Неизведанные гати судьбы. Глава 57

Неизведанные гати судьбы

Глава 57

Поселение "Урманное"

В Алтайском Белогорье

Три следующих года и заснеженную зиму, наше поселение пережило нормально. Большого голода, как в других деревнях и селениях страны, у нас не случилось, помогли сделанные запасы в тайных схронах на островах посреди болота. Я и ещё четверо артельных охотников по-прежнему промышляли в лесных урманах, так что остальным жителям Урманного, в основном женщинам и детям, оставалось только коптить наши охотничьи трофеи.

Несмотря на то, что много людей из Урманного переселились на новое место, прибавление в жителях поселения у нас всё же произошло. В поселение вернулась Арина Родаславна Златова, в девичестве Тарусова. Арина в восемнадцать лет вышла замуж за командира Красной армии, что был на одиннадцать лет старше её, и перебралась жить к мужу в соседнюю деревню. Звали мужа Арины Родаславны Василием Святославичем Златовым. Когда подошло время, Арина заявила мужу, что рожать будет в таёжном поселении, ибо только там есть больничка, и в случае чего ей окажут всестороннюю помощь. А жить она будет либо в родительском, либо в бабушкином доме. Вот так, вскоре после переезда в Урманное Арины Родаславны, у нас появился ещё один житель, маленькая новорожденная девочка, которой дали имя Вереслава, то есть рождённая в месяц Вересень. Календарём с таким названием месяца, пользовались жители соседней деревни, где до возвращения в Урманное жила Арина со своим мужем.

Наш поселянский снабженец Иван Иваныч, в сопровождении всё тех же четырёх охотников, отвозил производимые остатками промысловой артели различные копчёности в Барнаул, где их менял на мешки с зерном и мукой. Несмотря на громадные проблемы с продовольствием и хлебом в стране, представители власти лишь один раз нарушили заключённый с артелью договор. Попросту говоря нас ограбили, то есть забрали у Иван Иваныча копчёности, ничего не дав взамен. Вот таким образом, представители власти лишили себя на четыре месяца нашей продукции. Они даже посылали к нам в поселение вооружённый отряд, всё обыскали и ничего не нашли. Но так как находящиеся на вершинах власти всегда любили вкусно покушать, то виновного в нарушении договора, они быстро нашли, подвели его под статью и так же быстро расстреляли. Правда зерно и муку, не говоря уже о патронах, за реквизированные продукты, мы от них так и не дождались. Да и в дальнейшем, представители власти выделяли для обмена, всё в гораздо меньшем количестве, но несмотря на это, без хлеба жители нашего поселения всё-таки не остались.

Моя Яринка тоже без дела не сидела. Примерно через два месяца, после отъезда Семёна в Москву, наш старший снабженец привёз из Барнаула семейную пару. Какие у них были проблемы со здоровьем мне неизвестно. Иван Иваныч лишь сказал, что барнаульские врачи им ничем уже помочь не могут. А вот Яринка очень внимательно осмотрев их, в нашей поселянской больничке, сказала, что ещё есть возможность вернуть обоим полноценное здоровье, но придётся лечиться в Урманном примерно два-три месяца, а возможно и чуть дольше. Услышав такое заключение, семейная пара сначала даже не поверила словам Яринки, а солидный мужчина, который нам представился как Василий Иванович, прямо высказал своё сомнение, заявив, "что ему достаточно трудно поверить в то, что простая деревенская знахарка, живущая в таёжной глуши, лучше разбирается в болезнях и в лечении, чем дипломированные врачи". На его слова моя Яринка лишь весело рассмеялась, а затем спросила: "Значит, по вашему мнению, я простая деревенская знахарка, так?". Через несколько минут моя супруга успокоилась, достала из шкатулки диплом доктора медицины, а также все остальные документы об окончании медицинских курсов, и положив их на стол, вкрадчиво сказала Василию Ивановичу: "Полюбуйтесь на документы простой деревенской знахарки". Когда мужчина и его супруга увидели документы и диплом выданные в Москве, да ещё и с подписями Сталина и Дзержинского, то все возникшие у них перед этим сомнения, о знаниях и возможностях "деревенской знахарки", сразу же исчезли. После увиденных документов семейная пара была готова начать лечиться без всякого промедления.

Через две недели, после начала лечения семейной пары, я возвращался домой с охоты. Лошадка тянула волокушу на которой лежали марал, трое крупных кабанчиков и мешки с живыми ушастыми. Проходя мимо нашей поселянской больнички, я увидел сидящего на лавочке Василия Ивановича. Несмотря на позднюю осень, день выдался довольно тёплым и солнечным, вот он и нежился под лучами Ярилы-Солнышка. Мы поздоровались. Потом из ворот нашего дома вышли мои старшие сыновья, приняли у меня лошадку с охотничьими трофеями, и сообщили что банька протоплена, а на кухне для меня приготовлен обед.

— Демид Ярославич, у вас найдётся немного времени чтобы поговорить со мной? — обратился ко мне мужчина. — Я вас надолго не задержу.

— Я не против общения, Василий Иванович. Скажите, пожалуйста, как вы отнесётесь к тому, ежели я приглашу вас попариться в баньке?

— Я никогда не был против хорошей бани, но сейчас мне нужно получить разрешение Ярины Родасветишны. Вдруг посещение бани как-то помешает лечению?

— Банька никак не может помешать вашему лечению, наоборот она быстрее из вас все хвори выведет, — раздался от калитки голос Яринки. — Здравствуй, Демидушка. С возвращением, — сказала супруга и подойдя обняла меня.

Пока мы с Василием Ивановичем охаживали друг друга берёзовыми веничками в парилке, Яринка с дочерями быстро накрыли стол в предбаннике, и помимо вкусного обеда, нам принесли холодного квасу и горячего взвару. Так сказать, кому что понравится.

