Я, Николая Ii, Верховный Главнокомандующий

Глава 22. Мейшагольская позиция.

"Я всегда во всем со всеми соглашаюсь, а потом делаю по-своему", — Николай Второй.

Слухом, как говорится земля полнится! Поэтому, вернувшись в избу в селе Шавлишки — где познакомились с полковником Свечиным, мы застали там собравшихся в приличном количестве офицеров в звании до полковника и даже одного генерала — начальников частей дислоцированных на Мейшагольской позиции, прослышавших об посещении этой забытой Богом местности Императором.

Все вместе, мы имели удовольствие наблюдать через окошко атаку роты ландвера. "Атака" была сродни "артподготовке": редкая цепь немецкой пехоты вышла из своих окопов, прошла где-то двести метров и залегла под нашим интенсивным стрелково-пулемётным огнём. Полежав, отдохнув, немецкая рота под прикрытием огня двух-трёх батарей, уползла в свои окопы, оставив редкие бугорки убитых или тяжелораненых.

Тут же, по горячим следам, я провёл "разбор полётов" и "раздачу слонов":

— Два вопроса, господа офицеры: почему бы не подпустить врага поближе — на дистанцию уверенного поражения вашими... Ээээ... Ээээ... "Стрелками", право слово — их назвать, было бы великим грехом пред Всевышним!

"Господа офицеры", только руками развели... Не догадались без тебя, Надёжа-Государь, мол!

— Второй вопрос: почему Вы так уверенно предсказали атаку немцев, господин полковник? Причём, так были спокойны — явно будучи совершенно уверенным, в её благополучном отбитии?

Ответ полковника Свечина на "второй вопрос" был простым, просто детским:

— Потому что, немцы — таким манером нас уже третий день подряд атакуют, Ваше Величество!

— Вот, как?! Интересное кино, очень интересное...

Хорошая вещь "послезнание" — но перед хроноаборигенами, слишком часто и открыто её демонстрировать не следует! "Во избежание", так сказать. Поэтому, я сделал вид, что глубоко задумался... Походив туда-сюда по хате с глубокомысленным видом, я неожиданно спросил у командира полка:

— Так, Вы что, господин полковник? Ждёте, когда немцы на Вас деревянную бомбу с аэроплана скинут?!

— Извините, Ваше Величество...?

— Это не атаки, а ДЕМОНСТРАЦИЯ!!! Немцы, отвлекают внимание, чтоб ударить в другом месте.

Послышались удивлённые возгласы:

— А, ведь, я тоже подумал, что против нашего полка немцы лишь "демонстрируют"!

Мля... Сколько сразу умных появляется, когда носом как слепого котёнка ткнёшь.

— Ладно, господа офицеры, — я решительно "брал быка за рога", — кто, что прежде "думал" и главное чем — в послевоенных мемуарах напишите! — тонкий намёк на полковника Свечина, который конечно же его не понял, — теперь давайте думать, что делать будем... Предлагаю начать с того, что все вместе определим место нанесения немцами главного удара.

После недолгой дискуссии, все единогласно решили, что таковым будет участок соседнего — 8-го Финляндского полка, где вчера сдалась в плен целая рота.

Полковник Свечин очень красочно расписал этот случай у злополучного подполковника Забелина:

— Вчера, распивая чай прямо здесь — у своего окошка, я имел удовольствие наблюдать как наша "доблестная" артиллерия громит... Своё же село Камели! Потом, слышу сильную ружейно-пулемётную трескотню — роты 8-го Финляндского полка, начали наступление на позиции немцев из этого села. Начало атаки мною не наблюдалось из-за особенностей местности — но где-то через полчаса, я увидел наши цепи — двигающиеся уже в расположении неприятеля. Ошибиться я не мог: это были именно наши — русские солдаты в серых, а не голубоватых шинелях.

Свечин, сделал глубокомысленную паузу и, затем продолжил:

— Я немедленно, радуясь за удачу соседа и за победу русского оружия, соединился с подполковником Забелиным и поздравил его с блестящей победой. К моему несказанному удивлению, тот на меня накричал: "Вы издеваетесь надо мной!" и, в сердцах бросил трубку. Позже, я узнал — что во время атаки, целая рота 8-го полка в полном составе перешла к немцам... Из-за расстояния, я не мог видеть — что у "продвигающихся" в немецком расположении наших солдат, нет винтовок и подняты руки.

— Да... Несколько неловко получилось, — прокомментировал я и предположил, — если мне не изменяет память, то основной принцип любой тактики или стратегии — бить по наиболее слабому месту... Ведь, так?

— Кроме 8-го полка злосчастного Забелина, нашим слабым местом является ещё и 5-ый Финляндский полк полковника Шиллинга, — "обрадовал" полковник Нагаев.

Как мне было известно из книги Свечина, в "реале", немцы как раз и нанесли удар по 5-ому, а не по 8-ому Финляндскому полку.

Посмотрев на карту я, типа, "вынужден был" согласиться с полковником:

— Да! Удар по позициям 5-го полка имеет больше тактических преимуществ... На месте немцев, я бы так и сделал!

* * *

Походив снова и подумав, спрашиваю у полковника Нагаева, же:

— Что по поводу обороны Мейшагольской позиции, говорят "сверху"? Важна ли, она?

— Только недавно в штаб дивизии пришла телеграмма из штаба группы генерала Олохова — в кою входит V Армейский и Гвардейский корпуса, о недопустимости потери этой важной оборонительной линии.

— Понятно... А какие силы, у нас имеются для противодействия немецкому наступлению?

Выяснилось, что силы для обороны в принципе то, приличные! Командующий 10-ой армией генерал Радкевич, обращал очень серьёзное внимание на Мейшагольскую позицию — защищающею его правый фланг и не скупился, чтоб напихать побольше частей в этот оперативный "отсек". Однако, что это были за части!

Бог, ты мой...

Пожалуй, надо начать с главного "участника" грядущих событий — 6-го Финляндского полка, 2-ой Финляндской стрелковой дивизии. На данный момент, в нём числилось полторы тысячи "штыков", полтысячи безоружных солдат, "чёртова дюжина" офицеров, два десятка прапорщиков... Даже числено — усиленный батальон, по сути! Всего восемь пулемётов — да и, то австрийских, с ограниченным запасом патронов.

— На один-два хороших боя хватит и, всё..., — несколько мрачновато пояснил Свечин.

Остальные три полка дивизии и того хуже.

— Не понял? — переспросил, изобразив самое искреннее недоумение, — в дивизии должно быть четыре полка, в двух бригадах... 5-ый Финляндский полк полковника Шиллинга, 6-ой — ваш, 8-ой — незадачливого подполковника Забелина... А где 7-ой полк? Почему, его нет на позиции?

Полковник Нагаев, как-то резко покраснел, вспотел и отвёл глаза в сторону, а Свечин — помешкав, подумав, решил резать правду-матку:

— 7-ой полк, в любимчиках у штаба 2-ой Финляндской дивизии. Начальник этого полка — полковник Марушевский, конечно умница... Но, хоть он и, полковник генштаба и до войны там читал лекции, но сущий мямля! В действительности, полком командует неизвестно кто, а "погоду" там делает — через офицерское собрание прапорщик Александров.

— "Прапорщик"? — делаю вид, что сильно удивляюсь, — простой прапорщик командует полком?! И, это при наличии целого и, живого при том, полковника Генерального Штаба?! Невероятно...

— Александров, Ваше Величество, не "простой прапорщик"! Это — владелец известного крупнейшего петербургского ресторана "Аквариум". По причине этого, из-за его "кулинарных связей", начальство дивизии всегда стремился держать 7-й полк в резерве — для "охраны" штаба. Пока три полка дивизии воюют, а 7-й полк бражничает в тылу! Из всех видов боевых действий он лишь умеет изображать "контратаку на месте, но орденов на его офицерах — как бы не больше, чем на офицерах других полков!

Предельно резко всё это высказав — видно наболело, Свечин замолчал и, в избе ненадолго, повисло неловкое молчание...

— Хм, гкхм... Ладно, пока не до этого — после разберёмся, — прервал молчание я, — какие ещё части и подразделения, мы имеем на этом участке?

Вместе с тремя полками 2-ой Финляндской дивизии, этот важный участок защищала Сводная пограничная дивизия — отошедшая из Ковно. Численно, она насчитывала двенадцать батальонов — чуть менее десяти тысяч штыков.

— Как Вы оцениваете её боеспособность? — спрашиваю.

— Как неважную! Третью часть состава представляют хорошие кадровые пограничники, остальные — никуда не годные новобранцы. Именно НОВОБРАНЦЫ(!!!), Ваше Величество! То есть, люди не прошедшие даже обучения в запасных батальонах. Часто даже, ещё не одетые в военную форму...

— Жесть! Как у них с личным оружием и пулемётами?

— Пулемётов у пограничников всего пять и, те — старого, крепостного образца — на высоком лафете, как у пушки. К тому же, эти пулемёты предназначены под старый — ещё с "тупой" пулей патрон, которого "днём с огнём" уже не сыщешь. Винтовками вооружены почти все, но больше половины их без штыков... Шанцевого инструмента у дивизии нет.

Как мне было известно, трёхлинейки пристреливались со штыком и без него, стреляли несколько "криво". На дальние дистанции, во всяком случае.

— ...Мало того! Ни подсумков, ни вещевых мешков или хотя бы каких-нибудь сумочек под имущество! Ни, котелков, ни чайников, ни полевых кухонь! Солдаты питаются всухомятку и что придётся, а пьют бывает из луж... Медицинско-санитарных служб, дивизия вовсе не имеет.

— Твою ж, мать!

Я сам служил срочную, я знаю не из чужих уст: хрен с ними — с винтовками, пулемётами и патронами! Но, раз так фатально плохо обстоят дела с питанием и медициной — Сводная пограничная дивизия, полностью небоеспособна!

— Кто командует этим бардаком?

— Генерал Транковский, Ваше Величество! — отвечает Свечин, — но сам я лично знаком лишь с начальником их бригады генералом Кренке и начальником 4-го пограничного полка генералом Карповым.

— Как они Вам?

— Генерал Кренке оставляет благоприятное впечатление, чего не скажешь про Карпова...

Полковник Нагаев, решил встрять в разговор:

— Карпова я знал ещё по Новогеоргиевской крепости — где он служил начальником крепостной артиллерии и, ушёл оттуда в отставку — после одного небольшого хозяйственного "недоразумения". Это не офицер и командир, а незадачливый бюрократ, склочник и бумагомарака, не знающий военное дело!

Я ударив по столу кулаком, соскочил и заорал:

— Вы знали такое о нём и молчали?! Почему, только во время войны Вы это мне говорите...?

Полковник Нагаев, и не рад был, что встрял! "Тык, мык" и ничего в своё оправдание сказать не может — только краснеет и потеет. Хотя я понимаю — не этот полковник виноват, виновата СИСТЕМА!!! В том числе и, я лично — точнее, мой Реципиент... Ещё точнее: мой Реципиент сам — жертва этой "системы".

ТЬФУ, ТЫ!!!

— Ладно, проехали, — с большим трудом взял себя в руки и сел обратно за стол, — извините, господин полковник — нервы что-то, сдавать стали... Что там у нас дальше?

"Дальше у нас", была созданная в середине этого лета, из московских ополченческих "дружин" 124-ая стрелковая дивизия, под началом генерала-отставника Лопушанского. Ещё один "герой" обороны крепости Ковно!

— При выходе из Ковно дивизия сильно пострадала, лишившись части подразделений и имущества. Сейчас она ещё в стадии "разбредания" и, по моим сведениям насчитывает семь неполных батальонов: примерно три с половиной тысячи нижних чинов, полста с чем-то офицеров, восемнадцать орудий и семь пулемётов...

— Что за "орудия"?

— Большей частью трёхдюймовые противоштурмовые пушки Путиловского завода.

Это — "те" самые! Хорошо...

— Сгодятся в "хозяйстве"! Личное оружие?

— Увы, но часть личного состава вооружена ещё старыми берданками.

— Как у "ополченцев" с кадрами?

— Хуже всех, Ваше Величество! Высшее начальство — сплошь "отставные"! Не более двух-трёх офицеров на батальон, а ротами и взводами командуют даже не прапорщики, а в лучшем случае — "зауряды"! Опять же, как и в случае с пограничниками, нет ни шанцевого инструмента, ни...

— Понятно: "ни желания воевать"... Что с артиллерией?

— В моём распоряжении, — ответил Свечин, — полубатарея XXX мортирного дивизиона — 3 гаубицы.

— Куда другая половина батареи делась? — спрашиваю у полковника Нагаева.

— Из опасения попадания в руки немцев, прежний начальник дивизии приказал держать её при штабе, в тылу.

— Хм... Оригинально! Немедленно "воссоединить" батарею!

— Слушаюсь, Ваше Величество! Сейчас же напишу приказ и отправлю с конным нарочным.

Свечин продолжил:

— Ещё наша группировка насчитывает семь "лёгких" батарей различной принадлежности, одну "тяжёлую" — спасшуюся из Ковно и одну "горную" 2-го Финляндского артиллерийского дивизиона.

Я прикинул в уме:

— Вполне приличная огневая мощь! Снарядов то хватает?

— Снарядов то хватает, Ваше Величество... Взаимодействия и взаимопонимания с артиллеристами, фактически нет!

— С этим разберёмся. Я видел по дороге к Вам какие-то конные разъезды... Не казаки, ли?

— Так точно — казаки!

Свечина, душил смех:

— Тут вот, какая "коллизия" образовалась, Государь! Река Вилия представляет собой "стык" между группой Олохова (V Армейский и Гвардейский корпуса), подчинённой 10-ой армии Радкевича и 5-ой армии генерала Плеве. Начальство обоих "соседей" до того не доверяет друг другу, что послали по казачьему полку следить за "соседом". Мне придан 54-тый казачий полк, который следит и доносит о передвижении резервов и обозов соседней 5-ой армии. За мной же, с аналогичными задачами, следит 40-ой казачий полк — подчинённый 5-ой армии... Весь юмор в том, что оба эти полка принадлежат одной и той же казачьей бригаде генерала Шишкина!

— Чё, серьёзно?! Держите меня семеро... Ну, клоуны!

* * *

Посмеялись все вместе над дуростью высшего руководства, затем я задал Свечину завершающий вопрос:

— Как Вы считаете, господин полковник, какой самый сильный наш недостаток на этой позиции?

Не задумываясь, тот ответил:

— Неразбериха в расположении и подчинении частей! Сами посудите, Ваше Величество: на моём — на левом участке Мейшагольской позиции, находятся 6-й Финляндский стрелковый полк, 495-й полк, Второй батальон 4-го пограничного полка, Первый батальон 8-го Финляндского полка и 54-й Донской казачий полк. Как этим все управлять? И, кто всем этим управляет — старшинство не назначено?!

Полковник Нагаев решился уточнить:

— Последним приказом генерала Антипова — начальника штаба "группы Олохова", средний и левый участки позиции объединяются под командой генерала Кублицкого-Пиотуха... Теперь же...

Ногаев, боялся глянуть в мою сторону, как на "виновника" безначалия:

— В связи с болезнью генерала... Гм, хм... Конечно, управление сильно затруднено, если кроме своей части приходится ещё и командовать чужими полками, батальонами — у которых есть своё начальство!

