Неизведанные гати судьбы. Глава 52

Неизведанные гати судьбы

Глава 52

Во дворе нам пришлось немного задержаться, ибо со стороны первой прибывшей подводы с зерном, раздался возмущённый голос Иван Иваныча. Он громко выговаривал представителю властей, что "такой груз принимать никогда не будет. И ежели кладовщик не заберёт своё гнильё, и не привезёт нам нормальное зерно, как положено по договору, то отвечать за содеянное, ему предстоит лично товарищу Майеру. А что с ним будет потом, когда очень высокое начальство в губисполкоме узнает о случившемся, кладовщик сам наверное уже знает. На комфортную камеру в подвалах ГПУ, он может даже не рассчитывать".

По очень бледному виду представителя властей, мне стало понятно, что сбылось нехорошее предчувствие Иван Иваныча о том, что местные кладовщики обязательно попытаются подсунуть нам полусгнившее, подмоченное или пророщенное зерно. Как наш старший обоза предполагал изначально, так оно и случилось.

Кладовщик ещё некоторое время хорохорился, стараясь делать вид, что он не понимает чем так возмущён деревенский артельщик. Но когда на помощь к старшему обоза подошли два очень крупных, хоть и пожилых работника представительства, Фёдор Андреевич и Анисим Авдеевич, и встали рядом с Иван Иванычем, грозно глядя на хитрого представителя властей, тот ещё больше побледнел. Кладовщик попытался что-то им троим запутанно объяснить, но его даже никто слушать не стал.

Присмотревшись к работникам пришедшим поддержать Иван Иваныча, я узнал в них двух бывших жандармских унтер-офицеров. Было похоже, что наш старший продовольственного обоза, прошедшей ночью нашёл с ними общий язык и пояснил, что может произойти днём.

Кладовщик в недоумении замолчал, а Иван Иваныч задав ему один единственный вопрос: "Вы готовы привезти всё что положено по договору, или мне идти звонить товарищу Майеру? Думаю, что Яков Ефимович не обрадуется узнав о том, как вы решили выполнить подписанный им договор".

Через несколько минут двор артельного представительства опустел от прибывших подвод с испорченным зерном. Похоже представитель властей окончательно понял, что ему, с нашим Иван Иванычем, договориться не удастся, а его попытка нас обмануть, может лишить его не только тёплого местечка, а вполне способна отразиться на его собственной шкуре, вплоть до расстрела в подвалах ГПУ.

Посмотрев на устало усевшихся на лавочке во дворе, возмущённого Иван Иваныча и двух его добровольных помощников, мы с Семёном прошли в контору, где у нас находился телефон.

С автомобилем вопрос решился, как ни странно, довольно быстро. Как и говорил мне ранее в ресторане Семён, человек, с которым шёл разговор по телефону, был готов предоставить любой автомобиль, в удобное для Семёна Марковича время, и на какой надобно срок. Услышав такие заверения, нам осталось только оформить документы на мою матушку и мою супругу. Этим мы и занялись не выходя из помещения конторы. Благо листы бумаги, карандаши и перьевые ручки с чернилами, здесь имелись в наличии.

Наши проблемы начали проявляться там, где мы даже и не предполагали, в данных для оформления документов. Сначала у Семёна Марковича возникло непонимание с записью данных моей матушки. Услышав, что её зовут Млада Гедеминовна Старобогатова, Семён машинально записал национальность как "литовка", видать на это повлияло отчество моей матушки. Пришлось ему понятным языком разъяснять, что моя матушка никогда не была "литовкой", а с момента рождения принадлежала древнему Роду Русинов. Его следующую попытку записать её "русской", мне тоже пришлось пресекать. Ибо "русскими", раньше именовали только подданных Российской империи, из многочисленных народов и народностей, причём великороссы, малороссы, белорусы и поляки, официально к ним не относились.

Семён снова не понял того, что я ему говорю. И опять мне пришлось пояснять, что все Рода жителей нашего таёжного поселения, прибыли в данные края из Великого Княжества Литовского. А посему, никто и никогда, из нашего Урманного поселения, не был "русским" или "российским" подданным. То что нас записали "гражданами империи", во время Первой переписи населения, ничего не значит. Мы никогда не присягали на верность императору и Российской империи.

