины. Бедная девочка была в жару, ей чудились какие— то странные картины, она говорила то с Мартой, то с бабушкой, то с вернувшимися из Африки родителями, а потом провалилась в сон — тяжелый, бредовый. И не было теперь рядом Марты...

  А Марту уволокли на другой конец поселения. Миновав последние хижины — развалюхи, звероподобные (их было четверо) о чем-то недолго поспорили, потом самый плотный и коренастый закинул Марту на плечо, словно охотничий трофей, и вся четверка направилась через болото по крокодиловой дороге в неизвестном направлении. И в таком неудобном положении Марта продолжала раздумывать: "Интересно, куда они меня тащат? Клетка? Значит у звероподобных есть тюрьма, но находится она не в селении. Кто же сидит в этой тюрьме? Других пленников я не видела. Странно все это, но зато я смогу еще кое-что узнать о мире звероподобных, что может быть, поможет нам выбраться отсюда."

  Дорога оказалась не слишком долгой. Зачавкала грязь под тяжело ступающими ногами звероподобных, и Марту сбросили на землю. Да-да, на землю, покрытую редкой травой! Потом один из звероподобных схватил конец веревки, которой по-прежнему были связаны руки девочки, и потащил за собой. "Ну что ж, часть пути придется пройти пешком," — внимательно осматриваясь, довольно подумала Марта.

  Дорога вела в гору. Собственно дороги и не было. Шли по траве, которая становилась все гуще и гуще. "Наверно, здесь растут и цветы", — предположила девочка. В темноте было почти ничего не видно, но одно было совершенно очевидно: здесь другой мир. Где-то в отдалении запела птица, и Марта возликовала. Она уже забыла о существовании зеленой травы и звонко поющих птиц и теперь словно пробуждалась от тяжелого сна. Она уже не чувствовала усталости, ноги легко несли ее по земле. "Как жаль, что Мэйми осталась у звероподобных", — с грустью подумала Марта о подруге. Она словно забыла, что у нее самой крепко связаны руки и что ее ждет тюрьма-клетка.

  Но вот и взобрались на гору. Ночь отступала, начинало светать. Марта уже смогла увидеть: внизу раскинулся лес, и склоны тоже заросли кустами и деревьями. Теперь нужно было спуститься вниз. Приятно идти по лесу, вдыхая свежесть. Мешала наслаждению прогулкой только злосчастная веревка, туго стягивающая запястья. Да еще звероподобный иногда рывком дергал эту веревку, и Марта, не удержавшись, кубарем катилась вниз. Если бы не привязь, она неслась бы по крутому склону до самого подножия. Звероподобный довольно скалил зубы, Марта поднималась, стряхивала с себя травинки и мелкие сухие веточки и снова шла за звероподобным, зная, что он снова дернет веревку и она опять покатится по склону, набивая все новые синяки и шишки...

  Наконец они спустились вниз, и Марта вздохнула облегченно. Где-то за деревьями слышалось журчание ручейка. Вот только лес стал редеть. Девочке показалось, что деревья кем-то вырублены. И вот звероподобные замедлили шаг. За деревьями вырисовывались какие-то непонятные строения.

  Лес расступился, и они вышли на совершенно голую поляну. Ни одного дерева или кустика — все срублено под самый корень. Только огромные, грубо сколоченные клетки с толстыми решетками. И в клетках — звери: медведь, леопард, жираф, зебра, обезьяна.... Клеток было много, и Марта не успела все рассмотреть в предрассветном сумраке. Звероподобные все тащили ее вперед. Куда? Конечно к пустой клетке. Вот она. Звероподобный отомкнул большой ржавый замок, отодвинул решетчатую дверцу, развязал девочке руки и втолкнул ее в клетку. Марта не удержалась и упала, но упала мягко — на солому. "Хоть здесь у меня будет сухая постель", — удовлетворенно подумала она. Тем временем звероподобный снова навесил ржавый замок на место, тщательно запер его, и все четверо удалились.

  Когда их шаги совсем стихли, Марта хорошенько взбила солому и улеглась поудобнее, собираясь наконец-то вволю отоспаться. Она уже закрыла глаза, как вдруг услышала чей-то голос:

  —Добро пожаловать на остров, милая девочка. Жаль что мы в клетках и я не могу пожать твою маленькую лапу. Голос был печальный.

  Марта открыла глаза: в клетке никого не было. Она отозвалась:

  — Кто вы и где? Я вас слышу, но не вижу!

  —А ты подойди к решетке и посмотри вправо.

  Марта так и сделала. Во всех соседних клетках стояла тишина: они пустовали, либо их узники спали. И только в одной, прямо у решетки, сидел печальный рыжий кенгуру.

    

  

  

     

  — Вам не спится? — вежливо спросила Марта, решив поддержать разговор.

  — Меня разбудили шаги, я очень чутко сплю, — словно извиняясь, ответил кенгуру.

  — А я как раз собиралась выспаться на мягкой сухой соломе. Много ночей моей постелью была вонючая мокрая тина.

  — Хотя солома здесь и сухая, но ночами часто не спится, — признался кенгуру.

  — Почему? — удивилась Марта.

  — Все мысли о смерти приходят именно ночью, — последовал ответ.

  — А разве нельзя лечь на сухую солому, увидеть кусочек звездного неба и подумать о чем-то хорошем? Ведь так и уснуть легче, — подсказала девочка.

  — Нет-нет, — покачал головой рыжий кенгуру. —Здесь каждый думает только о смерти. Ведь нас всех едят — одного за другим. Разве можно в таких условиях думать о хорошем? Мы все ужасно боимся и постоянно мучаемся вопросом, кто же следующий.

  — Печальная у вас жизнь, — согласилась Марта. — И давно вы сидите в клетке?

  — Я потерял счет дням. Мне кажется, прошла целая вечность.

  — И многих за это время.... — Марта запнулась, ей не хотелось лишний раз произносить слово "съели" и печалить и без того печального кенгуру.

  — И многих за это время, — повторила она, — не стало?

  — Опустели три клетки только по соседству с моей, — признался кенгуру. — Олень, одна из обезьян и буйвол больше не живут в них. А сколько было до меня, я и не знаю. Об этом никому не хочется говорить.

  —Да-да, я понимаю, — согласилась Марта.

  Ей хотелось еще о многом поговорить с рыжим кенгуру, но глаза слипались, и она, извинившись, сослалась на усталость и предложила перенести беседу на утро. Кенгуру пожелал ей спокойной ночи, хотя уже светало. И Марта, зарывшись в солому, уснула так крепко, что ничего не видела во сне.

  Глава VIII.

  Проснулась она от того, что по ее лицу скользил теплый солнечный луч.

  "Солнце? " — удивилась Марта и приоткрыла один глаз. И точно в небе сияло солнце, и само небо было такое чистое и голубое, что просто не верилось. Столько дней над головой, нависал тяжелых свинцово— серый свод, а тут вдруг — чистота и свет. Марта потерла глаза, но это не помогло — подниматься не хотелось. Да и зачем? Сегодня никто не погонит ее на работу. Утро здесь совсем другое....

  — С добрым утром! — послышался знакомый голос.

  Марта подобралась поближе к решетке: печальный кенгуру уже сидел на прежнем месте.

  — Да. Утро действительно доброе, — согласилась Марта.

   И тут же раздался целый хор голосов. Ей желали доброго утра звери и птицы, запертые в соседних клетках. Они радостно кивали головами, приветствуя девочку. А страус отвесил элегантный поклон и попросил Марту рассказать им свою историю.

   — Историю? — вопрос застал Марту врасплох, хотя она и понимала, что все равно придется что-то рассказать о себе, даже если совсем не хочется ворошить воспоминания.

   И она рассказала. Рассказала о своем мире, о маленьком желтом автобусе и Лебедином озере, о Мэйми, оставшейся в рабстве у звероподобных, о неудачном побеге. Звери слушали в полной тишине. А когда Марта окончила рассказ, послышалось такое всхлипывание: это плакал печальный кенгуру, утирая рыжими лапами мохнатую мордочку.

   И весь день наперебой звери рассказывали Марте свои истории. Девочка внимательно слушала и постепенно стала понимать, что произошло здесь, на островах.

   Когда-то очень давно эти места были поистине райскими: на двух небольших островах, омываемых теплым и ласковым морем, жили в мире и покое звери. В сказочном мире ведь очень легко уживаются львы и антилопы, обезьяны и леопарды. Им нечего делить — одно на всех море, одно солнце и два чудных островка, еды на них было сколько угодно: фрукты, ягоды, корнеплоды. Да-да! Вы не ослышались. Все звери на островах питались только растениями. Так они сами решили. Собрались однажды все вместе и решили: если хищники будут есть травоядных, острова скоро опустеют. А кого потом станут поедать хищники? Друг друга. И тогда острова опустеют еще больше, проще сказать, на них никого не останется. Значит, лучше научиться не есть своих собратьев и жить в мире. Вряд ли кому приходилось видеть ягуара, выкапывающего когтистой лапой коренья, или льва, жующего бананы. А здесь, на островах, так и было до тех пор, пока не приплыли на ближайший к большой суше островок злые и жадные полулюди-полузвери в грубо сколоченных лодках. Следом за их лодками плыли крокодилы — тьма крокодилов. Они стали плавать вокруг островов, и с каждый днем их становилось все больше и больше. Когда пространство заполонили крокодилы, вода стала мутной, потом грязной и постепенно превратилась в болото.

   Для зверей, живущих на островах, наступило страшное время. Сначала звероподобные захватили остров Солнечный. Они построили на нем свои ужасные лачуги, выкорчевали деревья, уничтожили траву и цветы и пожрали всех зверей. Над островом сгустился туман. Увидев этот чавкающий грязью клочок земли в бесконечном болоте, никто бы не узнал в нем Солнечный остров.

   Второй остров — Зеленый, избежал страшной участи Солнечного. Но не потому, что завоеватели прониклись к нему жалостью — они были безжалостны. Просто им нужна была еда, а еда могла жить только в живых лесах. И тогда они превратили чудный остров в тюрьму, отлавливая зверей и сажая их в клетки.

  — Когда они всех нас съедят, отправятся искать другие острова. И постепенно весь мир станет огромным болотом, — так закончил грустную историю медвежонок коала с пушистыми ушками.

  Звери приумолкли, и Марта почувствовала, что ей хочется посидеть в тишине и хорошенько обо всем подумать. Так она и сидела: села на солому и, обхватив руками свою бедную голову, долго-предолго думала, а потом незаметно уснула. И во сне снова увидела себя дома: она бежала в школу по залитой солнцем улице и спрашивала всех идущих навстречу, не видели ли они Мэйми, но ее никто не встречал. И тогда Марта понеслась к дому любимой подруги и увидела, что весь двор зарос высокой травой и колючими кустами, что тропинку невозможно найти. Марте пришлось долго блуждать, продираясь сквозь заросли. Она исцарапала руки и ноги, и уже совсем было потеряла надежду, как вдруг очутилась прямо перед домом. А дом тот и не тот: весь опутанный разросшимся плющом, крыша поросла мхом, краска на двери облупилась. Казалось, в этом доме давно никто не живет, но Марта решительно подходит к двери и стучит. Стучит долго, настойчиво. Никто не открывает, и за дверью никаких признаков чьего-либо присутствия. Но Марта продолжает стучать, и этот стук отдается в висках, и тогда она в страхе кричит: "Мэйми! Ну где же ты, Мэйми?" И вдруг .... Просыпается. У клетки стоит звероподобный и стучит по решетке палкой. Он принес еду. Сначала на пол плюхается связка бананов, а за ней следом рассыпаются пригоршни крупных орехов и какие-то коренья. Звероподобный идет к другим клеткам, а Марта отмечает про себя: "Кормят одни раз в сутки ближе к вечеру". Действительно, солнце клонилось к закату, а в животе Марты урчало от голода. "Ну и сон мне приснился", — подумала она и принялась за ужин. В душе поселилась тревога. Неужели что-то с Мэйми? — "Нет, ее нельзя надолго оставлять одну", — решила Марта. — Да и вообще хватит сидеть в клетке. Пора выбираться и спасать Мэйми. Раз она мне приснилась, значит, ей нужна моя помощь, и как можно скорее. А я тут полеживаю и лопаю бананы".

  Ночью Марта не спала — она обдумывала план побега. К утру ей стало понятно, что это довольно сложно и еще придется задержаться в клетке. Но теперь она точно знала, что нужно делать.

  ГЛАВА IX.

  Утром Марта подкрепилась оставленными "на потом" орехами и стала дожидаться, когда все звери наконец проснутся. А потом постучала камнем по решетке требуя внимания, и, как только все затихли, произнесла речь.

  Речь Марты:

  — Дорогие звери! И птицы тоже! — Она вспомнила про страуса. — Я понимаю, что клетка не место для торжественных речей, но эти слова искренни и идут из глубины моего человеческого сердца.

  Марта заметно волновалась, но собралась с духом и продолжила: — Ночью мне не спалось, и я думала нашей общей судьбе. Мы не должны покорно ждать, пока нас всех по одному съедят звероподобные. А ведь если мы ничего не предпримем, и будем продолжать полеживать на соломе, так и случится. Я видела истрепанную шкуру льва на плечах вожака звероподобных. Когда-то лев был вашим царем. Добрым и справедливым. От него осталась только грязная шкура. Я не хочу, чтобы с вами случилось подобное. Вы ведь тоже этого не хочешь, правда?

  Звери согласно закивали. И птицы тоже.

  — Тогда нам не следует сидеть сложа руки. Судьба в наших руках. И в лапах тоже, — подумав, добавила Марта, потом вспомнила про страуса и прибавила: — Да, наша судьба в наших руках, лапах и крыльях. Я готова стать вождем восстания!

  Звери бурно зааплодировали. Слон, сидевший в одной из дальних клеток, затрубил протяжно, а обезьяна кричала: "Да здравствует наш вождь Марта!"

  От всего этого Марта ничуть не заважничала. Она лишь ощутила, что внутри нее растет чувство ответственности за всех мохнатых и пернатых, оказавшихся за решеткой.

  Сначала Марта задавала вопросы: ей необходимо было выяснить некоторые детали, которые могли оказаться важными. Звери охотно рассказывали обо всем, что интересовало девочку.

  Вот что выяснила Марта: пленников держат в северной части острова Зеленый, поближе к воде, точнее, бывшей воде, а теперь поближе к болоту, чтобы удобнее было добираться к ним. Кормят пленников один раз в сутки на закате. И до следующего заката никто не появляется. Звероподобные не охраняют пленников, надеясь на крепкие клетки и надежные замки. В южной части острова, в густых лесах, живут пока еще свободные звери. Но они настолько боятся звероподобных, что забились в самую глушь и не высовываются. В полнолуние звероподобные пируют. И тогда пустеет очередная клетка. Потом звероподобные идут на охоту, и впереди — вожак в облезлой львиной шкуре. Звери, прячутся в зарослях, почуяв запах старой шкуры своего царя, еще больше дрожат от страха. После охоты в опустевшей клетке появляется новый пленник. Кормить пленников приходят все звероподобные по очереди, но клетки не открывают. А ключи от замков хранятся у вожака.

  — И звери, живущие в южной части острова, никогда сюда не приходят? Они ведь, наверно, очень тоскуют о вас, — Марта вопросительно посмотрела в глаза печальному кенгуру, но тот покачал головой.

  — Они так боятся, так боятся. Для всех зверей, оставшихся в лесах, это место — проклятое. Каждый надеется, что охота в полнолуние будет не на него, вот и пытаются, осторожничая, спасти свою шкуру.

  "Вот что делает страх со зверями, — думала Марта. — Они дрожат за свою шкуру, но ведь жертвами охоты могут оказаться их братья и сестры, детеныши. А они настолько запуганы, что перестали быть надежной защитой своим близким. Друзья и родные томятся в клетках, а они прячутся в лесах и переживают только об одном: как бы их самих не изловили и не заперли за решеткой...."

  Марта думала долго: весь вечер, часть ночи, весь следующий день. И только после ухода звероподобного, разнесшего по клеткам еду, она рассказала о том, что придумала.

  — Это очень опасно и трудно, но другого выхода я просто не нахожу, — так начала девочка, и звери замерли от любопытства и страха.

  Какой же план придумала Марта?

  ГЛАВА X.

  Мэйми лежала на полу в лачуге. Теперь совсем одна. И нет сил заползти на кучу мокрой тины и забыться хотя бы во сне. Несколько дней без Марты показались вечностью. Даже крохотная надежда на лучшее, что теплилась в глубине души, и та растаяла. Она не знала, куда увели Марту звероподобные, и не пыталась узнавать. Неудачный побег, казалось, совсем сломил Мэйми. Ночью она металась в жару, бредила, проваливаясь в кошмары снов, а утром ее будил звероподобный и гнал на работу. Теперь тяжелую тележку с грязью Мэйми таскала одна. И какой же неподъемной была ее тележка, и как трудно было загружать ее и разгружать. Особенно загружать, зная, что в любое мгновение из мерзкой жижи может появиться зубатая пасть и утащить на дно. Мэйми уже жалела, что так поступила с Мартой: трусливо хныкала, готова была мириться со своим жалким рабским положением. А Марта, такая маленькая и такая сильная, боролась и за себя и за нее, свою подругу. Но как спасти человека, который отказывается бороться за собственную свободу? "Нет лучше бы я была с Мартой, — горевала Мэйми, — хоть где, хоть на самом краю света. Хоть в колодце, хоть в голоде, но только с Мартой. С ней не так страшно. Она обязательно что-нибудь придумала бы. Но где она теперь — моя милая Марта?"...

  А утром она безропотно, еле передвигая ноги, брела, волоча за собой тяжелую тележку. И снова повторилось.

  Но в одну из ночей Мэйми увидела странный сон. Это был не кошмар, не путаное нагромождение мелькающих картин. Все происходило словно наяву. Мэйми по— настоящему ощутила себя дома. Только дом был ее и одновременно какой-то чужой. Нет, скорее даже не чужой. А заброшенный, будто в нем лет сто никто не жил. Все покрыто пылью, всюду свисает паутина, обивка на диванах и креслах до того обветшала, что сквозь поредевшую ткань кое-где продираются пружины, просвечивает деревянный остов. Ни к чему не прикоснуться — пыль: мягкая и густая, она словно прирастает к рукам, ее не стряхнуть. А паутина, золотясь в скупых солнечных бликах, пытающихся пробиться сквозь наглухо закрытые ставни, кажется чудом. Но случайно коснувшись ее, Мэйми запуталась и долго сдирала с лица и рук мерзкие липкие нити. Ощущение красоты сразу исчезло. Какое здесь запустение... Избавившись от паутины, Мэйми пробирается к окну, стараясь ни к чему не прикасаться, ведь здесь все в пыли и паутине: экзотические вазы, огромные книги в бархатных и кожаных переплетах. Вот и окно, но ставни не поддаются, когда Мэйми пытается их открыть. "Ставни внутри? — с удивлением обнаруживает она странность. — Но ведь их всегда делают снаружи. Неужели это мой дом, мое окно и мои ставни — такие ненужные?"

  Окно Мэйми так и не смогла открыть. И тут услышала стук в дверь. Отпрянув от окна, снова запуталась в липкой паутине. Натыкаясь на кресла, столики, этажерки (откуда их столько?!), понеслась вперед, рванула на себя дверь и остолбенела: впереди — темнота. Но ведь за дверями ее ждет кто— то, кому она, Мэйми, еще нужна. И она решительно делает шаг вперед, разорвав занавес паутины, и тут же с ужасом понимает, что лестницы, ведущей на первый этаж — к свету, теплу, людям уже нет. Не ни ступеней, ни перил — провал. И пока Мэйми стоит в нерешительности и отчаянно придумывает, что ей делать, стук в дверь прекращает свое существование. Мэйми бросается обратно в комнату, к окну и сквозь узкую щелочку в ставне видит удаляющуюся фигуру: это Марта. А Мэйми стоит у забитого намертво ставнями окна и плачет. Но ничего уже не изменить. Она одна в умирающем доме, из которого невозможно выбраться. И окружают этот мрачный дом непроходимые заросли, сквозь которые могла пробраться только Марта. Лишь она, пытаясь спасти подругу, нарушила молчание старого дома, постучала в ветхую дверь. А Мэйми? Ей всего-то надо было спуститься вниз и впустить Марту. Но она, теряя драгоценное время, стряхивая с себя пыль, сдирала паутину и ничего, решительно ничего не сделала для собственного спасения. "Почему я не прыгнула? — подумала вдруг Мэйми. — Это ведь так просто! Я должна была всего лишь прыгнуть, там же невысоко! Бедная Марта все стучала и стучала в дверь, она ждала меня, а потом поняла, что дом пуст, и ушла. Конечно, дом пуст, потому что я — пустота..."

  Мэйми проснулась, почувствовав, что ее губы шевелятся, произнося одно только слово: "Пустота".

  "Какой странный сон... Какой непонятный сон... Неужели дома что-то случилось?" — думала она. За стенами лачуги — вязкий серый туман. Здесь, внутри, так же холодно и сыро. Сейчас появится звероподобный, и Мэйми снова потащит тележку, и весь день будет дрожать от страха перед крокодилами, а вечером снова упадет на грязный пол хижины — развалюхи, не имея сил даже разжевать безвкусную травяную лепешку, брошенную ей звероподобным за работу. "Нет, это не дома что-то случилось, — поняла она наконец. — Это со мной случилось страшное: я потеряла себя, я — пустота, я перестала даже мечтать о свободе и смирилась с таким мерзким существованием. Что же я сделала с собой!" Мэйми словно прозрела. Это ведь она сорвала побег! Марта смело мчалась вперед, домой, готовая к любым трудностям, а она, Мэйми, боялась каждого шага и потому споткнулась и провалилась в болото. Теперь оставалось думать только о том, как исправить то, что уже натворила, как спасти себя и Марту.

  ГЛАВА XI.

  На закате следующего дня звероподобный, как обычно, разносил по клеткам еду. Звери, жадно набрасывались на орехи, бананы, листья салата. Только человеческое существо вело себя странно. Оно даже не пошевелилось, хотя смотрело в одну точку широко открытыми глазами и дышало. Звероподобный отошел в сторону и оглянулся: человеческое существо продолжало лежать на полу клетки без движения, не притронувшись к еде. Расспрашивать о случившемся он и не пытался: звероподобные и люди говорили на разных языках, и совершенно не понимали друг звероподобные и обыкновенные лесные звери. Зато Марта и звери очень быстро нашли общий язык, чего, конечно, не знал звероподобный.

  Вернувшись в селение, он рассказал вожаку о том, что видел. Вожак промолчал. Но на следующий день все повторилось, правда уже с другим звероподобным. И только когда вожак выслушал слово в слово ту же историю в третий раз, он насторожился и решил выяснить, что же случилось с человеческим детенышем, которого собирались съесть на очередном пиру. И потому назавтра со следующим звероподобным на остров отправился Егу, знавший человеческий язык.

  Пока звероподобный, посланный кормить зверей, разносил по клеткам еду, Егу стоял у клетки Марты и пристально рассматривал неподвижно лежащую на соломе девочку. Она не шевелилась и, не моргая, смотрела куда-то вдаль. Егу постучал по прутьям решетки — девочка никак не отреагировала. Тогда Егу обратился к ней:

  — Человеческая девочка, ты так долго лежать в свой клетка и ничего не есть, что совсем похудеть и побледнеть. Если ты не будешь поесть, то уже завтра ты умрешь от голод. И Егу осуждающе покачал головой, взглянув на нетронутую пищу в клетке Марты.

  Ни за что не догадался бы Егу, что девочка все это убедительно разыграла и вовсе не голодна: звери из соседних клеток набросали ей бананов. Егу был ужасно встревожен и, как только пришедший с ним соплеменник накормил зверей, поспешил в селение сообщить, что человеческое существо действительно ничего не ест и скоро умрет, потеряв последние силы, она и теперь уже лежит и не шевельнется...

  Вожак выслушал Егу и стал думать. Странная это была картина: вожак звероподобных метался по хижине, недовольно рыча, и вид у него был самый свирепый. Он не мог понять. Что произошло, и не знал, как поступить. В ярости он даже сорвал с плеч истрепанную львиную шкуру и швырнул в грязь. Потом долго чесал затылок, пытаясь найти в своей лохматой голове хотя бы одну полезную мысль. Наконец он что-то прорычал Егу, и тот мгновенно бросился исполнять приказание.

  На следующее утро Мэйми не погнали на работу. Она не удивилась — здесь невозможно было чему-то удивляться — и только одно сразу поняла: что-то произошло. Мимо лачуг прошлепал звероподобный, потом другой, третий... Чавкающие шаги затихли. Мэйми лежала на своей ужасной постели и думала о Марте, и о себе, и о том, что теперь уж им отсюда ни за что не выбраться. В конце концов несчастной девочке стало казаться, что все прошлое счастливое время ей приснилось, а на самом деле она всегда жила здесь, среди звероподобных, и была их рабой. Мэйми стало страшно. Она уже не могла разобраться, где явь, а где вымысел. И даже образ Марты превращался во что-то туманное, далекое, похожее на сладкий плод фантазии. " Марта... Мар— та..." — повторяла вслух Мэйми, вслушиваясь в звуки, но и это не удавалось с трудом: имя тоже стало странно чужим и далеким. "Кого-то зовут Марта. Интересно, знала ли я когда-нибудь эту Марту? Нет, вряд ли, я ведь всегда жила среди этих мерзких существ, и никого кроме них здесь нет и быть не может. Как жаль..." — решила Мэйми и заплакала горько— прегорько.

