Терапия

Предисловие: этот текст я написал для моей замечательной подруги, Амаль. И для себя тоже, и для всех, кто этот треш прошел, кто знает, во что жизнь превращается с депрессией.

Спасибо редакторше "не хочется думать", чудесной Странной гостье, прочитавшей это первой, и другим моим чудесным подругам. Я вас люблю.

Триггер-ворнинг: неграфичное насилие, упоминания насильственных отношений, попытка суицида.

Глава 1

Грязный город, полный смрада, копоти и криков. Город, как полис, как мир, стягивающий воедино своими дрожащими от натуги жилами тех, кто внутри. Дергающиеся марионетки-Переживания, они брели по улицам, жалкие жертвы своих протекторатов: своих властителей, своих рабов, наполнявших жизненной силой их слабые, полупрозрачные тела. Люди — отраженные едва заметными тенями — правили Переживаниями, подчинялись им, связанные мощными жгутами контроля. Всего несколько десятков шагов от приличных, ярких и светлых Внешних уровней, по извилистым тропам вниз на пять-шесть уровней в дрожащую глубину — и цивилизация таяла. Здесь не бывало слабых. Слабые, нежные никогда не опускались ниже пары уровней.

Здесь они просто не выживали.

— Хэ-эй! Ты не меня ищешь, а? Эй! Я с тобой разговариваю!

Глупый, развязный тон. Идущая притормозила, потом обернулась. Черный, сильно надвинутый капюшон скрывал ее лицо, но из-под края мантии не тянулось ни единого жгута к протекторату — признак свободной Эмоции.

— Я тебя знаю!

— Все меня знают.

Поразительно, насколько они различались. Свободная стояла ровно, не шевелясь. Вторая же — дрожащее, дергающееся, мерцающее обнаженное тело, сине-голубое с зелеными тонами — было сплошь пронизано снизу вверх, до центрового узла, синим сиянием жгута. Жгут разделялся на тонкие линии, свивавшиеся узлом в районе груди, оплетая тонкими линиями всего один крупный октаэдр, переливающийся отражениями человека внутри. Едва оформленное лицо говорившей — Переживания — напоминало бронзовую посмертную маску, на треть стершуюся от времени. Узел в груди пульсировал, то свиваясь, то расслабляясь вокруг протекторного образа, составлявшего ее суть.

— Ты меня ищешь!

— Уверена, что нет.

Не хотелось с ней связываться. Ищейки тут рыскали повсюду, их длинные вибрирующие алые носы уже наверняка почуяли чужой слабый протекторат. И правда — справа и снизу раздался вой, тоненький, вибрирующий, и вспыхнули ярче фонари.

— Уходи наверх, — посоветовала свободная, но вторая скользнула ближе, неловким шагом марионетки.

— Я тебя знаю, — лихорадочно прошептала местная, юная, глупая, — ты Счастье. Ты ничего со мной не сделаешь!

Она ударила в черный балахон, но лишь запуталась в материи, дернулась, взвыла — ищейки взвыли в унисон.

— Лучше я, чем они, — прошептала свободная.

Они обе смотрели на узкую, глянцевито-черную руку, с дорожками белых искр, сжимающую узел протектората сквозь слабую плоть.

По руке проскользнули тонкие синие тени, и жгут задрожал, отзываясь.

Маленькая девочка, лежавшая на кровати, отражалась в октаэдре вся, до кончиков пальцев ног. Переживание беспомощно замерла, когда вторая черная рука, с густо-синими искрами, пробегавшими от локтя до пальцев, тоже сжала узел.

Еще две руки показались из-под балахона, спрядая, переплетая, изменяя жгут. В тишине — даже ищейки затихли — слышны стали всхлипы из шара.

Жгут дернулся сильнее, и в раздробленном обесцвеченном отражении показалась крупная седая женщина. Она села на постель, погладила девочку по растрепанным иссиня-черным непослушным кудрям.

"Мама не придет!" — далекое эхо вопля заставило вздрогнуть тонкие черные пальцы, — "мама не придет! Никогда!"

"Ну же, Дафна, ну же", — женщина все гладила и гладила девочку, а жгут становился тоньше, и расплетался, — "ну же, милая. Пойдем. Тебе нужно покушать немного. Мама оставила тебе сыр и хлеб, и маленькую шоколадку. Она передала, знаешь? Мама будет любить тебя всегда-всегда. Пойдем".

Ноги девочки уже не попадали в отражение. Потом и женщина исчезла из отражения. Еще немного — и они обе пропали, просто вышли. Последние пряди жгута, перевязанные тугими петлями, расслабленно провисли.

— Лучше я, чем они, — свободная придвинулась ближе.

В плоском, стертом лице — блестящем, истаивающем — отразилась темнота под капюшоном. Темнота и четыре ярких глаза: справа белые, чуть в золото, слева чистые, глубокие синие.

— Ты не Сча...ст.. ты не.. — шепот затихал.

— Не только Счастье, — свободная тяжело вздохнула, и подхватила выпавший пустой октаэдр, схлопнувшийся в руках до плоскости, — но и Печаль.

Нижний уровень тесно смыкался с черными глубинами, безднами, куда высшие не рисковали спускаться.

— Она была безобидной, — первый голос из-под капюшона звучал раздраженно.

— Острая тоска? Безобидная? Да ты шутишь, подруга! — второй голос отличался резкой хриплостью, будто говорившая давным-давно простыла, да так и не поправилась.

— Она просто возомнила себя вечной и непрерывной. И могла бы такой стать, ты знаешь.

— Именно поэтому! Ее все равно бы сожрали.

— Тут ты права.

Паукообразные здания простирали над ними свои пульсирующие ветви. Жгуты протекторатов скользили по стенам вверх, уходя к Внешним Уровням, на них, пульсируя, гнездились паразиты. Свободная не касалась их и шла вперед, скользя мантией по полупрозрачному, сотканному из таких же ветвей полу. Что-то блестящее мерцало впереди, она ускорила шаг.

И замерла, как только смогла рассмотреть. На выступе здания лежала мертвая птица. Она еще светилась мягким салатовым цветом, но тончайший жгут, тянувшийся от нее, уже расплелся.

Четыре черные руки бережно подняли ее.

— Уже шестая. И опять из положительных.

— Кто бы гончих так травил, — согласился хриплый голос, — им ничего не сделается.

Жгут был оборван, будто перепилен тупыми, короткими зубами. Бережно положив птицу обратно, свободная пошла дальше, неторопливо размеривая пространство своими шагами.

Рычание и свист стали ближе. Здание, напоминающее усеченную пирамиду, скрывало за своим углом стаю гончих. Свободная шла мимо, не ускоряя шаг, не реагируя на них. Одна из тварей оторвалась от своего мерзкого пиршества, уставилась на нее — и свободная вернула взгляд.

У гончих Кошмара были длинные, вытянутые рыла, испещренные неприятного вида отверстиями. В них что-то копошилось. Тварь зарычала, и в полутьме стало очень хорошо видно ее зубы. Челюсти немного выворачивались, так, что видно было, как их много. Как глубоко они уходят, прямо в глотку.

Паучьи длинные лапы, бочкообразное тело, покрытое колючей щетиной, нервно вьющийся длинный хвост, завершенный крюком, на котором флажком метался обрывок чужого жгута.

Их жертва была сильнее одинокой Тоски. В узле скрывалось несколько пирамид, пара октаэдров, и гончие жадно грызли их, освобождая от обвязки, чавкая, когда в пасть попадала уже полурастаявшая плоть. Не понять даже, что это было за переживание.

Гончая завернула свои челюсти еще сильнее, и мотнула башкой — мол, проходи.

— Не наглейте, — проговорила Печаль своим хриплым голосом, и гончая, зашипев, присела.

— Пошли, — Счастье раздраженно поправила капюшон, — не будем терять время.

* * *

На пред-внешнем уровне даже дышалось иначе. Мерцающий свет проникал сквозь переплетение зданий, маняще обрисовывая в полумраке вывеску, и на ней даже сидела птица. Одна из немногих оставшихся, золотисто-зеленая с голубыми перьями.

Свободная прошла сквозь тонкую мембранную дверь, погружаясь в звенящий грохот музыки.

У стойки она налила себе два стакана, один на треть, второй до верха. За стойкой никого не было, только мерцало в такт музыки внутреннее освещение. Зал открывался сразу за арочным переходом. Мерцание и пологи искрящегося света скрывали, как мало сейчас посетителей. Правее находился обширный диван, занятый весь целиком крупным, свободно раскинувшимся телом. Жгутов протектората здесь не было.

— Бар для свободных эмоций, — проговорила Счастье, вытягивая себе из пола стул, — мне не нравится это название, ты знаешь.

Массивная, тяжелая дама напротив ухмыльнулась и кивнула. Фрак стягивал ее тело, так, что оно едва не выливалось через узкую горловину декольте, черты лица же были будто из камня вырублены скульптором, не очень-то беспокоившимся о заглаживании шероховатостей.

— Твой дурацкий балахон меня нервирует, — она протянула свой бокал, почти пустой, и коснулась того, в котором было на треть, — это чтобы второй раз не бежать? — кивнула она на второй.

— Информация, Власть. Мне нужна информация.

Узкая черная рука сжала бокал так, что он задрожал.

