У смерти оттенков нет

У смерти оттенков нет

Повесть

Многие события, описанные в книге, произошли на самом деле.

Многие люди, описанные в книге, жили и живут на самом деле.

И погибли тоже на самом деле...

Галя

Галя была невезучей. Вся ее жизнь была этому доказательством. Была она поздним ребенком и, хотя кроме нее других детей в семье не было, ее никто не баловал. Не было в семье особого достатка, несмотря на то, что в советские времена шахтеры хорошо зарабатывали. Отец постоянно пропадал или на работе, или выпивал с мужиками — такими же шахтерами, как и он сам. Вот и не задерживались деньги в семейном бюджете. Что поделать — работа у папы была опасная, нервная, надо было как-то восстанавливаться после нее, так сказать, сглаживать стрессы...

Поэтому Галя, хоть и была красивой девочкой, но слыла дурнушкой. Она не могла нормально одеться, потому что банально не было денег. Из дому никуда не выходила, редко гуляла. Да и куда в поселке Юбилейный ходить? Ну, разве что в местный клуб — если привезут кино. А кино привозили не часто. Да и в чем пойти? Старом-престаром застиранном платье? Или в школьной форме коричневого цвета? Про косметику вообще и речи не было — ни духов, ни самой простенькой губной помады у Гали просто не было. Однажды она взяла без спросу у матери ее духи "Красная Москва" — подушится на выпускной. Так мать ей устроила такую взбучку, что девочка неделю не выходила из дому — на ногах остались красные полосы от ремня.

Мама Гали была алкоголичкой. То есть, не то, чтобы совсем — ну, выпивала она, как все жены шахтеров в поселке. Но какой же это алкоголизм? Пару стопарей для сугреву души — это ж разве зазорно? Наоборот — пользительно для организма. Вот только "согревалась" Галина мама слишком уж часто...

В общем, особых радостей в жизни Галя так и не видала. К тому же девочка рано осталась без родителей — ее отец однажды не вернулся домой после смены. Такое бывало довольно часто среди ворошиловградских шахтеров. Потому что на местных шахтах были сконцентрированы массивные запасы угля газовой группы. Ну и выход метана в забое происходил регулярно. А там, где метан, там угроза взрыва...

Датчиков метана тогда еще не было — оборудование шахты "Ворошиловградская N1" давно устарело. Ее строительство было начато еще в 1955 году, в начале 60-х шахтные стволы были поставлены на мокрую консервацию и только в 1975 году состоялась расконсервация и пуск шахты. Но от того, что шахта была долгое время не работала, безопаснее она не стала.

В тот день отец как бы предчувствовал что-то — утром, уходя в забой, поцеловал спящую дочь, что делал крайне редко. Галя проснулась от того, что на щеку ей капнула слеза. И долго потом смотрела на закрывшуюся за отцом дверь...

Выжившие позже рассказали, что сначала шахту сотряс сильный удар, а через несколько мгновений раздался взрыв и потянуло гарью.

Очевидно, угольная пыль, выброшенная при разрушении пласта, перемешалась с метаном и воздухом, в результате чего образовалась "гремучая смесь"...Хоронить было практически некого.

Точнее, нечего...

От шахтоуправления были гробы и венки, еще — оплатили похороны, выплатили небольшое пособие... И все! Шел конец 80-х, страну лихорадило, шахты то закрывались, то открывались, зарплаты не выплачивались шахтерам месяцами... Шахтеры бастовали, ездили в Киев, стучали касками по асфальту... А толку? На Донбассе начался разгул криминала...

Иван

Но тут у Гали внезапно, как говорится, возник лучик света в темном царстве. Им оказался Иван — хлопец из Ивано-Франковска. Познакомилась она с ним банально просто — приехала в Киев вместе с представителями шахт Ворошиловградской области, которые везли в столицу УССР требования шахтерских забастовочных комитетов. Ну и, улучшив момент, решила прогуляться по Киеву — когда еще будет такая возможность?

Иван приехал в Киев совсем по другому поводу — искать работу. На Западной Украине работы не было. Разве что ехать в соседнюю Польшу на заработки. Но это было делом рискованным — границы СССР были на замке, нелегально выехать в Польшу было очень тяжело, так как после выступлений "Солидарности" поляки из друзей очень быстро превращалась во врагов. Поэтому, если раньше можно было, то сейчас стало низзя. Вот и подался Иван в столицу...

Как говорится, не было счастья, да несчастье помогло. Иван и Галя познакомились, а уже через два месяца сыграли свадьбу. Работу в Киеве Иван так и не нашел. И поехал попытать счастья вместе с молодой женой в Ворошиловград. Как это не удивительно, работу он нашел быстро. Правда, не совсем легальную, но хорошо оплачиваемую. Высокий мускулистый парень, хоть и не имел нужной, так сказать, шахтерской специальностью, но силой его Бог не обидел, а в шахте попервах большего и не нужно.

Ну, не совсем в шахтах...

На Донбассе уголь добывают не только под землей — есть угольные пласты, которые выходят практически на поверхность. При Советском Союзе их не разрабатывали. Причин было несколько. Первая — такой уголь из открытых пластов имеет низкое качество. Потому что в нем много примесей других пород.

Ну вот, например, есть такое понятие — зольность угля. Зольность — это грубо говоря, количество породы, содержащееся в отгружаемом угле. Она получается по различным причинам. Чаше всего — и это как раз случай открытой добычи — это когда не очень хороший пласт, когда уголь перемежается прослойками породы. Или, когда разрабатывается не очень мощный пласт. По технологии, высота угольного пласта для нормальной работы добычного комплекса должна составлять один метр двадцать сантиметров. Если пласт тоньше, то угольный комбайн подрубывает ещё и другую горную породу, которая повышает общую зольность угля.

Поэтому, когда идет добыча открытым способом, то есть, в карьере, то такой уголь извлекают вместе с пустыми породами, которые называются вскрышными, или вскрышей. Причем, в значительных объемах. Такой уголь применяется далеко не везде, например, он непригоден для коксования, чаще всего он идет для ТЭЦ. И только высокий уровень комплексной механизации и автоматизации горных работ, а также более безопасные и комфортные условия труда уменьшали капитальные затраты. Ну и обеспечивали высокую производительность труда.

Но есть и второе "но". Открытый способ добычи зависит от климатических условий региона, а также часто приводит к нарушению водного баланса недр. Если говорить проще, то гробит земельные угодья. Поэтому при открытых разработках всегда требуется временное отчуждение значительных площадей земли.

При СССР к этому относились очень серьезно, то есть — бережно относились к земле. Не гробили ее, следили за недрами. Но Советский Союз внезапно кончился... И понеслась п... по кочкам!

Внезапно многие шахты на Донбассе оказались убыточными. На самом деле это было не так — просто там образовалась своя угольная мафия. И деньги, которые государство выделяла на угольную отрасль, эта мафия стала класть себе в карман. Это если коротко.

А если подробно...

Главная причина — многие шахты были убыточными потому, что не разрабатывали новые лавы. Вернее, их только начинали разрабатывать, а не вырабатывать. То есть — капитальные выработки построены, но угольные пласты не тронуты. Потому что это — стратегические запасы. И такая планово-убыточная шахта в течение очень короткого времени из убыточной станет супер-прибыльной. Достаточно просто начать выработку этих ранее разработанных, но временно законсервированных пластов.

Так вот, когда государство перестало дотировать убыточные шахты, точнее, когда государство перестало существовать, люди, которые в Украине стали называться государством, стали разворовывать то, что десятилетиями было накоплено. В том числе, и стратегические запасы угля. А чтобы легче было воровать, запустили не просто открытую добычу угля там, где ее раньше никогда не было — они поставили этот процесс на поток.

Вот тогда и расцвели "копанки"...

Вот тогда и расцвели "копанки"...

Все было просто — низкокачественный уголь примешивался к высококачественному, зольность искусственно — на бумаге — повышалась, государству шел этот низкосортный уголь, а высококачественный антрацит шел "налево". Были и более сложные схемы, но эффект оставался один — страну грабили, грабили нагло и тупо...

Но Ивана это не касалось. Хотя он считал себя патриотом Украины, но даже не понимал, что своими руками уничтожает свою же страну. Ему дали работу, эта работа неплохо оплачивалась, поэтому, как говориться, бери больше — кидай дальше. Руби уголек, отгружай его хозяину, получай зарплату.

Чего еще надо? Особенно, когда настали тяжелые времена...

Людей в "копанке" работало немного. Из оборудования — мотоцикл со снятым задним колесом и надетым на него деревянным барабаном с обрывком каната. Этот мотоцикл тягал туда-сюда железное корыто, в которое грузили добытый из копанки уголь. Уголь рубили дедовским способом — кайлом, как двести лет назад. Зарплата у "шахтёров" была по прежним меркам не очень большой, но платили наличкой и без задержек. И никаких отчислений, и никаких налогов. Можно было жить и кормить семью.

Дети

Как раз в тот год, когда умер Советский Союз, в 1991-м, у Гали с Иваном родились сразу два сына. Близнецы. Родители назвали их Сергей и... Сергей. Ну вот так вышло. Иван хотел одного сына назвать Иваном, а Галя была против — мол, есть уже Иван в семье, пусть будет Сергей. Тогда Иван психанул. Раз, говорит, не хочешь, чтобы было два Ивана, то пусть будет два Сергея. Ты своего назвала Сергеем — и я своего назову Сергеем.

Вот так и появились Сергей и Сергей Ермиловы в поселке Юбилейный. И хотя братьев звали одинаково, тем не менее, близнецов прекрасно различали не только папа с мамой, но и все окружающие. Дело в том, что они были одинаковые, но все же... разные. Один был рыжим, как и мать, а второй — чернявым, как отец. Иван смеялся:

"Боженька МОЕГО Серегу пометил..."

Ребятня быстро крестила рыжего Сергея Рыжим, а вот чернявого все так и звали Серым — по имени. Так и повелось у Ермиловых — Рыжий и Серый. Братья не обижались на клички — Рыжий так Рыжий, Серый — так Серый. Но вот любые другие обидные прозвища пресекали с лету. Причем, горой стояли друг за друга — тронешь одного, сразу вступится второй. Были эти два Сергея, как единое целое. Прямо как Змей Горыныч о двух головах. И никогда братья не ходили порознь — всегда были вместе. Везде и во всем. Они были как единое целое, всегда — единодушны, всегда — заодно. И в шалостях, и в спорте, и в школе. Доходило до смешного — если "двойку" схлопотал один Сергей, то тут же "пару" получал и второй. Ну, а если один заслужил "пятерку", то делал все, чтобы и брата отметили так же.

Вот только после окончания школы неразлучные братья все же разлучились. Рыжий Сергей после школы решил поступать в Восточноукраинский национальный университет имени Владимира Даля, который располагался в Луганске, на исторический факультет. Его всегда интересовали книги, и в отличие от своего брата, Сергея Серого Рыжий предпочитал прочитать новую книжку, нежели погонять с пацанами в футбик.

А вот Серый больше интересовался спортом и на этом поприще преуспел — уже в 14 лет стал кандидатом в мастера спорта по самбо, потом переключился на боевое самбо и рукопашный бой, где очень скоро стал сначала чемпионом Луганска, а потом и чемпионом Украины в своей категории. Так что после школы Сергей Ермилов какое-то время еще выступал на различных соревнованиях, а потом отправился служить в армию. И не куда-нибудь, а в спецподразделение Центра специальных операций СБУ — бывшую "Альфу". Точнее, не в саму группу антитеррора, в воинскую часть, где служили срочную военнослужащие, имевшие спортивную или специальную подготовку. И пройдя курс молодого бойца, а потом отучившись в школе младшего комсостава получил должность инструктора по рукопашному бою. И даже потом остался служить на контрактной основе — все-таки, зарплата была нормальная, паек, форма, какие-то льготы...

Оба брата, тем не менее, постоянно держали связь друг с другом — по мобильному созванивались постоянно, зависали в Фейсбуке, комментили друг друга, постоянно переговаривались по скайпу — благо, технологии ХХI века позволяли сокращать любые расстоянии. Даже когда Серого перевели в Киев, он все равно регулярно связывался с Рыжим. Ну и с мамой ребята не забывали общаться. А вот с отцом связь как-то постепенно угасла...

Потому что Иван все больше был на работе. А потом у него появились и другие дела...

Так и пролетело незаметно двадцать лет. Иван и Галя уже были немолоды, годы брали свое. Тем более, что работа в "копанке" здоровья главе семьи не добавляла — уже и колени "крутило", и спину ломило... Галя Ермилова работала на ферме местного совхоза дояркой. И хотя труд у нее тоже был нелегким, но все же свежий воздух, здоровые продукты, да и мама с папой, видимо, постарались — Галя и после сорока была женщиной в самом соку. Неудивительно, что, когда сыновьям уже было по двадцать, родился у Ермиловых еще один сын — Ванечка. Здесь уж Галя решила мужу угодить во всем. Вот и появился в семье еще один Иван.

Ваня был поздним ребенком, как говорят — последыш. Поэтому родители в нем души не чаяли. Если Иван Ермилов своих старших сыновей не баловал, а, бывало, и за ремень брался, то на Ванечку он даже никогда голос не повышал. Хотя тот уже в четыре года был таким сорванцом — куда там обоим Сергеям! Те в малолетстве особо не бузили, тихонько себе играли во дворе, даже на улицу особо не рвались. А этот — егоза — так и норовил из двора на улицу вышмыгнуть! Однажды просто вышел за калитку и... исчез! Хорошо, мать вовремя хватилась — вышла из хаты, а сыночка и след простыл. Кинулась по соседям — никто ничего не видел. Пробежалась по хатам на соседнюю улицу — кто-то вспомнил, что видел мальца недавно...

Одним словом, через полчаса только пострел нашелся! Прошел полпоселка и забрел в цыганский табор. Хорошо, что местный барон сразу мальца к себе забрал, усадил за стол, дал сладостей, а своих цыганчат послал в поселок искать родителей. И даже после такого "путешествия" Ванечку родители не ругали. Сами виноваты — не приглядели за ребенком!...

Политика

2012 год был для семьи Ермиловых не самым удачным. У Ивана не стало работы — местные власти таки закрыли его "копанку". Он перебивался случайными заработками, а когда человек находится долгое время без дела, то дело находит его. Так и Ермилов-старший — стал увлекаться политикой, ходить на митинги, дебатировать с местными мужиками... Потом политика эта стала приносить и деньги — Иван то и дело ездил то в Луганск, в который обратно переименовали Ворошиловград, то в Донецк, а то и в Киев. Разные политические партии то и дело собирали целые автобусы "активистов" на разные митинги, платили за стояние на площадях деньги — по сто-сто пятьдесят гривен в день. А если флаг держишь или плакат — то и триста.

В общем, можно было зарабатывать.

В те годы, начиная еще с оранжевого Майдана, митинги "протеста" на Украине стали способом заработать на жизнь. Работы не было, росли цены, коммуналка, как-то надо было выживать. Тем более, на Донбассе, где позакрывали много шахт. Вот так постепенно Иван Ермилов и стал самым настоящим "активистом". Втянулся в "политическую борьбу". Но втянулся на самом деле, не только потому, что деньги платили. Когда у человека нет цели, нет веры — а Иван не верил ни в Бога, ни в черта — когда нет в душе какого-то стержня, то шатается человек, ходит от одного берега к другому и ни к одном пристать не может.

Правда, Иван все же свой берег нашел. Внезапно вспомнил он, что родом из Ивана-Франковска. И хотя позабыл он украинский язык и разговаривал, как многие жители Луганщины, на суржике — смеси русского языка с украинскими словами, только внезапно ощутил он себя "щирым" украинцем. Патриотом Украины. Вступил в партию Олега Тягнибока "Свобода", и даже получил в местной луганской ячейке этой партии какую-то должность — то ли секретаря, то ли председателя. Короче, даже вполне русская — москальская — фамилия "Ермилов" не помешала Ивану вдруг осознать, что Россия — враг Украины. И хотя на Донбассе такие, скажем так, радикальные взгляды не особо приветствовались населением, жители Юбилейного особо не реагировали на появление украинского националиста в поселке. Посмеивались, мол, заигрался мужик на старости лет, седина в бороду — бес в ребро... Мол, кто в гречку скачет, по бабам шастает, а этот — в политику прыгнул...

