|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Глава 44
На следующее утро, после празднования победы и награждения причастных, устроили дележ трофеев, взятых в Риме. Мое присутствие тут обязательно, надо уважить Марселя, для гуанчей этот момент очень важен. Трофеи разложили и рассортировали на плацу на острове Кроликов. Основной объем создавали кучи тряпья, но и ряды алебард и мечей выглядели внушительно. Была еще церковная утварь, частью серебряная, частью медная. Золота оказалось совсем немного, крупные предметы, казавшиеся нам золотыми, были сделаны из меди, и только покрыты тонким слоем золота. Золотыми оказались несколько колец, кардинальский перстень и его же крест.
Сначала мы прошлись, все осмотрели, приценились. Марсель был настроен делить все пополам предметно — половина мечей им, половина — нам, и т.д. Видимо, боялся обмануться со стоимостью трофеев. Нам же этот "холодняк" не нужен, только продавать. А римские мечи и алебарды приметные — лишний след. Драгметаллы, наоборот — не хочется отдавать гуанчам, чтобы они дольше в долгах были.
Запустил я вперед командира штурмовиков, он в Риме на приемы с алебардами насмотрелся, и попытался тут их показать. Неплохо у него получается, а я стою и комментирую.
— Алебарда хороша пешему, чтобы биться против тяжелого конного в доспехах — рыцаря. Один на один — шансов мало, а вот несколько пешцев с алебардами могут одного рыцаря одолеть. Пешего латника победить еще проще.
— Копейное острие, оно тут понятно. А почему тут топор такой странный? Лезвие вогнутое немного.
— Из-за того что лезвие вогнуто, края топора получаются еще острее и лучше пробивают броню. А нижний угол топора еще и образует крюк — этим крюком надо конного цеплять и с коня сдергивать. Ну и задний клевец тоже для пробития панцирей.
Некоторые гуанчи тоже взяли алебарды в руки и стали подражать штурмовику. Да, железка алебарды в несколько раз тяжелее наконечника копья. Из-за этого алебарда гораздо менее управляема, она предназначена для размашистых и сильных ударов. Потому и побеждали гуанчи римлян: пока такой штукой махнёшь, ловкий и верткий гуанчи успеет раз пять в ответ копьем ткнуть.
Но всё-таки алебарда гуанчам ближе и понятнее, нежели меч — больше на копье походит. Захотелось бойцам новых игрушек, смотрят на Марселя умоляюще. Так еще на всех и не хватит — алебард менее трех десятков.
А мы от оружия уже к рухляди перешли. Тут две основных кучи — одежда и шторы с драпировкой. Одежда — сутаны, черные и немного цветных. Еще штанов довольно много, из такой же темной ткани. Но штаны какие-то бесформенные, криво сшитые — под рясой не видно. Наши такое носить не будут, мы давно шьем штаны по образцу моих джинс, варьируя посадку и облегание. Мои джинсы разобрали на лекала, мне сшили аналоги и из тонкого льна, и из шерсти — разных цветов. Даже сиреневые сшили, я их надевал пару раз — слишком ярко, но всем нравится.
Нам эти сутаны не нужны, как бы сделать так чтобы они гуанчам понадобились? Принесли ножницы, подрезали рясу. Надели на одного из гуанчей, подпоясали бечевкой. Отличная черная шерстяная рубаха навыпуск, воротник стойка. "Черная рубашка не может быть грязной — она же черная" Или спеть "Tengo la camisa negra" можно. Вот застегивать сложно — с пуговицами только стрелки нормально справляются. На сутане еще и пуговицы скрыты планкой, что удобства гуанчам не прибавляет. Приспособились — надевать через голову, а верхние пуговицы не застегивать. Даже рукава на таком здоровяке нормальные — для монахов рукава с запасом шьют. Опять все гуанчи сразу захотели, и хорошо что сутан гораздо больше чем алебард.
— Только вот тут край подшивать надо, а то поползет. Наши швеи это могут, обращайтесь. В оплату могут этот обрезок забрать — показываю я на полосу отрезанного подола.
В результате трофеи поделили так — всю одежду, все алебарды и половину мечей забрали гуанчи. В куче было несколько цветных сутан — темно-сиреневых и красных — их Марсель забрал себе лично. Мы же обошлись тканями — это шторы и драпировки. За это забрали себе большую часть серебра. Только ту странную золоченую медную вазу отдали Марселю — отцу подарит. Она красивая, переплавлять жалко, а нам она ни к чему. Серебро поделили по весу — переплавим, монеты чеканить будем.
Золото поделили поровну. Крест переплавили, а кардинальский перстень я себе оставил, спрятал в сейфе. Это дороже золота — вещь редкая. С золотом такая ситуация — его запасы у нас растут. Но в оборот я его пока не пускаю, оно сейчас всего лишь в десять раз дороже серебра. Рука не поднимается — в моей реальности золото дороже серебра уже раз в сто. Уговариваю себя тем, что его можно применить в электронной и химической промышленности. В электронике пока еще не применяли, там больше серебро идет для ответственных контактов, а вот с золотыми электродами в электролизе мы уже экспериментировали. Не очень хорошо получается — платина была бы лучше.
То что мы все мотки ткани забрали — это хорошо. Чуть ли не самая важная часть трофеев для меня. Не, ткань мы свою производим, качество даже лучше этого. Но тут в чем дело. У меня давно существует экономическая проблема — излишняя денежная масса на руках моих людей. Не, формально эти деньги не лишние, валюта конвертируемая, рынки открытые. Ну почти. Но покупка импорта — это утечка серебра, хочется чтобы мои люди тратили зарплату на товары нами же и произведенные. Вот за это и идет борьба который год. Даже стразы делали — украшения из цветного стекла. Тогда немало серебра в казну вернулось. Ассортимент наших лавок постоянно расширяется, но этого недостаточно — я уже не знаю чем бы еще немного стерилизовать излишнюю денежную массу. Ну и уровень жизни моих людей растет — это тоже важно.
С тканями сначала было хорошо, когда сделали первую партию сиреневой ткани, каждая баба захотела такое платье. Но получилось что все оказались одеты в одинаковое, и многим это не понравилось. Наше текстильное производство развивалось, мы осваивали новые красители, стали ткать ткани в полосочку и клеточку. Но разнообразие это невелико, и каждого вида ткани мы производим сразу много, что тоже не добавляет женской одежде уникальности. А тут в трофеях больше десятка разных тканей, и метраж небольшой. Вот это женщины будут покупать охотно — "ограниченная серия". И то что ткань грубовата — мелочи, главное — не как у всех.
Наши швеи еще и на подшивке рубах для гуанчей заработали. Хоть те денег и не платили, но полоса добротного тонкого сукна — тоже вещь ценная. Из четырех таких полосок выходят одни брюки, а если полосы широкие — то и двух полос хватает. Мужики у нас большей частью в форменной одежде ходят, но некоторые уже завели себе выходной костюм — прогуляться с супругой по набережной в воскресенье.
Гуанчи отправились домой. И не просто так, а на нефе. Прицепом к "Юпитеру". Это корветтенкапитан меня уговорил, согласен на такой сложный переход, но лишь бы не видеть табор на палубе.
— Неф в океане почти бесполезен! — доказывал я капитану.
— Ходить не может, будет как баржа — на буксире. Главное — волну держит. Если шторма нет сильного.
— В океане каравеллы нужны.
— Каравеллы мелкие. А на этом сотня помещается. Лучше с одним нефом на буксире, чем с двумя каравеллами.
— Ладно. Уговорил.
Но пассажиры на корвете все-таки поедут. Две крестьянские семьи, специалисты-картофелеводы. Будут на Тенерифе наш сегмент сельского хозяйства развивать. Не только картофель, другие культуры тоже, но картошку — в первую очередь.
Фаддей на острове уже все разведал. Климат там интересный — в течении года меняется мало, зато заметно отличается на разных частях острова. Южное и юго-восточное побережье отличается более сухой и солнечной погодой — влияние ветров из Африки. Тут выращивают теплолюбивые культуры, в первую очередь пшеницу. Северо-западное побережье больше подвержено влиянию Атлантики, тут немного прохладнее и заметно больше осадков. У гуанчей там пастбища и некоторые виды овощей растут. Вот там и попробуем картошку посадить. И если там зима как в Костроме лето, то два урожая в год на хорошей земле может выйти. О покупке небольшого участка Фаддей уже договорился. За один нож всего. Почти что за бусы.