Выход из сложившегося положения удалось найти быстро. Я вспомнил о своём документе удостоверяющем личность. Показав его Семёну, я обратил его внимание на то, что у меня в графе "национальность" записано "Русин". Пришлось ему записывать мою матушку как "Русинку".

Следующая остановка в записи данных произошла, когда Семён услышал, что моя матушка родилась в Лето Семь тысяч триста пятидесятое, в деревне Скоробогатово. Той деревни уже давно не существует, так как по приказу христианского попа, её имперские войска дотла сожгли. Семён Маркович несколько минут сидел и молча смотрел на меня, через стёкла своих необычных очков. Как оказалось, его в подобное состояние привело не моё сообщение об уничтожении деревни, а странная дата рождения моей матушки. Пришлось ему по-простому объяснять, что мы пользуемся своим летоисчислением с древнейших времён. Что у нас в календаре всего девять месяцев, а не двенадцать. Показав Семёну, как можно быстро пересчитать "Лета от Сотворения мира" на "годы новой эры", которыми пользовались большевики, мы перешли к записи данных моей супруги.

Очередная остановка произошла, когда Семён Маркович начал записывать данные моей супруги. Я только успел сообщить, что её зовут — Ярина Родасветишна Старобогатова, в девичестве Русинова. Родилась в Лето Семь тысяч триста девяностое, в таёжном поселении Урманное. Едва я закончил это говорить, как Семён снова впал в небольшой ступор.

— Семён Маркович, в чём сейчас-то проблема возникла?

— Князь, всё дело в том, что я не могу записать её отчество в таком виде.

— Почему? Даже во времена Первой переписи Российской империи, её с таким отчеством спокойно записали. И заметь, ни у одного имперского чиновника никаких вопросов не было.

— Да неправильно как-то отчество твоей жены звучит.

— Так ежели её отца Родасветом назвали, как по-твоему её отчество звучать должно? — задал я своему непонятливому другу вопрос. Честно говоря, меня начали удивлять мелочные придирки Семёна, к данным моих близких, и странное затягивание времени. Вполне возможно, что он искал причину чтобы не попадаться на глаза своему начальству. Меня такое положение дел, ну никак не устраивало, ведь у меня московский чекист ещё был завтраком не покормлен. Пришлось спросить глядя в глаза своего, во всём сомневающегося, друга: — Ты мне вот что скажи, Семён Маркович. Тебя что сейчас больше всего волнует, как пишется и звучит отчество у моей супруги? Или как она быстро сможет Зиновия Адамовича вылечить?

Похоже, что последний заданный мною вопрос, склонил его к нужному принятию решения. Так что, дальше задержек в записи данных моих близких почти не было. Единственная задержка произошла, когда он записывал дату рождения моей супруги.

— Князь, ты можешь мне по-простому сказать, когда родилась твоя жена? — устало спросил меня Семён.

— Посредине весны, а что? Не получается её день рождения на ваш календарь пересчитать?

— Именно так. Ничего у меня не получается. Похоже, что после моего вчерашнего ужина в ресторане, голова вообще ничего считать не в состоянии. Надеюсь, ты не будешь против, если я укажу днём рождения твоей жены — двадцать второе апреля?

— Да я-то не против. Только ты мне поясни, пожалуйста, почему ты выбрал именно двадцать второе число?

— В этот день родился Ленин! — торжественно сказал Семён. — Так что, если у вас в этот день будет многолюдное праздничное застолье, то никто не удивится и не сообщит в ГПУ, о странном сборе большого количества людей. Ведь многие люди, рабочие и крестьяне нашей страны, в эту памятную дату, отмечают день рождения вождя мировой революции товарища Ленина.

— Я понял твою мысль, Семён Маркович. Ты можешь удивиться, но я ничего не имею против даты рождения вашего партийного вождя. Пиши, как решил. Можешь даже моей матушке точно такую же дату написать. Будем их дни рождения одновременно отмечать, — говоря так, я думал о своей матушке и об Яринке, но похоже Семён воспринял мои слова по-своему, ибо довольная улыбка расплылась на его лице.

