Проституция в Вятке

Куковякин Сергей Анатольевич

Проституция в Вятке

(очерки врачебно-полицейского надзора)

Введение

Проституция в Российской Империи как явление социальной реальности существовала, но как в советский период, так и в конце двадцатого — начале нынешнего века по различным причинам практически не анализировалась с позиций историков медицины и полицейского надзора.

А вместе с тем, всесторонняя картина истории российской медицины и здравоохранения не может быть воссоздана без изучения такого ее элемента как врачебно-полицейский надзор за проституцией.

Данное исследование не претендует на всесторонний охват вышеназванного вопроса, а лишь раскрывает несколько страниц врачебно-полицейского надзора на примере Вятской губернии начала прошлого века.

Исследование проведено на основании анализа архивных материалов, к которым почти столетие не прикасалась рука ни одного ученого вследствие их ограниченной доступности.

Глава 1. Проституция в общественной жизни Вятки начала прошлого века.

Прежде всего, необходимо сказать, что проституция как явление в общественной жизни Вятки существовала как до рассматриваемого в данной работе периода, так и после.

Небольшая численность населения — в 1912 году она составляла 58,3 тысячи человек, патриархальность уклада жизни, относительная оторванность от важнейших экономических центров России и ряд других причин привели к тому, что проституция в Вятке не была проблемой первостепенной важности. Однако, вопросы с ней связанные, выносились не только на заседания городской думы и губернского земства, а рассматривались даже в правительствующем Сенате России.

Численность официально зарегистрированных проституток в Вятке была не велика, относительно немногочисленны были дома терпимости и поднадзорные притоны разврата, однако, проблем обывателям они создавали предостаточно.

Газета "Вятская жизнь" за 27 апреля 1906 года сообщала, что 25 апреля того же года на заседании городской думы был заслушан доклад по ходатайству жителей Больше-Хлыновской улицы об удалении из южной части города домов терпимости.

В своем прошении жители данной улицы "жаловались на соседство такого зла, которое заставляет их даже уезжать из своих домов в другую часть города". Жители Хлыновки просили удалить эти "рассадники народного здравия" или перенести их за черту городского поселения.

Особенно "неспокойно" стало в районе домов терпимости в годы Первой мировой войны. "Вятская речь" 29 октября 1915 года сообщает, что "24 октября около 8 часов вечера около увеселительных домов на Больше-Хлыновской улице двое крестьян Вятского уезда Ржано-Поломской волости — Петр Владимиров и Илья Федоров Пантюхины были избиты и ограблены. Они "хотели было провести вечер в увеселительном доме, но увидев в нем много посетителей, сейчас же пошли назад... вслед за ними из дома кинулись человек 10-12 из числа бывших здесь посетителей и в сенях набросились на них. У Петра Пантюхина грабители отняли 37 рублей, у Ильи — 9 рублей".

Далее газета сообщала, что около увеселительных домов грабежи происходят ежедневно в течение месяца. Большинство ограбленных никуда не жаловались. В самих домах терпимости грабители "... нередко действуют обманом... перед намеченной жертвой прикинутся "казанской сиротой... гость расходится, угостит их и без всякой предосторожности развертывает перед ними кошелек... грабители ловят таких людей на улице и отнимают у них деньги... со многих еще снимают одежду, отнимают ценные вещи... награбленные деньги прогуливаются в этих же увеселительных домах. Иногда при этом говорят: Еште, девки, пейте! Нам не дорого досталось и не тяжело!"

На следующий день та же газета писала, что 24 октября в 10 часов вечера был избит и ограблен в районе Хлыновки крестьянин Слободского уезда Шепелевской волости Федор Харитонов Радыгин. Он был в доме терпимости, где и встретился с избившими его впоследствии людьми. Около дома терпимости в это время находился постовой городовой, но он ничего не мог сделать, т.к. грабили и били Радыгина 15 человек, а "около дома терпимости стояла еще другая партия, человек в 30, которая и пригрозила городовому, чтобы он не смел за него заступаться".

Несколько позднее, 4 ноября того же года, "Вятская речь" сообщила, что "полиция приняла решительные меры — наряды полиции ходят по всем опасным местам. Заходят в дома терпимости и удаляют из них всех посетителей, которые не имеют при себе никаких документов...".

Рассматривая вопрос проституции в Вятской губернии, было бы уместно упомянуть и о распространенности венерических заболеваний в крае, т.к. эти два явления связаны между собой.

Анализ официальной отчетности рассматриваемого периода показал, что частота встречаемости сифилиса у жителей губернии в целом, и у проституток в частности, отличалась в 90-100 раз. Болея сифилисом и другими венерическим заболеваниями, проститутки зачастую являлись источником их распространения. Необходимо также сказать, что в течение года до 50% проституток заражались венерическими заболеваниями.

Особенно часто после общения с проститутками заражались венерическими заболеваниями солдаты. Последнее привело к тому, что 22 января 1911 года начальник 49-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Пряслов вынужден был обратиться к вятскому губернатору со следующим посланием: "... для уменьшения заболеваемости венерическими болезнями нижних чинов войск вверенной мне дивизии, расположенных в пунктах вверенной Вашему превосходительству губернии, прошу сделать со своей стороны распоряжение о принятии более энергичных мер со стороны полиции к преследованию как больных женщин, занимающихся проституцией, так и тех лиц, которые содержат проституток в тайных квартирах". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 144)

На основании вышеизложенного вятский губернатор 8 февраля 1911 года циркуляром за N 547 предписал "уездным исправникам принять все меры со стороны полиции к обнаружению и преследованию как проституток, занимающихся проституцией тайно, так и содержательниц тайных притонов разврата, а равно и к непременному периодическому освидетельствованию всех проституток, подчиненных врачебно-полицейскому надзору...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 145)

Основания к появлению вышеназванных документов были очень весомые. Так, буквально в течении недели офицерами 193 пехотного Свияжского полка, расквартированного в Вятке, были поданы рапорты следующего содержания.

28 марта 1911 года поручик Семкин сообщал командиру полка о том, что рядовой 9 роты Михаил Утев заразился венерической болезнью от девицы Татьяны Ивановны Гончаровой, проживающей в доме наследников Шустова на Никитинской улице. Впоследствии выяснилось, что зовут ее не Татьяна, а Надежда. Жила она под видом прислуги в указанном доме у Ивана Евдокимова Змиева и его жены Ольги Гавриловны. Последняя дама содержала тайный притон разврата. Вместе с Гончаровой, тайной проституцией в нем занималась также крестьянка Вятской губернии Анна Иванова Мошанина. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 156)

Кроме того, в своем донесении поручик Семкин "считал необходимым присовокупить, что при выяснении изложенным обстоятельств выяснилось так же, что некоторые из нижних чинов отдают свое белье в стирку жене... Змиева, в квартире которой проживают упомянутые выше девицы...". На основании последнего командир Свияжского полка "сделал распоряжение о воспрещении стирки белья нижних чинов на стороне у прачек, чтобы нижние чины не имели повода отлучаться из казарм...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 157, 190)

30 марта того же года подпоручик Вишневский докладывал командиру полка о том, что рядовой 4 роты Семен Бызов заразился твердым шанкром от девицы Матроны Антоновны Демаковой, проживающей в доме Логова на Владимирской улице, "что у винного склада N 1". Вместе с тем, он сообщал, что "ефрейтор 5 роты Иван Вилесов заразился триппером 1 января сего года на Хлыновке в доме Воробьевой, ... личность же женщины, заразившей означенного нижнего чина до выписки Вилесова из лазарета выяснить невозможно, ибо в домах Воробьевой проживает проституток около 40 и с признаками, высказанными ефрейтором Вилесовым , женщины не нашлось...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 158)

31 марта того же года старший врач 193 пехотного Свияжского полка Грацианов рапортовал командиру полка о том, "что поступили в лазарет следующие венерические больные: Ефрейтор 3 роты Петр Смыслов прибыл 28 марта с мягким шанкром, заразился от проститутки Парасковьи, которая проживает на Владимирской улице, ниже винного склада рядом с новым 2-х этажным зданием. Старший унтер офицер 8 роты Трофим Кулиш прибыл 28 марта с мягким шанкром, заразился от проститутки Наталии, проживающей в доме терпимости у Воробьева N 1 от линии железной дороги. Младший унтер-офицер 2 роты Андрей Турбин прибыл 27 марта с мягким шанкром и триппером, заразился от проститутки, проживающей на Спенчинской улице между Раздерихинской и Пятницкой во дворе на вольном воздухе, рядом с квартирой подполковника Шейдеванта. Где живет проститутка, больной не знает. Рядовой 12 роты Никон Власов прибыл 30 марта с мягким шанкром, заразился от проститутки в городской бане. Имени и фамилии проститутки больной не знает, так как встретил ее в первый раз. Рядовой 6 роты Андреас Акаянц прибыл 30 марта с сифилисом, заразился от проститутки Дуни, проживающей в пивной на Спенчинской улице между Острожской и Морозовской..."". ( ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 159, 160)

Несколько позже, 5 апреля того же года Грацианов доносил, что 4 апреля " прибыл в лазарет ефрейтор 9 роты Егор Чащин с уретритом, заразился от проститутки Веры, живущей на Владимирской улице между Морозовской и Богословской в постоялом дворе...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.160)

Глава 2. Положение об организации надзора за городской проституцией в Российской Империи и его реализация на практике в Вятке.

8 октября 1903 года Министерством Внутренних Дел Российской Империи было утверждено и вступило в силу "Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи".

Согласно данному "Положению", надзор за проституцией в городах России сосредотачивался в одном учреждении — врачебно-полицейском комитете, находившемся в ведении местной полиции, или же санитарные и полицейские меры по надзору за проституцией распределялись между двумя учреждениями — одно из которых находилось в ведении полиции, а другое в ведении общественного установления (местных органов самоуправления — авт.).

На усмотрение местного губернатора или градоначальника могла быть создана организация по надзору за проституцией как по первому, так и по второму варианту. "Положение" учитывало местные условия и целесообразность данного дела для каждого отдельно взятого города.

Проекты организации надзора за проституцией в городах, не соответствующие данному положению, утверждались губернаторами или градоначальниками после предварительного согласования с местными общественными установлениями. Кроме того, проекты, отличные от "Положения", должны были быть представлены в Министерство Внутренних Дел Российской Империи на рассмотрение и утверждение.

При организации надзора, как тогда было принято говорить и писать, по типу А, т.е. сосредотачивая его в одном учреждении — врачебно-полицейском комитете, последний должен был находиться в губернском городе под председательством вице-губернатора или градоначальника. Членами данного комитета должны были состоять: инспектор местного врачебного отделения, старший врач полиции или городовой врач, врачи уездный и военный, врач, заведующий больницей или отделением для лечения больных сифилисом, депутат от военного или морского ведомства, а также член-распорядитель.

В уездных городах в состав врачебно-полицейского комитета должны были входить: как председатель — начальник местной полиции, как члены — врачи уездный, городовой и военный, депутат от военного или морского ведомства и член-распорядитель. Последний выполнял в данном комитете функции делопроизводителя.

В "Положении" отмечалось, что если под надзором комитета имеется большое число проституток, то для освидетельствования таковых при комитете должны были состоять на службе особые врачи, которым при осмотрах должны были помогать специально назначенные повивальные бабки или фельдшерицы.

Отдельно были оговорены в "Положении" функции члена-распорядителя. Он должен был приводить в исполнение постановления комитета. Порядок действий члена-распорядителя определялся особой инструкцией, разрабатываемой комитетом. На должность члена-распорядителя мог быть назначен один из штатных чиновников местной полиции.

Исполнение постановлений комитета возлагалось на чиновников наружной полиции, или же для этих целей при комитете должно было состоять необходимое число специальных смотрителей.

Сфера деятельности комитета распространялась на весь город и ближайшие загородные места. В последнем случае комитету должна была содействовать местная уездная полиция.

Согласно "Положению" в обязанности врачебно-полицейского комитета входило: а) розыск и привлечение к ответственности тайных проституток, содержателей тайных притонов разврата, сутенеров и лиц, способствующих тайному разврату, б) подчинение проституток врачебно-полицейскому надзору и освобождение от него, с отдачей в подлежащих случаях проституток на поруки, в) попечение о беременных, больных, несовершеннолетних проститутках и возвращающихся к честному образу жизни, а также содействие общественным организациям, стремящимся к уменьшению проституции, г) выдача разрешений на открытие домов терпимости и поднадзорных притонов, надзор за данными заведениями и их закрытие, д) организация врачебных осмотров и амбулаторного лечения на смотровых пунктах проституток, страдающих венерическими заболеваниями, направление в лечебные заведения проституток, подлежащих больничному лечению, е) наблюдение за исполнением установленных для проституток, содержательниц домов терпимости и поднадзорных притонов правил и привлечение виновных в нарушении таковых к предусмотренной законом ответственности.

В своей деятельности по надзору за проституцией врачебно-полицейские комитеты, согласно положению, должны были руководствоваться следующим. Женщины, занимающиеся тайным развратом, должны были подлежать секретному надзору через смотрителей или чинов общей полиции после постановления о том комитета.

Необходимо отметить, что данный надзор мог осуществляться лишь при добровольном согласии женщины. В случае отказа, проститутка привлекалась к судебной ответственности согласно ст. 44 действующего в то время в России Устава о наказаниях.

Женщины, не достигшие 18 лет, не могли быть допущены к промыслу развратом (проституции) и отдавались на попечение родственников, попечителей, благотворительных учреждений или установлений, на которые возложено попечение о неимущих.

Данный пункт "Положения" вятским врачебно-полицейским комитетом, как правило, выполнялся. Так, 25 июля 1911 года на очередном заседании вышеуказанного комитета слушали вопрос "... о согласии подчиниться врачебно-полицейскому надзору... женщин, проживающих в Вятке и занимающихся проституцией... — Феклы Григорьевой Кусковой, 16 лет, Анисьи Парамоновой Матошковой, 22 лет, Соломониды Сергеевой Зыковой, 25 лет, Анны Спиридоновой Парфеновой, 23 лет, Анны Евдокимовой Бояринцевой, 19 лет, Татьяны Кирилловой Петуховой, 30 лет, Елизаветы Даниловой Нагибиной, 18 лет, Матроны Корниловой Симаковой, 24 лет, Парасковьи Тимофеевой Овчинниковой, 20 лет, Дарьи Семеновой Шулятиковой, 28 лет, Татьяны Ивановой Гончаровой, Аграфены Васильевой Черных, Натальи Семеновой Жеребцовой, 18 лет, Евдокии Михайловой Назаровой, 23 лет, Ольги Федоровой Лаптевой, Маремьяны Михайловой Куцборской, Анастасии Григорьевой Услановой и Анны Зотовой Пироговой. После рассмотрения представленных полицией сведений, комитет постановил: "... вышеупомянутых проституток, за исключением Кусковой, Гончаровой и Черных, зачислить в разряд проституток-одиночек, подчинить их врачебно-полицейскому надзору комитета, 2) Кускову, не достигшую 18 лет от роду, не допускать к занятию проституцией, отобрать от нея в этом подписку и предложить Вятскому Городскому Полицейскому Управлению войти в сношение через подлежащую полицию с родственниками ея о принятии ея на попечение, 3) регистрацию Гончаровой и Черных приостановить до собрания сведений о летах их, 4) список зарегистрированных проституток сообщить подлежащим приставам...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 995. л. 438)

За подчиненными врачебно-полицейскому надзору проститутками комитетом устанавливался секретный или же явный надзор. Первому подлежали все проститутки-одиночки, а второму — все проститутки домов терпимости.

