Июнь,22-е

Глава 1

Микротелефонная трубка на столе зуммерила сигнал к обеду: "бери ложку, бери бак, нету ложки, кушай так". Все-таки, молодец старший связист, мелодией подсказывает, что звонит начальник заставы.

— Лейтенант Дёмин!

— Доброе утро, Виталий Петрович, отдохнуть успели? — голос начальника заставы был будничный и не предвещал никаких неожиданностей.

— Успел, Николай Иванович.

— Тогда собирайтесь и быстро ко мне домой, вместе позавтракаем. Нужно обсудить одно важное дело.

— Понял, Николай Иванович, сейчас буду.

Умываясь, думал, что все-таки что-то случилось. Обстановка на границе серьёзная. Ситуация предвоенная. Не до совместных завтраков. Немцы сосредоточили достаточное количество войск на границе. Перебежчики докладывают, что готовится нападение на СССР. Политотдел проводит работу, чтобы мы не поддавались на провокации. А как не поддаваться на провокации, если чуть не каждую неделю приходится задерживать диверсантов из числа белогвардейцев. Ситуация обострилась до того, что было опубликовано заявление ТАСС о том, что СССР строго и точно соблюдает положения пакта о ненападении. Надо будет ещё раз сказать начальнику заставы, чтобы не рисковал и отправил жену домой к родителям в Воронеж.

Дом офицерского состава четыре квартирный. Дом один и четыре отдельных входа в каждую квартиру. Вышел из своей квартиры и постучал в дверь к начальнику заставы.

— Заходите, Виталий Петрович, заходите, давно вас ждём, — встретил его приветливый голос хозяйки. — Вы завтракайте, а я пойду, посмотрю, как там ребята с хозяйством управляются.

— Завтракайте плотнее, — сказал начальник заставы, — обедать придётся в другом месте. Пока кушаете, слушайте. С утра я получил телефонограмму о переходе на нормальный режим охраны границы. Никаких усиленных нарядов и пулемётных секретов. Вас приказано отправить в Брест в командировку. Форма одежды парадно-выходная. Вот это-то меня и удивляет. Праздника никакого не предвидится, орденов нам в ближайшее время не дадут, на встречу больших начальников офицеров с линейных пограничных застав не снимают. Чувствуется, что заберут вас в другое место, а жаль, на вас вполне можно заставу оставлять. Говорю, чтобы вы знали, что будем ждать вашего возвращения на заставу. Через полчаса с соседней заставы придёт машина, чтобы доставить вас в пограничный отряд. Продаттестат я вам выписал, а форма у пограничников всегда парадно-выходная — фуражка зелёная, звёздочка, кубики, эмблемы яркие. Смотрите, не подведите нашу заставу.

— Спасибо, Николай Иванович, — поблагодарил я. — Ещё раз с просьбой к вам: обстановка на границе очень опасная, отправили бы вы супругу вашу к родственникам, не ровен час воевать придётся.

— Давно бы отправил, — сказал начальник заставы, — но это расценят как паникёрство. Моему примеру последуют другие, и все это будет выглядеть как эвакуация семей в преддверии боевых действий. Да и ваша командировка сама по себе необычна. Чекистское чутье мне подсказывает, что все скоро переменится в лучшую сторону. Даже не могу объяснить, чем вызвано это предчувствие. Всё, идите.

Молодому офицеру собраться — фуражку надеть да гимнастёрку под ремнём расправить. Скоро я уже сидел в кузове полуторки вместе с тремя лейтенантами нашего пограничного отряда. В отряде нас осмотрели, проверили в форму и отправили на автобусе в Брест. Шло 20 июня 1941 года.

Глава 2

Разместили нас в трёхэтажной казарме Брестского укрепрайона. Ещё недавно это была польская крепость, которой командовал генерал Константин Плисовский, сгинувший где-то в районе Катыни в 1940 году. Крепость в сентябре 1939 года была взята войсками генерала Гудериана и в соответствии с соглашением передана командиру 29-й бронетанковой бригады комбригу Кривошеину. После совместного парада немецкие войска ушли из крепости.

Всего нас собралось сорок офицеров-пограничников в звании лейтенант. Встретил и своих сокурсников, с кем вместе тренировались в училище в учебной роте почётного караула. В разговоре узнали, что и выпускники других училищ тоже из рот почётного караула. Так и есть, будем кого-то встречать.

Командовал нами полковник из Москвы.