Закончив записывать, он собрал все сделанные записи, и сказал мне, что вернётся примерно через пару часов уже на автомобиле. О том, что все документы готовы, и он уже выезжает в наше представительство, Семён сообщит мне по телефону. После чего, он быстро покинул контору.

Мне ничего не оставалось, как идти во двор, чтобы узнать у Иван Иваныча, кого он выбрал в качестве гонца в поселение.

Узнав, что в поселение гонцом отправится Родасвет, я нашёл того, и на словах пояснил, что надобно сказать моей матушке и Яринке. Лишь после этого, я отправился покормить запоздалым завтраком Гордея Исааковича. Иван Иваныч с двумя своими помощниками решили составить мне компанию, благо времени, до прибытия подвод с зерном, у них было много.

— Вы пока идите в подвал, — сказал я Иван Иванычу, передав ключи, — а я схожу к поварам за едой. Я вчера с ними уже нашёл общий язык и взаимопонимание.

Старший продовольственного обоза лишь кивнул головой в ответ, и в сопровождении двух бывших жандармов неспешно направился в сторону подвала...

Получив всё необходимое у поваров, я спустился в подвал, но меня в коридоре остановил один из работников нашего представительства.

— Погодите тут, Демид Ярославич, — сказал мне самый старший из мужчин, — не надобно вам видеть, что в комнате произошло...

— Анисим Авдеич, вы можете толком объяснить, что там происходит?

— Сейчас Иван Иваныч выйдет, и всё подробно объяснит. Я только одно вам могу сказать, что кормить там уже некого.

Словно подтверждая слова бывшего жандарма, из подвальной комнаты, где у нас ночью находился московский чекист, вышел побледневший старший обоза.

— Иван Иваныч, что там случилось? — сразу задал я волнующий меня вопрос.

— Покойник там образовался, Демид Ярославич. Не знаю, о чём вы с ним ночью беседовали, но похоже его этот разговор довольно сильно напугал. И наш "гость" очень долго думал над тем, как ему поступить. Жить или умереть?

— Почему ты так решил, Иван Иваныч?

— Потому что наш "гость" принял быстродействующий яд, как только услышал, что замок на двери открывается. Когда я зашёл в комнату он уже отходил в иной мир.

— Погоди. Какой яд?! Откуда он его взял? Его же тщательно обыскали, прежде чем в комнату поместили...

— Вы наверное обыскали только карманы его френча, а ампула с быстродействующим ядом, у него была в воротнике зашита. Вот он ею и воспользовался.

— Я уже слышал про такое непотребство, — добавил Фёдор Андреевич. — Так обычно делают, чтобы кто-то, владеющий особо важными знаниями, не попал в руки властей или врага живым, и не выдал какой-нибудь тайны.

— Благодарю, Фёдор Андреевич, за разъяснение. Меня сейчас больше интересует, что нам с телом покойника делать? Ведь его нельзя тут оставлять. Можем беду на всех работников нашего представительства накликать, да и на Урманное поселение тоже.

— Вы про тело покойного, даже не думайте, Демид Ярославич. Мы с Анисимом Авдеичем и Иван Иванычем о нём как стемнеет позаботимся. Можете не сумлеваться. Никто о том, что он был у нас в артельном представительстве даже не узнает.

— Хорошо. Будь по-вашему, Фёдор Андреевич. Вот только что мне теперь с ентим завтраком делать?

— А что с ним не так? Завтрак, как завтрак. Пахнет дюже вкусно, да и гречневая каша мясной подливкой обильно залита. Хлебушек наши повара духовитый испекли, так в чём проблема-то?

— Так ежели я его назад нетронутым возверну, у поваров могут появиться вопросы. Для кого я его брал? И почему завтрак назад нетронутым вернул?

— Так оставьте его нам с Анисимом Авдеичем. Мы же с ним всю ночью в охране стояли, вот и не успели ещё позавтракать. Пустую тарелку и чайник с кружками мы поварам сами отнесём. Кто будет удивляться, ежели вы решили нам поесть принести? — с улыбкой пояснил Фёдор Андреевич.

— А ночью? Я тоже вам поздний ужин приносил?