Корвет угля взял под завязку, благо других грузов было немного. Для наших — снабжение по списку, для гуанчей — железный инструмент на продажу, ну и монетки оцинкованные.
Перед отправкой еще раз проверил товары для гуанчей. Серпы, мотыжки, всякая мелочевка — скобяные товары. А в этом ящике ножи, символ нашей экспансии на Тенерифе. Достал один, присмотрелся. Понял, чем отличается этот нож от обычных, производимых в этом времени. Он плоский, высечен из листа металла, спуски сформированы шлифованием на большом точиле. В отличие от ножей, сделанных кузнецами, у которых клиновидный профиль почти по всей ширине клинка. С этой точки зрения кузнечный нож лучше "штампованного". Но по трудоемкости наш "дешевле" намного.
Ковка ножа — дело не быстрое, даже для опытного кузнеца. Штучное производство. А кривошипный пресс тратит на производство сотни заготовок ножей минут двадцать, не считая процедуры замены матрицы с пуансоном, и высокая квалификация рабочего для этого не нужна. Самая долгая операция — шлифование спусков, но и это гораздо быстрее формирования профиля ножа кузнецом. Закалка и отпуск — пачками, термист тоже отдельная профессия. Хотя кузнецы это тоже умеют, но у наших термистов все по науке, по таблицам. Закалка и отпуск для разных сталей и для разных назначений происходит при разных температурах. Обычно температуру они видят на глаз, но термометры для контроля есть. Термометры не ртутные — биметаллические. У них хорошая точность в довольно узком диапазоне получается. Но так даже удобнее, на каждую температуру отдельный термометр. Серийное производство, меньше сотни ножей за раз не делаем.
Покрутил нож в руках. Эта партия ножей с буковыми рукоятками — красиво. Бук в больших деталях капризен — коробится при изменении влажности. Но в таких мелких рукоятках это безразлично, тем более они тщательно пропитаны льняным маслом. Принюхался — затвердевшее льняное масло имеет тонкий специфический запах, довольно приятный. Причем запах остается на ладони, и после того, как нож уже вернулся обратно в ящик. Также пахнут рукоятки на новых револьверах, но вскоре этот запах вытесняется запахом сгоревшего пороха. Тоже по-своему приятный запах. Запах превосходства, скрытого в этой небольшой железке. Смертоносного превосходства.
И ножи все без ножен, не шьем, трудоемко слишком. Гуанчи сами умеют. Далеко не все, но мастеров хватает. У них была проблема — овечья кожа слишком тонкая для ножен. Стали делать со вставками — деревянными или роговыми. Потом мы еще им послали обрезки конской кожи на подошвы сандалий, тоже для ножен подойдет. Так что у скорняков Тенерифе еще один бизнес появился.
Прикинул я соотношение наших затрат на производство такого ножа, и сколько он там стоит "в баранах". Очень прибыльно получается. Если бы мы просто "окучивали" какую-нибудь "страну дикарей", каждый нож бы приносил серебра по его весу. Чем собственно португальцы и занимаются в Гвинеи. Но у нас задачи другие.
Но самое интересное сейчас — происходящее в Риме. Всем штабом внимательно читаем каждое сообщение от наших агентов. Наша акция вызвала сильный переполох в городе — "нашествие варваров, разграблен Апостольский дворец, все убиты!" — вот такие слухи приходили из Рима первые двое суток. Я даже запереживал — вдруг наши и вправду убили понтифика, но не заметили этого. Но на похоронах кардинала Джулиано понтифик появился, и Рим вздохнул с облегчением. Сикст службу не вел, стоял молча, будто он и не понтифик вовсе — так описали его первое появление на публике. Видимо это нападение и смерть его людей сильно потрясли понтифика.
Брошенные "дикарями" на поле боя два копья с костяными наконечниками и нож из вулканического стекла видели многие. Теперь даже те, кто не видел нападавших, сделали однозначный вывод — "дикари!" А то что дикари при этом успешно использовали дробовики, корабельную артиллерию, управляли судами — люди себе объясняли просто — "чужое захватили".
Слухи по городу ходят самые невообразимые — агент их даже не пересказывает нам, батарею экономит. Записывает, потом пришлет бумажный отчет. Но направить слухи в нужно русло — это еще одна наша задача в этот момент. Первую порцию информации мы запустили в порту — как бы свидетели. "Это дикари с далеких островов" — что было сущей правдой, и эта информация быстро распространилась по городу.
Дальше надо было объяснить мотивы нападающих. Наши в тавернах, за кувшином вина, рассуждали так: "На островитян тех кастильцы нападают. Но глупые дикари посчитали, что раз понтифик главнее королевы Кастилии, то он и виноват во всем. Вот и напали отомстить" Это пошло уже труднее, но до кого надо информация дойдет, и тогда "далекие острова" уже можно конкретизировать. Потому как названия островов при этом ни разу не прозвучали, пусть сами "вычисляют" — не дураки же они.
И наши действия не пропали даром. Не прошло и недели, как в Барселону ушло письмо от понтифика. Содержание его неизвестно, но сам факт говорит о многом. Одного из прислуги понтифика удалось завербовать. К документам он доступа особого не имеет, но видит запечатанные письма на отправку, может прочесть в какой город и кому. Вот с входящими письмами сложнее, их обычно приносят гонцы и передают помощникам понтифика. Так что в этом почтовом сервисе мы прослушиваем только один порт и видим только заголовки. Конечно, хочется еще и содержание писем знать, но до этого еще далеко.
Тут в очередной раз сообщили, что кто-то опять сделал копию нашего оружия. Такое уже случалось, но не подтверждалось — либо было вымыслом, либо копия была совсем не копией. Но в этот раз говорят, что точно — у одного из черкесских князей появилась винтовка-переломка как у нас, только бронзовая. И стреляет, что самое интересное. Разумеется, выкрасть ее слишком сложно, но могут дать посмотреть и пощупать, если сильно захотим. "Сильно" — измеряется в лирах.
Я, конечно, разволновался. Как? Откуда патроны? Капсюля? Украли или сделали? Послали мастера посмотреть.
Это не быстро. Мастер до Мавролако пока доехал, потом ждали удобного момента — доступ туда у нас платный, без ведома того князя. Но мастер дождался — князь куда-то уехал. Стрельнуть не дали, но осмотрел мастер все тщательно, разобрался. Самое главное — никаких капсюлей не используют, фитильное воспламенение. Успокоил.
Винтовка очень похожа на нашу переломку, почти все детали — бронзовое литьё. Калибр чуть больше — около десяти-одиннадцати миллиметров, ствол нарезной. Гильзы медные и бронзовые, донце толще. Жалуются, что медные гильзы слишком мягкие, а бронзовые часто трескаются. Похоже, что и стенки гильзы в районе донца тоже толще. Запальное отверстие — конусное, большое. То есть само отверстие маленькое, но наружу расширяется большим конусом. Патрон снаряжают свинцовой пулей и черным порохом, также как и мы. В этот запальный конус засыпают мелкого пороха и заклеивают кружочком то ли ткани, то ли бумаги, пропитанной смолой.
Патрон также вкладывают в патронник, ствол закрывают замком. При этом движении наклейка срезается и затравочный порох высыпается в небольшую камеру, закрытую крышкой. То есть объем камеры образуется этим же конусным углублением, ну еще немного затвором и крышкой.
А дальше там фитильный замок, не самый простой, с пружиной. Только неудобно что крышку затравочной камеры надо открывать отдельно. "Завхоз" князя говорит, что винтовка стреляет хорошо, осечек нет. Ну если затравочный порох не просыпать и фитиль не погаснет — откуда там взяться осечкам. Жаль, что проверить стрельбой не удалось, поверили на слово.
Мастер вернулся на Лампедузу полон идей. Он входит в группу по экспериментальному вооружению. Их в группе всего двое, но они могут заказывать детали на заводе. Так что они больше сборщики и конструкторы. Это они делали мушкеты для персидских купцов, дробовики для гуанчей и пистолет для Марселя. То есть они больше экспериментируют в направлении регресса от нашего оружия, придумывают модели лучше существующих в этом времени, но хуже нашего. Непросто это, как оказалось. Вот до такого фитильного патрона не додумались.