И вот в 2013 году в Киеве начался Майдан. Начали с протестов против правительства, потом стали требовать снять президента Януковича... В общем, зрела нешуточная буча. В Луганске снова стали формировать отряды митингующих, только на этот раз собирали людей не на Майдан, а наоборот — на Антимайдан. Партия регионов, которая поддерживала президента и правительство, пыталась таким образом клин вышибить клином — не допустить повторения того, первого, оранжевого Майдана. Это когда Янукович не стал президентом в первый раз, а был вынужден уступить кресло этому хуторянину из Сум Ющенко. Поэтому автобусные колонны потянулись в Киев. Понятное дело, многие записались в митингующие не за идею — за деньги. Семьи-то кормить надо...

А вот Иван на Антимайдан не поехал. Хотя и платили. В Киев он поехал своим ходом. И очень скоро оказался... на Майдане. И не просто на Майдане — он стал командиром одной из сотен, в которой были члены радикальных националистических партий "Свобода", УНА-УНСО, "Братство". В общем, стал Иван Ермилов одним из тех самых активистов — без кавычек уже — которые уже готовы были с голыми руками идти и свергать власть в Украине.

Майдан

Впрочем, почему с голыми руками? На Майдане к декабрю уже появилось оружие — вначале палки и щиты, отобранные у киевского ОМОНА — отряда милиции специального назначения "Беркут", а потом и "коктейли Молотова" — бутылки с зажигательной смесью. Позже появилось и более серьезное оружие: вначале пистолеты-резинострелы, потом боевые "Макаровы", ну а потом "добрые люди" подвезли и ружья. Точнее, охотничьи карабины "Сайга" — те же "калаши", в принципе — и другие подобные им винтовки. Только иностранного производства. Пули у этих карабинов были серьезные, дыры в милицейских щитах, которые прошивали насквозь, оставляли внушительные. И уже сразу после Нового года, в первых числах января, после того, как на Майдане убили двоих протестующих — Нигояна и Жизневского, у майдановцев появились и автоматы Калашникова... АКМ и АКМС.

Иван впервые убил человека именно на Майдане. Правда, он не считал того молодого пацана в милицейской форме человеком. Когда испуганные разрывами светошумовых гранат, хмельные от собственной удали — как же, крушим камнями и "коктейлями Молотова" ментов, озверелые от крови — своей и чужой, подогретые не только спиртным, но и кое-чем покрепче, грязные, закопченные, но гордые своей "нэпэрэможностью" майдановцы выдернули из милицейской цепи несколько пацанов-срочников, то участь их была мгновенно решена — их просто стали рвать. Озверевшая толпа видела в этих мальчишках представителей ненавистной им власти. Власти, которую они ненавидели, но продолжали боятся. Потому что власть запросто могла их раздавить бронетранспортерами, раскатать водометами, раскидать все эти баррикады, направив на Майдан армейский спецназ, расстрелять зачинщиков снайперами, которые давным-давно держали центр Киева под прицелами своих винтовок.

Но власть ничего этого не делала. И митингующие давно уже не митинговали, а просто поселились на центральной площади украинской столицы. И день за днем убеждались в том, что это не они боятся власть -власть их боится. Но страх у них в душах все равно оставался. Вот поэтому майдановцы, чтобы убедить самих себя в собственном героизме, собственной крутости и собственной безопасности, терзали этих несчастных мальчишек в милицейской форме, которым не посчастливилось оказаться в этом месте в это время. Иван вместе со всеми бил в лицо одного из милиционеров, бил, пока лицо у того не превратилось в месиво, шматовал его форму, топтал, орал что-то неразборчивое на суржике... И даже не понимал, что дома у него остались вот такие же пацаны, два Сергея. И его сыновья могли бы сейчас носить точно такую же форму и служить этой же власти. Против которой он, Иван, сейчас выступает. И что эти пацаны, которых они сейчас на Майдане жгут и убивают, просто выполняют свой воинский долг. Исполняют присягу. Присягу украинскому народу, представители которого их сейчас убивают. Иван не понимал, что эти мальчики в милицейской форме — такие же граждане Украины, как и он, как все те, кто собрался на Майдане, чтобы поменять власть. Хотя совсем недавно, на выборах они уже эту власть меняли. И прошло всего три года после этой смены...

...Тела двоих милиционеров, которых насмерть затоптала толпа протестующих против власти президента Януковича, отнесли куда-то за сцену Майдана. А на сцене украинские политики, которые сами совсем недавно были украинской властью, продолжали накручивать и разогревать толпу, науськивать ее на милицию, призывать убивать. И кто, кто призывал? Бывший министр экономики Украины Яценюк, бывший министр иностранных дел Украины Порошенко, бывший председатель СБУ Турчинов, бывший министр внутренних дел Луценко... Все бывшие, которые снова захотели стать настоящими...

И вот все эти бывшие понимали, что нужны не какие-то там протесты, митинги и демонстрации — нужна настоящая кровь. Вот только проливать ее должны были не они, а вот такие иваны...

...Иван Ермилов помнил только первого убитого им человека — того самого молодого милиционера, которому почти оторвали руку. Потом он как будто бы вышел из этого мира в какой-то другой, нереальный, где кровь и смерть казались ненастоящими, а взрывы и огонь — невзаправдашними. А, может, это было оттого, что им раздали какие-то американские таблетки от усталости и сна, которые здорово помогали не свалиться с ног и наполняли тело какой-то легкостью и теплом? В общем, убивал Иван с такой же легкостью, не ощущая в душе ничего — ни раскаяния, ни сочувствия, ни жалости к тем, кого убивал.

"Вси воны — ворогы мого народу!" — повторял он про себя.

О том, что он может быть точно так же объявлен врагом своего народа, представителей которого он сейчас убивает, Иван не задумывался. Некогда было думать.

Война

...После победы Евромайдана "сотня" Ивана оставалась на Майдане Независимости, как, впрочем, и другие "сотни". Жили, как и раньше, огромным табором, жгли костры в железных бочках, самые ушлые притащили откуда-то электрогенераторы, поставили в палатках печки. Продукты подвозили регулярно, сотникам выдавали денежное довольствие, одежду, медикаменты. Чего ж не жить?

Про семью Иван уже как-то и забыл. Разве что иногда вспоминал младшенького, Ванечку. Но хотя у него была "мобила", выданная в "штабе", домой он не звонил. А зачем? Тут революция идет, а там что? Женская юбка?

А потом завертелось... В апреле новый президент Украины, точнее, исполняющий обязанности президента Турчинов послал на Луганщину войска. Вот только десантники на БМД-шках, которым дорогу преградили простые люди, не стали их давить. Не стали пацаны стрелять в мирное население, в своих сограждан, вина которых заключалась только в том, что они тоже ненавидели власть. Только власть не ту, которую свергли, а новую — ту, которая свергла власть законную. Ну, некоторые нацепили на себя не желто-голубые ленточки, а оранжево-черные. Вот и все было отличие — в цвете ленточек. Ну и, конечно, мысли — мысли тоже были другими. Но разве за это можно убивать? За ленточки не того цвета? Или за мысли не того оттенка?

Как оказалось — можно! И даже — нужно! Нужно той, новой власти Украины. Которая состояла из бывших, ставших настоящими. И чтобы показывать всем, что они — настоящие, не фальшивые, эти представители новой власти понимали — нужны настоящие жертвы. Нужна настоящая кровь. Как совсем недавно в Киеве, на Майдане, когда расстреляли почти сотню человек. И после этого бывшие моментально стали настоящими. Поэтому так надо и на мятежном Донбассе — кровь, смерть, страх!

Солдаты украинской армии не стали переступать через кровь. И офицеры не стали. Отказались нарушать присягу, которую они давали народу Украины. Потому что, присягая, они обещали защищать этот народ, а не уничтожать его...

И тогда бывшие, ставшие настоящими, решили устроить настоящую войну.

Гражданскую. Когда народ воюет сам с собой. Когда граждане одной страны убивают друг друга. Когда брат идет на брата, а отец — на сына...

В Киеве стали формировать так называемые "добровольческие" батальоны. Их еще называли почему-то батальонами территориальной обороны. Хотя, например, киевляне должны были ехать оборонять территорию Донецкой области. А тернопольчане ехали "защищать" Луганск. Точнее, "зачищать". А еще днепропетровцы, криворожане, львовяне... Все они внезапно стали "оборонять" территорию, которая была весьма далека от их собственных областей. Да и от кого оборонять? От жителей этой самой территории, которые не захотели подчинится новой украинской власти? Так кого ж тогда оборонять ехать? Новую власть?

Да, именно поэтому непокорные жители Донбасса и прозвали эти батальоны карательными. Ведь, по сути, они ехали усмирять восставших против власти. Не защищать, а зачищать! Хотя три месяца назад бойцы этих самых "добровольческих" батальонов были точно такими же непокорными, которые восстали против той, старой украинской власти. И их самих точно так же усмиряли отряды милиции...

Хотя нет, не точно так же...

Милицонеры никого не убивали. И не насиловали. И не грабили...

..."Добровольческие" батальоны формировались в первую очередь из членов "сотен" Майдана. Из тех, кто, как говорится, уже почувствовал вкус крови. Кто уже готов был убивать. Кто понимал, что новая власть как бы выдает разрешение на убийства своих же сограждан. Их эта власть обозвала новым словом — "сепаратисты". А еще эта она придумала нового врага — Россию. Которая якобы вторглась в Украину и желает ее поработить. А чтобы эту нелепицу вбить в головы как можно большему количеству граждан Украины, по всем телеканалам, во всех средствах массовой информации, теперь уже ставшими средствами массовой дезинформации, понеслась волна отвратительной пропаганды откровенно фашистского толка. Когда народ одной страны разделили на правых и неправых, на верных и неверных, на настоящих украинцев и ненастоящих. И их разделили те самые бывшие, которые внезапно стали настоящими.

А ведь эти бывшие сами еще полгода назад носили те самые оранжево-черные георгиевские ленточки, за которые теперь разрешали убивать одним украинцам других украинцев. И не "тот цвет" ленточек теперь заливали красным цветом — цветом крови. А кровь одинаково красила и оранжево-черный, и желто-голубой... Серый цвет пороха и белый цвет смерти одинаково хорошо ложился на эти такие разные ленточки, уравнивая в правах тех, кого сделали бесправными и правыми во всем...

Одинаково красной кровь была и у тех, и у этих...

... Батальон "Кривбас", в который влилась сотня Ивана Ермилова, состоял не только из радикалов "Свободы" и "Правого сектора", в который превратилась партия УНА-УНСО. Наоборот, в этом батальоне были, в основном, жители Кривого Рога, Днепропетровска, Краматорска и других городов Украины. И там в основном население говорило на русском языке. Так что когда этот батальон входил в города и поселки Донбасса, в которых жители даже не понимали, что происходит, то ничем эти бойцы от местных не отличались. Это же не немцы, которые оккупировали Донбасс в Великую Отечественную...

Очень скоро жители тех городов Донбасса, где не стали сопротивляться "освободителям" и "оборонщикам" их территорий, поняли, что да, не немцы. Потому что фашисты в ту войну так не лютовали, не зверствовали. А эти, вроде бы свои, украинцы, вытворяли такое... Эти добробаты", или, как называли их украинские пропагандисты, считавшие себя журналистами, "воины света и добра", "творили" добро так, как они это понимали.

Грабили, убивали, насиловали.

И почти каждую неделю отправляли караваны на "отжатых" у "сепаров" автомашинах с награбленным добром в "свои" города. Причем, не только в Кривой Рог или Днепропетровск, а больше в Тернополь, Ивано-Франковск, Коломыю...

А как издевались, как глумились, как пытали...

Такого не ожидал никто на Донбассе.

На то и был расчет.

И народ Донбасса поднялся...

Вот только российские войска почему-то так и не показали по украинским телеканалам. Новый президент Украины Порошенко, правда, размахивал где-то в зарубежной поездке российскими паспортами, якобы изъятыми у российских военных. Тех, которые, по его словам, вторглись в Украину. Вот только, видимо, подкладывая президенту эти липовые паспорта, не доложили, что у военных паспортов нет и быть не может. У них только военные билеты и офицерские удостоверения. А паспорта лежат в военкоматах, откуда их призывали в армию.

...Иван был командиром взвода. И хотя в армии он не служил, но какой мужик откажется поиграться войнушку? Автомат дали, да еще с подствольником, форму нацепил, имеет право зайти в любую хату, положить "сепаров" мордой в пол, обшманать, а что понравится — забрать себе. А если баба какая приглянется, ну, так по законам военного времени...

Но не все было гладко. Местные не стали покорно терпеть, взялись за оружие. Вначале, как и на Майдане, были палки, пистолеты-резинострелы, охотничьи берданки... А потом... Потом подул "северный ветер", пошла через границу техника... Да и местные мобрезервы вскрыли, которые еще с войны были заложены. Вначале даже ППШ и ППС достали, ну а потом старые добрые АКМы и ПКМы пошли в ход.

И стали все эти украинские "батальоны территориальной обороны" потихоньку откатываться на свою территорию...

Сопротивление

...Семья Ермиловых жила, что до Майдана, что после Майдана, своей жизнью. Политика их особо не коснулась. Мать работала в совхозе, хотя коров было уже меньше, да и платить почти перестали. Но было молоко, масло, были продукты, огород выручал, одним словом, в поселке, как и в селе, прожить было можно. Сыновья, оба Сергея, подросли. Один Сергей, который рыжий, закончил свой Восточноукраинский национальный университет, но так и не смог устроится работать по специальности. Археология давно никого не интересовала, разве что только "черные археологи" вовсю выкапывали из земли оружие и разные другие "осколки войны", потом "толкали" все это на черном же рынке. А идти преподавать в школу историю — на смешные деньги? Пять тысяч гривен получали уже опытные преподаватели, а ему, вчерашнему студенту предлагали только три... Разве ж это деньги для молодого мужика?

Второй Сергей, чернявый, уволился из армии, точнее, из СБУ, где служил по контракту. После того, как спецслужбой поруководил Турчинов, зарплаты урезали, платить стали нерегулярно. Да и добавилось долбаков всяких с генеральскими погонами, которые службы не знали, но обожали парады, форму, ордена и все, что блестит, включая, конечно, сапоги. И когда роту спецназа стали регулярно гонять на строевую вместо полигона и занятий по спецподготовке, Серый понял — надо валить. Так что очень скоро он снова присоединился к семье и оба брата снова стали неразлучными. Они тоже старались помогать матери — подрабатывали на копанках, грузили уголь, ездили на заработки в сам Луганск. В общем, Ермиловы политикой не интересовались — им надо было работать.

Но, как говорится, если ты не занимаешься политиков, то она займется тобой.

Вначале приехали БТРы и БМП. С десантниками. Они появились 16 апреля утром на улицах Краматорска. С украинскими флагами на броне. Жители даже не поняли вначале, в чем дело... А когда поняли... Как оказалось, 14 апреля на сайте президента Украины был размещён текст указа и.о. президента Украины Александра Турчинова "О мерах по обеспечению консолидации граждан Украины и прекращения гражданского противостояния в Донецкой и Луганской областях". Указ этот объявлял о начале антитеррористической операции на востоке Украины. Вот только, получается, в террористы записали... всех граждан этой самой Украины, проживавших на Донбассе?

В общем, простые люди, безоружные, вышли на улицы, своими телами перекрывая дорогу на Донецк и Луганск. А еще раньше в городе Ровеньки жители точно так же перекрыли дорогу технике, шедшей на Луганск из Дебальцево. И остановили. И разоружили. Точнее, солдаты сами отдали оружие и часть БПМ. А уроженцы Донецкой и Луганской областей перешли на сторону восставших — так правильнее было называть этих граждан.

В самом Луганске было организовано пикетирование военных городков. Местные жители собрались возле расположения полка внутренних войск, с требованием не допустить привлечение личного состава к силовым операциям по отношению к мирным демонстрантам. В пикетировании участвовали общественные активисты, родители и близкие родственники военнослужащих. 27 апреля в Луганске на очередном митинге от имени Координационного народного совета была провозглашена ЛНР — Луганская народная республика, а через два дня восставшие захватили здания Луганской облгосадминистрации, облпрокуратуры, УВД и Луганское областное телевидение. Сотрудники милиции перешли на сторону митингующих. В мае в Донецке и Луганске прошли референдумы о самоопределении, где жители этих областей проголосовали за независимость.