— Товарищи командиры, — обратился он к нам, — вам доверена особая задача — представлять лицо государства рабочих и крестьян во время важного исторического события, в детали которого вас посвятят позднее. От вашей сознательности, бдительности и пограничной выдержки будет зависеть очень многое. Всё. Завтра построение с оружием в девять часов. Оружие вам сейчас выдадут. Нужно его почистить и восстановить навык строевых приёмов с оружием. Мой заместитель капитан Филиппов. Спокойной ночи.

Когда уже было совсем темно, на плац перед казармой выехали две автомашины. Какое-то подразделение, бряцая оружием, поднималось на третий этаж. Среди шагов слышался нерусский разговор. Мы пошли посмотреть, кто это приехал, но на выходе из спального помещения стоял капитан Филиппов.

— Товарищи командиры, прошу никуда не выходить и не проявлять излишнего любопытства. Сейчас я выдам вам оружие и прошу сдать ваши пистолеты.

Поставив две подписи — за получение оружия и сдачу пистолета, мы получили новенькие кавалерийские карабины образца 1930 года. Скажу прямо — не карабины, а игрушечки. Приклад и ложе темно-коричневого цвета, лакированные. Ствол, затвор, прицел, магазин, штык хромированные. Видел я хромированные "смит-вессоны" и "наганы", но не карабины. Карабин так и просился в руку, чтобы встать "к ноге", "на кра-ул". Так и есть — мы почётный караул для встречи большого начальника.

Капитан Филиппов построил нас в коридоре и провёл небольшую тренировку по исполнению строевых приёмов. То, что вбито годами тренировок, становится частью образа жизни. Через двадцать минут капитан Филиппов удовлетворённо сказал:

— Молодцы. Сейчас всем спать. Предупреждаю — завтра ничему не удивляться. Отбой!

Глава 3

В восемь часов утра мы весёлой гурьбой вывалились из спального помещения, чтобы пойти в столовую на завтрак и на лестнице столкнулись с немцами. Причём не с простыми немцами, а с эсэсовцами в мундирах "фельдграу" с чёрными воротниками, с серебряными рунами на одной петлице и тремя четырехконечными звездочками по диагонали другой петлицы. Все до одного штурмфюреры, как и мы лейтенанты.

На выходе из казармы я нечаянно наступил на носок сапога одного эсэсовца.

— Руссише швайн, — прошипел он и тут же смаху получил от меня кулаком по наглой тевтонской роже.

Похоже, что уровень русско-немецкой "дружбы" был недалеко от точки кипения, поэтому небольшой инцидент мгновенно превратился в драку пограничников с эсэсовцами. Во всяком случае, пока нас матюгами не разогнали наш и немецкий полковники, практически каждый успел получить по физиономии и дать сдачи.

Нас построили, и какие только кары небесные не сулил на наши головы наш командир. Вероятно, о том же говорил и немецкий штандартенфюрер, потому что штурмфюреры стояли навытяжку, сверкая свежими "фонарями".

— Вы посмотрите на ваши рожи, товарищи командиры! — кричал полковник. — Вас из казармы нельзя выпускать, не то, что ставить в почётный караул. Всем немедленно в казарму приводить себя в порядок. Завтрак принесут в спальное помещение. Строевая тренировка в 12 часов.

Сразу после завтрака пришли два мужчины-парикмахера из местечка и три сотрудницы местного театра с гримом. К полудню наши причёски были поправлены, а синяки замазаны кремами под цвет кожи.

Когда мы вышли на плац, немцы уже стояли в двухшереножном строю. И над ними тоже поработали гримёры. Зла на эсэсовцев не было, да и в их глазах тоже не было ненависти к нам. Мой обидчик даже подмигнул мне, и я почему-то с улыбкой показал ему кулак, вызвав смех в немецком строю. Мы построились рядом с ними в две шеренги.

— Лейтенант Дёмин! Выйти из строя на три шага, — скомандовал полковник. Я вышел.

— Штурмфюрер Шредер, — скомандовал штандартенфюрер. Вышел мой кулачный соперник.

— Сейчас врежут, — подумал я и получил выговор от полковника.

Такое же наказание, как я понял, получил и Шредер.

Тренировка прошла хорошо. Трудно сказать, у кого лучше строевая выучка, наш строевой шаг практически ничем не отличался от немецкого, а совместное выполнение ружейных приёмов способствует более глубокому пониманию друг друга. А, вообще-то, лучше идти в составе пограничного наряда на границе, чем топать с винтовкой по строевому плацу.