Напарившись и помывшись до хруста кожи, мы облачившись в приготовленные простыни, пообедали в предбаннике. И лишь только когда мы закончили трапезу, и перешли к горячему взвару, я спросил:

— О чём вы со мной хотели поговорить, Василий Иванович?

— Скажите, пожалуйста, Демид Ярославич, вы что-нибудь слышали об августовском законе этого года?

— Знаете, честно говоря, законов сейчас столько принимается, что я просто не могу уследить за появлением новых. Уточните, пожалуйста, о каком именно законе вы спрашиваете?

— Хорошо, я уточню. Четырнадцатого августа этого года, Советским правительством был принят "Закон о всеобщем обязательном обучении детей в СССР". В сельской местности все дети должны получать знания в объёме четырёхлетнего курса начальной школы, а вот уже в городах и посёлках знания должны даваться детям уже в объёме семи классов. Всем детям, кто захочет и дальше продолжать учиться, предоставляется возможность получить десятилетнее образование, я уже не говорю про высшее.

— Скажите, Василий Иванович, а почему вы решили со мной поговорить на данную тему? Вы чиновник из народного комиссариата просвещения?

— Нет, Демид Ярославич. Я всего лишь директор школы, преподаю детям историю. Шесть лет назад у нас в Затоне, это район в Барнауле на правом берегу Оби, построили школу-семилетку, а после принятия августовского закона, она стала средней школой. Я живу рядом со своей школой, в старом многоквартирном деревянном доме и стараюсь сделать всё, чтобы все дети получили образование. Поговорить на эту тему я с вами решил вот почему. У вас в поселении я видел много детей на улице, но не увидел даже начальной школы. Разве вы не хотите чтобы ваши дети умели читать и писать?

— Василий Иванович, а почему вы решили, что наши дети не умеют читать и писать?

— Извините, но я не то что бы здания начальной школы, даже простой избы-читальни в вашем поселении не увидел. Так где же ваши поселковые дети могли чему-то научиться? Я уже не говорю про ваших с Яриной Родасветишной родных детей.

— Все дети в поселении получают хорошее домашнее образование, Василий Иванович, так что наличие здания школы или избы-читальни нам не требуется.

— Что-то мне не верится, что крестьяне могут дать детям хорошее домашнее образование. Насколько мне известно, лишь один из тысячи крестьянских детей посещал церковно-приходскую школу, а все остальные оставались неграмотными. Христианским священнослужителям не нужны были грамотные прихожане. Вот поэтому Советская власть и организовала ликбез для крестьян и их детей, чтобы ликвидировать безграмотность в сельской местности. Думаю вашему таёжному поселению не помешает школа, где ваши дети могли бы получить хотя бы начальное образование. Разве я не прав?

— Вы удивитесь, но вы не правы.

— И в чём же я не прав? — с улыбкой спросил Василий Иванович, и отпил из кружки горячего взвару на лесных травах и ягодах.

— Хотя бы в том, Василий Иванович, что в нашем таёжном поселении никогда не было ни крестьян, ни прихожан христианской церкви, ни церковно-приходской школы. В нашем поселении живут потомки русинских шляхтичей, хотя я сомневаюсь, что вы как историк, что-нибудь слышали о нашем народе. Все дети поселян испокон веков получали хорошее домашнее образование, согласно Родовых Устоев, а некоторые дети, для разнообразия в знаниях, даже посещали уездную церковно-приходскую школу, а также реальные училища в Барнауле и в Томске. Своих детей я обучал сам и считаю, что они получили хорошее домашнее образование.

— Скажите, Демид Ярославич, а у вас какое образование?

— У меня домашнее образование. Меня обучали отец и дед. Мне также пришлось посещать уездную церковно-приходскую школу, о чём имеется свидетельство об успешном обучении, с подписями и печатью. Но в ней учиться мне не понравилось, хоть я её и закончил. Слишком много лжи и неправды там преподавали, особенно по истории.

— И вы по-прежнему считаете, что получив такое несущественное образование, ваши дети вполне способны грамотно писать и читать?! — удивился директор школы.

— Ну если свободно говорить на шести языках, правильно считать, грамотно писать и читать на них, для вас всего лишь "несущественное образование", тогда я вообще не понимаю, что вы подразумеваете под словами "начальное образование"?

— Сколько языков знают ваши дети?! — поперхнувшись взваром, удивлённо спросил Василий Иванович.

— Шесть. Можете сами с ними пообщаться, ежели иностранными языками владеете. Честно говоря, не все мои дети полностью шестью языками овладели. Ванюшке моему всего десять лет исполнилось. Так что я своего младшенького пока только первым трём языкам общения обучаю: русскому, польскому и германскому. Я хотел, чтобы Иван сначала латынь выучил, ибо тогда легче другие иностранные языки учить, но он у меня весьма упрямым оказался, и настоял на изучении германского языка, прежде латыни. Ему почему-то захотелось "Сказки братьев Гримм" на языке авторов прочитать.

— Но ведь вы не можете все предметы, что нынче преподают в школе знать! А значит ваши дети будут иметь неполноценное образование.

— Так я и не утверждаю, что я вообще всё на свете знаю. Латыни и естествознанию, детей моя супруга обучала, остальными языками я с ними занимался. Грамматику русского языка наши дети освоили аж в четырёх написаниях, в древлесловенской, в старославянской, в имперской и в нынешней. А вот об истории и философии, старшим детям, что-то я рассказал, а что-то Иван Иваныч, который вас в поселение лечиться привёз. Он по данным предметам детям знания дополнил. Так что все наши дети теперь знают, не только как всё было на самом деле, но и как правительства и церковь события прошлого на свой лад изменяли. В домашнем обучении ещё вот какое удобство имеется. Дети наших поселян между собою постоянно общаются, и полученными знаниями друг с другом делятся. Вот и получается, что знаний, по многим предметам, у детей и подростков побольше будет, чем у иных взрослых.