При секретном надзоре документы на жительство должны были находиться на руках у проституток, и они могли в любое время беспрепятственно выехать из города. При явном надзоре проституткам взамен документов на жительство врачебно-полицейский комитет выдавал временные свидетельства, а при выезде проститутки в другой город, комитет выдавал ей проходное свидетельство, а документы проститутки пересылались в полицию той местности, в которую проститутка выбывала.

Проститутки, имевшие родителей, попечителей или мужей, могли быть подчинены явному надзору только с ведома таковых, если место жительства вышеперечисленных было известно.

В "Положении" отмечалось, что секретный надзор за проститутками должен быть введен повсеместно наряду с явным надзором.

Проститутки, при подчинении надзору, получали медицинские листки (санитарные билеты) установленной комитетом формы. В данных билетах врачи должны были отмечать результаты осмотров. В билетах полагалось также печатать установленные для проституток правила.

Дома терпимости должны были также подчиняться специальным санитарным правилам. В публичных домах воспрещались торговля спиртными напитками, устройство различных увеселений, нахождение детей и родственников содержательницы, а также проституток, за исключением родственниц, подчиненных врачебно-полицейскому надзору. Прислуга, работающая в домах терпимости, должна была быть не моложе 35 лет.

В дома терпимости проститутки допускались лишь по достижении совершеннолетия — 21 года. Согласно циркуляра Медицинского Департамента от 6 июня 1901 года N 1314, содержательницы домов терпимости, "виновные в допущении в свои дома проституток моложе этого возраста привлекались к ответственности, при двухкратном нарушении постановления о предельном возрасте проституток, кроме привлечения к судебной ответственности, они лишались права содержания домов терпимости".

В "Положении" также оговаривалось, что долговые обязательства не могли служить препятствием к немедленному выходу проститутки из дома терпимости.

Прислуга и содержательницы домов терпимости не имели права заниматься проституцией. В противном случае прислуга зачислялась в разряд проституток и подчинялась врачебно-полицейскому надзору, а хозяйке воспрещалось дальнейшее содержание дома терпимости и она подчинялась тому же надзору.

В поднадзорных притонах (домах для свиданий — авт.) к свиданиям с мужчинами допускались только проститутки, находящиеся под врачебно-полицейским надзором. В данных притонах также запрещалась торговля спиртными напитками и устройство увеселений.

Осмотры проституток полагалось проводить врачам, обладавшим специальной подготовкой. При этом они должны были руководствоваться инструкциями, издаваемыми местными врачебными управлениями. В помощь врачам могли быть назначены только фельдшерицы или акушерки, полицейские чины не могли присутствовать при медицинских осмотрах проституток.

Проститутки домов терпимости могли быть осмотрены врачом, как в самом доме терпимости, так и на смотровом пункте. Проститутки-одиночки должны были осматриваться врачами исключительно на смотровых пунктах.

Согласно "Положению", проститутки, заболевшие сифилисом или другими венерическими заболеваниями, должны были получать обязательное лечение в больнице или амбулатории смотрового пункта. При направлении проститутки в больницу должны были быть приняты меры к сохранению ее имущества.

После выписки из больницы проститутка должна была явиться на следующий день во врачебно-полицейский комитет для осмотра. Оговаривалось, что комитет имеет право получать из больницы сведения о выписанных из нее проститутках. Сведения о других пациентах, лечившихся от венерических заболеваний, комитету из больницы не сообщались.

Из больницы полагалось выписывать проституток, только полностью излечившихся от венерических заболеваний.

Комитет мог освободить проститутку от надзора только в том случае, если она оставляла промысел разврата.

При организации надзора за городской проституцией по типу Б, "Положение" предписывало учреждение полицейских комитетов для полицейского надзора за проституцией и городских санитарных бюро, ведающих санитарным надзором за проституцией, т.е. создавались два учреждения — полицейское и медицинское. Последнее организовывалось на средства городского общественного управления или средства, изысканные согласно выработанному управлением проекту.

В губернских городах в состав полицейского комитета входили те же лица что и в состав врачебно-полицейского комитета созданного по типу А, а также член городской управы или губернского земства. В уездных городах председателями и членами полицейских комитетов должны были состоять те же лица, что и в уездных врачебно-полицейских комитетах, а кроме того, член городской управы или уездного земства. На заседаниях полицейского комитета, по приглашению его председателя, мог участвовать врач городского санитарного бюро, заведующий медицинским осмотром проституток. Для исполнения поручений комитета при нем могли состоять на службе особые смотрители. Их обязанности могли быть исполнены также чинами наружной полиции.

Осуществляя надзор за проститутками, полицейский комитет не имел права организовывать их врачебные осмотры и амбулаторное лечение на смотровых пунктах.

Городское санитарное бюро для надзора за санитарным состоянием проституток, домов терпимости и поднадзорных притонов, должно было учреждаться городским общественным управлением или земством. В его функции входило: производство врачебных осмотров проституток, присылаемых комитетом на смотровые пункты, организация на смотровых пунктах амбулаторного лечения проституток, страдающих венерическими заболеваниями, направление в больницу проституток, подлежащих стационарному лечению, освидетельствование проституток после их выписки из больницы, сообщение полицейскому комитету о проститутках, уклоняющихся от врачебных осмотров, ведение санитарных статистических листков и отчетности по деятельности бюро и представление отчетов за каждое полугодие в местное общественное управление для комитета, наблюдение за санитарным состоянием домов терпимости и поднадзорных притонов, наблюдение за исправным содержанием и снабжением всеми необходимыми принадлежностями смотровых пунктов. Последние должны были устраиваться местным общественным управлением и открываться после предварительного осмотра врачебным инспектором.

6 июня 1908 года в Вятке при врачебном отделении губернского правления был организован врачебно-полицейский комитет для надзора за проституцией по типу А "Положения об организации надзора за городской проституцией в Империи". Таким образом, надзор за проституцией в губернском центре был возложен на местную полицию.

Вышеназванный комитет был создан "...под председательством вице-губернатора, из членов: губернского врачебного инспектора, городского головы, городового врача, уездного и военного врача, заведующего губернскою земскою больницею или сифилитическим отделением, депутата от военного ведомства и члена-распорядителя...". (ГАКО. ф. 583. оп.480. д. 624а. л. 117)

Состав членов вятского врачебно-полицейского комитета можно проследить по журналам его заседаний. Так, на заседании 16 июня 1909 года присутствовали: вице-губернатор Д. Д. Григорьев, губернский врачебный инспектор Н. А. Владимирский, помощник врачебного инспектора П. М. Дементьев, старший советник П. С. Пащевский, полицмейстер В. П. Райков, и. о. старшего врача губернской земской больницы А. И. Сычев, вятский уездный врач П. Ф. Чапурский , вятский городовой врач К. Л. Зейдель, старший врач 231 Котельнического батальона С. В. Грацианов, вятский городской голова А. Л. Синцов. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 264а. л.1) На заседании 25 июля 1911 года присутствовали: за вице-губернатора — старший советник П. С. Пащевский, губернский врачебный инспектор Н. А. Владимирский, полицмейстер А. А. Обметко, старший врач губернской земской больницы И. А. Сычев, вятский уездный врач П. Ф. Чапурский, вятский городской врач К. Л. Зейдель, старший врач 193 Свияжского полка С. В. Грацианов. (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 995. л. 438)

Для осуществления деятельности комитета, а именно — "по медицинской части", городским общественным управлением было отведено помещение для осмотра проституток при 1 полицейской части. Необходимо отметить, что она находилась в центре города и проведение в ней медицинского осмотра проституток вызывало неудобства как для женщин легкого поведения так и для городских обывателей, а кроме того затрудняло работу полиции.

16 июня 1909 года на заседании вятского врачебно-полицейского комитета были доложены правила для проституток, содержательниц домов терпимости и поднадзорных притонов разврата. После чего эти правила были "...приняты в руководство и введены в действие..." в Вятке. Необходимо отметить, что разработанные в Вятке правила практически ничем не отличались от общероссийских. На этом же заседании было принято решение "ввиду неудовлетворительности существующего смотрового пункта при полицейской части... просить Вятское общество врачей дать комитету помещение для смотрового пункта при имеющейся в его распоряжении Михайловской лечебнице...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.1)

Медицинское общество Вятской губернии, обсудив на заседании от 10 июля 1909 года вопрос об организации смотрового пункта при Михайловской лечебнице, высказалось за невозможность удовлетворить ходатайство врачебно-полицейского комитета. Основанием данному решению служило следующее: "...опыт таких осмотров уже был при Михайловской лечебнице и чрезвычайно затруднил работу лечебницы...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 5)

Следующим решением, принятым на заседании комитета 16 июня 1909 года, было — "сосредоточить надзор и регистрацию проституток в ведении одного полицейского чиновника". Затем было решено предоставить право "...занимающимся проституцией... ходить для осмотра ко всякому врачу и женщинам-врачам и свидетельства об осмотре представлять в комитет...". На том же заседании комитет решил, что "в женском отделении губернской больницы пользовать исключительно проституток (по поводу венерических заболеваний — авт.). (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.1)

4 декабря 1909 года, на заседании Вятской городской думы был рассмотрен вопрос об участии городского управления в надзоре за проституцией. В частности, на заседании было доложено, что врачебное отделение, вследствие состоявшегося 19 августа 1909 года постановления врачебно-полицейского комитета, просит городское общественное управление отвести более удобное помещение для медицинского осмотра проституток, "хотя бы при 1 полицейской части, но имеющее отдельный вход", и ассигновать средства на содержание чинов полиции и заведующего надзором за проституцией, а также на делопроизводство комитета. Вышеизложенное ходатайство не было новым — вопрос об организации надзора за городской проституцией с участием городского управления рассматривался в вятской думе еще в 1906 году. Тогда дума постановила (решение от 22 августа 1906 года), что она не может согласиться на участие города в деле надзора за проституцией. Вследствие этого, до рассматриваемого времени — 1909 года — весь надзор за городской проституцией был сосредоточен исключительно во врачебно-полицейском комитете, как в санитарном, так и в полицейском отношении. Так как, по мнению вятской городской думы, "с 1906 года условия городской жизни мало изменились, вопрос о надзоре за проститутками никем не разрабатывался и не освещался, так что городская управа не имеет под руками никаких данных, существенно изменяющих соображения думы заседания 22 августа 1906 года, которая признала, что надзор за проституцией на почве регламентации является нецелесообразным и нежелательным". (Журналы Вятской городской думы за 1909 год. Вятка. 1910. с. 599)

В дискуссии, проходившей на данном заседании думы, гласные Шуравин и Желваков сказали о том, что осмотр проституток при 1 полицейской части является очень неудобным "в виду того, что 1 полицейская часть находится в центре города на многолюдной улице" и предложили перенести осмотр проституток в другое место — "более отдаленное". (Журналы Вятской городской думы за 1909 год. Вятка. 1910. с.574)

В итоге дума постановила: "1) согласиться с докладом управы и от участия в надзоре за городской проституцией отказаться, 2) в ходатайстве врачебного отделения об ассигновании пособия на содержание чиновника полиции, заведующего надзором за проституцией и на расходы по делопроизводству — отклонить, 3) поручить городской управе указать более подходящее помещение для осмотра проституток".

14 октября 1910 года Вятская городская дума постановила выделить помещение для осмотра и освидетельствования городских проституток в верхнем этаже здания резервной пожарной части и ассигновать для приспособления этого помещения и приобретения обстановки 25 рублей из сверхштатных поступлений по трактирному сбору за 1910 год. (Журналы Вятской городской думы 1910 года. Вятка. 1911. с. 588)

Данное решение мотивировалось тем, что 1 городская полицейская часть находится в центре города на многолюдной улице, "нередко наполненной учащейся молодежью, в виду чего не отвечает желаниям населения, так как здесь по неволе приходится встречаться с проститутками очень и очень многим, что стесняет и публику и проституток, тогда как в более отдаленных и малонаселенных пунктах города встречи возможны реже и сами проститутки, чувствуя себя свободнее, с большей охотой будут являться на освидетельствование...".

3 резервная пожарная часть Вятки находилась в 15 квартале города на Казанской улице (между Морозовской и Богословской улицами — авт.). В верхнем этаже этого здания имелось изолированное, с отдельным входом с улицы, помещение. Оно представляло из себя две комнаты с прихожей, общей площадью до 8 кв. сажен. Данное помещение, по отзыву городского врача Зейдель, "по своим размерам, удобству, изолированности вполне отвечает для осмотра и освидетельствования городских проституток и не требует никаких переделок". (там же с. 629)

Дума решила, что "присматриваться помещение будет пожарными служителями, назначаемыми ежедневно для дежурства внутри 3 резервной части, а также не потребует особого расхода на отопление..., таким образом отвод квартиры для освидетельствования проституток не вызовет со стороны города каких либо новых ассигнований...".

Это постановление начальник губернии "не признал возможным пропустить к исполнению", т.к. согласно неоднократным разъяснениям правительствующего Сената (Указы от 3 декабря 1904 года за N 12690, от 3 октября 1907 года за N 10488, от 7 июня 1908 года за N 7019) освидетельствование проституток относилось к обязанностям земских больниц, а не городских общественных управлений.

Губернское присутствие, согласившись с мнением начальника губернии, 24 февраля 1911 года решило постановление Вятской городской думы от 14 октября 1910 года по вопросу об отводе помещения для освидетельствования проституток отменить, а также уведомило врачебное отделение вятского губернского правления о необходимости организации осмотра проституток в земских больницах. Вместе с тем, вятский губернатор предложил губернской управе немедленно распорядиться об отводе или найме помещения для осмотра и освидетельствования проституток.

