Слово князя

Анатолий Дроздов

Слово князя

Непричесанные заметки по поводу одной исторической загадки

Памятник гению пиара?

Отважный воитель с половцами князь Игорь — самый загадочный персонаж в отечественной историографии. Рядовой удельный князь, коих за период феодальной раздробленности на Руси было великое множество, он известен сегодня каждому грамотному человеку. (Вот я написал "князь Игорь" и разве нужно объяснять?) Более того, в нашем представлении Игорь стоит рядом с такими историческими фигурами, как Александр Невский и Дмитрий Донской. Напрягите память, и сами убедитесь. Другие славные деятели русского средневековья (Святослав, Владимир Мономах и т.п.) размещаются как-то в отдалении. Но если Александр Невский и Дмитрий Донской прославились своими победами над иноземными захватчиками, то Игорь — сокрушительными поражениями.

Сокрушительные — это не преувеличение. В 1180 (по версии Б.А. Рыбакова — 1181) году Игорь совместно с ханом Кончаком (тем самым, будущим своим обидчиком), ходил на Киев отвоевывать город для своего сюзерена и двоюродного брата Святослава Всеволодовича из династии Ольговичей. Святослав княжил в Киеве по древнему праву "лествицы" как самый старший по возрасту среди русских князей. Но представитель враждебной ему княжеской династии Мономаховичей, Рюрик, решил, что нечего Ольговичам в Киеве сидеть, когда есть князья помоложе и порезвее, поэтому Святослава прогнал. Игорь пошел выяснять отношения. Как сейчас бы сказали, устроил разборку. Разобрался... Рюрик мало того, что одержал верх в битве, так еще гнал разбитые полки врага до самого Днепра. Игорь еле спасся: заскочил в ладью вместе с Кончаком и переправился на другой берег. Что сталось с брошенным им войском, летописцы умалчивают. Но догадаться не трудно. Перевозочных средств было мало (не случайно же Игорь плыл вместе с Кончаком), а пересечь Днепр вплавь у Киева... Помните гоголевское: "Редкая птица долетит до середины Днепра"? Тут не птица — человек. Да еще в тяжеленной кольчуге или куяке (кожаная безрукавка с нашитыми на нее железными пластинами). А в затылок дышат разъяренные, жаждущие крови преследователи...

Вы что-нибудь слышали об этой битве? Если да, то жму вашу руку: вы прилежно ходили на лекции исторического факультета университета и трудились дома над первоисточниками. Не угадал? Значит, страстно любите историю своего Отечества, и прочли массу научных трудов. (В этом случае жму вашу руку дважды.) Но, скорее всего, для вас это новость. На школьных уроках истории об этом сражении не рассказывают. Учителей понять можно. Мягко говоря, странно смотрится герой борьбы с половцами, бросивший свое войско и во всю прыть удирающий от врага.

Кстати о половцах. Весной 1185 года (23 апреля по старому стилю, во вторник) Игорь отправился свой знаменитый поход в Поле половецкое. Момент он (надо отдать ему должное) выбрал удачный. Только что Святослав Киевский, который сел таки обратно на княжий стол в Киеве (где сплоховало войско, помогла дипломатия), крепко "притрепал" половецкие орды в совместном походе русских князей. Игорь в этом походе не участвовал. Историки высказывают разные суждения по этому поводу. Одни говорят, что просто не успел князь к месту сбора объединенного войска — тающие снега, распутица... (Остальным князьям придти вовремя распутица почему-то не помешала.) Другие исследователи считают, что Игорь не очень-то и стремился в совместный поход. Войско собрал, но в Поле повел его сам. После того, как воевода Святослава, Роман Нездилович, побил в апреле половцев (еле успели удрать от русских полков), сепаратный поход в Поле представлялся делом легким и выгодным. Войско противника разбито и деморализовано, ханы разбрелись по родовым кочевьям зализывать раны, организованного сопротивления набегу ждать трудно. Громить встреченные в ходе рейда племена легко и весело, добыча — огромная. Кони, рабы, драгоценности, дорогие ткани... Клевещу? Почитайте летописи того времени. Как старательно перечисляют хронисты захваченную русскими князьями добычу! Имена пленных половецких князей (за каждого — выкуп!), конские табуны, "узорочье разное"... В средние века пойти пограбить соседа — это было нормально, по понятиям. Вся Европа этим занималась. Бизнес. Рискованный, конечно, но кто не рискует...

Игорю не повезло. Вместо легкой прогулки по половецким кочевьям, он неожиданно встретил огромное, отмобилизованное к новому набегу на Русь войско хана Кончака. И был им разбит. На голову. Вдрызг. Историки считают, что Игорь вывел в Поле от пяти до семи тысяч воинов. Из всего этого немаленького по тем временам войска сумели спастись (проще говоря, убежать) менее 30 человек! Полпроцента. Остальные были либо убиты, либо попали в плен. В плену оказался и сам Игорь. А также его брат, сын (по некоторым источникам — два сына), племянник, все воеводы и многие знатные бояре. Как ни стараюсь, не могу припомнить в отечественной истории другого столь сокрушительно поражения русского полководца. Разве что при осаде русских городов полчищами Батыя. Но... Иная ситуация. Из обложенного врагом города не очень-то сбежишь. Это не в чистом поле...

— Войско Игоря было застигнуто врасплох многократно превосходящими силами противника посреди безводной степи! — возразит мне искушенный читатель. — Русские вои храбро бились три дня, и стяги Игоря пали, когда люди и кони совсем изнемогли от жажды...