Мастер сначала порывался сделать такую же винтовку, но пока ехал, понял что фитиль — путь тупиковый, а кремневый замок уже начали использовать и без нас. Так что мне он уже показал несколько вариантов кремневых замков в сочетании с такой безкапсюльной гильзой. Решили делать самый прогрессивный ударно-кремневый замок. Там две проблемы. Первая — пружина. Собственно, проблема не для нас, а для этого века. Мы же получаем в небольших количествах хорошую пружинную сталь с помощью кислородного дутья. Да еще и делать будем не пластинчатую пружину, а нормальную цилиндрическую. В ней сталь работает на кручение, а не на изгиб, а это в четыре раза эффективнее по запасенной энергии на единицу веса пружины.
Вторая проблема в том, что хочется сделать самый удобный вариант, когда от удара курка с кремнем откидывается крышка-огниво, и открывает доступ к затравочному пороху. Но в этой фитильной гильзе очень мало места для затравочного пороха, и организовать это все в комплексе очень трудно. Ну ничего, пусть подумают — задача решаемая.
Сижу, работаю, и тут прибегает пацан с криками — "Там! Авария! Корабль упал! Который завод плавающий!" Бегу за ним на верфь, а в голове самые страшные картины рисуются. Но не успел толком испугаться — издалека увидел — строящееся судно стоит на месте, только чуть перекосилось.
Докладывают — в конструкции слипа лопнула балка, корабль дрогнул и слегка просел одним бортом. Один рабочий упал вместе с лестницей, сломал руку. Все перепугались, замерли — кто где стоял. Перепугались не за себя, за новый корабль испугались — если он ляжет на землю, его никакими силами не поднять. Но на этом все остановилось, больше разрушений нет.
Начали разбираться — нагрузка на слип уже довольно большая. Проката ушло уже около трехсот тонн, а еще в отсеки-танки воду накачивают для проверки. И нет чтобы по очереди закачивать, в один момент оказались заполнены четыре больших отсека помимо мелких — более восьмидесяти тонн воды!
Эту опытовую воду слили, и успели заметить как конструкция слипа слегка приподнялась, упруго отыгрывая уменьшение веса. Забили клинья, подпорки — судно выровнялось. Заменили сломанную балку, немного усилили конструкцию. Вроде все исправили, потерь нет, кроме сломанной руки и седых волос. Образные высказывания про кирпичи тут не в ходу. Стали думать, что делать дальше.
Сейчас судно представляет собой платформу метровой толщины, бортовые шпангоуты только начали ставить. Над настилом нижней палубы в полном объёме торчат только верхние концы скуловых книц, к которым бортовые шпангоуты и должны привариваться. Мы планировали достроить судно до уровня второй палубы. Кстати, тут мы ввели нумерацию палуб понятную гражданским, которых тут будет много. Вот эта уже завершенная нижняя палуба у нас будет называться первой. Над ней будет вторая, и так далее. Как этажи в многоэтажном здании.
Так вот, мы планировали замкнуть эту конструкцию бимсами и комингсами второй палубы и зашить борт до этого уровня. Потому как борта образуют два больших ребра жесткости — основу продольной жесткости и прочности судна. Тут у нас еще изменения в проекте, раньше мы планировали стальной борт довести до уровня второй палубы — это уровень ватерлинии плюс один метр, всего пять. Но опыт эксплуатации таких композитных кораблей показал, что под волны деревянный борт лучше не подставлять. И мы прибавили еще два метра стального борта в высоту. На расчетном водоизмещении это сказалось мало, стальной борт много тоньше деревянного, и на крупных кораблях, где большие нагрузки, по массе они сравнимы. Ну еще расход краски увеличится, сталь надо красить, в отличие от дерева.
И когда эта жесткая конструкция от днища и до второй палубы будет готова, тогда и можно будет спускать судно на воду. Проката на это все сейчас нам не хватает, тем более я еще "отрезал" металл на строительство авизо. Но весна уже скоро, и после ледохода на Дону к нам начнет поступать металл из Шахтинска. Сотни тонн чугуна уже готовы к отправке. Но вот еще одна проблема — судно уже слишком тяжелое для нашего слипа.
— Нужно еще слип укрепить — это началось импровизированное совещание, на которое собрались причастные начальники производств.
— Тут как не укрепляй, тележки уже продавливают направляющие. Видишь — волны уже пошли. Если грузить сильнее, может застрять при спуске.
— Надо было продольные балки по-другому делать, жестче.
— "Надо было!" — это понятно. Сейчас что делать будем?
— Как же укрепить?
— Сколько еще металла сюда ляжет? Если хотя бы до бимсов второй палубы считать? А остальное потом, после спуска.
— Да тут тонн сто еще прибавиться! Но это когда будет — до ледохода далеко еще. Ждать надо.
— Ну восемьдесят тонн воды мы слили — должно выдержать.
— "Должно" — это не разговор, надо с гарантией. Если корабль на землю ляжет, мы всем островом его не сдвинем.
— И машины с котлами ставить пока нельзя, а они уже готовы. Тоже время теряем.
— Не, нельзя. При спуске может с фундаментов сорвать. Не то чтобы точно сорвет, но шанс такой есть. Рисковать нельзя.
— Жаль. Там работы после установки еще много будет, котлы же только поблочно готовы, там еще столько труб варить и фланцевать.
— А если так спустить?
— Как — так? Он же утонет!
— Не, смотри — посчитали уже. При этом весе в триста тонн у него будет осадка всего сантиметров сорок. А он почти метр толщиной. Так и будет на воде как понтон.
— Точно — понтон.
— Волна при спуске захлестнет.
— И обратно за борт сольется — тут некуда затекать. Надо только на корме все крышки люков цистерн поставить. И спокойно достраивать будем.
— Во! На ровном киле. А то устали уже по косогору ходить.
— Ну вот. Тут осталось крышки доделать. Корпус снаружи докрасить.
— Да мы заднюю половину уже полностью покрасили. В носовой части что-то еще варят, вот мы и встали.
— Нам там немного варить осталось, и уходим выше палубы — борта варить.
— Винты еще ...
— Винты готовы, вон мастер шлифует, до зеркала доводит. Хоть сейчас красить можно.
— Во. Тут доделок на неделю. И спустить такой — "платформой".
— Так нельзя же, без бортов нагрузку не выдержит — переломится.
— С бортами он рассчитан на полную нагрузку — три тысячи тонн измещения. А тут всего триста.
— Точно. Ведь у него внутри кильсон стоит.
— Три кильсона. Два вспомогательных — они почти как главный размерами.
— Выдержит, точно. Тут волн нет, только при спуске будет небольшая нагрузка вот в этом месте.
— Надо слип еще немного продлить до самой воды, чтобы его тут не переламывало.
— И на всю силу тут слип строить не надо, корабль в этом месте уже воды коснётся, легче станет.
— Все, решили. Доделываем и так спускаем.
Мастера загалдели воодушевленные, и пошли по своим бригадам. А мне еще задачка — имя придумать кораблю до спуска на воду. Традиция у нас. И имя должно быть из греческого пантеона.
Не, греческих богов в списке еще много — на эскадру хватит, а то и на целый флот. Но вот специализация богов все какая-то неподходящая. То дух лжи и обмана, то бог любовной тоски.
На наш создаваемый плавучий завод я попытаюсь убрать все наши важные технологии. Это будет оплот наших производств и технологий. На нем будет держаться наш мир. А у греков Атлас держит на плечах небесную сферу, вот так и назовем. Неплохо звучит — "Атлас". Но называть плавучим заводом его уже будет неправильно, перерастает он это понятие. Там и жилые каюты будут, да и много чего важного для нас. Про себя я уже новый корабль плавучей базой называю. Плавбаза "Атлас".
Корвет "Юпитер" прибыл на Тенерифе. Вернулись с победой — праздновало все княжество, еще и соседи подключились. Воины-победители хвастались трофеями, а рассказы о "боях и походах" превращались в представления. Алебарды и черные рубашки понравились всем, оставшиеся на острове солдаты остро завидовали участникам похода. Бенеаро немного расстроился, что мало серебра взяли. Но видя сына в лучах славы, успокаивал себя — "еще будут походы, еще будут победы". "Золотая" ваза заняла почетное место в его доме, а сам менсей нарядился в новую красную рубаху с неудобными пуговицами. Себе Марсель выбрал темно-сиреневую. С новыми рубахами стало удобно — издалека видно кто есть кто.