Ну что, ваше Самозванство? Накосячили Вы изрядно — перепугав до полусмерти генерала Кублицкого-Пиоттуха, старшего на этом участке обороны! Надо как-то исправлять ситуацию — а то как бы "альтернатива", не сделалась намного хуже "реала"... Хотя, куда уж хуже.

— 4-ым пограничным полком командует генерал, — осторожно, как бы намекая, напомнил Свечин, — генерал Карпов...

Назначить своей властью Карпова старшим? С такой "характеристикой"?! Да, Вы шутить вздумали, Ваше... Может того, как его — с немецкой фамилией? Генерала Кренке?

А, ЧТО ЕСЛИ?!

"Заманчиво, чёрт побери, очень заманчиво..., — думал я, слушая завершение доклада об наличествующих для обороны силах и средствах, — маловероятно, конечно — но если получиться, то я сразу в ферзи прыгну!".

Ну, с "силами и средствами" вроде разобрались... Они не велики, конечно — но и у немцев здесь, явно не "превосходящие силы"! Если, "скопом навалясь", правильно их использовать — вполне реально насыпать фрицам соли под хвост.

* * *

Посидев над картой с глубокомысленным выражением на физиономии, походив — изображая напряжённую умственную деятельность, я наконец "решился" и, твёрдо и решительно выступил с речью:

— Господа офицеры! Раз руководство 10-ой армии считает столь важным удержание Мейшагольской позиции — а обнаруженное состояние дел, позволяет мне с полной уверенностью утверждать — что удержаны они не будут, я вынужден взять на себя руководство обороной на этом участке.

"Господа офицеры", затаившие было дыхание, разом выдохнули... Полководческие "дарования" моего Реципиента, всем без исключения были давно хорошо известны и, я вполне понимаю и разделяю их чувства!

— Скажу сразу, господа: оборону — как "сидение в окопах", я не признаю в принципе. На такое способны, только первоклассно обученные и оснащённые войска — как у наших союзников на Западном Театре Военных Действий. Мы же — слабы! У нас нет для этого в достаточном количестве тяжёлой артиллерии и боеприпасов. Наши солдаты, по сути -слабо мотивированные, скверно вооружённые ополченцы — плохо выдерживающие многочасовые обстрелы тяжёлой артиллерии противника. Сколь-нибудь эффективно использовать их, можно только в наступлении. Поэтому, МЫ БУДЕМ АТАКОВАТЬ!!!

Скажем прямо — у присутствующих, радостной эйфории мои слова не вызвали... Как бы не наоборот.

— Но, чтоб наша атака не превратилась в очередную поставку германскому Кайзеру наших военнопленных — как это было вчера у бедолаги подполковника Забелина, атаковать будем с умом и только после проведения предварительной подготовки. Последняя делится на две части: организационная подготовка и тактическая.

— Организационная подготовка. Все части и подразделения находящиеся на Мейшагольской позиции и за ней, сводятся в "Оперативно-Тактическую Группу полковника Романова"... Командовать ею буду ЛИЧНО Я!!!

— "ОТГ Романова" — в дальнейшем для краткости, состоит из 2-ой Финляндской дивизии, начальник — генерал-майор Свечин...

— Ваше Величество! — соскочил тот и сразу видно — не от радости.

— ОТСТАВИТЬ!!! Сядьте на место, господин генерал-майор и, не перебивайте старших по... По должности! Мои решения окончательны и обжалованию не подлежат — как приговор Ревтрибунала!

Вытаращенные от крайнего удивления глаза — у всех, без исключения присутствующих.

Вообще то, этот Свечин скромняга — ещё тот! В то время когда каждое-всякое гов...но, лезло "наверх" — как от вброшенных в канализацию дрожжей, он до самого семнадцатого года в полковниках и командирах полка проходил и, только при "временных" — получил генеральские погоны и дивизию. Сейчас же, Мордвинов без напоминания раскрыл свой генерально-секретарский "саквояжник" и, при свете керосинной лампы, принялся привычно заполнять стандартный бланк с "малой гербовой печатью".

— Дивизия генерала Свечина реорганизуется в экспериментальном порядке: громоздкую бригадную систему убираем и, теперь она будет состоять из трёх стрелковых полков, одного инженерно-сапёрного полка, разведывательно-кавалерийского батальона и, артиллерийского полка состоящего из двух дивизионов — лёгкого пушечного и тяжёлого гаубичного... Если такой штат стрелкой дивизии хорошо себя зарекомендует в предстоящих боях, будем распространять её на всю Императорскую армию.

— Это будет наш УДАРНЫЙ КУЛАК!!! Чтоб этот "кулак" был пробивным, приказываю собрать в него всё наиболее боеготовое и боеспособное с других подразделений: всех лучших солдат, командиров и оружие.

— Остальные пехотные части... Вернее то, что после них останется — после изъятия "всего лучшего", составят Сводный отряд под командованием генерал-майора Кренке. Два Донских казачьих полка генерала Шишкина же, составят "Маневренную группу"... Есаул Мисустов!

— Здесь Ваше Величество!

— Сразу же после "совещания", бегом на коня и к этому генералу! Передадите ему мой письменный приказ и устный: перестать заниматься хернёй! Будете находиться при этих полках неотлучно до конца операции и, следить — чтоб станичники не волынили.

— Слушаюсь, Ваше императорское Величество!

* * *

Походил ещё по избе с умным видом, с понтом дело — подумал... Легко быть "Буонапартом", когда "послезнанием" владеешь!

— Теперь про "тактическую подготовку" операции... Господа офицеры, пожалуйте к карте!

Лежащая на простом крестьянском деревянном столе топографическая карта была невеликих размеров, поэтому сгрудившись над ней, мы все практически соприкоснулись головами и, некоторым даже пришлось снять фуражки.

— Немец сейчас не пуган! Он привык, что мы или разбегаемся пред ним или сдаёмся в плен и, этим надо обязательно воспользоваться. Для этого, я предлагаю сделать вот что: 2-ую Финляндскую дивизию оттягиваем вот сюда — для реорганизации и подготовки основной оборонительной позиции...

Я поднял голову и в упор посмотрел на Свечина:

— Господин генерал! Всё говорит о том, что начиная с этого утра, у Вас будет не более суток — чтоб подтвердить, что генеральское звание Вы получили не зря!

— Сделаю всё, что в моих силах, Ваше...

— Этого, уже МАЛО!!! — заорал я как помешанный, — надо сделать СВЕРХ(!!!) своих сил!

Народ стоял, ни жив не мёртв, явно не понимая — что за бес такой, в их Самодержца вселился.

— Ладно, слушайте сюда... Атакуя, немцы несомненно прорвут ослабленные оборонительные позиции Сводного отряда. Главная задача генерала Кренке — сделать всё, чтоб их начальники не заметили "игры в поддавки". Иначе, весь наш замысел рухнет! Поэтому, я считаю, его не следует посвящать в наши замыслы...

Присутствующие на военном совещании покряхтели, покрутили головами, но никто возражать не стал.

— Советую и настоятельно рекомендую, господа, отнестись предельно серьёзно!

Я ещё раз, оглядел их предельно пристально, стараясь каждому заглянуть через глаза в душу:

— Того, кто проболтается, я буду считать немецким шпионом и своим личным врагом — со всеми, так сказать, вытекающими отсюда последствиями.

Думаю¸ дошло индивидуально до каждого — судя по тому, как враз посерьёзнели лица!

— Смотрим внимательно, господа! Прорвав позиции... Эээ... Бывшего 5-го Финляндского полка, немцы продвигаются вперёд до... Вот, смотрите — отличный "мешок" получается! С одной стороны — излучина довольно глубокой реки Вилия. С другой — мы хорошенько оборудуем огневые позиции... По новой "методе"!

Используя всю свою "магию" слова и жеста, как можно убедительнее говорю — стараясь "зарядить на успех":

— Тут, главное — "дать заглотить"! Если немцы будут уверенны что прорыв удался, они запустят в него — кроме 14-ой дивизии ландвера, своих "баварцев" — 1-ую кавалерийскую дивизию... И, тут мы ударим! Ключевой пункт — ВОТ!!! Вот это село, под названием Гени. Взяв его, мы крепко-накрепко запрём немцев в "котле" — отомстим хоть в малой мере, за Вторую армию Самсонова — пусть земля ему будет пухом...

Я перекрестился вместе со всеми, на закопчённые образа в "красном" углу крестьянской избы.

Немножко подискутировали, я принял к сведению некоторые дельные предложения и прямо тут же — в час ночи, приступили к реализации плана операции.

* * *

Следующие почти полтора суток, я не спал сам и не давал спать другим! Я скакал на Кайзере, бегал на своих двоих, орал, матерился, угрожал револьвером или сразу двумя, терпеливо объяснял и прямо на местности показывал... Один раз было дело, сам схватился за лопату и принялся копать — да бородатые мужики-ополченцы у меня её отобрали и, даже слегка обматерили... В сердцах.

"Парадный" 7-ой Финляндский стрелковый полк расформировали, а личный состав его и имеющееся вооружение, раскидали по трём остальным полкам. "Непростого прапорщика" Александрова не нашли — был в отпуске "по семейным обстоятельствам", а то бы я с ним — несмотря на занятость, поговорил.

Начальниками трёх вновь сформированных, по сути, полков, Свечин назначил своих же комбатов — лично ему знакомых и проверенных в деле.

То же самое — штаб!

Начальником штаба дивизии, к полному изумлению всех, вновь испечённый генерал назначил полковника Марушевского — выпускника Академии Генерального Штаба и, имевшего уже опыт подобной работы...

В ответ на мой недоумённый вопрос, генерал Свечин ответил так:

— Голова — золотая! Как штабной организатор — нельзя желать лучшего... Но, как лидер — полный ноль! А в этой войне — как и в любой впрочем, начальником воинской части должен быть офицер — именно с задатками ВОЖДЯ!!! Могущего повести за собой. Не вина полковника Марушевского — а беда, что его командиром 7-го полка, вместо убитого Орлова назначили.

Ну и, так далее! "Новая метла", расставила людей по своему собственному разумению и, я ей не мешал... Остальное же, "старое" дивизионное начальство трёх расформированных дивизий, оказалось ни при делах.

— А нас куда же?! — растерянно спросил полковник Нагаев, — прежний штаб 2-ой Финляндской дивизии...?

По всей видимости, Свечин имел наигромаднейший зуб на своё прежнее "руководство", поэтому чрезмерно холодно и слегка пренебрежительно, ответил:

— Да, куда угодно! Хоть к немцам в плен перебегайте.

Э, нет! Это — носитель военной тайны. Ласково улыбаюсь и беру полковника под локоток:

— Всем незадействованным в операции офицерам и генералам, я приказываю отбыть в Ставку Верховного Главнокомандования — в город Могилев, за новыми назначениями.

Хотя...

— Бывший штаб 2-ой дивизии в селе Галина, можно пока оставить на месте — как базу интендантского снабжения "ОТГ полковника Романова". Вы назначаетесь начальником этой "базы" — ну, а там видно будет... Выполняйте, господин полковник!

Генеральские погоны нашлись не сразу и, до самого конца операции, Свечин щеголял своими старыми "двухпросветными" — полковничьими погонами, с одолженными у кого-то двумя звёздочками на каждом и, "зигзагами" — от руки нарисованными обыкновенным мелом...

* * *

Первый стрелковый полк 2-ой Финляндской дивизии — под командованием уже подполковника Чернышенко, был вытянут в тонкую линию батальонов — "Основная оборонительная позиция", два других полка тайно сосредоточили и замаскировали для контрудара.

— Чернышенко в наступлении, слишком осторожен стал, — пояснил свой выбор Свечин, — зато в обороне, упёрт — как сто чертей а, коль отступить придётся — своё добро ни за что не бросит!

К оборудованию "Основной оборонительной позиции" был привлечён инженерно-сапёрный полк, сформированный в основном из ополченцев расформированной 124-ой дивизии. Начальником над ним Свечин поставил другого "хохла" — Борисенко. Прежде капитана, теперь тоже — подполковника. Хозяйственный, трудолюбивый, аккуратный мужичок, заботливо и бережливо относящийся к каждой попавшей ему в руки вещице, к каждой лошади и к каждому подчинённому человеку.

"Инженерам" выдали все найденные в округе лопаты и кирки и прочий шанцевый инструмент и они сутки напролёт рыли... Окопы по колено! Впрочем, это были так — ложные позиции на хорошо видимых немцами с места их атаки, местах. Находящиеся в них стрелки из роты пешей разведки Первого полка, должны были заставить неприятеля атаковать их фронтально и подставиться под фланкирующий стрелково-пулемётный огонь ротных опорных пунктов — основного элемента обороны.

Ротные опорные пункты были снабжены парой — как минимум пулемётов каждый, расположены на обратных скатах возвышенностей и прикрывали друг друга, опять же — фланкирующим огнём, как "ДОТы-Миллионеры" на линии Маннергейма.

Здесь же — на обратных скатах высот, протянули и все запасы колючей проволоки, что смогли найти. Такие заграждения — скрытые рельефом местности, немцы не видели в начале атаки. И, лишь потом — когда они "выныривали" из-за гребня высоты и подставлялись под удар всего стреляющего у русских...

Расположение пехоты на обратных скатах высот , позволяло стрелкам открывать огонь неожиданно и, с расстояния не более 600 метров — сам лично проверял! В стрелковых полках, был издан категоричный приказ всем строевым унтерам, прапорщикам и офицерам: поставить винтовки у нижних чинов на постоянный прицел и запретить стрелять на большую дистанцию.

— Стрелять только тогда, — не уставал повторять я безперестанно, — когда цвет лица будет виден!

Часть пулемётов на "орудийных" лафетах придали артиллерийскому полку и, приказали артиллеристам, научить их расчёты стрелять с закрытых позиций, сосредоточенным огнём по заранее пристрелянным площадям.

Другую — меньшую часть, вместе с устаревшими тяжёлыми орудиями — вывезенными из Ковно, по предложению генерала Свечина, оставили на предполагаемом участке немецкого прорыва:

— Захватив их, немцам будет легче поверить в свою победу. Что несомненно, будет нам на руку!

— Хорошо придумали, генерал! Так, глядишь и, до маршала дослужитесь!

— До "маршала"?!

— Ну, до фельдмаршала — оговорился, извините.

Вторым стрелковым полком, Свечин поставил командовать выслужившегося из простых солдат — теперь уже до штабс-капитана, Данилова. Выходец из псковских крестьян, тот имел "Георгиевский крест" за взятие австрийской батареи и своим хищным обликом напоминал мне Бога войны Ареса.

— Настоящий "пёс войны", — у начальства, Данилов вызывал другие ассоциации, — только скажи "Ату!", так вцепится! Скорее, своя голова оторвётся — чем добычу выпустит...

Начальником Третьего стрелкового полка, был назначен лучший из прежних комбатов — теперь уже полковник Патрикев:

— Думающий офицер — в его батальоне, всегда самые низкие потери. Быть бы Серёжке генералом — да жаль, со здоровьем у него плоховато...

— А что у него со здоровьем?

— Туберкулёз, Ваше Величество...

— И, до сих пор в строю?! — невольно, мне припомнился "сконфуженный" офицер, попавшийся по дороге сюда.

— Говорит, в тылу он быстрее подохнет, — развёл руками Свечин.

"Се ля ви", как говорится! Это не кино, это — реальная жизнь: людская подлость и человеческий героизм, рука об руку шествуют на любой войне.