Это правда. Упрекнуть русских воев не в чем. Сколько раз в отечественной истории они своей кровью и жизнью расплачивались за ошибки полководцев! А ошибки были. Как могло, например, незаметно подойти ночью огромное половецкое войско? (Из летописных источников следует, что русские на рассвете с изумлением обнаружили, что окружены со всех сторон.) В степи, ночью топот копыт даже одного коня слышен далеко. А тут десятки тысяч всадников! Гул копыт, звенит оружие, скрипят колеса повозок (скрипели, да еще как!)... Как можно не услышать? Не говоря уже о том, чтобы поставить стражу вокруг стана, выслать во все стороны конные разъезды... Это азбука военного искусства, знакомая даже рядовому дружиннику. Ночуешь ведь не в своей земле, а на вражеской территории, в Поле половецком! Куда ты пришел вовсе не затем, чтобы позвать ханов в гости...

Далее. Почему ночевали в безводной степи? Есть работы историков, которые утверждают: в пяти — шести километрах от стана Игоря протекал Донец. Именно к нему пытались пробиться русские полки, когда их окружили половцы. Что стоило, планируя ночевку, еще засветло пройти эти пять верст и заночевать у реки? По крайней мере, хотя бы с тыла была защита у русского войска! К тому же у реки рос небольшой лес, там можно было бы "заложиться" и обороняться с большим успехом. Глядишь, устал бы Кончак и пошел на переговоры...

Поход Игоря неплохо документирован. Более-менее подробный рассказ о нем содержится в Ипатьевской и Лаврентьевской летописях. Официально считается, что хронист, чьи записи сохранились в Лаврентьевской летописи, был необъективен к Игорю. А вот киевский летописец, чья повесть содержится в Ипатьевском своде, чрезвычайно объективен. Самое забавное, что оба документа по сути не противоречат друг другу. Просто Лаврентьевская летопись сообщает факты, о которых Ипатьевская молчит, и наоборот. В Лаврентьевском списке рассказывается, как Игорь и его родственники-князья похваляются перед походом (дескать, порвем Кончака, как Тузик грелку!), а еще более пыжатся после разгрома небольшого половецкого кочевья, что первым попалось им в Поле. Победив половцев (а те и не сопротивлялись вовсе — выпустили по стреле и ускакали), князья с дружиной сели пировать и делить добычу. Злато, серебро, ткани дорогие, которыми русские даже топкие места мостили (хорошо парни победу отметили!). Плюс молодые половчанки, от страха трепещущие... Было чем похвалиться друг перед другом, за что чару поднять, и чем ночью заняться. А поутру они проснулись — упсс!.. Кончак со товарищи...

Ипатьевская летопись сообщает те же факты. Только о похвальбе — ни слова. Легко захватили русские половецкое кочевье, добычу взяли богатую. Только ночевку на месте битвы киевский хронист мотивирует тем, что часть русских войск до позднего времени преследовала убегавших половцев, люди и кони "изнемогли". Подозрительно часто употребляет это слово летописец. Поневоле вспоминается следующий эпизод драматических событий весны и лета 1185 года. После несчастного разгрома войска Игоря половцами Святослав Киевский стал сзывать князей на защиту русских земель. Дружина смоленского князя Давыда Ростиславовича на призыв откликнулась. Дошла до Треполя (это неподалеку от Киева) и повернула обратно. Удивленным таким странным поведением хозяевам дружинники Давыда сказали: если половцы стояли прямо тут, у Треполя, они бы бились насмерть. Но поскольку половцев нет, то они возвращаются в Смоленск. Ибо "изнемогли"... Сами понимаете: долгая дорога, ненадлежащие санитарные условия, отсутствие трехразового горячего питания... Да местное население встретило без должного энтузиазма — в воздух чепчики не бросали...

Как бы то ни было, но даже из Ипатьевской летописи следует: Игорь, как командующий военной экспедицией, проявил ужасающую беспечность. За что и поплатился. Но еще большую цену за легкомыслие князя заплатили его воины. Тем не менее, в официальной историографии Игорь предстает едва ли не былинным героем. Почему? Ответ очевиден. Есть "Слово о полку Игореве". Этот несравненный, неповторимый и благоуханный цветок древнерусской словесности. Это чудо, пробившееся к нам через толщу веков. Это изящное узорочье неведомого Мастера, перед которым сам Пушкин благоговейно снимал шляпу. Князь Игорь в "Слове" предстает перед нами совсем иным. Мужественным и решительным. Добрым и щедрым. Мудрым и отважным. Умелым полководцем. Патриотом, беззаветно преданным своей Родине, и готовым жизнь свою положить в борьбе за ее священные рубежи. Его горячо любят жена и близкие, а он любит их. Его поражение не столько следствие беспечности, сколько цепь непреодолимых предначертаний Судьбы. Несмотря на грозные ее предостережения, он пошел наперекор, поскольку иначе не мог. Как христианин. Как рыцарь. Как былинный герой...

Я тоже снимаю шляпу. Вслед за многими миллионами почитателей боговдохновенного "Слова". Зря это я... Что можно разглядеть через восемь с лишним веков? Мастер ведь был там — в этом трагическом походе, в плену у злых половцев... Он все видел и слышал, все испытал сам. Как ему не верить?..

Но кто он был, этот певец, "неведомый, но милый"? Гипотез на этот счет существует десятки. Среди них самая популярная: "Слово" написал сам Игорь. Произведение ведь так и называется: "Слово о полку Игореве. Игоря, сына Святославля, внука Ольгова". В старые времена писали без знаков препинания, и даже слова в тексте не разделяли пробелами. Современники расставили запятые — и все стало ясно!

Если это действительно так, то князя Игоря можно считать гением пиара. Это же надо, создать, как модно теперь говорить, "бренд", выдержавший испытание восьми веков! И который еще восемь веков выдержит. Пока будет существовать русский язык и курс русской литературы в средней школе. Да за такое не шляпу снимать, памятник ставить нужно! Желательно работы Зураба Церетели и в трех экземплярах — в центре Москвы, Киева и Минска (как-никак, общая история!).

