|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Андрей возвращался домой груженый, как самосвал. С одной стороны, контакт удался, торговля наметилась успешная, опять же собачки будут очень даже кстати. Он все же выгрыз у хваткого коряка не двух кобельков, а кобеля и сучку. Теперь лет через десять каждому желающему можно будет завести собаку. С другой стороны, Ивкавав так и не согласился присоединяться. Какие у него были к тому резоны — непонятно. То ли его не убедили приведенные доводы, то ли ему не понравился сам Андрей. А вернее всего — и к этому выводу Бородулин все больше склонялся — главный оленевод не хотел делиться властью.
Погруженный в раздумья, механически ведущий свой снегоход по проложенному передовой машиной следу, Бородулин не сразу увидел появившуюся за очередным — вторым или третьим по счету от Озерного — поворотом знакомую фигуру.
— Юра? Ты откуда здесь? Я тебя в поселке обыскался.
Подкатившись к старому охотнику, Андрей заглушил двигатель снегохода.
— Что ж, ты там искал, а я здесь был. Так бывает, однако.
— Бывает, вопросов нет. Только чего ты из поселка-то так сдернул?
Юра, против своего обыкновения, молчал, отвернувшись к лесу. Ну да ничего: раз сам на реку вышел, значит у него дело есть. А раз так, сам все и расскажет, торопить его не надо.
Якут вынул из-за пазухи расшитый бисером мешочек, достал из него свою трубку, повертел в руках и убрал обратно.
— Начальник, пусть он уедет подальше, — кивнул Юра на головную машину. — С тобой говорить буду.
Андрей пожал плечами, махнул рукой. Передний снегоход взвыл мотором, выбросил из-под гусеницы снежное облако, шустро откатился на полсотни метров и замер, чуть слышно тарахтя на холостом ходу.
— Слушай, начальник...
Юра, как будто, отчаянно стеснялся чего-то. Стоял, мялся, кривился, наконец, выговорил:
— Возьми меня с собой в крепость.
— Да без проблем, садись — место, вон, свободное. А что случилось-то? С Ивкававом поцапался? Или — Андрея внезапно осенило — ты с ним раньше знаком был, ТАМ?
— Умный ты, начальник.
В голосе Юры не было слышно обычного ехидства.
— Должен я ему.
— И много должен?
— Много. Себя.
Юра, кривясь, как от зубной боли, говорил скупо и в сторону.
— То давно было, я молодой был, глупый, водку пил много. По пьяному делу играл с Ивкававом. Проиграл все шкурки, ружье проиграл. А когда ставить нечего стало — себя поставил. Проиграл. Когда протрезвел, понял, что сделал — и сбежал. С тех пор ни капли водки не выпил. Но долг остался.
— Ты думаешь, он долг твой помнит?
— Помнит, не сомневайся, начальник. Возьми меня, я лучше тебе должен буду, чем ему.
— Что, Ивкавав такой плохой человек?
Юра опять поморщился, но уже не отводя взгляда.
— Что ты заладил — плохой, хороший... Для кого-хороший, для меня — плохой.
— Ладно, ладно, не кипятись.
Андрей сделал примирительный жест.
— Садись лучше, да поедем. Нам до полудня нужно в крепость вернуться.
Возвращение было... будничным. В Форт-Россе шла обычная жизнь. Часовые бдели, работники работали, лесопилка дымила в отдалении. Вроде, с виду все в порядке, но Бородулин въезжал в ворота крепости с ожиданием проблем. Чем ближе он подъезжал, тем больше думал о Светлане. Все-таки, без малого два десятка лет разницы, у них с Мариной дочка могла быть такого возраста... если б она согласилась на детей. А тут... А, может, она решила себе таким образом жизнь устроить? Сразу запрыгнуть на самый верх, и получить все полагающееся супружнице главного начальника. А даже если и не так — все равно неловко. Девчонок и без того меньше, чем парней, конкуренция, однако. А он у молодых потенциальную невесту умыкнул. Опять же все дамы, каких он знал, очень любили демонстрировать окружающим свой статус — и, соответственно, статус мужа. И это ему ну очень не нравилось. А ну как выскочит сейчас эта девчонка и повиснет на шее, изображая радость. И ведь не пошлешь ее лесом. Весь анклав, поди, уже знает о том, что монашество главного начальника закончилось. И как-то еще люди к этому отнесутся. Как-то совсем не хочется терять их уважение, которого удалось добиться.
В этих сумбурных размышлениях и страхах он остановил свой снегоход посреди крепостного двора. Сразу нормальная циркуляция людей вокруг нарушилась. Набежала уйма народа, забросала Бородулина вопросами, и он принялся отвечать, указывать, распоряжаться, вмиг забыв о своих переживаниях. И лишь мельком увидел в приоткрытой двери донжона невысокую фигурку Светы. Она улыбнулась ему и исчезла в здании. Он даже улыбнуться в ответ не успел, снова втянутый в водоворот текущих дел.
Отбившись от встречающих, он взбежал на свой четвертый этаж и остановился. Все его переживания, все опасения разом нахлынули вновь, но тут дверь его комнаты открылась, и на пороге возникла Света. Она, оправдывая свое имя, буквально светилась счастьем.
— Ну заходи же!
Девушка ухватила рукав куртки и буквально втащила Андрея в комнату.
— Ты как не к себе пришел.
За спиной хлопнула, закрываясь, дверь, вжикнула "молния" "аляски". Света, встав на цыпочки, стащила с него шапку, сняла куртку, повесила в углу на гвоздик и обняла, тесно прижавшись и уткнув лицо в теплый андреев свитер.
— Я так по тебе соскучилась! Вроде, и времени прошло всего-ничего, а вот...
Она подняла голову и, глядя снизу вверх, провела ладошкой по щеке.
— Да ты же замерз! А я, глупая, тебя у порога держу. Проходи скорее, садись за стол. У тебя есть еще целых двадцать минут, как раз успеешь перекусить.