— Знаешь, — Власть улыбалась теперь еще шире, — твоя наглость поражает. Вообще-то обычно за информацию платят.

— Да. И я спишу тебе долг.

— Какой долг? — картинно всплеснув рукой, Власть подхватила бокал и залпом осушила, — это ты меня бросила.

— После десяти тысяч обвинений, что я ворую твою силу. После того... что ты сделала. Не увиливай, — Счастье наклонилась немного вперед.

— Ты действительно забирала мой протекторат, — Власть пожала плечами, — становясь счастливыми, они забывали о том, чтобы желать власти. И это довольно неприятно, знаешь ли.

Она с интересом вглядывалась в тень, скрывающую лицо.

— Ты что-то от меня скрываешь.

— Я не буду отвечать, — Счастье отмахнулась, — и ты знаешь, что я хочу узнать.

— Да-да, то, что ты хочешь узнать все эти годы, что происходит с твоим протекторатом, почему у всех он растет и только у тебя остается прежним, — Власть улыбнулась, — ты не думала о том, что ты просто стареешь? Ты отомрешь, как рефлекс управления хвостом. Люди больше не бывают счастливы подолгу.

— Даже птицы впечатлений умирают, — кивнула Счастье, — я заметила. И это неправильно.

Черные, матовые камушки глаз Власти немного прищурились. Ее тускло-серая, стального цвета кожа совершенно не просвечивала, а узел протектората скрывал фрак, но Счастье хорошо помнила, как он выглядит. Вряд ли что-то изменилось — завораживающее мерцание, сотни тысяч граней, сплавленных друг с другом, отражающихся в отражениях друг друга. Намного больше, чем у нее. Намного сильнее.

— Кстати, познакомься,— Власть резко натянула один из поводков, тянущихся от дивана назад, и на один жуткий миг Счастью показалось, что на зов к их столику взлетела гончая Кошмара.

Нет, не она. Создание скорее напоминало не собаку, а ночную бабочку с длинными, цепкими ногами и хитрыми скошенными глазами. И правда — пристроившись, оно распустило короткие подрубленные крылья, на которых не смогло бы летать. Перед крыльями трепетали коротенькие обрубки-надкрылья, признак истинной природы твари — жука. Розовато-золотистый узор с тела перетекал на крылья, расходясь радугой.

— Ты сама его сотворила?

— Порождение новой эры, — Власть с гордостью почесала тварь за шеей, — протекторат зовет это "романтической любовью". Привело ко мне больше людей, чем даже изобретение пыток.

Счастье хмыкнула, запрокинула голову, осушая бокал — и в тот же миг рука Власти сдернула с нее капюшон.

— Так-так, — она улыбалась во все лицо, — и вот, значит, кого ты выбрала мне на замену. До слияния, Счастье, ну как же не стыдно! Посмотри на себя!

Гневный взгляд только заставил Власть рассмеяться. Один из пологов обернулся зеркалом, отзываясь на ее приказ и послушно отражая две фигуры. Стальная могучая Власть картинно выпрямилась, рассматривая вторую фигуру.

Вторых.

Белое с синим на лице перетекало через мягкую границу, постоянно колебавшуюся. Справа была белизна — ослепительный белый, светящийся белый, в котором едва угадывались черты: тень у глаза, сам глаз, изгиб скулы, морщинка у губ. Справа же под кожей клубилась переливчатая густая синева — от нежно-голубого на лбу, к зеленовато-морскому на подбородке, плавно уходящему в черноту на шее. Четыре глаза: два левых, самого глубокого синего оттенка, прищурились, два правых выражали спокойствие. Граница дернулась влево, так, что рот остался полностью на синей стороне.

— Наконец-то мы встретились, — хриплый голос Печали заставил Власть улыбаться еще шире.

Граница метнулась вправо, и голос Счастья, более чистый, резко ее осадил:

— Печаль, не время. Власть, мне нужна информация. Я видела не только мертвых птиц. Умирают и твои жуки. Только сегодня трое. Умирают бабочки Дружбы, но она со мной не разговаривает.

— Еще бы. Тебя же вышибли из Союза положительных, — Власть хмыкнула, — ну, а что касается долга... возможно, я тебе немного и должна, но не могу ничего сказать. Я отказываю тебе в последний раз. Хватит. Просто успокойся.

— Когда твой протекторат забирают гончие Кошмара, ты чувствуешь это? — спросила Счастье ровно.

— Да, — Власть содрогнулась, и, отзываясь на ее пальцы, тихонько заскулила жучиная Любовь.

— Когда эта тварь забирает моих людей, я не чувствую ничего после. Ни их отраженных мучений, ни восторга, ни страха даже. Они не переходят в другой протекторат. Они живы, но не испытывают... ничего. По крайней мере, не меня.

Власть кивнула. Она молчала недолго, с интересом проводив взглядом стакан, выпитый Печалью.

— У второй те же проблемы?

— Да.

— Нет, — отрезала Печаль, — мне просто нравится таскаться в одном теле с этой маньячкой.

Власть рассмеялась:

— Я бы поцеловала тебя, но она воспримет это как наглость.

— И восприму, — подтвердила Счастье.

— А что до той, кого ты ищешь... — Власть глянула на стойку сквозь переливчатый полог, — ты ничего ей не сделаешь, потому что это не эмоция.

— Ты шутишь. Каждая третья Тоска представляется Депрессией.

— Они — безмозглые однодневки на жгутах и без опыта, и не смотри на меня так, ты сама это знаешь. Депрессия — не эмоция. Ладно. Она — болезнь. А теперь иди отсюда, — Власть еще раз глянула на дверь.

— Осторожнее. Еще немного, и ты присягнешь Страху, — Счастье вновь накинула капюшон, скрывая свое разделенное лицо.

— Все мы присягали императрице, — Власть отвернулась, вычесывая розоватый мех своей твари, — Все мы, Счастье. Кроме тебя.

— Мне некому больше присягнуть, — кивнула Счастье, — Великой Жажды больше нет.

Розоватая глупая тварь Любви урчала под ласковыми пальцами Власти, и ее любимые жуки уже тянулись, желая свою порцию ласки.

— Будь осторожнее, — крупная рука сжала ее ладонь, — я не слышала, чтобы свободные эмоции умирали. Не становись первой, пожалуйста.

У выхода из бара лежала мертвая птица.

Императрица-Страх пронизывала город. Она сама была городом, казалось, и не было укрытия от глаз многих тысяч ее пауков. Ее младшая сестра — Кошмар — наводнила все нижние уровни своими слепыми гончими.

Счастье остановилась, выйдя на площадь из переулка, туда, где Внешние гряды пропускали удивительно много света, выгибаясь сверху вниз глубокой Срединной бороздой.

Здесь были установлены картины, отражающие состояние Города. Когда-то Жажда и Страх отражались на главной из них вместе, деля одно на двоих тело. Десять мерцающих светлых рук, разделенное границей лицо, багрово-алое слева, золотое — справа. И даже сама Счастье бывала на малых картинах — справа от Власти, между Надеждой и Наслаждением, сестрами Радости.

Эта картина давно выцвела и осыпалась, как и все, отражающие союз Положительных, и даже картина с Властью сменилась Кошмаром. Багровый лик Страха ничто больше не теснило. Императрица и сейчас щерилась с великим высокомерием, будто взирая с картины на жалкие переживания внизу, и вовсе не скрывала больше, что из-под мантии вниз струились жирные, толстые щупальца, уходившие глубоко под нижний слой. Они обе — Жажда и Страх — были родом оттуда, из самых жутких и мрачных глубин.

Но теперь что-то было не так с этой галереей.

— Кошмар подвинули, — первой заметила Печаль, — смотри, кто это может быть?

Картина, на которой еще сегодня утром щерилась на мир младшая сестра Страха, теперь казался больше. Она как будто не помещалась в рамке, выворачивалась из нее, вспучивалась, и рассмотреть, что же она изображает, было непросто.

— Ненависть? — предположила Печаль, — черный меч, нет глаз. Куда она этим мечом целится, видишь?

— Это не Ненависть, — Счастье заставила их общее тело сделать шаг назад, — Ненависть в правом углу.

На их глазах экран рывком расширился, позволяя, наконец, рассмотреть, как черная фигура без глаз, но с очень большим ртом, полным очень острых зубов, вонзает меч себе в грудь. Прямо в узел протектората.

— Ох, нет... нет,— Счастье прижала к груди все четыре руки, — Госпожа наша великая Желающая, почему же так... Печаль, это Жажда, но Жажда — Самоубийства!

* * *

Чем ниже они шли, тем большая вокруг взбухала паника. Свободная едва не цеплялась за чужие жгуты, протянутые за высыпавшими на улицы одинокими переживаниями на одного-двух человек в протекторате. Под ногами, глубже нижнего уровня, ворочалось что-то огромное, жуткое — так было, когда исчезла Жажда, то ли убитая, то ли уснувшая, тогда тоже все дрожало, ворочалось, изгибалось, тогда тоже взмывали из прорех длинные щупальца, тянущие вниз всех, чьи жгуты попадали в захват.

— Счастье! Счастье! Да постой же ты!

Свободная оглянулась, и едва не прибавила шаг. Одна из близняшек Радости пыталась нагнать ее, спотыкаясь в своем красивом и непрактичном платье.

