Таро Садо-Мазо

— Утречка, Таро, — меня легко хлопнули по плечу.

Найдя в себе силы оторвать голову от сложенных на парте рук и повернув голову в сторону говорившего я увидел Тацукити Хаяму.

— Утречка, Тацу, — легко улыбаюсь своему лучшему другу. Или скорей единственному. Против воли у меня вырывается тяжелый вздох.

— Моу! Не сокращай мое имя так! — сделал он вид что надулся. Я в ответ не смог сдержать смешка — он выглядит чертовски мило когда дуется. — Что? — заметил он мой взгляд.

— Когда дуешься — ты настоящий милаха, Тацу-тян, — честно отвечаю даже не думая сдерживать широкую улыбку.

— Моу! — снова надулся. При этом щечки порозовели, делая его и без того еще более милым, хотя казалось куда бы дальше?

— Воркуете, голубки? — флегматично поинтересовалась подошедшая староста. — Если от тебя, Садо, я чего-то подобного ожидала, то вот от Хаямы, нет.

— А он шифруется, — фыркаю в ответ. — И если это была попытка смутить или унизить, то она не удалась, староста. Так чего хотела? Сомневаюсь, что ты по доброй воле стала бы общаться с кем-то таким, как я.

— Тут ты прав, — меня смерили презрительным взглядом поверх очков, от чего внутри что-то екнуло. Но я привычным усилием воли задавил это в себе. Хватит. Достаточно. Слишком много оно принесло мне бед. — Просто я должна была напомнить, что сегодня именно вы двое дежурные ко классу.

— Ну ок... — устало вздохнув растекаюсь по парте, провожая взглядом неспешно удаляющуюся попку старосты. Стерва стервой, но фигурка у нее ладная. — Эх... Как же с девчонками тяжело. А уж для меня и подавно — без шансов.

— Ты о том инциденте? — голос Тацукити звучит чуть виновато и сочувствующе.

— Угу, — снова вздыхаю. — Кто же знал...

— Да... С реакциями твоего тела — тебе надо было бы фамилию поменять...

— Тоже об этом подумал. Сменить Садо на Мазо. Или может взять двойную, чтоб сразу всем всё понятно было? Садо-Мазо звучит, однако! — бурчу в привычной язвительной манере. А что поделать? Школа это такое место, где тебя могут затравить на раз. А уж с моей проблемой и вовсе как нечего делать. Потому пришлось сильно упражняться в самоиронии, язвительности и следовать правилу — первым смеяться над собой и своими косяками. Пока помогает.

Хотя и не могу сказать, что мне это дается легко.

Когда я, самым унизительным образом, узнал о реакции собственного тела на боль, особенно боль причиненную красивой девушкой, я многое перепробовал, чтобы как-то исправить это. Всякие практики самовнушения, гипноз, походы к психотерапевту и прочее, прочее...

Помогло не особо. Разве что я научился скрывать свои реакции за пустой болтовней и держать лицо. Ну и еще помог совет от психолога, к которому я сунулся от отчаянья. И пускай он честно предупредил, что подобный способ не столько поможет мне побороть свой недуг, сколько принять его и в какой-то мере выпустить пар, я все равно очень ему благодарен за два совершенно непрофессиональных совета.

— Знаешь, Тацукити, — обращаюсь к другу, заканчивая протирать доску. — Сегодня я все-таки признаюсь ей. И пускай будь что будет.

— А? — ставящий на место ведро со шваброй парень удивленно уставился на меня. — Мне казалось, что ты никогда на это не решишься.

— Так и есть, — грустно улыбаюсь. — Я решил потратить всю оставшуюся силу воли на этот шаг. А после...

— Что, после?

— Примет мои чувства — я буду несказанно рад и подарю ей столько приятных воспоминаний, сколько смогу.

— А если нет?

— Тогда... — смотрю через окно на заходящее солнце. — Тогда я все-таки решусь выполнить ту странную просьбу бабушки.

— А? Что за просьба? Хотя можешь не отвечать, — тут же замахал Тацукити на меня руками. — Я прекрасно понимаю, что это может быть что-то слишком личное.

— В некотором роде так и есть. Но думаю ты должен знать. Если у меня ничего не выйдет с ней, то я в следующем семестре переведусь в другую школу, что находится в другом городе.

— А... ясно... — тихо прошептал Хаяма.

— Да ладно тебе, Тацу-тян! Радоваться надо! Не будет меня — у тебя отбоя от девчонок не будет. Ведь по факту, все это время я служил неким буфером между тобой и толпой жадных до твоего тела девчонок! Ведь мало кому приятно общаться с извращенцем.

— Чт-то т-ты т-такое г-говоришь? — слегка заикаясь и покраснев возмутился он.

— Правду. Ведь ты мечта большинства девчонок. Стройный. Даже в какой-то мере изящен. Настоящий блондин-полукровка со смазливым личиком и мягким голосом. Рост правда не особо большой, но это тоже нельзя назвать сильным недостатком. Все-таки страна у нас такая, что средний рост населения, в лучшем случае, 170см, — спокойно выдаю уже собирая вещи. — Ладно, увидимся. Мне еще на работу идти. И пожелай мне удачи. Буду надеятся что мне все-таки ответят взаимностью!

— Угу... удачи, — буркнул всё еще красный как рак Тацукити. Не могу сдержать улыбки — все-таки его чертовски приятно смущать. Видимо не настолько я чистый мазохист — не иначе как нотки садиста все-таки наконец проклюнулись.

В ожидании появления девушки, которая за последний год стала центром моих мыслей я слабо обращал внимание на происходящее вокруг. Потому легкий удар по макушке свернутой газетой был для меня неожиданностью.

— Садо-кун, что-то ты сегодня витаешь в облаках. Случилось что-то хорошее?

— А? Управляющий? — смотрю на молодого стройного парня, у которого тем не менее была седина в волосах. — Н-нет... точней еще не случилось.

— Ара? Са-а-адо-кун, — он расплылся в широкой улыбке. — Неужто ты наконец-таки решился?

— Угу... — спешу отвести взгляд, ощущая как пылают мои щеки.

