Глава 5

Глава 5: Зеленоглазый убийца

Я проснулась от низкого гулкого рокота, выбившего из тяжелого, наполненного кровью и смертями сна. Какое-то время я лежала без движений и смотрела на мерцающую в нежном утреннем свете листву, пронизанную тоненькими золотыми иголочками солнечных лучей, а перед глазами необыкновенно-ярко стояло видение: острие черного клинка невесомо перечеркивает шею отшатнувшегося человека. Самым кончиком, на излете, но я четко знаю, что этот неизвестный мне солдат уже мертв, даже если он еще не понял, что с ним произошло: артерия перерезана ровно настолько, насколько требуется, чтобы крохотный порез стал смертельным. Один из множества эпизодов затяжного боя, составивших мой сегодняшний сон.

А сон ли?

Тягучий рокот нарастал, отзываясь болезненным гулом в голове. Приближающийся тяжелый корабль, медленно летящий на небольшой высоте, убивал мыслительную деятельность надежнее соседского перфоратора, мешая думать и не позволяя ни на чем сосредоточиться, зато развеял последние сомнения в уровне развития разумных, присутствующих на ненаселенной планете.

— Твою же бога в душу мать... — простонала я, хватаясь за голову и закапываясь носом в разворошенный сверток вещей, выполнявший роль подушки.

Есть в этом какая-то циничная ирония. Необитаемая планета, тишина и благодать дикой природы, и именно в то утро, когда голова сама по себе раскалывается от тяжелого сна, меня будит рёв летящих на низкой высоте тяжелых грузовых кораблей ишон, загруженных по самый потолок трюмов!

Ишон?

Я резко села, инстинктивно придержавшись за ветку. Слово, которого никогда не было в моем лексиконе, довольно богатом на всякие странные слова, неизвестно откуда пришедшие в голову. Слово с четким смыслом, воплощенным в сумбурных смазанных образах людей.

— Грузовой корабль ишон. — пробормотала я, глядя в золотящуюся крону.

На груди неприятно зачесалось и закололо. Рука поднялась автоматически, почесать зудящую кожу, но... пальцы нащупали что-то... твердое. Сон усвистал окончательно, мозги включились, пусть и пробуксовывая в гулком раскатистом рёве. Оттянув распоротый ворот футболки, я уставилась на странное нечто, присосавшееся к коже. Небольшое симпатичное овальное устройство из бледно-золотистого металла с почти пустой капсулой в центре, вогнавшее мне "лапки" под кожу.

Что за...

Инъектор биоблокады.

Ответ, всплывший мгновенно. У меня на грудине висит инъектор с биоблокадой, уже заканчивающий свою работу. И едва ощутимое пожелание его не трогать и не снимать.

— Значит, ты действительно приходил ночью. — пробормотала я, резко успокаиваясь и переставая психовать.

Это всё меняет. Планы на ближайшее будущее остаются те же, это бесспорно, но долгосрочные перспективы резко изменились, хоть над ними и подвис жирный знак вопроса. К сожалению, с этим вопросом я ничего поделать не могу: мое будущее зависит от выбора напарника. Мне же останется лишь принять его решение и уже как-то крутиться с тем, что у меня будет.

— И что дальше? — спросила я, глядя в зеленый полог листвы. — Ты пришел. Ты был рядом, когда мне было откровенно хреново. Ты дал биоблокаду. А дальше что?

Я не ждала ответа, но, к моему удивлению, он все же пришел. Образом-картинкой, наполненной ожиданием и молчаливым приглашением: текучая перед внутренним взором глубокая темная вода, сероватый камень, нагретый солнцем, шелест и аромат речной растительности, тонкий оттенок ванили и свежей сырости проточной воды.

Меня пригласили встретиться?

Согласие мазнуло по разуму искристой иронией и странной сытой удовлетворенностью.

— Я приду.

Согласие стало ярче и сочнее, дополнившись четким образом, куда именно мне надо прийти. Недалеко. Почти напротив лесной косы. Чуть-чуть лишь надо свернуть дальше от побережья. Туда, где река едва заметно поворачивает, огибая выступ скальных пород, густо поросших невысокими деревьями, уже усыпанными наливающимися под щедрыми лучами двойного светила желтыми плодами.

Настроение скакнуло к небесам, и даже рев корабля больше не мог омрачить это утро, но... голову он делал больной все сильнее и сильнее. Нам обоим. Мигрень напарника доносилась тяжелой толкающей в висок пульсацией, от которой, казалось, трещал череп и мозги вытекали жижей. Его раздражение всё отчетливее наливалось огненным холодком злости, чуть присыпанного сонливостью, тягучей вялостью, докатывающейся до меня ватностью в теле, и нестерпимым желанием завалиться на мягкие стебли в пышные заросли речного илиса и придремать в теньке до вечера.

— Скоро буду. — толкнула я отчетливую мысль.

Рокот приближающегося корабля забивал мысли, не давал нормально думать, сводя мозг до полной однозадачности. Еще и мигрень напарника добавляет жару. Только этим я могу оправдать свою невнимательность. Потому как лишь выбравшись из лёжки я соизволила, наконец, осмотреться. И увидела Его.

Оружие, возлежащее на развилке мелких ветвей чуть дальше от ствола.

Огромное, длиной около двух метров, длинноствольное оружие из матового, маслянисто поблескивающего светло-серебристого металла. На корпусе тускло мерцали топазово-голубые панели и огоньки работающих систем. Ствол раздваивался, словно разрезанный пополам, поблескивая изнутри призрачным холодным свечением. Это оружие — однозначно не огнестрел, не рельсовое орудие, хоть и способно к работе в подобном режиме. Нечто иное. Снайперский комплекс притягивал взгляд хищной красотой и завершенностью конструкции, но трогать его я не стала, удовлетворившись изучением на расстоянии. Напарник положил оружие на развилку так, чтобы комплекс встал намертво, закрепившись с одной стороны сошками за уходящую вверх тонкую ветку, а с другой — упершись прикладом в выемку на массивной нижней ветви. Так оружие не соскользнет, не упадет с дерева и не будет повреждено даже если ветвь будет качаться под порывистым ветром.

Но почему он оставил его здесь?

Словно в ответ на вопрос перед глазами ярко всплыли образы ночного сна. Кровавая резня в широких, хорошо освещенных коридорах человеческой базы. Привычная, знакомая тяжесть клинка в руке, скорость и сила тренированного тела, пьянящий ритм боя, страх в глазах противника, чужая кровь, веером брызг легшая на лицо...

Я тряхнула головой, заморгала, выныривая из дурманящих разум образов. Слишком ярко и сильно они давали в голову, будя в душе нечто... странное. Знакомый солоноватый привкус крови, тепло верного ножа в руке, бьющееся тело жертвы под другой рукой, прижимающей его к камню алтаря.

Образ боя как триггер дернул за глубоко укрытые в памяти воспоминания, которых я не могу ни знать, ни помнить, поскольку в этой жизни никогда не проливала чужую кровь. Но я их помнила столь же отчетливо, как лето в деревне вместе с братом. С годами память блекла и терялась, сохраняя лишь самые яркие фрагменты. И они ничем не отличаются от других не менее, а то и более ярких.

Расколотая мозаика моей памяти...

Иногда я теряюсь в образах прошлого. Одинаково ярких, одинаково реальных и подробных. Полных запахов, ощущений, мелких подробностей и деталей, которые я не могу придумать при всем богатстве фантазии и воображения. Просто потому, что это... странно, неразумно и нерационально. Как толстая, с ладонь в длину кисть черных волос, перевязанных темной дымчато-синей лентой, подвешенная за цепочку к рукояти изогнутого как коготь ритуального ножа. Она должна мешать в работе, должна быть неудобной, но... Руки до сих пор хранят привычку перебирать тяжелые шелковистые пряди в размышлениях или задумчивости.

Я с силой потерла лицо, опустила руки на колени, сумрачно глядя на собственные пальцы. На мгновение мне показалось, что я ощутила привычную тяжесть атамэ, легшего в руку по зову и нужде. Снова. Но на этот раз ярче, отчетливее, как-то... реальнее. Словно не хватило какой-то малости, и верный инструмент вновь придет ко мне по моему же зову.