  Дверь противно заскрипела. Мэйми поняла, что за ней пришли все-таки. Егу и еще двое звероподобных. Егу Мэйми узнавала по менее грубым чертам лица и более осмысленному и почти лишенному свирепости взгляду. И увидев сейчас Егу, Мэйми вся напряглась, как натянутая струна, и приготовилась слушать.

  "Не приснилось! Не приснилось!" — про себя возликовала она, после того как Егу рассказал о второй девочке, которая на соседнем острове лежит в клетке без движения уже несколько дней и ничего не ест. Конечно, в устах Егу рассказ об этом прозвучал не столь жалостно, но ликование все же сменилось страхом: а вдруг Марта умирает или уже умерла? Слова звероподобного теперь с трудом прорывались сквозь путаницу ее мыслей. Зато выяснилось и нечто приятное: ее поведут на соседний остров, чтобы выяснить причину странной болезни Марты.

  Мэйми вышла из лачуги вслед за звероподобным и шла до окраины селения. Дальше тянулось болото — знакомый пейзаж, глядя на который она вспомнила неудавшийся побег, свое падение, барахтанье в грязной жиже и страшные крокодильи пасти совсем рядом... По спине пробежал холодок. Снова болото и снова крокодилы. Колени ее подогнулись... Один из звероподобных взглянул на девочку и, видимо, решил: она так ослабла, что не может идти. Тогда звероподобный схватил Мэйми, перекинул через плечо. Словно тушку небольшого животного, и понес через болото, неуклюже, но уверенно ступая по бурым спинам хищников. От звероподобного тоже шел тяжелый запах хищника. Сначала Мэйми казалось, что она вот-вот задохнется, но мирное покачивание при ходьбе сделало свое дело: она задремала и проснулась только тогда, когда ее поставили на ноги и грубо встряхнули за плечи.

  Мэйми открыла глаза и огляделась. Удивлению не было предела: столько дней глаза ее видели только грязные лачуги, мерзкое болото да охапку мокрой тины, теперь же она оказалась точно в сказке. "А может, я просто еще не проснулась?" — мелькнула мысль, и Мэйми опять зажмурила глаза. Встряхнула головой, отгоняя дремоту. Но когда она вновь открыла глаза, ничего не изменилось: вокруг и вправду раскинулся чудный лес с беззаботно щебечущими птицами и журчащим где-то в отдалении ручьем.

  Звероподобные двинулись вперед, и тот, что шел последним, крепко схватил Мэйми за руку и поволок за собой. Девочке приходилось почти бежать, чтобы не отставать, она спотыкалась и ужасно боялась упасть — спуск слишком крут, с него можно только кубарем скатиться, а это не слишком приятно. Одолев долгий спуск и очутившись в низине, Мэйми хотела перевести дух, но не тут-то было: звероподобный упрямо тащил ее за собой.

  И наконец, остров, показавшийся Мэйми райским, раскрыл свою чудовищную тайну. Она увидела клетки. Много клеток. И в них были заперты звери с грустными глазами. А звероподобный все волок девочку мимо одной клетки, другой, третьей ... И вот перед одной из них они остановились. Клетка показалась Мэйми пустой, но она вовсе не была пуста: в углу на соломе лежала Марта. Мэйми попыталась поймать ее взгляд, устремленный куда-то очень далеко, но ей это не удалось. Мэйми позвала подругу по имени, но та не отозвалась.

  — Марта! Это же я, Мэйми! Ну скажи хоть слово! — умоляла Мэйми подругу.

  Они были так близко и одновременно так далеко. Их разделяли решетка и молчание Марты. Мэйми совсем потеряла надежду, но вдруг на какое-то мгновение она столкнулась с совершенно осмысленным взглядом и ей показалось, что Марта зовет.

  — Пустите меня в клетку, — робко попросила Мэйми. — Я попробую поговорить с ней.

  — Зачем в клетка? — удивился Егу. — Говорить так. Она все слышит отсюда.

  — Нет, — настаивала Мэйми, и это было так не похоже на нее. — Я должна сесть рядом и держать ее за руку, только так мы общаемся с больными, по-другому нельзя.

  — Хорошо, быть так, как ты говоришь, — согласился Егу, хотя на этот счет не получал разрешения вожака, и приказал отпереть замок.

  И Мэйми вошла в клетку, села возле подруги на солому и взяла ее за руку, как и обещала Егу. И тут же почувствовала легкое ответное пожатие. Марта приветствовала ее — это было очевидно. Теперь следовало не забывать об осторожности, и Мэйми сделала вид, что осматривает больную, трогала лоб. Рассматривала руки, заглядывала в глаза. Звероподобные замерли возле клетки, с примитивным интересом наблюдая за действиями Мэйми. Уходить они явно не собирались. Надо было что-то придумать.

  — Я попробую привести ее в чувство, но это займет много времени, — объяснила девочка Егу.

  — Ты лечить больной? — снова удивился звероподобный. Ты разве умеешь лечить?

  — Я попробую, может, и получится.

  — Хорошо. Пусть ты попробовать, — кивнул Егу, но от клетки не отошел.

  Мэйми поняла, что придется набраться терпения, и принялась играть роль опытной сестры милосердия — ничего другого придумать сейчас было невозможно. Она поглаживала, пощупывала, постукивала руки и ноги Марты, словно бывалая массажистка или старая колдунья. Ей не хотелось уходить обратно, она готова была остаться даже в клетке, только быть с Мартой.

  А солнце припекало, и, поскольку клетки стояли на открытом месте, здесь— то и было особенно жарко. Звероподобные, привыкшие к сырости и туманам, солнца не любили и, помучившись некоторое время на солнцепеке и без конца стирая пот со своих раскрасневшихся на жаре лиц, отступили, сдавшись, к деревьям, росшим поблизости. Там была такая заманчивая тень. Но клетку с девочками предусмотрительно заперли: мало ли что...

  — Привет, Мэйми. Я ждала тебя. Как здорово, что ты поправилась! — прошептала Марта и улыбнулась.

  — Я выздоровела от страха за тебя. Боялась, что мы никогда больше не увидимся.

  — Если ты не поможешь мне выбраться на свободу, так и случится, потому что звероподобные меня съедят.

  — Этого не может быть — слабо возразила Мэйми.

  — Очень даже может. До меня в этой клетке сидела обезьяна. Ее съели, а в клетку посадили меня. Потом съедят меня, и клетку займет кто-нибудь другой.

  — Но что же я могу сделать? — неуверенно спросила Мэйми.

  — Ты можешь все, — не допуская возражений, отрезала Марта. — Мне нужны ключи от клеток.

  — Ключи? — испугалась Мэйми. — Но я не знаю, где ключи от клеток.

  — Ключи в хижине вожака, — совершенно спокойно заявила Марта, — и ты прекрасно это знаешь. Конечно, тебе придется поискать.

  — Я не смогу... Я боюсь... Они же меня убьют... — голос Мэйми задрожал, а глаза наполнились слезами.

  — Ты должна это сделать. Другого выхода просто нет, — Марта была неумолима.

  — И даже если я достану ключи, я все равно не смогу их тебе передать.

  — Передать? — Марта словно не понимала жалкий лепет подруги. — Тебе придется принести их сюда и отпереть клетки, ведь никто другой не сумеет этого сделать.

  — Я не справлюсь! Ты требуешь от меня невозможного, — защищалась Мэйми. — Я даже дороги сюда не знаю. Да и по спинам крокодилов мне не пройти. Я умру от одного только страха, не успев сделать и шага.

  — От страха ты умерла уже при жизни. Уходи к своим хозяевам. Вози тачку с грязью, живи в голоде и холоде и продолжай трястись за свою шкуру. И пусть меня лучше съедят, — так сказала Марта и отвернулась, не произнеся больше ни слова.

  Мэйми посидела еще немного рядом, ожидая хоть прощального взгляда Марты. Но Марта, казалось, забыла о ее существовании. И Мэйми, утирая слезы, поднялась и подошла к решетке...

  Всю обратную дорогу на плече звероподобного Мэйми думала, думала и думала. Перед ней встала непосильная задача — совершить подвиг. А Мэйми никогда не совершала подвигов и вообще не представляла, что это такое. Потому ее маленькое сердечко испуганно билось, и не в такт шагам звероподобного, а куда быстрее, грозя выпрыгнуть из груди.

  ГЛАВА XII.

  Оказавшись в селении, Мэйми поняла, что не сможет раздобыть ключи и спасти Марту. Она снова сидела в хижине-развалюхе на слежавшейся тине. И снова заперта, и кругом одни звероподобные. "Я не успею и руку протянуть к ключам, как меня сразу же схватят и слопают еще раньше всех остальных. А ведь я еще ничего не разузнала ни о хижине вожака, ни о том, где спрятаны ключи", — совсем расстроилась Мэйми. "Что же делать? Что делать? " — билась в ней одна — единственная мысль. На работу ее не повели, да и поесть не дали, оставалось только ждать и думать.

  И вот за ней снова пришли, схватили и поволокли куда-то. Мэйми пыталась запомнить дорогу, но у нее ничего не получалось: у хижин не было особых примет — все они были похожи друг на друга, сооруженные как попало и разбросанные где попало. Тогда Мэйми решила считать: "Две хижины прямо, поворот налево, еще три хижины прямо, потом направо..." Скоро она сбилась со счета. Расплакаться от отчаяния она не успела: звероподобные остановились.

  Это место было Мэйми знакомо — пустырь, где звероподобные разжигали костры и пировали. К одной из лачуг, пристроившихся вокруг пустыря, звероподобные и тащили, оказывается, девочку. Ее втолкнули в дверь, и она сразу поняла, что это и есть жилище вожака. У стены — грубо сколоченный деревянный топчан с ворохом звериных шкур, а посредине такой же грубый и уродливый трон. Да Мэйми сразу решила, что это трон: высокий, с массивными ножками и внушительным сиденьем, накрытым полосатой шкурой тигра.

  Вожак был тут же. Он что-то прорычал, и Егу, почтительно склонившись, стал что-то отцеплять от пояса, затем протянул вожаку... связку ключей. Мэйми чуть не вскрикнула от радости. Вожак взял ключи и подошел к стене. Мэйми видела, как он положил связку в небольшую нишу.

  А между вожаком и Егу завязался разговор. Это было сплошное рычание, но по интонациям Мэйми догадалась, что вожак спрашивает, а Егу отвечает. Потом вожак показал мясистым грязным пальцем в сторону Мэйми, и Егу перевел:

  — Ог хотеть, чтобы ты сказать, почему другой человеческий существо не есть, а только лежать и молчать. Другой человеческий существо умер?

  — Нет, — замотала головой Мэйми. — Она не умерла, но может умереть от голода. А не ест она потому, что человеческие существа не способны жить в клетках. Мы умеем жить только на свободе.

  Егу перевел вожаку слова осмелевшей девочки. Вожак соскочил со своего трона и, заложив руки за спину, неуклюже стал ходить из угла в угол хижины. Решалась участь Марты, и Мэйми чувствовала, как трепещет в груди сердце от волнения и страха.

  Наконец вожак снова взгромоздился на украшенный шкурой трон. Его густые брови сердито сошлись у переносицы, а маленькие глаза злобно сузились. Он прорычал свое решение. И Мэйми, не умевшей понять ни одного звука звероподобной речи. Сразу стало ясно: это приговор. Вожак недовольно махнул рукой, и звероподобная стража, все это время стоявшая без движения у входа, заковыляла к Мэйми, но девочка увернувшись от протянутых к ней конечностей сама двинулась вслед за Егу, всем своим видом словно говоря: "Не надо меня хватать и тащить, я не сопротивляюсь и не пытаюсь сбежать". Звероподобная стража шла за ней след в след, почти наступая на пятки.

  Надо было срочно что-то предпринимать. Но как это сделать. Если не знаешь о принятом решении ровным счетом ничего. У звероподобного охранника не выспросишь, а Егу вот-вот куда-нибудь свернет. И Мэйми решилась. Стараясь казаться безразлично и не выдать своей тревоги, она спросила спокойным и равнодушным голосом:

  — Другое человеческое существо выпустят из клетки и привеут обратно в селение? — и тут же добавила: — Вдвоем тележку с грязью возить легче. Мы бы больше работы успевали сделать за день.

  Егу удивленно взглянул на девочку.

  — Выпустить человеческий девочка из клетки? Нет, другой человеческий существо не хотеть жить в селение и не уметь жить в клетках. Поэтому его будут съесть завтра у костер, все равно ведь будет умереть.

  Он ушел. А Мэйми водворили на место и заперли. Она чувствовала себя беспомощной и бесполезной. От нее ничего не зависело. Решение принято и непременно будет исполнено. Она ничего не может изменить. Завтра на пустырь звероподобные понесут дрова, ветки для костра, а вечером начнется пир. И Марты больше не будет.

  Сгущались сумерки. Беззвездное черное небо вскоре накроет селение своим колпаком. И еще ничего не сделать для спасения Марты. "Да и как я могу ее спасти? — спрашивала себя Мэйми и туту же давала ответ, — придется смириться, я ведь все равно слишком слаба, чтобы победить звероподобную армию. К тому же и заперта, и мне не выбраться наружу". Казалось, Мэйми уже не приняла то, что должно свершиться и даже нашла для себя оправдание. Но на самом деле она очень страдала и уснула с мыслями о несчастной судьбе подруги.

  Проснулась она внезапно среди ночи, услышав какие-то неясные шорохи. Почудилось, что в лачуге, кроме нее есть еще кто-то живой: он дышал, сопел, передвигался, негромко шлепая ножками.

  — Кто здесь? — испуганно спросила Мэйми.

  — Кто-кто. Ну я, конечно ... — ворчливо отозвался кто-то, не прерывая своего пыхтения.

  — Кто ты? — переспросила девочка.

  — Я зверек, — признался "кто-то".

  — Зверек... — протянула разочарованно Мэйми. — И что тебе здесь нужно?

  — Тебе нужно, — недовольно отрезал зверек.

  — Ты меня съешь? — заволновалась девочка, решив, что это ее смерть явилась в жалкую лачугу.

  — Съем? Вот еще, — фыркнул пришелец. — Я не ем глупых трусливых девчонок. Я ем только клубни, но в этой мерзкой грязи ничего не растет.

  — А как ты сюда попал? — запоздало удивилась Мэйми, вспомнив крокодиловую дорогу.

  — Меня перенесла цапля, правда очень непочтительно — за шиворот. Но так решили все звери, пришлось уступить.

  — Ты не из клетки, а из самого настоящего леса? — обрадовалась почему-то Мэйми.

  — Ну конечно, — подтвердил зверек и тут же рассказал девочке историю своего появления здесь.

  Звери, оставшиеся в лесу, и звери, посаженные в клетки существовали словно в разных мирах, да так и должно было быть. Пленники ожидали своего конца за крепкими решетками, а свободные звери больше всего на свете боялись попасть в клетки, потому забились в самую глушь леса и не высовывались, со страхом думали об очередной охоте. После охоты свободных лесных жителей становилось на одного меньше. И больше ничего не менялось. О пленных собратьях старались поскорее забыть, а о том, чтобы попытаться их спасти, не могло быть и речи. Очень уж звери боялись злобных и коварных звероподобных. А их крокодиловое войско и подавно наводило ужас на весь лес.

  — Что же заставило тебя, так боящегося звероподобных, явиться в самое их логово? — спросила Мэйми, выслушав рассказ.

  По всему лесу разнеслась весть, что в одной из клеток звероподобные держат маленькую девочку, которую сами опасаются, считая, сильным врагом. И эта девочка нас спасет, потому что она очень смелая и никогда не сдается, столкнувшись с трудностями. Об этом по лесу раструбил слон — тоже пленник звероподобных.

  — Эта девочка — моя лучшая подруга, — грустно прошептала Мэйми. — И завтра на пиру ее съедят.

  — Это означает лишь одно: нам надо спешить, — вполне логично заключил зверек.

  — Что же мы будем делать? Дверь заперта, и тебе ее не открыть.

  — А я и не собираюсь отпирать дверь. Я прорыл ход в твое жилище. Если бы ты только знала, как противно рыть тоннель во влажной почве. Вся моя шубка в грязи, и под когти забилась грязь...

  Мэйми прервала откровения зверька:

  — Так я должна лезть под землю?

  — Ну да! А что тут особенного? Другого выхода из твоего жилища нет, — заметил зверек.

  — Я не пролезу! — воскликнула девочка.

  — Еще как пролезешь! Зря я что ли столько старался? Странный ты зверь: сидишь взаперти и даже не хочешь на волю. Лезь сейчас же в мой подземный ход!

  — Я не зверь, я человек! — возмутилась Мэйми, но все же спустила ноги в темнеющий мрачно лаз.

  Зверек толкнул Мэйми в спину, и она полетела вниз, тихо вскрикнув. Лететь не пришлось долго. Мэйми мягко приземлилась на что-то мягкое и влажное, а следом плюхнулось теплое и мохнатое, пропищав на лету:

  — Дальше придется ползком.

  И Мэйми покорно поползла вперед...

  Наружу выбрались грязные и промокшие и долго-долго блуждали между серыми развалюхами. Впопыхах трудно было найти пустырь. Зверек едва поспевал за Мэйми, но не ворчал-боялся нарушить тишину даже в спящем селении. После долгих поисков наконец, пустырь обнаружили. Но какая из хижин вожака? Мэйми ходила от одной лачуги к другой, но безрезультатно.

  — Они словно братья-близнецы, — бормотала Мэйми и прислушивалась к своему внутреннему голосу с надеждой на подсказку, но внутренний голос молчал.

  Измучившись вконец бесполезными поисками. Мэйми присела на грязное, затоптанное крыльца у одной из хижин, чуть не плача от горя. И тут ее пронзила догадка: крыльцо! Единственная во всем селении лачуге с крыльцом, сооруженная повыше всех остальных. Да-да! — Крыльцо! Вот оно — отличие, вот он — ответ. На вопрос! И Мэйми рассказала шепотом о своем открытии зверьку, который нетерпеливо сопел совсем рядом.

   — Какая ты умная девочка! — тоже шепотом воскликнул зверек.

  А потом он, не теряя времени и чувства осторожности, стал рыть ход в хижину вожака. Некоторое время в девочку летели комья сырой земли. Потом наступило затишье.

  ГЛАВА XIII.

  Мохнатый землекоп быстро продвигалась вперед. Вскоре он вынырнул и недовольно зашипел:

  — Что ждешь? Ну-ка полезай сейчас же! Надо найти ключи как можно скорее.

  — Я знаю, где лежат ключи, — призналась Мэйми, — но я не полезу. Вот теперь точно не полезу.

  — Почему это именно теперь, когда дорого каждое мгновение, ты не полезешь? — безмерно удивился пушистый ворчун.

  — Я ужасно боюсь, — призналась Мэйми. — Ну просто очень-преочень боюсь. Не заставляй меня, пожалуйста! Я расскажу тебе, где найти ключи, и ты сам легко их найдешь — в стене есть ниша, ключи там, — умоляла она зверька.

  — Все! У меня лопнуло терпение! — заявил тот. Я твою подругу в глаза не видел, но ради ее спасения перерыл пол земного шара, — он явно преувеличивал, — а ты не желаешь сделать сущую безделицу — проползти по уже готовому подземному ходу и достать ключи из тайника. Трусиха! Но если ты сейчас же не сделаешь это, — а времени у нас мало, скоро начнет светать, — я покусаю тебя.

  И Мэйми полезла, так и не сумев решить, что страшнее — оказаться в лачуге, где спит злобный вожак звероподобных, и каждую секунду ждать его пробуждения и расправы, или же быть покусанной маленьким рассвирепевшим зверьком.

  — Я буду рядом как самый верный телохранитель, — пропыхтел где-то действительно совсем близко неугомонный зверек, и Мэйми, пытаясь унять беспокойное биение сердца, выкарабкалась наверх.

  В лачуге Мэйми сразу же окутал еще более густой мрак. Она замерла без движения, стараясь не впадать в панику, а подождать, пока глаза привыкнут к полной темноте. Каждый шаг мог стать последним. А вдруг за спиной уже стоит проснувшийся звероподобный и сейчас схватит ее? "Спокойно", — мысленно сказала себе Мэйми и стала вспоминать расположение вещей в хижине. Вовремя вспомнив о пороге, громоздком и неуклюжем, и обойдя его, она предотвратила настоящую катастрофу. Если в темноте наткнуться на подобное сооружение, без шума не обойтись. Протянув вперед руки, передвигаясь крохотными шашками, девочка искала стену слева от входа, именно там ниша. Осторожно, на цыпочках обойти лежанку, где под ворохом шкур спит вожак, шумно всхрапывая... Удалось! Теперь найти нишу и достать ключи... На лбу от напряжения выступили капельки пота, но ладони осторожно ощупывали стену из не струганных досок, не ощущая впивающиеся в них занозы. "Только бы не вскрикнуть! " — думала Мэйми.

  И вот левая ладошка скользнула в пустоту. Перевести дух, хватать ключи и уносить отсюда ноги ... Мэйми нашла связку и потянула. Одно неловкое движение дрожащих рук, и связка ключей, оказавшаяся неожиданно тяжелой, летит вниз... Мэйми с ужасом ждала страшной развязки, но услышала только чуть слышное "Ой! " Больше ничего не нарушало тишину. Зверек оказался настоящим телохранителем и спас девочку, вовремя подхватив летящую связку.

  Вожак продолжал мирно храпеть. Ему даже присниться не могло то, что происходит в его жилище. А Мейми, чтобы не шуметь, опустилась на четвереньки и поползла в поисках лаза, который сам зверек именовал значительно и торжественно "подземным ходом". Нашла и с облегчением нырнула в него. Снова полезла, обдирая колени и ладони. Зверек уже ждал ее наверху, негромко позвякивая ключами.

  — Вот-вот рассветет, — сказал лохматый спаситель, и Мэйми, схватив связку, бросилась бежать, зверек за ней, бесшумно перебирая лапками.

  Они бежали огибая лачугу за лачугой, стараясь не топать и даже дышать как можно тише. "Только бы не заплутать в этих зарослях", — шептала Мэйми. Стало чуть светлее.

  — Скорее! Скорее! — услышали они наконец негромкие крики и трепыхание крыльев "готовых к взлету".

  "Цапля", — догадалась Мэйми. Это действительно была тонконогая суетливая птица, нервно размахивающая крыльями.

  — Скорее! — повторила она и окинула девочку критичным взглядом.

  Становилось все светлее, и Мэйми наконец разглядела того, с кем она ползла под землей и добывала ключи. Это оказалось небольшое кротоподобное существо в дымчато— серой шубке, но не подслеповатое, как все кроты, а с забавными черными глазками— бусинами. А цапля явно была в замешательстве.

  — Мда... Шушунтия я, конечно, перенесу на остров сама, а вот девочке придется добираться пешком. Да и ключи для меня тяжеловаты...

  — Пешком? — переспросила Мэйми. — По крокодиловым спинам одна? — и голос ее задрожал от ужаса.

  — Ничего страшного, — успокоила цапля. — Или у вас есть другие предложения?

  Кротообразный посмотрел Мэйми в глаза.

  — Я пойду вместе с девочкой, — предложил он, — а ты, цапля, полетишь и понесешь на остров ключи от клеток. Это теперь самый ценный груз. Дорога у нас будет опасная — вдруг ключи уроним в болото...

  Цапля согласилась с кротообразным, которого называла Шушунтием, но в душе слегка досадовала: как ей самой не пришла в голову такая замечательная идея. "Наверно, у меня голова слишком маленькая для таких судьбоносных решений. У шушунтия-то голова побольше", — с этой замечательной мыслью цапля подхватила клювом связку ключей и взлетела.

  Мэйми и кротообразный остались одни.

  — Спасибо, что не бросил меня, тихо сказала девочка.

  — Совсем светло, заметил кротообразный. — Нам нужно скорее идти, даже не идти, а бежать. Вот-вот селение проснется, тогда нас уже ничего не спасет.

  — Бежать по спинам крокодилов....— обреченно проговорила Мэйми.

  — Вот именно, — утвердительно кивнул кротообразный. — Если в жизни появляются проблемы, и нет другого способа справиться с ними, тогда нужно решиться на смелый поступок. Каждому из нас хоть однажды в жизни приходится бежать по спинам крокодилов.

  — Мне легче смириться и погибнуть, чем пройти эту страшную дорогу.

  — Бороться за жизнь всегда труднее. Но как здорово победить — сразиться и выиграть! Мир на твоих глазах станет другим, и ты станешь совсем другой.

  — Где это ты научился философствовать? — съехидничала Мэйми. — Уж не под землей ли?

  — Конечно под землей. Когда роешь подземный ход, заняты только лапки, а голова свободна для мыслей. К тому же вокруг только земля да корни деревьев, вот и начинаешь понимать, как устроен мир, думать о собственных корнях и о том, что же из них выросло.

  —Ты поэтому согласился помочь нам? — спросила девочка. Кротообразный не ответил на вопрос, он смотрел на небо.

  — Светает. Пойдем, еще немного времени у нас осталось.

  И маленький серый зверек первым шагнул на спину крокодила лежащего в полудреме у самого берега. Мэйми шагнула за ним.

  Сказать о том, что дорога была трудной, — значит не сказать ничего. Дорога была ужасной. Мэйми с первого шага знала, что пройти подобный путь невозможно. И все же она прошла. Сколько раз она почти соскальзывала в болото, но каждый раз находила силы устоять на ногах. А сколько раз ей самой хотелось кинуться в мерзкую топь и захлебнуться, лишь бы не идти дальше, испытывая животный страх, которым сопровождалось каждое движение, но не кинулась, продолжала идти вперед. Когда ей становилось невыносимо плохо, кротообразный, словно чувствуя это, поворачивал маленькую лохматую голову и заглядывал Мэйми в глаза своими черными блестящими глазками-бусинами. И когда Мэйми решила, что отныне вся ее жизнь — это долгий-предолгий и страшный-престрашный путь по болотам, кротообразный вдруг закричал:

  — Земля! Я вижу остров!