Понятное дело, что новые власти Украины не будут терпеть все это. Ведь они, как в зеркало смотрели — они же сами всего два месяца назад делали то же самое, только в Киеве. Ну и во Львове-Ивано-Франковске, Тернополе... И они прекрасно понимали, что надо сделать, чтобы это не повторилось на Донбассе. К тому времени Крым уже проголосовал за независимость и присоединился к России. Правда, туда вошли российские десантники, там был российский Черноморский флот!

Ни в Луганске, ни в Донецке российских десантников не было. И, понятное дело, не было флота. Никакого. Поэтому с Донбассом новая украинская власть решила не церемонится. Вначале украинская армия навалилась на мятежный город Славянск. Правда там горстка ополченцев во главе с неким Игорем Стрелковым, который, как поговаривали, был полковником российского спецназа, отбросила украинских солдат, при этом сбив три вертолета. Славянск надолго отбил охоту у украинских вояк штурмовать города Донбасса.

И тогда они подтянули артиллерию. И авиацию. Штурмовики Су-25 и вертолёты Ми-24 стали наносить авиаудары по жилым кварталам. В июне 2014 года были обстреляны Амвросиевка, Славянск, Краматорск, Луганск и другие города.

Семья Ермиловых политикой не интересовалась. Галине хватило того, что муж по уши туда влез и укатил в Киев, так что от него теперь ни слуху, ни духу. А сыновья, оба Сергея больше интересовались местными девчонками, гоняли на собранном собственными руками стареньком мопеде, ездили с пацанами на рыбалку. Ну, озоровали порой — то с городскими, луганскими подерутся, когда в город поедут на танцы, то огороды пощиплют — натаскают огурцов или помидоров. Да и работать надо — денег-то нет в семье. Так что им было все равно, кто там и против кого. Но когда на город упали первые снаряди, стало ясно — это война. И она не будет разбирать, кто в чем разбирается. Снаряд разбираться не будет...

Галя приняла решение уехать из Юбилейного. Работы в поселке нет, в Луганске неспокойно, стреляют, город под обстрелом. А еще 2 июня украинский самолет обстрелял ракетами Луганскую обладминистрацию, возле которой гуляли в сквере простые граждане. Погибло восемь человек — женщины, старики, многие были ранены, в том числе и дети... Поэтому Ермиловы собрали вещи и уехали — от греха подальше. Тем более, что младшенькому, Ванечке, шел только пятый год...

Но убежать от войны не получилось...

Ванечка

... Галя привезла семью к тетке, в поселок Станица Луганская. Она обещала устроить Галину и ее пацанов на работу в песчаный карьер. Песок был нужен постоянно, рабочих рук тоже постоянно не хватало. Но прошел ровно месяц — и случилось страшное...

... В то утро Галина собиралась идти в управление устраивать сыновей на работу. Взяла с собой только одного Сергея, второго оставила с Ванечкой. И не успела пройти даже до окраины поселка, как началось...

Она сначала даже не поняла, что происходит. Думала, что начинается гроза — гром раздался совершенно внезапно. Галина машинально посмотрела на небо, но не было на нем ни единого облачка, не то что тучки. А сверху на нее падал огромный страшный самолет...

Взрывы накрыли центр поселка, сразу несколько домов вспыхнули, как свечки. Два дома буквально поднялись на воздух. Поднялись и рассыпались, назад упали только осколки... А другие осколки, железные и звонкие, рвали живых людей, шматовали их тела, пронзали навылет, оставляя страшные рваные раны...

...Ванечке оторвало ножки. Он умер мгновенно, даже не поняв, что его ударило вдруг сзади, отчего внезапно померк свет в глазах и стало темно. Старший, Сергей, в этот момент разогревал брату завтрак — это его и спасло. Ракеты, выпущенные из украинского штурмовика, упали рядом с домом. Под обстрел попала вся улица, но по счастливой случайности дом, в котором жили Ермиловы, не задело. По счастливой? А как же Ваня?

Малыш играл на улице. Он как раз испытывал свой игрушечный автомобиль, сделанный из картонной коробки, к которой старший брат приделал колеса от старой детской коляски. И когда внезапно в небе появился военный самолет, который низко-низко летел над поселком, ребенок заулыбался и помахал ему рукой. Самолет в ответ помахал Ванечке крылом. С которого сорвались ракеты и устремились вниз...

Все жители поселка были в состоянии шока. Женщины даже не плакали — не было слез. Они причитали! И не было слов — кроме матерных: мужики проклинали украинскую власть, президента Порошенко, но как-то так, вскользь, между делом... Горели дома, стонали и кричали раненные, надо было тушить, спасать тех, кого еще можно спасти. Тела убитых просто накрыли одеялами, покрывалами... И тушили, спасали, таскали воду, носили раненных...

...Старшие братья сами отнесли своего младшего на местное кладбище. Гробик был легким — Ванечке только вчера исполнилось пять лет. Галина даже не плакала — она тихонько выла. И не могла идти — тетка и соседка ее вели под руки. На кладбище, когда могилку стали засыпать землей, она вдруг вскрикнула и кинулась вниз, в яму, как бы желая, чтобы и ее похоронили с ее Ванечкой. Мужики еле оттащили обезумевшую женщину от могилы, сосед дядя Толя силой влил в нее стакан водки. Галина замолчала, отрешенно уставилась в небо, ее привели и посадили на лавочку возле одной из могил. Там она и просидела до самого вечера, а рядом сидели и охраняли свою мать сыновья — Сергей и Сергей. Рыжий и Серый.

Этот день — 2 июля 2014 года — стал для Ермиловых днем, с которого началась их новая история. Вначале из дому ушла мать, оставив сыновьям записку: "Родные мои сынки! Простите свою мамку что не смогла вас больше растить. Не смогла я уберечь сыночка Ванечку што теперь все время у меня перед глазами стоит. Иду чтобы этим тварям отомстить за мого сыночка. Не судите меня сыночки мои. Вы уже взрослые так што сможете и сами прожить. Тетя Маруся вам поможет а все деньги што у меня были оставляю вам на полочке в кухонной книге. Я пошла записываться в ополчение может хоть одного гада да прибью, все ж легше будет. Прощайте мои дорогие не поминайте лихом. Ваша мама".

Ополчение

Сергей Ермилов, который рыжий, отправился вслед за матерью. Нет, не для того, чтобы вернуть — чтобы вместе с ней быть рядом. Чтобы тоже записаться в ополчение. Второй брат, Серый, поехал в соседнюю Россию через границу — она же рядом совсем — доставать оружие. Потому что, если воевать — так надо с чем-то. На блокпостах тогда ополченцы с битами стояли да с охотничьими ружьями. Вот и надо было раздобыть хоть что-то... Шепнули местные мужики, что, мол, на "той стороне" формируют отряды добровольцев, а главное — обеспечивают оружием. Настоящим — автоматами, пулеметами. Вот и решили братья разделиться — одни пошел мать сопровождать, а второй — готовиться к войне. Чтобы не просто на блокпостах околачиваться, а учиться воевать. Серьезно учиться.

Галя попала в команду Саши Беднова, которого вскоре прозвали Бэтмэном. Он стал собирать свой отряд в Лутугино, неподалеку от их поселка Юбилейный. Туда же пришел и ее сын Серега. Несмотря на возраст Галина добилась, чтобы ее поставили не кашу варить и не раненных перевязывать — она стала танкистом. Причем, не она одна — танковый экипаж старенького советского Т-64 составляли три женщины.

Галина овладела ремеслом наводчицы. Стрелять она из винтовки и автомата умела, была потомственной казачкой — ее дед был казаком из Станицы Луганской, так что глаз у нее был зоркий. А возраст — что возраст? Мужики в ополчение шли которым было крепко за шестьдесят. И ничего, брали. Молодым порой фору давали!

А Сергей Ермилов пошел в пехоту. В армии он не служил, ничего особо не умел — не приобрел он армейской специальности. А убивать людей надо было учиться. Вернее, не людей — нелюдей! Сергей успел насмотреться, что творили украинские солдаты на оккупированной или, как они называли, "освобожденной" территории Донбасса с местным населением. И не важно были это военнослужащие ВСУ — вооруженных сил Украины, или "рейнджеры" из так называемых "добровольческих" батальонов. И на тех, и на других была военная форма с украинскими флагами и армейскими знаками различия — погонами, шевронами, кокардами и прочими прибамбасами.

Кстати, в добробатах эти "воины света", как упорно называла их украинская пропаганда, любили на свои камуфляжи нашивать знаки различия войск СС или нацистского вермахта. И свастику или фашистские кресты они также на себя цепляли с превеликим удовольствием. При этом эти уроды почему-то называли фашистами именно ополчение Донецкой и Луганской народных республик. Хотя на самом деле это Украина внедряла на Донбассе фашистские методы — убить всех тех, кто мыслит не так, как приказано, всех, кто хочет каких-то свобод, всех, кто не согласен подчиняться требованиям новой власти. А новая власть — это вот эти самые парни в камуфляжах. С украинскими и фашистскими шевронами. А какие у них требования? Отдать добровольно все самое ценное — автомобиль, деньги, другое имущество. Кормить армию оккупантов — как когда-то, "курка, млеко, яйки". Ну и, само собой, развлечения. Эти "воины добра" постоянно таскали на "допросы" молодых девушек, даже девочек, а если за них вступались отцы, мужья, братья или просто соседи — расстреливали защитников на месте.

Вот такая у этих воинов борьба с фашистами шла...

Отделы пропаганды в Донецкой и Луганской народных республиках еще не работали, но многие командиры недавно созданного ополчения были уже опытными солдатами — многие прошли Афган и "горячие" точки в Союзе. Поэтому знали, как мотивировать пополнение. Вот и показывали все эти "картинки с выставки" — последствия артобстрелов и бомбежек мирных городов и поселков, убитых и замученных в украинских тюрьмах мирных жителей, истерзанных пленных ополченцев, которых удавалось вызволить из плена. Ну и тех, кого освободить не получилось... Точнее, их обезображенные тела...

Хотя кого там надо было мотивировать? У каждого, кто пришел воевать в ополчение, были свои причины убивать украинских оккупантов — у одних погибла вся семья или ребенок, кто-то сам недавно еле выбрался из укровских застенков — ведь солдатня хватала без разбора всех мужиков, причисляя из к "сепарам" только потому, что возраст был подходящий для того, чтобы воевать. А некоторые были изначально идейными — верили в "Русскую весну", хотели присоединения Донбасса к России и вообще, на дух не переносили Украину. Не украинцев, а именно вот эту новую, хамскую Украину, с откровенно американским акцентом, с этим горластым и безграмотным нашествием галычан-бандеровцев, с жадностью, хитростью, подлостью, всем этим куркульством и лозунгом "если не съем — то понадкусываю".

Но, тем не менее, политработа никогда и нигде еще не мешала. Солдаты должны знать, за что воюют. И к абстрактному понятию Родина должны быть соответствующие конкретные пояснения. Ведь тех же украинских солдат пропагандой накачивали по самую макушку. И когда те попадали в плен к ополченцам, то очень удивлялись, не увидев в стане врага тех самых много раз описанных украинскими так называемыми журналистами "зеленых человечков" и "вежливых людей" с эмблемами российских вооруженных сил.

Да, были российские добровольцы с шевронами ДНР и оранжево-черными георгиевскими лентами. И форма у них была не российской армии, точнее, был старый советский и старый российский камуфляж — "флора", "дубок" и даже НАТО-вский "мультикам". А современная российская армия была экипирована в "пиксель" иди же в Russian Pattern, так что "вежливые люди", высадившиеся в Симферополе в феврале-марте 2914 года, очень сильно отличались от разношерстно одетых ополченцев ЛНР и ДНР. Да и вообще— какая форма, какой камуфляж? Зачастую ребятки стояли на импровизированных блок-постах в трениках, "афганках" песочного цвета или в старых еще советских маскхалатах с камуфляжем "березка". Большинство были одеты по гражданке, да и вооружены были битами или даже страйкбольными автоматами. Это потом, после того, как захватили оружейки областных и городских отделов милиции и СБУ, когда разобрали ружпарки — тогда и появились первые АКМы...

Одним словом, ополчение было создано, на ходу люди учились, потому что многие держали автомат еще в Советской Армии, а молодые вообще не знали, что это такое. Но первые же боестолкновения очень сильно способствовали ускорению обучения. Когда летят настоящие пули и снаряды нал головой, то понимаешь, что "двойки" здесь ставить не будут. Или поставят один раз — в лоб.

Танкистка

Галя Ермилова тоже училась быстро. Танки ополченцы захватили у противника — украинские танкисты часто бросали подбитую технику и драпали со скоростью, превышавшей скорость их танков раза в два. А повстанцы моментально цепляли эти махины тросами и уволакивали в тыл. Где в ремонтных мастерских быстренько восстанавливали старенькую советскую технику, благо, хватало и трактористов, и танкистов, служивших еще при Союзе. И сразу в бой!

Поначалу хватало танкистов-мужиков. Но после первых боев, после того, как украинцы перестали идти на штурм танками, а подтянули артиллерию и начали методично лупить по городам, они сразу сожгли несколько машин. С экипажами. Танки-то новые опять захватили, но вот с танкистами начались напряги. Вот тут тетки и нарисовались.

Кстати, одна их боевых "амазонок" была с Украины — Светлана Дрюк переехала на Донбасс из Полтавы и поначалу воевала, как простая санитарка. Но после выслужилась до заместителя начальника штаба — она закончила Киевский политех, где была военная кафедра, да еще и успела послужить в армии. Украинской. По контракту.

Таким образом боевые тетки — а Светлане было уже под сорок, Галине под пятьдесят — решили сформировать танковый экипаж. А тут к ним еще пристала Настя Кротова — обезбашенная девка с Горловки. Как оказалось, Настя прекрасно владеет пулеметом, а еще — умеет водить все, что движется, от автомобиля любой марки до танка. Так что сформировался танковый экипаж — три танкистки, три веселых подруги. Впрочем, подругами женщины так и не стали. Разве что Настя сдружилась с Галиной. Просто Галя стала для 25-летней Настюхи, как мама. Ведь ее Серега был таким же...

А вот Света Дрюк была всегда себе на уме. Никогда не поймешь, о чем она думает и что в следующую минуту скажет. У нее и сын тоже воевал здесь же в ополчении, у казаков Дремова. А дочка — школьница — помогала в медсанчасти. Так и воевали — всей семьей. Мужа вот только у Светы не было... Развелись давно еще...

...Первый бой у Гали был самым страшным. Их Т-64 выскочил на мост, который женскому экипажу поручили охранять, как раз в тот момент, когда на него уже выезжал украинский танк — Т-72. Просто мост стоял на бы на пригорке и не было видно, что там на "той" стороне. Вот и встретились — лоб в лоб.

И гореть бы Галиному танку, как свечка — ведь укровская машина уже наводила свое орудие, но тут из-под моста выскочил какой-то отчаянный парнишка и с ходу шмальнул из РПГ-шки в борт украинскому танку. Тот аж подпрыгнул на месте, из пушки и командирского люка вырвались вначале столбы дыма, а потом прямо из башни вверх ударила мощная струя пламени, причем, через секунду пламя забило изо всех щелей. Еще через несколько секунд стальная махина пылала, как будто была деревянной поленницей дров. Понятно, что вместо танкистов внутри было жаренное месиво...

Увидев в прорезь прицела такую страшную смерть, Галя невольно представила себя на месте украинских танкистов. Но лишь на мгновение — за первым украинским танком двигался еще один. И сколько их там еще было, никто не знал. Ермилова лихорадочно разворачивала орудие, а Настя выехала на мост, чтобы Галя могла вести огонь под прикрытием горящего танка противника. Уловка сработала — пламя и дым закрыли ЛНР-овский танк и украинцы его, похоже, даже не заметили.

— Ведем огонь в движении. Можешь? ­— крикнула Светлана.

Галина кивнула, лихорадочно крутя ручки орудия.

— Нет, лучше с места. Я проезжаю укров, стопорю — ты сразу стреляешь. И быстро назад, — прокричала Настюха.

Светлана покосилась на Кротову, но смолчала. Та была права — рискованно было стрелять на ходу, ведь первый бой и они — не асы.

