Спаситель 25 глава

Спаситель 25 глава

Дмитрий Старицкий

СПАСИТЕЛЬ

25.

Суд задержал нас в Льеже на три недели. Точнее на 22 дня.

Сначала судили нас с Мертваго как обвиняемых в убийстве двух и более человек. Добро бы сразу, но нет — с перерывами заседаний в несколько дней. И строгим ритуалом судоговорения велеречивых юристов.

Хорошо ещё, что между заседаниями мы могли гулять по всему Льежу.

Правда, нас строго предупредили, что как только мы сделаем шаг за черту города то снова окажемся в камере на весь срок процесса. Никаких бумаг при этом мы не подписывали. Просто на честное слово.

Так как среди всех бандитов в переулочке подданным короля Альберта оказался только Гастон Утиный нос, то королевский судья не стал настаивать на своих особых прерогативах и дал согласие собрать жюри присяжных из горожан, которое единогласно вынесло вердикт о нашей невиновности в преднамеренном убийстве и признало наше законное право на самооборону, как любого свободного человека, без разницы подданный он бельгийской короны или ещё какой. Вопрос о гражданах республик остался за скобками, что меня немало позабавило юридическими последствиями такого прецедента.

Все наши потери составили только конфискованные полицией пистолеты, которые присяжные постановили передать в городской музей оружия. Очень богатое на экспонаты заведение, которому исполнилось 300 лет, основанное ещё в те времена, когда городом владел принц-епископ. Мы там целый день как-то проторчали и не пожалели потраченного времени.

Потом перед судом предстал очухавшийся от контузии Гастон Утиный нос, где мы уже проходили как свидетели и объект преступления. Но время потратили. Не только на присутствие в зале суда, но и ожидания этих присутствий. Был даже следственный эксперимент с выездом в памятный переулок.

Вел дело Гастона Утиный нос лично королевский судья и мафиозо местного разлива получил три года тюрьмы за попытку разбоя на улицах Льежа плюс год за создание преступной шайки. Остальные эпизоды городского разбоя лично ему вменить обвинению не удалось, хотя оно и старалось повесить на него все ''глухари'' местной полиции.

Фабрикант Демулен и коммерсант Жуавиль были так довольны полученным паблисити при освещении в прессе нашего процесса, что даже не потребовали с нас никакого возмещения своих затрат на адвокатов. А то? Мою речь в суде о магазине метра Жуавиля, в котором я нашел всё что мне было нужно и ещё чуть-чуть и всё высшего качества, метра растрогала до слёз. Всё же неиспорченный народ живёт в эти времена. Не травмированы они ещё мировыми бойнями и политическими технологиями. К тому же эту речь полностью перепечатали местные газеты. Ну, ещё бы, я над этой речью два дня с Мертваго трудился. А ветеринар в своём выступлении отдал дань фабрике Демулена, заявив, что его ружья в России считаются самыми лучшими и именно за ними мы все и приехали в Льеж.

В качестве особой благодарности за мою речь в суде мсье Жуавиль подарил мне шикарное трехствольное ходовое ружьё с богатой отделкой производства фирмы ''Пирло унд Фрезар'' из новомодного сорта стали ''стенли'' с отделкой металлических частей ''вайт финиш'' по американскому образцу. Два ствола гладких 20 калибра, третий под ними нарезной. Конструкция бескурковая.

— К сожалению, он под мало распрастраненный патрон Манлихера шесть с половиной миллиметра, но такие патроны у меня есть. — Сказал метр презентуя мне эту фузею.

Я про себя только улыбнулся. И у меня такие патроны есть и много. Прямо с завода в Праге. Но для блезира купил у него 100 штук. А когда увидел, что это тупоголовые полуоболочечные пули ''дум-дум'', то ещё 200. Пражский арсенал таких пуль не делал. Это только для охотников на серьезную дичь.

А так между походами в суд делать нам было совершенно нечего и мы просто шлялись по городу. Только уже не пешком, во избежание встреч с подражателями Утконоса, а на извозчиках или на такси. Автомобили уже вовсю производились в самом Льеже несколькими заводами. Не считая импорта из Франции и Германии.

Да что там авто, по городу ходил самый настоящий электрический трамвай. Деревянные вагончики, так похожие на московские трамваи моего детства что дохаживали свой век на маршруте ''А'' по Бульварному кольцу. Разочек на нём прокатились, поймав за руку щуплого карманника, которому Пахом, перестаравшись, сломал пальцы — и баста. Только личный транспорт, никакого общественного. Не всегда нас тут могут так гуманно судить.

Просто наняли по рекомендации хозяина постоялого двора на постоянное обслуживание шикарный лимузин местной бельгийской марки ''Минерва''. Восьмиместный. Так что мы там могли умещаться все разом. И ещё место оставалось для багажа, что было нам вполне принципиально, потому что от скуки мы занялись отвязанным шопингом.

Похож этот с позволения сказать автомобиль был на шикарную карету, к которой приделали капот с мотором и гигантским фарами работающими на карбиде с водой. На капоте гордо восседала серебряная голова названной античной богини в шлеме. Но салон был вполне комфортным и входить в него можно было не нагибаясь. И колеса на шинах-дутиках.

Шофёр Жак с гордостью заявил, что такие авто есть в конюшне самого бельгийского короля.