  Последние шаги — как во сне. Почувствовав под ногами твердую почву, Мэйми повалилась на спину, с наслаждением ощущая, как ее окутывает мягкая и прохладная от росы трава. А над головой ее сияло солнце — яркое и прекрасное.

  — Солнце..., — прошептала Мэйми и провалилась куда-то.

  Глава XIV.

  Когда она открыла глаза, над ней стоял кротообразный, держа в лапках скорлупу кокосового ореха, в которой плескалась вода.

  — Мне пришлось слегка побрызгать на тебя водой. Прости, пожалуйста. Но вода чистая, родниковая, — тут же успокоил он девочку, не зная что о существовании родниковой воды она уже давно забыла.

  Мэйми напилась из скорлупы, испытав невероятное наслаждение. А из леса уже бежали навстречу. Впереди всех неслась суетливая цапля на длинных ногах, за ней Марта и множество разных зверей и птиц...

  Не будем описывать трогательную встречу. К чему нам сейчас слезы?...

  Девочкам так хотелось сесть где-нибудь под деревом в уединении и поговорить, ведь столько всего произошло за это время. Но медлить по-прежнему было нельзя. Пленники выпущены на волю, но звероподобные все еще сильны и вряд ли согласятся без боя дать свободу своим вчерашним рабам.

  — Предстоит страшная битва, — сказала Марта, помолчав Мэйми кивнула.

  — Звероподобные так просто не оставят нас в покое. Да и не могут рядом существовать два острова, на одном из которых воцарилось добро, а на другом зло.

  Мэйми снова кивнула. Ей показалось, что за это недолгое время Марта странно повзрослела.

  — Нам пора, — вздохнула Марта, поднимаясь с земли. — Когда все закончится, поговорим. У нас еще будет много времени. А сейчас самое важное победить звероподобных и освободить от них остров. Да кстати, меня звери избрали своим вождем. Восстанием зверей ведь тоже должен кто-то руководить. Я буду впереди в этой битве, а ты береги себя, будь осторожна. Кто-то из нас должен вернуться домой, обязательно должен вернуться.

  И они пошли вглубь леса.

  Мэйми не узнавала прежнюю Марту. Перед ней был маленький воин, уверенный в себе, решительный. Марта готовилась к бою. Она разделила зверей на отряды и с командирами отрядов удалилась в чащу на военный совет. Звероподобные злобны и яростны, но у них нет смекалки. Они налетают стаей, круша все на своем пути. И значит этим надо воспользоваться. Об это говорила Марта зверям, а звери завороженно слушали и кивали согласно. Марта обдумывала каждый шаг в предстоящем сражении, понимая, что малейшая ошибка, крохотное упущение может дорого им обойтись. Пришлось даже вспомнить уроки истории, когда изучали жизнеописания великих полководцев. Марта мысленно листала страницы учебника, а потом строила свои планы:

  —Звероподобные ринутся вперед с особой яростью, поэтому середину мы оставим пустой. Пусть их усилия пропадут даром и они растеряются. Впереди будет не армия, а маленький отряд, создающий видимость большого. Он отступит и спрячется в лесу. Зато мы укрепим правый и левый фланги. На правом у нас слоны, на левом — бизоны, зебры и другие копытные. Отряд обезьян займет оборону на деревьях и затаится до поры. Когда звероподобные окажутся на поляне, маленький отряд, в страхе отступивший в лес, вновь появится из леса, но уже большим отрядом, где, кроме небольших зверюшек и птиц, будут жирафы, кенгуру, олени и другие. И когда звероподобные окажутся сдавлены отрядами справа и слева, они повернутся и попытаются отступить. Но им это не удастся. Прямо с откоса на них лавиной понесутся тигры, гепарды, леопарды и барсы.

  — Гениально! — завопил попугай, который хотя и не входил в военный совет, все же решил поприсутствовать, сидя на ветке огромной сосны.

  — Радоваться будем после битвы, — осталась довольна Марта.

  ... Пока шли приготовления, Мэйми лежала на траве (в глубине леса она нашла очаровательную полянку — маленький пятачок, усыпанный цветвами), наслаждалась ароматом, любовалась небом, солнцем, облаками. Ей не хотелось думать о плохом, да и вообще всему плохому пора бы уже закончиться, считала Мэйми.

  Рядом что-то зашевелилось. Мэйми повернула голову: кротообразный.

  — Что ты тут делаешь? — спросила она досадуя, что ее уединение нарушено.

  — Официально назначен на военном совете твоим телохранителем! — гордо признался зверек.

  — А почему тебя цапля называла Шуншутием? — вдруг вспомнила Мэйми. — Ты ведь крот.

  — Нет, я Шушунтий. Мы живем только в фантазиях, в придуманных странах и мирах. В жизни ведь много необычного. А с помощью воображения и обычное можно превратить в необычное. Я — пример тому. Вот крот — обыкновенное. Только он черный, подслеповатый. А вот он я: в серебристой серой шубке и прекрасно вижу и под землей, и на земле. Шушунтий одним словом.

  — Ладно, пусть будет Шушунтий, — согласилась Мэйми и высказала догадку, — ты ведь не просто так пришел, правда? Хочешь сообщить нечто важное?

  — Нам с тобой приказано сидеть в чаще леса и не высовываться. Здесь будет безопасно.

  — Я не хочу ни воевать, ни прятаться, — призналась девочка.

  — Это невозможно, — развел лапками кротообразный. — Бывают такие времена, когда приходится выбирать одно из двух: либо ты воюешь, либо прячешься. Одно из двух. А третьего не дано. Вот так. И раз ты не хочешь воевать, тебе придется прятаться. Что же тут непонятного?

  — Все непонятно. Воюешь значит смелый. Прячешься — значит трус. Так ведь принято считать?

  — Ну да, пожалуй, — подумав согласился Шушунтий.

  — А во мне что-то изменилось: Теперь и страха нет, и желания сражаться тоже. Хочу полежать здесь на мягкой траве, подумать о многом, и чтоб вокруг стояла тишина... А потом встать и пойти домой, — и не по спинам крокодилов, а по самой обычной дороге.

  — Все это обязательно случится, — закивал головой маленький серый Шушунтий, —но чуть позже. Чтобы ты свободно могла идти по самой обыкновенной дороге, нужно чуточку изменить мир. И сделать это надо здесь, на острове. Тсс-сс, — вдруг встрепенулся кротообразный, — кажется, началось....

  И они замолчали — девочка и маленький Шушунтий.

  Глава XV.

  Битва продолжалась несколько часов. Мэйми не видела ничего, но слышала все — от начала до конца. Нет, конечно, кое-что и видела, но все же в основном происшедшее запомнилось ей звуками.

  Сигнал о начале великого сражения подал дятел. Он забрался на вершину высокой сосны, росшей на пригорке ближе к болоту и долго смотрел вдаль. Когда он увидел несущихся по крокодиловым спинам звероподобных, тут же застучал клювом по стволу, предупреждая лесную армию о приближении врага. И лес затих.

  ... Звероподобные ворвались с устрашающими криками на остров, но у самого болота их никто не встретил. Тогда они взобрались на косогор и внизу увидели горстку небольших зверюшек, выставивших вперед, словно копья, сучковатые ветки, которые вряд ли кто назвал бы оружием, взглянув на тяжелые дубинки звероподобных. Звероподобные тучей ринулись вниз, и от их диких воплей дрожали деревья. Зверушки сбежались в кучу и попятились, отступая через поляну к кустам, напуганные превосходящей их во много раз силой. Когда же стая звероподобных, шумно дыша и размахивая дубинами, заполнила поляну, зверюшки успели спрятаться в густых зарослях, а из леса со всех сторон уже шли грозные отряды восставших зверей.

  Да все вышло именно так, как спланировала Марта. Попытавшихся бежать звероподобных встретили несущиеся с косогора хищники. И на поляне завязалось жестокое сражение. Мэйми лежа в траве слышала крики, визг, рев, топот, скрежет. Сотрясалась земля от бегущих по ней слонов и бизонов, носорогов и буйволов. Раскачивались деревья, но не от ветра: обезьяны, перепрыгивая с ветки на ветку, вели бой сверху, забрасывая противника шишками и орехами. А потом над лесом появились стаи птиц: цапли, фламинго, аисты, орлы с воздуха набрасывались на звероподобных и клевали, щипали их, яростно наносили удары острыми клювами. Это продолжалось много часов.

  Наконец наступила тишина. Без всякого сигнала стало ясно, что битва закончилась. Мэйми и серый Шушунтий, не сговариваясь, поползли к поляне.

  Страшное зрелище открылось им. Вся поляна была усыпана телами зверей и звероподобных. Земля насквозь пропиталась кровью, и запах крови — запах войны — застыл в воздухе. Всюду слышались стоны израненных животных. Немного осталось в живых. Марта, сама без единой царапины, ушла к ручью смывать с себя кровь друзей и врагов. Звери верили, что девочку охраняли духи леса, поэтому она и осталась невредимой. Но Марта знала: жизнь ей спасли мохнатые и пернатые воины, закрывая ее собой, успевая всякий раз вовремя прийти на помощь. Горестная кругом была картина. Мэйми не вытирала слезы, текущие по щекам. Щуншутий, вздыхая, плелся рядом.

  Оставшиеся в живых потащили остывающие тела звероподобных к болоту, где прожорливые крокодилы должны были довершить начатое. Слышалось лязганье крокодиловых челюстей.

  Мэйми и кротообразный помогали раненым: прикладывали к больным места целебные травы и мох, успокаивали, носили воду из ручья — напоить и обмыть раны.

  — Берегись! — раздался вдруг крик маленького кротообразного.

  Мэйми отпрянула в сторону, и мимо нее со свистом пролетела огромная дубина, брошенная кем— то, засевшим в кустах. Заревел тигр и одним прыжком настиг вожака звероподобных, попытавшегося скрыться в чаще леса. Короткий крик и вот уже тигр поволок тело вожака к болоту. Все произошло в мгновение. Но почему так тихо за спиной? Мэйми обернулась и не увидела своего пушистого спасителя. Рванулась в одну сторону, в другую ....

  Серенький зверек лежал у края поляны. Он тяжело дышал, и дымчатая его шубка была в пыли и в крови. Рядом огромная дубина уже мертвого вожака. Мэйми опустилась на колени около зверька. Маленький Шушунтий с трудом приоткрыл глаза, и его тускнеющий взгляд встретился с горестным взглядом Мэйми. Зверек прощался с девочкой. Потом глаза его закрылись. Маленький пушистый Шушунтий, добрый зверек с веселыми черными глазенками-бусинами, верный друг умер.

  Мэйми долго сидела возле пушистого тельца и плакала. А потом унесла его со страшной поляны, залитой кровью, в чащу, туда, где сладко пели птицы и где росли самые прекрасные цветы, и там похоронила.

  Возвращаться назад не хотелось, и Мэйми пошла вперед, все более углубляясь в густые дебри. Где-то там за спиной, оставалась кровь, ненависть, боль потерь и разочарований, осколки разбитых, несбывшихся надежд. "Как быстро можно повзрослеть, — думала Мэйми. — Взрослым человека делает страдание". Она вспомнила свое милое безоблачное прошлое, светлая и тихая грусть охватила ее душу. Мэйми показалось, что от того времени ее отделяют не месяцы, а годы, десятки лет.

  Тишина окутывала девочку, одиноко бредущую по лесу. Но вскоре ей стало чудиться, что она не одна. Явственно слышались голоса, причем совсем рядом. И Мэйми шла вперед, туда, где кто-то с кем-то разговаривал, и никого не находила. Потом голоса начали звучать в другой стороне. И девочка шла на них и снова никого. Постепенно она утвердилась в мысли, что некто таинственный играет с ней в прятки. Но кто? И она продолжала идти, желая разгадать тайну леса.

  Глава XVI.

  Мэйми не переставала удивляться: деревья разных широт мирно росли рядом. Дочери северных земель сосны и ели соседствовали с пальмами, карликовые деревца, которым доставало и неяркого солнца, перемежались с деревьями исполинами, подпирающими вершинами небо. Наконец Мэйми устала и присела передохнуть у подножия огромного дуба, уверенная, что окончательно заблудилась.

  —Здесь, конечно, хорошо, но я хочу домой, — размышляла Мэйми, не замечая, что делает это вслух.

  — И что же тебе мешает попасть туда? — послышался голос совсем рядом.

  Мэйми огляделась — никого. С соседнего дерева вспорхнула птица. А спиной и затылком девочка ощутила чье-то горячее дыхание.

  —Кто здесь? — спросила она.

  —Тот, с кем рядом ты изволишь сидеть.

  Мэйми снова оглянулась, даже не поленилась встать и обойти вокруг дерева, но по— прежнему никого не обнаружила. Она уселась на прежнее место, и над головой ее раздался смех.

  —Хватит играть со мной в прятки! В это лесу все время кто-то разговаривает, смеется. Но как только я появляюсь, наступает тишина.

  —Чему же ты удивляешься? Это же волшебный лес. Кстати мы не только разговариваем и смеемся, иногда мы еще и поем, — смущенно добавил тот же голос.

  — Кто вы? — настаивала Мэйми, пребывая в глубокой растерянности.

  — Деревья, — спокойно ответил голос.

  Мэйми повернулась лицом к дубу и поняла, что дерево смотрит на нее.

  —Вы умеете говорить? — все еще не могла поверить она.

  — И не только. Мы умеем чувствовать, а это куда важнее.

  — Я тоже умею чувствовать, и сейчас моей душе больно, — призналась девочка.

  — Пройдет, — успокоил дуб. — Потери всегда острой болью отзываются в сердце, и поначалу очень тяжело, и кажется, что не справиться с этой тяжестью. А потом все проходит.

  —Так ты все знаешь? — удивилась Мэйми.

  — Конечно, мои корни глубоко в земле. От них мне известно, что здесь, в лесу, ты похоронила маленького пушистого зверька, который был тебе особенно дорог.

  — Он спас мне жизнь, — кивнула Мэйми и чуть не расплакалась.

  И сразу стало так тоскливо, и все пережитое показалось страшной, неподъемной ношей. И Мэйми принялась рассказывать дубу обо всем, а он гладил ее по голове лапой— веткой и успокаивал.

  —Ты обязательно вернешься домой, — выслушав историю Мэйми, сказал дуб.

  — Но как? — воскликнула девочка, — я не знаю дороги. А вокруг чужой мир. И даже если он прекрасен, это все равно ничего не меняет. Я знаю, что за сказочным лесом по-прежнему остаются мерзкие болота и злые крокодилы, крокодилы, крокодилы ....

  — Я ведь могу предсказать, что тебя ждет дальше, — смущенно предложил дуб.

  —Ты умеешь и предсказывать? — в очередной раз удивилась Мэйми. — Ты волшебник?

  — Не волшебник, а дуб-предсказатель, единственный в чудесном лесу. Дай мне твою руку и смотри прямо в мое сердце.

  Мэйми положила руку ладонью вверх на протянувшуюся к ней ветку. Где у дуба сердце, она не знала, но старательно вглядывалась в шершавую кору, и ей казалось, она видит все, что прячется под грубой кожей дерева. А дуб стал прорицать:

  — Ты думаешь, что приключениям твоим приходит конец и боишься навсегда остаться на этом острове, не найдя дороги домой. Такое случается с теми, кто не решается идти вперед, изменять себя и свой путь под звездами. Так и ты: хочешь домой, но продолжаешь бояться болот и крокодилов. Я вижу все, что произойдет с тобой дальше. Ты попадешь...

  Но Мэйми отдернула руку и спрятала за спину.

  — Прости меня, дуб, но я не хочу знать, что будет дальше. Достаточно того, что мне уже известно. Не рассказывай мне больше ничего, иначе я не смогу идти дальше.

  И она пошла прочь.

  — Прощай девочка! — прокричал вслед дуб. — Деревья выведут тебя из чащи к друзьям... Воды не бойся, высоты не бойся... Не бойся ничего кроме сладких снов...

  Последние слова дуба показались Мэйми сплошной загадкой, но слишком много было вокруг тайн и чудес, потому эту последнюю тайну Мэйми оставила на потом, надеясь когда-нибудь раскрыть ее, а сама вслушивалась в голоса деревьев и шла на них, пока не увидела знакомую поляну.

  Прошел дождь, и следов крови на земле уже не было. Солнце клонилось к закату, и в воцарившейся на острове тишине не было ничего тревожного. Посреди поляны кругом расселись звери и птицы, и с ними Марта. Они почти ни о чем не говорили. Мэйми догадалась, что это прощание. У ног Марты стояла корзина с фруктами: звери собрали их девочкам в дорогу. Рыжий кенгуру грустно глядел на Марту, его лапки не выпускали руку девочки.

  — Как жаль, что вы уходите, — сказал он печально, и звери закивали головами. — Вы подарили нам мир и покой. Наша благодарность безгранична. Мы всегда будем помнить двух девочек, изгнавших зло из нашего мира.

  И звери снова кивали головами.

  Мэйми села рядом. Как жаль, что вместе со всеми в общем кругу нет маленького серого шуншутия...

  — Нам пора, — сказала Марта.

  — Дело к ночи, — робко запротестовал рыжий кенгуру. — Вы бы отдохнули, выспались, а на рассвете и отправились в путь.

  —Марта, — не выдержала Мэйми, — как же мы будем искать дорогу, если кругом одни болота и крокодилы?

  Вместо ответа Марта взяла подругу за руку и повела на берег. У берега плескались ласковые волны. Вода была чистой и прозрачной. Ни болота, ни крокодилов. И эта спокойная, безмятежная вода простиралась до самого горизонта. Казалось, в мире не осталось ничего, кроме маленького острова и бесконечной воды.

  — Мы не найдем дорогу домой, — прошептала Мэйми, тоскливо глядя в даль. — Нам никогда не выбраться отсюда.

  — Мы обязательно вернемся домой, — уверенно ответила Марта.

  И взяв в руку корзину с провизией, она шагнула в воду.

  — Подожди, Марта, нам нужно найти лодку или того, кто сможет нас переправить на другой берег, — попыталась остановить подругу Мэйми.

  Та уже была по колено в воде и только удивленно обернулась.

  — Чего ты ждешь? Пойдем. Я поняла: надо просто идти вперед.

  — По воде?

  — Да, по воде, по лесам, по болотам. Но только вперед. Другого пути домой нет.

  — Но я не умею ходить по воде! — в отчаянии выкрикнула Мэйми.

  — Я тоже, — спокойно ответила Марта, продолжая идти.

  Мэйми вошла в воду — ничего иного ей не оставалось.

  Глава XVII.

  Они шли по воде уже давно. Теперь вода была кругом, одна только вода и ничего больше.

  — И кто придумал, что земля круглая? — говорила сама с собой Мэйми. — Она плоская, как лист бумаги, как блюдце...

  Марта не вступала в беседу. Она шла чуть впереди и, казалось, о чем-то задумалась. И Мэйми потому продолжала общаться сама с собой: больше говорить ей было не с кем.

  — Скоро наступит ночь. А мы так и будем брести неведомо куда. И так никуда и не придем.

  — Если долго-долго идти, обязательно куда-нибудь придешь, — не выдержав, отозвалась Марта.

  Все это время она, оказывается, слушала внимательно.

  "Надо же! — пыхтела Мэйми. — На все и всегда у нее готов ответ! И всегда она знает, как поступить, знает даже тогда, когда этого никто не знает! " Вот и сейчас Марта спокойно идет по воде, водрузив на плечо корзинку, а вода уже по пояс, и чем дальше — тем глубже. Мэйми очень кстати вспомнила о том, что совершенно не умеет плавать, и, оглядевшись вокруг, убедилась, теперь уже окончательно, что помощи ждать неоткуда: вокруг — только вода, над головой — небо и плывущие по нему лохматые облака. И никого.

  Незаметно опустились сумерки. Мэйми почувствовала, что ей безумно страшно от одной только мысли, что придется идти ночью по бескрайней воде. Пока еще не совсем стемнело, она видела впереди Марту, точнее часть ее — все остальное было в воде. А скоро и этого не будет. И тогда Мэйми останется наедине с темнотой. С такими мыслями она продолжала брести в неизвестном направлении, ощущая, как вода поднимается все выше и выше.

  А потом стало совсем темно, и вода поднялась к самым плечам. Мэйми почему-то вспомнились слова бабушкиной молитвы и, запинаясь, она попыталась их шептать, доверяясь кому-то неведомому и доброму...

  Ни шороха, ни всплеска. Она одна в целом мире и даже Марта казалась ей теперь далекой-предалекой. "А может, дома вообще нет и никогда не было? А может, моя судьба вечно бродить повсюду в поисках чего-то неведомого? " — вдруг подумала она. И думать об этом было страшно, но иные мысли не приходили. Да и откуда им было явиться в мир, где царствовала ночь, тишина и вода? На мгновение Мэйми почудилось, что она слышит шепот листьев в лесу и ветер доносит откуда-то издалека, словно эхо, чей-то голос: "Воды не бойся... Ничего не бойся..."

  А потом произошло чудо: с неба спустилась большая белая птица. Она закружилась над головой Мэйми, на мгновение крыло ее мягко коснулось лица девочки. Даже не задумываясь и не сомневаясь, Мэйми подняла руки и ухватила птицу за лапы. Белая птица поднялась вверх и понесла Мэйми над водой. "Только не разжимай рук! " — приказывала себе девочка, стараясь забыть о том, что ужасно боится высоты...

  Они летели долго. Силы были на исходе, руки налились свинцовой тяжестью, а плечи горели. "Наверно, и у птицы уже болят лапы", — пожалела свою спасительницу девочка. Но птица продолжала полет, размеренно взмахивая сильными крыльями. Мэйми закрыла глаза.

  Открыла глаза она только тогда, когда услышала недовольный голос:

  — Сейчас же отпусти мои лапы!

  Мэйми лежала на спине, а над ней склонилась аккуратная головка с длинным красным клювом и проницательными черными глазками. Девочка с трудом разжала крепко стиснутые пальцы.

  — Вот так-то лучше. Благодарю, — произнесла птица и стала прохаживаться возле Мэйми, видимо, разминая затекшие лапки.

  — Спасибо тебе, белая птица, — прошептала Мэйми. — Кто прислал тебя на помощь? Если бы не ты, я утонула бы....

  Птица не ответила на вопрос.

  — Мне пора, — заявила она и улетела.

  А Мэйми еще долго лежала и смотрела в небо: там медленно и мирно плыли неведомо куда мягкие, пушистые облака. Им некуда спешить — туда, куда они держат путь, нельзя опоздать. Они невозмутимы, ничто земное их не трогает, они — высшая истина, тот покой, что человеку неподвластен. И Мэйми завидовала облакам, желая такого же покоя, мечтая стать таким же белым пушистым облаком, медленно плывущим вдаль. И так она этого хотела, что на какое-то мгновение даже забыла свое имя, свой дом, родных, Марту — у облака ведь нет ни имени, ни дома. А может есть? Есть имя — облако. И есть дом — там, куда облако плывет. И оно всегда приплывает домой — иначе и не бывает, вот оно и не спешит, не суетится....

  Мэйми села и огляделась: вокруг уже не вода, а песок, но такой же бесконечный, как и вода. Она набрала пригоршню и поднесла к глазам — не наваждение ли? Нет, песок. И вглядываясь в бескрайнее море песка, девочка с удивлением взирала на мир, в который принесла ее белая птица. То ничего нет вокруг, кроме воды, то ничего нет, кроме песка. Она встала и пошла вперед, думая, не возвращается ли на самом деле назад. "Как трудно выбрать правильное направление в таких условиях", — сделала вывод Мэйми.

  За барханом сидела Марта. Мэйми облегченно вздохнула: она не одна среди песков, простирающихся во все стороны.

  —Тебя тоже принесла белая птица? — спросила она.

  — Нет, — покачала головой Марта. — Я сама. Белая птица прилетает только за тем, у кого больше нет сил идти по воде. У меня хватило сил. Сначала я шла, потом плыла. Только теперь никак не пойму куда девалось море. Словно его и не было вовсе....

  Солнце поднималось все выше и жгло все сильнее.

  — Надо идти, — вздохнула Марта.

  — Куда? Мы не знаем куда идти. Это пустыня — здесь на тысячу миль вокруг один песок.

  —Нам надо идти, — упрямо повторила Марта и поднялась на ноги.

  Они стояли друг против друга и опять спорили.

  — Нет, я никуда и ни за что не пойду. Мы погибнем в этой ужасной пустыне. У нас нет воды. Разве можно выжить в пустыне без воды?

  — А разве можно переплыть море без лодки? — ответила вопросом на вопрос Марта. — Ты просто боишься. Но ведь и я боюсь, да знаю, что другого пути нет. Ты же видишь, вокруг нас пустыня. Значит, мы пойдем через пустыню. И она пошла вперед. Как всегда. Мэйми — следом за ней. Тоже как всегда.

  Марта шла быстрыми, уверенными шагами, Мэйми приходилось почти бежать за подругой. Конечно, надо спешить. Солнце все выше и выше поднимается над головой и пекло все немилосерднее. Песок обжигал ступни даже сквозь разбитые, истершиеся подошвы туфель, а горячий пот струился по лицу и телу. Вокруг де ничего не менялось: песок, барханы, солнце. Иногда, блеснув в лучах солнца, мелькала быстрая змея. Мэйми вздрагивала, а Марта, казалось, ничего не замечала или просто ничего уже не боялась и потому упрямо шла вперед.