Фаддей дождался груз из метрополии, и мы начали следующий этап реформы экономики острова. Но попытка внедрения монет встретила непонимание у большей части гуанчей. Не в смысле "непонимание действий властей", а просто люди не поняли назначения монет. Ведь "валютные" ножи были в первую очередь товаром, и очень нужным. А деньги это уже абстракция ценности товара, эти металлические кружочки практического применения не имеют. Не, все руководство понимает — что такое деньги, и даже очень хорошо понимает. Имеют представление о деньгах торговцы, некоторые мастера и большинство солдат. Но процентов девяносто населения просто не поняло что это за кружочки, и почему их надо ценить. Еще и "трудности перевода" наложились — многих понятий в языке гуанчей просто нет. Раз не понимают на словах — надо показать.
К этому подошли серьезно, и чтобы "два раза не вставать", чтобы не переучивать, открыли лавку-факторию. Несколько изб построили уже давно, но они стояли без крыш. Прошлый раз "Меркурий" привез кровельное железо, избы перекрыли, начали обживать. Сейчас пришлось освободить крайнюю избу, самую ближнюю к поселку. Прорубили большое окно, сделали прилавок, пристроили навес для покупателей. Большой бревенчатый ларек. За прилавок встал один из молодых помощников Фаддея.
И разыграли представление — специально подготовленные гуанчи подходили к прилавку, выкладывали монеты. Для тех кто плохо считает, показали как раскладывать деньги пятерками — "четыре руки" монет получается. В обмен покупатель получал заветный нож и уходил с довольным лицом. Три раза показали весь процесс. Люди сначала шумели, но потом притихли — задумались, поняли. И закономерный вопрос — "где брать эти кругляшки?"
Тут уже пантомимой не объяснить, пришлось взывать к лингвистическим способностям Марселя и Диего. Но то, что монеты теперь будут получать в оплату за работу, многие поняли довольно быстро. И даже пошли дальше в детали — сколько монет, за какое время и за какой труд.
Сначала мы думали выдавать по монете за день работы, этакий трудодень. Тогда нож можно заработать уже за двадцать дней, ну с учетом воскресений — чуть дольше. Шестидневную рабочую неделю мы на Тенерифе установили почти сразу. Но монету не разделить, и получается не очень гибко — монету либо заплатят, либо нет. Уравниловка опять. Так что ввели привычную нам понедельную систему оплаты — по субботам. Это уже легче, можно точнее менять оплату. Потому как и работы довольно разные, и квалификации рабочих. И стараются они не одинаково.
Вот теперь у бригадиров получилась удобная и наглядная система. В субботу, выплачивая зарплату, бригадир припоминает рабочему все замечания, сделанные за неделю, и наглядно демонстрирует результат. Бригадирами работали наши, чаще всего матросы, из тех кто хоть немного умеет руководить, грамотен, и имеет представление о поставленных задачах. С этим рейсом корвета прибыло несколько человек, уже настоящих бригадиров, стало легче.
Гуанчи всю неделю обсуждали новшество, особенно те, кто работал по найму. Обсуждали, работали и ждали субботы. В субботу, после обеда, Фаддей собрал бригадиров на закрытое совещания. Еще раз обсудили ставки за разную работу, Фаддей проверил записи бригадиров, и все вместе утвердили выплаты рабочим. После рабочего дня каждый бригадир лично выдал монеты на руки рабочим. За шесть рабочих дней рабочие получили от четырех до семи монет. Работа была разная, и работали по-разному.
Полночи княжество не спало. Люди открывали для себя свойства денег. Ведь если за деньги можно купит нож, то тот, кому нож нужен, захочет обменять свои товары или услуги на эти монеты. От натурального обмена — бартера, до универсального средства обмена и мерила стоимости оказалось не так уж и далеко для полета мысли. И пошло, поехало.
Утром около лавки собралось много народу — обменяться мыслями, узнать мнения других. Те, у кого были монеты, давали их другим посмотреть и пощупать. Тут появилась группа из четырех парней, и прямиком направилась к лавке. Все притихли, смотрят. Перед лавкой парни встали и что-то еще быстро и тихо обсудили меж собой. Приказчик посмотрел на них вопросительно. Один парень шагнул вперед и разложил двадцать монет на прилавке.
— Надо. Нож — по-русски сказал он. Вокруг стало совсем тихо.
Приказчик положил на прилавок нож и сгреб монеты.
— Пожалуйста.
Нож новый, с красивой рукояткой. Острее костяного и крепче каменного. Не просто нож — мечта.
Парень осторожно, двумя руками, взял нож и несколько секунд внимательно его рассматривал. Потом развернулся и продемонстрировал нож своим друзьям, победно улыбаясь. По толпе прошел гул. Сначала удивленно-одобрительный — первая настоящая покупка. А потом послышались выкрики-вопросы. "Ты четыре руки монет уже заработал?"
Парни наперебой начали объяснять, что они договорились отдать по пять монет одному из них, чтобы уже можно было купить нож, о котором он мечтал. И тот будет с каждой зарплаты возвращать друзьям долг. Объяснять пришлось несколько раз, но вот все поняли смысл произошедшего, и обсуждение темы денег разгорелось с новой силой.
Приказчик понимал лишь общий смысл, но с удовольствием слушал русские слова в речи туземцев — "нож, монета, зарплата". "Эх, это они еще Пушкина не читали — вдруг подумалось ему — тогда бы понятных слов было бы больше"
Тут, почти вовремя, подошло начальство. Оба Бенеаро, Фаддей с другим помощником, еще несколько гуанчей. Принесли еще товары в лавку. Расширить ассортимент хотели позже, но увидев такой ажиотаж, решили использовать момент. Вопрос предметов торговли оказался непростым. Топоры и пилы пока решили не продавать, как и оружие. Командор сказал — надо сделать упор на "орудия труда", но таких орудий оказалось немного. Важный момент — металлоемкость изделий должна быть невысокой, гуанчи все будут пересчитывать на вес ножей.
Новые товары разложили на прилавке, демонстрируя и называя цены. То, что цена может быть разной у разных товаров, для некоторых стало свежей мыслью. Начали с уже знакомых вещей.
Иголка — всего одна монета. Люди одобрительно зашумели — и недорого, и понятно. Потом достали нож для резки кожи — "косяк". Лезвие у него легкое, металла немного. Цену назначили в шесть монет. Люди оживились — недорого, некоторые могут купить прямо сейчас, без всякой складчины. "Нож для бедных" получается. Следующий предмет сразу и не узнали. Работу мотыгой пришлось демонстрировать тут же, специально обученному гуанчи. Острое лезвие легко погружалось в землю, рубило траву и тонкие ветки деревьев. Гуанчи быстро сообразили, что это замена их костяной мотыги, но чуть позже поняли, что инструмент более совершенный и с интересными возможностями.
Показали, как благодаря втулке, мотыга легко фиксируется на черенке. Эта фиксация у нас в свое время вызвала дискуссию. Испытания мотыги показали, что от ударных нагрузок даже очень плотная посадка иногда расшатывается, черенок надо фиксировать дополнительно. В двадцатом веке черенок лопаты обычно фиксировали гвоздем. Кто-то обрубленным гвоздем, чтобы не торчал, а кто-то загибает торчащий гвоздь, чтобы потом было легче выдернуть.
Но в эпоху дорогого железа, загнуть гвоздь означает испортить его. В мотыжной втулке сделали два диаметрально противоположных отверстия. Одно небольшое, под гвоздь, другое больше — забить гвоздь точно по диаметру и попасть в другое отверстие сложно. К мотыге и гвоздь прилагается — короткий, чуть больше диаметра втулки. Гвозди и отдельно продаются — две штуки на монету. Они в производстве много проще иголки — а по весу тяжелее, тут у нас не соответствие. Но разницу между иглой и гвоздем все понимают.
Гвоздь можно забить и просто камнем. С обратной стороны он немного торчит — можно частично выбить обратно, подцепить твердой деревяшкой или острым камнем и вытащить. Местные справятся без дополнительных инструментов. Мотыги продаем без черенков, для гуанчей это тоже не проблема. Пятнадцать монет. Хоть и железа там по весу примерно как и в ноже. Это решение Командора — "сельскому хозяйству надо помогать".
О назначении серпа догадались довольно быстро — по его форме. Гуанчей поразила его прочность. "Композитный" серп, с вклеенными зубчиками вулканического стекла, приходилось использовать очень бережно. Стальной серп можно просто дернуть на себя, зажав другой рукой верх пучка стеблей, и серпу ничего не будет. Серп для гуанчей сделали зубчатый, им такой привычней. И он не требует тщательной правки и заточки лезвия. Вот косу мы даже пока и не пытаемся тут внедрить, ее и наши люди далеко не все освоили. А правильно отбить и наточить косу могут лишь единицы.