Вследствие этого, губернская управа попросила старшего врача губернской земской больницы обсудить на совещании врачей вопрос о возможности отвода помещения для осмотра проституток в больнице. Совещание врачей больницы решило, что организовать в губернской земской больнице осмотр проституток невозможно "за неимением отдельного помещения, осмотр же их в амбулатории является нежелательным и недопустимым по следующим соображениям: 1) проститутки, как очень трудно дисциплинируемый элемент, внесут большой беспорядок в амбулаторию, 2) их присутствие сделает невозможным посещение амбулатории детьми, учащимися низших и средних учебных заведений, 3) проститутки, приходящие для осмотра, будут нарушать покой и стационарных больных, т. к. амбулатория совершенно не отделена от больничных палат". Что касалось самого осмотра проституток, то согласно решению совещания врачей вятской губернской земской больницы, то "возложить таковой на кого-либо из ординаторов, в виду недостатка у них времени, также не представляется возможным без ущерба для выполнения ими своих прямых обязанностей".

Получив ответ врачей, губернская управа не нашла возможным исполнить предъявляемое к ней данное требование, т. к. не имела в своем распоряжении никаких кредитов на наем отдельного помещения и персонала для осмотра проституток.

16 июня 1911 года вятский губернатор предложил губернской управе учредить в Вятке комитет для надзора за проституцией по типу Б "Положения об организации надзора за городской проституцией в Империи". При этом, санитарная часть надзора возлагалась на земство, а также на городское общественное управление.

Вятская городская дума на заседании 6 сентября 1911 года постановила уклониться от участия в надзоре за проституцией по типу Б "Положения". (Журналы Вятской городской думы 1911 года. Вятка. 1912. с.497) Она мотивировала свое решение тем, что организация надзора за проституцией по типу Б "не представляя городскому общественному управлению каких либо особых прав ни в надзоре за проституцией, ни в ограничении развития промысла, ни даже в урегулировании промысла, предъявляют лишь требование на отпуск городских средств на санитарно-врачебный осмотр занимающихся промыслом и мест промысла". По мнению думы, такое участие города во врачебно-полицейском надзоре за проституцией сводится лишь к тому, что дума, "ассигновав средства, примет на себя роль некоторого исполнителя поручения городского полицейского комитета и статистика, ведущего санитарно-врачебную регистрацию проституток". (там же с. 527)

Вятская губернская управа, для выяснения положения дела по надзору за проституцией в других губерниях России, разослала соответствующие запросы во все губернские земские управы и в городские управы губернских городов.

Ответы были получены от 26 губернских управ. Из них 24 — Харьковская, Тульская, Уфимская, Тверская, Костромская, Казанская, Пензенская, Полтавская, Самарская, Симбирская, Нижегородская, Курская, Бессарабская, Таврическая, Орловская, Екатеринославская, Саратовская, Калужская, Пермская, Псковская, Воронежская, Новгородская, Рязанская и Смоленская — сообщили, что губернское земство никакого участия в организации надзора за проституцией не принимает и лишь два губернских земства — Вологодское и Владимирское — отпускают незначительные средства для найма помещений для осмотра проституток: Вологодское — 180 рублей и Владимирское — 130 рублей.

Из городских управ, приславших ответ, 23 управы (Ярославская, Уфимская, Симбирская, Тверская, Саратовская. Вологодская, Рязанская, Псковская, Владимирская, Орловская. Костромская. Черниговская, Симферопольская, Курская, Харьковская, Новгородская, Полтавская, Херсонская, Смоленская, Бессарабская, Екатеринославская, Тамбовская, Петербургская) сообщали, что городским общественным управлением никакого участия в деле надзора за проституцией не принимается. Исключением являлась лишь Пермь, где был организован санитарный комитет под председательством городского головы, ведающий надзором за проституцией.

В 1912 году на 44 очередной сессии Вятской губернской земской управы был поднят вопрос об отводе помещения для осмотра проституток и об организации надзора за ними. На сессии было отмечено, что с одной стороны, организация осмотра проституток в губернской земской больнице, как в учреждении, получившем от приказа общественного призрения его имущество, капиталы, а также и лежавшие на нем обязанности, в том числе по осмотру проституток, является функцией земства, но с другой стороны, размер и степень участия земских учреждений в мероприятиях по охране здоровья населения нигде в законе не определены, а поэтому зависят от усмотрения самого земства и имеющихся в его распоряжении средств.

Кроме этого, забота об общественном призрении и охране здоровья населения, проживающего в городах, лежала по закону и на городских управлениях. Так, указ Сената от 14 марта 1908 года за N 3544 определял, что бесплатное лечение больных сифилисом должно осуществляться не только в земских, но и в городских больницах, а доли земств и городов в содержании сифилитиков определяются взаимным соглашением между органами земства и городского самоуправления.

Основываясь на вышеизложенном, а также принимая во внимание и то, что вятское городское управление не отказывалось от обязанностей по организации осмотра проституток, вятское губернское земство посчитало нецелесообразным "переложение с города расходов по такой чисто городской потребности, как осмотр проституток, на губернское земство, и без того обремененное огромными расходами на медицинскую часть".

24 января 1914 года вятская городская дума в очередной раз рассмотрела вопрос об отводе и оборудовании помещения для осмотра проституток. Это было вызвано тем, что вятское губернское земство обжаловало постановление губернского присутствия о возложении на земство осмотра проституток и обратилось в правительствующий Сенат. Последний, рассмотрев эту жалобу, нашел, что хотя, на основании указов Сената обязательство проводить освидетельствование проституток лежит на земствах как правопреемниках приказов общественного призрения, но вместе с тем правительствующий сенат указал (Указ от 7 июля 1908 года за N 7019), "что относительно удовлетворения обязанностей, перешедших к земству от приказов, и в частности по осмотру и лечению проституток, предъявляемые к земству требования должны быть ограничены пределами имеющихся у него средств". Кроме этого, Сенат в Указе от 14 марта 1908 года за N 3544 признал, что в деле лечебной помощи местному населению права и обязанности городов и земств тождественны и что доли материального участия в проведении этих мероприятий определяются взаимным соглашением между органами земства и городского управления. Сенат решил, что "в участии города в организации осмотра проституток не заключается ничего противозаконного", поэтому отменил постановление Вятского губернского по земским и городским делам присутствия от 24 февраля 1911 года и последовавшее за ним распоряжение вятского губернатора от 30 марта 1911 года за N 1319. Об этом 9 ноября 1913 года был издан соответствующий сенатский Указ.

Руководствуясь вышеназванным сенатским Указом, врачебное отделение вятского губернского правления, а за ним и вятский полицмейстер обратились к городской управе с просьбой отвести для освидетельствования проституток-одиночек необходимое помещение и оборудовать его всем необходимым.

На запрос городской управы о том, каких размеров потребуется помещение и чем его оборудовать, городовой врач Зейдель сообщил, что для исследования состояния здоровья проституток-одиночек Вятки необходимо помещение, состоящее из двух комнат, одна — для осмотра, с площадью пола не менее двух квадратных сажен, другая — ожидальная, с площадью пола не менее трех квадратных сажен. Для оборудования этого помещения необходимо "два небольших столика... стульев простых 6 штук... табуреток 4 штуки... 1 умывальник железный с ведром... полотенец для рук 6 штук... 1 эмалированный таз... 1 кружка Эсмарха с прибором... маточных зеркал 4 штуки... стерилизатор со спиртовой лампой... ваты гигроскопической 1 фунт...". Кроме того, городовой врач считал необходимым иметь при помещении, отведенном для осмотра проституток, сторожиху для уборки комнат, а "в помощь врачу при производстве осмотра проституток необходимо поручить городской фельдшерице посещать для этой цели смотровой пункт, за что следует назначить ей особое вознаграждение, по примеру губернского земства по 10 рублей в месяц, всего 120 рублей в год". (Журналы Вятской городской думы за 1914 год. Вятка. 1915. с.75-76)

Гласный думы Я. Н. Иванов на данном заседании просил губернскую земскую управу принять половину расходов по освидетельствованию проституток на счет губернского земства.

Дума на данном заседании постановила: "Согласиться с докладом управы и отвести для смотрового пункта проституток помещение при 3 пожарной части, разрешить произвести требующийся расход по оборудованию помещения и устройство отдельного входа, в сумме 55 рублей, отнеся таковой на счет остатков... по содержанию скарлатинной больницы, расход на наем прислуги при смотровом пункте и фельдшерицы в помощь врачу при осмотрах в сумме 156 рублей внести в смету 1914 года и поручить управе войти в сношение с губернской земской управой о принятии на счет губернского земства, как преемника приказа общественного призрения, на обязанности которого лежало освидетельствование проституток, половины означенного расхода...". (там же с.21)

В последующие годы, вплоть до ликвидации городского и земского самоуправления, ни дума, ни земство вопросов о надзоре за городской проституцией в Вятке на своих заседаниях не поднимали, надзор за проституцией осуществлялся по типу А "Положения" 1903 года.

Всесторонне рассмотрев вопрос участия вятского городского и земского самоуправления в надзоре за проституцией, необходимо также проследить роль полиции в этом роде деятельности.

В первые годы существования врачебно-полицейского комитета по надзору за проституцией в Вятке его деятельность не была достаточно эффективной. В частности, на его заседании 4 ноября 1910 года было признано, что "...надзор за домами терпимости в смысле выполнения последними изданных для них, а равно для проституток правил крайне недостаточен...". На основании этого комитетом было решено "надзор за точным и неуклонным исполнением изданных комитетом и утвержденных 17 июня 1909 года правил для содержательниц домов терпимости, проституток и поднадзорных притонов разврата возложить в городе Вятке — в районе 1 части на пристава 1 части, в районе 2 части — на пристава сей части. На них же возложить наблюдение за всеми, занимающимися развратом, женщинами-одиночками, подчиняя их надзору...". (ГАКО. ф.583. оп. 480. д. 264а. с.47) И, как будет показано далее, это практически сразу принесло ощутимые результаты.

Глава 3. Врачебно-полицейские правила занятия проституцией и их исполнение в Вятке начала прошлого века.

Численность зарегистрированных проституток в Вятке в рассматриваемый период была относительно не велика. Так, в феврале 1912 года проституток-одиночек было 25, а кроме того в доме терпимости Зяблицевой — 9, Князевой — 13, Анисимовой — 9, Рябовой — 7 и Пленковой — 4. В марте того же года: одиночек — 18, у Пленковой — 6, Рябовой — 8, Зяблицевой — 10, Анисимовой — 10, Князевой -12, в апреле: одиночек — 19, у Пленковой — 5, Рябовой — 9, Зяблицевой — 11, Анисимовой — 11, Князевой — 13. (ГАКО. ф. 583. оп. 484. д. 645б. л. 18, 25, 26)

Количество поднадзорных проституток уменьшилось после закрытия домов терпимости. Так, согласно сведениям, поданным вятским полицмейстером 4 февраля 1917 года, в январе названного года зарегистрированными в Вятке проститутками числились: Бестужева Любовь Иванова 18 лет, Вожегова Афанасия Павлова 26 лет, Городилова Анна Прокопьевна 27 лет, Дымова Аграпина Васильева 25 лет, Железникова Александра Ипатова 19 лет, Корепанова Мария Александрова 28 лет, Малышева Марина Владимирова 18 лет, Машковцева Евдокия Андреева 19 лет, Носкова Анна Михаилова 18 лет, Пинегина Агния Федорова 22 лет, Печенкина Ольга Васильева 18 лет, Плюснина Анастасия Иванова 20 лет, Потапова Февронья Евтеева 28 лет, Рудина Мария (внебрачная) 21 года, Селезнева Анфия Евдокимова 20 лет, Самоделкина Анастасия Трифонова 29 лет, Соболева Анастасия Андреева 19 лет, Усатова Анна Агеева 23 лет, Худенцова Васса Хрисанфова 27 лет, Четверикова Августа Рудьева 21 года, Чиркова Васса Алексеева 28 лет, Чиркова Екатерина Егорова 24 лет, Шомановская Милица Алексеевна 19 лет и Юферева Ольга Николаева 19 лет, а всего 24 девицы. (ГАКО. ф.583. оп. 488. д. 203. л.1-3)

"Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи" (1903) регламентировало правила для проституток. Согласно "Положению" проститутка была обязана в точности выполнять все правила, которые как уже установлены и которые будут в дальнейшем изданы комитетами по надзору за проституцией. За невыполнение этих правил, проститутка подлежала к привлечению установленной законом ответственности.

Данное "Положение" нашло отражение даже в "подписке" проститутки, оформлявшейся при ее регистрации: " Подписка. 1917 года февраля 7 дня. Я, нижеподписавшаяся крестьянская девица Вятского уезда Просницкой волости деревни Минеевской Ольга Гурьянова Четверикова, 19 лет, проживающая на Раздерихинской улице в доме Серебрянниковых в квартире Анны Колупаевой, выдала настоящую подписку приставу 3 части города Вятки в том, что я изъявляю согласие свое подчиниться врачебно-полицейскому надзору за мною и в точности буду исполнять правила, которые установлены и впредь будут издаваться врачебно-полицейским комитетом, ведающим надзором за проституцией, зная, что за невыполнение этих правил я подлежу законной ответственности, в частности я обязуюсь два раза в неделю являться к врачебным осмотрам и о всякой смене жительства заявлять полицейскому приставу, в чем и подписуюсь. Ольга Гурьева Четверикова". (ГАКО. ф.583. оп. 488. д. 203. л. 16)

Проститутка была обязана "подвергаться освидетельствованию во всякое время, когда комитетом или санитарным бюро это будет признано нужным". Обычный порядок осмотра проституток предполагал их двухкратный в течение недели врачебный осмотр. Вятские проститутки подлежали врачебному осмотру также, как правило, дважды. Это видно из приводимой выше "подписки".

При неявке на медицинский осмотр на проститутку составлялся протокол. Так, в марте 1911 года такие протоколы были составлены на Максимову Марфу Александровну, 25 лет, проживающую на Никитской улице в доме Трушкова и на Мошатину Анну Ивановну, 24 лет, проживающую по Царевской улице в доме Чарушина. (ГАКО. ф.583. оп. 480. д. 624а. л.172)

При проведении медицинских осмотров проституток, довольно часто выявлялись женщины, страдающие венерическими заболеваниями. Так, при осмотрах в феврале 1911 года было обследовано 12 проституток-одиночек. В результате чего "отправлена в больницу Кускова Фекла Григорьева, 16 лет, проживающая на Никитской улице в доме Сорокина". При осмотрах проституток домов терпимости: 8 в доме терпимости Разнициной, 13 у Новоселовой, 8 у Пленковой, 9 у Лапиной, 9 у Бронниковой — все оказались здоровы.

