Прийти в себя. Вторая жизнь сержанта Зверева. Книга 4, глава пятая

Глава пятая. Снова на войне

Люди не любят плохие новости. Точнее, им не нравится негативная информация. Человек так устроен, что предпочитает слушать и смотреть только позитив. Хотя, с другой стороны, самые популярные новости — это именно негативная информация: пожары, катастрофы, убийства и прочая "чернуха". Но только когда все это — где-то там. Далеко. И происходит с кем-то другим. А вот когда что-то плохое в твоей стране, в твоей семье, в общем, что-то нехорошее касается лично человека — вот об этом он слушать не желает. Его сознание пытается абстрагироваться от таких фактов, люди пытаются сами себя обмануть — нет, это не у нас, это пропаганда, так не может быть. Поэтому сегодня те, кто жили в эпоху Сталина, часто не хотят признавать факт массовых репрессий. А те, кто жил в СССР, не хотят соглашаться с тем, что в то время жизнь была хуже, нежели сегодня.

Но в то же время эти люди правы. Ведь это они жили тогда, и они живут сейчас, поэтому им надо сравнивать, им решать, где лучше, а где хуже. А не тем, кто тогда не жил, но свое суждение имеет, изучив прошлое по фильмам и книгам. Причем, книгам художественным, а не по архивам и мемуарам.

Тем не менее, если сегодняшним "знатокам" прошлого начать показывать — и показывать предельно откровенно — факты о настоящем, то эти "знатоки" точно также будут отталкивать негативную информацию о дне сегодняшнем. И точно также говорить о том, что это — пропаганда, вранье и наветы.

Но бывает и раздвоение сознания, точнее, двойные стандарты. Это когда то, что подходит под теоретические выкладки таких людей — это правда, а все, что не подтверждает теорию — этого быть не может. И тогда эти люди отрицают все, даже самое очевидное. Например, в России сегодня все плохо, там тирания и диктат, зато в соседней Украине — свобода и невиданные расцвет демократии. Европа — это развитое и свободное общество равных возможностей, а все, что там происходит нехорошего — это частности. Поэтому новости о том, что члены британского правительства много лет насиловали детей в сиротских приютах или о жестоком подавлении волнений в Каталонии испанской полицией — это все на самом деле преувеличение, "черный пиар". И читать надо только негативные новости о своем Отечестве, которое срочно надо спасать и приводить к европейским стандартам.

Увы, человек — такое существо, пока сам не ударится головой в стену, не поймет, что пробить ее головой не получится. И что биться головой о что-то твердое — это больно. Поэтому если в художественной литературе появляется нечто отличное от простого развлекательного чтива — это однозначно плохо.

Львов, год 2016, 17 декабря

Переход получился резким и каким-то стремительным — Максима уложили на кушетку в той же днепропетровской больнице имени Мечникова и присоединили к нему множество каких-то датчиков. Как объяснили ему Кустов, для того, чтобы не только ментально, но и медикаментозно контролировать и его тело, и его сознание.

— Мы тебя, Максим, конечно же, сразу постараемся вытащить, но сам понимаешь — это все для нас впервые, с такими материями нам работать еще не приходилось. Каждый шаг надо выверять, каждое действие обдумывать. А не всегда будет время на это обдумывание, так что аппаратура подстрахует, если что...

Максим перешел временной барьер просто — Мерлин погрузил его в гипнотический сон. Вот он закрыл глаза и рухнул в какую-то тьму.

И вот он открыл глаза...

Максим продрался сквозь темноту, как будто раздвинул внезапно шторы на окне — свет больно ударил по глазам. Поэтому он с непривычки сразу же невольно зажмурился.

— Та харэ прыкыдатыся, я вжэ бачу, що ты вжэ в сидомости, — раздалось у него за спиной.