— Слышал и неоднократно, что от чахотки очень полезно собачье мясо и кобылье молоко...Как здесь "разгребём", если жив останется — позаботьтесь об подчинённом, господин генерал. Коль понадобится, приказываю — НАСИЛЬНО(!!!) кормить!

Один мой знакомец из бомжей, выйдя полуживым из "мест не столь отдалённых" в конце лихих 90-ых, только так — на собачьем мясе и жив остался. Конечно, как-то нехорошо, понимаю — жаль друзей человека... Ну, а что делать?!

У Патрикеева же, служил командиром роты, а сейчас — батальона, прапорщик Триандафиллов — будущий крупнейший советский военный теоретик. Надо будет обязательно проследить за его судьбой...

Кавалерийский разведывательный батальон 2-ой Финляндской дивизии и пешие разведывательные роты каждого её стрелкового полка, были в основном сформированы из кадровых пограничников расформированной моим приказом Сводной пограничной дивизии.

Это подразделение, численностью где-то за триста бойцов — было эдаким прообразом мотопехоты и, имело на вооружении четыре "Максима" на конфискованных у местных польских помещиков бричках ("тачанки", если угодно!) и, два "противоштурмых" орудия с ездящими верхом расчётами.

Командовал конными разведчиками, только что получивший очередное звание подпоручика, бывший прапорщик Красовский — по рекомендации Свечина лучший добытчик вражеских "языков". Смелый и преданный, но вместе с тем — думающий офицер.

Часть кадровых пограничников постарше возрастом, с наиболее подготовленной молодёжью, образовали Заградительный отряд — поддерживающий порядок в тылу "ОТГ Романова". Им, даже выдали два пулемёта — естественно не в спины наступающим стрелять, а на случай прорыва германской кавалерии к нам в тыл... Хотя, как там оно придётся!

Стрелковые полки 2-ой Финляндской дивизии, получились "полнокровные" — то есть, полностью укомплектованные по списочному составу. В них были собраны все отечественные, исправные винтовки. Трофейным оружием, устаревшим или частично неисправным вооружили Сводную группу генерала Кренке, состоящую из трёх бригад двух— батальонного состава. Полностью же неисправные винтовки отправили в ближний тыл для обучения безоружных новобранцев — хотя бы строевым приёмам с оружием и штыковому бою... После операции ими займётся ремружрота, персонал для которой уже начал подыскивать генерал Свечин.

Инженерно-сапёрный полк был вооружён "одной винтовкой на троих" — зато, здесь был собран почти весь шанцевый инструмент. Прочие же безоружные нижние чины, из зоны предполагаемых боевых действий были удалены в тыл...Хотел, конечно куда подальше, но за недостатком времени, дойти они успели лишь до села Галина.

Особое внимание артиллерии! Как я уже говорил, артиллерийский полк — под началом ещё одного хорошо знакомого Свечину по боевой практике, подполковника Горбоконя — георгиевского кавалера и отличного артиллериста... Дико извиняюсь: уже полковника! Тот, давно уже ждал повышения в чине и должности и, даже успел уже слегка "загрустить" и, тут такая оказия... В словах не описать то рвение, с каким полковник Горбоконь взялся за дело!

Артполк делился на лёгкий и тяжёлый дивизионы: в первом было шесть четырёх— орудийных батарей, во втором две трёх— орудийных.

Две лёгкие батареи оставили — пристреляв заранее по площадям, оборонять Основную оборонительную линию, все остальные сосредоточили на участке контрудара. Каждая батарея была прикреплена приказом к конкретной части и, её командир со связистами, обязан был быть практически в передовых цепях и корректировать огонь по телефону. Я лично, в "доверительной" беседе с каждым — положа одну руку с "наганом" на Библию, а другой крестясь на Святые Образа, обещал собственноручно пристрелить — если этот мой приказ будет нарушен! Чтоб обеспечить артиллеристов средствами связи в достатке, по моему приказу пошли на крайнюю меру — была снята проводная линия 2-ой Финляндской дивизии с вышестоящим начальством.

— Оно и, к лучшему — меньше мешать будут своими "ЦУ"!

"Ценными указаниями", то есть...

Горные же орудия и противоштурмовые — что практически одно и тоже, распределили по стрелковым полкам для оказания "непосредственной поддержки в бою". Даже, успели провести небольшие показательные учения!

* * *

К полудню следующего дня прибыл генерал Шишкин с сопровождающим его есаулом Мисустовым, для налаживания взаимодействия в предстоящей операции... Казаки, они особого подхода требуют!

— Понимаю, господин генерал, дивизии у Вас "второочередные" — из казачков уже в возрасте, не любящих рисковать головой... Так, с них особых подвигов и не требуется! НАОБОРОТ!!!

Генерал, вяло "напружинил уши" — как старая и уставшая от жизни, но зато умная и опытная охотничья собака.

— Вот, смотрите, господин генерал: как только мы запечатываем немцев вот в этом "котелочке", перед вами открывается полный оперативный простор и свобода действий! — показывая по карте, "дул" я начальнику казачьей бригады в уши, — беззащитные немецкие тылы — отдельные подразделения ландвера и интенданты, интенданты, интенданты... Сорок тысяч одних только интендантов!

Склонившись к самому генеральскому уху, я доверительно в него прошептал:

— А Вы знаете, до чего ж, немецкий интендант в эту — в осеннюю пору, ЖИРЕН?!

— Любой интендант жирен, Ваше Величество, — несколько оживился и, ел меня глазами Шишкин, — но германский — ОСОБЛИВО!!!

Чуть позже, с глазу на глаз, я сказал Мисустову:

— Господин есаул! Будьте неотлучно при штабе этого генерала! Понукайте его, направляйте и управляйте им и, не бойтесь в случае чего голос повысить или моим именем власть употребить. Самое главное: сделайте всё, чтобы до каждого — самого задроченного казачка, моя мысль про "жирного немецкого интенданта" дошла!

— Не извольте сомневаться, Ваше Величество! ДОЙДЁТ!!! — пообещал тот, блестя горячими кавказскими глазами и нервно поглаживая эфес своей шашки, — слово я одно волшебное знаю: "ХАБАР"!!!

* * *

Что-то, как-то сразу, всё пошло не так... Даже, начиная со сроков! Не знаю, отчего и почему — но немцы дали нам для подготовки ещё полдня. То ли, я что-то забыл — то ли Свечин в своих мемуарах что-то намутил, но немецкое наступление началось не с утра — а ближе к вечеру.

Причём, не совсем там — где я этого ждал. Вместо утреннего удара по бывшим позициям уже несуществующего 5-го Финляндского полка, немцы, совершенно неожиданно — но как-то буднично, с полудня "обрабатывали" полудюжиной лёгких батарей позиции бывшего 8-го Финляндского полка у села Камели. Впрочем, это было почти рядом и на наши планы, такое изменение "реальной" истории отразилось слабо...

Вдруг, немецкие артиллеристы, как будто озверели!

Примерно с четырёх часов дня, их огонь многократно усилился и, с места нашего со Свечиным наблюдательного пункта, артподготовка по звуку стала напоминать оркестр из одних — сплошь лишь барабанщиков.

Наша шести-орудийная батарея устаревших тяжёлых гаубиц — предназначенная в "жертву", из-за села лениво — как бы с одышкой отлаивалась, бросая снаряды — начинённые ещё чёрным порохом, куда-то в лес — откуда должны бы атаковать немцы.

С удаления в три-четыре версты, это действо не выглядело особенно впечатляющим! Ну, гремит где-то и, что?

Мы с генералом Свечиным, сидя у окошка в той же избе, попивали чаёк, наблюдали и разговаривали, позёвывая. Он то помоложе — а я, по правде сказать, уже давно на одном лишь адреналине держался, вызываемым аутотренингом...

Через два часа артподготовка стихла и, на опушке леса показалась немецкая пехота, которую напутствовал их командир верхом на лошади. Цепи ландвера несколько парадно построились и, не ложась, медленно пошли вперёд.

Наши "старушки" на минут на десять замолчали... Атака производилась не оттуда, откуда её ждали и нашим пушкарям, видимо, пришлось разворачивать свои пушки образца прошлого века. Затем, "старушки" открыли по немецкой пехоте огонь шрапнелью. Ещё через десять минут, шрапнели стали ложиться "правильно" и, это произвело должное "впечатление": немецкое наступление в один момент перестало напоминать парад! Немецкий командир скрылся в лесу, а пехота — ломая правильность цепей, в беспорядке побежала, спотыкаясь вперёд — на наши позиции, выйдя из зоны нашей со Свечиным видимости.

Ещё через час, после ружейно-пулемётной трескотни в самих Камелях и, учащённо-астматического "кашля" наших вывезенных из Ковно "старушек", наступила полная тишина и из того же леса показались колонны немецкой кавалерии. Кажись, это были немецкие уланы — в потешных шлемах с "крылышками" и с старомодными пиками...

— Красавчики! Как хорошо идут: сразу видно — ЕВРОПЭЙЦЫ!!!

— Что-то, они рано в прорыв, — озабоченно прилип к окошку с биноклем Свечин, — не по нашему плану...

— Действительно, что-то пошло не так! — согласился я, довольно потирая руки, — так, что с них взять — "сумрачный германский гений"! Но, нам кажется, это будет на руку...

— Возможно, возможно... С чего вдруг, они так рано в прорыв кавалерию вводят?! — всё никак не мог успокоиться генерал, — как будто куда-то торопятся.

— Возможно, начальство хороший поджопник дало... Как бы там не было, операция началась! — действительно, связисты уже сматывали свои провода в катушки, — не буду дальше Вам досаждать своим присутствием, господин генерал... Действуйте по плану и, если что, не стесняйтесь импровизировать. Удачи, господин генерал!

— Благодарю, Ваше Императорское Величество! Думаю, не подведу Вас...

Как и предполагалось по плану операции, с её началом я перееду в село Галина — где оставил большую часть своей Свиты. Там я наконец-то высплюсь и, с утра буду кошмарить интендантов и главное — не давать вмешиваться в ход сражения вышестоящему начальству.

Глава 23. "Туман войны".

" ...Не мы, монархисты, изменники ему, а он нам. Можно ли быть верным взаимному обязательству, которое разорвано одной стороной? Можно ли признавать царя и наследника, которые при первом намеке на свержение сами отказываются от трона? Престол есть главный пост государственный, высочайшая стража у главной святыни народной — народного величия... Тот, кто с таким малодушием отказывается от власти, конечно, недостоин её", — Меньшиков М. О., монархист, консерватор и черносотенец.

Что-то разоспался, я сегодня!

К полудню на следующий день, проснувшись в штабной избе в посёлке Галина, я первым делом прочёл и выслушал свежие сводки. Как и предполагалось мною заранее, немецкая пехота за вечер и за ночь заняла оставленные нами после вялой перестрелки окопы близ села Камели. Потом, после ожесточённого боя были взяты сами Камели, деревни Шавлишки и Адамишки. Таким образом, в нашей обороне возникла "прореха" протяжённостью в три версты — куда противник вводит неожиданно сильные для нас подвижные соединения кавалерии и 14-ую дивизию ландвера. Других пехотных частей и соединений, пока замечено не было. Что, какие силы немцы оставили в районе деревни Гени — ключевого пункта нашего контрудара, пока под вопросом.

Плохая новость: вчера вечером, во время обороны села Камели, погиб генерал-майор Кренке — начальник Сводного отряда. Оставленная там и принесённая в жертву батарея сражалась до конца...

Плохо, очень плохо!

Во все времена, отдача неприятелю пушек считалось несмываемым позором — вот старый служака и, не смог его пережить... Его ведь, не предупредили — что это "понарошку"!

Ну, что ж: "En guerre comme en guerre".

В принципе, всё идёт — хоть и не строго, но по плану.

Остатки Сводного отряда разбегаются по окрестным лесам — их вылавливает Заградительный отряд, приводит под конвоем сюда — в село Галину. Здесь солдат кормят, "строят" и по-отечески "вразумляют" немногочисленные унтера, кой-как "вооружают" неисправными винтовками или шанцевым инструментом и отравляют в "учебные команды" для переформирования.

* * *

Прогулялся со своей куцей Свитой, под охраной жандармов по селу: посмотрел — что творится и, послушал — что говорится... В прифронтовой полосе, всё села обычно пустеют — зато, обживаются окрестные леса — и, это не исключение. Пустые дома, хозяйственные постройки — крестьяне прячут скотину в "зелёнке" и прячутся там сами.

Делается то, что ещё вчера сделать не успели... Например, формируются из пожилых, хозяйственных мужичков-кулачков "трофейные команды" — для сбора и делёжки "шкуры", ещё не убитого немецкого "медведя". Среди безоружных выискиваются всякие рукастые и смекалистые — слесаря, сапожники, портные... В сельской кузне, не умолкают стучат молотки и из труб горнов валит дым столбом — то, из всякого железного хлама, куют шанцевый инструмент, с которым — просто беда.

Тонким, но постоянным ручейком, с передовой в дивизионный госпиталь поступают раненые. В госпитале, у ещё живых раненых — без всякой анестезии, хирурги споро отпиливаются ноги и руки, матеря интендантов за отсутствие антисептиков, даже — простого йода. Для человека из двадцать первого века, где даже большой зуб не рвут без обезболивающего и, где никуда без антибиотиков — наижутчайшая жуть!

Старшим врачом 2-ой Финляндской стрелковой дивизии был мой знакомец — врач-акушер из Полтавской губернии, по фамилии Краузе. Понаблюдал за ним от нечего делать: не знаю¸ каким он был акушером или, положим — гинекологом в месте проживания, но вот — организатор полтавчанин отличный!

Сколько бы не поступало раненых с передовой, у него всегда оказывались для них свободные места в импровизированном лазарете, солома для подстилки, продовольствие и по минимуму медикаменты. Санитары под его началом работали сноровисто: раненые всегда были тщательно перевязаны, их оружие и амуниция собраны, вычищены и аккуратно складированы. Эвакуация раненых происходила тоже — без сучка и задоринки, вовремя и в полном порядке.

— Как Вы умудряетесь за всем успевать, доктор? — высказал ему своё удивление, — ведь, у Вас не три пары глаз!

— У себя в Полтавской губернии, Ваше Величество, — пояснил тот, — я заведовал земским родильным домом и за год, "содействовал" рождению от пяти до шести тысяч ваших поданных... Так что, дивизионный госпиталь, для меня сущий пустяк!

— А, вон оно как..., — понимающе киваю и спрашиваю, — давно на фронте?

— С прошлой осени, почитай.

Ну, тогда ещё более понятно — кроме "роддома" и боевого опыта, уже немерено.

— Случаи мздоимства среди ваших подчинённых бывают? — спрашиваю и, видя недоумение, рассказываю про общение с ранеными санитарного транспорта, встреченного по дороге сюда.

— У меня таких случаев нет, Государь! — сгоряча было — но подумав, уточнил, — больше нет...

— Тогда для Вас поручение от самого Императора и Верховного Главнокомандующего: как только настанет малейшая передышка, составить инструкцию по организации полевых медицинских учреждений — от ротного уровня, до дивизионного...Много "буков" не надо — только изложить саму суть. Справитесь?

— Справлюсь, Ваше Императорское Величество! — твёрдо пообещал экс-акушер.

— Напишите и пошлёте прямо в Ставку — мне лично, — на прощанье грожу ему пальцем, — не забудьте, доктор!

— Как можно, Ваше...!