— Что происходит? — она схватила сквозь мантию плечо Счастья, — ты знаешь, что творится?

— Что?

— Надежда исчезла! И... я ее не чувствую. Ни ее, ни ее протекторат. Она же не может умереть! Но ее нет!

Счастье открыла и вновь закрыла рот. Сбросила руку рывком плеча.

— Не ты ли, Наслаждение, говорила, цитирую, "не место среди нас, Положительных, той, чей протекторат совпадает с печальным", а? — раздался хриплый голос.

— Причем тут это, Печаль, — Наслаждение нервно переплела пальцы, ее огромные, зеленые, как нефрит, глаза полнились слезами, — Я хочу поговорить со Счастьем! Она еще там?

— ..а здесь, — начало фразы смазалось немного, и Счастье повторила, — я здесь. Но я не видела Надежду.

— Помоги мне ее найти!

— Ты ненавидишь Печаль и презираешь меня. Как я могу тебе помочь?

— Найди ее! — казалось, Наслаждение не слышала ни единого слова, — она была у Провала, я не знаю, зачем она туда пошла, а потом просто тишина! И ничего нет!

— Я разберусь, — Счастье с усилием удержала контроль над лицом, — оставайся здесь. Тебе не следует выходить. Оставайся тут.

Всхлипывающая Наслаждение осталась внутри. Улицы затягивала странная туманно-черная дымка, и она Счастью очень не понравилась. Странный горелый запах тянулся по улицам.

Пустым улицам. Как будто рассыпалось все, и Счастье не знала, что их ждет. Она шла вперед, сжимая руки в кулаках, осматриваясь. Мертвые пауки, мертвые гончие. Даже до гончих добрался мор! Еще немного, и с потолка посыплются отломанные ветви зданий!

Она торопливо скользнула вниз по проходу здания, добираясь до самой нижней его части по наружным изогнутым спускам, похожим уже скорее на тоннели. Свет остался далеко вверху, а тут, в глянцевой черноте, им едва было видно собственные руки. Обрывки жгутов начинались чуть в стороне, там, где сквозь овальное отверстие на цивилизованные уровни прорывались щупальца.

В четыре руки Печаль и Счастье приподняли один из жгутов, еще светящийся. Он, казалось, был к чему-то прикреплен — и, не выпуская его, они пошли вперед.

— Если тело останется тебе — займись расширением протектората, хорошо? — проговорила Счастье ровно, — давно хотела это сказать.

Печаль молчала, и Счастье добавила, чуть громче, чуть более нервно:

— Я думаю, Власть права. Я исчезаю. Люди перестают меня испытывать.

— Эта наглая тварь? Да ты шутишь! — Печаль расхохоталась, и, когда она продолжила говорить, отзвуки смеха еще доносились с разных сторон, будто тени погибших эмоций подхватили ее голос, — Власть жадная до глупости. Ей в наслаждение подколоть тебя, за твои проблемы! А ты добрая и доверчивая, как...

— Хватит, — голос Счастья тоже немного охрип, — я не добрая. Я не доверчивая и, бездны глубочайшие, не отзывчивая, и не все то, что ты хочешь мне сказать. Нет, — она перехватила контроль, не давая вмешаться Печали, — ты меня не знаешь, несмотря на смежный протекторат.

Граница перехода скользнула к Печали — но та не стала говорить. Она подняла руку мерцающую голубыми искрами, и нежно погладила белую сторону лица. Она улыбалась, и улыбка распространилась по губам, стирая жестко сжатые губы Счастья:

— Что с тобой было, когда ты подобрала меня? Я понимаю, ты была не в себе, но хоть что-то ты помнишь?

Черная рука, обвитая белыми искрами, взяла вторую руку за запястье и медленно прижала сильнее. Граница вновь скользнула по губам, открывая, как закушена нижняя.

— Нет. Я... когда исчезла Жажда... — она качнула головой, — мне было плохо. Без ее движущей силы мой протекторат разваливался на глазах.

— Ты сложная эмоция, — Печаль все так же улыбалась, — очень непростая, ведь правда? Ох.

Жгут, по которому они шли, легко оторвался от земли, показывая разодранные ошметки узла. Ни единой пирамидки не лежало в этих петлях. Ни единого ошметка плоти. Свободная направилась к следующему жгуту, тоже ярко мерцающему, потянула — правый конец подавался, левый — нет, и пошла по нему.

— Мы вряд ли найдем Надежду, — Счастье обеими руками перебирала жгут, делая вид, что не замечает руку Печали, все еще касающуюся ее щеки.

— Нет уж, не отвертишься, — Печаль рассмеялась, но без радости, — когда ты меня подобрала, я не была свободной эмоцией. Я тогда только появилась, было десятка три протектората, не больше.

Жгут снова оборвался пустотой. Здесь не сохранилось даже обрывков узла, и Печаль принялась задумчиво расплетать жгут, не спеша хвататься за следующий.

— Я... — Счастье вздохнула, и граница вновь не дала ей говорить.

— И весь мой протекторат совпадал с твоим, — с усилием продолжила Печаль, — все, что было. Ты могла забрать это. Как Власть! Меня почти не оставалось, я исчеза...

— Замолчи, — Счастье с трудом перехватила управление, и сжала ее запястья своими руками, заставила переплести все четыре ладони в замок, — не шуми. Я что-то слышу. Это не эхо!

Вокруг царила тишина. Звуки будто что-то подавляло. Растрепанные жгуты беззвучно гасли, и лишь сверху раздавались отдаленные, приглушенные тени звуков.

И тихое, глухое, сдавленное рычание послышалось справа и впереди, под самым большим спуском. Кто-то мог еще лежать там!

Свободная поспешила вперед, пробираясь сквозь все более сложный рельеф, испещренный складками и буграми, торопясь, уже расслышав не только рычание, но и стоны.

Три гончих кошмара окружили нечто вроде мотка ткани. Еще не рвали — или уже не рвали? Казалось, что с ней было что-то не так, что-то неправильно.

— Прочь, — Счастье сделала шаг вперед, нахмурившись, — прочь. Это не ваша добыча.

Твари зашипели на нее, низко припадая к полу, встопорщив шерсть. Слепые пятна на мордах — там, где должны были быть глаза — подрагивали.

— Убирайтесь! Кошмар ждет вас! — Счастье вскинула кулак, — я вас не боюсь!

Одна из трех, припадая на тонких паучьих лапах, попыталась подползти ближе, и Счастье, хмуро помянув Всежелающую, медленно вытянула из-под мантии прозрачный меч. В темноте его почти не было видно, но гончие отлично знали ее оружие. Знали, почему нельзя нападать на свободных.

— Прочь, — резко повторила Счастье — и с рычанием, презрительно изображая, что они просто отходят ненадолго, гончие ретировались.

— Благодарю, — спасенная поднялась, и оказалось, что под одеждой почти нет тела, такая она оказалась тоненькая.

Нежная. Из самых верхних, рафинированных, тех, кто даже на второй уровень не любит спускаться. Как занесло ее сюда, в черные глубины?

— Пойдем, — Счастье подняла ее за плечо — и только тут, ощутив округлую гладкость, поняла, в чем дело.

— У тебя нет рук? — прошептала Печаль мягче, — гончие?

— Нет. Я... появилась такой, — свободная приподняла плечи. Ее облегала свободная голубовато-серая ткань, так, что казалось, что руки просто прячутся в складках, — я почти нашла здесь кое-кого, но тут на меня напали.

— Это очень опасная зона, — Счастье глянула вверх, потом в темноту, где, кажется, снова что-то шевелилось, — что ты искала?

— Одну из эмоций. Свободных эмоций. Я видела, как ее утащили.

Они прошли немного назад, потом свернули в сторону — и, следуя указаниям спасенной, Счастье осторожно, в четыре руки вытащила из складки пола лежавшую. Еще по вычурному непрактичному подолу она догадалась, кого нашла, но смогла выдохнуть, лишь разорвав платье на груди и увидев, как ровно светится узел протектората внутри, скрывающий тысячи соединенных шаров.

— Надежда, — улыбнулась она, — сестра будет рада увидеть ее живой.

— Свободные эмоции не могут умереть, — спасенная подняла голову, — разве нет?

— Ты не эмоция? — Счастье приподняла бровь синхронно с Печалью, — почему ты этого не знаешь?

— Я... ох. Пойдем. Расскажу по пути. Ты сможешь ее донести?

— Конечно.

Спасенная весело шагала вверх по наклонному желобу, и, казалось, размахивала бы руками, если бы только могла.

— Я не эмоция, это да, — она оглянулась, припустила быстрее, — я вообще-то функция. Функция Города. Меня зовут Познание, — она дружелюбно улыбалась, — я никогда не видела таких эмоций, как ты. Не могу даже догадаться, кто ты. Если судить по мечу — должно быть, Счастье, но я видела Счастье несколько раз, и она была другой, такая высокая, белая, и в радужном плаще.

— Никогда не обращала внимания на функции, — повинилась Счастье.

— Потому что ты вообще невнимательная, — хриплый голос Печали заставил Познание подпрыгнуть, — не обращала внимание? А ты, мелочь, ничего-то со своих верхних уровней не видела! Двигайся, нам нужно укрыться в здании до нового прорыва.

— Кто это сказал? — шепотом спросила Познание.

