S-T-I-K-S: Ментант (Стаб Карпаты)

Часть 1

1. Кислота

Этот день начинался нехорошо, тревожно и муторно. Пробивалось непонятное чувство... невесомости. Казалось, что земля под ногами куда-то перемещается, шатается и плывет: будто все вокруг, весь Октябрьский район с парком, школой, швейной фабрикой, общежитием медучилища, памятником Ленину перед райкомом партии, портретом Горбачева и лозунгом о "перестройке" над пустыми витринами центрального гастронома вдруг оторвался от города Ком-ска, от СССР, и вообще — от планеты Земля и сейчас летит где-то черт знает где в космосе, неспешно переворачиваясь в свободном своем падении вверх тормашками. Или это просто проказалось, чушь собачья, глупости, атмосферное давление поднялось? А может происки империализма? А тошнота, сухость во рту и жажда всего лишь последствия вчерашней Андроповской и Славянского белого? Во всяком случае особых поводов для веселья явно не наблюдалось. С самого рассвета со всех сторон — со шлаковых терриконов Литейно-механического, с Пионерского парка, с камышовых замусоренных плавней над Саржой на центр города наполз густой туман, который отчетливо отдавал кислятиной. Где-то с семи утра во всем районе пропало электричество и междугородняя телефонная связь. Отчаянно раскаркались вороны. Местечковые псы словно разом сдурели все — со всех сторон плыл тоскливый вой.

— Записываем: двадцать третье марта одна тысяча девятьсот восемьдесят шестого года. Классная работа.

Елена Васильевна бросила тревожный взгляд в окно. "Успела ли мама отвести Веронику в садик? Туман вроде начинает рассеиваться. Говорят, мосты закрыли... Безобразие." Классный руководитель 10-Б и парторг школы еще раз вздохнула и нервно надела очки.

— Тема урока: производная и ее применение.

Ощущение "конца света" становилось все явственнее. Кроме всего прочего попозл слушок, что в гастроном не привезли хлеб, а на "швейку" не приехала утренняя смена, потому что мосты через Саржу повреждены, произошла какая-то то ли авария, то ли диверсия. Клавдия Петровна, учитель биологии, рассказывала в учительской, что по пути на работу видела, как в сторону реки помчались ремонтная "летучка" ДРСУ, милицейская дежурка и даже черная "двадцатьчетверка" районного советско-партийного руководства. А сама Елена Васильевна, утром в тумане спеша на уроки на автобусной остановке краем уха слышала, как кто-то нашептывал что мосты "обрезало ровно посередине реки", оставив нетронутой часть моста со стороны Октябрьского, а половины мостов со стороны Кирова — "подменили".

Вот уж глупые враки. Шутники, однако. Метут языками как помелом, а тут изнываешь вся от тревоги...

Елена Васильевна вздрогнула и непроизвольно еще раз глянула в окно. Где-то в промзоне за швейкой раздался выстрел, потом сразу — еще один. А потом еще два.

— Охотники... — кто-то из мальчишек сразу определил по звуку. — Из двух стволов палят.

— Опа! Война началася. Немцы наступают! — со своей последней парты выдал неуместную и глупую, как всегда, шуточку болтун-балагур Пашка Кислый.

В классе хихикнули.

— Кислицкий, ты бы лучше задумался, что выпускные екзамены наступают! — сердито блеснула очками Елена Васильевна. — А ты будешь как пленный немец на допросе, на "бе", ни "ме", ни "кукареку" в алгебре! Десятый клас, выпуск через пару месяцев! Никакой ответственности и комсомольской сознательности!

10-Б поскучнел и притих.

— Записываем определение производной. Производная определяется как предел отношения приращения функции к приращению её аргумента при стремлении приращения аргумента к нулю...

Урок вроде вошел в привычное русло. Но все равно, как-то сегодня было не так. Как-то нервно. Окно притягивало как магнит, ручки не хотели писать, тетрадки забывали открываться. Функция упорно не желала ничего приращивать, а аргумент избегал нуля как черт ладана. Кроме привычной сонливости, у всех почему-то ощущалась сухость во рту, металлический какой-то привкус, сильно хотелось пить.

— Лен Васильна, а можно выйти? Водички бы...

— Нет! Я тоже хочу пить, но я же не бегаю по коридору во время занятий? Потерпишь. Вот урок закончится...

И тут бабахнуло по-настоящему. Даже так: не "бабахнуло", а конкретно, по-серьезному громыхнуло басом: "бу-бу-бу-бу!!". Задребезжали и чуть не повылетали оконные стекла. Будто со всей дури кто-то забарабанил в огромную железную бочку. Разом сорвались, захлопали крыльями воронье в парке и голуби на крыше школы. И следом загрохотало по-другому: "та-та-та-тах!". И еще. И еще очередь. Точно как на стрельбище, куда ребят-десятикласников на занятиях по НВП возили стрелять из автомата.

Весь класс, конечно, подхватился и прилип жадными от любопытства глазами к окнам.

Судя по звуку, недалеко лупят, где-то в районе отделения милиции на Комсомольской.

— Это крупнокалиберный, — авторитетно выдал Дима Дикий, сын военного, не раз побывавший с отцом на полигонах и стрельбищах. — Или "дэ-ше-ка", или даже "ка-пэ-вэ-тэ". А прочая трескотня — обычные "акаэмы"...

Может, действительно — война? Или учения какие?

Война? Уррра! Уроков не будет!

— Ану-ка немедленно сели все на свои места! — грохнула указкой по столу Елена Васильевна. — Что это за день такой, я не понимаю... Безобразие!

Но все усилия навести порядок в классе и продолжить мучить алгебру оказались бесполезными перед наступившими последующими событиями.

Возник, вырос и стал накатывать рокот мощных моторов. Ближе, громче... Едут сюда!

Ага.

Ничего себе! Кто это?

Танки?

Может, на самом деле — танки?

Дизельный рев, достигнув максимальной громкости, очень скоро материализовался; в пыли и выхлопном дыму, не снижая скорости — не вписавшись в поворот — протаранив — напрочь снеся — переехав гусеницей воротную тумбу вместе со створкой в школьный двор ворвалось здоровенное длинномордое зубило, увенчаное небольшой башенкой со стволом. Почти танк.

— БМП-1, — ошеломленно прокоментировал все тот же знаток армейской техники Дима Дикий. — Нифигассе...

Следом за броневиком на школьную территорию вкатились еще три невообразимых для мирного советского городка единицы техники. Первым заполз армейский "Урал" с КУнГ, кабина которого была обвешена железными листами и арматурной решеткой. Вторая машина — УАЗ "буханка", тоже обваренная решетками. А замыкал колонну вообще доселе никем не виданный аппарат, какой-то импортный, на высоких шипастых колесах, с лебедкой на переднем бампере и рядом фар на балке поверху кабины. Спереди "иностранец" отдаленно был похож на УАЗ "бобик", а в задней части имел открытую платформу, на которой был установлен внушительных размеров пулемет и стоял пулеметчик.

БМП сходу крутнулась на одной гусенице на площадке для школьных линеек и нацелила пушку на только что сломанные школьные ворота, будто ожидая, что следом могут появиться враги. Импортный "бобик" с пулеметом закончил "окружение", скрывшись из глаз за зданием школы. "Урал" и "буханка" приткнулись прямо ко входу: машины еще не успели толком остановиться, как из них горохом посыпались какие-то непонятные военные — не военные бородатые обвешанные оружием мужики-здоровяки в пятнистых балахонах. И сразу, бегом — к дверям школы.

Уже внутри. Крикнули, грохнула дверь, эхо топота в коридорах. Властный пугающий рык.

Задержались, что-то громко спрашивают о десятых и девятых.

Опять топот. Уже в коридоре на втором этаже. Бегут сюда. Уже здесь.

Распахнулись двери. Ворвались трое, один сразу — возле окна, второй — по центру возле учительского стола, третий — в глубину класса к последним партам. Словно матерые пропахшие кровью волчары в загон к бледным ягнятам. Нацелили оружие.

— Всем встать! Эпидемия! Карантин! Всем выйти, строиться по двое в коридоре!

Тот военный, который у последних парт — зазевавшемуся Пашке Кислицкому — тяжеленным ботинком — пинка!

— Быстрее! Бегом, я сказал!!

Кислому в этот раз пошутить как-то не получилось: только крякнул от удара и в полете сшиб троих, пока остановился.

И все побежали.

Из коридора было слышно, что такие же крики раздаются и в других кабинетах — там, где занимались старшекласнники: 10-А, 10-Б и 10-В, и три девятых класса. За спинами у пятнистых автоматчиков в коридоре маячило бледное до синевы лицо Ивана Игнатьевича — директора школы.

— Позвольте узнать...

— Всем молчать! Из строя не выходить, вопросов не задавать. Эпидемия! Военное положение!

— Бегом!

В спортзале, и частью в коридоре на первом этаже старшекласников строили в очередь, причем всех учителей тоже загоняли в общий строй.

— Руки держать перед собой! По сторонам не смотреть! Не разговаривать!

Иван Игнатьевич семенил за одним из громил, видимо, командиром автоматчиков — здоровеным бородачом с покрытой косынкой головой, оттого похожим на пирата.

— Я настойчиво прошу пояснить, по какому праву....

"Пират", неспешно проходя вдоль очереди, общался с кем-то по рации.

-...медучилище на позиции. Начинаем работу, — доносилось в треске помех.

— Шустрее, шустрее, парни. У нас максимум полчаса, — вбивал слова словно гвозди "пират". — Живого мяса — от силы пяток на сотню, а развитые твари уже в кластере.

Директор школы опять попытался встрячь:

— Товарищ, вы, как руководитель, будете нести ответственность...

"Пират" вдруг неуловимо, почти без замаха ткнул директора прикладом автомата сбоку, по печени. Иван Игнатьевич сразу рухнул кулем. Среди школьников взвизнули, отшатнулись, но присматривающие за очередью автоматчики быстро навели порядок.

— Стоять! Не разговаривать, смотреть в пол!