Уже было ушёл, но опять "осенило" и я вернулся:

— Ближе к зиме, в Ставке организуем съезд полевых врачей по обмену опытом и выработке надлежащих документов, обязательных для всех. Вы — будете на этом съезде председательствующем...

Испытывающее смотрю ему в глаза:

— Это очень важно, доктор!

— Хорошо, Ваше Величество.

Изредка "мелькал" — появится и вновь исчезнет, с транспортами раненых с передовой другой дивизионный медик — зауряд-врач Файн. Его я запомнил по мемуарам Свечина.

Тоже, довольно интересный тип!

Подобно бомжу-немцу из фильма Бодрова "Брат" — целью жизни которого, было опровержение пословицы "что русскому хорошо — то немцу смерть", этот еврей-"младший врач", по ходу, решил опровергнуть обвинение всех евреев в трусости — весьма расхожее мнение среди хроноаборигенов.

Зауряд-врач Файн, недоучившийся студент Московского университета, во время боя бросал все свои дела, сбегал из перевязочного пункта в самые стрелковые цепи, лез под колючую проволоку, снимал с неё и выносил раненых из самого пекла — подобно простому санитару из нижних чинов.

Однако всё равно, антисемитизм в русской армии был очень силён — особенно среди офицеров и, бывали случаи просто вопиющие: евреев-солдат насильно заставляли сдаваться немцам в плен...

* * *

Среди раненых встретил своего знакомого стрелка из батальона капитана... Ээээ, теперь уже — из полка подполковника Чернышенко:

— Ну что, солдат? Сегодня видел в кого стрелял?

— Так точно Ваше Императорское Величество... Видел... Сегодня, хорошо видел... Мать, их...

У солдата было раздроблено осколком левое предплечье и, он ждал очереди на ампутацию.

— ...Как не видеть: из-за холмика появляются сначала головы, потом тулово. И, тогда мы их, как... Ох, мать твою... Сколько ж, мы их там "наваляли"...Боже ж, ты мой! Ох, твою ж, мать...

— В этот раз попал в кого-нибудь?

— Как не попасть — если, даже в рожу его видно?! Ох, попроси доктора, милостивец, чтоб руку не отрезал! Ох... Болит то, как... Боженька ты ж, мой... Куда ж я без руки, то?!

— Извини, солдат — над докторами и смертью я не властен... Спасибо тебе за всё, солдат!

Жестока же ты, война!

Между делом познакомился с двумя полковыми батюшками.

Один из них — бывший полковой священник недавно расформированного "паркетного" 7-го Финляндского полка, постоянно вертелся под ногами — "информирую" меня об всех замеченным им упущениях, хваля одних офицеров, ругая других...

В конце концов, мне это надоело и, я послал его на куй.

С другим, я познакомился на местном кладбище — сельском погосте: вместе с местным протоиреем и недавно созданной "похоронной командой", он отпевал и хоронил умерших раненых.

Увидев меня, полковой батюшка, воспользовавшись небольшим "перерывам", подошёл и обратился ко мне с довольно-таки корявой и несколько пугающей речью, в которой убеждал — как важно для воина знать, что в "надлежащий" момент его отпоют и, зароют не абы как — а именно по обряду религии.

Сей полковой священник, производил впечатление слегка тронутого, но надо признать — "похоронное дело" у него, поставлено весьма и весьма солидно!

* * *

После лёгкого полуденного завтрака со своими свитскими и бывшими штабными офицерами 2-ой Финляндской дивизии, поговорил по телефону со Свечиным, посидел над картой, проанализировал донесения и ситуацию и, глубоко задумался. Вчера, от усталости и не высыпания ничего не соображал, а сейчас... Действительно, или читанные мною в своё время мемуары Свечины были сильно не точны — или, что-то изменилось кардинальным образом!

Что мы имеем в плюсах? Немецкое командование сильно дезориентировано нашим отступлением, противостоящие нам его войска находятся в непрерывном — выматывающем их, движении по местности — с которой неудобно атаковать и, на которой ещё труднее обороняться — в случае нашей внезапной контратаки.

Тактически немцы, ещё до собственного наступления, сидели головой в "мешке" — образуемому петлёй реки Вилии... Наступая, они влезут туда с ногами и, неожиданно ударив двумя полками на село Гени — мы завяжем этот "мешок" наглухо!

Минусы... Не знаю каким образом, но "кот" — которого мы решили поиметь в этом "мешке", оказался чересчур велик, зубаст и клыкаст. По моим расчётам, в ловушку должна была попасть одна кавалерийская дивизия да пару пехотных полков ландвера (при очень большой удаче!), а сейчас их там...

Звоню Свечину:

— Какие новости, господин генерал?

Конечно, не двадцать первый век — далеко не он и, качество телефонной связи, ещё то... Даже, в Ставке. Здесь же — ваще, но понять при желании можно.

— Немцы, непрерывно атакуют пехотой позиции Первого стрелкового полка, господин полковник, — для секретности, было запрещено называть меня, особенно — по телефоны "Его Величеством", — пока отбиваемся, с большим уроном для неприятеля.

— Артиллерия противника?

— Буквально только что, неприятелем была введена в действие ещё одна тяжёлая гаубичная батарея и замечены два змейковых аэростата германцев — корректирующие огонь, поэтому наше положение намного ухудшилось...

Твою ж, в дивизию, мать... Всё пошло, совершенно не так! Теперь, вся наша "военная хитрость" — основанная на тактике обороны на обратных скатах высот, летит к чертям... Сверху, "ему" всё будет видно, а зенитных орудий — чтоб сбить аэростаты к чертям собачьим, у нас нет! Одно хорошо — новых пехотных частей противника не замечено и есть надежда, что они не успеют подойти до решающих событий.

— Что кавалерия?

— Замечены немецкие драгуны, Ваш... Господин полковник!

Я соскочил с места в крайнем возбуждении:

— ЁПСЕЛЬ-ДРОПСЁЛЬ!!!

В "мешке", мать его, уже находятся — как бы ни три германские кавалерийские дивизии!

Свечин, вслух бодрился — но по интонации голоса, было заметно — что ему кисло... Надо бы, его взбодрить начальническим "рыком"!

— Господин генерал! Ни в коем случае — даже в случае всемирного потопа, не отвлекайте полки от предназначенной им роли! Не раздёргайте их на оборону или для нанесения мелких — частных контрударов! НЕ ЗАБУДУ, НЕ ПРОЩУ(!!!), если Вы мне операцию просрёте!

— Вас понял, господин полковник...

* * *

Минусы, минусы... Ещё раз припадаю к карте-"двухвёрстке": намечающийся "двух— мерный" мешок обещает быть узкими длинным — какая-то "слепая кишка", аппендикс с гноем — а не мешок! У нашего "аппендикса" крепкая "завязка" — Второй и Третий стрелковые полки 6-ой Финляндской дивизии, плюс Донская казачья бригада генерала Шишкина. У нашего "мешка" довольно прочные "стены": с одной стороны Первый стрелковый полк на укреплённой позиции, на местности — которую трудно атаковать, тем более кавалерией. Другая стенка "мешка": река Вилия и позиции 10-ой армии генерала Плеве за ней — ещё прочней.

Но, у нашего "мешка" гнилое, дырявое дно! Между позициями Первого стрелкового полка и руслом реки от трёх до шести вёрст, в длину — вёрст двадцать пять — тридцать... Правда, труднопроходимой для пехоты и артиллерии местности — заболоченная низина с кустами и одна узкая грунтовка, на ней. А для кавалерии?! К тому же, это лето было засушливым и, "заболоченность" той местности может оказаться сильно преувеличенной.

Затем, перед выходом немецкой кавалерийской группы на "оперативный простор" — сплошной массив леса, пронизанный несколькими "второстепенными", судя по карте, грунтовыми дорогами, а за ним...

СЕЛО ГАЛИНА!!!

В коем, находится никчёмная тушка Императора Российского и моё попаданско-вселенское сознание в нём. В принципе, "тушка" Императора может — хоть счас прыгнуть в "Фюрермобиль", свистнуть Свите и свалить отсюда подальше, но...

Меня пробил холодный пот: в селе, вокруг него находятся учебные команды новобранцев — практически безоружные, отошедший сюда после оборудования Основной позиции Инженерно-сапёрный полк Борисенко — с "одной винтовкой на троих", дивизионный госпиталь, интендантские службы и склады и многая, многая, многая...

И главное, это — важный перекрёсток дорог! Взяв село Галину, немцы запрут в "мешке" уже самого Свечина! А дальше — прямой путь на Вильно, в тыл "группе генерала Олохова" или 5-ой армии Плеве — выбирай, что хочешь!

ЧТО Я НАТВОРИЛ!!!

Никаких мер, я заранее не предусмотрел: в этом месте — в "реальной" истории, немцы действовали против Мейшагольской позиции довольно вяло — если судить по мемуарам уважаемого генерала Свечина и, я Богу молился— чтоб, хотя бы 1-ая Кавалерийская дивизия немцев, хотя бы одним полком в ловушку попала... А, в "новой" реальности — по всей видимости, в "мешок" нагло влезла вся кавалерийская группа генерала Фон Гарнье ! Четыре кавалерийские дивизии — как минимум!

"Бойтесь своих желаний — они могут исполниться!" — причём, в гипертрофированном виде.

Так, что?!

"Свенцянского прорыва" на Минск не будет? Прорыв немецкой кавалерии будет здесь — на Вильно?! Немецкие фельдмаршал Гинденбург и генерал Людендорф отказались от идеи окружить 10-ую армию русских?! ...А, смысл? В чём суть такой "рокировки"? А, что взамен?

Холодок пробежался по всему тему — от макушки до самых пяток, наперегонки с целым стадом "мурашек":

— МОЖЕТ, "КТО ВЗАМЕН"?! ...Я?!

Набрал в грудь побольше воздуха и, как заревел белугой:

— АЛЯРМ!!!

* * *

— Господа офицеры! — сообщил я прибежавшей на мой вопль толпе свитских и штабных, — наступил момент, когда Отечество и Государь Император требуют от вас исполнить свой долг!

— Что, случилось, Ваше...? — встревоженные опасением за душевное здоровье Императора, лица.

В двух словах, быстренько всё объяснил... Как бы, не у половины тыловых "героев" — озабоченные лица, махом стали слегка позеленевшими.

— К вечеру, самое позднее — с утра, надо ждать появления из того леса за околицей кавалерии противника.

Естественно, первой стратегической мыслью — чуть ли не хором, высказанной штабными и свитскими офицерами — было убедить меня в том, что: "не красен бег, но здоров!". Однако, не угадали:

— Я не для того взял на себя обязанности Верховного Главнокомандующего — чтоб, бегать подобно зайцу от врага!

Спиридович, начал было:

— Ваше Императорское Величество! Я настоятельно рекомендую...

— А я ещё более настоятельней, "рекомендую" Вам заткнуться, господин генерал и, внимательно слушать и беспрекословно выполнять мои приказания — как велит долг!

Бывший начальник штаба 2-ой Финляндской дивизии подполковник Шпилько, по всему его виду — редкий мастер по канцелярской части, заламывая в отчаянии руки, пытался меня переубедить:

— Ваше Императорское Величество! Никто не посмеет поставить Вам в упрёк...

— ВСЁ!!! — пришлось ударить по столу кулаком и рявкнуть на них, — эту тему дружно забыли, господа офицеры!

Этот момент был переломным. Поняв, что с таким взбесившимся Императором, воевать так или иначе — но придётся, все присутствующие замолчали и выжидающе уставились на меня.

Командуй, мол!

Так, с чего начать? Сообщить командованию? Так я же сам приказал телефонные провода снять — чтоб обеспечить связью артиллеристов! Вот, это залёт...

— Господин полковник! — бывшему при мне в штабной комнате полковнику Нагаеву, — срочно, не медля ни минуты посылайте гонцов из офицеров понастырнее, к начальникам всех близлежащих штабов: первым делом в 5-ую к генералу Плеве, в 10-ую армию — к генералу Радкевичу, в V Армейский корпус — к Балуеву, в Гвардейский корпус... ВСЕМ!!!

— Приказ?

— Некогда приказы писать! — разведут счас канцелярщину! — на словах пусть передадут: Государь-Император и Верховный главнокомандующий требует прислать сюда, все самый лучшие части — какие найдутся. НЕМЕДЛЕННО!!! Чтоб быстрей, возьмите все автомобили Свиты — кроме моего личного... Генерал Спиридович! Немедленно распорядитесь насчёт автомобилей!

— Слушаюсь!

Очень скоро — чуть ли не мгновенно, полковник Нагаев представил пред мои очи "гонцов". Посмотрел на них: грёбанный стыд... Да, они обосрутся и язык себе в ...оппу засунут — увидев начальника, чином выше полковника!

— Отставить! — оборачиваюсь назад и обращаюсь к Коменданту Свиты Воейкову, — Господин генерал, Владимир Николаевич, на Вас вся надежда! Летите молнией в штаб 10-ой армии и сообщите её начальнику генералу Радкевичу: сдачи ещё и Вильно, я ему не прощу! ПОВЕШУ!!! Повешу вместе с собакой Григорьевым, сбежавшим из Ковно!

Я топнул ногой:

— Здесь, в этом селе — ключ от Вильно! Пусть направляет сюда все подкрепления, что имеются!

Обращаюсь к своему верному Генеральному Секретарю Мордвинову:

— Анатолий Александрович! Вы, как можно быстрее — в 5-ую армию к генералу Плеве. То же самое: пусть высылают сюда все подкрепления — всё, что стреляет и на двух ногах телепает! Кроме этого, передайте мой дополнительный приказ: поддержать нас артиллерийским огнём с их берега. Всю свою артиллерию пусть сосредоточит и перекроет огнём, подход к нам германской кавалерии вдоль Вилии!

Так, кого ещё...

— Господин полковник! — обращаюсь к офицеру из Ставки, бывшему с нами — больше не к кому, — Вы к нашему левому соседу — в группу генерала Олохова... В V Армейский корпус к Балуеву, в Гвардейский корпус... До кого раньше доберётесь.

Ко всем сразу:

— Задача ясна, господа офицеры и генералы?

— Так, точно!

— Тогда в путь! С БОГОМ!!!

Только выбежали, как во дворе тотчас взревели моторы... Чёрт... Самое главное забыл!

Вспомнив, я выскочил на крыльцо, еле успев притормозить — уже газанувшие было с пробуксовкой, автомобили:

— Господа офицеры! На обратном пути, привезите мне каждый по пулемёту с патронами! Обязательно — по пулемёту с расчётами и патронами!

Немой вопрос в глазах...

— Где хотите — там и, найдите! "Георгия" за пулемёт и следующий чин!

Пулемётов, у нас в наличие всего два — у Заградительного отряда, причём с неопытными расчётами. Важнейший элемент успешного противостояния кавалерии, практически отсутствует! Почти... Правда, есть у меня одна заначка — на "чёрный день", так сказать.

* * *

Госпиталь приказал немедленно эвакуировать в соседнее село, оставив лишь младших фельдшеров да санитаров для оказания первой медицинской помощи.

Ну а мы пока подготовимся к обороне:

— Где начальник Инженерно-сапёрного полка Борисенко? Где этот чёртов, хитрый хохол? Почему он отсутствует, мать его?!

Тот, вместе со мной полтора суток не спал — оборудуя Основную позицию, потом отмечал повышение в звании и, до сих пор ещё "не отошёл"... Поэтому, он явился пред мои очи заспанным, слегка покачивающимся и как Змей Горыныч трёхмоторный — дышащий приличным выхлопом.