Тяжелая задумчивость напарника била в голову его мигренью и эхом рева корабля, смывая ощущения, но обостряя образы и память. Не было сомнений, пренебрежительности, иронии или еще чего-то привычного. Только задумчивость.

— Как-то так...

Собственный голос прозвучал тяжело и уныло. Такие образы всегда тяжелы для меня. Слишком много они несут с собой. Слишком много пробуждается в голове, вызывая всё больше и больше вопросов о том, кто же я такая. Или такой...

Я перевела взгляд на оружие, мягко мерцающее масляными бликами под яркими лучами давно взошедших светил, пробивающихся сквозь крону сияющими иглами. Это оружие было бы неуместно в ночном бою, сковывало бы движения и могло быть повреждено. Логично, что напарник, зная, куда направился, оставил его здесь.

Чужая ирония скользнула по границе восприятия как эхо, взбодрив и вернув к насущным проблемам. Я встряхнулась, повела плечами. Меня ждут и мне надо много что сегодня сделать! А о прошлом я подумаю потом. Вечером. Под четырьмя лунами и звездным небом, которое я не увижу под пологом листвы.

Голова вновь стрельнула болью, убивая весь настрой. Казалось, что этот долбанный бомбовоз летит прямо по моим мозгам, пропахивая их крыльями, хвостами и прочими выступающими частями конструкции. Злобно рыкнув, я задрала голову в тщетной надежде увидеть корабль в просвете листвы.

И я его увидела.

Четко, ярко и отчетливо... глазами моего напарника.

* * *

Конвой грузовых кораблей двигался в строю охраняющих его перехватчиков, направляясь вглубь равнины. Три прямоугольные туши грузовиков в окружении звена в семь стремительных военных машин. Ведущий впереди и по три ведомых по обе стороны грузовых судов.

Зеленые глаза болезненно щурились под ярким солнцем, рев работающих под нагрузкой двигателей ввинчивался в голову. Чувствительный слух нарим лишь усугублял ситуацию, мелочно вываливая в мозг хозяину всё богатство сложной тональности оглушительного звукового конгломерата.

— "Ринор..." — запрос на связь прошел автоматически по инстинктивному обращению к адресату.

Ответ пришел мгновенно:

— "На связи."

Молодой воин сжал руки, прижимая подвижные уши к голове в тщетной надежде хоть как-то спасти слух.

— "Убери их с неба, прошу..."

Почти невыполнимая просьба, высказанная от отчаяния в надежде на чудо и чужое мастерство.

Далеко в горах, на склоне высокого горного кряжа рослый нарим вздохнул, качнув головой, вернулся в просторную пещеру за стоящим в готовности снайперским комплексом тяжелой модели. Ему потребовалось немного времени подняться на точку, подготовить оружие к работе и вытянуться на столь удобном выступе скальных пород. Темные фиолетовые глаза чуть сузились, изучая цель. Большой конвой из трех грузовых судов и семи кораблей сопровождения. Двигаются с одной скоростью, летят строго по курсу на разных плоскостях: сопровождение чуть выше. Никаких перестроений или смен курса. Идеальная диспозиция...

Палец тронул скрытый переключатель, переводя орудие на нужный режим работы и блокируя магазин, лег на спусковую пластину, выбрал свободный ход и замер на той незримой границе, за которой происходит выстрел. Последние расчёты, окончательное решение и как итог — единственный выстрел.

Первый ведомый неожиданно рвано дернулся назад, словно поймал таранный удар. Мощная оптика прекрасно показала, как смяло незримым объемным ударом гравитационного орудия кабину пилота, швыряя хрупкую машину навстречу идущему следом перехватчику, чей пилот ожидаемо пытался уклониться, шарахнувшись в сторону. Привычки и инстинкты жертвы не подвели стрелка: рывок был вправо. Люди в большинстве инстинктивно поворачивают направо... Пилоту не хватило ни времени, ни дистанции уклониться от столкновения с подбитым перехватчиком, и объятую пламенем машину закрутило, швыряя в летящий первым грузовой корабль. Удар пришелся в переднюю полусферу, заворачивая массивное судно поперек курса идущих следом кораблей. Пилоты грузовых судов — не летчики-истребители, да и сам такой корабль не обладает маневренностью погибших перехватчиков, ему сложно сбросить скорость и развернуться в силу инерционности.

Спокойные фиолетовые глаза с удовлетворением наблюдали, как идущий вторым в конвое грузовой корабль протаранил головное судно, раскалывая его почти пополам. Попытка резко сбросить скорость закончилась сокрушительным ударом в двигатели от замыкающего и уже неуправляемым полетом к далекой земле вместе с двумя другими кораблями, утягиваемыми за собой.

— Убрал. — тихо произнес Ринор вслух, наблюдая за оставшимися целыми перехватчиками, бессильно сопровождающими падающие грузовые суда. Не утративший ход замыкающий корабль пытался выровнять падение, но масса зацепившихся после тарана собратьев неумолимо тащила к земле.

— Спасибо...

Едва слышный ответ вызвал искреннюю улыбку. Связь перешла в фоновый режим, на время отсекая разговоры, но не исчезая окончательно.

Ринор подхватил оружие и вернулся в просторную пещеру, достаточно большую, чтобы вместить в себя грассер. Он будет здесь столько, сколько потребуется. До тех пор, пока его командир не вернется в стабильное состояние после раскрытия энергосистемы. Сколько бы времени это ни заняло, он будет ждать.

* * *

Короткая разминка вернула некоторую бодрость и прогнала остаточную сонливость. Я аккуратнее сложила вещи, достала из сумки газировку и с наслаждением напилась сладкой шипучей химоты. Жажду, понятное дело, эта гадость не уняла, но хоть на какое-то время забила дикое желание пить. Эту бутылку я возьму с собой, солью газировку и наберу чистой воды. Покопавшись в сумках, достала мыло, сменную одежду и матерчатую сумку, в которой ранее были напиханы сладости для малого. Ручки у сумки достаточно длинные, чтобы ее носить на манер рюкзака. Теперь подготовить мыло и можно идти.

Не могу сказать, что у меня богатый опыт походов, но он достаточный, чтобы помнить, как легко теряется мыло при мытье в водоеме. Крупноячеистой сетки у меня нет, но есть небольшой овощной нож и простыня, от которой придется отодрать еще кусочек. Тонкую полоску ткани, которую я пропущу в дырку в крупном бруске банного мыла и обвяжу его по узкой стороне. Когда-то нечто подобное мы делали с братом в селе, задолбавшись вынимать соскальзывающее по камню мыло из жирного речного ила.

Воспоминание плеснуло ярким образом: ругающийся брат, сунув мыло в пакет, аккуратно высверливает в нем дырку узким ножом. На дворе жаркий летний солнечный день, громко стрекочут кузнечики в луговой траве, шумит на порогах речная стремнина, рядом в заводи плещутся соседские гуси, охраняющие молодняк, еще покрытый детским желтым пушком на животике. А крупный серый гусак, широко раскрыв крылья и шипя, гоняет по покрытому галькой заиленному берегу тонко и пронзительно визжащую мелкую светлошкурую шавку по глупости и привычной безнаказанности решившую облаять гусиную стаю. Истеричные вопли какой-то дамочки, прикатившей с семейством на речку отдыхать, служили прекрасным дополнением, довершающим идиллию летнего солнечного дня.

Сидя высоко на ветке я улыбалась, вспоминая единственного близкого человека, оставшегося там, в родном мире. Старший брат, заменивший мне всю семью и отвернувшихся родичей. Если получится, если будет хоть малейший шанс его оттуда забрать, я сделаю всё от меня зависящее, чтобы вытащить его из того мирка. Надеюсь, он сможет принять мою пропажу без... осложнений. И я не найду его в... не лучшем состоянии, когда я смогу добраться до родного мира.

Не "если". Когда. И только так.

Настроение на мгновение скакнуло вниз, почему-то сильно срезонировав о напарника и его мысли, промелькнувшие мимо моего сознания тянущими за душу образами. Я потом обдумаю их... В тишине и одиночестве. А в брата я верю: глупостей он не наделает. Искать, понятное дело, будет. Я бы сама его искала. Но ерунду творить не будет. И мне не стоит мотать себе нервы. Это ничего не решит и ничем не поможет.