Из очереди отделяли по восемь человек и подводили к столу, который успели поставить в спортзале возле гандбольных ворот. Восьмерке раздавали палочки с ваткой, которыми каждый должен был провести у себя во рту по деснам, и положить в пробирку с номерком. Такой же номер один из "военных" рисовал сдавшему пробу на ладони. За столом руководил процессом щупловатый парень, разительно похожий на Игоря Саввича, молодого школьного учителя физики, только обросшего кустистой редкой бородкой и без очков. Он вкладывал пробирки с анализами в какой-то удивительный прибор, что-то наподобие стеклянной или пластиковой шкатулки с крышкой, совершенно "космического" облика. "Шкатулка" беззвучно и плавно сама по себе закрывалась, и некоторое время мигала красным огоньком. Бородатый "Игорь Саввич" в это время внимательно что-то высматривал в другом хитром приспособлении на столе — похожем на тоненькую книгу из пластика, открытую вертикально. На одной "странице" этой книги мерцал экран, как у цветного телевизора, а на другой — располагались ряды кнопок, на коротых были нанесены буквы и всякие значки, как у печатной машинки. Пробежав глазами по екрану, по-паучьи пошевелив пальцами по клавишам, "физик" говорил "нет", или просто махал рукой — предыдущую восьмерку выводили, а на ее место подводили новую.

— Быстрее! Быстрее! — постоянно торопили "военные", хотя скорость продвижения очереди зависела не от школьников, а от скорости работы прибора.

В городе час от часу постреливали. Один раз громыхнуло очередью прямо возле школы.

— Какого беса пуляешь! — орал в рацию "пират". — Тебе что, лень поднять задницу и успокоить парочку пустышей клювом?

Кто такие "пустыши", и каким "клювом" их можно "успокоить" никто из школьников и учителей не понимал, как и многое другое, что сейчас происходило.

После того как пробирки четвертой или пятой восьмерки оказались в приборе, парень за столом вдруг поднял руку.

— Есть! Четыре!

Один из автоматчиков плотоядно осклабился, подхватил под локоть и потащил к выходу Беллу Исааковну, молодую красавицу-учительницу иностранных языков.

В следующей восьмерке налетчикам досталась добыча поскромнее — один из девятикласников, толстенький коротышка. Перепуганный мальчишка стал плакать и упираться, но его сгребли за шкирку и так же потащили во двор.

Дима Дикий стоял в очереди, опустив голову, но пытался украдкой разглядеть налетчиков. "Никакие это не военные, — соображал он. — Ни формы, ни знаков различия, вообще никакого устава. Ни на БМП, ни на военных машинах нет наших красных звезд. Это вражеские диверсанты".

Чуть позже пришла другая идея: "Может быть это учения? Да, скорей всего — учения, и разведгруппа "синих" сейчас орудует в тылу у "красных". Скоро "красные" должны совершить стремительную контратаку, и обезвредить условного противника. Скоро все закончится. Но при чем здесь школа?"

А еще Диму очень заинтресовало оружие этих "военных". Конечно, обычный АКМ 7.62, учебный вариант которого в школе разбирали и собирали на время, или, вон как у того здоровяка — РПД с сошками и круглым магазином, или милицейские "укороты" у некоротых "пиратов" совсем не удивляли. Удивляло то, что все оружие — в разнобой, у кого какое. У одного Дима заметил даже карабин Симонова, как у роты почетного караула. У нескольких "пиратов" — вроде "Калашниковы", но какие-то небывалые, с никогда не виданными приспособлениями и обвесом. А у некоторых — вообще непонятные экземпляры — явно импортное оружие и экипировка.

"Нет, не разведгруппа, и никакие не "синие". Это диверсанты. Настоящие. Стопроцентно — империалистические диверсанты" — сделал для себя вывод Дикий.

Тем временем из одной из следующих восьмерок после сдачи анализов "имериалистические диверсанты" вывели и потащили во двор Аллу Пономарь из 10-А, которую в школе называли Алюня, высокую и крепкую чемпионку-гандболистку.

Подходила очередь 10-Б.

В первой восьмерке из класса оказались Елена Васильевна. Прибор "глотнул" пробирки... Парень за столом уставился в свою книгу-телевизор...

— Есть! Семь!

Автоматчик возле стола положил руку на плечо классной руководительнице 10-Б.

— И восемь тоже! — вдруг удивленно добавил "физик". — Двое сразу.

"Восьмеркой" и напарницей Елены Васильевны по несчастью оказалась Маша Татарович — отличница, задавака и вредина. Их схватили и повели. Елена Васильевна пыталась что-то сказать через плечо, дать какие-то напутствия и указания своему классу, но ее грубо утащили, ни капли не церемонясь.

На школьном дворе опять грохнула очередь из автомата. Из города доносилась настоящая канонада, там громыхал крупный калибр.

— ... у нас уже пятеро иммунных! Заканчиваем! — переместившись теперь к столу с приборами орал в рацию главный пират.

— ... по медучилищу четверо! — доносилось в ответ. — Здесь еще много!

— ... швейная фабрика — у нас проблемы! Твари из северного кластера прут! Отстреливаемся со всех стволов!

— Швейка — закругляйтесь! Отходите! Берите что есть, и — айда!

— Медучилище — тоже закругляемся! Повторяю: закругляемся! Грузите материал и выдвигайтесь к школе, заберете здесь наше мясо к Комару в автозак. У нас уже шестеро!

Из очередной восьмерки, после целой заварушки у стола приборов, сразу трое автоматчиков вытащили Олега Алексеевича, школьного военрука.

— Этот борзый, сука, сопротивляется, еле заломали. Хотя и без руки. И вообще — покоцанный весь, — один из автоматчиков, которые выводили отобранных во двор, решил посоветоваться с "пиратом". — Берем?

— Давай выводи! — рыкнул командир. — Потом разберемся. На требуху пойдет.

Военрука-инвалида увели.

Еще одна группа. И еще одна...

Дмитрий оказался в следующей восьмерке, последней из их класса. Во рту сухо, как же мерзко ватка скрипит по зубам... Волшебный прибор мелькнул огоньком .

— Второй! — глянув в книгу-телевизор сказал "физик". Диму тут же больно подхватили повыше локтя, и потащили...

— Бегом! Голову вниз!

Ступеньки, дверь, уже во двре... Дикий рванулся и ему удалось глянуть вперед. У баскетбольной стойки прямо на асфальте в пыли лежала Елена Васильевна, военрук, и еще тела тех, кого выводили раньше... Но голову снова грубо пригнули, и еще больнее вывернули руки. Кто-то рванул рукав, в мышцу плеча впилась игла. Дима отчаянно дернулся, но где там... Попробовал еще раз... И вдруг почувствовал, что ног у него нет. И руки отказали. И в голове потекло туманом, и накрыло ватой. Уже заваливаясь на колени, успел увидеть, как из школьных дверей тащат еще двух, как показалось, маленьких девочек.

2. Недобитый автозак

В последнее время майор Сапко пил по-черному. Почти каждый день являлся на работу с перегаром. Частенько после уроков или даже иногда вместо уроков уходил в каптерку к трудовику, и там два "красавца" набирались до невменяемого состояния, иной раз там и ночевали. И давно бы выгнали такого учителя со школы: но ведь боевой офицер, трижды раненый, заслуженный: орден Боевого Красного Знамени, две ЗБЗ, наградная планка в ладонь..

Когда-то в детстве мечтал Олежка Сапко быть летчиком. Но в летное не попал — забраковали из-за какой-то косточки в пальце. Поступил в общевойсковое, на саперный факультет. После училища сначала командовал взводом в учебке, потом попал военным советником в Анголу, получил ранение и медаль от товарища Агостиньо Нето. В Афганистан попал в 1981-м, уже опытным минером-разведчиком. Служил в одной из одшдб, на Саланге. Побегал по "зеленке", походил в рейды, получил второе ранение, попал в плен к душманам, пытали, держали в яме трое суток. Не убили по случайности, разведка вызволила. За два с половиной года дослужился до начштаба батальона, получил майора. Но случилось так, что колонна попала в засаду на подходе к перевалу, и душманский ВОГ-25 взорвался чуть ли не возле носа, в полшаге. Спас деревянный обмотанный жгутом приклад РПК, который НШ прижимал к щеке во время стрельбы, заменив убитого пулеметчика. Врачи считали чудом, что довезли, что выжил. Потерял руку по самое плечо, глаз, ухо, часть скулы — все правую верхнюю часть тела изородовали осколки, получились страшные шрамы. Два года лечился. Теперь у двадцативосьмилетнего майора вместо руки болтался пустой рукав, полголовы закрывалось жуткого вида протезом-эпитезой с искусственным глазом и ухом. Списали, конечно, дали инвалидность. Жизнь резко пошла под уклон. Дома с женой начались проблемы — легко ли молодой красивой жить с инвалидом. Ушел, оставил квартиру, уехал из областного города и оказался в глухом районном Ком-ске. Кто-то из бывших друзей-одноклассников вспомнил, сжалился, по партийной линии устроил работать в школу. Но среди школьников майор-инвалид выглядел нелепо, будто хромой и злой пес-волкодав, которому поручили выгуливать цыплят. С старшеклассниками долго не мог справиться. Нервничал, иногда даже на матюги срывался по армейской привычке — привык, чтобы все беспрекослоно подчинялись. Оттого военрука боялись и недолюбливали. Вместо "военрук" прозвали "Криворук". Говорят, некоторые впечатлительные мамаши даже жаловались в РайОНО: как, дескать, с таким уродством к детям допустили.

Запил, все больше и сильнее. Наверное, еще бы пару "гастролей" и точно Иван Игнатьич, директор школы, скрепя серце, невзирая на партийное поручение, предложил бы уйти по-хорошему. Да и сам Сапко уже понимал, что с таким вот багажом зря полез к детям.

Но одним не очень хорошим утром на Ком-ск лег воняющий кислотой туман, и на школьный двор заехали обвешенные железом чужеродные машины.

* * *

Грохотало, будто канонада, или гром — "бу-бу-бу!". Трясло и бросало. Потом был сильный удар и скрежет. И как будто рев раненого зверя. Где-то рядом опять гремело. А потом был еще один сильнейший удар, навалилось, придушило... Стихло. Только хрипело в груди и кровь стучала в висках.