— Эх... — мне взъерошивают волосы. — Хорошо быть молодым. Давай — постарайся. Я всецело болею за тебя.

— Эм... Спасибо, — благодарно улыбаюсь управляющему. И будто выждав нужный момент, зазвонил колокольчик на двери. — Добро пожаловать! — говорю на автомате, поворачиваясь к посетителю. Да так и зависаю, когда вижу перед собой ЕЕ.

Темно-зеленые волосы, большие голубые глаза, пухлые розовые губки. На лице легкий макияж. Одета в темную блузку поверх которой надет легкий жакет с рукавами в виде конусов и юбка до середины икр нежно-горчичного цвета. Все это разбавлено вставками из белого кружева. На ножках красуются туфельки с невысоким каблучком и телесного цвета колготы или чулки. Смотрится очень мило и в какой-то мере по-домашнему.

Встряхнувшись пытаюсь поймать ее взгляд и выразить в улыбке всю радость от нашей встречи. Но она почему-то прячет взгляд, утыкая его в пол и нервно мнет край блузки. На ее щеках пылает румянец.

— Ан-но... — тяну, не зная что сказать. И это кажется служит спусковым крючком. Всхлипнув и зажмурившись она разворачивается и выбегает из магазина.

Хлоп! Мне по макушке прилетает все той же свернутой газетой.

— Управляющий?

— Ну, чего стоишь? — меня вновь хлопают по голове. — Беги уже за своей судьбой. Так уж и быть — сегодня можешь уйти пораньше.

— Э... Спасибо, управляющий! — кричу, скинув рабочий фартук и выбегая вслед за НЕЙ.

Краем глаза успеваю заметить мелькнувшие темно-зеленые волосы, скрывшиеся за поворотом. Не раздумывая бегу туда.

Бежать пришлось недолго. Кажется у нее очень слабая физическая форма. Да и каблуки, пускай и низкие, но давали о себе знать.

— Девушка, постойте, — догнав ее, аккуратно ловлю за запястье. Та замирает на полушаге и вздрагивает. Не отпуская ее руку, начинаю говорить. — Прошу, выслушайте меня. О большем я не прошу. Год назад я случайно заметил вас выходящей из того магазина. Вы шли и чему-то улыбались, а на ваших щеках был безумно милый румянец. И я был поражен вашей красотой. Но мне не хватило храбрости тогда подойти, — невесело улыбаюсь. Все-таки я всего за несколько дней до того узнал о своей неприятной особенности. — Потому я, в глупой надежде вновь вас встретить, устроился работать в тот магазин. И был очень рад, когда оказалось, что вы постоянный клиент. Всё это время эти короткие встречи были для меня пределом мечтаний. Но больше я так не могу. Я не могу больше стоять в отдалении. Потому скажу прямо — я вас люблю. Люблю и прошу вас стать моей девушкой, — отпускаю ее руку, что тут же повисает безвольно вдоль тела и смотрю на ее спинку. Склонятся в поклоне не собираюсь — если мне откажут, то лучше в лицо и я желаю как можно лучше запомнить ее образ.

— Какой же ты бака, Таро Садо, — всхлипывает она закрывая лицо ладонями.

— Ан-но... вы знаете как меня зовут? — понимаю, что туплю, но просто не знаю что еще сказать.

— Ба-а-ака... — сквозь всхлипы тянет она, оборачиваясь ко мне лицом и опуская руки, которыми тут же охватывает себя за предплечья, будто сильно замерзла. Ее взгляд вновь устремлен под ноги на по щекам текут тонкие дорожки слез. — Какой же ты все-таки дурачок, Садо.

Наконец она поднимает на меня свой взгляд.

Встретившись с ним я замираю, будто меня поразило током.

— Тацу? — шокировано тяну, наконец поняв, что именно казалось всё это время мне в ней знакомо.

— Ненавижу когда ты так сокращаешь мое время, — обреченно вздыхает она... он?

— Тацукити? Н-но... Как? Почему? — я пребываю в глубочайшем шоке. И это мягко говоря.

— Я... пройдемся? — невесело предлагает она... он... Тацукити.

— Э... Хорошо...

Минут десять мы неспешно и в полной тишине шли по улочке, пока не вышли к детской площадке расположенной на краю парка. Из-за позднего времени — полностью пустой.

Следуя за Хаямой подхожу и сажусь на лавочку.

— Все началось лет в девять, — через некоторое время начинает говорить Тацукити. — Родители тогда постоянно были в разъездах и большую часть времени я проводил в гостях у соседей у которых была дочь, моя ровесница. С нее-то всё и началось. Сначала мы вместе просто играли и смотрели аниме. Потом она пару раз заступилась за меня перед остальными детьми. Как-то незаметно я стал ведомым в нашем дуэте. В один из дней ее мама купила ей наряд девочки-волшебницы из аниме, что крутили в то время. И как-то так вышло, что однажды она уболтала меня его примерить. С того момента все и началось — все чаще наши игры больше походили в переодевание кукол, где этой самой куклой был я. И... мне это нравилось. Нравилось внимание "сестренки". Ее родителей. То, что меня в образе девочки перестали задирать стальные детишки... Со временем мы вынуждены были расстаться. Родители получили новое место работы и мы переехали. Но... привычка осталась, — Тацукити судорожно сжал пальцы в кулачки, впиваясь ноготками в свои ладони.

А я только мог поражаться своей слепоте — ведь он всегда выглядел невероятно женственным и ухоженным. Даже то, что его ногти не были срезаны под ноль до этого считал нарочитой неряшливостью. А он на самом деле даже в такой малости балансировал между двумя своими личностями.

— Прости меня Садо, я действительно не желал чтобы всё пришло к этому, — он согнулся в поклоне продолжая сидеть на лавке. Его плечи дрожали. — Я выбрал этот район чтобы никто из знакомых меня не узнал, так как я живу на другой стороне этого парка и потому дорого к школе у меня совсем другая. А когда ты устроился в тот магазинчик — во мне сыграл азарт. Было любопытно, узнаешь ли ты меня или нет. И с каждым разом азарт и какое-то будоражащее все нутро чувство росло все сильней и сильней. Вскоре я просто не мог отказаться от этой странной игры. Она стала мне нужна. Как некогда внимание "сестренки", так теперь я желал лишь твоего внимания. Прости еще раз, Садо!