  К полудню стало совершенно невыносимо. В голове у Мэйми стучали невидимые молоточки. Губы растрескались и кровоточили. Словно в тумане, брела она за Мартой, смутно различая неясный силуэт.

  — Давай передохнем... Чуть-чуть... — прошептала Мэйми и упала на горячий песок.

  А когда она очнулась, увидела прямо над собой лицо Марты, запыленное, осунувшееся, с искусанными в кровь губами. Но глаза смотрели спокойно и твердо.

  — Как ты? — спросила она.

  — Пустыня не есть пустота, — пробормотала Мэйми пришедшие откуда-то в память непонятные слова и снова провалилась в темноту.

  Марта подхватила подругу под мышки и с трудом поволокла по песку. Теперь она двигалась очень медленно. След который оставляло на песке тело Мэйми, сразу же заносило миллиардами крошечных песчинок. Соленый пот заливал глаза Марты, но она не сдавалась и, чтобы не поддаваться страху, говорила сама с собой, бормотала какие-то детские стишки про рождество, птичек и медвежат, именинный пирог и ласточек, свивших гнездо под самой крышей... А пото ей вспомнились слова Мэйми: пустыня не есть пустота. Она несколько раз повторила их, и ей стало казаться, что именно в этих словах — спасение, нужно только разгадать их, понять их тайный смысл.

  — Пустыня не есть пустота, — бормотала она, продолжая волочь за собой Мэйми.

  — Пустыня не есть пустота, — повторяла все уверенней и вдруг услышала в ответ шепелявое:

  — Конеш— шно, пуш-штыня не еш-шть пуш-штота. "Наваждение", — подумала Марта, но вдруг заметила, что справа что-то мелькнуло. Она остановилась и посмотрела вправо. Пестрая змейка широко раскрытыми черными глазками смотрела на нее.

  — Откуда тебе это ижвеш-штно? — спросила змейка, продолжая в упор глядеть на девочку.

  — Что известно? — удивленно переспросила Марта, не понимая, о чем речь.

  — Что пуш-штыня не еш-шть пуш-штота. Вот ш-што!

  — Ах это! Подруга сказала, — призналась Марта.

  Змейка понимающе, но разочарованно кивнула.

  — А я ее укуш-шить хотела. Я же ядовитая!

  — Теперь не укусишь? — поинтересовалась Марта.

  —Теперь — нет.

  — А почему? — не поняла Марта ответа змеи.

  — Какие вще-таки вы, люди, любопытные, — недовольно проворчала змейка, но все же объяснила: — Тот, кто жнает эту иш-штину, мож-жет пройти через пуш-штыню.

  — Нам не пройти эту пустыню без воды, — покачала головой Марта.

  — Беж воды? — удивилась змейка. — Но пуш-штыня не еш-шть пуш-штота. Ражве ты забыла? Тут еш-шть вода.

  — Тогда проводи нас к воде, — попросила Марта, умоляюще заглядывая в глаза змейки. — Моя подруга давно уже не приходит в себя, она умрет без воды.

  Змейка поползла вперед....

  Глава XVIII.

  Марта двигалась по змеиному следу, но гораздо медленней своей проводницы. Змейке часто приходилось останавливаться и ждать девочку, и она делала это с удивительным терпением. Путь был долгий. Не раз и самой Марте хотелось упасть на горячий песок и уснуть, забыться, но она чувствовала спиной пытливый взгляд змеиных глаз и понимала: ни за что она сейчас не остановится, ни за что не поддастся слабости, усталости и ни за что не перестанет верить в истину "Пустыня не есть пустота".

  — Вот мы и приш-шли, — удовлетворенно заявила змейка. Марта остановилась и посмотрела туда куда показала изящным поворотом головки ее спасительница. В ярких лучах красного на закате солнца вырисовывались очертания высоких куполообразных башен. Марта глазам своим не верила и больше всего боялась, что чудо растает, едва они подойдут поближе. И она, собрав последние силы, волокла Мэйми к чудесному городу в песках. Из-за резных высоких ворот уже неслись крики верблюдов, громкие голоса, музыка. Марта решила, что в городе остановился караван, с которым они и продолжат путь. Но едва Марта приблизилась к воротам, они распахнулись и воцарилась тишина. Марта входила в совершенно пустой город.

  У ворот стоял колодец. К нему и бросилась измученная жаждой девочка. Она напилась воды — свежей, холодной, умылась и тут же занялась подругой. Мэйми ожила, как только ей в лицо посыпались холодные брызги, а потом все пила и пила чистую прозрачную воду.

  Вскоре девочки уже бродили по городу. Это был настоящий оазис, о таких они только в книжках читали. Все утопало в зелени. Всюду встречались колодцы, обещающие усталым путникам, что умирать от жажды здесь им не придется. Великолепные дома в восточном стиле, похожие больше на маленькие дворцы, с колоннами, террасами, резными окнами и калитками, манили маленьких путешественниц своей прохладой и таинственной тишиной. По узким улочкам в выложенном цветными камушками искусственном русле бежал родник. Но город был пуст. Девочки входили в дома, звали хозяев, находили накрытые яствами столы и мягкие, усыпанные подушками постели, в изголовьях которых мерцали зажженные свечи. Ноги утопали в ворсе дорогих ковров. Но ни в одном жилище их не встретила живая душа. И они перестали искать. Да и змея куда-то исчезла.

  — Давай поедим хорошенько и выспимся, — предложила Мэйми. — Я так устала.

  — Нет, мы напились воды, а теперь пора в дорогу, — напомнила Марта.

  — Но ведь ничего плохого не случится, если мы ненадолго задержимся здесь и просто передохнем, — уговаривала Мэйми.

  — Мы должны идти вперед, иначе никогда не доберемся до дома, — настаивала Марта.

  — Иди одна, я останусь тут, — заупрямилась Мэйми, которой уж очень не хотелось уходить из странного, но гостеприимного города.

  И Мэйми уселась за низенький столик и стала уплетать за обе щеки еду, аппетитно разложенную на блюдах. Потом она улеглась на пушистый ковер, уютно устроившись среди парчовых подушек, и тотчас уснула. Марта вздохнула и впервые, не вступая в спор, последовала примеру Мэйми, хотя в глубине души была не согласна с ней.

  Глава XIX.

  Когда Марта проснулась, было уже утро. Или день? Лучи яркого солнца настойчиво рвались в покои. Но их не желали впускать закрытые ставни и тяжелый темно-синий занавес. В маленьком дворце царил полумрак, а время здесь словно уснуло. Сладко спящую Мэйми Марте не хотелось будить, и она решила поесть и погулять по дворцу.

  ...Стол был полон вкусной еды: душистые дыни, спелый виноград, сочные персики... С трудом оторвавшись от угощения, Марта отправилась бродить по дворцу: из комнаты в комнату, по широким и узким лестницам, а потом в сад — дивный, благоухающий. Все тут радовало глаз, и спешить было некуда. Марта наслаждалась тишиной и покоем и думала: "Неужели кто-то может желать другого счастья? Что еще способен хотеть человек, кроме всего этого? Нет ничего лучше безлюдного оазиса в пустыне, маленького дворца и чудесного сада. Как я счастлива здесь и ничего иного не желаю..."

  Когда проснулась Мэйми, девочки вместе отправились на качели, увитые цветами, и качались там, и смеялись, и восхищались красотой, что была вокруг. В глубине сада они отыскали небольшой бассейн в виде цветка, выложенный мрамором, и полюбили в нем плескаться. В одной из комнат в старинных сундуках хранились невероятно красивые наряды, и девочки, случайно наткнувшись на эту комнату, целый день не выходили из нее, без конца меняя одежды, и снова смеялись, и долго вертелись перед огромными зеркалами.

  Они не считали дни. Зачем? Все равно они уже ничего не помнили о своем прошлом. Здесь не могло быть прошлого. Тот, кто попадал сюда, жил только настоящим, только одним днем — от рассвета до заката, а следующий день был таким же прекрасным. Оазису были незнакомы войны, голод, катастрофы и стихийные бедствия. Здесь не было и совершенно привычных забот и проблем. Жизнь в оазисе — абсолютное непрерывное счастье. Избавившись от прошлого, вместе с памятью о нем теряешь и ощущение душевной боли. Весь выбор сводился теперь к одному: съесть банан или ананас, надеть желтое шелковое платье или голубое бархатное, покачаться на качелях или искупаться в бассейне. Со временем они стали слышать музыку и голоса, когда им становилось одиноко — эти звуки раньше были им неподвластны. И когда они теперь гуляли по городу, он наполнялся шумом, криками, веселыми мелодиями лишь по одному их желанию.

  Но однажды, бесцельно бредя по городу, Марта добралась до резных высоких ворот. Они были крепко-накрепко заперты. Марта безуспешно дергала потемневшие от времени засовы — они не поддавались. Особых причин для такой настойчивости не было, одно лишь любопытство: что там за воротами? Может продолжение этого чудесного мира? Может, там еще лучше?

  —Тебе не стоит выходить за ворота, — произнес чей-то спокойный голос за спиной.

  Марта обернулась. На солнышке невозмутимо грелась пестрая змейка. Девочке она показалась знакомой, но откуда — вспомнить было невозможно.

  — Почему я не могу выйти за ворота, если мне так хочется посмотреть, что там.

  —Там нет ничего, — спокойно заявила змейка.

  — Так не бывает.

  — Уверяю тебя, бывает, — усмехнувшись, заверила та.

  — Даже если там ничего нет, я все равно хочу это увидеть, — не сдавалась Марта, дергая засов, не желающий поддаваться.

  — Странные эти люди, — лениво потягиваясь, говорила сама себе змейка. — Живут здесь, словно в сказке, на всем готовом, меняют наряды, плещутся в бассейне, только и делают что отдыхают. Так на тебе! Им еще и ворота надо открыть, чтоб любоваться на пустыню!

  — Пустыня не есть пустота, — вдруг совершенно неожиданно произнесла Марта какие— то странные слова, показавшиеся ей почему-то знакомыми.

  Змейка вздрогнула. Движения ее уже не были сонными.

  — Ах, вот ты о чем! Что ж, поступай, как знаешь. Вы умирали от жажды на горячем песке. Кажется я спасла вас от смерти. Я привела вас сюда и дала вам все, о чем только может мечтать человек: кров, еду, одежду, избавление от трудов и забот.

  — А мне кажется, ты отняла у меня что-то важное — то, что гораздо важнее дворцов и золота.

  — Ценнее? — язвительно переспросила змейка. — Скажешь тоже! Да я избавила тебя от страданий, переживаний, тоски. Ценнее... Я забрала у тебя лишь то, что делало тебя несчастной, заставляло идти и идти вперед в поисках чего-то непонятного. Там в пустыне, я что-то не заметила, чтобы у тебя было счастливое лицо.

  — Но это нечестно! — воскликнула Марта. — Теперь я ничего не знаю о себе. Я здесь жила всегда? И "всегда" — это сколько? И что за этими воротами? Неужели весь мир — это оазис, а оазис — это весь мир? Этого не может быть, ведь когда смотришь в небо, понимаешь, что оно безгранично. Разве на земле другие законы?

  Змейка молчала. И Марта продолжала:

  — Я совершенно не ощущаю времени. Я не знаю, сколько прожила здесь и была ли у меня когда-то другая жизнь.

  — А если не было? — спросила змейка.

  — Ты меня пугаешь, — последовал ответ. — Твои дворцы прекрасны, но мне чего-то не хватает. Здесь есть все, но нет ощущения свободы.

  — Но ведь именно в моем оазисе ты можешь делать все, что только захочется, только оазис дал тебе настоящую свободу, — удивленно заметила змейка.

  — Мы по-разному думаем о свободе, вот и все, — печально сказала Марта.

  — Ты просто глупая девчонка, — рассердилась змейка, — решила, что свобода — это дворцы, наряды, пища, хрустальная родниковая вода и при этом открытые настежь ворота. Нет единого мира добра и зла — есть мир добра и мир зла. Здесь — добро, за воротами — зло. Не веришь — проверь. Достаточно всего лишь распахнуть ворота. Ключ под большим камнем, — прошипела недовольно змея и гордо уползла.

  Марта бросилась к большому камню, на который указала змейка, и с большим трудом, налегая всем телом, сумела чуть-чуть сдвинуть его. Ключ лежал в небольшом углублении в земле — не очень большой, ржавый, вырезанный, видно, так давно, что и не вспомнить когда. Марта схватила его и, не стряхивая земли, бросилась к воротам и вставила проржавевший ключ в такой же проржавевший замок. С легким скрипом створки ворот поддались, и на Марту дохнуло жаром, обожгло лицо. Она невольно отпрянула. Это и есть тот мир, который манил ее своей запретностью, таинственность? Марта видела бескрайние пески, бескрайнее небо и линию горизонта, где сходились бескрайние пески и бескрайнее небо. Вот и все. Больше не было ничего.

  — Пустыня не есть пустота, — отчетливо повторила она странную фразу, вслушиваясь в звучание каждого слова.

  Слова оставались для нее загадкой. Кто сказал ей это? Кто обманул ее? Перед глазами простиралось Ничто. Пустота. Пустыня. И все же странные слова, сложившись совершенно невероятным образом, не отпускали Марту. Она понимала: Чтобы разгадать тайну, вернуть потерянное, нужно просто покинуть оазис и идти в пустыню.

  И она готова уже была шагнуть за ворота, но вспомнила о Мэйми. "Наверно, трудно будет уговорить Мэйми оставить оазис с его роскошью и уйти в никуда", — думала Марта, идя по дорожке, выложенной цветными камушками. От фонтанов тянуло прохладой, а пышные деревца благоухали и дарили тень.

  Мэйми уже проснулась. Она сидела в увитой зеленью беседке во внутреннем дворике и кормила птиц зерном. Марта села рядом и все рассказала. Мэйми слушала повествование, как слушают волшебные сказки: удивляясь, веря и не веря. А когда Марта на мгновение замолчала, осторожно спросила:

  — И ты отперла ворота? И что же там, за ними?

  — Ничего?

  — Как ничего? Что-то же там должно быть?

  — Там ничего нет. Там пустыня.

  — Пустыня не есть пустота, — произнесла Мэйми так, словно кто-то невидимый подсказывал их ей.

  Произнесла и сама удивилась, смешалась но продолжала спрашивать:

  — Ты ведь заперла ворота и положила ключ на место?

  — Нет.

  — Почему же ты не заперла ворота на замок? Горячий ветер пустыни может ворваться в оазис и уничтожить его, в голосе Мэйми уже слышалась тревога.

  — Горячий ветер пустыни уже проник в мою душу. Мэйми, мне кажется, нам нужно идти в пустыню.

  — Нам идти в пустыню? — не верила ушам своим Мэйми — Но ведь здесь нам хорошо. Зачем же уходить от хорошего?

  — Не знаю. Но я все-таки пойду, что бы меня там ни ожидало. Я не хочу здесь больше оставаться. Здесь нет времени. Здесь ничего не происходит. Куда-то спешит только родник, но и у него здесь строго установленное русло. Ты можешь поступать как подсказывает тебе твое сердце, хотя я прошу тебя пойти со мной.

  И не дожидаясь ответа Марта пошла к окраине оазиса, туда, где ее ждали раскрытые настежь ворота. Мэйми попыталась ее задержать, крича вслед, что надо собрать с собой в дорогу еды, воды и самые красивые наряды. Но Марта, даже не повернув головы, отрезала:

  — Мы пришли сюда с пустыми руками, так же и должны уйти.

  Мэйми вздохнув, двинулась следом, прихватив всегда лежавший в углу кожаный мешок с водой — только это и успела.

  Марта шла решительно, ее ничто уже не могло остановить. Мэйми едва поспевала за ней и чуть не плакала, думая о дворцах и фонтанах, экзотических деревьях и беседках, диковинных цветах и волшебных птицах. Оазис был для Мэйми райским садом, с которым по нелепой случайности предстояло расстаться.

   Ворота по-прежнему были распахнуты, словно ждали. Марта шагнула вперед и окунулась в горячий воздух и воспоминания. Они разом нахлынули, разбудили что-то затихшее, забытое и всплыли еще туманными, но странно знакомыми картинами. И сразу были забыты дворцы и сокровища оазиса, все то, чему удивлялись и радовались прежде, вдруг мгновенно обесценилось, отступило перед чем-то важным и растаяло без следа. Пустыня уже не пугала. Она перестала быть пустыней: через нее пролегал путь домой. Теперь именно это стало главным.

   Мэйми шагнула за ворота и бросилась догонять Марту. Ворота тут же захлопнулись. Путь назад закрылся навсегда. Девочки шли навстречу неизведанному, не выбирая дороги. Да и как ее выбирать, когда кругом ни души — одни пески. Ориентироваться нельзя было и по барханам: стоит налететь жаркому пустынному ветру, и нет их, песочных холмиков. Путниц несли сами ноги. Оазис давно уже исчез из виду, словно его и вовсе не встречалось на пути.

  Глава XX.

   Прошло много бесконечных часов. Солнце, даже клонясь к закату, продолжало жечь измученные тела, и в лицо дул изнуряюще горячий ветер. А потом как-то незаметно наступила ночь, холодная беззвездная. Девочки замерзли, ведь на них были только длинные рубахи и шаровары из тончайшего прозрачного шелка да остроносые туфли на босую ногу. Когда-то они уже шли по пустыне и помнили, что останавливаться нельзя, нужно идти, пока есть силы. И они шли, чтобы согреться, не ощущая уже страха перед окутавшими их темнотой, тишиной и холодом.

   Порой, когда земля уходит из — под ног, когда все вокруг крушится, пылает, кипит и, кажется, нет уже шансов на спасение, где-то там, в недрах маленькой обессилевшей души, продолжает теплиться крошечный огонек— надежда, не покидающая нас до самого последнего мгновения....

   Они шли три дня и три ночи. Три безумно жарких дня и три безжалостно холодные ночи. Они шли, почти ни о чем не говоря, не останавливаясь надолго. Лишь когда спадала жара, они делали короткие остановки, чтобы несколько часов поспать на еще теплом песке. Просыпались они от холода и, чтобы согреться, продолжали идти в кромешной мгле, веря только своим ногам, выбирающим дорогу. Ни одна звезда не светила им с неприветливого неба, но они смирились со всем доставшимся на их долю и научились просто идти и идти вперед.

   Солнце четвертого дня их доконало. То ли оно светило жарче, чем прежде, то ли у измученных путниц совсем не осталось сил. Первой упала на горячий песок под жестокими лучами палящего солнца Марта. Но и тогда она не остановилась, а поползла вперед. Мэйми видела мир сквозь черную слепящую пелену, но едва передвигая ноги, преодолела еще несколько мучительных шагов, уже не ощущая безжалостно жгущего солнца, а потом тоже упала и поползла. "Пустыня не есть пустота", — прошептали ее запекшиеся губы. Больше ничего Мэйми не почувствовала, проваливаясь в душную бездонную черноту...

  ...Марте чудилось, что ее мягко качают волны теплого моря, а сама она лежит на дне лодки. И эту лодку никуда не уносит, потому, что нет течения, и весел тоже нет. Да и зачем они, эти весла? Ведь никуда не хочется плыть. Так приятно лежать без движения в лодке, вдыхая запах дерева и смолы, и щуриться, сквозь ресницы пытаясь глядеть на солнце. А волны ласково качают тебя, качают... Только зачем так громко кричат на берегу какие-то незнакомые люди? И разве берег так близко? Уплыть бы подальше от него и этих резких гортанных выкриков. Все таки жаль, что нет весел... А голоса все ближе и ближе.... Разве у них тоже есть лодки?...

  Марта открыла глаза. Голоса? Лодки? Здесь, среди бескрайних песков? Но голоса слышались явственно. И это был уже не сон. Марта подняла голову: по пустыне шел караван. "А вдруг это мираж? " — подумала девочка. Но караван важно и неторопливо шел мимо. Марта видела верблюдов, покачивающих мохнатыми горбами, погонщиков в пестрых халатах. Вот— вот караван растает вдали. И тогда Марта в отчаянии закричала и, преодолев слабость, поползла вперед. Кричала она до тех пор, пока сквозь режущий глаза свет яркого-преяркого солнца не разглядела бегущего к ней человека. И она снова упала лицом в песок.

  Она не чувствовала, как бородатый погонщик нес ее, крича что-то на своем странном языке, как ее устроили на теплой верблюжьей спине, и не знала, что тот-же погонщик, передав ее в руки женщин и мужчин своего племени, побежал за Мэйми, не зная, жива ли она еще.

  А потом была долгая дорога по пустыне. И когда Марта наконец очнулась, солнце уже зашло. Караван продолжал двигаться в сумерках, но погонщики скоро зажгли факелы. Марту покачивало, словно на волнах. Она смотрела в темнеющее небо, укрытая полосатым грубошерстным покрывалом, и думала лишь о том, что все вокруг устроено так чудесно: если в пустыне упали на горячий песок две девочки, мимо непременно пройдет караван и не даст им погибнуть. Замечательно, когда по пустыне идут караваны. И чтобы не случилось, всегда нужно верить в караван, идущий по пустыне.

  А потом совсем стемнело. Погонщики, громко переговариваясь, остановили верблюдов, и караван стал устраиваться на ночлег. Разожгли костры, и вскоре вкусно запахло едой. Натянули шатры, чтобы было где спать. В один из них уложили Марту. Женщина, закутанная с головы до пят в восточное покрывало, спрашивала о чем-то девочку, но та только головой мотала, ничего не понимая. Женщина перестала лопотать и куда-то убежала, потом очень быстро вернулась и принесла прохладное питье и еду — мясо, лепешки, фрукты. Вскоре в этот же шатер принесли и .... Мэйми, напоили, накормили и оставили отдыхать, а сами ушли к кострам и там ели и пили, пели и плясали под странную, чуть заунывную мелодию — нескончаемую, то веселую, то печальную, — еще долго она не давала девочкам уснуть. А потом стало тихо. У костров остались лишь несколько вооруженных охранников. Девочки ни слова не сказали друг другу. В этом не было нужды. Они смотрели друг другу в глаза и улыбались, пока их не сморил сон.

  С рассветом снова раздались крики погонщиков. Было шумно, горели костры, и в больших котлах дымилась пища. Девочек сытно накормили. Удобно устроили на рыжих верблюжьих спинах, и караван продолжил путь. Так прошло много дней и ночей. Девочки уже совсем забыли, как умирали от жажды и зноя на горячем песке. Пустыня стала привычной и не пугала. Они уверенно сидели на верблюдах и даже пытались ими управлять, как настоящие погонщики. Полсотни выученных слов давали возможность понимать самые простые фразы и отвечать на вопросы. Понимать друг друга оказалось не так сложно. Частенько можно ведь обходиться и без слов. И вечерами девочки вместе со всеми сидели у костра, и когда в руках погонщиков появлялись инструменты и начинала звучать уже полюбившаяся девочкам музыка, Марта танцевала вместе с закутанными в цветные покрывала черноглазыми женщинами.

  В один прекрасный день пустыне пришел конец. Так заявила Марта, заметив попадавшиеся все чаще зеленые кустики и островки чахлой травы. И вскоре показались стены, окружавшие большой город. Здесь девочки попрощались с караванщиками: пути их расходились, у каждого своя история. Город славился богатым рынком и множеством лавок, где хозяева каравана собирались оставить товары: ткани, украшения, чай, перец. Девочки же только о доме и мечтали.

  Марта и Мэйми долго бродили по шумному базару, широким площадям и узеньким кривым улочка. Вдыхая аромат цветов, любуясь домами, людьми, девочки чувствовали: неумолимо приближается время расставания с прекрасным городом. Они прибыли с рассветом, когда улицы только начинали оживать, но теперь миновал полдень, а девочки все не решались покинуть гостеприимный город. Наконец Марта не выдержала:

  — Мэйми, у нас слишком мало времени. Мы не можем больше здесь оставаться, ведь это не наш дом.

  Мэйми согласно кивнула, и они пошли искать ворота, выпускающие из города. То, что искали, нашли без особого труда. То ли ноги сами вели девочек куда нужно, то ли так ясно указывали дорогу улыбчивые горожане, сразу признававшие в них чужеземок. Объясняться было нетрудно. Жители торгового города и караванщики говорили на одном языке.

  Мэйми жаль было уходить из города, где многое напоминало оазис. Но оазис услаждал своей тишиной, нарушаемой лишь журчанием воды в фонтанах и арыке да пением птиц. Здесь же тихими были только улочки, отдаленные от центральных площадей: в жаркий полдень они пустовали, и даже птицы старались спрятаться в тень и умолкнуть. Зато здесь царили такие же ароматы, как в оазисе, — пахло фруктами, цветами, благовониями, здесь раскинулись такие же чудесные сады и устремляли ввысь свои купола красивейшие дворцы.

  Западные ворота города были куда скромнее восточных. В восточные шумно въезжали торговцы и многочисленные гости, громко перекликаясь, смеясь, погоняя верблюдов и ослов. Через западные покидали город: закончив все дела, распродав диковинные товары, выполнив важные поручения, встретившись с нужными людьми, уставшие, довольные или разочарованные, с прибылью или после неудачной торговли просачивались и устремлялись в разных направлениях. Уходили, чтобы потом вернуться через восточные ворота с новым товаром, новыми надеждами. Скромная арка, увитая плющом, была последним сооружением в черте города, которое видели девочки. Ворота выпустили их вместе с толпой других людей — пеших, конных или на осликах, идущих налегке или несущих мешки, узлы, корзины. Под ногами лежала голая равнина, поросшая кое-где пучками пожетевшей травы и тощии кустиками. А впереди высились горы, и не было им ни конца ни краю.