— Разделенное тело. Соединенный протекторат, — Счастье невольно улыбнулась, — не слышала о таком?

— Только у Великих... Ого, — Познание завертелась на месте, отбежала на пару шагов, присела, пытаясь заглянуть под капюшон, — покажи-покажи-покажи!

Печаль поймала ее за ткань одежды, затормозила.

— Позже, — второй рукой она придерживала голову Надежды, — когда укроемся.

Рваное платье исчезало на глазах, не в силах сохраняться без сознательного контроля, и Познание пошла рядом, вглядываясь в запрокинутое полупрозрачное, фиолетово-розовое лицо, где будто двигалось что-то глубоко под слоем плоти.

* * *

Уровень за уровнем — Счастье то и дело выглядывала, поднимаясь по длинному спиральному подъему наверх — шокировали пустотой. Все забились по углам, замерли, и только медленно ползущая снизу черноватая дымка царила на улицах.

Выше и выше — до предпоследнего уровня. Выше — только Внешние Холмы, на них не выйти.

Надежда порой тяжело, коротко втягивала воздух, всхлипывала, не приходя в себя. Никто не мешал им идти, нести ее на руках. На миг замерев, Счастье оглядела здания Союза положительных. Так долго не было ей сюда ходу... теперь же сторожевые птицы, шипевшие ей вслед, пропали, и кругленькую, светло-розовую фигуру Наслаждения было видно от самого подъема.

Она сидела у порога, обняв колени, и смотрела вперед. Как будто боялась двинуться, боялась моргнуть — и молчала, пока они подходили, молчала, когда они вчетвером зашли.

В обширной приемной не было ни единой свободной эмоции. Как будто все они ушли — или спрятались, или смотрят и осуждают. Просторный, светлый, янтарно-розовый зал с фиолетовыми узорами, он был так ей знаком. Сколько часов тут Счастью объясняли, что она все делает не так? Усмехнувшись сама себе, она бережно положила Надежду на огромный, длинный стол заседаний, где сегодня располагались только они, как члены странного консилиума.

— Она ушиблась, я думаю, — Счастье провела рукой по мерцающему обнаженному плечу. Так непривычно было видеть ее без кружев, — или протекторат поврежден.

Свечение в груди было каким-то неровным.

— Это заражение, — Познание подлезла под ее руку, наклонилась, — видишь черные тени в глубине? Подними ей руку.

На тыльной стороне ладони что-то чернело. Будто бы язва... или ожог? Сквозь плоть видно было, как распространяется чернота, приближаясь к узлу протектората.

— Ты сможешь это убрать, — Познание подняла голову, — я не смогу, мне нужны твои руки, чтобы прооперировать ее. Вытащить.

— Что это? — прошептала Наслаждение, тоже приблизившись, похожая на тень самой себя.

— Это болезнь. Заразная болезнь, поэтому не трогайте ее руками, — Познание подскочила и ткнула ее плечом, — отойди. Ты сестра, да? Одна из сестер Радости? Уходи к своим, тут пока не на что смотреть.

— Я не уйду, — Наслаждение села на пол и снова обняла колени, похожая на медовую капельку, — никуда я не пойду. Это моя любимая сестра.

Счастье хмыкнула, и снова вернулась к рассматриванию.

— Будь аккуратнее, — предупредила Познание, — У тебя есть твой меч. Ты им, надеюсь, не только рубить умеешь?

— Кажется, она издевается, — хмыкнула Печаль, на миг отодвинув границу.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

— Доверься мне, — широко ухмыльнулась Познание, — три-четыре надреза!

Плоть легко расходилась под лезвием — слабеющая, обесцвечивающаяся плоть. Счастье старалась не торопиться. Познание весьма точно направляла ее, но все же руки-то были в ее плечах!

Печаль скрестила свою пару и с интересом наблюдала за процессом, но тоже старалась не мешать, и даже придержала слабое безвольное тело, когда Счастье едва ее не уронила, повернув на бок.

— Еще чуть-чуть, — Познание возбужденно метнулась на другую сторону стола, — вот так! А теперь ничего не трогайте!

Она хлопнулась на пол и прижалась к стене, потерлась — как будто пыталась пройти сквозь мембранную дверь.

Стена вздрогнула, прорастая короткой, раздвоенной на конце веточкой, легшей Познанию на круглое плечо. Она поднялась — и ветвь подросла, она сделала шаг вперед — удлинилась и ветвь. Осторожно подтащив тонкие дрожащие кончики к черной язве, Познание крикнула:

— Хватай! — и отпрыгнула в сторону.

Ветка дернулась вперед, вонзившись в плоть, и оплела черную ножку язвы. Потянула наружу, заставляя все тело безвольно вздрагивать.

— Держите ее! — Познание навалилась у плеча, Счастье обняла Надежду за пояс, не позволяя сползти, пока из тела медленно выползали многие длинные, тонкие щупальца. Создание билось, изгибалось, пыталось вырваться, и тело под руками вздрагивало от этих рывков, как неживое.

Последнее щупальце вышло беззвучно, и дрянь безвольно обвисла, позволяя втащить себя в стену.

— Капсула, — скомандовала Познание. В стене вспыхнула подсветка, показывая, как свернулась зараза внутрь небольшого пустого пространства.

За спиной раздались всхлипы и сдавленные ругательства. Надежда подняла голову, уронила, снова подняла. Наслаждение подскочила к ней, пытаясь удержать голову — и Надежда, с тихим "ох", закрыла глаза. Замерла.

— Она измучена, но будет жить, — Познание остановилась рядом, — позаботься о ней.

— Что это ты вытворила со стеной? — вмешалась Печаль, — вот это было интересно!

— Я — функция Города, — улыбнулась Познание, — Город подчиняется мне. В разумных пределах.

— А если сделать большую дырку в стене?

— Если это будет остро необходимо. Мы часто перестраиваем здания, например.

Слушая их болтовню, Счастье, не отрываясь, смотрела на дрожащее черное существо в капсуле. Мертвое? Живое? Она никогда не видела похожих созданий.

— Нам нужно вновь спуститься, — Познание подтолкнула ее плечом, — Депрессия уже распространилась, и широко. Мне нужны руки, чтобы справиться с ней.

— Депрессия? — Счастье уставилась на нее, чувствуя, как расширяются глаза на ее стороне лица, — ты сказала — Депрессия?

Черные петли, прорастающие внутрь сквозь точку контакта, стремящиеся к протекторату... к горлу подкатил ком, и Печаль резко сжала ее руку, приводя в себя.

— Да. Это — ее часть, — Познание мотнула головой в сторону капсулы, — но очень малая часть. Я думаю, она что-то сделала с Жаждой. Нам нужно спуститься и посмотреть. Твой меч будет очень кстати.

— Вы пойдете вниз? Я тоже, — Наслаждение решительно подошла к ним, глядя на Счастье до странного упрямо. Познание посмотрела на нее, потом на Счастье, и коротко качнула головой.

— Нет, — вмешалась Печаль, тоже прочитав этот жест, — оставайся здесь. Ты нужна сестре. Ты нужна Союзу. Вытащи всех, собери вместе, пусть следят за безопасностью. Я уверена, вы справитесь, если ты их возглавишь. Тормоши их, не давай Восторгу уснуть, пусть Изумление и Блаженство споют, пусть все остальные занимаются тем, чем они там обычно занимаются, а нам пора.

Печаль поймала Познание за плечо и быстро ретировалась, не дав Наслаждению ответить. Хихикнула она уже снаружи.

— Это был подлый ход, — заметила Счастье с одобрением, — теперь ее все проклянут. Но она всех займет.

— Главное, что она не будет внизу, — Печаль проговорила уже ровнее, — потерять обеих сестер Радости было бы слишком.

— Надежда справится. Без нее ничего не получится, — Познание прибавила шаг, — скорее. Скоро опять начнется, нам нужно успеть!

Проходя через площадь с экранами, Счастье искоса глянула, проверяя, что там. Основной экран затягивала дымка, но через нее видно было, что Страх стоит в пол-оборота, и что за ее спиной клубится нечто черное. Нечто с черным мечом, воздетым для удара.

— Быстрее, — Познание тоже рассмотрела картину, — бегом!

* * *

Время, казалось, тянулось бесконечной секундой. Они перепрыгивали через уровни, они скользили по спускам, мчались наперегонки с занесенным мечом, и Счастье выглядывала на каждом экране, мимо которого они летели, но тьма становилась гуще, а он все не опускался до конца.

— Куда? — спрыгнув в упругую черноту, спросила Познание, — я не знаю, куда дальше!

— Я тоже, — Счастье растерянно оглянулась. Тут ничего не было — даже жгуты исчезли.

— Нам нужен местный протекторат, найти бы... — Познание сейчас напоминала ищейку, так и вертелась, вытягивая шею, — придется искать несвободную эмоцию, а их мало...

— Такой? — Печаль выудила из-под балахона плоскость протектората, оставшийся от Острой Тоски.

Там никого не было — но Познание просияла:

— Да! Да! Где вы его взяли?

Счастье неопределенно хмыкнула.

— Почему ты зовешь его местным? — она опустила руку, и, подчиняясь подталкиваниям щеки и плеча, принялась сдвигать ее то выше, то ниже.