Ошарашенный и отчаянно тормозящий Андрей послушно прошел к столу, опустился на свое место. Тут же перед ним появилась исходящая паром чашка, до краев наполненная свежим горячим чаем, розетка с вареньем, блюдо с выпечкой. Он взял чашку, обнял ее ладонями, согревая руки. Отхлебнул глоток. Чай и вправду был выше всяких похвал — крепкий, чуть терпковатый, да еще — он потянул носом — с малиной. Откуда же она узнала, что он изо всех травок предпочитает именно листья малины? А где добыла? Андрей глотнул еще, ощущая, как по телу разливается блаженное тепло. Пожалуй, за последние годы это был первый раз, когда женщина его вот так угощала. Да, Марина предпочитала, чтобы он ухаживал за ней. Да и готовить, по сути, не умела. Ее потолок был — разогреть в микроволновке какие-нибудь полуфабрикаты или сварить пачку пельменей. И все-таки, его не покидало смущение, словно бы он попытался взять то, на что не имел права.
— Ты пей, а то остынет. Намазать тебе булочку вареньем? Давай, я быстро.
Голос Светланы выдернул его из раздумий. Действительно, время идет, а он тут рассусоливает...
После сеанса, когда все заказанное было утащено в закрома, Андрей вернулся к столу. В два глотка дохлебал недопитый чай и откинулся на спинку стула, прикрыв глаза.
— Совсем устал...
Теплая ладонь легла ему на макушку, легко прошлась по волосам, всколыхнув в душе ответное тепло.
— Устал, намерзся, и даже чаю толком не попил. Сколько же у тебя дел! Ты ведь так себя совсем загоняешь. А давай, я сделаю тебе массаж. Нет, не целиком, просто плечи разомну. Снимай свитер и ложись на топчан. Ты не думай, я умею, специально на курсы ходила.
Бородулин и в самом деле чувствовал себя уставшим. Торговля с оленеводами утомила его до крайности. А потом еще несколько часов дороги, сомнения и раздумья, суета по прибытии... Так что он просто позволил стянуть с себя свитер и отдался блаженству.
Проснулся он от того, что Светлана теребила его за плечо.
— Вставай, к тебе пришли.
Это что, он уснул? Стыдобище-то какое!
— Да не переживай ты так!
Видимо, все эмоции настолько красноречиво отобразились на его лице, что прочесть их не было труда.
— Всего-то полчасика вздремнул.
Бородулин сел, протер ладонями глаза, встряхнулся, прогоняя остатки сна, откинул легкое одеяло... А ведь это Светлана его укрыла. Заботится девчонка, старается. Причем у нее хватает ума и такта делать это совершенно ненавязчиво. А он копается, смыслы ищет. А скорее всего — Андрей вдруг отчетливо это понял — он просто боится. Боится новой привязанности и нового разрыва — уж больно тяжело ударило его расставание с Мариной. Он поднял голову, девушка стояла рядом. Он ухватил ее за руку, потянул к себе, усадил на колени, обнял.
— Спасибо, Света, — искренне поблагодарил сразу за все — и за первую ночь, и за этот недолгий отдых, и за все остальное, что не мог пока назвать, но ощущал всем своим существом. Он крепко поцеловал ее в мягкие теплые губы, и она ответила ему. Руки сами собой потянулись, попытались забраться под пушистый свитер, но были остановлены и безжалостно изгнаны. Света проворно вскочила и отступила на шаг.
— Не торопись, дождись вечера и все тебе будет. А сейчас тебя человек ждет.
— А кто пришел-то?
— Да тот якут, которого ты вчера привез.
Старый Юра сидел за столом. Он с хрустом грыз пожелтевшими, но крепкими еще зубами куски рафинада и шумно запивал их чаем из большой фаянсовой кружки. Его и без того от природы узкие глаза прижмурились от удовольствия и вовсе превратились в щелочки — куда там коту.
— Хорошую девку ты себе нашел, начальник. Умеет чай правильно заварить.
— Это верно, — согласился Андрей, радуясь, что Света вышла из комнаты и не слышит Юриных слов.
Он налил чаю себе и некоторое время они с якутом молча чаевничали. Наконец, Юрина чашка опустела. Он поглядел в пустую посудину, вздохнул и отставил ее в сторону.
— Однако, шумно у тебя тут, начальник. Людей много. Все туда-сюда бегают. Суета!
— А что ж ты хочешь: в конце концов, это столица, — усмехнулся Бородулин. А людей здесь еще мало. Мне больше нужно. Дел множество, на все рук не хватает.
— Тебе мало, а мне — много, — возразил Юра.
— Это не проблема. У нас жилья больше, чем людей. Хочешь — к полякам иди, хочешь — к Снежане на пристань, хочешь — в болгарский поселок, он сейчас и вовсе пустой. Или, вон, в Баязет перебирайся. Там людей вдвое меньше, чем здесь. Корнев тебе очень рад будет. А то подожди недельку, да в Озерный возвращайся. Ивкавав не вечно там сидеть будет. Завтра к нему врача отправлю, и он с ним к себе в стойбище уйдет.
— Завтра уйдет, послезавтра вернется. Ты нужен ему, он покочевряжится еще немного, и к следующей зиме сам к тебе придет. А наезживать в поселок будет и вовсе регулярно.
— Баязет от Озерного дальше всего. Если хочешь, неподалеку от него по весне поставим тебе избушку. Но как не крутись, а по лету начнется навигация, наш пароходик будет ходить от Озерного до Баязета. Узнает про тебя Ивкавав — все равно найдет. Откупаться тебе от него надо.
— Да пытался я! — помрачнел Юра, — много раз пытался. И деньги предлагал, и шкурки, и песок золотой — ничего не взял.
Андрей задумался.
— А ты знаешь, есть у меня вариант, — сказал он минут через пять. Чем расплатишься, если откуплю тебя у Ивкавава?
Якут недоверчиво посмотрел на Бородулина.