Проституткам разрешалось проживать в домах терпимости или на квартирах. В последнем случае — не более как по двое в одной квартире. Однако, в Вятке это не всегда соблюдалось. Так, в 1910 году в доме Россохина на углу Никитской и Острожской улиц в квартире Дарьи Братухиной "проживали девушки-проститутки Пикова, Черемискина и Попова", т. е. три женщины легкого поведения одновременно. (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 955. л.76)

О всякой перемене места жительства проститутка была обязана докладывать врачебно-полицейскому комитету. Проституткам запрещалось жить в местах продажи крепких спиртных напитков — в трактирах, пивных и т.п. Вышеупомянутое правило для проституток, как и многие другие, в Вятке неоднократно нарушалось. Газета "Голос Вятки" 9 июля 1910 года сообщала, что содержательница пивной "...некая Киселева... напустила в свою квартиру, находящуюся тут же при пивной, каких-то весьма подозрительных особ, которые, как оказывается, живут почти на ее содержании и находятся в заведении для развлечения посетителей, которых они, разгуливая по садам, приводят в пивную...". Далее в заметке говорилось: "... Киселева завела обширную клиентуру... гости захаживают к ней в заведение нередко в позднее время, когда торговля запрещена, причем хозяйка радушно их принимает и угощает пивом, а девицы развлекают...".

Основываясь на вышеизложенном, уже 10 июля того же года, вятский полицмейстер дает предписание приставу 1 части г. Вятки: "... в N 144 газеты "Голос Вятки" за 9 сего июля появилась заметка под заглавием "Предприимчивая содержательница пивной", где описываются безобразия, происходящие в пивной лавке на Никитской улице в доме Скопина и пивная лавка превратилась в дом разврата... Предписываю Вашему Высокоблагородию провести дознание...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 581)

Дознание было проведено и не только в пивной Киселевой. 9 августа 1910 года вятский полицмейстер сообщал вятскому губернатору: "... представляя при сем протокол дознания, произведенного приставом 1 части г. Вятки о безобразиях, происходящих в пивной лавке товарищества Жигулевского пивоваренного завода А. Вакано, находящейся в доме Лаптева прошу Ваше Превосходительство закрыть означенную пивную лавку, т. к. в ней живут девицы легкого поведения, благодаря чего эта пивная лавка превратилась в притон разврата...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 580)

Буквально в то же время — 14 августа 1910 года — пристав 1 части г. Вятки доносил вятскому полицмейстеру о том, что "приказчица пивной лавки товарищества Жигулевского пивоваренного завода крестьянка Вятского уезда Югринской волости деревни Глушенки Павла Федосеева Семенищева проживающая в доме Быкова по Спенчинской улице в пивной лавке содержит девиц занимающихся проституцией, допускает к непотребству в своей квартире...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 634-635)

Необходимо отметить, что пивная лавка Семенищевой неоднократно привлекала внимание полиции. Так, 4 августа 1910 года крестьянин Орловского уезда Вятской губернии Даниил Егоров Слоутин заявил приставу 1 части г. Вятки, что "двое суток пьянствовал в пивной лавке Семенищевой с девицами, занимающимися развратом", и в результате этого утерял серебряные часы за 10 рублей и деньги (25 рублей). Еще один пример — 10 сентября 1910 года пристав 1 части г. Вятки сообщает вятскому полицмейстеру о том, что "...Семенищева и в настоящее время при своей квартире содержит развратных девиц и допускает непотребство о чем 6 сентября составлен протокол...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 791-792)

22 августа того же года вятский полицмейстер просил губернатора о закрытии вышеуказанной пивной, т. к. она по сути представляла собой тайный дом разврата. (ГАКО. ф. 721. оп.1. д. 940. л. 636)

Данное ходатайство было удовлетворено и 15 сентября 1910 года эта пивная была закрыта. (там же л. 736) Немного раньше по той же причине были закрыты пивные лавки товарищества Жигулевского пивоваренного завода А. Вакано по Никитской улице в доме Цепелева и по той же улице в доме Лаптева. (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 680, 682)

Проститутки, оказавшиеся после освидетельствования врача больными венерическими заболеваниями, в тот же день обязаны были явиться в больницу, а если они в больницу не являлись, то доставлялись в нее полицией или смотрителем комитета.

Как уже было сказано выше, одной из важнейших задач врачебно-полицейского надзора за проституцией была профилактика венерических заболеваний. О широком распространении последних у населения Вятской губернии в рассматриваемый период говорит хотя бы то, что в "Обзорах Вятской губернии" выделялся специальный раздел — "Сифилис".

Согласно "Обзору Вятской губернии за 1908 год" (1909), в губернии за указанный год было зарегистрировано 18049 случаев заболевания сифилисом, что на 305 случаев меньше чем в предыдущем году. В том же "Обзоре" находим — "...для предупреждения заражения сифилисом и в видах пресечения дальнейшего развития этой болезни проводились во всех городах (Вятской губернии — авт.) освидетельствования женщин легкого поведения, которых считалось 310, между осмотренными найдено зараженных венерическими болезнями 168".

В "Обзоре Вятской губернии за 1909 год" содержатся сведения о том, что в данном году в губернии было 440 проституток, у 161 из них в течение года было обнаружено заболевание сифилисом. Аналогичный "Отчет" за 1910 год сообщает: проституток в Вятской губернии 510, из них 245 в течение года болели сифилисом. В 1911 году в губернии было 466 проституток, 126 из них болели сифилисом, в 1912 — 500 и 157 соответственно, в 1913 — 444 и 101, в 1914 — 253 и 98, в 1915 — 265 и 87.

Проститутки, согласно "Положению", должны были "беспрекословно предъявлять медицинские билеты или листки посетителям, если они пожелают удостовериться в их здоровье".

Были медицинские билеты и у вятских проституток. Так, на заседании вятского врачебно-полицейского комитета 21 декабря 1910 года было решено поручить вятскому полицмейстеру "заготовить в типографии медицинские билеты... с напечатанием в них правил для проституток домов терпимости и отдельно одиночек и билетами этими снабдить всех проституток за плату, по действительной стоимости, при чем проституток в домах терпимости снабдить через содержательниц названных домов...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 120)

Проституткам запрещалось показываться в окнах занимаемых ими квартир в непристойном виде, затрагивать на улицах прохожих и зазывать их к себе, ходить на гуляньях и в общественных местах по нескольку вместе, а также занимать в театрах места в бельэтажах или первых рядах кресел партера.

На самом же деле, вятские проститутки вели себя совсем по-другому, что и вызвало к жизни приказ вятского полицмейстера следующего содержания: "... предлагаю чинам полиции обратить особое внимание на девиц, занимающихся тайной проституцией, которые в последнее время появляясь в публичных местах, позволяют вести себя вульгарно-вызывающе и назойливо. В особенности это бросается в глаза в Александровском саду и действует шокирующе на публику... Почему вменяю в обязанности: 1) с 6 часов вечера до окончания гуляния в Александровском саду быть всегда дежурному полицейскому чиновнику и наряду городовых, 2) наблюдать, чтобы женщины сомнительного поведения вели себя корректно и пристойно и в случае, если будет замечено в поведении или обращении женщин с мужчинами отклонение — немедленно приглашать таких лиц в участок для установления личности и составления протокола...". ("Голос Вятки", N 137, 1июля 1910 года, с.4)

Довольно часто нормы морали вятскими проститутками отвергались начисто. Этому свидетельствует приказ по вятской полиции от 26 апреля 1910 года: "... около Богословского кладбища и колонии малолетних преступников находится площадь, на которой то и дело видно лежащего босяка с девицей легкого поведения. Предлагаю приставу 1 части установить строгое наблюдение за этой площадью и не допускать подобных дефектов... Полицмейстер Райков". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 945. л. 114)

Иногда вятские проститутки, гуляя по городу, не просто зазывали клиентов к себе, а "входили в сговор с криминальными элементами и грабили обывателей". Так, газета "Голос Вятки" (8 августа 1910 года, с.4) сообщает, что "3 августа крестьянин Бояринцев заявил в сыскное отделение, что накануне вечером он был завлечен неизвестной ему проституткой в сад Свенторжецкого, где подвергся нападению неизвестного человека, который отнял у него портмонэ с деньгами 2 рубля, паспортом и квитанцией ломбарда, а обобрав Бояринцева неизвестный с проституткой скрылись. Дознанием установлено, что грабили... М. Чегесов и крестьянка Вятского уезда Филипповской волости Т. К. Преснецова. Оба они задержаны, в преступлении сознались".

Каждая проститутка должна была по указанию врача "применять необходимые для охранения здоровья предосторожности". Во время месячных им запрещалось заниматься промыслом разврата. Проститутки, в случае беременности или какого-либо заболевания должны были сообщать об этом врачу комитета, производящему их освидетельствование и исполнять все его предписания.

Для предохранения себя от заражения, проститутки имели право осматривать половые органы и белье у посетителей "прежде сообщения с ними".

Проститутки могли покинуть дом терпимости в любое время. Денежные претензии по счетам между проститутками и содержательницами подлежали судебному разбирательству и не могли препятствовать уходу проститутки из дома терпимости. Все, приобретенное содержательницей дома терпимости для публичной женщины: платье, белье, обувь и т. п. должно было оставаться в собственности проститутки, если она пробыла в доме терпимости не менее года. Если же она оставляла дом терпимости ранее вышеуказанного срока, то его содержательница была обязана возвратить ей только те вещи, которые проститутка имела до поступления в дом терпимости и которые были записаны в книгу установленной врачебно-полицейским комитетом формы.

Профессия проститутки являлась не безопасной. Кроме постоянной возможности заразиться венерическим заболеванием, фактором риска являлось и общение с лицами, не являвшимися законопослушными гражданами и не соблюдавшими зачастую норм морали. Так, в "Обзоре Вятской губернии за 1909 год" находим — "... в Вятском окружном суде в 1909 году разбиралось дело, по которому двое крестьян обвинялись в убийстве проститутки около Вятки, которую потом, после убийства, сожгли на костре".

Наряду с легальными проститутками, в Вятке широко практиковали и проститутки тайные. Так, 12 июня 1910 года пристав 2 части г. Вятки докладывал вятскому полицмейстеру, что выявил "тайную проститутку в доме Постоленко по улице Орловской — Марию Степанову Помелкову... неизвестного звания, ...свое занятие она объясняла тем, что находится без места...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 955. л. 589)

Одновременно с незарегистрированными ("тайными") проститутками-одиночками в Вятке рассматриваемого периода существовала нелегальная проституция и в других формах. Так, 6 декабря 1910 года пристав 2 части г. Вятки Якимов по личному распоряжению вятского полицмейстера провел дознание "о некоторых поручениях содержателя ресторана "Париж" Вылегжанина". В результате расследования было установлено, что в данный ресторан "часто приезжают гости после двух часов ночи, Вылегжанином они принимаются, этим гостям дозволяется пригласить любую артистку (работающую в ресторане — авт.) и остаться в номере с нею. Плата за занятия или пользование певицей поступает: половина Вылегжанину, а половину барышне... вход в квартиру барышень имеется из ресторана особый. Куда свободно и проникают ночные посетители ресторана. Плата за пользование барышни мужчиной от 10 до 20 рублей...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 942. л. 607 — 608)

Работающая в то время хористкой в ресторане "Париж" крестьянка Тульской губернии Елена Никитична Егорова, 22 лет, рассказала приставу Якимову, что она "живет в ресторане... один месяц... поступила на жалование 20 рублей в месяц, но получила только 15 рублей, остальные 5 рублей записаны ей в штраф за то, что с ведома хозяина Вылегжанина оставалась до утра в отдельном номере на верху с гостем. Такой случай был с нею только один раз, с гостем она имела совокупление за что и получила 20 рублей, которые у ней кто-то украл... 4 декабря (1910 года — авт.) она отказалась разговаривать с мужчиной и за это ее избили...". (там же л. 608)

Еще одна хористка — мещанка г. Тифлиса Елена Игнатьевна Шарук, 21 года, сообщила при данном расследовании, что "... живет в ресторане "Париж"... полтора месяца... Все девицы, играющие роль хористок по требованию Вылегжанина остаются в отдельных номерах с гостями, хотя бы даже и во неурочное время, помимо сего на обязанности барышень лежит завлекать мужчин дабы они больше требовали. С ней лично был случай... она оставалась в отдельном номере с гостем и имела с ним совокупление за что и получила от него 20 рублей, из коих 5 рублей уплатила Вылегжанину, остальные утаила. Что она осталась до утра с мужчиной Вылегжанин хорошо знал...". (там же л. 608)

В ходе данного расследования мещанка г. Бердянска Анастасия Васильевна Лебина, 27 лет, по сцене "Кенина", объясняла, что живет в ресторане "Париж" три месяца в качестве хористки. По ее словам, барышни, играющие роль хористок, остаются во всякое время дня и ночи по соглашению ресторатора с мужчинами в отдельных номерах для совокупления. Плата за это от 10 рублей с лица, более состоятельные платят больше. Лично она оставалась с мужчинами для этой цели несколько раз. Хозяину ресторана она платила в каждом случае по 10 рублей.

Аналогичные сведения дала приставу хористка София Иульянова Несуховская, 20 лет, уроженка г. Варшавы. Хористка Мария Герасимовна Манчинская, 21 года, мещанка г. Дисна Пензенской губернии в номерах при ресторане с мужчинами не оставалась, а ездила с этой целью в номера "Россия". То же делала хористка Лидия Александровна Опорина, 17 лет, мещанка г. Стерлитомака. Еще одна лже-хористка — крестьянка Виленской губернии Агафья Андреевна Метманович, 23 лет, жила к моменту расследования в ресторане около года и "ездила с мужчинами... для известной цели... в частные дома...". Хористка Павла Михайлова Юклеевских, 24 лет, "по приглашениям ходила в номера "Россия", что по Николаевской улице в доме Трапезникова и то днем". (там же л. 607 — 609)

17 декабря 1910 года по данному делу был также допрошен околоточным надзирателем 1 части г. Вятки Добровольским содержатель ресторана "Париж" крестьянин Вятского уезда Якимовагинской волости села Бурмакина Григорий Михайлов Вылегжанин. Он показал, что в предъявленных к нему обвинениях виновным себя не считает.