Вот так и открылась наша скобяная лавка. Утром. А после обеда на площадке около лавки появилось несколько человек с товаром — продавцы. Рынок организовался. Рынок в деревне, разумеется, уже был. Но там был сплошной бартер, поскольку денег не было в принципе. За прошедшую неделю гуанчи осознали преимущество денег, а открытие лавки продемонстрировало покупательную способность монет. Все поняли, насколько деньги нужны каждому. И рынок разделился — старый торговал по бартеру, а новый — за новые деньги. Но это разделение просуществовало около суток. На следующий день площадка около нашей фактории была забита торговцами — за деньги хотели торговать все.
Руководство принялось обсуждать — как расширить и обустроить новый рынок, но менсей поступил проще. Он вышел к людям и объявил, что за деньги теперь можно будет торговать везде — и на новом рынке, и на старом — где угодно. И сейчас он пойдет на старый рынок покупать продукты для солдат за монеты.
Фаддей тоже присоединился. Еще вчера ему Командор объяснял опасность ситуации — может возникнуть "дефляция". Новых денег у людей на руках очень мало, и они начнут неоправданно снижать цены на продукты своего труда. Это вызовет перекосы в экономике, которые придется потом выравнивать. Но поскольку эта дефляция не системная, торможения экономики при этом не произойдет, но неприятного момента лучше не допускать.
Командор сказал, что можно было бы раздать каждому жителю по несколько монет, но гуанчи могут это понять неправильно, и будут ждать подачек и потом. Он еще что-то писал про какой-то "вертолет", но в конце сказал что ситуация не настолько тяжелая. Идея раздавать деньги просто так Фаддею не понравилась, но он промолчал — Командор объяснял много и непонятно.
И Командор сказал, что лучше провести "интервенцию" — закупить много продуктов у жителей за монеты. Чем сейчас Фаддей и занялся. Утром он выделил приличное количество монет Бенеаро, и вкратце объяснил ему, что сейчас будет полезно для всех потратить больше денег на нужные товары. Еще пришлось срочно пересчитывать стоимость основных товаров в монеты.
Совместными усилиями на рынке потратили почти полторы сотни новых денег. Фаддей немного торговался, сильно цены не сбивал, помнил слова Командора. Но за качеством товара следил— плохой товар просто не покупал. Особенно его возмущали попытки продать ему несвежую рыбу.
Несколько дней с Тенерифе приходят хорошие вести, внедрение денег проходит успешно, местами даже слишком. Универсальный эквивалент стоимости и средство накопления — отличный инструмент экономики. Но чудес тут не будет, развитие пока не то, да и масштаб мал. Пятнадцать тысяч населения недостаточно для создания относительно сложной экономики. Чудом будет, если они обеспечат рост производства в сельском хозяйстве при оттоке людей в армию. Но тут мы подстраховываемся — на остров приехали две семьи наших специалистов-фермеров. Начали обустраиваться, наняли местных — одни помогают со строительством домов, другие мотыжат землю. Место Фаддей выбрал неплохое — на пастбище хоть и целина, но пни корчевать не надо и ручей рядом.
Но одна задачка вернулась мне обратно — "никак мы имя монеткам не придумаем. Командор, ты же в названиях силен — придумай. А то у нас одна глупость выходит" И как-то сразу не решить, тут же буква первая уже стоит на монете — "Т". Талер? Я талеры еще тут не встречал, но, кажется, их уже придумали. Да и слишком пафосно для такой мелкой монетки. Что же ... Тэ ... Та ... Ту ... Тугрики! Во! Их точно еще нет, и звучит неплохо. Все, решено. Напишу сейчас же Фаддею.
Продолжаю и дальше мониторить процесс наших реформ на далеком острове. Не все гладко идет. Вот плохо покупают сельхоз инструмент — мотыги и серпы — ножи их обгоняют по продажам в несколько раз. А дело в следующем: ножи покупают те, кто работает по найму, получает у нас зарплату. Земледельцы же тут работают на себя, чтобы получить деньги, им надо продать излишки, которые еще надо вырастить. А с деревянной мотыгой и костяным серпом это трудно. Вот когда начали продавать им инструмент под будущий урожай — дело пошло. Хорошо, что слово "долг" у них в лексиконе есть, до этого они додумались еще задолго до нас.
Позже еще что заметили: многие крестьяне, купив мотыгу, на нож даже не копят. Мотыга у нас из приличной стали — 0,7 процента углерода. Основная часть отпущена, закалены только две стороны углом — это два лезвия. Зонную закалку с помощью глины мы давно умеем. У нас же была цель снизить металлоемкость мотыжки, а себестоимость углеродистой и малоуглеродистой стали у нас мало отличается.
Оказалось что лезвия можно очень хорошо наточить, так что боковым лезвием можно даже древесину строгать. При этом сталь вязкая, ударных нагрузок не боится. Гуанчи это быстро заметили и оценили.
И вот такой канарский крестьянин работает на своем поле — копает лунки под посадку, пропалывает сорняки. Закончив, снимает мотыжку с черенка — крепление получилось удачным, в большинстве случаев достаточно конусной посадки черенка во втулку. Но для надежности многие все равно фиксируют гвоздем-штифтом. Крестьянин очищает железку и либо вешает на пояс, либо кладет в простейшие ножны и идет домой. Дома вполне пользуется мотыжкой без черенка как ножом — длинное боковое лезвие режет явно лучше каменных ножей. Немного неудобно без ручки, но терпимо. А еще можно насадить короткий черенок и получается легкий топор, только лезвие поперек — тесло. Дерево срубить таким трудно, но бытовых применений нашлось множество, и многим этого оказалось достаточно. Получилось, что для перехода из каменного века в железный, тенерифским крестьянам хватило такого мультитула. Причем без кавычек.
Неизвестно кто из гуанчей это придумал, но уже через пару недель сотню мотыжек быстро разобрали. Фаддей мне телеграфировал — "срочно нужно две сотни!" На следующий день — "не две сотни, а три!" Через несколько дней — "гуанчи продают мотыги друг другу дороже ножей! Делайте пять сотен!"
Казалось бы — довольно простые инструменты, несколько сотен килограммов стали. А для целого, пусть и небольшого, народа — смена уклада, рост экономики, эпохальные изменения.
Конечно, топор, нож и кетмень были бы гораздо эффективнее этой мотыжки. И мы могли бы этим всем обеспечить жителей острова. Но я намеренно это делаю постепенно, так больше будут ценить эти новшества. Да и мы извлечем больше выгоды. Честно говоря, Тенерифе — это наша колония, причем больше не экономическая, а военно-политическая. Но и тратить на нее много средств я тоже не собираюсь. Не буду делать "советскую империю" — вбухивать в провинцию ресурсы ради эфемерной поддержки. Попытаюсь сохранить некий баланс — жестко эксплуатировать местных мы не будем, но и они тоже должны внести свой вклад в наше взаимодействие.
Прибыл Никита Беклемишев. Даже можно сказать — целое посольство прибыло, полтора десятка человек. Пришлось их немного придержать в Мавролако, чтобы они тут с гуанчами не пересеклись, так как они тоже будут жить на острове Кроликов. "Гостиница Международная".
Встречать посла иностранной державы надо официально и с подобающей роскошью. Но где? На самой Лампедузе у нас есть зал для общих собраний — точнее навес, хоть и очень большой. Но там все наши производства как на ладони, пускать чужих туда нельзя. Думал уже на "Зевсе" их принять, но там тоже секретов много, да и тесно даже в кают-компании.
Я же сам живу в плавучем доме-катамаране, сделанном из двух османских галер. Таких плавдомов у нас несколько, считаются самым престижным жильем. У меня там не дворец, ближе к большой квартире. Зала приемов тоже нет. Но на крыше оборудован навес, стоят столы и стулья. На других плавдомах также — в хорошую погоду это обеденный зал, ужинать с видом на море очень приятно. Террасу на моем катамаране сделали аккуратно и красиво, постарались. Даже цветы в горшках стоят. Вот здесь я и приму посольство.
Катамаран перетащили, у западного мыса бухты есть микробухта в которую как раз и влезает один плавдом. Отсюда ничего толком не видно, только корвет, стоящий у другого берега. Но там метров четыреста — пусть любуются. Лишние столы сдвинули к перилам, мне поставили самое большое кресло — вроде как трон. Но обстановка все равно какая-то не совсем официальная. Ветер шумит, волны. Чайки кричат. Если и не султан на диване, то крестный отец в ресторане — где-то так. Но это мои ощущения, послы-то подумают что так и надо.
