Дорога в бесконечность

Вся мощь Силы

Митос всегда верил в человечество.

То есть, людей он, в массе, не любил, только отдельных представителей и то с оговорками, но это не мешало ему признавать несомненные достоинства человечества, как вида.

Выживаемость людей всегда была высока, Митос неоднократно видел многочисленные этому доказательства, и вот прямо сейчас он снова наблюдает очередное подтверждение утверждения, что люди живучей даже тараканов.

Апокалипсис случился неожиданно.

Не было никаких предпосылок, уж это Митос, по привычке постоянно мониторящий мировую обстановку, мог утверждать со всей ответственностью. Подумаешь, половина планеты полыхала в вяло или активно идущих конфликтах, еще треть тлела, а остатки могли похвастать напряженностью: Земля всегда была неспокойной.

Митос отлично помнит, что за всю его долгую жизнь только несколько веков были относительно мирными, все остальное время люди резали друг друга: азартно и с удовольствием. Его это никогда не напрягало, он не стремился гасить конфликты, если это не входило в его личные планы, но и просто так, от нечего делать, их не разжигал.

Хватало имевшихся.

За тысячелетия блужданий по беспокойной планете Митос несколько раз становился свидетелем того, что выжившие потом называли Концом Света, он даже на собственной шкуре прочувствовал, что такое Потоп.

Он видел, как стираются с лика земли цивилизации, и как они снова возрождаются, но, если честно, не хотел вновь пережить подобное. Ему не нравится период всеобщей анархии и неустроенности, скатывание до самого примитивного уровня и века натужного карабкания вверх, жалкие попытки достичь нужного прогресса.

Это его утомляет...

А еще ему не нравится быть вестником таких переломных моментов.

Митос прекрасно знает, чем отличается от всех остальных Бессмертных: таких, как он, можно пересчитать по пальцам одной руки. Те, первые его смерти под палящим солнцем на жертвенном камне, они изменили его безвозвратно, сделав частью чего-то большего, чем просто люди, или просто Бессмертные. И дело даже не в чудовищном жизненном опыте: чем дольше живешь, тем дальше жизненные принципы отходят от привычных человечеству, тем сильнее меняется логика. Хоть как-то его понять могут только самые старые из Бессмертных, родившиеся в те далекие времена, когда мораль была совершенно другой.

Но даже они иногда ужасаются тому, что Митос считает привычным.

Молодые — а все, кто младше трех тысяч лет, для Митоса являются молодыми — не могут его понять. Они инстинктивно боятся и ненавидят Всадника, и Митос только равнодушно отворачивается: когда являешься Аватаром Смерти, на все смотришь по-другому. Не так, как остальные.

Но это не значит, что Митос готов стереть человечество с лица земли, или он будет радоваться наступлению Армагеддона.

Дункан, невзирая на всю свою вбитую при рождении в горах Шотландии религиозность, так и не смог понять и принять концепцию друга — Чемпиона* Бога.

Он так и не смог понять, что Митосу, может, и не слишком-то хочется носить это громкое звание, но и негатива он не испытывает: Смерти все равно.

Смерть, а именно им-ею Митос является в глубине своей сути, равнодушна и беспристрастна.

Поэтому Митос, выползая из-под развалин, в очередной раз подыхая от радиации, не радуется тому факту, что человечество, словно в один миг сойдя с ума, уничтожило само себя, запустив все запасы ракет с ядерными боеголовками себе же на головы, но и не оплакивает случившееся. Он горюет по комфорту. По всем тем милым мелочам, которые так прекрасно облегчали быт, начиная с девятнадцатого века.

И поэтому же он не спешит заниматься прогрессорством: Митос хочет увидеть, как будут действовать люди теперь. Лишившись всего.

Поначалу немного трудно: радиация убивает его раз за разом. Митос подыхает, как по часам, но постепенно периоды, когда он жив, становятся все длиннее, он начинает умирать реже — его тело приспосабливается.

Наконец наступает момент, когда Митос чувствует себя настолько хорошо, чтобы выползти из убежища, и осмотреться.

Первая же ночь под открытым небом приносит потрясение: мир изменился куда больше, чем он думал. Над головой ярко светят две луны, и Митос, шокировано разглядывая это чудо, роется в памяти, пытаясь вспомнить, не мелькало ли в новостях до всего этого чего-то... этакого.

Типа ещё одной свежеоткрытой планеты, или астероида, вальяжно пролетающего мимо. Что-то смутно припоминается, и Митос пожимает плечами — теперь уже неважно, откуда взялся второй спутник. Главное — что теперь изменилось. А изменения есть: чуточку другая сила тяжести, иная роза ветров, новый рисунок приливов и отливов.

Митос ощущает эти изменения всем собой, а ещё он чувствует, что тоже изменился.

Он ещё не знает, как именно, но ему спешить некуда. У него вся жизнь впереди.

Поэтому Митос начинает потихоньку исследовать себя: тщательно и беспристрастно, а попутно ищет выживших.

И к собственному удовлетворению, находит.

Люди есть. Они даже не мутировали — или мутации проявились не на физическом уровне, это ещё предстоит изучить. Что Митоса обнадёживает, кроме живучести людей, так это то, что цивилизация сохранилась. Нет отката к пещерному периоду, люди стараются изо всех сил, восстанавливая разрушенное. Есть электричество, появляются собранные энтузиастами машины, каждый день совершается очередное технологическое чудо. Люди не желают падать, они карабкаются вверх, как сумасшедшие, и Митос это только одобряет.