— А кузов вовсе не лимузин, — поправил Жак меня. — Владелец каретной мастерской который его ваял называет такие кузова ''ландолетт''. Завод выпускает только шасси с мотором, а уже кузова каждый владелец сам себе заказывает в мастерских под свой вкус. И таких мастерских много. Раньше они богатые кареты ладили. Так что вряд ли вы найдете два одинаковых кузова.

— А почему руль правый? — спросил я.

— Основной рынок этих автомобилей Англия, где они успешно конкурируют с Роллс-Ройсом и Даймлером.

Несмотря на свой ракообразый вид, автомобиль действительно имел мягкий ход на архаичных эллипсовидных амортизаторах и на удивление очень тихий мотор.

Ради любопытства посетили торговое заведение оружейного завода братьев Наган и был удивлены, что винтовки и револьверы сыновья знаменитых оружейников продавали в небольшом магазинчике за углом, а в большом шоу-руме выходящем на широкий проспект выставлены были автомобили на которые там принимали заказы. На решетке радиатора сияла серебром буква N в венке из листьев, а больше о них ничего особенного сказать было нельзя, разве что дизайн их был схож с той ''антилопой гну'' на которой катался по нэповской России великий комбинатор.

Скучающий менеджер по продажам сразу стал нарезать вокруг нас круги и втирать об их ''несомненных'' достоинствах и ''движении инженерной мысли на острие прогресса''. Но услышав, что нас интересуют револьверы, сник и указал на лавку за углом.

Надо сказать, что мы вооружились в тот же день, как нас выпустили из тюрьмы, тупо купив по браунингу модели 1910 года. Они были недорогими и продавались чуть ли не каждом шагу. Дешевле только те же браунинги, только модели 1900 года.

Вообще-то я хотел купить ''Саваж'' как тот, что я дома оставил, но не было такого в продаже, только выписать по почте из Америки аж. Или просто на глаза не попался. Но и из этого браунинга вполне можно человека ухлопать, что и продемонстрирует сербский студент Гаврила Принцип в 1914 году. Главное в карман умещался и не оттопыривал его.

Так что к Наганам зашли просто из любопытства, сравнить что у него такого особенного есть по сравнению с магазином фабрики Пипера.

У последнего, кстати, прикупили по случаю дюжину легких 9-зарядных револьверных карабинов. И что самое приятное в них — барабан откидывается вправо и имеет ручной экстрактор который сразу одним движение пальца выбивает все стреляные гильзы. Никакого мешкотного заряжания по одному патрону как в револьверах Нагана. Обтюрация пороховых газов надвиганием барабана на ствол в наличии так что травматизма левой руки который всегда присутствовал в американских револьверных карабинах не будет. Там же нас и просветили, что обтюрацию с надвиганием барабана на ствол придумал Анри Пипер, а браться Наган просто сперли у него идею такого механизма, когда срок действия патента закончился.

Патрон только вот совсем уж оригинальный — 8х50 мм Пипер с цилиндрической гильзой и утопленной в гильзу пулей. Увы... это было время когда ещё патроны создавали под оружие, а не оружие под валово выпускаемый патрон. На отечественных складах таких боеприпасов днём с огнём не найдёшь. Так что патроны к карабинам Пипера мы брали ящиками, ибо когда ещё нас сюда занесёт. И к каждому карабину купили в комплект стильный пояс-патронташ с разнообразными пряжками (ни одна не повторилась) и в медных заклёпках весь. Надеюсь, нашим бабам понравится.

Продавцы хвалились что основной вал таких карабинов идет прямиком в Мексику, где уже год как полыхает страшная гражданская война, а американцы как всегда объявили моральное эмбарго на продажу оружия всем сторонам конфликта.

— Что и даже контрабанды нет? — удивился я. — Граница же там чисто условная.

Меня тут же успокоили что контрабанда из Североамериканских соединённых штатов в Мексику есть, официальной торговли нет.

— Восставшие стоят за католическую церковь, которую американские протестанты также ненавидят как и масоны в правительстве Мексики. Отсюда и эмбарго. А правительство Мексики и само винтовки производит, — пояснили мне приказчики Пипера.

— Даже автоматические ружья системы Мандрагона.

— Выгодная торговля? — задал вопрос Тарабрин.

— Платят металлическим серебром в слитках, — и подмигивают заговорщицки.

Под ''нагановский'' патрон ничего у Пипера не нашлось. Просто указали нам адрес магазина братьев Наган — там такие есть. В револьверах же Пипера марки ''Байярд'' используются исключительно патроны 8х41 или 9х41 миллиметра системы Пипера же. Понятно всё с ними. Конкуренция в её самом злобном оскале.

Пипер, наверное, до сих пор не может простить братьям Наган их выигрыш в конкурсе за новый револьвер для Русской императорской армии в середине 90-х годов 19 века. Хотя на мой взгляд револьвер Пипера был бы предпочтительней из-за откидывающегося вправо барабана и одновременной экстракции гильз. Но русские генералы настаивали на поочередном заряжании дабы уменьшить расход патронов. Вот так вот.

Револьверные патроны Нагана русского образца совершенно невозможно использовать в карабинах Пипера. А брали мы эти револьверные карабины для наших женщин — наглых гиен отстреливать на огороде и сенокосе. А что? Вес такого карабина всего 2 килограмма и отдача небольшая. А точность вполне на уровне. И солидный боезапас в барабане.