— Потому что это — олицетворение города, — Познание глянула в пустой шар, — ты разве не замечала? Все отражения в шарах несвободных принадлежат очень похожим людям. Потому что они — родственники. Семья. Живут вместе, разделяют горе и радости, как у них говорится, — Познание наконец-то удовлетворилась положением шара, — вот так, а теперь отпусти его. Он поплывет к активному протекторату, а самый активный протекторат сейчас собирает Жажда Смерти.

Познание сказала "поплывет", но он полетел, и весьма быстро, так, что Счастью пришлось сорваться с места, чтобы его не упустить. Познание мчалась рядом, успевая подпрыгивать на бегу.

— И что там будет? Что мы будем делать?

— Не знаю! Я так далеко не заглядывала!

Задыхаясь, проскакивая из коридора в коридор, почти теряя шар, они мчались так долго, что казалось, что никогда не прибегут, что это обман, бег по кругу. Счастье еще держалась, но Познание начала задыхаться и отставать.

Коридор расступился, и первой в него влетела свободная. Она встала, как вкопанная, и Познание врезалась в спину, едва не свалив, пискнула, выглянула из-под рук, и тоже замерла.

Груда пирамид, пустых и полупустых, светящихся и погасших, парила в воздухе, медленно проворачиваясь. Золотые жгуты переплетались вокруг них в узел протектората, их передвигали, направляли, соединяли, свивали черные дрожащие дорожки, поднимающиеся из расслабленно стекавшей на пол и дальше в один из коридоров черной реки.

— Печаль, — тихо спросила Познание, — у тебя есть оружие?

— Я умею расплетать жгуты, — тихо, хрипло ответила Печаль, не в силах оторваться от этого зловещего зрелища. Часть пирамид уже провалилась друг в друга, почти как в правильном, естественном состоянии, часть еще упиралась, и от них раздавался тихий скрежет.

Во всех гранях отражались похожие люди. Та девочка — Счастье помнила ее, и женщина, похожая на нее, черноволосая, кудрявая, и младенцы, и прохожие.

— Это они делают Город, — Познание указала, — но сам Город — это она. Нужно расплести шнуры раньше, чем они стянутся воедино.

— Я...

Поток черноты будто напрягся, вспучился, и с влажным плеском выстрелил толстым щупальцем. Счастье едва успела вскинуть меч, отбивая удар, и под стеклянный тонкий звон вся эта река забурлила.

— Я не знаю, что делать, — Печаль в панике смотрела на громадный ворованный протекторат, — оно слишком большое!

— Я помогу, — Познание нырнула ей под руки, — Закрой глаза, ты будешь моими руками.

Счастье не видела, что происходит — ее куда больше занимали множащиеся, агрессивно вскинутые, нацеленные черные пики, то и дело выстреливающие в ее сторону, и отдергивающиеся раньше, чем она успевала ударить.

Внутри что-то как будто хрустнуло — и сопротивление тела пропало, нижняя пара рук вывернулась за спину, что-то перебирая — далекое чувство ей почти не мешало, и теперь она могла свободно поворачиваться. Удары нарастали, и черные пики пролетали совсем рядом, целясь не только в нее, но в руки, которыми работала Познание.

Миг за мигом, секунда за секундой, Счастье рубила, колола и отшвыривала, жалея, что у нее не десять рук, как у Императриц, и что нет десяти мечей. Сильнее, сильнее — внутри что-то как будто рвалось, она била сильнее, выкладываясь в каждом ударе, чувствуя, что время уходит.

Если она не справится, если Печаль не справится...

Подлый удар из-под руки, попытки подползти, нависнуть — она как будто рисовала сверкающую защитную сферу, прикрывая своих, яростно скалясь. Она кричала, а может, стонала — но звуки покидали горло вместе с выдохами, отчаянные и бешеные.

— Все! — крикнула Познание, — мы почти закончили!

За спиной что-то дрогнуло, качнулось — и река черноты испуганно поджалась.

— Уйдет, — Познание нырнула под руку и встала впереди Счастья, крохотная и решительная, — я отмечу вам дорогу. Бегите быстрее!

Она не оглянулась. Просто рыбкой нырнула вперед, и без звука скрылась внутри. Река вспучилась и стремительно потекла прочь, оставляя за собой светящийся след.

За спиной Счастья рушился недостроенный протекторат суицида.

— Печаль? — Счастье сделала шаг вперед, но тело было как закостеневшее, — Печаль, что с тобой?

Она судорожно подняла чужие руки — и ощутила, как в них перетекают белые искры, а синих — нет ни одной. Четыре руки. Теперь у нее были все четыре руки!

Она панически ощупала вторую половину лица — и граница выгнулась буквально под пальцами, а картина перед глазами упруго дернулась, подстраиваясь с бинокулярного на квадрозрение. В мантии руки нащупали разрыв, рванули, открывая границу, сдвинувшуюся почти до бока, и на глазах рванувшуюся дальше. Белизна замещала сереющий синий, а в узле протектората слева зияла рваная прореха. Граница перевалилась через нее, и Счастье закричала от боли, шатнулась, роняя меч.

Жмурясь, вся в слезах, она втолкнула руку в прореху собственной плоти, и слабо, пошатываясь, затянула узел, кое-как скрутив жгут.

Когда она подняла голову, дорожка в коридор уже почти погасла. Внутри колыхнулась мрачная энергия — и, подхватив меч, Счастье пошла по следу, вновь затягиваясь черной пеленой мантии. Свет рвался из-под нее, так, что черты лица стирались, она вся была как сгусток энергии, летящий вперед.

Боевой клич прорвал глухую пелену, раскатываясь по коридорам, и на очередном повороте ее окружили птицы, последние из тех, кто еще выжил. По взмаху ее руки они сталкивались, сливались, соединялись, превращаясь в некий стокрылый комок, выбросивший светло-зеленые, в золото, в синеву, в алый и серый полотна, упругие, плотные. Они оформились в крылья, и Счастье оседлала ее, вскинув меч, направляя вглубь, в самый центр Города, где в вечной тьме сияли вовек лишь Императрицы.

Встречный грохот усиливался — шипение, рычание и вой, глухие удары, крики боли. От наездницы с мечом в испуге отпрыгивали пауки Страха, отдергивались черные обрывки былой реки, изрядно потрепанной чем-то впереди.

Счастье спешилась, не убирая меч, и сделала короткий жест, отпуская птиц.

Величественные двери, сплетенные из сотен волокон, образующих древний узор, оказались выломаны, изъедены чернотой.

Толстые алые щупальца беспомощно распластались по полу. Страх еще сопротивлялась, пытаясь снять с себя небольшое, черное существо, но руки ей почти не повиновались.

В сводчатой зале, в самом ее центре висел огромный шар, посверкивающий крохотными гранями, и в нем вновь отражалась девочка с кудрявыми волосами, смотрящая вниз. Там — далеко-далеко внизу — виднелись крохотные люди. Никакой преграды между ней и асфальтом, только двадцать метров пустоты.

Существо подняло голову. Безглазое, оно щерилось во всю огромную круглую пасть — будто пиявка Жажды сбежала и разожралась до безобразия. Между острых клыков свисал обрывок алой плоти. Оно было беззвучно. Восемь рук судорожно дернулись, вздергивая меч — черный, в оболочке из той же черноты. Пухлое тело лихорадочно сжималось и вновь расправлялось, будто тварь пыталась рычать, не издавая ни звука.

— Жажда, — Счастье сбросила капюшон, — ты ведь знаешь меня. Ты помнишь мою присягу. И я узнаю тебя, даже искаженную.

Девочка покачивалась на подоконнике, не держась, и смотрела вниз.

Слабый голос Познания раздался откуда-то справа:

— Бей!

Счастье подняла голову — и в этот миг искаженная Жажда кинулась вперед, раззявив пасть, и чернота вокруг вновь забурлила, вышвыривая острые, быстрые пики. Меч звенел, принимая удары, она блокировала, колола и рубила, толкала в сторону толстое черное грязное тело, задыхаясь, кричала, разрубая черноту на куски.

Сил уже не хватало — казалось, она целую вечность рубила агрессивную тьму, пытающуюся отрезать ее от Страха, и перерубить последние алые нити, еще тянущиеся к шару.

Новый удар летел прямо в грудь — и Счастье, будто вмороженная в застывшее время, только смотрела на него, медленно двигая меч к себе, понимая, что не успеет.

И понимая, что серо-голубо-сизый блик встает перед ней откуда-то с пола.

— Сияй, — шепнула Познание, не в силах даже закрыться, — ты можешь.

Тьма сжалась вокруг нее, втянула — и отпрянула испуганно. Даже искаженная Жажда на миг прикрыла клыкастую пасть. В гладких черных впадинах отражался разрастающийся свет.

Все внутри Счастья клокотало. Она подняла руки, так, чтобы меч направлялся острием вниз. Узел в груди стянулся туже, и вселенная десятков миллионов граней протекторатов заполыхала.

Белый свет распадался на спектр, на радужные сполохи, столь же убийственные для черноты болезни, как удары мечом. Стон превратился в вопль, и Счастье пригвоздила толстое тело Жажды Смерти к полу, по локоть провалившись в разрез. Сияние вырывалось из разреза, пробивало себе путь наружу, взламывая глянец черноты.