Однако с памятником давайте погодим. По очень простой причине. Князь Игорь самому себе "Слова" не писал...

"Вступите в золотые стремена!"

Первым гипотезу об авторстве Игоря выдвинул еще в 1952 году замечательный украинский ученый Николай Шарлемань. Николай Васильевич был зоологом, изучением "Слова" занялся ближе к пенсии. Он открыл в тексте памятника древнерусской литературы около 80 упоминаний диких животных и птиц, раскрыл охотничьи термины. Исследования Шарлеманя были высоко оценены специалистами, а вот его вывод об авторе "Слова" поддержки не получил и практически не был известен до начала 80-х годов прошлого века. Когда его подхватил и развил в своем романе-эссе "Память" писатель Владимир Чивилихин.

Публикация этого произведения без всякого преувеличения стала событием в общественной жизни в последние годы Советского Союза. Неведомые или забытые страницы отечественной истории, глубоко исследованные автором, интересное и страстное изложение сделали эту книгу невероятно популярной. Вот передо мной четвертый номер "Роман-газеты" за 1985 год, где опубликовано окончание книги первой "Памяти". Тираж... Вздохните поглубже! Готовы? Даю прописью: два миллиона сто тысяч экземпляров! Последующие номера "Роман-газеты" с продолжением романа-эссе вышли вообще в безумном количестве — 2 540 000 экземпляров каждый! И все разошлись. А ведь были еще публикации в журнале "Наш современник" с его немыслимой по нынешним временам популярностью, отдельные издания "Памяти"... Гипотеза Чивилихина об Игоре, как авторе "Слова", шагнула в массы.

Как же мотивирует свои выводы писатель? Пересказывать долго, да и скучно, поэтому вкратце. Автор "Слова" знает генеалогию русских князей лучше своих современников-летописцев. Прямо или опосредовано им названы имена 40 князей и четырех княгинь, представителей восьми поколений различных династий. И ни одной ошибки! Более того, автор "Слова" приводит ряд имен князей, неизвестных летописцам и, следовательно, историкам. При этом ни одного имени человека, не принадлежащего к княжескому сословию, в "Слове" нет.

Далее. Автор "Слова" знает во всех тонкостях соколиную охоту (княжья забава), знаком с охотничьими гепардами ("пардусами"), которых имели только князья, да и то далеко не все. Это автоматически исключает из числа возможных авторов монахов и вообще людей книжных. (Хотя ничто не мешало охотнику постричься в монахи в зрелом возрасте. Но это к слову...)

Чивилихин сообщает: автор "Слова" хорошо знаком с ратным делом. Судя по обилию точных деталей в тексте, автор участвовал в походе Игоря на половцев, был в половецком плену и, возможно, бежал вместе с Игорем из плена. Таким образом круг поиска резко сужается. Писатель делает вывод: автор — князь! И не просто князь, а сам Игорь! Последний аргумент: та самая, отсутствующая в древнем тексте запятая в названии литературного памятника.

Владимир Алексеевич Чивилихин с юных лет мечтал раскрыть историческую тайну — открыть имя автора "Слова", и, когда пришло время, сделал это вдохновенно. Поэтому аргументы серьезных исследователей против его гипотезы, широкими массами услышаны не были. Да и какие у них тиражи, у исследователей?..

Я не ученый-историк. Теоретический и практический багаж — высшее литературное образование, да десяток написанных книг... Но я, как и Чивилихин, люблю "Слово о полку Игореве". И самостоятельно пришел к выводу, что гипотеза писателя об авторстве Игоря не лезет ни в какие ворота.

Самый простой аргумент. Не мог средневековой князь написать сам себе: "Вступите же, господа, в златые стремена за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!" (Здесь и далее — перевод Д.С. Лихачева.) Хотя слова эти вложены в уста Святослава Киевского, но обращены-то к кому? К "буйному" Рюрику! Тому самому, что вдрызг разбил Игоря под Киевом в 1180 году. Счас он и вступил в стремя... В феодальном обществе понятия вечной вражды как и вечной дружбы не существовало, вчерашние враги сегодня могли объединиться и пойти грабить вчерашних друзей, но все равно призыв Игоря смотрится, мягко говоря, не совсем логично. Так же, как и обращения к другим князьям. Если предположить, что текст "Слова" принадлежит перу Игоря, то следует признать: князь страдал явным комплексом Нарцисса. Вдохновенно описав свои подвиги и героический разгром, он демонстрирует всем раны и горячо требует от самых влиятельных князей того времени за него заступиться.

Хорошо известный нам из школьного курса истории князь Владимир Мономах имел перед Отчизной куда большие заслуги, чем Игорь. С половцами он воевал много успешнее, и действительно отбил у них на долгое время привычку ходить на Русь. Он был гордым человеком и первым из русских политических деятелей написал мемуары — известное Поучение. Как же начинает его Мономах? "Аз, худый..." То есть: "Я, смиренный..." Даже в наше время, когда понятие чести и совести в определенной среде потеряли всякое значение, никто из политиков не решился бы выступить с заявлением, подобным тому, какое приписывают Игорю. Подняли бы на смех!

Игорь был не слишком удачливым полководцем, но человеком — хорошим. Держал данное слово, стремился по возможности не участвовать в княжеских усобицах, по-родственному относился к братьям и их детям. Не устраивал оргий, как другие князья, не притеснял подданных. Они его любили. В.Н. Татищев сообщает любопытные подробности возвращения князя из половецкого плена. Не дойдя двадцати верст до Путивля, Игорь повредил ногу и остановился на ночь в селе Святого Михаила. Крестьянин этого села побежал в Путивль и сообщил обо всем Ярославне. Та долго не верила, но потом все же села на коня и поскакала к мужу. Следом за ней поехали бояре. Слух мгновенно распространился по городу, жители Путивля, несмотря на ночь, тоже вышли к дороге. Когда его Игорь, уже засветло, подъезжал к Путивлю, его встречало вдоль пути практически все население города. Перенесем эту ситуацию в наше время. Губернатор N-ской области пострадал в заграничной поездке, куда поехал выбивать для малой Родины инвестиции. После долгого лечения он возвращается домой. Встречать его на улицы высыпает все население областного центра... Добровольно. Ага, высыпали...