Тряхнув головой, я подхватив кроссовки, повесила топорик на пояс.

Всё. Хватит травить душу и трепать нервы. Пора идти.

Свесившись с ветки, я какое-то время всматривалась в мерцающий затененный сумрак огромного леса, выискивая возможных зверей. В золотолистых кустарниках шло какое-то копошение: я видела, как мелкие зверьки перелетали с места на место, но остроты моего зрения не хватало, чтобы рассмотреть их отчетливо. Что творилось глубже в лесу тоже видно не было, но в просветах между деревьями "косы" никого не наблюдалось.

Спустилась я без сложностей: лестница держалась хорошо, не люфтила, не трещала, не раскачивалась, немного утопившись "ножками" в мягкую лесную почву. Но зазор между самой лестницей и стволом дерева, который я оставляла сознательно с помощью веревочной обмотки, давал возможность пользоваться ею с комфортом.

Уже стоя на земле, я, задрав голову, изучала результаты своих вчерашних трудов. Хорошо получилось. Добротно. Веревки нигде не сползли: затянула я настолько крепко, насколько была в состоянии. Перемычки и основные стволы не прогнулись, трещин нет. Прекрасно. Если все будет хорошо, лестница прослужит мне долго.

Настроение скакнуло выше крон: оглушающий рев как-то неожиданно исчез, от напарника доносилось сытое удовлетворение и умиротворение, у меня почти ничего сильно не болело, погода радовала глаз чистым небом и легкой облачностью над горами, а прохладный ветерок, налетающий со стороны океана, немного сглаживал жаркие лучи двойного светила. Еще раз осмотрев пышное разнотравье, я неспешно пошла к далекой реке, сразу набрав размеренный темп ходьбы, достаточно щадящий, но быстрый, чтобы не растянуть дорогу до середины дня.

Идти сначала было тяжело. Ноги цеплялись за стебли, вязли в липких листьях, я спотыкалась о неровности почвы и по незнанию влетала в колючки, но постепенно я привыкла. Достаточно один раз налететь на местную версию татарника, цветущую ароматными ярко-белыми пышными цветами, похожими на крупные пионы, чтобы я запомнила эти роскошные узорчатые голубые листья, усыпанные толстыми и крепкими колючками с мизинец длиной. Липкие плети заметить сложнее, но эйя цветет высокими тонкими цветоносами, поднимая стрелки темно-синих колокольчиков над конкурентами на солнце. Колокольчики эйи я обходила по дуге: разрастается этот липкий ломкий плющ просторно и далеко, отдирать от себя сложно, но его можно просто обойти и не иметь проблем.

Мелочей накапливалось много. Эта планета щедра, ее биосфера богата и радует глаз. Если к ней привыкнуть и принять ее правила, ходить здесь несложно. Я старалась быть внимательнее, смотреть под ноги и по сторонам, вслушиваясь в пока еще тяжело уловимые подсказки от напарника. Результат пришел не быстро, но он был: когда стена речной растительности встала передо мной, я шла уже довольно спокойно, обходя проблемные растения и кружащих вокруг них насекомых. По большей части — безобидных. Множество толстых ярких "пчел", шестикрылых бабочек, радующих меня яркими раскрасками, даже какой-то мелкий крылатый коричнево-зеленый пятнистый зверек рылся в роскошном белом цветке "татарника"-нэксу, нервно дергая длинным хвостом.

Этот мир мне нравится. Он красив, приятен, не вызывает отторжения и опаски на инстинктивном уровне. Я знаю, что здесь достаточно хищников, погода, как и полагается во всех нормальных мирах, имеет склонность портится и нерадовать дождем, холодом, леденящим ветром и прочими проявлениями непогода, но сама планета, она... Она живая, яркая и полна сил, без следов увядания и угасания.

Идя вдоль стены пышного речного илиса, я вслушивалась в этот мир, иногда непроизвольно перескакивая на восприятие напарника. Нам обоим он нравится, равно вызывая приязнь и уважение, смешанное со здравым признанием его опасности. Иногда от напарника приходили смазанные тяжелые образы. Живая тьма пещеры, таящая нечто неизмеримое и невидимое, способное свести с ума слабого волей и разумом. Люминесцентная растительность, скрывающая в недрах столь привлекательного биома смерть для слабых и невнимательных. Стремительные тени хищников, проносящиеся сквозь залитый лучиками света лес. Огромные хищники гор. Образы накатывали один за другим, гармонично дополняя солнечный день и вновь утверждая в уважении к этому столь многогранному миру, неиспорченному разумными. Миру, непобежденному теми, от кого остались лишь стылые руины, поглощенные лесом и живым мраком.

Я остановилась. Осознание образа дошло до разума не сразу, с небольшим запозданием.

Этот мир был когда-то населен.

Давно. Настолько давно, что от былого величия его вымерших обитателей остались лишь голые каменные стены поглощаемых лесами руин, раскиданных по всей планете. Здесь тоже такие есть. Неподалеку. В лесу.

Но я в лес пока не хожу. Рано мне еще испытывать удачу, умение ориентироваться на местности и навыки разборок с хищным зверьем, которого во всех лесах всех миров изрядно. Передернув плечами, я продолжила идти, уже перестав запилать на мир и окружающую меня красоту. Вновь зачесалась кожа. С остервенением хотелось залезть в чистую прохладную воду по самые ноздри и отмокать, отмокать, отмокать, пока не отойдет от кожи грязь и присохшая кровь.

Что?

Чуть не споткнувшись о стебель илиса, я тряхнула головой. Кровь?

Ах да... Напарник же вернулся после ночного загула по ишонской базе...

Но твою же мать, а! Я всей шкурой ощутила эту мерзкое чувство, когда кожу стягивает засохшая корка крови, залившая плечи и спину. А волосы...

Какая дичь!

Почесав голову, я встряхнулась, чувствуя его ленивую иронию и ожидание. Чего ждет?

Ответ пришел простым и ярким, очень ёмким образом: мыло, с которого острый кончик ножа снимает стружку, всверливаясь в твердую поверхность, столь привлекательно пахнущую хвоей и мыльной основой.

Фыркнув смешком, я ускорила шаг, двигаясь вдоль речной растительности, обрамляющей берега сплошной шелестящей светло-зеленой стеной. Идти еще немного, за минут двадцать дойду.

Будет тебе моё мыло.

Размеренно шагая вдоль илиса, я глазела по сторонам. Топорик покачивался на ремне: от напарника пришло железное утверждение, что прямо сейчас эта часть территории реки полностью безопасна и здесь нет хищников. Можно идти спокойно, но в другое время лучше оружие держать в руке. Если что-то внезапно на меня прыгнет, у меня не будет возможности его снять. Замечание резонное. Но прямо сейчас я беспечно шла и смотрела по сторонам. На пышные кусты светлой зеленой травы в голубую крапку, уверенно оттесняющую илис ближе к воде, на крупные валуны, начавшие встречаться на моем пути. Некоторые приходилось обходить, настолько большими они были, иногда возвышаясь над землей выше моего роста. А некоторые, еще более огромные камни, утопали в почве, и только просторная плоская поверхность выступала из травы, кое-где поросшая мхом и мелкой скальной растительностью.

Один из таких здоровенных плоских камней разрезал стену илиса до самой воды, плавно уходя в реку в обрамлении склонившихся к воде длинных роскошных цветоносов с мелкими голубыми цветочками со снежно-белой сердцевиной. Илис цветет обильно. К осени он отцветет, лепестки осыплются, оставляя гроздья жестких плодов, лишенных сочной мякоти и приятного вкуса. Они острые, словно черный перец. И почти такие же на вкус, лишь запах у них терпкий, как у лавра.

Всё же, это удивительный феномен. Такая связь и вызванные ею особенности восприятия. Я ведь никогда не видела плоды илиса, а мой напарник незнаком с черным перцем и лавром. Но на совмещении наших ассоциаций, естественным образом вспыхивающих на знания друг друга, появляются более полные и исчерпывающие в своем объяснении образы.

