Я Сноходец

ДЕТСТВО.

Я не помню своего отца. Нет, он конечно же был, говорят у нас была дружная семья. Но для меня он проходил как-то фоном. О нем сохранились редкие воспоминания, вызывающие скорее отторжение, или безразличие, чем что-то иное. Никакого чувства привязанности или любви к нему я никогда в жизни не испытывал, разве что уж в самом раннем детстве, но честно говоря я не помню о таких случаях.

Все что я когда-то получил от своих родителей. Воспитание, какие-то умения, навыки или что-то еще, дала мне именно мама. За что я очень благодарен ей.

Родился я в Алмалыке, небольшом узбекском городке в семидесяти километрах от Ташкента. Правда прожили мы там не долго, вскоре мама добилась своего перевода в Ташкент, где жили ее родители и мы вместе с отцом переехали туда.

Все, что я помню из своего детства проходило именно там, в Ташкенте.

После переезда в Ташкент, какое-то время моя семья жила в комнате маминых родителей, но чуть позже мама сумела добиться выделения ей двухкомнатной квартирки в старом, еще дореволюционной постройки доме на улице Кочуринера и мы все включая бабушку и деда, переехали туда.

Когда-то это были казачьи казармы. Позже сменив несколько владельцев и заполучив в своей архитектуре несколько дополнительных внутренних перегородок, дом превратился в жилой. Это был длинный "П"-образный барак, поделённый на крохотные комнатушки, и чем-то напоминающий коммунальную квартиру. В верхней его перекладине имелись высокие деревянные ворота с калиткой. Распахнув их во двор спокойно мог въехать грузовик. Который и появлялся у нас раз в неделю, очищая помойку от бытового мусора, которая находилась в дальнем конце двора, между ножками "П". Там же имелось и деревянное строение с огромной ямой под ним и служащее для отправления естественных надобностей. Представляю, как жилось людям чьи квартирки находились рядом с этими удобствами. Запах распространялся чуть ли не на весь двор.

Отлично помню огромное дерево шелковицы, или как его называли у нас — Тутовника, росшего справа от входа во двор. Дерево было очень старым, пышным и высоким. Помню в момент созревания, бабушка просила соседского мальчишку, который лез на дерево и собирал для меня его сочные вкусные плоды. Они были совсем небольшие размером с половинку мизинчика ребенка, а формой напоминали ягодку малины или черники. Скорее именно последнюю, потому что были темно-синего цвета и необычайно вкусными.

С одной стороны, наш дом был похож на огромную коммуналку, наверное, именно так он и задумывался в самом начале.

С другой стороны, в отличие от коммуналки, жильцы нашего дома, отказавшись от длинного узкого коридора, проходящего сквозь все здание уже самостоятельно, поставили дополнительные перегородки и сделали себе отдельные входы превратив огромную коммуналку в крохотные малосемейки. Благо, что дом был одноэтажный, а выходы из него вели во двор. После прорубания выходов тут же часть двора огородили на малюсенькие, приусадебные участочки. Которые были настолько малы, что в них можно было разместить разве что стол с парой лавок, или вынести корыто во время стирки белья. На что-то иное их не хватало. Но опять же разделив часть общего двора на подобные дворики, люди были рады хотя бы этому.

Дворики, тут же были огорожены заборчиками из штакетника, кто-то умудрился посадить пару кустов роз или гладиолусов, но чаще всего там находилась вкопанная деревянная лавка и небольшой столик, за которым вполне можно было попить чай, перекинуться в выходной день с соседями в домино или картишки, или просто посидеть, наслаждаясь вечерней прохладой.

Правда, когда за столиком собирались соседи, пройти мимо столика во двор или в дом, можно было лишь бочком, так как места уже не оставалось.

Бывший когда-то коридор, был превращен в крохотную кухоньку. Но так-как не водопровода ни газа не имелось, то воду носили в ведрах из колонки на улице, а в качестве плиты использовался примус. В очень редких случаях кто-то использовал газовую плиту со сжиженым газом на привозных баллонах.

Там же, неподалеку от туалета и мусорки, находились и сараюшки, в одной из которых отец сделал для себя нечто похожее на мастерскую. И где родители хранили зимой овощи и ненужные сейчас вещи, которые возможно могут пригодиться в дальнейшем. Не принято было в то время избавляться от подобного, потому и складывалось все про запас.

Двор, для меня мелкого казался просто огромным, хотя родители постоянно жаловались, что он маловат, что меня очень удивляло.

Не считая пригороженной кухоньки нашей семье принадлежало две комнаты, располагающихся друг за другом.

В первой, немного меньшей по размеру жили бабушка с дедом и стояла моя детская кроватка. В самом теплом месте возле печи. Единственное окно этой комнаты выходило раньше в коридор, а после на нашу кухню. Под этим окном и стояла кровать моего деда. Позже уже учась в школе я слышал рассказы мамы о его большой любви ко мне, но в силу малого возраста я запомнил его уже парализованным и постоянно лежащим на этой самой койке.

Рядом с койкой деда, у его изголовья стоял большой бабушкин сундук с чуть выпуклой крышкой, окрашенной темно синем лаком. Боковины этого сундука были отделаны жестью и раскрашены в разные цвета образуя какой-то сложный орнамент.

Но самое интересное было внутри. Я не говорю о вещах, лежащих там, самым притягательным для меня была внутренняя поверхность крышки, оклеенная множеством разных картинок.

Здесь были и фотографии бабушки в подвенечном платье со стоящим рядом молодым дедом в офицерской форме с погонами ротмистра кавалергардского полка. Фотографии маленькой мамы, играющей возле какой-то лужи, просто вырезанных из каких-то журналов разноцветных картинок и наклеенных на крышку. Все это мне было очень интересно разглядывать, при этом слушая объяснения бабушки, а иногда и деда, если он не спал.

На этом же сундуке спала и бабушка. Меня всегда удивляло как она там умещается, ведь спать на выпуклой крышке совсем неудобно, но тем не менее она спала именно там, почему-то отказываясь спать на диване стоящем с другой комнате.

Во второй, чуть большей комнате жили мои родители. Там стоял, большой светлого дерева платяной шкаф. Возле соседней стены, диван с высокой прямой спинкой, чуть в стороне от которого почти в самом углу находилась топка печи голландки. На противоположной от шкафа стороне широкая металлическая кровать с панцирной сеткой, на которой спали мои родители и на которой так любил прыгать я в их отсутствие. Напротив дивана, в стене выходящей на улицу, имелись два небольших окна. Между ними стоял круглый стол с несколькими стульями.

Общая площадь квартиры, как я узнал несколько позже, составляла около двадцати квадратных метров.

О том доме у меня осталось несколько достаточно ярких воспоминаний.

На третий день рождения мне была подарена железная дорога.

Это такие металлические рельсы, собирающиеся в круг, паровоз с вагонами все это приводилось в движение с помощью батареек. Наверное, предполагалось что подобная игрушка займет меня на какое-то время. Вот только заняла она почему-то не меня.

Первое воспоминание о ней выглядит примерно так. Меня подводят к круглому столу, на всей площади которого из плотной бумаги сделаны холмы, раскрашенные травой и цветами. Вырезанные деревья, склеенные здание вокзала, мост через нарисованную речку и много чего еще. Все это раскрашено цветными красками и выглядит вполне как настоящее. Во всяком случае мне кажется именно так. Через все эти леса, холмы, тоннели, мосты, проложена железная дорога по которой едет поезд с вагонами, время от времени подавая свисток.

У меня загораются глаза и взобравшись с ногами на стул я завороженно гляжу на это действо.

Мне тут же объявляется, что все это подарок именно мне на день моего рождения. Услышав это счастья становится еще больше.

Пока я любуюсь на паровозик мама с бабушкой выходят в соседнюю комнату, а я остаюсь с отцом.

Но.

Как только я пытаюсь протянуть руку чтобы дотронуться до движущегося паровозика или чего ни будь из нарисованного или склеенного из бумаги, как тут же отец одергивает меня, говоря, что на это можно только смотреть. А спустя пять минут, все это останавливается, под предлогом дефицита батареек и вообще убирается на шкаф, до которого я в силу своего возраста не доберусь при всем своем желании.

Мне предлагается заняться чем-то другим, пока взрослые будут накрывать на стол, отмечая мой день рождения.

В следующий раз игрушка достается под строгим присмотром отца буквально на пятнадцать минут, и опять же с наказом ничего не трогать. Отец при этом, что-то подправляет, подклеивает, подкрашивает. Впрочем, мне гораздо более интересен сам паровоз, а не окружающий его мир, созданный отцом.

Видимо в один из дней мне надоедает тупо смотреть на то, как папа играет в подаренную мне игрушку и я, собрав пирамиду из табуреток пытаюсь взобраться на шкаф, чтобы достать ее.

От неминуемого падения меня спасает бабушка, случайно зашедшая в комнату. Она же помогает мне снять все это со шкафа и водрузив на стол, вместе с ней разбираемся как запустить собранную отцом конструкцию. Впрочем, я и сам уже насмотревшись за действиями отца прекрасно знаю об этом. Бабушка, убедившись в моих знаниях покидает комнату, а я играю с паровозиком добавив оловянных солдатиков пару грузовых машинок и еще какие-то интересные мне игрушки. Поглощенный игрой не замечаю, как пролетает время и пропускаю момент, когда в комнате появляется отец.

Увидев, чем я занят, он тут же выдергивает меня из-за стола в угол. Следом за мной туда же летят мои солдатики и все остальное. А вместе с моими игрушками, случайно, а может и преднамеренно сдернутое с поверхности и вырванное с корнем здание вокзала.

Тут же возникает скандал, в котором меня обзывают бестолочью, обвиняют в порче, с таким трудом построенной железной дороги. Оказывается, это именно я вырвал здание вокзала и испортил что-то еще с таким трудом сделанное именно для меня, а все мои слова о том, что это сделал не я остаются безо внимания.

В конце концов бабушка забирает меня, успокаивает и скандал стихает. Через некоторое время железная дорога просто исчезает из дома, а я даже не вспоминаю о ней.

Когда мне исполняется четыре года в нашей семье происходит прибавление и у меня появляется сестренка.

Маринка, названная так в честь моей бабушки, маминой мамы. Сестренка, очень похожая на отца, такая же смуглая как он и с темными, почти черными волосиками. Я называю ее шоколадкой, и это прозвище тут же подхватывается родителями и как бы становится ее вторым именем.

Отец души не чает над своей дочкой, и я тут же отхожу на второй, а то и на третий план.

С этого момента с его стороны в отношении меня начинаются постоянные тычки, а иногда и затрещины. Но все это делается без свидетелей и потому не смотря на мои слезы, а иногда и жалобы все они списываются на мою бурную фантазию.

В отсутствие мамы, мне теперь строжайше запрещено не только подходить к сестре, но и лишний раз взглянуть на нее. Любой шаг в ее сторону тут же пресекается.

Сестра же несмотря на свое малолетство, тут же просекает ситуацию и малейшее ее несогласие со мной оборачивается ее ревом, на который тут же реагирует отец, оборачивая все на меня. И я тут же становлюсь виноватым во всех сделанных или не сделанных грехах. И не важно кто на самом деле накосячил, виноватым все одно оказываюсь я.

Вспоминается еще один, довольно интересный случай из тех лет.

В один из летних дней, вместе с родителями выехали на прогулку на "Комсомольское озеро" — парк в одном из районов Ташкента. Во время прогулки наткнулись на лоток с беспроигрышной лотереей. Тогда часто происходили подобные, своего рода аттракционы.