Свет погас. Слабое алое мерцание наполняло темноту сводчатого зала. Счастье, шатнувшись, упала на колени. Блестящие обрывки быстро исчезали.

— Ты справилась, — шепот казался обманом слуха.

Изломанная, изжеванная, пробитая насквозь в нескольких местах Познание еще могла говорить. Она даже улыбалась, не в силах приподняться.

— Ты справилась.

Второй голос, густой, и даже по звучанию — красный, звучал не многим сильнее.

Меч звякнул, выпадая из рук. Счастье закрыла лицо двумя руками, дрожа, а двумя — коснулась Познания.

— Я буду жить, пока живет Город, — ее улыбка не исчезала, даже когда она превратилась лишь в тень узора на полу, истаяв последней.

Плеча коснулась багровая огромная ладонь. Страх уже приподнялась. Алые нити тянулись вверх — и на касании очередной нити девочка вздрогнула, и быстро шагнула назад, с подоконника на пол.

— Ты спасла меня, — Страх обнимала ее за плечи, громадная, тяжелая, израненная, — иди наверх.

— Я убила Жажду, — Счастье повернулась, заглядывая снизу вверх в безмятежное огромное лицо, — я потеряла Печаль. И Познание не защитила.

Вместо ответа Страх потянула в сторону складку своего тела, открывая свежую рану. Внутри все ярче разгоралось мерцающее золото.

— Она здесь. Жажда. Она вернется ко мне. Я скучала, — Страх улыбнулась, — иди наверх. Тебя ждут. Иди — но потом вернись, — она покачала головой задумчиво, и посмотрела зачем-то на шар, где девочка, прислонившись в стене, плакала и рвала в клочки какую-то бумажку, — вернись и найди истинный протекторат.

— Разве это — не он? — Счастье обернулась на шар.

— О. Это лишь часть моего протектората. Найди истинный протекторат Депрессии.

— Я уничтожила ее!

Страх медленно качнула головой. Половина ее тела уже почти полностью вызолотилась, и алое оттеснялось в сторону, смешиваясь с золотом в странные узоры.

— Ты спасла Город сегодня. Завтра она вернется, если не вернешься ты. Иди.

За дверями — пауки чинили их, восстанавливая узор — Счастье едва не споткнулась об волосатую лапу. Огромная, тяжелая паучиха шевельнула жвалами. Ее неподвижные глаза — все восемь — смотрели на нее. Создание Страха опустилось всем телом вниз, падая на брюхо, и вытянуло лапы.

— Хочешь меня отвезти? Почему бы и нет, — Счастье, спрятав меч под мантией, поднялась наверх.

Паучиха поднялась, и, неторопливо перебирая лапами, повезла ее наверх. К свету. К другим.

Глава 2

Крики были слышны через несколько пустых уровней. Измученная свободная только подняла голову, но потом вновь опустила. Паучиха тащила ее незнакомой дорогой, забираясь по едва ли не отвесной стене, проползая между ветвями зданий на брюхе, и Счастью оставалось лишь пригибаться там, где места совсем не оставалось.

Боль постепенно проходила, оставляя на своем месте выжженную усталость.

— Счастье? — крик заставил ее вздрогнуть, — Счастье!

Многоголосый вопль разнесся по площади, и все на нее смотрели, улыбаясь, смеясь. Кричали не от горя — от радости. Все праздновали — десятки, сотни эмоций и переживаний высыпали на этот уровень, и все столпились под картинами на площади.

Счастье тоже повернулась. Впервые за невесть сколько дней — десятков дней? сотен дней? — на центральной картине царили двое. Страх все еще выглядела уставшей. Когда она улыбалась, не разжимая губ, она казалась похожей на Власть, и такой же впечатляющей. Жажда приоткрывала глаза, и снова жмурилась. Она выглядела такой новенькой, такой блестящей, едва намеченной, что больше всего напоминала переживание. Половина экранов еще не работали, но перемены буквально висели в воздухе.

— Эй! Да как ты смеешь! — этот резкий, низкий голос легко было узнать: кричала Дружба, и она, кажется, была в ярости.

Счастье подскочила и быстро спустилась с паучихи. Та, вновь щелкнув мандибулами, величественно удалилась.

Расталкивая толпу всеми тремя руками, трехокая Дружба промчалась мимо нее, не заметив, и налетела на Власть, скромно занявшую лучшее место:

— Ты меня обманула! Притащила сюда эту дрянь! Скопировала меня! — Дружба попыталась пнуть розово-бежевого жука, прикидывающегося ее бабочкой, но та мгновенно распахнула клыкастую пасть.

— Ну-ну, не обижай мою замечательную Любовь, — Власть улыбалась так мило и обаятельно, — все же празднуют! И ты присоединяйся!

Она обняла Дружбу, замершую от такой наглости.

Все вокруг вновь забурлило — и, к счастью, всех куда больше интересовали простые и насущные вопросы: кто кого потерял, где кого видели, да будет ли все теперь иначе, да станет ли все отлично, да попроще ли станет достать материала для живности.

Дружба еще шипела, обнимая в ответ только двумя руками из трех.

— Беги от нее, — одними губами показала ей Счастье, и указала взглядом на Любовь, уютно свернувшуюся у ног Власти.

Сбежит, быть может. Иначе — ох, фантазия Власти и ее жуки, ворующие чужой протекторат, поражали воображение.

В толпе, где каждый пытался не задеть другого, Счастье вдруг прошило одиночеством. Сестры Радости обнимались — все еще слабая Надежда опиралась на невысокую сестру, и они смотрели куда-то в сторону, и их было двое. Двое...

Прикосновение едва не заставило Счастье ответить ударом. Две тонкие, густо-синего цвета руки, обнимали ее за пояс. И щека прижималась сквозь мантию. Протекторат отозвался на это касание быстрее, чем она предположила — осмелилась предположить.

— Ты победила, — низкий, хрипловатый голос заставил ее порывисто повернуться.

Печаль улыбалась, и была совсем близко:

— Я превратилась в свободную эмоцию, можешь только поверить? — с трудом разжав руки, она сделала шаг назад, повернулась, показывая, что от ног не отходит никакой жгут, — я свободная!

— И бессмертная, — Счастье опять ее обняла, спрятав лицо на плече.

Это казалось таким правильным — трогать чужие руки, касаться, осязать. Обнимать четырьмя руками, зажмурив все четыре глаза.

И сил не было терпеть и молчать дальше:

— Нужно вернуться вниз, — Счастье не хотела отрываться, даже когда тело под руками закаменело, — вернуться и добить эту дрянь.

— Ты же...

— Я не знаю. Страх сказала, что это не все.

Они говорили тихо, и шум скрывал слова. Как хотелось не расслышать!

— Я туда не пойду, — Печаль сделала шаг назад, и вырвалась из рук, — нет. Ни за что!

Дружба оглянулась на них, отрываясь от гипнотического шепота Власти, но вновь опустила голову.

Счастье медленно кивнула.

— Я понимаю. Я попробую одна.

Мыслей совершенно не осталось. Больше всего ей хотелось вернуться в свое здание на предверхнем уровне, и лечь и лежать там долго-долго, не вмешиваясь, делая вид, что ее вовсе не существует. Как после предательства Власти, скопировавшей ее, сделавшей грязно-серую хитиновую тварь, Злорадство.

Тогда ей казалось, что это навсегда. Люди никогда не будут больше чувствовать ее, Счастье, вместо этого издеваясь друг над другом, и пополняя протекторат Власти.

Крепкие пальцы сжали ее ладонь.

— Нет. Ты не пойдешь одна, — Печаль смотрела расширенными, почти безумными глазами, — но мы вдвоем тоже не пойдем.

— И кого взять? Дружбу? Надежду?

— Почему бы и нет! — Печаль оглянулась вокруг, — все они могут помочь! Ладно, кроме несвободных, им опасно.

Счастье представила, как вся эта лавина хлынет вниз... И лишь станет добычей.

— Нет, — она поймала вторую руку Печали, и еще двумя сжала ей плечи, — нет, не с ними.

— Тогда пойдем наверх, — Печаль подняла взгляд, на свет, сочащийся сквозь ветви, — пойдем к ним. Познания больше нет, но там есть и другие функции. Они наверняка знают, где Депрессия пряче...

— Не кричи так, — Счастье оглянулась, чувствуя, как внутри разрастается сияние, — пойдем. Я знаю подход к верхним!

* * *

— ...и тогда я собрала чувства их всех, весь мой протекторат, — Счастье взмахнула руками. показывая, какой величины была вспышка.

— Даже собак? — Печаль ошарашенно улыбалась, — вот это да!

— Даже дельфинов! И китов. Их мало осталось... — Счастье погладила грудь над узлом протектората.

Пирамидальные и зонтичные здания остались позади, празднование катилось далеко внизу, и тут, на полпути к Внешним грядам, они были одни. Выше и выше — к маленьким, круглым домикам, прилепившимся боками на кручах. Тут был любимый вид Счастья: сразу шесть изгибов и Великий провал, тот самый, под которым на два уровня ниже стояли экраны.

— Идите-идите. Летят.

Печаль оглянулась и подпрыгнула.

— Внимание, Внимание, эй, — Счастье помахала рукой перед обширной физиономией. Количество глаз на ней не поддавалось описанию, а в ноздри свободно бы влез кулак.