И, естественно, не может удержаться от того, чтобы поделиться своими опытом и мудростью.

Годы идут, мир меняется, Митос — тоже. Эти изменения не видны на первый взгляд, но существенны, и Митос как-то понимает, что чувствует по-другому.

Не так, как раньше.

Он и до Апокалипсиса чуял смерть, ужас, оставшийся от погибших, видел призраков и не только. Теперь же он ощущает и биение жизни.

Митос спокойно может сказать, где прячется живое существо, от него невозможно скрыться, он знает, где прорастет урожай, а где посадки погибнут. Он чувствует технику, с лёгкостью чиня сломанное и создавая новое, и люди подхватывают новинки, изменяя их и дорабатывая. Мир становится большим и удивительным, и Митос с восторгом проводит опыты и испытания, изучая новые возможности, с лёгкостью становясь лидером: нет нужды толкать и тянуть из болота, теперь человечество само бежит вперёд.

Да, людей мало, планета в чудовищном состоянии, но выжившие не теряют надежды и не опускают руки, они расчищают завалы и восстанавливают разрушенное. Прогресс шагает семимильными шагами, и впереди идут Бессмертные, здесь и сейчас оказавшиеся на своем месте. Почти все из выживших — старые и древние, тех, кому меньше хотя бы пятисот, почти нет. Они сдались первыми, начав деградировать, считая, что вот теперь-то можно все.

Старые и опытные таких живо окоротили: сейчас на руинах старого строится новая культура, в которой Бессмертные хотят занять достойное их положение. Имея чудовищный, не сравнимый ни с чем опыт, они с легкостью ведут за собой обывателей, приучая к мысли, что нужны, что такие же, как все. Что они — лучше.

Молодняк появляется, но их очень мало: Митос, вспоминая прошлое, только качает головой. Молодых Бессмертных почти нет, а ведь всегда после массовой гибели прежних поколений появляются новые.

Это подозрительно, а еще Митоса смущает отсутствие мутаций — жить в таком фоне радиации, и не мутировать? Странно.

В том, что не все так просто, Митос убеждается уже через сорок лет — видимо изменения накопились и перешли критическую отметку. Он понимает это, когда, раздраженный на что-то, движением пальца сдвинул камешек с места.

Этот случай становится первым, но не последним: то проявляется левитация, то телекинез, то предвиденье вылезет в самый интересный момент... Этот набор спонтанно проявляющихся способностей что-то напоминает, и Митос долго пытается вспомнить, пока его не осеняет.

А ведь такое он видел...

Митос начинает наблюдать, проверять, спрашивает других. Постепенно складывается картина: все Бессмертные, независимо от срока жизни, начали демонстрировать то, чего у них отродясь не было.

Да и ощущают друг друга они теперь немного по-другому. Чем отличается нынешний Зов от прошлого, они описать не могут, но чувствуют изменения. А потом вселенная наносит еще один удар: у Митоса рождается ребенок.

И он — предбессмертный.

Это — шок.

Как все Бессмертные, Митос был бесплодным. Он сам считал, что просто они другого вида, не способного скрещиваться с людьми, ни один Бессмертный не мог похвастать своими собственными детьми, только приемными, и появление на свет его маленькой копии потрясло Старейшего до глубины души.

Но еще больше потрясает невидимая связь, установившаяся между ним и сыном.

Ребенок — это маленькое чудо, но вскоре эти чудеса становятся закономерностью: два вида получили общее потомство. И это потомство с первых мгновений жизни просто наполнено тем, что без долгих раздумий назвали просто Силой.

Впрочем, обычные люди тоже могут похвастать наличием у потомства странностей, и Митос, поудивлявшись, начинает привычно овладевать нежданно проявившимися способностями, вычленяя закономерности, и учить, одновременно учась.

Годы летят, человечество все больше овладевает странной Силой, технологическая цивилизация дает крен в сторону мистицизма. Не гладкий процесс, но он помогает выжить, а значит, полезен, хотя общество все равно расслаивается на своеобразную аристократию и простых смертных: что поделать, подавляющее большинство Бессмертных родилось тогда, когда статус определял все, и отбрасывать въевшееся в кровь и плоть не стали, а их ученики только брали с учителей пример.

Митос, как и всегда, на вершине пищевой цепи, что Старейшего совершенно не смущает. Да, он ленив, но только тогда, когда не берет на себя права и обязанности, а последние он исполняет скрупулезно.

И когда их планету, только-только отошедшую от последствий Апокалипсиса, пытается завоевать какая-то враждебная раса, прилетевшая из космоса, который человечество начало, наконец, осваивать, Владыка Митос стоит в первом ряду, на острие атаки.

За его спиной развевается плащ, в руке — верный меч, тихо гудящий от переполняющей его Силы — полуразумный артефакт, беспрекословно подчиняющийся своему Хозяину, вокруг него ворочается Сила, готовясь разорвать на части наглецов, посмевших сунуться на принадлежащую ему планету, и в бездонных глазах Всадника зажигаются и гаснут голубые и золотые искры.

И когда предводитель захватчиков, насмехаясь, предлагает им, дикарям, сдаться, Митос только улыбается леденящей улыбкой и наставительно произносит:

— Не стоит недооценивать мощь Силы...

И делает первый шаг, отпуская поводок с самого себя, и за ним шагает армия, обнажая мечи всех цветов радуги.

*Чемпион — одно из значений — боец, выставляемый от имени кого-то другого. К примеру, человек высокого положения, король или священнослужитель, мог выставить от своего имени воина, заменяя себя при поединках.