Одновременно был опрошен по этому делу содержатель мебилированных комнат "Париж" крестьянин Вятского уезда Якимовагинской волости деревни Швецовской Иван Прокопьев Крутихин, проживающий в доме Ситникова по Николаевской улице. "Виновным себя он не признал, объявив, что в номерах у него парочки, т. е. гости из ресторана Вылегжанина с хористками, для непотребства не остаются...". (там же л. 609)

В следующем, 1911 году, следствие по делу Вылегжанина и тайной проституции в ресторане "Париж" было продолжено. 15 января 1911 года пристав 2 части опросил крестьянку Рязанской губернии и уезда села Кузминского Марию Георгиевну Панфилову, живущую в ресторане "Петербург", по сцене "Рубину". Она "в ресторане "Париж" содержимом... Вылегжаниным жила в качестве шансонетки один месяц... за это время она лично видела и убедилась, что Вылегжанин, а вместе с ним и его компаньон Павел Семенович Лавров эксплуатируют живущих в ресторане шансонеток и певиц на непотребство. Последние... главным образом Лавровым, высылаются в номера, что над рестораном "Париж" и там остаются с мужчиной для известной цели. С каждой приглашаемой для этого девицы Вылегжанин получал штраф 5 рублей... Без ведома Вылегжанина и Лаврова ни одна барышня не может быть занята мужчиной...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 1002. л.509)

Крестьянка Вологодской губернии Никольского уезда Подостановской волости Павла Михайловна Юкляевская, 24 лет, "объясняла, что... хозяин ресторана и его компаньон Лавров назад тому месяц послали за ней коридорного с приказанием идти к верху в номер к мужчине для известной цели, она приказание это исполнила и к мужчинам, оказавшихся двое, явилась, но ни с кем из них для сношения не осталась, т. к. один из мужчин изорвал ей платье, стоящее 50 рублей... Содержателем номеров под "Парижем", а именно тем же Вылегжаниным, который в них распоряжается, отдаются мужчинам номера для сношения с девицей, за что он и получает с мужчин от 2 до 4 рублей. Иногда девицы мужчинами увозятся для сношения в другие номера, так например она оставалась с мужчиной и имела сношение в номерах "Россия" раза три, в каждый раз за номера платил мужчина, ездила она для сношения с мужчиной и в номера на Владимирской улице, что во 2 части, здесь была только один раз...". (там же л. 510)

Коридорный в номерах Крутихина, что над рестораном "Париж", крестьянин Котельнического уезда Синцовской волости деревни Барановой Федор Панкратов Баранов объяснил, "что в этих номерах очень часто допускаются мужчины с певицами из "Парижа" для сношений, каждый раз с разрешения Вылегжанина за плату от 2 рублей... За час берется 1 рубль 20 копеек. В большинстве случаев в номерах остаются мужчины с девицами из "Парижа", но принимаются и со стороны, так например 9 января занял 5 номер какой-то чиновник с привезенной барышней, последние в номере пробыли часа 3 и уплатили 1 рубль 50 копеек, в номерную книгу их не записывали... тоже дня три тому назад в 3 номере оставался на ночь с певицей "Марусей" какой-то мужчина опять таки с разрешения Вылегжанина, с мужчины Вылегжанин за ночь взял 2 рубля 50 копеек. Проезжающих в номерах бывает очень мало, а номера все время бывают заняты парочками на несколько часов...". (ГАКО. ф.721. оп. 1. д. 1002. л. 511)

Но и после данного, уже повторного следствия, ресторан "Париж" продолжил свое существование. А находился он в Вятке по Копанской улице в доме Макаровой. (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 1002. л. 820)

Прекратить заниматься проституцией женщина легкого поведения могла в любое время. Прекращение над ней врачебно-полицейского надзора требовало выполнения определенной процедуры. Сначала ей необходимо было подать соответствующее заявление во врачебно-полицейский комитет, оно проверялось полицией, а только за тем комитет принимал решение.

Так, на заседании вятского врачебно-полицейского комитета 3 июля 1912 года слушали заявление проживающей в г. Вятке крестьянки Вятского уезда Куменской волости деревни Козлы Агрипины Васильевой Дымовой, зачисленной по журналу врачебно-полицейского комитета от 21 декабря 1910 года в число проституток-одиночек. Дымова ходатайствовала об ее освобождении от врачебно-полицейского надзора в виду того, что она в настоящее время не занимается проституцией, а находится в сожительстве с крестьянином Слободского уезда Николаем Андреевым Леушиным, живущим в Вятке. Собранные полицией сведения подтвердили, что Дымова "в настоящее время проституцией в виде промысла не занимается". Комитет на основании вышеизложенного постановил: "крестьянку Дымову от врачебно-полицейского надзора освободить...".

Глава 4. Врачебно-полицейский надзор за публичными домами в Вятской губернии.

В небольшом городе, каким и была Вятка в начале 20 века, публичных домов, зарегистрированных властями, было довольно много. На основании свидетельства от 11 ноября 1907 года публичный дом содержала (на улице Владимирской в доме Парасковьи Николаевой Воробьевой) Евдокия Иванова Воробьева. В 1910 году она передала свой дом терпимости Анне Николаевне Маргиной. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 19, 61) Впоследствии оказалось, что Маргина являлась лишь подставным лицом Воробьевых, кои и продолжали управлять домом терпимости.

Еще один публичный дом — Марьи Андреевой Болотовой (на Владимирской улице в доме Парасковьи Воробьевой) был открыт на основании разрешения от 30 марта 1907 года. Дом терпимости Василисы Аникеевой Пленковой на Большехлыновской улице был открыт 12 мая 1906 года в доме Журавлева, который впоследствии был у него приобретен той же Парасковьей Воробьевой. Необходимо отметить, что еще один дом терпимости (Ксении Гавриловой Разнициной) также находился на Большехлыновской улице в доме, принадлежавшем Парасковье Воробьевой. Следующий дом терпимости — Александры Владимировой Лапиной, расположенный на Владимирской улице, был открыт в Вятке решением врачебно-полицейского комитета от 19 августа 1909 года. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 14, 19, 20, 61, 63, 65)

2 ноября 1910 года пристав 2 части г. Вятки совместно с городским врачом К. Л. Зейдель проводил санитарный осмотр домов терпимости губернского центра. Благодаря протоколам этого осмотра, имеется возможность получить некоторое представление о публичных домах Вятки. Так, в доме терпимости Пленковой оказалось "... комнат 8, девиц — 9", т. е. одна из последних жила и работала в комнате содержательницы. В целом, как пишет Зейдель, "в заведении чисто, постельные принадлежности чистые, высота комнат 3,5 аршина... столовая чиста, на печи валенки... обои изорваны и линяются...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 37.)

В доме терпимости Болотовой "столовая чиста, на кухне спит прислуга... во дворе чисто... комнат 19, девиц 10...". (там же л. 38)

В доме терпимости Лапиной "...в комнате проститутки Микрюковой простыня грязная, в остальных комнатах чисто, за исключением матрацев, которые грязны и ветхи... комнат 10, девиц 8... на стенах тараканы...". (там же л. 39)

В доме терпимости Маргиной, а по сути Воробьевых, "общая столовая в подвальном помещении, сыра, прислуга спит на кухне, на кухонной печи грязные тряпки и обувь... на стенах тараканы... В комнате Пестовой темно, окон нет... в комнате Емельяновой простыня грязная... комнат 16, девиц 16...". (там же л. 40)

В публичном доме вятской мещанки Ксении Гавриловой Разнициной врач Зейдель обнаружил: "... на двор льются помои, хотя помойная яма имеется и не переполнена... в комнате проститутки Анны Воробьевой простыня грязная... в комнате Шорниной простыня грязная, на стене тараканы... в комнате Бушуевой матрац грязный, под простынью окурки... на постели грязная кофточка, тряпка, стены грязные, обои порваны... в комнате Носковой на матраце окурки, под матрацем грязное белье, чулки, на окне грязные тряпки, обои изорваны... в комнате Анисимовой — на стене сплошь тараканы, на грязном матраце лежит чистое белье... столовая средней чистоты, на кухне куры, пирожки стоят покрытые грязным полотенцем, на стенах масса тараканов, под столом собака... комнат 12, девиц 10...".(там же л. 41)

Представляют интерес заметки на полях вышеизложенных протоколов, составленных доктором Зейдель. Они касаются содержательниц домов терпимости. Так, на протоколе осмотра дома терпимости Василисы Пленковой отмечено — "посторонняя Воробьевым", на протоколе осмотра публичного дома Марии Болотовой — "сестра Воробьева", Александры Лапиной — "сестра Воробьева", Анны Маргиной — "подставное лицо Воробьевых, управляют сами Воробьевы", Ксении Разнициной — "посторонняя Воробьевым". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 37-41)

Учитывая также то, что владельцами большинства зданий, в которых были размещены публичные дома в Вятке, были Воробьевы, они то и являлись истинными хозяевами большей части зарегистрированных домов терпимости в губернском центре.

Имеются и другие описания вятских публичных домов. Так, 25 января 1911 года на основании предписания врачебного отделения был произведен осмотр дома терпимости Евдокии Дементьевой Новоселовой. Размещался он в доме Парасковьи Николаевой Воробьевой на Большехлыновской улице. Это был "дом двухэтажный, деревянный, находится на окраине города, помещение сухое и светлое... всех комнат в обеих этажах для публичных женщин пятнадцать, особой комнаты для врачебного осмотра проституток не имеется, инструменты же имеются, имеются у каждой девицы и эмалированные кружки, вентиляция достаточная... городской врач К. Зейдель". Одновременно подвергся осмотру дом терпимости Василисы Аникеевны Пленковой. Он находился также в доме Парасковьи Воробьевой, был расположен на углу Большехлыновской и Владимирской улиц. Это был "дом деревянный, одноэтажный, находится на окраине города, помещения в нем сухие и достаточно светлые... всех комнат для публичных женщин восемь, особой комнаты для врачебного осмотра девиц не имеется, инструменты же имеются, имеются и эмалированные кружки... К. Зейдель". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 131,132)

3 ноября 1910 года пристав 2 части г. Вятки сообщил вятскому полицмейстеру, что "содержательница дома терпимости Мария Андреева Болотова судебным следователем по городу Вятке за грабеж заключена под стражу впредь до представления ею залога в размере одной тысячи рублей...". Вследствие ареста Болотовой возникла необходимость передать содержание публичного дома в другие руки. И уже 9 ноября вышеназванная Болотова, крестьянка Слободского уезда Стуловской волости деревни Болотовской, просит передать "дом терпимости по Большехлыновской улице в доме Воробьевой... крестьянке Вятского уезда Чепецкой волости деревни Деветьяровской Анне Александровне Бронниковой". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 33,44)

17 ноября 1910 года вятский врачебно-полицейский комитет по надзору за проституцией разрешил передачу публичного дома Болотовой крестьянке Анне Бронниковой, вдове 36 лет от роду. (там же л. 50)

Городской врач К. Л. Зейдель в связи с этим произвел осмотр данного дома терпимости и сообщает: "30 ноября 1910 года... дом Прасковьи Николаевой Воробьевой по Владимирской улице... деревянный, двух этажей, оба входом со двора, в окнах этажей устроены вставни. Помещения как вверху так и внизу сухие и светлые... в нижнем этаже комнат десять, из коих семь для проституток... в верхнем этаже комнат семь, из них пять для проституток... особой комнаты для врачебного осмотра проституток не имеется...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.57)

В 1911 году происходит смена содержательниц большинства вятских публичных домов. На заседании вятского врачебно-полицейского комитета 27 августа 1911 года было решено закрыть дом терпимости Бронниковой за то, что "содержательница дома терпимости Бронникова ведет нетрезвый образ жизни, и как результат этого, девицы и прислуга в содержимом ею доме терпимости уличаются в распущенности...". 11 июля того же года был закрыт публичный дом мещанской девицы Ксении Гавриловой Разницыной, а 25 июля 1911 года врачебно-полицейский комитет постановил закрыть и дом терпимости Лапиной "ввиду систематического нарушения... правил для содержательниц домов терпимости". Но, как показало исследование, Вятка без вышеназванных домов терпимости долго не жила. Уже 20 сентября того же года на заседании врачебно-полицейского комитета было разрешено крестьянкам Александре Степановой Зяблецевой, Аграфене Григорьевой Анисимовой и мещанке Александре Федоровой Рябовой открыть на Большехлыновской лице в домах Парасковьи Воробьевой дома терпимости. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 222, 238, 240, 255)

В следующем году также происходили смены хозяек вятских публичных домов. 5 января 1912 года было рассмотрено и удовлетворено прошение крестьянки Слободского уезда Стуловской волости деревни Каринский Перевоз Анны Козьминой Князевой о разрешении ей открыть дом терпимости в доме Парасковьи Воробьевой на Большехлыновской улице "вместо такового же дома содержавшегося Евдокией Дмитриевой Новоселовой и закрытого за смертью ея".

20 ноября 1912 года умерла содержательница дома терпимости по Владимирской улице в доме Парасковьи Николаевой Воробьевой малмыжская мещанка Александра Федорова Рябова. Содержание дома терпимости ей было разрешено свидетельством Вятского губернского правления от 19 октября 1911 года за N 5137. Практически сразу же, 23 ноября 1912 года, крестьянкой Слободского уезда Стуловской волости деревни Степуринской Александрой Козьминой Бакулевой было подано заявление во врачебно-полицейский комитет о выдаче ей разрешения на содержание данного публичного дома. 16 января 1913 года комитет Бакулевой просимое ею разрешение выдал. (ГАКО. ф. 583. оп. 484. д. 645б. л.79)

Кроме губернского центра, дома терпимости были и в других городах Вятской губернии. Так, в Слободском дома терпимости в 1909 году содержали крестьянин Георгиевской волости Александр Чижов — в 71 квартале Слободского в собственном доме и в 78 квартале в доме Марьи Черных, а также крестьянки Устинья Семенова Бастракова и Анна Андреянова Сметанина. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 101. л. 11) Распоряжением губернатора от 17 июня 1909 года в Слободском был учрежден врачебно-полицейский комитет для надзора за проституцией по типу А положения от 8 октября 1903 года. (там же л.214)

В Котельниче дом терпимости в 1908 году содержала крестьянка Игумновской волости деревни Мансуровской Котельнического уезда Наталия Григорьева Гулина. Данный дом терпимости в том же году был закрыт вследствие того, что Гулина ранее была судима и отбывала срок наказания в тюрьме, а таким лицам содержать дома терпимости не разрешалось. Вышеназванная Гулина в том же году снова пыталась открыть дом терпимости на подставное лицо — на имя крестьянки Устинии Коврижных, но уездный исправник, проинформированный об этом, разрешения на открытие дома терпимости не дал.