— Что ты сможешь ему предложить?
— Это уж мое дело. Но если мне это удастся, я хочу, чтобы ты людей учил. Учил, как в лесу жить, как зверя и птицу добывать, как следы читать и все остальное. Мало мне одного молодого Юры, нужен хотя бы десяток таких людей. А основы должны, по идее, все знать. Ну а я тебе буду патроны давать, табак, чай, сахар — все, что понадобится.
Минут пять старый Юра морщился, жевал губами, хмурил редкие брови.
— Хорошо, я буду учить твоих людей, — выдавил он наконец.
— Тогда готовься, завтра с утра пойдет машина в Баязет. Только у меня к тебе просьба одна есть. Там по дороге турецкий поселок стоит. Его бы посмотреть повнимательней. Подробно, но без фанатизма и без стрельбы. Ты ведь слышал — у нас с ними небольшая войнушка случилась. Мы им, конечно, наваляли, но они общаться не желают и, сдается мне, жаждут реванша. Понятное дело, для нас это неприемлемо, но идти к ним наобум не хочется, нужно подготовиться. В том числе, и разведать немножко. Тебя у своротки высадят, ты там погляди вокруг поселка, и дальше к Баязету иди. Я предупрежу Корнева, он тебе комнату оборудует. Договорились?
Какое-то время Юра сидел, что-то прикидывая в уме, потом резко махнул рукой.
— Хорошо, начальник, сделаю.
Андрей ждал с некоторой опаской косых взгядов, шепотков в спину, легкого ехидства ближников — и ничего такого не дождался. Только Хорин, увлекши его в закоулок своих владений, буркнул:
— Обидишь девчонку — наизнанку выверну.
И, не дожидаясь ответа, перевел разговор на другое. А вернувшийся от Изольды Михайленко, довольный, как объевшийся сметаны кот, вообще поверг в состояние крайнего изумления.
— Ну что, — сказал он после первых глотков чая с бальзамом, — Андрей Владимирович, затворник вы наш, добралась таки до вас Светочка? Ей бы давно уже стоило быть понастойчивей. А то уже глядеть больно было, как девка мается. И только вы ничего не замечали. И дружеские намеки тоже напрочь игнорировали. Только дело, только работа. Но так ведь и перегореть недолго.
— Так это...
Бородулин, наконец, сообразил.
— Это что же, это все ваша работа?
Он непроизвольно сжал кулаки. Негромко хрупнуло, и враз остывший начальник недоуменно поглядел на оставшуюся в руке фарфоровую ручку.
— Не стоит нервничать и портить хорошую посуду. Поверьте, я тут совершенно не при делах. Девочка сделала все сама и, заметьте по собственному искреннему желанию. Я, разве что, подсказал ей оптимальный момент и наилучший способ для получения доступа к вашей особе, дорогой царь. А то она все так бы и чахла от неразделенного чувства, а вы бы по-прежнему глушили работой тоску и давние воспоминания. Кстати, скажу вам по секрету, вы весьма популярны у женской половины анклава. Эта ваша брутальная золингеновская бритва, эти утренние зарядки с голым торсом... Многие девчонки были бы совсем не против разок-другой согреть ваше ложе. Понятное дело, с прицелом на будущее. И пацаны, видя это, и сами пытаются подражать. Физуху качают, пресом и бицепсами хвалятся. Но Света — тут совсем другое. Она именно что влюбилась. И насколько я, закоренелый циник, могу судить, чисто, искренне и безоглядно. Так что я очень рад, что у нее, наконец, все получилось. Совет вам да любовь. Давайте, пользуясь случаем, придумаем какой-нибудь ритуал бракосочетания, учитывающий местные реалии. И заведем, наконец, книгу записей актов гражданского состояния.
Дела закружили, завертели Бородулина. Вроде, и не такое большое хозяйство, а везде пригляд нужен. На лесопилку съездить надо, к полякам — тоже надо, греков навестить, чтобы не расслаблялись, вообще просто необходимо. Из всей этой кутерьмы его выдернуло возвращение из Озерного фельдшера. Сведения, которые он привез о стойбище Ивкавава важны были сами по себе. А привезенные за пазухой два серых клубочка напрочь сорвали все плановые работы в крепости. Вот уж радости было! Особенно у дам. Развели усипусек, щенков затискали, закормили и, если бы не вмешательство начальства, заселили бы в свои комнаты. Но тут у них не прокатило. В первую очередь — надежная охрана, и уж потом — развлечения.
— Что скажете, коллега? — спросил Михайленко, поудобнее устроившись в кресле у камина.
— А что тут сказать? По сути, мы получили подтверждение того, что я и так предполагал. Этот ушлый коряк просто упертый властолюбец. Ну еще и ушлый торгаш. В его группе практически все ему должны или обязаны. Он, конечно, понимает неизбежность внешних контактов, но до конца будет упорствовать в плане присоединения к анклаву. Безусловно, нам, выгодно прибавить к анклаву два десятка человек. Да и за новую нацию может бонус капнуть. Но делать это силком... не вижу ни способов, ни смысла. Я уверен, что максимум через год они сами прибегут и тагда уже я буду ставить условия. Есть в этом деле еще один момент: тамошние оленеводы, может, хорошо знают лес, тундру, но вот со сложной техникой у них проблемы. Да и сам Ивкавав оставил у меня неприятные ощущения. Жадный человек. И еще — он, кажется, считает, что ему должны уже за то, что он существует.
— Я, конечно, не общался с этим субчиком, но по вашим рассказам и прочей информации у меня сложилось схожее мнение. Но, думаю, это его убеждение является следствием государственной политики в том мире. Вы ведь наверняка знаете, что для поддержки малых народностей севера выделялись весьма значительные суммы. И немалая часть этих денег выдавалась людям просто за то, что они, скажем, ненцы или эвенки. А дармовщина, она развращает людей. Помните, может, как в прошлой, так сказать, жизни один сердобольный пекарь стал выставлять корзину бесплатного хлеба для бедных пенсионеров? И как потом его гнобили те же пенсионеры? Они уже посчитали, что он им этот хлеб должен. Люди вообще редко бывают благодарны, и еще реже эту благодарность выражают как-то материально.