— Погодите, Демид Ярославич. Вы только что обмолвились о том, что Иван Иваныч давал вашим детям дополнительные знания по истории и философии. Неужели вы хотите указать мне на то, что ваш артельный снабженец способен свободно разбираться в таких сложных предметах, как история и философия?! — вновь удивился директор школы.

— А почему вы вдруг решили, Василий Иванович, что он не способен в них разбираться? Вы как определяли уровень его образования? По внешнему виду, или по его способности общаться с торговцами? Насколько мне известно, Иван Иваныч получил два высших образования. Во времена своей молодости, он закончил Варшавский и Берлинский университеты. Имеет научные степени магистров юстиции, а также истории и философии.

— Уму непостижимо, — тихо произнёс Василий Иванович. — Я уже ничего не понимаю. В стране катастрофически не хватает учителей для ликвидации безграмотности в сельской местности. Мы отправляем в деревни и сёла учеников старших классов школ, а в каком-то таёжном поселении, человек с двумя высшими европейскими образованиями, трудится простым снабженцем.

— Вы вновь ошибаетесь, Василий Иванович. Иван Иваныч у нас в артели трудится не простым снабженцем, а старшим снабженцем. К тому же, он ещё является помощником Главы поселения.

— Но насколько я понял, Демид Ярославич, вы и есть Глава этого поселения. Однако мне не понятно, почему вы сами ходите на охоту, а не поручаете это дело другим артельщикам?

— Наверное потому, что у меня, и у нынешних представителей власти, совершенно разные взгляды на то, каким должен быть Глава таёжного поселения. Скорее всего, в нынешней системе власти, принято считать, что настоящий руководитель должен сидеть в своём личном кабинете, раздавать другим людям указания, что и как они обязаны сделать, а потом подготавливать отчёты о проделанной работе для вышестоящих органов. У меня несколько иное мнение относительно того, как должен действовать настоящий руководитель. То, что поселяне на Сходе выбрали меня Главой поселения и промысловой артели, ещё не означает, что с меня кто-то снял обязанности артельного охотника. Я всегда должен думать и заботиться о жителях, которые меня избрали на должность Главы.

— Скажите, Демид Ярославич, а ваши дети, или дети ваших артельщиков, думают в будущем повышать своё образование? Я имею в виду, если у подрастающего поколения появится желание поступить в училище, техникум или институт, и получить интересную современную профессию, вы их отпустите на учёбу?

— На такие вопросы я вам сразу, не отвечу. Тут надобно с детьми и подростками говорить. Но могу вам честно сказать, что ежели у кого-то из молодого поколения появится желание учиться, то никто им препятствий чинить не станет. А к чему вы про желания наших молодых спросили?

— У меня есть к вам деловое предложение, Демид Ярославич.

— Слушаю вас внимательно.

— Как вы посмотрите на то, чтобы помочь друг другу?

— О какой помощи пойдёт речь? Ежели о поставках нашего продовольствия в вашу школу, то тут я ничем помочь не смогу. Согласно заключённого договора с губернскими властями, вся наша копчёная продукция идёт им в обмен на зерно и муку для поселения.

— Я не про помощь с продуктами хотел с вами договориться. Как вы отнесётесь к тому, что учителя нашей школы приедут в ваше таёжное поселение и проверят уровень знаний у всех ваших детей и подростков? Даже уровень знаний взрослых заодно можно будет проверить.

— Мне пока ещё не понятен смысл, Василий Иванович, в чём же будет заключаться помощь друг другу?

— Да что тут непонятного, Демид Ярославич? После полной проверки знаний, мы выдадим вашим детям и подросткам свидетельства об окончании нашей средней школы. С документами нашей школы они могут пойти учиться хоть в училище, хоть в техникум, а при желании смогут и в институт поступить. Даже если кто из молодёжи по возрасту не дотягивает до десятого класса, но всеми нужными знаниями владеет, тем можно будет оформить сдачу экзаменов экстерном. Такое законом не запрещено. Зато за нашей средней школой будет числиться больше выпускников со средним образованием. Кроме того, взрослым тоже можно будет выдать документы, что они все прослушали курсы по программе ликвидации безграмотности, которые прочитали учителя нашей средней школы. Таким образом мы поможем друг другу. У вас будут документы об образовании, а у нас будет повышенная отчётность по выпускникам и проведённому ликбезу для народного комиссариата просвещения. Как вам такое предложение?

— Предложение хорошее, но меня смущает лишь одно... что если ваши учителя признают уровень знаний недостаточным для получения вашего свидетельства о среднем образовании? Ведь знания которые мы даём нашим детям, и те, что преподают в вашей школе, согласно точки зрения нынешнего народного комиссариата просвещения, могут очень сильно отличаться.

— Это отличие можно спокойно убрать. Пока мы с женой находимся на лечении в больнице вашего поселения, мы можем проводить занятия для детей и взрослых. Главное, чтобы имелось помещение, где могли бы разместиться все желающие.

— С помещением никакой проблемы нет. Занятия можно у нас в Управе проводить. В зимнее время там всегда много народу помещалось.

— Значит с завтрашнего дня, мы с женой приступаем к проведению уроков. Вы не против?

— Нет.

— Значит мы с вами договорились, — сказал Василий Иванович, и мы пожали друг другу руки скрепляя наш договор.