Но вот в магазине второго поколения братьев Наган не было ничего нового, кроме револьвера образца 1910 года с откидывающимся вправо барабаном с одновременной экстракцией стреляных гильз. Как у ''Байярда'' Пипера. Видно это национальная бельгийская особенность, потому что у американских револьверов барабан откидывался влево.

Калибр и патрон такого револьвера был ''русский''. Делали эту модификацию для России, но русские генералы опять от такого отказались. А мы купили пару ящиков по восемь револьверов в укупорке. Для наших егерей в качестве оружия последнего шанса. А патронов к ним на складах Украины пока в достатке. А также в Польше, Финляндии, Грузии и Молдавии.

Не в девяностые, когда всё пошло на продажу, так в более ранешние времена достанем. Сундуки и прапора есть в любом времени. А нет, то и так утянем молча и бесплатно. Как говорится: у нас всё есть, осталось только стибрить и принесть.

Больше Наганам нас порадовать было нечем. Трехлинейка Нагана нас совсем не интересовала — ''мосинок'' и дома много, а все остальные их винтовки были под 8 мм калибр и оригинальные патроны, принятые на вооружении только в Бельгии и Голландии.

Зато походя узнал самый распространённый револьверный патрон в Аргентине, куда Наганы также поставлял свои 6-зарядные револьверы — 11,2х22 миллиметра. Даже купил пачку таких патронов для образца. Вообще конструкций револьверов у Наганов было много и под самые разные патроны. Но нам это уже было не интересно.

Но это так всё мимоходом. Шопинг по большей части был гражданским.

Мертваго, на выделенные ему жалование за полгода, первым делом купил ножную швейную машинку ''Зингер''. Потом подумал и купил ещё одну.

— Дочке в приданое, — и вздохнул сокрушенно.

— Что? Не за кого замуж выдавать дочь-то? — участливо спросил я.

— Ну, хоть ты меня понимаешь, — ответил Мертваго и закурил папиросу.

— А выдай как ты её за Юшко, — предложил я. — Ваня парень образованный с десятилеткой. Считай, как ваше реальное училище. Мастер на все руки. К тому же начитан. Детей любит. Вон двоих пацанов взял на воспитание и обучение. Присмотрись к нему. Да и привык он в наше время, что женщина профессию имеет, а не только дома клушей сидит. Так что он с пониманием отнесётся когда твоя дочка будет зверушек лечить.

Статский советник ничего мне на это не ответил, только зубом цыкнул и отвлекся на общение с приказчиком в магазине.

Понятно, что потомственный дворянин древней фамилии не желал себе зятя из бывших тамбовских крепостных. Но дочка-то уже выросла и заневестилась. Участи старой девы её отцу также не хотелось. А где в ''Неандертале'' взять, по его мнению, достойную ей партию?

Лично для себя, кроме одежды и прочих шмоток для присных своих, Мертваго задорого купил в одной мало чем приметной лавочке горизонтальный двуствольный переломный штуцер британской фирмы ''Холанд энд Холанд'' под новомодный патрон для охоты на большую африканскую пятерку — .375 дюйма ''магнум'' изобретения той же фирмы. И все патроны к нему которые только и были в этом бутике торгующим всеми необходимыми товарами для лиц собравшихся в бельгийские колонии в Африке. А колонии у Бельгии были значительные. Сейчас, моём осевом времени, на их территории такие большие страны располагаются как Конго, Руанда и Заир.

— Наконец-то, я теперь смогу сходить на льва, — довольно осклабился ветеринар, любовно оглаживая свою дорогостоящую покупку.

Но такое ружьё там было только одно. А я вдруг подумал, что отобрав у Жмурова свою ''помпу'' для представления её проверяющим из Росгвардии, ничем ему это не компенсировал. А тут на глаза попалось знаменитое на весь ХХ век автоматическое ружьё Браунинга ''ауто-5'' в 12-м калибре производства Бельгийской национальной оружейной фабрики в Герстале. Причем не просто ''дробомёт'', а с разными сменными чоками на ствол, убрав которые можно стрелять пулями.

Взял сразу две штуки.

Одну себе.

Тяжеловатое ружьё, но для осенней охоты на гусей самое то — помню, как намучился прошлой осенью с помпой, которая при перезарядке мне прицел сбивала. А осенняя охота на перелётного гуся у нас садочная. Так что вес не критичен.

Ну и порезвились мы в этой лавке на всю широту русской души, а потом ещё и остальных попутчиков в неё привели. Пробковые шлемы, полотняные костюмы охотников в модном стиле ''сафари'' цвета ''тёплый песок''. Не только френчи с удобными ''такикульными'' брюками, но даже юбки для женщин с четырьмя встречными складками, чтобы в подолах не запутываться при беге. И куча всего остального, полезного для путешественников в жаркие страны, включая хинин. И не сказать, что особо и дорого. Один бельгийский франк стоил 35 царских копеек. В России же, даже на Макарьевой ярмарке оптом, всё такое стоило намного дороже. Ну, дык, понятно же: за морем телушка — полушка, да рупь перевоз.

На постоялом дворе мы даже отдельную комнату без окна арендовали под склад для покупок. И стало ясного, что одного фургона нам уже будет мало.

— Если так дальше пойдёт то к концу судебного процесса нам потребуется вагон и железная дорога, — усмехнулся ядовито мичман.

— Или нанимать глухой хутор, к которому подогнать по тихому наши грузовики можно будет, — поддержал его я.