— Пожалуй, вы правы, Станислав Наумович. Я об этом как-то не задумывался. Что ж, в этом случае нам тем более нельзя под него прогибаться. Пусть побегает, покрутится, там-сям приценится. И, я думаю, в конце концов к нам придет. Если его свои не свергнут.
— Не, не свергнут. Северяне народ спокойный, в большинстве своем честный. А поскольку этот Ивкавав взял всех за горло, они брыкаться особо не будут. Возьмите хоть нашего Юру. Он ведь натурально боится этого коряка, хотя и лесовик, и охотник. Будет нужно — затеряется в лесу, и никто не отыщет, а вот поди ж ты — как осиновый лист трясется. Думается мне, в этой истории с его долгом не все чисто. Есть, знаете, способы человека напоить, из равновесия вывести и на любую дурость спровоцировать. А все эти якуты и прочие чукчи, они к алкоголю слабы, споить их ничего не стоит.
— Возможно-возможно. Но все же, Станислав Наумович, это пока не проблема. Скорняк у нас есть, ему меха оптом свезем и озадачим. Пусть для начала хотя бы простейшие тулупы шьет. А там и до шикарных шуб дело дойдет. Кстати, можно туркам в несколько хороших шкурок поднести, в качестве жеста доброй воли.
— Думаете, это увеличит шансы на успех переговоров?
— Практически, уверен.
Некоторое время мужчины молчали, думая каждый о своем. Паузу нарушил Михайленко.
— Андрей Владимирович, а что с той башней? Я тут по личным причинам несколько выпал из потока информации.
— Ай, как нехорошо обманывать! Скажите лучше, что вам захотелось получить данные из другого источника и сопоставить.
— И все-то вы знаете, ничего-то от вас не скроешь!
— Ну так сами виноваты, слишком хорошо учили, — улыбнулся Андрей. — А вообще — Корнев нашел подходящего человечка, объяснил ему некоторые моменты относительно терминалов и два дня тому назад заслал группу бойцов на разведку. Они дошли, осмотрели территорию — никаких следов. Правда, под новый год шел сильный снег, все могло и засыпать. Ребята поднимались наверх, к терминалу. Он внешне цел, в отличие от того, что мы с вами видели близь Озерного, но, несмотря на все попытки, никакой реакции на присутствие людей вызвать не удалось.
— Понятно... — протянул Михайленко и снова замолчал, погрузившись в раздумья.
Бородулин допил свой чай, поерзал немного и повел плечами, напрягая затекшие мышцы спины.
— Что, засиделись, Андрей Владимирович? — не преминул подначить Михайленко.
— Засиделся, — в тон ему ответил Андрей. — Сходить, что ли, на пару смен на лесоповал — размяться? А то, не ровен час, брюхо расти начнет, а там и Света разлюбит.
— Ничего, в ближайшие лет пять вам это не светит. Бегать будете, что тот савраска, со взмыленной... в общем, не найдете вы покоя.
— Утешили вы меня, спасибо. Кстати, сегодня с утра пришел из Баязета от старого Юры отчет о посещении турок. Там все спокойно, мужчин мало. Женщин и детей, напротив, много. Никаких приготовлений к чему бы то ни было не намечается, обычная жизнь, повседневные заботы. Правда, он отметил, что там у них есть здание необычное, кирпичное с большими окнами у крыши. Явно какое-то производство или, возможно, пустой цех — типа того, что мы нашли. Надо бы уточниться на этот счет.
— Понятно. У вас есть это сообщение в печатном виде?
— Да, конечно. Вот, возьмите.
Михайленко взял листок, быстро пробежал глазами и, сложив вчетверо, убрал в карман.
— Завтра уеду в Баязет, возьму с собой "москвичок". Оттуда до турок ближе кататься, бензину меньше спалим.
— Как вы думаете, Станислав Наумович, от турецкого поселка радиосвязь с Баязетом возможна?
— Кто ж его знает, Андрей Владимирович! Вашими стараниями, в машине стоит пристойная рация, с нее, наверное, достанет. А вот с носимой — вряд ли. Разве что использовать автомобильную как ретранслятор. Но для этого нужен спец, который в состоянии такую конфигурацию состроить.
— Спец, допустим, у нас есть. Я ему задачу поставлю — пусть займется. Сможет — хорошо, нет — придется обходиться тем, что есть. В крайнем случае, пускай едет с вами в Баязет, обеспечивать связь.
— Добро.
Михайленко поднялся, чтобы уйти, но, сделав пару шагов, остановился.
— Андрей Владимирович, мне тут в голову пришла одна мысль.
— Я вас слушаю.
— Помните, как вы активировали канал здесь, в крепости?
Бородулин на секунду задумался, затем рывком вскочил на ноги, едва не опрокинув кресло.
— Точно! Вы думаете, может получиться?
— Я предпочту не давать никаких прогнозов, но попробовать определенно стоит.
Целых два дня Бородулин был счастлив. По крайней мере, на душе давно уже не было так хорошо. Дела решались легко, прогресс шел по всем направлениям. Все работы двигались по плану, транспорт по расписанию курсировал между поселками, шишига регулярно каталась в Баязет. Оттуда каждый день докладывал Михайленко, в основном, об успехах. А вечером Андрей удалялся к себе в комнаты, где его ждали горячий чай с ароматными травками, свежая выпечка и его Светлана.