Со следующего дня, в нашей поселянской Управе, после предварительного собеседования, начались уроки для жителей Урманного. Директор школы преподавал свою любимую историю, естествознание, географию, русский язык и литературу, а его супруга вела занятия по арифметике, алгебре и геометрии, а также она объясняла подрастающему поколению основы химии и физики.

В конце зимы лечение закончилось. Яринка выдала, довольному Василию Ивановичу и его супруге, медицинские документы о том, что они находились на излечении в Урманной больнице. Всё как положено, с подписью и печатью. Потом, Иван Иваныч отвёз супружескую пару в город. Через две недели они вновь вернулись, но уже в сопровождении обещанных учителей. Мы всех смогли разместить в пустующих домах, благо наши дети, все две недели, после отъезда Василия Ивановича и его жены, топили в них печи. Так что наша Управа снова превратилась в поселянскую школу. За последующие полторы недели молодёжь смогла сдать все необходимые экзамены и получить на руки свидетельства об окончании средней школы. Довольными остались все, кроме моего Ивана. Так как его всего лишь записали учеником закончившим четвёртый класс. Говоря иными словами, он получил начальное сельское образование. Для получения семилетнего или среднего образования, ему предстояло сдавать экзамены в школе за каждый класс экстерном.

Сделав небольшие подарки учителям и директору школы, в виде продуктовых наборов из различных копчёностей, мы всем поселением проводили их в обратную дорогу. А на следующий день, наше поселение зажило своей привычной повседневной жизнью.

* * *

Когда окончательно растаял последний пожухлый снег, мы дружно отметили все весенние праздники и терпеливо дождались появления первой зелёной травки. А вскоре Ярило-Солнышко окончательно прогрело землю и весна окончательно взяла верх над зимой.

В день рождения Яринки, все оставшиеся в поселении жители, расставляли столы у нас во дворе, и начали накрывать их различными вкусностями. Не успели мы сесть за столы, как кто-то из моих детей крикнул "наш обоз возвернулся". Я сразу отправился за ворота и увидел хмурое лицо Иван Иваныча. Он стоял в одиночестве, рядом с пустыми подводами, лишь на одной сиротливо лежали шесть мешков с зерном.

— Здравствуй, Иван Иваныч. Что случилось? Где все остальные?

— И тебе, здравия, Глава. Охотники и обозники по домам разошлись, а об остальном, я даже не знаю как тебе сказать...

— Говори как есть, старшой, а там уже думы думать будем.

— Обманули нас власти, ежели коротко. Узнав что наш обоз в город прибыл, они сразу в наше представительство примчались и начали настаивать на срочной передаче продуктов, у них видите ли они давно закончились. А после того, как наши копчёности забрали, про нас словно забыли. На мои звонки по телефону, два дня вообще никто не отвечал. Пришлось сходить в райисполком к председателю, чтобы выяснить, почему договор нарушается. Председателя и его помощников на месте не оказалось, и секретарь меня отправила к какому-то начпроду со странной фамилией. Я когда его увидел, то сразу же вспомнил. Он в царские времена был на побегушках у раввина, в местной иудейской общине. Тот, похоже меня тоже узнал, ибо нагло глядя мне в глаза, заявил, что "в связи с тяжёлой продобстановкой в Западно-Сибирском крае, он принял решение все продукты питания реквизировать, а ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть". После чего, ехидно ухмыляясь, добавил: "Власть поменялась. Теперь всё высшее руководство находится в Новосибирске. Так что у вас теперь нет никаких высоких покровителей. И если вы начнёте возмущаться, и что-то требовать от Советской власти, то для вас всегда найдутся свободные камеры в местных подвалах ОГПУ".

— Я понял тебя, Иван Иваныч. Скажи, а енти шесть мешков с зерном откуда взялись?

— Так у меня изначально нехорошее предчувствие было, а когда мы к городу приближаться стали, это чувство ещё больше усилилось. Мне тогда почему-то подумалось, что что-то неладное в Барнауле происходит. Да к тому же власти усиленный наряд красноармейцев на почтовом тракте поставили. Поэтому, перед самым въездом в город, я шепнул Яросвету, чтобы мужики копчёности с одной подводы по-тихому прибрали и припрятали в подвалах нашего представительства. Наши артельные охотники, по приезду, быстро одну подводу разгрузили, и на неё все свои пожитки сложили. Так что видимость была, что мы ещё ничего не разгружали. Как только все вернулись к подводам, тут же появились представители власти и стали требовать немедленно передать им продукты. Я пошёл с ними в контору, чтобы позвонить по телефону. На той стороне провода мне чётко приказали, выдать без промедления продукты представителям власти, а назавтра с утра ожидать подвоза хлеба. Как я уже говорил, хлеб нам так никто и не привёз. После общения с начпродом в райисполкоме, я связался со знакомыми деловыми людьми и назначил им встречу. Когда мы повстречались, я первым же делом спросил: "Есть ли у них хлеб?". Мне ответили, что в наличии только шесть мешков с зерном, больше нету. Дальше мы договорились, что я отдаю им всю нашу копчёную продукцию, а они со мною рассчитываются имевшимся зерном и наличными деньгами. Деньги мне деловые выдали сразу, ещё до получения копчёностей, так что мне вполне хватило средств выплатить зарплату всем работникам. Заодно я сообщил, что представительство временно закрывается, а когда вновь откроется пока неизвестно. Ну и заодно рассказал людям, как нынешняя власть нас ограбила. Помимо зарплаты, я распорядился каждому работнику выдать копчёностей, чтобы их семьи сильно не голодали. Как стемнело, прибыли люди от деловых. Они привезли шесть мешков с зерном и забрали нашу копчёную продукцию. Немного поудивлялись, что получили немного больше чем мы изначально договаривались, но я сказал, что остаток денег они мне в следующий раз отдадут. На том мы и расстались. А уже как рассвело, наш обоз сразу выехал домой. По два мешка с зерном мы расположили на подводах, а сверху на них свои вещи побросали, так чтобы со стороны всем казалось, что обоз пустым едет. Нас на почтовом тракте наряд красноармейцев даже не остановил. Видать им уже власти сообщили, что у нас всё реквизировали.