Мама тут же покупает пару билетиков, один из которых достаю из барабана я, другой сестренка. Моим выигрышем оказывается пышный букет алых роз, который тут же отдается маме. Сестра же выигрывает огромный игрушечный грузовик, который не сейчас, ни много позже так и не достается мне, несмотря на все уговоры. А любые попытки завладеть им жестко пресекаются. Сестра же, видя реакцию отца на мои попытки, демонстративно начинает возить на нем кукол, как только в поле зрения попадаем мы с отцом. В остальное же время грузовик пылится под кроватью никому не нужный.

Но, жизнь продолжается, наступает весна и в один из дней у меня появляется велосипед.

Самый настоящий велосипед! С гнутым рулем, кожаным подпружиненном сиденье, как на взрослом велосипеде, звонком и тремя колесами. А самое интересное что на нем можно ездить, крутя педалями или просто встав одной ногой на скобку, расположенную над задней звездочкой, а другой ногой отталкиваясь от земли.

Мы с мамой иногда ходим в магазин, и я сопровождаю ее на велосипеде. В один из дней в голову приходит идея и я поделившись ее с мамой, прощу отца установить мне над задними колесами багажник, чтобы возвращаясь из магазина маме можно было поставить туда сумку. Отец даже не хочет слышать об этом, отмахиваясь, то усталостью после работы, то занятостью по дому, но в конце концов после неоднократных моих и маминых просьб багажник наконец появляется на моем велосипеде. Вот только увидев это чудо, я понимаю, что я только что лишился своего велосипеда.

Багажник сварен из довольно толстой, для меня четырехлетнего, арматуры и оседлав велосипед у меня с трудом получается сдвинуть его с места. Ни о каких дополнительных сумках в качестве груза, речи и быть не может.

В сердцах я пинаю ногой свой велосипед, который тут же переворачивается вверх колесами через багажник. Мама случайно замечает это и выходит из дома со хмурым лицом готовясь отругать меня за такое отношение к вещам. Но тут ее взгляд падает на велосипед и до нее доходит причина моей злости.

Она пытается поставить велосипед на колеса, но, он тяжел даже для нее, и даже поставленный на колеса он так и норовит перевернуться обратно через заднюю ось и багажник, который сильно нарушил развесовку велосипеда.

Подхватив велосипед за руль, она тащит его к нашему сарайчику где у отца хранятся инструменты и подойдя к нему толкает велосипед прямо ему под ноги.

Дело заканчивается очередным скандалом. Позже багажник все же скручивается, и я продолжаю кататься без него.

В то время было не так много машин, если разумеется не выезжать на центральные улицы. А уж по своему переулку мы гоняли как хотели, тем более, что в то время не слишком-то опасались того, что ребенка может кто-то обидеть или украсть.

Единственные обиды, которые и случались между нами были из-за частых потасовок. О толерантности или еще каких-то чудачествах в то время не говорили, хотя и вражды между русскоязычным и местным населением не возникало. Скорее наоборот, даже общались между собой мы свободно переходя с Русского на Узбекский. Правда драчки все же происходили, но сие никак не было связанно с национальной или прочей рознью. С другой стороны, и взрослые на то смотрели сквозь пальцы. Не увечили ребенка и ладно, а так бойцовский дух закаляется, в жизни оное еще как может пригодиться.

Разумеется среди пацанов встречались и слабаки и те что посильнее, но наверное, благодаря тычкам, получаемым мною от отца, я воспринимал все эти синяки и ссадины несколько иначе. Да и от слез меня родитель тоже достаточно быстро отучил. Во всяком случае обиды в слезы не выливались, скорее наоборот. И если я в силу малолетства, да и какого-никакого уважения к родителю, конкретно ему за мстить был не в силах, то уж с соседскими пацанами разговор был совершенно другим. С равными дрались на кулачках, а уж с неравными и подручными предметами пользовались.

Насмотревшись на других пацанов со своей улицы, я упросил маму переделать велосипед в двухколесный. Оказывается, это было заложено в его конструкцию и делалось довольно просто. Решив, что вполне сумеем справиться с этим сами, не привлекая отца, переделываем велосипед в двухколесный. И с помощью соседского мальчишки протянув все гайки на нем пытаюсь научиться ездить на двух колесах. Увы, пока ничего не получается. Пришедший домой отец в очередной раз отмахивается от маминой просьбы, сам я уже даже не пытаюсь его о чем-то просить, и маме приходится заняться этим самой.

Наверное, это было достаточно весело для зрителей, в качестве которых выступал как раз папа.

Я, оседлав велосипед начинаю крутить педали, а мама, пригнувшись и поддерживая велосипед бежит рядом со мной давая советы. Вроде бы что-то получается, но стоит ей отпустить меня, как равновесие куда-то пропадает, и я тут же лечу на землю. Мама терпеливо поднимает, осматривает меня в поисках ушибов и ссадин и объяснив мне мои ошибки вновь пытается проделать то же самое.

Наверное, это продолжалось бы еще долго, но тут я случайно ловлю насмешливый взгляд отца, вышедшего во двор и усевшегося на скамейку, чтобы покурить и посмеяться над нашими приключениями. Во мне появляется какая-то злость и уже через мгновение я свободно еду сам, не нуждаясь ни в чьей поддержке.

Запыхавшаяся от бега мама останавливается и ее лицо озаряет горделивая, за меня, улыбка. Вновь замечаю, на этот раз несколько разочарованный, и какой-то досадный взгляд отца. Видимо ожидания на долгие развлечения не удались.

В 1966 году произошло сильное землетрясение. Было разрушено множество домов, особенно старой постройки сделанных из саманного кирпича. Впрочем, землетрясение ничему не научило местных жителей и строительство домов из сырого кирпича было продолжено и после него.

После первых же толчков, мама заставила отца поставить палатку или навес во дворе и вынесла туда кровати и шкаф с одеждой. Отец конечно ворчал, но против пойти не решился и сделал так как настояла мать, правда не во всем. Несмотря на то, что толчки еще какое-то время продолжались, он ночевал в доме, а не как мы во дворе.

Здесь мать уже оказалась бессильна, но к ее радости ничего страшного не произошло, а вскоре и толчки прекратились.

Сразу же после катаклизма в Ташкент, со всего союза съехались строители и началась стройка века. За считанные месяцы город поднялся из руин и стал еще краше чем был.

Благодаря интенсивному строительству повезло и нам. Через пару месяцев после катастрофы нам выделили новую квартиру в новом, только что организованном и застроенном районе Ташкента.

Этим районом стал Спутник.

За его строительство отвечали военные и именно благодаря их усилиям, буквально за полгода было поднято шестнадцать кварталов, по сотне домов в каждом. Ими же построено четыре общеобразовательных школы, и детских сада, здания для швейной фабрики, кинотеатр, огромный стадион и все остальное необходимое для нормальной жизни. Все здания, за исключением бани, кинотеатра и пожарного депо были возведены из дерева. В качестве облицовки применялся шифер, отчего все дома Спутника были как бы покрыты чешуей.

Нам досталась трехкомнатная квартира, в двухэтажном, двенадцати квартирном доме, на первом этаже. В самом центре района, квартале Ц2.

С правой стороны от дома в соседнем здании находился детский сад, в который тут же устраивается сестренка, а напротив дома школа, в которой мне вскоре предстояло учиться. Каждому из жилых домов предлагался небольшой приусадебный участок. Здесь, в Узбекистане, приветствуется работа на земле и поэтому все свободные клочки земли обязательно заняты или посаженным деревом, или какими-то другими растениями. Я не раз видел кусты картофеля, растущие вдоль городских тротуаров. И это считается нормальным.

Здесь невозможно увидеть табличку: "По газонам не ходить", единственно, о чем тебя могут попросить, если конечно не догадаешься сам, снять обувь перед тем, как ты взойдешь на зеленую лужайку для отдыха. И я часто видел людей отдыхающих и даже спящих на подобных лужайках. Причем чаще всего неподалеку обязательно находился милиционер, но не для того чтобы выгнать людей с газона или разбудить, а затем, чтобы спящего на нем человека никто не побеспокоил.

Благодаря тому, что трехкомнатная квартира занимала угловую часть дома, соответственно и участок находящийся под окнами был разделен на две части, между квартирами на первых и вторых этажах. И он получился достаточно просторным.

В добавок ко всему свою роль сыграло и то, что между нашим домом и детским садом не было запланировано никакой дороги, поэтому родители, да и наши соседи с верхнего этажа с легким сердцем прихватили для себя все пространство между нашим домом и забором детского сада. В итоге получились достаточно просторные участки площадью около пяти соток, чему мы с соседями были несказанно рады.

Отец, почти сразу же в глубине участка поставил небольшой сарайчик, к задней стороне которого пристроился почти такой же сарайчик соседа, и в нем была организованна домашняя мастерская, которая вскоре несколько расширилась, превратившись в гараж для мотоцикла с коляской. Правда все это произошло несколько позже.

Пока же мы обустраивались на новом месте.

Участки, в нашем районе не разрешали ограждать заборами, предлагая использовать для этого живую изгородь. Рассаду на нее первое время раздавали бесплатно, чем многие сумели воспользоваться.

Вначале это разумеется смотрелось не очень, но когда живая изгородь разрослась вид сразу же изменился. Уже спустя год-два, наш район превратился в сад. Все дома, улицы утопали в зеленых деревьях кустарниках и цветах, отчего воздух всегда был свежим и даже в самую жару легко было найти тень и прохладу, что очень немаловажно в Ташкентском климате.

К моменту нашего переезда в Спутник, дед уже умер, но бабушка была еще жива, плюс были мы с сестрой, поэтому маме и удалось "выбить" трехкомнатную квартиру. Правда это продолжалось недолго и спустя полгода мы с родителями остались одни. Бабушка умерла. Мы несколько погоревали об ушедшей бабушке, но жизнь продолжалась.

Теперь у меня, и сестры были отдельные комнаты. Родители же для отдыха, забрали себе зал, хотя отец и был против такой расстановки.

Надо сказать, что гости приезжали к нам, да и мы ездили к ним, почти каждые выходные. Мама была очень общительным человеком и всегда старалась приветить друзей и родных. С радостью встречала гостей, накрывала стол и в доме было всегда весело и шумно.

В то время мне казалось, что и меня и моих родителей все очень любили и всегда старались оказаться рядом, чтобы помочь.

Увы все оказалось совсем наоборот. Вот только когда я это понял было уже поздно.

На следующий год мне исполнилось семь лет, и я пошел в школу.

Учеба, благодаря неустанным заботам мамы всегда давалась мне легко и потому первые три класса я был круглым отличником. Не скажу, что это сильно помогало мне в жизни, потому как завистников хватало всегда. К тому же, если к отличницам девочкам относятся нормально, считая, что для них это в порядке вещей, то среди мальчишек это что-то из ряда вон выходящее, во всяком случае для основного отстающего в учебе контингента, который всегда оказывается в большинстве. Посему и случаются постоянные стычки.

Какое-то время мне везло, и я избегал подобного. Стычки если и происходили, то совершенно по другим поводам. Но долго такое везение длиться не могло и потому в один из дней меня все же выловили и попытались подсказать, что хорошо учиться — нехорошо. Или, раз уж у меня так все хорошо получается, то я обязан хотя бы всем давать списывать свои задания. Я в принципе никогда и не отказывал в подобном, каждый учится в меру своего разумения, но когда просьбы списать перешли в требования оного я просто стал посылать всех очень далеко. Как-то не нравилось мне то, что я списывание у меня переросло в мою обязанность перед кем-то. Послав пару раз за такие требования, в итоге получил обиду. Вот мне и попытались объяснить, что нужно стремиться быть как все и не выделяться из коллектива.