  Глава XXI.

  Равнину решено было пройти до ночи. Поэтому все привалы отменялись, и вообще о праве человека на отдых пришлось забыть. Попутчиков у девочек не было — покинувшие город разбредались в разные стороны к близлежащим селениям. В горы никто не стремился. Лишь один старичок на ослике в чалме и с длинной белой бородой спросил, куда направляются девочки и, услышав ответ, посмотрел на них испуганно, замахал руками, залопотал что-то непонятное. Из всего стариковского боротанья девочкам запомнились всего два слова — "дэв" и "шайтан", но что они означают, им было неизвестно, поэтому Марта и Мэйми улыбнулись на прощание старичку на ослике и продолжили путь, а старичок, отъезжая, затянул пронзительны голосом молитву.

  Горы только казались близкими. Путницы безостановочно шли несколько часов, город давно уже скрылся из виду, только где-то очень далеко, у самого горизонта, виднелись туманные очертания городских стен и башен. И когда совсем стемнело, Мэйми призналась, что ей темно и страшно. А Марта, вздохнув, предложила найти место для ночлега. Они взялись за руки и побрели, вглядываясь в темноту, в надежде отыскать что-нибудь подходящее для скромного ночного отдыха. Но кроме чахлых кустиков им ничего не встречалось, а между тем становилось все темнее и темнее. На небо взошел ярко-желтый месяц, а звезд совсем не было. И тогда вдруг Марте показалось, что впереди что-то смутно виднеется. Очертания с каждым шагом становились более ясными, насколько это возможно в ночной мгле, и наконец приняли облик ветхого строения, воздвигнутого неизвестно кем и неизвестно зачем в этой совершенно безлюдной местности, откуда все бежали, словно этот огромный кусок высохшей, потрескавшейся желтоватой земли зачумлен. И вдруг посреди голой бесприютной равнины жилище!

  Марта ощупала стены и убедилась, что строение не такое уж и ветхое: оно представляло собой вкруговую вбитые в землю бревна, окон не было. Странное сооружение. Чья-то шутка или нужная постройка в нужном месте? Деревьев поблизости не наблюдалось. Неужели кому-то было так важно, преодолевая трудности, доставить сюда бревна и выстроить это маленькое укрепление? И не опасно ли устраиваться в нем на ночлег? Вдруг за толстыми бревнами притаилось зло? Но выбирать не приходилось. И девочки на ощупь принялись искать вход.

  Наконец одно из бревен под рукой Марты чуть шевельнулось. Но еще немало пришлось повозиться, чтобы понять, как попасть внутрь. Бревна не поддавались ни вперед, ни назад, пока умная Марта в конце концов не догадалась, что нужно не толкать, а приподнять. Одна за другой девочки проскользнули по увесистую дверь, которую приходилось крепко поддерживать.

  Внутри оказалось совсем темно. И поначалу Мэйми было не по себе. Она плохо ориентировалась в кромешной мгле и все думала о том, что во мраке кто-то притаился и вот-вот набросится. Марта не трусила и спокойно вглядывалась во тьму. Никаких, даже, самых слабых, звуков и движений не ощущалось. Полом служила земля, на которой, поняла Марта, им и придется спать. Больше ничего в жилище не было, да и жилищем его вряд ли можно назвать, ведь в нем явно никто не жил. Но усталость одержала верх, и девочки решили все-таки уснуть прямо на голой земле, другого выхода все равно не было.

  Уснули они не скоро, слишком жестким было ложе, но и спали недолго. Разбудили их странные звуки, они не просто тревожили — они пугали. Девочки сели, прижавшись друг к другу и прислушались: за толстыми стенами что-то выло, скрипело, стонало, свистело. Сам домишко пошатывало, несмотря на то, что он был врыт в землю наполовину. Какая-то неведомая сила билась в бревенчатые стены то с одной, то с другой стороны. Мэйми дрожала от страха, в Марте же чувство страха боролось с любопытством. Ей так хотелось приподнять тяжелую дверь и выглянуть наружу.

  — Мэйми, давай посмотрим, кто там воет и скрипит, наконец предложила она.

  — Да ни за что! Ты просто сошла с ума! — сделав круглые глаза, воскликнула Мэйми. — А если оно ворвется в дом?

  — Не ворвется, — убеждала Марта трусишку. — Мы только чуточку приподнимем дверь и сразу захлопнем. И все!

  — Мы даже не успеем опустить дверь, как оно ворвется и убьет нас, — не сомневалась, упираясь, Мэйми.

  — Да нет же! Щелочка будет маленькая— премаленькая! — не сдавалась Марта. — Ты приподнимешь, а я подползу поближе и посмотрю. — Ну, пожалуйста, Мэйми, миленькая! Мы же должны знать, с чем можно встретиться на пути горы.

  — Но ведь старичок на ослике чего-то ужасно боялся, потому и поехал в другую сторону, — вспомнила Мэйми, продолжая сопротивляться упрямству Марты.

  — Нет-нет, Мэйми, ты ничего не понимаешь! Ты просто обыкновенная трусиха, потому и не хочешь. Я непременно должна это увидеть, а ты мешаешь! Как же мы будем сохранять осторожность и защищаться, если даже не знаем, что нас ждет?

  Мэйми вздохнула, шагнула к выходу и, внутренне сжавшись от дурных предчувствий, медленно стала приподнимать тяжелую дверь, а Марта легла на землю у самого входа. Как только образовалась крошечная щель, жутки звуки, сразу же многократно усилившись, влетели в нее. Мэйми с натугой еще немного приподняла бревенчатую заслонку, и Марта выглянула наружу.

  — Боже... — только и произнести она.

  Марта не могла увидеть всего происходящего, но и того, что она увидела, хватило, чтобы закричать:

  — Опускай! Опускай скорее! Не медли!

  Легко сказать "не медли! " — Совладать с тяжелой дверью не так-то просто! Мэйми чуть замешкалась, самую малость, а когда дверь наконец поддалась и пошла вниз, снова закричала Марта — неведомая сила тащила ее наружу, а она из последних сил сопротивлялась кому-то неведомому.

  — Марта, пожалуйста, назад! — завопила и Мэйми, пытаясь перекричать вой и скрежет.

  Она стояла, как верный солдатик на посту, вцепившись побелевшими пальцами в дверь: боясь убить Марту, она уже не могла отпустить громоздкую заслонку и только ждала чуда. В какой-то миг Марте удалось освободиться и словно оказаться в спасительном домике. Мэйми решительно рванула дверь, и та с глухим стуком захлопнулась.

  Не сразу Марта пришла в себя. Лишь спустя некоторое время ее дыхание стало ровнее, а взгляд спокойнее. Поначалу она смотрела в одну точку, словно продолжая видеть кошмар, и в глазах ее был ужас.

  — Мейми, это невозможно, — вымолвила она, с трудом выговаривая слова. — Такого не увидишь даже в самом страшном сне. Я и представить себе не могла подобного.

  — Что же там? — нетерпеливо тормошила ее Мэйми.

  — Там — ад.

  — Ад? — удивилась Мэйми. — Тот, о котором рассказывала моя бабушка? Но ведь, чтобы попасть в ад, надо, кажется, умереть?

  — Не обязательно, — тряхнула головой Марта. — Я говорю про ад в другом смысле: это самое ужасное, что только можно увидеть своими глазами.

  И она стала рассказывать.

  Когда Марта выглянула наружу, кромешная мгла уже отступила и в небе пылал огненно— красный месяц, над землей носились раскаленные камни, излучая огнистое сияние, и, потухая, со свистом устремлялись к земле. А еще в воздухе было множество чудовищ — больших и поменьше, с когтистыми лапами и железными крыльями, с клювами острыми, словно кинжалы. Мощными хвостами они слету били по домику. Пытаясь его повалить, чувствовали, что за бревенчатыми стенами скрывается добыча.

  В чудовищ Мэйми верила всегда, но никогда не встречалась с ними (звероподобные были не в счет). А Марта протянула молча руки, и Мэйми увидела глубокие царапины, ссадины, синяки.

  — Одно из чудовищ с мохнатыми когтистыми лапами схватило меня и пыталось вытащить из домка. Оно тянуло меня, визжа и лязгая клювом, а другие чудища в это время носились вокруг жилья и старались его разрушить. И они тоже визжали, а еще выли и хлопали страшными крыльями.

  Мэйми снова посмотрела на исцарапанные руки подруги и подумала, что их неплохо бы перевязать.

  — Странно, а ведь в домике уже не темно, — заметила вдруг Марта.

  И вправду. Никто не зажигал свеч — их здесь не было. Но случайное их жилище уже не было залито мраком, а светилось внутри каким— то удивительным таинственным светом, похожим на фосфорическое свечение, матово— белое, мягкое, окутывающее туманом. Источник этого света был совсем рядом: в углу лежал шар размером с кулак.

  Да, шар размером с кулак лежал в углу и матово светился. Вероятно, он закатился или влетел, когда Мэйми приподняла дверь. За стенами по-прежнему визжало, выло и стонало, но девочкам было ничуть не страшно. Они верили, что их маленький домик из толстых бревен, врытых в землю, обязательно выстоит. И пусть вокруг летают чудища с железными крыльями и острыми клювами — девочки спокойно улягутся спать, потому что им надо хорошенько выспаться перед дальней дорогой. И таинственный шар будет охранять их покой и сон от темных сил.

  ГЛАВА XXII.

  Утром, прежде чем покинуть бревенчатый домик, давший ночлег и спасший от верной гибели, Марта осторожно выглянула наружу: вокруг было тихо и спокойно, можно было продолжать путь домой.

  Мир был такой же. Как и вчера: та же голая равнина с реденькими кустиками, камни (кто мог бы поклясться, что вчера они лежали в других местах или, раскаленные, носились по ночному небу наперегонки с чудовищами?) и далеко-далеко горы.

  — Самые обычные камни, — пожав плечами, заявила Марта и легонько подтолкнула ногой буроватый камень.

  — Как хорошо, что всегда после ночи приходит день. Особенно после такой жуткой. Зная о том, что все равно придет утро и снова будет все хорошо, можно переждать, перетерпеть ночь с ее чудовищами. Кстати, Марта, мы забыли про наш светящийся камень! — закончив философствовать, вспомнила Мэйми и побежала за ним.

  Камень был все тот же: круглый, с гладкой полупрозрачной поверхностью, такой правильной формы, что казался выточенным чьей-то умелой рукой. Но он не светился.

  — Ничего — сказала Марта, — мы все равно возьмем его с собой. Может, он светится только ночью.

  — Вот здорово! — обрадовалась Мэйми. — Не люблю засыпать в темноте. А теперь рядом с нами ночью будет огонек.

  Марта думала о другом:

  — Если он светится по ночам, тогда мы сможем идти и ночью.

  — Идти ночью? — расстроилась Мэйми.

  — Мы потеряли слишком много времени, а дом еще так далеко, Мэйми — тихо сказала Марта. — Я знаю, что ты боишься темноты. Да и кто ее не боится? Когда вокруг не стены родного дома, обклеенные знакомыми обоями в цветочек, а пустота и в ней леса. Горы. Океаны — все чужое. Таящее угрозу. Кто ж не испугается? Но мы пойдет быстрее, реже будем делать привалы и скоро, очень скоро окажемся дома.

  — Да-да, конечно! — у Мэйми заблестели глаза. — Я готова идти и ночью, лишь бы скорее попасть домой, к моей милой бабушке, в мою любимую комнатку...

  — Думаю, за день мы пройдем остаток пути и окажется у подножия гор, — бодро заявила Марта, сделав вид, что не замечает слезинок, готовых вот-вот брызнуть из глаз Мэйми.

  ... Произошло именно так, как рассчитывала Марта. Когда по небу разлились лучи заката, девочки стояли у подножия горы. Было время между днем и ночью, и чудесный камень— шар уже начинал немножко светиться. Оставалось решить, как поступить дальше: заночевать здесь среди нескольких невзрачных кустиков, или же продолжать идти ночью по горам.

  — Ночью в горах, наверно, очень страшно! — восклицала Мэйми. — А здесь уже знакомое место: земля, травка...

  — Да, место знакомое! — ехидничала Марта. — Видно, уже соскучилась по ночным чудищам?

  Мэйми сразу прикусила губу6 то ли обиделась, то ли действительно вспомнила о недавнем приключении.

  — Не сердись на меня, — виновато улыбнулась Марта. — Я не хотела тебя обидеть, но, пожалуй, все же лучше идти вперед. Если повторится ночная история с чудищами, нам несдобровать: никакого жилья поблизости нет и укрыться негде.

  Мэйми кивнула. Иногда этого бывало достаточно, чтобы мирным путем решить проблему.

  ГЛАВА XXIII.

  Да, карабкаться в сумерках по горам — небезопасное занятие. Хорошо еще, что склон пока был не слишком крутой и шар светился достаточно ярко. Девочки шли медленно, осторожно. Если бы кто-то следил за ними издалека, то увидел бы толь медленно плывущую вверх светящуюся точку.

  Сумерки незаметно сменились непроглядной тьмой, и на расстоянии двух шагов уже ничего не было видно. Да и склон стал круче — карабкаться по нему ужасно трудно. Но маленькие путешественницы упрямо ползли вперед, радуясь каждому кусочку отвоеванного пути, остающегося за спиной.

  Стало холодать. Тонкие шелковые наряды и расшитые шлепанцы совсем изодрались об острые камни. Шли молча. Потому что очень устали, но из гордости ни одна не желала в этом признаваться. И остановку решили сделать только тогда, когда Мэйми споткнулась и, упав, разбила колено. Хорошо еще Марта не дала ей скатиться вниз — вовремя схватили за руку. Вот тогда и стали искать поблизости место для ночлега. Это оказалось неразрешимой задачей.

  — Даже индийский йог не смог бы здесь уснуть, — заявила Марта, оглядываясь вокруг, — одни острые выступы! Придется пройти еще немного, может, нам повезет, и мы встретим очаровательный ровный "пятачок", покрытый мягкой травкой, где можно свернуться калачиком и чуточку поспать.

  Мэйми тихонько подвывала, давая знать подруге, что долго идти не сможет и "пятачок" желательно найти как можно скорее.

  — Безвыходных ситуаций не бывает! — гордо произнесла Марта, показав на маленькую пещерку, найденную наконец после долгих поисков. — Ну, почти не бывает, — уточнила она, взглянув на измученную и побледневшую Мэйми.

  Но та почему-то не разделяла оптимизма подруги.

  — А вдруг в этой пещере живет какой— нибудь дракон и мы прямиком попадем ему в пасть?

  — Мне кажется, для дракона она маловата, — прикинула Марта. — Мы уже давно идем по горам, но никаких драконов не встречали. На равнине ночью было куда опасней!

  Что было спорить? Идти дальше Мэйми все равно не могла, потому девочки забрались в пещеру. Которая как раз пришлась им в пору.

  — Если здесь кто-то и живет, то уж, конечно, не дракон, а скорее дракончик, — пошутила Марта, но Мэйми смотрела вглубь пещеры довольно испуганно.

  — Смотри, — прошептала она, указав в самый дальний угол.

  Там было приготовлено нечто вроде постели: настил из веток, а сверху свежая трава.

  —Может быть, хозяин пещеры не такой уж злой, как ты думаешь? — неуверенно спросила Марта.

  Мэйми этого не знала. Чтобы принять меры предосторожности, обшарили всю пещеру: пусто, стены глухие — ни отверстия, ни лазов. Единственный вход (он же выход) — тот, через который они сами попали сюда. Пристроив светящийся шар посреди пещеры, девочки решили спать по очереди. Но они переоценили свои силы: сон сморил их сразу, как только они прилегли на маленький настил. Драконы и прочие хищники были мгновенно забыты. Только однажды среди ночи Мэйми проснулась (ныло разбитое колено), и тогда— то ей привиделось странное: будто прямо возле светящегося шара сидит небольшой человечек, смотрит на них желтоватыми глазами и тихонько напевает какую— то песенку. Мэйми даже показалось сквозь сон, что она внятно слышит слова:

  Спите, спите — поздний час.

  Утром Гор разбудит вас...

  "Кто такой Гор? " — успела подумать Мэйми и снова уснула.

  Первой пробудилась утром Марта. Ей показалось, что где-то негромко позвякивает маленький колокольчик. Но когда она открыла глаза, колокольчик исчез. Марте захотелось подремать еще немного. Но как только она закрыла глаза, снова зазвенел колокольчик. Пришлось подниматься. Каково же было удивление Марты, когда она увидела на каменном полу пещеры, около шара, разложенные на листьях какого— то неизвестного растения угощение: ягоды, нанизанные на прутик и зажаренные грибы, орехи. Удивленная девочка толкнула в бок сопящую во сне подругу.

  — Вставай, соня! Завтрак на столе!

  Мейми заворчала что-то недовольное, но глаза зажмурила еще крепче.

  —Вставай! Нам пора идти! И завтрак давно ждет!

  Мейми сонно потянулась и потерла глаза кулачком.

  —Ты специально говоришь про завтрак, чтобы я еще больше мучилась? И нога болит, и в животе урчит от голода...

  — Да я не шучу! Раскрой свои заспанные глаза и посмотри! — засмеялась Марта.

  Мэйми села на постели, но прежде заметила не еду в листьях, а ... повязку на своей больной ноге. Рана была заботливо перевязана холщовой полоской ткани поверх компресса из неизвестных трав.

  — Спасибо, Марта, — поблагодарила она подругу, совсем растрогавшись.

  — За что спасибо? — удивилась Марта. — Когда я проснулась завтрак уже был подан.

  — Да я не о завтраке, а о моей ноге, — показала Мэйми повязку.

  Марта призадумалась, потом вспомнила утренний звон колокольчика. А Мэйми рассказала про маленького человечка и его песенку.

  — Понимаешь, — Марта, я решила, что это сон. А теперь выходит — правда.

  — Кто же такой этот гор? И кто собрал для нас ягоды и орехи и зажарил грибы? Добрый он или злой?

  — Ты думаешь, грибы ядовитые? — заволновалась Мэйми. — Может, мы, заняли пещеру человека, а он нас за это хочет отравить?

  — Я ничего не знаю, Мейми. У меня столько же вопросов, сколько и у тебя. Только ответить на них некому. Придется принимать решение самим.

  И тут из самого темного уголка пещеры послышалось хихиканье. Девочки замерли. Но кто-то продолжал хихикать, а потом уже просто залился смехом, и снова нежно зазвенел колокольчик.

  — Кто там? — строго спросила Марта, не теряя самообладания.

  — Всего лишь я! — ответил смешливый кто-то и вышел из темноты.

  Мэйми сразу узнала его.

  — Это же человечек, которого я видела ночью!

  — Я не человечек, — обиделся тот. — Я дух горы!

  — А где остальные? Ты ведь здесь не один? — выспрашивала Марта.

  — Я один здесь живу. Это моя пещера.

  — Но ведь ночью ты пел про какого-то Гора! — напомнила Мэйми.

  — Я и есть Гор! — закипал человечек. — Разве я нарушил обещание разбудить вас утром? — удивился он и снова зазвонил в колокольчик.

  Девочки рассмеялись, и маленький человечек смеялся вместе с ними. Потом они ели ягоды, орехи и грибы. И человечек тоже уплетал за обе щеки.

  — А разве духи едят? — спросила Марта, причем без всякого ехидства. Просто чтобы расширить круг своих познаний.

  — А что же нам, духам, помирать с голоду прикажете? — прочавкал в ответ язвительный человечек.

  Когда завтрак был съеден и девочки засобирались в дорогу, поблагодарив хозяина за приют и забору, время уже близилось к полудню. Но маленький человечек надул губы и всем своим видом демонстрировал недовольство. Вероятно, и завтрак он организовал, чтобы задержать путниц.

  — Почему ты не хочешь чтобы мы уходили? — прямо спросила Марта, разгадав его планы.

  — Мне скучно! — отрезал человечек и отвернулся.

  — Скучно? Но ведь ты здесь полный хозяин! Все эти горы — твои. А надоест бегать по горам — есть маленькая пещерка, постель из мелкой травы.

  — Да, пещерка моя очень уютная, и постелька мягкая, — капризным голосом отвечал человечек, — но мне одиноко и скучно. В горы теперь никто не ходит. Люди стали другими: они разлюбили приключения, опасности и теперь сидят дома, толстеют, глупеют, стареют. Да еще на равнине поселились чудовища. Они совершенно испортили репутацию этим местам. Теперь в горы никого не заманить ни историями о кладах, ни рассказами о чудесной стране цветов, раскинувшейся за горами...

  — На свете есть такая страна? — не поверила Марта.

  — Конечно, есть! Но людям с их недалеким умишком и неумением верить в сказки и фантазии свойственно все отрицать, — ворчливо заметил человечек.

  Марта и Мэйми. Переглянувшись, засмеялись. Впервые они встречали духа горы, который любил вкусно поесть и поворчать. А тот продолжал рассказывать, и в глазах его засияла мечта:

  — Страна цветов прекрасна. Представьте себе бескрайние сады, луга, леса ... И везде полно цветов. И аромат такой, что голова идет кругом...

  — И кому принадлежит эта страна? — поинтересовалась Марта.

  — Кажется, одной зловредной фее, — буркнул дух и отвернулся.

  Марта кивнула понимающе: видимо, дух горы повздорил с хозяйкой соседних земель и по совместительству феей, но явно не хотел об этом говорить и сидел теперь надувшись, как пузырь, на весь белый свет.

  — Ты же любишь свою пещерку, — робко начала Марта, — и у нас тоже есть то к чему мы привязаны: дом, родные, друзья. Нам бы хотелось скорее попасть туда.

  — Если бы ты знал, как давно мы отправились на поиски дома и какие ужасные приключения нам пришлось пережить! — воскликнула Мэйми. — Если бы ты это знал, ты бы не задерживал нас, а наоборот помог.

  — А я ничего не знаю о ваших приключениях! — заявил человечек и еще больше надулся. — И если бы вы не были такими бездушными эгоистками, то давно бы уже развлекли страдающего от тоски и одиночества горного духа своей историей!

  Марта вздохнула. Придется рассказывать. На это уйдет уйма времени, день почти уже прошел, а ночью будет так трудно идти. Но ничего не поделаешь — упрямый дух ни за что не уступит. И она начала:

  — Однажды (а это было много недель назад или даже месяцев назад — не помню точно когда) мы с Мэйми сели в желтый автобус и с другими учениками нашей школы поехали к Лебединому озеру ...

  Марта была замечательной рассказчицей. Речь ее, плавная и неспешная, заворожила горного духа. Не забывала она пояснять непонятное. Гор совершенно не мог представить себе желтый автобус. Зато легко воспринял историю о поселении звероподобных. Когда Марта уставала от речи сказительницы, повествование подхватывала Мэйми. Более эмоциональная, она часто упускала детали, и любопытному человечку приходилось переспрашивать. Иногда устраивали небольшой отдых, и тогда, словно по мановению волшебной палочки, посреди пещеры на листьях появлялись нехитрые, но вкусные дары леса — ягоды, грибы, орехи, сладкие коренья. А в горах тем временем темнело, и Марта, подавив тяжелый вздох, продолжала рассказ.

  Наконец прозвучал финал истории. Горный дух утирал слезы.

  — Никогда не слышал ничего печальнее, — признался он.

  — Ну нам пора, — не стала пускаться в обсуждение Марта и, схватив Мэйми за руку, потащила ее из пещеры.

  Дух гор перехитрил глупых девчонок. Слезы высохли на его сморщенном личике. Он стоял у входа в пещеру рядом с растерянными путешественницами и хихикал.

  — Перестань сейчас же смеяться! — строго приказала Марта. — Это совсем не смешно! Ты украл у нас целый день пути.

  Марта надеялась пуститься в дорогу хотя бы на закате, но горы окутала настоящая ночь, девочки не заметили ее прихода. А дух гор радостно потирал ладошки.

  — Как тебе не стыдно! — рассвирепела Марта. — Ты знал, что мы спешим, и все— таки обманул нас! Коварный колдун! Мы с тобой по человечески, а ты...

  — А я вовсе не человек! — запыхтел недовольно дух. — Почему я должен поступать подобно глупым людям, еси мне скучно?

  — Я думала, что ты нас пожалел, поверила в твои слезы, а ты, оказывается, просто прикидывался, — вздохнула Мэйми.

  — Нет, не прикидывался! — запротестовал оскорбленный дух. — Я действительно проникся сочувствием к вам, но было уже поздно — темнело, а мне очень хотелось дослушать рассказ, — признался он.

  Пришлось вернуться в пещеру для принятия решения. Марта упрямо рвалась в дорогу, но тут выяснился еще один интерес непредсказуемого горного духа. Как только Марта взяла в руки светящийся шар, маленькие глазки человечка жадно заблестели, и он, протянув морщинистые ручки к шару, выпалил на одном дыхании:

  — Если вы оставите мне солнечный шар, я не стану больше чинить вам препятствия и рано утром отпущу. Клянусь!

  — Зачем тебе шар? Ты же волшебник! Наколдовал быстро наступившую ночь, наколдуешь себе и солнце! — поддразнивала Марта Человечка, спрятав шар за спину.

  — Ну, пожалуйста, оставь шар! В моей маленькой пещере без него будет так одиноко! — умолял дух.

  Девочкам стало его жалко и, посовещавшись, они решили: шар останется в пещере, если на рассвете дух разбудит их, даст с собой еды и отпустит. Горный дух со вздохом согласился.