— Ещё какие-нибудь новости привёз?

— Новостей у меня нет. Тут тебе письмо пришло из Москвы. Оно отправлено на адрес нашего артельного представительства в Барнауле. Я его вскрывать не стал, так как на нём указаны твои фамилия, имя и отчество. От кого оно, на письме не указано, там только штамп стоит "Профсоюза работников кооперации и госторговли". Видать очень серьёзная организация, раз местные власти не решились это письмо вскрыть. Вот, держи, — сказал Иван Иваныч, и протянул мне запечатанный конверт.

Быстро распечатав письмо и прочитав его, я улыбнулся.

— От кого письмо-то? — спросил Иван Иваныч.

— От Семёна Марковича. Он благополучно добрался до столицы, встретился там с нужными людьми и рассказал им о том произволе местных властей, что они на Алтае устроили. Московские товарищи направили Семёна на работу в профсоюз. Он кстати, только в средине зимы появился. Как пишет Семён Маркович: "Решением пятого пленума ВЦСПС, Всесоюзный профсоюз советских и торговых служащих был разукрупнён на три профсоюза: работников кооперации и госторговли, работников государственных учреждений и финансово-банковских работников". Теперь всё стало понятно. Семён воспользовался служебным конвертом, потому что не хотел, чтобы письмо от него местные власти вскрыли.

— Чего он ещё пишет?

— Всё о чем мы с ним обговорили перед самым его отъездом, Семён Маркович всё-таки смог сделать. Как у него получилось обо всём договориться, он не пишет. Лишь сообщает, что большая пятикомнатная квартира уже приготовлена, а в учебных заведениях ждут своих новых студентов. Письма от Яринки ответственным людям тоже пригодились.

— Демид Ярославич, половину из того, что ты сейчас сказал, я так и не понял. Ты можешь мне простым языком объяснить, о чём ты сейчас говорил?

— О том, что представители власти могут нас ограбить и разорвать договор с артелью, Семён мне сообщил ещё когда находился в нашей больничке. И даже предположил, что представители нынешней власти могут взять моих детей в заложники, чтобы наша артель продолжала поставлять копчёную продукцию к их столу. Вот тогда-то Семён Маркович и предложил мне отправить детей в Москву, где мои старшие поступят учиться в различные институты, а младшие сначала пойдут учиться в училища, а потом в институты. Я уже разговаривал со своими детьми. Девчата решили учиться в медицинских учреждениях, благо Яринка написала для них рекомендательные письма, а все сыновья, кроме Всеволода, решили учиться на инженеров.

— А Всеволод твой где захотел учиться?

— Он хочет поступить в институт, где сможет продолжить изучать иностранные языки. Раньше я не мог отправить детей учиться, так как у нас не было жилья в Москве, да и документов об окончании средней школы у моих детей тоже не имелось. А вот сейчас обе проблемы решены. Семён нашёл и приготовил большую пятикомнатную квартиру, а у всех моих сыновей и дочерей, кроме Ивана, появились настоящие свидетельства об образовании.

— Что будем делать дальше?

— А дальше мы все вместе будем праздновать день рождения Ярины Родасветишны. Ты пока сходи до нашей баньки, умойся с дороги, и присаживайся за праздничный стол, накрыто уже всё, а я тем временем скажу Всеволоду и Доброславу, чтобы перегнали все подводы на двор Управы, и убрали на склад мешки с зерном. Все остальные наши дела, Иван Иваныч, мы обсудим после дня рождения моей супруги...

С самого утра, все поселянские дети, не прекращая помогать взрослым в домашних делах на огородах, бурно обсуждали прошедший день рождения тётушки Ярины. Обсуждение детей, в первую очередь, касалось большого и вкусного торта, который испекла моя супруга. Она этому в Москве научилась. Вот так, идя по улице до Управы, я то тут, то там, слышал детские голоса и даже споры, в которых дети выясняли, кому вкуснее кусочек торта достался.

В Управе меня уже дожидался Иван Иваныч. Поздоровавшись, мы прошли в мой кабинет.

— Демид Ярославич, я хотел бы знать, к чему нам готовиться? — задал вопрос Иван Иваныч, размещаясь в плетёном кресле из лозы. Несколько таких удобных кресел сделали мои старшие сыновья для моего кабинета в Управе.

— Для начала скажи, сколько продовольственных обозов в месяц, мы отправляли в город?

— Раньше мы отправляли по два обоза в месяц, а со средины осени всего по одному. Ты же сам знаешь, что Светозара нет больше с нами. А ведь один из обозов в месяц он сопровождал.

— Значит власти в Барнауле, за прошедшие полгода, уже привыкли, что продовольственный обоз от нашей промысловой артели всего раз в месяц приходит. Я прав, Иван Иваныч?

— Прав. Вот только пока мне не понятно, как увязать сказанное тобою, с тем что я спросил?

— К чему нам готовиться, я тебе чуть позже скажу. Ты сейчас внимательно выслушай, до чего я сегодня ночью додумался. Так вот что у меня получилось. До следующего месяца, когда должен прийти следующий обоз с продовольствием, местные власти о нас думать не будут, ибо всё что у тебя они забрали, они ещё съесть не успели.

— С этим трудно не согласиться, — горестно усмехнулся Иван Иваныч.

— А когда копчёности у них закончатся, а сообщения от красноармейцев с тракта, о прибытии очередного продовольственного обоза не будет, вот тогда они забегают, выясняя причину. Думаю что первым делом они заявятся в наше артельное представительство. Что могут представители власти узнать у наших работников?

