Время умирать. Рязань, год 1237. Глава 29 (начало)

Глава 29

Подготовились к прорыву далеко за полночь. Пока набрали людей, годных к конному бою, пока подобрали для них коней, объясняли, что предстоит и что нужно будет делать, оповестили всех, собравшихся в Среднем граде и Кроме, время прошло немало. Когда конные пастухи, набранные из смердов, укрывшихся за городскими стенами, начали сгонять к Оковским воротам, назначенным для прорыва, крупную рогатую скотину, коей набралось изрядно, в стены Среднего града полетели первые камни из уже собранных татарами пороков, а не слишком глубокий ров, отделяющий его от Столичного града, был почти на половину засыпан, оставшимися в живых пригнанными сюда невольниками.

Рассвет пока даже не брезжил. Поднявшийся студеный ветер сдувал с откосов лощины, в которой сгрудилась ревущая, озябшая, некормленая скотина, поземку из искрящихся красным под кровавым светом факелов льдистых снежинок. Снежинки садились, не тая, на шкуры животных, покрывая их белыми попонами, выбеливали плащи и доспехи приготовившихся к прорыву воинов, сермягу смердов.

Наконец все было готово. Ревущие быки и коровы, встревоженно мыча, топтались у ворот, с тысячу человек из горожан и смердов, решивших попробовать вырваться из обреченного города столпились в лощине Межградья, навьюченные мешками с самым необходимым, многие с малыми детьми на руках. У Ратьши при виде их защемило сердце — скольким из них суждено добраться до заокских убежищ? Может вообще никому?

Он тряхнул головой, отгоняя черные мысли, оглядел конных воинов, с которыми предстояло прорываться. Таких набралось три с половиной сотни без малого. Из них три десятка его сакмогонов, полусотня монахов-воинов под предводительством Прозора, остальные набраны с бору по сосенке. В личной свите Ратислава, кроме его меченош опять появились княжич Андрей с оставшимся в живых Воеславом и хан Гунчак, решивший, если суждено умирать, то умереть за стенами душного для него города.

Проводить идущих на прорыв подъехал сам Юрий Ингоревич с остатками своей свиты. Обнял сына, долго смотрел ему в глаза, сказал что-то тихо-тихо, выпустил из объятий, сгорбившись, подволакивая правую ногу, подошел к Ратьше, обнял и его, шепнул:

— Сохрани сына...

Оттолкнул, заковылял к коню, отстранив, кинувшихся помогать, сам забрался в седло, осмотрел все Межградие, махнул рукой: мол, начинайте, и погнал коня к воротам, ведущим в Кром. Оттуда из высокой угловой башни, обращенной к Оке, он собирался смотреть, как пойдут дела у Ратислава.

Конные пастухи вооружились факелами и начали теснить скотину ближе к воротам, подпаливая ей бока бьющимся под ветром пламенем. Быки и коровы встревоженно заревели, выпуская пар из глоток в морозный воздух, сбились в тесную кучу, наперли на воротины. Засовы были заранее выдвинуты. Створки со скрипом выгнулись наружу, но не открылись — мешал наметенный снаружи, прихваченный морозом снег. Пастухи заголосили, засвистели, замолотили факелами по хребтам безвинной скотины. Быки и коровы шарахнулись от огня, начали вставать на дыбы, налезая друг-на друга, рев оглушал. Воротины снова пронзительно заскрипели и начали расходится в стороны, открывая узкий пока проход.

