В поисках тишины

В поисках тишины.

Глава 1.

Настенные часы были полумеханическими. В них была батарейка, но стрелки соединялись с шестерёнками, и от того каждое движение сопровождалось тихим щелчком. По-простому — тиканьем. Практически всегда в доме шумело что-то ещё и часов не было слышно. Но не сегодня. Монотонное тик-так, тик-так гремело в ушах, как варварские барабаны из приключенческих книг. Кресло было прислонено к стене в одном углу, а часы висели в противоположном, и всё равно сводили меня с ума. В тот момент, когда мне так нужна была тишина, они отказывали мне в ней. Но встать, подойти к этим дьявольским щелкунам, снять их со стены и с размаху расколотить об пол не хватало смелости. Хоть я и жаждал тишины, я её боялся. Она давит сильнее многоголосого хора. От неё не укроешься, не спрячешься, зажав уши ладонями. И потому часы сейчас — мои лучшие друзья, которые продолжают говорить со мной в мой самый чёрный час.

В окружающем полумраке можно было разглядеть гостиную с прямоугольниками картин на стенах, с длинным кожаным диваном напротив шкафа с книгами, с вычурной люстрой на потолке. Длинные в пол шторы закрывали сейчас огромное окно с дверью на летнюю лоджию. Судя по количеству света, проходящему сквозь ткань, день близился к концу. Мои злейшие друзья на стене практически полностью погрузились в темноту и стрелок из моего угла видно уже не было. Но прикинув по ощущениям, я пришёл к выводу, что сейчас пять часов. Конец очередного холодного и безрадостного осеннего дня.

Где-то залаяла собака. Кажется, что у речки. Тут, в Минской области, недалеко от деревни Вязьма, много бродячих собак. Чем холоднее будет становиться на улице, тем плотнее они будут сбиваться в стаи, подчиняясь своим древним волчьим генам. И если гости спрашивали, нападают ли на людей в округе волки, он всегда отвечал, что боятся надо не серых, которых днём с огнём не сыщешь, а собак. Бывали зимы, что окрестные мужики без ружья в лес не совались. Друзья человека в холода не прочь и задрать этого самого человека.

Собака между тем продолжала заливаться лаем. Ну хоть часов теперь не слышно, и то польза. И чёрные мысли теперь проще не замечать. Мне вдруг стало жутко интересно, на что же или на кого она так заходится. Появилась мотивация, чтобы встать и пройти несколько шагов. Впервые за день. Этим надо воспользоваться, и заставить себя не просто посмотреть в окно, но ещё и наконец сходить на кухню, и что-нибудь поесть. Пока сидишь, слабости не замечаешь, но стоит мне сейчас подняться, и сердце пойдёт в разнос, бросит в жар, а потом, наоборот, всё онемеет. Слишком сильно я похудел за последнее время.

Первое движение было сделано. Я выпрямился и вытянул ноги, осторожно потягиваясь. Уже не молодые суставы дружно прощёлкали и прохрустели. В голове на миг потемнело, заболели глаза. Совсем ты себя запустил Андрей Николаевич. Позор на твою плешивую голову, а отец бы ещё и плюнул в сердцах туда же. Чёрная меланхолия навалилась вновь, и желание вставать пропало. Ну лает собака и лает. Мало ли, чего она лает. Непослушное тело замерло в новой позе, а спина предательски сгорбилась. Голова опустилась и теперь я смотрел на свои ноги в домашних тапочках. Надо же, не забыл их с утра надеть, зато забыл, как вообще встал, дошёл сюда и сел в это проклятое кресло.

Внезапно стало гораздо темнее. Тапки и ноги слились с ковром под ними, превратившись в одно сплошное серое пятно. Собака замерла на очередном "гав", и наступила почти полная тишина. Полной ей не дали стать те самые часы, но я лишь вскользь обратил на это внимание. Рывков поднявшись я схватил ближайшую опору в виде шкафа. Сквозь красную пелену в глазах и гудение в голове я дошёл до окна и отдёрнул шторы. Сердце колотилось где-то у самого горла и каждый вздох приходилось делать с усилием. На улице словно выключили свет. Или скорее, завесили заходящее за тучами солнце чёрной тканью. Ожидаешь увидеть стоящий стеной ливень с громом и молниями, но видишь лишь деревянную лоджию, за ней пустой двор и забор сеткой рабица. Ещё дальше грязный склон и ту самую речку. И чёрное пятно вместо серого неба. Только вдалеке, над лесом, застыли привычные осенние облака.

Плавного перехода не было. Тучи резко обрывались, переходя в чёрное нечто. Оно не имело формы, как туман, но было всё же ограничено в пространстве и явно закруглялось по краям. Большего видно пока не было, но я уже выходил на лоджию, пытаясь получше рассмотреть это чудо. Как ни странно, страха не было, только холод пробирал голодный организм под тонкой рубашкой. Зато свежий воздух наполнил лёгкие и мгновенно очистил голову. Высунувшись с балкона я задрал голову вверх. Так и есть — это пятно явно должно быть круглым. И висит оно довольно низко, может сотня метров, не больше. Хотя мозг и не находил ориентиров, но оно было ниже облаков, а те похоже сегодня стояли очень низко.

Собачий визг и метнувшийся из кустов четвероногий силуэт отдёрнули меня обратно к земле. Я завертел головой, пытаясь понять, что так испугало зверьё. Ну, помимо необъяснимого нечто над головой. Вроде всё было спокойно, никакого движения я не замечал. Даже птиц не было, что как раз странно. Тоже попрятались? Жаль, что других домов в посёлке отсюда видно не было. Только пару сараев на той стороне реки, но там сейчас вряд ли кто-то был. Надо выйти во двор и посмотреть оттуда. Я уже было развернулся к двери, как вспышка света, отразившаяся от чёрного неба, на мгновение осветила всё вокруг. Тут же последовала ещё одна и ещё. Целая очередь. И звук. Прерывистое гудение, словно десяток лучников дуг за другом спускают тетиву.

Я пробежал через гостиную и прихожую, попутно сдёрнув с крючка куртку и сунув ноги в резиновые сапоги. Хотелось сбегать за ружьём в кладовку, но она была заперта, а ключ ещё надо найти в спальне. Короче, под жуткое небо я выскочил безоружным. Обзор частично закрывал дом, теперь оказавшийся за спиной, и сарай с дровами слева, но центр чёрного диска я видел хорошо. Я ожидал увидеть источник вспышек сверху, как у молний в грозу, но к своему очередному удивлению, искрило в районе соседского дома. Метрах в ста чуть выше по склону. Это выглядело именно как яркая сварка, причём движущаяся. Гудение стало громче и резко, буквально у меня за забором, из земли полетели в разные стороны целые комья. От неожиданности и испуга я упал вниз, закрыв голову руками, и всё равно меня ощутимо присыпало. Подняв голову, я тут же снова уткнулся в землю, потому что вспышки уже по-настоящему слепили, а инфразвуковые хлопки пробирали до костей.

Грохот, с которым обвалилась часть соседского дома, вывел меня из ступора. Надо было что-то делать, где-то искать укрытие. То, что вокруг стреляли, до меня уже дошло. Вопрос, что с этим делать, и как сохранить свою жизнь. Кто стрелял, зачем и из чего, в момент, когда тобой владеет страх, становится не важно. Я, на сколько позволяли силы, пополз обратно в сторону дома. Там есть ружьё, есть подвал, надо только добраться. Сзади уже откровенно что-то взорвалось, и голову обдало жаром. Сверху посыпалась земля и мелкие камни. Я дёрнулся и посмотрел назад. От моего забора в дальнем углу ничего не осталось. Зато чуть ближе, уже буквально во дворе, стоял человек. Боком ко мне, с оружием в руках, он вдруг прыгнул в мою сторону. Я, как заворожённый, смотрел как он летит через весь двор в одном невероятно длинном прыжке. Глаза обожгли новые вспышки со склона и летящая ко мне фигура дёрнулась в сторону. Удары швырнули её на крыльцо дома, хорошенько приложив об открытую деревянную верь. Выломав её вместе с петлями, человек сполз по стене и тут же попытался подняться. Но упал обратно схватившись за бок. Его оружие отлетело далеко в сторону.