— Где тут в Бельгии вы найдёте глухой хутор чтобы не было соседей? — резонно спросил нас ветеринар. — Это вам не степь Таврическая. Они тут друг у друга на головах сидят.

— Действительно, господа, вы что, всю Бельгию скупить хотите? — посмотрел Тарабрин на забитое корзинами, ящиками и сундуками помещение.

— Нам это местное золото не солить,— резонно ответил я. — А в ''Неандертале'' оно нам без надобности.

— Его в любой точке мира возьмут, — добил меня своей мудростью Тарабрин. — По крайне мере до первой мировой. Только в годах чеканки не путайтесь.

Подходящий фургон нашёлся по подсказке всё того же хозяина постоялого двора. Не совсем такой как у переселенцев на дикий Запад, полегче. Всё же пароконный транспорт нам был нужен, а не под шестерку коней цугом. Но крепкий фургон из кленовой древесины, с поворотным дышлом и парусиновым верхом. Причём тент на него стоил так же как и сам фургон. Ценовые выверты рынка. И два запасных колеса к нему.

На что Никанорыч рассказал нам анекдот.

— Самоеда спрашивают: зачем у тебя собака на нартах лежит связанная? Запаска, однако, — отвечает.

Но нам уже было не смешно. Завалились мы тюками, сундуками, корзинами и ящиками.

Потом Мертваго съездив куда-то на ''минерве'', обратно приехал на пролётке к задку которой были привязаны две арденские кобылы. Широкогрудые, светло-гнедые с крепкими черными ногами.

— Если уж увеличивать у нас поголовье лошадей, то лучше со свежей кровью, — объяснил он свою покупку, — которая в племенном разведении пригодится, а не тупо увеличивать количество меринов. Эти кобылки с реальных Арденских предгорий. Автохтоны.

Вот и окончилось наше льежское сидение. Нас юридически очистили от всех подозрений и бельгийская Фемида отпустила нас на все четыре стороны. И мы в тот же день, погрузившись, караваном из двух фургонов покатили по приличной дороге в сторону границы Люксембурга.

— Стоило того нам тут столько времени торчать? — спросил я перед отъездом Тарабрина.

— Стоило, — ответил он. — Вдруг ещё раз сюда наведаться придётся, а мы тут в розыске как убийцы. Оно нам надо? Незаметней надо быть.

Предварительно поменяли ещё одну тысячную банкноту британских фунтов на германское и французское золото чеканки 1870-х годов. Нам ещё корабль в Германии покупать. А там без сопутствующих трат никак не обойтись.

В банке, правда, на нас странно посмотрели, но, пожав плечами, заказ выполнили. Комиссия по такому эксченжу приличная вырисовывалась. Платят люди за свои чудачества, ну и бог с ними.

Сундучок с золотом ехал на первом фургоне под охраной мичмана с Пахомом, которые для этого вычистили и привели к бою пару карабинов Пипера. Рулил шайрами Тарабрин.

Мы с Мертваго, с которым я успел за это время сдружиться, на втором фургоне за ними следом. Только ветеринар не расставался со своим английским слонобоем. Ну, а я за вожжи держался. Научился уже кобылами управлять.

Ушли в ''Неандерталь'' ближе к ночи, в сумерках, когда дорога практически опустела.

И поспели как раз к ужину на конезаводе.

А после ужина, объявив забастовку, отобрав и загрузив подарки в ''патрик'', рванул я к жене на Тамань. Соскучился уже.

Среди подарков был и один из карабинов Пипера с патронташем и запасом патронов. Надеюсь Василиса оценит.

Как проводил время с женой посторонним знать не обязательно. Отмечу только что возвращение на неделю назад по отношению к самому себя в Крыму прошло удачно. Без каких-либо последствий.

Вот так и получилось, что одновременно я был в Крыму, на Тамани и в Льеже. С ума сдрынуться от этих игр с пространством и временем. Не для слабой психики.

Кроме того я несколько раз попытался попасть в Аргентину, но у меня ничего не получилось. Не было у меня там ''якорей''. И воображение как с США не сработало. Не видел я столько аргентинских фильмов, сколько голливудских про американскую жизнь.

Тарабрин так же не мог эту Аргентину нащупать. Все его знания о ней были из книг. А по книге даже с богатым воображением, реальный ''якорь'' не поставишь.

— А как же ты ручей Сакраменто в Америке нашел? — удивился я.

— Не сразу, — сознался проводник. — Сначала изучил как секстаном и прочими морскими приборами работать, место положение своё на шарике вычислять. Потом наобум на западное побережье Северной Америки вышли, можно сказать наощупь, а там уже по координатам верхами двигались. Вёрст пятьсот где-то. Даже с какими-то чингачгуками пострелялись пару раз. Точнее, казаки мои их постреляли как в тире, не подпуская на перестрел из лука.

— И как нам теперь быть? — задал я мучивший меня вопрос.

Дело в том, что если не осталось от нас археологических следов, то и нашей колонии в ''Неандертале'' не осталось.

Никого от нас не осталось.

И это меня мучило. Всё же я ответственен за своих людей, которые в меня верили. Не говоря уже о сыне и дальнейшем своём потомстве.

Да и — если откровенно, — работать основным снабженцем меня уже задолбало. А по подсчётам урожая его нам на всех: людей, ослов и лошадей до весны ничего не хватит. Рассчитывали только на себя, а тут народонаселение ''Неандерталя'' только за счет белорусов увеличилось вдвое.