Все посольство сюда не пустили, только самого Никиту и двоих подручных с мешками на лодке привезли. Охрана их обыскала, все ножи забрали, мешки тоже проверили.
— Здрав будь, Андрей Василиевич, дож Таврии. Я дьяк Никита Беклемишев. Тебе Иоан Василиевич, Божией милостию государь всея Руси и великий князь Владимирский, и Московский, и Новгородский, и Псковский, и Пермский, и иных подарки шлет. Вот.
— И тебе здравствовать, Никита.
Помощники Беклемишева начали вываливать содержимое мешков на пол — меха, мне уже успели доложить. А сам я пытаюсь по титулу Ивана Васильевича определить политическую ситуацию. Твери в перечислении нет, и Рязани, и Югры тоже. Значит не завоевал еще. Новгород в титуле звучит, но процесс подчинения еще не закончен, буквально в этом году Иван найдет предлог, и опять пошлет войска на Новгород, окончательно прекратит вольности торговой республики.
— Соболь это. Сорок мехов. Самый лучший мех на Руси.
— Вот спасибо Иоану Василиевичу! Этот мех не только на Руси самый лучший, но и во всем мире. Лучше русских мехов нет нигде.
— Еще вот.
Никита достает из сундучка кубок — золото с серебром, начальник охраны указывает ему на стол сбоку. Беклемишев ставит кубок и отходит, пятясь в поклоне. Я смотрю на начальника охраны, тот кивает — "проверили". Я подхожу и беру в руки кубок. Тяжелый. И то что я принял за серебро — это узор из жемчуга, необычно так. Так что никакого серебра — сплошное золото, не поскупился Великий князь.
— Мои благодарности Великому князю за подарки. От меня ему тоже будут подарки, но это позже. Но теперь к делу. С чем приехали?
— Дож ...
— Можно просто Андрей Васильевич. Тебя как по батюшке?
— Это. Тоже ... Василиевич.
— Вот и прекрасно, Никита Васильевич. Продолжай без лишних предисловий.
— Много врагов у Московского княжества сейчас. И Литва, и Орда, и Казань, и Ливония.
— Да, а еще князья-братья каждый свой удел в свою сторону тащит. И Новгороду пора опять объяснять — кто главный.
Это я не удержался блеснуть своими знаниями. Беклемишев посмотрел на меня удивленно, но ничего на это не сказал.
— Продолжай.
— Много у нас врагов, а союзников мало. Татарский хан Менгли Гирей дружен нашему государю. Обещал хан, если надо, вместе воевать или Литву или Орду. Вот только ... — Никита замолчал.
— Говори. Не бойся. Я за правду не гневаюсь. Тем более — ты посол. А у нас закон — послов не трогать.
— Так я говорю — Гирей нам друг. А дож Таврический его воевал, разделили татар на две части. Войск под рукой Менгли осталось немного, против Орды не хватит. Против Литвы ... ну только если деревни да села пощипать, и обратно тикать пока Казимир войско не собрал. А ведь ты, Андрей Василиевич, говорил что благоволишь русским княжествам, особливо Московскому.
— Да, говорил. Но для меня важны все русские, где бы они ни жили. Татары же полонят русских, продают в рабство османам или ещё куда.
— Так тож литвинов.
— А они что, не люди? Да они такие же русские как и ты. Говорят как русские, выглядят как русские, кря... В общем, такие же они тоже. Вон у меня глянь — что солдаты, что работники — половина из русских княжеств, треть из литовских, остальные — греки, черкесы и иные. И теперь не различишь где литвин, а где московит. Греков только по говору заметить можно.
В окрестностях Черного моря я запретил рабство и торговлю людьми. Были бы силы — запретил бы во всем мире. Рабство не должно существовать, человек не может быть собственностью, вещью другого человека. Человек — раб Божий и больше ничей.
Беклемишев непроизвольно перекрестился на икону, как бы невзначай стоящей в углу на столе. И я за ним повторил — вроде как свой. И продолжил.
— Не позволю я Гирею нападать на города и села, полонить людей. Ни на Русь, ни на Литву.
— Значит за Литву ты. Говорили мне.
— Да нет же! Не в Литве дело! В людях!
— Ну значит нет у нас союзников. Одни мы против всех врагов.
— Я! Мы! Таврия будет вашим союзником.
Беклемишев слегка завис, соображая.
— Союзник значит. Вместе воевать и Орду, и Литву, и всех?
— И Орду, и ... Договоримся.
— Мне надо ... подумать — сказал Никита, и в разговоре повисла пауза.
— А! Ну раз подумать, тогда до завтра — доехало до меня — только давай без ... без важности. Просто посидим, поговорим.
— Хорошо. Будь здрав Андрей Василиевич.
Посланцы ушли, а на палубу поднялись Аким и Еремей. Они сидели этажом ниже и слушали нас через окошко.
— Слышали? Ну что за люди! Всюду им литвины чудятся!
— Они же враги, не забывай. И схизматики там у власти.
— Да я помню. Еще и Смоленск с Брянском захватили.
— И как мы будем воевать с Литвой, не убивая литвинов?
— Это потом. Надо пока договор заключить.
— Ты им только пушки и винтовки, капсюля секретные не передавай.
— Это ты мне говоришь? Во! А скажи мне Аким, чем материальным мы Руси можем помочь, не отдавая секреты? Не в смысле серебром одарить, а торговать так, чтобы и нам хоть какая выгода, и Руси помощь.
— Так мы уже — сталь. Наша сталь не хуже свейского уклада, а если по строгости сортов смотреть — то и лучше. Русь без хорошей стали задыхается.
— Да Русь много без чего сейчас задыхается — это Еремей влез — Без серебра того же. Но и тут дела пошли. Рязанские и московские купцы говорят, что с приходом "греческого" серебра торговать стало легче. Обороты пошли, живее рынок стал. И нашей монете доверяют, меньше взвешивать стали, так берут.
— Это хорошо.
— Но вот с той же сталью. Мы продаем хорошо дешевле, хотя и с прибылью для себя. Но в Москве эта сталь стоит уже как свейская. Навар весь у купцов остается. Купцы тоже нужны, сам таким был. Но тут риск небольшой, а прибыль великая. Мы в Воронеже продаем, а до Тулы невелик ход там. Можно предложить продавать прямо в казну Ивану Васильевичу. Для нас прибыль та же, а ему много лучше.
— Смотри Командор, мы за год тысячу тонн стали получаем.
— Больше, Аким.
— Вот. Но даже пятьдесят тонн стали нужных сортов — большое подспорье для Руси. Нужна будет высокоуглеродистая для клинков и среднеуглеродистая для всякого. И в полосах — чтобы кузнецы сразу в дело пускали.
— Вот и хорошо, будет чего завтра предложить. Но теперь скажите мне други, что с этими мехами делать?
— Как что? Это же шуба — сорок шкурок.
— Да я понимаю что не варежки. Зачем мне тут шуба? Скоро солнышко пригреет и будет как в бане.
— Это да. Но ничего. Шуба — это важно. У солидного человека должна быть шуба.
— Не, мне шуба не нужна. В ближайшее время я северней Таны не поеду. С другими королями мне не встречаться, только вот так — послов принимать. Так что обойдусь без шубы. И вот куда эти соболя применить, чтобы не пропали?
— Ну не знаю.
— А может для старших офицеров на парадной зимней одежде воротник из соболя сделать. Тут много воротников выйдет.
— Офицерам? Соболя?
— А что. Красиво будет. Или можно зимние шапки для них придумать, с соболиной оторочкой. Ну ладно. Эта зима закончилась, а до следующей что-нибудь придумаем.
На следующий день Беклемишева я пригласил к обеду. Он уже держался уверенно, да и за столом нас было четверо. А то Еремею и Акиму вчера было плохо слышно.
— Проходи, проходи, Никита Василиевич, не стесняйся. Мы сегодня по-простому. Еремея Ивановича и Акима Игнатьевича ты уже знаешь, вы же говорили уже. Подожди пока о делах, поешь сначала. Ты картошку пробовал уже?
— Снедал. И в Воронеже, и в Мавролако.
— Вареную?
— Да.
— А вот жареную на оливковом масле ты не пробовал — угощайся.
— Такую — нет еще.
— И вот еще такое попробуй.
Нагрузили Никиту новинками и деликатесами, тот осоловел слегка от обильной пищи.
— Ну так что, Никита Василиевич, обдумал?