Не зря говорят, что каждая женщина немножко ведьма. Каким-то несомненно волшебным, колдовским способом она умудрилась превратить его холостяцкую берлогу во вполне комфортное жилье. Он даже стал и в разговорах, и в мыслях называть четвертый этаж донжона домом. И возвращаясь к вечеру домой он невольно расслабиться, погружаясь в настоящий домашний уют. Такой, какой может сотворить только по-настоящему любящая женщина. Он садился в кресло у огня, брал в руки чашку чая и отдыхал душой и телом. А Света просто садилась рядом и опускала голову ему на плечо. Когда же чай был выпит, они уходили в спальню, гасили свет и засыпали далеко не сразу.
Сегодня вечером в девятнадцать-ноль-ноль Бородулин спустился на третий этаж в диспетчерскую, сел к рации, надел гарнитуру. Полненькая, курносая и веснушчатая девочка с жидким хвостиком рыжеватых волос сноровисто настроила аппаратуру на нужную волну, включила шифрование.
— Баязет, ответь Форт-Россу.
В наушниках отозвался голос тамошнего дежурного:
— Баязет на связи.
— Здесь Бородулин, пригласите Михайленко.
Через несколько секунд уже другой, хорошо знакомый голос откликнулся:
— У аппарата!
— Добрый вечер, Станислав Наумович. Чем сегодня порадуете?
— Добрый, добрый, Андрей Владимирович. Сегодня у турков случился дворцовый переворот. Их главного ястреба, который, собственно, и возглавлял анклав, свергли. Причем, разругались настолько, что он плюнул и объявил, что с утра уходит. Мол, нет желает жить рядом со столь неблагодарными людьми. Кстати сказать, мне этот персонаж вполне симпатичен, и его решения вполне могли бы сделать турок серьезным крупным анклавом. Если бы не мы.
— То есть, главное препятствие в переговорах устранено?
— Именно. Думаю, в ближайшие один-два дня мы заключим с ними договор пусть пока еще не о дружбе, но о ненападении точно.
— А что в плане торговли? Что у них есть такого, чего нет у нас?
— О-о! это и есть главный сюрприз. Корнева, когда он увидел, чуть кондрашка не хватила. Он рвал и метал, кричал, что это противоречит всей геологической науке. Но факт, как говорится, налицо. У турок есть зона геотермальной активности. И в ней некие постройки. Часть — готовые, как они говорят, теплицы. И выращивают в эттих теплицах, конечно же, помидоры. Нам не нужны свежие овощи? В обмен, например, на солярку. Или на патроны к дробовикам.
— Да уж, вы меня поразили.
— И это еще не все,— продолжал изумлять безопасник. — У них там есть термальная электростанция.
— Охренеть! — не удержался Бородулин.
— Вот только она не работает. Как я понял, для работы электростанции из-под земли по трубе должна подниматься кипящая вода, крутить турбины и потом уходить обратно под землю.
— Ну, примерно так.
— Так вот: этих труб нет. Поэтому электростанция стоит, света не дает, и если бы где-нибудь поблизости принимали цветной металл, турки бы давно ее сдали по цене лома.
— Так может...
— Я тоже об этом подумал. Специально и Корнева притаскивал. Но он посмотрел и открестился. Мол, это не его профиль, он не сможет. И, между прочим, перевел все стрелки на вас. По его словам, у вас есть достаточно знаний и опыта для этой операции.
— Мне бы самому для начала посмотреть...
— А приезжайте завтра. Как раз завтра шишига пойдет в Баязет, а у поворота к туркам я вас на "москвичке" встречу. Добро?
— Договорились.
— Вот и чудненько. А потом, может, и к той башенке прогуляемся.
— До завтра, Станислав Наумович. Конец связи.
— Конец связи.
Бородулин стянул с головы наушники, поднялся, повернулся к двери. Девушка-дежурная стояла чуть в стороне, держа правую руку за спиной. Оттуда, из-за спины, к аппаратуре тянулся провод. Подслушивала? Все же не о рядовых вещах шла речь, по сути, гостайны обсуждали. Но, с другой стороны, девочка эта потому тут и сидит, что допущена ко всем секретам анклава. Ее Михайленко проверял, он бы подозрительного человека не пропустил. А раз завтра ехать, значит надо сегодня порешать некоторые срочные дела. Времени осталось — всего ничего, так что Андрей, поколебавшись, придушил подозрения и вышел.
Вновь вспомнил об этом он лишь вечером, блаженствуя с кружкой чая у камина. И сразу навалилось беспокойство: он уедет, а тут что-нибудь произойдет. И все потому, что он не учел, не предусмотрел, не придал значения. Маялся-маялся, прикидывал варианты и, наконец, решился:
— Света, скажи, твою сменщицу, такую полненькую, как зовут?
— Эту рыжую страшную? Любка. А что ты вдруг ей заинтересовался?
В голосе девушки появилась если и не угроза, то явное напряжение. "Ничего в жизни не меняется. Все они собственницы", — подумал Андрей и поспешил объясниться:
— Да понимаешь, сегодня с Баязетом говорил, и показалось, что она параллельно разговор слушала. Я сперва засомневался, потом забыл, а сейчас вот всплыло. Я и решил окольными путями узнать, расспросить — что за человек, чем дышит, с кем гуляет, ну и все такое. Да и последить бы неплохо. Сама понимаешь, такой интерес, если он существует, нужно пресекать на корню.
— А-а-а! — успокоилась Света, — да она особо ни с кем и не дружит, парни на нее не засматриваются. Да мы с ней и не общаемся вне работы.
Она лукаво улыбнулась и добавила:
— Особенно в последнее время.
— Вот что, Светик, ты завтра расспроси всех, кто что-нибудь где-нибудь про эту девочку знает. Может, кто с этой Любой в приятельских отношениях, может сплетницы местные что наболтают. И постарайся за ней ненавязчиво приглядеть.
— Все так серьезно?
— А как же! Сама ведь понимаешь: радиосвязь — это безопасность анклава. Даже если она ничего никуда налево не сливает, повышенная любопытность к гостайне — это подозрительно.
— Ну хорошо, я посмотрю. Только я завтра с утра заступаю на вахту.
— А в ночь кто?
— Варенька, подружка моя. Хорошая девчонка.