Разве что сена накосили вдосталь.

А в той Аргентине можно просто лавочку поставить и торговать в ней всем необходимым. На паях с сидельцем в лавке.

— Вот для этого я и подвиг вас купить корабль и сплавать в эту самую Аргентину. ''Якорей'' там поразбрасывать по разным местам, — наконец сообщил мне Тарабрин свою задумку. — Больше нигде в более-менее цивилизованных местах такой удачи нам не светит: всех наших людей землёй обеспечить в стране без больших потрясений, катаклизмов и революций.

— Да там без переворотов как и любом конце Латинской Америке не обходилось, — возразил я.

— Что есть, то есть, — пожал плачами Тарабрин. — Но только в Аргентине все политические процессы в столице происходят. Провинции сего не касается. Как жили так и живут зачастую не зная кто страной управляет.

— Счастливые люди, — позавидовал я.

— А я тебе о чём? — улыбается проводник.

Похоже и Тарабрина задолбало снабженцем быть за сотню лет. Хоть и позиций снабжения у него меньше, чем у меня, но народу-то больше. У меня пара сотен, а у него двадцать тысяч душ.

— А не проще ли нам с тобой в эту Аргентину на самолете слетать в моём осевом времени? — предложил я. — Туристами.

— Быстрее — согласен, но не проще. У вас там всякая бюрократия зашкаливает. И с поддельными документами чем дальше тем сложнее. А тут на своём корабле сами себе хозяева.

— А ты вообще, когда-нибудь в южном полушарии был? — вдруг меня осенило.

— Нет. Никогда не был, — ответил Тарабрин. — Иначе давно бы уже в Намибийской пустыне алмазов наковырял. На Берегу скелетов. И не связывался бы меновой торговлей с дикими людьми.

— А как ты первые ''якоря'' по Европе раскидывал?

И действительно в большинстве случаев (кроме Америки) именно Иван Степанович проводником выступал.

— Полгода путешествовал по ней железными дорогами с частыми остановками, — рассказал Тарабрин. — Потом уже легче стало когда первые ''якоря'' разбросал. От них и сейчас отталкиваюсь. А тебе свои ''якоря'' разбрасывать надо. Забыл наши первые занятия?

— Не забыл. В Льеже и Лондоне я ''якоря'' оставил. Как и в Праге.

— Вот то-то же. Так что в Аргентину придется плыть, раз нам пока экватор мешает.

— Точно экватор? — удивился я.

— А вот хрен его знает. Просто ничего другого на ум не приходит, — сознался проводник.

— Твои люди все за нами поедут в эти самые пампасы?

— Кто захочет — поедет, — ответил он мне. — Неволить никого не буду.

— Деградируют тут они без тебя, — предположил я.

— Вольному — воля. Спасенному — рай, — было мне ответом.

$

После долгого многодневного свидания с женой и раздачи подарков (особо Василиса была рада костюму ''сафари'' с пробковым шлемом французского фасона с кисеёй, револьверному ружью и гламурному патронташу), натетёшкавшись с сыном, ушел в Москву осевого времени отмокать в ванне с ароматическими солями. И искать по интернету производителя патронов 11,2х22R.

И нашел.

Нашел кучу современных аналогов.

Этот патрон более был известен был известен в мире как .440 Nagant Argentinian. И в Аргентине же производился фабрично.

Но также и как .44 Smith & Wesson American.

И как .44-40 Winchester.

И как .44 Largo в Испании.

И .44 Special в Америке.

И...

Бинго!

.44 S&W Russian!!! Для русских офицерских четырёх линейных Смит-Вессонов. Правда, тот в большинстве источников обозначается как 11х25R.

А коммерческий выпуск таких патронов производится до сих пор (2018 год, если что) для спорта и самообороны не только в США, но и в Испании.

И туева хуча револьверов выпускалось под этот патрон. И не только револьверов, но и леверов — многозарядных ружей со скобой Генри, известных нам больше по ковбойским фильмам как ''винчестер'', хотя фирм выпускающих такие ружья было много больше.

Полез на форумы, где тут же получил по щам, что это разные патроны. Не совсем взаимозаменяемые. А револьвер и левер нужно иметь под один боеприпас, особенно вдали от оружейных лабазов.

После довольно продолжительного холивара мне выдали рекомендацию по лучшим образцам. Совершенно бесплатно.

Ружьё — ''Марлин'' .44-40 модель 1894 года.

Револьвер — Смит & Вессон .44 дабл экшин. Весом всего в полкило, но и барабан всего на пять зарядов, зато УСМ двойного действия, в отличие от русской модели которая с патронами тянет по полтора килограмма.

Правда, оговорились, что левер под патрон .44 Special и аналог русского Смит-Вессон номер 3 обойдутся мне дешевле.

Зато в первом варианте можно купить реплики производства 1950 — 1970-х годов рассчитанные уже на мощные бездымные пороха. Они и надёжнее антиквариата, если не брать ''ковбой ваффен'', которые полные аутентики. У некоторых даже ствольная коробка латунная, от чего отказались ещё в 1880-е годы.

Зачем я этим всем занимаюсь?

Да просто временной люфт когда широко раздавали землю в Аргентине всем желающим очень узок — 10 лет где-то. Потом останется земля только под пастбища. А у нас народ — хлебороб да гречкосей.

А что мы имеем вокруг этих земель?