— Соберитесь, господин подполковник! — ору на него, — или приказать Вас водой из колодца окатить?!

Тот, ничего не может понять, обиженно хлопая ресницами — зато в глазах появилось хоть какое то осмысленное выражение.

— Обстоятельства, кардинальным образом изменились! Понимаю: Вы и ваши люди устали, находятся на пределе человеческих сил... Но надо, понимаете — НАДО!!! Срочно надо оборудовать Резервную позицию на опушке того леса и подготовить село к обороне! Один батальон оставить здесь, два — в лес! Собрать вся оружие, весь инструмент, что найдёте, мобилизовать всех мужиков из села... Всех, кого поймаете в лесу!

Приказал ему валить лес на опушке, сооружая сплошную засеку из поваленных крест на крест — верхушками в глубину леса, деревьев. Это, для того чтобы спешенные немецкие кавалеристы, не смогли пробраться к селу напрямую через чащу... По крайней мере достаточно быстро.

— Понял, слушаюсь!

Подполковник Борисенко, заревел команду своим поручикам — бывшим ещё вчера прапорщиками, те — унтерам и, работа тут же закипела...

Дороги через лес, приказал перекрыть давно забытыми ограждениями против конницы — деревянными "рогатками". Это, простой ствол дерева — с врезанными в него с четырёх сторон, кольями. С нашей стороны засеки, приказал рыть окопы среди стволов деревьев — для стрельбы во фланг противнику, по дорогам двигающемуся. Пока немецкие уланы с драгунами будут эти рогатки рубить, или растаскивать их спешившись, в них можно будет хорошо пострелять и конкретно проредить. Если же немцы спешившись полезут в лес, то среди засеки их будет ждать сюрприз — злой русский мужик, умеющий хорошо работать топором!

— Один наш мужик с топором — засевший в окопе среди поваленных деревьев, — оптимистично улыбаясь, внушал я — сам в это слабо веря, — стоит троих их улан с пиками!

Винтовками, как уже говорил, в этом полку — был вооружён только каждый третий солдат... "Инженерам" на подмогу — против двух самых широких просек, прикомандировал Заградительный отряд. Для двух его пулемётов приказал оборудовать по несколько запасных позиций на крайних флангах, проинструктировав расчёты:

— Не сидите на месте, не ждите — когда вас конкретно накроют! Очередь — смена позиции! Ещё одна очередь — ещё одна смена позиции! И, так далее...

* * *

Оставшийся в селе инженерно-сапёрный батальон, будет готовить к обороне наиболее прочные и находящиеся в наиболее важных местах здания — типа "штабной избы", бывшей когда-то сельской управой. Село, довольно большое, с множеством хат, хозяйственных построек, садов, огородов огороженных прочными плетнями... В принципе — идеальное место обороны стойкой пехоты против кавалерии. Была бы ещё стойкая пехота!

Наиболее "худые" хаты с соломенными крышами желательно, приказал в момент штурма поджечь:

— Средь дымовой завесы, — объясняю окружившим меня мужикам-солдатам, с раззявленными ртами, — к германцу будет сподручнее с вилами или оглоблей подобраться!

Мужики скребли затылки, отворачивали почему-то взгляды и, бубнили:

— Ну, дык ежели надо — то мы не супротив...

— Ну, так приготовьте всё заранее, — прикрикнул на них, возбуждая служебное рвение, — чем поджигать будете, чтоб потом не бегать с вытаращенными глазами!

Я продолжал:

— Обыщите все избы и сараи. Все найденные мешки набить землёй, заложить ими окна, оставив амбразуры и, перед самим сражением — заложить двери.

— Соберите любое оружие — охотничьи ружья, если найдутся, топоры, серпы, ножи и вооружите всех безоружных. Посадите в каждую избу гарнизон в человек пять-десять, дав им обязательно — хоть одного-двух с огнестрелом.

Выбирал для "опорных пунктов" те дома, из которых можно было вести взаимно перекрывающий огонь: с фланкирующими секторами обстрела или вообще — в спину немцам, продвигающимся вглубь села. Тогда, их преимущество в дальнобойном стрелковом оружии хоть как-то нивелируется и, главное — им придётся брать каждую избу штурмом.

"Комендант" одного такого "гарнизона" — пожилой унтер из ратников с берданкой, умоляюще глядя в глаза, просил:

— Дай хочь одного офицера, Батюшка-царь! Пусть, не командует — просто в углу сидит... А, то мы — СБИГИМ!!!

— Да, где мне столько офицеров на вас напастись?

Положил на табуретку под иконами в углу свою царскую фуражку:

— Мужики! Неуж, на поруганье супостату отдадите?!

Дико посмотрели на меня мужики, но обещали костьми лечь...

Вспомнил древнюю военную хитрость и озадачил пожилого штабс-капитана — начальника Учебного отряда, что командует новобранцами из пограничников:

— Заберите все сухие дрова у крестьян — любое сухое дерево, что хорошо горит и, к ночи, разожгите вокруг села побольше костров. Пусть немцы думают — что здесь нас немеряно!

— Сколько костров разжечь, Ваше Величество?

— Я же сказал: ПОБОЛЬШЕ!!!

Все найденные в крестьянских сараях бороны, приказал перевернув, побросать за селом в густом бурьяне — против конницы. Улицы села же, я планировал перекрыть баррикадами из всевозможного хлама и теми же деревянными рогатками.

* * *

Эх... Жаль, высоких, каменных здание в селе нет — я б, фрицам такой "Сталинград" здесь устроил!

Кроме... Ну, ничего не поделаешь:

— Генерал Спиридович!

— Здесь, Ваше...

— Чему Вас в училище учили, ещё не забыли? Оборудуйте командный пункт Оперативно-Тактической Группы полковника Романова в этой сельской церкви и, мой наблюдательный и командный пункт на её колокольне! С телефоном, разумеется...

— Меня не учили воевать в церквях, Ваше Величество, — учтиво поклонился жандарм, — и я сильно сомневаюсь, что этому учили кого-то из господ офицеров.

Ишь, ты — решил отмазаться!

Ну, да ладно, простим ему эту хитрость — последний он у меня остался, не считая восьми жандармов при нём и шофёра Адольфа Кегресса — постоянно и повсюду за мной таскающегося, со своим наганом и моим карабином... Знал бы, побольше с собой народу из Свиты взял!

— Учиться никогда не поздно, господин генерал! Пойдёмте на место — я Вам всё расскажу и покажу.

На паперти — на открытой площадке перед входом в церковь, нашу троицу как будто специально поджидал местный протоирей:

— Нельзя с оружием в Храм Божий! Грех это...

Остановившись, я насмешливо напомнил ему:

— Кажись, Вы забыли, Ваше Преподобие — что Император Российский, является и главой Русской Православной Церкви и, в том что касается "грехов" — разбирается лучше Вас! Так, что не перечьте Помазаннику Божьему и ознакомьте нас с внутренним устройство и, главное — покажите вход на колокольню.

Протоирей перекрестился перепугано, но перечить больше не стал.

С колокольни открывался великолепный вид на все четыре стороны. Внимательно осмотревшись, особенно — к опушке леса разумеется, я обратился к Спиридовичу.

— Вы, господин генерал, лично отвечаете за устройство в церкви наблюдательного, командного и опорного пункта! Возьмите пару штабных офицеров, не сильно занятых чем-то другим полезным делом, всех телефонистов — всё равно связь с вышестоящим начальством отсутствует и всех нижних чинов при бывшем штабе дивизии.

Мой главный охранник, меня внимательно слушал — хоть и с весьма понуро-обречённым видом.

— Здесь на колокольне, поставьте кого-нибудь из штабных с биноклем, одного-двух связистов с аппаратом и пару ваших жандармов для контроля... Чтоб, не сбежали!

— Разрешите подполковника Нагаева? — учтиво переспросил генерал.

— Разрешаю — у него хоть бинокль есть..., — задумчиво, — тогда свой отдайте одному из ваших молодцов: вдруг, у подполковника что-то со зрением случится?

— Хорошо, Ваше Величество...

Ещё раз, как можно внимательнее, осматриваю лес. К сожалению, совсем недавно прошёл "кратковременный" — но довольно сильный дождь и, приближающую походную колону германской конницы нельзя засечь по "облакам" пыли — поднимаемым копытами её лошадей.

— Если наверху Вам всё понятно — идём вниз, господин генерал!

"Внизу", нас опять поджидал местный батюшка.

— Ваше Преподобие! — говорю ему, — здание реквизируется под военные нужды. Соберите весь свой клир и выносите всё наиболее ценное — иконы, там...

Что ещё, в церкви самое ценное?

— ...Кадила, — морщу лоб, — короче, всё выносите!

Поп, побледнел и чуть не грохнулся в обморок, а Спиридович, укоризненно качая головой:

— Разрешите выделить в помощь солдат, Ваше Величество?

— Разрешаю, если не в ущерб делу.

Генерал отдал первые распоряжения и двое из жандармов, толпившихся у дверей с непокрытыми головами, сорвались с места и куда-то борзо побежали, придерживая на ходу шашки. Я же, подошёл к алтарю и встал перед престолом, прищуриваясь:

— Откройте-ка "царские врата" пошире, молодцы! ...Вот, так. ОТЛИЧНО!!!

Центральная улица села — единственная из всех прямая как стрела и достаточно широкая, упиралась прямо во вход церкви и, от престола "простреливалась" на всю длину.

Объясняю генералу Спиридовичу, что нужно сделать — чтоб превратить этот Храм Божий, в "неприступный бастион" и, он — хотя и изрядно морщится (видать, шибко набожный попался), тем не менее согласно кивает — вселяя в меня уверенность, что всё будет сделано именно так, как я хочу.

— Всё поняли, господин генерал? Немедленно приступить к выполнению!

— Адольф! — обращаюсь к своему шофёру, — возьмите двух человек и принесите "его".

— Слушаюсь, Ваше Величество!

Церковь прочная, каменная, высокая. В ней долго можно обороняться, если у наступающих нет артиллерии. А если, есть? Ну, что ж... По всякому, лучше погибнуть в церкви сражаясь бойцом, чем в расстрельном подвале беспомощной овцой!

* * *

Чуть не забыл! Скачу в сопровождении четырёх жандармов в штабную избу и спрашиваю:

— Среди штабных офицеров, за всё время нахождения в этом селе, кто-нибудь удосужился разведать этот лес? Хотя бы узнать — в каком состоянии дороги через него? Куда они ведут?

Молчание...

— Мы здесь, не так давно, Ваше Величество, — кто-то отвечает, — не успели знать...

Мать вашу!

На глаза попался какой-то капитан — куда-то шустро скачущий вдоль деревенской улицы, а теперь — старающийся "бочком" проскользнуть мимо меня, с так же — конным денщиком, ведущим третью навьюченную чемоданами лошадь в подводу. Кидаюсь, чуть ли не под копыта с "наганом" в руке:

— СТОЙ, КУДА?!

Тот, остановился и, соскочив с лошади, поднёс ладонь к фуражке:

— Ваше Императорское Величество, капитан...

Капитан мне понравился — офицер средних лет, на штабного не похож и, судя по выправке — кадровый:

Перебиваю, не дав до конца представиться:

— Вы, господин капитан, назначаетесь командиром конных разведчиков при штабе Оперативно-Тактической группы полковника Романова...

— Слушаюсь, Ваше...

— Сейчас же, срочно соберите всех незанятых конных: офицеров, унтеров, нижних чинов — их денщиков, сформируйте пять патрулей и направьте для проведения рекогносцировки вот по этим просёлкам... Или, по дорогам — по карте плохо понятно, что это за "направления".

Капитан напряжённо смотрит на карту и, по всему виду заметно, что ломы ему страшные! Однако, больше послать было некого: все остальные офицеры — или уже в "неразведывательном" возрасте, или рассосались по "рабочим местам" — выполняя мои же приказания.

— После выполнения задания — повышение чина и ордена, как с куста! — чтоб предельно мотивировать, пообещал, — выяснить куда ведут эти просеки, проходимы ли они — для крупных масс конницы, постараться эти самые "массы" обнаружить и доложить лично мне... Вопросы есть?

— Нет, Ваше...

— Тогда с Богом, господин капитан!

* * *

Прибегает, поддерживая рукой шашку на боку запыхавшийся прапорщик, уже в годах:

— Ваше Имп...

— Что случилось, господин прапорщик? Тень отца Гамлета увидели, что ли — на Вас лица нет...?

— БУНТ!!! Нижние чины бунтуют — не хотят по вашему приказу избы жечь! Сюда идут, Ваше...

Из-за угла, действительно — вываливает довольно внушительная, живописная толпа — судя по лицам — решительно настроенных солдат. Увидев меня, "бунтари" мгновенно сдёрнув "шапки" резко остановились, нерешительно переглядываясь меж собой.

Раздвинув жандармов, я вышел толпе навстречу и засунув оба больших пальца за ремень, угрожающим тоном спросил:

— НУ?! ...Проблемы какие-то, мужики?

Наконец, вперёд вышел самый с виду разбитной и, нервно вертя в руках форменную фуражку, потребовал:

— Не вели Государь худые избы жечь!

Я сделал ещё один шаг вперёд и отвесил ему звонкий шалобан в лоб:

— Я же вам — дуракам деревенским, объяснял: в дыму легче будет одолеть германца. Что ещё не понятно?

— Да, мы ж всё понимаем..., — мямлит.

— Так, какого тогда ...уя, вы сюда припёрлись?!

В толпе загудели ободряюще и "ухарь", осмелев — пояснил, за "каким" именно:

— Не вели худые избы бедняков жечь, Ваше Императорское величество! Давай, мы лучше у богатеев дома спалим! Те, себе новые построят, а беднякам с жонками да детишками, где этой зимой жить? В лесу — с волками в норах?! Не вели жечь избы бедняков, Ваше...!

Из толпы раздалось:

— До того ж, від багатьох хат диму більше — в п'ятому році перевірено!

Офицеры да жандармы, ломанулись было искать этого "опытного", но я их остановил:

— Жгите что хотите, мужики — на ваше полное усмотрение. Но, только — чтоб "дымовая завеса" стояла, аж до самого неба!

В толпе, уже радостно загудели а, "ухарь" пообещал:

— Не сумлевайся, Надёжа: "зановеса" твоя "стоять" будет — как перед свадьбой у молодого ...уй!

— БУГАГАГА!!!

Поржал вместе с толпой...

— Если вопросов больше нет — по рабочим местам, мужики! Времени у нас с вами осталось с гулькин...

— ...УЙ!!! — закончили за меня.

Солдаты, возбуждённо переговариваясь разошлись...

Оставшись наедине с офицерами, я глубокомысленно заметил:

— Никаких "бунтов" не будет, если учитывать настроение крестьянской массы — каковой по сути, является ныне наша армия. Солдат-крестьянин простит вам всё — вплоть до отсутствия личного мужества, или неумение им командовать — но не пойдёт за вами на смерть, если вы будете подчеркнуто высокомерно игнорировать его крестьянские интересы!

Несколько пошевелив мозгами, я добавил вполголоса:

— Впрочем, если излишне потакать мужику будете — бунт ещё скорее случится...

* * *

Опять, носился как наскипидаренный олень, всех — кто на глаза попадался, наскипидаривая в свою очередь...