— Тацукити... — аккуратно охватываю за предплечья уже содрогающегося в истерических спазмах юношу и аккуратно заставляю выпрямиться. Ловлю его взгляд своим, параллельно отмечая покрасневшие глаза и слегка опухший носик. Поражаюсь, что даже в таком виде он выглядит сводяще меня с ума. — Не стоит извинятся. Это мне надо было раньше выразить свои чувства. Тогда бы тебе было проще. И еще кое-что...

— Д-да?

— Прости меня, Тацукити.

— З-за что?

— За это, — резко притягиваю его к себе и заключив в крепкие объятия, от чего тот охает и тут же впиваюсь требовательным поцелуем в его приоткрытый ротик. Слегка соленые от слез, и одновременно сладкие с клубничным запахом от помады, пухлые губки невероятно нежны и желанны. Его же попытки что-то сказать, только разжигают во мне какое-то новое чувство. Или точней желание. Желание обладать полностью и безгранично.

Попытку разорвать поцелуй уперевшись руками мне в грудную клетку пресекаю достаточно жестко — перехватываю его запястья и с силой завожу ему же за спину, тем самым вызвав испуганно-болезненный вскрик. От этого звука, изданного с чисто девичьими интонациями, что через так и не разорванный поцелуй казалось ходил эхом в моей голове, казалось окончательно свел меня с ума.

Убедившись, что могу удерживать его запястья вывернутыми у него же за спиной одной рукой, рукой охватываю его за талию и с силой притягиваю к себе. Еще не усадил к себе на колени, но вынуждая с силой прижаться своим бедром к моему. Его ножки сейчас абсолютно беспомощны из-за позы в которой он вынужден находится — скрещенные лодыжки, оказались сами собой зажаты, когда я притянул с силой хрупкое тело к себе.

Несколько минут он раз за разом пытался вырваться. Но и только. Не было ни одной попытки укусить меня за язык, когда я все-таки решился исследовать им его ротик изнутри. Лишь на пару секунд он его слегка прихватил, но тут же убрал всякое сопротивление.

А вскоре и вовсе начал робко отвечать. Или все-таки "она"?

Потому как стоило пропасть сопротивлению с его стороны, он сам подался вперед, прижимаясь к моей грудной клетке своей... грудью? По крайней мере ощущение минимум второго размера двух полушарий было вполне четким. И не сказать, что это была накладная грудь.

Решившись, все-таки отпускаю его... ее... запястья и на миг разорвав поцелуй, резко подтягиваю ее легкое тело, пересаживая к себе на колени, тут же одной рукой вновь охватывая ее за талию и потихоньку сползая ладонью на попку, а вторую кладу ей на затылок, притягиваю для нового поцелуя. Тацукити сама обнимает меня за шею и легко отвечает на новый поцелуй.

Поцелуй все длится и длится. И нет ни малейшего желания его разрывать.

Вновь перехватываю запястья Тацукити и свожу у нее за спиной. Та сквозь поцелуй фыркает.

— Что? — интересуюсь, разорвав его.

— Ничего, — поводит плечами и скрещивает свои лодыжки. — Не думала, что ты окажешься тем еще собственником, — на щеках с новой силой вспыхивает румянец. — Ты же — Таро Садо.

— Говоришь, будто это диагноз, — делаю пару коротких поцелуев в губы и начинаю медленно спускаться к шее. Краем сознания отмечаю отсутствие кадыка.

— А разве не так? Получающий удовольствие от боли причиняемой девушками, ты, тем не менее...

— Желаю обладать тобой со всей силы.

— Ох... нежнее, — стонет Хаяма, когда я аккуратно прикусываю шейку и одновременно запускаю руку под ее юбку и медленно поднимаюсь вверх, качаясь затянутой в капрон ножки.

— Ум... Все-таки чулки, — мурлычу, нащупав край оных и широкую резинку пояска для чулок.

— Настоящая леди обязана носить именно чулки! — выдает Тацукити и тут же охает, когда я сжимаю ее бедро с внутренней стороны.

— Тацу... Нет, — улыбаюсь. — Китти! — вновь смотрю ей в глаза, в которых бушует просто море эмоций. — Будь моей! Во всех смыслах.

— Садо... Таро... я... — ее взгляд вильнул, а потому я с чуть большей силой сжимаю ее бедро, а потом кладу на мягкий бугорок, затянутый в шелк и кружево трусиков. Слегка сжимаю, от чего на вздрагивает всем телом. — Т-та-аро-о... — жалобно тянет она, судорожно пытаясь сжать ножки. Только те, несмотря на округлые формы попки и бедер, слишком стройные и имеют тот самый легендарный, треугольничек, что так часто рисуют у аниме девочек, когда хотят показать их стройность.

— Потерпи еще чуточку... Китти. Еще немного и я отпущу тебя. Позволь мне насладиться последними минутами с любимой, — горячечно шепчу покрывая его шею и лицо поцелуями и массируя лобок, при этом усилив хватку на запястьях, чтобы тот не смог вырваться.

— Я... ах! Не про то... Ох... Ум... — вновь впиваюсь жадным поцелуем в губы и с силой сжимаю через трусики его членик. В бездну все. К черту. К демонам и ёкаям. Я просто хочу забыться. Хочу в полной мере вкусить ее тела пока еще могу. Пока еще она мне это позволяет. И ее пол меня сейчас нисколько не волнует. Возможно я влюбился в выдуманный собственным сознанием образ. Но сейчас этот образ сидит у меня на коленях и медленно млеет от моих ласк.

Я настолько погрузился в свои ощущения, что пришел в себя лишь когда сверкнула молния чуть ли не у нас над головой, а мгновение следом громыхнул и гром.