— То, что наше представительство временно закрыто, а когда вновь откроется неизвестно, ибо начпрод из райисполкома расторг договор с артелью на поставку продуктов в город. Больше ничего наши работники не знают. Зарплату мы всем работникам полностью выплатили, так что с этой стороны, власти на нас надавить никак не смогут.

— Совершенно верно, Иван Иваныч. И остаётся у местной власти только одна-единственная возможность получить копчёные продукты. Заявиться в наше поселение и силой забрать всё, что у нас есть.

— А почему ты говоришь, что у властей всего "одна-единственная возможность"?

— Да потому что, дорогой мой друг, Иван Иваныч, не умеют местные троцкисты с кем-либо договариваться. Они уже много лет привыкли всё силой забирать.

— Значит ты думаешь, что представители власти к нам пожалуют в сопровождении чекистов или красноармейцев?

— Думаю, что чекистов власти привлекать не будут. Ведь мы никаких законов не нарушали, и даже не пожаловались на противозаконные действия начпрода из райисполкома, который по сути нас ограбил. Значит, чтобы нас каким-то образом запугать, власти привлекут красноармейцев.

— Главное, чтобы этих сволочей очень много к нам в поселение не приехало. Иначе потом замучаемся перевозить их трупы к топям на болоте, — пробурчал старший снабженец, чем вызвал мой искренний смех.

— Какой ты, кровожадный стал, Иван Иваныч, — просмеявшись сказал я. — Никого мы убивать не будем. Запомни, высшее руководство Западно-Сибирского края теперь сидит в Новосибирске и им до нас никакого дела нет. Тут на местах свои дела творят местные чиновники и троцкисты. Вот они прекрасно знают, куда их посланники в сопровождении красноармейцев отправились. Я так думаю, что когда они приедут в Урманное, то первым делом посетят нашу Управу, и спросят нас с тобой, почему прекратилась поставка продовольствия в город? Вот тут-то ты представителям власти и расскажешь, что все наши продукты забрал начпрод, а взамен нам ничего не выдал, да к тому же и ранее заключённый договор на поставку продуктов в город расторг. А в дополнение ко всем твоим словам, я покажу им наш бывший договор, где чётко и ясно прописано, что за часть привезённых копчёных продуктов, мы получали от представителей местной власти, патроны для охотничьих ружей, карабинов и "Винчестеров".

— Не понял. Причём тут патроны?

— Иван Иваныч, отвлекись на минутку от своей злобы на местных троцкистов и начпрода из райисполкома. Похоже злоба тебе ясно думать мешает. Неужели ты не видишь куда я клоню? Нет патронов для охоты, значит нет добычи. Ежели нет добычи, то значит нашим артельщикам нечего коптить. Вот и получается, что в город на обмен, нам поставлять просто нечего. Вот скажи мне, ты получил патроны при обмене?

— Нет. Я же уже сказал тебе, что нам ничего в этот раз не дали, ни хлеба, ни патронов.

— Вот тебе и ответ, как ты должен себя держать при встрече с властями. Всё же просто, как ясный день. Нет патронов — нет охоты. Нет охоты — нет добычи. Какие у представителей власти к нам могут быть вопросы? Они сами доброе дело порушили и договор разорвали.

— Теперь всё встало на свои места. Сегодня же соберу всех у кого имеются "Винчестеры", "Арисаки" и охотничьи ружья. Распоряжусь, чтобы все патроны перевезли на свои лесные заимки, или спрятали в таких схронах, чтобы их никакая собака найти не смогла.

— А вот енто правильный подход к делу, Иван Иваныч. Всем мужчинам и подросткам нужно сказать, что в домах патроны должны быть только в "Кольтах" и "Наганах", все остальные спрятать подальше. К приезду представителей власти, все "Винчестеры", "Арисаки", "Мосинки" и ружья должны быть без патронов. Далее. Все запасы копчёных продуктов, что у нас на складах имеются, тоже необходимо куда-то спрятать. В каждой семье лишь небольшие куски копчёностей надобно оставить, поселянам же надобно что-то кушать. Всё остальное нам надлежит спрятать. Думаю, для ентого дела лучше всего использовать схроны на болотах.

— Где находятся схроны на болотах, я не знаю, Демид Ярославич. У меня своих забот вполне хватает, — тут же сказал Иван Иваныч.

— Я понял тебя. Поручим енто дело Яросвету. Он знает, где и какие наши схроны находятся. Пусть завтра с утра приступает к перевозке копчёных продуктов со всех складов, а ты выдели ему несколько помощников.

— Хорошо, я подберу крепких подростков. Хотя могу и сам Яросвету помочь если нужно.

— Тебе, Иван Иваныч, я хочу завтра поручить самое важное дело.

— Какое дело?

— Надобно доставить моих детей в Барнаул. Все документы у них будут с собой. Ежели вас на тракте станут спрашивать, то дети едут в среднюю школу, к директору Василию Ивановичу, чтобы сдавать экзамены. Как приедете в Затон, оставишь детей на время у директора школы, мы с ним уже договорились, а сам поедешь на вокзал. Там узнаешь когда будет поезд на Москву, и купишь билеты. Желательно в вагон-салон, или в купейный. Главное постарайся договориться с кассиром, если нужно, дай взятку, но чтобы оба купе рядышком были. Когда посадишь моих детей на поезд, дашь телеграмму Семёну, укажешь какой поезд и номер вагона, чтобы он знал когда их в Москве встречать.

— Понял. Сколько денег им выделить?

— Я им уже выдал денег на первое время. Часть денег Яринка им уже в подкладки одежды зашила. Можешь выдать им немного мелких денег, так на непредвиденные расходы, например, чаю у проводника заказать или печенья.