  Еще одна ночь в аленькой пещере подкрепила силы девочек перед предстоящим походом. Утром человечек был невесел, но ничего не сказал на прощание, невольно протянул маленькие ручонки за шаром. У входа в пещеру был приготовлен холщовый мешочек с едой. Не обращая внимания на молчаливое недовольство духа, девочки дружеюбно попрощались с ним, прихватив обещанный провиант и двинулись вверх по склону горы. А когда, не сговариваясь, обе враз обернулись, увидели стоящего на маленьком выступе маленького человечка с печальной мордочкой. Одной рукой он прижимал к груди драгоценный подарок, а другой махал, прощаясь.

  Глава XXIV.

  Переход оказался страшно трудным даже для таких бывалых путешественниц. За полдня пути прошли не так много, как мечтали. И когда к полудню солнце поднялось совсем высоко, девочки окончательно обессилели. Тела их покрывали ссадины и царапины, а некогда роскошные восточные наряды полностью завершили процесс превращения в лохотья. Подъем с каждым шагом становился все мучительнее, уступы гор — острее, склоны — круче. Без боязни нельзя было смотреть ни вверх, ни вниз. Казалось нвозможным как подняться на вершину, так и спуститься к подножию. Возожно, это была та самая середина, когда уже так много пройдено и еще так много осталось. Добравшись до выступа, чуть шире других, девочки плюхнулись на него, пытаясь отдышаться и успокоиться. Полдня они карабкались от камня к камню, рискуя потерять опору и скатиться вниз.

  Мэйми, ужасно боявшаяся высоты, каждый шаг делала с огромным трудом. Сколько раз она была готова сорваться, но идущая следом за ней Марта всегда успевала подхватить, поддержать. Марта замечала, куда лучше поставить ногу, а на какой камень не стоит надеяться. Ее спасительное шипение за спиной не раз останавливало Мэйми в нужный миг: "Правее! Осторожно! Стоять! Держись!"

  Полежав на выступе, девочки съели часть провизии и, вздохнув, поползли дальше.

  — Еще немного, — лгала Марта. — До вершины осталось совсем чуть-чуть. Ты только не останавливайся, не смотри вниз и не думай ни о чем, кроме дома. Так легче.

  Мэйми понимала, что Марта врет, но кивала головой, будто соглашаясь. Это нсложно — сделать вид, что веришь в сладкую ложь, когда вершины гор в сплошном тумане, густом и вязком.

  А потом еще больше похолодало, теперь все чаще попадались острые выступы, припорошенные снегом. И вскоре подруги очутились в царстве вечного холода и снегов. Сюда не ступала нога смертного, Марта и Мэйми первыми нарушили покой вершин. Если бы только на них были теплые одежды, переносить тяготы пути было бы куда легче, а так...

  — Марта, я больше не могу... Мне холодно, — посиневшими губами шептала Мэйми.

  — А ты постарайся не думать о том, что тебе холодно.

  — Я не могу думать ни о чем, крое того, что мне холодно. Я замерзаю.... Я скоро упаду и умру...

  — Не говори ерунду, Мэйми, — подталкивая измученную подругу, уговаривала Марта. — Думать надо о хорошем, даже если тебе очень плохо. Думай о том, какая красота кругом. Ты нигде больше такого не увидишь!

  — Не вижу никакой красоты. Здесь холодно и мрачно. А скоро станет еще и темно. Давай остановимся, Марта, ну пожалуйста...

  — Глупенькая! Мы не можем остановиться. Во-первых, негде, во— вторых, холодно, мы замерзнем в снегу и камнях, — Марта рассуждала как всегда умно и обстоятельно.

  — А в третьих? Нашла в себе силы съехидничать Мэйми.

  — А в третьих, нас ждут дома, — отрезала Марта, и спорить с ней было бесполезно.

  И они снова ползли и карабкались, раздирая в кровь руки, потеряв ощущение усталости и холода. Стемнело быстро и незаметно. Третья ночь в горах.

  — Здесь ночь не приходит, а подкрадывается, — стонала Мэйми. — Я не могу идти в темноте!... Я ничего не вижу дальше своего носа и вот-вот сорвусь в пропасть! Ты спустишься вниз за моими косточками? — пугала она Марту. — Если бы у нас был светящийся шар...

  — А ты иди так, будто у тебя в руках светящийся шар, — предложила Марта и сама улыбнулась изобретенному рецепту ночного видения.

  А потом они увидели вершину — острый пик. Весь в снегу, словно пронзающий небо. Но до него были еще тысячи шагов. И девочки шли, пораженные этой мрачной и величественной красотой. А по черному небу кто-то уже разбросал звезды. И казалось они так близко, совсем рядом — протянешь руку, и звезда уже в ладони. А рядом плыл белый, как снег на вершине, месяц. И еще долго девочки медленно, очень медленно поднимались по крутому склону, оставляя месяц и звезды где-то внизу, не ощущая тяжести, словно под властью какой-то неведомой силы, сделавшей их вдруг выносливее, мудрее, терпеливее.

  В какой-то миг Марта поняла, что над ними ничего больше нет — только черная бездна неба. Все остальное внизу. Гора была под ними!

  — Мы победили, Мэйми! Ты слышишь? Мы победили гору! Но Мэйми ее не слышала. Пока Марта упивалась своим триумфом, Мэйми наслаждалась одиночеством и покоем, пришедшим наконец в ее измученную душу. Забыв о холоде, она слушала музыку звезд, рассыпанных под ногами. Она была одна в целом мире. Ей казалось, что живет она уже сотни, а может и тысячи лет и ей понятно все, что есть в этом мире: и горы, и море, и снег, и звезды. Потому она и не слышала восторженных воплей Марты. Ну и что? Иногда ведь человеку просто необходимо побыть наедине с самим собой.

  Притихла и Марта. Долго стояли они на самой вершине неприступной горы, побежденной ими. Каждая думала о своем, не замечая, что безжалостный холод все сильнее охватывает тело.

  — Мы должны идти, — пришла в себя Марта. — Мы должны непременно идти, иначе останемся здесь навсегда.

  А Мэйми уже хотеось остаться здесь навсегда. Ощущение покоя лишило всяких человеческих желаний. Осталось одно: тысячи лет стоять на вершине гры, в полном одиночестве, скованной величественным холодом, и любоваться звездами...

  — Интересно, в жаркий день, когда палит солнце, здесь так же холодно? — Марту как всегда, интересовала практическая сторона дела.

  — Что? — словно проснулась Мэйми, музыка неба перестала для нее звучать.

  — Ты уже побелела от холода. Пора уносить отсюда ноги и все остальные части тела, — решительно заявила Марта и сделала шаг вниз, но тут же поскользнулась, упала и поехала, покатилась громко ворча:

  — Кто сказал, что спуск легче подъема? Достойный уход — ничего не скажешь! Нет, все-таки когда поднимаешься, чувствуешь себя гордым покорителем, завоевателем.... А когда вниз... Ой!... да еще вот так... Ой-ой!... Это не спуск, а унижение человеческого достоинства!...

  Наконец ей удалось притормозить, при этом больно ушибив ногу. Поднималась с опаской, боясь снова свалиться и продолжить столь унизительный путь. "Слава богу, — радовалась Марта, — этого никто, кроме Мэйми не видел!" А Мэйми тем временем медленно и осторожно, крошечными шагами приближалась к пострадавшей подруге.

  Спуск продолжили вместе, поддерживая друг друга. Стало ясно, что двигаться вниз будет в тысячу раз труднее, чем вверх. А еще дольше и опасней. Приходилось часто отдыхать. На одном из привалов доели оставшиеся раздавленные и замороженные ягоды и неплохо сохранившиеся рехи. Они наслаждались неприхотливой едой, мыслено подсчитывая время, которое придется затратить на спуск и ощущали себя счастливее от мысли, что дом становится еще ближе.

  Если бы человекку было дано предугадать, что с ним произойдет вскоре! И как часто случается подобное: судьба оказывается в неловких руках какого-нибудь пустякового случая. Так вышло и на этот раз.

  Они не пытались рисковать, нет! Гора не была гладкой, как хорошо выструганная доска, — все в неровных уступах, на каждом шагу торчали каменные наросты, да еще то и дело попадались вмерзшие обломки, а то и целые льдистые глыбы. На самом верху поверхность горы была ровнее, но чем более плоским становился спуск, тем он делался и более опасным: каменные отломыши не задерживались на круче, скатывались с ужасным грохотом и задерживались там, где им удавалось за что-то зацепиться, а, примерзнув, обледенев, оставались навсегда на случайно доставшейся территории, угрожая неосторожным путникам. Хватаясь замерзшими руками за каменные шипы, стараясь поставить ногу так, чтобы не соскользнуть вниз, Марта и Мэйми с огромным трудом преодолевали каждый сантиметр упрямой горы, как вдруг...

  Ну почему в подобной истории непременно вмешивается это самое вдруг?! Неужели без него никак не обойтись? Пусть бы все шло счастливо и гладко и история без всякой суеты приблизилась к счастливому финалу. Так нет же! — Появляется это сумасбродное "вдруг" и нарушается тихое течение событий: и рушатся мосты, и штормит море, и вековые снега сходят с гор, и все надо начинать сначала. Что ж, наша история не исключение. Да ведь в ней совершенно все происходит вдруг: вдруг заблудился желтый автобус, вдруг Мэйми решила разузнать дорогу.... Но не будем заниматься перечислением событий. Хотя, возможно, именно об этом самом "вдруг" и подумала Мэйми, когда неловко поставила ногу не рядом с выступом, а прямо на него. Она соскользнула с камня и легко покатилась вниз. Марта, растерявшись, бросилась было на помощь подруге, но тоже упала и покатилась следом, больно ударяясь о все неровности, встречающиеся на пути, и остановилась только тогда, когда на полном ходу врезалась в обледеневшую глыбу.

  От встречи с камнем Марта какое-то время пыталась оправиться, потом, оглянув себя, подсчитала возможный урон — количество ссадин и шишек. Держась за гудящую колоколом голову, она посмотрела вниз. Потом посмотрела по сторонам. Мэйми нигде не было. Забыв об осторожности, Марта вскочила, бросилась в одну сторону, в другую. Ее полный отчаяния крик "Мэйми! " разнесся по горам, а ответило равнодушное эхо. Похоже здесь действительно никого не было.

  Марта искала и звала Мэйми, пока совсем не охрипла. Она побрела вниз, надеясь найти несчастную Мэйми там. "Может она тоже ударилась об острый камень, но потеряла сознание. Я непременно должна найти ее", — говорила сама себе Марта и шла, уже не разбирая дороги. В глазах у нее темнело, и снег в камнях казался черным. И она думала что пришла ночь. Но это была не ночь, это боль и страх раздирали ее сердце, это усталость поднималась темной пеленой в глазах. Немудрено, что Марта не заметила расщелину, показавшуюся ей просто черным пятном, ступила в нее и стремительно полетела вниз. Под ногами теперь не было даже самой зыбкой опоры — не было ничего. Опять вниз! Ну сколько можно падать?! — хотела завопить Марта, ощутив обволакивающую пустоту, но из горла вырвалось только "А-а-а!!! " Она неслась на огромной скорости в полной темноте и потому не знала, где в конечном счете окажется. "Я могу плюхнуться сейчас в океан, кишащий акулами, или в огнедышашее жерло вулкана, в мерзкое вонючее болото или джунгли, где всюду с деревьев свисают ядовитые змеи и мохнатые пауки. Но я ничего не могу изменить, и поэтому лучше просто успокоиться", — так решила для себя умница Марта. Она закрыла глаза и приняла все как есть.

  Глава XXV.

  Марта открыла глаза, когда поняла, что самое страшное позади и вряд ли может случиться еще более неприятное, чем падение в расселину горы и сверхскоростной полет в неизвестность. Да, она открыла глаза, привыкшие за последние дни, недели, а возможно, и месяцы к разным картинам. Эти замечательные карие глаза повидали многое, нос ейчас в них плескалось удивление. Марта почти забыла, что есть на земле такие места: тихие уютные комнатки в старинных небоьших домах с камином, в котором словно потрескивают горящие дрова, и свечами, создающими таинственный полумрак. В комнате стояла та тишина, которую принято у нас называть тишиной. Тикали часы, не прерывая ни на миг свой размеренный бег, негромко потрескивало в камине. Казалось, здесь никого нет. Но между тем Марта чувствовала, что она не одна, и приглядевшись, обнаружила в кресле качалке у самого камина человека неопределенных лет (разглядеть его получше мешал полумрак), ноги его были укрыты толстым клетчатым пледом. Этот лохматый красно-коричневый плед напомнил Марте о доме, и тогда она совершенно успокоилась и стала разглядывать жилище, куда попала самым невероятным образом.

  Это была не просто комната, а очень уютная комната, чья-то теплая, хорошо устроенная нора, где можно дремать под пушистым пледом, листать какую-нибудь замечательную толстую книгу, лучше с картинками, или же просто смотреть на огонь и думать о чем-то приятном. Теные шторы с вышитыми на них золотом рисунками, полностью скрывали окна, и Марта не смогла бы ни за что сейчас ответить, какое время суток за глухими ставнями. И чем дольше она сидела на мягком клетчатом диване, тем сильнее верила в то, что за стенами вообще ничего нет и вообще весь мир — это комнатка с камином и странным человеком в кресле-качалке. А он словно и не замечает девочку, — а ведь не спит вроде, смотрит куда-то, будто сквозь кирпич разглядеть что-то может, и загадочно улыбается одними уголками губ. О чем задумался, этот таинственный незнакомец? Но глаза понемногу привыкали к полураку, и Марта продолжала разглядывать жилье молчаливого господина.

  Кроме камина, кресла и уютного дивана, здесь было много интересных предметов, безделушек, хотя на первый взгляд они казались совершенно обычными. Например, книжный шкаф: темного дерева, упирающийся в потолок, сияющий украшенным золотом переплетами. Книги в кожаных переплетах, книги в бархатных переплетах...

  Да как же их много! "Наверно, это замечательные книги о разных странах, о звездах и планетах, о войнах и героях, о путешествиях и богатых кладах", — догадалась Марта, но присмотревшись, с удивлением обнаружила что на всех переплетах непременно встречается слово "Сказки". "Неужели на свете столько сказок?" — поразилась она и повернула голову влево. Камин и полки резной этажерки уставлены странными вазочками, статуэтками: там были и белые мраморные слоники, и фаофоровые красавицы с бледными личиками, и усеянные цветами серебряные вазочки с длинными горлышками, и деревянные фигурки, изображавшие охоту, катание на лошадях и игру на арфе. Марта смогла все это рассмотреть, потому что этажерка на гнутых ножках стояла совсем рядом в простенке между двумя окнами, куда уже стали проникать тусклые лучи света. Девочке даже показалось, что где-то она все это уже видела. Конечно же, в чудесном домике Мэйми были похожие вещицы.

  Марта сразу погрустнела. И сидеть на мягком диване, в жарко натопленной комнате было уже не так приятно. Хотелось домой. Может быть, незнакомый господин знает, как туда добраться? Марта посмотрела на незнакомца. Он тоже повернул голову и посмотрел на девочку, все так же загадочно улыбаясь и чуть прищурив глаза. Не дожидаясь вопроса, он сказал совершенно спокойным голосом:

  — Я знаю, о чем ты думаешь.

  — Откуда вы можете это знать? — не поверила Марта.

  — Я знаю все, — без тени гордости заявил незнакомец.

  — Никто не может знать всего, — усехнулась упрямая девчонка.

  — Как я могу доказать тебе, что я говорю правду?

  Марта пожала плечами.

  — Хорошо, тогда я расскажу всю твою историю. И ты убедишься, что мне известны даже твои мысли.

  Во время рассказа глаза Марты становились все круглее и круглее от удивления. Незнакомец не соврал, он действительно знал все. И когда он произнес последнюю фразу и замолчал, Марта спросила:

  — Почему все ваши книги — сказки?

  — О, это слишком просто. Я сказочник.

  — И все эти сказки придумали вы?

  — Не все, — признался незнакомец. — Есть и другие сказочники.

  — А что вы делаете, когда вам надоедает сочинять сказки? — продолжала распрашивать Марта.

  Сказочник посмотрел пристально ей в глаза и сказал нечто невероятное:

  — Когда я устаю сочинять сказки, я начинаю их разыгрывать.

  — Как это разыгрывать? — не поняла Марта.

  — Очень просто. Я нахожу в реальном мире своего героя и отправляю его в путешествие, опасное, непредсказуемое, полное прикючений.

  Марта помолчала, обдумывая услышанное, а потом снова спросила:

  — Так значит это вы отправили меня и Мэйми к звероподобным?

  — ... и в пустыню, и в горы. И восстание зверей тоже придумал я, и оазис, лишающий памяти, — перебил сказочник девочку и снова улыбнулся загадочно.

  — Вы могли нас погубить, мы уже столько недель боремся за жизнь, сражаясь то со звероподобными, то с песками, то еще с чем-нибудь, — голос Марты дрожал от негодования, но сказочник был спокоен.

  — В этом и состоит суть всей человеческой жизни: борьба, поиск...

  — ....превращение в льдину в горах, смерть от жажды в пустыне или на костре у звероподобных, — продолжила Марта, не очень тактично оборвав сказочника, но тот все так же невозмутимо смотрел на огонь и улыбался чему-то.

  — Не надо ничего бояться. Это же сказка. А у сказки должен быть счастливый финал.

  — Я хочу домой, — тихо сказала Марта. — Вы отправили нас в ужасное путешествие, а теперь в довершение всех бед я потеряла в горах подругу. Сделайте так, чтобы Мэйми нашлась и мы оказались дома.

  — Я не волшебник, — пожал плечами сказочник. — Я всего лишь сочиняю сказки...

  — Но ведь вы только, что обещали, что у сказки будет счастливый финал, — почти прокричала Марта в отчаянии, не понимая что происходит на самом деле.

  — Да, я уверен, что все сказки должны хорошо кончаться, но ведь конец этой сказки зависит только от тебя, милая девочка. И пожалуйста, перестань называть путешествие ужасным, — добавил сказочник.

  — Как же я найду Мэйми и вернусь домой? — прошептала Марта, уже готовая расплакаться.

  — Не знаю. Но если кто-то действительно хочет попасть домой, он непременно туда попадет, — философски изрек странный хозяин странной комнаты. — А сейчас тебе следует немного отдохнуть...

  Протянув руку, он снял с каминной полки небольшую круглую коробочку, приподняв крышечку, прихватил щепотку чего-то и бросил в огонь. И в то же мгновение взвилось пламя, его языки заплясали, задрожали, и по комнате разлилось удивительное сияние. И тогда черная статуэтка африканской танцовщицы, стоящая на верхней полке этажерки стала расти, расти.... И у Марты почему-то слипались глаза, хотя ей очень хотелось увидеть, что же произойдет дальше. И она увидела словно в тумане: изящная танцовщица ожила и, совершив легкий прыжок, оказалась на ковре перед камином. Не боясь жадных языков пламени, она протянула к огню тонкие, но сильные руки и на мгновение замерла во власти жаркого пламени, жаждущего поглотить ее. Но вот она, словно освободившись от рабства огня, извиваясь своим удивительно гибким телом, начала странный колдовской танец. Подобного Марта никогда не видела. Танцовщица то приближалась к огню, то резко отпрянув бросалась в сторону, но возвращалась, словно не в силах расстаться с тем, что ее тревожило, жгло, причиняло боль, но вместе с тем и грело, заряжало страстью и жаждой жизни. Отблески костра отпечатывались на темной коже, дрожали на стенах, сбегали на пол и обвивали ноги плясуньи. Тонкие шелка ее яркой юбки взлетали вихрем. На руках и ногах мелодично позвякивали ножные золотые браслеты. Длинные волосы, скрученные узлом и перевязанные цветными лентами... Изящная головка и длинная шея.... Она кружилась в объятиях рыжего пламени, и Марта ясно слышала глуховатые удары по упруго натянутой коже африканских барабанов, хотя могла поклясться, что никаких музыкантов в комнате нет.

  А потом у Марты закружилась голова от мелькания пестрых юбок, темных гибких рук, бликов огня... Танцовщица снова вдруг стала уменьшаться в размерах, все еще продолжая свой танец. Марта зажмурилась, а когда открыла глаза, статуэтка африканской плясуньи вновь стояла на верхней полке этажерки и в комнате было тихо, как и прежде. Сказочник, все так-же улыбаясь, смотрел на Марту и ровным, успокаивающим голосом приговаривал:

  — Как же ты устала, глупая маленькая девочка.... Спи, отдыхай, набирайся сил... Твои приключения не закончились. У твоей сказки должен быть счастливый финал. Ты умная и сильная — справишься. Тоько ты можешь оправдать мои надежды...

  Все это Марта слышала, уже засыпая. А сказочник все говорил, и непонятно было, хотел он, чтобы Марта его слышала, или же, привыкший к одиночеству, говорил сам с собой, а Марта, проваливаясь в сон, невольно подслушала.

  — Долгое время я верил в человека, считал его чуть ли не всемогущим. Наверно, я слишком доверялся сказкам, потому и не заметил, как подурнел род человеческий: измельчал, стал трусливее, эгоистичнее, алчнее. Я расставил сказки по полкам, обратил свой взгляд на настоящую жизнь и ужаснулся. Что сделалось с человеком?! И я решил изменить людей, вернуть им былое: силу, уверенность, решительность. Я стал отправлять в путешествия далеко не худшие образцы человеческой породы. Бегите, летите, плывите, даже ползите, если придется, но только станьте снова тем, чем были когда-то!... Я не признался тебе, девочка, что все мои живые сказочные истории оканчивались печально.... Спи, девочка, набирайся сил. Завтра у тебя будет трудный день, но конец твоей сказки должен оказаться счастливым...

  Говорил ли еще что-то сказочник, Марта уже не слышала — она спала глубоким и сладким сном.

  ...Теплый луч щекотал лоб, подбородок, щеку. Марта натянула плед повыше, но и это не помогло. Она натянула плед с головой, но в мохнатой шерстяной "норе" оказалось слишком жарко — долго не вытерпеть. Пришлось вылезать. Не открывая глаз, Марта повела носом: откуда-то неслись чудесные ароматы. Но что значит откуда-то? Это же из кухни! "Мама!" — закричала Марта. Конечно же, ей всего лишь приснился страшный сон, а в нем и горы, и пустыни, и болота. Ужасный сон! Но как замечательно, что он кончился! Марта дома, в своей постели, а на кухне хлопочет мама...

  "Мама! Мамочка! — еще раз позвала Марта.

  "Сейчас открою глаза и увижу вокруг знакомые вещи: игрушки на комоде, книжки с картинками, цветы, а на коврике обязательно будет спать котонок Пушок. Раз, два, три...! — сосчитала Марта и действительно открыла глаза. — Не приснилось..? " — подумала. Она попрежнему была в доме сказочника. Комнату заливал яркий слнечный свет, а сама Марта лежала на диванчике, заботливо укрытая толстым пледом. Рядом с диваном на маленьком столике ее ждал завтрак: свежие, аппетитно пахнущие кексы, бутерброт и чашка дымящегося шоколада. Марта подумала, что сказочник исчез, но нет, он сидел на привычном месте и смотрел за окно — там раскинулся чудесный сад.

  Марта села, сбросив жаркий плед. За время путешествия она стаа выносливе, привыкла к холоду и лишениям, научиась легко обходиться без многого и радоваться малому. Она оглядела комнату, затопленную солнцем, и увидела то, что не смогла заметить в вечернем полумраке: на этажерке, на книгах, на каминной полке, на статуэтках лежала серая пыль, мягкая и пушистая. Марта бросила взгляд на фигурку африканской танцовщицы: такая же пыль. Увиденное накануне казалось всего лишь мастерски выполненным фокусом. "Танец у огня мне, конечно же приснился!" — подумала Марта и погрустнела: все-таки жизнь интереснее, когда происходят чудеса. И как жаль, что колдовской танец ожившей статуэтки — самый обыкновенный сон...

  — Это не сон, — тихо проговорил сказочник.

  А Марта была уверена, что он и не заметил ее пробуждения.

  — Это не сон, — повторил он. — В жизни случаются чудеса. И это прекрасно! А если хочешь снова увидеть танцующую статуэтку, оставайся. Вечером я разожгу камин, и танцовщица оживет.

  — Я не могу остаться: пойду искать Мэйми. Но не сразу. У меня еще есть здесь дела.

  Марта с удовольствие съела завтрак, потом прибрала в комнате, вытерла пыль, готовую поглотить все вокруг, ополоснула чашки, а в саду выполола сорняки и побелила дорожки.

  Все это время сказочник сидел в своем любимом кресле, придвинутом к маленькому столу. Он что-то быстро писал: задумываясь лишь на мгновение, макал перо в чернильницу и, спеша, выводил что-то на желтоватой бумаге. Когда Марта окончила уборку в доме и в саду, он еще писал. Марта вернулась в комнату.

  — Вто теперь мне пора.

  — Да-да, — согласился сказочник, не отрываясь от занятия. — У дверей корзинка с фруктами, не забудь прихватить ее с собой, — он говорил, не поворачивая головы, пока девочка шла к выходу.

  Уже взявшись за дверную ручку, она спросила:

  — А что вы пишете?

  — Конец твоей истории, — ответил сказочник.

  Марта удовлетворенно кивнула и вышла. Она шла по дорожке, не оборачиваясь. А сказочник сотрел на нее из окна и улыбался чему-то, пока девочка с корзинкой, ступавшая так уверенно и легко не скрылась за калиткой.

  Глава XXVI.