— Ах... Дождь... сейчас пойдет, — судорожно дыша проговорила Китти, обмякшая в моей хватке и ярко реагируя на любое мое касание. Дернула пару раз руками и я с огромным вздохом нежелания, все-таки отпустил ее запястья, позволяя соскочить с моих коленей.

Сделав пару неуверенных шажков, то и дело шатаясь от переполняемых ее ощущений, она повернулась ко мне.

— Никогда бы не подумала, что ты настолько жаден и требователен. А еще жесток. У меня, знаешь ли, теперь точно будут синяки на запястьях. И не только на них, — она нервно прижала ладошки к лобку, где несмотря на пышность юбки наблюдался заметный бугорок. На щеках полыхнул по-настоящему сильный румянец.

— П-прости... не знаю что на меня нашло, — виновато отвожу взгляд.

— Э... нет, простыми извинениями ты не отделаешься, — заявляет она мне. — А потому, для начала, проведи даму до дома.

— А? — смотрю непонимающе. А когда доходит смысл сказанного, легко вскакиваю на ноги и подхватываю на руки и кружу вокруг себя Хаяме.

— П-прекрати уже! — требует тяжело дышащая красавица. Вместо ответа, привлекаю к себе и вновь целую.

Поцелуй выходит не такой долгий как раньше. И то только из-за того, что начинает идти дождь.

— Побежали! — смеется Китти и ухватив мою ладонь, тянет в сторону парка. Или точней ее дома, что находится с другой его стороны.

Минут через десять легкого бега мы заходим в ее дом. При этом мокрые до нитки.

— Родители в очередной командировке и раньше следующего четверга не вернуться, — слегка запинаясь, говорит Тацукити.

— Ага... — тяну, оглядываясь. Раньше мне как-то не доводилось быть в гостях у Хаяме, несмотря на то, что он мой лучший друг. — Давай в душ, пока не простыл. Я сейчас принесу во что можно будет переодеться.

— А ты?

— Не волнуйся, у нас две ванных комнаты. Вторая наверху. Потому я тоже сразу приму ванну. И да — можешь чувствовать себя как дома, — улыбается она напоследок, после чего легко взлетает по лестнице на второй этаж несмотря на ставшую тяжелой и липнущей от влаги к телу юбку.

Стоя под тугими струями горячей воды я пытался собраться с мыслями. Выходило не очень, так как возбуждение все еще бурливо во мне со всей силой. Да и была в сознании какая-то легкость от того, что любимая приняла мои чувства. И даже то, что ею оказался Тацукити почему-то меня нисколько не расстраивало. Скорей приносило очередную волну спокойствия. Ведь это значило, что можно избежать обязательных вопросов по поводу моих реакций на девушек.

— Н-да... нашел, чему радоваться, — тяну, смотря как вода под ногами из черной становится прозрачной. Хмыкнув, буркаю: — Интересно, Китти сильно удивится, когда узнает о моем настоящем цвете волос?

Так уж вышло, что волосы у меня от природы синего цвета. А так, как мне и с моими проблемами мазохиста жизнь не особо веселая, то волосы я крашу специальной краской-однодневкой. Что-то более длительное к сожалению вызывает у меня очень сильную аллергическую реакцию. Вот и приходится пользоваться подобной краской. Радует хоть что от простой воды не сходит — нужна теплая, почти горячая, а также шампунь.

Выйдя из душа, осмотрелся в поисках полотенца и одежды.

Полотенце нашлось сразу — большое, мягкое, махровое и нежно-розового цвета.

— Таро... — тихий голос со стороны дверей, отвлекает меня от вытирания. Обернувшись, я ощущаю как мое сердце пропускает пару ударов.

Моя прелестная нимфа стоит на пороге смущенно переминаясь с ноги на ногу, при каждом движении издавая тонкий клацающий звук соприкосновения тонких каблучков с кафелем ванной.

Облик Тацукити завораживает. Я судорожно сглатываю.

Она обрядилась в наряд горничной.

Но что это за наряд.

Начну снизу. Ножки затянуты в высокие белые чулки и обуты в настоящие лабутены с широченными ремнями охватывающие ее ножки аж до колен и заканчивающиеся огромными бантами сзади под сгибами этих самых колен.

Дальше идет очень коротка юбка, больше похожая на черную пачку балерины, что стоит практически горизонтально и из-под которой перевернутой полусферой выглядывают белые подъюбники, скрывая за собой лобок.

К тому же юбка намертво соединена с тугим корсетом, придающим ее талии форму песочных часиков. При этом корсет не особо высокий, а потому накрывает только живот и где-то три нижних ребра грудной клетки. Передняя часть в отличие от остальной черной, сделана белой. Она дополнительно разделена с остальным корсетом крупными складками вновь же белых оборок. Это все визуально удлиняет тот маленький белый полукруг, что лежит поверх юбки, тем самым довершая форму маленького фартушка.

Дальше идет лифчик с белыми чашечками и приделанными к нему уже черными облегающими руки второй кожей длинными рукавами и с дутыми плечиками. Ладошки сверху закрывают средней длинны белые перчатки. Что примечательно — из чашечек виднеется вполне натуральная грудь где-то второго размера.

На шейке надето что-то вроде ошейника-корсета в том же стиле что и вся остальная одежда, внизу которого, в ложбинке между ключиц, расположилось небольшое стальное колечко.

А в длинных прямых темно-зеленых волосах белеет изящный, вновь с крупными оборками, чепчик.

На лице более яркий чем раньше макияж, подчеркивающий нежность его контуров. Особенно привлекают к себе пухлые губки кораллового цвета.

— Вау! — выдыхаю. — Ты прекрасна...

— Т-ты... тоже, — вспыхивает румянцем Китти прижимая к груди охапку одежды.

— Кхм... ты принесла мне сменную одежду? — спрашиваю с улыбкой.

— У-угу... — румянец с новой силой окрашивает ее щечки, а она сама рефлекторно сильней прижимает к груди принесенное. Чуть отводит взгляд в сторону. — Я... я пойму если ты не захочешь... Просто я подумала... Ну это... Я хотела... попросить...

Под конец она совсем смущается и почти шепчет.