Макс открыл глаза. Он лежал на кушетке в какой-то комнате, одновременно напоминавшей и больничную палату, и тюрьму. Стены, выкрашенные в уродливый зеленый цвет, окон с решеткой, кафельный пол, выкрашенный белой краской какой-то стол с тумбочкой. А напротив его на такой же кушетке сидел... Тарас Мазур, он же проводник "Правого сектора" Тополя. Тот самый, которого он расстрелял под Донецком в 2015 году. Еще в той, своей первой реальности. Его бывший друг по Оранжевому Майдану. Впрочем, судя по всему, в этой реальности он познакомился с Мазуром не на Майдане...

Стоп, а какая сейчас реальность?

— Привит, Тополя, як ся маеш? — голос у Зверева был хриплый, как будто он только что выпил стакан водки.

— Та зи мною всэ добрэ, а ось тоби трэба хвилюватыся за своэ здоровьячко, — рассмеялся Мазур.

— Так, слушай, Тарас, давай по сути. Я тебя давно знаю, твою хитрожопость и твои замашки, так что ты мне тут щирого бандеровца из себя не строй. И ты прекрасно знаешь, кто я и с кем я, поэтому предлагаю обойтись без театральщины, — Макс специально решил обострить игру сразу, чтобы понятно было, в какой реальности он находится, и кто он здесь.

Но Мазура почему-то его слова разозлили.

— Та знаю я, що ты — курва московська, нэ думав я, що ще тоди, на акциях "Украина бэз Кучмы" ты з намы був, як шпыгун путинськый! Так що тэпэр нэ прикыдайся, москаль! — Тарас даже привстал со своей кушетки.

— Так, Тарас, ты не напрягайся, и не гони волну. Во-первых, когда меня контузило здесь, неподалеку от Львова, то я частично потерял память. Я не помню ни нашего знакомства, ни акций никаких. Помню только, кто такой Кучма, и тебя хорошо помню, но откуда я тебя знаю — не помню. И про себя не все помню, помню только, что был журналистом, — Максим говорил искренне, ему надо было заставить Мазура все самому рассказать.

— Журналистом? Якым щэ журналистом? Пропагандоном москальскым ты був! — Тополя все-таки встал и подошел к Звереву.

— Тарас, раз я москаль и все такое, давай на русском поговорим. Ты по-русски прекрасно разговариваешь, когда Врадиевку деньги получал, то по-русски болтал, аж захлебывался, — Максим не знал, была ли Врадиевка в этой реальности, но рискнул.

[Протесты во Врадиевке — акции народного неповиновения в посёлке городского типа Врадиевка Николаевской области и протесты в ряде населённых пунктов Украины, включая Киев, в период с 30 июня по 15 августа 2013 года. Протесты были вызваны тем, что милиция и прокуратура Николаевской области и Врадиевского района в течение нескольких дней покрывали капитана и старшего лейтенанта милиции, а также их соучастника — местного таксиста, которые в ночь с 26 на 27 июня 2013 года совершили групповое изнасилование и "покушение на умышленное убийство, совершенное с особой жестокостью" в отношении жительницы поселка Врадиевка 29-летней Ирины Крашковой. Также, руководители Врадиевской больницы отдавали распоряжения по уничтожению улик преступления и фальсифицировали результаты первичного медицинского обследования жертвы преступления. С целью добиться справедливого суда жители Врадиевки предприняли "поход на Киев", который освещался практически всеми крупными телеканалами Украины. За 11 дней колона прошла около 400 км, проводя митинги протеста; с 18 июля по 15 августа проводили митинги в центре Киева, при поддержке оппозиционных партий. Ряд украинских политиков, взяв деньги от руководства Партии регионов, лидером которой был президент Украины Виктор Янукович, постепенно погасили протестные настроения и протесты прекратились. Некоторые украинские политологи эти события оценивали, как пролог к так называемому Евромайдану].

Эксперимент удался — Тарас весь аж побелел и кинулся на него. Но Максим, даже не вставая с кушетки, просто выбросил вперед ногу и ударил набегавшего двухметрового Тополю под коленку левой ноги, а своей левой ногой одновременно подсек правую ногу Мазура. Тот рухнул, как подкошенный. Но упасть ему Макс не дал — левой рукой он успел схватить того за одежду и дернуть на себя. После чего правой рукой взял его шею в захват. Мазур попытался было освободиться, но Зверев сдавил его шею и тот, захрипев, обмяк.