— Что-то сомневаюсь я, что когда по всей стране проблема с продуктами, в поездах будет чай и печенье.

— В стране такая проблема может быть, но вот в вагон-салонах и в купейных вагонах, такого не бывает, ибо в них в основном, чиновники и всякие партийные работники ездят. На моих детей никто обращать внимания не станет. Едут вполне взрослые дети учиться в Москву. Их отец Глава поселения, а встречать будет дядька Семён, который занимает ответственный пост в профсоюзе работников кооперации и госторговли.

— Звучит внушительно. А как насчёт поездных воров и прочих бандитов?

— Насчёт ентого можешь не переживать. Мои сыновья едут при оружии. Им Семён Маркович сделал разрешения на повседневное ношение оружия, заверенные руководством ОГПУ и НКВД. Как он такое провернул, мне неизвестно, но номера "Кольтов" указаны во всех разрешениях. Так что поездных воров и бандитов может ожидать неприятная неожиданность.

— Будем надеяться, что твои дети никогда с поездными гастролёрами не повстречаются.

— Я тоже на енто надеюсь.

Иван Иваныч прекрасно справился с порученным делом. Ему, хоть и за солидную взятку, но удалось выкупить все билеты в два четырёхместных купе. Причём вагон, в котором отправились в Москву мои дети, был прицеплен следующим за вагоном-рестораном. Так что, при желании у них будет возможность получить горячие обеды. Через четыре дня после отъезда детей из поселения, наш старший снабженец вернулся назад.

Яросвет также хорошо справился с моим заданием. Он со своими помощниками, также за четыре дня, успели все копчёные продукты со складов Управы перевезти в схроны на болоте. Про патроны к "Винчестерам", "Арисакам", "Мосинкам" и охотничьим ружьям, можно даже не думать. Их не осталось в поселении.

А вот мои предположения, относительно деятельности местных властей, в отношении нашей артели, оказались не совсем точными. Представители власти, в сопровождении отряда красноармейцев, появились в Урманном спустя три дня, после возвращения Иван Иваныча в поселение, а не через месяц, как я предполагал.

Мы с Иван Иванычем пили чай с сушками в моём кабинете, когда в Управу забежал Яр, сын Яросвета и сообщил, что по дороге к поселению приближается большой отряд чужаков. Военные едут на лошадях, а гражданские — на автомобилях. Они их заметили, когда проверяли ловушки на зайцев в ближнем урмане. Поэтому Яросвет сказал старшему сыну брать коня, и быстро скакать в Управу, чтобы предупредить меня и Иван Иваныча.

Мы поблагодарили Яра, и начали готовиться к встрече непрошенных гостей. Я заранее подготовил книгу учёта, которую мы вели для проверки властями, договор о поставке продуктов в город, а также все регистрационные документы по нашей промысловой артели.

Непрошенные гости не заставили себя долго ждать. Через пять минут, после ухода Яра, мой кабинет наполнился множеством неизвестных людей. Мы, как ни в чём не бывало, продолжали пить чай с Иван Иванычем и хрустеть вкусными сушками, которые он привёз из Барнаула. Видя что никто не здоровается с нами, я решил ответить им тем же, а потому просто спросил:

— Вы по какому вопросу пришли, товарищи? Разве не видите, что у нас обеденный перерыв?

— Нам нужен Глава поселения "Урманное", — чиновник в полувоенном френче посмотрел в бумажку, напрягая и так выпученные глаза, после чего, добавил: — Старобогатов Демид Ярославич.

— Я, Старобогатов Демид Ярославич, — представился я чиновнику. — Повторюсь. Вы по какому вопросу пришли, товарищи? И кто вы вообще такие? Извините, но вы так и не представились.

— Я уполномоченный по хлебозаготовкам Алтайского районного Исполнительного комитета, а остальные присутствующие товарищи, представляют другие отделы райисполкома. Нас в первую очередь интересует, на каком основании вы решили закрыть своё артельное представительство в Барнауле, и отказались от поставки продовольствия в город.

— Хорошо, товарищ уполномоченный по хлебозаготовкам, я отвечу на все ваши вопросы. Хотя мне совсем не понятно ваше присутствие здесь. Ведь мы не крестьяне. Хлеб не растим. Да у нас даже полей для посевов нет, лишь урман, да болота кругом. Так что хлеб вы у нас заготовить никак не сможете. Кроме того, зерном и мукой нашу артель, до недавнего времени, обеспечивали представители Советской власти находящиеся в Барнауле. У нас и соответствующий договор был заключён. Наша промысловая артель поставляла в город различные копчёные продукты, а взамен мы получали хлеб и патроны. Видите ли в чём проблема, уважаемый товарищ уполномоченный. Вам похоже неверно сообщили о том, что произошло в Барнауле. Мой помощник по снабжению, Иван Иваныч, доставил в город продовольственный обоз с копчёной продукцией. В артельном представительстве произошла передача продуктов питания представителям Советской власти, о чём имеются записи в книге учёта и подписи ответственных лиц. Моему помощнику было сказано, ожидать подвоза хлеба и патронов, однако за два последующих дня, нам ничего не привезли. На звонки по телефону также никто не отвечал. Тогда Иван Иваныч пошёл в райисполком, чтобы узнать о причинах задержки. Председателя и помощников на месте не оказалось, и секретарь направила его к начпроду. Начальник продовольственного отдела ничего моему помощнику не стал объяснять, а просто заявил, что "в связи с тяжёлой продобстановкой в Западно-Сибирском крае, он принял решение все продукты питания реквизировать, а ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть".

— Всё правильно начальник продовольственного отдела сказал, — тут же раздался писклявый голос из толпы присутствующих. — В нашем Западно-Сибирском крае, действительно сложилась довольно тяжёлая обстановка с продовольствием.