Трудно дышать...

Кто-то стонал и плакал.

Сознание приходило постепенно, накатывая волнами боли во всем теле, задухой и дикой жаждой. Пить хотелось неимоверно — казалось, язык во рту высох и превратился в наждачную бумагу.

Дима отчаянно заворочался, пытаясь освободиться. С трудом удалось сбросить с себя часть тяжести, жадно вдохнул...

Воняло бензином, паленой резиной, и почему-то кровью.

Он находился в небольшом закрытом помещении, похоже, внутри автомобильного кунга, оббитого изнутри железом и перегороженного арматурной решеткой. Свет пробивался из широкой рваной щели в потолке, и из густой россыпи мелких дырочек в стенках. Рядом, как кильки в банке, вповалку лежали люди.

Кто-то закричал. Даже не закричал, а мучительно замычал, захныкал, забился в конвульсиях.

— Эй, ребята, кто тут? — послышался совсем близко сдавленный голос Елены Васильевны.

— Я тут, — прохрипел Дима.

— Ай-ай... Помогите... — кто-то ещё пискнул.

Людские тела вокруг шевелились все активнее.

Дима кое-как освободил ногу из-под тяжеленного тела какой-то женщины... И вляпался рукой в воняющий кровью кисель... Замутило, сильнее потянуло на рвоту... Едва сглотнул.

— Здесь кровь!

— Ааай!!!... — продолжал визжать кто-то рядом. — Мне больно!

И послышался армейский фольклор военрука:

— Едрить!-вдушу!-нах!-еба!-сук!-пида!-ган!-сук!-бл!...

Кто-то отчаянно тянул тоненько, на одной ноте:

— И-и-и-и-и-и-и-и-и-и....

Диме отчаянно сейчас хотелось выбраться из этого ящика. Он высвободил вторую ногу. Уперся в кого-то, дотянулся до решетки. Держась за прутья на червереньках добрался до проёма, соскальзывая коленками вылез в тамбур. Потолок кунга здесь, возле выходной двери был деформирован и нависал низко, как будто на машину снаружи упало дерево или столб, или какой-то великан сплющил кузов, ударив сверху, выворотив приличную дыру.

Ор и плач в кузове нарастал. Дима нашел опору на наклонном полу, встал. Сначала попытался толкнуть выходную дверь, но она не поддавалась. Заглянул в дыру, просунул голову... После полутьмы в кунге дневной свет заставил прижмуриться. Свежий воздух. Лес, деревья... Дима оттолкнулся, выжался на руках, лег животом на смятую нагретую на солнце крышу. Затем скользнул к краю, и, повисев немного, спрыгнул.

Машина, в которой перевозили пленников оказалась грузовиком непонятной марки, с будкой-кунгом мышастого милицейского цвета. На борту надпись — "поліція". Похоже на автозак, "воронок", в котором милиция перевозит арестованых. Автомобиль съехал с проселка и угодил в глубокий овраг, безнадежно там застряв, оказавшись под сильным уклоном и накренившись. Отсюда, снаружи, стали особенно хорошо видны впечатляющие повреждения в задней части кунга: кроме отчетливых глубоких продолных вмятин, будто сделаных гигантскими когтями, имелось множество маленьких дырочек — явные следы попадания пуль.

В кузове звали на помощь и плакали.

Над оврагом, и леском, и пшеничным полем за дорогой висело жаркое летнее солнце. Пить хотелось мучительно. Дима уже нацелился спуститься в овраг — вдруг там родник или хотя бы лужа? Но кто-то собенно страшно и надрывно крикнул внутри...

Дверь тюрьмы на колесах оказалась запертой на массивный самодельный засов, в ушки которого был продет и закручен на пару витков кусок ржавой проволоки-"пятерки".

Дикий облизал пересохшие губы, и принялся за скрутку.

Не хватает силы...

В кунге уже совсем отчаянно голосили.

Напрягся, уперся ногой... Рывком... Вот так, еше чуток, пошла!

Дернул, еще разок. Раскрутил. Ррразогнул... Дернул раз, другой... Вытащил.

Ага, а теперь нужно вытащить сам засов... Тоже задачка. Дверь перекосилась от деформации кузова.

Налег, затем ухитрился ударить каблуком... Кто-то спрыгнул рядом. Дима оглянулся: Алюня-спортсменка, тоже выбралась через дырку в потолке.

Еще удар... Еще раз... Наконец, железяка подалась и выскочила из петли.

— Нажмите оттуда! — закричал Дима.

Кто-то ударил изнутри, и дверь распахнулась, оказывается, под натиском Елены Васильевны. Она выглянула и скрылась опять. Вслед за классной руководительницей показался продолжающий отчаянно материться майор Сапко; неловко спрыгнув, он едва не выронил свою маску с глазом. Удивительно, как ему вообще удалось не потярять протез в этой свалке.

Военрук сразу подхватился, плечом поправил муляж, встал у дверей и одной рукой начал принимать девчонок, которых подталкивала из кунга Елена Васильевна. Дима, с трудом понимая что происходит, страдая от жажды и головной боли, тоже подхватывал и поддерживал вырывающихся на волю узников.

Маша Татарович оказалась серьезно ранена, куда-то в шею и плечо. Колька-девятиклассник держался за бок и тоненько визжал — видимо, тоже раненый. В автозаке, кроме школьников и учителей из Диминой школы, оказались и другие пленники — девушки повзрослее, скорей всего, из медучилища.

— Убили! Они не дышут! — отчаяно завопила из глубины кунга Елена Васильевна. — Мертвые!

Девчонкам постарше пришлось залезать обратно и вместе с побледневшей и страшной глазами учительницей вытаскивать окровавленные тела. Сначала выволокли двух незнакомых девушек. Потом Беллу Исааковну... Видимо, они оказались первыми на пути шальных пуль, сделавших решето из задней стенки, заслонив собой остальных лежащих в беспяматстве пленников.

— Татьяна жива! — выкрикнула одна из "медичек". — Нужна срочная операция!

Девушка, которую снимали из автозака последней, прижимала руки к животу, пытаясь удержать внутренности. Она была смертельно бледной, и держала рот широко открытым, будто беззвучно кричала.

— Пуля вошла сзади, в спину, возле поясницы.., — сказал Олег Алексеевич, присев возле раненой, когда ее положили на траву. — Навылет. Куски печени вот... Тут уже никакая операция... Эх, бл...

Поднялся и отвернулся. Еще больше потемнел лицом и поиграл желваками. В воздухе разлился особый запах, который выходит, когда у человека разорваны внутренности.

И наступил такой момент, когда на секунду замерли все плачущие и голосящие. Осознали. И вдруг накатило.

Дима не выдержал, его давно выворачивало... Как по команде блевать стали почти все. Елена Васильевна, вся в крови, как-то неловко вывалившись из кузова, села прямо в кровавую лужу, да так и осталась сидеть, зажав ладонью рот и тоненько подвывая.

Единственный, кто не потерялся в этой ситуации оказался военрук.

— Лена! Успокойся! Детей спасать нужно! — в сторону Елены Васильевны. И девчонкам из медучилища: — Медицина! Хорош маяться! Двухсотых никогда не видели? Нужно трёхсотых срочно перевязать!

— Дикий, бегом в кабину — тащи аптечку, бинты может есть, покрывало какое — и посмотри где этот долбаный водила! — продолжал руководить бывший майор. — Воду ищи!

И уже всем остальным:

— Всем отойти от машины на десять шагов, сесть на траве, держаться вместе, никуда не разбредаться. И прекратить сопли-истерики!

И рукой вот так, по воздуху, как саблей — всё, выполнять.

Дима, пошатываясь, стал спускаться в овраг.

На окнах дверей, и перед лобовом стеклом грузовика были закреплены массивные стальные листы с прорезями в два пальца шириной для обзора. Кроме того, были наварены шипы из заостренной арматуры. И сейчас эта миникрепость сыграла злую шутку с теми, кого должна была защищать: с обеих сторон дверки были заблокированы стволами деревьев, которые росли на склоне оврага. Машина была похожа на здоровенную мышь, голову которой прижало дужкой пружинной мышеловки. Дима, рискуя напороться на шип, заглянул внутрь через щель в металле... и отшатнулся: из кабины на него тоже кто-то смотрел.

— Эй, пацан! — негромко позвал тот, кто был внутри. — Помоги выбраться. Надо срубить это ипучее дерево.

Дима вздрогнул, отпрянул от испуга и быстренько вскарабкался назад, наверх.

— Что там? — спросил военрук, заметив поспешное бегство своего посланца.

— Там, в кабине, эти... Которые нас забрали. Их заклинило.

Олег Алексеич люто глянул на кабину.

— Ага, вот так... Вот мразота... Пусть сидят. Ментам сдадим когда приедут.

— Надо срочно вызывать скорую помощь! — очнулась от шока, и начала трубить голосом полкового командира Елена Васильевна. — Нужно добежать до ближайшего жилья, до села или сторожки какой и оттуда вызвать скорую и милицию. Так, дети, никуда не расходимся. Держимся вместе. Ты, — она указала на Диму, — и ты, Алла, — тыкнула в Алюню, — бежите в эту сторону, где поле. Вы, девочки, — тыкнула в двух незнакомых, из медучилища, — по дороге в другую сторону, к лесу. Бежите и кричите изо всех сил, зовёте на помощь...

— Эй, придурки, никуда не бежите, нет там никого! — донеслось из оврага, из кабины. — Худо всем будет, сожрут вас всех! Вы в Улье, в другом мире, здесь нельзя кричать и бегать!

Елена Васильевна брезгливо посмотрела в сторону пленников, гордо выпятила грудь и недобро усмехнулась:

— От бандитов хороших советов не жди. Давайте, ребята, бегите.

Но тут вмешался Олег Алексеевич.

— Дикий, отставить. Лена, парень здесь пусть будет, у него задача за бандитами присмотреть.

Дима растерянно посмотрел на военрука, потом на Елену Васильевну, не зная кого слушать. Но в это время Алюня, не став дожидаться попутчика, уже стартанула. Две девчонки их медучилища тоже побежали в свою сторону.