Плеснула вода, чуть иначе, выбиваясь из размеренного шума стремнины, взгляд зацепился за движение в тени мелкорослого дерева, каким-то чудом закрепившегося на возлежащем в реке камне. Мне потребовалось позорно-много времени, чтобы осознать увиденное: из-под воды вынырнул молодой черноволосый мужчина, перехватил рукой корень дерева, не позволяя стремнине утянуть себя дальше по течению. Он тряхнул головой, нервно пряднул длинными ушками, стряхивая воду, прогреб пальцами волосы, слипшиеся в жесткую корку. И лишь потом приветственно взмахнул испачканной в бурой размокающей крови рукой.

Я махнула в ответ, поправила съезжающую по плечу лямку, подошла к кромке воды. Напарник оттолкнулся от корня и поплыл ко мне, с трудом преодолевая довольно сильное течение. А я, сняв сумку и поставив ее на камень, откровенно и беспардонно на него пялилась.

Красив.

Это слово описывает его настолько, насколько может одно слово вообще хоть что-то описать. Лицо я видела очень плохо, детали смазывались не таким уж большим расстоянием, но... Напарник красив в движениях, насколько может быть красив прекрасно сложенный, гармоничный и тренированный нагой мужчина.

Ему не потребовалось много времени пересечь разделяющие нас метры, и вскоре он ухватился за кромку камня, подтянулся ближе, чтобы в следующее мгновение одним рывком вытолкнуть себя из воды на камень. Буквально на мгновение мы замерли, глядя друг на друга, а потом он... молча протянул руку в недвусмысленном жесте, подставляя раскрытую ладонь под лучи солнца.

Что?

Я даже немного растерялась, а потом до меня дошло...

— Ну ты красавчик, блин... — проворчала я, копаясь в сумке.

Он улыбнулся, дернув ушками.

— Держи.

Я положила ему на ладонь просверленный брусок мыла, получив в ответ еще одну обаятельную улыбку. И волну одобрения со щедро сдобренным иронией теплом.

Наша встреча протекала в тишине и молчании, в какой-то странной ленивой эйфории и неге, при которых нет надобности в лишних объяснениях и привычных для людей ритуальных словестных танцах по головам и нервам друг друга. Ни лишних слов, ни попыток как-то объяснить потребность в том или ином действии. Удивительное ощущение понимания с полуслова, с легкого флёра эмоций и пожеланий, всплывающих в разуме как эхо. Никаких сложностей, смущения и неловкости от сложившейся ситуации при первой личной встрече. Никакой неловкости от наготы, от неприглядного состояния и личных, даже интимных действий. Происходящее воспринималось правильно, естественно и единственно-верно в сложившейся ситуации. Казалось, мы не могли повести себя иначе.

В этой встрече не было ни фальши красивых слов, ни попыток выглядеть лучше, чем мы есть. Какой смысл, если мы открыты друг перед другом словно книга? Не было и глупой романтики, которую так любят воспевать люди при встрече мужчины и женщины. Особенно, если у них есть хоть какая-нибудь связь, даже если довольно иллюзорная. О какой романтике можно говорить, если единственное, чего мы хотели оба, — это отмыться до скрипа от того, что на нас налипло за прошлую ночь? Да и зачем она? Эта глупая идеалистичность и воздыхания на образ.

Бесспорно, образ стоит того, чтобы на него вздыхать: молодой мужчина незнакомого мне вида действительно красив. Объективно красив. Лицо у него правильное, утонченное, как принято говорить — аристократичное, с узким подбородком, четко очерченными скулами и красивой формы губами. Ровный прямой нос с тонкими крыльями, брови вразлет. Чуть прищуренные раскосые глаза поразительного сочного цвета, присущего зеленому турмалину. Ни один изумруд не обладает настолько насыщенным и чистым темным цветом. Словно глубины зеленой воды, лишенные синевы и золота. Чистейший холодный зеленый цвет... как вода в тени. Холодный, как разум сидящего подле меня мужчины. Я знаю, насколько он силен при всем своём изяществе и внешней хрупкости невысокой гибкой фигуры. Знаю, насколько быстро двигается, как проворен и ловок. Видела в ночном бою. Могу оценить и осознать насколько мой напарник опасен и... действительно красив. Не только телом и лицом. Он красив в движении и в неподвижности. Но что реально зацепило мой взгляд, это... его ушки. Подвижные длинные кошачьи ушки, покрытые меленьким черным мехом, растворяющимся в смоляной гриве длинных волос. Подвижные ушки, никогда надолго не замирающие в неподвижности, с мелкими кисточками на кончиках и нежным длинным светлым пушком внутри, прикрывающим ушной канал. Это... Даже не знаю, это красиво или мило. Или и то, и то? Особенно на контрасте с сутью и характером сидящего передо мной монстра, получающего незамутненное удовольствие от процесса убийства и охоты на разумную дичь.

На эти мысли напарник нервно прижал ушки к голове так, что они почти слились с волосами, и продолжил сосредоточенно выколупывать когтем липкие комки набухшей бурой крови, застрявший в узоре металлического браслета, охватывающего его руку на предплечье ближе к локтю.

Прижимай, не прижимай, всё равно ушки добавляют очаровательности и милоты, сильно искажая восприятие его как реально опасного существа. И даже черные когти, венчающие пальцы, не прошибали эту очаровательность.

Тихо плеснуло: напарник соскользнул с камня в реку, уйдя под воду с головой. Пара мгновений, он вынырнул, а стремнина понесла дальше мыльную пену.

Опять это "он". Безликое обращение вновь дернуло за разум раздражением. Так я могу обращаться к тому, чьё имя даже не беру за труд запомнить, и оно вылетает из головы раньше, чем успевает осознаться разумом. Но называть так его мне не хотелось. Это... неправильно.

— Как к тебе обращаться? — тихо спросила я, рассматривая своего... кого? Спутника? Напарника?

Ответ пришел без заминки:

— "Напарник" — вполне устраивает.

Устраивает, значит... Но спросила-то я не совсем это. Хотя, он ответил на мои сомнения. Кто он для меня. Сейчас — напарник. Вопрос, правда, в чём именно он мне напарник...

Вместо словестного ответа — флегматичное пожатие широких плеч.

— А звать тебя как?

Вновь ответ, данный без задержек и колебания:

— Навь.

Слово дернуло по разуму вспышкой сумбурных образов-воспоминаний. Тяжелых, кровавых, наполненных болью и горем. Причина, по которой его так назвали. Но их я тоже обдумаю потом.

— Это ведь не имя? — все же решила уточнить.

Улыбка стала шире. Не имя. Его так зовут.

— Позывной?

Навь кивнул и одним слитным движением рывком выбросил себя из воды и сел на край камня, нервно подергивая ушками. Так же нервно, как делала моя кошка, если на ее уши попадала вода.

— Можешь звать меня Рин.

Все так обычно и делают, теряя четверть моего и так не слишком сложного для запоминания имени. Хотя вроде бы, что сложного сказать "Рини"? Но... народ упорен в желании сокращать моё имя, а я уже привыкла отзываться на "Рин" и устала спорить.

Напарник хмыкнул, криво усмехнулся и мурлыкнул:

— Хорошо, Рини. Я буду звать тебя Рин.

Язва...

— Мне стоит спросить, откуда ты узнал мое имя? — флегматично спросила, глядя ему в глаза.

— Разве у тебя есть необходимость в подобном вопросе? — тем же исполненным иронии тоном задал он встречный вопрос.

— Наверное, нет. Это же очевидно... — я вздохнула, прогребла волосы. — Скажи... Это вообще нормально?

— Да.

Простой, четкий ответ, данный низким мелодичным голосом на языке, который я не могу знать, не должна понимать, но... Мне понятны его слова. Не образы, несомые в комбинации звуков, а именно сама речь. Набор звуков, формирующих простое слово "сиэ". Четкое согласие-подтверждение верности и правильности вопроса. Да. Нормально.

— Как так случилось?

Унылый вопрос в пустоту, на который я не ждала ответа, но ответ был дан простой будничной фразой:

— Чужое направленное вмешательство.

Я вздрогнула. Направленное вмешательство? Так это...