Дом терпимости Гулиной находился в Котельниче на Сиротской улице. После его закрытия в городе практиковали 4 зарегистрированные проститутки-одиночки, незарегистрированных было намного больше, "но все эти лица по многим причинам не поддаются (по сообщению уездного исправника — авт.) регистрации полицейского надзора...". (ГАКО. ф. 583. оп. 479. д. 164. л. 2)

В 1911 году в Котельниче было 2 зарегистрированных публичных дома с 10 проститутками. Кроме того, в доме Вычегжанина на Сиротской улице, находившемся недалеко от женской гимназии, Иван Олюнин организовал тайный дом терпимости. Он привез из Челябинска проституток, нанял квартиру и дом терпимости начал работу, но вскоре был обнаружен полицией и закрыт. Олюнин был арестован, а проститутки высланы из города. (ГАКО. ф. 583. оп. 482. д. 149. л.2)

В Елабуге публичные дома находились в 97, 82 и 101 кварталах города. Расположены они были на окраине города по Тарловскому выезду. Был в Елабуге и врачебно-полицейский комитет по надзору за проституцией. (ГАКО. ф. 583. оп. 481. д. 612. л.3,5)

В Сарапуле в марте 1910 года уездным врачебно-полицейским комитетом был закрыт дом терпимости Шиловой. Данная содержательница, как выяснилось, являлась подставным лицом. Настоящим хозяином публичного дома являлся крестьянин Яранского уезда Пижанской волости деревни Муклюки Иосиф Кондратьев Зверев. (ГАКО. ф. 583. оп. 481. д.42. л.2)

В Ижевске в 1911 году в домах Данилова, Дубровского, Коробейникова, Брыловой и Харина, находившихся на сенном базаре Ижевского завода были явные и тайные притоны разврата. (ГАКО. ф. 583. оп. 482. д. 213. л. 13)

Наряду с ними, до 20 марта 1914 года в Ижевском заводе содержала публичный дом крестьянка Яранского уезда Николаевской волости деревни Лисы Евдокия Игнатьева Чиликова. Это был единственный разрешенный властями дом терпимости. Он существовал много лет. После его закрытия, уже 9 декабря 1914 года, сарапульский уездный исправник сообщал о том, что "в заводе широко распространилась тайная проституция и ее неизбежные спутники — венерические болезни...". Исправник ходатайствовал "о разрешении вновь лицам, которые бы пожелали открыть в Ижевском заводе дом терпимости...". (ГАКО. ф. 583. оп. 485. д. 370. л. 7, 13)

Ижевский уездный врачебно-полицейский комитет 8 ноября 1914 года констатировал, что "с закрытием единственного дома терпимости в Ижевске, тайная проституция развивается прогрессивно... денег у рабочих излишек, пропивать их негде...". Комитет единогласно постановил, что "в Ижевском заводе при его населенности, во избежание тайной проституции, а равно и сопряженного с этим заболеваемости сифилисом, необходимо дать право открыть публичное заведение...". (ГАКО. ф. 583. оп. 485. д. 370. л.14)

Необходимо отметить, что в 1909, 1910 и 1911 годах крестьянка Нолинского уезда Мальканской волости деревни Мохирей Васса Емельянова Мякишева обращалась с просьбами об открытии дома терпимости при Ижевском заводе, но ей в этом было отказано. (ГАКО. ф. 583. оп. 482. д. 277. л.14)

В июле 1912 года крестьянка Нолинского уезда Большеситминской волости починка Шипелухи Акилина Зотова Горошникова, 30 лет, обратилась к уржумскому уездному исправнику с ходатайством об открытии в Уржуме дома терпимости. До этого дома терпимости в городе не было. 14 июля 1912 года дом терпимости был открыт. Располагался он в двухэтажном доме уржумского купца Якова Тимофеева Гордеева, находившемся на окраине города за вторым мостом по правую сторону Малмыжского тракта. (ГАКО. ф. 583. оп. 483. д. 355. л. 3)

3 февраля 1914 года крестьянка Слободского уезда Георгиевской волости деревни Тимошинской (Чижи) Анна Николаева Чижова, проживающая в Слободском, ходатайствовала об открытии в Глазове дома терпимости. Заявление ее было передано глазовскому уездному исправнику. (ГАКО. ф. 583. оп. 485. д. 35. л.1)

Малмыжская городская управа 19 января 1913 года ходатайствовала вятскому губернатору о закрытии в Малмыже публичного дома крестьянки Казанской губернии Козьмодемьянского уезда Веры Николаевны Сосновой. Данный дом терпимости был открыт в марте 1912 года. Основанием закрытия публичного дома было следующее: дом терпимости "не устраняет возможности заражения и развращающе влияет на нравственность населения, главным образом молодежи...". Вятский губернатор рекомендовал дом терпимости не закрывать, а создать врачебно-полицейский комитет по надзору за проституцией. Публичный дом в Малмыже был закрыт 24 апреля 1913 года самой Сосновой. В 1914 году она снова ходатайствовала об открытии публичного дома, но ей в этом было отказано. Дом терпимости в Малмыже находился в Солдатской слободе. (ГАКО. ф. 583. оп. 484. д. 42. л.1, 3, 5, ф. 583. оп. 485. д. 36. л. 3. 6)

"Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи" регламентировало правила для содержательниц домов терпимости.

Согласно этим правилам, дома терпимости разрешалось открывать исключительно женщинам, причем, в возрасте не моложе 35 лет. Руководствуясь последним, пристав 2 части г. Вятки 2 ноября 1910 года докладывал полицмейстеру: "...доношу, что содержательницы домов терпимости в г. Вятке Мария Андреева Болотова и Василиса Аникеева Пленкина имеют от роду каждая 34 года и, согласно ст. 1 правил для содержательниц домов терпимости не могут быть содержательницами сих заведений...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.34)

На основании данного рапорта вятский врачебно-полицейский комитет 4 ноября того же года постановил: "... в виду того, что женщинам моложе 35 лет не дозволяется открывать дома терпимости, предложить Пленкиной в месячный срок передать дом терпимости другому лицу, в противном случае закрыть...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.48)

Необходимо отметить, что пристав 2 части в отношении Пленкиной ошибся. Последняя предоставила комитету метрическое свидетельство Вятской Духовной Консистории от 23 ноября 1910 года за N 19164, в котором было указано, что она родилась 18 августа 1875 года, т. е. ей уже исполнилось 35 лет. Поэтому 21 декабря того же года вятский врачебно-полицейский комитет разрешил ей содержать открытый ею дом терпимости. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.119)

Однако, проведенное исследование показало, что и этот пункт "Положения" в Вятке не всегда соблюдался. Так, 26 июля 1910 года содержательница публичного дома крестьянка Слободского уезда Стуловской волости деревни Бакулинской Евдокия Иванова Воробьева подала прошение вятскому полицмейстеру , в котором просила "выдать... удостоверение или одобрение о... личности и ... поведении за время проживания в городе Вятке и содержании дома терпимости... в течении трех последних лет...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 973. л. 616)

На данное прошение пристав 2 части г. Вятки дал полицмейстеру следующее отношение: "...Воробьева, 35 лет, поведения, образа жизни и нравственных качеств хороших. Под судом и следствием за время проживания в г. Вятке с 11 ноября 1907 года не состояла и не состоит и ни в чем предосудительном замечена не была, дом терпимости содержит... с вышеназванного времени и за это время в невыполнении врачебно-полицейских правил и требований не замечена... 29 июля 1910 года...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 973. л.633)

Таким образом, из вышеприведенного документа следует, что на момент получения разрешения на открытие публичного дома Воробьева не достигла предписанного для содержательниц возраста в 35 лет.

Женщина, желающая открыть дом терпимости, должна была подать во врачебно-полицейский комитет прошение, прилагая к нему свой паспорт и свидетельство местной полиции об отсутствии препятствий к содержанию просительницы данного заведения.

В Государственном архиве Кировской области (ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 9) хранится прошение крестьянки Слободского уезда Стуловской волости Александры Андреевны Лапиной о разрешении открыть ей дом терпимости в Вятке: " ... имею честь просить... разрешить мне открыть дом терпимости на Большехлыновской улице между такими же заведениями Пленковой и Разнициной в доме Парасковьи Николаевны Воробьевой... 18 июня 1909 года...". Интересная деталь — дом терпимости Лапина просит открыть "между такими же заведениями". Почти аналогичное содержится в прошении вятской мещанки Анны Федоровны Кривошеиной, в котором она просит вятского губернатора разрешить открыть ей дом терпимости на Никитинской улице в доме Малых — "... в том же месте где и в настоящее время находятся дома терпимости...". Кроме этого Кривошеина в прошении пишет: "... имею честь заявить, что в просимом мною доме ранее было подобное заведение, содержимое другим лицом (ранее там был дом терпимости Суходоевой — авт.) по 26 декабря...". (ГАКО. ф. 583. оп. 479. д.145. л. 3)

К прошению Лапиной была приложена справка Стуловского волостного правления Слободского уезда от 7 апреля 1909 года. В ней Лапина была охарактеризована как "женщина благонадежная, поведения хорошего, судима и штрафована ранее... не была и ныне под судом и следствием не состоит". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.10)

Содержится в вышеуказанном архивном деле и акт осмотра помещения, которое предполагалось отвести под публичный дом Лапиной. Осмотр дома Парасковьи Николаевны Воробьевой 20 августа 1909 года проводил вятский городовой врач К. Л. Зейдель. Он, в частности, пишет: "... дом этот имеет в верхнем этаже довольно просторное зало, прихожую и шесть небольших отдельных комнат, кои должны служить спальнями для девиц, в нижнем этаже имеется также зало, но несколько меньших размеров и восемь отдельных, небольших спален, для одной девицы каждая... дом деревянный и недавно еще выстроен (несколько месяцев назад)... свету во всех помещениях достаточно... дом должен быть теплым... при нем имеются кухня и столовая. Одним словом, помещение этого дома может соответствовать просимому Лапиной назначению...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 13)

Не каждое прошение об открытии дома терпимости удовлетворялось. Так, 29 января 1909 года врачебное отделение вятского губернского правления просило полицмейстера г. Вятки "доставить... сведения, существует ли в настоящее время в г. Вятке дом терпимости вятской мещанки Анны Федоровой Кривошеиной, которой... было отказано в разрешении открытия этого дома... при чем если дом терпимости Кривошеиной не существует, то доставить соображения, представляется ли надобность в таковом". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 873. л. 262)

10 февраля того же года вятский полицмейстер сообщил во врачебное отделение, что "дома терпимости Кривошеиной не существует и надобности в открытии ... не представляется". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 873. л.261)

При подаче прошения об открытии дома терпимости, будущая содержательница была обязана предоставить также письменное согласие домовладельца или управляющего домом, в котором предполагалось открыть заведение.

Подтверждением этому служит следующий документ: "... 1913 года февраля 2 дня, я нижеподписавшаяся крестьянка Слободского уезда Стуловской волости деревни Бакулинской Парасковья Николаева Воробьева ничего не имею против того, чтобы в моем доме по Владимирской улице крестьянка Слободского уезда Стуловской волости деревни Степуринской Александра Козьмина Бакулева открыла дом терпимости, в сем и подписываюсь... Парасковья Николаева Воробьева не грамотная, а за нее расписался Иван Андреев Воробьев...". (ГАКО. ф. 583. оп. 484. д. 645б. л.82)

Квартиры, в которых размещались дома терпимости, должны были быть удалены от церквей, училищ, школ и общественных учреждений не менее чем на 150 сажен. Помещения эти должны быть сухими и достаточно светлыми, не могли размещаться в подвалах, входы в них запрещалось устраивать прямо с улиц — как в торговые заведения.

Соответствие помещения, в котором предполагалось открыть публичный дом, вышеназванным требованиям, также необходимо было подтвердить соответствующим актом. Подобный акт был составлен 2 февраля 1913 года после осмотра здания, отводимого для дома терпимости Бакулевой. В нем, в частности, говорилось: "... в санитарно-гигиеническом отношении он (дом — авт.) соответствует своему назначению и в нем может проживать до шестнадцати проституток...". (ГАКО. ф. 583. оп. 484. д. 645б. л.79)

"За грязное содержание дома терпимости" его содержательница строго наказывалась. Так, на основании результатов осмотра домов терпимости Вятки, проведенного городским врачом К. Л. Зейдель 2 ноября 1910 года врачебно-полицейский комитет "...подверг административному взысканию в размере: ... Маргину-Воробьеву 300 рублей или аресту на 3 месяца, Пленкину — 25 рублей или аресту 7 дней, Болотову 100 рублей или аресту 1 месяц, Разницину — 100 рублей или аресту 1 месяц, Лапину — 25 рублей или аресту 7 дней...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 264а. л.48)

Содержательницы не имели права переводить свои заведения в новые квартиры до получения на то разрешения врачебно-полицейского комитета.

После осмотра квартиры, предназначенной для дома терпимости, комиссией, состоящей из врача, представителя полиции и члена-распорядителя, комитет, если признавал ходатайство просительницы заслуживающим удовлетворения, выдавал свидетельство на право открытия и содержания дома терпимости, экземпляр правил для содержательниц домов терпимости и форму для ведения списка живущих у содержательницы женщин.

Имелась специальная форма для регистрации проституток домов терпимости и в Вятке. Она была утверждена 21 декабря 1910 года на заседании врачебно-полицейского комитета и называлась: "Книга для записывания проституток, проживающих в доме терпимости". В данной "Книге" содержательница была обязана заполнять пять граф: "N п.п., звание, имя. отчество и фамилия (проститутки — авт.), время поступления, время выбытия, другие отметки". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л.119, 120, 127)

При потере разрешения на содержание дома терпимости, его содержательница подавала новое прошение. Так, в Государственном архиве Кировской области (ф. 721. оп. 1. д. 904. л.177) имеется прошение крестьянки Орловского уезда Истобенской волости деревни Пленковой Василисы Оникеевны Пленковой на имя вятского полицмейстера, содержащее следующее: "... свидетельство от 12 мая 1906 года за N 110. выданное мне на право содержания проституток в доме Воробьевой что на Большехлыновской улице, я утеряла, в виду чего покорнейше прошу Ваше Высокоблагородие не отказать выдать мне копию взамен утерянного подлинного свидетельства...".

Содержательницы должны были жить в тех же квартирах, где помещались их дома терпимости. Если они находились замужем, то вместе с ними могли жить и их мужья, " с тем только, чтобы сии последние имели отдельное помещение от комнат, занимаемых публичными женщинами, а также и от комнат, предназначенных для приема посетителей...". Мужьям содержательниц запрещалось вмешиваться в управление домом терпимости. Содержательницам запрещалось "держать при себе детей старше трехлетнего возраста, жилиц и родственниц, если никто из последних не состоит в числе публичных женщин".