— Слушай меня, друже провиднык. Я память потерял частично, не помню, что со мной было. Но все мои навыки остались при мне. Боевые навыки, ты понял? Я тебя сейчас, сраный ты бандеровец, двумя пальцами сдавлю, и ты отправишься на тот свет. Хочешь?

[Провод Украинских Националистов — орган для координации деятельности украинских националистических организаций. В новейшей истории Украины так называемые нео-бандеровцы, не зная о структуре ОУН — организации украинских националистов и УПА — украинской повстанческой армии, действовавших в в 40-е-50-е годы 20 века на территории СССР, а также Польши, Венгрии и Чехословакии, стали называть любого руководителя политической партии УНА-УНСО "друже проводник" Хотя звание "проводник", то есть, глава "провода" было весьма высоким, например, такую должность занимал известный украинский националист Степан Бандера].

Мазур дернулся и сдавленно захрипел. Макс ослабил захват шеи.

— Хххххх.... Чего ты хочешь? — прохрипел Тополя.

Зверь ухмыльнулся.

— Вот, уже другой разговор. Я сейчас тебя отпущу, иди, сядь на свою кроватку, малыш, и поговорим. Мне кое-что надо выяснить. Расскажешь мне все, что мне надо, потом я тебе тоже кое-что интересное расскажу. Может быть...

Он выпустил Тараса из своего захвата, то рухнул на колени, помотал головой, помял руками шею.

— Сломать же мог, костолом! — прошипел он, ненавидяще глядя снизу вверх на Максима.

— Надо же, какие слова ты, оказывается, знаешь, бандеровец. А русский язык ведь не учил в школе, правда? Язык оккупантов, да?

Тарас поднялся с колен. Повернулся, и пошатываясь, отошел в свой угол и буквально рухнул на свою койку. Та жалобно скрипнула. Мазур уселся на ней поудобнее, что с его двухметровым ростом и полутяжелой весовой категорией было достаточно проблематично ввиду ее узости и хлипкости.

— Ну, шо ты хочешь от меня услышать?

— Кто я? — задал Макс главный вопрос.

— Шо, совсем ничего не помнишь? Серьезно ничего?

— Помню, что вроде был журналистом. Но где работал, что делал — не помню. Да и про журналиста мне здесь поляки рассказали... — Макс искренне смотрел Мазуру прямо в глаза с надеждой услышать такую важную для него информацию.

— Это какие поляки? Контрразведка? Те, шо меня повязали? Витковски этот? Понятно. Он мне тут тоже про тебя вопросы задавал. Но ему я не сказал про тебя ничего.

— Почему? — Макс удивился.

— Да потому, что, если бы рассказал, я был бы им не нужен, кончили бы меня сразу. А так поторговаться можно было, как видишь, я до сих пор живой.

— Ну, это ненадолго, думаю, мы здесь не для того, чтобы нас лечили и массаж каждый день делали.

Тарас засмеялся.

— Ага, массаж нам автоматами сделают. Но, думаю, есть варианты получше. Мы не у поляков, мы у америкосов. И охраняют нас с тобой наши.

Макс недоумевающе посмотрел на своего собеседника.

— Какие такие наши?

Тополя ухмыльнулся.

— Та, понятно, что не твои москали, не русня. Наши, ВСУшники. Ну, солдаты украинской армии. Ты ж гражданин Украины, так же?

— Я-то гражданин, а ты кто? А я скажу! Ты — государственный преступник, ты выступил против Украины с оружием в руках! — Максим внезапно повысил голос.

Мазур покачал головой.

— Ой, ты смотри, какие слова! Какая Украина? Юлькина что ли? Которая Путину продалась? И которая в Европу не захотела идти? На хрен мне такая Украина!

Максим стал кое-что понимать.