— Союзник — это хорошо, коль воевать против наших врагов вместе будем. Но тебе прок от этого каков? Орда? Потому как ни Литва, ни Польское королевство тебе совсем не грозят. Но Ахмат может быстро до Мавролако дойти, мы даже и войско собрать не успеем. И еще. А как ты их воевать будешь? У Таврии в войске около одной тысячи. Пусть пищали и пушки хороши, но в чистом поле конница Ахмата стопчет и не заметит. Корабли твои сильны. Но в десяти верстах от моря или Дона они ничего не сделают. Или в поле московские дружины будут только воевать? Тогда какой прок нам от этого? У Гирея силы были чтобы Ахмату грозить. А Казимир пока достойное войско соберет, Менгли уже половину Литвы опустошит. Так что проку в твоей силе для нас немного. Не гневись Андрей Василиевич, но это так.
— Все нормально, но ты еще что-то сказать хочешь?
— Да. Раз у тебя воев мало, а пушки и пищали хороши, давай ты будешь нам продавать пушки, пищали и припас к ним. Только не дорого. Мы же союзники будем. А на Орду мы тогда согласны.
— Хм. Вот как.
И я что-то задумался, только о другом. Целую речь продумал Никита, с аргументами. Не даром он вчера сказал ... И этот вчерашний момент мне вдруг вспомнился. " Мне надо ... подумать". Пауза какая-то, как будто он хотел сказать "Мне надо позвонить". Да ну, глупость. Как он с царем поговорит, нет у него радиосвязи. Голуби на такое расстояние не летают. Да и не успели бы, чисто физически. Сам он. Человек он явно не глупый — дьяк, не боярин потомственный. Это министр, в переводе на современные понятия. Дьяк какого приказа? Нет еще приказов, позже появятся. Но поскольку он на политические переговоры приехал — дьяк посольского приказа. Министр иностранных дел. Или канцлер — коллега Еремея.
Все равно что-то не так. Он сказал что надо подумать — и сидит, ждет, что я его отпущу. Не думает. Явно. Просто ждет. "Мне надо...". "Посоветоваться!". Точно!
— А скажи, Никита Василиевич, с кем ты вчера это все обсуждал. Не бойся, ты же посол, тебе ничего не грозит. И людям твоим тоже.
Аким с Еремеем закивали в знак согласия. Только у Акима это как-то неубедительно получилось. На месте Никиты я бы засомневался. Но Беклемишев только на меня смотрел. Смотрел и лихорадочно решал — говорить или нет. Потом до него доехало, что тут он ничего скрыть не может — его люди как на ладони, это мы просто на них внимания не обратили.
— С Хозяшкой обсуждал.
— С кем?
— Ну с Хозякой, жидом. Кокос который.
— Хозе Кокос? Он здесь?
— Здесь. Хозя он.
— Зови! То есть я пошлю за ним. Да — Хозя. Хозе, то есть Хосе — это исп... кастильское.
Пока ждали прибытия Кокоса, в разговоре повисла пауза. Все потянулись к тарелкам, чтобы время не терять. Я встал, прошелся по палубе, встал у планшира — на море смотрю.
— А Хозе по русски не говорит?
— Ни бельмеса. На латыни мы с ним. Греческий он знает, еще какие-то говоры. Иудейский свой.
Ничего, и на латыни пообщаемся. Аким только на латыни говорит плохо, но все понимает. Но то что Кокос совсем русский не понимает — это под вопросом. Может и скрывать — надо иметь это ввиду. А я попытался вспомнить несколько слов на идише. Как бы с ивритом не перепутать. Или наоборот: иврит — это возрожденный древнееврейский, и говорят сейчас на нем. Или это ладино? А ладно, все равно никакого не знаю. Вот и шлюпка — везут его.
— Salve, doge Andreas!
— Шолом алейхем, Хозя! — Проходи, садись, угощайся — перешел я на латынь.
— Не будем пока к гостю с расспросами, пусть поест. Угощайся, Хозя — вот это все кошерное. Ни морских гадов, ни свиного точно нет. И молока тоже. Ну может тонкости кашрута и не соблюдены, так то не со зла, а от незнания.
Опять сидим, лениво ковыряемся в тарелках, на море смотрим. Хозя поел быстро и скромно — стесняется еще.
— Вот хочу я разобраться, Хозя. Когда успели заключить союз Иван Василиевич и Менгли Гирей?
— В семьдесят четвертом году.
— Это когда я у генуэзцев колонии купил?
— Точно тогда.
— А кто был инициатором? Ну, кто первый предложил союз? Хан или Великий князь.
— Тут даже так было, Андрей Василиевич, придумка эта пошла вот от этого иудея — Беклемишев кивнул на Кокоса.
— Правда?
— Правда. Давно я думаю над тем, чтобы наш благословенный край жил в мире. У татаров основные враги — Орда и Литва. Так у Московского княжества они тоже враги. А меж собой татарам и московитам делить нечего, союз получается хороший. О чем я и поведал Менгли, тому эта мысль понравилась. С Иваном Василиевичем я тогда уже торговал, драгоценные камни он у меня брал. Письмо написал я Великому князю, он своих людей прислал — теперь уже Хозя кивнул на Никиту своей острой бороденкой.
— Это когда вы со Старковым приезжали?
— Да, с Алексеем Ивановичем.
— Так, понятно.
— Вот, все хорошо было, союз заключили — продолжил Хозя — но тут появился Рубиновый Дож. Кокос легким поклоном указал — кого он имеет ввиду.
— Такого прозвища я еще не слышал — улыбнулся я — А, ну ты же драгоценными камнями торгуешь, понятно. И что дальше?
— Новый Дож невзлюбил Гирея и началась у них война. Хоть и мало было войско у Дожа, Менгли много своих людей потерял, а Дож почти никого. Но и Дожу пришлось оставить Каффу. Потом блокада полуострова началась, торговли там совсем не стало. Перебрался я в Мавролако. Так там сейчас торговля даже лучше стала, чем в Каффе тогда. Корабли быстрые, купцов много, пошлины невысокие. Деньги новые удобные. Многие наши уже туда перебрались.
— Ну я не сомневался, что "ваши" быстро сообразят где лучше. Но я что сказать хочу. Особой ненависти к Гирею я не испытываю. Если бы татары просто пасли своих овец, я бы их не трогал. Но он людей полонит, в рабство продает. Да я уже сколько это говорил.
— Так тож литвины... — начал было Никита, но смолк.
— Хорошо, пусть так. Сейчас литвинов полонит. Давайте думать, что будет потом. Допустим, вы хорошие союзники. Набрали сил, сговорились и вместе ударили по Орде. Повезет вам — не станет Золотой Орды. Хорошо это?
— Хорошо! Что ж тут плохого.
— Трофеи большие возьмете. Гирей много коней и оружия возьмет. Его войско в полтора раза увеличится вскоре. А то и вдвое. А из врагов у него кто останется?
— Литва только. Ну там Молдавия еще, но они далеко и османами заняты. Османов Таврия сдерживает.
— В Литве обеспокоятся. В Польском королевстве тоже. Паны позволят Казимиру держать большую армию против Гирея. Так?
— Так.
— Просто сидеть и пасти овец татары не будут — скудно это. Надо кого-то разграбить и полонить, больше они ничего не умеют. На Литву идти уже боязно. Могут и на Московское княжество пойти. Там людей для полона много, князь воюет с другими, можно поймать княжество в трудной ситуации и напасть.
— Так мы же союзники.
— Когда его мурзы будут требовать добычи, он про договор быстро забудет. Тем более — ответить вам будет трудно. До Крыма вашему войску будет очень сложно дойти, в поле налеты татар вас изведут.
— Так можно много сочинять. Да даже ежели и так — то когда это еще будет.
Эх, как же им доказать опасность татар? Не скажешь — я это по учебнику истории знаю. Ладно, Гирей уже не тот, а мы двигаемся дальше.
— Так вот, теперь про наш будущий союз. Да, войск у меня мало. Но пулемет я вам не дам. Пушек тоже. Но помогать буду. Давайте так — заключим пока такой договор, от которого может пользы и не много, но и вреда каждому точно не будет. А потом посмотрим, может и заключим позже лучший договор.
— Это как?
— Мы будем вам помогать. Вот, например, сталь наша — уклад. Не хуже свейской.
— Знаем, хороша.
— Мы ее продаем сильно дешевле. Но купцы пока до Москвы довезут, она уже стоит вдвое, а то и больше. Забирайте в Воронеже, или даже малым пароходом мы поднять до Рыбалей можем. Много — тысячи пудов. Прямо в казну Ивану Василиевичу.