Видимо, абсурдность призыва встать на защиту "буего Святославича", исходящая от него самого же, смущала Владимира Чивилихина. Поэтому он настаивает: "Слово" было написано в самом конце XXII века. Когда Игорь уже сидел на княжьем столе в Чернигове и имел по правилу "лествицы" виды на стол Киевский. Дескать, решил напомнить княжеской братии о своих заслугах.

В этом посыле логики еще меньше. Появление "Слова" датировано самыми авторитетными нашими исследователя довольно точно: 1185 — 1187 года. И аргументы как у Д.С. Лихачева, так и у Б.А. Рыбакова железные. В 1185 году состоялся поход Игоря, а в 1187 году умер Ярослав Галицкий Осмомысл, тесть Игоря, к которому автор "Слова" также обращается с призывом встать "за раны Игоревы". Если согласиться с тем, что "Слово" написано в 1197 году, как это утверждает Чивилихин, то следует признать: автор его обращается с призывом к покойнику, уже десять лет как лежащему в могиле! Сюрреализм какой-то...

Короткая цитата из исследования ученого о возможном авторстве Игоря. "Это невозможно ни с точки зрения морально-этических оценок, которые даются в произведении Игорю, ни с точки зрения политических концепций памятника...". (Л.А. Дмитриев. К вопросу об авторе "Слова о полку Игореве".)

А теперь мой личный аргумент. В 1185 году князь Игорь был по понятиям того времени человеком весьма зрелым. Перед самым походом в Поле ему исполнилось тридцать четыре года. В XII веке, это все равно, что пятьдесят в XXI. Князь перед походом был уже лет шестнадцать как женат, имел не менее пяти детей. (В летописях встречаются имена шести детей Игоря, но это те, кто выжил, стал взрослым.) Солидный муж, опытный воин и властитель богатой Северской земли. Так вот... "Слово о полку Игореве" написал очень молодой человек. Можно сказать юноша...

Загадка Ярославны

Юный сочинитель и зрелый автор пишут по-разному — это вам скажет любой литературовед. Сомневающимся предлагаю убедиться лично. Прочтите поэму юного Пушкина "Руслан и Людмила", а затем "Медного всадника", написанного им уже в зрелом возрасте. Обе поэмы о любви. В обеих герои попадают в тяжелые обстоятельства и борются за свое счастье. Но какова разница! Восторженное восприятие мира, переполняющая автора радость от самого факта жизни — это юность поэта. Горечь уставшего, понимающего свою обреченность человека — это поздний Пушкин. Еще пример — известное каждому выпускнику средней школы "Бородино" Лермонтова. Тяжелейшее сражение 1812 года, в ходе которого обе армии, русская и французская, потеряли десятки тысяч убитыми, а еще десятки тысяч были искалечены, под пером юного стихотворца предстает романтической битвой. ("Бородино", кстати, чуть ли не ведет перекличку со "Словом", желающие могут проверить.) Спустя несколько лет Лермонтов напишет: "И скучно, и грустно, и некому руку подать...".

Теперь обратимся к литературному памятнику. "Кони ржут за Сулой — звенит слава в Киеве; трубы трубят в Новгороде — стоят стяги в Путивле!". В переводе с романтического — войско собралось для похода на половцев. Мог ли так видеть это рутинное для него событие князь Игорь? Смешно... Полковец в такие минуты думает о другом. Сколько людей пришло? Хорошо ли вооружены? Здоровы ли люди и кони? Достаточно ли припасов для многотысячного войска? Обеспечена ли скрытность сосредоточения?.. Наверняка так думал и тысяцкий (воевода) князя Рагуил (ему приписывает авторство "Слова" В.Г. Федоров). А вот какую речь вкладывает автор "Слова" в уста брата Игоря Всеволода. "Мои-то куряне — опытные воины: под трубами повиты, под шлемом взлелеяны, с конца копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знаемы, луки у них натянуты, колчаны отворены, сабли изострены; сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы". Будто не на войну люди идут, а за столом похваляются...

Романтическим, восторженным восприятием похода на половцев пронизан весь текст "Слова". Вот великолепный образ: "Русичи великие поля червлеными щитами перегородили...". Проще говоря — войско развернулось для атаки на врага. По всему видать: автор эти червленые щиты в таком количестве впервые видит со стороны. У него обостренный взляд на все происходящеее. Подмечается и тут же поэтизируется любая мелочь, на которую бывалый воин просто не обратит внимания. Вот войско вступило в пределы Поля. Тут же следует знаменитое: "О Руская земле! Уже за шеломянем еси!".

Приходилось ли вам в юном возрасте впервые в жизни пересекать границу родной страны? Помните ощущения? "О Руская земле!.." Вот-вот... Человек зрелый, даже если он едет за границу впервые, реагирует иначе. Для князя Игоря, его тысяцкого, любого опытного дружинника эта шеломянь (гряда холмов) — всего лишь знак: вступили на территорию врага, нужно быть осторожным. А вот для отроков, впервые отправившихся в такой опасный и дальний поход... Им все интересно, они трепещут от восторга, грудь переполняют чувства...

В 30-е годы прошлого века известный советский поэт Иван Новиков перевел "Слово". (Кстати, наиболее точные по духу переводы памятника — поэтические.) Новиков настолько увлекся "Словом", что выдвинул свою версию авторства. Из летописей известно, что вместе с Игорем в плену был тысяцкий Рагуил и его сын, имя которого история не сохранила. Оба бежали вместе с Игорем. Новиков написал повесть "Сын тысяцкого", само название которой говорит о его выборе.