При мне, прискакали к нашим "лесорубам" двое "клоунов" — егеря местного помещика польского происхождения и, потребовали у солдат прекратить вырубку "частной" собственности. В глаза сразу же бросились неплохие охотничьи винтовки, имевшиеся при обходчиках:

— А, что? Ваш пан, наверное — добрый охотник, да? — спрашиваю вкрадчиво, -заядлый, поди?

— Да, Ваше Высокоблагородие... До войны, наш пан целыми днями на охоте пропадал. Столько оленьих и кабаньих голов, у него над камином висит!

Холоп, явно гордился своим господином.

— Наверное, в его имении много добрых ружей, да?

— Да! У нашего пана очень много дорогих, добрых ружей и другой сбруи!

Егерь, давай мне перечислять европейские оружейные фирмы...

— Пан генерал, — обращаюсь к так некстати освободившемуся — буквально на пять минут, Спиридовичу, — возьмите жандармов, езжайте к пану "охотнику" и конфискуйте у него всё оружие — которое найдёте, включая холодное! Ну а, первым делом, конечно же — обезоружьте мне этих дух молодцов. Чую, дойдёт дело — пригодятся нам их "карамультуки"...

* * *

Жду.

Разведывательные патрули до сих пор не вернулись, зато ближе к вечеру прилетел немецкий аэроплан-моноплан с чёрными "тевтонскими" крестами, наделавший средь нашего "войска" несусветную панику. Одни куда-то побежали, другие попрятались во всякие курятники, третьи — в том числе и господа офицеры, давай в него шмалять с перепугу, из чего придётся... Все мои увещевания и угрозы даже, не помогали: только успокоишь одну толпу, как с ума сходила прежняя... Какой-то первобытный, животный страх перед угрозой с небес!

Всё очковал: немец кинет какую бомбу — ваще разбегутся по полям да по лесам, мои "чудо-богатыри"! Но, слава Богу обошлось — чистейшей воды разведка. Не торопясь и выписывая полный игнор "зенитчикам", самолёт облетел опушку леса, село, снизился до неприличия — распугивая православное "воинство" и, дал пару кругом над моим "Фюрермобилем"...

Проверяет — на месте ли, Император?!

Затем, немецкий аэроплан улетел.

После "авианалёта", вижу, настроение у моего воинства упало и закатилось, вообще — куда-то далеко под плинтус. Как бы ночью не дезертировали все поголовно, черти!

Что делать?

Метнулся в избу, схватил знамя 2-ой Финляндской дивизии и, размахивая им, ездил на Кайзере по местам расположения, ставил его на дыбы и, не придумав ничего лучшего, громко орал:

— МУЖИКИ!!! Ваш царь с вами! Победим или погибнем вместе! УРА, МУЖИКИ!!!

Случился, ничем необъяснимый подъём боевого духа — чего если честно, сам не ждал:

— УРАААА!!! — орали, деря глотку мои безвинтовочные финляндцы, пограничники, новобранцы, ополченцы, ратники 2-го разряда — потрясая берданками, топорами, лопатами, кольями и, бросали в воздух картузы и папахи, — УРАААА!!!

Приказал жандармам закрепить это знамя на куполе церкви...

* * *

Быстро вечерело...

Пришло последнее на сегодня донесение от Свечина: Первый Стрелковый полк Чернышенко был выбит с Основной позиции и, понеся довольно тяжёлые потери, отошёл на линию Козлишки-Медведзишки-Левиданы. Немецкий ландвер, силою до одного пехотного полка атакует высоту 72,7 — впрочем, довольно вяло. Они на сегодня, своё уже получили!

В принципе, это было запланировано... Плохо другое: в селе Гени, по достоверным данным разведки, расположилась немецкая пехотная бригада.

Хреново!

Созвонившись уже с нового своего НП, с колокольни, я сказал Свечину:

— Ждём, господин генерал, ждём! Преждевременная атака, сродни преждевременной эякуляции: самому может и удовольствие — но стыдно и, никакого уважения от партнёрши...

С моей колокольни, с лучшего наблюдательного пункта во всей округе — даже без бинокля, очень хорошо было видно сплошную линию леса перед фронтом, закрывающую собой весь горизонт.

Уже смеркалось... Вдоль опушки леса и вокруг села, загорались зажжённые по моему приказу костры, которые теперь — после прилёта аэроплана, навряд ли кого-то могли обмануть.

Глава 24. Пока звонит колокол...

"...Конечно, если бы я верил в чудеса, и в возможность вразумить глупого, бездарного, невежественного и жалкого человека, то я предложил бы пожертвовать одним-двумя членами династии, чтобы спасти ее целость и наше отечество. Повесить, например, Алексея и Владимира Александровичей, Ламздорфа и Витте, запретить по закону великим князьям когда-либо занимать ответственные посты... Еще если бы можно было надеться на его самоубийство — это все-таки было бы шансом. Но где ему!", — из дневника профессора римского права Юрьевского и Петербургского университетов, одного из самых ярых и активных монархистов и руководителей "Союза русского народа" Б. В. Никольского.

Наконец, один за другим, вернулись разведывательные патрули. Правда, не все — одна группа конных разведчиков пропала неизвестно где. Две другие вернулись ни с чем: просеки — которые они рекогносцировали, оказались тупиковыми. Ещё две группы конных разведчиков, вернулись назад — обнаружив двигающуюся к нам немецкую кавалерию.

— Много кавалерии?

— Так точно — много, Ваше Величество!

— Скоро подойдут?

— Через час здесь будут.

— Артиллерии не видно?

— Никак нет!

От шестой группы, назад прискакал один лишь денщик того капитана, которого я назначил старшим над всеми конными разведчиками:

— Их Благородие, сразу же отделился от нас с ещё двумя офицерами и, всю дорогу с ними о чём-то шептался. А как только увидел немцев верхами, достал из кармана белый платок и к ним поскакал... И, другие офицеры с денщиками за ним. Ну а я, решил к своему царю вернуться — хоть Их Благородие и, ругались шибко и грозились мне револьвертом.

— Фамилию капитана не знаешь?

— Как не знать — я ж у Их Благородия в денщиках был?! Фамилия у господина капитана — Мячин, Ваше Императорское...

"Мячин"? Помню, помню такого... Помню упоминание в мемуарах Свечина про этого капитана — отстранённого им от командования ротой за трусость. Жаль, очень жаль, что я поинтересовался фамилией этого капитана только уже после... Да, кто ж знал, что он мне на пути подвернётся?

А может оно и, к лучшему?!

— Как звать то тебя, солдат?

— Иван Хренов, Ваше Величество!

— Давно воюешь?

— С прошлой осени, Ваше...

Молодой, здоровый парень и на рожу — не дурак, сразу видно.

— И, всегда в денщиках?

— Никак нет! Когда, после ранения из госпиталя вернулся...

— Ко мне в денщики пойдёшь?

Вытянулся в струнку:

— Как прикажете, Ваше Императорское Величество!

Впрочем, без особой — поросячьей радости.

Сразу его предупредил:

— Только учти, Иван Хренов — со мной интересно, но... СТРАШНО!!!

— Да, я уже вижу, Вашество... Мне б, винтовочку какую!

— "Винтовочку"? Да, как только — так сразу! Пока что, вот возьми у господина шофёра мой карабин.

Отправил Кегресса отогнать куда-нибудь в укрытие неподалёку мой "Фюрермобиль", с наказом беречь его и себя: не ровен час убьют — не пешком же в Могилев возвращаться?!

Адольф не возражал: особенно, в бой он не рвался...

* * *

Только-только я сказал последние слова, как отдалённо затрещало — как в лесу по валежнику кто — многоногий, пробежал! Я поднёс бинокль к глазам: на опушке, освещённой лучами заходящего Солнца, появились всадники и было их очень много. Так и не понял, надолго ли задержали кавалерию мои рогатки — но большая часть её, загарцевала вдоль опушки — спешиваясь и стреляя в места появления облачков белого дыма от "берданок".

Меж тем, группа из трёхсот улан во весь опор рванула к селу. Где-то с половину их, лихая военная судьбина забросила на поле с перевёрнутыми боронами... Потеряв разом порядком полтора десятка лошадей и, надеюсь — всадников, этот эскадрон заменжевался, затем вернулся на опушку. Остальные же, не обращая ни на что внимание, неслись к селу напрямки по дороге...

— Кажись, сработало! — радостно сообщил я,— сейчас мы с вами, господа, немножко повеселимся и, заодно прибарахлимся.

Со стороны леса, если забыл упомянуть, через всё село шла главная улица — широкая и прямая, свободная от каких-либо естественных препятствий или искусственных заграждений.

— Спускаемся вниз, господа и, насыплем господам уланам горячих углей в мотню их лосин! ХАХАХА!!!

— ХАХАХА!!!

Это так — для поднятия настроения. Немецкие уланы лосин не носили...

Связистов-телефонистов и их прапорщика, мы оставили наверху — вдруг от Свечина сообщение какое придёт. Со мной был генерал Спиридович, восемь его жандармов, полковник Нагаев и ещё трое офицеров, чином до капитана. Ну и, мой — вновь принятый на работу, денщик Иван Хренов.

СИЛИЩА!!!

И, кроме того, внизу в алтаре перед престолом меня дожидался... Не, не "рояль в кустах"! Попроще чё.

Ворвавшись на главную улицу, кавалеристы во весь мах понеслись к церкви, игнорируя редкие выстрелы из сельских хат и выбегающих из кустов и из-за плетней мужиков-солдат с вилами, баграми и оглоблями. Вот, передние из них, уже перед самыми церковными воротами... Вот, они уже спешиваются... Вот, кто-то из них решил въехать в Храм верхом...

А, ВЕДЬ ЭТО — ГРЕХ!!!

Вдруг, ворота церкви — как сами по себе открываются и...

— БАБББАААХ!!! — винтовочный залп из десятка с лишним стволов.

— ФФФРРР!!! ФФФРРР...!!! — длинная-предлинная первая пулемётная очередь, — ...ФФФРРР!!!

Сидя перед самим алтарём — за баррикадой сложенной из мешков с песком я, из извлечённого из багажника автомобиля пулемёта "Шварцлозе", косил прискакавших за скальпом Самодержца Российского немецких улан. Не всё ж мне русских генералов стрелять, да?!

— БАБББАААХ!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!

Эх, жаль патронных лент всего восемь с половиной — приходится экономить... Было. Боеприпасов к австрийскому пулемёту — пожалуй, мне здесь не найти.

"Легли" почти все... Лишь, десятка три из самых последних всадников — вовремя сообразив, что здесь проще-простого — своего-собственного "скальпа" лишиться, невероятно быстро развернув лошадей, так же — невероятно быстро ретировались.

— "Смешались в кучу кони, люди...", — стихом Лермонтова, прокомментировал я дело рук своих.

Проводив "гостей" остатком ленты — и не попав (мешал целиться дым от сгоревшего масла), я перезарядил пулемёт... И, оцепенел!

БОЖЕ!!!

Снаружи слышался, такой страшный смертный крик... Я ещё никогда — за две свои жизни, не слышал — чтоб кто-то из живых существ, так страшно кричал! Это кричали от невыносимой боли и предсмертного ужаса, не люди — не могут, так страшно кричать люди — понимающие за что они умирают! В первый момент, я был в шоке — казалось, подыхает в предсмертных корчах от ужасной боли, в стонах мук и невыносимых страданий живой плоти, сам этот многострадальный мир — проваливаясь за все свои смертные грехи прямиком в ад...

Но, это всего лишь — кричали раненые, умирающие лошади. Мои спутники, видать тоже — не каждый день с таким сталкивались и, стояли, оцепеневши побледнев.

Неимоверным усилием воли, взял себя в руки... Быстро придя в себя, я приказал своим:

— Лошадей первым делом добить, всем раненным оказать посильную помощь и отнести в безопасное место на южной окраине села. Оружие собрать и раздать безоружным солдатам! Улицу перекрыть рогатками — во второй раз, такой "фокус" уже не пролезет! Целых пленных, если таковые будут, ко мне на допрос...

Однако и, без меня из изб повыползали их "гарнизоны" и, принялись по-крестьянски хозяйственно прибирать к рукам бесхозное добро. Иногда, гремели выстрелы, предсмертное конское ржанье или людские вскрики...

Неподалёку торопливо захлопал "Люггер-Парабеллум" и, высадив пару обойм, стих: раненый немецкий офицер, успел заползти в какой-то сарай и, до последнего патрона отстреливался — застрелив двух ополченцев и одного из наших жандармов. Другого — молодого немецкого офицера, привели ко мне раненного в правую кисть и с огромной гематомой на голове.

— До последнего, левой рукой своим дрючком отмахивался — пока я его по "кумполу" берданой не хватил! — весело рассказал подробности задержания пожилой ополченец, — думал, уж всё — убил германца, да нет! Всего лишь, шелом ему вдребезги разбил...

Один из офицеров штаба хорошо знал немецкий и, мы попытались по-быстрому опросить пленного. Однако, каков гусь — назвал себя, номер полка и всё! Упёрся рогом и молчит — как рыбой об лёд.

Других "целых" пленных — годившихся для допроса, не было...

Да... Немцы — великая нация и сильный враг!

— Что с ним делать, Ваше Величество?

— Проводите до околицы и, дайте ему хороший поджопник в направлении камрадов.

Ну, а что ещё? Конвоира к нему приставить? А у меня есть лишние люди?!

Мои подданные подивились такому приказу, но промолчали... Они ещё не знали, что я его отправляю в лагерь военнопленных... Пока ещё вооружённых, но — военнопленных!

Когда немца выводили, он проходя мимо меня что-то со злой усмешкой выкрикнул по-немецки.

— Про что, это он?

— Он не понял, что Вы его отпускаете, Ваше Величество и говорит, что теперь он попадёт в Вильно на пару суток раньше своего полка.

— Остряк-самоучка! — усмехнулся, — скажите, будем ждать его в Вильно на параде вместе с полком. А командовать парадом буду я!

После перевода, в котором явственно прозвучало "Император Руссланд", немец на выдохе пролаял что-то вроде: "Твою ж, мать!", — только на языке Гёте и Швондера и, широко раскрытыми шарами, часто-часто моргая, уставился на моё лицо. Я подмигнул ему в ответку озорно и прикрыл нижнюю челюсть ладонью — чтоб облегчить идентификацию.

Так — под два локтя и спиной вперёд, того и вывели...

— Посильней ему там "поджопник" дайте, служивые, — крикнул вслед, — чтоб, через околицу сизым голубем перелетел!

Вскоре совсем смерклось и, в селе всё стихло... Никаких почти звуков. Но, не за селом на опушке леса!

* * *

До полуночи на опушке леса бренчало железо об железо, гремели выстрелы, трещали пулемётные очереди... В свете разожжённых костров мелькали фантастические тени, даже казалось — слышались предсмертные крики: среди поваленных деревьев засеки шёл ожесточённый рукопашный бой. Всю ночь в село сходились-сползались-сносились очень редкие выжившие раненные или просто "ошалевшие" сапёры-инженеры, пограничники и ополченцы. От их рассказов про страшную резню в "засеках", стыла кровь в жилах...

К рассвету, принесли донесение от подполковника Борисенко: центр "Резервной линии" пал, хотя самые крайние фланги ещё держатся. Сам он легко ранен и, находится в лесу справа, с немногими уцелевшими офицерами, немногим более сотней людей и последним — оставшимся от Заградотряда пулемётом, к которому уже почти нет патронов. Передал ему приказ: "до последней капли крови" не биться, а действовать из леса наскоками — по-партизански.