В эту узкую щель полезли обезумевшие от огня и дикой давки, поставленные первыми, быки. Самый мощный из них, обдирая бока и раздвигая ворота по ширине своей необъятной туши, протиснулся наружу, победно взревел и, задрав хвост, дикими скачками понесся по огороженной забором улице прямо на колья татарской городни. Следом полезли сразу два быка, расширив проход еще. Дальше — больше. Обезумевшая, разъяренная скотина поперла сплошным потоком, распахнув ворота настежь, вырвавшись на свободу, заполнила всю ширину улицы от забора до забора, понеслась под горку, набирая скорость. Следом за ней визжа, улюлюкая и размахивая факелами, понеслись пастухи. До татарской городни выскочивший первым бык добрался за десяток ударов сердца, встал перед ней удивленно пялясь в возникшее препятствие. Мгновение спустя, на него налетели, не успевшие притормозить на скользкой бревенчатой вымостке, бегущие следом еще два быка. Все трое с глухим стуком ударились тушами в бревна частокола, заставив тот вздрогнуть.

И тут до городни добралось все стадо. Еще один мощный удар по кольям, заставивший их затрещать и прогнуться в сторону реки. Задние животные напирали на передних, упершихся в препятствие. Коровы и быки, оказавшиеся в середине, под невыносимым напором вставали на дыбы, подминали под себя передних, лезли вперед по их телам, безжалостно топча раздвоенными копытами, оскальзывались, падали, тут же попадая под копыта, быков и коров, прущих следом. У гордни образовалась куча-мала в три четыре слоя из бьющихся тел животных. По ней с победным ревом ломанулся вверх громадный бык, проваливаясь ногами между тушами и поскальзываясь, добрался до гребня городни, прыгнул, целясь перескочить через нее, но неудачно — повис, напоровшись брюхом на заостренные колья, отчаянно мыча. Содрогаясь от боли, он, все же, сумел почти перевалиться на ту сторону. Видимо, это стало последней каплей: колья затрещали и целый участок изгороди, не вкопанный в землю, чтобы можно было отодвинуть ее для приступа, с грохотом рухнул, подняв облако снежной пыли. Остался ли под упавшей городней кто-то из татар видно не было, но, скорее всего, вряд ли — надо было быть сумасшедшим, чтобы не отбежать от того места, в которое ломились взбесившиеся животные.

Все! Пора! Ратислав вскинул вверх копье, взмахнул еловцом, закрепленным под его наконечником, наклонил в сторону ворот и дал шпоры Буяну. Застоявшийся жеребец с места скакнул вперед и понесся следом за вырвавшейся из города скотиной. Ратьша услышал за спиной грохот кованых копыт лошадей, топот ног кинувшихся следом мирных жителей. Буян разогнался, несясь под горку. В месте рухнувшей городни пришлось его придержать — жеребец мог поломать ноги о колья, споткнуться о туши затоптанных животных. Те коровы и быки, которые уцелели умчались далеко вперед. Кто-то из них даже выскочил на лед Оки и теперь поскальзывались на нем, падал, поднимался и снова падал. Да, тут нужны подковы.

Слева и справа в Ратьшу полетели редкие, пока еще, стрелы. Он прикрылся щитом, повернул скакуна направо, решительно направил его вдоль уцелевшей городни. В темноте разглядел нескольких татарских стрелков, тянущих луки, пригнулся — с такого расстояния ни один доспех стрелу не удержит. Стрелы свистнули поверх головы — татары по привычке целили во всадника, жалея красавца-коня. Шпоры в бока. Жеребец яростно всхрапнул и в один прыжок достиг врагов. Копьем сверху-вниз в лицо одному, второму. Двое уцелевших порскнули в стороны, вытаскивая набегу кривые мечи из ножен. Догнал одного, вонзил острие копья в неприкрытую доспехом спину. Второй успел скрыться в темноте.

Его догнали Первуша с Годеней, Андрей со своим оставшимся меченошей и Гунчак. Первуша и Годеня обогнули буяна с двух сторон, исчезли в темноте. Послышались вскрики, лязг железа, хрипы умирающих. На подмогу меченошам ускакал Гунчак. Рванулся туда же княжич, но Ратьша придержал его коня за повод, прикрикнул:

— Помни приказ отца! Ты должен выжить!

Андрей бешено сверкнул глазами, но послушался — остался рядом с Ратиславом. Остался с ними и Воеслав — последний княжичев меченоша.