Почему поэт не остановился на Рагуиле? Вполне логично было предположить, что именно умудренный годами, много повидавший на своем веку воевода и должен упрекать князей за усобицы. Спустя двадцать лет такой вывод сделает знаменитый советский оружейник, генерал-лейтенант Владимир Федоров, написавший замечательные книги о "Слове". Но поэт выбрал юношу. Почему? Так он же переводил "Слово"! Вчитывался, размышлял, каждому древнему слову искал аналог в современном языке. Лучшего способа пропитаться духом произведения, прочувствовать возможного автора не придумаешь.

Безудержный романтизм автора "Слова" отмечают практически все исследователи памятника. Можно, конечно, предположить, что войско Игоря взяло с собой в поход молодого (старому было бы тяжело) сочинителя песен (менестреля, трубадура) для будущего прославления победителей. (Заботились князья о пиаре!) Но тогда возникает закономерный вопрос, вернее, вопросы. Откуда этот менестрель так хорошо знает генеалогию русских князей? А ратное дело? А соколиную охоту? Откуда блестящее знание животного мира, характерное для человека, который большую часть времени проводит в поле, а не в княжьих палатах? И как он может себе позволить критиковать князей за усобицы?

Почему автор "Слова" начинает свое повествование с рассказа о "вещем Бояне"? Со своебразной полемики с ним? Да потому, что Бояна все знают, он авторитет для певцов того времени, а автор "Слова" неопытен. Но в то же время упрям — не хочет сочинять обычную "славу", которую поют князьям на пирах. Очень нехарактерное поведения для простого менестреля. Так ведет себя тот, кто имеет власть и право говорить открыто. Пусть он молод, но его положение в обществе обязывает относиться к нему серьезно. Он имеет право призвать князей "вступить в златые стремена"! Те, конечно, могут и не откликнуться (вон и Святослав Киевский жалуется: "Князья ми не способие"). Но смеяться не станут.

Практически все исследователи отмечают пристрастно-восторженное отношение автора "Слова" к Игорю и его брату Всеволоду. Он их не восхваляет, как то делал бы состоящий на службе менестрель, он их любит. И чувств своих не скрывает. В характеристиках князей в "Слове" нет обычного холуяжа, характерного для од придворных певцов. (Почитайте Тредиаковского, Ломоносова, Державина...) На Игоря и Всеволода автор смотрит скорее, как на старших братьев, товарищей по оружию.

Особо — о Ярославне. Ее появление в "Слове" решительно выламывается из письменной традиции того времени. Ладно, была бы Ярославна святой, вроде княгини Ольги, жившей двумя веками раньше. Тут бы церковники постарались с жизнеописанием. Но Ярославна — обычная княжья жена. А князья со своими женами и дочерьми в то время не особенно церемонились. Заводили целые гаремы (у Татищева такие сластолюбцы — чуть не через одного). Княжон вообще рассматривали как приложение к договору о дружбе или ненападении, выдавая их замуж, совершенно не считаясь с мнением и возрастом невест. Я не преувеличиваю: в летописях того времени документально зафиксирован факт выдачи замуж восьмилетней (!) княжны. Широко известен факт выдачи Ярославом Мудрым своей дочери Анны замуж за французского короля. Но нигде не в летописях нет упоминания, радовалась ли Анна этому браку. Понимаю скептическую ухмылку читателя (и горестный вздох читальниц). Но быть замужем за французским королем в то время отнюдь не сулило сладкую жизнь. Во-первых ехать надо было черт-те куда, в чужую страну, к чужим людям. Во-вторых, французские короли в то время жили отнюдь не богато. В-третьих, хлебнула там Анна горюшка: овдовела рано, осталась с малыми детками, а вокруг-то все чужие... В драке за освободившийся престол и прирезать могли запросто — сколько таких случаев в истории...

Но вернемся к Ярославне. Ее страстный монолог на стене Путивля — одно из самых вдохновенных мест "Слова". Недаром Ярославна стала любимейшим историческим персонажем у наших поэтов, ей посвящены тысячи поэтических строк. А ведь мы даже имени ее не знаем! Предполагается, что в крещении она Ефросинья, но достоверных данных нет. Так и зовем по отчеству. Мы не знаем, как она выглядела, были ли красива. Хотя к моменту написания "Слова" Ярославна родила не менее пяти детей (скорее всего даже больше), есть ведь женщины, которые остаются красавицами и после многочисленных родов! О внешности княгини автор "Слова" умалчивает. И это весьма сиптоматично. Певец-менестрель не промолчал бы, расточил похвалы. Муж (если придерживаться версии Чивилихина) тоже хоть слово обронил бы. Мужчины во все времена любили и любят похвалиться красотой своих жен. Если не красива, то похвалят за опрятность, ум, доброту, умелое воспитание детей. (Никто не признается, что живет со злобной, неряшливой, глупой, ненавидящей детей уродиной.) Но автору "Слова" совершенно не важна внешность Ярославны (отметим это). Главное для него — любовь княжны к мужу, ее страстное желание в тяжкую минуту быть рядом с любимым, облегчить его страдания.

Подводя итоги, вычленим основные признаки автора "Слова".

1. Он молод.

2. Он впервые был в походе на половцев и тоже попал в плен.

3. Это был не рядовой дружинник и даже не тысяцкий, а человек с высоким положением в тогдашнем обществе, хорошо знающий ратное дело и знакомый с княжьими охотами. Он явно не певец на пирах и не засевший в келье монах.

4. Автор "Слова" великолепно образован. Знает историю Руси, генеалогию князей, знаком с литературой своего времени.

5. У него есть основания с особой теплотой относиться к князю Игорю, его брату Всеволоду и Ярославне.