Очень не хотелось быть битым, но с другой стороны я прекрасно понимал, что я просто не справлюсь с тремя пацанами, хотя и не собирался отказываться от драки.

Понимая, что деваться мне некуда я оглядывался вокруг в поисках выхода из создавшегося положения. И тут мне на глаза попался черенок от лопаты. Согласен, что подобный выход не самый спортивный, но в тот момент я об этом даже не задумывался.

Сделав пару шагов в сторону увиденной мною палки я со всего размаха бросил свой портфель в самого сильного своего противника и резко нагнувшись подхватил в руки найденное мною оружие. С этого момента все разговоры были закончены.

Взревев раненым быком, первым бросился на своих преследователей, раздавая удары направо и налево. Как оказалось, этого было более чем достаточно. Уже спустя минуту я остался совершенно один, а сбежавшие от меня пацаны, крутили у виска и называя меня психом, старались привести себя в порядок, и грозя подловить меня в темном уголке.

Оказывается, за те несколько секунд махания палкой, я успел поставить им несколько ушибов и синяков, а одному даже разбить в кровь плечо, порвав заодно и рубаху. Так получилось, что в пылу схватки я просто не обратил внимания на торчащий из черенка огрызок гвоздика. Впрочем, даже заметив его я не особенно расстроился. Не я все это затеял. Даже если меня и обвинят в нападении, что позже и произошло, все равно я считал себя правым.

Дрался я и раньше, но даже тогда не принято было нападать втроем на одного. Хочешь драться дерись, но будь честным по отношению к противнику, если хочешь чтобы и к тебе относились так же.

Уже на следующий день вызвали в школу мою мать, записав в дневнике замечание о том, что это оказывается я напал на одноклассников и избил их непонятно за что.

Правда во время разборок в кабинете директора школы между мной и остальными участниками драки, истина о том, что именно меня хотели немного проучить, а не я нападал на них все же вылезла на свет. Но меня, тут же обвинили в том, что я оборонявшись, взяв в руки палку.

— И что же? Я должен был терпеливо сносить их удары, не отвечая на них. А ничего, что их было трое?!

— Но палка не выход из положения! — произнесла директриса. — Можно было бы решить вопросы мирным путем.

— Например? — спросила моя мама.

— Например просто убежать. Или позвать на помощь. — ответили ей.

— А после этого меня будут все тыркать и обзывать трусом? И вы считаете, что после этого все бы закончилось? — не выдержал я. — Уж лучше я буду ходить с палкой!

Итогом всей разборки стала постановка меня на учет в детской комнате милиции и некоторый скандал, произошедший дома. Пообещав маме никогда не начинать драки первым, я ее немного успокоил, хотя возможно мне это показалось.

Правда уже на следующий день стоило одному из моих противников чем-то пригрозить мне, я сразу же ответил ударом, даже не пытаясь что-то сказать в ответ.

В общем вскоре меня оставили в покое, за глаза называя психом, а иногда и зверенышем по моей фамилии, за готовность начать драку по любому поводу и готовность использовать в ней любой подручный материал, не зависимо от того, что удар, например, арматурой может и изрядно покалечить. Что однажды чуть было не произошло.

Подобное не прибавило мне друзей, зато и враги старались обходить меня стороною. Зато теперь никто не привязывался ко мне в плане выделения из толпы.

Отец тоже с некоторых пор старался сильно меня не задевать, после одного случая, когда получив очередную затрещину я вызверился и попер на него вооружившись лопатой.

Разумеется, лопата была моментально вырвана из моих рук, а я получил хорошую взбучку ремнем. Но видимо сам факт того, что я поднял на него руку, плюс давно известные ему жалобы на меня со стороны родителей, пострадавших от моей ярости пацанов, заставил несколько призадуматься. И решив не накалять и без того не самые радужные отношения, затрещины и тычки с его стороны, практически прекратились. Но с другой стороны появился запрет буквально на все. Мне было запрещено брать инструменты отца, подходить к его мотоциклу, который появился чуть позже, встревать в разговоры, когда меня об этом не спрашивали, даже просто появляться ему на глаза в отсутствие матери. Разумеется, вслух об этом не говорилось, но любое нарушение тут же пресекалось. Причем не обязательно силовыми методами. Обычные тычки и затрещины, практикуемые отцом, ранее превратились в мелкие подлянки, иногда исполняемые им самим, а иногда и сестренкой с подсказки папы. И даже несмотря на то, что в итоге всего этого чаще всего страдал именно я, но и виноватым делали тоже именно меня. В один голос утверждая, например, что это именно я поставил ведро с водой на дверь, и сам же под него вляпался. Потому и убирать лужу мама заставляла именно меня и в редких случаях сестру, но после этого подлянки в моем отношении на некоторое время даже ужесточались.

В общем я хотя и жил во внешне дружной семье, но был своего рода изгоем в ней. Хотя это касалось исключительно отца и сестры. Мама или не догадывалась об этом или не желала того. Хотя скорее первое, потому что все вышесказанное происходило именно в ее отсутствие. В те же моменты, когда она могла что-то услышать, отношения превращались в слащаво-приторные. Меня тут же называли ласковыми словами, мягко журили за какой ни будь проступок, всем своим видом показывая, что у нас все очень хорошо и в семье нет никаких проблем.

К этому времени я давно вырос из детского велосипеда, который вначале перешел в пользование сестры, а после был благополучно переделан в садовую тележку. После переезда в Спутник мама купила мне взрослый велосипед. Вначале хотела остановиться на "Орленке" велосипеде, чуть меньшего размера, но немного подумав и видимо согласовав этот вопрос с отцом купила мне взрослый велосипед "Урал" со скошенной дамской рамой. Видимо из расчета дальнейшей его эксплуатацией сестрой. И хотя я первое время не мог в силу своего роста достать до педалей с седла, меня это ничуть не останавливало от покатушек стоя на педалях.

Чуть позже у нас дома появился мотоцикл. Уж не знаю, на какой свалке отец его нашел, но это чудо действительно было раритетным. Больше всего в нем меня и всех соседских мальчишек удивляла как ни странно именно коляска. И, наверное потому, что на передней ее части стояла странная конструкция служащая, по словам соседа-военного для установки там пулемета.

Из услышанного случайно разговора родителей я узнал, что сей мотоцикл действительно прошел почти всю войну и был привезен в Ташкент в качестве трофея.

Отцу он достался за смешные деньги из-за того, что в нем ничего не работало. Фактически на тот момент это была телега на трех колесах.

Где-то с полгода отец упорно пытался его завести, и когда это наконец произошло, тут же продал его, наверное устав от вечных ремонтов. Спустя месяц или два после продажи во дворе появился другой, более современный мотоцикл ИЖ-П56. Правда ему уже было больше десяти лет, но он хоть и выглядел не новым, но был вполне рабочим.

После появления своего транспорта мы, вместе со всей семьей стали часто выезжать для отдыха на речку или за город. Правда за город все же реже, потому что вчетвером на мотоцикле ехать оказывается было нельзя, но вот на речку вполне допустимо. Разница состояла в том, что для поездок в горы было необходимо пересекать город, хоть и по окраине, но тем не менее была возможность нарваться на пост ГАИ. И в итоге лишиться прав. На речку же проехать было гораздо проще. В нашем районе не так часто расхаживала милиция, а от нашей квартиры до въезда в ближайший колхоз, где о Гаишниках никогда не слышали было чуть больше пары сотен метров. Правда и до самой реки было их около пяти километров, поэтому съездив туда пару раз с родителями на мотоцикле, все остальные выезды я добирался туда на велосипеде. Так мне было гораздо удобнее и интереснее. Если на мотоцикле все же старались придерживаться дорог, я выбирал для поездок тропинки, а иногда вообще ехал напрямую через поля в итоге добираясь до места гораздо быстрее остальных.

ЮНОСТЬ.

Беда пришла совсем не с той стороны, где казалось ее можно было ожидать. В один из летних дней, мы всей семьёй собрались поехать на Чирчик, речку, что протекала неподалёку от нас искупаться и приятно провести входной день.

Я как обычно, отправился туда на велосипеде. Во-первых, так было удобнее мне, а во-вторых, спокойнее для родителей. Хотя гаишники и считались редкими гостями в нашем районе, но все же отмахиваться от случайного их появления не стоило. И лишний человек на трехместном мотоцикле, мог привести к штрафу или лишению прав. О том, что в итоге крайним окажусь именно я, в этом случае, никаких сомнений не было. Поэтому проще было воспользоваться велосипедом.

К тому же совсем недавно я в одной из книжек вычитал о появлении такого вида спорта как триал. Сама концепция его мне жутко понравилась, и я при каждом удобном случае старался как-то воплощать это в жизнь. Возможно я и не совсем правильно понял идею этого вида спорта, но из моих рассуждений следовало то, что нужно было преодолевать препятствия, сохраняя при этом равновесие и не касаться земли ногами. Правда, когда я читал об этом виде спорта, подразумевались мотоциклы, но за неимение оного я решил, что для начала пойдет и велосипед. Не сразу, но кое-что у меня все же получалось. В качестве таких препятствий я чаще всего выбирал вспаханное поле. Если раньше я пересекал его по натоптанной тропинке, то сейчас старался выбрать дорогу так, чтобы на пути появлялось как можно больше вывернутых глыб земли. Преодолевая их на своем велосипеде, порой приходилось замирать в почти неустойчивом положении, выбирая дальнейший путь, или же наоборот стараться проскочить его с одного маха. Разумеется, времени на обычную дорогу уходило гораздо больше, зато и было гораздо интереснее. А править восьмерки на колесах я приучился еще год назад, когда отец на очередную просьбу матери, просто оттолкнул от себя мой велосипед, сказав: "Сам сломал, пусть сам и делает!".

Еще некоторой проблемой было хранение велосипеда. Для своего мотоцикла отец построил в огороде небольшой сарайчик. В принципе место там было и первое время я ставил велосипед именно туда. Но в какой-то из дней отец ушел на работу забрав ключи с собой, и мне пришлось на весь день остаться без велосипеда. Я-то конечно пережил это, но дело в том, родители с целью получения дополнительного заработка в огороде поставили клетки и разводили кроликов. Вернее сказать, все это разведение, как то — кормление, чистка клеток, как-то само собой легло именно на меня. А исходя из того, что мы жили хоть на окраине, но все же в городе, за травой для кроликов приходилось ездить именно мне, причем именно ездить, потому как в самом городе взять ее было негде. Приходилось выезжать за город, в какой-нибудь из окрестных колхозов и выкашивать ураком, это такой местный серп, похожий на косу литовку, только длиной около тридцати сантиметров на небольшой деревянной ручке, и собрав траву в мешок или возвращаться обратно ли ехать к другой полянке, чтобы накосить еще. В тот же день, я остался дома, а кролики остались голодными. Виноват конечно же оказался я, но с того самого дня для велосипеда пришлось искать другое место, потому как в мотоцикле чудесным образом свинтился и куда-то исчез краник от бензобака. Который как оказалось свинтил и куда-то заиграл именно я. То обстоятельство что бензин остававшийся в баке, так же чудесным образом оказался перелит в трехлитровую банку и поставлен на полку под самый потолок, куда я при всем своем желании бы е влез, осталось без внимания. В общем нужно было искать новое место для своего велосипеда. Кстати место нашлось довольно быстро. Наш сосед, пенсионер, подрабатывающий дворником у нас на улице, узнав о моих проблемах, предложил ставить велосипед под лестницу в нашем подъезде, где за решетчатой дверью он хранил свои метла и лопату. Я как-то несколько раз помог ему и поэтому у нас с ним были если не дружеские, в силу огромной разницы в возрасте, то вполне нормальные отношения. Я всегда здоровался с ним, другой раз предлагал свою помощь, в общем помогая ему я помог и себе. Зато теперь у меня было свое собственное место, куда помимо велосипеда я складывал мешки для травы, хранил свой урак и даже кое-какие инструменты. К тому же, чтобы лишний раз е беспокоить друг друга Карим-ака отдал мне запасные ключи от замка, закрывающего его подсобку, и теперь я мог в любое время как поставить туда велосипед, так и забрать его оттуда. Правда однажды, краем уха услышал разговор, между моим отцом и Карим-ака. Отец попытался мягко пожурить старого дворника говоря о том, что он зря доверил ключи мне, потому что в итоге он может лишиться всех своих инструментов из-за моей безалаберности. Я не слышал, что отец получил в ответ, но тот ему явно не понравился. Я же со своей стороны старался с этого момента, не только лишний раз проверить закрыл ли я дверь или нет, но и старался лишний раз навести в этой клетушке порядок, чтобы ко мне не было претензий.