— Понятно. Эта Варя не болтушка?
— Да нет, за ней ничего такого я не замечала.
— Тогда — не в службу, а в дружбу — предупреди ее, чтобы никого ночью в дежурку не пускала. Скажи, мол, будут проверять, если что — турнут с теплого места.
— Да она и так не должна. По инструкции.
— Вот именно, что не должна. Но ночью, когда все спят и проверить некому, инструкции могут и нарушить. Что-то неспокойно мне. Можешь считать, что это паранойя. Или, к примеру, старческий маразм.
— Ну хорошо, я сейчас сбегаю.
За ночь Бородулин несколько раз вставал, тихонько спускался по лестнице вниз, на первый этаж, поднимался обратно. Проходя мимо дверей дежурки, задерживался. За дверью было тихо, спокойно. Он ругал себя за идиотское поведение, за чрезмерную подозрительность, возвращался в постель, обнимал теплую, сонную девушку и засыпал. Но через час-другой снова просыпался и отправлялся гулять вниз-вверх.
За ночь он так никого и не встретил, зато поднялся утром хмурый, невыспавшийся и с больной головой. И всю дорогу до поворота к туркам вполглаза дремал, прислонившись к стенке фургона. Под конец провалился в глухое забвенье и, кажется, сразу машина остановилась у поворота.
Михайленко уже ждал. Он стоял у водительской двери автомобильчика, рядом, с автоматами на груди, топтались два бойца охраны. Бородулин подошел, поздоровался. Зам сел за руль, он сам — справа, охрана втиснулась назад. Тронулись.
— Вот надо же, — болтал Михайленко, — умудрились в такую машинешку полный привод запихать. И ведь едет, и даже неплохо.
— Так ты тут уже вон какие колеи накатал! Турки тебе спасибо скажут, им теперь дорогу чистить не надо.
— А они и не собираются. У них всего транспорта осталось — какая-то трахома полуспортивная. Она и по грунтовке с трудом пройдет, а по колее ей лучше даже не пытаться. А единственный полноприводный грузовик мы у них отобрали, когда они пытались на Баязет напасть. Да если бы и был бы он у них, им бы не помогло, бензина у них все равно нет, все извели. Оставили немного к лету, для лодок.
— Ладно. А кроме машин что у них есть?
— Неизвестно. Сами они не говорят, а сейчас даже если что и лежало открыто, так снегом засыпано напрочь. Думаю, разнокалиберных лодок у них с полдюжины. Во всяком случае, не больше десятка. Веломото — неизвестно. Даже если и есть, по сараям стоят. Собственно, прямые вопросы я не задавал, чтобы не нарваться на прямой отказ. Тем более, это нам и неважно. А вот и приехали.
"Москвич" зарулил на небольшую расчищенную, окаймленную высокими валами сугробов площадку перед большим зданием красного кирпича явно индустриального вида — с кирпичной же трубой, с рядом запыленных, занесенных снегом окон почти под крышей. Бойцы остались караулить машину и обеспечивать связь, а Бородулин и Михайленко прошли следом за встречавшим их немолодым грузным турком важного вида. Турок старательно надувал щеки, изображал озабоченность и занятость, и этой показухой неимоверно раздражал и без того раздраженного Андрея.
Идти было недалеко. Высокие ворота, рассчитанные для проезда тяжелых грузовиков, были почти полностью занесены снегом, и чтобы пройти внутрь пришлось спускаться, словно в колодец, по узким и корявым снежным ступеням к небольшой калитке, устроенной в одной из створок.
Внутри было холодно. Видимо, здесь никто не пытался обжиться — общая атмосфера интерьера не способствовала уюту, да и отапливать такие объемы было бы накладно. Большой просторный зал был заполнен большими агрегатами, обнесенными ограждением. Над турбинами и генераторами виднелись легкие переходные мостки, смотровые площадки. У дальней стены — щиты с кнопками, рубильниками, приборами. Что-то уже было разбито, откручено, раскурочено, что-то еще оставалось целым, но надолго ли? Бородулин невольно поморщился. Сопровождающий правильно истолковал гримасу.
— Мальчишки, — произнес он по-английски извиняющимся тоном. — Не понимают ценности этих вещей.
— А вы можете гарантировать, что они не открутили ничего от генераторов или не напихали камней в турбины?
— Они говорят, что нет, — пожал плечами толстяк и, словно спохватившись, представился:
— Серхат Кылыч, доверенный представитель Бекир-паши.
— Андрей Бородулин, — в тон ему ответил Андрей, пожимая протянутую руку. — Глава русского анклава. А кто такой Бекир-паша?
— Уважаемый Бекир — это новый глава нашего поселения.
Казалось, турок до крайности удивлен и возмущен тем, что кто-то не знает этого Бекира. Бородулину на все эти реверансы было начхать.
— А-а-а, — протянул он без особого выражения и продолжил осмотр.
Турбины и генераторы выглядели новенькими, словно вчера установленными. Это если не считать довольно толстого слоя пыли на яркой, необлупленной еще краске. Аппаратная в ближайшем рассмотрении выглядела не так уж страшно. Оборванных проводов не было, а разбитые приборы было несложно заменить. Главное — коммутация не была нарушена, не придется выяснять, куда шел, к примеру, вон тот зеленый провод.
Под занавес толстый Кылыч провел их к боковой стене машинного зала, к здоровенному теплообменнику, из которого торчало два немалого диаметра патрубка.
— Вот, смотрите, здесь должны быть трубы, подающие из-под земли горячую воду. Вот тут, у стены, лежат какие-то, они подходят по диаметру, но мы не знаем, куда их надо протянуть.
Бородулин подошел к стене, пнул носком унта небольшой сугроб.
— А вот здесь — подходящего размера отверстия. Это значит, что трубы должны выходить наружу. Есть, я вижу, и оголовок скважины с запорной арматурой. То есть, если будет скважина, можно смонтировать трубы и запустить генераторы. Какова суммарная мощность этой станции?