Настя дернула рычаги, танк резво взобрался на мост и сразу вышел из-за горевшего танка. Видимо, сработал фактор внезапности — украинцы не ожидали, что кроме пехоты у ополчения имелись еще и танки. О том, что танк всего один, они и не подумали — кто ж попрется один против троих? Ведь украинских танков было три. Вернее, теперь уже два.

Через минуту остался всего один.

Т-64 с нарисованной на броне оранжево-черной георгиевской лентой, выскочив из дыма, остановился, как вкопанный и его орудие рявкнуло всего один раз. Этого хватило.

Украинский танк как бы в задумчивости все еще пятился назад, шевеля орудием, как слон хоботом, как бы принюхиваясь. Но через какое-то мгновение сзади, с кормы заструился черный дымок, потом он превратился в дымный хвост, потом на башне открылся командирский люк и оттуда вывалилась фигурка человека. Танк остановился, как вкопанный и моментально из верхнего люка вырвался столь пламени. Через секунду и этот танк запылал, а затем раздался мощный взрыв, и его башня взлетела вверх метров на десять.

— Галя, с почином тебя! ­— проорала на ухо Галине Светлана.

А Галина прошептала только одно слово "Ванечка..." И потом добавила: "Горите, скоты, в аду!..."

Последний укровский танк развернулся и дал деру...

Победа!

Плен

...А Сергей Ермилов повоевать толком не успел. В первом же бою украинская артиллерия накрыла их взвод и снарядом был разрушен блиндаж, в котором молодняк укрыли более старшие и опытные бойцы. Мол, пусть пересидят, не так страшно будет. И надо же такому случится — те, кто сидели в окопах, благополучно пережили артобстрел и вступили в бой, а пацаны... Из четверых, находившихся в блиндаже, трое погибли сразу. А Сергею перебило левую руку и завалило. Поэтому его сочли мертвым и взвод под командованием бойца с позывным Макарыч отошел, ибо силы были неравными.

Но Сергею не суждено было умереть — кто-то из украинских вояк заметил, что земля шевелится, бросились откапывать и откопали парня. Он был без сознания. Почему его сразу не добили — он так и не узнал. А должны были — ведь на этом участке наступал печально известный карательный батальон "Айдар" — такие же отморозки, как и нацики из "Правого сектора". И они ополченцев в плен не брали — или сразу расстреливали, или издевались — отрубали пальцы на руках, выжигали свастику на спине и ногах, резали, вешали, избивали арматурами и битами... В общем, лучше было к ним в плен не попадать...

Сергея вначале выхаживали. Нет, не лечили, просто бросили на землю, постелили там какое-то тряпье, но позвали санитаров, фельдшер подошел... Дали какие-то лекарства, чтобы температуру снизить, ведь раненная рука как огнем горела. Видать, хотели, чтобы в сознанке был, чтобы мучения острее воспринимал.

Наверное, парень все же бы умер — начиналась гангрена, и если бы им не занялись врачи...

На войне часто случаются чудеса. Может, поэтому военные часто глубоко верующие люди. Нет, может и не так глубоко, как надо, но Бога вспоминают часто, крестятся постоянно, ну и молятся — перед боем. Сергей перед первым боем тоже помолился. И Господь, видимо, его услышал.

Потому что в том батальоне, который его взял в плен, служил его отец...

"Кривбасс"

...Иван Ермилов со своим "добровольческим" батальоном "Кривбасс", или, как он назывался официально, 40-й батальон территориальной обороны Днепропетровской области, успел повоевать немного под Донецком. Ну, как повоевать? В основном, стояли на блок-постах, шмонали проходивших местных жителей, куражились — мол, вы все "сепары", счас расстреляем вас без суда и следствия. И докуражились — вначале на мине подорвался БРДМ батальона, когда пацаны в село за водкой отправились, а в августе 2014-го попали в некрасивую историю — прессонули троих украинских журналистов. Один журналюга из 112-го канала, Роман Гнатюк, когда его освободили, накатал жалобу и по телевизору рассказал, что его украинские военные пытали. Да че там — пытали, дали немного по почкам, чтобы не свистел лишнего. Подумаешь, неженка... "Сепаров" не так пытали — одному одели ведро на голову и по этому ведру хреначили ногами. А потом побратим Ивана Рома "Лютый" просто стал ногами на то ведро и мужику шею сломал... Но про то никто не узнал — списали на артобстрел...

...Скандал с журналистом замяли, но "Кривбасс" взяли на заметку, мол, дисциплины нет, махновщина и все такое. И надо ж такому случится — через три дня на блок-посту расстреляли микроавтобус какой-то. Пацаны сразу доложили, мол, на них мчался террорист-смертник, который хотел подорвать блок-пост. Но следствием было установлено, что убитый водитель автомобиля Вячеслав Гусаковский не являлся террористом-смертником — он был украинским волонтёром, вывозил беженцев и был застрелен по ошибке.

А потом был Иловайск...

Это был ад...

26 августа 2014 года батальон "Кривбасс" оказался в окружении под Иловайском. Из той мясорубки выбрались всего 78 человек. Более 50 попали в плен. А сколько там осталось в донецких степях — этого не знает никто. Ивану повезло — он не попал в плен, не был даже ранен — только контужен и какое-то время почти ничего не слышал и не мог связно говорить. Но оклемался, подлечился и снова пошел воевать. Вот только воевать, как раньше — грабить местных, мародерить, на блок-постах бабки "снимать" за проезд — не получилось. Батальон то и дело посылали на фронт в самые горячие места. И там как-то было не до "отжимания" у "донецких" дорогих авто и не до обжимания местных девок.

В сентябре "Кривбасс" храбро здрыснул с позиций у Старобешево в Кривой Рог. Да так быстро, что даже бросили склад с оружием. Которое заполучили атаковавшие позиции батальона "сепары" — ополчение ДНР. После этого подразделение снова решили расформировать. Однако потом замяли и этот скандал...

Впрочем, летом 2014-го во всех подобных "подразделениях" — этих так называемых "добробатах" — царила анархия. Так что если уж расформировывать, то надо было разогнать к такой-то матери всех. Банды с Майдана воевать приперлись, ага! Да только если этих разогнать — кто тогда воевать-то будет? Военные как-то особо не рвались — патриотизму было мало...

Правда, тех, у кого патриотизма было через край, наспех сформированное ополчение Донецкой и Луганской республик летом 2014 года расхреначило по полной. По причине отсутствия у "патриотов" военной подготовки, а, точнее, ввиду полного неумения грамотно вести боевые действия. А у ополченцев Донбасса полно было взрослых мужиков, которые не только служили еще в советской армии, но и которые прошли Афган и многие "горячие точки". Так что было кому воевать. И воевать грамотно. Бывшие шахтеры и таксисты не забыли свои воинские специальности. Поэтому громили всех "майданутых", вообразивших себя крутыми рейнджерами, в хвост и в гриву.

В июне из города Счастье на штурм Луганска самовольно отправился известный по майским боям в Мариуполе батальон "Айдар". Около поселка Металлист их встретила засада луганчан. "Айдаровцев" было более двух сотен. Ополченцев вдвое меньше. Но в результате боя, который продолжался более трех часов, батальон "Айдар" потерял более 20 человек убитыми, 8 бойцов попали в плен, было подбито и захвачено 2 БТР-80 и 2 БМП-2. А видео этого боя, снятое "сепарами", разлетелось по интернету мгновенно... Тем более, именно в этом бою попала в плен знаменитая в будущем скандальная Надя Савченко по кличке "Пуля". Из нее потом украинские власти лепили сначала героиню, потом террористку...

Но факт остается фактом — если бы весной-летом 2014 года не стали бы создавать все эти "батальоны территориальной обороны", то, может, и гражданская война на Украине так и не началась бы... Поэтому тогда каждое вот такое "подразделение", пускай и самое недисциплинированное и махновское, было на вес золота. Война, как огромная топка, требовала все новые и новые партии пушечного мяса...

Иван уже начинал понимать, что никакого блиц-крига, никакого марша по Донбассу не будет — будет кровавая мясорубка. В которой еще не известно, чья возьмет. Но ненависть к русским, которые, как верил Ермилов, вторглись в Украину, пересиливала страх перед войной. Ну и привык он, что ни говори, ни хрена не делая, набивать себе карман, "отжимая" у "сепаров" дорогие иномарки и толкая их в Украине, потроша брошенные в спешке квартиры, или просто шмоная всех проходящих в "серой зоне". Короче, "романтики с большой дороги". Этим промышляли практически все "воины света", как окрестила украинская пресса военнослужащих ВСУ — вооруженных сил Украины. Причем, мародерство это — по всем законам являвшемся воинским преступлением — среди украинских солдат считалось чуть ли не доблестью. Некоторые только за тем и шли в "добробаты" — вволю пограбить. Причем, там очень много было отпетых уголовников. А некоторых ради того, чтобы послать на Донбасс, даже выпускали из тюрем и колоний.

Но не только любители вволю пограбить шли в украинскую армию и "добробаты". Были там и те, кто шел убивать и насиловать — откровенные маньяки, психи, наркоманы и прочий мусор. Люди, а, точнее, нелюди, которым в нормальной жизни применения не нашлось. Кто или бомжевал, или кочевал из зоны в зону, кто перебивался случайными заработками, в общем, все, кто не мог жить нормально, но считал себя достойными другой жизни. И вот эти самые "достойные" — ведь была в Киеве не что-нибудь, а "революция достоинства" — вот они-то и повергали в ужас мирное население Донбасса. Именно эти "отморозки" пытали, насиловали, убивали, просто грабить — этого для них было мало.

Отец

Иван Ермилов таким не был. Да, убивал, в том числе и мирных жителей, но всегда оправдывал свои действия тем, что "сами к Путину попросились". И даже если убивал тех жителей Донецкой области, которые находились в зоне ответственности Украины, говорил — "все вы одним миром мазаны". Имея в виду пресловутый "Русский мир". Но, убивая, все же не забывал и прибарахлиться — каждую неделю из ближайшего отделения "Новой почты" уходили посылки с награбленным добром.

Причем, "коллеги" Ивана — в основном, жители западных областей Украины — не брезговали ничем. Они не только вывозили из брошенных квартир телевизоры, компьютеры, видеоприставки, музыкальные центры, холодильники, стиральные машины и прочую бытовую технику, но и двери, окна, даже электрические розетки, с мясом выдранные из стен. В Западную Украину регулярно шли не только трейлеры с "отжатыми" автомобилями, но и грузовики, доверху набитые домашней утварью.

Но эта лафа быстро была прикрыта. Все подобные потоки оседлали украинские генералы, как армейские, так и СБУ-шные, все блок-посты получили команду тормозить подобные "караваны" и направлять их в другое русло, в общем, ВСУ-шникам и особенно "добробатам" оставили только мелкие ручейки, контрабандные тропы и... возможность умирать за Украину на полях сражений. И вот это Ивану Ермилову особенно сильно не понравилось...

И уже в сентябре 2014-го он подошел к командиру своего 40-го батальона "территориальной обороны" "Кривбасс" Александру Мотрию и попросил перевода на Луганщину. Типа, поближе к семье. И хотя Мотрий знал, что семья Ермилова сейчас под "сепарами", он понимал, что деление зоны разграничения условное и спокойно можно проникнуть на "вражескую" территорию и обратно. Поэтому и откомандировал своего подчиненного с лучшими рекомендациями в батальон "Айдар", который как раз воевал на луганском направлении.

Вот так Иван оказался в "Айдаре" как раз в тот момент, когда после одного из боев его побратимы привели пленного ополченца ­— грязного парнишку, всего окровавленного и шатающегося. Он особо не рассматривал этого пацаненка — мало ли таких он перевидал. И только через два дня к нему зашел заместитель комбата и показал протокол допроса.

— Ермилов, Сергей. Из-под Луганска. Ты ведь тоже оттудова. Не твой часом родыч?

Ивана как будто током ударило. Он молча повернулся и быстро пошел к зданию местного морга, где по совместительству была оборудована "айдаровцами" тюрьма.

Дрюк

Светлана Дрюк, в сущности, была несчастной бабой. С одной стороны, был у нее сын, была дочка. А вот мужа не было... Развелись, как это часто бывает, когда дети были еще маленькими. И тащила она на себе детей, поднимала их сама: муженек исчез и непонятно было — был ли он вообще. Так что о какой-то помощи с его стороны даже вспоминать не приходилось, не мешал — и то хорошо. Ведь часто у ее подруг мужья как бы и были, а толку? Вечно пьяные, вечно то на работе, то в пивной... И скандалы, побои, даже хуже — выносили из дому все, что плохо лежит. Причем, плохо лежало в доме все — потому что мужики ведь не в дом несли, а из дому. Поэтому Светке, в сущности, еще повезло. Да, тяжело было, но зато без лишней обузы и лишней нервотрепки. Но, с другой стороны, одной тянуть двоих детей... Без мужика вообще тяжело, и в материальном плане, и вообще. Баба без ласки, что оружие без смазки — грубовато, но точно. И Светка продолжала искать, искать не просто мужика — она надеялась, как многие женщины, все же встретить своего суженого... Но проходили годы, а суженого не было.

И тут — война...

Война — это ведь не только убийство, не только гром пушек, визг пуль, атаки и отступления, не только грязь и кровь — это еще и быт, тяжелая, неблагодарная, грязная работа. И... романтика. Ну, да, так воспитали наше поколение еще тогда, при Советском Союзе. "Красный командир впереди" — с повязкой на голове, под красным знаменем, въезжает на коне в освобожденный город, а местные девушки дарят ему цветы. И одну он обязательно сажает к себе на коня и...

Светка выросла уже после развала Союза, но то романтическое и героическое воспитание ее немного зацепило. Поэтому воевать она пошла не по идейным соображениям, а больше по вполне меркантильным. Потому что на войне среди баб конкуренции намного меньше, а мужиков вокруг — гораздо больше. Так повелось еще с Афгана, когда бабы вербовались медсестрами, поварами, даже библиотекаршами — и ехали туда, в эти горячие во всех смыслах точки, где искали себе мужей. И находили. Правда, некоторые там же успевали их и потерять. Но это, как говорится, издержки профессии военных...

Светлана пристроилась при штабе. Нет, начинала она, как многие, с должности медсестры. Но быстро поняла, что, кроме как выносить утки из-под раненых да возить искалеченных на перевязки и операции, ничего ей больше не светит. К тому же каждый день смотреть на страдания молодых мужиков, ставших калеками, на эту кровь, грязь и боль, на то, как война, словно гигантская мясорубка, делает из человека кусок мяса, она не могла. Поэтому очень скоро, как только представилась возможность, пробралась в штаб, поближе к тем, кто в эту мясорубку особо не рвался, но ею управлял. Ну, переспала пару раз с нужными для этой цели мужиками, попутно протестировав их на роль мужа. Увы, кастинг ее любовники не прошли. Но и отвращения она не испытала — секса ей, молодой женщине, не хватало. Пускай хоть так, наспех, лучше, чем вообще ничего. Ну и должность вскоре ей таким образом удалось получить — все-таки высшее образование, военная кафедра, с картами работать умела, писала грамотно, голова была на месте. А язык работал не только в постельном направлении. В общем, очень скоро Светлана Дрюк стала заместителем начальника штаба танкового батальона.

Впрочем, танковый батальон — сильно сказано. Шесть танков Т-64, "отжатые" у ВСУ — это смех один, а не батальон. К тому же половина стояли в ангарах и нуждались в ремонте. Но, тем не менее, должность звучала солидно и можно было приступать к поставленной задаче — закадрить будущего мужа.

Однако шли дни, недели, месяцы, а кроме боев постельного значения никаких побед на любовном фронте Светлана так и не одержала. И вскоре поняла, что при штабе мужики только носят это гордое звание, но почти никогда ему не соответствуют. Это как награды — георгиевские кресты, звезды Героев ДНР или ЛНР, которые многие ополченцы понацепляли на себя. Нет, были и действительно герои, те же Гиви с Моторолой, но! Вид любого мужика в камуфляже, у которого вся грудь была завешана этими висюльками, вызывал больше не уважение, а досаду. Мол, ну какого ты все это нацепил? Реальных героев и так все знали и уважали, им не надо было походить на карикатурных "казачков", которых появилось на Донбассе ну просто немеряное количество. Ходили в штанах с лампасами, с нагайками, при погонах. Хорунжие, есаулы, ротмистры... Хотя почти все они в мирной жизни были, кто инженером, кто бухгалтером, а кто и вовсе ассенизатором. И когда всякие говновозы внезапно стали есаулами — как-то смешно и тупо это выглядело.