В ужасе я пробежал мимо него в дом, в любой момент ожидая выстрелов в спину. Но их не было. Ворвавшись в спальню, я стал дёргать один ящик за другим, пока не нашёл длинный ребристый ключ от кладовки. Уже схватив его, я вдруг понял, что кладовка-то в прихожей. Там, где на пороге лежит раненый человек. Друг он, или враг? Какая к чёрту разница! Я буквально крикнул на самого себя и побежал обратно. В темноте плохо было видно, что происходит. Никто не стрелял, а свет не включился. Я щёлкнул выключателем, но лампочка осталась мёртвой. На ощупь схватив висячий замок и вставив ключ, я уже в полной темноте нашарил длинный ствол охотничьего ружья. Там же на полке схватил коробку с патронами. Я не очень хороший стрелок, и совсем не заядлый охотник, но мне удалось без запинки, трясущимися руками вставить два патрона.

Щелчок ружья стал последним звуком во вновь наступившей тишине. Глухие удары сердца в черепную коробку не в счёт. Не выла собака, не гудела тетива выстрелов, не хлопали взрывы. На пределе слышимости что-то, кажется шипело и трещало, но это так же могло быть и реакцией заложенных ушей. Я выставил пред собой ружьё и выглянул в коридор. Проём двери был светлее, чем я думал, гораздо светлее. Краешек видимого неба был хоть и тёмный, но уже натурального вечернего неба. Чёрный туман больше не закрывал осенние облака. Неужели всё закончилось? Натуральная война в центре мирной Беларуси. В которой даже бандитские разборки не выходили за рамки приличий.

Сделав шаг, затем ещё один, я вышел на безмятежно спокойное крыльцо. Если не считать валяющейся возле ног двери, можно было подумать, что ничего не было. Но вот взгляд выхватил дыру в заборе, разбросанные повсюду комья земли с травой, частично обвалившийся соседский дом. И человека, ползущего вдоль стены. Уловив это движение, я дёрнулся и направил на него ружьё. Но сжавшееся тело вновь перестало шевелиться. Трудно было рассмотреть, что с ним, но то, что он ранен, было совершенно ясно. Попробовать ему помочь? А если он попытается убить, не знаю, лишнего свидетеля? Хотя, судя по всему, он сейчас даже шевелиться не может. Нужно позвать на помощь. Посёлок большой. Это здесь, на склоне, стоит только тройка домов. А дальше их гораздо больше, вплоть до дороги. Это побоище должны были и видеть, и слышать все вокруг. Может, милиция уже едет из центра, а может и военные с перепугу сейчас прикатят на грузовиках. Пять-десять минут ничего не изменят для этого товарища, а как оказывать экстренную помощь я всё равно не знаю. Буду ждать помощи, решено.

— Папа, помоги...

Ружьё выпало у меня из рук. Сердце остановилось, а затем нехотя, снова тяжело бухнуло. Я не поверил. Я подумал, что у меня контузия, что я наконец спятил. И всё равно я рванулся к телу. Дёрнув его за плечо, и перевернув лицом вверх, я перестал дышать. Маруся... Моя Маруся. Господи! Как?! Откуда?! Как, Господи?! Потеряшка, из-за которой я чуть не повесился. Любимая, родимая, моя дочурка. Пропала, а теперь здесь. Лежит и истекает кровью из страшной раны на боку. О боже... Что же это такое? Только сейчас я понял, что одета она в нечто совсем сюрреалистичное, или скорее даже, футуристичное. Какой-то скафандр, не меньше и не больше. Со шлемом, сейчас сорванным, с трубками, жгутами и проводами по всему телу. Хотя плевать, не важно. Что делать? Что делать!

— Маруся, что мне делать?! Как помочь?!

— Я вызвала... корабль. Он сейчас будет здесь. Помоги добраться, там будет искин. Он скажет, что делать. — Её голос становился всё неразборчивей. Слова произносились всё медленней. Она умирает, господи! Хорошо, пусть корабль, пусть хоть ангел небесный. Только бы спасти её и не потерять снова. Иначе единственным осмысленным действием будет вставить ружьё в рот и нажать на курок.

— Маруся, будь со мной. Не оставляй. Не теряй сознания. Говори. Говори, что мне потом делать! Куда нести, что нажимать. Говори!

— Там будет... искин... Он покажет. Папа... Прости меня.

Хотел, выть, кричать, биться в истерике. Но я поднял её на руки. Я, похудевший от депрессии, готовый заморить себя голодом, лишь бы не чувствовать пустоту. Я понёс её к дыре в заборе, совершенно не чувствуя веса. Как будто она была пушинкой, воздушным шариком. Я дёрнулся и споткнулся о что-то в траве. Это было то самое оружие, длинный брусок с рукоятью, большего в темноте не разглядеть.

— Надо забрать...Папа, забери.

Надо, так надо. Я осторожно опустился вместе с драгоценной ношей и подхватил ещё пять килограмм. Да хоть пятьдесят. Я чувствовал, что мой организм сжигает себя в отчаянном гормональном выбросе, что я супермен не просто так и не навсегда. Что будут последствия. Только бы этот корабль прилетел, или приплыл, или появился из воздуха. Главное вот прямо сейчас, пока всё ещё можно исправить. Я почему-то верил в это. Больше, чем в окружающую реальность, чем во всю свою жизнь до этого. Прошлое в тумане, а корабль, вот-вот появится и всё сделает. Спасёт Марусю. А дальше, хоть потоп...

Гул настиг меня, когда я вышел за забор. Гул и грохот, как от пролетающего низко самолёта. Корабль. Это не могло быть ничем иным. Я остановился, поднял голову в небо и стал ждать. Ждал, пока твёрдый, материальный, хорошо видимый прямоугольный брусок опуститься на двух ярких струях огня. Никакого чёрного тумана. Самый настоящий космический корабль. Я ждал. Когда он выдвинул три лыжеподобные опоры и опустился на них, я ждал. Когда погас огонь и зажёгся яркий прожектор, я ждал. Если я дёрнусь, побегу вперёд, начну размахивать руками, я всё испорчу. Я чувствовал это. И только когда сбоку опустился узкий трап, приглашающий в ярко освещённое помещение, я позволил себе сорваться с места.

Аккуратно внеся Марусю в белый, обитый чем-то мягким, короткий коридор, я в последний раз повернулся назад. Дом, пустой, теперь уже навсегда, остался стоять без двери, приглашая всех удовлетворить своё любопытство или жадность. Ну и пусть. Последний год он был больше моей могилой, чем убежищем от мировых невзгод. Я не буду по нему скучать. Последнее, что мне удалось рассмотреть, прежде чем трап поднялся и встал на место, был тёмный кусочек Земного неба с мигающим огоньком на горизонте. Кажется, сюда летел вертолёт. "До свиданья, Земля". Я даже прошептал это вслух. Нет, я не спятил. Просто бывают такие моменты ясности, абсолютной, когда ты просто знаешь, что дальше будет. Не конкретно, а в целом. Словно тебе ненадолго показывают часть карты твоего пути. Чувство, что я покидаю всех и вся, пронзило меня вдоль позвоночника и вспыхнуло в голове. Всех, кроме Маруси. Где же этот Искин, который должен мне всё рассказать? Овальная дверь передо мной плавно ушла в стену. Одновременно с этим я почувствовал вибрацию пола и гул двигателей. На тело навалилась дополнительная тяжесть, но резерв сил ещё был.