— Если верить надписям на генераторах, то около двадцати мегаватт, — подсказал Михайленко.
— Неплохо.
Андрей развернулся к турку.
— В таком случае, господин Кылыч, у меня есть предложение: мы имеем в распоряжении все необходимое оборудование для геологоразведки и буровой станок. У нас есть возможность достать необходимую электроарматуру взамен испорченной вашими людьми. Итак: мы своими силами восстанавливаем станцию, бурим скважину и подводим теплоноситель к теплообменнику, запускаем генерацию. В обмен мы хотим получать безвозмездно не менее половины вырабатываемой электроэнергии. Если нам потребуется больше электричества, цену киловатт-часа мы дополнительно согласуем.
— Это невозможно! Генерирующие мощности принадлежат нам, и мы вправе устанавливать свои цены!
Возмущение турка было почти искренним. Но именно "почти", и эта нарочитость была заметна. По крайней мере, ее видел Бородулин и она его просто взбесила. Он и без того был не в духе, а это глупое торгашество окончательно вывело его из себя.
— Господин Кылыч, прекратите валять дурака. Вы, уверен, прекрасно осознаете, что сейчас вам принадлежат не мощности, а руины. Своими силами вам не удастся запустить станцию. У вас нет для этого ни людских, ни материальных ресурсов. Через год ваши дети окончательно уничтожат оборудование, и восстановить станцию будет и вовсе невозможно. И даже некому будет сдать цветной металл по цене лома. Евреи, с которыми вы вели переговоры, не имеют специалистов нужного профиля. Впрочем, насколько я знаю, ваши отношения зашли в тупик. Мы обеспечим себя энергией и без вас. Это будет дороже, дольше, но мы справимся. А вы в итоге останетесь без станции и без света. И шведы вас не спасут.
— Шведы.
— Ага, ваш еврейчик ничего про них не сказал! Но это дела не меняет. Хотел бы я посмотреть, как они потащат через лес на двести километров буровую установку. Конечно, если она у них есть. Скорее всего, они попросят буровую у нас, и тогда уже мы будем устанавливать цены. Так что думайте, решайте. Бурение можно будет начать примерно в мае, когда сойдет снег и более-менее просохнет земля. А до тех пор можно постепенно устранять последствия детских шалостей. Работа эта неспешная, объемная, и очень ответственная. Как вы думаете, что будет с генератором, если замкнет силовой кабель под напряжением в несколько киловольт?
Турок умолк, не пытаясь более возражать.
— Мне некогда с вами препираться, — заключил Андрей. — Если ваш разум перевесит вашу жадность, то конкретные условия вы будете согласовывать с господином Михайленко. И помните: если мы решим построим свою электростанцию, вы нам будете не нужны.
И, резко повернувшись, зашагал к выходу.
Довольно долго ехали молча. Михайленко молча крутил баранку, Бородулин, морщась от головной боли, тоже не горел желанием общаться, а охрана — им в присутствии начальства разговаривать не положено. Молчание это было тягостно, и едва вывернув на основной тракт, Михайленко остановил машину.
— Пойдемте, Андрей Владимирович, окропим местные сугробы русским духом.
И хлопнул дверцей, впуская в машину облако снежной пыли.
Бородулин вышел, встал рядом. Ветер нес мелкий колючий снег. Он неприятно царапал лицо, и Андрей поспешил натянуть на голову капюшон "аляски". Ему, некурящему, внезапно до крайности захотелось закурить. Или выпить. Или сделать еще что-нибудь, лишь бы заглушить с вечера поселившуюся в душе тревогу.
— В чем дело, Андрей Владимирович? Что произошло? Слов нет, турка вы построили знатно, грамотно. Думаю, уже к завтрашнему дню прибегут и принесут нам станцию на блюдечке. Растете вы не по дням, а по часам. Одно слово — царь.
Безопасник улыбнулся, на секунду повернувшись к собеседнику, и снова упрятал лицо в поднятый воротник от порывов холодного, режущего ветра.
— Даже не знаю, что вам сказать, Станислав Наумович. С одной стороны, ничего конкретного у меня нет, а с другой — мает предчувствие чего-то нехорошего.
— Предчувствие — это серьезно.
В голосе заместителя не было ни капли юмора, и Андрей даже высунулся из капюшона, чтобы взглянуть на собеседника и убедиться в этом.
— Не удивляйтесь, я привык серьезно относиться к этим вещам, особенно после того, как подобное предчувствие однажды спасло мне жизнь. Так что поделитесь своими беспокойствами. Если они окажутся пустыми, позже посмеемся вместе.
Бородулин потоптался, попыхтел и, в конце концов решился.
— Я боюсь оказаться неправым, Станислав Наумович, но вчера после нашего разговора мне показалось, что девочка, которая дежурила на связи, подслушивала наш разговор через параллельно подключенные наушники.
— Вчера... Вчера вечером дежурила такая полненькая, рыженькая... Люба, точно.
— Да, именно. И я, знаете, никак не могу выбросить это из головы. Я поручил Свете тихонько разузнать о ней побольше. И, понимаете, с одной стороны хочу прояснить все для себя, а с другой опасаюсь своим таким интересом поставить под вопрос репутацию девушки. Сами же знаете, как люди судят: мол, не бывает дыма без огня.
— Дорогой Андрей Владимирович, когда дело касается безопасности, такие вопросы не должны вас беспокоить. И давайте прямо сейчас свяжемся с Форт-Россом. Если я не ошибаюсь, ваша Светлана сейчас должна дежурить? Вот и узнаем, что ей удалось выяснить. Заодно проверим работу ретранслятора.
— А охрана? Насколько им можно слышать эту информацию?
— А охрана нас будет охранять. Пять минут покурят снаружи, ничего с ними не случится.
— Станислав Наумович, пожалуйста, поговорите с ней сами. Я что-то нервничаю.
— Хорошо.