Кто же он? Князь! Вот в этом я полностью согласен с Владимиром Алексеевичеем Чивилихиным.

Круг сужается

В половецкий поход 1185 года пошли четыре князя (будем считать без самого младшего Игоревича, чье участие достоверно не установлено). Каждый из князей вел свой полк. Это сам Игорь, его брат Всеволод, племянник Святослав и сын Владимир. Все четверо попали в плен. Князья содержались порознь (отметим это обстоятельство) у тех ханов, чьи воины и пленили русичей. Игоря, правда, Кончак забрал к себе или, что скорее всего, выкупил его у Чилбука, захватившего раненого в руку князя.

По поводу Игоря уже все сказано. Остаются три предполагаемых автора. Рассмотрим каждого по отдельности.

О Всеволоде Трубчевском и Курском, младшем брате Игоря (разница в три — четыре года), истории известно больше, чем о главном герое "Слова". Летописец сложил проникновенные слова по поводу его кончины (Всеволод умер на несколько раньше своего старшего брата). Была скорбь великая, поскольку князь этот всеми был любим... Сохранилась могила Всеволода, в советские времена ее вскрыли, извлекли останки "буй-тура". По свидетельству Б.А. Рыбакова, руководившего раскопками, князь был богатырского сложения. На основании сохранившегося черепа по методу профессора Герасимова воссоздали скульптурный портрет Всеволода. Он очень не понравился Владимиру Чивилихину, который обругал Герасимова за принижение образа великого героя. Зря. Во-первых, метод Герасимова признан исторической наукой. Во-вторых, по моему мнению, портрет "буй-тура" полностью соответствует характеристике, данной ему автором "Слова". Рубака! "Слуга царю, отец солдатам..." Помните, я цитировал монолог Всеволода о курских кметях? Так говорить о своих воинах мог человек, беззаветно любящий ратное дело. Которому поход на врага милее пира в княжьих палатах. Который горой стоит за своих воинов, заботится о них и никогда не бросит в беде. Рыцарь. Таких начальников солдаты любят беззаветно, за них они — в огонь и воду.

Мог отчаянный рубака стать автором "Слова"? Вполне. Есть историческая параллель. Бертран де Борн, самый известный из трубадуров Прованса. С солдатской прямотой и решительностью Всеволод мог сказать и княжеских усобицах, и об ошибках Игоря. Братья любили друг друга, о чем пишет автор "Слова" и о чем можно судить по летописным источникам. Понятно, что и к своей свояченице Ярославне Всеволод тоже мог питать самые теплые чувства. Поэтому сразу несколько исследователей поставили князя на вакантный пъедестал автора "Слова". И все же...

Когда Всеволод отправился в поход, ему было тридцать. Не мальчик. Для него идти на половцев было отнюдь не внове, так что восклицать о русской земле, что уже за шеломянем, князь вряд ли стал бы. Как ни симпатичен мне Всеволод, из числа возможных авторов "Слова" я его исключаю. На то у меня есть еще одна веская причина, но о ней позже.

Следующий в очереди князей — Святослав Рыльский, племянник Игоря, сын его старшего брата Олега. Скорее всего, Олег и Игорь были сводными братьями. Их отец, Святослав Ольгович, первым браком был женат на половецкой княжне, видимо она и родила Олега. Потом умерла, и Святослав женился вторично на княжне из Новгорода Великого, матери Игоря и Всеволода. Между Игорем и его старшим братом была большая разница в годах. Олег умер еще в 1179 году, и Игорь по правилам тех лет занял его стол в Новгороде Северском. Сыновца (племянника) наделил Рыльском. Святослав осиротел тринадцати лет, в ту пору в такие года уже княжили самостоятельно.

Святослав Рыльский почти идеально вписывается в составленный мною портрет автора "Слова". На момент похода ему исполнилось 19 лет (свежесть восприятия!). Был он горяч — после того как войско Игоря разгромило встретившееся ему кочевье, Святослав со своими воинами погнался за половцами и вернулся только затемно. Ясное дело учили княжича книжной науке, дядю и тетушку он знал хорошо и, вполне вероятно, любил. Особенно, если Игорь не жадничал, как другие князья, и наделил Святослава не только Рыльском, но еще какими-то городами. (В обширной Северской земле их было свыше пятидесяти!) В пользу Святослава говорит и некая дымка, наброшенная историей, — о нем практически ничего не известно. После 1191 года никаких сведений! Некоторые историки вообще считают, что Святослав умер в плену. Несколько исследователей приписывают ему авторство. Дескать, может и умер, а "Слово" сказать успел.

Обратимся к тексту памятника. Повторю: в плен к половцам попали четыре князя. Как им там пришлось? О князе Игоре в "Слове" рассказано подробно. О Всеволоде ("буй-туре", любимце автора!) — ничего. О Святославе Рыльском — ничего!

Почему? Да потому, что автор "Слова" о пребывании их в плену НИЧЕГО НЕ ЗНАЛ.

Помните, я просил обратить внимание на обстоятельство, что пленники содержались порознь. Мобильных телефонов в ту пору не было, телевизора и радио — тоже, регулярное почтовое сообщение отсутствовало. Так что вполне возможно было привести в плену более двух лет и ничего о товарище по несчастью не знать.

Помните, что князя Игоря Кончак забрал к себе? Но и сын Игоря, Владимир, тоже был у Кончака! Это известно абсолютно достоверно: ибо Кончак, пока Владимир был у него в плену, женил его на своей дочери и отпустил домой только в 1187 году, когда у молодой четы родился сын. Так что Владимир привез отцу не только невестку, но и внука. Вот как об этом событии в "Слове":

Говорит Кончак Гзаку:

"Если сокол к гнезду летит (Игорь сбежал — А.Д.),

То опутаем мы соколенка

красною девицей".