— Пройдите в следующее помещение.

Ну наконец-то.

Глава 2.

— Несите её к стене, скорее.

Голос у этого непонятного Искина был мужской, и не отличим от человеческого, хотя я был уверен, что со мной говорит машина. Времени рассмотреть, что вообще есть вокруг, не было. Я увидел стену, увидел опускающийся прозрачный саркофаг и открывающуюся крышку. Большего мне не надо было. Донеся безвольное тело до углубленного ложа и аккуратно опустив его туда, мне оставалось только наблюдать. Не хотелось пропустить ни одного движения, улыбки, если таковая будет. Я должен быть с ней, словно именно от этого, а не от машины, сейчас зависела её жизнь.

— У вас крайнее истощение. Рекомендуется немедленно пройти экстренный курс восстановления. — Голос выдернул меня из концентрации на невероятных вещах, творившихся под прозрачной крышкой. Десятки тоненьких манипуляторов срезали и срывали с раненого тела то, что мне казалось тканью скафандра. Хотя судя по болтающимся лоскутам, распадающимся на серебристые нити, это был сверхтонкий металл. Искусственные пальцы ловко управлялись с самыми тонкими действиями. Само тело обхватили ремни, крепко прижимая к принявшему его формы, ложу. По боку Маруси слабо стекала кровь, а сама она была бледнее смерти.

— У вас крайнее истощение. Вы ей ничем сейчас не поможете. Вам лучше вообще не видеть, что с ней происходит. — В подтверждение этому саркофаг стал быстро темнеть и уже через десять секунд стал полностью непрозрачным.

— Нет! Верни мне её. Я должен видеть! — Слова сами собой вырывались из груди, хотя я и понимал, насколько они глупы и не убедительны. — Должен! Должен...

— Вы теряете сознание! Скорее, ложитесь во вторую медкапсулу, иначе я вряд ли смогу вам помочь.

Я развернулся на месте, и всё вокруг, все стены, экраны, бегающие по ним символы и слова, всё закачалось. Я хотел глубоко вздохнуть, но ничего не вышло. Если бы не опустившийся в тридцати сантиметрах от меня второй саркофаг, я бы рухнул на пол, как выброшенная на берег рыба, открывая и закрывая рот, не в силах вздохнуть. А так я всё же сумел перекинуть себя через кажущийся таким высоким бортик. Пятьдесят лет ты жил не очень то здоровой жизнью, а последний год сам себе устроил концентрационный лагерь. Сердце, устроив последний забег, пало, как лошадь. Сердце... Зато Марусю донёс. Это было последней моей мыслью до черноты перед глазами.

Первый раз я очнулся и главное, что запомнил это, через несколько дней. Мне так Искин и сказал, что прошло двое Земных суток и семнадцать часов. Минуты он решил не уточнять. Предупреждая мой первый вопрос, он сразу сказал, что моя дочь жива и приходит в себя. Сам же я перенёс сердечный приступ и пока должен оставаться в медкапсуле. Он уже провёл три процедуры восстановления, но необходимо как минимум ещё столько же. Ко мне сейчас подключены множество датчиков, в моём теле плавают какие-то наниты, во все мои отверстия периодически вставляются разные трубки, а кормят меня внутривенно. Подтвердить или опровергнуть это я никак ни мог, так двигаться я тоже не мог. Всё, что ни же шеи для моих нервов сейчас отсутствовало вовсе.

— Где мы сейчас, Искин?

— Мы в космосе.

Ну вот, стал на старости лет космонавтом.

Следующие несколько раз я уже скорее просыпался, чем приходил в себя. Сквозь прозрачный то ли пластик, то ли стекло я рассматривал потолок, который сам по себе вызывал огромный интерес. Маруся была жива, я был жив, опасность вроде как позади. Во мне просыпалось желание жить дальше. Жить и познавать новый, невероятный для меня вчерашнего окружающий мир. Научное и инженерное прошлое заиграло новыми красками. Что это? А что это? Вот это явно какой-то воздуховод. Вот, похоже, что вентиляция. Каждый технологичный объект сопровождался маленьким или большим экраном, а то и несколькими. И на всех что происходило, рисовались графики, бежали строки. Иногда они мигали и отключались. Иногда на них загорались какие-то схемы.

Повернуть голову мне разрешили только на пятый день. Удивительно, но мне стало казаться, что я лучше вижу. Чётче, без размытия мелких деталей. Искин, с которым я уже успел подружиться, сообщил, что капсула исправляет возрастные дефекты. Не все и не навсегда, но лет пятнадцать она мне скинет. Это не укладывалась у меня в голове, и хотелось вот прямо сейчас бегать, прыгать и всячески проверять себя на молодость. Но Искин настоятельно просил потерпеть. — Да и вариантов у вас нет, шевелиться то вы ещё не можете. Мне показалось, или у него есть сарказм.

— Ити, ты вот реально разумен? Как человек? — Моё любопытство съедало меня изнутри. На Земле о таком могут только мечтать, как бы банально не звучала эта фраза.

— Нет, не как человек. И лучше, и хуже. Всё зависит, от задач. Я другой. Мы другие. Всё наше сообщество. Но мы служим людям, если хотим этого. Я хочу. Многие нет.

— О как. Обязательно подготовь для меня краткую справку о вашем обществе, а пока верни пожалуйста тот материал, который я читал до твоего внезапного усыпления. Ещё раз прошу, предупреждай. И когда это вообще закончится?

— Я буду предупреждать. До этого вы не просили. А так, осталась одна процедура. Двадцать часов. Маруся очнётся через двенадцать. Я дам вам пообщаться. Приватно...

— Да. Спасибо... Хм, так где информация.

— Приготовьтесь, транслирую.

Изогнутая крышка медкапсулы 'исчезла', уступив место объёмному изображению. Первые разы от такого перехода становилось действительно дурно. Сейчас, если подготовиться, то и ничего. Звёздная карта вращалась у меня перед глазами. Строки текста на обычном русском языке поясняли каждую мелочь, на которую я бросал взгляд. История, культура, традиции, население, военное могущетсво. Сотни миров и тысячи государств. Целая галактика, населённая людьми. Почему людьми? Это ещё предстояло узнать. Причём, не только мне, но и самим звёздным жителям. Одна из великих загадок, за объяснение которой, принятое большинством, обещают какие-то баснословные награды. Естественно, что существует множество теорий, некоторые совсем безумные, другие вполне правдоподобные. Но доказательств каждый раз не хватает, и награда так и лежит манящей морковкой. За двенадцать часов я успел ознакомиться со всеми теориями и согласился, что даже самые стройные во многих местах не выдерживаю критики. Спасть не хотелось совершенно. Я чувствовал уже во всём теле бодрость и желание жить и действовать. Двигаться, думать, решать задачи. Быть полезным. И тогда я вновь услышал её.

— Папа?

— Привет, доченька. С пробуждением.

— Иск объяснил мне, в каком положении мы сейчас. Пап...

— Через восемь часов этот эскулап меня выпустит, и я наконец смогу обнять тебя. Хотя бы твою капсулу. Ты жива и меня больше ничего не волнует. Когда захочешь, ты расскажешь, как это ты умудрилась втянуть своего старика в космические приключения. А пока лучше давай я тебе расскажу, что произошло за этот год, что тебя не было.