Подхожу к ней и ласково провожу рукой по ее щеке. Как-то отдаленно отмечаю тот факт, что на каблуках она выше меня почти на полголовы.

— Если это принесет тебе удовольствие — я с радостью надену что угодно.

— Я... У-угу... Спасибо, — вновь шепчет она и подается вперед подставляя для поцелуя губки. С удовольствием выполняю это наше обоюдное желание.

— П-позволь я помогу, — все еще шепчет, но теперь не от смущения, а возбуждения она. Я молча киваю.

После этого она, сложив принесенное на небольшую лавочку, что располагалась между стиральной машиной и входом в душевую, молча, взглядом, попросила сесть меня на нее же, а после опустилась передо мной на колени.

— Н-надень, пожалуйста п-перчатки, — тихо говорит Китти, беря в свою очередь в руки белые непрозрачные чулки, что также имели мелкую сетку.

Я послушно последовал ее просьбе одновременно позволяя натянуть на свои ножки чулки.

— Какие у тебя гладкие ножки... — она подается чуть вперед, рефлекторно закладывая за ушко выбившуюся крупную прядь и подавшись порыву, целует меня в коленку.

От этого ее порыва меня будто простреливает электричеством и без того возбужденный член, начинает ощутимо мыть от притока крови. Еще никогда я не ощущал столь сильного возбуждения и каменного стояка.

— Ох... — ее ротик округляется, когда я чуточку развожу ноги и она может рассмотреть его. После чего коварно улыбается. — Это надо исправить!

И встав на четвереньки, подается вперед, от чего ее головка оказывается между моих ног, а головка моего члена оказывается в плену ее губок. Я судорожно вдыхаю и непроизвольно кладу руки ей на голову.

Странное, но очень будоражащее ощущение когда твои руки до подмышек затянуты в тугой шелк перчаток, а сами ладошки лежат на головке прелестницы, что делает тебе минет.

— А-а-ам... — тихо мурлыкнула Китти, полностью заглатывая мой член и вытворяя нечто просто безумное своим оказавшимся очень гибким язычком.

Это было так неожиданно, так возбуждающе, что я не смог долго держаться, и вскоре понял что бурно кончаю, рефлекторно вжимая стоящую передо мной на коленях горничную в свой пах.

А когда понял, что она даже не думает сопротивляться и со всем прилежанием глотает всё мое семя, я кончил во второй.

— Ох... — выдохнула прелестница, когда я смог ослабить собственную хватку. На миг отстранившись от моего члена, она облизнулась, собирая длинным розовым язычком те немногие капли спермы, что вышли наружу, после чего начала с удвоенной силой очищать мой член от ее остатков.

— Тацу... Китти... Это было нечто...

— Я рада что тебе понравилось, — она смотрела на меня таким горячим взглядом, что я не понимая до конца, что делаю, схватив пальцами за колечко на ее ошейнике-корсете, потянул его на себя, вынуждая все еще стоящую на четвереньках горничную выпрямиться. После того, как она вновь оказалась стоящей на коленях, я просто впился в ее блестящие губки требовательным поцелуем. Ее легкое возмущение и попытку прикрыть свой "нечистый" ротик руками — я проигнорировал, просто чуть требовательней потянув за кольцо.

Вкус у поцелуя был чуточку солоноватым, но все таким же вкусным и мягким.

— Вкусно, — заявляю вновь вспыхнувшей румянцем горничной, что смущенно отводила взгляд в сторону. Хотя еще недавно казалось что дальше ей просто некуда смущаться.

— П-продолжим... — со столь милым смущением в голосе сказал Китти, беря в руки парочку изящных туфелек нежно-розового цвета с белым кружевом. Каблучки у туфелек были очень высокими, но набойка достаточно большой чтобы не испытывать особых неудобств при ходьбе. Пара тонких ремешков что также были обшиты кружевом, туго оплетала подъем стопы и лодыжки несколько раз.

После этого мне пришлось встать, чтобы продолжающая стоять на коленях Китти помогла мне надеть широкий пояс для чулок, а после и пристегнуть чулки к оному.

Вслед за этим я послушно вдел по очереди ножки в подставленные кружевные трусики-шортики, что возбуждающей, гладкой прохладой охватили мою попку и промежность.

Только после этого горничная плавно поднялась с колен.

Вскоре мою талию охватывал очень тугой корсет который снизу почти накрывал лобок, но оказавшийся коротким сверху и закрывал грудную клетку только с самого низа, благодаря чему с спирал дыхания, но вынуждал дышать грудью, а не животом, как это делают парни.

Последней частью одежды было нечто вроде шелковой блузки с короткими дутыми плечиками. Только вот я не знаю, бывают ли блузки, которые закрывают только плечи и шею, оставляя все остальное неприкрытым. Из-за этого моя грудная клетка и спина были полностью открыты, что в свою очередь вызывало у меня смущающее возбуждение. А еще Китти теперь могла спокойно любоваться на розовые горошины моих сосков на слегка припухлой груди.

Горничная подается вперед и мы вновь сливаемся в поцелуе. Из-за обутых каблучков мы практически одного роста — я ниже ее сантиметра на два-три. А еще оказывается очень приятно тереться своими сосками о ее гладкий, шелковистый лиф, что нежно проминается, позволяя ощутить упругость ее груди.

— Пойдем, — минут через пять Китти разрывает поцелуй и, взяв меня за руку, ведет меня наверх.

Идти ведомой за руку красивой горничной, при этом стараясь как можно аккуратней ступать в непривычной обуви с высокими каблучками, будучи одетым в столь мягкую, тугую, гладкую женскую одежду вызывает у меня волну дикого возбуждения перемешанного с негой и нежеланием прекращать движение.

Подняться по лестнице на второй этаж на каблучках чуточку сложно, но повторив за Китти, я быстро справляюсь

Ее комната выглядит девчачьей. Пастельно-розовой цвет стен. Куча мягких игрушек. Открытый стенной шкаф позволяет увидеть с десяток платьев и полочку с различными туфельками, все как одни с высокими каблучками.