В общем, попросилась Светка в танкистки, рассудив, что теперь-то уж точно ее заметят. А она, в свою очередь, привлечет к себе побольше мужиков, среди которых и выберет себе суженного. Как говорится, пиар — это наше все...

Но и здесь вышел облом. Нет, желающих приласкать новоявленную Анку-пулеметчицу, точнее, Светку-танкистку было до черта. А вот чтобы жениться... Так что вскоре она прямым текстом посылала всех "женихов" очень далеко. И страдала — и от отсутствия мужской ласки, и от неустроенности в личной жизни. Ну и война тоже добавляла свои тяготы и лишения.

У спецслужб есть такой нехитрый прием — "медовая ловушка". Причем, как для мужчин, так и для женщин. И в Службе безопасности Украины были не только клоуны вроде руководителя этой Службы Васьки Грицака, но и профессионалы, прошедшие выучку еще при КГБ. Поэтому Светлану Дрюк, первую командиршу женского танкового экипажа, заметили не только журналисты — как ДНР-ЛНР-ровские, так и украинские. Ее моментально приметили и в СБУ. И взяли в работу. Очень скоро досье на Дрюк в полном объеме легло в основу оперативной разработки, а затем и секретной операции под кодовым названием "Принц"...

Агент СБУ под псевдонимом "Исаев" был внедрен в состав вооруженных сил ДНР еще тогда, года эти "вооруженных сил" еще не было. Были разрозненные группы людей, называвших себя ополчением Донбасса. Причем, там были и реальные ополченцы — простые жители, взявшие в руки оружие и решившие защищать свою Родину, свой Донбасс. А были и всякие отморозки, смекнувшие, что в этой мутной воде можно ловить свою рыбку. И эти банды под шумок "отжимали" автомобили у "предателей" и "врагов", грабили оставленные квартиры тех, кто сбежал от войны подальше, чистили магазины, склады, в общем, мародерствовали.

Ну и были военные, милиционеры, СБУ-шники, различные охранные агентства и прочие, кто растерялся и не знал, на чью сторону им становится — на сторону новой украинской власти или же новой власти Донецка или Луганска. Которые из областей Украины внезапно стали отдельными "государствами" — Донецкой и Луганской народными республиками. Много было еще разных людей, которые имели оружие, но не имели четкой программы действий и чьи взгляды даже нельзя было назвать идеологией.

Нет, было и много идейных противников Украины, точнее, той политики, которую проповедовала новая украинская власть. И было много сторонников отделения Донбасса от Украины, много симпатиков России. Но в том горячем 2014 году на территории бывшей Донецкой и Луганской области царила неразбериха и анархия, как когда-то почти сто лет назад во время Гражданской войны. И трудно было разобрать, кто их каких...

В Службе безопасности Украины работали не только разные свадебные генералы и ряженные в воинские мундиры клоуны — там были и профессионалы. Не только свои, отечественные — было полно людей из различных спецслужб США. Которые понимали, что период разброда и шатания в новоявленных республиках закончится. И начнется формирование настоящего ополчения и вооруженных сил на этой территории. Которым предстоит оформить свою государственность. И для этого нужна будет прежде всего армия, то есть — вооруженные силы, а не вооруженные банды. А, значит, понадобятся и соответствующие кадры.

Конечно, воевать — стрелять, сидеть в окопах и даже управлять какой-то военной техникой — люди найдутся. Потому что многие бывшие шахтеры, таксисты, менеджеры, рыночные торговцы и системные администраторы когда-то служили в армии, имели ВУС и были знакомы с оружием. Но вот управлять этими людьми, планировать боевые операции, строить воинские подразделения с нуля должны были люди с военным образованием, с опытом подобной работы. Таких людей было очень мало. Появлялись авантюристы типа Игоря Стрелкова или самородки-полководцы вроде Александра Захарченко. Но это были, скорее, медийные персонажи, эдакие народные вожаки, и они все равно нуждались в специалистах. Вот и стал агент СБУ "Исаев" понемногу внедряться в окружение "главнокомандующих" донбасской вольницей. Которая с каждым днем приобретала черты армии...

"Исаев" очень долго выполнял обыкновенную рутинную штабную работу у самого Игоря Стрелкова — помогал планировать боевые выходы, разрабатывал операции и планы обороны, выезжал с инспекционными проверками в боевые части. Которые были созданы наспех, но, тем не менее, успешно противостояли армейским частям ВСУ. Понятное дело, он понемногу передавал результаты своей работы прямиком в СБУ — ведь на том, первом этапе его в штабе Стрелкова почти никто не контролировал. А технические возможности ХХI века — это вам не ламповые радиостанции разведчиков Великой Отечественной. Тут тебе и мобильная связь, и интернет, и много еще всего.

Но все это было не то — у ВСУ и так хватало повсюду агентов, как среди местного населения, так и среди всплывшего на самый верх нового руководства в ДНР и ЛНР, людей, которые не имели никаких убеждений, но имели хорошую чуйку. И на данный момент просто искали себе теплое местечко, которое позволило бы им жить так же, как и раньше. То есть — хапать, воровать, жрать в три горла. А какой власти при этом молиться, кому отдавать долю — не все ли равно? Сегодня это ДНР и ЛНР, завтра Украина, а послезавтра — Россия. Какая разница — какая власть? Лишь бы корыто было рядом и было полным. Вот они и следовали золотому правилу — и вашим, и нашим.

Поэтому руководство СБУ требовало от своего внедренного агента не только агентурных разведданных — нужно было проведение спецопераций идеологического характера, которые имели бы политический резонанс. С одной стороны, планировалось устранение набравших популярность "народных героев" — Стрелкова, Захарченко, Дремова, Ивченко, Беднова, а также Гиви и Моторолы, эдаких новоявленных "атаманов", Суворовых наших дней. А с другой — максимальная дискредитация самого движения сопротивления Донбасса, самой идеи сепаратизма и присоединения к России, которая очень популярна была поначалу в 2014-2016 годах. Ну и, конечно же, нужно было максимально очернить проводников этих идей — все тех же народных "атаманов". Причем, хорошо было бы стравить их с новой местной номенклатурой, которая из кресел украинских чиновников пересела в те же кресла, но уже чиновников ДНР и ЛНР.

Как раз последнюю задачу осуществить было легче всего — "хозяин" ЛНР Игорь Плотницкий конфликтовал с Бедновым-Бэтмэном, Ивлевым и Дремовым, уже правая рука Захарченко "Ташкент" косо смотрел на Гиви и Моторолу, уже шли разборки между созданными подразделениями — "личными гвардиями" Захарченко и Плотницкого — и реальными боевыми частями ополченцев, не вылезавших с передовой. Все это было. И украинские спецслужбы успешно подбрасывали в эти отдельные очаги разгоравшихся противоречий свои дровишки.

Но пока грызлись между собой ополченцы и "спасители Донбасса", все это было на уровне "кум куму морду набил, а кума всему селу рассказала". Такие хуторские бои местного значения не могли стать стратегической информацией, которые заинтересовали бы зарубежные СМИ. Это же не российские "вежливые люди" и "зеленые человечки", которых украинская пропаганда так усиленно пиарила и пропихивала в Европу, мол, захватили Донбасс, вторглись на Украину! А Европа как бы верила россказням украинских журналистов, но для юридического обоснования требовала факты. А фактов-то как раз и не было...

И вот внезапно подвернулся такой лакомый кусочек — женщина-танкист, символ сопротивления Донбасса, распиаренная в СМИ и овеянная легендами. Конечно, это не Гиви или Моторола, но тоже прекрасный объект для осуществления плана по дискредитации ополчения. К тому же, попутно можно было заиметь свидетеля, который подтвердил бы факт присутствия российских вооруженных сил на территории как бы все еще суверенной Украины.

А тут еще в Луганске сняли фильм "Ополченочка" про женский танковый экипаж. И в этом фильме даже были кадры реальных танкисток — Светы Дрюк и ее подруг. А имея на руках все данные о самой главной танкистке, в

СБУ поняли — надо ковать железо, пока горячо.

И агент "Исаев" начал действовать...

...Светлана была на седьмом небе от счастья — ее любят, ее хотят, она может, наконец, создать семью, о которой мечтала всю жизнь. И какая разница, будет эта семья в Украине или в ЛНР? Ей, в сущности, было наплевать, в какой стране будет тот самый шалаш с милым, в котором она обретет свой личный рай. Идеологические и политические программы в ее голове заменялись только одной, но очень сильной программой — программой построения личного женского счастья. А все эти вопросы построения государства ее мало занимали.

Тем более, что она уже убедилась, что, как говорила ее бабка — "паны булы, паны й залышылыся". Новая власть в ЛНР ничем не отличалась от старой украинской власти. Разве что вместо опостылевшего ей украинского языка все говорили на русском языке. А вот коррупция, воровство, кумовство, бардак, беспредел — все это осталось. Всё так же были богатые, которым война была по барабану, а чаще — мать родна, война, на которой не воевали, не умирали, а наживались. Всё так же были бедные, а, точнее, почти нищие граждане, которые непонятно как выживали на свои гроши — пенсии, зарплаты, выручку от торговли остатками от прошлой жизни. А чаще всего выживали за счет родственников в Украине, России, за границей, за счет контрабанды. А контрабандой стали буквально все продукты питания, одежда, лекарства, короче, всё, что нужно было для нормальной жизни в мирное время и стало жизненно необходимым в военное время.

В общем, всеобщего счастья и вселенской справедливости не было — в ДНР и ЛНР осталось все то же самое, что было и до воны. Но добавились артобстрелы, бомбежки, добавились смерти и увечья. И натуральный геноцид — когда не было ни пищи, ни воды, ни электричества, когда целые города перешли в первобытное состоянии. То есть, современная квартира превращается в пещеру, в которой в холодное время, чтобы согреться, ставили печку-буржуйку или даже разводили костер.

Впрочем, многие не жили в квартирах — многие месяцы люди жили в подземельях — подвалах, бомбоубежищах, погребах, землянках. Потому что так у них был шанс выжить. И люди вспоминали навыки, которыми пользовались их предки — где добыть питьевую воду, как достать еду и одежду, откуда можно принести дров, чтобы не замерзнуть, чем завтра накормить маленьких детей, которым нужно молоко и горячая пища.

А на этом фоне, как ни странно, работали кафе и рестораны, а по городам Донбасса разъезжали экипированные по последней военной моде упитанные здоровые мужики, обвешанные оружием до пупа. Эти "воины" как бы охраняли закон и порядок. Которых, по сути, не было и в помине. И в ресторанах по вечерам сидели упитанные парни, которым было по барабану, что творится вокруг — у них было полно денег, как российских рублей, так и американских долларов. И они продолжали жить, как ни в чем ни бывало — жрать, бухать, веселиться и крыть матом власть, как новую, так и старую, как украинскую, так и местную.

Светлана, хоть и частенько была на передовой, все же иногда попадала в Луганск, бывала и в других городах. Поэтому видела, что происходило вокруг. И наблюдала всю неприглядную картину реальной жизни, без пропаганды с обеих сторон, без ретуши и прикрас. Поэтому ненавидела и тех, и других — власть во всех ее проявлениях. Так что агент "Исаев", втершись в доверие к одинокой и несчастной бабе, переспав с ней пару раз и одарив ее не только знаками внимания, но и дорогими подарками, очень быстро смог убедить ее в том, что она совершила ошибку, выбрав "не ту сторону".

И вот однажды Света, выехав с экипажем на рекогносцировку, как бы невзначай оказалась в расположении украинских частей. Тогда сплошной линии фронта не было, поселки переходили из рук в руки по нескольку раз в день, поэтому переход на сторону врага был совершен легко и буднично — как в магазин за пивом съездили. Вот только положение Светланы Дрюк и членов ее экипажа — Анастасии Кротовой и Галины Ермиловой — было разным. Света стала военнослужащей Вооруженных Сил Украины. А ее боевые подруги стали пленными. Ее ждали обещанные ей блага — награды, деньги, квартира в Киеве, а их... Их ждали пытки и смерть.

Сын

В подвале было темно. Поэтому пленные ополченцы друг друга почти не видели. Но наощупь перевязали друг друга, как смогли, оказали помощь, тяжелораненым постарались подстелить какие-то шмотки — хоть что-то. На допросы никого не вызывали, впрочем, какие допросы? Укры и так знали, где против них расположены части ополченцев, какие у них силы и какая техника. Хотя — какая там техника? Пара стареньких "Нон" [САУ "Нона" -советское 120-мм батальонное самоходное орудие (самоходный миномёт). Возможна стрельба всеми видами 120-мм артиллерийских мин российского и зарубежного производства], три БМД-шки, да что-то вроде тачанки — джип, на который установили КПВТ [Крупнокалиберный пулемёт Владимирова танковый]. Ну, "Шмели" и "Мухи" в ассортименте. И все!

А вот у стоявших напротив ополченцев ВСУ-шиков и добробатовцев арсенал был покруче. Три танка Т-64, шесть БМП и два БТР, минометы, даже звено СУ-25. А еще их поддерживала артиллерия — дивизион "Градов", гаубицы, ЗСУ-23-4 "Шилка". С таким обилием механизмов уничтожения украинские воины могли бы смять разрозненные отряды луганского ополчения за пару минут. Но почему-то не смяли, а топтались в пригородах Металлиста — так назывался городок недалеко от Луганска.

В принципе, понятно было, почему — вначале ополченцы орали "Аллах Акбар", маскируясь под чеченцев, которых укры боялись до зеленых соплей, и с отчаянностью смертников выскакивали прямо под украинские танки с "Мухами" [РПГ-18 "Муха" — ручной противотанковый гранатомет]. После чего украинские танки либо горели, либо получали повреждения, несовместимые с дальнейшим ведением боя. А уж БМП-шки горели, как свечки. Потом еще и украинские танки появились, совсем стало худо...

А потом, 21 июля 2015 года в Минске Контактная группа по Украине согласовала план отвода тяжелого вооружения калибром менее 100 мм. 26 августа там договорились о прекращении огня с 1 сентября. И в августе начался отвод тяжелого вооружения калибром менее 100 мм. А без поддержки арты лезть на этих отморозков украинцам не хотелось. Вот и топтались на месте, иногда, посылая на хрен Минские договоренности, обстреливая позиции ополчения из "Градов", после обстрела быстренько снова отводя их за линию соприкосновения.

Так что пленных, которые попадали к ВСУ-шникам или добробатовцам, никто особо не допрашивал — зачем? Чаще всего ими торговали — украинцы давно освоили этот вид "бизнеса" на войне, предлагая родственникам выкупать своих сыновей, отцов, мужей, братьев по сходной цене из плена. Вот такая национальная ментальность — как говорится, где пройдет хохол, там еврею делать нечего...

Сергей Ермилов понимал, что жить ему осталось недолго. Руки он уже не чувствовал, хотя его по-прежнему лихорадило. Видимо, была большая кровопотеря, он раз за разом впадал в забытье... Но однажды он очнулся не в сыром подвале, а в больничной палате, в постели. Больше всего его удивило, что лежал он на белой простыне! А рядом... рядом сидел его отец — бородатый, загорелый, в военной форме, но все же — отец, Иван Ермилов. Вот только на его камуфляже была нашита не георгиевская лоента, как у Сергея и его товарищей. У отца на рукаве был нашит красно-черный бандеровский флаг и с такой же красно-черный шеврон с чубатым одноглазым казаком, больше похожим на пирата, на фоне скрещённых сабель. На шевроне была надпись: "Кривбас".

— Ну, здравствуй, сынок. С днем рождения! — улыбнувшись, сказал Иван.

Сергей вначале не понял, о чем говорит отец...

— У меня же день рождения... — начал он, но Иван его перебил.

— Сёгодни — твий другый дэнь народження. Бо ты, сынку, мав помэрты...

— Батя, давай нормально разговаривать. Ты нас воспитывал по-русски, чего теперь начал на украинском со мной говорить? Вон, меня по-украински ты уже приложил, мне хватило...