— Хорошее дело.
— Потом — картошка. Нравится?
— Вкусно. И сытно. В чем помощь то?
— Воронеж почему там мы поставили. Да, он земли от татар защищает. Не сильно много защищает, но вот диких татар в верховьях Дона уже больше года не видели.
— Это да.
— Но в Воронеже мы еще проверяем как в тех краях картошка растет.
— И как?
— Отлично растет. Тут ей воды часто не хватает, а там дождей много, растет хорошо. Только знать надо — как и когда сажать, как ухаживать. Урожай прошлой осенью был в Воронеже большой, город и без жита может два года на одной картошке жить. При этом пашни поднято там совсем мало. Вот мы там учим крестьян картошку растить. Сажайте ее у себя в княжествах — еды будет много, голода не будет.
— Ну это надо подумать.
— А что тут думать! Хотя... Что бы вы не решили, картошка уже пошла на Русь. Через десять лет от Тулы и до Ярославля картошка будет половину пашни занимать. А прокормить сможет всех людей на Руси. И еще останется. А если вы картошке еще и помогать будете — крестьян на обучение к нам направлять, земли давать, то это произойдет гораздо раньше.
— Вот как. Что ж. А с нас что за это потребуете?
— Ничего особенного. На свою войну не позовем, сами справимся. Про Ахмата не забываем, но тут крепко думать надо. Торгуйте с нами. У нас серебра много, и нам много что нужно.
— Да, лиры ваши уже везде ходят.
— Содействуйте торговле! Это и вам и нам выгодно. Вот мы лен покупаем — нитку и масло. И мы купить можем впятеро от того что нам ваши купцы продают. В верховьях Дона лен начали растить, но мало. Его выгодней северней сажать, Кострома недаром так зовется. Соль еще мы дешевую возим. Начинаем пока с этого, а мы будем думать, чем еще вам помочь.
— Так в чем выгода ваша?
— Наша выгода — чтобы никто в этих местах людей не полонил. Чтобы от Москвы до Таны было безопасное пространство. Чтобы там люди мирно жили, хлеб растили.
— Какие люди? Ваши или наши?
— Да где там нам. У нас несколько тысяч людей всего. Остальное — греки да черкесы, сами по себе в тех городах живут, только что налоги мне платят. А на Руси сейчас миллиона три людей, наверное. Может и немного больше.
— Откуда знаешь?
— Да не знаю. Так — оценил, подумал. Вот и смотри — кто эти земли заселит.
— А вдруг литвины? Ты же сам сказал — для тебя что литвины, что русские — все едино.
— Люди — да. А вот государства... Кстати, литвины себя тоже русскими называют, а вас — московитами.
— Ну вот!
— Но смотри: уже давно все поняли, что от раздробленности на княжества только плохо. Друг с другом воюют, а от другого врага вместе отбиться не могут. Пришло время объединяться под одну руку. И тут есть два варианта — Литва или Москва. И Литва могла обогнать Москву, она и от Орды независима, и богаче была. Но век назад литовский князь ради титула польского короля принял католичество. И пошел у них раздрай. Одни в схизму перешли, другие остались верны православию. Католики православных не жалуют, обижают. Стала Литва не гожа для объединения русских княжеств.
— Это да. Гнобят там православных — даже бояр.
— А Москва стала усиливаться. От Орды уже почти независима. Иван Василиевич взошел на престол, а ярлыка на княжение у Ахмата не спросил. Утерся Ахмат, молчит. Мудр Иван Василиевич, сколько уже княжеств к Москве присоединил. От Новгорода до Перми — это же сколько земли у вас. Быть вам большой Русью, великим государством.
— Благослови Господь Иоанна Василиевича! — Беклемишев перекрестился на икону и мы вслед за ним, ну кроме Кокоса.
— Вот, прирастает земля русская.
— А сам Воронеж поставил, вроде как и отсек нам путь.
— Ничего я не отсекал. Я же вам не запрещаю там города ставить.
— Так чья там земля?
— Земля принадлежит тому, кто может ее защитить.
— Верно говоришь. Тогда выходит — твоя там земля.
— Но и я могу только около Дона землю защитить. Вот нам вместе надо сделать эти места безопасными. Иначе это только разговоры. Сейчас опаснее всего Золотая Орда. Если Ахмат на вас пойдет, Воронеж ему не помешает. Мы на Дону ... сможем помешать, но не сильно. Так что тут больше на себя рассчитывайте.
— Вот видишь — слабы вы против Орды. Гирей нужен.
— Давай не будем сначала. Смотрите — в этом году Ахмат никуда не пойдет. В следующем году — тоже. Не готов он, это точно. Но за это время мы найдем как вам против Орды помочь, видишь как мы быстро развиваемся.
— А Литва?
— Если мы вместе Ахмата разгромим, то Казимир десять раз подумает, прежде чем на вас нападать.
— Ну да, есть такое.
— Еще. Еремей, ты Никите про наши законы о посольствах рассказал?
— Да, все как ты сказал.
— Никита Василиевич, если заключаем договор, то открываем взаимные посольства. Мы вам сразу выдаем подворье в Мавролако, сможет уже вселяться. Вы тогда нам подворье в Москве. Потом смотри — у нас есть система быстрой передачи сообщений. Ну писем как бы.
— Да слышал я про ваши чудеса.
— Вы сможете тоже передавать такие письма в Мавролако из Воронежа. Тогда вам еще в Воронеже, ну не подворье, а дом хороший дадим. Тогда вы посылаете гонца в Воронеж, и в течение суток посол в Мавролако получает это письмо. И обратно также.
— Эх ...
— А лучше всего, если мы в своем посольстве в Москве разместим такую станцию. Тогда мы сможем с Иваном Васильевичем письма друг другу слать, быстрее чем за сутки доходить будет. А иногда и совсем быстро — за несколько часов.
— Чудеса ...
— Да, связь это сила. Вот, скажем, мы узнаем какую важную новость — и сразу вам сообщим. Нужное дело?
— Это да.
— Ну что договор заключаем?
— Эх, договор — не договор. Союзник — не союзник. Где ваша выгода — не понятно. Что я князю скажу. Хозя, ты что думаешь?
— Думаю надо заключать. Хоть войск и мало, но эти чудеса сильнее. Нужный это союзник. А хочет он мирное место, как я хотел для Крыма. Когда люди в мирном и спокойном месте работают — то там и хлеб будет, и все остальное. Когда много сытых жителей, то и правителю хорошо.
— Ладно, я тоже думаю что нужен этот союз. Что надо теперь?
— Еремей Иванович там подготовил текст, покажет тебе, обсудите детали. Текст на нашем русском, но ты его быстро поймёшь.
— Да я уже. Я даже две книги ваших купил и прочитал уже. ЧуднО так. Вроде как не по-нашему, а все понятно. Даже лучше чем в книгах церковных — понятнее буквы. А в книге "Пушкин" так ладно все написано, вирши прям на душу ложатся. Я даже запомнил некоторые.
— Вот и хорошо. А от меня и тебе и Ивану Василиевичу в подарок по комплекту всех наших книг будет. У нас такая присказка есть: "Книга — лучший подарок".
— Благодарствую, Андрей Василиевич. Дорогой это подарок. И Великий князь рад будет. Книг к нам мало доходит, а на русском книг почти нет окромя Псалтиря. Княжна Софья Фоминишна с собой из Рима привезла книги — больше десятка! Но там все греческий или латынь, не всяк понять сможет. А ваши понятны, хоть и чудны немного. Благодарствую.
— Вот и хорошо. А планы у вас какие? Если хотите, гостите тут, все одно Дон льдом закрыт. А после ледохода отвезем первым пароходом до Воронежа, а там и до Рыбалей. В Мавролако можете поехать на следующем пароходе, или позже. Они часто ходят, у Еремея есть расписание.
— Мы тут немного побудем. Можно? Когда еще в таких дальних краях побываешь. Хочется, конечно, на ваш остров — Лампедузу взглянуть. А то отсюда только один корабль видно. Но меня предупредили что чужестранцев сюда совсем не пускают.
— Да, никого не пускаем. Был, правда, один случай. Один маркиз, католик, очень сильно хотел взглянуть на наш остров, посмотреть наши секреты.
— И что?
— Показали все, рассказали. И похоронили тут же, на острове.
— Ох!
— Вай!
— Не, не надо показывать. Мы как-нибудь и без этого сможем.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