Стоя на колокольне, прислушался: со стороны реки Вилии слышалась отдалённая артиллерийская канонада. Значит, Мордвинов всё-таки доехал до генерала Плеве и добился мной порученного!

— УРА(!!!), господа! — поделился радостью с приунывшими соратниками, — нам осталось продержаться немного — возможно, всего лишь до полудня и помощь придёт!

Перед опушкой леса, в лучах восходящего Солнца, сильное движение: в центре спешившиеся драгуны, на флангах уланы с пиками верхом. Вижу с дюжину пулемётов, артиллерии — хвала Господу нашему, покамест нет.

Осталось только присвистнуть и, прокомментировать увиденное, стихами того же Михаила Юрьевича:

— "Уланы с пёстрыми значками, драгуны с конскими хвостами — все промелькнули перед нами, все побывали тут...".

Не Высоцкого же мне петь?!

— У нижних чинов в избах, — глядя куда-то в сторону, сообщил полковник Нагаев, — очень низко пал дух — после рассказов вернувшихся с опушки. Говорят, сдаваться надо германцу — не то, все до одного пропадём ни за понюшку...

Твою, ж... Надо было выставить оцепление и заворачивать всех из леса мимо... Эх, не предусмотрел — задним умом силён!

* * *

Что делать?

По моему приказу, жандармы нашли и привели звонаря.

— Звони в колокола!

— Что звонить? — угрюмо поинтересовался тот.

Весь местный православный "клир", весьма не одобрил использование мной христианского храма в качестве военного объекта. Главный поп, даже истерику закатил — когда мы баррикаду из мешков с землёй пред алтарём сооружали! Пришлось запереть его вместе с его попадьёй и прочим местным "клиром", в хозяйственной пристройке.

Кто ж виноват, что сельчане не удосужились — какую-нибудь "высотку-хрущёвку" замастрячить?! С крыши панельной "девяти-хатки", мне по любому воевать сподручней было бы...

Эх, наша многовековая отсталость!

— "Подмосковные вечера" знаешь? — ещё угрюмее спрашиваю.

— Нет...

— А "Мурку"? — насвистел незамысловатый мотивчик.

— ...Нееет! — крестясь, звонарь вылупился на меня как на антихриста и в ужасе попятился, чуть не упав.

— Ну, тогда звони что-нибудь подходящее к случаю... Только, от души звони — чтоб, проникновенно было. И, не переставай звонить без приказа: с колокольни сброшу — мамой-императрицей клянусь!

— Господин генерал, — как тот отошёл, обратился к Спиридовичу, — очень важно: приставьте к нему двух жандармов — чтоб следили и подменивали, если что... Колокола должны звонить не прекращая!

Под колокольный звон (как я позже узнал — "Праздничный благовест"), я ходил по "гарнизонам" с непокрытой головой и, прижимая руку к сердцу, говорил примерно следующее:

— Господа мужики! Так уж случилось — не доглядел, но воевать надо. Не за себя прошу — за Русь: стойте крепко мужики — как звонить перестанет, разрешаю сдаваться!

* * *

Прилетел вчерашний немецкий аэроплан... Покружил над селом, снизился над колокольней так низко — что было хорошо видно лицо двух лётчиков в очках. В этот раз к воздушному налёту отнеслись спокойнее — паники и выстрелов не было, но я решил похулиганить и, стоя на колокольне, показал немецкому пилоту "Fack". Тот видно, обиделся смертельно — поднялся чуть повыше и, очень неточно бросил на меня мелкую бомбу — попав в чей то сад.

Потом прилетел наш аэроплан — тарахтящая смешная "этажерка". "Фарман" или "Вуазен" — хрен, их разберёшь... Вдвоём с немцем, они покружили над селом, их лётчики-наблюдатели пошмаляли друг в дружку из пистолей и, довольные собой разлетелись в разные стороны.

Чтоб не подумали — что их Царь в любую минуту может сбежать, я при всех сказал своему шофёру:

— Отгоните подальше машину, Адольф! А то неровен час — какой-нибудь бош её испортит... Не пешком же обратно в Ставку идти?!

— Когда возвратиться, Ваше Величество?

— Как только разобьём немецкую кавалерию — сразу же вертайтесь назад..., — заранее бахвалился я перед поникшими слегка подчинёнными.

Чтоб не гонять автомобиль порожняком, велел взять и довести до ближайшего госпиталя нескольких раненых. В большой императорский автомобиль, их поместилось как бы не дюжина!

Тут же, нежданно-негаданно — как снег на голову, является счастливо улыбающийся мой Генеральный Секретарь и, с ним какой-то — задыхающийся от астмы-одышки подполковник в изрядных годах, с древним "Смит-Вессоном" в кобуре, которого втащили на колокольню два дюжих ополченца помоложе его, в непонятных народных рубахах, с берданками за плечами.

Кратко доложив об выполненном задании в штабе V Армейского корпуса, Мордвинов обрадовал:

— Я привёл подкрепление, Государь!

— Слава тебе, Господи! — я перекрестился на ближайший колокол.

— 496-ой стрелковый полк, Ваше Императорское Величество..., — отдуваясь отрапортовал старикан в погонах — видно, потерявший здоровье ещё при штурме Плевны, Севастополя, или даже Измаила, — начальник полка... Подполковник Сергеев.

ПОЛК?!

Целый полк — вот это мазь попёрла мне с утра! Спрашиваю, от счастья затаив дыхание:

— Состав? Вооружение? Сколько пулемётов?

— Приблизительно шестьсот ополченцев из латышей старших возрастов, Ваше Величество..., — докладывает тот, как бы оправдываясь при этом виноватым тоном, — все до единого вооружены берданками — больше, ничего нет! Даже, шинелей... Из офицеров кроме меня — штабс-капитан Аникин, да зауряд-прапорщики.

Словами не описать всю степень моего горького разочарования! Приговорённому к повешению объявляют об помиловании и, тотчас вслед за этим, накидывают на шею удавку и выбивают из-под ног стремянку...

Бешено гляжу на Мордвинова:

— И, за каким, извиняюсь — хреном, Вы их сюда привели, господин генерал?!

Тот, сильно потупился:

— Первое, что по дороге попалось и ближе всего... Всю ночь форсированным маршем шли на помощь Императору...

Стало, несколько неловко.

— Не извольте сомневаться, Ваше Величество, — заступился за подчинённых подполковник, — геройский народ! Наш полк, в одиночку защищал стык между 5-ой и 10-ой армиями... Выводился в тыл на переформирование, когда господин генерал-адъютант...

Подполковник Сергеев склонил голову, пытаясь укрыть от меня свой горящий гневный взор:

— Рядом стояла гвардия — даже, ни разу не выстрелила нам в защиту! Кавалерия генерала Казнакова сбежала! Боже, какой позор... Я ж, всю свою жизнь уверен был — Гвардия, ЭТО!!! А, "это"... Тьфу!

— Не плюйтесь — здесь, всё же Храм Божий! — строго одёргиваю, — ладно, разберёмся позже и каждому воздадим должное по делам его... Ваши ополченцы устали, поди?

— Прости меня Господи..., — Сергеев, по моему примеру перекрестился на колокол, — люди с ног валятся — не спамши двое суток, не жрамши трое... Ноги сбиты...

Ну, что сказать? "Шо маемо — то маемо"! Как бы, их использовать с умом?

— Господин подполковник, пройдёмте со мною к окну... Видите вон тот лесочек на Юго-западе?

— Так точно, вижу!

— Это, очень важный лесочек! Если немцы его займут, то они отрежут нас от 2-ой Финляндской дивизии. Смертью храбрых погибать не призываю, наоборот: стрельнули пару раз из-за деревьев, да из кусточков и отошли в глубь! Не преследуют? Вернулись и стрельнули ещё пару раз — пусть погибают "смертью храбрых" они... Вот такая тактика! Понятно, господин подполковник?

— Так точно, Ваше...

— Тогда займите тот лесок и отдыхайте там... Пока.

Помявшись и чуть ли не покраснев, пожилой офицер стеснительно попросил:

— Не найдётся ли немного хлеба, Ваше Величество? Трое суток...

— К сожалению, сами без него сидим, — что, правда — то, правда! — а вот мяса — сколько угодно! Вон, вся улица кониной завалена...

— Смотрите, с человечиной не перепутайте, подполковник! — "чёрно" пошутил Спиридович, — там, после Его Величества и его "Шварцлозе", всё вперемежку!

Так, так, так... Вдруг, вспоминаю:

— Мордвинов! А где пулемёт — тудыть его в качель, а Вас — через коромысло?

— Не попался по пути, Ваше Величество!

— Так какого члениса, Вы здесь стоите и улыбаетесь, как красна девица?! БЕГОМ(!!!) за пулемётом, вашу генеральносекретарскую мать!

* * *

Наконец, началось!

— "Сквозь дым летучий, драгуны двинулись как тучи и, все на наш... Село!", — безбожно переиначивая, вновь прочёл я Лермонтова.

— Hurrа..., — еле-еле послышался с опушки леса боевой клич пруссаков, — Hurrа... Hurrа...

В девять часов утра, густые цепи спешенных немецких драгун, колышась — как волны на море, не спеша двинулись в фронтальную атаку на село. Позади цепей, отдельно передвигались кучки по пять-десять человек — пулемётчики. Тут же с флангов и, даже — кое-где по центру опушки, редко захлопали трёхлинейки и берданки, зачастил было и, тут же смолк "Максим" Заградотряда справа — что не произвело на механически двигающихся немцев, ни малейшего впечатления... Они, казалось, даже этого не заметили!

— Hurrа! — послышалось уже вполне отчётливо, — Hurrа! Hurrа!

Так же не спеша и, крайне деловито на вид, двинулись вперёд отряды кавалерии по флангам — чтоб взять село Галина в "клещи".

— Вот, чёртовы фрицы, — восхищённо воскликнул я, — в бой идут, как на работу!

— HURRA!!! HURRA!!! HURRA!!!

В крайних хатах не было гарнизонов, поэтому драгуны без потерь — подбадривая себя и друг друга редкими выстрелами "на кого Бог пошлёт" и, короткими пулемётными очередями, беспрепятственно вошли в село — лишь ненадолго задержавшись для разбора никем не защищаемых, примитивных баррикад. Слева, их цепи также несколько замешкались — по примеру вчерашних улан, попав на "минное поле" из перевёрнутых мужицких борон.

И получаса с начала атаки не прошло, как фигурки в голубых шинелях замелькали-замельтешили среди садов, огородов, на кривых сельских переулочках и возле самих хат. Выстрелы, слились в один непрерывный стук и грохот — напоминающий град, бьющий по железной крыше.

— HURRA!!! HURRA!!! HURRA!!!

Методично звучащий боевой германский клич — как метроном чудовищной машины уничтожения, захлестнуло хаотичным русским "Ура!" — быстро перешедшим в какое-то звериное рычание:

— Ррррыыы... АААА!!!

Судя по общей картине, бой в селе тотчас перешёл в серию отдельных, часто — рукопашных схваток или выстрелов в упор, в которых хвалённая немецкая организация уже не имела никакого значения. И, даже дальнобойность и скорострельность оружия играла второстепенную роль — всё решало упорство, желание непременно выстоять и победить и, первобытная жестокая ярость...

Чего я и, добивался!

Немного погодя, разом загорелось сразу несколько десятков хат... Село стало быстро заволакивать дымом, в разрывах которого — на открытых местах, можно было наблюдать — как люди в серых и голубоватых шинелях, лишали друг друга жизни всевозможными изощрёнными способами.

А, колокола всё звенели и звенели, уже — не поймёшь какую мелодию...

* * *

Я, взяв у денщика свой "Лютцау" (у того, теперь был свой — немецкий кавалерийский карабин "Маузер-98"), напомнил:

— Помним правила стрельбы с возвышенности и берём ниже, господа!

— Помним, помним: целим в ноги — попадаем в голову или грудь...

Конечно, я стрелок первоклассный! Но, пока только в тире: к стрельбе по — не то, чтобы "движущимся", по — мельтешившим мишеням, я ещё не привык! Поэтому, обоймы три высадил впустую... По крайней мере, ни разу не видел — чтоб в кого-нибудь попал.

Только тогда, когда пристрелялся — а сами драгуны подошли поближе, стал иногда замечать — как после моего выстрела "мишень" кулем валилась наземь, медленно оседала или вертелась волчком...

Однако, пристрелялись и по нам!

Находившийся рядом со мной жандарм — высокий, молодой, полный сил красавец-мужчина, вдруг выронил "драгунку" из рук, резко — как будто сзади за воротник дёрнули, выпрямился и грянул навзничь... Оборачиваюсь — во лбу дырка.

Стреляю... Неизвестно, сколько прошло — время в бою летит быстро, вдруг слышу крик Спиридовича сзади:

— Казаки! Наши казаки! УРА!!!

— УРА!!! — заорали мы все хором.

Мгновенно, отлегло от сердца! Подбегаю, вижу — как справа от села, навстречу друг другу несутся две конные лавы с пиками наперевес — немецкие уланы и казаки... Наша лава, как бы не втрое больше.

Гляжу во все глаза — ну, счас они их... "Нашампурят" уланов на пики, нах! В "капусту" фрицев порубят, к такой-то их арийской матери!

— РУБИ ИХ, СТАНИЧНИКИ!!!

Вдруг, не доскакав с полверсты, "станичники" разворачиваются и уносятся прочь. Не верю своим глазам:

— СУКИ!!! ШКУРЫ!!! ...ПИДА...РАСЫ!!!

После, слегка остыл. В принципе, казаки — конница нерегулярная, лёгкая и для фронтальной рубки с линейной кавалерией не предназначена... Кажись, где-то так.

Представление не кончилось: уланы тоже останавливаются, гарцуют на месте, затем — разворачиваются и улепётывают, теряя лошадей и всадников.

— Чего это они?! — протираю стёкла окуляров, — да никак, пьяные, собаки!

— А, вот смотрите — вон там, Государь! На пригорочке... Неуж, наш "Кувака"...?!

Гляжу в указанном направлении — автомобиль из-за пригорочка виднеется: зуб даю — наш "Мерседес"! Коменданта нашего, генерала Воейкова. А вот и, он сам — в чёрной кожаной куртке красуется на пригорочке, рядом — поводящий стволом "Максим".

— Ах, ты сукин сын! Молодец то, какой! Добыл-таки пулемёт, пан Спортсмен наш!

Если честно, не ожидал я от него таких подвигов!

— Да, сними ты свою кожанку, не понтуйся, — кричу, как будто он мог услышать,— подстрелят же, нах!

Слева тоже идёт бой — из леска вылетают белые облачка дымного пороха: ополченцы-латыши 496-го стрелкового полка, из своих музейных берданок обстреливают "танцующих" перед леском немецких улан. Те, теряя людей и лошадей, видать, не знают на что решиться: спешиться, войти в лес и навалять люлей этим офуевшим чухонцам, проскочить мимо — не обращая внимания на выстрелы их допотопных "фузей", или вернуться на исходную позицию — на опушку леса, из которого они к нам явились.

Наконец, "разум возобладал" — уланы развернулись и, отправились восвояси...

* * *

Телефонной связи с генералом Свечиным уже с утра нет, а посланные связисты не возвратились. "Основной опорный пункт обороны" — сельская церковь села Галина, практически уже окружена! Поэтому, сильно удивился — когда ко мне привели бледного как мел, раннего в плечо посыльного из 2-ой Финляндской дивизии с депешей. Свечин, в зашифрованном донесении докладывает — в селе Гени, осталась лишь одна рота ландвера и, после полудня он атакует.