В тот день я несколько задержался на вспаханном поле, поэтому приехал на речку несколько позже, уже ожидая нагоняя от матери за свою задержку. Но к моему удивлению, на нашем месте никого не было. Причем родители вместе с сестрой, судя по отсутствию следов, еще даже не приезжали сюда. С одной стороны, это было хорошо, так как легко скрывало мою задержку. Поэтому без задней мысли я разделся, и искупавшись лег загорать, решив, что они задержались, заехав в какой-нибудь магазин. Такое уже случалось ранее. Но позже, когда прошло около получаса, во мне появилось некоторое беспокойство из-за из отсутствия. Просидев на пляже еще около получаса, я решил вернуться назад, решив, что могло что-то случиться, из-за чего поездка была отменена. Вернувшись домой, я тоже никого не нашел. Вначале хотел было проехать по их следам, но после вспомнил, что перед выездом отец говорил о том, что собирается заехать к своему знакомому, чтобы что-то у него забрать, где именно живет его знакомый я не знал, поэтом решил, что наилучшим вариантом будет подождать родителей дома.

В ожидании родителей я перекусил и включив телевизор улегся на диван, где и заснул.

Меня разбудил настойчивый стук во входную дверь. Странно, подумалось мне, у родителей имеются ключи, а кто еще может стучаться в такую рань.

Открыв дверь, я увидел перед собой пару милиционеров и полную женщину в гражданской одежде. Впрочем, я сразу узнал ее. Это была Валентина Федоровна из детской комнаты милиции, куда меня не так давно поставили на учет. Поздоровавшись с пришедшими людьми, я пригласил их войти, сказав, что родителей пока нет дома, но возможно они скоро появятся.

— Именно по этому поводу мы и пришли. — произнесла Валентина Федоровна, проходя в квартиру.

Сопровождающие ее милиционеры присели на диван в зале, а женщина, взяв меня за руку прошла со мной на кухню со словами: "Нам нужно серьезно поговорить!"

Я не чувствовал за собой никаких новых грехов, поэтому нисколько не сопротивляясь прошел с нею на кухню и пригласив ее присаживаться сам сел на один из стульев.

— Понимаешь, Саша, случилось страшное. — женщина на минуту замолчала, видимо решая, как подать мысль, наконец решившись она произнесла. — Твои родители и сестра погибли, попав в аварию.

Произнесенные ею слова как-то не сразу дошли до моего сознания. "Этого просто не могло быть. Как они могли погибнуть если совсем недавно были живы и здоровы?!" — мысли подобные этим проносились в моей голове, никак не укладываясь в сознании.

— Этого не может быть! Вы лжете! — произнес я.

— Увы сынок — это правда. — скорбно произнесла женщина и я заметил, как заблестели ее глаза.

Может быть именно в этот момент до меня и дошла страшная весть.

— Нет! — изо всей силы вскричал я и рванулся с места.

С трудом удержав меня она постаралась как бы успокоить меня, но видимо ее слова так подействовали на меня, что удержать меня на месте было выше ее сил. Вырвавшись из ее рук, я выбежал в коридор с желанием бежать на поиски своих родителей, но тут же был перехвачен двумя работниками милиции, которые появились в моей квартире вместе с инспектором.

Перехватив меня, они аккуратно провели меня в зал, а зашедшая следом инспекторша попыталась вновь меня успокоить. Видя, что ничего из этого не выходит она кивнула одному из милиционеров и спустя мгновение свет померк для меня.

Я очнулся ближе к вечеру. К моему удивлению, совершенно спокойным. Я уже не старался куда-то бежать, кричать, или вытворять подобные глупости. Мысленно я переваривал произошедшее и вспоминал то хорошее и плохое, что доставалось мне от родителей. Сейчас я даже был готов выслушивать постоянные упреки и насмешки отца, но увы его уже не было, и некому было в очередной раз назвать меня бестолочью. То же самое касалось и мамы, которая казалось не замечала все эти подначки со стороны отца и сестренки, но вместе с тем старалась как-то успокоить, приласкать меня лишний раз, чем вызывала у остальных членов семьи чувство ревности по отношению ко мне. Несколько отрешенно я выслушал подробности происшедшего и попытался как-то уложить все это в своем сознании. В этот момент, во мне жили как бы две личности. Одна с сознанием девятилетнего ребенка как бы еще не до конца верила в происходящее, пыталась сорваться с места, куда-то бежать, что-то доказывать. Вторая — боле взрослая успокаивала первую, находила какие-то слова, старалась как-то помочь, сдержать порывы. И в итоге неизменно побеждала в этом молчаливом споре. Я как бы разделился на две сущности, живущие в симбиозе внутри моего тела, моего сознания. С одной стороны, я не разделял себя на двое, с другой... не понимал, что происходит.

Попытавшись придать своему голосу максимум спокойствия, я спросил:

— И что теперь? Что со мной будет?

— Ну у тебя же есть родственники, думаю они не откажут в усыновлении.

— Вряд-ли я кому-то нужен из них. — пришла мысль. — Разве что кто-то польстится на квартиру.

К моему удивлению, желающих взять опеку надомной оказалось целых три человека. Две Ташкентские тетки и бабушка, мать отца, живущая в Ургенче. Теток я знал, как облупленных и поэтому всеми силами старался отказаться от их опеки, даже несмотря на то, что видел бабушку всего однажды. Но кто будет слушать сопливого девятилетнего пацана? И опеку присудили одной из теток, мотивируя это еще тем, что та является заслуженным учителем республики.

Ну не может заслуженный учитель нанести вред ребенку, тем более родному, видимо посчитали они. А то, что моя мать вот уже около года находилась в ссоре со своей заслуженной двоюродной сестрой, и именно из-за меня, никто не захотел принять во внимание.

— Не выдумывай, Саша! Не было никаких ссор. — слащаво приторным голосом сказала будущая моя опекунша. Но судя по ее взгляду, брошенному на в мою сторону, меня ожидало веселое детство.

У тети Кати, было своих двое детей. Правда старший сын Григорий уже успел закончить школу, поступить в институт, и даже жениться. Как я понял из разговоров моя квартира вначале предназначалась именно ему, но видимо решив, она все же побольше имеющейся двушки, правда почти в центре города, это решение переиграли тетя Катя вместе с мужем и младшим сыном переехала к нам. Вернее сказать, уже к себе, так как судя по документам, которые как-то попались мне на глаза, квартира уже чудесным образом перешла во владение тети Кати, а я оказался там всего лишь жильцом.

Комната, которую я занимал раньше единолично теперь оказалась разделена с моим троюродным братом. Причем мой диван, достался именно ему, а мне была поставлена узкая железная кровать с панцирной сеткой. Впрочем, она была достаточно мягкой поэтому я особенно не спорил по этому поводу. А вот то, что Виталик, мой троюродный брат, мог бы занять отдельную комнату, вполне громко озвучил. В ответ услышал, что зал является общей комнатой, и если есть такая возможность, то пусть ею и остается. Вот если бы мы были разнополыми, тогда другое дело, а раз мы браться то и стесняться нам друг друга не стоит. Поэтому тетя Катя и дядя Боря заняли комнату моей покойной сестры.

Мы с Виталиком были одногодками, поэтому с первого сентября пошли в одну школу. Более того даже в тот же класс где я и учился до трагедии. Несмотря на, казалось бы, общие интересы, один и тот же класс, одна школа, отношения у меня с братцем не сложились. То есть внешне мы, как бы и не дрались, но и особенной дружбы у нас не получилось. В общем терпели друг друга. Впрочем, этому способствовали и отношения опекунов ко мне. Внешне вроде было все прилично, но с каждым днем оказывалось, что я чем-то хуже Виталика. Если он получал отличную оценку его хвалили, ставили в пример мне. Если это случалось со мной, или не замечали подобного, хотя тетя ежедневно проверяла наши дневники, или особенно если такая же оценка была и у брата, то меня обвиняли в списывании.

Кролики, которых ранее разводили мои родители, никуда не делись. Наоборот, с помощью дяди Бори в огороде появилось еще с десяток клеток, а кормление всех расплодившихся животных так и осталось на мне. Правда зимой, кроликов кормили купленным в совхозе комбикормом, или зерном, а иногда если того и другого не было то хлебом купленным в магазине. Правда для кормления животных покупать хлеб было запрещено, поэтому в этом случае я объезжал все хлебные магазинчики нашего района покупая в каждом по одной-две буханки.

Впрочем, я не особенно обижался на это. То же самое я делал и со своими родителями, потому ничего нового здесь не появилось. Единственно прибавилось количество животных, но тут мне было обещано, что летом брат будет помогать мне в заготовке кормов.

В общем в первые полтора года моей жизни с опекунами если и были какие-то шероховатости, то они довольно успешно сглаживались тетей Катей. Во всяком случае я не ощущал себя чем-то обделенным. Хотя возможно этому способствовало еще и то обстоятельство, что раз, а то и дважды в месяц, особенно в первое время, к нам наведывались из инспекции по делам несовершеннолетних и проверяли как я живу. Впрочем, уже к лету, подобные посещения сократились, а после и прекратились вообще. Видимо где-то там решили, что я попал в приличную семью, где меня любят, лелеют и у меня все прекрасно.

Первые изменения начались ближе к лету следующего года. Вначале я не особенно обращал на это внимания, втянувшись в обычный ритм жизни, большую часть времени был занят то учебой в школе, то ухаживанием за животными, то еще какими-то хозяйственными работами, поэтому времени, чтобы заняться чем-то другим, или просто побездельничать практически не оставалось. Чуть позже начал замечать, что если я занят какими-то хозяйственными делами или чем-то еще, то Виталик, придя домой мог просто, забросив свой портфель в комнату тут же смыться на прогулку. Мне же приходилось первым делом седлать свой велосипед и ехать на заготовку травы. Вдобавок ко всему в один из дней мне было предложено поменяться с братом велосипедами. Мотивировка заключалась в том, что хотя мы с ним одного возраста, но он заметно выше меня, и ему не слишком удобно пользоваться маленьким велосипедом. Я начале было согласился, но в этот же день понял, что прогадал со своим согласием. Велосипед брата оказался раздолбан до такого состояния, что не то что ехать куда-то, с ним было страшно даже идти рядом, он грозил рассыпаться в любой момент. Попытавшись его починить, я услышал в свой адрес такую кучу брани, что просто оторопел. Оказалось, что Виталик все это время прекрасно ездил и следил за своим велосипедом, но стоило к нему прикоснуться мне, как сразу же начались непредвиденные поломки. И вместо того, чтобы быстренько съездить за травой, чтобы накормить голодных животных, я занимаюсь не пойми чем, только чтобы не заниматься хозяйством. Вдобавок ко всему, из-за размера доставшегося мне велосипеда, было неудобно возить мешок с травой. На раму он не помещался, а заднего багажника у него не было. Я попробовал было скрутить багажник со своего старого велосипеда, но и тут нарвался на очередной скандал. В общем пришлось обходиться без него. Правда довольно быстро я собрал что-то похожее на багажник из старья, найденного в отцовом сарайчике, но неприятный осадок все же остался. К тому же стал замечать, что даже во время еды, мне достаются не самые лучшие куски. Если мы едим суп, то мясо обычно оказывается в тарелках дяди Бори или Виталика. Розочка с торта соответственно достается брату. О карманных деньгах я даже не вспоминаю. Если в первый год мне и доставалось что-то, то после обо мне просто позабыли. То же самое касалось и одежды. Виталик здорово вытянулся за последний год, я же практически не подрос, поэтому большую часть одежды мне приходилось донашивать за братом. А если что-то и покупалось именно для меня, то выбиралось не из того, что красивее или моднее, а из того, что дешевле. Внешне же все было вполне благополучно. Я был достаточно сыт, одет, обут. И даже в какой-то степени обласкан приемными родителями. И все это при каждом удобном случае, тут же выставлялось напоказ.