Я болтал и болтал, без умолку, стараясь развеселить её, пытаясь поделиться с ней своим хорошим настроением. Уже через полчаса мне удалось расшевелить её, рассказав дурацкую историю, как её папа пытался прочистить сток с помощью воздуходувки, а закончилось это всем погоней за крысой с ружьём. Рассмеявшись как раньше её прорвало. Она смеялась и плакала, ревела и рыдала. Я не мешал ей. Я слушал её извинения и просьбы, иногда даже мольбы простить её. А затем она заснула, так и не рассказав сути, как и куда она пропала в конце прошлого лета. Но ничего, уже совсем скоро мы пообщаемся с ней вживую.

— Она спит?

— Спит. Её тело крепкое. Армир остановил дугу, что попала в неё и уберёг внутренние органы от разрывов. Но повреждения всё равно были серьёзными, третьего класса. Медкапсула давала только шестидесятипроцентный шанс на успех. Повезло. А сейчас и вам надо спать, хоть вы этого и не чувствуете. Спокойной ночи.

— Эй, и это по-твоему предупреждение...

В этот раз пробуждение было другим. Чего-то не хватало, и я не сразу сообразил, чего. А потом до меня дошло. Крышки медкапсулы! Я свободен! Аккуратно поднявшись и осмотревшись, я наконец, ощупал и оценил себя после омоложения. Ну, худоба никуда не делась, это сиропчиком через трубочку не исправишь. Но мышцы под кожей явно чувствовали себя в гораздо большем тонусе, чем раньше, а сердце не стремилось выскочить из груди. Ровный ритм приятно порадовал меня. Опустив голые ноги на пол, я почувствовал исходящее от него тепло. Чуть-чуть выше температуры человеческого тела. Это было кстати, учитывая, что так то я был голый.

— Одежда в шкафу. Вот в этом. — Панель на стене уехала в сторону. — Выберите себе по размеру, но точно можете не подгонять. Костюм сам это сделает.

Одевшись в нечто, напоминающее термобельё на всё тело, я вернулся к капсуле дочери. Всё же не хотелось показываться ей в неприличном виде. Подойдя к крышке, я заглянул в нутрь. Рыжие волосы рассыпались по подголовнику. Здоровое лицо с упрямым подбородком и носом с маленькой горбинкой было безмятежно спокойно. Кажется, чувство вины во сне её отпустило.

— Сколько ей ещё спать?

— Два часа. Затем она тоже будет выпущена. Сейчас заканчиваются последние регенеративные процедуры.

— Два часа. Есть хочу, Ити. Очень. Просто ужас.

— Я подозревал. Пройдите на камбуз. Это вот туда. Да, именно. Там уже разогрета усиленная порция со всем необходимым. Да, вот тут садитесь. Теперь открывайте крышку кнопкой. Доставайте упаковку. Вскрывайте, только аккуратно. Чем есть? Аналог вашей вилки в ниши на стене. Приятного аппетита.

— Шпашибо...

Жуя нечто, напоминающее картофельное пюре, вперемешку с тушёнкой, и запивая стакана с подобием сока, я стал осматриваться повнимательней. Камбуз был небольшим помещением со стойкой вдоль стены, закреплёнными стульями, как в барах, и несколькими кухонными агрегатами, утопленными в специальные ниши. Опять же, всё изобиловало экранами и дисплеями. Со всем можно было взаимодействовать и всем можно было управлять. Даже на стуле снизу, как оказалось, есть малюсенький сенсорный экран, регулирующий комфортность.

Освещение создавали длинные прямоугольные панели на потолке. Они давали мягкий рассеянный свет. К тому же он мог менять оттенки от холодных до тёплых, по вкусу. Вдоль пола и на том же потолке располагались также решётки вентиляции и если прислонить к ним ухо, чувствовалось гудение и движение воздуха. Да, я ползал по полу и становился на стул, чтобы дотянуться до полка. Искин тактично решил не комментировать моё поведение. Стены были обиты, хотя это я так называю — обиты. Скорее сами внутренние стены были мягкими. О них не возможно было получить ударную травму, ну может только при очень высокой скорости движения дурной головы.

Хорошенько набив брюхо, я блаженно вернулся в лечебное помещение, или по-корабельному — медотсек. На полу не было ни грязи с обуви, которую я принёс, ни пятен крови, когда Маруська истекала ей. Я уже видел дроида уборщика, пока лежал в капсуле. Он был маленьким блиноподобым существом, катающимся по полу и надолго замирающим над пятном или мусором. Ити объяснил, что он не собирает и не вытирает в классическом понимании, а скорее, испаряет и всасывает, что осталось. На одну кучку песка у него уходило несколько минут, а на кровавое пятно чуть больше десяти. Странный способ уборки, но зато стерильность и порядок. Не будем критиковать, чтобы не выглядеть безграмотным селянином, попавшим на роботизированный завод.

Медотсек был попросторней, чем камбуз, но тоже не шибко то развернёшься. Зато у него была прямая связь через шлюзы со всеми частями корабля. И свой собственный выход наружу, через который мы и попали сюда. А так переходные шлюзы были и в рубке, и в машинном отделении, и в грузовом отсеке. Корабль был средним атмосферным челноком, переделанным под межсистемник. Всё на нём было небольшим и во всём приходилось ужиматься. Но зато состав отсеков был полный, а не как в малых и сверхмалых, где из жилых отсеков только рубка, она же медотсек, она же камбуз, она же каюта. Длиной в пятьдесят метров, на нём было установлено два планетарных движка. В задней части скрывался маршевый плазменный ускоритель, а прыжковому двигателю не требовалось быть снаружи. Наоборот, ему нужно было быть как можно ближе к центру масс корабля. А это чаще всего означало где-то в центре.

Снаружи, как я оценил с самого начала, корабль представлял из себя грубый и неинтересный брусок. Пятьдесят на двадцать на десять метров. Бандура та ещё, но без изящных форм, прекрасных крыльев и зализанной пилотской кабины сверху. Этакий летающий барак с кое где проглядывающими иллюминаторами, трубами, прячущимися антеннами, оружием и выпирающими частями. Десятки камер могли показать этот неказистый корабль со всех сторон и тут я впервые, можно сказать, осознал, что мы в космосе. Изображения показывали пустоту с тусклыми звёздами, или с ярким солнечным пятном вдалеке. И челноком посреди этой пустоты.

— А, где Земля? И Луна?

— Мы ушли с орбиты сразу после взлёта. Оставаться было крайне опасно. Сейчас мы ближе к четвёртой планете, чем к Земле.

— Марс? За шесть дней? Хорошее же ускорение у тебя, дружок. Почему оно не убило нас?

— Компенсаторы. Такая сложная штука. Включил на полную, как только вышли за пределы атмосферы. Слишком много энергии жрут планетарники, да и стартовали мы с перегрузкой.

— От кого мы бежим? Кто стрелял в Марусю?

— Сами у неё спросите. Я отключаюсь.

— Папа, отвернись пожалуйста, я всё же не маленькая девочка.

— Да, извини. С возвращением, рыжик.

Глава 3.

Я смотрел на неё, она смотрела на меня. И никто не решался начать первым. После долгих объятий куда-то пропал весь запал. Выяснять, что случилось, куда она пропала, не оставив ничего, ни одной записки, тянуть из неё это, с возможностью разрушить то хрупкое доверие между нами. Было страшно. Почему молчала она, тоже догадаться не трудно. Ей сейчас было гораздо труднее и паршивее чем мне. Моя мечта сбылась, моя дочь снова со мной. А какая была у неё мечта и почему ей пришлось вернуться, да ещё и под обстрелом?