— Кричите! Зовите на помощь! — попыталась докричаться им вслед Елена Васильевна.

— Эй, выпустите нас! Не надо никуда бежать и кричать! Это смерть! Капец вам всем, и нам тоже! Здесь другой мир, поймите! — продолжали кричать из ямы. — Мы раненые, Физик вообще отрубился! Помогите нам выбраться, здесь сейчас будут зарики!

Но просьбы пленников игнорировали. Прошла, наверное минута.

— Что-то не слышу, чтоб они звали на помощь, — прислушиваясь, возмущенно высказалась Елена Васильевна. — Ну-ка, дети, давайте вместе...

Но уже набрав в грудь воздуха, классная руководительница вдруг захлебнулась на выдохе...

Из леска на дальнем конце поляны на дорогу выбежала Алюня. Она возвращалась обратно, убегая со всех ног. А за ней... А за ней мчалась гигантскими прыжками невозможная какая-то тварь, человек — не человек, какой-то здоровенный урод похожий на голую и темнокожую безволосую гориллу.

Никто ничего даже не успел сообразить, все замерли, раскрыв рты.

Выполнив, наверное, результат мастера спорта на стометровке, добежав сюда, ко всем, к месту аварии, Алюня, с круглыми от испуга глазами, видимо, только сейчас поняла что навела монстра на своих товарищей, но было поздно. Чудище стремительно приближалось: все, даже Елена Васильевна кинулись врассыпную. Даже Олег Алексеевич, отступая, оступился на склоне и полетел в овраг за машину. Дима рыбкой нырнул под грузовик, за колесо...

Забившись поглубже, Дима замер, прислушиваясь. Было слышно, как приблизился тяжелый топот и какое-то сиплое урчание. Топот стих, хлюпнуло, стукнуло: послышался жуткий хруст и чавкание. "Он что, жрет мертвых?" — с ужасом предположил Дима. Послышался еще топот и урчание: кажется, за одной тварью бежало еще несколько.

— Там же Машка осталась... — шибанула мысль. — И этот, из девятого...

Урчание и чавкание. Возня... Треск костей... Потянуло мокрой псиной и дохлятиной.

А затем там, на пятачке позади грузовика, раздался тонкий отчаяный вопль.

Секунда, другая...

Дима весь сжался... Кажется, это кричал Коля-девятиклассник...

Всё, капец ему...

И вдруг послышалось... Отдаляющийся топот! Они убегают!

Точно, убегают! Дальше, топот затихает.

Всё, убежали.

Тишина.

И слабый, но четко ощутимый запах кислоты. Как сегодня утром в Ком-ске.

Дима выскочил первым. Затем выкарабкался Олег Алексеевич. Посмотрев вслед скрывшимся монстрам, Дима не выдержал и глянул на остатки пиршества чудовищ, и его желудок скрутило судорогой. А потом ещё и ещё.

Твари успели изгрызть и разорвать погибших на части. И девушку, раненную в живот, тоже. Но Маша Татарка и Коля, оказавшиеся на несколько шагов в стороне остались невредимыми. До них не добрались. Видимо, чудовища сразу накинулись на ближайшее мясо, а затем их что-то или кто-то вспугнул, это позволило двум раненым школьникам уцелеть.

— Я бегу, смотрю — там какая-то територия, кучи щебня, сараи, трактор стоит, — сбиваясь и заикаясь, рассказывала Алюня. — Тут, недалеко, вот там, за перелеском. Там какой-то поселок начинается, железную дорогу видно. Смотрю — двое сидят на корточках... Я сначала думала — люди, уже хотела позвать... А оно подняло голову и на меня посмотрело — а морда вся в кровищи — они, по-моему, собаку жрали...

Девчонки, и школьницы, и "медички", как испуганные цыплята вокруг наседки сгруппировались поодаль вокруг Елены Васильевны, хором подвывая, все как одна отвернувшись от зрелища разорванных трупов, периодически только отбегая в сторонку, чтобы поблевать.

Дима прислонился головой к какому-то деревцу, и так и стоял, понимая, что больше блевать нечем, но вот сейчас опять подойдет...

— Так, все, боец, — хлопнул Диму по спине военрук. — Харе выворачиваться. За мной.

Дима старался не смотреть на трупы. Вместе с военруком они спустились в овраг, к кабине грузовика.

— Эй, служба, — позвал майор. — Есть кто живой?

— Пока живой, но это, с вашей помощью, ненадолго, — сразу раздалось в ответ. — Слушай, мужик, выпусти, давай разойдемся людьми.

— Твой "мужик" в канаве лошадь доедает. А ко мне обращаться товарищ гвардии майор!

— Ладно, ладно, не кипишуй. Майор так майор.

— Гвардии майор! — сурово настаивал военрук.

Но того, кто был в кабине больше интересовал другой вопрос.

— Да пусть будет хоть четырежды гвардии пять раз генерал-майор. Где зарики? Слышал, урчали тут, и неслабо, видно "бычок" был, или даже лотерейщик? Неужели завалили?

— Так значит те обезьяны черножопые называются зарики? — заинтересовался Олег Алексеевич. — И много их тут?

— Много. Офигеть как много. Миллион и тыща штук. На вас точно хватит. Так всё таки, где эти, которые урчали?

Олег Алексеевич посмотрел на Диму, обдумывая, что сказать. Ответил просто:

— Ушли.

— В смысле — ушли? Вот так взяли и ушли? — не поверил собеседник военрука.

— Что-то им почудилось, стали принюхиваться... и свинтили в темпе.

— Ну-ка, ну-ка... Точно! Бл,.. это перегрузка! — голос в кабине стал испуганным. В крик: — Тикать надо! Открой дверь, майор! Кисляком понесло!

— Нихера ничего не понесло. Это наш ученик один... пустил. Газы.

Кажется, мужик в кабине ошалел от такой информации.

— Чего? Газы? В смысле пукнул? Нифигассе, газы... Та ты шо... Слушай, это же дар Улья, защита такая от зариков! Вам повезло неимоверно. Я только слышал, что такие бывают! Ни одна тварь, даже суперэлитник не подойдет к месту, откуда пошел кисляк! У них инстинкт такой — сваливать на другой кластер при первых признаках перегрузки. А кисляк — первый и самый главный из признаков. Вот и рванули. Если б не это — сожрали б они вас всех, и косточек не оставили.

Помолчали.

— Слушай, мужик, выпусти. Никто не в накладе, разошлись — и все.

Майор задумался.

— Давай рассказывай, что тут и как. У тебя вода в машине есть?

* * *

В кабине нашелся здоровенный кукри. С трудом удалось просунуть его рукоять в смотровую щель в самодельной броне машины. Этим орудием попеременно Олег Алексеевич одной рукой, а потом совсем обессилевший Дима почти срубили ствол молодого дерева, который мешал открыть дверку кабины.

Поглядывая через щель, военрук заставил пленника сложить все оружие какое было в кабине на виду, отсоединить магазины, достать патроны из патронников.

— Руки подними! Выше! И так и держи! Дикий, руби деревяху.

Дима ударил еще несколько раз. Дерево, шурша кроной, завалилось набок. Отодвинули обрубок, открыли.

Олег Алексеевич перехватил кукри.

— Вылезай! Стоять! Руки держи за головой! Дикий, забери атомат. И второй тоже. Подай магазин!

Военрук, бросив кукри, сразу прихватил необычный, кажущийся небольшим автомат. Придерживая оружие подбородком, нашел куда присоединить магазин, опустил предохранитель, передернул затвор, загоняя патрон в патронник. Магазин в автомате пристегивался позади ручки со спусковым крючком, возле плечевого упора.

— Называется "Малюк", украинский, система булл-пап, — следя за действиями майора объяснил пленник. — Хорошая машинка, удобная и надёжная, только калибр маловат, под 5.45. А меня зовут Комар.

— Ну что, поговорим, что ли, Комар. — Олег Алексеевич нацелил автомат на пленника. — Дикий, отодвинь остальное оружие дальше. Бери "весло". Патрон в патронник, приготовиться к стрельбе. — И опять пленнику: — И не вздумай дернуться, я и одной рукой башку разнесу.

* * *

— В общем расклад такой. Только без паники и нервов, и не начинайте глупить. Вы попали в другой мир.

Комар дал каждому по очереди отпить из своей фляжки. Гадость неимоверная, по вкусу — смесь самогона и забродившей мочи. Но от этого пойла у всех резко прошла головная боль, и ломота с жаждой, и будто открылись глаза.

— Живчик называется. Без этого напитка нельзя, нужно пить каждый день. Без живчика любой имунный протянет от силы неделю, ну, макусимум — две, — пояснил Комар. — А дальше — мучительная смерть от спорового голодания.

Мертвых оставили. Ни у кого не было сил начинать копать могилу, или хотя бы приблизиться к месту пиршества тварей.

Укрылись в другом овражке, недалеко от того, в котором застряла машина. Их было сейчас одиннадцать человек, тех, кого увезли из Ком-ска. Двое учителей — Елена Васильевна и Олег Алексеевич. Двое мальчишек — Дима и Коля. Алюня-спортсменка. Раненная Маша Татарович. Двое маленьких девчушек-близнецов из девятого "А". Трое старших девушек "медичек". И одна совсем взрослая девушка из швейной фабрики. Две девчонки из медучилища, которых Елена Васильевна послала по дороге за подмогой пока не вернулись.

В кабине, кроме водителя, оказался тот самый бородатенький парень, похожий на школьного физика. Ему прилетело в спину, по-серйозному, и парень сейчас сидел (лежать он не мог), стонал и пускал розовые пузыри.

Рассказывал Комар. Еще раз оглядел всех, и видя, что на него пока никто не набрасывается, продолжил.