Как уже было сказано выше, содержательнице публичного дома полагалось постоянно проживать в своем заведении. Однако, изучая протокол заседания вятского врачебно-полицейского комитета за 4 ноября 1910 года находим: "... содержательница дома терпимости Анна Николаева Маргина в г. Вятке совсем не проживала и не проживает, а живет постоянно в Слободском, при чем заведением ее заведует Парасковья Николаева Воробьева, в доме которой заведение помещается. Маргина является лишь подставным лицом... Комитет постановил: в виду п. 7 правил, обязывающих жить содержательницу непременно в квартирах, где помещены их заведения. а не на стороне, дом терпимости Маргиной закрыть...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д.264а. л. 48)

В том же протоколе содержится и следующее: "... Содержательница дома терпимости Мария Андреева Болотова судебным следователем по г. Вятке за грабеж заключена под стражу впредь до представления ею залога в размере 1000 рублей, при чем она имеет от роду 34 года. Дом терпимости никому не передан. Разрешение Болотовой дано до открытия комитета полицией. Принимая во внимание: 1) ... дома терпимости дозволяется открывать женщинам не моложе 35 лет, 2) ... что содержательницы должны жить непременно в квартирах, где помещены их заведения, 3) ... Болотова, будучи лишена свободы, лишилась права на содержание дома терпимости... Комитет постановил: дом терпимости Болотовой закрыть". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 48.)

Так как дом терпимости без содержательницы было оставить нельзя, уже 22 ноября 1910 года мещанская девица города Котельнича Евдокия Дементьева Новоселова, живущая в Вятке, просила врачебно-полицейский комитет "... принять в содержание дом терпимости, находящийся в Вятке по Большехлыновской улице в доме Воробьевой, записанный на имя... Маргиной, которая за непроживанием в Вятке, содержать этого заведения не может..." 21 декабря того же года комитет разрешил Новоселовой принять и содержать дом терпимости Маргиной. (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 110, 119)

Содержательницы имели право закрыть свой дом терпимости в любое время, сообщив об этом полиции и комитету. Передавать дом терпимости другим лицам содержательница могла только после разрешения врачебно-полицейского комитета. Подтверждением этого служит рапорт вятского полицмейстера во врачебное отделение вятского губернского правления в котором содержится следующее: "... представляю при сем во врачебное отделение по врачебно-полицейскому комитету, на рассмотрение, прошение крестьянок Слободского уезда Стуловской волости деревни Бакулинской — Евдокии Ивановой Воробьевой и деревни Нечаевской — Анны Николаевой Маргиной, ходатайствующих о разрешении передачи: первою, содержимого ею в г. Вятке дома терпимости — второй и документы последних...".(ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 546.)

Несколько позднее, 9 сентября того же года вятский врачебно-полицейский комитет постановил: "... передачу Евдокией Воробьевой содержимого ею в городе Вятке дома терпимости Анне Маргиной разрешить с тем, что бы ею соблюдались как правила для содержательниц домов терпимости и проституток, утвержденные 17 июня 1909 года, так и все то, что впредь будет по сему предмету, в чем и выдать ей свидетельство...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 22)

Интересная деталь — в свидетельстве о разрешении содержать публичный дом Анне Маргиной за N 3772 стоит дата его выдачи — " от 7 сентября 1910 года", а решение комитета об его выдаче было принято, согласно журналам его заседаний, только 9 сентября того же года.

В доме терпимости разрешалось содержать публичных женщин не более того числа, которое было разрешено и указано в свидетельстве, выданном врачебно-полицейским комитетом. Для каждой публичной женщины в доме терпимости должна была быть отдельная комната и необходимое количество носильного и постельного белья.

Содержательницам запрещалось допускать к промыслу разврата посторонних женщин, не входящих в состав содержимых ими проституток. Кроме того, к занятию проституцией запрещалось допускать женщин моложе 21 года. Нарушившие последнее предписание привлекались к судебной ответственности по ст. 44 Устава о наказаниях (1885). При повторном нарушении этого правила, они лишались права содержать дом терпимости.

Вышеизложенное правило очень часто нарушалось. Так, в феврале 1909 года вятский губернатор сообщал вятскому полицмейстеру о том, что " из поступившей во врачебное отделение ведомости о проститутках, проживающих в г. Вятке, за январь сего года усматривается, что во всех домах терпимости занимаются проституцией женщины моложе 21 года, есть проститутки 17, 18, 19 и 20 лет". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 712. л.90)

При поступлении в дом терпимости проститутки, не имеющей медицинского билета, содержательница была обязана представить проститутку в комитет, который выдавал ей взамен паспорта билет установленной формы. Содержательница также была обязана сообщить в комитет о поступающих в дом терпимости проститутках, уже имеющих медицинские билеты и об их убытии из своего заведения.

Содержательницы были обязаны представлять два раза в неделю к освидетельствованию врачом живущих у нее проституток. Осмотр женщин врачом мог проводиться как в доме терпимости, так и на смотровом пункте.

Женщин, больных венерическими заболеваниями, содержательницы должны были доставлять в больницу. Лечение проституток осуществлялось за счет содержательницы.

Содержательницы домов терпимости должны были иметь инструменты, необходимые врачу для осмотра женщин, стол, на котором производилось их освидетельствование и "потребное количество эсмарховских кружек для обмывания половых частей женщин".

От содержательниц домов терпимости также требовалось следить за тем, чтобы проститутки, у них живущие, "содержали себя опрятно, не занимались промыслом во время месячных, строго соблюдали предписания врача относительно предохранительных от заражения мер и не прибегали к каким либо средствам для истребления беременности". При подозрении на то, что проститутка больна, содержательница должна была "не допуская подобных женщин к сообщению с мужчинами, немедленно представлять их к врачебному освидетельствованию".

Окна домов терпимости, выходящие на улицу, полагалось держать днем закрытыми занавесками, а вечером и ночью — ставнями и шторами из материи, не пропускающей света.

В дома терпимости запрещалось допускать "всех малолетних вообще и воспитанников низших и средних учебных заведений".

В приемной комнате дома терпимости на видном месте должно было быть помещено объявление о том, что любой посетитель, желающий удостовериться в состоянии здоровья избранной им женщины, вправе требовать предоставления ею медицинского билета.

В домах терпимости была строго воспрещена торговля вином и табаком. Вятские содержательницы домов терпимости данного правила зачастую не придерживались. Это подтверждает приказ по вятской городской полиции от 1 ноября 1910 года: " N 533... вечером... 30 октября мною был произведен с приставом 2 части осмотр зарегистрированных в г. Вятке домов терпимости: двух — Воробьевой, Разнициной, Болотовой и Пленкиной, при чем во всех оказались проститутки моложе 21 года... почти открыто производится беспатентная торговля пивом и табаком, помещения содержатся в высшей степени грязно... приставу 2 части предлагаю лично провести санитарно-полицейский осмотр всех домов терпимости и акты осмотра предоставить мне...Полицмейстер Васильев...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 945. л. 362)

За торговлю спиртными напитками в домах терпимости их содержательницы сурово наказывались. Так, на заседании вятского врачебно-полицейского комитета 25 июля 1911 года было принято решение о закрытии публичного дома Александры Андреевой Лапиной. Комитет принял данное решение на основании того, что Лапина "за тайную торговлю крепкими напитками 8 марта сего года уже была подвергнута штрафу на 150 рублей... и тюремному заключению на 3 месяца, однако продолжает торговать крепкими напитками ежедневно...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 955. л. 438)

Во время приема посетителей в доме терпимости не допускалась музыка, игра в карты, кости и шашки. Запрещалось также вывешивание на стенах заведения портретов Высочайших особ. О всех происшествиях в доме терпимости его содержательнице следовало немедленно сообщать в местную полицию.

Нередки были в вятских домах терпимости и случаи воровства. Из материалов ГАКО (ф. 721. оп. 1. д. 995. л. 911) известно, что в ночь на 27 октября 1910 года крестьянин Великоустюжского уезда Забелинской волости деревни Титовской Матвей Иванов Казанцев и крестьянин Сольвычегодского уезда Митлинской волости деревни Григорьевы Сергей Александров Попов "были в доме терпимости Марии Андреевой Болотовой, где пили пиво и водку, а потом спали с девицами". Во время их сна содержательница дома терпимости похитила у Казанцева 70 рублей, а затем пыталась украсть деньги и у Попова. После проведенного в сыскном отделении Вятки допроса, Болотова в краже созналась, а кроме того "была уличена в беспатентной торговле водкой".

Содержательницам домов терпимости запрещалось самим промышлять развратом, они не имели права допускать к этому своих ключниц и прислугу, принимать в заведении гостей женского пола. Уличенные в разврате содержательницы лишались права на содержание дома терпимости и подчинялись врачебно-полицейскому надзору.

Содержательница не имела права требовать от женщины, находящейся в ее доме терпимости, платежа более трех четвертей получаемого последней дохода и должна была давать ей "сообразно средствам публичного дома помещение, освещение, отопление, сытный и здоровый стол, необходимое белье, платье, обувь и вообще все то, что нужно для существования и что не составляет предмета прихоти или роскоши". Четвертая часть дохода должна была оставаться у публичной женщины. Она этими деньгами была вольна распоряжаться по своему усмотрению. Содержательница не имела права требовать, чтобы предметы прихоти или роскоши публичная женщина, находящаяся у нее, покупала бы у нее же.

Однако, в журнале заседания вятского врачебно-полицейского комитета от 4 ноября 1910 года находим следующее: "... содержательницы домов терпимости записи дохода проституток не ведут и в большинстве случаев берут весь заработок проституток. Комитет постановил: обязать содержательниц домов терпимости завести для каждой проститутки особые книжки для записи заработка последних с тем, чтобы книжки эти хранились на руках проституток...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 47-48)

Но и в следующем, 1911 году, проститутка Екатерина Дмитриева Лобанова, живущая в доме терпимости Александры Лапиной, сообщала приставу, что прожила в доме терпимости 35 дней, за это время заработала 31 рубль, за стол с нее за это время причиталось 23 рубля 50 копеек, но остальных денег Лапина ей не выдала. Кроме того, Лобанова сообщила, что Лапина кормит девиц очень плохо, бьет их, связывает и после этого сажает в особую комнату. Проститутка Анна Зотова Пирогова говорила о Лапиной следующее: "... заставляет девиц покупать у нее белье, платье и обувь, а если девицы у нее покупают, то она всегда насчитывает и материал ставит дороже магазинного...". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 206)

Наряду с публичными домами, разрешенными властями, в Вятке имелись и тайные дома терпимости. Вятская полиция занималась их выявлением и ликвидацией. Необходимо отметить, что не всегда сведения о тайных публичных домах подтверждались.

21 февраля 1909 года вятский полицмейстер сообщил приставу 1 части о том, что "по сведениям, полученным мною... по Раздерихинской улице в доме Афанасия Зубарева имеется тайный публичный дом и что посетители последнего проходящей публике не дают покоя... предписываю Вашему Высокоблагородию проверить эти сведения через наблюдение и осмотр квартиры и о полученных данных мне немедленно донести". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 872. л. 121)

Согласно вышеизложенному предписанию, 28 февраля 1909 года помощник пристава 1 части лично произвел осмотр дома Афанасия Зубарева и "каких либо безобразий обнаружено не было". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 872. л.122)

29 марта того же года был произведен еще один осмотр дома Зубарева. Результат его был аналогичен. (там же л. 124)

За "подозрительными домами" велось постоянное наблюдение, производились их внезапные проверки, обыски. Так. 10 мая 1909 года в 2 часа ночи вятский полицмейстер лично произвел проверку всех людей, ночевавших в доме Самуила Константиновича Берга, т. к. "этот дом... известен... как притон темных личностей, а именно рецидивистов... и проституток...". Дом Берга состоял из 2 комнат, в одной жил он сам со своей семьей, вторая комната предназначалась для постояльцев. В ней были устроены в два этажа палати. В момент осмотра (10 мая 1909 года) в данной комнате "в одном углу на палатях спали вместе 5 человек — 4 женщины и мужчина — молодой человек, назвавшийся крестьянином Вятского уезда Медянской волости деревни Бакинской Семен Дмитриев Бакин, 24 лет, состоявший под надзором полиции за кражу денег из кружки у Спасского собора и крестьянка Уфимской губернии Мензелинского уезда Ксения Николаева Реутова 20 лет, крестьянка Вятского уезда Поломской волости Домна Васильевна Шиляева 20 лет, крестьянка того же уезда и волости Елена Дмитриева Добрых 34 лет и крестьянка Вологодской губернии Никольского уезда Лапшинской волости Гликерия Иванова Баева 26 лет... в третьем углу спали вдвоем крестьяние Вятского уезда Кстининской волости Василий Иванов Пиков и крестьянка Слободского уезда Главнохолуницкой волости Мария Гаврилова Лагутина 26 лет". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 873. л. 1058 — 1059)

У вышеназванных лиц были проверены документы, а не имевшие их были задержаны для выяснения личности.

Глава 5. Врачебно-полицейский надзор за вятскими притонами разврата.

"Положение об организации надзора за городской проституцией в Империи" содержало также правила для содержательниц поднадзорных притонов разврата.

Женщина, желающая содержать поднадзорный притон разврата, должна была подать об этом прошение во врачебно-полицейский комитет, прилагая к нему свой паспорт.

Содержательница притона могла допускать к свиданию с мужчинами в своем притоне только исключительно проституток, подчиненных врачебно-полицейскому надзору. Причем, проститутки, не бывшие на врачебном освидетельствовании более семи дней, к свиданию с мужчинами не должны были ею допускаться.

Малолетние и воспитанники низших и средних учебных заведений в поднадзорные притоны не допускались. В притонах запрещалось торговать спиртными напитками и устраивать всякого рода увеселения.

Вопреки вышеизложенному, одним из любимых мест для организации притонов разврата, причем притонов тайных, в Вятке были как раз питейные заведения. Так, по донесению пристава 1 части г. Вятки от 24 февраля 1908 года за N 3665 пивная лавка Давида Михайлова Чупракова была закрыта "за содержание девиц легкого поведения и незаконную торговлю пивом". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 873. л.915)

18 августа 1909 года предписанием за N 16138 пивная лавка в доме Швецова по Стефановской улице также была закрыта "за безобразия и содержание притона девиц". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 26)

В том же году пристав 2 части г. Вятки докладывал вятскому полицмейстеру о том, что в пивной лавке товарищества Жигулевского завода, находящейся по Орловской улице в доме Шешиной "имеется тайный притон девиц легкого поведения". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 940. л. 218 — 219)

За невыполнение вышеизложенных правил содержательницы притонов привлекались к ответственности на основании общих судебных уставов, а по решению врачебно-полицейского комитета они утрачивали право на содержание подобных заведений.