— Аааа, понятно. Старая песня. В Европу, говоришь, хочешь? Так вот она, Европа! Вы ж в нее уже вступили. Как в анекдоте, то в говно, то в Европу. Польша — это тебе не Европа? Так вот она сама к вам пришла, нравится? Львов поляки практически оккупировали. На Волыни польские войска. А Восточные Кресы полякам теперь точно отдадут, разве что Львов оставят. А всю Тернопольщину — запросто! Ты ж этого хотел? Вот, будете под Польшей.

Тарас удивленно посмотрел на Максима.

— О, а говоришь — не помнишь ничего!

— Ис торию своей страны я помню. Все главные даты, все события. Кроме последних пяти лет примерно. Кое-что обновил, когда в интернет залез. Вот ты и расскажи, что за эти пять лет произошло. Про договор о зоне свободной торговли с ЕС, про Евромайдан я в курсе. А раньше что было? И после Евромайдана. И я тут каким боком?

Мазур устало вздохнул.

— Да не знаю я всего. Похоже, америкосы все замутили. Ну, Евромайдан этот и раньше еще, когда Ющенко пихали в президенты. Мы с тобой на акциях УБК — "Украины без Кучмы" познакомились. Ты наших хлопцев из следственного изолятора помог вытащить. Шкиля того же, хотя он потом Юльке задницу лизал. В общем, ты нам тогда здорово помог, хотя меня, Зайченко и Карпюка осудили на три года и мы таки свой срок отсидели. А ты нам помогал, "дачки" таскал, "грел" нас.

[25 декабря 2002 года Голосеевский райсуд Киева приговорил к тюремному заключению 18 членов партии УНА-УНСО, участвовавших в акции протеста "Украина без Кучмы" в марте 2001 г. в Киеве и штурмовавших здания администрации президента Украины].

— Так, а потом что было?

— А потом Юлька этого мудака Ющенко скинула... победила на президентских выборах. Ты в телевизоре стал знаменитым, хотя мы еще тогда поняли, что ты из ФСБ. Ты явно был из "конторы", слишком много себе позволял, и никто тебя не тронул. Ты Тимошенко парафинил в своих программах, а Юлька тебя не трогала. То есть, у тебя крыша была серьезная. А кто для этой обезбашенной мог быть авторитетом? Кто мог цыкнуть на Юльку, которая берегов не знала? Только московские, — Мазур усмехнулся.

— Ладно, я так понимаю, доказательств у тебя нет, одни версии. Допустим, я ФСБ-шная подстава или как там еще. Дальше что? — Максим торопился. Чутье подсказывало ему, что вот-вот их идиллию прекратят те, кто его сюда поместил.

— Дальше, как ты говоришь, ты помнишь. Юлька не подписала договор о ЗСТ с Евросоюзом, мы начали бузу, америкосовские инструктора у нас появились, они и раньше нас в вышколах обучали тактике противодействия милицейскому спецназу, организациям массовых беспорядков, действиям в городе в уличных боях и такое всякое. Ну, и денег дали. Много денег. Мы снаряжение закупили, палатки, продукты, всякого барахла. Потом Евромайдан организовали. Ментов спровоцировали на атаку, а по телеканалам центральным прогнали дезу, будто "Беркут" милицейский детей студентов побил. Ну, люди пошли на Майдан. А Юлька водометами его...

Максим улыбнулся.

— И чего — не понравилось вам? Так водометы в Европе — обычное дело. В Германии полиция гораздо более жестко разгоняла протестующих, и водометами, и дубинками, даже собаками травили. И резиновые пули были, и газ слезоточивый. А вас так, культурненько. Во Франции вас бы посадили надолго, перед этим все ребра пересчитали бы. А в Испании вообще бы могли и застрелить при нападении на полицейских. Вы ж на Евромайдан оружие пронесли, не так ли? А кто расстрелял своих же на Институтской? Не твои люди?

Мазур тяжело посмотрел на Макса.

— Для потерявшего память ты удивительно много знаешь того, что знать не должен. Ты, друже, по ходу, со спецами дружишь не только из ФСБ.

— Это ты потому вывод сделал, что я про майдановских снайперов знаю? Так я расследование проводил свое, журналистское. Там все шито белыми нитками. Зачем вы своих же хлопцев положили?