Сергей попробовал пошевелить левой раненой рукой, но вдруг увидел, что ее... нет. Хотя он все еще ее чувствовал. Он здоровой, правой рукой приподнял простыню, которая его укрывала. Руки не было, был небольшой обрубок, культя, перебинтованная бинтами.

"Ниже локтя ампутировали, значит...", — подумал он.

— Ты, сынок, мало того, что с сепарами связался, ты еще и родину свою предал! Свою мову, свий народ зрадыв! — взорвался Иван.

— Батя, какую мову, какой народ? Это ты вырос в Украине, а я родился на Донбассе, который никогда украинским не был — тебе ли не знать? У нас в поселке на каком языке все гутарят? На русском! У нас испокон веков в Станице Луганской казаки русские жили, да и в Луганске, который Ворошиловградом назывался раньше, много было украинцев?

— Сынок, Донбасс — цэ Украина..., — начал было Иван, но сын его перебил,

— Ты скажи еще, что Крым — это Украина!

— И скажу! Скажу! Путин украл у нас Крым, ан... аннексировал, — с трудом произнес сложное, услышанное по телевизору слово Иван.

— Не украл, а отобрал. А украинские войска даже выстрела в его сторону не сделали ни одного, тихо слиняли. А частично перешли на службу к россиянам. Батя, не надо меня тут агитировать. Крым всегда был турецким, потом Россия его отвоевала и несколько столетий Крым был российским, Украины тогда, как государства, и в помине не было!

— Украина в рабстве была... В рабстве! У москалей! — Иван снова готов был взорваться.

— Да, батя, мозги тебе на твоих майданах капитально промыли. Какое рабство? Это рабам построили дороги, заводы, дома, мосты, школы, это рабам подарили ДнепроГЭС и атомные станции, рабам дали армию и флот? Да Украины, как государства, не было до тех пор, пока сначала Ленин, а потом и Сталин дали Украине, точнее, подарили государственность. Украина даже в ООН была представлена наравне с СССР! А вы на своих майданах памятники Ленину — основателю украинского государства — поскидывали!

— Коммунисты Украину угнетали! Много лет!

— Коммунисты подарили Украине Донбасс, который изначально был в составе Российской империи, коммунисты подарили Украине всю Галицию и Буковину, которые были у Австро-Венгрии и у Польши. Коммунисты отобрали у Румынии нефтеносные земли — тот же остров Змеиный, которые ваш Ющенко бездарно профукал!

— Сынок, что ты брешешь! Ющенко поднял Украину с колен!...

— Нет, батя, Ющенко опустил Украину на колени, точнее, поставил ее раком перед америкосами!

— Да ты, я погляжу, наслушался своих москалей и друзей-сепаров! Ты с кем воюешь? Ты со своим народом воюешь? Со мной? Своим отцом?

Сергей устало посмотрел на Ивана. Боль в несуществующей руке куда-то ушла, но боль в душе не проходила, а только усилилась. Он не мог поверить, что перед ним — его отец. Отец, который вырастил его, который силой заставлял садиться за книжки, заставлял читать. И сам в детстве читал ему сначала сказки, а потом и более серьезные книги, начиная с приключений капитана Сорви-голова и индейцев Фенимора Купера, заканчивая историческими романами Ивана Ле про Наливайка и Чингис-хана. Это ведь он, отец, заставил Сергея полюбить книги, пробудил интерес к истории. Жаль, что сам так и не удосужился эти книги прочитать. И узнать историю своей страны...

— Знаешь что, батя? Мне не о чем с тобой говорить и незачем спорить. Ты пришел сюда, на Донбасс с оружием? Пришел свои порядки наводить? Вот тут ты и останешься. Многие ваши уже остались, в земле лежат, а многие, как падаль, по посадкам валяются да по оврагам. Здесь люди сами хотят решать, с кем и как им жить. Если бы в хату к тебе пришли указывать, как на кухне готовить и куда обувь ставить, ты бы не послал таких советчиков? Иди, батя, к своим карателям, тебе они ведь роднее. А меня можешь добить, раз твои побратымы не добили.

Иван тяжелым взглядом посмотрел на сына.

— Это мать тебя так выучила, сынок?

Сергей печально улыбнулся.

— И мать тоже. И ты сам. Ты меня учил своих не предавать, учил отвечать ударом на удар и ни перед кем голову не склонять. Так что можешь все исправить.

Иван внезапно ухмыльнулся.

— Ни, сынку, выправыты я ничого нэ зможу вжэ... Алэ с матинкою твоею побалакаю... И ты тэж...

И вышел.

"Суд"

Галину с Настей не тронули. Они были готовы к издевательствам, пыткам, даже к смерти. Хотя нет, разве к этому можно быть готовым? Настя, конечно, храбрилась, но было видно — ей страшно. А Галине Ермиловой было все равно. Она умерла тогда, 2 июля 2014 года, когда похоронила своего пятилетнего Ванечку. После этого ей хотелось только отправить на тот свет как можно больше этих упырей, которые могут убивать маленьких детей, которые воюют только с женщинами и стариками. И смерти она не боялась. Жалела только, что мало повоевала, мало убила этих укрофашистов. Ну, пожила уже, полтинник почти, значит, пора. Сколько деток не дожили даже до школы, ее Ванечку эти нелюди убили, когда ему только-только пять лет исполнилось...

Танкисток посадили отдельно в какой-то погреб. Сутки они просидели там, продрогли — ночь была холодной, да и погреб — сырой и заплесневелый. Потом крышка открылась и чей-то молодой голос прокричал:

— Агов, жиночкы, вылазтэ з бункэру, вжэ час прийшов, розстрилювати вас будэмо!

Женщины по лестнице, которую им спустили, вылезли наверх. У погреба стоял молодой парнишка, что удивительно — без маски-балаклавы, и улыбался. Улыбка у него была такая хорошая, яркая, прямо трудно было поверить, что этот улыбчивый мальчик спокойно может их убить. Но, судя по красно-черной нашивке "Правого сектора" на рукаве, их конвоир вот так, улыбаясь, стрелял в мирных жителей. Галя наслышана была о том, что творили на Донбассе эти "правосеки"...

Их повели не на окраину, а привели в дом, который раньше был сельсоветом, а потом — местной администрацией. Там украинцы оборудовали свой штаб. Дом окружали бетонные блоки, на въезде был блокпост — мешки с песком, зачем-то окруженные колючей проволокой и несколькими сваренными кустарным способом противотанковыми "ежами" из каких-то железных швеллеров.

"Значит, расстреливать не будут... пока не будут", — подумала Галина.

Настя Кротова с ненавистью глядя на конвоира, процедила:

— Шо, допрашивать будете? Так мы не скажем ничего!

Хлопец снова заулыбался.

— Тэбэ, дивка, я б допытав залюбкы. Вона, вси хлопци заглядаються, в чэргу стають, мовляв, дайтэ нам цю кралю допытаты.

Кротова ощерилась.

— Пыталка не выросла, молокосос. Иди у амеров пососи сначала, правосек недоделанный!

Пацан заржал.

— Ого, а дивка з пэрцэм! Люблю такых, гаряча штучка!

Настя сплюнула в его сторону.

— Я таким, как ты, горячих штучек насовала будь здоров! Подавились только, до сих пор по полям валяются. Мало только, надо было бы больше. Но ничего, наши пацаны вам еще насуют, без штанов с голой жопой побежите, вояки!

Конвоир прекратил ржать, скривился.

— Ну, побачымо щэ, хто кому натыкае! Ваши попочленцы вон в нас сыдять, зараз усих до купы збэрэмо, та почнэмо шматуваты. А вы подывытэсь спочатку, а потим вжэ и вас прыголубымо. Хоча титку можэ й нэ будемо, вже стара, а ось тэбэ...

Но тут они подошли к входу в штаб, прошли через блок-пост и улыбчивый украинец замолчал. Танкисток завели в штаб, они поднялись на второй этаж, их направили, судя по всему, в актовый зал. Галина зашла первой, глянула в зал... и обмерла. На сцене стоял стол, накрытый красной бархатной скатертью, а за столом восседали какие-то мужики в камуфляже. И среди них сидел... ее Иван!

Навстречу пленным вышел какой-то полковник ВСУ, судя по пузу и ряду медалей на всю грудь, явно штабной. Обычно только такие вояки красовались своими цацками и щеголяли в новенькой форме. Те, кто реально воевал, чаще всего были одеты даже не в военную форму, а в какой-то микс камуфляжа, спортивных треников и гражданки, обувались либо в кроссовки летом, либо в резиновые сапоги осенью. Зимой в ходу, точнее, на ходу были валенки и бахилы.

— Ну, что, предатели, сепаратистки, будем вас судить? Вы можете смягчить свою участь, если добровольно дадите показания, покаетесь перед Украиной...

— Ты, колобок, долбодятел? Ты кого судить тут собираешься? Перед кем нам каяться? Мы свою Родину от вас, американских прихвостней, защищаем, фашистов бьем, а показания вы будете давать — в международном трибунале! Расскажите, как мирных жителей убивали, как детей бомбили, стариков и старух расстреливали... — Настя выплевывала слова в лицо толстому полковнику, как гвозди в него вколачивала.

Полковник аж пошатнулся.

— Это что такое? Что она себе позволяет?! — внезапно взвизгнул он.

Тут же с двух сторон подскочили верзилы в таких же новеньких "пикселях" явно америкосовского разлива и без слов стали лупцевать ополченок. После первых же ударов Настя и Галина упали на пол, и их продолжали месить ногами, как какие-то кули с мукой.

— Постойте, погодите, нам же снимать надо! Как же суд? Мы процесс заснимем... — внезапно возник перед полковником какой-то жевжик, судя по всему, украинский журналист. Но полковник махнул рукой и еще двое его подручных оттеснили и журналиста, и оператора с камерой в сторону.

— Слишком жирно для них будет — суд. Поучите их тут немного и потом — в овраг. Показаний Дрюк будет достаточно.

Внезапно к полковнику подошел Иван.

— Пан полковник, дозвольтэ спочатку мои хлопци з нымы побалакають? Воны ж в нас стрилялы, мы з нымы розбэрэмося, а вжэ потим...

— Шо, Иван, по женскому полу соскучились? Мало вам местных? Да ладно, берите, только потом чтобы аккуратно, понял?

— Нэ хвылюйтэся, всэ зробымо. Мы ж тыхэсэнько...

— Знаю я вашэ "тыхэсэнько". Понапиваетесь, орать песни будете, стрельбу устроите... Смотри мне, Иван, ваши айдаровцы мне крови много попортили, сниму с отдыха и поедете на передовую. Там как раз ротация...

— Ни, всэ будэ добрэ, я гарантую!

— Хорошо, иди, я проконтролирую...

Иван повернулся совсем не по-уставному, через правое плечо и тяжело пошел на выход. За ним уже его бойцы потащили потерявших сознания женщин, которые больше были похожи на окровавленные мешки, а не на людей.

"Проконтролирует он... Сейчас на видео зарисуется, расскажет про очередную победу над сепаратистами, потом всю ночь будет бухать, а утром рванет в Киев докладывать... Сука!" — подумал Иван.

Думал он, как всегда, по-русски.

...Галя очнулась не скоро. Она подняла голову и поняла, что снова находится в каком-то подвале. Рядом застонала Настя. Ермилова подползла к боевой подруге, благо, руки были не связаны, приподняла ее голову, положила себе на колени. Насте досталось гораздо сильнее, нежели Гале — вся голова девушки была в крови, глаза практически заплыли от здоровенных синяков, которые уже наливались фиолетовым, волосы слиплись, а нос, похоже, был сломан.

— Ничего, Настюша, терпи, это хорошо, что воны нас так отмудохалы, теперь, небось, побрезгуют, не надругаются... Просто стрельнут — и все...

Настя попыталась повернуть голову, снова застонала.

— Теть Галя, страшно умирать... я молодая совсем. У меня и парня-то не было... Ну, я имею в виду, чтобы жених... Думала, вот закончим войну, выгоним этих фашистов укровских, я замуж выйду... Детей нарожаю... А теперь ничего не будет...

Из глаз девушки, оставляя след на окровавленных щеках, потекли слезы.

— Ты, Настюша, не плачь. Дети — это счастье, но это и горе. Вон у меня Ванечке всего пять годков было, а эти звери его убили, расстреляли ракетами из самолета. А сколько деток в Луганске погибло. И не только от снарядов — когда воды не было, а фашистюки по водонапорной башне и по фильтровальной станции прицельно лупили, когда еды не было, деточки мёрли, як мухи. Хоронить не успевали...

— Я понимаю, теть Галя, но у вас детки все равно останутся, два сына... а у меня никого...

Галина тяжело вздохнула.

— Где там мои сынки? Воюют ведь... Не знаю, живы или нет... Война все эта проклятая... Может, и они сгинут, кто знает?

Внезапно завизжала, открываясь, массивная дверь. Кто-то зашел в помещение.

— Сгинут твои выкормыши. Сейчас прямо, вместе с тобой!

Голос показался Гале Ермиловой знакомым.

И тут зажегся свет. Она машинально зажмурилась. Когда открыла глаза, то перед ней стоял ее муж, Иван Ермилов. И ее сын — Сергей Ермилов. Сережа. Рыжий

Встреча

Сергей Ермилов сразу понял, когда в палату зашли два мордоворота в камуфляже, с желто-голубыми нашивками "Айдар" и приказали ему собираться. Ну, как собираться — "выматываться из больнички". Кое-как одевшись — одной рукой он еще не привык действовать, хотя одевать особо было нечего — Рыжий потихоньку двинулся к выходу. Но потихоньку не вышло — в спину его пихнул один из "айдаровцев" и Сергей вылетел на лестницу, при этом чуть не упал. По привычке попытался левой рукой опереться о стену и вскрикнул от боли — рука все еще болела и, кажется, кровоточила.

— Ничого, вжэ нэзабаром тоби вжэ рука будэ непотрибьна. Ни рука, ни нога! — заржал один из мордоворотов.

Ермилова посадили в какой-то "джип", который был явно не военный — "Судзуки", но в камуфляжной раскраске, по бокам уселись "айдаровцы", стиснув его с двух сторон. Рядом с водителем сидел... его отец, Иван Ермилов.

— Шо, сынку, поедем до мамы в гости? ­— спросил Иван, повернув голову.

— Ты, батя, решил к ополченцам податься? — насмешливо спросил Сергей.

— Та не, сынку, то мама твоя к нам в гости прыйшла. Вот, приймэмо ии, як положено. Як положено прийматы зрадныкив и сепаратистив. И тэбэ до неи привэзэм, шоб посмотрела на тэбэ, красавца. Вырастыла тэбэ, воспитала, тепер ось результат — руки нема, а скоро, колы так и дальше будэшь продолжаты, и башки не будэ.

— Судя по тебе, батя, у тебя ее давно нет.

— Поговори у меня! — Иван внезапно разозлился. — Ты, сынок, отцу спасибо скажи, шо живой, а то б лежал уже, как падаль, где-то в поле...

— Да я знаю, как вы с людьми поступаете, наслышан. Да только вы и со своими так же поступаете, ваши "освободители" до сих пор по всему Донбассу валяются, вы их даже похоронить по-человечески не в состоянии.

Один из "правосеков" не выдержал.

— Та шо ты, Иван, панькаешься з ным, не бычыш, шо то путинськый выкормыш? Моя б воля...

— Ты, друже, помовч, мы якось сами розбэрмося, по-симэйному...

Ехали недолго, вскоре джип подъехал к сельской школе. "Правосеки" и Иван вывели Сергея и пошли к небольшому зданию, стоявшему прямо в школьном дворе. Во дворе стояли несколько авто, таких же, как то, на котором приехали Иван Ермилов с со своими подручными. Машины были явно "отжатыми" у местных, причем, их не стали даже перекрашивать в камуфляж, просто намалевали всякие там эмблемы, щиты, сабли и прочую укровскую лабуду. Рядом с автомобилями находилась группка вояк, человек десять, с ног до головы обвешанных оружием — от "калашей" до устрашающего размера кинжалов. У некоторых за спинами торчали даже гранатометы. Солдаты переговаривались, то и дело раздавался хохот. Увидев Сергея, смеяться прекратили и проводили его мрачными взглядами.