Со временем все это постепенно скапливалось во мне превращалось в какой-то ком недовольства. Какое-то время я терпел, даже тогда, когда Виталика отправили на отдых в пионерский лагерь, а меня оставили здесь, потому как было необходимо ухаживать за кроликами, и кроме меня это сделать было некому. Правда был дан намек, что следующим, во вторую смену, поеду я, а брат останется здесь. Я действительно поехал в пионерский лагерь на вторую смену, вот только брат, вместе с родителями укатил на море, а за кроликами попросили поухаживать Карим-ака, для которого за неделю до моего отъезда мне пришлось натаскать целую кучу травы, выезжая за ней по нескольку раз в день. Вдобавок ко всему, оказалось, что путевка по которой я поехал в пионерский лагерь была куплена на чужое имя, причем на девочку. И если вначале, при отправке на это не обратили внимания, то по приезду, оказалось, что мне негде жить. Ведь не могли же меня заселить вместе с девчонками, где имелось место согласно моей путевке. В общем переночевав один день в кабинете директора, наутро с попутной машиной я был отправлен обратно в город.

Родная квартира встретила меня запертыми дверями и отсутствием ключей. Оказалось, что опекуны уехали на море в день моего отъезда в пионерский лагерь и оставили ключи только от сарайчика, где находились заготовленные корма для кроликов. Причем уехали на три недели в дом отдыха Союза Художников, в котором состоял дядя Боря. Разумеется, можно было съездить к Григорию, старшему сыну тетки, но подумав решил не нарываться. Тем более, что отношения у нас складывались слабо сказать, что напряженные. Даже когда он приезжал к нам в гости, я всегда старался или куда-то уйти, или отсидеться в своей комнате, чтобы лишний раз не попасть ему на глаза и не заработать очередной подзатыльник на ровном месте, просто ради прикола.

Разумеется, три недели, которые будут отсутствовать опекуны, необходимо было чем-то питаться, и где-то жить. С жильем и питанием вопрос решился почти моментально, как только меня заметил Карим-ака. Мне сразу было предложено пожить эти две недели у него, и я конечно же сразу согласился.

Эти недели, были, наверное, лучшими днями за последние полтора года. Казалось бы, совершенно чужой человек, но он относился ко мне как к родному сыну, стараясь во всем угодить, как можно сытнее и лучше накормить, чем-то развлечь и так далее. Разумеется, я старался отплатить ему тем же, тут же взяв на себя заботу по хозяйству и всячески стараясь помочь самому Карим-ака, как дома, так и по работе.

Кстати сказать, видимо кто-то из соседей заметив, что я вновь появился здесь и живу в квартире нашего дворника, а мои опекуны отсутствуют, пожаловались в детскую комнату милиции. Откуда тотчас прибыла инспекция во главе с небезызвестной мне Валентиной Федоровной. Со мной и Карим-ака мирно побеседовали и пообещав разобраться с нарушением удалились. Эта беседа, как оказалось имела серьезные последствия.

Во-первых, был сделан запрос по месту отдыха моих опекунов и их отдых был прерван вызовом в Ташкент. А когда разъяренная до белого каления тетка появилась во дворе нашего дома и тут же с кулаками набросилась на меня, избивая и всячески оскорбляя понятно за что, тут уже не выдержали соседи и вызвали наряд милиции, который к слову появился практически мгновенно. Во всяком случае, тетка еще не до конца успела успокоиться и ее с трудом сдерживали соседи.

Итогом всего этого стало судебное заседание где с помощью опытного следователя меня допросили и выявили все нарушения, допущенные опекунами в отношении меня. После этого у тетки и ее семьи отозвали право на опекунство, которое передали моей бабушке. К слову сказать, вторая тетка просто на просто отказалась взять на себя такую ответственность.

БАБУШКА

Бабушка ворвалась в мою жизнь маленьким торнадо, и буквально перевернула все, поставив с ног на голову. Я вначале отел было возмутиться ее действиям но, только попытавшись открыть рот услышал: "А ты подумай!". А ведь действительно, понял я, ведь так намного лучше и интереснее. И у меня тотчас пропали все возражения.

Бабушка — Ефросинья Ивановна, высокая еще не старая женщина, очень аккуратная и следящая за собой. В отличие от мамы, или тем более тетки Кати, никогда не видел ее растрёпанной, в замызганном халате, или как-то неухоженной.

Поселившись в моей комнате, по приезде она сразу же предложила мне комнату сестры, сказав, что я подрастающее поколение и у меня гораздо больше запросов чем у нее, а ей вполне достаточно и моей старой комнатки. Она никогда не выходила из нее неодетой или тем более непричесанной. Даже поднятая среди ночи неожиданным звонком какого-то мужчины, как оказалось приехавшего издалека и ошибшегося квартирой, она вышла из своей комнаты в таком виде, будто ждала этого звонка и специально готовилась к этой встрече. Когда она успевала все это, не могу понять. Даже ранним утром, провожая меня в школу, всегда аккуратно, со вкусом одетая, с тщательно уложенными волосами и легким макияжем, нанесенным с таким искусством, что порой казалось все это натуральное, а не наведенное.

Оказалось, что бабушка довольно известный в нашей республике юрист, адвокат. Ее появление в первый день, когда она подъехала к дому на собственной черной волге наделало переполоху в нашем доме. Черный цвет машины означал в это время близость к такому высокому начальству, что как говориться — не вышепчешь.

Несмотря, на то, что видел ее всего лишь однажды в детстве, почему-то сразу же узнал, как, впрочем, и она меня. Почему-то тут же захотелось прижаться к ней всем телом и обнять близкого мне человека. От нее исходили просто невообразимые волны тепла и нежности.

Скептически осмотрев то, что оставила после себя в квартире тетка, вынесла безапелляционный вердикт — свинарник, жить здесь невозможно. Тут же подхватив меня под руку, спросила есть ли у меня здесь что-то памятное, с чем мне бы не хотелось расставаться.

— Разве что фотографии родителей. — произнес я.

— Забирай и поехали! — услышал я в ответ.

Удивленно взглянув на нее, забрал с собой альбом с фотографиями, сумку со своими документами, и вышел из квартиры. Тут же усадив меня в машину бабушка, предупредила Карим-ака, который все это время находился неподалеку от нас о том, что на некоторое время мы поселимся в гостинице, пока квартиру не приведут в относительный порядок. И после этого сев за руль бабушка отъехала от дома. Первым делом мы заехали в милицию, где словно по взмаху волшебной палочки, буквально за полчаса решились все вопросы с опекунством и пропиской. Причем создалось впечатление о том, что не я с бабушкой пришли к ним с просьбой об оформлении документов, а совсем наоборот, они сами выразили такое желание и суетились как мухи в то время пока мы с бабулей и еще одним представительным мужчиной пили чай с сушками в его кабинете. После того, как все было оформлено и подписано, нас с огромным уважением проводили до самого автомобиля и позволили уехать только тогда, когда бабушка дала твердое обещание не забывать и приезжать к ним.

— Лизоблюды. — услышал я бабушкин вердикт стоило нам немного отъехать от отделения милиции. После этого мы вернулись к нашему дому. Оказалось, что во время оформления документом бабуля успела созвониться с кем нужно и договориться о ремонте нашей квартиры, и сейчас у дома нас ждал прораб, который будет делать ремонт.

Пройдясь по комнатам, бабушка выразила желание рассказав какой она видит отремонтированную квартиру, оговорила с прорабом сроки и выдала аванс. После этого мы, вновь усевшись в ее автомобиль поехали в город.

Остановив машину возле гостиницы "Россия", подхватив легкую сумку со своими вещами баба Фрося и я вошли в фойе. Оказалось, что хотя на окошке и стояла картонка с надписью "Мест нет", стоило бабушке только подойти к окну, они тут же чудесным образом появились. Сняв для нас двухместный номер на неделю, и получив ключи от него, войдя в лифт мы поднялись на пятый этаж и найдя нашу дверь вошли внутрь.

Номер оказался довольно большим и светлым. В нем было две комнаты, в первой из которых имелся большой диван, телевизор, холодильник, стол с парой стульев, и большой пушистый ковер закрывавший пол половины комнаты. Вторая комната несколько меньше, в ней стояла большая двуспальная деревянная кровать, шкаф для одежды и большое зеркало с тумбочкой под ним, на полу так же имелся ковер. За окнами протянулся балкон с выходом на него из любой комнаты. Правда балкон выходил на центральную улицу и стоило нам открыть дверь на него, как в номер ворвался шум проезжающих автомобилей. К тому же окна оказались на солнечной стороне, что очень не понравилось моей спутнице. Вначале она собралась было спуститься вниз чтобы поменять выданный нам номер, но после подумав, решила оставить как есть, сказав.

— Ладно на неделю сойдет. А после в квартиру въедем.

Предложив мне выбирать место для ночлега, она прошла во вторую комнату разобрать вещи. Посмотрев на широкую двуспальную кровать где легко можно было потеряться, я вернулся в первую комнату и усевшись на диван решил, что лучшего и не придумаешь, тем более, что в комнате имелся цветной телевизор, и как я понял мне никто не запрещал его смотреть хоть до полуночи.

Разобравшись с вещами и определившись с местами для ночлега баба Фрося предложила мне съездить куда ни будь приодеться и пообедать. Все же прошло уже больше половины дня и желудок мощным урчанием давал сигналы о том, что пора бы подкрепиться.

Неделя прошла в постоянных поездках по магазинам, где мне поменяли весь гардероб, по знакомым коих у бабы Фроси оказалось великое множество, и просто по городу с заходом в парки, где мы катались на качелях, каруселях, и развлекались, как только могли. Честно говоря, я не помню, ничего подобного в своей жизни ранее. Несколько раз заезжали в Спутник где смотрели как идет ремонт в нашей квартире. Судя по виду бабушки, она была не слишком довольна и постоянно поторапливала строителей.

Но так или иначе спустя десять дней после начала ремонта, мы все же въехали в нашу обновленную квартиру. Вернее сказать, приняли у строителей проделанные ими работы. Хотя и здесь не обошлось без небольшого скандала. Оказалось, что строители немного схалтурили и не заменили рамы на окнах, а только зашпатлевали и заново их покрасили. Да и с сантехникой тоже не был решен вопрос. В общем в итоге бабушка пересмотрела обещанную сумму и выдала окончательный расчет с учетом недоделок. Рабочие вначале попытались было что-то доказать, но у них ничего не вышло, тем более что и так они задержались с ремонтом. А нам пришлось в очередной раз продлевать аренду омера в гостинице.