Только-только закончилось в стране ''завоевание пустыни'' и череда индейских войн. Пампа стала более-мене безопасной от крупных индейских вторжений, но банды неусмирённых индейцев и кочевых гаучей в наличии. И, как ни крути, а лет пятнадцать а то и двадцать будет там фронтир. Пока гаучо не поймут, что работать ковбоями выгодней нежели голодать между набегами на оседлых.

А на фронтире народ должен быть поголовно вооруженным, как наши казаки или те же американские пионеры на Диком Западе.

Вот и кручу в голове: чем вооружать два десятка тысяч человек?

Грубо пять тысяч семей.

Оставить их с луками и стрелами, с которыми крестьяне Тарабрина ходят на охоту? Не гоже, потому как и у индейцев есть луки и стрелы.

Охотничьих двустволок маловато будет, потому как лук скорострельней.

Тупо вооружить винтовками военного образца? Можно, но... боеприпасы лучше всего брать те, что есть на месте. А к магазинкам унитары нормальные появятся лишь к началу ХХ века.

Вот и остановился я на 10-зарядном ''винчестере'' или ''марлине'' плюс револьвер на семью. Всё под один патрон. Мало им на семью будет — сами уже докупят. Цивилизация будет не так уж и далеко. Да и почта работает.

Можно конечно с собой и парочку пулеметов завезти. Место глухое. А если какие слухи нехорошие пойдут, можно гатлинг или ещё какую митральезу представить для ознакомления. Они вроде как в войне Севера и Юга уже принимали участие.

С этими мыслями я и уснул у себя в квартире на Сивцевом Вражике на хрустящей простыне с мыслью что постельное бельё в моём домике в ''Неандертале'' пора сдавать в прачечную.

$

В 'Неандертале'' траур. Несмотря на страду никто не работает.

Весь народ собрался на манеже и псалмы поёт.

— Что у нас плохого? — нашел я крайнего егеря в толпе.

— Нестора лесоруба леопард задрал. Намертво, — отвечает. — Народ тут начал поговаривать, что пора домой на Тамань возвращаться. Мол, гиблое место тут.

— А вы что? — строго спрашиваю. — Почему не оборонили?

— А нам везде не разорваться, — огрызается. — И мясо добывать, и охрану держать, и тут за порядком следить. Ещё у белорусов один егерь баклуши бьёт, вроде как льгота у него такая от нашей службы. С вдовушкой под боком. Хотим даже очередь на такую льготу от службы образовать. Чтобы все сласти не в одно рыло шли.

Тут на нас зашикали со всех сторон, мол, шумим много.

— После похорон, пусть Сосипатор меня найдёт, — приказал я, понижая голос.

Тут толпа распевая ''со святыми упокой...'' двинулась к площадке, определенной мной для строительства церкви.

— Почему туда?

— Церковь там будет, а кладбище всегда при церкви.

Тут я заметил, что гроб очень уж короткий и фасоном не русский.

— Кто гроб мастерил?

— Курт, — отвечает егерь. — Быстро расстарался, морда нерусская.

— А почему короткий такой?

— Дык пока хватились, пока нашли... Половину Нестора лютый зверь уже схарчил. Сходил мужик до ветру.

— А чего он один до ветру ходил? Приказано было по двое. Один с ружьём.

— Стеснительный он. — отвечает мне. — Был.

После церковной панихиды у могилы и водружения на холмик временного деревянного креста, я взял слово для гражданской панихиды.

Вкратце обрисовав какая нас постигла тяжкая потеря и каким замечательным человеком был Нестор лесоруб, я пообещал покойному что мы отомстим и его могилу покроем леопардовыми шкурами в три слоя, закончив по опыту митингующих революционеров призывами к действию.

— А теперь все по местам. Страда не ждёт. Сейчас надо думать о живых, когда день год кормит, а то мы зимой с голода передохнем безо всяких леопардов. А после сбора урожая устраиваем большую загонную охоту на леопардов. Да и собачки наши по настоящей работе что-то заскучали.

$

Привезли заказанные пифосы с Тамани и врыли их в землю.

Вовремя.

Хлеба пора жать, молотить и веять. Так что вопрос с хранением зерновых стоял уже остро.

Отруби собрать отдельно — это хорошая подкормка лошадям.

Сено пока в степи оставили в стогах, только окружив их спиралями Бруно от диких копытных. Может прямо сейчас они при наличии свежей травы в степи его жрать и не будут, но вот попозже...

С Сосипатором и Барановым составили план загонной охоты.

Ружей на всех не хватало.

И картечных патронов выявили недостаток. Больше всего разных дробовых.

Винтовки отбросили напрочь — ими пользоваться учить надо. Серьёзно учить. Это не автомат.

— Только картечь, — завил Баранов. — Ею и дурак попадёт.

— Если своих не постреляем, — усмехнулся я. — А много у нас дураков?

— Совсем дураков в артелях не держат, — пояснил мне местную политику Солдатенков. — Но косорукие есть. Этих во вторую линию с волокушами — туши убиенных леопардов оттаскивать. Шкуры снимать и сразу засаливать. Обработаем потом, если что останется обрабатывать после нескольких зарядов картечи.

— Но им тоже что-то стреляющее надо дать, — не унимался я. — На всякий пожарный.

— Барин, дай дураку стеклянных хер, то он не только его разобьёт, но сам порежется, — ехидно осклабился Сосипатор.

— Белорусов привлекаем? — спрашиваю.