— Это сделали намерено? — уточнила я, доставая плоскую расческу.

— Есть записи. — довольно дернув левым ухом, произнес он. — Позже, когда появится возможность, я покажу их тебе. — яркие, но темные зеленые глаза опасно сузились. — Вмешательство неоднократное. Над тобой. И надо мной. Раздельно, сразу, одно за другим.

Вот оно как...

В случайность своего появления на этой планете я не верила с самого начала. Слишком хорошо все сходилось, а я сама не давала никаких причин для "попадания": я нигде не лазила, не помирала, ничего странного не трогала, никаких книжек не читала и еще много других "не". Я вообще ничего не делала. А даже если бы делала... Слишком всё поэтапно и очерёдно произошло, начиная с моего попадания в этот мир и до нашей встречи. Слишком ярко, слишком чётко и сильно, без накладок, без ошибок, без ненужных отсрочек. Слишком всё прошло гладко, чтобы быть простым набором случайностей.

Не исключаю, что Случай, всё же, имел место быть. Но не в моем переносе на камень береговой линии океана на глазах напарника. И не в мгновенно установленной ментальной связи, не позволившей нам наделать ошибок и упустить друг друга.

— А что с нашей странной связью? С этим Зовом, который я постоянно слышу в голове. — задала я не дающий покоя вопрос. — Почему я могу слышать твои мысли и видеть то, что видишь ты? Я чувствую направление на тебя. Могу ощутить твои эмоции.

В ответ — пожатие плеч. Напарник взял с камня измочаленный комок стеблей илиса и принялся отмывать начисто браслет... деактивированной брони.

— Тебе знаком подобный феномен?

Он поднял на меня взгляд.

— Самой связи?

Я кивнула.

— Мы давно предполагали возможность подобного ментального сопряжения, но пока удается достигать схожего эффекта только с помощью имплантатов. — напарник улыбнулся, иронично глянул на меня. — В нашем случае связь проходит без вспомогательных... устройств, но она неконтролируемая, что может доставить много... сомнительных моментов.

— Например?

Укоризненный взгляд пропал втуне. Я хочу получить прямой ответ. Что может быть плохого в подобной связи и какие сомнительные моменты она может доставить.

— Зависит от степени нашего доверия друг к другу. — наконец, ответил Навь. — И от тех преград, которые могут между нами встать.

— Достаточно не создавать друг другу сложностей и не порождать подобных преград. Сейчас у нас нет причин что-либо утаивать друг от друга. У меня нет секретов от тебя, а ты... — я пожала плечами. — Здесь и сейчас нет никого, кто мог бы перевесить по значимости твое слово или твою важность.

Говорить открыто подобное... забавно. Но особо приятно, что Навь понимает сказанное правильно. Без тупостей, без подвохов, не ища скрытый смысл, которого просто нет. Он понимает буквально. И это радует меня несказанно.

— А сможем? — тихий-тихий, полный сомнения и странного ожидания вопрос.

— А что нам мешает? Это зависит только от нас. Не так ли?

Он хмыкнул и... согласно склонил голову. И снова эта улыбка. Легкая, иронично-лукавая, но без следа тепла или веселья. Если он слышит мои мысли, то я чувствую его эмоции. Вернее, их... условное присутствие. Эмоции ему присущи, бесспорно. Гнев, радость, эйфория. Они яркие и сочные, как и должно быть, но... все они подконтрольны разуму. У моего напарника по прозвищу "Навь" разум довлеет над чувствами. Всегда. Никакой спонтанности, никаких необдуманных действий, никаких срывов на эмоциях.

Я подняла взгляд со своих рук и встретила его взгляд. Прямой, тяжелый, настороженный.

— Это плохо? — тихий вопрос.

— Это странно. Или для твоего народа это нормально?

— Нет.

Тихое-тихое "эа", произнесенное почти беззвучно. Это лично его особенность.

— А для тебя такое состояние — естественно?

— Нет.

Четкий ровный ответ, открывающий очень много вопросов, которые я задам как-нибудь потом. Если сама не найду на них ответов. Но об этом я тоже подумаю потом. Когда дольше пообщаюсь с Навь и пойму его лучше. Сейчас выводы делать рано. Неправильно. Не по первому впечатлению.

— Можно вопрос?

Навь согласно повел ухом и чуть склонил голову в молчаливом вопросе.

— Эта планета необитаема?

Напарник кивнул.

— Но на ней есть разумные?

Еще один кивок.

— Правильно ли я поняла, что есть твои сородичи и кто-то еще? Хозяева кораблей, вспахавших нам мозги поутру.

— Да. Есть мы — шасс"росс дэр нарим. Есть ишон.

Почему-то самоназвание вида в восприятии раздробилось на несколько понятий, обрастая множеством нюансов и уточнений. Шасс"росс... Нарим...

— Ветвь росс вида нарим. — уточнил Навь, заметив моё недоумение и непонимание. — "Шасс" — означает "ветвь вида". Не раса и не народ. У нарим нет подобного деления. Только две ветви: россы и диссы.

Подробнее про его родной вид я спрошу потом. Это важно. Бесспорно. Но не прямо сейчас.

— А что по ишон?

— Одна из соседних цивилизаций. Прилетели на Корромин несколько лет назад.

Вот оно как...

— Делите планету?

— Нет. Это наша планета.

— Тогда что тут делают ишон? — спросила я, аккуратно распутывая волосы.

— Убивают своих солдат. — иронично ответил напарник.

Одна фраза в три слова дала мне больше информации, чем мог бы дать пространный разговор и объяснения. Убивают своих солдат... Сами. Значит, командование отказалось вывезти бойцов после того, как нарим заявили права на планету и прибыли защищать своё. И из-за этого упрямства солдаты ишон остаются на чужой планете, где и гибнут. Как погибли прошлой ночью от рук напарника.

Мысль фигурно вильнула к ночному сну. Яркому, красочному, напитанному эмоциями, звуками, запахами и ощущениями. Из этого сна многое можно понять и узнать о моем напарнике. О его сути, тщательно укрытой под самоконтролем и жесткой хваткой разума.

Навь любит убивать. Ему это нравится и доставляет удовольствие... когда трещит привычный самоконтроль, сковывающий инстинкты и суть паковым льдом, когда кровавый угар застилает глаза и просыпается монстр, спящий в душе. Как это было ночью. Я помню... Сладкое безумие кровавой резни без контроля разума и льдистой логики. Чужая кровь на теле, ее острый солоноватой привкус, отдающий железом на языке. Крики боли, страх, ярость и ненависть в глазах врага. Не противника. Противниками они станут, когда разум вновь возобладает над чувствами, но в иное время... Это враг. Жертва. Те, кто вторглись на его территорию и отказались уходить после предупреждения. Те, кто умрет за свои и чужие ошибки.

Я тряхнула головой. Об этом я тоже буду думать в ночной темноте под яркими звездами. Когда у меня появится много времени, которое надо будет чем-то занять.

— Навь.

Вновь этот вопросительный дёрг ухом.

— Что мне делать дальше?

Напарник настороженно подобрался, зеленые глаз сузились и ощутимо потемнели.

— Почему ты спрашиваешь меня? — тихо спросил он после краткой паузы.

— Потому что от твоих планов на меня зависит то, что я буду делать дальше. — спокойно ответила я. — У меня не так много вариантов. Или я делаю что ты скажешь, если у тебя будут планы на меня, или, если у тебя никаких планов не предвидится...

— Тогда что?

— Это я уже буду думать после.

Навь качнул головой, хмыкнул и тихо спросил:

— А разве ты еще не знаешь моё решение?

Он не сказал более ничего. Только улыбался. Но...

Улыбка сама собой появлялась на губах, а с души, мелко крошась, спадал камень сомнений и тревог. Я знала его решение еще когда только спускалась с дерева. Догадывалась, не позволяя себе верить. Я предполагала это решение, когда смотрела на его оружие, оставленное на ветке дерева рядом со мной, а его результат колол мне кожу острыми крепежными лапками при неловких движениях. Ирония и укор в голосе напарника стали... самым точным и ярким подтверждением моим выводам.