— Сядь пожалуйста, — подводит она меня за руку к невысокому пуфику перед трюмо. — Надо довести твой образ до завершения.

После чего встает на колени и начинает легкими движениями наносить мне на лицо макияж.

Любоваться тем, как твое собственное лицо с каждым ловким движением превращается в лицо кукольной красоты девушки с каким-то кротким взглядом, просто обалденно.

— Где ты такому научилась? — удивленно шепчу, любуясь конечным результатом.

— Мама "сестренки" была визажистом и практиковалась на нас. От нее-то я и узнала кучу нюансов и моментов о которых редко когда говорят. А дальше только практика.

— Просто... вау! — выдыхаю, касаясь собственной щеки. С отражения на меня смотрела настоящая куколка. Нежные тона, розовые губки с легким блеском, глаза ставшие больше от подводки и от рождения пышные ресницы ставшие еще больше...

— А я и не знала, что у тебя волосы синего цвета.

— Ну, с моими проблемами мазохиста еще и необычный цвет волос было бы уже слишком.

— Возможно ты прав... или права? — лукаво на меня смотрит, одновременно аккуратно натягивая мне на голову тонкий белый обруч с парой бантиков по бокам, от чего у меня на голове формируется очень густая, хоть и короткая челка.

— Наверно ты права, — подыгрываю ей и, постаравшись как можно плавней встать на ноги, ловлю пальчиками колечко на ее ошейнике. Подтягиваю к себе и целую, дразня язычком ее собственный.

В какой момент мы оказались стоящими на коленях на кровати я даже сказать не могу — настолько нас поглотили поцелуи. Просто в какой-то момент понял что мы прижимаемся друг к другу стянутыми корсетами животиками, а наши руки слепо шарят по телу друг друга в безумной попытке доставить партнеру еще больше удовольствия и урвать его же и себе. И кроме звуков судорожных вдохов слышен лишь скрип пружин кровати, на которой мы затеяли возню.

А потом Китти запустила руку ко мне под юбку и нащупала стоящий колом и туго прижатый не тянущейся тканью шелка трусиков к моему же лобку мой член, что в таком положении казался беспомощно открытым.

Проведя пару раз по его длине и аккуратно поласкав затянутые шелком яички, она выдохнула прямо во время очередного затяжного поцелуя:

— Я хочу тебя. Хочу тебя в себе.

— Х-хорошо, — улыбаюсь сквозь поцелуй и обняв ее за талию как можно сильней, аккуратно заваливаю нас на кровать так, чтобы Китти оказалась подо мной. После чего привстаю на руках дабы полюбоваться на нее.

Разметавшиеся по постели волосы, полный безумной страсти взгляд, юное тело затянутое в черный с белым шелк, освобожденная от лифчика грудь, прикушена нижняя губа, разведенные и согнутые в коленках ножки.

Склонившись, вновь целую ее, одновременно аккуратно спуская с нее трусики.

— Оу... — тяну, когда нащупываю напротив ее лобка пластиковую конструкцию.

— Я... — ее взгляд вильнул, а она покраснела, хотя казалось что больше это уже невозможно. — Я хочу быть для тебя желанной девушкой... всегда.

— Ты и так самая желанная, — улыбаюсь, слегка сжимая не закрытые пластиком пояса верности ее яичка, тем самым вызывая у нее полный желания стон. — Но я ценю твою жертву... нет — твой подарок. И сделаю все, чтобы ты не пожалела о нем сама. Но... — сжимаю их чуточку сильней и тяну вверх. — Надев это самостоятельно ты ставишь себя ниже меня. Потому даже если завтра на мне окажется подобное украшение, даже если мы вдруг поменяемся ролями — ты все равно будешь принадлежать мне. Но никак не наоборот. Согласна?

— Д-да... госпожа, — стонет она вновь закусив нижнюю губу и заведя руки над головой, цепляется за изогнутые детали металлического изголовья кровати.

— Хорошо. Я буду твоей... госпожой. Думаю это будет даже интересно, — улыбаюсь, одновременно осторожно приспуская свои трусики, в чем Китти мне активно помогает, и тем самым давая волю своему дружку.

— П-постой... — тихо шепчет Китти. — Там, под кроватью к-коробка. Достань ее.

Несколько удивленно глянув на нее, все-таки выполняю просьбу. Для этого даже не надо слезать с кровати — удается ручку коробки нащупать и так.

А когда ставлю сбоку от себя на подоконнике, что был аккурат возле кровати и заглядываю внутрь, то не могу сдержать удивления. В пластиковом контейнере просто огромное количество различных вещей для БДСМ игр.

— А ты оказывается шалунья, — улыбаюсь.

— В какой-то мере это ты виновата. Ведь имея друга мазохиста сложно не заинтересоваться тем, что же может так возбуждать. И в общем... вот.

— Хорошо. Так ты хочешь чтобы я использовала это на тебе? Так?

— Д-да... пожалуйста, — тихо добавляет она, видя мою улыбку.

— Есть пожелания?

— Д-да... — она потупляет взгляд и аккуратно садится, после чего неловко разворачивается ко мне спиной, одновременно сводя сзади руки. — Армбайндер, — тихо шепчет. — Я всегда хотела лишиться девственности в нем.

— Хм... — смотрю на узкий кожаный мешок с мелкой шнуровкой как на корсете. — Это будет тяжело и даже чуточку больно.

— Я знаю... но я этого и хочу, — в подтверждение своих слов она изворачивается так, чтобы не зацепить меня своими ножками и теперь лежит на животике, прилежно сцепив пальчики рук в замок за спиной.

— Хорошо. Да будет так, — и взяв в руки это качественно изготовленное изделие, медленно начинаю натягивать на руки активно помогающей мне в этом Хаямы. Следуя ее просьбе, затягиваю ремни накрест на ее груди — чтобы снять армбайндер у нее самостоятельно просто бы не вышло.

Когда же начинаю шнуровать мелкую шнуровку так похожую на ту, что на ее корсете, тем самым медленно сводя ее локотки вместе, то она лишь время от времени чуть прогибается назад. А когда локотки почти касаются друг друга, она почти выгибается дугой и тихо стонет, а потом мелко содрогается.