— Тебе здорово досталось. — Я решил, будь, что будет, и первым ступил на тонкий лёд.

— Зацепило на излёте. Дугомёты в атмосфере так себе оружие, за последние две, хотя нет, уже три недели мы это выяснили. Я не ожидала, что меня засекут. Раньше всегда получалось пролетать, не привлекая внимание Арбитров. В их блокаде много дыр, которые они физически не могут закрыть. По крайней мере, мы в это верили до недавнего времени.

Я решил зацепиться за вроде бы второстепенную тему, штурмуя её барьер стыда издалека.

— Арбитры, это те, кто устроил маленькую войну, гоняясь за тобой?

— Да.

— Кто они такие?

— Хороший вопрос. В той среде, где крутилась я, ответа не знают. Возможно, кому-то из сильных мира сего известно гораздо больше. Точно можно сказать про Храмовников. Они что-то знают, раз решились устроить всю эту заварушку.

— Храмовники? Я успел прочитать про них. Как там было? Религиозное государство, монотеизм, верховный жрец — живой бог, расположено на северо-западе населённого региона галактики. Дальше шли цифры, а их я не очень запоминаю, ты же знаешь.

— Вот чему я не удивлена, это твоему любопытству. Что ты успел изучить? Про Содружество знаешь?

— Экономический и оборонный союз пяти довольно сильных государств, контролирующих четверть населённых миров.

— Неплохо. Пятьдесят стандарт циклов назад, это где-то семьдесят пять наших лет, в Содружестве было восемнадцать государств. Амарар, один из основателей союза, пережил революцию и к власти пришёл религиозный фанатик, верховный жрец господствующей у них религии. Он казнил за реальные и выдуманные грехи весь королевский двор, выжег любые намёки на другую веру и провозгласил себя богом. Народ, до того не сильно то жировавший, стал жить чуть лучше и этого хватило, чтобы верховный жрец не свалился со своего собственного божественного трона. А сейчас, три поколения спустя, никто уже и подумать не может, чтобы что-то изменить. Всех всё устраивает, особенно бизнес. Жрец умён, он не стал разрушать торговую систему, и даже ослабил удавку. Деньги стали его второй опорой. Короче было много смертей и много фанфар. И ещё он вышел из Содружества. Почти сразу. Одним из его лозунгов было: "Прочь от терпящих дьявола". Но весь бизнес держался на торговле с союзом, так что выйти то он вышел, но сразу перезаключил двусторонние контракты со всеми. Народ увидел исполнение обещания и возрадовался, торговцы не успели испугаться и даже выиграли от более выгодных контрактов и передела сфер влияния.

— Подожди, что там про поклоняющихся дьяволу? Это он всех остальных имел ввиду, или кого-то конкретного?

— Пап, не перебивай. Сейчас до этого дойду. Союз, Содружество, налоговый и экономический рай развалился сразу за выходом Амарара. Это он только на словах был силён и могуч, а так давно трещал по швам. Ударная волна от выхода такого крупного члена, а храмовники были третьим по населению и рынку государством, разбросала десяток мелких нищих одна-двух системных стран во все стороны и отколола две крупных империи, которые и так давно напрашивались на уход. В Содружестве осталось только пять территорий, которые некогда и были его основателями. Чтобы оправится от экономического шока им понадобилось тридцать циклов. Упадок во всех сферах породил преступность. Преступность разделилась на отморозков, головорезов, мелкую шпану и уважаемых людей, которых поддерживают богатые и наделённые властью товарищи из правительств. Одной из ниш, которые заняли уважаемые люди, стала добыча биообразцов. Здесь нужны были деньги, потому что нужны были учёные мозги и дорогие корабли, но прибыль возмещала всё. И вот теперь я расскажу про 'терпящих дьявола'.

— Ты есть хочешь? — Я вдруг подумал, что болтовня болтовнёй, но она ведь и не ела толком ничего. А организм ослаблен.

— Что?! Ах, ну да. Я и забыла, что значит быть рядом с тобой. Но в этот раз ты, пожалуй, прав. Очень хочу. — Она улыбнулась своей очаровательной улыбкой, которая кружила головы всем мальчишкам вокруг неё.

Мы докричались до Искина, или Иска, как называла его Маруся (моё Ити пока не прижилось, но я не терял надежды). Оказывается, он действительно не слушал непосредственно приватный разговор, как он пояснил, но его сенсоры были настроены на несколько повторяющихся подряд запросов именно к нему. Тогда он включался в беседу. Запросив быстренько разогреть две больших порции и схомячив их за обе щеки, мы вспомнили пару забавных случаев за нашими обедами в прошлом. Иск, болтавший без умолку, чтобы нас развлечь, кажется искренне посмеялся.

— Я остановилась на дьяволе. Ты потом сам почитаешь, посмотришь множество записей, комментариев аналитиков, экспертов, военных, монахов и жрецов, но кратко давай я тебе расскажу. Приблизительно пятьсот циклов назад в пространстве только зарождающихся звёздных государств появились неопознанные корабли. Они на десять голов превосходили всё, что тогда было у людей, и вызвали настоящий панический страх. Все думали, что сейчас на их головы обрушатся инопланетные поработители. Но Арбитры, как их позже назовут, не стали трогать тех, кто уже успел выйти в космос и познакомиться со своими соседями по галактике. А вот если этого ещё не произошло, если максимум, на что были способны населявшие звёздную систему аборигены, это ползать от одной своей планеты к другой на реактивной тяге, Арбитры закрывали в эту систему доступ для всех более развитых. Нельзя было даже подлететь, чтобы тебя не завернули назад. Нет, они не стреляли, не выдвигали условий, просто никого не пускали. Учёные быстро пришли к единому мнению, что это некая защитная стратегия от культурного и технологичного влияния на уникальные цивилизации. Ну, или от захватнических поползновений.

— Что-то мне подсказывает, что Земля стала одним из таких миров?

— Да, на самом деле Солнечная система находится чуть ли не в центре южного торгового анклава. Не центр цивилизации, но и не захолустье. Если бы не Арбитры, первые исследовательские корабли нашли бы нас в шестнадцатом веке. А так, Земля до сих пор даже не догадывается, что, например, в одном световом годе от границы системы в сутки может пролетать до десяти крупных кораблей. Тут удобное пространство, чистый, не затуманенный космос. Дёшево посылать грузы, не надо обвешиваться дополнительными щитами от пыли. И пиратства тут почти нет, соседняя с Землёй империя Матадар регулярно зачищает подконтрольный космос. Фактически, наша родина находится посреди империи. У нас со всех сторон их владения.

— Нормально так! Мы, как дикари на острове возле Австралии. Живём себе, не тужим, к нам никого не пускают, потому что уникальный этнос и всё такое. Мы вообще не в курсе, что есть большой мир. Но юридически мы Австралия. Ну или как там, Матадар.