Первым делом мы с бабушкой, по ее совету раскрыли все окна и двери, чтобы как следует проветрить квартиру и избавиться от лишних запахов краски и стройматериалов. После чего, оставив квартиру под присмотром Карим-ака поехали покупать мебель.

Мебельный магазин встретил нас железной кроватью, парой древних шкафов и такими же древними креслами, покрытыми более чем годовалой пылью. Но стоило бабушке только назвать свое имя, как нас тут же проводили на склад, где нам были представлены новейшие образцы мебели. Тут же нашлись и грузчики, и сборщики, в общем через какой-то час у нас в квартире работали минимум три бригады собирая и устанавливая купленную нами мебель. И уже к вечеру мы вселились в совершенно новую квартиру. Честно говоря, сейчас квартира выглядела даже лучше, чем когда мы ее только получили.

— Саш, а тебе очень нужны эти кролики? — услышал я в один из дней вопрос моей опекунши.

— Не знаю, как-то не задумывался над этим. Просто они всегда были насколько я себя помню.

— Может стоит от них избавиться? Денег у нас хватает, да и честно говоря мне не слишком нравится кроличье мясо. К тому же, как не убирай клетки, а запах все равно остается, и он честно говоря не очень приятен. Нет, если конечно ты желаешь и дальше заботиться о них, нет проблем, но как мне кажется, лучше будет если ты это время затратишь на учебу, или просто на отдых. Вот, например, — Do you speak English?

— Дую, но фигово. — отвечаю я бабуле.

Бабушка на мгновение зависает, переваривая мой ответ. После этого вновь произносит.

— Это шутка? Пошловатая, честно говоря.

— Да. Но дело в том, что я учу французский язык. А кролики, я бы давно от них отказался, просто они были всем нужны, а я как бы бесплатное приложение к ним.

— Французский? — Удивленно переспрашивает она. — Какому чудаку пришла идея изучать французский? Впрочем, это неважно. On va apprendre le français. — бабушка тут же переходит на французский. С этого дня говорим только на нем. Поверь, трудно только первое время, после будет гораздо легче. А за изучение языка, обещаю тебе поездку во Францию.

В тот же день мои питомцы были розданы всем желающим, а клетки, частично разобраны и выброшены на помойку, а частично отданы тому, кто захотел их забрать. Точно так же был разобран и отцов сарайчик.

После ревизии, проведенной в нем, оказалось, что он забит большей частью, совершенно ненужным никому хламом. Перебирая эти вещи, вдруг вспомнились подначки отца и его презрительное прозвище, данное мне — Бестолочь. Честно говоря, я многое бы отдал, чтобы все стало как прежде, даже сейчас, кода жизнь, предложенная бабулей, стала очень интересной. И нужных вещей было собрана небольшая сумка с инструментами и ящик с мелкими болтами, гайками и шурупами. Все остальное в тот же день было вывезено на ту же помойку. Правда встал вопрос с хранением велосипеда, но Карим-ака, любезно согласился держать его у него под лестницей. На месте же бывших клеток и сарая, бабушка развернула строительство гаража для "Волги", причем не просто из ржавого железа, а капитального, кирпичного. Видимо кому-то из соседей это не понравилось, и они пожаловались куда нужно. Но приехавшая комиссия вместо того, чтобы потребовать сноса непланового строения привезла разрешение на постройку оного и все благополучно разрешилось.

Все это время мне не давала покоя мысль, кто же такая моя бабушка на самом деле? Почему у нее выходит все так просто? Достаточно войти в любой магазин, и ее тут же узнают и начинают в буквальном смысле облизывать, стоит ей что-то захотеть и все решается практически мгновенно. И ладно если бы она жила в Ташкенте, так нет же, она приехала сюда из какой-то дыры, на самой окраине республики и тем не менее все ее узнают. В один из вечеров я не выдержал и все-таки задал ей этот вопрос.

— Понимаешь, Саша, моим последним мужем был человек, который отвечал за проверку работы всех торговых точек в республике, и мы довольно часто приезжали в Ташкент, как, впрочем, и остальные города по служебной необходимости.

— А почему же ты ни разу не заезжала к нам в гости?

— Понимаешь, я не слишком была в ладах с твоей матерью, так получилось. Я давно жалею об этом но исправить увы уже ничего невозможно. Поэтому появляясь в Ташкенте, я иногда встречалась с твоим отцом, но все эти встречи проходили на стороне.

Какое-то объяснение было получено. Не уверен в его полной правдивости, но так или иначе оно объясняло большинство вопросов, связанных с моей опекуншей. Тем временем жизнь продолжалась, и эта жизнь с каждым днем нравилась мне все больше и больше.

Первое время было очень тяжело общаться на языке, которого я практически не знал. То, что дают в школе рассчитано скорее на то, чтобы тебя понимала учительница и вряд ли кто-то еще. Да и запас слов полученный там тоже оставлял желать лучшего.

С бабушкой было все по-другому. Она говорила со мной только на французском, причем строила свои фразы так, что зная хотя бы пару слов из произнесенных ею, в контексте можно было понять смысл всей фразы. Если же я, что-то не понимал, она несколько раз повторяла ее, при этом указывая на предметы, соответствующие ее словам. Это была своего рода игра, с полным погружением в языковую среду, и буквально за месяц дало свои результаты. Уже через месяц я практически свободно мог говорить с ней на обычные домашние или школьные темы, при этом грассируя, как настоящий парижанин. Правда не обошлось без казуса. В школе учительница почти перестала понимать меня, и снижала оценки за мое произношение. Бабушка вначале возмутилась подобному отношению, и даже пару раз поприсутствовала на уроках французского, после чего сказала, чтобы я не заморачивался по этому незначительному поводу.

— Что делать, Саша, её учили именно так. Видимо о том, что твоего учителя, смогут понять только выпускники ее вуза никто не говорил. К тому же на следующий год ты будешь изучать английский.

— Почему? — Удивленно спросил я. — А что не так с этим языком?

— Все с ним так, просто судя по всему, твоя учительница скоро уйдет в декретный отпуск и наверняка, дирекция не будет заморачиваться с поиском нового преподавателя, а просто раскидают вас по другим группам. А уж я постараюсь сделать так, чтобы это был английский, а не какой-то другой. Впрочем, французский мы тоже не будем забывать.

К окончанию седьмого класса, я разговаривал на французском как истинный парижанин, во всяком случае это было так, по словам бабушки. Учебный год я закончил хоть и не отличником, но твердым хорошистом. Впереди было три месяца каникул и обещанная поездка во Францию.

КАНИКУЛЫ

Странно, я всегда считал, что поездка за границу вызывает огромные проблемы. Мало того, что туда сложно выехать, а тем более с ребенком, бабушке?! Поэтому ее обещание в том, что она мне покажет Францию, если я достаточно хорошо выучу язык, мне казалось не более чем обещанием. В конце концов если бы она объявила поездку сорванной из-за того, что нам не разрешили ее, или же появились трудности с визой, деньгами, чем-то еще, то ничуть бы не удивился, и скорее всего воспринял бы все это как должное. Ведь в конце концов бабушка не всесильна.

Но к моему удивлению, все оказалось совсем наоборот. Как только я закончил учебный год, отбыл десять дней бесполезной практики, так сразу же попал в цепкие бабулины ручки. И не успел оглянуться, как оказался в самолете, летевшем в Москву. Впрочем, такой перелет меня еще не слишком удивил. О том, что мы попадем в Париж, я еще до конца не верил и поездку в столицу воспринимал как некую компенсацию неудавшихся обещанных каникул во Франции. Самым удивительным для меня стало то, что в Домодедово, куда мы приземлились нас встречала такая же черная "Волга", как у моей бабули. Без лишних слов шофер и его помощник приняли наш багаж, предложили нам занять места, и машина покатила в неизвестном для меня направлении. Как оказалось, мы просто переехали в другой аэропорт, во "Внуково". События развивались настолько стремительно, что я не успев удивиться уже вновь оказался в самолете, на этот раз в бизнес классе "Боинга-737" летящем в Париж.

Здесь все было необычно. Широкие удобные кресла, в которых можно было не только сидеть, но и лежать. В отличие от тесноты "ИЛ-62" в котором мы летели до Москвы, здесь было все совсем иначе. Если в нашем самолете нам подали небольшой кусочек холодной курицы, стыдливо прикрывавший собой две ложки гречневой каши и стакан с остывшем чаем, в котором плавала долька лимона, то здесь нам дали меню, где из десятка предложенных блюд мы выбрали то, что нам понравилось. Причем блюда были действительно горячими и вкусными, а кофе натуральным. Во всяком случае его аромат я запомнил надолго. Более того в отличие от московского рейса, где блюда подавали в пластиковых контейнерах и с такими-же ложками, здесь были настоящие фарфоровые тарелки, металлические ложки, фарфоровые чашечки с блюдцами. И на всех имелся логотип "Эйр-Франс" компании, которой принадлежал самолет. После того, как я плотно поел нам был предложен десерт. Скажу честно, я еще никогда не пробовал столь вкусного мороженного и свежевыжатого ананасового сока. В течении всего полета я смотрел французскую комедию с несравненным Луи де Фюнесом, по телевизору, установленному на стене перед нашими креслами. Причем звук с него подавался на наушники, которые лежали в кресле каждого пассажира. Таким образом передача, транслируемая по ТВ, не мешала никому. Например, мой сосед справа просто спал, раздвинув свое кресло и укрывшись пледом.

Даже если бы бабушка сейчас сказала, что на этом наша поездка завершится, я и то был бы счастлив как никогда.

Но поездка продолжилась. В "Орли", где мы приземлились спустя несколько часов, после оформления документов и получения багажа, мы к моему удивлению не стали нанимать такси, или пытаться сесть в автобус, а пройдя несколько в сторону, дошли до конторы, которая занималась прокатом автомобилей, где бабушка, предъявив права арендовала небольшой автомобильчик "Фольксваген-жук", где загрузив багаж и усевшись в него мы продолжили наше путешествие на колесах.

Через полчаса неторопливой езды по Парижу, во время которой бабуля рассказывала мне о достопримечательностях, мимо которых мы проезжали, мы остановились возле небольшого двухэтажного домика, на улице

Сен-Дени 17. Это оказался частный пансионат, в котором мы и сняли пару комнат на некоторое время. Оказалось, что и здесь, бабушка достаточно известная личность, во всяком случае хозяйка пансионата мадам Жофре, была несказанно рада увидев ее. Радость выражалась не только в обнимашках, которые устроила эта женщина, но и безостановочной скороговорке на грани понимания полившейся из ее уст, в которой она старалась донести до нас все последние новости, произошедшие со дня последнего появления моей бабули у нее в гостях. Как я понял из ее слов бабушка была здесь довольно частым гостем, причем чуть ли не ежегодным, что только добавило множество дополнительных вопросов, которые мне все же придется задать ей.

Немного отдохнув и выпив по паре чашек кофе с рогаликами, под нескончаемый поток слов нашей хозяйки, мы прошли в свои комнаты где, переодевшись покинули столь гостеприимное заведение и решили прокатиться по городу. Благо что времени до вечера было еще вполне достаточно. К тому же судя по бабушкиному виду она совсем не устала и с радостью согласилась показать мне город.