  Пришло время рассказать, что случилось с Мэйми и почему Марта так и не сумела отыскать ее.

  Никто не может знать всех тайн, которые хранит мир. Девочки и не догадывались, сколько расщелин, провалов встретится им на спуске. Коварные горы прятали опасности под снегом, в камнях. Мэйми тоже не повезло: первая расщелина попалась на пути именно ей. Каково же было изумление Мэйми, когда она упала не на острые камни, а во что-то мягкое, душистое. Во время полета она крепко зажмурила глаза от страха и теперь, лежа на спине, не спешила открывать. "А вдруг я умерла и теперь в раю? — с ужасом предположила Мэйми. — Бедная моя, мамочка, бедный мой папочка, бедная моя бабулечка..." Но ничего ужасного не происходило, и Мэйми решила открыть глаза, чтобы проверить, все ли у нее на месте, не слишком ли она пострадала... От изумления перехватило дыхание: после сурового горного пейзажа увидеть такое! — Да легче поверить в существование рая и присутствие собственной бессмертной души в нем.

  — Куда-же я попала? — удивленно спросила Мэйми, оглядываясь вокруг.

  В ответ — тишина. Похоже здесь никого не было, кроме самой Мэйми, хотя это казалось странным: мир, в который девочка попала совершенно случайно, был настолько прекрасен, что невозможно было и поверить в отсутствие здесь кого-нибудь живого, кто мог бы любоваться этим чудом, созданным чьей-то волей, а может, и волшебством.

  Мэйми очутилась на лугу, заросше густой нежной травой и множеством саых разных цветов: ромашками, колокольчиками, васильками, лютиками, нарциссами, тюльпанами и еще какими-то совсем незнакомыми. Мэйми не помнила их названий, но ей показалось невероятным, что все эти цветы распустились в одно время. Об этом она подумала, увидев под ногами подснежник.

  — Странное место, — проговорила Мэйми, но ей снова никто не ответил.

  — Соберу-ка я букет и пойду дальше, — сказала Мэйми, но на этот раз уже самой себе, увидев, что за лугом раскинулись густые заросли — то ли лес, то ли роща, то ли сад.

  Мэйми, конечно же, хотелось познакомиться поближе с удивительным и загадочным миром. Но только она протянула руку к цветку, цветок отклонился в сторону, словно намеренно отпрянул, испугавшись чего-то. Мэйми протянула руку к другому цветку — тот тоже напряженно вытянуся, стараясь избежать опасных прикосновений человеческих рук. Тогда девочка приглядела еще один цветок и, не обращая внимание на его движени, крепко обхватила пальцами стебель и слегка потянула, будто собираясь сорвать. "Ой" — послышалось тотчас.

  — Цветы разговаривают, — сделала вывод Мэйми. Я верю в чудеса, и этот мир сразу показался странным. Пусть так, зато теперь мне есть с кем поговорить.

  Эйми решила, что, раз она оказалась одна в таком необычном месте, следует найти общий язык с его обитателями, и они, возможно поогут найти выход.

  — Уважаемые цветы! — торжественно произнесла Мэйми. (сначала она хотела обратиться к ним "Дорогие цветы", но подумала, не будет ли это слишком бестактным).

  — Вам нечего бояться. Я не стану выдергивать вас из земли. Букеты из говорящих цветов я еще никогда не собирала и считаю, что это очень даже жестоко. Я рада, что вы говорящие. Не так одиноко здесь без Марты (это моя лучшая подруга). Я не знаю, где она сейчас, и очень прошу вас помочь найти ее.

  Вот такую замечательную речь произнесла Мэйми, ожидая, что дружеская беседа все— таки завяжется. Но цветы молчали. Пауза затягивалась.

  — Наверно, мне померещилось, — решила Марта. — Долгая дорога, холод, голод, разлука с Мартой сделали свое черное дело: теперь мне чудятся говорящие цветы. Как жаль, что только чудятся. Может, в лесу за лугом мне встретится что-нибудь более интересное и менее молчаливое.

  Произнеся последние слова явно для цветов, Мэйми пошла через луг. Она без сожаления покидала цветы, не желающие поддерживать беседу с гостьей.

  Лес встретил девочку приятной прохладой, а в тени деревьев жизнерадостно заливались птицы. Но уже через несколько шагов Мэйми почувствовала, что за ней следят, и ей стало не по себе. В лес и без того всегда входишь с опаской, если ты один. А тут и лес-то сказочный, и цветы говорящие... Мэйми все сильнее ощущала тревогу сердцем, а спиной — чей-то взгляд. Как распознать — враждебный он или дружелюбный. Обдумывая переделку в которую попала, Мэйми неосторожно уходила все глубже в чащу, сама не зная зачем. Взгляд следовал за ней. Мэйми побежала — взгляд за ней. Девочка наивно полагала, что лес представляет собой узкую полосу, а за ним что-то иное, и в этом была ее ошибка. Лес не кончался. И она в отчаянии металась между деревьев в надежде найти выход, но только больше запутывала собственные следы и вконец заблудилась. Чтобы не поддаваться страху и немного прийти в себя, Мэйи уселась на теплую землю под развесистой ивой и заговорила сама с собой.

  Ну и что? Больше-то говорить ей было не с кем.

  — Бывало, конечно, и пострашней в моей жизни. Лес выглядит добрым, но кто его знает... Лес — это всегда тайна. Здесь могут притаиться и неприятности. Почему бы и нет? Хотя однажды я вот так же сидела под деревом в раздумьях (только это был дуб, точно помню!), а дуб заговорил со мной...

  — А что было дальше? Послышался чей-то голос, и в нем звучало нетерпение.

  Мэйми огляделась, но никого не увидела. И почему-то даже не удивилась этому.

  — Если в этой стране разговаривают цветы, значит могут встретиться и говорящие деревья, например, эта ива, под которой я так уютно устроилась.

  — Я не ива! — раздалось откуда-то сверху.

  — Кто же ты тогда? — Мэйми вертела головой.

  — А ты подними голову вверх и посмотри! — последовал ответ.

  Мэйми подняла голову: из спутанных ветвей ивы на нее глядели ярко-синие глаза. Присмотревшись, Мэйми обнаружила и хозяйку синих глаз — на ветке ивы сидело хрупкое создание в зеленом патьице. У создания были растрепанные рыжие кудри и веснушки на носу. Оно нахально улыбалось и покачивало ножками в золотистых туфельках. Мэйми попыталась представить, как бы поступила Марта в подобной ситуации, потом сдвинула брови и приказала:

  — Спускайся сейчас же!

  — Вот же! — дерзко ответило странное создание, продолжая болтать ногами. — Это мой лес! И никто приказывать мне здесь не смеет!

  — Твой лес? Тогда тем более спускайся! Не нужна твоя помощь, а ты сидишь преспокойно на дереве и посмеиваешься надо мной.

  — Что хочу, то и делаю! — отрезала рыжеволосая строптивица.

  — Разве так положено встречать в твоем лесу гостей? — язвительно поинтересовалась эйми.

  — Гостей! — предразнила лесная хозяйка. — Видали мы тут гостей! Свалятся как снег на голову, нанесут холод с гор, и не избавишься от них. Сидели бы лучше дома — в своей темной пещере. Так нет же! — Еще с собой зовуут, замуж идти предлагают, — она залилась веселым смехом. — Стану я менять свою чудесную страну в жарком климате на унылую пещеру среди вечных снегов! Вот еще!

  — Так ты фея? — догадалась Мэйми.

  — Откуда ты меня знаешь? — удивилась та.

  — Дух гор позволил мне и моей подруге Марте остановиться и передохнуть в его маленькой уютной пещерке. Но о тебе он ничего дурного не говори. Только вздохнул, когда случайно вспомнил о тебе.

  Капризная фея сердито прикусила губу и отвела взгляд.

  "Кажется ей стало стыдно! ", — решила Мэйми, поднялась с земли, отряхнула со своих лохмотьев сухие травинки и пошла куда глаза глядят, так как не знала дороги. Фея молча наблюдала за девочкой, а потом закричала всед:

  — Куда же ты? Эй постой! Я же пошутила!

  Мэйми обернулась: фея уже стояла под деревом, маленькая почти воздушная, и, недовольно потряхивая рыжими кудрями, чуть не плача от досады, пыталась освободить застрявший в расщелине ствола подол своего зеленого платья. Мэйми вернулась и, вздохнув, принялась помогать своенравной фее.

  Когда платье было спасено, фея, конечно же, не поблагодарила свою спасительницу, но заметно повеселела. "Она даже не умеет "спасибо" сказать — такое простое слово",— совсем разочаровалась девочка и только было собралась уйти окончательно, как услышала:

  — Ты, наверно, очень хочешь найти дорогу из леса?

  — Да, — тихо ответила Мэйми.

  — А зачем?

  — Мне нужно найти мою подругу Марту — она осталась в горах, а я упала в трещину и оказалась здесь, — Мэйми говорила неохотно об этом, ей вовсе не хотелось повторять рассказ о своих приключениях.

  Но фею не устраивал такой короткий ответ: она была любопытна и так же, как и дух горы, невероятно скучала.

  — Не понимаю, как можно уйти в горы из моего милого леса! В горах так холодно и противно, кругом камни... А ведь ты еще не видела мой прекрасный дворец и такой же прекрасный сад! Ты могла бы остаться у меня жить. Может быть и твоя Марта придет сюда — куда же ей деваться!

  — Я не могу задерживаться, — умоляюще заглянула Мэйи в глаза фее. — И мне нужна твоя помощь. Без тебя мне не выйти из леса и не добраться до Марты. У феи был довольный вид: девочка признала ее власть и могущество и просила о помощи. Но неужели придется ее отпустить? И опять скучать в одиночестве?

  — Как трудно все-таки быть феей, — пробормотала она, потом, подумав, смягчилась.

  — Расскажи свою историю. Возможно, мне захочется тебе помочь. Если ты, конечно же, этого заслуживаешь.

  "Как мне не хочется снова погружаться в воспоминания, — думала Мэйми. — Крокодилы.... Зверподобные..... Шушунтий... Это все так печально..." Но фея капризно надула губы, сдвинула брови и ждала рассказа. Мэйми поняла, что характер феи окончательно испорчен неограниченной властью и одиночеством и спорить с ней бесполезнно. К тому же девочке было по-настоящему жаль фею: почему бы не порадовать ее интересной историей...

  Мэйми рассказала. Ее повествование не раз прерывалось рыданиями. Фея утирала мокрое от слез лицо тонким шелковым платком и нетерпеливо требовала:

  — Дальше. Рассказывай дальше! — и веснушки на ее курносом носике проступали ярче.

  Мэйми и сама едва сдерживала слезы. А вспомнив маленького Шушунтия, расплакалась, и тогда фея принялась ее успокаивать. Нашелся и еще один шелковый носовой платок — для Мэйми.

  К концу рассказа они были почти подругами. Фея держала девочку за руку и повторяла:

  — Бедная, бедная Мэйми! Сколько же тебе пришлось вынести в этом нелегком путешествии! Конечно же, непременно надо искать Марту! Непременно!

  — Ты поможешь мне? — спросила Мэйми.

  — Видишь ли, — замялась фея, — мой лес волшебный.

  В него легко попасть, а вот выбраться трудно.

  — Пусть трудно, но ведь возможно?

  Мэйми с надеждой ловила взгляд феи и услышала в ответ:

  — Возможно. Если ты умеешь летать.

  — Летать? — ошарашенно переспросила Мэйми.

  — Летать, — подтвердила фея и повела девочку за собой куда-то в чащу.

  Остановились они у камня, наполовину врытого в землю посреди небольшой полянки.

  — Когда я стала хозяйкой леса, камень уже лежал здесь, — поведала фея.

  Мэйми провела рукой по холодным шершавым бокам камня, коснулась выбитых на нем странных знаков — ей было не прочесть.

  — Это язык волшебников, — пояснила фея. — А знаешь, что выбито на камне?

  Свой путь шагами мерить ты привык.

  Забудь о том, ведь этот лес волшебныый.

  Узнай чудес лесных немой язык

  И стань крылатым словно в день последний.

   — Стань крылатым... — растерянно повторила Мэйми.

   — Конечно, на языке волшебников это звучит красивее, но смысл я передала верно, — утвердительно кивнула фея.

   — Как же я могу стать крылатой? И почему "словно в день последний?", — не понимая переспрашивала Мэйми. — Разве у меня могут вырасти крылья? И другим способом я не могу выбраться из леса?

  — Нет, не можешь, — грустно отвечала маленькая фея. — Ты первая, кому мне по-настоящему хочется помочь. То есть, — поправилась она, — ты вообще первая в моем лесу. И крылья у тебя вряд ли вырастут. Но ведь я летаю без крыльев, — попыталась она успокоить расстроенную Мэйми, — значит, и ты можешь научиться летать. Ходила же ты по воде — и летать сумеешь!

  — Почему "словно в день последний?" — повторила Мэйми вопрос, будто именно в нем крылась разгадка тайны.

  — Я чувствую, — подумав, сказала фея, — это подсказка. Научиться летать можно, только если забудешь о том, что у тебя есть тело, тяжелое, неповоротливое, и вспомнишь о невесомой, легкой душе.

   Ведь в день последний душа человеческая освобождается от тела и парит свободно в воздухе, наслаждаясь полетом, избавившись от всех земных забот. У нас, у фей, конечно, все по-другому.

   — Неужели мне нужно умереть, чтобы покинуть волшебный лес? — совсем опечалилась девочка.

   — Думаю, что нет. Волшебный мир не так жесток, как тебе кажется. Просто тебе представился случай стать еще сильнее и мудрее. Каждый твой новый шаг — очередной урок. Если ты не уверена в своих силах, — оставайся в моем лесу, я буду этому только рада, — улыбнулась рыжая плутовка.

   — Ну уж нет, — вздохнула Мэйми. — Буду учиться летать.

  Глава XXVII.

   Легко сказать: "Стать крылатым!", — стонала Мэйми через несколько дней непрерывных трудов и попыток "вырастить крылья".

  Они сидели под развесистой ивой, где встретились впервые. Фея молчала, да и у Мэйми не было слов на разговоры. Руки и ноги ее снова были покрыты ссадинами и синяками — привычное состояние. Каждый день для нее начинался очень рано — ее будила рыжая фея, и начинались изнурительные тренировки. Фея заставляла девочку бегать, прыгать, ползать, лазать по деревьям. Но не это оказалось самым трудным. Куда тяжелее было изменить себя внутренне. Ту свободу полета, о которой гласила надпись на камне, нелегко было добыть. Крылья у Мэйми никак не хотели расти. Она чувствовала себя неловкой и скованной, а фея внушала:

   — Когда ты лезешь на дерево — представляй себя обезьяной, когда ползаешь — мысленно влезай в шкуру змеи. Это умение перевоплощаться поможет тебе стать птицей — и ты полетишь.

   Но из Мэйми почему-то вывходила не слишком ловкая обезьяна: она частенько падала с дерева. Да и разбитые при ползании коленки убеждали, что и змея из нее никудышная.

  Но фея не унывала: часто водила девочку по лесу, заставляя еще и еще вслушиваться в пение птиц и шум ветра, всатриваться в каждую росинку, каждый камешек, каждый листочек. Мэйми училась понимать красоту мира, общаться со всем, что ее окружало. Она и раньше любила цветы, небо, дождь. Но теперь все было иначе: они были на равных, они понимали друг друга, и Мэйми ощущала себя частью волшебного леса.

  И вот, наконец однажды вечером девочка сказала фее:

   — Я чувствую что-то внутри меня.

  — Может, это просто сердце бьется? — спросила фея.

  — Нет, — покачала головой девочка. — Это моя душа. Она хрупкая и легкая. И ей очень хочется летать.

  — Завтра ты будешь летать, — кивнула фея и почему-то вздохнула.

  Проснувшись на рассвете, они напились воды из ручья и пошли по росистой траве вглубь леса. Мэйми уже знала, что в одно месте, недалеко от ручья и развесистой ивы, лес словно уходит вверх, к небу. На этом возвышении фея и предложила попробовать взлететь.

  — Ты же не курица, чтобы бегать по земле, размахивая крыльями, то есть руками! Будешь взлетать как птенец орла, бросаясь со скалы. Только вот скал в моем лесу нет — придется воспользоваться холмом.

  Поднявшись на вершину холма, Мэйми замерла от восхищения: как же все-таки прекрасен лес на рассвете. Когда он весь как на ладони, освещенный красновато-золотистым светом! И девочка, этот человеческий детеныш, всеми своими корнями, связанный с землей, почувствовала непреодолимое желание взлететь и пронестись под этим почти бескрайним лесом и ощутить ветер в лицо.

  — Кажется, у меня выросли крылья, — призналась она фее.

  И тогда руки вдруг сами собой сложились наподобие крыльев, тело стало легким, и ноги оторвались от земли. Она поднялась над холмом и полетела. Руки независимо от воли совершали движения, им одним известные и понятные. В какой-то миг Мэйми захотелось опуститься ниже, она изменила положение рук, но не удержалась и, быстро потеряв высоту, упала и покатилась по мокрой траве, пополняя коллекцию синяков и шишек. Ей удалось остановиться, лишь врезавшись в старый каштан. Фея была уже на месте. Мэйми села, привычно потирая ушибленные места, охая от боли, сердито посмотрела на фею, которая едва сдерживала смех.

  — Ты не могла меня остановить раньше?

  — Конечно, нет. Я же фея, а не колдунья! — и фея презрительно пожала плечами.

  Первые дни "крылатой" жизни оказались тяжелыми. Руки еще не совсем хорошо освоились в новой роли, движения оставались резкими, неловкими. Мэйми по-прежнему часто падала, но научилась падать легко и при этом почти не чувствовать боли. Постепенно движения стали более плавными, отточенными. Мэйми подолгу могла находиться в небе, свободно летала и над холмом, и над лесом. Фея наблюдала за девочкой то с земли, то с ветки дерева и наконец признала:

  — Ты стала крылатой. Теперь лес отпустит тебя.

  Голос ее был полон грусти: пришло время расставания. На прощание фея подарила Мэйми мягкое и тонкое зеленое платье с широкими рукавами, напоинающими крылья.

  — В нем ты будешь похожа на прекрасную и сильную птицу,— сказала фея, и голос е дрогнул.

  — Где ты видела зеленых птиц? — прошептала Мэйми, отводя глаза полные слез.

  — Я бы подарила тебе драгоценные украшения (у меня их так много), дала бы побольше вкусной еды, но все это только помешает тебе в полете, — объяснила фея.

  Мэйми, соглашаясь, кивала головой.

  Местом отлета выбрали знакомый холм. Мэйми и ее лесная подруга были в одинаковых зеленых платьях, но Мэйми улетала, а фея оставалась.

  — Ты настоящая подруга, — сказала девочка маленькой фее. — Если бы не ты, я никогда не научилась бы летать.

  — Я просто была рядом — вот и все, — ответила фея.

  — Иногда и этого достаточно.

  — Да, насчет твоего горного духа... Я ведь не хотела его обидеть, — вспомнила вдруг фея. — Не такая уж я противная и вредная. Просто он не может жить в моем есу, а я — в его пещере. Вот так. Это ведь веская причина, правда — с надеждой ждала она ответа Мэйми.

  — Правда, — понимающе улыбнулась девочка. — Прощай, милая фея. Я тебя никогда не забуду.

  Фея кивнула, но ничего не ответила — она плакала.

  Набирая высоту, Мэйми бросила последний взгляд на вершину холма: там, сжавшись в печальный комочек, сидела маленькая лесная фея и утирала глаза рукавом платья, а ветер трепал ее рыжие кудри.

  Глава XXVIII.

  Лес, который на земле казался бесконечным, непроходимым, сверху выглядел совсем иначе. А может, просто Мейми смотрела на него теперь другими глазами — глазами птицы, умеющей преодолевать и не такие просторы. Летела она быстро, стараясь пореже останавливаться. Даже если моросил дождь, Мэйми продолжала полет и уходила на посадку, только когда небо затягивало чернотой, а вокруг все грохотало и сверкало молниями.

  — Нелетная погода, — вздыхала тогда промокшая до самых костей девочка и укрывалась в чаще леса: под густыми ветвями дерева или в расщелине ствола, а то и в дупле.

  Иногда ей удавалось высушить платье и немного поспать. Никаких особых происшествий не выпадало, лишь однажды Мэйми столкнулась в небе с орлом, но быстро сообразила: лучше удалиться, пока хозяин неба не догадался, до чего она легкая добыча. Так она и сделала: не теряя времени, приземлилась и спряталась в лесу. Орел покружил над зарослями, где укрывалась нарушительница его покоя, а потом развернулся и улетел. Осторожная Мэйми еще долго отсиживалась в кустах.

  Еще много часов Мэйми двигалась в том направлении, которая указала фея, но совершенно не представляла, что ее ждет за лесом. А лес вдруг кончился. Мэйми увидела, что он редеет, потом появились просветы, и путешественница опустилась в густую траву.

  Она безрадостно разглядывала знакомый пейзаж: высокую траву, множество цветов.... Все это Мэйми уже видела. Не ошиблась ли она, выбирая направление для полета?

  — А вот бабочек на лугу с говорящими цветами не было, — вспомнила Мэйми, отмахиваясь от яркокрылых насекомых.

  И действительно, бабочек здесь было так много, что казалось: все они часть воздуха — красные, синие, желтые осколки одной сложной озаики, непрерывно движущейся к тому же. Мэйми попыталась встать и идти вперед, но с удивлением поняла, что это совершенно невозможно: бабочки не давали ей проходу, мельтешили перед глазами, садились на лицо, плечи и руки, запутывались в волосах. Мэйми устала их отгонять: она отгоняла одних, но тут-же прилетали другие, ведь все пространство над лугом просто кишело бабочками. Мэйми упала лицом в траву, но и тут бабочки не оставили ее в покое: они устраивались на спине, и Мэйми чувствовала движение их крошечных лапок, а еще они зарывались в спутанные пряди волос и, пытаясь освободиться, больно дергали их ...

  Мэйми стало страшно: "Я никогда не выберусь отсюда. Этот ужасный луг станет мои последним пристанищем..." А где-то над головой раздался смех, словно кто-то подслушал мысли девочки. Сэйми даже не пыталась поднять голову и посмотреть, кто бы это мог быть: на ней сидели полчища бабочек. Поэтому ей удалось только простонать:

  — Кто здесь?

  Снова зазвенел смех.

  — А ты думала, глупая девчонка, что на лугу нет никого, кроме тебя и бабочек? Так вот — знай: это мои бабочки.

  — У тебя замечательные бабочки, но кто ты сам? — настаивала Мэйми, ощутив вдруг небывалую слабость и желание спать.

  — Я твой сон! Твой вечный сон... — прозвучало в ответ. — Держи!

  Рядом с Мэйми что-то плюхнулось. Она протянула руку, на которой сидели десятки бабочек и ощупала брошенный ей предмет. Это был сачок для ловли насекомых.

  — Сачок? — слабым голосом спросила несчастная девочка, у которой уже слипались глаза от желания спать.

  — Да. Сачок для ловли бабочек, — Голос был неумолим. — Ты будешь спать и во сне ловить бабочек. Они ведь мешают тебе, правда?

  Мэйми сквозь сон все-таки почувствовала в Голосе издевательские нотки.

  — Зачем же мне сачок, если я буду ловить бабочек во сне? — Едва шевеля губами, непонимающе спросиа Мэйми.

  — Ты не поняла, — Голос был раздражен. — Ловить бабочек во сне — это совсем иное. А ты будешь спать и ловить настоящить сачком бабочек.

  — Я могу только спать или только ловить, — не соглашалась все глубже проваливающаяся в сон Мэйми.

  — Почему бы тебе не делать два дела сразу? — отрезал Голос.

  — А когда я смогу уйти отсюда? Меня ведь ждет Марта, — вспомнила Мэйми.

  — Уйти отсюда? Думаю, никогда. Впрочем, есть одна возможность: если ты поймаешь бабочку-королеву с золотыми крыльями, я выполню любое твое желание, — пообещал голос и смолк.

  А Мэйми, словно повинуясь приказу, взяла в руки сачок и принялась ловить бабочек. Глаза ее оставались открытыми, но она ничего не ощущала, кроме одного — единственного желания: поймать бабочку с золотыми крыльями...

  Глава XXIX.

  Марта просто шла. Она не искала дороги. Сказочник прошептал ей вслед: "Иди туда, куда несут тебя ноги". И она шла, не чувствуя усталости.

  Сначала под ногами тянулась выложенная камнями дорожка, потом ее сменила тропинка, вьющаяся среди трав и невысоих кустиков, а потом исчезла и тропинка. Но Марту это ничуть не испугало: ноги уверенно вели ее вперед. Слева тянулась окраина леса — густого, таинственного, манящего приятной прохладой. Но самоуверенные ноги несли Марту мимо леса, туда, где расстилался прекрасный луг. Освещенный закатным солнцем, он казался сказочным.

  За спиной Марта услышала чей-то плач. Ей не хотелось останавливаться, но этот горестный плач, заставлял сердце сжиматься, и Марта оглянулась: на опушке леса стояла девочка в длинном зеленом платье. Увидев Марту, она испуганно закричала:

  — Стой! Не ходи на луг!

  — Но мне надо именно туда. Что-то подсказывает мне: там Мэйми, и у нее случилась беда.

  — Конечно, она там, — всхлипнула девочка в зеленом платье. — Но она никого не ждет и ничего не помнит — она спит и во сне ловит бабочек дырявым сачком.

  Марта ничего не поняла.

  — Зачем Мэйми ловить бабочек? Она никогда этим не увлекалась... Да и кто ловит бабочек дырявым сачком.