Так закончился день 21 июня 1941 года.

Глава 4

22 июня 1941 года. 12.00. Погожий день. Светит солнце. Воскресенье. Мы стоим в парадном строю. Руки в белых перчатках. Карабины в положении "к ноге". Кроме нас на плацу офицеры в чёрной гестаповской форме, васильковые фуражки НКВД, какие-то гражданские люди. Слева от нас оркестр НКВД, справа от немцев — оркестр в пехотной форме с полосатыми наплечниками военных музыкантов.

Вдруг откуда-то от крепостных ворот донеслась команда:

— Слууушай! Нааа крааа — улллл!

Восемьдесят винтовочных прикладов одновременно стукнули о бетонный плац и восемьдесят хромированных стволов молнией взлетели перед лицами офицеров почётного караула, замерев мушками на уровне переносиц. Солнце зайчиками бегало по остриям штыков.

Одновременно через западные и восточные ворота на плац выехали два черных лимузина и остановились в центре в нескольких метрах друг от друга.

Из одной машины вышел генеральный секретарь ЦК ВКП большевиков Иосиф Сталин в светло сером кителе и таких же брюках, заправленных в мягкие хромовые сапоги. Из другой автомашины — рейхсканцлер Германии и генеральный секретарь НСДАП Адольф Гитлер в светло-бежевом френче с орденом Железного креста 1 класса. В тёмно-синих галифе и лакированных сапогах. Одновременно с двух сторон, чётко печатая шаг, с обнажёнными клинками к ним подошли командиры почётных караулов. Отсалютовав, отдали рапорт, каждый на русском и немецком языках.

Осмотр почётного караула начали с немецкой части. Прошли молча. Подошли к нашей части. Где-то посредине нашего строя Сталин остановился, обернулся и поманил пальцем наркома внутренних дел Берию.

Берия подлетел к нему и цыпочках и остановился в полном внимании.

— Слушай, Лаврентий, чего это твои пограничники как бабы румянами и белилами измазаны. Может, у гостей наших так принято, а нашим командирам не пристало так выглядеть.

Слова Сталина тут же перевели Гитлеру. Тот усмехнулся и сказал, что и в германской армии тоже не красятся, и он разберётся, почему офицеры СС выглядят так же, как и советские пограничники.

Берия глубоко вздохнул и сказал:

— Товарищ Сталин. Так получилось, но перед первой совместной тренировкой возникла массовая драка. Поэтому пришлось прибегнуть к гриму, чтобы синяков не было видно.

Гитлер со Сталиным переглянулись.

— И кто же зачинщики этой драки? — грозно спросил Сталин.

— Лейтенант Дёмин и штурмфюрер Шредер, товарищ Сталин, — ответил Берия.

— Так вот, значит, как укрепляются отношения дружбы между Советским Союзом и Германией? — грозно сказал Сталин. — Да этого лейтенанта Дёмина наказать самым строжайшим образом!

— Уже наказан, товарищ Сталин, — быстро доложил Берия. — Непосредственным командиром объявлен выговор. Штурмфюреру Шредеру так же объявлен выговор. Участники драки дружески общаются между собой, особенно лейтенанты Дёмин и Шредер.

Погрозив строю пальцем, Сталин и Гитлер направились в спортивный зал, подготовленный для проведения переговоров в широком составе.

Глава 5

Огромный спортивный зал не узнать. Стены драпированы государственными флагами двух стран и украшены огромными портретами партийных лидеров. По центру зала огромный стол, покрытый тёмно-вишнёвым сукном. С немецкой стороны высокие кресла с имперским германским орлом, с советской стороны — такие же кресла с гербом СССР — глобусом в обрамлении венка и с серпом и молотом на поверхности. Вдоль стен прохаживались представители дипломатического корпуса, министерств, партийных и военных ведомств двух стран.

Команда "Ахтунг" прекратила шевеление и разговоры. Лидеры двух стран в полной тишине прошли в комнату для переговоров с глазу на глаз.

Переговорная комната украшена в восточном стиле. Ковры на полу и стенах. Между двумя огромными креслами стоял резной турецкий столик, уставленный вазами с фруктами, чашечками с орехами и сладостями. Как по мановению были поданы фигурные стаканчики с ароматным чаем. И сразу в комнате стало тихо. Они остались вдвоём. Переводчики сидели несколько сзади и сбоку, чтобы не быть на виду, но чтобы слова перевода были слышны.