— Именно так. Ночью, когда в охране у ворот стоишь, всегда кушать хочется, — усмехнувшись в бороду, сказал Анисим Авдеевич, и посмотрел на Иван Иваныча.

— Я думаю, что Анисим Авдеич и Фёдор Андреич, всё правильно сказали. Ты иди, Демид Ярославич, занимайся своими делами, а мы тут по-стариковски сами порешаем, что и как дальше делать будем.

Мне нечего было им возразить, поэтому я передал работникам принесённый из кухни завтрак, и направился в контору ждать звонка от Семёна. На душе было как-то неуютно, ведь я так и не смог узнать, что связывало московского чекиста Гордея Исааковича, со странными чёрными существами. Не по моей вине, интересная загадка ещё одной непонятной тайны дальнего урмана, так и осталась неразгаданной...

* * *

Все предположения Иван Иваныча, что представители власти должны рассчитаться с нами, за копчёные продукты, согласно заключённого договора с артелью, в течение четырёх-пяти дней, оказались слишком радужными. Завоз зерна и муки в наше представительство растянулся почти на две с половиной недели. Даже гневные окрики Якова Ефимовича из губисполкома, на местных кладовщиков хлебохранилищ, как-то очень слабо воздействовали. Свои обязательства честно и в указанный срок, выполнили только "деловые люди", которые договаривались напрямую с Иван Иванычем, и как ни странно это может прозвучать, представители военных. Последние, завезли все положенные нам по договору патроны за один раз. А за отдельную "благодарность" в виде нескольких копчёных рыбин, и куска кабаньего окорока, военные на следующий день привезли мне целых восемь ящиков с патронами для американских "Кольтов". Где они их достали, я даже расспрашивать не стал, хотя военные мне намекнули, что за подобные "вкусные благодарности", они смогут достать для меня всё, что стреляет.

Из других значимых событий можно отметить, что Зиновий Адамович начал выздоравливать и спустя две недели, после начала лечения, стал самостоятельно подниматься с постели. Он уже понемножку пытался ходить, по выделенной для его лечения комнате. Яринка не только извлекла из него три пули, но и смогла быстро заживить раны.

Я к лечению Зиновия тоже приложил руку. В те моменты, когда заходил навестить раненого, я нажимал определённые точки на его теле, из-за чего процесс выздоровления довольно заметно ускорился. Вполне возможно, что на быструю поправку, также повлияла приятная для Зиновия Адамовича новость, что все нападавшие на его конвой полностью уничтожены.

Семён каждый вечер приходил в наше представительство, навестить своего друга детства. Он сидел рядом с его кроватью и что-то рассказывал. Через неделю, после того как Яринка начала своё лечение, Зиновий уже мог сидеть на кровати и самостоятельно кушать. Когда такое увидел Семён, он сначала не поверил в увиденное. Ведь врачи в больнице старательно ему доказывали, что шансов на выздоровление у тяжелораненого нет, и что спасти Зиновия может только чудо. Каково же было удивление Семёна Марковича, когда это чудо сотворила моя Яринка. Он молча смотрел как кушает Зиновий, и лишь убедившись, что его друг действительно пошёл на поправку, со слезами на глазах бросился горячо благодарить Яринку. Мне со стороны было прекрасно видно, что Семён искренне переживает за здоровье своего друга.

На следующий день, после данного события, я находился во дворе представительства, и ждал появления представителя военных. Он пообещал мне привезти два-три ящика патронов для карабинов "Арисака тип 44". В этот момент ко мне подошёл Семён, и захотел поговорить со мной.

— Князь, скажите, пожалуйста, пока ваша жена находится в городе, она может посмотреть и полечить других людей? Они готовы заплатить любые деньги.

— Семён Маркович, ну и к чему подобные вопросы? Ты же ведь сам прекрасно знаешь, что наши целительницы никогда не отказывают больным в помощи. Как я понимаю, твой туманный вопрос насчёт "полечить других людей?", касается каких-то весьма важных для тебя людей или высших чиновников. Я прав?

— Ты как всегда прав, Князь. Я всегда поражался твоему умению видеть самую суть. Так что мне ответить людям?