— Кароч, я рассказываю, чтоб вы все поняли, что здесь происходит, и какие у кого шансы выжить. Принимайте все как есть, потому что ничего другого не остается. Называется эта штука Стикс, но больше ее все местные называют Улей. Тут какой-то космический, или временной, или вообще непонятно какой парадокс... И аномалия. В общем Улей состоит из разных кусков, типа пчелиных сот, потому и название такое. Эти куски здесь называют кластерами. Улей периодически отрывает эти куски от других миров и закидывает сюда, вместе со всеми людьми, домами, заводами и пароходами. Вот как с вами — сначала кислый туман, гром среди ясного неба, разряды молнии, раз — и вы уже здесь. Словно кто-то отрезал кусок торта, и попытался его присобачить к другому торту. Вишенка к черешенке, речка к речке, дорога к дороге... И так происходит многократно и бесконечно. Есть кластеры быстрые — те, которые обновляются чуть ли не каждый день, есть медленные, которые могут обновиться раз в год, или вообще в несколько лет, но в основном где-то от месяца до полугода. Есть и такие, что по два раза на день обновляются, а потом затихают на какое-то время — нестабильные. По всякому бывает. Это Улей, здесь все хрен знает как и через жопу мозгами навыворот.

А теперь слушайте главный прикол. Весь Улей заражен каким-то не то вирусом, не то грибком. И от этой заразы все, кто попадает в Улей заражаются и чаще всего становятся чем-то наподобие зомбаков. Малая часть людей, попавших в Улей, обладают иммунитетом, и не обращаются, хотя вирус у них есть тоже. Это такие как вы и я. Имуны. Нам всем надо пить живец, иначе будет очень плохо. Живец готовится так: берешь споран, растворяешь его в водке...

Все внимательно слушали. И думали каждый о своем. Информации было много, и усвоить её всю и сразу было нереально. А главное было никак невозможно поверить в эту дебильную сказку, которую сейчас плел на своем приблатненном жаргоне бандит Комар. Действительно, похож на комара — малорослый, худой, востроносенький, глазки близко посаженные, брехливые и бегающие. В общем, явно вредносное насекомое.

— Улей, вообще-то дает много всяких ништчаков и хороших вещей, — продолжал местный старожил. — Те, кто сюда попали, никогда ничем не болеют, всякими расстройствами или гриппом с геморроем. Даже раковые больные на последней стадии, если оказывались имунами, тут за неделю другую полностью выздоравливали, если, конечно, их не сжирали зарики. Даже вот как у тебя, — Комар кивнул на Олега Алексеевича, — рука скоро отрастет и глаз тоже вырастет новый, и все что было поврежденное нарастет обратно. Живчик только нужно лакать систематически, и желательно горохом ускорять регенерацию. Но и так всё будет зашибись. Опять же — если не сожрут. А сожрать тут есть кому.

Те, кто вас может сожрать называются зарики, зараженные. Под перегрузку все попадают вроде одинаковыми. Первое время — часы или даже пару суток никто ничего не понимает, и все люди как люди, только голова начинает болеть все сильнее и жажда сумасшедшая. А потом основная маса начинает обращаться. Начинают урчать, и кидаются на соседей, или кто рядом попадется. Это уже не люди. Это зарики, можна сказать — зомби на разных стадиях развития. Первая стадия для обращенного, пока свежий, где-то пару недель, месяц — пустыш. Ему обязательно нужно кого-то сожрать, иначе он обессиливает и становится ползуном. Если стал ползуном — все, недолго еще шевелится, а потом сдыхает сам по себе. А вот если пустыш кого-то сожрет, то он после жратвы очень быстро поправляется и переходит на следующую стадию.

Следующая стадия — несун, бегун, футболист — пару раз хорошо поевший пустыш. Точная примета такого — очень активный, быстро бегает, а самый прикол — по началу почти всегда имеет полные штаны, так как кушают они хорошо и обильно, и аналогично какают, при чем не заморачиваясь на туалеты и снятие гардероба; оттого "несун" — все свое носит с собой. Тем, кто в прошлой жизни были женского пола, и на момент обращения были в юпках, конечно, проще, но сути это не меняет. А потом он штаны теряет, получается бегун, или футболист, потому что штаны, бывает, держатся на одной ноге, и волочатся при хотьбе с этаким клубком внутри... Как футбольный мяч.

Следующий — бычок, качок, морда, прыгун — конкретно отъевшаяся тварь, ещё похожая на человека, но очень накачанного, с развитыми мышцами, и кожа постепенно становится синюшно-серого цвета, волосы, ногти и зубы выпадают. Этот уже штаны с дерьмом почти всегда теряет, да и верхняя часть прижизненного гардероба часто теряется. Может легко запрыгнуть в окно второго этажа, вышибить головой лобовое стекло автомобиля, высадить не очень крепкую бронированную дверь. Здоровяк, короче.

У каждого зараженного на затылке есть такой нарост... Типа спорового мешка. В нем находятся такие штуки, которые называются спораны. Спораны появляються по мере развития зариков. Чем развитее — тем больше шансов. Кароч, как тварь пожрет — так и начинает расти споран, а у некоторых и два, а у самых здоровых качков — и три бывает.

Следующая стадия для зариков — горошники. Отличаются тем, что у них у всех уже заметны явные изменения.

Главное отличие лотерейщика, или как его ещё называют жрача от меньших своих братьев-уродов — новые зубы, приспособленные рвать мясо и разгрызать кости. Это уже конкретный хищник, откусит руку или ногу нараз. Кожа ещё больше роговеет и темнеет, начинают формироваться защитные пластины. Появляются когти. В нем может быть горошина, а может и не быть — лотерея, оттого так и назван.

Топтун — ещё более глубокие изменения, начинают трансформируются кости скелета. Укорачивается бедро, вытягивается стопа, начинает ходить "на носочках". Формирующиеся кости могут отчетливо стучать при хотьбе. Руки вытягиваются. Пластины выходят наружу. Пистолетную пулю держит легко.

Рубер. Полностью сформировавшися индивид. Броня хоть и не плотная, но почти по всему по всему телу, шипы, мощные когти, зубы как у крокодила. "В лоб" автоматная пуля не берет, только бронебойная, если под нормальным углом и не уйдет в рикошет.

У всех горошников может быть горох. Горох, сахарок — развивает дары Улья...

— Слушай, ты задолбал со своим горохом, редькой и прочими виноградами. Хорош трепаться. — Военрук смотрел на Комара двумя глазами — одним своим, и дулом автомата. Рядом не дремала грозная Елена Васильевна. — Ну-ка давай раскажи кто вы такие, и почему ворвались в школу.

— Мы были в отряде... — Комар как-то неуверенно глянул на Физика. — Медведя. — Было заметно, что он только что придумал это имя. — Мы выезжаем в кластеры после загрузки, отбираем имунов, и потом везем их в стаб, чтобы пополнять свои ряды, и обновить население стаба. Потери, понимаете, у нас большие, то одного схарчат твари, то десяток сразу поляжет...

— А нафига вам столько девок? Это как вы собрались свои ряды пополнять? — недоверчиво усмехнулся военрук.

— Нет, девки ни при чём... — сильнее забегал глазками Комар. — Так просто попалось в этот раз. В стабе разберутся...

— А далеко ваш стаб отсюда? — спросил майор.

— Да, далеко. Почти пятьсот км. Так вот, имунные без нас почти всегда погибают. Когда кластер перегружается, на границе уже ждут сотни и тысячи развитых зариков; только закончится перегрузка — это для них как команда "кушать подано", причем завтракать они вот каждым из вас. Сожрали бы вас кароч, стопроцентно. А мы вас спасли.

— Мы успели отъехать километров пятьдесят от вашего кластера. — продолжал Комар. — А потом... Есть тут одно место нехорошее. Сразу несколько кластеров таких, порытых оврагами... Не один караван там полег. Вот и выскочили на нас сразу несколько крупных тварей. Так получилось, что они напали на середину колонны, а мы шли первыми. Мы сразу — по газам, а сзади — рубер. Догнал и вцепился в кузов, видал, какую дыру в железе прорвал? Только там за нами "Бардак" шел, так они по руберу и лупанули из крупняка, нам дыр наделали, ваших зацепили, вон, Физика продырявили, и мне попало слегка, но рубера тоже завалили. А мы дальше — по газам, и ушли вот так. Не знаю даже, что с колонной случилось, может там был элитник-придорожник, или даже крокодил со стаей, тогда капец им всем.

Я потом с трассы ушёл, решил по проселкам добираться, только, видно пуля где-то перебила тормозной шланг, кароче, я с горки разогнался, по тормозам, а педаль — опа, нету, провалилась, машина — в овраг. Ну и защемило нас, маленько. Ты нам наше оружие отдай, и руки развяжи, а то как-то не по делу своих спасителей в плену держать.

— Как дойти до стаба? Карта есть? Маршрут знаешь? Можешь показать?

— До стаба вы не дойдете, — Комар с усмешкой оглядел девичье войско. — Здесь взрослые мужики с хорошей подготовкой и соответствующим оружием часто не доходят. Это вам один раз повезло, что пацан вот так угадал, — Колька отвернулся и покраснел,— и все,зарики свалили. В следующий раз нападут внезапно, привалят — пукнуть никто не успеет.

— Слушай, я тебя сейчас прикладом привалю разок по харе, для профилактики, — рассердился военрук. — Отвечай нормально на вопрос.

— Тихо, ша, не беленись, — нисколько не испугался бандит. — Я для вас, неразумных свежаков, единственный шанс выжить хотя бы пару дней. Не дрефьте. Я знаю тут одно место недалеко. Типа охотничьей заимки в лесу, можна там отсидеться чуток. Вы там посидите, а мы тоже малость оклемаемся и сходим приведем подмогу, чтоб вас в стаб забрать безопасный.

В кабине нашлось два автомата, граната "эфка", пистолет — милицейский ПМ, обрез охотничьего ружья, четыре ножа, небольшой топор. Кое-какая амуниция, немного еды и воды.

"Малюк" достался военруку. И граната тоже. Как и разгрузка, нож, бинокль. Дима стал обладателем пошарпанного АК-74 с треснутым прикладом и штык-ножа. Обрез забрала девушка из медучилища, похожая на мальчишку Алена, заявив что умеет с ним обращаться. "Макарова" попытались вручить Елене Васильевне, а потом кому-то из старших девушек, но все они смотрели на пистолет так, словно это была дохлая мышь. Увидев такое дело, короткоствол забрала себе спортсменка Алюня, которая, как оказалось, в своем ДЮСШ ходила в тир и пробовала заниматься и пулевой стрельбой, и даже стрельбой из лука. Она сейчас нацепила поверх школьного коричневого платья портупейный ремень Комара, на котором с одной стороны висела кобура с Макаровым, а с другой крепился кукри в ножнах. Еще пару ножей, запасные магазины и патроны, и все что было ценного в кабине распределили между старшими девчонками добровольно-принудительно.