И сказал Гзак Кончаку:

"Если его опутаем красной девицей,

не будет у нас ни соколенка,

ни красной девицы,

и станут нас птицы бить

в поле Половецком".

Из приведенного текста недвусмысленно просматривается желание автора "Слова" оправдать брак Владимира с половчанкой, подтвердить, что сам факт женитьбы на Кончаковне не изменит горячее стремление молодого князя сражаться со степняками. Этот пассаж выглядит странно. Династия Ольговичей, княжившая в лесостепной местности на границе с Полем, издавна имела родственные связи с половецкими ханами. Обычное дело в эпоху феодализма. Из-за отсутствия на Руси централизованного государства, постоянных княжеских усобиц, это был неплохой способ уберечь свои земли от набегов с юга. На половецкой княжне был женат отец Игоря Святослав; Владимир, как утверждает Б.А. Рыбаков, был давно просватан за дочь Кончака, с которым его отец ходил на Киев. Хан всего лишь реализовал данное ему Игорем обещание. Зачем оправдываться?

А теперь представим, что вы впервые в жизни пошли в большой поход на врага своей Родины. В этом походе враг вас наголову разбил, взял в плен, а потом еще и силком женил на своей дочери. Такое унижение!

— Не может быть! — воскликнет искушенный читатель. — Владимир никак не может быть автором "Слова"! На момент похода в Поле ему было всего пятнадцать. В таком возрасте гениальных произведений не создают!

А почему нет? Разве в истории литературы, в том числе отечественной нет примеров ранних проявлений поэтического таланта? Тот же Пушкин и Лермонтов...

— Пушкин и Лермонтов в пятнадцать лет таких зрелых произведений не создавали! — снова возразит искушенный читатель. И будет прав.

Кем был Пушкин в пятнадцать лет? Учащимся Царскосельского лицея. И Лермонтов в этом возрасте постигал науку. Проще говоря, в пятнадцать они были людьми еще не зрелыми, без своего выстраданного жизнью взгляда на окружающий мир. А теперь вернемся в XII век. Упомянутый мной Владимир Мономах самостоятельно стал княжить в тринадцать лет! И полки сам водил в тринадцать. Это было нормой. Жизнь человека в средние века была коротка, а успеть надо было много. Стать воином, жениться и вырастить детей, воспитать их. Мальчиков усаживали на коня в три года, а обучать ратному делу начинали с семи! После десяти княжичей уже брали на войну — чтобы учился водить полки. В войске любого князя было целое подразделение так называемых "отроков" — юношей 14 — 16 лет, детей бояр. Нередко они выполняли роль гридней — телохранителей князя. Ни один здравомыслящий правитель не доверит свою жизнь неумелым, значит, отроки дело свое знали. Летописцы нередко упрекали князей за то, что они давали много воли "уным", любившим побезобразить (они сейчас это любят). Но мне не приходилось встречать обвинений в адрес "отроков" за то, что не уберегли князя.

К моменту похода на половцев Владимир уже княжил в Путивле! Вполне возможно, уже несколько лет. Он командовал путивльским полком, сам вел его на врага. Разумеется, рядом был опытный тысяцкий, но последнее слово оставалось за князем. В свои пятнадцать Владимир был уже мужчиной. Каким в наше время нередко становятся к 22 — 25 годам. А это, согласитесь, несколько меняет наши представление о потенциале юноши. Если еще предположить гениальную одаренность (несомненную у автора "Слова")...

— Все равно Владимир не мог написать "Слова"! — упрекнет меня искушенный читатель. — Даже если он рано повзрослел. Оценка политической ситуации в памятнике, выводы, сделанные его автором, принадлежат человеку зрелому. Много повидавшему на своем веку. Восторженному юноше они не по плечу.

Есть у "Слова" такая особенность. Странное сочетание восторженного изложения и зрелости выводов, смущало многих исследователей литературного памятника. Некоторые даже выдвинули гипотезу о двух авторах. Дескать, писали двое, а потом кто-то (или один из авторов) свел вместе. Но как тогда быть с единой тканью произведения, которую не удалось бы сохранить при механическом соединении?

А теперь представим себе абсолютно реальную ситуацию. В результате разгрома русского войска Игорь и его сын попадают в плен к Кончаку. В летописях нет указаний, что их содержали вместе, но очень трудно предположить, что Кончак запретил видеться будущему зятю с будущим сватом. Никакой угрозы для него эти встречи не несли. Для Игоря наступило горькое время переосмысления прежнего. За хлопотами и заботами правителя обширной земли и отца многочисленного семейства, ранее не случалось говорить по душам со старшим сыном, к тому же княжившим в Путивле. Теперь время есть, его с избытком. И князь говорит. Вспоминает, анализирует, дает оценку... Владимир слушает. Как слушают такие умненькие дети своих отцов, известно. И как они воспринимают услышанное...

Князь Игорь не писал "Слова о полку Игореве". Но его по праву можно назвать соавтором (пусть и невольным) литературного памятника.

Разумеется, это всего лишь предположение, подтвердить которое автору этой статьи вряд ли удастся. В отношении "Слова" это не удалось никому. Но если принять эту гипотезу, многие загадки и темные места литературного памятника перестают быть таковыми.

1. Упоминание в "Слове" только княжеских имен. Будь автором Игорь, либо кто-нибудь из зрелых современников, в тексте обязательно нашлось место для хотя бы для тысяцких. Но Владимир молод, он только вступил (вернее, осознал свое вступление) в круг легендарных людей, таких, как Старый Ярослав и Храбрый Мстислав. Он упивается своей принадлежностью к княжескому роду. И взахлеб рассказывает о деяниях русских князей...

2. Становится абсолютно понятным наивный призыв автора памятника к князьям вступить в златые стремена "за раны Игоря". Наивный потому, что сам Игорь, к примеру, прекрасно знал: эти не помогут. Но в глазах юного князя его отец — былинный герой, которому все должны быть благодарны за его подвиги, и за которого должны непременно вступиться.