— Для моей супруги нет разницы кого исцелять, дворника или председателя губисполкома. Она старается всем помочь по мере возможности и своих сил. Вот только с "благодарностью" за лечение мне не всё понятно. Ты сказал, что "Они готовы заплатить любые деньги", а теперь сам немножко подумай... Где, в таёжном урмане, моя Яринка сможет потратить полученные от твоих людей деньги и на что? Ведь в городе-то она была всего несколько раз за всю свою жизнь.

— Я всё понял, Князь. Можешь не продолжать. Ты только скажи, когда мои знакомые могут подойти?

— Так сходи и спроси у Яринки, Семён Маркович. Она тебе сама скажет, когда твоим людям можно подойти. Главное, чтобы они все сразу не пришли. Ведь Яринке нужны силы для лечения раненого Зиновия.

— Так это и кошке понятно. Для меня здоровье Зямы стоит на первом месте.

— В таком случает иди к Яринке и договаривайся насчёт своих знакомых. Тем более, вон она, во двор вышла погреться на солнышке.

Семён тут же направился к Яринке, а я остался дожидаться представителя военных...

В поселение мы вернулись спустя три недели. Мы с Яринкой приехали домой раньше всех, примерно за час до обеда, так как проделали весь путь от Барнаула до нашего Урманного на двух грузовых автомобилях. Оба авто были загружены ящиками с различными патронами для охоты, поверх которых лежала какая-то мебель, а также большие мешки и свёртки, с "благодарностями" за лечение, которые принесли уважаемые люди моей Яринке. Чего там только не было... Один чиновник, в благодарность, даже привёз большие напольные часы. Яринка тщетно пыталась от них отказаться, но важный чиновник, у которого моя супруга вылечила больную дочку, даже её возражения слушать не стал. Он что-то приказал своим сопровождающим, те быстро выгрузили большие напольные часы из автомобиля прямо во дворе артельного представительства, после чего быстро уехали.

В поселении нас встречали вездесущие дети и подростки, которые прибежали посмотреть на автомобили. Кто-то из них видел авто первый раз в жизни, а кто-то уже во второй. Вот так в сопровождении кричащих и доказывающих что-то друг другу поселянских детей, мы добрались до нашего дома.

Мои старшие сыновья, Всеволод и Доброслав, сидели на лавочке возле нашего дома и что-то бурно обсуждали между собой, то и дело рисуя прутиками на земле. Увидев меня в кабине первого автомобиля, они быстро поднялись и открыли ворота. Пришлось поочередно загонять автомобили к нам во двор на разгрузку. Сыновья быстро, но аккуратно разгружали вещи, которые получила их матушка и складывали их возле крыльца дома. Яринка говорила старшим дочерям, какой мешок или свёрток, куда надобно отнести, а моя матушка стояла на крыльце, с улыбкой на лице, и внимательно, по-хозяйски, смотрела за всем происходившим. Я же занимался разгрузкой ящиков с патронами для своих "Кольтов" и "Винчестеров".

Вскоре подошли мои сестрицы со своими мужьями. Зятья помогли сгрузить напольные часы со второго автомобиля и занести их в дом. Затем они взялись помогать перетаскивать остальные привезённые вещи. Оставив родичей общаться с Яринкой и матушкой, я уселся в кабину первого автомобиля, и мы поехали к поселянской Управе.

Возле Управы меня встречали наши поселянские охотники во главе со старостой Чеславом Нечаевичем. Поздоровавшись со всеми присутствующими, я сказал, поселянскому старосте, что в обоих автомобилях находятся патроны к охотничьим ружьям, карабинам и винтовкам. Тот сразу же организовал разгрузку. Каждый ящик помечался, и данные о его содержимом записывались в большую амбарную книгу. Пока возле Управы все занимались разгрузкой, поселянские женщины увели покормить обедом обоих водителей. Никто из них отказываться не стал.

Я сообщил старосте, что наш продовольственный обоз увеличился на пять больших подвод, которые наша артель прикупила в городе. Так как Иван Иваныч решил вывезти весь хлеб за один раз, а дополнительные подводы ему понадобились, для многочисленных товаров, доставленных согласно списку составленному Главой поселения... Обоз прибудет в поселение немного позже, ибо скорость, у нагруженных подвод, в отличие от автомобилей, небольшая. Вполне возможно, что наш обоз доберётся до поселения только к вечеру.