Иван открыл железную массивную дверь, которая обычно была в бомбоубежищах. Скорее всего, это и было школьное бомбоубежище, оставшееся еще с советских времен. Странно было, что сельскую школу оборудовали подобным девайсом. Впрочем, когда они зашли внутрь, Сергей понял, что это всего лишь школьный тир.

Иван оставил снаружи одного из своих подручных, а сам со вторым зашел в прихожую, подошел к входной двери и прислушался. Потом резко распахнул дверь.

— Сгинут твои выкормыши. Сейчас прямо, вместе с тобой! — заорал он с порога.

Сергей переступил порог и, увидев мать, не смог произнести ни слова. Потом все же пришел в себя, подошел к Галине и встал перед ней на колени.

— Мама... Что они с тобой сделали...

Казнь

Галина всматривалась в сына и не знала, радоваться ей или горевать. Да, живой, но без руки. И в плену. Но ведь вот рядом его отец, ведь не даст он сына на растерзание. Не может такого быть! Ну, пусть ее расстреляют, она уже пожила. Хотя это ведь ее Иван, вместе столько лет прожили, не может он...

Но она ошибалась.

— Шо, курва, путинская подстилка, значит, на своих пошла, своих убивала? Вы там все москалям продались, да? И сына вон за собой потянула? Так теперь и тебя, и его прибить надо, щоб род свой не позорили!

Галина подняла голову, всмотрелось в некогда родное лицо мужа, искаженное теперь гримасой ненависти. В его глазах пылал какой-то сумасшедший огонь, они блестели, как у наркомана, принявшего большую дозу. Она не узнавала Ивана — это был какой-то совершенно другой человек, совершенно не тот, которого она знала столько лет, с которым растила детей, бедовала и радовалась. Нет, бывало, он напивался, нес такую же пургу, что-то там про Великую Украину, про какую-то трипольскую культуру, про УНР и гнет большевиков... Но она не обращала тогда внимания — ну, спьяну чего только мужики не сболтнут? Правда, потом, как муж уехал с концами на тот свой Майдан, она поняла, что напрасно не придавала значения той пьяной болтовне...

— Иван, шо ты несешь? Какой род? Мой род на станице Луганской — казаки до седьмого колена. И я — казачка! То ты, может, у себя там на Буковине овец пас, и твой род привык, шоб его пасли, как тех овец! А мы всегда были людьми вольными! Донбасс — наша земля, русская, испокон веков. Мы по-русски разговаривали всегда, тебе разве это не знать? Ты сам на каком языке говоришь?

— То ты, курва, украинськои мовы нэ знаешь, тому з тобою москальскою говорю! — заорал Иван.

— Та ты, Ваня, как до нас приехал и стал работу искать, сразу по-русски заговорил, как миленький. И когда спину гнул на копанках, и когда в пивной с мужиками сидел — на русском балакал. А теперяча ты этот ломаный суржик мовой называешь? Понавыучивали польских, та мадьярских словечек, разбавили русским словами — вот вам и украинский язык, да? Ладно, говорите, шо хотите и как хотите, хоть по-цыгански, но нас-то зачем силовать? Зачем вы сюда приперлись? Свои порядки устанавливать? Мы и без вас, "освободителей", нормально жили — не богато, но без бед, без горя. А твои дружки столько горя принесли!

— Ах ты, ж, ватница, говорил я тебе, говорил, шоб ты ту брехню московитов не слухала, набила себе в голову дури...

— Ты, Ваня, с больной головы на здоровую не вали... То у тебя в голове дурь. И не только в голове — ваши все в бой идут обдолбанные... И на Майдане своем ты такой же был, и сейчас... Про все забыл — про семью, про детей! Где ты был, когда нашего Ванечку, кровиночку мою, твои дружки убивали? Самолеты мирные города бомбят, с пушек обстреливают, всех косят — стариков, женщин, деток малых! Фашистюки ваши сына твого убили, сыночка, Ванечку! Ему ж только пять, пять годков исполнилось, падла ты такая, ты сейчас за сына должен своих "правосеков" рвать! А ты тут стоишь, передо мной красуешься?! Вы тока с женщинами и детьми воевать могете, херои! Я, пятидесятилетняя баба, оружие взяла, шоб за сыночка вам мстить! А ты? Ты с убийцами сына водку жрешь и теперь свою жену решил порешить? И второго сына хочешь на тот свет отправить? Мало тебе? Да что ж ты за нелюдь такая?!

Пока Галина приподнявшись, говорила, а Сергей ее обнимал и поддерживал, Иван стоял перед ней, то бледнея, то краснея. Его кулаки сжимались и разжимались, казалось, он вот-вот кинется избивать свою жену. Но он стоял на месте, только вены вздулись у него на лбу. За его спиной стоял один солдат из его батальона, здоровенный "айдаровец" и, видимо, ему не понравилось, что какая-то пленная ополченка такое говорит. И пока Иван слушал, тот вдруг выдвинулся из-за его спины и, ни слова не говоря, со всего размаха заехал ногой прямо в лицо женщине. Та ахнула и, залившись кровью, упала на спину, ударившись головой о бетонный пол. Сергей вскочил и попытался защитить мать, ответить на удар, но, получив кулаком в лицо, упал рядом с Галиной.

Иван встрепенулся.

— Погодь, дружэ Француз, мы щэ встыгнэмо цых сепаратюг побуцкаты. Зараз мэни иншэ трэба! Ты, Француз, покы шо выходь, я с жинкою побалакаю сам, згода?

— Ты, Иван, дывысь, тут не ты повынэн балакаты, а кулэмэт! Тут вжэ слова не зроблять ничого!

Амбал сплюнул в сторону пленных, повернулся, и вышел, притворив за собой тяжелую дверь.

Галина, застонав, поднялась и села. Сзади ее бережно поддерживал сын, украдкой вытирая окровавленное лицо. По щеке матери тоже стекала кровь — украинский солдат рассек ей своим "берцем" бровь. Она устало вздохнула и продолжила:

— Одного не могу понять — как я всей этой мерзости в тебе сразу не разглядела? Ты ведь таким был вроде спокойным, душевным... Любили же друг друга, деток вон родили. У нас такие сыновья растут... выросли...

А Ванечка уже не вырастет...

Галина заплакала. Слезы текли по ее щекам и смешивались с кровью.

Иван поднял на нее полный ненависти взгляд

— Выросли говоришь? Так ты ж их и вырастила! Я в шахте с утра до вечера, а ты их пропагандой путинской кормила!

И тут вдруг заговорил Сергей Ермилов.

— Мама нас кормила не пропагандой, а хлебом. Тем, что на земле луганской выращивали. И ты сейчас, батя, тот хлеб сапогом своим растоптал. Тебя приняли, как гостя, когда ты со своей Гуцульщины приехал работу искать и кусок хлеба зарабатывать. Вы ж там у себя без работы маетесь, по Польшам, Венгриям, по Европам лындаете. Аж до Португалии добрались, на край света! В Канаде украинцы — третья по численности национальность! И в Россию больше двух миллионов украинцев чего поехали? Воевать? Нет, они там вкалывают, деньги зарабатывают! Присылают своим семьям. А теперь что? Что семьям с Донбасса присылают? Только гробы. Да и то — если своих убитых вы собираете. Чаще всего гниют по посадкам да по оврагам. Ты сам, батя, нас с братом учил, что на чужой каравай рот не разевай. Ты нас учил всегда давать сдачи. Вот вы пришли нас бить и получили по соплям. Иловайский котел ничему не научил? Так еще котлы будут, еще не раз кровью умоетесь!

— То не вы, сынку, то ваши москали нас бьют, нагнали российских "зеленых человечков", самолетов, танков, пушек, вот сила силу и ломит...

— Батя, "зеленые человечки" — то в твоей голове. Я вот сколько воюю, на передке постоянно, а никаких российских войск не видел ни разу. Тут же армию не спрячешь — степь да терриконы. Да даже батальон если армейский зайдет — в посадке не замаскируешь. Это ж полсотни людей только солдат и офицеров, а рота обеспечения? Банно-прачечное хозяйство, кухня? Людей накормить, помыть, обстирать... А если не батальон, а полк? Танки, артиллерия... Ты уши свои промой от вранья, лапшу сними, подумай! Украинцы убивают украинцев. Причем, только за то, что эти украинцы говорят на русском языке! Хотя какие мы украинцы?

— Отож! Забулы вы свое кориння!

— Батя, ты с нами всю жизнь на русском говорил, ну не позорься! Говори по-человечески...

Иван не ответил. Затем, решил что-то сказать, но тут его опередила до сих пор молчавшая Настя Кротова.

— Что, отец, нечего сыну возразить? Я вот тоже тебе скажу... Ты сына потерял одного, а сейчас норовишь потерять еще одного. И жену в придачу. А что найдешь? Или уже нашел? Что? Или кого? Дома нет, семью ты променял на свой Майдан. А кому ты теперь нужен? Украине? Вон сколько вас, нужников, в гробах домой поехало! А тем, кто руки-ноги потерял, Украина что дала? Вернула здоровье? Денег дала? Квартиры-машины? Ваши пленные рассказывали, как даже статус участника боевых действий не дают, только генералы ваши да депутаты себе эти бумажки выписывают и льготы получают. А таким, как ты, в лучшем случае медальки повесят, и то — на могилку. Ты ведь здесь и останешься, Иван. На нашей земле. Точнее, в нашей земле. Нас сейчас убьешь, думаешь, наши не отомстят? Вы же отсюда скоро как зайцы побежите, если в живых останетесь! Ты об этом думай...

Иван удивленно посмотрел на девушку, лицо которой было в свежих кровоподтеках.

— Тебе, красуня, бачу, мало далы?

— Та не, дали нормально, добавки не просила. Вы ж герои — женщин безоружных метелить. Куда мне с вами тягаться. Вот если б у меня был автомат — посмотрела б тогда на ваш героизм.

— Так нету ж антомобиля.., — внезапно, вспомнив старый анекдот, развеселился Иван. — Попалась, так не гоношись. Тебя кто звал? Кто заставлял оружием баловаться?

— Балуешься ты, Ваня, когда в туалете закрываешься, ручками своими, а я из своего оружия таких, как ты, дебилоидов, немало постреляла. Жаль, хотелось бы больше. Но и так хватит...

— Ничего, счас отдам тебя своим ребяткам, они тебя быстро научат оружие во рту держать...

— Побрезгуют, небось, такую грязную...

— Не побрезгуют, отмоем, для хорошего дела можно и постараться.

Настя с презрением посмотрела на мужика.

— Хорошие дела? Ты хоть знаешь, что это такое? Вы — бесы, вы по определению ничего хорошего совершить не можете! Вы сеете только кровь, смерть, страх и ненависть. Вас боятся, вас ненавидят, вами пугают детей. Вы — не украинцы. Вы — укры, питекантропы, укропитеки, вот вы кто! Вы жили на своей Западенщине ,то под поляками, то под австрияками и венграми, то под румынами и чехами со словаками, вы Украиной не были никогда, вы были окраиной. И вас трахали все подряд, вот и выросли генетические уроды! Которые детей убивают и с бабами воюют!

Иван покраснел.

— Ладно, я не собираюсь тута с вами балакать и вашу пропаганду слухать... Мы воюем с москалями, а раз вы заодно с ними, то сами напросились.

Тут снова встрял Сергей.

— Батя, да очнись ты! Какие москали? Ты не повторяй фейки ваших журнализов! Ваш президент Порошенко вон паспортами российских военных размахивал за границей. Последний идиот знает, что у военных не может быть паспортов — у них военные билеты или удостоверения офицерские. Вы хоть одного российского солдата сами видели? В плен, может, взяли? Что ты чешешь, отец? Идет самая настоящая гражданская война! Конечно, гражданская война — это отец на сына, брат на брата... Так в прошлом веке было, когда Донбасс еще не был Украиной. Только тогда на Украине все воевали против всех. Немцы, петлюровцы, белые, красные, зеленые, махновцы, банды всякие. А сейчас вы одни ­— и махновцы, и бандиты, и белые, и петлюровцы в одном флаконе.

И снова отозвалась Галина.

— А еще — вы хуже немцев, хуже фашистов. Да, те в печах людей сжигали и газом травили, так вы скоро тоже будете. Недалече ушли... деток малых убиваете, школы и больницы обстреливаете, города из пушек разрушаете, мирное население уничтожаете, голодом морите... Вон, в Луганске летом разрушили фильтровальную станцию, перебили водопровод, люди без воды в жару. Это шо, тоже по российской армии стреляли?

Иван снова не ответил. Потом все же сказал, тяжело роняя слова:

— Мне с вами тут байки травить некогда. Вы — сепаратисты и предатели свого народа, точка. Допрашивать вас незачем и некогда. Таких мы сразу в расход пускаем. И жена ты мне, Галя, или не жена — тут никого не колышет. У нас вон два брата по разные стороны фронта. Один у нас служит, другой у вас. Кожэн дэнь по мобиле передзвонюються. Одын кажэ — дывысь, братан, щоб на кулю мою нэ нарвався...

Все молчали.

Иван тоже помолчал и продолжил.

— Ты, Галя, раз пишла на войну, то вжэ пойняла — цэ нэ играшкы. Нэма тут снисхождения ни до кого. А таких, як ты, стриляють одразу... Так шо...

Он снова замолчал. И заговорил уже по-русски.

— Ты, сынок, если хочешь, чтобы маму твою не мучили — сам ее и застрели. Сделай ей такую милость. Может, зачтется тебе, не станут тебя стрелять. Себя спасешь.

Снова помолчал и закончил на своем суржике.

— Мамке уже не поможешь, а вот ты молодой щэ, можэ, выживешь... А заодно и дивку цю можеш кончиты... И цэ всэ, що я можу для вас зробыты.

Галя пристально смотрела на мужа и молчала. Она не понимала, как тот, с кем она столько лет делила и стол, и кров, и постель, от кого родила и с кем растила детей, вместе преодолевала горести и встречала радости, как этот человек мог вот так, спокойно отправить ее на смерть? Буднично, обыкновенно, как будто речь шла о поездке на море, а не отправке на тот свет.

А Сергей не молчал.

— Да... Не думал я, отец, что все настолько плохо. Ты предлагаешь мне убить свою мать? У самого смелости не хватает? Или ты ее все еще любишь? Так зачем ты здесь? Иди к нам, тебя простят, с нами будешь воевать... С мамой, я уже... — тут он смутился, глядя на свою левую руку, точнее, на то, что от нее осталось.

Но продолжил.

— Тебя обманули, всех вас обманули, головы задурили. Я не верю, что ты можешь такое мне предложить. Ты шутишь может? То твое решение или тебе сказали так сделать?

Иван ответил не сразу. Но все же ответил.

— Я, Серега, может и ошибаюсь. Не нам тут решать, кто прав, кто виноват. Но вот Галя мне про копанки говорила, шо я по-русски говорил... Так я на тех копанках рабом был. Копейки за рабский труд свой имел. Вы у меня много чего получали? Конфеты только по праздникам, а про игрушки всякие дорогие... Вон, тебе, Серега, смастырил деревянного коня, и ты на нем до шести лет скакал. А велосипед нашел на свалке и починил, сделал не хуже магазинного. Потому шо денег не было на все это. А счас я вольный человек. И могу всех тех богатеев, на которых гнул спину, счас в распыл пустить. И ваших, и наших — всех. Придет время — и до презика нашего доберемся, и вашего Путина кровью умоем. Наша власть пришла, вот мы за нее и воюем. Как тогда, в гражданскую — то ты верно заметил, сынок. И кровь надо проливать и свою, и чужую. А раз вы встали поперек нашей власти — то никто цацкаться не будет. Вон, Блаватская, кстати, землячка наша, с Днепра родом, писала: "Если колесница двигается к свету, то возница не отвечает за раздавленных ею червей!" Вы сами решили, кто вы. И ты, Галя, напрасно меня все время считала недалеким и забитым. Да, я терпел, у меня не было выбора. Но сейчас выбор есть, и я его сделал. Вы тоже можете его сделать, хотя я думаю, что вы его уже сделали...

Сергей удивленно посмотрел на отца.

— Вооооот оно что... — проговорил он, растягивая слова. — Ты, выходит, идейный по другой части. То есть, ты не укронацист, но националист, не бандеровец, ты — откровенный фашист, да? Рерихов начитался, Блаватскую? Агни-Йогу изучал может?