Елена Васильевна облюбовала топор. Прижимая к мощной своей парткомовской груди такой увесистый аргумент, она посматривала на Комара, как на мерзкое кровососущее насекомое. И не было сомнений, что она готова воспользоваться колуном для тяжких увечий или даже чего похуже....

— Ты мне тоже нравишься, — нагло захихикал в сторону классной руководительницы Комар. — Ты такая большая... Слушай, а как насчет перепихнуться? Давай отойдем в сторонку, у меня рука в процессе не участвует....

Топор Елены Васильевны предательски дрожал.

Но Комар не стал дальше развивать тему и дразнить грозную классную руководительницу.

— Кароч, так, — объявил. — Есть ещё одно дело. Раз пошли такие пироги, я буду вашим крестником. Тут нельзя называться именем из прошлого. Вы все — копии; там, у вас, в вашей школе, сейчас сидят за партами Пети, Васи и Маши со Светами, у них ничего не произошло и никто никуда ни о каком Улье и слыхом не слыхивал. Поэтому Пети и Васи — это они. И Марьванна там есть своя, — Комар глянул на Елену Васильевну, — и военрук там тоже свой остался. А вам нужны новые имена. Например, вот ты, командир, — обратился к Олегу Алексеевичу, — с одним глазом пока, значит будешь... Ну, например, Цикло....

— Я тебе сейчас твой язык отрежу и в жопу засуну, — обиделся военрук. — Я уже тебе сказал — ко мне обращаться товариш гвардии майор.

— Нет здесь ни гвардии, ни армии, ни майоров. Вернее, майоров дофига и трошки, а имя должно быть одно. Позывной в армии какой был?

— Ну, Бушмен.

— А почему Бушмен?

— Потому что я до Афгана в Анголе служил, а там всех белых называют бушменами.

— Ладно, будешь товарищ майор Бушмен. Так и нарекаю.

Военрук промолчал, даже не уточнил "гвардии майор".

— А ты, боец, из какого племени? — окинув взглядом компанию, Комар остановился на Диме, как на втором по значимости после военрука бойце в отряде.

— Я — Дима. Дикий.

— Ладно, тут без вопросов, будешь Диком.

— Я буду Ева, — выскочила Алена из медучилища. — Всю жизнь мечтала о таком имени. — И показала на серьёзную светловолосую девушку: — Это — Шведка, а эта, — показала на пухленькую, — Желя. Тех, которые ушли, я не знаю, они с другого потока. А мы — вместе, мы с фармацевтического.

Алюня ничего не выбрала и так и осталась Алюней, маленькие близнецы тоже остались со школьными кличками Лю и Ли. Маше Татарович, конечно, досталось "Татарка". Девушку из швейки, оказалось, зовут Оксана, и она без особых фантазий осталась Ксюшей.

Никто даже не рискнул давать прозвище Елене Васильевне. Хотя как-то само собой вспомнилось школьное — Василиса.

— А ты будешь... Пионер, — осклабился Комар, глянув на Кольку. — Главное, будь всегда готов, кушай побольше гороха.

Пухленький Колька-Пионер зыркнул исподлобья, и, видимо, не посчитал нужным отвечать на всякие глупости.

— Это все так, весело. Но куда нам детей вести? — спросила новостаронареченная Василиса, в прежней жизни Елена Васильевна. — Дело к вечеру. Не здесь же, в овраге ночевать.

Тревожно глянула в сторону дороги.

— А девчонок, которые пошли за помощью всё нет и нет. Я же им говорила с дороги не сходить, и, если что, через полчаса возвращаться...

— Забудь, — цинично кинул Комар. — Уже сожрали твоих девчонок. Я предупреждал, а ты, считай, сама обед для зариков и послала.

3. Зомбибой

Первый день в Улье — самый дурной и сумасшедший день в жизни новичков клонился к вечеру. Вся компания располагалась сейчас все там же, на укромной полянке неподалеку от застрявшего в овраге грузовика-автозака. Кто-то лежал, кто-то просто сидел на траве, кто-то бесцельно слонялся. Девчонки продолжали кучковаться, хлюпать носами и временами подвывать. Дика военрук поставил в караул, смотреть на дорогу. Тот поначалу пытался, конечно, честно и бдительно нести службу и смотреть куда приказано, но очень скоро разомлел, и от трудов и потрясений прикорнул под кусточком. Вечернее солнце еще припекало. Постоянно хотелось пить.

От тел, оставленных возле грузовика, ветерок потянул трупным запахом.

Комар все больше нервничал. А когда появился запах разложения, не выдержал:

— Эй, иммунные, харе коматозить! Давайте поднимайте задницы — пора отсюда сваливать и как можно быстрее!

Далее в прямой речи последовало выражение, определяющее степень недовольства длительными и постоянными половыми актами по отношению "лысого черепа" автора данной прямой речи, т.е. самого Комара.

— Здесь нельзя долго сидеть вот так на одном месте, без толку вообще, тем более поблизости горы воняющего на всю округу мяса. Тут сейчас пол Улья сбежится...

— Слушай, ты, ульянец гребаный, захлопни варежку, тебя не спросили! — раздраженно прикрикнул Бушмен.

Когда шла речь о том, что кто-то слоняется по поляне, то имелось в виду что это бродит бывший военрук. Он перемерил шагами низинку, наверное, раз пятьдесят, время от времени нервно и зло поглядывая на Василису. Но остановился сейчас, словно, наконец, принял какое-то важное решение.

— Все, я окончательно задолбался здесь сидеть, — объявил майор. — Решаем так. Поскольку тут такая обстановка... Беру командование на себя!

И, как всегда, единственной своей рукой по воздуху так вот, будто саблей:

— Все, гражданский бардак закончился. Для всех вводится воинская дисциплина и несение службы по Уставу. Обращаться по команде, докладывать по форме. Невыполнение приказа... будет караться по закону военного времени. Всех касается.

Все, кого это "касалось", посмотрели на майора, и промолчали. О том что "гражданский бардак закончился", о "воинской дисциплине", "Уставе" и "обращении по команде" бывшие старшеклассники уже слышали от военрука неоднократно. Поэтому речь ни на кого особого впечатления не произвела.

А между тем Бушмен перешел от общих положений к конкретике.

— Время к вечеру. Собираемся. Всем подготовиться к марш-броску по вражеской территории. Проверить оружие и снаряжение. На подготовку тридцать минут. Выдвигаемся в поселок. Там ищем ночлег, укрепляемся. Налаживаем снабжение. Ночуем. А утром посмотрим.

— Вот это дело! Я — только "за"! Сразу видно военного человека. Давно уже надо было сваливать. А вы тут всякие гражданские собрались еще неделю сопли жевать, — обрадовался Комар. — Мне особенно понравилось про "снабжение". Жрать охота как из пулемета...

Любые упоминания о еде до этого времени вызывали дружные рвотные позывы у большей части девчачьего войска. Но в этот раз то ли не расслышали, то ли начали привыкать.

Если говорить как есть и признаться честно, то до сих пор в этом нехорошем месте всех удерживала бывшая классная руководительница Елена Васильевна, а ныне иммунная Василиса. Она, подвывая и заламывая руки, все поглядывала на дорогу, по которой она же сама послала искать подмогу двух девчонок. По заданию военрука и просьбе Василисы спортсменка Алюня даже бегала по дороге в ту сторону, но никаких следов не обнаружила.

— Все, уходим. Больше ждать мы не можем, — заявил Бушмен. — Этих не дождемся, и остальных потеряем. Если бы они были живы, то уже бы вернулись.

Начали собираться.

Маше Татарке вкололи пол куба маслянистой какой-то жидкости из грязноватого шприца, обнаруженного в рюкзаках двух местных старожилов. Комар сам посоветовал так сделать, заявив что спек — сильнейшее обезболивающее и вообще — эликсир здоровья. Долго не верили, сомневались, но видя что состояние раненой ухудшается, согласились. Шведка сделала укол. На удивление, буквально через пару минут Татарке стало лучше. У нее больше ничего не болело; она стала вся такая бодрая и веселая, насколько можно быть бодрой и веселой на похоронах.

— Это ненадолго. Где-то на полсуток, — объяснил Комар.

Остальную часть дозы досталась раненому "ульянцу" — Физику. Он очнулся, но пока продолжал сидеть смурной, лишь поглядывал тревожно то на окружающих, то в сторону оврага с застрявшим там автозаком. В глазах бородатой копии школьного учителя сквозил страх и тоска, как будто он потерял в машине близкого человека или что-то очень ценное.

Между тем начались активные приготовления к походу. Под руководством Бушмена в ближайшем кустарнике с помощью кукри и топора вырубили несколько крепких палок, длиной в рост человека, толщиной примерно как древко лопаты, чтобы удобно было держать в руке. Некоторые получились в виде рогатины. Три палки обработали так: на конце отметили длину рукояток ножей, которые можно было использовать, сделали надпил зубчаткой штык-ножа, откололи половинки и на их место с помощью хомутов и скотча, обнаруженных в рюкзаках пленных, прикрепили ножи лезвием вперед. Получились вполне боеспособные, на первый взгляд, копья, или, если быть точнее, палки со штыком.