На мой вопрос: "Почему в Управе не видно моего отца?" Чеслав Нечаевич мне ответил, что "Глава поселения самолично решил осмотреть схроны на островах посредине болота, перед тем, как туда начнут завозить мешки с зерном и мукой". Поблагодарив старосту, я направился домой, где меня ждали домашние и пришедшие родственники.

Придя домой я узнал от матушки, что банька уже почти готова, её с раннего утра затопили мои старшие сыновья Всеволод и Доброслав, а младшие дети старались им во всём помогать. Как сообщила мне матушка, моя дочка Злата пришла к ним на рассвете в комнату, и сообщила, что "Сегодня мамочка с батюшкой вернутся домой. Они будут уставшими и запылёнными. Надобно сказать мальчикам, чтобы они баньку с самого утра заново затопили". Моя матушка и отец, сразу же поверили словам внучки, так как ясно поняли, что в Злате проснулся похожий Дар Богов, что и у моей Яринки.

В разогретую баньку мы пошли вшестером, так как четверо наших старших детей, вчера не успели её посетить и помыться. Всеволод и Доброслав вернулись из ближнего урмана, когда уже почти стемнело. Они оказывается, все последние три недели, постоянно наведывались в урман, в сопровождении красавицы Урчаны, дабы проверить расставленные мною силки и ловушки. Часть охотничьих трофеев, как я их научил, они там же отдавали рыське, а остальное приносили домой и отдавали бабушке. Наши старшие дочери Злата и Анея, тоже вчера не успели сходить в баньку, ибо собирали лечебные травы в лесу, сбор которых проводился только в полнолуние. На моё замечание, что "нельзя без сопровождения старших ночью ходить в лес", Анея чуть задрав свой чудесный носик, мне ответила: "Мы не ходили за травками одни. Нас везде сопровождали детки Мурлыки, а с ними, нам вообще ничего не страшно в лесу. Ежели бы нам грозила какая-нибудь опасность, то котята быстро бы позвали красавицу Урчану". Услышав такие оправдания, я лишь улыбнулся дочке и ничего не сказал.

Через два с половиной часа, намытые и напаренные, мы разместились в летней трапезной, где нас всех накормили вкусным обедом моя матушка и мои сестрицы-близняшки. Наши родичи, все наши младшие дети и матушка, ждали когда мы закончим трапезу и они услышат интересный рассказ, о нашей поездке в Барнаул.

Закончив с обедом, я сказал, что у меня ничего интересного в поездке не было. Я занимался только обменом продуктов на патроны для охоты, да общался со своими старыми знакомыми. Лишь отметил для всех присутствующих в летней трапезной, что обстановка в городе мне не очень понравилась, так как я не увидел счастья и радости на лицах людей. После чего, все взоры родных устремились на мою Яринку. Вот у неё получился довольно интересный рассказ. Она больше пересказывала все последние новости, которые узнала в городе от людей, которые приходили к ней полечиться, чем говорила о том, как лечила больных. Больше всех улыбалась матушка, когда слышала, что именно в виде "благодарностей за лечение" приносили Яринке люди. Особенно её повеселило известие о том, как важный чиновник, за лечение своей дочери, вместо обещанного отреза хорошего сукна, привёз большие напольные часы...

Яринке ненадолго пришлось прервать свой интересный рассказ, так как в летней трапезной появился мой отец. Он устало прошёл к своему месту во главе стола, и как мне показалось, тяжело опустился на свой дубовый стул, который он самолично когда-то сделал. Матушка и сестрицы, тут же поднялись с лавок, загремели чугунками и чашками у печи, после чего, начали кормить отца обедом. И лишь когда он закончил трапезничать, Яринка продолжила своё повествование.

На том, что рассказывала Яринка, я почти не заострял своего внимания. Мне было хорошо от того, что я вновь находился дома со своими родными. Что Злата и Анея, едва я закончил пить горячий взвар, прижались ко мне с двух сторон, и счастливыми глазами смотрели на Яринку. Всё говорило о том, что мы вновь у себя дома. Для полноты душевной радости мне не хватало лишь только присутствия Мурлыки и Урчаны...