— Мне было важно услышать от тебя. — призналась я, смущенно отводя взгляд. — Предполагать я могу всякое, но... без твоего подтверждения это всего лишь мои догадки, которые могут быть... неверными.

— Меня радует твоё умение анализировать информацию и делать выводы. — воин пряднул ушками и нервно прижал их к голове. — Но мне интересно. Что бы ты делала в случае моего отказа от тебя?

— Вариантов немного. Ты сам сказал: планета необитаема. А с необитаемой планеты надо выбираться или... сдохнуть тут в одиночестве. Снова выживать без цели, вопреки здравому смыслу и логике... — я покачала головой. — Выбраться с этой планеты я могу или с тобой, или с ишон. Другого пути у меня пока нет. Порталы я сейчас открывать не умею.

— А раньше?

Нейтральный вроде бы вопрос заставил замереть, всматриваясь в непроницаемые зеленые глаза.

— А что раньше? — осторожно переспросила я.

— Раньше — умела? — уточнил Навь, не отводя взгляда.

— Кто знает... Всегда считала, что для открытия портала достаточно знать нужный набор символов и обладать энергией, достаточной для их инициации. — разведя руками, иронично сказала я. — Двенадцать глифов... Для стабилизации пробоя с координатами точки назначения. Вот если бы я их хоть раз увидела...

Я могу шутить и язвить на такие темы сколько угодно, но... За такими шутками у меня нет даже тени юмора. Никогда не было. Ни юмора, ни шуток.

Навь какое-то время молча смотрел на меня, а потом... перехватил нож за рукоять, встал, подошел к краю камня. Туда, где серый гранит утопал во влажной почве. Вновь присел, замер на мгновение, и... начал рисовать символы.

Один за другим.

В ряд.

Знакомые угловатые глифы, написанные чуть иначе. Немножечко не так, как надо, но... Этого было достаточно.

Словно пелена спадала перед глазами. С каждым движением клинка, с каждым глифом. Они врезались в память, падали, словно камни в заросшую ряской воду, вызывая круги и поднимая с глубин то, что таилось под непроглядной гладью.

Мою память.

Знания всплывали лавиной, захлестывая разум сумбурным потоком. Системы просчета координат, методы открытия пробоев, троп, склеек. Теория, практика, расчёты. Всё это шло через мозг... транзитом, почти не запечатлеваясь в памяти, но оставляя важные вехи, зная которые я могу поднять из архивов памяти нужные мне знания. Я четко осознала: сейчас, именно в этот момент я прохожу Рубикон.

Улыбка сама собой растянула губы.

Всегда было это понимание: узнаю что-то одно, точно и четко, узнаю остальное. Не сразу. Но вспомню. Главное — первый шаг. Триггер, взламывающий чужой блок в моей голове. Как эти символы, вырезанные кончиком метательного ножа на влажной почве у камня на берегу реки. Зная их, понимая систему и принцип... Дальше только вопрос личного развития и пробуждения памяти. Как это происходит уже давно. Во снах. В образах. В сумбурных всплесках воспоминаний о том, чего никогда не было в этой жизни.

— Эти знаки проявились по краю пространственного пробоя, через который к нам приходил юноша чужого народа.

Тихий голос перебил все шумы мира, сузил восприятие на простых певучих словах чужого, но знакомого и родного языка.

— Он пришел через портал.

Еще одна пауза. Кончик ножа мерно выписывал глифы. Знакомые. До боли в голове, до рези в глазах и нестерпимого желания их... поправить. Убрать огрехи в начертании. Но я не шевелилась, лишь смотрела, а Навь говорил дальше:

— Нам знакомо такое понятие. Порталы. Магия. Для нас, нарим, это не сказки и не мифы прошлого. Это те знания, которые некогда наш народ утратил.

Тихий хмык. Нож замер, дочертив глифы второго ряда. Координаты. Глифовая версия цифр в... двенадцатиричной системе счисления. Не все глифы в координатном ряде — цифры, и не все — координаты. Есть... должно быть два глифа обозначения шкалы. Есть ли они тут? Взгляд заскользил по символам. Есть. Вот они. Временная и уровневая координата...

— Как ты смог это узнать? — спросила я, с трудом отрывая взгляд от глифов.

— Охранная камера сделала запись, я выделил символы. Два блока: первые, — Навь ткнул кончиком ножа в нарисованные глифы, — и вторые.

Еще одна цепочка из двенадцати глифов прочертила почву.

— Координатные ряды. — пошептала я. — Места назначения и отбытия.

— Правильно ли я тебя понял?

— Да. Ты правильно меня понял. — я не смогла удержать усмешки. — У нас есть координаты.

Навь смотрел мне в глаза и... улыбался. Хищной недоброй улыбкой. С холодными как глубины космоса глазами.

* * *

— Вот я даже не знаю, что на это сказать.

Нимус, скрестив руки на груди, взирал на огромный экран, во всей красе показывающий избранников их подопечного. Мужчина и женщина сидели на нагретом солнцем камне и мило общались. Тихо, спокойно, без лишних эмоций, без ненужных попыток выяснения отношений.

— То ли мне радоваться, что истойя не растекается розовыми соплями по красавчику-аззару, то ли напрягаться, что Харт свёл двух практичных социопатов, у которых есть координаты портала и претензии к нам.

— Про охранный зонд мы знали. — флегматично произнес Немион, массируя ломящие виски и избегая смотреть на напарника.

— Да. Но мы не знали, что этот зонд в состоянии считывать глифы и силовую конструкцию. — ядовито рыкнул рослый эофолец.

— Это было...

— Да-да, неожиданно, я знаю. Но теперь у них есть точные координаты Артэфы с динамически-координируемой системой наведения в виде реперной точки. Прекрасно.

— Они не придут. — тихий голос старшего в Триаде прошелестел в ломкой тишине тактического зала.

Скрытый укор на рослого демона не подействовал: тот начал заводиться.

— Сейчас? Конечно, они не придут! Аззар даже в своем веселом состоянии достаточно умён и расчетлив, чтобы не делать тупостей вроде спонтанного прыжка неизвестно куда. — Нимус фыркнул. — Они придут позже. После Игры. Когда наберутся сил и знаний, чтобы было с чем приходить в гости.

— После Игры... многое изменится. — еще тише прошептал Нутарэ. — Но ты прав. Это — просчет. Впредь придется учитывать, что аззар никогда не остается без наблюдения.

— И девчонка тоже. — мелочно добавил воин.

— В меньшей степени.

— В большей! — Нимус рвано дернул головой. — Поверь мне. Аззар истойя без присмотра не оставит. Возле девчонки будет или он сам, или и камера, и надзор кого-то из его снайперов с атмосферником под боком.

Немион кивнул, соглашаясь со словами друга, но не смог не спросить:

— Как он объяснит свое внимание к девушке другим?

— Он найдет. Поверь мне. Я бы нашел нужные слова. А ему достаточно приказать, чтобы его подчиненные сделали то, что ему нужно.

— Но он не приказывает. — произнес Нутарэ.

— Да, ему даже приказывать им не надо! — эофолец выдохнул, качнул головой. — Что там у разведки, Мио?

— Пока — ничего. — тем же вялым тоном отозвался аналитик. — Сказали, что пробоев пространства, гиперпереходов и прочих следов превышения скорости света и преодоления естественного пространственного скоростного барьера со стороны кораблей нарим не найдено. Ждут ближайший их корабль, чтобы отследить его маршрут. Зато нашли людей. Пока отслеживают их. Может, что-то узнают про нарим от их врагов.

— Что, вообще глухо?

— Не то чтобы совсем. Нашли у ишон общую информацию о существовании крупной звездной Империи, подконтрольной нарим. Так и называют: Росская Империя. Примерно определили границы нейтральной зоны. Будем проверять.

— Сколько времени займет картография?

— От декады и дальше, зависит от занимаемой площади.

Нимус беззлобно ругнулся, махнул рукой. Пока разведка не принесет внятных точных данных, пока они не смогут увидеть своими глазами родной мир аззара и не познакомятся с менталитетом его народа, что-либо планировать бессмысленно.

* * *

— Ты не ответил на вопрос.

— На который? — напарник приподнял бровь, всем видом выражая непонимание сути моей претензии.