— Значит так. Здесь, как в разведке — режим молчания, — инструктировал Бушмен девчонок. — Все нужно делать тихо и скрытно. Это значит нельзя громко разговаривать, вообще лучше не болтать, не хныкать, если увидите труп или какого-нибудь паука или лягушку — не визжать и не прыгать, при ходьбе стараться громко не топать. На открытые места не вылезать, держаться ближе к укрытиям. Все делать по моей команде. Если вдруг увидите этих, ну, которые мертвые, открывать огонь из огнестрельного оружия в последнюю очередь, и, опять же, только по моей команде. Тем более что у нас боезапас, сами понимаете, не бесконечный, и не резиновый. Хрен знает когда удастся пополнить. Если появятся обычные мертвяки, или как там их еще называют — встречаем копьями и рогатинами, тихо, аккуратно останавливаем, по возможности валим на землю и добиваем топором и этой... кривой штукой. Ну а если что-то большое, наподобие того, что гналось за Пономарь... — Бушмен чуть скривился, употребив имя из прошлой жизни, и тут же исправился: — за Алюней, тогда уже придется вести огонь на поражение. Но упор на холодняк.

Все кивали головами, как будто действительно знали, как обращаться с "холодняком", и держали в руках топоры, копья и рогатины не первый, а хотя бы второй-третий-десятый раз в жизни. Так бывает, когда человек впадает в состояние "уже пофиг" и "на автомате".

— Так, давайте проверим. Алюня, у тебя этот, импортный кривой, — начал проверять холодное оружие Бушмен. — Ксюша, бери копье. Лена — ты с топором. Медицина, — к Шведке и Желе, — рогатина, и вам же еще копье. А вам, — обратился Бушмен к мелким близнецам, — одно копье на двоих. Самое легкое. Главное, сами не пораньтесь. Огнестрел так и остается, у меня и Дикого — автоматы, у Алюни — милицейский, у тебя... — военрук забыл как назвали новую девушку, — гладкоствол, руки заняты. Так, Пионер, у тебя что?

— У него другое оружие. Называется "пушка пу" — съязвил Дик, который покинул пост и ошивался сейчас рядом. — Заряжается борщом и пончиками.

— Это у тебя пушка, — окрысился Колька Пионер. — Мамка зубы выпердела...

— Отставить разговоры! — рявкнул майор. — Бери просто палку. Дикий, а ты какого фига здесь зубоскалишь, а не стоишь в охранении?

Дик ретировался в кущи.

Майор посмотрел на Комара:

— Тоже бери пока палку. Проявишь себя в бою — получишь оружие. Считай, твоя служба начинается со штафбата.

И в сторону Дика:

— Эй, часовой! Сюда иди... Я бы тебя в Афгане научил как на посту стоять... За такие дела накрывали одеялом и лупашили берцами всем взводом. Да ладно, молодой еще. Душара. Для тебя задача — конвоировать пленных. Присматривай за ними, я этим бойцам загадочного фронта спину подставлять пока не собираюсь. И клювом не щелкай — если что — вали без разговоров.

Оценивающе посмотрел на Физика:

— Ты как, идти сможешь?

— Слушайте, мне надо вам рассказать, — вдруг подал голос раненый напарник Комара. Видно спек все-таки подействовал. — Поделюсь инфой — услуга за услугу. Тем более что пойду с вами, и если вас сожрут, то и меня вместе с вами тоже.

— Ваши эти копья-рогатины, конечно, хорошо, но надо понимать, как пользоваться. Запомните: зарик — не человек. Ему можно перебить все кости, перерезать горло, вырвать сердце и все внутренности, снести пол головы вместе с мозгом, или что там у него осталось, а ему нипочем, тварь продолжит вас рвать на части и жрать. А можно легко тюкнуть в нужное место — и все, вы победили. Просто нужно знать куда бить.

Повторю еще раз: зарик — не человек. Когда происходит заражение, в человеческом теле поселяется некий организм, который полностью перебирает управление на себя, а человеческое сознание уничтожается. Так что название "мертвяк" вполне даже правильное, они действительно мертвые. Из живого в зарике только тварь-паразит. Пока тварь слабая, она управляет телом не очень эффективно, оттого свежий зарик вот так передвигается рывками, совершает ненужные хаотические движения, иногда даже падает и сам себе что-то ломает — ну, зомби есть зомби. Это похоже на то, когда человек впервые садится за руль и пытается научиться управлять машиной — дергает не за те рычаги, глохнет, едет не туда куда следует. Со временем все это проходит, и развитая тварь начинает орудовать куда как ловко.

В общем, нужно убивать не мертвое человеческое тело. Нужно убивать чужеродный организм, который в нем живет, заставляет его двигаться, и прикрывается ним как щитом.

Самое уязвимое место любого зараженного — затылок и хребет. На затылке находится самый важный жизненный узел паразита — "центр управления" — споровая коробка, уродливый такой выпирающий бугорком нарост. Это и есть стопроцентная "смерть Кащея". Точный удар по споровой коробке гарантированно убивает даже суперэлиту. По хребту зарика, особенно в верхней части, прокладывает основные свои каналы управления. Удар в эту часть тоже или выводит зараженного из строя, вызывая судороги и паралич. А если точно и сильно ударить — сразу смерть.

Итак, смотрите: если зараженному попасть в лоб — ничего не произойдет. Нужно достать глубже, до затылка. Если спереди, вот с этими вашими копьями, то старайтесь ударить прямо в пасть: удар почти стопроцентно поражается споровый узел. Неплохо ударить в шею, в горло, но удар должен быть не режущий, а проникающий, укол. Хуже удар в глаз — нужно продвинуть лезвие достаточно глубоко, и бить как бы сверху вниз — чтобы добить до затылка.

Попробуйте работать в двойках, или тройках. Двое валят тварь с ног, один добивает. По практике Улья — самый эффективный способ.

Физик помолчал. Его слушали почти все. Оглядев своих товарищей по несчастью, видимо, как-то решившись, добавил:

— В машине за сидушкой есть мой экспериментальный инструмент. Я называю его "зомбибой". Сам придумал. К наконечнику приварена короткая цепь с шипастым шаром на конце. Нужно вырезать крепкую палку — рукоять, и насадить этот наконечник. Бьешь тварь тупо сверху по голове, или по плечу — главное, чтоб рукой зарик не успел закрыться. Они, как правило, не закрываются, прут напролом. Грузик попадает или по затылку, или по позвоночнику. Я пробовал — с десяток пустышей убил, и даже одного бычка приговорил. Потом рукоятка сломалась, надо было сделать новую... но вот, случилось то что случилось. Берите, сделайте рукоятку, пользуйтесь.

— И что, если твари перебить ноги, она все равно будет бегать? — уточнил Пионер.

— Нет, конечно, я не говорю, что нужно только действовать только так. Перебить зарику ноги, а потом добить по затылку — хорошая тактика. Или например, дать вцепиться в рукав-ухватку, как при дрессировке собак, намотать на руку что-нибудь такое, чтоб не прокусил — одеяло, куртку, книгу можно прикрутить скотчем — тогда можно стукнуть кулаком, или ребром ладони по затылку, или ниже уха — все, вы победили. Но я о другом. Я просто предупреждаю, что паразиту, который сидит в мертвяке, плевать на потерю крови у донорского тела, или на боль, или на перекрытие кислорода при сдавливании горла. Пока тело не обессилеет, тварь будет заставлять зарика хватать и жрать, даже если от тела останется половина или какая-то часть.

Все задумались. Наверное, представляли, как будут биться с зомби. Дик даже сделал пробный выпад, целясь копьем в ствол дерева.

— Ну, как-то так. Это все. Думайте и рассчитывайте свои действия.

Закончив свой рассказ, Физик просительно глянул на Бушмена.

— Командир, можно тебя на пару слов... Такое дело... Услуга за услугу. Там в машине — прибор. Это очень дорогая штука. Надо бы забрать с собой.

— Нафига тащить? — встрял Комар. — Спрятать пока где-то здесь, чтоб никто не утянул, а потом все едино будем рядом ходить — заберем и доставим куда следует.

— А куда следует? — насторожился Бушмен.

— Ну, или продадим, или сами будем пользоваться. Не скажу что сильно дорогая эта штука, так, баловство... Научные эксперименты. Эти ученые, сами понимаете, все немного не в себе.

Физик удивленно глянул на Комара, но смолчал. Стало понятно, что у этих двух старожилов Улья разные планы на будущее.

Уже почти смеркалось. Шли к поселку, который обнаружила Алюня. Впереди — "ударная группировка" в виде вооруженного украинским автоматом бывшего военрука, а ныне Бушмена, Алюни с пистолетом и Евы с обрезом. Дальше шевствовало побитое и заплаканное девичье войско, среди которого возвышалась монументальная Василиса, которая продолжала все время оглядываться, мучаясь, что отправила детей на верную смерть, и оставила погибших на растерзание хищным зверям... Татарка после укола спека шла сама, так, будто и не ранена, чуть ли не вприпрыжку. Кстати, Колька-Пионер оказался везунчиком и ему помощь почти не потребовалась: пуля прошла в районе подмышки между рукой и ребрами, лишь слегка оцарапав кожу и оставив на боку здоровенный синяк. Крепкая и мускулистая Ксюха несла на плече "зомбибой" — длинную неоструганную палку, на конце которой висел на цепи небольшой шипастый шарик.

Вообще вся компания сильно напоминала группу крестьян, которая шла куда-то на поле молотить зерно, с цепами, косами и вилами.

Третья группа отставала на десяток шагов. Комар при ходьбе поддерживал обмотанного окровавленными бинтами Физика. Дима-Дик всё время поправлял длинный АК-74, который в любом положении мешал, за все цеплялся, натирал прицельной планкой спину, а ремнем плечо. Кроме того, Дик засунул в карманы школьных брюк два снаряженных магазина, а третий, пустой, заткнул за брючный поясок. От этого штаны пришлось всё время поддерживать рукой, иначе они сползали и падали. Дик шел сейчас рядом с Комаром и Физиком, как бы конвоируя бандитов. И слушая новую порцию рассказов о мире, в котором они оказались.

— Молодого элитника назвают по-разному: придорожник, летун, рыскач, — рассказывал Комар. — Некоторые кличут эту тварь "каштан", из-за шипов на пластинах. Броня у него по прочности покруче, наверное, чем у "бэтээра". Наиболее часто нападает на караваны. Очень быстрый и прыгучий. В нем, кроме гороха и обычных споранов бывают черные жемчужины.