Как уже было сказано выше, наряду с поднадзорными притонами разврата в Вятке существовало много тайных притонов. Так, пристав 2 части г. Вятки 13 июля 1910 года сообщал, что ведется "негласный надзор за квартирой крестьянки Вятской губернии и уезда Татьяны Кирилловны Петуховой, что в доме Постоленко... в каковой Петухова ... содержит притон тайной проституции...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 955. л. 722)

Пристав 1 части 14 сентября того же года докладывал, что "приказчица пивной лавки товарищества пивоваренного завода Шнейдер и компания в доме Шубина слободы Дымковской Анастасия Киприяновна Трундаева... при своей квартире содержит двух девиц Анну Федорову Кудрявцеву, Ефросинью Иванову Бызову, занимающихся развратом. Трундаева к непотребству допускает в своей квартире, а также и она Трундаева занимается развратом...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 955. л. 871 — 872)

Вот еще один пример. 16 апреля вятский полицмейстер подпоручик Обметко и пристав 2 части проводили проверку номеров, содержимых на Владимирской улице в доме Ельчугина Ольгой Ивановой Федотовой. При проверке они обнаружили: "... в двух номерах оказались жильцы... при открытии первого номера я нашел (повествование ведется от лица пристава — авт.) полураздетого неизвестного человека, назвавшегося мне крестьянином Вятского уезда Троицкой волости деревни Счастлиыцевой Николаем Филипповым Никулиным, 26 лет, а на кровати по одеялом... женщину, назвавшуюся крестьянкой Вятского уезда Троицкой волости деревни Токаревой Федосьей Тимофеевой (фамилии не знает, наверное по-деревне)... на столе найдены запечатанные казенной печатью сороковка водки, другая сороковка с небольшим количеством водки в распечатанном виде, распечатанная бутылка из под запеканки, тоже с небольшим количеством ея, три порожних пивных бутылки и одна закупоренная, одна бутылка из под лимонада, два пивных стакана и две рюмки со следами выпитого вина и пива... На вопросы мои: "Кто они и зачем находятся здесь в одной комнате и даже на одной кровати", неизвестный ... ответил, что находящаяся в номере на кровати женщина будет ему совершенно посторонняя и что пришли сюда и заняли номер для непотребства... в другом номере... обнаружена вторая парочка, назвавшаяся мужем и женой. Мужчина назвался крестьянином Вятского уезда Яшинской волости деревни Киселевской Никифором Ильиным Ляминым..., а женщина, находящаяся... на кровати под одеялом, назвалась его женой...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 1002. л. 735 а, б) При проведении следствия оказалось, что названная женщина женой Лямина не является, "... проживает на Малохлыновской улице в доме Клабукова у караульщика его Ивана...". Звали ее Васса Петрова Антонова, ей 18 лет. Лямин ей посторонний мужчина "с которым она и заняла в гостинице Федоровой один номер на ночь для непотребства... управляющему номерами Василию Михайловичу Щапову сказала, что она пришла спать с симпатией...". Лямин объяснил, "что сошелся с нею сегодня у карусели на Ивановской площади, а в 9 часов вечера оба они отправились для непотребства в номера Федотовой...". (там же л. 735б) Николай Никулин также показал, что с найденной с ним в комнате девушкой Федосьей сошелся сегодня на Ивановской площади у карусели и вместе с ней отправился для непотребства в номера Федотовой. (там же л. 735в)

Горничная в номерах — крестьянка Котельнического уезда Гвоздевской волости деревни Чижей Татьяна Кузьмовна Хмелина при опросе пояснила, что названные выше парочки были допущены в номера их хозяйкой Федотовой, а может и приказчиком Щаповым.

Принимали проституток с мужчинами и в других номерах. а также в частных домах.

18 декабря 1910 года околоточный надзиратель 1 части г. Вятки Добровольский "получил негласные сведения о том, что в доме Юрасова, что угол Пятницкой и Спенчинской улиц, крестьянином Вятского уезда Якимовагинской волости деревни Мокинской Тимофеем Романовым Домниным проводится безпатентная продажа пива...". В ходе проверки указанного дома и опроса свидетелей оказалось, что (сведения дала крестьянка Надежда Иванова Гончарова) "... в квартире Домнина допускаются девицы с мужчинами для известных целей, за что Домнин берет с них от 30 до 50 копеек, в настоящее время, в виду закрытия у Домнина пивной — последняя уступается посетителям для сношений с мужчинами, когда же существовала пивная, то Домнин разрешал пользоваться чуланом и баней...". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 1002. л. 69)

Кроме этого, та же Гончарова показала, что "19 сего декабря был один мужчина с девицей, по фамилии которых я не знаю, последний имел сношение с девицей в комнате, где помещается пивная и выпили 7 бутылок пива, уплатив за все удовольствие один рубль...". (там же л. 70)

Использовались как дома свиданий и работающие пивные. Так, в апреле 1911 года вятский полицмейстер ходатайствовал о закрытии пивной лавки Нестора Власова Горошникова "за допущение в пивной непотребства". (ГАКО. ф. 721. оп. 1. д. 1002. л. 957)

Наказание за содержание тайного притона разврата было довольно сурово и регламентировалось ст. 528 Уголовного Уложения. Так, содержательница тайного притона разврата Ольга Змиева Вятским окружным судом 1 июля 1911 года "присуждена аресту при полиции на три месяца". (ГАКО. ф. 583. оп. 480. д. 624а. л. 168, 169)

Глава 6. Сводничество и наказание за данное деяние в России рассматриваемого периода.

Уголовное уложение России рассматриваемого периода (гл. 27 "О непотребстве") гласило: "... 524. Виновный в сводничестве для непотребства лица женского пола, не достигшего 21 года, наказывается заключением в тюрьме... Если же виновный занимается сводничеством жены, дочери, или лица, состоящего под его властью или попечительством, ... наказывается заключением в исправительный дом... 525. Родитель, опекун, попечитель или имеющий надзор за не достигшими 17 лет несовершеннолетними или находящимися при нем для услуг, виновный в потворе непотребству такого несовершеннолетнего, наказывается заключением в тюрьме... 527. Лицо мужского пола, виновное в извлечении себе, в виде промысла, имущественной выгоды, получением оной от промышляющей непотребством женщины, находящейся под его влиянием или в его зависимости, или пользуясь беспомощным ее положением, наказывается заключением в тюрьме. Сему же наказанию подлежит лицо, виновное в вербовании, в виде промысла, с целью получения имущественной выгоды, лиц женского пола для обращения ими непотребства в промысел в притонах разврата... 529. Виновный в принятии в притон разврата лица женского пола моложе 21 года наказывается заключением в тюрьме. Сему же наказанию подлежит виновный в удержании в притоне разврата промышляющей непотребством женщины, вопреки ее желанию...".

Несмотря на вышеизложенные довольно суровые меры наказания, вербовка женщин, в том числе малолетних, в дома терпимости и притоны разврата, была широко распространена в Вятской губернии.

"Вятская речь" (14 мая 1908 года. с.3) сообщала, что в декабре 1907 года в Кукарку из Иркутска приехала некая Мария Власовна Овчаренко, уроженка Кукарки. Она вербовала среди бедноты девушек, якобы для обучения их рукодельному ремеслу. Было навербовано, как выяснилось в дальнейшем, 9 девушек — от 12 до 17 лет. После чего, 8 января 1908 года Овчаренко убыла из Кукарки.

Вскоре стали распространяться слухи о том, что девушки нужны были не для обучения рукоделию, а для открываемого дома терпимости. Выяснилось, что Овчаренко вербует девочек уже в третий раз. Родители писали своим дочерям, но в ответ получили только просьбу больше не писать, т. к. письма, им адресованные, распечатываются и читаются самой Овчаренко, а они пишут ответы под ее надзором.

Позднее, 5 августа того же года, в "Вятской речи" был приведен рассказ отца одной из увезенных Овчаренко девочек. Он добрался до Харбина, с трудом нашел Овчаренко, просил ее вернуть дочь, но Овчаренко сказала, что устроила ее на службу в Иркутске. Уже собираясь покинуть Овчаренко, отец девушки услышал крик дочери: "Папа, я здесь!" Он сломал дверь и освободил дочь. Овчаренко старалась вырвать у него из рук девочку, но отец оттолкнул ее и выбежал на улицу.

Дочь рассказала отцу, что "до самого приезда в Иркутск хозяйка обходилась с нами очень хорошо, но в Иркутске стала делать намеки, что можно, не работая и живя в довольствии, получать большие деньги. Две старшие из нас соблазнились и мы их уже не видели. Двух девушек она, по ее словам, устроила в Верхнеудинске, одну где-то по дороге, а трех нас, самых молодых, привезла в Харбин. Здесь стали с нами обращаться хорошо, давали хорошие платья, поили вином и часто показывали мужчинам, хорошо одетым, но большею частью старым. Я думала, что они желают нанять нас в услужение, но однажды один старик при осмотре нас, указывая на мою соседку, спросил: "Сколько?". Хозяйка ответила : "300". Тот сказал: "Хорошо". Скоро нас позвали ужинать. После ужина мы легли спать. Вдруг среди ночи я услышала в соседней комнате подруги, которую сегодня, повидимому, нанял старик, какой-то шум. Помня, что в перегородке есть щель, я посмотрела и в ужасе увидела совершенно раздетую лежащую почти без чувства подругу и старика, который днем нанимал ее. В комнате горел ночник, но старик подошел и задул его. Я закричала... пришла хозяйка и уложила меня в постель. Она ушла, но я чувствовала, что кто-то остался в комнате, он потушил огонь и я вдруг поняла, что со мной хотят сделать то же, что и с подругой, я отбивалась, но силы оставили меня и я потеряла сознание... Придя в себя, я чувствовала себя не хорошо, болела. Потом я услышала, что хозяйка хочет завтра куда-то сдать нас".

Описанный выше случай не был единичным. Та же "Вятская речь" (24 июля 1909 года, с.2 — 3) сообщала, что "... выгодность "живого товара" с одной стороны, легковерие и попустительство — с другой, благоприятствуют развитию преступного промысла в нашей (Вятской — авт.) губернии, о размерах которого, к сожалению, нет почти никаких данных".

О том, что данный промысел существовал, свидетельствуют, в частности, прошения, поданные вятскому губернатору: "Его превосходительству господину вятскому губернатору крестьянки Вятской губернии Глазовского уезда Юрской волости деревни Тумпальской Анны Рудиной прошение. В прошлом году, приблизительно в середине февраля, у меня потерялась дочь Татьяна 11 лет. Мои поиски по городу не увенчались успехом. Я не могла найти ее следа... Ныне недавно арестовали некую Микрикову. Она в присутствии многих... говорила про Татьяну, хорошенькую девочку 11 лет, которую она увезла в прошлом году. Приметы увезенной ею девушки, сходятся с моей дочерью Татьяной. Прошу ваше превосходительство приказать провести розыск моей дочери. 16 июля 1909 года.". ".... крестьянки Вятской губернии и уезда деревни Шабан Акулины Лукиановны Погудиной прошение. 23 мая сего года на станцию Просница с товарно-пассажирским поездом прибыла неизвестная мне барыня. Явилась она, по ее словам, для найма молодой девушки в качестве прислуги к себе в имение где-то за Пермью. ... была она и у меня. Дочь моя, Евдокия 16 лет, очевидно ей понравилась и она предложила ей поехать к ней в качестве горничной, обещая 5 рублей в месяц жалования и хорошую жизнь. ... заманчивая картина жизни и хорошее вознаграждение, предлагаемое богатой барыней, конечно, были с радостью приняты моей дочерью и мной... На другой день она (барыня — авт.) отправилась... по направлению к Перми, взяв билет до станции Тюмень... По отходе поезда жандарм сказал мне: "Продала ты девку за 5 рублей, теперь никогда ее не увидишь"... его слова, кажется, начинают сбываться. О моей дочери... ни слуху... Люди говорят, что она попала в руки нехороших людей... 13 июля 1909 года...". "... крестьянки Вятской губернии и уезда Нагорской волости деревни Сарановщины Степаниды Ивановой Потаповой прошение. 18 февраля этого года у меня потерялась дочь Наталия 10 лет. Как мне удалось впоследствии узнать, она уехала в Екатеринбург с неизвестной мне женщиной... я услышала, что знакомую мне девушку прислугу Клешкину некая женщина Домна уговаривает ехать в Сибирь, обещая хорошую жизнь и жалование, я решила, предлагая этой женщине и меня взять в Сибирь, передать ее в руки полиции в то время, когда она, собрав девушек, усадит их в вагон... Для меня несомненно, что эта Домна по фамилии Микрюкова, ее квартирная хозяйка и женщина в черной шали... являются вербовщиками девушек-подростков в дома терпимости, увозя их отсюда в качестве прислуги... можно, захватив этих трех агентов, попытаться раскрыть преступную шайку, свившую очевидно уже прочно свое гнездо в Вятской губернии... 13 июля 1909 года."

Заключение.

Таким образом, проституция как явление социальной реальности, имела место быть в начале прошлого века и в таком, сравнительно небольшом губернском городе как Вятка, но в рассматриваемый период она имела нормативно-правовое регулирование, подлежала врачебно-полицейскому надзору. Необходимо отметить, что зачастую нормы врачебно-полицейского надзора проститутками и содержательницами публичных домов нарушались, существовала, наряду с явной, тайная незаконная проституция и сводничество.

Литература

— Журналы Вятской городской думы за 1909 год. — Вятка,1910. — с.559.

— Журналы Вятской городской думы за 1910 год. — Вятка,1911. — с.574, 588, 629.

— Журналы Вятской городской думы за 1911 год. — Вятка,1912. — с.497, 527.

— Журналы Вятской городской думы за 1914 год. — Вятка,1915. — с.21, 75-76.

— ГАКО. ф.583.оп.479.д.145.л.3.

— ГАКО. ф.583.оп.479.д.164.л.2.

— ГАКО. ф.583.оп.480.д.101.л.11,214.

— ГАКО. ф.583.оп.840.д.624а.л.1-255.

— ГАКО. ф.583.оп.481.д.42.л.2.

— ГАКО. ф.583.оп.481.д.612.л.3,5.

— ГАКО. ф.583.оп.482.д.149.л.2.

— ГАКО. ф.583.оп.482.д.213.л.13.

— ГАКО. ф.583.оп.482.д.277.л.14.

— ГАКО. ф.583.оп.483.д.355.л.3.

— ГАКО. ф.583.оп.484.д.36.л.3,6.

— ГАКО. ф.583.оп.484.д.42.л.1-5.

— ГАКО. ф.583.оп.484.д.624б.л.18-26.

— ГАКО. ф.583.оп.484.д.645б.л.79-82.

— ГАКО. ф.583.оп.485.д.35.л.1.

— ГАКО. ф.583.оп.485.д.370.л.7-14.

— ГАКО. ф.583.оп.488.д.203.л.1-16.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.712.л.90.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.872.л.121-124.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.873.л.261-1059.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.904.л.177.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.940.л.26-792.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.945.л.362.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.955.л.438-872

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.995.л.76-911.

— ГАКО. ф.721.оп.1.д.1002.л.69-957.

11

21