— Я вижу! Тебя вижу и не тебя тоже вижу и купол вижу!

Пухлые, полные губы неодобрительно поджались. Небольшое тело едва удерживало эту громадину, и ковыляла Внимание медленно, неторопливо. Часть глаз то и дело постреливали то направо, то налево, они были разноцветные, непарные, ярко выделяющиеся на коричнево-сером, будто присыпанном пылью лице.

— Мы пришли, потому что нам нужна Познание, — тщательно артикулируя, медленно выговаривая слова, объяснила Счастье, — она должна быть тут.

— Познание, Сознание, Незнание! — страж яростно тряхнула крохотным кулачком, — а дороги-то нет! Не видишь ничего, а ходишь!

— Что значит — нет дороги? — нетерпеливо спросила Печаль.

Она отчетливо видела тропу — продолжение той, на которой они стояли, исчезающую среди округлых невысоких домов.

Внимание глухо кашлянула, взяла Счастье за руку, и повела за собой. В паре шагов она вдруг замерла — и Счастье, уже было разогнавшись, ударилась обо что-то.

— Больно! — она вскинула руки, ощупывая преграду и потирая ушибленный нос, — что это?

Печаль тоже коснулась — чего-то гладкого, не очень скользкого, немного вязкого. Пальцы не погружались в поверхность, даже когда она попыталась надавить — будто грань стеклянного бокала, только гигантского, уходящего куда-то вверх.

— Ни щелочки, ни дырочки, — Внимание покачала головой, — заперлись там, трусливые рефлексы!

— Ну, не стоит их так называть, — Счастье вздохнула, — оставили тебя снаружи, да?

Внимание потрясла головой в согласии, зажмурила три четверти глаз, вздохнула, и Счастье, опустившись на одно колено, снова ее обняла.

— Нам надо внутрь, — Печаль продолжила ощупывать преграду, — зачем они вообще такое соорудили? И как?

— Познание напугала их! Приближается свист. Шевелится черное. Познание едва не умерла вместе с Городом! Они испугались, испугались!

— Какой свист? — Печаль повернулась к ним, но Счастье досадливо махнула ей рукой — мол, не мешай.

— Ты не подскажешь, куда нам идти? Наверняка ты уже знаешь дорогу, ты же все видишь.

Сухая ручка подтолкнула ее в сторону. Потом еще раз. Внимание строила загадочные рожи, таращила все глаза, и показывала, кажется, даже кончиком языка. Печаль сошла с дорожки, потом сделала два шага — и Внимание неистово закивала.

— Мы вернемся назад, — громко сказала Счастье, тоже уловившая сигнал, и пошла вдоль стены, осторожно нащупывая, где воздух вдруг переставал ее пропускать.

Аккуратные домики скрылись за холмом. Они все дальше уходили от дороги, обходя купол, и дорога становилась все сложнее — бугристая, покрытая выбоинами и глубокими впадинами поверхности, из-под которой виднелись ветви. В одной из дыр Печаль совершенно отчетливо рассмотрела, как уровнем ниже беседуют сестры Радости, крохотные, едва различимые с такой высоты. Пологость склона оказалась иллюзией — с каждым шагом он становился круче, а незримое препятствие мешало даже толком цепляться, но отойти Печаль боялась — вдруг пропустит щель! Ну как-то же этот барьер можно преодолеть!

Счастье молчала, тщательно ощупывая каждый метр двумя руками, а двумя — цепляясь за камни. Печали отчаянно не хватало лишней пары рук, она торопилась, и старалась не смотреть вниз.

Наверное, поэтому она пропустила, когда просто крутой склон оборвался внутри в пропасть. Одного взгляда вниз хватило, чтобы пальцы закостенели: одна из Великих Впадин открывалась прямо под ногами, и где-то безумно далеко мерцало ее дно, потолок для одного из уровней. Двигаться вперед? Счастье уже отползла шагов на пятнадцать, держась за выбоины, распластавшись по склону, как черная бабочка Власти. Как она только держалась? А ведь дальше склон становился совсем отвесным...

Откуда-то сверху несся свист — слабый, но неприятный.

Назад? Но теперь Печаль не понимала, как она вообще там проползла: негде было даже схватиться, слишком круто. Выступ под ногами постепенно проседал, уплощаясь.

— Иди сюда, — Счастье оглянулась, — не стой на месте!

— Я не могу, — Печаль впилась в стену, — я не могу.

— Эй, ты присягала Жажде, а не Страху, двигайся!

— Я вообще никому еще не присягала! — Печаль дернулась — и с оборвавшимся чувством поняла, что выступы окончательно сдали. Пальцы скользнули, и не смогли ни за что зацепиться, не было дыхания на вопль — за нее кричала Счастье, пытавшаяся дотянуться, поймать — но слишком далеко, пальцы даже не коснулись ускользающей руки, загребли воздух.

Удар пришел слишком рано — нечто жестко врезало ей по ногам. Они разъехались, и Печаль больно хлопнулась. Перед ней вздымались рога, огромные и ветвистые, черные.

Крылья по сторонам беспорядочно хлопали, поднимая ее выше и выше в туманное небо. Счастье давно осталась где-то внизу — крохотное пятнышко на склоне. Печаль не успела толком понять, что происходит, как свист оказался ближе, ее едва не сдуло со спины — а потом она все же упала, поймав мощный толчок. Упала на мягкую, гладкую, горизонтальную поверхность, и впилась в нее обеими руками.

Не прошло и минуты, как создание объявилось снова — и на этот раз на ее спине, судорожно цепляясь за рога, сидела Счастье.

Она не скатилась кубарем, а спрыгнула, и принялась чесать обширную плюшевую морду.

— Печаль, знакомься, — Счастье еще немного хрипела, — это — Чувство Юмора. Она безобидная.

Огромная морда разделилась на три части — в точности как у гончих Кошмара — показав идущие в три ряда острые клыки, и из горла создания послышался слабый звук.

— Я думала, чувства выглядят немного иначе, — ошалело пробормотала Печаль, не спеша подходить.

— Чувства выглядят по-разному. Юмор, — Счастье сделала ударение на второй слог, — она дружит с Вниманием, сколько я их знаю.

Казалось, Юмор красуется — она и так повернулась, и эдак, и склонила свою круглую пуховую голову, украшенную огромными рогами, и распушила радужные перья, переступая толстенькими мохнатыми лапами. Вид ее внушал одновременно опаску и веселье, особенно когда круглые черные глазки прижмуривались, а пасть оставалась закрытой. Печаль коснулась розового носа, и Юмор запыхтела от радости, валясь на бок и дергая лапами.

Странно. Печали тоже очень хотелось прилечь рядом, обнять пух, и немного вздремнуть. Совсем немного...

— Тут мало воздуха, — Счастье сжала ей плечо, — у меня кружится голова. Пойдем. Надо найти Познание, пока тут все не задохнулось!

Ветер свистел из последней, возможно, прорехи — и теперь Печаль тоже ощутила это давление. Это странное, душное пространство, обнимающее нежно, спутывающее мысли.

Чем дальше они шли, тем выше оказывался город. Точнее, ниже. Крохотные "домики" оказались куполами, дороги скользили между ними, ныряя между высоких, узких шпилей; под тонким слоем порой видно было даже глубокие уровни, но прозрачный барьер держал и здесь, не пропуская воздух.

Вдвоем они никогда бы не нашли дорогу, но Юмор очень уверенно вела их вперед, то прыгая вперед, то возвращаясь, беспокойно вертясь, подгоняя.

— Вы не должны быть... здесь, — умирающий голос из-за спины заставил Печаль вздрогнуть.

Юмор разинула свою зубастую пасть, но жительница не испугалась. Изящный переплетенный каркас поддерживал ее тело, укрепляя руки и заменяя ноги, и, несмотря на тяжелое дыхание, она быстро шагала вперед.

— Прочь! Вы, эмоции! — она раскашлялась, — вы! Уходите! Вас здесь не ждут.

— Ждут, — отрезала Счастье, — мы не уйдем без Познания. Она нам нужна.

— Вы разрушаете город.

— Нет, — второй голос был тих, едва слышен, но Юмор мгновенно перестала рычать, — Обобщение, хватит.

— Я всегда тебе мешаю, видишь ли!

Познание выглядела плохо. Худая до прозрачности, все еще со следами ран. Хитроумная конструкция распорок, блоков, каких-то удивительных поршней и механизмов заменяла ей руки, да так хорошо, что одной из этих "рук" она свободно держала бокал, не разбивая его.

— Нам пора, — Счастье, не мешкая, протянула ей руку, но Познание, мотнув головой, выпуталась из механики.

— На нижних уровнях оно не работает, — она глянула на Обобщение, шагающую все ближе с самым недобрым лицом, — уходим. Я ничего не соображаю от духоты, а сестры Разума злятся.

Ее скрыл пухлый пестрый бок. Юмор снова зарычала, топорща крылья, опустив рога вперед самым угрожающим жестом, и Познание не стала ждать, ловко запрыгивая ей на спину одним движением.

Грозные, гневные голоса раздавались уже отовсюду. Печаль тоже устроилась на круглой спине, обнимая Познание, Счастье вскочила за ней, тремя руками держась, четвертой — подняв меч.