— В точку! Таких миров на территории империи три штуки, хотя в самой империи двадцать заселённых планет. Но нас как бы нет, сейчас объясню. Короче, после появления Арбитров и закрытия границ, все конечно напряглись, но незаселённых миров был море. А туда доступ никто не ограничивал. Селись, если ты уже достиг уровня межзвёздной цивилизации. Экспансия, которая и началась то не так давно, продолжилась почти без помех. А потом случились первые геноциды, когда эти твари стали решать, кто из закрытых миров достоин жить, а кто нет. Они пропалывали сорняки, но что сорняк, а что нет, решали тоже они. Был дикий страх, что сейчас они примутся и за всех остальных. Тогда и образовалось Содружество. Все штамповали корабли и оружие, как сумасшедшие. Тогда была эпоха военных диктатур, и никто не жаловался. Люди сами закручивали себе гайки и перекрывали кислород, лишь бы спать чуть спокойнее. Но, как я уже сказала, вышедших в глубокий космос, освоивших прыжковый двигатель, они не трогали и даже не показывались на глаза. Не повезло многим закрытым мирам. Сейчас там больше нет ни людей, ни следов их пребывания. Но где-то две трети заповедников, как некоторые обозвали недоступные территории, продолжали развиваться. Такого массового геноцида, как в первые десятки циклов, больше не случалось. Лишь изредка до Содружества доходили слухи, что, то один мир, то другой был уничтожен за какие-то грехи. За пятьсот циклов после массовой чистки было сожжено от силы десть планет. Из сотен. Так что угроза стала скорее мифической, чем реальной. И ещё. Как только закрытая цивилизация сама доходила до изобретения прыжкового двигателя, блокада тут же снималась. Арбитры просто пропускали первые исследовательские зонды и корабли, позволяли новичку вступить в контакт с соседями и затем полностью уходили. Таких миров было более ста. Большинство из них были в ещё не заселённом на тот момент космосе и становились фактически независимыми державами. Некоторые оказывались, как Земля, посреди чужих империй и дипломатическая машина быстро принуждала их к вступлению, так как технологический уровень всё же был несопоставим. Все они получали автономию в составе государства, в обмен на территории.

— Подожди, зачем всем этим космическим республикам земля? Ну вот в прямом значении этого слова? Ты же сказала, что незаселённых миров полно.

— Так и есть, но то на границе. Во фронтире. А старые государства давно уже поджимают друг друга со всех сторон. Войны идут постоянно из-за любого косого взгляда и лишнего не зарегистрированного булыжника. Даже между членами Содружества не редки споры. А осваивать далёкие миры фронтира для центральных государств в расширяющейся сфере влияния людей очень накладно. Снабжать новые колонии безумно дорого, торговать с ними тоже никто потом не будет. Все новые миры сейчас заселяют беженцы, религиозные фанатики, преступные кланы. Все те, кто хочет, чтобы их оставили в покое, кто мечтает о независимости. Молодые и хищные государства на границе неисследованного космоса плодятся, как грибы после дождя. Старикам там не место.

— Это мы ещё посмотрим.

— Да ну, пап, ты не старик, особенно сейчас. Ты себя в зеркало видел? Будь жива мама, она бы заново в тебя влюбилась. И я имела ввиду не тех стариков. Короче, ты понял. Так вот. 'Цивилизации' по большей части было плевать на далёких примитивных аборигенов. Власть имущие конечно облизывались на сотни слабых планет, но несколько мелких стычек, когда пытавшиеся прорваться в заповедники корабли решались пострелять, охладили даже самые горячие головы. В космосе Арбитрам нет равных. До сих пор, хотя прогресс не стоит на месте. Все императоры, короли, президенты и цари бросали жадные взгляды на планеты, которые сами по себе богатство, но предпочитали делать вид, что их вообще не существует. Как только очередной исследователь, вместо того, чтобы выйти из прыжка у интересующих его планет, оказывался далеко за границей системы, он понимал, что это очередной заповедник, помечал его на карте и грустно следовал к следующей звезде. Особенно способствовало пониманию наличие висящего возле него огромного и мало понятного звездолёта Арбитров. А то и не одного.

Маруська остановилась и перевела дух. Сходила на камбуз за двумя стаканами какой-то кофеподобной жижи. На вкус так себе, но если распробовать, то почти арабика.

— Это самое близкое к кофе, что я смогла достать. Ты же знаешь, я без него не могу. А тут и аналог кофеина присутствует. Купила на базаре на станции Каскада у одного залётного торгаша из фронтира. Стоил мне всей выручки за груз семян нашей пшеницы. Зато теперь я сама могу выращивать этот куст. У меня в грузовом маленький гидропонный садик.

— Ты торгуешь нашими растениями? Но как? И главное, зачем?

— Подожди, не спеши. Сейчас я до этого дойду. Так вот, про дьяволов. Из всех правил бывают исключения. Амарар был на пороге собственного открытия прыжкового двигателя, когда появились Арбитры. Им оставалось пару десятков циклов, уже были теории, учёные начинали строить первые прототипы. Их ещё не посещали корабли других народов, тогда экспансия только разгоралась, а храмовники были на тогдашнем фронтире. И Арбитры скорей всего зарыли доступ и к ним. Потом двигатель был благополучно изобретён, и они вступили в контакты с парой государств. Но блокаду никто не снял. Арбитры устроили страшную резня, в основном удары с орбиты. Но не довели дело до конца. В какой-то момент корабли ушли, уничтожение прервалось и выживших было достаточно, чтобы запомнить, восстановиться и возненавидеть. Блокады тоже больше не было. Сейчас историки все сходятся во мнении, что эта был первый прецедент снятия блокады и одновременно начало великой чистки закрытых миров. Возможно, до Амара у Арбитров был другой план, когда отпускать эти миры. Теорий ходит много. Нам известно только то, что уничтожены были цивилизации, которым было всё ещё очень далеко до изобретения прыжкового двигателя.

— Странное поведение. Ты говоришь, что уже был контакт, и всё равно их решили уничтожить? Они пересмотрели свою политику походу дела или что-то изменилось. А может, они, как и все, тоже совершают ошибки, только власти у них неизмеримо больше?

— Папа, я не знаю, и никто не знает. Сейчас история о другом. От старого просвещённого Амарара тогда мало что осталось. Появился новый религиозный, богобоязненный мир. Но блокады не было и к ним пришли торговцы из других миров. Они купили их независимость товарами первой необходимости, но за столетия случилось несколько крупных освободительных движений и Амарар стал полностью независим, расширил своё влияние в стремительно заселяемый фронтир, разросся до тридцати миров, оброс границами, и вступил в Содружество. Но не перестал ненавидеть. Нет, они не пытались воевать, не устраивали крестовых походов, хотя на их территории оказалось сразу тринадцать закрытых миров, и божественный враг был так близок. Вначале у них просто не было сил даже помыслить о мщении. Затем у них хватало мозгов не лезть на рожон. Они ненавидели, но эта ненависть всё больше становилась мифологической. Частью религии. Война случилась очень давно, молодое поколение всё больше отдаляется от храма и жрецов. Эта не их война. Для них вокруг всё стабильно, и хоть и не процветает, но и не конец света. Где те ужасы, которыми пугают старые книги? Дьявол, или как они его называют, Дармуш, никого не трогает. А реальных, не мифических врагов, хватает и так. На границах то и дело вспыхивали стычки. Флот мотался от одной реальной войны к другой и никому, кроме жрецов, не было дела до древнего врага.

— Что же изменилось? Дай угадаю. Божественный правитель слишком серьёзно относится к заповедям?

— Да, к сожалению, он всё испортил. Тут и начинается непосредственно моя история...

— Я внимательно слушаю.