Не надо пытаться меня убедить в собственном склерозе или в фрагментарности и избирательности памяти. Не поверю.

— Ты знаешь.

Навь вздохнул, сумрачно зыркнул на меня, но потом хмыкнул и качнул головой, словно соглашался с какими-то своими выводами.

— Жди осени. — ответил он после небольшого раздумья.

Зачем мне ждать осень? Она и так мимо меня не пройдет. Давай точнее.

— С началом осеннего сезона дождей мы покидаем Корромин. — пояснил Навь в ответ на мои мысли.

Ах там еще и сезон дождей начинается... Прекрасно! Погода станет резко говнявой и холодной. К этому надо быть готовой, чтобы не простыть и не заболеть. Такие прохладные дождики, особенно, если они поддержаны ветром — самое то для быстрой и качественной простуды.

— А дальше?

— А дальше — моя забота. Но до осени жить придется на планете где получится. — напарник полыхнул недовольством и едва слышно проворчал: — Именно в этот сезон на Корромин мы прилетели на чужом корабле... оставив свой на перестройку на верфях...

Досада резануло по нервам скрытым раздражением, но быстро угасла.

— Это проблема?

— Я мог бы забрать тебя на корабль раньше. На свой. Но не на тот, с командиром которого у меня некоторые ... разногласия.

Ах вот оно что...

— Разве это разумно?

Навь вопросительно приподнял ушки и склонил голову в молчаливом вопросе.

— Как ты объяснишь мое присутствие?

— Я не должен никому ничего объяснять. Достаточно моего решения. Ответственность за твои действия ляжет на меня. — нарим криво улыбнулся и пояснил: — У нас принята личная ответственность за действия и решения, как принята свобода действий, воли и решений, если они обдуманы и взвешены.

Как интересно... Но у меня сразу же возник сакраментальный вопрос, а кто такой Навь и какую должность он занимает в своем отряде, если ему не надо даже пытаться как-то объяснять мое присутствие на корабле.

— Я — командир отряда и владелец корабля. — вздохнув, ответил на невысказанный вопрос напарник. — Позже ты познакомишься с моими бойцами. В первую очередь с теми, которые сейчас за нами наблюдают.

Вот это внезапно.

— Наблюдают? — вслух переспросила я.

— Снайпера на точках.

Снайпера... Как минимум их двое.

Вообще, сама мысль о том, что за мной присматривает боец с дальнобоем, меня... порадовала. Рано или поздно, но с каким-то достаточно крупным хищником я встречусь, и тогда... я даже не знаю, что буду делать. Потому мысль, что за мной наблюдают, меня определенно греет. А если Навь сказал, что он потом нас познакомит... Это еще лучше.

— Что я должна делать?

Мысль про снайперов была переварена и одобрена.

— Оставаться в живых. И не получать травм.

— Это очевидно. А еще?

Навь дернул левым ухом.

— Более никаких ограничений. Я полагаюсь на твой здравый смысл и трезвость мышления.

Как красиво он высказал надежду, что я не дура и умею думать головой...

— Радует твоя вера в меня.

— Это не вера. — улыбка вновь изогнула его губы, но глаза всё так же оставались холодны как лёд. — Я знаю, ты не наделаешь глупостей.

— Без причины — нет. — согласно кивнула я.

— Если есть причина... разве это глупости?

Обожаю такие разговоры...

— Любой может ошибиться.

— Бесспорно. — Навь качнул головой. — Но ошибка и заведомая глупость...

— Не одно и то же. — я подняла руки, признавая его правоту. — Убедил.

Навь улыбнулся. Я вытянула ноги на камне, лениво рассматривая полученные за вчерашний день ссадины, синяки, царапины и мелкие порезы. Даже джинсы не смогли защитить... Про руки лучше просто молчать. Это боль. Я старалась не обращать на это особого внимания, но... любое неловкое движение или пот, попавший на раздроченную, воспаленную и чуть ободранную кожу, и хана. Еще и сгибались пальцы с некоторой натугой.

Вздохнув, опустила руку в прохладную воду, намылила мылом, смыла. Антисептиков у меня с собой нет, но мыло хоть как-то может помочь поддерживать чистоту. Теперь еще перемотать чистой тканью и нормально.

Я подтянула сумку и зарылась в ее просторные недра в поисках еще вчера надранных полосок ткани. Грязные надо постирать и просушить, а чистые... Вот они. В пакете.

Напарник наблюдал за мной с каким-то непонятным интересом. Иногда его взгляд ненадолго стекленел, а по связке Зова доносилось какое-то сумбурное эхо, словно он... с кем-то общался. Или что-то активно вспоминал. Странно в общем.

Бинтуя руки, я размышляла о последних событиях. Причины моего переноса сюда пока непонятны, как неизвестно, ради чего незнакомый пацан-маг свёл нас вместе. Однако, если он это сделал, значит, предполагал, что мы сумеем найти общий язык и сработаться. Для чего? Не знаю. Но сам по себе феномен подобной связи дает богатый простор для фантазии и предположений.

Слишком сильная связка.

По всем пунктам слишком. Мощная ментальная связь, способная в первые же минуты своего формирования передавать эмоции и мысли. Она быстро прогрессирует и развивается. Я уже могу считывать образы, которые Навь мне передает. Он меня вообще читает как книгу. И меня это не бесит. Значит, с большой долей вероятности, было воздействие на психику и подсознание, чтобы сгладить естественные реакции и отторжение на вторжение в личную зону.

На напарника я не смотрела, но чувствовала его спокойное ровное внимание. Наблюдает... Вероятно, слышит мои размышления... Про уединение можно забыть. Но и про одиночество тоже, что хорошо.

Тихий хмык потонул в шелесте илиса.

Да-да... Я знаю, что ты подслушиваешь, и что?

— Поразительное спокойствие и смирение с ситуацией.

Тихий голос прозвучал несколько неожиданно. Я вздрогнула, подняла на него взгляд.

— А что мне, истерить и бегать с воплями по кроне дерева? — буркнула я. Настроение резко поползло вниз. — Это тупо.

— Ну... я могу тебя убить. — иронично произнес он.

Глупо спорить с очевидным, сидя рядом с профессиональным убийцей, ночью под вдохновение перерезавшим целую базу, на которой жили тренированные и обученные здоровые крепкие мужики.

— А я могу навернуться ночью с дерева. — ворчливо добавила, аккуратно заправляя полоску ткани так, чтобы импровизированный бинт не развалился. Липкая ломка травинка как раз зашла... — Или сожрать что-то ядовитое. Могу наступив в траве на колючку, получить отравление или заражение крови. Меня может укусить какая-то срань. Или просто хищник какой сожрет. Мало ли на дикой планете возможностей уехать в новую жизнь?

Навь развел руками.

— И всё же. Твое спокойствие...

— Что?

— Тревожит. — с силой, с нажимом в голосе припечатал напарник.

Я на это пожала плечами. Ничем не могу помочь. Как есть. Первая паника прошла еще на том камне в черте прибоя. Сейчас-то чего истерить?

— Меня чужие истерики, суета, паникёрство и беганье по кругу раздражает. Особенно, в критических ситуациях. — буркнула я, чувствуя его острое тяжелое внимание и ожидание... хоть какой-то реакции на свои слова. — Когда дело жопа, надо не верещать, как скотина на бойне, а решать проблемы. Когда проблемы уже закончились, нечего орать и паниковать. Поздно уже. Надо разгребать последствия. А если проблем еще нет, то тогда это вообще... маразм.

Я чувствовала, что напарник со мной согласен, вот только почему-то его тревога только усилилась, окрасившись тяжелой задумчивостью и некоторой... растерянностью.

— Навь, что не так? — наконец, сдавшись, спросила я в лоб.

— Если подумать... всё не так. — тихо произнес он. — Посмотри на ситуацию со стороны.

— М-ммм... Это ты о том, что я, девушка-человек, оказалась на чужой планете, закинутой сюда каким-то непонятным пацаном, получила связку с красавчиком-убийцей другого вида, который под настроение пачками режет моих сородичей как свиней на забое? Или надо добавить то, что мы почти голышом сидим на камне у реки посреди равнины, где полно хищников?