— Только как завесу с их стороны леса, — предлагает Баранов. — А то звери в их сторону убегут, а потом обратно вернутся.

— Даже если всех перестреляем, то леопарды обязательно вернутся. Другие, — подсел к нам в компанию чаёвничать инженер, — новые, придут на освободившееся угодья. Тут их кормовая база в лесу: дикие свиньи, косули, антилопы, олени, а врагов как таковых у них тут нет. Вот у брода уже третьего леопарда убиваем, а они на чужие охотничьи угодья не ходят. У кошек это строго. Но если площадка освободилась, то кто им запретит? Свежих меток нет, значит ничьё.

— Баб всех забираем с трещотками и погремушками. Шумом зверей с лёжки вспугивать, — заявляет Баранов. — Иначе никак — количество стрелков уполовиним.

— Собак побрехливей бы, — протянул я.

— Прикажем и молчуны будут брехать, — усмехнулся Сосипатор.

— Это легко, — согласился с ним Баранов. — Тяжелее собаку молчать научить.

— Ружья докупать будем? А то на всех не хватит. — Басит Сосипатор.

— Патроны докупать придётся. Много их понадобиться, — прикидываю я. — А вот сами ружья будем умыкать.

— Где? — смотрят на меня три пары глаз с предвкушением.

— Есть одна намётка у меня. Но там у нас будет только два часа времени на всё про всё.

— Что так мало? — спрашивает Жмуров.

— Дрезден. — Отвечаю. — Звёздный налёт союзнической авиации в сорок пятом, после которого города как такового не останется. Примерно два часа у нас будет от закрытия магазина до первой бомбы, упавшей на город. Так что задействовать придётся всех, кто может потом вернуться сюда без последствий.

— А кого будем брать? Зауэра? — спрашивает инженер.

— Нет, — покачиваю я головой. — Бери классом выше. Братьев Меркель. Чтобы жаба вас не давила раздавать мужикам бельгийские ружья просто так.

$

В Дрезден входили с помощью Тарабрина. По его ''якорям''. Я то Дрездена даже в кино не видел.

Заранее маленькими ''глазками'' вычислили магазин фабрики ''Оскар Меркель унд Со'' в центре города. И очень удивились тому, что магазинчик был совсем маленьким: всего в два окна по фасаду.

— А что ты хотел? — иронично посмотрел на меня Жмуров, после того как Тарабрин закрыл ''глазок''. — Братья Меркель в основном делали ружья на заказ. Это тебе не Зауэр с его широкой машиненрией. Тут ручная работа. Штучная. Так что любуйся на этот оружейный бутик. Скорее всего тут будут даже не новые ружья, а уже пользованные на комиссии. Нам бы что попроще, зато одинаковое.

— Ладно. Что будет, то и будет. Зря что ли старались? — ответил я. — Работаем? Все готовы?

Получив подтверждение о готовности группы налёта и отсутствие в ангаре посторонних, открыл большое ''окно'' сразу внутри намеченного здания.

Первое, что услышали — женский вопль и удаляющийся быстрый топот каблуков.

— Хватай её, — закричал Сосипатор и Пахом рванул в ''окно'' впереди всех.

Я за ним по коридору.

Молоденькая девчонка, почти подросток, в кабинете орала в трубку телефона.

— Полицай! Полицай!

И что-то ещё быстрой скороговоркой. Я разобрал только слово ''криминаль''.

Тут Пахом схватил девчонку поперек талии, вскинул её на плечо и, не обращая внимания на её визг и удары маленьких кулачков по своей спине, потащил добычу к ''окну''.

А я вырвал шнур у телефона.

Огляделся. Офисный кабинет какой-то. Стол письменный, шкафы, радиоприёмник. Вешалка ещё для одежды. Ничего интересного.

Вышел в торговый зал...

— Да твою же мать, через колено кобыле в щель!

Это был музыкальный магазин.

Точнее магазин музыкальных инструментов. Соседний с оружейным.

Такой оболом!

— О! — появился из-за моей спины Сосипатор. — То, что нужно. Барабаны берём все, кроме самого большого. И эти маленькие сигнальные рожки тоже. В довесок к трещоткам пойдут за милую душу. И ещё эти медные тарелки все что есть забираем.

Дельное замечание. Зря что ли на дело ходили. Забрали все барабаны с перевязями и палочки к ним. Дудки эти — не то пионерские горны, не то охотничьи рожки, не то кавалерийские корнеты. Мундштуков к ним полную коробку. Ну, это в последний момент, а то чуть не забыли про них. А они тут продавались отдельно.

А вернувшийся Пахом ещё схватил гармонь.

— Зачем? — спросил я.

— Саратовская, — ответил он. — С колокольчиками. Частушки петь.

А глаза сияют.

— Тогда бери две, — махнул я рукой.

— Саратовских больше нет. Тальянки есть.

— Бери какие есть, — сел я на место продавца и разглядывая блестящий медью большой набор духовых инструментов на целый полковой оркестр, пока мои люди мародёрствуют в центре фашистской Германии. А в голове дурная мысль: откуда в Германии саратовская гармошка?

Хромой флотский фельдшер прихватил ещё и гитару в твердом чехле и запасные струны к ней.

— Хорош копаться, — прикрикнул я. — Зачем тебе она?

— Испанская, — отвечает, а глаза каждый по двадцать копеек. — Палисандровая. Всю жизнь о такой мечтал.

