Нитки

Анатолий никогда не любил шить. Когда-то мама пыталась научить его, но с тех пор много воды утекло... умерла мама, умерла — внезапно и жутко — жена.

И теперь порванная рубашка требовала к себе внимания. Анатолий мучительно решал, что ему неприятнее — выбросить едва ношеную вещь, или взяться за иглу. Нести к специалистам при дырочке-то в три миллиметра было стыдно...

Он сидел в своей кровати, со стороны Анны, на которой больше никто не спал, и мучился. На стойке осталось ее рукоделие — недовышитый гладью узор. И нитка-то такая подходящая цветом...

— Да твою ж мать, — вздохнул Анатолий, и оставил рубашку на половине жены, как оставлял при ее жизни.

Ночью стало холодно. Анатолий никак не мог проснуться — ворочался, приподнимал голову, открывал глаза, вздрагивал, мычал, но не мог вытряхнуть из головы дрему, как жирную вату. забивающую все извилины.

Что-то не давало ему нормально уснуть. Этот холод, ползущий по ногам и боку. Этот странный звук. Шорх-шорх.

Шорх-шорх.

Шорх.

Шу-урх-шорх-шу-урх...

Справа на кровати что-то зашевелилось. Анатолий с усилием, ничего не понимая, повернул голову — воздух будто льдом напитался и резал в носу и в горле.

На половине Анны в лунном свете сидело нечто, горбатое, кривое, перекрученное.

Шорх-шорх — ходила нитка.

Шорх-шу-урх — игла в руке, сломанной в пяти местах Камазом.

Шорх-шу-урх. Анатолий медленно закрыл глаза.