Михайленко скинул шапку, натянул наушники, включил рацию.
— Форт-Росс, ответь второму.
Спустя время — Света, видимо, откликнулась, продолжил:
— Здравствуй, Светочка. Мне Андрей Владимирович рассказал, я в теме. Что тебе...
Тут он замолчал, выслушивая ответ. Лицо его потемнело, брови нахмурились.
— Спасибо, Светик. Конец связи.
Он сдернул наушники.
— Черт!
Влупил с маху кулаком правой руки по ладони левой.
— Черт! Черт! Черт! Бензину не хватит... Шишигу в ночь гнать — безумие, до утра придется ждать...
Снова включил рацию, снова связался с крепостью.
— Света, будь добра, вызови мне на связь кого-нибудь из сержантов, любого, кто ближе. Срочно, срочнейшим образом.
Освободил одно ухо.
— Не обмануло вас предчувствие, Андрей Владимирович. Ох, мне бы сейчас срочно в Форт-Росс попасть, но раньше завтрашнего вечера, видимо, не судьба.
— А что там случилось-то?
— Да Любочка эта спуталась с...
И в микрофон:
— Да! Коля? Возьми пару бойцов, еврея этого увечного найди, посади под замок и до моего приезда никуда не выпускай. Что? Пусть в штаны гадит. Дай ему ведро, воду и суточный паек. Девочку эту, Любочку — ну, Света подскажет, которую — тоже изолировать. Дежурства перестройте. Ничего, потерпят, это не на совсем. Все, выполняй. Конец связи.
Михайленко отключил рацию.
— Уж простите великодушно, Андрей Владимирович. Надо же, такой косяк упорол! Расслабился, мышей ловить перестал. Ну да ничего, впредь умнее буду. За одного битого...
— Так что случилось-то? Я по вашим словам большей частью догадался, но хотелось бы подтверждения.
— Наш еврейчик обаял девочку, и она по доброте душевной по ночам пускала его в дежурку. И, наверняка, не раз оставляла одного. Что и куда он мог передать — одному Богу известно. А ночью — не зря вы бдили, только вот не словили нашу Амуром ушибленную — она к сменщице своей в гости забегала. Та, понятно, клянется, что ничего не было, да вот только не верится мне.
— Думаете, своим евреям слил информацию?
— Наверняка. И в первую очередь про башню.
— А как вы думаете, если сейчас группа ребят из Баязета на снегоходах выйдет, они дотемна к башне успеют?
— Пожалуй, что да.
— Тогда отдайте распоряжение и поедем. А то, вон, ребята уже подпрыгивают.
Вечер в Баязете прошел... хмуро прошел. Прям как в сказке: пришла беда, откуда не ждали. Хотя Михайленко-то должен был ждать, и меры предпринимать заранее. Но вот оказался не готов, и сидел сейчас мрачнее тучи, вертя в руках почти полную чашку с остывшим уже чаем. Из Форт-Росса сержанты доложили, что шпион сидит под замком, и что влюбленная дурочка изолирована. То есть, проблема заморожена до его возвращения. Но все равно — профессиональная гордость неслабо пострадала. Андрей пытался его заговорить, отвлечь, но скоро понял — бесполезно. Мужик себя поедом ест, и пока ситуацию не исправит, не успокоится.
Корнев тоже радостным не выглядит. Во-первых, проблема общая. Кто знает, каким боком его и Баязет заденет. А он — это уже видно — в должность свою вжился, командовать научился, да и стратегическое мышление проклевываться начало. А куда деваться: хочешь жить — шевелись, двигайся. Тем более, что Смотрящие на это очень даже недвусмысленно намекают. Опять же ребята на ночь глядя ушли. Да, РД от них получена — добрались благополучно, на ночлег разместились с комфортом, на втором этаже башни. На первом, на всякий случай, сигнализацию поставили. Примитивную — тонкую леску поперек прохода, но поди, обнаружь ее в темноте. Завтра с утра поедем к ним, повезем туда Черемисова. Попробуем активировать канал. Вдруг да получится! Тогда можно там и поселок поселить. Кликнуть, к примеру, желающих из балканцев. Десятка человек для начала хватит, а там видно будет. Вообще говоря, есть на этот пост и получше кандидатуры, но здесь и сейчас — никого.
Да и самому Бородулину поводов для радости не было. Хорошо еще, головная боль прошла, а то — хоть на стенку лезь. Вся эта история и сама по себе тухлая. Воистину — не делай добра, не получишь зла. Да и девка эта — понятно, что дура. Понятно, что придется ее наказать, другим-прочим в назидание. Только жалко идиотку. И от того больше злости к этому еврею добавляется — ведь, по сути, по-скотски поступил. Девчонке большой и светлой любви хотелось, а он тут влез с грязными лапами. Она, когда узнает, это для нее такой удар будет! Чесслово, лучше бы этот гад где-нибудь в лесу сдох. А так — конец у него тот же будет, только он еще успел многим хорошим людям в душу нагадить. Сейчас Андрей того турка нисколько не осуждал, сам бы так же поступил, если не жестче. А еще грустно было от того, что его Света сейчас где-то там, за несколько сотен километров. А хотелось бы — здесь, рядом. Чтобы обнять, прижать к себе, лицом во вкусно пахнущие волосы зарыться... глядишь — и на душе полегчает.
Главный армянин тоже сидит смирно, хотя видно — и расспросить хочет, и попросить. Но видит: начальство сильно не в духе, не стоит его сейчас беспокоить. И лейтенант не особо рад очередным переменам. Тут он уже сколько-то обжился, в колею вошел, какая-то ритмичность в повседневных делах наметилась, и вот на тебе — опять перекидывают в другой гарнизон. Да еще и гарнизон весь будет из него одного состоять. По крайней мере, поначалу.
Бородулин еще раз обвел взглядом собравшихся в столовой Баязета, поднялся.
— Хорош фигню всякую думать. Утро вечера мудренее. Приказываю всем спать.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