— Проверим этот барьер, — крикнула она сестрам Разума, — вам не повредит проветриться!

По спине Юмор прошла волна, и земля вдруг оказалась далеко внизу. Узел протектората едва не рухнул куда-то в живот, Печаль взвыла, Счастье захохотала от неожиданности, направляя меч вперед, и барьер изнутри взрезало, вывернуло расходящейся волной, разрывая с треском и шумом ветра.

Крылья Юмор раскрылись, и она ловко нырнула в потоке воздуха, унося их вниз, к уровням эмоций, мимо Внимания, щурящей множество глаз, мимо обрывов, экранов вниз — все ниже и ниже темную дымку неизлеченной еще болезни, разъедающей город.

* * *

Путь в темных коридорах тянулся, казалось, годы. Они шли: Счастье возглавляла процессию, подняв ровно сияющий меч, Печаль следовала за ней, почти касаясь руки, Юмор медленно трусила последней, недовольно ворча. Познание то дремала, пристроившись на ее рогах, то, встрепенувшись, осматривалась, но усталость вновь заставляла ее опустить голову.

— Как мы найдем этот протекторат? — Печаль вздохнула, протирая глаза, — мы ищем уже целую вечность.

— У меня есть идея, — Познание свесилась через рог, — но нам придется еще немного побродить, — она приподняла плечи под взглядами свободных, — эта болезнь — она уничтожает желания, эмоции, впечатление. Перерождает и извращает, но сначала пытается уничтожить. Абсолютная апатия, понимаете?

Печаль тряхнула головой:

— Нет. Не понимаю.

— Нам нужна зона, где никого нет. Ни пауков, ни бабочек, ни птиц, — Познание осмотрелась, — вроде этой. Мы идем спиралью, я считала. И мы уже почти в центре.

— А если там не будет Депрессии? — Счастье посмотрела вперед, в темный коридор, уходящий, казалось, в бесконечность.

— Я придумаю что-нибудь еще.

Мембрана продавилась, пропуская их, и с влажным звуком захлопнулась за спинами. Счастье молча подняла меч выше, освещая комнату — но это было, пожалуй, лишним.

В центре комнаты висели, медленно вращаясь, протектораты, огромные, гладкие, каждый в форме шара, без единого острого угла. Жгуты, отходящие от них, оказались спутаны, и в них вплеталась чернота.

Печаль, не дожидаясь команды, пошла вперед.

— Они завязаны сами на себя, — сказала она, изучая жгуты, — я могу разобрать.

Внутри были замершие сцены, они дрожали немного, отзываясь на слабые движения жгутов.

В одном из шаров совсем юная кудрявая девочка — ее зовут Дафна, вспомнила Печаль — стояла, замерев, у окна. Со спины к ней прижимался, наваливался некто — видно было только широкие плечи, тяжелое, крупное тело, и отчаяние на исказившемся лице ребенка.

Второе замершее воспоминание было как будто снято в движении, оно расплывалось — двери непривычного, человеческого вида, женщина с очень строгим лицом, лежащая в коробке, рука ребенка во взмахе, Дафны, пытающейся бежать следом, и пожилая женщина, державшая ее двумя руками за плечи. И в проеме двери — широкая, мощная тень. Тот мужчина?

Печаль, не всматриваясь больше, расплетала узлы, позволяя им скользить свободно, самостоятельно находя, к каким эмоциям они принадлежат. Черные струйки ее пугали, но Печаль, зажмурившись, осторожно ткнула одну пальцем — но ничего не произошло.

— Она пока неактивна, быть может, — прошептала Познание, присаживаясь рядом. Счастье смотрела вверх, со странным, задумчивым лицом.

— Вот, значит, что...

Она сделала шаг ближе, и решительно, согнувшись, подперла собой первый шар. Юмор, заворчав, подсунулась под второй, раскрыв крылья — и работа пошла намного легче.

Печаль разбирала, выпутывая черные ошметки, даже когда у нее начало жечь пальцы. Чернота волновалась, пытаясь образовать что-то более крупное, что-то более опасное, и Печаль торопилась, сбивая пальцы, пока крупный жгут не вывернулся из рук, щелкнув напоследок, и правая рука повисла.

Черные струи надулись, дергаясь, вырываясь из жгутов сами, старались обвить ей вторую руку, и она яростно разбирала, выдирая клоки, поскуливая от боли.

— Еще немного! — Познание сунула нос прямо к самому толстому узлу, — вот эту нить тяни!

Печаль, чудом угадав, послушалась, вытаскивая нить основы, и узел распался.

Счастье охнула — вес разом увеличился, зарычала Юмор, но шары, просев, начали распадаться.

Многогранники и плоскости, множество октаэдров, сотни пирамид рассыпались вокруг, упрощаясь, разъединяясь на простые, доступные фрагменты. Многие присоединились к Печали, какие-то, подернувшись краснотой, сквозь засветившиеся стены скользнули к Страху, даже к Жажде рванулись три или четыре шестигранника.

— Повезло Ненависти и Отчаянию, — пробормотала Счастье, выпрямляясь. Юмор играла с несколькими шестигранниками, не давая им отправиться к Страху, ловя лапами и покусывая. Слившись, образованный октаэдр перелинял и отправился к Надежде.

— Не хочу портить всем настроение, — пробормотала Печаль. Она ногой растянула на полу небольшой экран и рассматривала его, все сильнее морщась.

— Ну? — Счастье заглянула, но ничего не смогла понять в закорючках и черточках — истинные символы Города могли читать только функции разума.

— Депрессия отсюда ушла, она ослабла, но она... все еще внутри, — Познание растерянно пожала своими круглыми плечами, — и она появилась раньше, чем эти воспоминания.

— Это значит? — Печаль потирала пальцы. Юмор, подойдя к ней, ткнулась круглой башкой ей в бок и так замерла.

— Она была здесь... всегда, — Познание устало тряхнула головой, — мы не победили.

Разделенные великие Императрицы приняли их в своих величественных покоях, не проявив ни капли удивления.

— Мы не можем победить, — подавленно сказала Счастье.

— Ее нет, — Страх величественно обвела рукой свои экраны, отражающие каждую эмоцию в Городе, — нигде. Никто больше не отравлен.

— Это пока...

Страх подняла одну из рук, призывая к молчанию.

Перед ней, вспыхнув, складывался из множества фигур новый шар.

Короткие кудряшки обрамляли лицо взрослой Дафны. Ее трудно было узнать. И она боялась — боялась как никогда. Страх вся вспыхивала, напряженно оскалившись, не пуская Жажду — та могла только тревожно смотреть, лишенная голоса.

Дафна смотрела на ту тень в дверях, того человека — смотрела, не поднимая глаз, и видно было лишь грудь и плечи.

Жажда решительно забрала власть над телом, и взгляд Дафны поднялся, открывая лицо — плоское, простое, с бакенбардами и бородкой. Теперь этот человек не казался таким уж большим и страшным, более того — маленький, старый, жалкий, он сам в ужасе пятился, его губы дрожали, он тряс головой — но стремительная Ярость, вспыхнувшая где-то в Городе, получившая силы своего крохотного протектората, вернула Дафне силы.

Женщина — все лицо изрезали морщины, та, что держала Дафну когда-то за плечи, что утешала ее, уводя от Острой Тоски, смотрела на них, не вмешиваясь, пока дверь не захлопнулась, оставляя этого человека снаружи, а двух женщин — внутри.

— Скажи, — Страх протянула Счастью растущий из пола микрофон, позволяющий говорить на все уровни, даже для Внешних холмов, — ты знаешь, что говорить.

Счастье переливалась полученной реакцией, шар рассыпался уже, рассыпаясь на воспоминания, и множество птиц разлеталось, вновь заселяя Город взамен погибших.

— Я не знаю.

— Тогда придумай.

Во много раз усиленный, глубокий, страстный голос заполнял уровни. Свободные эмоции и мимолетные настроения замирали, прислушиваясь, гончие Кошмара шипели, пауки забивались глубже.

"Депрессия — худшая часть нашего города, и мы не можем устранить ее — но можем держать под контролем", — говорила Счастье, — "наша победа — в непрерывной борьбе! Она больше не захватит наш Город — потому что он принадлежит не ей, а нам!"

Экраны, хрустя, сдвигались, позволяя прорисоваться новой картине рядом с картиной императриц. Счастье, в черной мантии с откинутым капюшоном, вскидывала на ней меч, и Печаль стояла плечом к плечу, сжимая ее ладонь.

Эпилог.

В покоях Власти, в уютном серебристом полумраке, дремала свободная эмоция, зарывшись в нежную ткань.

Власть рассматривала крупный кокон, сидя на полу у самой постели. Верхушка проломилась, выпуская длинные мощные ноги с короткими толстыми крючьями на концах. Показалась толстая, будто обрубленная, голова, серебристо-серая, но на воздухе быстро перелинявшая в золотисто-розовый. Короткие истинные надкрылья были почти не видны, зато ложные крылья распускались, красивые, широкие, быстро обретающие тот же приятный окрас. Создание, потоптавшись на обрывках кокона, взмахнуло крыльями, отправляя себя в полет. Власть задумчиво повернулась к свободной, не потревоженной этим рождением. — Я назову ее в честь тебя, Заботой, — она улыбалась весело, — никто же не перепутает тебя и мою букашку, верно?