Ну, дай ему Бог — а то у нас здесь, совсем уж кисло!

Немецкие драгуны взялись за нас всерьёз!

Пулемёты в самом селе оказались бесполезны — поэтому они сосредоточили их огонь на нашей колокольне, хотя я думаю — прицельно целиться наводчикам, сильно мешал дым от горящих строений. Пули стали залетать к нам "в гости" так часто, что высунуть голову из-за парапета — верная смерть! От крошащегося пулями камня, стояло подобие тумана — не продохнёшь и, со стороны, наверное, казалось — церковь горит...

Прапор 2-ой Финляндской дивизии на стене, наверное, вольно-невольно служил основной мишенью... Он, довольно долго, весьма замысловато колыхался — пробиваемый пулями. Наконец, было перерублено древко и знамя финляндцев рухнуло вниз. Мой денщик сбегал и принёс его снова на колокольню — изодранное пулями до состояния лохматости, всё в пыли — похожее на рубище какого-нибудь святого великомученика.

— Куда его, Вашество...?

— Ну, не на стену же снова?! Давай сюда...

Обернулся знаменем наподобие плаща — веревочкой через пулевые дырочки, завязав вокруг шеи его концы.

Но, колокола звонили!

Под ними, разнообразно коченея в лужах собственной крови, лежали трупы звонаря и двух жандармов... Но от ударов немецких пуль, колокола звенели не переставая на разные голоса и, порой слышалась — вполне осмысленная, какая-то печально-торжественная мелодия.

Снизу, стали отчётливо слышны морозящие душу звуки рукопашной резни на двух языках — сочный русский мат, перебивался лающей немецкой руганью, торжествующе-победные яростные вопли, чередовались с предсмертными — полными боли и ужаса, вскриками умирающих людей.

Ещё немного и, враг был уже под самыми стенами церкви...

Прибежавший снизу офицер, заикаясь сообщил что ломают двери церкви. Пора, нам все спускаться вниз и вступать в ближний бой.

— Господа! Двум смертям не бывать! — несколько слукавил я.

Одна у меня уже была — сейчас, возможно будет вторая... Но, хоть умру человеком в бою, а не овцой — подставившей горло под нож! Одно жаль: историки напишут не про меня, а про моего Реципиента — жалкую, дрожащую тварь... Какие люди, были рядом с ним — а он так бездарно, всё на свете просрал!

В "Храме" — в помещении церкви, где проходят богослужения, у нас всё было отрепетировано на этот случай. Я присел за "Шварцлозе", второй номер — денщик Иван Хренов. Рядом со мной за баррикадой генерал Спиридович, полковник Нагаев, два штабных офицера и три связиста-телефониста из нижних чинов со своим прапорщиком. Все с карабинами или револьверами. Ещё, у нас имеются два роскошно отделанных двуствольных дробовых ружья из поместья местного пана — что мой главный охранник, зажопил отдать в грубые солдатские руки.

Пятеро оставшихся в живых жандармов, притаились по бокам дверей в храм, за колонами: у двоих по паре револьверов, трое — кроме того, вооружены винтовками со штыками. Эти будут стрелять и колоть сбоку прорвавшихся в помещение немецких драгун.

* * *

Ворота церкви крепки, но от сильных ударов уже шатаются... Конечно, была бы это немецкая пехота — двери бы уже давно взорвали и, возможно — вместе с самой церковью. Да, откуда у кавалерии сапёры с взрывчаткой?!

— Без команды не стрелять, — кричу жандармам, — ...отворяй!

Враз отверзлись "царские ворота", подождали пару секунд — пусть побольше толпа в проходе соберётся-накопится, и:

— ОГОНЬ!!! — командую, нажимая на гашетку.

— БББАААХХХ!!! ФФФРРР!!! — залп со всех наличных стволов, длинная-предлинная пулемётная очередь на всю ленту, — ФФФРРР!!!

Человек пятнадцать враз, смело как огромной железной метлой и, переменив ленту, я "прощупывал" пулемётом улицу, ловя перебегающие в дыму фигурки в голубых шинелях и островерхих шлемах.

В обратку, над головой просвистел целый рой пуль и за спиной, что-то зазвенело, забренчало и со стуком попадало на пол...

Возникло ощущение чего-то нереального — как в компьютерной "стрелялке": драгуны, будто считая — что у них "настройки" поставлены на "бессмертие", упорно лезли в открытые двери храма, а мы убивали их по одному или сразу целыми группами...

Сквозняка в помещение не было и, я вскоре садил "наощупь" — ничего не видя от облака дыма горевшего масла, повисшего над долбанным "Швацлозе".

— Вот же, пупырь какой, а?! Иван, — кричу денщику, меняя ленту, — нарисуй мне сквозняк!

— Как, это?!

— Махай чем-нибудь — дым разгоняй! Видишь, мне ничего не видно!

Тот, отложив немецкий карабин, принялся махать над пулемётом фуражкой, потом — шинелью... Вроде помогло и, следующую ленту, я расстрелял более-менее прицельно.

Воспользовавшись следующей перезарядкой пулемёта, в храм одновременно заскочили человек десять драгун... Их тут же совместно прикончили, но они успели дать залп по баррикаде, убив одного из штабных офицеров и связиста... Денщик, оттолкнул меня от пулемёта на пол и сам улёгся сверху, закрывая собой. Еле-еле, из под него выбрался, обматерив сгоряча...

Опасность миновала, я подполз на корточках к пулемёту, в приёмник которого, мой денщик уже успел вставить новую ленту:

— ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!

"У них, что? Ручных гранат нет?!", — мелькнула мысль, когда я перестреливался с отдалённым немецким пулемётом.

Накаркал...

— БОМБА!!!

Только подавил тот пулемёт, как влетевшая было граната с длиной ручкой, ударилась об кроватную сетку — прибитую на высоте человеческого роста на дверях и отпружинив назад, разорвалась среди трупов. Следующая, влетев ниже весьма настильно, до нашей баррикады не долетела и рванула на середине храма — обрушив хрустальную люстру и, добавив пыли и дыма... Успели укрыться за баррикадой, но всё равно — как со всего размаха валенком с насыпанным песком, прилично ударило взрывной волной по затылку, а со стен пыля посыпалась штукатурка... Пара осколков задела пулемёт пошевелив его — к моей огромной радости, не пробив кожух.

— Стреляйте, стреляйте, Ваше Величество! — вдруг заорал Спиридович, послав из ружья заряд картечи в дверной проём, — СТРЕЛЯЙТЕ!!!

— ФФФРРР!!! — на полленты очередь, — что случилось?

— Этот мудак, палашом хотел сетку перерубить!

Третья граната, взорвавшись в самых дверях, бросила оземь двух жандармов. Сначала думал, просто залегли, потом вижу — один не шевелится, а другой пополз куда-то в сторону, оставляя за собой тёмную полосу... Вскоре, затих и он.

Кончилась лента...

— Заряжай! — кричу денщику, схватив дробовик.

Ворвалось сразу, драгун — как бы не двадцать!

Разрядив дуплетом ружьё, выхватываю из кобуры "наган" и чуть ли не очередью, разряжаю его в сторону двери, ничего не видя от дыма и оглохнув от выстрелов — своих и чужих. Акустика, знаете ли, в церквях — веками отрабатывалась! Чувствуешь себя внутри огромного колокола, по которому изо всех сил лупят кувалдой...

— Готово! — кричит денщик.

— Заряжай! — швыряю ему револьвер, сажусь за пулемёт, — ФФФРРР!!! ФФФРРР!!! ФФФРРР!!!

Отбились! В этот раз, отбились...

Не стреляю. Куда стрелять не видно — мешает дым, пыль... И никаких звуков не слышно, кроме выстрелов снаружи.

* * *

Сквозь дым и пыль, как сквозь туман, неожиданно влетает человек десять или больше. Их тут же "скосили" — как перезрелую рожь косит жнец-косарь, но один — огромного вида драгун, что-то нечленораздельное по-бычьи ревя, скачками несётся к баррикаде — на бегу передёргивая затвор своего "Маузера"...

СТРАХ!!!

Страх, парализует — не одного меня! Все наши стреляют в него...

МИМО, МИМО, МИМО!!!

Я, лихорадочно дёргаю рукоятку долбанного "Шварцлозе"...

ЗАДЕРЖКА!!!

Бросаю пулемёт, тянусь за револьвером за пазуху... Он выпадает из моих трясущихся пальцев... Из-за широкого плеча денщика — неведомо как прикрывшего меня своим телом, не отрываясь взглядом от молниеносно приближающей смерти, шарю по полу — с парализующим душу ужасом, понимаю:

НЕ УСПЕВАЮ!!!

Спиридович, раз за разом нажимает на спуск разряженного уже пистолета — потом выбросив стрелянную, тянется в карман за запасной обоймой...

НЕ УСПЕЕТ!!!

Уже совсем рядом — в двух-трёх шагах... Чёрный зрачок дула его винтовки — дующий смертным холодком, прямиком в мою — трепещую ужасом душу...

— КУДА, Ё...Б ТВОЮ МАТЬ?!

За спиной громадного драгуна, как привидение возникла другая — не менее громадная фигура нашего жандарма (скорее всего, у страха глаза велики!), замахнувшаяся для удара штыком.

— ИИИ!!!

Неожиданно, по-заячьи тонко и пронизывающе жалобно заверещал драгун, с какой-то детской обидой недоумённо хлопая ресницами — когда "отвёртка" штыка русской винтовки, тускло блеснув свежей кровью, с противным хрустом вышла из-под его рёбер слева.

— Ыыых...

Резко — с выдохом выдернув штык, жандарм мгновенно "дубиной" перехватил винтовку и, прикладом размозжил всё ещё стоящему на ногах немцу, череп:

— КРАААК!!!

Человеческие мозги — жидкие, как студень с кровью... Страшно... Противно... Блюю...

Вдруг, жандарма самого — как ломом в спину ударили, бросив его труп на обезображенный труп поверженного им драгуна: ливень пуль ударил по нашей баррикаде — дырявя мешки и выбивая из них фонтанчики сухой земляной пыли. Мгновенно, все мы оказались на полу, инстинктивно прикрыв руками головы.

Спиридович, левой рукой обхватив меня поперёк туловища, поволок меня куда-то, правой рукой стреляя куда-то в сторону входа из трофейного "Парабеллума".

Еле вырвался из его медвежьих "объятий":

— Что Вы меня — как девку лапаете и, к алтарю тащите, господин генерал?!

— Пулемёт подтащили к самим дверям! — кричит, в самое ухо Спиридович, — уходить надо!

— Куда? Куда уходить?!

— За алтарь!

— А потом, куда?

— На колокольню!

— Потом — на небеса?!

— Можно и, "на небеса", — провёл тот по закопчённому лицу, грязной пятернёй, — с таким количеством "попутчиков"...

Генерал перекрестился и поклонился сидя, изрешечёнными пулями образам — валяющимися дровами на полу:

— Прости меня, Господи — я сделал всё, что смог...

— Уходите, я прикрою! — мой денщик подполз к пулемёту и, не высовывая голову из-за бруствера, нажал гашетку.

Оба пулемёта ссадили вслепую сквозь дым и пыль и, к нашему счастью, немецкий пулемётчик — сперва взявший по случайности верный прицел, стал стрелять куда-то выше, затем куда-то в сторону, затем вовсе замолчал...В нашем "Шварцлозе", тоже кончилась лента — Иван перезарядил его предпоследней лентой.

— Не стреляй! — крикнул ему, — береги патроны.

Снаружи, послышались лающие команды на немецком, беспорядочные удаляющиеся выстрелы. Минут десять, пятнадцать или может быть больше и, наступила тишина...

* * *

Пару минут посидев, с удивлением переглядываясь, мы не верили своим ушам.

— Корнеев! — позвал Спиридович старшего из своих жандармов, — ты жив?

— Корнеев убит, ваше Высокоблагородие, — раздалось от дверей, — остались мы с Зиминым.

— Гляньте, что снаружи творится, — приказал генерал и тут же добавил с тревогой, — только осторожно — не вздумайте только лоб под пули подставить!

— Иван, — обратился я к денщику, — будь так добр — сбегай на колокольню и просмотри, что а обстановка в селе и вокруг... Только, одна нога здесь — другая там и, так же быстро — в обратной последовательности!

— Ага... Я мигом!

— Стой! Вот — мой бинокль возьми. Хорошенько, всё вокруг посмотри...

Пока то — да сё, забрав у убитого штабного офицера патроны, перезарядил оба моих нагана... Большого запаса револьверных патронов, я с собой не носил.

— Вроде, никого не видно, — раздалось от дверей, — а сколько немчуры навалено... Страх Господень!

— Так, "вроде" или никого нет? — переспросил Спиридович.

— Из немцев никого — живого нет, а наши мужики — дурак-дураками, почему-то все ходят по селу с поднятыми руками... Интересно, почему?!

Колокола молчали...

— ХАХАХА!!! — зашёлся, в несколько истеричном смехе я.

— ХАХАХА!!!

Присоединились ко мне мои боевые товарищи — генерал Спиридович, полковник Нагаев, последний — из оставшихся в живых штабной офицер и два солдата-телефониста.

Переступая через трупы, ступая по ним же или по лужам крови, выходим из церкви на паперть... Мать моя, родная!

— Да, где ж я вас всех, хоронить то буду?!

Кроме трупов, были и живые... Действительно, рядом и поодаль — как потерянные, блуждали наши доблестные воины, не всегда в уставном одеянии, с нелепо поднятыми вверх руками и, как идиоты — переглядывались меж собой и, настороженно посматривали в сторону церкви. Было их на удивление (после такой то, ожесточённой резни!), достаточно много.

Однако, мужик наш зело смышлён и поняв, что сдаваться — кроме немецких трупов больше некому, руки как по команде были опущены и начался великий шмон... Ну, что ж? Немного радостей есть у солдата на войне и, мародёрство поверженных собственной рукой врагов — одна из них.

* * *

— Господа, есть чем горло смочить?

Прополоскав рот вином из фляжки Спиридовича, я заорал я во всю свою дурь, своим — сконфузившимся было воинам:

— СПАСИБО, ГОСПОДА МУЖИКИ!!!

— Господа! — обратился я к своим, — быстренько обегите всё село, оповестите солдат, что сдаваться ещё рановато. Чтоб, собирали трофейное оружие и патроны — возможно, ещё придётся повоевать... Распорядитесь, об оказанию помощи раненым и переноске их в безопасное место.

Выполняя моё задание, генерал Спиридович, пробежался вдоль улицы, возвращаясь — внимательно осмотрел немецкий станковый пулемёт, в метрах ста от входа в церковь — что нас всех, чуть было не убил:

— Половина расчёта рядом лежит — вот и не унесли. Пулемётных лент тоже — чёрт его знает, сколько валяется... Но, замок вынули, черти!

— Там ещё пулемёты были... Дальше по улице.

— Те, определённо забрали с собой — кроме мёртвых пулемётчиков, да пустых лент больше ничего не оставили.

Что тут говорить? Боевой народ, эти немцы!

— Ничего! На запчасти сгодится...

Если нашёлся пулемёт без замка, то найдётся же где-нибудь и замок без пулемёта, да?! Были бы они только, у немцев взаимозаменяемые...