— Бросай рояли. Шухер! — прикрикнул на нас инженер, стоящий на атасе у зашторенного окна. — Там полиция уже подъехала. Так что рвём когти.

Уйти успели. Даже не особо спеша.

Только вот в соседний магазин к оружейникам Меркель нам уже не попасть. Попасть то можно, только вокруг уже полно фашистской полиции.

Оно нам надо? Пострелушки устраивать перед самой страшной в мире ковровой бомбардировкой. За нас англичане постараются. Ничего от города не оставят.

Пленённая девчонка в ангаре, вжавшись спиной в стеллаж, всё испугано быстро мелко крестилась, плевалась и обзывала нас: ''Тойфель''. Потом сомлела и упала в обморок.

— Зачем её сюда притащили? — спрашиваю, подхватывая это явно недокормленное тельце.

Правда девица мало похожа на классическую немку: белокурую такую валькирию с мощным выменем. Черненькая, худенькая, симпатичная. Лет шестнадцати. Одета в синюю юбку-миди, белую блузку с короткими рукавами и на шее черный галстук типа пионерского. На ногах туфельки и короткие белые носочки.

Пахом внимательно разглядывал союзки своих сапог, потом сказал тихо.

— Дык, это, барин, Сосипатор приказал её хватать я и схватил. А что? Не надо было?

Посадил я девицу на чехол от какого-то музыкального инструмента, прислонил к стеллажу.

— Приведите её в чувство кто-нибудь, — бросил в пространство.

— И что с ней делать-то будем? — это я уже к Сосипатору обратился.

— А что с бабами делают? — пробасил Сосипатор. — Замуж отдадим. Дело не хитрое. Хотя бы за Курта. А вот что с ружьями у нас будет?

Кто о чём, а шелудивый о бане.

— Хватит с нас эксов, — отрубил я. — С Йоску поедем в Америку и купим как нормальные люди в магазине. Сколько нам надо, столько и купим. Долларов нам ещё хватает.

Хромой морской фельдшер покопавшись своей сумке поднес к лицу девушки ватку с нашатырём.

Длинные пушистые ресницы затрепетали.

Открылись светло-карие глаза, быстро-быстро захлопав. Чуть ли не со щелчками.

Тарабрин её что-то спросил на немецком.

Девушка чуть запнувшись ответила.

— Она говорит, что её зовут Грета Зеебах. Она член Союза немецких девушек. Её почти шестнадцать лет. В магазине работала ночным сторожем, но скоро, после дня рождения её примут в зенитную часть Люфтваффе чтобы защищать родной город.

Тут девица вскочила на ноги, зиганула и заорала как на митинге:

— Хайль Гитлер! Дойче юбер алес!

— Алес твоей дойче. Полный алес, — усмехнулся я и обратился к Тарабрину. — Степаныч, скажи ей, что она не похожа на саксонку.

Тарабрин перевёл, девица ответила. Но видно было что она очень удивилась такому вопросу. Не знаю, что она от нас ожидала, но налицо разрыв шаблона у девицы. Когнитивный диссонанс если по научному.

— Родители приехали в Дрезден из Тюрингии, а она родилась уже здесь. Просит вернуть её обратно в родной город и тогда она не будет сообщать о нас в полицию. — Усмехнулся Тарабрин после перевода.

— Скажи ей что её города больше нет, — посмотрел я на часы. — Именно в этот момент англичане и американцы с тысяч тяжелых бомбардировщиков бомбят его. Засеивают зажигательными бомбами как ковёр. В городе огненный шторм. Не выжил никто. И если она хочет жить, то пусть не рвётся назад. Да и некуда. Германия войну проиграла. Фюрер застрелился. Всех наци победители будет судить за их военные преступления и вешать.

— Куда её? — спросил Тарабрин.

— Ну, как Сосипатор предложил — к Курту. В собачник. Пусть ему там помогает пока, а там видно будет.

После перевода девчонка схватила тяжёлый кофр на котором сидела.

— Я могу с собой взять аккордеон?

— Пусть откроет кофр, — приказал я.

А то мало ли чего можно ждать от сопливой национал-социалистки. В этом возрасте молодёжь при хорошей обработке мозгов бывает очень фанатичной.

Действительно аккордеон. Типичный немецкий. Весь в перламутре и клавиши из слоновой кости. С пятью регистрами.

Помню на почти таком же трофейном аккордеоне году в шестидесятом году прошлого века играл в нашем летнем детском саду в Снегирях под Москвой кадыкастый еврей, длинный, худой, чернявый и кудрявый с очень красивой дочкой шести лет из-за которой он и нанялся в детсадовские музруки на лето. Клавиши его аккордеона имели ямки — под пальцами стёрлась слоновая кость. Пластмасса практичнее на поверку оказалась и долговечнее.

Надо же какая дурь только в голову не лезет.

— Пусть забирает, — разрешил я.

И глядя как Сосипатор уводит к себе в собачник девушку с тяжелым кофром в руке, вспомнил любимый романс нашего музыкального руководителя в этом детском саду.

''Старенький дом с мезонином...''

— Сосипатор.

— Ась? — откликнулся псарь.

— Вы её там у себя подкормите, что ли, а то она стройная аж до жалости. И к врачихе её сначала сведи на предмет болезней каких, да и санобработки. Спроси там отдельно как её кормить, а то от недоедания ещё копыта отбросит с нашей обильной пищи.