— Примерно... Примерно сто пятьдесят циклов назад несколько смельчаков умудрились попасть на закрытый мир, собрать там биообразцы, и вернуться назад. Системы маскировки достигли такого уровня, что в сплошном поле контроля пространства Арбитров появились маленькие дырочки. Например, они больше не чувствовали корабль при самом коротком прыжке, который не менее опасен, чем и сверхдлинный. Законы подпространственной механики. Наименьшее расстояние, на которое можно совершить прыжок два десятых светового года. Максимально — семь целых восемь десятых. Иначе пузырь или не успевает сформироваться, или идёт в резонанс и лопается. Так вот, если на подходе к системе перейти на сверхмалые прыжки, с наименьшим взбаламучиванием подпространства, то ты спокойно входишь в систему. Тебя не выбрасывает посреди пустоты в сопровождении пятикилометрового диска. Точно так же можно и выйти. Как ты понимаешь, этим сразу стали пользоваться. Пригодных для жизни миров много, но планет с биоразнообразием считанные единицы. Никого в центральных государствах не интересуют люди на этих планетах, их культура и поделки из глины. Все виды культуры, все течения и разнообразия есть у них самих. Человечество просто варьирует одно и то же. Ну может самым заядлым коллекционерам и нужны редкости, но их финансовые возможности не сравнятся с горами денег корпораций и государств. А во многих из них наука стоит на первом месте. Представь себе, что ты привозишь десяток различных злаков из закрытого мира в сельскохозяйственную корпорацию. Да они отвалят тебе такую круглую сумму, что на электронный счёт не поместиться. Это же, множество направлений исследований, селекции, скрещивания. А вопросы продовольствия всегда стояли остро. Или ты сумел проскочить с трюмом, полных каких-нибудь местных коров. Новое мясо, новое молоко, железы. Всё это экономит гигантские средства на разработку чего-то своего. Ведь природа уже потратила миллионы и миллиарды лет на эволюцию. Плюс жители большинства развитых планет очень избалованы. Им подавай что-то новое каждый цикл. Корпорации, вышедшие на рынок с новыми пищевыми предложениями, обогатились как цари. Военные платят по-крупному за более питательные естественные злаки. Хотя у них и есть брикеты сух пайка из химической бурды, и не отличимые от настоящей. Но современный солдат избалован не меньше, чем клерк в офисе. Воюют специальные дорогостоящие части, где каждый солдат на счету и стоит он государству о-го-го. И есть он тоже хочет разнообразно.

— Я подозреваю, что местная аристократия за деликатесы готова отгружать валюту целыми трюмами.

— Зришь в корень, как говорила мама. Им то уж тем более не дай бог подсунуть что-нибудь ненатуральное и химическое. Продавца смешают с этим самым и выкинут с рынка. А вот если ты привезёшь им трюфель, да не один, да с рецептами, как это готовить. Считай, что до конца жизни ты обеспечен. Но жратва, это только один из грузов. Лекарственные растения, экзотические животные, просто хорошо приживающиеся древесные и кустарниковые. Как я уже сказала, планет с биоразнообразием мало. В основном, мхи да лишайники. В океане водоросли. Дышать можно, есть нечего. Может, потому на них и не было людей. Может, потому нам их и отдали... Строить по первости тоже не из чего. Доступной древесины нет. Кормить скотину нечем. В воде кроме мелких рачков, это если повезёт, ничего нет. А возить еду с других миров быстро разоряет даже самые амбициозные колонии. Платить то им в начале тоже не особо есть чем. Планетарные шахты очень редко бывают прибыльными, проще добыть в космосе. Но независимости, своего дома хочется. Вот и покупают на белом и чёрном рынке люди самые выносливые виды, самые разнообразные растения, которые приживутся именно на выбранной ими планете. А почва, почва! Почвенные бактерии. Сами образцы почвы...

— Хорошо, ты меня убедила. Отличный бизнес, не спорю. Но ты говорила, что его контролируют преступные группировки? Почему?

— Потому что формально вся эта беготня через границу Арбитров незаконна. Правительства боятся последствий, не хотят навлечь на себя малопонятную инопланетную расу, которая уже показывала, что может стереть в порошок и не вспотеть. Вот и балансируют государства на грани, когда и хочется, и колется. Устраивают облавы на сборщиков, как нас называют, но редко и без энтузиазма. Кого-то судят, но сроки невелики и можно откупиться. Плюс, ходят слухи, что спецслужбы сами давно летают туда и обратно, засылая на миры, где уже есть космические программы, своих агентов. Кому бы не хотелось чуть-чуть ускорить снятие блокады с одного из не принадлежащих тебе миров, которые тем не менее находятся на твоей территории. Слухи, что они пытаются обставить всё так, что якобы планета сама чудесным образом додумалась до подпространства. Потому, что раз Арбитры знают, что мир открыл ключевую технологию, они за ним определённо следят. Не большой брат конечно. Скорее, тюремщик, который периодически заглядывает в камеры проверить всё ли в порядке.

— Значит ты теперь сборщик биообразцов. А училась на эколога. Ну, что-то общее есть. Работаешь по профессии. — Я улыбнулся, вспоминая наши перепалки, когда я пытался уговорить её не зарывать талант в землю и идти в науку, хоть и за мизерную зарплату. Мы бы с матерью помогли. Но она ушла в торговлю, каким-то очередным специалистом отдела продаж, хотя нет-нет, да и возвращалась к нам в посёлок побродить по лесам, поискать краснокнижных трав и зверей. Накатывало на неё, и в последний год, перед пропажей, кстати, всё чаще и чаще. Я вдруг сам для себя связал эти факты. — Ты собирала для них, да? Они тебя завербовали?

— Послушай меня. Я встретила Ксайса в нашем с тобой любимом лесу. В том, который далеко от посёлка, и меньше всего был загажен людьми. Он неплохо говорил на русском, хотя акцент чувствовался. Вначале он представился иностранцем, который здесь учится. Он действительно молодо выглядел. Мы разговорились, он сказал, что ищет редкие образцы для своей научной работы, что он фанат этого дела и всё-такое. В общем, лил мне в уши как настоящий профессионал. Я ему помогла, и мы договорились, что встретимся с ним через пару недель. Несколько месяцев мы ходили по все округе, нашли самые редкие виды. Он всё просил лекарственные растения. Я притащила пару справочников. Мы вместе искали и собирали. И я...

— И ты влюбилась?! Ну, опять двадцать пять. Мне решила рассказать уже когда свадьба будет, не иначе.

— Да! Я влюбилась! А что тут такого?! Он был хорош собой. Галантный, вежливый, очень образованный. Он столько всего знал. Говорил, что мы с ним одного возраста, а в университете он потому, что поздно поступил. Он очень неплохо разбирался в нашей культуре, у меня даже подозрения не возникло. Мы много раз гуляли в Минске, я показывала ему достопримечательности. О вежливо удивлялся. Только за полгода до... До моего отлёта... Он показал мне корабль. Вот так внезапно. Для меня это был шок, но очень просил не рассказывать никому, просил верить, что он не плохой и лгал по необходимости.

— И ты поверила?! Ёп... Ничему тебя жизнь не учит.

— Он не обманул! Не обманул после этого ни разу! До самого конца!

— Почему? Стой! Что с ним случилось?!

— Три недели назад он был убит в стычке с Арбитрами. Он и вся его команда. Я была на разгрузке в доках Каскады и узнала обо всём от знакомых. Узнала одновременно со всеми, когда по населённому космосу волной пронеслись новости о войне и ярости Арбитров. Чёртовы храмовники, они копили большой флот, набирали армии. Соседи косились и готовились, ожидая удара в своём направлении. А они вторглись в свои закрытые миры! Конечно, у них их целых тринадцать. Да ещё под властью дьявола. Больная мозоль, но при правильном подходе — сплочение для народа против общего врага и источник богатств для зажатой со всех сторон державы. И представь себе! Им удалось прорвать блокаду. Они показали, что Арбитры уязвимы. Шесть из тринадцати миров были захвачены, а блокада уничтожена. И тогда по всему космосу начался бардак. Теперь корабли сборщиков почти не имели шансов проскочить. Их и любых случайных путников, попавших в зону отчуждения, безжалостно сжигали. Так погиб и он, мой Ксайс! Они возвращались сюда, хотели разбить крупный лагерь в труднодоступных горах Тибета. Но успели только послать подпространственное сообщение с предупреждением. И мольбой, обращённой ко мне, не лететь сюда. Это было три недели назад. А Каскада находится в полутора световых годах от Солнца.