Мазур махнул рукой.

— Не мои люди, там спецы были. Немецкая группа кажись. Специалисты. Они в доме на Городецкого сидели, а наши в гостинице Украины видимость создавали, будто это они стреляли. А тех снайперов, что в спину Львовской сотни сработали, через полчаса вывели всех по той же улице Городецкого, которую контролировал этот подорванный Парасюк.

— И что потом?

— А что потом? Подняли восстание на Западной Украине...

Макс перебил.

— Восстание? По-моему, это называется государственный переворот. При участии США. Я не прав?

— Ну, прав — по форме. А, по сути, мы восстание поднимали...

Максим встал и подошел к Мазуру вплотную.

— Ну и как, довольны теперь? Довольны, что в стране гражданскую войну затеяли? Кому теперь хорошо? Может, полякам, которые в Украину моментально вошли? Теперь Тернопольщина к Польше отойдет, к гадалке не ходи. Тимошенко, чтобы Украину сохранить, вас скорее отдаст, она не будет долго думать. Лучше часть потерять, чем все. А Штаты твои сраные только того и ждут, чтобы всю Украину с Россией столкнуть, потому и гражданскую войну спровоцировали.

— Где ты, такой умный, раньше был? — Мазур тоже вскочил.

— Да все время в телевизоре про это говорил! — Максим импровизировал, говорил наугад. Но, как и предполагал, попал в точку.

— Тебя кто в телевизоре слушал? Твои только ватники и слушали. А все евроориентированные тебя откровенно ненавидели. Мы всегда понимали, с чьего голоса ты поешь!

Макс улыбнулся.

— Надо же, ориентация какая — ероориентированные. И как, под поляками ваша ориентация, Тарас? Не изменилась? Привыкли панам жопы подставлять?

Тарас снова сел, устало выдохнул.

— Тут ты прав. Пшеки совсем оборзели. Украинский язык под запретом, везде только польский, во всех львовских магазинах обслуживание на польском, в школах заставляют польский изучать, ну, русский тоже можно — поляки с Путиным ссорится не хотят. Зато нас, УПА, гоняют, как кабанов, отстреливают... Нас ВСУ-шники так не гасят, как пшеки, мать их...

В коридоре раздались шаги, замок щелкнул и дверь открылась. В комнату зашел знакомый Максиму американец в камуфляже и знаками различия Вооруженных сил Украины. Тот самый, который с ротой "Торнадо" приехал по его душе, когда Зверев с полковником польской контрразведки прятался в бывшем бункере КГБ. Майор Джон Макгвайер.

— Как говорится в одном русском анекдоте — и снова здравствуйте! Я думаю, Ваш друг, Максим Викторович, Вас немного ввел в курс дела. И Ваша плохая память немного прояснилась? — американец улыбался своей американской улыбкой, как будто он был самым лучшим другом Зверева.

Макс встал и подошел к майору.

— Я все еще не могу похвастаться своей хорошей памятью, майор... майор Джон Макгвайер, кажется?

Американец улыбнулся еще шире, хотя, казалось, это было уже невозможно.

— Вот видите, господин Зверев, а говорите — плохая память. Помните меня, хотя мне пришлось пропофол с миорелаксантами тебе ввести. Думал, долго будете отходить, головка не болит?

— Не болит, майор, и помню я не все. То, что вам, точнее, вашей спецслужбе надо, я почти не помню. Вы ведь меня подозреваете на принадлежность к ФСБ — так вот, я об этом ничего не знаю. Я вообще о себе ничего почти не знаю... или не помню, — Максим внимательно следил за реакцией американца.

Макгвайер вдруг перестал улыбаться. Он внимательно посмотрел на Зверева и внезапно процедил сквозь зубы:

— Вы, господин журналист, не волнуйтесь. У нас есть специалисты, которые помогут Вам все вспомнить. У вас их называют экстрасенсами, не так ли?

А вот этого Максим не ожидал. Вспомнилась фраза из фильма "17 мгновений весны" — "А вот это провал..."