3. У Игоря были непростые отношения со Святославом Киевским. Когда умер отец Игоря, Святослав выгнал семью покойного из Чернигова. Святослав со временем стал сюзереном князя Новгород Северского, Игорь оказывал ему помощь, но, как видно из летописей, без большой охоты. Возможно, поэтому и не пошел в совместный поход на половцев в апреле 1185 года. Но для автора "Слова" Святослав — великий князь, заботливый отец подданных. Кто ж еще может осудить сепаратный поход северских князей, как не старец в "серебряной седине"? (Ему можно! А не укорить нельзя — русское войско разбито...) К тому же по законам феодального общества призвать князей к совместным действиям уместно великому князю. О нюансах взаимоотношений Святослава с отцом Владимир вряд ли знал — это не те воспоминания, которыми родители охотно делятся с детьми. А вот горячо осудить княжеские усобицы Игорь вполне мог — сам хлебнул в них лиха.

4. Благоговейное отношение автора "Слова" к Игорю и его брату Всеволоду не требует пояснения. Как и практическое игнорирование Святослава Рыльского. Сомнительно, чтобы Владимир хорошо знал двоюродного брата (росли-то в разных семьях), к тому же Святослав был невольным соперником молодого путивльского князя в получении новых уделов и продвижении по княжьей "лествице".

5. Страстный монолог Ярославны, как и ее появление в тексте становятся абсолютным понятными, если предположить, что "Слово" принадлежит перу Владимира. Ранее я просил обратить внимание на отсутствие в памятнике описаний облика княгини и каких-либо, даже косвенных ее характеристик. Сыну они не нужны. Мать любят не за красоту или какие-либо иные ее качества. Любят даже жестоких и равнодушных к детям матерей. А Ярославна, думаю, была выдающимся человеком. После пленения мужа, сына, деверя и племянника именно на ее плечи свалилась забота об обширной Северской земле. Причем, в период, когда русского войска нет, а из Поля Половецкого пришел Гзак с большой ордой. Ярославна справилась. Святослав Киевский помог, прислав воеводу Тудора с дружиной, но нигде в летописях не упоминается, что он взял в отсутствие Игоря управление Северской землей в свои руки, назначил хоть в какой-то город посадника. Правила Ярославна. Так что свое место в истории она занимает по праву.

Вспоминая о возрасте Владимира, следует заметить, что он мог написать "Слово" и в 1187 году, когда ему было уже 17. Юный князь многое испытал и пережил, а в таких обстоятельствах взрослеют быстро. Понятно, что все происшедшие с ним и его родными, угнетало Владимира, требовало выхода. Времени у него было много, можно было писать и шлифовать каждое слово, писать и шлифовать...

А теперь воротимся к князю Игорю и его чудесному побегу из плена. Странная это история. Задумаемся: хан Кончак приставляет к пленному князю своего человека (Овлура), который почти сразу же начинает уговаривать Игоря бежать! Причем, делает это так горячо, что Игорь невольно думает (в летописи зафиксировано!) о провокации. Только убедившись в искренности Овлура, князь решается. И побег удается! Что странно вдвойне.

Поясню. Анализ летописных источников показывает, что половцы, как наездники, превосходили русских. (Оно и понятно — кочевники!) Их очень трудно было разбить наголову. В опасной ситуации половцы просто поворачивали коней, и догнать их было невозможно. Понятно, что они лучше ориентировались в степи, могли уверенно идти по следу. Тем не менее, "гониша по нем и не обретоша его"...

Что же получается? Сначала Кончак дает Игорю проводника. Затем приставляет охрану из двадцати человек, которая вместо бдительной службы без удержу пьет кумыс и дает возможность князю благополучно выбраться за реку Тор, где ждет Овлур с лошадьми. Погоня, снаряженная Кончаком, результата не дает.

А теперь еще несколько фактов. После разгрома войска Игоря половцы устремляются на Русь. Но Кончак идет грабить Киевскую землю, Северскую, оставшуюся без защиты и потому особо привлекательную для набега, почему-то минует. После побега Игоря, половцы (что вдвойне странно!) на два года оставляют в покое его земли. В то время как ранее приходили с набегами по пять-шесть, а то и восемь раз за год!

Очень похоже на то, что между Игорем и Кончаком был заключен некий сепаратный договор. Игорю позарез надо было вырваться из плена: в случае долгого его отсутствия богатую Северскую землю вполне мог прибрать к рукам кто-либо из жадных родственников. Кончаку же такой союзник, как владелец мощного княжества, потенциальный правитель Чернигова, а то и Киева, тоже не помешал бы. Помните, я говорил о феодальной этике? В то же время просто отпустить Игоря Кончаку, как видно, было не с руки: не поняли бы другие ханы, чьи соплеменники сложили головы в битве с русским войском. Это объясняет также, почему за Игоря был назначен несуразно большой выкуп в две тысячи гривен. Да чтобы не собрали быстро! Когда же Святослав Киевский эти две тысячи предложил, то Кончак отказался: дескать, выкупай всех князей сразу, а одного Игоря не отдам! Тем временем операция "Побег" была уже на стадии завершения. Владимир, сын Игоря, о сговоре ничего не знал. Иначе не описал бы столь проникновенно всю историю.

Почему отец не посвятил его в тайны своей закулисной политики понятно: Владимиру было предназначено стать гарантом сделки — жениться на Кончаковне и пробыть у хана заложником два года. В течение этих двух лет не только половцы обходили Северскую землю, но и Игорь не тревожил их кочевья. В 1187 году Кончак отпустил Владимира с семьей без всякого выкупа...

А нам с вами досталось боговдохновенное "Слово"!

18 марта 2005 года