— Поговорим? — сказал Сталин.

— Поговорим, — сказал Гитлер.

— Ну, что, будем воевать или нет? Как мне докладывают со всех сторон, сегодня — дата рокового дня, — сказал Сталин, посасывая пустую трубку.

— Для кого рокового? Для вас или для Германии? — ухмыльнулся фюрер немецкой нации.

— Для обоих государств. В этой войне победят жидомасоны, которые сидят и потирают руки, глядя на то, как в приграничных районах собираются массы войск, готовые ринуться друг на друга, — сказал с хитрым прищуром вождь и учитель народов СССР.

— Ааа, значит, вы все-таки готовитесь напасть на Германию? — оживился Гитлер.

— Нет, мы не собирались и не собираемся напасть на вас, — с расстановкой произнёс Сталин.

— А почему тогда вы не укрепляете свою оборону, а собираете части главного удара? Топографические склады заполнены картами Германии, политотделы подготовили немецко-русские разговорники, композиторы написали победные песни и даже фильм выпустили о победе над нами. И все это ваши жидомасоны? — язвительно спросил Гитлер.

— Вас просто вводят в заблуждение, — сказал Сталин. — Мы совершенно мирные люди. Правы были древние, говорившие к месту и не к месту — para bellum — хочешь мира, готовься к войне. И наша мирная военная доктрина предполагает, что мы ни на кого не нападаем, но если на нас нападут, то мы мощным ударом изгоняем агрессора со своей территории и уничтожаем его в его же логове.

— А вы не задумывались над тем, что и у Германии такая же мирная военная доктрина? Мы ждём-пождём, пока на той стороне песни поют "Если завтра война, если завтра в поход", да и стукнем заблаговременно, чтобы ни у кого не было желания воевать на чужой территории, — сказал Гитлер, хлопнув ладонью по столу.

— Так давайте сегодня и уравняем наши доктрины, — предложил генеральный секретарь. — Отведём войска от границ и разделим сферы нашего влияния. В сферу влияния Германии отходят колонии Британии, Франции, Голландии. Австрия уже в составе Германии. Немецкие земли, отошедшие Польше по Версальскому договору, снова в составе Германии. И сама Польша — германское генерал-губернаторство. Франция уже не французская, а немецкая. Чехословакия — часть Германии. Мы не возражали этому. Не возражаем и тому, что Скандинавия будет в сфере интересов Германии. Италии достаточно Эфиопии. У Японии вся Юго-Восточная Азия и часть Китая, где располагаются японские гарнизоны. России останется Ближний Восток и неоккупированная часть Китая. Мне кажется, что такое разделение будет честным.

— Как это честным? Да вы себе хотите заграбастать все мировые запасы нефти, — возмутился Гитлер.

— А что, Турция не входит в зону ваших интересов? — возразил вопросом Сталин. — Рядом с Турцией все нефтеносные районы. Что вам ещё надо? Мы претендуем лишь на те страны, которые прилегают к границе с СССР — Персия и Афганистан.

— И не больше? — втянув голову в плечи и сразу став похожим на хорька в норке, спросил Гитлер.

— Не больше, — по-хозяйски и вальяжно ответил Сталин.

— И ещё одно условие. Вы не подвергаете критике действия Германии на международной арене, а мы не подвергаем критике вас, — сказал Гитлер.

— Договорились, — сказал Сталин и открытой ладонью показал, что этот вопрос настолько естественен, что его можно было и не упоминать.

— И ещё одна маленькая деталь. Отдайте нам интернированных поляков. Пусть они сидят в концлагерях в генерал-губернаторстве, на своей родине, — сказал Гитлер как будто только что вспомнил об этом.

— Я думаю, что этот вопрос слишком мелкий, чтобы его решали руководители двух стран, — сказал устало Сталин. — Пусть этот вопрос обсудят соответствующие службы. Хотя было бы лучше, чтобы поляки помнили, что у них нет никаких союзников и они вообще никому не нужны. И поляки должны отплатить нам за замученных ими двадцать тысяч красноармейцев в 1920 году. Кто-то об этом уже забыл, а я это буду помнить всю жизнь. Пора идти подписывать договор о мире дружбе.

— Да, пора. Пойдёмте, — сказал Гитлер и поднялся с кресла.

В дверях Сталин вежливо пропустил Гитлера вперёд.