— Ах... больно... но хорошо... — горячечно шепчет она, слабо извиваясь.

Почувствовав странное желание, я все же решаю ему последовать, а потому ее широко разведенные и согнутые в коленках ножки, между которых я все это время стоял на коленях, оказываются захлестнуты широкими ремнями, тем самым не давая их разогнуть.

Чуть отстранившись назад, помогаю ей перевернуться на спину и аккуратно роняю Китти на мягкую подушку. Но даже так стянутые за спиной по всей длине руки причиняют ей легкую боль. Но прикушенная нижняя губа и блеск глаз однозначно говорят о том, что она получает от этого сильное удовольствие.

— Госпожа, — тихо стонет связанная горничная извиваясь на подушке и пытающаяся посмотреть в мою сторону, но корсет-ошейник, что она сама надела на свою шейку, не дает ей этого сделать и она вынуждена смотреть в потолок. Улыбнувшись, я тем временем полностью избавляюсь от своих кружевных шортиков. Сейчас они будут только мешать.

Мои руки затянутые в перчатки скользят по капрону ее чулок слегка разводя в стороны ножки что неспособны разогнуться в коленках и от того выглядят еще желанней.

— Привет, — шепчу, нависнув над ней и обжигая ее грудь своим горячим дыханием, а после захватывая губами ее правый сосок, одновременно правой же рукой сжимая ее левый сосок, от чего она издает хриплый протяжный стон.

Левая же рука в это время вновь оказывается у ее промежность и чуточку грубо массирует натянутую из-за пояса верности мошонку. Китти начинает более глубоко и тяжело дышать, а ее ножки пытаются судорожно обхватить меня с двух сторон. Чуть усиливаю хватку на ее яичках, и она начинает содрогаться в оргазме.

— Ням... — медленно слизываю вытекшую из пластикового корпуса пояса верности сперму прежде чем та впитается в мою перчатку.

— Госпожа... прошу... — хриплый, умоляющий голос просто Китти сводит меня с ума.

Мой взгляд падает на коробку с игрушками.

Комнату наполняет по-девичьи звонкий вскрик боли — это найденные жестокие зажимы для сосков занимают свое положенное место на груди моей добровольной рабыни.

Подавшись вперед, я практически ложусь на беспомощное, связанное тело горничной, благодаря чему наши лица оказываются в опасной близости друг от друга.

Ее глаза затуманены и смотрят в никуда — она переживает очередной, острый оргазм, вызванный в этот раз чистой болью от зажатых сосков.

Заметив проблеск сознания в ее глазах, сильнее прижимаюсь к ней и начинаю тереться о ее животик своим. Пускай корсеты сжали наши талии, сделав их очень тонкими, но все-таки им далеко до "песочных часов". Чувствую как мой член касается ее плененного в пояс верности. Ощущение мягкой груди с плененными в металл сосками под моими собственными твердыми как камень еще сильней меня раззадоривает.

— Ах... — она рефлекторно открывает ротик чтобы сделать глубокий вдох, чем я и пользуюсь одаряя ее страстным поцелуем. На мгновение появляется дикое, непреодолимое желание оказаться в таком же армбайндере и продолжить этот поцелуй в вечность.

Но так как меня некому так связать, приходится перенаправить свой порыв на столь желанную и прекрасную в своей беспомощности Тацукити.

— Ты прекрасна, — нежно шепчу, проводя ладонями по внутренней стороне ее бедер. Уделяю некоторое внимание все так же туго натянутой небольшой мошонке, зажатой поясом верности. Членик Китти полностью занял внутреннее пространство пластиковой оболочки и слабо пульсирует от возбуждения.

Вновь отстранившись предвкушающе улыбнувшись и тяну за цепочку, соединяющую пару серебристых зажимов сейчас терзающих ее соски. По мере натяжения цепочки, плененная горничная начинает извиваться а после старается прогнуться дугой, чтобы уменьшить острое, колючее напряжение, что испытывают ее соски. С тихими щелчками зажимы слетают с двух твердых горошин в обрамлении розовых ореолов. Раздается новый болезненный вскрик и Китти судорожно дергает тазом.

— Ара-ара! Надо же, — притворно удивляюсь проводя ладонью по мошонке на которую медленно капала горячая сперма пленницы. — Ты вновь умудрилась кончить от зажимов. Ты просто прелесть.

Собираю ее себя и медленно размазываю его по собственному стоящему колом члену, а остатки частично сам слизываю, а частично заставляю слизать с моей перчатки рабыню.

— Но теперь пора приступать к основному блюду. Надеюсь попку ты подготовила?

— Д-да госпожа. Когда шла к вам на встречу и еще потом раз, — горячечно шепчет Китти отводя взгляд в сторону.

— Тогда... — провожу ладошкой по попке и нащупываю там нечто инородное. — Ара... — удивляюсь, поняв, что нащупал металлическую анальную пробку. Осторожно подцепив край пальцами вынимаю ее из горничной. Рассматриваю на свету влажно блестящую от смазки металлическую каплевидную "пулю".

Закусив нижнюю губу решаюсь на пришедшую сейчас идею и... медленно ввожу анальную пробку в себя. Чуточку непривычно, но безумно возбуждающе. Мой член вновь ноет от напряжения.

— Что ж, на чем мы остановились? — нависаю над ней и медленно вхожу, одновременно говоря: — Ах да... Приятного мне аппетита!

Когда член полностью проникает в ее нутро, моя милая горничная прогибается дугой назад несмотря на то, что находиться в тугом бондаже. С ее горла вырывается слегка хриплый стон наслаждения. И который становится более громким и звучным, стоит мне сделать первое поступательное движение.

Замираю на минуту, давая ей время придти в себя и осознать происходящее

От этого ее колечко сильней сжимается вокруг члена вызывая уже у меня волну острого возбуждения, что дополняется напряжением уже моего ануса вокруг анальной пробки.

Я успеваю сделать в лучшем случае с десяток движений, когда бурно кончаю прямо внутрь нее, вызывая уже у горничной очередной оргазм. Мы кончаем вместе и очень бурно.