Сегодня мы не старались проехать к центру города, а просто прокатились по его окраинам. Часто останавливались рассматривая здания старой постройки, заходили в небольшие кафе и ресторанчики, где выпивали по чашечке кофе с местной выпечкой, прокатились по набережной Сены, которая оказалась совсем недалеко от нас, но честно говоря не призвала на меня никакого впечатления. Река была больше похожа на канал, закованный в гранитные берега. Да и честно говоря показалась мне несколько грязноватой. Уже поздно вечером мы вернулись в наш пансионат, и помывшись легли спать.

На следующее утро бабушка предложила мне составить план мероприятий на наши каникулы. В первую очередь поинтересовавшись, что именно я хочу увидеть здесь. Хотелок было много. Первым пунктом была названа Эйфелева башня, затем музей Лувра, замок Иф. Перед отъездом я как раз прочел книгу "Граф Монте-Кристо" и мне захотелось осмотреть и замок Иф, где герой книги содержался в тюрьме и остров Монте-Кристо, где был спрятан клад, давший герою книги возможность отомстить. Бабуля сочла мои желания вполне преемственными, разве что уточнила, что Эйфелеву башню, лучше посетить перед отъездом, в день независимости. Пока же она предложила несколько иную программу, в которой Лувр, впрочем, стоял на первом месте.

И начиная с сегодняшнего дня мы начали осматривать достопримечательности Французской столицы.

Начинали наши экскурсии с самого утра и завершали поздно вечером, прерываясь лишь на короткий обед в каком-ни будь из ресторанчиков по пути нашего следования, или на короткий перекус в одном из кафе, коих по городу разбросано великое множество.

Чтобы наши поездки запомнились получше, в первый же день был приобретён фотоаппарат и бабушка научила меня им пользоваться. Вначале я думал откладывать отснятые пленки в сторону, чтобы проявить и отпечатать их по приезду домой, но по совету бабули решили сделать это здесь. Оказывается, проявка цветной пленки требует изрядного мастерства, и будет обидно если заснятые кадры окажутся испорченными, поэтому обработку пленки решили доверить профессионалам, тем более, что это оказалось совсем недорого. А если на пленке оказывались испорченными некоторые кадры, то мы всегда могли повторить их, ведь для этого нужно было всего лишь посетить нужное место.

Замок Иф не оправдал моих ожиданий. Вместо величественного здания крепости, в которой когда-то содержался герой романа, моему взору представилась совсем небольшая квадратная крепостица с тремя круглыми башнями по углам. Хотя остров по периметру и окружен кирпичной стеной, но сам замок оказался маловатым по моему мнению. Я ожидал чего-то более величественного.

Остров Монте-Кристо оказался расположенным в Тирренском море и принадлежал Италии, а совсем не Франции как мне представлялось раньше. Мы добрались до него на небольшой туристической шхуне от города Ниццы. Точно, как и было описано в книге, он оказался почти безлюдным. Там имелась лишь небольшая гостиница для туристов вроде нас с бабушкой. Нам предложена была экскурсии по местным горам, населенным множеством диких коз. Когда я спросил о пещерах, то получил в ответ, что на самом деле, ничего подобного здесь не имеется. Пещеры на острове выдумка автора. "Хотя если судить по горной местности, пещеры обязательно бы нашлись, нужно лишь хорошо поискать их" — подумал я. Но для этого необходимо гораздо больше времени, чем два дня, что мы провели на этом острове.

Вернувшись назад, мы около недели провели на побережье, наслаждаясь чудесными пляжами Ниццы, побывали в Каннах, Сан-Тропе. В принципе в последнем ничего особо примечательного мы не обнаружили. Просто захотелось побывать в городке где снималась знаменитая комедия с Луи де Фюнесом.

В Париж мы вернулись двенадцатого июля, специально на день раньше, хотя день независимости объявлен четырнадцатого числа, отмечать День взятия Бастилии французы начинают еще с вечера тринадцатого июля. Тогда организовываются различные народные гуляния, одним из самых известных и заметных является "Бал пожарников". Уж не знаем, как в этот вечер обстоят дела с пожарной безопасностью в городе, но вот "пожарное" веселье держится на уровне.

Каждая казарма каждого из 20 округов Парижа устраивает открытые дискотеки и концерты, которые может посетить любой желающий. Кто-то из служащих приходит на праздник в рабочей форме, кто-то в гражданской, а кто-то и вовсе "налегке". По отзывам бывалых, из французских пожарных можно устроить настоящий конкурс красоты. Обычно такое мероприятие заканчивается большим салютом.

Вечером мы посетили настоящий бал, в саду Тюильри. Именно там ежегодно проводится Большой бал, который как раз и сохранил все основные традиции этого мероприятия. Пары со всего мира съезжаются тринадцатого июля в Париж, чтобы потанцевать, да и просто побывать в качестве гостей такого светского раута. На Большом балу, к тому же, в отличие от венских, царит довольно непринужденная атмосфера. Правда для меня он являлся скорее визуальным зрелищем, потому как те танцы, что я знал, как-то не прияты на таких мероприятиях, зато бабушка блистала как никогда. Уже поздно вечером возвращаясь домой она призналась мне что очень давно так не веселилась как сегодня.

Усталые, но довольные, мы разошлись по своим комнатам и мгновенно уснули.

Обычно я не помню своих снов. Разве что отдельные моменты, особенно запомнившееся мне, но сегодняшний сон, запомнился мне от начала и до конца. И я даже не знаю был ли это сон, или же все увиденное мной произошло на самом деле? Во всяком случае все говорит именно об этом.

Я вдруг оказываюсь в теле четырнадцатилетнего подростка четырнадцатого июля 1789 года. Я Парижанин и судя по всему беспризорник. Во всяком случае, судя по одежде, которая в данный момент на мне я принадлежу далеко не самым богатым слоям населения, если не сказать большего. Улицы Парижа заполнены народом, который кажется снует туда-сюда без определенной цели. То тут то там собираются стихийные митинги, и кто-то из особенно крикливых начинает вещать или о скором конце света, или призывает идти на штурм крепости. Другие наоборот стараются как-то повысить свое благосостояние и собираясь в группы, врываются в богатые дома, лавки, вынося оттуда все, что попадает под руку. Я в толпе таких же, как и сам мальчишек занимаюсь примерно тем же. Революция или взятие Бастилии, для меня сейчас, что пустой звук. Гораздо больше меня интересует добыча хлеба или чего-то еще, чтобы не остаться голодным. Мы врываемся в лавку хлебопека и буквально сметаем все с его полок, после чего довольные, загруженные свежей выпечкой несемся к месту нашего постоянного обитания в пригород Сен-Дени, здесь в развалинах старых домов, в одном из подвалов располагается наша обитель. Сегодняшний день для нас воистину праздник, в отличие от остальных жителей города. Наевшись до отвала и запив свежую выпечку обычной водой из реки, еще не забранной в гранитные берега, м вновь устремляемся на улицы Парижа в поисках новых приключений, и запасов, прекрасно понимая, что завтрашний день может стать совсем иным и такого изобилия больше не будет. О чем-то задумавшись отстаю от толпы таких же беспризорников, как и сам и вдруг оказываюсь возле одного из разграбленных домов. Видя, что дом уже никого не интересует вхожу в него в надежде отыскать что-то нужное для себя. Поднявшись на второй этаж, вижу огромную лохань с еще почти горячей водой и разбросанные в полном беспорядке по всей комнате детские вещи.

— А почему бы и нет?! — Возникает шальная мысль.

Тут же сорвав с себя дерюгу, в которой я одет, погружаюсь с головой в лохань и некоторое время лежу в ней испытывая ни с чем не сравнимое удовольствие тепла и покоя. Будто вновь попал в далекое, как мне кажется детство, когда еще у меня имелись родители и я жил с ними в нормальном доме. Вынырнув из воспоминаний вижу на стоящей рядом табуретке пузырек с жидким мылом, подхватив который тут же выливаю на свою голову, и усиленно втираю в длинные непослушные и ужасно грязные волосы. Вода тут же становится чёрной от смытой с меня застарелой грязи. Оглядываюсь вокруг и замечаю стоящую неподалеку еще одну бадью с водой, заваленную какими-то вещами. Тут же выскакиваю из своей ванны и поднатужившись выливаю ее содержимое прямо на пол, ничуть не заботясь о том, что это может повредить валяющимся тут вещам, или самому дому. После подтянув лохань поближе к бадье вновь оказываюсь в ней и найденным тут же черпаком, обрушиваю на себя уже холодную воду из бадьи, смывая с себя остатки грязи и мыла.

Уже через минуту понимаю, какое же это счастье, ходить с чистой головой и телом, когда ничего не чешется и не ползает по тебе. Была бы вода немного погорячее, наверное, еще бы полежал в этой лохани, но к сожалению вода холодная и находиться в ней, не доставляет никакого удовольствия. Поэтому выскочив из нее оглядываюсь вокруг и замечаю торчащее из шкафа чистое беленое полотну, видимо используемое здесь качестве полотенца. Тут же выхватив его, насухо вытираюсь и взглядом обшариваю помещение в поисках подходящей одежды для себя. Одевать на чистое тело ту дерюгу, что была на мне до купания нет никакого желания, а вокруг к моему огромному сожалению, разбросаны вещи предназначенные в основном для девочек. Тем не менее, подбираю себе чистые панталончики и натягиваю на себя. Это все же лучше, чем ходить голым, после чего набросив на плечи, какую-то кофту выхожу из комнаты и двигаюсь по коридору, заглядывая во все комнаты, встречающиеся на моем пути. В одной из них обнаруживаю огромную кровать и платяной шкаф с оторванной и перекошенной дверцей. На самой кровати не осталось никакого белья, даже матрац лежащий на ней неестественно вздыблен и взрезан ножом из-за чего по комнате разбросаны клочья ваты. Видимо дом принадлежал какому-то богатому человеку, обычно матрацы набивают сеном или соломой. В самом шкафу остались кое-какие вещи, принадлежащие раньше мужчине, поэтому недолго думая, подбираю себе неплохие штаны и рубаху. Правда и то и другое несколько великоваты для меня, но это не беда. Штанины тут же подворачиваются до нужной длинны, а рукава просто обрываются. Надев, а себя все найденное и перевязавшись в поясе найденным куском ткани, чтобы удержать штаны на поясе, продолжаю своё исследование. Теперь, когда я немного одет можно обратить внимание и на что-то другое. Хотя если найдется одежда более по размеру, тут же поменяю ее. Дом, в котором я нахожусь довольно просторный и вскоре я набредаю на еще одну комнату, принадлежащую скорее, всего мальчишке моего возраста, во всяком случае одежда которую я там обнаруживаю подходит мне гораздо больше, чем та что сейчас на мне. Тут же разоблачившись я натягиваю на себя не новое, но чистое исподнее, поверх которого идут плотные серые штаны с кожаными вставками на коленях и заднице. Поверху одевается чистая синяя рубаха, и такого же цвета, как и штаны куртка, с кожаными вставками на локтях и груди. На пояс находится кожаный ремень с тонкими завязочками, а на ноги, чуть великоватые мне сапожки, из коричневой кожи. Осталось только найти шляпу, которая тут же обнаруживается в одной из коробок. Оглядев себя в небольшом зеркальце, найденном под столом, невольно восклицаю.

— Да я франт!

После этого, почему-то сразу же возникает желание никогда не возвращаться в развалины дома, где жил в последние полтора года. Вот только что делать дальше пока не могу придумать. В задумчивости обхожу оставшиеся комнаты особняка и в последней обнаруживаю разгромленный дубовый шкаф для бумаг и массивный письменный стол и пол, залитый чем-то липким. Поскользнувшись в луже то ли масла, то ли чего-то еще падаю на колени и вижу несколько монет закатившихся под стол и видимо незамеченных грабителями, побывавшими здесь до меня. Заползаю под стол и вскоре монеты, лежащие там оказываются у меня в руке.