— Товарищи, так мы же не опровергаем слова начпрода. Услышав доводы ответственного лица, мой помощник попрощался, и сразу же покинул его кабинет в райисполкоме. Вернувшись в наше артельное представительство, Иван Иваныч выдал положенную зарплату работникам, а потом объявил всем присутствующим, "что представительство временно закрывается, а когда вновь откроется пока не известно".

— Почему это неизвестно? — задал вопрос уполномоченный по хлебозаготовкам.

— Потому что начальник продовольственного отдела райисполкома принял решение, "ранее заключённый договор с промысловой артелью окончательно расторгнуть". Что вам непонятно в решении товарища начальника? Вот мы представительство временно и закрыли. Возить нам туда нечего, а содержать просто так пустующее здание и наёмных работников наша артель не может. Как вы сами теперь видите, товарищи, не наша артель "отказалась от поставки продовольствия в город", а начпрод райисполкома отказался от наших поставок продуктов питания в Барнаул. Даже если он теперь изменит своё решение, то поставок всё равно не будет.

— Это ещё почему? — вновь спросил чиновник в полувоенном френче.

— А где мы по вашему мнению, товарищ уполномоченный, должны взять продукты?

— Но вы же, как я понимаю, сами копчёности производили.

— Совершенно верно. Наша артель перерабатывала добычу полученную на охоте. Но когда начальник продовольственного отдела принял решение "все продукты питания реквизировать", мы не получили за них ничего. Я ещё могу понять, что нам положенный хлеб не выдали, согласно договора. Нехватка его в стране, понимаем. Но почему, товарищи, нам не выдали патроны для охоты? Скажите, как без них мы должны охотиться?

— Вы хотите нам сказать, что у вас нет патронов для охоты?

— Именно так. Нету. Остались только патроны для "Наганов", но с ними на охоту не сходишь. Мы рассчитывали получить патроны для охоты в Барнауле, но нам их не дали, по указанию свыше. Вот такая у нас проблема образовалась, товарищи. Нет патронов для охоты, значит нет добычи. Ежели нет добычи, то значит нашим артельщикам и перерабатывать нечего.

— Что-то нам не верится, что у вас вообще патронов не осталось, — раздался тот же писклявый голос из толпы присутствующих. — Предлагаю провести обыск в поселении. Тем более разрешение на его проведение у нас имеется.

— Ничего не имею против обыска. Проводите. Вот только, товарищи, пожалуйста, будьте предельно аккуратны и ничего не сломайте. Сие в первую очередь касается товарищей военных. Наше поселение находится под охраной и защитой. Не хотелось бы, чтобы кто-то из вас выплачивал причинённый ущерб из своего кармана.

— И кто же подписал документы по защите и охране вашего поселения? — с ухмылкой спросил уполномоченный по хлебозаготовкам. Остальные присутствующие также заулыбались.

— Товарищ Дзержинский и товарищ Сталин, — сказал я поднявшись из-за стола. — Надеюсь вас устраивают их подписи на документах по защите и охране нашего поселения?

Улыбки сразу же исчезли с лиц всех присутствующих. После этого начался обыск. Проверили все дома и строения в поселении, но так ничего и не нашли, ни патронов для охоты, ни копчёных продуктов. К слову сказать, при проведении обыска красноармейцы ничего не сломали. Ближе к вечеру все непрошенные гости покинули наше поселение. Перед отъездом, уполномоченный по хлебозаготовкам меня клятвенно заверил, что он непременно добьётся восстановления договора на поставку продуктов в город.

Примерно через два с половиной месяца, когда мы с Иван Иванычем уже собирались идти ко мне пообедать, к нашей Управе подъехал грузовой автомобиль. Из него вышел командир Красной армии. Он подошёл к нам и первым поздоровался.

— Здравствуйте, товарищи. Вы наверное помните меня. Мы были у вас, когда ответственные товарищи из райисполкома решили у вас обыск провести.

— Здравствуйте, товарищ военный. Я помню вас. По какой причине вы к нам завернули?

— В прошлый раз, когда шёл обыск в поселении, я пообщался с вашими охотниками. Они-то мне и поведали, как райисполкомовские товарищи с вами нехорошо поступили. Заодно они мне подсказали, в чём вы нужду имеете. Когда я рассказал, другим командирам про вас, то услышал о вас очень много хорошего. Мы решили вам немного помочь, поэтому я тут, — командир махнул рукой, и из кузова вылезли два красноармейца. Через пару минут они сложили на крыльце три ящика с патронами.

— Что в них, товарищ командир? — спросил я.

— В одном ящике патроны для "Винчестера", который под русский патрон. В другом ящике патроны для карабина "Арисака", а в третьем, для винтовок и карабинов "Мосина". Извините, мы больше не смогли достать. За патронами для "Винчестера" один мой друг ездил в Новосибирск, а другой патроны для карабина "Арисака" лишь в Томске нашел. Мне было проще. Я мосинские патроны на стрельбище оприходовал.

Мы поблагодарили военного, после чего пригласили его и бойцов с нами пообедать. Они согласились.

После сытного обеда, мы выдали военным шесть крупных тушек копчёной зайчатины и они довольные уехали. А наше поселение вновь зажило привычной жизнью.

Через полтора месяца, мы подготовили новый продовольственный обоз для города. Перед его отправкой, Иван Иваныч посетил Барнаул и вернулся оттуда с хорошими вестями. Он сообщил, что власти не только наш договор восстановили, но и начальника продовольственного отдела расстреляли. А деловые люди приготовили двадцать мешков с зерном для обмена на продукты. В общем последующие года и заснеженные зимы, наше поселение пережило нормально.