  — Так придумал луговой дух. Ему не хочется отпускать пленницу, вот он и усыпил ее. А чтобы она верила в свое освобождение, пообещал отпустить, когда она поймает бабочку с золотыми крылышками.

  — Откуда тебе все это известно — удивилась Марта, словно не веря рассказу.

  — Я фея. В моем лесу Мэйми провела много дней, пока не научилась летать.

  "Странный народ эти духи, феи..." — подумала Марта, но вслух ничего не сказала. Итак, Мэйми умеет летать. Это, конечно, замечательно. Но улететь она не может, потому что спит волшебным сном. Это плохо. И что еще хуже, во сне бегает по цветущему лугу и дырявым сачком ловит какую-то фантастическую бабочку.

  — А почему дырявым сачком? — преспросила Марта заплаканную фею.

  — Дырявым сачком ведь ни за что не поймаешь бабочку, тем более королеву. Но Мэйми спит и не замечает, что сачок дырявый. К тому же бабочек на лугу так много, что королеву с золотыми крылышками найти среди них просто невозможно.

  Марта размышяла недолго.

  — Я пойду на луг, разбужу Мэйми и приведу ее сюда, — решила она.

  — Нет! — замотала рыжей головой фея. — Так ты ее ни за что не спасешь! Как только твоя нога ступит на луг, ты окажешься во власти его хозяина — Лугового духа. Конец этой истории будет много печальнее: ты получишь в руки еще один дырявый сачок, и по траве будут бегать две сонные девочки в поисках бабочки с золотыми крыльями.

  Марта растерялась.

  — Что же теперь делать? Я не оставлю Мэйми в беде! Ведь должен же найтись какой-то выход! Не может быть все так плохо!

  Фее до слез было жаль девочек. Но и в волшебном мире не всегда лучезарно светит солнце.

  — Пойду, посоветуюсь с ветром, — придумала фея и скрылась за деревьями.

  Марта осталась ждать ее на опушке. Она старательно вглядывалась вдаль, надеясь увидеть знакомую легкую фигуру с нелепым сачком, но девочке мешала высокая трава, да и солнце слепило глаза — злое солнце. Она села под деревом и ненадолго задремала. Вскоре фея уже тормошила ее.

  — Ветер рассказал, что у реки живет старый волшебник. Больше тебе обратиться не к кому. А я даже не знаю, добрый он или злой.

  — Ты пойдешь со мной к волшебнику? — с надеждой спросила Марта.

  — Нет. Я не могу покидать лес. К волшебнику ты пойдешь одна.

  Фея только объяснила девочке, как ей найти реку и жилище волшебника:

  — Тебя поведет ветер. Куда он подует, туда и иди. Только никуда не сворачивай.

  Марта никогда не ходила туда, "куда ветер подует", и не представляла, как это бывает. Но тут на нее что-то резко налетело, разлохматило волосы, освежило горячие щеки и потащило вперед. Марта даже не успела попрощаться с феей.

  Ветер не кружил и не путал следы, он вел к цели, и не просто вел — толкал в спину, не давая замедлить шаг и хоть чуточку отдышаться. Упрямый проводник начинал раздражать Марту, но она всячески старалась сдерживаться, рассуждая примерно так: "Ветер выполняет просьбу феи, и будет очень некрасиво, пожалуй, если я начну возмущаться его бесцеремонным поведением. Да, конечно, он растрепал мою косу и постоянно дует холодом в затылок. Но если он обидится и улетит, я ни за что не найду дорогу к волшебнику и не спасу Мэйми. К тому же он ведь не нарочно, он не желает мне зла, просто это единственная возможность помочь мне..."

  К реке они вышли довольно скоро — благодаря энергичным усилиям ветра. Марта шла по берегу, переступая через камни, древесные обломки, брошенные на берег беспокойной водой, и внимательно оглядываясь вокруг, боясь не заметить жилище волшебника. На душе было неспокойно. "Добрый он или злой? — мучила себя вопросами девочка. — Карлик или великан? Согласится помочь или прогонит? А вдруг превратит в бревно или еще хуже — в огромную и холодную жабу. Интересно, а что все-таки хуже — в жабу или бревно?... " Марта так увлеклась своими мыслями, что и не заметила, как заговорила вслух.

  — Тише ты, болтливая девчонка! Всю рыбу мне распугаешь.

  Марта остановилась и в нескольких шагах обнаружила маленького седобородого старичка. Он мирно сидел прямо у воды и удил рыбу. Возле него стояло оранжевое ведерко с водой, в котором не плескалась ни одна рыбешка.

  — Простите, пожалуйста, — обратилась к нему Марта, — вы не знаете, где живет волшебник?

  — Знаю, но не скажу, — буркнул старичок.

  — Почему? — растерялась девочка.

  — Потому что я занят! — так же недовольно ответил седобородый.

  — Я могу, конечно и подождать, — твердо заявила Марта, — но моей подруге очень нужна помощь.

  — Ожидание бесполезно! — Отрезал старичок.

  — Почему? — не сдавалась Марта.

  — Потому что волшебник ужасно занят, — не отводя взгляда от воды, продолжал упрямец. — Когда волшебник заканчивает одно дело, он тут же берется за другое, поэтому вряд ли он станет тратить на тебя время, надоедливая девчонка.

  — Откуда вы это можете знать?! — рассвирепела Марта. — Я уверена, что волшебник добрый и обязательно мне поможет. Если бы вы прекратили свое ворчание и просто объяснили, как найти волшебника, я бы больше не беспокоила вас! И можете дальше удить свою рыбу!

  — Нет, глупая девчонка, если бы я тебе сказал, где найти волшебника, ты донимала бы меня еще больше, потому что я и есть волшебник!

  — Ой! — только и вырвалось у Марты.

  — Ой! — вскрикнул и старичок. — Клюнуло!

  Леска натянулась, он дернул удочку ... Большущая рыбина, сияя на солнце чешуей, сорвалась с крючка и с громким плеском ушла в воду. Морщинистое личико старика вытянулось.

  — Ты еще здесь? — зашипел он на Марту. — Уходи прочь! Всю рыбалку мне испортила! Да еще и без обеда оставила!

  Марта ушам свои не верила.

  — Какой же вы волшебник?! Таких волшебников не бывает!

  — Каких это — "таких?" — подозрительно взглянул на нее старичок.

  — Если бы вы были настоящим волшебником, вы бы наколдовали себе сколько угодно рыбы и не ворчали по поводу обеда.

  — Наколдовал бы рыбы? Пожалуйста!

  — Он схватил маленький камешек и бросил в ведро. Вода зашипела, заволновалась... Заглянув в ведерко, Марта увидела, что оно полно рыбой.

  — Ну что убедилась?

  Не дожидаясь ответа, волшебник сцапал оранжевое ведерко и выплеснул содержимое в реку.

  — Зачем? — не удержалась Марта. — Это же ваш обед!

  — Скучно... — волшебник не скрывал своей тоски. Скучно — вот так: сразу полное ведро рыбы. И никаких трудов, никаких ожиданий... Совсем иное дело: посидеть в тишине на бережку с удочкой, помечтать, каждой рыбке счет вести и все думать, хватит ли на обед улова...

  Марта удивленно глядела на разоткровенничавшегося волшебника, а тот продолжал жаловаться на свою горькую судьбу:

  — Надо же! Как только соберешься поудить спокойненько рыбку, тут же появится какая-нибудь гадкая девчонка, распугает слоновым топотом и дикими криками о помощи. Как будто в целом мире нет ничего важнее ее глупых проблем! Теперь, когда пропал мой вкусный обед, очень интересно узнать, что же нужно от меня этой шумной, наглой девчонке. Если ковер-вездеход или сапоги-бегуны, то у меня их нет! И скатерти— накрывайки то же!

  — Мне нужен волшебный сачок! — выпалила Марта.

  — Волшебный сачок? — переспросил ворчливый чародей. — Зачем тебе волшебный сачок, безумная девчонка?

  — Марта решила не обращать внимание на явное хамство волшебника. Она прекрасно понимала, что он пытается от нее избавиться, ждет, когда она, устав от его грубостей, развернется и уйдет. "Не дождется! — про себя думала упрямая Марта. — Волшебник — грубиян! С таким я еще не встечалась". А вслух заявила:

  — Я хочу вернуться домой. Для этого мне нужно спасти мою подругу — она на заколдованном лугу ловит дырявым сачком бабочку с золотыми крыльями. Луговой дух усыпил ее, и она не понимает, что дырявым сачком бабочку королеву ей не поймать. Но я-то не сплю! Потому и пришла за волшебным сачком.

  Волшебник хмыкнул. Вид у него был очень недовольный.

  — Не помню, куда я этот волшебный сачок задевал... Может он и вовсе потерялся, — бурчал чародей. — И некогда мне его искать... Да и зачем мне тебе помогать?..

  Тут уж Марта не выдержала и возмутилась:

  — Вы же волшебник! Я в сказочной стране или не в сказочной? Разве может сказочный мир быть таким негостериимным? Вы позорите всю волшебную страну!

  — Я? — чародей не ожидал открытого наадания. — Я позорю ворлшебную страну?! Да мне просто некогда возиться с тобой, противная девчонка! И сейчас я снова буду удить рыбу, а ты уйдешь и не будешь больше мне досаждать.

  Но Марта не испугалась: она угрожающе подбоченилась, сердито сдвинув брови, сузив глаза, свирепо уставилась на разбушевавшегося чародея. Тот не выдержал, засопел, запыхтел недовольно, схватил пустое оранжевое ведерко с удочкой и попытался прошмыгнуть мимо Марты, но она стояла несокрушимой стеной.

  — Есть только один способ избавиться от моего присутствия: дать мне то, что я прошу. А пока вы ищете сачок, я буду ловить рыбу.

  Марта отобрала у растерянного волшебника удочку и спокойно уселась тут же у самой воды. Не поворачивая головы, она предупредила:

  — Не вздумай сбежать! И не пытайся хитрить — не удастся!

  Волшебник понуро побрел в сторону своего маленького домика, укрывающегося за пышными кустами чуть выше человеческого роста. Из— за кустов торчала только ярко— зеленая крыша. "Маскируется", — решила Марта, провожая взглядом упрямца-чародея, и занялась рыбной ловлей. Она никогда этого не делала и вообще была категорически против разного рода охоты на живых существ. Марта была убеждена, что все живое имеет право на существование. Но тут был случай особый. И Марта сидела на берегу реки, честно опустив удочку в воду.

  Но очень скоро в домике волшебника раздался страшный грохот. Потом еще и еще. Казалось, весь домик дрожит и трясется: "Что он там затеял? " — вскочила Марта, бросила удочку и понеслась к жилищу непредсказуемого старичка.

  Картина, которую увидела запыхавшаяся девочка, войдя в домик, была до того потешная, что удержаться от смеха не удалось бы даже самому серьезному зрителю. И Марта, конечно же, расхохоталась. Еще бы! Волшебник весь в пыли, словно присыпанный грязно-серой мукой, и в клочьях паутины, выглядывал из кучи всяких разных вещей, старых и ненужных, мало похожих на орудие колдовства. Здесь был дырявый сапог огромного размера, и потускневший от времени ковер, порядком изъеденный молью (она и теперь стаями летала над ним, собираясь доесть наконец), и закопченный котел, в котором можно было бы наварить каши на целую армию волшебников, и еще много всякой всячины. Сам чародей, недовольно бурча и шипя. Злобно уставился на Марту, а потом запустил в нее какой-то вышитой подушкой, настолько пропыленный, что Марта сразу же принялась чихать. Пришлось освобождать свирепого хозяина из завала и самой перебирать вещи. Образовавшие целую гору. Марта вся перемазалась, но сачка не нашла. Да, не так-то просто содержать в порядке волшебное хозяйство. Волшебник, прикрикнув, сидел на скамеечке в углу и делал вид, что его не касается.

  — Где сачок? — подступила к нему девочка, догадавшись, что он снова хитрит.

  — Не знаю, — простодушно развел ручками чародей.

  — Говори сейчас же!

  — Я не могу заниматься поисками на голодный желудок, — заявил упрямец и демонстративно отвернулся.

  Что оставалось делать Марте? Смириться и уйти? Нет, не таков ее нрав. Она сразу представила застывшее лицо Мэйми с глазами, молящими о помощи. И Марта мгновенно приняла решение: долой приличия и правила этикет! Не обращая внимания на притаившегося чародея, она учинила обыск. Заглянула во все углы. Где вполне могли пристроиться метла для одиночных вылетов, выбивался для ковров— самолетов или сачок. Заглянула за старый резной сундук с отломанным замком. Под облезлое полосатое кресло... Тщательно обшарив каждый уголок и не найдя желаемого, она случайно вспомнила о полках под потолком, откуда с грохотом и рухнул весь хлам. Нашлась и стремянка.

  На запыленные полки, похоже, лет двести никто не заглядывал. Распугав пауков и взметнув облако мохнатой пыли, Марта наконец обнаружила завернутый в рваную дерюгу сачок. Душа ее ликовала: Мэйми спасена!

  — Я знаю, чему ты улыбаешься, — подал голос коварный чародей. — Но у тебя ничего не выйдет. Я все равно перехитрил тебя. Ты старалась совершенно зря, — он радостно захихикал, довольно потирая маленькие сухие ручки.

  — Почему зря? — растерялась Марта, не желая верить чудовищным словам.

  — Зря, потому что зря! — упивался победой злорадный старикашка. — Ты ведь не знаешь о том, что сегодня истекает год твоей жизни в волшебной стране.

  — Целый год? — не поверила Марта.

  — Да, целый год, — подтвердил, усмехаясь, гадкий чародей. — У нас время идет совсем по-другому. В твоем мире прошел всего один день, а здесь — год. День сменялся ночью, неделя — другой неделей, месяц шел за месяцем, если ты, конечно, успела это заметить, безмозглая самоуверенная девочка!

  Марта кивнула. Она, конечно, успела это заметить. Еще бы! Как томительно тянулись дни плена... Какими холодными были ночи в горах... Как страшно было ползти, умирая от жажды, в пустыне... Дни и ночи лишений и тоски. Не понять этого никогда бессердечному волшебнику. Живет себе среди пыли и хлама, злится от одиночества и скуки и пальцем о палец ударить не желает, чтобы помочь двум девочкам, так странно заброшенным судьбой в сказочную страну... Словно из тумана, до нее донесся злорадный голос волшебника:

  — У тебя осталось так мало времени, что даже не стоит утруждать себя бесплодными попытками. Как только солнце на закате коснется своими красными лучами земли, на пыльной дороге снова появится желтый автобус, возвращающийся с Лебединого озера. Если успеть в этот момент оказаться там — попадешь домой. Не успеешь — выход из сказочной страны закроется для тебя навсегда и ты станешь частью нашего мира.

  Кажется, волшебнику понравилось мучить девочку своим брюзжанием.

  — А что? — продолжал он. — Очень интересно, что из этого получится. Впрочем, — он хитро посмотрел на Марту, — ты ведь можешь успеть. Если пойдешь одна. Подругу тебе все равно уже не спасти. Слишком поздно.

  — Слишком поздно?! — закричала Марта и, схватив сачок, выскочила из домика волшебника.

  ГЛАВА XXX.

  Всю обратную дорогу Марта бежала, крепко сжимая ручку драгоценного сачка. Времени оставалось слишком мало, и ей казалось, что каждая секунда гулким ударом отдается в сердце. Они так много дней провел в сказочной стране, в мире собственных и чужих фантазий, что несбыточной мечтой стало само возвращение домой. Но ведь человеку не свойственно отказываться от мечты. Какой бы несбыточной она ни казалась. И вот теперь, когда все преграды позади и мечта, пожалуй, начинает сбываться, какой-то никчемный чародеишка, отняв уйму времени, заявляет, что все кончено и никакой даже самый волшебный сачок уже не поможет Мэйми. Желтый автобус еще на миг появится на пыльной дороге и исчезнет, словно мираж. Вход в волшебную страну, полную опасностей, закроется навеки. Это значит, что навеки останутся в этом мире Марта и Мэйми. Можно, конечно. Поселиться на Зеленом острове со зверями или у рыжей феи в чудесном лесу. Но тогда уже больше не увидишь родных, дом, школу... Есть и другой выход. Об этом, гадко хихикая, сообщил волшебник. Желтый автобус ждать не будет, и если нет возможности вернуться домой двум девочкам, пусть вернется хотя бы одна. А почему бы и нет? У Марты есть шанс, и никто не станет ее осуждать за то, что она воспользовалась им. Ведь такая удача уже не подвернется.

  У Марты было только одно мгновение для принятия решения, и она его приняла. Она давно поняла, что страна хоть и сказочная, но законы в ней суровые и надеяться на чудо не стоит. Вот потому-то и бежала теперь Марта с сачком в руках на заколдованный луг, надеясь успеть. Выбор сделан, да другого быть и не могло. Либо вместе домой, либо — тоже вместе — здесь.

  Марта бежала, как бежит настоящий легкоатлет: глядела только вперед, не сворачивала ни на шаг с дистанции. Не утирала пот, заливающий лицо. Она бежала быстро и в то же время осторожно, продуманно. Понимая. Что ей нельзя сейчас ни остановиться, ни оступиться: каждая секунда дорога. Она бежала, стараясь контролировать только физические ощущения и забыть на время о чувствах, не давать им волю. Чувства — это потом. Когда они будут сидеть в желтом автобусе. А сейчас важно только одно: смотреть на дорогу и видеть цель. И еще: не оступиться бы! Только бы не оступиться!

  И даже когда вдали наконец показался желанный луг, Марта не испытала положенного в таких случаях облегчения. Уж нет больше сил бежать, но и останавливаться слишком рано. А ведь еще надо найти Мэйми и передать ей волшебный сачок. А потом еще поймать бабочку с золотыми крыльями. Да и еще отыскать среди полей и лугов дорогу, по которой поедет желтый автобус. Об этом Марта старалась не думать, понимая разумом, успеть просто невозможно: слишком мало времени, а солнце уже закатывается, разрисовав красным горизонт ...

  Заколдованный луг Марта узнала издалека по пестрой туче бабочек, парящей над травами и цветами. Замерев у самой границы сонного царства, она стала искать глазами Мэйми и сразу нашла ее. Это сделать было нетрудно, ведь трава доходила до пояса, и над этим морем зелени и цветов носилась легкая фигурка Мэйми. Она механически то опускала сачок, то снова поднимала, двигаясь словно в каком-то странном, замедленном темпе.

  Марта бросилась к подруге, крича и размахивая руками.

  — Мэйми! Мэйми! Нам пора домой! Скоро здесь проедет желтый автобус! Мы должны спешить! Ты слышишь меня, Мэйми?

  Но Мэйми не слышала, она продолжала, как во сне, медленно двигаться по лугу, совершая странные, неловкие прыжки. Взмах сачком вверх — вниз, вверх— вниз... Нигде нет бабочки с золотыми крыльями. В сачок попадаются только самые обыкновенные, да и улетают, ведь сачок-то дырявый. Но Мэйми того словно не замечает. Весь мир для нее замкнулся в этот луг с бабочками, среди которых есть одна-единственная — она-то и нужна Мэйми. Только Мэйми уже не помнит, зачем ловит бабочку с золотыми крылышками и почему у нее дырявый сачок. Так приказал Луговой дух: она должна ловить. И потому она ловит. Взмах сачком вверх — вниз. Вверх — вниз ...

  Марта поняла, что Мэйми ее не слышит и не видит. Значит, звать ее бесполезно, пора что-то предпринимать.

  И она побежала наперерез размахивающей сачком Мэйми.

  — Стой! — послышался Голос. — Ты в моих владениях и в моей власти. Как ты посмела ступить на мой луг с мерзким сачком волшебника?

  Марта догадалась, чей это голос, но продолжала бежать. Чтобы успеть сделать самое важное быстрее, чем Луговой дух придумает, как ее остановить.

  — Остановись, негодная девчонка! Ты останешься здесь навсегда! Ты уснешь и во сне тоже будешь ловить бабочку с золотыми крыльями! — грохотал Голос, пугая своей страшной силой.

  И вдруг Марта сообразила: если Луговой дух до сих пор не остановил ее, значит, не может остановить, потому и старается запугать угрозами, чтобы она струсила, замерла от страха посреди луга, чтобы добралась Мэйми и не успела передать ей сачок. Сачок! — Вот в чем дело! Когда Марта поняла это, она совсем осмелела и, смеясь над бессилием Лугового духа, закричала:

  — Ты ничего дурного не можешь нам сделать! Мы больше не в твоей власти! Смотри, у меня в руках волшебный сачок, и ты боишься его!

  Голос Марты звенел над просторами спящего луга, смех звенел колокольчиком. И Луговой дух злобно зарычал, загрохотал раскатами грома, видя, что смелая девчонка не только объявила ему войну, но и собирается ее выиграть. Небо потемнело, и солнце тут же испуганно спряталось

  — Нет! — разгадала Марта коварный план безжалостного духа. — Мы все равно вернемся домой! Ты ничего уже не можешь изменить.

  Она преодолела последние шаги и преградила путь Мэйми. Но разве это Мэйми? Скорбно сжатые губы, пустота в глазах, побелевшие пальцы сжимают деревянную ручку дырявого сачка. Она равнодушно оттолкнула стоящую перед ней Марту и взмахнула своим орудием, не обращая внимание на подругу. Марта снова догнала Мэйми и та смотрела сквозь нее на очередную бабочку. Медлить больше нельзя! Схватив Мэйми за плечи, Марта принялась трясти ее.

  — Мэйми, очнись! Небо черное, солнце уходит! Ты должна прийти в себя! Я принесла тебе волшебный сачок! Теперь ты обязательно поймаешь бабочку с золотыми крыльями, и мы вернемся домой!

  Над головой по-прежнему грохотало. Если начнется гроза, солнца уже не увидишь. Марта хорошо помнила слова волшебника: "На закате, купаясь в красных лучах солнца, на пыльной дороге появится желтый автобус. Другого шанса у тебя не будет. Глупая девчонка!"

  Марта вцепилась в ручку дырявого сачка и потянула. Мэйми не отпускала. Тогда Марта дернула сильнее в один рывок вложив всю силу своего желания...

  — Отдай! — жалобно закричала Мэйми, умоляя вернуть отнятое сокровище, чувствуя непривычную пустоту в руках.

  — Возьми! — крикнула Марта и вложила в протянутые руки волшебный сачок.

  Мэйми не заметила подмены. Заученным движением вскинула сачок и опустила: под тонкой, но крепкой сеткой билась бабочка с золотыми крыльями, прекрасная, как мечта, как сладкий сон, как желанная свобода. Да, бабочка-королева билась под колпаком волшебного сачка.

  В тот же миг все изменилось. Солнце растолкало толпу черных туч и победно засияло, объявляя миру свою власть. Мохнатые тучи покатились по небу и исчезли где-то за лесом. По небу потянулись синие, зеленые, желтые дорожки, а солнце, словно вспомнив о чем-то важном, сбросило на землю поток слепящих красных лучей. "Мы не успеем! Надо скорее бежать! Желтый автобус. Не уезжай!" — в отчаянии хотела закричать Марта, но из горла вырвалось только "Нет!" Схватив Мэйми за руку, она рванулась вперед, прямо в поток сияющих красных лучей. Из— под ног метнулись клубы пыли...

  Крепко держась за руки, на пыльной дороге стояли две девочки. Одна темноволосая, в полосатом платьице с плиссированной юбкой и белым отложным воротничком. Другая — со светлыми взлохмаченными кудряшками и в цветастом платьице. Ее черные лаковые туфельки слегка запылились.

  — Едет! Едет! Ну посмотри же, Мейми! — взволнованно вскрикивала одна из девочек.

  А вторая мечтательно глядела куда-то вдаль, и странные картины проносились перед ее глазами: маленький пушистый шушунтий протягивает ей шапку и ведет гулять по прохладным тенистым переулкам вечернего оазиса, а на ступеньках дворца сидит рыжий кенгуру и улыбается, но так печально...

  Медленно и торжественно подкатил желтый автобус и остановился. Курносые носики пассажиров прилипли к стеклам — в каждом окне по любопытной детской мордашке. Со скрипом раскрылась дверь, приглашая войти и занять свои места. Девочки молча поднялись по ступенькам и сели в свои кресла — они были свободны.

  За спинкой мягкого сиденья закопошилось. Болтушка Ирина зашептала, захлебываясь слова от восторга:

  — А мы ведь кружили, кружили, а потом все-таки нашли дорогу к Лебединому озеру. Как же там здорово! Мы купались, загорали, сидели у костра и пели песни! А потом прилетели черные лебеди!

  Марта не слушала, задумавшись о чем-то, Мэйми мечтательно смотрела в окно. Когда автобус подбрасывало на ухабах, ее растрепанные кудряшки вздрагивали, но она все смотрела за окно, словно видела там нечто более интересное, чем бесконечные поля и луга.

  — Да, а вы-то где были весь день? — донесся до девочек будто откуда-то из далека голос Ирины. — Мы уже думали, что вы решили вернуться домой. А потом взрослые искали вас, долго искали и не нашли. Вы как сквозь землю провалились. Так где же вы все-таки были?

  — Где были? — очнулась Марта.

  Подруги переглянулись и, не сговариваясь, разом ответили:

  — В сказке!

  А Марта поправила:

  — В страшной сказке.

  И они засмеялись.

  За окнами автобуса сгущались сумерки, и тишину нарушало лишь дружелюбное урчание мотора.

  Желтый автобус возвращался домой.

  

  

     Ксюше от мамы.

  

  

     Апрель 2015 года