В этот момент слышу сильный шум и в комнату, где я нахожусь вбегает разъяренный верзила с огромным тесаком в руке. От испуга съеживаюсь под столом, читая про себя молитву о том, чтобы меня е обнаружили. Верзила подбегает к столу, поскользнувшись, как и я чуть ранее, с грохотом падает на пол, тут же оказываясь своим перекошенным лицом возле моей головы. В ужасе кричу, и... просыпаюсь весь в поту.

Отдышавшись и придя в себя, начинаю понимать, что все это было лишь сном. В этот момент ощущаю какую-то тяжесть в судорожно зажатой в кулак левой руке. Осторожно разжимаю кулак и в свете фонаря, стоящего прямо за окном к своему огромному удивлению, обнаруживаю лежащие на ладони четыре золотых монеты. Поднеся ладонь к глазам читаю надпись "LUD XVI D G FR ET NAV REX" и дату выпуска 1776 год.

Следующий день начинается с ранней побудки. Сегодня в десять утра должен состояться парад посвященный дню независимости, но чтобы попасть на него, заняв приличные места, нужно выехать много ранее, что мы и делаем. Бабушке удалось приткнуть наш автомобильчик на соседней улице, а самим, чуть ли не бегом дойти до трибун, где уже было не протолкнуться. Как нам в этой толчее удалось занять первый ряд я так и не понял, но тем не менее, можно сказать что нам очень повезло. И весь парад проходил у меня на глазах, буквально в нескольких метрах от места где я находился.

Военный парад открывает президент Французской республики. В шествии принимают участие все Вооруженные Силы страны: и пехота, и конная армия, и солдаты морского флота, и военные музыканты, и тяжелая артиллерия, и воздушные силы, и жандармы, и полиция и уже отметившие праздник пожарные. Последние, кстати, срывают больше всего аплодисментов.

А к вечеру мы оказываемся на Марсовом поле, где в честь праздника устраивается салют. К сожалению, на время салюта посещение Эйфелевой башни запрещено, но даже наблюдать со стороны это зрелище очень интересно. Вот только из-за того сна, в котором я невольно поучаствовал вживую, все это воспринимается мною несколько отстраненно. Впрочем, чтобы не обижать бабушку, стараюсь вспоминать о прошедшей ночи тогда, когда она занята чем-то другим и не обращает на меня внимания.

На следующий день мы с бабушкой отсыпались и подводили итоги нашего отпуска. С утра были отнесены в проявку последние пленки, которые обещали сделать к обеду. Сразу же после обеда нужно будет забрать их и заказать печать всех фотографий. Думаю, это займет еще и завтрашний день, поэтому отъезд мы запланировали на четверг, или если будем не успевать на пятницу, тем более, что как нас заверили билеты на самолет, в бизнес-классе можно приобрести за четыре часа до вылета. Но даже если нам не достанется билетов, я ничуть не пожалею если задержусь здесь еще ненадолго. Да и по словам бабули ей тоже некуда торопиться.

Наверное, к сожалению, но билеты все же нашлись и потому с огромной неохотой, но мне пришлось покинуть столь гостеприимную страну с твердым обещанием самому себе, когда-нибудь обязательно вернуться сюда.

Перелет в обратном направлении, ничем не отличался от перелета во Францию. Те же улыбчивые и предупредительные француженки-стюардессы, прекрасное меню, и отличная комедия, правда на этот раз итальянская, но также на французском языке, так что перелет прошел почти незаметно. Некоторое отторжение вызвал Ил-62, самолет в котором нам предстояло лететь в Ташкент. Какой-то неухоженный и местами поцарапанный снаружи, оказался еще худшим внутри. Пыльные, обшарпанные, местами порванные сидения, расставленные так, что даже мне тринадцатилетнему пацану, совсем невысокого роста, сидеть было тесновато. Та же холодная, чуть не сказал — голодная, хотя при жизни, наверное, таковой и была курица, прикрывающая собой пару ложек гречневой каши, от одного вида этого блюда захотелось срочно бежать в туалет и пугать унитаз. С трудом сдержав рвотные позывы, брезгливо отказался от подобного удовольствия, благо, что перед отлетом по совету бабули, прекрасно пообедали в кафешке аэропорта "Внуково". А уж после переехали в "Домодедово". Всю дорогу промучился, пытаясь как-то выпрямить ноги, что никак не выходило из-за багажа впереди сидящей тетки, которая умудрилась засунуть его под сидение. К тому же от нее шли такие ароматы, что приходилось с трудом сдерживаться.

Ташкент встретил нас сорокоградусной жарой и полуденным солнцем. Бабушкина "Волга", простоявшая этот месяц на аэропортовской стоянке, покрылась толстым слоем пыли и от одного прикосновения к ее кузову, я чуть не обжег пальца. Правда после того как бабуля дала трешку охраннику, машину быстренько помыли из шланга, при этом несколько остудив кузов и освежив салон. Купив по пути домой холодного лимонаду, мы отправились домой. Бабуля вначале собиралась забросить домой меня, а после сомой съездить за продуктами, ведь дома ничего из съестного не было за исключением, пожалуй, прошлогодней картошки и хлопкового масла. Но я предложил ей заехать сразу, чтобы после не тащиться туда по жаре. Тем более, что после такого ужасного перелета, бабушка устала гораздо больше меня. Поэтому заехав на базар мы разделившись разошлись по разным магазинам и быстренько прикупили свежие продукты. И уже через полчаса входили в свою квартиру.

Хотя бабуля попыталась уступить место мне, но я все же настоял на своем и отправил ее в ванную первой. Пока она приводила себя в порядок с дороги приготовил нам на двоих кофе по рецепту, взятому у хозяйки пансионата в котором мы останавливались. Единственное, что пожалуй недоставало мне сейчас это выпечки, которую мы всегда брали к нашим завтракам там. Но за неимением оной пришлось довольствоваться бутербродами с маслом и колбасой, которую мы прикупили еще в Москве, заранее предполагая ее дефицит в Ташкенте.

После, немного отдохнув занялись каждый своим делом. Бабушка взялась готовить нам ужин, а я принялся разбирать вещи, привезенные из поездки, которых оказалось неожиданно много. Вроде бы уезжал с одним небольшим чемоданчиком, а приехал с двумя огромными, и это не считая вещей моей бабули, которых то же не мало прибавилось.

Разбор чемоданов занял все оставшееся до ужина время. Одних фотографий оказалось целых три коробки от обуви. Впрочем, и сама обувь тоже заняла не так уж и мало места. Вреде бы и не собирался ничего покупать, а вот накопилось. Хотя ведь все это нужно. Не купил бы там пришлось бы покупать здесь, а судя по качеству, обувь, купленную во Франции я буду носить пока не выросту из нее, не боясь, что она развалится после первого дождя или снега. Или взять те же джинсы, вроде бы считается "рабочей" одеждой, но если там они стоят от десяти франков, то здесь от ста пятидесяти рублей. В общем за эту поездку я здорово прибарахлился, и это не считая зимней, теплой одежды, которая тоже присутствовала среди всего остального.

Закончив с разбором покупок сложив и развесив все их по местам, прошел на кухню, где усевшись за столик и налив остатки уже остывшего кофе себе в чашку попытался было настроиться на разговор который всегда несколько мучал меня, но не тут то было. Бабушка, как и раньше не очень любила, когда кто-то присутствует при том как она готовит, поэтому буквально через пару минут я был изгнан из кухни со предложением заняться чем ни будь полезным, а уж если совсем нечего делать, я мог бы доехать до книжного магазина, который еще должен быть открыт, и приобрести учебник английского, тем более, что с завтрашнего дня мы перейдем именно на него.

— Но я же в нем ни слова?! — удивленно произнес я.

— Тем лучше, не нужно будет переучиваться. — спокойно ответила моя собеседница.

— И чем быстрее ты начнешь говорить на нем, тем будет большая вероятность того, что на следующий год мы проведем каникулы в англоязычной стране. — продолжила она свою мысль.

— А в какой? — попытался спросить я.

— Все будет зависеть от твоей учебы и поведения, — Услышал я в ответ. — При этом учти, что и французский то же не следует забывать.

Притворно схватившись за голову, я взвыл и поплелся за деньгами. Через пять минут оседлав свой велосипед я уже мчался в книжный магазин за учебником английского.

Вечером, когда все дела были сделаны, я все же попытался разговорить бабушку. Мысли, преследовавшие меня все эти дни, не давали покоя. Даже сон, в котором я так неоднозначно поучаствовал я почему-то отождествлял с какой-то непонятной для меня деятельностью своей бабули.

Набравшись решимости и мысленно подготовившись я все же пересилил себя и задал первый вопрос.

— Баб, скажи мне, кто ты?!

Моя собеседница удивленно посмотрела на меня, на всякий случай пощупала мне лоб и задала встречный вопрос.

— Что с тобой, Саша? Ты заболел? Не узнаешь свою родную бабушку?

-Не в этом смысле. — произнес я. — Понимаешь, многие твои действия просто не укладываются у меня в голове. Даже то объяснение, что я получил от тебя с год назад и то, не очень-то выдерживает критики.

— Например? — заинтересованно произнесла бабуля.

— Ты говорила, что часто бывала здесь по делам службы и поэтому все тебя знают и готовы помочь, так?

— Да, а что в этом плохого?

— А, как же тогда объяснить поведение очереди в магазине?

— Ты, о чем?

— Я несколько раз замечал, что ты никогда не стоишь в очередях. Например, у нас в гастрономе если стоит очередь за мясом, или чем-то дефицитным другим продуктом, ты всегда подходишь сразу к продавцу и выбираешь тот товар, который тебе нравится. При этом очередь, как будто не замечает тебя. Хотя любого другого на твоем месте тут же попытались бы поставить на место. Ты можешь взять и два и три понравившихся тебе куска, хотя за минуту до этого проходит клич, больше одного в руки не отпускать! Как будто тебя все это не касается, а главное, что никто при этом не возмущается. И что интересно у тебя в кошельке всегда обнаруживается именно та сумма, которая нужна для данной покупки, не больше и не меньше ее. Причем не только здесь, но и за границей, куда кстати не так просто попасть. Но это почему-то тебя совсем не касается. Почему так происходит?

Бабушка пристально смотрит на меня и спрашивает.

— Это все, что ты заметил внучок, или есть что-то еще?!

— Есть и очень многое.

Я перечисляю ей еще несколько случаев которые показались мне странными или непонятными и в конце рассказываю ей свой сон, вспоминая при этом, что перед тем как я уснул, бабушка отправила меня в мою комнату, а сама осталась на месте с хозяйкой нашего пансионата, сказав, что сегодня хороший вечер для гадания. И о том, что несколько раз слышал, как мадам Жофре, называла бабушку своей старшей сестрой, чему в принципе можно поверить, потому что если приглядеться, то обе женщины очень похожи друг на друга.

— Что ж, — отвечает бабушка, — твоей наблюдательности можно позавидовать, что же касается сна то думаю ничего страшного не произошло, и это всего лишь сон, и ничего более.

Сунув руку в карман, собираюсь достать оттуда приготовленные дублоны, перенесшиеся из сна в явь, но в последний момент решаю умолчать об этом случае. Пусть и у меня появится маленькая тайна, и посмотрим насколько наблюдательна моя бабушка. Да и потом возникла у меня идея попробовать нечто такое еще раз, а вдруг у меня получится. Ведь это же довольно интересно путешествовать во сне. Тем более, что подобные путешествия вряд ли можно назвать именно снами.