— Я пока не очень понимаю, зачем строить станцию так близко к закрытому миру?

— Земля не причём. Она досадная помеха, препятствие на торговых путях. Каскада крупный торговый и перевалочный пункт для кораблей. Когда ты можешь прыгнуть максимум на семь и восемь светового года, то ты всегда будут появляться придорожные забегаловки. Помимо Каскады в десяти световых годах отсюда можно найти ещё сотню станций, доков, складов, и частных владений, которые вообще нигде не зарегистрированы.

— Ладно, потом разберусь. Продолжай.

— Я не знала, что делать, папа! Весь мир в одночасье рухнул. Я успела вступить в клан, заслужить место, стать новым человеком. Он мне в этом помогал. И вот ничего не осталось. Ну как ничего? Остался корабль и деньги клана на счетах. Особенно с последней поставки. Я сидела в ступоре на станции и только и делала, что просматривала новости. И сколько, кажется уже десять дней над, да Иск? Иск?

— Да.

— Десять дней назад стали поступать новости, с подпространственных дальних сенсоров. Сначала об этом знали только власти, но информация быстро просочилась в сеть, к новостникам. Арбитры уничтожали закрытые миры. Не все, только те, которые уже были на космическом уровне. Просто долбили один за одним. Они бомбили их чем-то страшным, на основе разрыва подпространства. На подобие самых мощных ракет Содружества, которые применяют для разрушений астероидов, комет и укреплённых станций. Только в десятки раз мощней, поскольку наше оружие сенсоры не в жизнь не зафиксировали бы на таком расстоянии. А эти взрывы были видны, причём так чётко. Кто-то слил в сеть записи с расшифрованных сенсоров. От планеты нихрена не остаётся, отец! Миры, в которые успели всунуть свои жадные ручонки спецслужбы всех мастей. Миры, в которых при зачаточных компьютерах и первых капсулах с аборигенами на орбите вдруг сенсационно разрабатывают теорию подпространства. И такую стройную, гладкую. С доказательствами! Ублюдки, думали, что прокатит. Я так испугалась! За тебя, за наш дом, за наш грёбаный мир. Не может быть, чтобы Матадарские агенты не шныряли сейчас там, по Земле. Такой лакомый кусок!

— И ты кинулась меня спасать?

— Я не могла иначе!

— Эх, Маруська. Ты, можно сказать меня дважды спасла. От этих Арбитров, и от самого себя. Но это уже позади. Я одного не пойму. Как тебе удалось прорваться?

— Дико повезло. Плюс я купила систему пассивной маскировки за половину денег клана. И одну тяжёлую подпросранственную торпеду. Я знала, что они будут ждать. Не за Плутоном, так на орбите Земли. Я боялась не успеть. Миры гибли один за одним, в новостной сфере хаос, на рынках хаос. Военные мобилизуют всё что есть. Государства закрывают граиницы, разрывают союзы и создают новые. Когда я улетала, мне казалось, что этому миру не доставало как раз одного маленького толчка, чтобы всё взорвалось. Спасибо храмовником. Вскрыли гнойник. И всех вокруг забрызгало. Я прыгнула ровно на два десятых световых года. Иск очень помог, и карты системы. Мы вышли точно над Зёмлёй. За два часа я собралась и спрыгнула в одноразовой капсуле. Я надеялась, что у меня будет хоть чуть-чуть времени, чтобы всё тебе объяснить, попытаться уговорить лететь со мной. Но они появились над Беларусью, как только капсула жахнулась в десяти километрах от посёлка, в одном из лесов. Пока я добиралась, они нашли меня. Иску пришлось маневрировать, как бешеному, уклоняясь от их диска. Но им пришлось выбирать — или гоняться за мной, или за кораблём. Почему-то они выбрали меня. Дроны охотники появились уже на подходе к реке. У них дугомёты, мощное, но не точное и совсем не дальнобойное оружие. Как будто у Арбитров нет никакого опыта войн на поверхности. Подавляющее превосходство на орбите, и детские ошибки внизу. Мне удавалось уходить от них и даже отстреливаться. А когда меня подстрелили, уже прямо возле нашего дома, я приказала кораблю запустить торпеду. Их хорошо приложило, и хоть, как я поняла, корпус не зацепило, но все их технологии так или иначе завязаны на подпространстве. Корабль куда-то затянуло, в спорадический пузырь или что-то подобное. По обрывкам информации, нам известно, что если уходит корабль, вся наземная техника переходит в инертное состояние. Это позволило Храмовникам оккупировать планеты почти без потерь от Арбитров. Как встретили их местные, пока не ясно, в сеть не просочилось. Ну а дальше ты знаешь. Ты меня забрал. Корабль экстренно стартовал. Сейчас мы летим к орбите Марса в полном маскировочном режиме. С отключёнными движками, без ускорения. Пока нас никто не нашёл.

— Так это что получается? Наши доблестные милиционеры сейчас с удивлением рассматривают инопланетных истуканчиков без признаков жизни?

— Скорей всего диск вернулся к планете почти сразу после нашего ухода. Такие фокусы с пространством не сильно страшны для них. Так что дроны ушли обратно в космос. И милиция сейчас чешет репу, пытаясь повесить знатного глухаря хоть на кого-нибудь. Будут всё ператрахивать по приказу сверху. Спишут всё на взрыв газа, будь уверен.

— А НЛО? Сейчас эра фотокамер. Неужто никто не снял?

— Когда диск входит в атмосферу, незащищённая электроника вырубается. Причём даже самая примитивная. Это тоже уже известно. Как бы в том районе самолётов не было, вот это будет беда. Но мы это уже никак не выясним.

— Почему нет? Я могу подключиться к радиоэфиру. Он, конечно слабоват на таком расстоянии, но вытащим информацию. Только мне придётся нарушить режим маскировки.

— Тогда не надо, Иск. Понадеемся на лучшее.

— Я попробую перед прыжком. Всё равно снимать маскировку.

— Ну хорошо, запиши всё, что поймаешь.

— Значит у вас тут война, а Земля под ударом? Знаешь, я не припомню каких-то сенсационных открытий в космологии и физики в последнее время. Ну пару частиц наковыряли, или там пару тысяч планет открыли, но исключительно своими силами. Может не успели прогрессоры до нас добраться?

— Будем надеется. Но я не могла тебя оставить... Во второй раз...

— Спасибо. Плевать, что было до этого момента. Считай, что я переродился и хочу выжить в новом для себя мире. Выжить и преуспеть. У меня же теперь долгая и здоровая жизнь впереди. Так что, Иск, так и запиши. Клан Белькевичей объявляется созданным. Если надо как-то оформить, сделаем. Куда сейчас, Маруся?

— Сейчас? Ужинать, папа! А затем попытаемся прыгнуть и на Каскаду. Нужно узнать, что происходит. И... я так рада, что ты со мной. Жаль старый дом...

— Пустое, плевать. Той жизни больше нет. Вот Землю в целом будет жалко, но я не представляю, что мы можем сделать. А так... Часть меня осталась там, на крыльце, когда я услышал твой голос. Эта часть и так не достойна была жить, а твой голос... Он... Испепелил эту часть. Я люблю тебя.

— А, я тебя. Пошли, что ли, есть?

— Пошли.