— Хищников здесь пока нет. — автоматически поправил Навь. — Но да, я об этом.

— И что?

Я в упор не понимаю сути проблемы.

Навь у меня не вызывает тревоги, а чувство угрозы спит сном коматозника. Взять с меня нечего, разве что анализы. Как домашнего зверька или раба завести? Тупо. Да и с настолько крепкой ментальной связью... В общем, тупое предположение.

Если смотреть на самого нарим... Мне эстетически приятно его видеть. Он реально красивый, и, если уж быть совсем честной с собой, настолько красивых мужчин я раньше в этой жизни не видела. Убивать он меня не собирается. Причинять вред или боль тоже: по нему же первому резонансом вкатит. Общение с ним доставляет удовольствие простотой и четкостью формулировок, без словестного сора и прочей словоблудной срани, за которой теряется весь смысл. Рядом с ним безопасно. Я знаю на уровне чутья, что с его стороны никакой ерунды вроде похабщины, потребительства, барщины или пренебрежения не будет. Так чего мне дергаться или как-то его сторониться?

Другое дело, не изменю ли я своего решения в будущем, узнав нарим с позывным "Навь" более полно? Не исключаю подобную возможность, но чтобы я от него отвернулась и окончательно выкинула из головы, он должен сделать что-то, что для меня недопустимо ни при каких раскладах.

Вопрос будущего всегда размыт, но раз мне какой-то незнакомый пацан подарил возможность обрести такого напарника и спутника... Можно попробовать наступить на горло своей природной недоверчивости и привычки к одиночеству. Можно попробовать сработаться с ним и действительно стать напарником по жизни. Если ему это вообще надо.

Я подняла глаза со своих рук и встретила прямой немигающий взгляд темных зеленых глаз.

— Скажешь, в моих размышлениях есть что-то неверное?

Навь моргнул, повел плечами, словно у него затекла спина.

— Ты спрашиваешь об этом меня?

— А кого еще мне спрашивать? — я криво усмехнулась. — Это в твою жизнь меня всунули, не наоборот. К тебе доставили порталом, не спрашивая ни разрешения, ни мнения, ни желания. Резонно, что я спрашиваю именно тебя.

Навь медленно кивнул, соглашаясь.

— Я хорошо себя знаю и могу точно сказать: воздействие на психику и разум было и продолжает быть. Неважно, как именно оно возникло: сам пацан сделал или это побочный эффект нашей связи.

— Из-за чего подобный вывод?

— Я хорошо себя знаю. Могу сказать, когда нарушаю собственные запреты, выведенные из личного опыта.

Навь слушал меня с каким-то странным интересом, словно взвешивая меня на невидимых внутренних весах. Я это чувствовала. Наверное, стоило бы прикусить язык, но меня начало откровенно нести. Да и такие нюансы надо решить сразу. Прежде чем я позволю себе начать думать, как притираться к этому красавчику.

— Я знаю: ты во мне не нуждаешься и по большому счету тебе это всё нужно, как мне — фанатичный святоша с паствой под боком.

Ушки прижались к голове, глаза опасно сузились. В эмоциях — мертвенный штиль и тишина ледника.

— И всё же, я согласился.

— Почему?

— Я полагаю, мальчишка, который это всё начал, знал, что делал и понимал, кого собирал на одну ментальную связь.

— А если он ошибся?

— Что это меняет?

Я осеклась.

— Навь. Ментальная связь — это даже не палка с двумя концами, это двухстороння бритва, об которую проще порезаться, чем поиметь с нее пользу. Да, воздействие на психику немного сглаживает вероятные проблемы, но не исключают их. В любом случае, это принудиловка, а ты не похож на того, что прогибается под насилие.

— Продолжай. — негромко произнес он.

И всё то же спокойствие промороженной ледяной пустыни... Никаких эмоций. Только холодный разум...

Да и ладно! Хоть сразу буду знать, что имею. А то верить в сказку и красивые слова...

— Первичная настройка и эйфория пройдут быстро. У меня характер... не самый уживчивый и приятный, а у тебя — достаточно властный. Вот и скажи мне. Как долго ты будешь мириться со мной и моими... сложностями, зная, что я — балласт, который повесили тебе на шею без твоего согласия?

Зеленые глаза потемнели, в эмоциях полыхнул гнев.

— Ты не сможешь спорить с очевидным. Я — слабая, не приспособленная к привычной тебе жизни девка с тяжелым характером говнистого нелюдимого мужика. А еще у меня ничего нет. Ни связей, ни денег, ни навыков, ни знаний. Ничего! Тебе придется меня обеспечить, обучить, дать знания, чтобы я не сидела у тебя на шее. У меня банально нет документов, чтобы я смогла как-то жить в твоем мире. Ладно, Корромин необитаем, тут бумажки не важны. А дальше? После наступления осени. Что тогда?

— Это — мои проблемы.

— Твои. Но зачем? Почему ты...

— Согласился на всё это? — сухо спросил он.

— Да.

Мы сидели и смотрели друг на друга. В упор. Не мигая не отводя взгляда и... вслушиваясь в дрожащую, как перетянутая струна связь. Казалось, эта неуловимая, иллюзорная нить натянулась между нами до звона, до боли и треска. Казалось, дай еще большее натяжение, и она... лопнет. Порвется, освобождая нас друг от друга.

Я моргнула, отвела взгляд, глядя на полоски драной простыни на моих руках. Самое паршивое, что прямо сейчас я не знаю, чего хочу больше: чтобы связь сохранилась, или чтобы она таки лопнула. Я выживу на этой планете. Теперь точно выживу... Чувствую каким-то подспудным чутьем, ощущаю, как колкую щекотку по телу, собирающуюся в кончиках пальцев. Знаю, что смогу многое вспомнить. Знаю, что оно будет работать. Но хочу ли я этого? Очередного пути в одиночестве. Или, все же, рискнуть и попробовать стать напарником для незнакомца, с которым меня свела чужая воля?

— Чего ты боишься?

Тихий вопрос прозвучал неожиданно.

— Разочарования.

Это самый честный ответ. Я боюсь разочарования. Не трудностей. Они будут при любом решении. Не неизвестности, потому что неизвестность всегда дает возможности, тогда как предопределенность... она как приговор. Но я боюсь разочароваться. Не зная, какие мысли бродят в голове у Навь, не зная его резоны и желания, не понимая причин его согласия... И не зная, смогу ли я сама подстроиться под кого-то достаточно, чтобы собственная нелюдимость не встала между нами стеной непонимания.

— Чьего?

Мягкий, вкрадчивый вопрос вспугнул тяжелые мысли, возвращая к непростому разговору.

— Нашего.

— В чем? — тот же мягкий успокаивающий голос и прямой взгляд в глаза. Спокойный, без гнева и льда, словно темные зеленые глаза стали чуточку теплее.

— В оказанном доверии.

— Но ведь это зависит только от нас.

Я согласно кивнула, принимая ненавязчивый укор.

— Доверие можно не оправдать...

Навь качнул головой и мягко поправил:

— Оправдывают надежды. Доверие можно только предать.

Его слова легли камнем в голову, обрывая разговор, но оставляя... легкое, почти воздушное облегчение. Звонко звенела незримая нить в голове, упрочняясь и сплетаясь в прочный канат. Казалось, каждое высказанное сомнение, каждый полученный ответ сплетался в новую мелкую, крохотную, но еще одну ниточку доверия, легшего между нами, хотя Навь так и не ответил мне, зачем это всё ему надо. Возможно, он и сам этого не знает. Сам не понял, зачем ему нужна я и проблемы, которые я могу ему доставить. Но даже при этом он... согласился. Не отвернулся, не ушел, не плюнул на меня во время не самого легкого и приятного разговора. Всё же рискнул...

Разве могу я... предать подобное доверие?

Я вновь подняла на него взгляд. А он... улыбался, чуть заметно подрагивая поднятыми почти торчком ушками.

— А сейчас что делать будем? — я улыбнулась в ответ и добавила: — Напарник.

— Сейчас я предлагаю уйти с реки. — он неожиданно прижал ушки к голове и тихо добавил: — Я есть хочу.