Наваливаюсь вперед, тем самым вжимая ее в кровать и ощущая прижимающийся к моему лобку пластик ее пояса верности и то, как вытекающая с него сперма пропитывает наши корсеты. Чуть еложу вновь набухающим от возбуждения членом внутри нее, одновременно захватывая ее судорожно хватающий воздух ротик в затяжной поцелуй.

И не разрывая оной, начинаю очень медленно вновь двигаться в ней. Туда-сюда. Туда-сюда.

Провожу по ее связанным ножкам руками, медленно подбираясь к лодыжкам. Мимоходом отмечаю как она старается тянуть носочки, от чего ее ножки превращаются в прямую трассу желания.

Хватаюсь за каблучки и слегка тяну за них вниз, заставляя ее вытянуть носочки еще сильней. Разрываю поцелуй и одновременно с этим начинаю двигаться в ней более интенсивно.

Ощущая приход очередного оргазма, со всей возможной силой обнимаю ее за талию, вынуждая вновь прогнуться ко мне.

Кажется, что новый заряд спермы влитой в нее еще больше чем предыдущий.

Небольшая пауза разбавленная поцелуями и ласками ее беспомощного тела, сменяются очередным заходом.

Раздается громкий вскрик и Тацукити трясется подо мной в поистине сильном оргазме — возвращенные в плен зажимов соски невероятно чувствительные и потому просто взрывают сознание своей хозяйки пламенем оргазма замешанного на острой короткой боли.

Медленно выхожу из ее попки, отмечая как сперма толчками вытекает из нее. Потому беру из коробки небольшую анальную пробку, на которой замечаю грушу для накачки и с удовольствием ее облизав, не обращая на вялые протесты обессилившей пленницы, ввожу ее ей в попку. Подкачиваю, пока Китти не начинает более интенсивно выражать процесс слабо извиваясь.

Порывшись еще немного в коробке, нахожу там кляп для поцелуев. Ну это такой кляп с четырьмя ремешками, что позволяет в "поцелуе" соединить двоих. Этот к тому же полый и имеет кучу дырочек, благодаря чему слюна ничем не блокируется. Зато дырочки за маленькие для языка. Потому преодолев вялое сопротивление рабыни, помещаю шарик ей в рот, не забыв туго затянуть ремешки у нее на затылке.

Освобождаю от неудобной позы ножки... чтобы тут же стянуть их поочередно в лодыжках, над и под коленками, а также в бедрах, не забыв убедится в том, чтобы плененный в пояс верности членик не оказался зажат между последних. Это больно все-таки.

Лежащая теперь нормально на кровати, а не на подушке пленница с возрастающим страхом и возбуждением смотрит как я двумя пальчиками беру за середину цепочки соединяющей зажимы. Судорожно зажмуривается в момент, когда та натягивается.

Комнату наполняет вскрик, частично заглушенный кляпом и гулкое дыхание — очередной болезненный оргазм не заставил себя ждать. Я же тем временем со всеми осторожностями поправляю и застегиваю на ней лифчик.

Теперь уже абсолютно беспомощная горничная может только наблюдать за моими действиями. А они для нее несколько странные.

Во-первых я нахожу среди всех игрушек такой же, как и ее, только не прозрачный а розовый пояс верности и с видимой сноровкой запираю своего дружка в нем. Нахожу отброшенные на край кровати шортики и неспешно их натягиваю, что в свою очередь вызывает легкую ноющую боль в поясе верности, что также туго прижимает к паху. Но для меня боль это удовольствие.

Сев на кровати, подтянув к груди ноги я сковываю свои лодыжки парой матово блестящих кандалов со встроенными в дужки замочками. Цепочка между ними всего сантиметров двадцать. И в сочетании с моими белыми чулочками и изящными нежно-розовыми туфельками смотрятся кандалы неожиданно органично.

— Ты кажется догадываешься что нас ждет, — улыбаюсь пленнице, проводя по ее щеке ладонью. — Эту ночь мы проведем в относительно равных условиях — туго связанные и притянутые друг к другу. Надеюсь ты не против?

В ответ горничная качает головой насколько это позволяет ей ошейник-корсет и улыбается несмотря на огромный кляп во рту, что к тому же ремешками врезается в края ее губ.

Наблюдаю за ее реакцией параллельно застегивая на своих запястьях браслеты ручных кандалов. Они не соединены цепочкой, а только имеют кольца для крепления карабина или замка.

— Я рада, что ты разделяешь мое желание, — говорю, пристраиваясь параллельно ей и двумя ремнями стягивая наши ножки чуть выше колен друг к другу. Еще один, особо широкий ремень, стягивает наши талии.

— Ам... — захватываю губами свою "дольку" кляпа и затягиваю ремешки также туго как и у нее.

Теперь остаются последние пункты.

Скидываю на пол коробку с остальными игрушками чтобы не мешалась.

Завожу руки себе за спину и нащупываю отложенные пару широких кожаных браслетов соединенных цепочкой. Вслепую размещаю их на предплечьях и затягиваю потуже. Это конечно не то самое, что армбайндер или если бы меня связывал кто-то другой, но хоть какое-то ограничение в подвижности локтей. За этим нащупываю отложенный электронный замок с выставленным таймером и захлестнув в его дужку колечка на обоих браслетах ручных кандалов, зажмурившись от того, насколько гулко начало стучать сердце, защелкиваю дужку. Теперь придется ждать пока не сработает таймер на замке и я смогу освободить нас обеих от плена.

Тацукити слегка извернувшись, нежно потерлась кончиком своего носика о мой. Одновременно с этим я почувствовала, что она улыбается. И не смогла не улыбнуться в ответ, потершись уже своим носиком об ее.

Впереди нас ждало девять часов тугого бондажа и абсолютной беспомощности в компании друг друга, разбавленного произвольными оргазмами, сопровождающимися, скрипом кожи армбайндера и ремней, перезвоном цепи кандалов, и тихими, но полными возбуждения и желания стонами двух добровольных сисси-пленниц.