— Да, сынок, читал и Рерихов, и Блаватскую, и Живую этику, и много чего еще. И фашисты правильное дело делали, жаль, не всех евреев перебили, да и русских надо было больше... Но жидов точно мало, вон, теперь все эти ротшильды и рокфеллеры нами управляют!

Как ни страшна была ситуация — две окровавленные женщины, раненый парень, а над ними — вооруженный здоровенный мужик, но Сергей не выдержал и расхохотался.

— Батя, ну, ты смешной! Рокфеллеры, говоришь, евреи вами управляют? Тут ты прав — еврейское лобби в США самое сильное, Рокфеллеры, Морганы, Ротшильды и десяток других банкирских домов в тех же Штатах и в Европе — это евреи. И Украиной как раз они и управляют сегодня. То есть, вами. И ты мне тут говоришь, что с ними вы, аники-воины, будете бороться? Да вы своего президента Порошенко не сможете скинуть, он вас всех сюда на Донбасс отправил как раз для того, чтобы вас утилизовать! Превратить в пушечное мясо! Чтобы некому было его скидывать! Говоришь, фашисты правильно делали? Так их потом повесили! Так что давай, батя, режь, стреляй, жги, только и на тебя петля приготовлена, так что готовься!

Сергей замолчал, затем все же, с трудом выдавил из себя:

— А ты мне не отец больше! Ты или гнида, или просто больной на голову. В любом случае, то, что ты мне сейчас предложил — это мерзость! Слыхал я, что у вас практикуются подобные непотребства, что матерей ваши каратели в присутствии детей и мужей насиловали, что родителей убивали при детях и еще что похуже, но не верил — думал, с пропагандой перебрали. Теперь вижу — правда... Тогда вас надо, как бешенных собак, стрелять, выжигать, как вшей, как чуму какую-то! Чтобы я на мать поднял не то, что оружие — даже руку? Она меня родила, выкормила, подняла, дала все, сама из сил выбивалась, пахала от зари до зари. И когда ты на своих Майданах горло драл, тоже, между прочим. Ты же нам даже весточки не прислал, а мы с братом матери, как могли, помогали. Ты нашего брата Ваню убил! Ты! Своего сына! Значит, ты нам не отец! Жаль, братана, Сереги Серого нет, он бы тебе за такое сейчас по роже врезал... — он на миг замолчал, вспомнив о брате.

Потом все же сказал.

— Брат тоже воюет против вас, упырей. Он бы тебе морду начистил. Мне уже не с руки, — добавил Сергей и печально улыбнулся.

Иван воспринял слова сына на удивление спокойно.

— Я знал, что ты это скажешь. Да, значит, все правильно. Мы теперь враги, а вы не поймете, что я звал вас к Свету. И фашизм — то очищение, а национализм — самый короткий и простой путь для этого. Мир погряз в ненависти, Украина гибнет и только мы, добровольческие батальоны, спасем страну. Мы, фашисты спасем! От коррупции, воровства, бандитизма, олигархов, евреев всяких...

Тут подала голос Настя Кротова.

— От воровства? Оригинально — ваша солдатня и карбатовцы постоянно посылки к себе домой с "Новой почты" отправляют, там и телевизоры, и музыкальные центры, и просто барахло всякое, которое они с квартир брошенным таскают. И не только с брошенных — среди бела дня врываются, жильцов мордой в пол и выносят все, что понравится. А кто пикнет — или пулю в лоб, или потащат в подвал, типа, сепаратисты. А в Украину с Донбасса целые обозы см награбленным добром постоянно курсируют.

Иван улыбнулся.

— То — законные трофеи призы военные.

— Военные трофеи? Так вы, получается, воюете с мирными жителями? С бабами со стариками и детьми? Мародеры вы! Бандитизм ликвидировать хотите? Так бандиты — это вы и есть! Пойдите все дружно на свой Майдан и застрелитесь все разом! И позора на ваших семьях меньше будет! — не выдержала Галина.

Почему-то именно эти слова Ивана разозлили. Он вдруг выхватил из кобуры на бедре какой-то понтовый пистолет, похожий на "Глок" и направил на свою жену.

— Может мы, Галя, и пойдем разом на тот свет, но не сейчас! Сегодня пока что твоя черга, и я буду решать, кто бандиты, а кто защитник от бандитов. И чтобы в будущем была моя власть, а не ваша, я и тебя, Галя, тут спокойно застрелю. И вот того твоего выродка, который учился-учился, а так ничего и не понял. Смотри, Серега, запоминай, как настоящий мужчина и настоящий воин должен поступать, если решается судьба твоего дела, если вершатся дела, в которых нет места соплям и слюнтяйству.

С этими словами Иван Ермилов выстрелил в Галину. Та, удивленно охнула посмотрела на маленькую дырочку в груди и как-то поникла головой, сползая с рук поддерживавшего ее сына.

— Ах ты ж сука! — прошептал Сергей и кинулся на отца.

Тот повернул пистолет и ударил сына по голове. Парень рухнул под ноги Ивану.

Настя Кротова приподнялась с бетонного пола, опираясь на деревянную лавку, стоявшую у стены, с ненавистью глядя на палача.

— Ну, давай, Воин Света, стреляй! Ты только с безоружными воевать можешь, с бабами, да? Фашист недоделанный! Я бы тебе сейчас твой пистолет знаешь куда засунула? Жалко, не смогу, твои упыри меня всю поломали, а то бы я тебя голыми руками сейчас задавила, гнида! Ну чего стоишь, давай, стреляй, ты ж смелый мужик чо уж там!

В тот момент тяжелая дверь стала со скрипом открываться

Иван обернулся и недовольно посмотрел на своего "побратима", который протиснулся в проход.

— Дружэ Француз, я ж казав, що мы тут розберемося сами...

Однако амбал, который уже зашел в помещение, внезапно тихо сполз по стене, оставив на ней кровавую дорожку. Голова его как-то странно вывернулась, наклонившись вперед. И тут Иван увидел, что она буквально отделена от тела — сзади шея Француза была разрублена или разрезана почти полностью. А из-за спины его выскользнул самый настоящий ниндзя ­ весь в черном, а голову его покрывал черный платок, который прятал его лицо почти полностью. И главное — этот ниндзя был японцем! Его раскосые глаза смотрели на Ивана, не мигая, как на какую-то муху, которую надо прихлопнуть.

Японец внезапно заговорил на чистом русском языке.

— Ну, тварь, навоевался? Всех врагов победил? Иди девушку решил победить отдельно?

Иван быстро оправился от неожиданности и вскинул пистолет. Однако японец вдруг откуда-то прямо из воздуха достал какую-то небольшую косу и махнул ею навстречу Ермилову. В воздухе как будто сверкнула молния и пистолет Ивана вместе с кистью его руки с глухим стуком упал на пол.

Он еще не понял ничего, а в следующий момент молния сверкнула еще раз и вместо слов из его горла вместо слов вырвалось шипение и бульканье. Потом голова Ивана склонилось набок, из рассеченной шеи хлынула кровь и "воин света", как подгнившее дерево, рухнул вниз.

— Девушка, Вы в порядке? Идти можете? Что с ними? — кивнул японец на Галину и Сергея. — Живы?

Настя закивала головой, не в состоянии произнести ни слова — как-то слишком быстро все произошло. Ведь только что готовилась умереть, а тут на тебе!

— Тогда быстро поднимаемся, помогаем своим товарищам, я наверх, там наши ребята работают, контролирую выход. Сейчас закончим "чистить", к вам спустится наш медик, посмотрит, что там у вас.

Настя все же обрела дар речи.

— Вы кто? Откуда?

Японец немного опустил свой платок, и улыбнулся одними губами.

— Свои, девушка, свои. Диверсионно-разведывательная группа "Стикс". Помогите же своим, мне наверх надо...

Но тут в дверь просунулась еще одна голова в черной маске-"балаклаве".

— Костя, что у тебя? Какого....

В этот момент боец увидел лежащих в крови Галину и Сергея, окровавленную Настю и осекся. Он протиснулся через дверной проем и, отпихнув того, кого он назвал Костей, бросился к лежащей женщине.

— Мама!...

Боец сдернул "балаклаву" и тут Настя увидала, что этот парень похож на того, кто лежал перед ней.

— Братан!

Боец поднял своего двойника, тормошил его и тот пришел в себя.

— Серый!

— Рыжий!

Оба они почти одновременно произнесли эти слова. Братья Ермиловы обнялись, причем, боец в черной униформе без опознавательных знаков одновременно достал ИПП и сунул брату.

— Серега, сам о себе позаботься. Серьезных ран нет? Давай, перевяжись, мамку надо вытаскивать.

— Она жива?!

— Жива-жива, ранение в грудь, навылет, слава Богу, легкое не задето, иначе бы уже кончилась. Дышит нормально, сознание потеряла.

— Ты здесь откуда, как?

— Потом, Рыжий, потом.

Боец обратился к своему напарнику.

Кёсиро, помоги брату и маму посмотри, перевяжи, я за пацанами, там сейчас закончили, носилки принесем и на базу быстро.

Ниндзя кивнул и занялся осмотром Галины. Настя ему помогала, а Сергей Ермилов наскоро перевязал себе голову, а потом стал накладывать повязку на голову девушки, которая тоже была вся в крови.

В этот момент дверь распахнулась и зашли несколько бойцов в черной униформе, тоже в масках-балаклавах. Они принесли с собой носилки. Одни из них, высокий и массивный, скомандовал:

— Пленных быстро грузим в "барбухайку", Ниндзя и Серый — контроль и прикрытие. Ермилов, это что, брат твой?

Серый кивнул.

— Похож. Не кипешуй, счас доставим на базу маму, вытащим.

В этот момент, зашел еще один боец.

— Зверь, там какая-то канитель начинается. Укры, похоже, проснулись и выдвигаются...

Тот, кого назвали Зверем, хлопнул в ладоши и скомандовал:

— Хоп, бойцы, быстренько пакуемся и аля-урю! Токугава, вам с Серым десять минут. В бой не ввязываться, отвлекаете — и на базу. Идете быстро на окраину огородами, там наш моцик в кустах, ориентир — въезд в оранжерею. Сразу за ней — зеленка, там такая приметная бочка большая. Ныряйте за нее, в кусты. Потом отрываетесь и по трассе прямиком к нам, мы блок-пост предупредим. Поехали!

После этих слов он как-то внезапно исчез. Вот только стоял человек — и его уже нет. Бойцы уложили Галину Ермилову на носилки и вышли. Следом вышла и Настя Кротова. Остались только Ниндзя, и братья Ермиловы.

— Серега! Наш отец... хотя -какой он отец... он маму... он в нее стрелял...

— Братан, да понял я. Я знал, что на той стороне он воюет... Давно знал. И что мама воюет и где, знал. Про тебя вот только не знал. И про то, что в плен попал... Ладно, про папашу не будем, сдох и сдох. Косте вот спасибо скажи, а то бы папанька и тебя пристрелил... Все, давай, на выход, наши сейчас грузятя.

— А ты... вы...?

— Ты что, не слышал? Мы прикрываем отход группы? Потом и мы — за вами!

— Серый...

— Что?

— Я тебя вот только нашел — не потеряйся?

— Не дождетесь! Все, братан, давай, береги маму! Ы уже, я вижу, отвоевался, так что я теперь за вас всех этим гнидам мстить буду... за все! Давай=давай, не спи, наверх, живо!

Сергей Ермилов по кличке "Серый" подтолкнул брата к выходу и сам следом за ним вышел во двор. Группа уже погрузилась на старенький "Богдан", который выруливал со двора. Сергей Ермилов по кличке "Рыжий" неуклюже запрыгнул на ходу в открытую заднюю дверь и, чмыхнув черным дымом, "Богдан" резво поехал по пустынной сельской улице. Во дворе остались лежат мертвые украинские солдаты и двое бойцов в черной униформе.

Сергей Ермилов и Кёсиро Токугава, бойцы ДРГ ДНР "Стикс", переглянулись и, выйдя на улицу, рассредоточились, заняв удобные позиции.

В конце улицы показалась группа людей в камуфляже с оружием.

Серый вздохнул, поправил маску-балаклаву и прицелился...

Некоторое время спустя

В небольшом доме Ермиловых было шумно, но нельзя сказать, что весело. Война оставила свой след не только на домах поселка Юбилейный, но и в сердцах его жителей. Да и поселковое кладбище пестрело свежими могилами. Поэтому, хотя повод был и радостным — все-таки, сыновья с фронта вернулись, живые — тем-не менее, за столом не царило веселье, не было смеха, шуток, песен. Просто люди собрались отметить возращение братьев Ермиловых. Да и сама хозяйка, Галина Ермилова еще не отошла от тяжелого ранения. Она, как и сыновья, тоже была одета в камуфляж, хотя ее комиссовали вчистую и врач строго-настрого предупредил, чтобы и не думала снова идти воевать.

— Вам, милочка, в Вашем возрасте и после такого ранения и работать-то не везде можно теперь. Сидите дома, внуков будете нянчить...

Галина, вспомнив слова доктора, тихонько улыбнулась. Внуков... Тут бы детей уберечь от войны, от смерти, чтобы внуки потом появились. Хотя Сергей "Серый", похоже, на Настену Кротову запал. Может, что у них и выйдет...

Из-за стола поднялся высокий статный военный. На погонах его были только сержантские лычки, хотя два георгиевских креста и нашивка за ранение говорили о том, что сержант повоевал знатно. Так бывает — одни, пару раз съездив на передовую, себе полковников и майоров присваивают, звезду Героя Новороссии вешают, а другие, как пришли в армию сержантами да рядовыми, так и воюют в этих званиях доныне.

— Уважаемые сельчане! Дорогие мои боевые товарищи! Братья и сестры! Сегодня у нас есть повод радоваться! Мой боевой друг, Сергей Ермилов живой! И это здорово! Я, как его командир, горжусь, что смог вывести своих людей из боя без потерь! А еще я горжусь Сергеем. Он, именно он спас нас всех, прикрывая отход группы. И смог сам выйти... Правда, был ранен, но остался жив! Спасибо тебе, Серый! Пью за тебя!

Сержант повернулся к сидящему рядом Сергею Ермилову, тот встал, неловко пряча культу правой руки. Они обнялись, и Максим Зверев выпил рюмку водки. А Сергей остался стоять.

— Я хочу выпить сейчас не за командира нашей группы, Максима Зверева, хотя он достоин того, чтобы каждый боец нашей группы каждый день пил за него. Он всех нас не раз вытаскивал, спасал, он всегда думает не только о том, как выполнить боевую задачу, но и о том, как сохранить личный состав, как не допустить потерь. Но я хочу выпить за вас, односельчане. За вас, жители. Вы очень нам всем помогаете. И вам тяжелее. Мы под пулями и снарядами, потому что мы — военные. Мы воюем, это — наша работа. А вы под пулями и снарядами — за что? Вы — мирные жители, вы должны жить в мире. Работать. Растить детей. Учиться. Просто жить. А эти гады... — он мотнул головой куда-то в сторону, — отобрали у вас право на жизнь. Отобрали у нас всех! И детей вам приходиться не растить, а хоронить...

Сергей запнулся, прикусил губу. Потом все же продолжил.

— Вот сидит моя мать, Галина Ермилова. Но рядом с ней нет моего брата, Вани Ермилова. Ему пять лет было, когда мы его схоронили. Когда укровский самолет скинул свои ракеты на Станицу Луганскую. И все, нет больше Ванечки. Кому помешал маленький ребенок? Кому мешают наши дети, кому мы мешаем жить? Никому! А нам вот мешают... Поэтому я хочу выпить за всех вас, за мужиков и баб, за ваших детей и внуков, чтобы вы жили и смогли дожить до конца этой проклятой войны. А эти фашисты чтобы сдохли и захлебнулись бы своей кровью!

Все встали, подняв рюмки. Встал сержант Максим Зверев, встали бойцы "Стикса", приехавшие в гости к своему побратиму Сергею Ермилову, а рядом с Сергеем встал его брат. Они стояли рядом друг с другом и теперь даже мать не смогла бы их различить. Потому что не было больше ни рыжего брата, ни чернявого. Оба Сергея теперь были серыми. Точнее, седыми. Их волосы стали одинаковыми, словно война одним мазком перекрасила их головы в цвет пепла. И только в одном отличались братья — у одного Сергея не было правой руки, а у другого — левой...