Развитый элитник — тихарь, крокодил, рогач. У этого все то же, что у молодого, плюс броня намного крепче, плюс соображалка — хитрый как черт. Может устраивать засады, ловушки, например, набросает оружия, или патронов — знает, гад, на что могут "повестись" трейсеры — сидит тихонько где-нибудь в укрытии и ждет. И как только кто-то подойдет... Тут ему и обед, завтрак, ужин и сладкий стол. Перемещается неслышно, мимикрирует, отводит глаза. Силища неимоверная. К тому же, есть мнение, что среди развитых элитников частенько попадаются клокстоперы — такой может появиться внезапно где хочешь. В нём, помимо черных, бывают красные жемчужины.

— Слушай, боец, ты сейчас на "несуна" похож. Возьми ты прикрути магазины скотчем. А то штаны потеряешь, — не выдержал Комар мучений своего конвоира. — А прицельную планку замотай чем-нибудь, иначе в ребрах дырку протрет пока куда-нибудь дойдешь.

И продолжил рассказ об обитателях Улья:

— Матерого элитника тут все называют на "вы" и шепотом — "дед", "старый", "ДМБ". Это особый случай. Многие считают что "дед" — это скреббер. Но это не так. Это все-таки зарик, хотя и запредельно развитый. Эта тварь уже не имеет ничего от человека. Похож на многотонное, нереально огромное насекомое, нечто между многоножкой, богомолом, скорпионом, тяжелым танком и бронепоездом. "Дедушка" имеет все таланты "внучка" — придорожника, и "папаши" — крокодила, плюс почти все дары Улья: сенсорные способности, гипноз, может внушать и завлекать. Ну и конечно неимоверная сила и скорость. В нем все виды жемчужин бывают, в том числе самая редкая, которая превращает свежака в имуна, а кваза в человека — белая.

А дальше... Дальше вообще мистика и хоррор. Дальше — скреббер. Говорят что это "душа" вышедшая из матерого элитника, во всяком случае, бывало, находили дохлого "деда", словно вывернутого наизнанку. Есть такое предположение, что когда эта тварь полностью сформируется, она вылупливается из зарика как из кокона, а тело-носитель при этом отмирает. Настоящего скреббера, конечно, никто не видел, потому что тот, кто его видел, уже вряд ли кому-то что-то расскажет. Но все равно, люди болтают, что скреббер — это неясных размеров меняющееся пятно, плывущее в воздухе, похожее на медузу. Любые пули проходят сквозь него, не причиняя вреда. Единственный шанс убить такую тварь — отрубить или как-то отделить от основного пятна маленькое полупрозрачное образование, пятнышко, "тучку", которая всегда плывет где-то рядом с чудовищем на тоненьком стебле. Это пятнышко и есть самый редчайший артефакт Улья — сердце скреббера или хрустальная жемчужина. Говорят, через эту штуку, как через роутер, можно управлять до фига чем в Улье, даже присвоить себе неограниченное количество даров... Даже вернуться домой, в свой мир. Но эту штуку пока никто не добывал. Это считается невозможным.

Скреббер, конечно очень силен. Он может подчинить любого. Лишает рассудка и памяти, внушает панику и агрессию, и еще черт знает что. Причем делает это с большого расстояния. Бывали случаи, когда крупный стаб весь сразу сходил с ума, и самоуничтожался. Плюс, зараза, лупит чем-то наподобие перегрузки, у людей вытекают глаза, их выворачивает буквально наизнанку — ну, кароч, лучше об этом не говорить. Даже названия этой твари упоминать не стоит. Плохая примета.

* * *

Местность вокруг вырисовывалась довольно унылая — пыльные кущи, колючки, обгрызенные какие-то деревья. Прошли мимо сараев, куч щебня, все как рассказывала Алюня. Скорей всего, асфальтный завод. Поодаль за деревьями виднелись опоры ЛЕП железной дороги.

Через километр где-то грунтовка примкнула к покрытой дороге, которая потянулась рядом с железкой, а по другую сторону появились малоэтажные дома старой постройки, огражденные забором территории каких-то предприятий. Начинался город или крупный поселок.

— Что-то людей не видно, — шепотом сказала Ева. — И тихо так...

И действительно, было тихо: ни машин, ни людей, только где-то каркали вороны.

Они сошли с дороги, и теперь двигались по изломанному и замусоренному тротуару, под самым забором. Все, как учил Бушмен — держались ближе к укрытиям.

В одном месте прошли рядом с ржавой калиткой — входом на какую-то территорию. Прошла первая тройка... Поравнялась группа девчонок. И вдруг с той стороны калитки, из зарослей вынырнул урод-полумертвец, в кепке, в которых обычно ходят охранники, со спущенными штанами, которые болтались на одной ноге. Мигом подскочил, просунул корявые лапы сквозь решетку и схватил одну из двойняшек! Притянул с себе, попытался укусить, ломая гнилые зубы на арматурных прутьях и мерзко урча.

Василиса, и девчонки вокруг неё разом взвизнули, и брызнули прочь. Вооруженная троица ушла вперед, Комар, Физик и Дик с Пионером — отстали. Ксюша, открыв рот, тупо смотрела на мертвяка, даже не попробовав снять с плеча "зомбибой". Помощь пришла с неожиданной стороны, а именно от второй половинки дуэта дюймовочек. Ли, напарница Лю, приняла боевую стойку, и вполне хладнокровно палкой-копьем пырнула бегуна прямо в открытую пасть. Приложила почти в упор, и несильно, но резко ткнула. Тварь отпустила Лю, и обмякла, повиснув на калитке.

— Ай, какая молодчинка! Метр с кепкой, а как бравенько бегуна оприходовала, — похвалил девчонку добежавший к калитке только сейчас Комар. — С почином! А вот орать и верещать было совсем не обязательно, — в сторону Василисы и других девчонок. — Курицы безмозглые. Сейчас на шум соберется компашка....

И Бушмену:

— Командир, давай бегом к вот тем домам. Нужно где-то срочно припасть и затихариться, может пронесет...

Это была типично-стандартная пятиэтажка-хрущевка, "ведомственная" — такие когда-то предприятия строили у себя на территории для своих работников. Судя по кровавым клочьям и паре разгромленных легковушек во дворе, здесь похозяйничали зарики, но не сегодня и не вчера, а несколько дней назад.

Без электричества кодовый замок не работал, зашли. Все типично, и для 1986-го, и для 2025, наверное. В таких домах всегда в подъездах жутко воняет, стены облуплены и разрисованы, а лестница узкая — не развернуться.

— Недели две стоит. Надо обследовать все квартиры, которые открытые. Напоминаю, если будут зарики — не стрелять, только холодным оружием, вон, копья есть, без шума. Здесь могут быть максимум пустыши и ползуны, — предупредил Комар. — Остальные уже сожрали все что могли и пошли искать дальше. Входную дверь в подъезд нужно чем-то зафиксировать.

Но утверждение Комара о том, что здесь могут быть лишь пустыши и ползуны оказалось слишком оптимистичным. Едва поднявшись на один пролет, услышали наверху урчание. И топот: к ним с верхних этажей спускался гость, и, судя по всему — немалый. По команде Бушмена, вперед вышли все, кто был с рогатинами и копьями.

Но, как говорится, инструктаж инструктажем; листики с инструктажами, как известно, используют в аду в качестве туалетной бумаги. В первый раз все получилось коряво и глупо. Здоровенный зарик, похожий на рыжего двухметрового орангутана просто прыгнул сверху со ступенек и ухнул всем весом на подставленные копья и рогатины. И в одночасье завалил строй: девчачьи руки не смогли удержать тушу в килограмм, наверное, сто пятьдесят. Палки и рогатины отлетели как спички, одна вообще сломалась, а копье застряло в боку твари. Зарик, упав, тут же извернулся, сбив рукояткой застрявшего копья с ног сразу двоих: Еву и Шведку, и уже начал подниматься. Хорошо что рядом оказался Комар: он успел ткнуть ножом в похожий на половинку головки чеснока нарост на затылке людоеда. От этого мохнатый "обезьян " забился в конвульсиях, и впоследствие издох. Прав оказался Физик: нужно знать, куда бить. Но долго радоваться победе не приходилось: сверху урчал и топал еще один. Этого, или, вернее, эту встретили уже более организованно: подсекли ноги, свалили, а затем зараженную прибила Алюня, рубанув по хребту кукри.

Стали подниматься выше. Встретили ползуна — его легко прибила копьем Ева. И еще один пустыш вырвался из квартиры — его сразу дружно забили почувствовавшие вкус победы и вошедшие в раж воительницы.

— И что, мы здесь будем ночевать? С мертвыми? — брезгливо-возмущенно спросила Желя, когда они оказались на пятом, последнем этаже, и остановились на пороге одной из открытых квартир. Здесь в прихожей были кровавые следы волочения: кого-то вытащили из кухни. Наверное того, от кого на лестничной площадке были разбросаны кровавые ошметки, обглоданный череп и кости.

— Извините, апартаментов нету, — вспыхнул Бушмен. — Все номера "люкс" заняты.

— Здесь кругом мертвые, — добавил Комар. — И лучше бы они были действительно мертвые и... неподвижные.

Но девчонки сморщили носы и не захотели даже заходить.

Череп с костями и кровавые тряпки зафутболили вниз по лестнице, с помощью топора открыли квартиру напротив. Эта оказалась чистая, в ней, видимо, на момент перегрузки никого не было. И еще одну вскрыли. Спустились этажом ниже, и проникли в еще пару квартир. Некоторые вскрыть не смогли; пытались, но не смогли справиться с крепкими бронированными дверями.

Порыскав по открытым квартирам, нашли немного консервов, какое-то древнее печенье, сахар, макароны, несколько бутылок минералки. Из унитазных бачков набрали воды в пару тазиков, чтобы, наконец, хоть немного отмыть сегодняшнюю грязь и кровь. Нашли бутылку водки, правда, с трудом, потому что для этого пришлось открывать ужасно воняющие холодильники. Больше ничего не успели, потому что окончательно стемнело, а пользоваться огнем было нельзя, не хотелось отблесками в окнах привлекать внимание зариков, и вообще возможных нехороших соседей.

Комар позвал Дика:

— Эй, начальник! Бери нож, пошли вниз спораны собирать.

В "здоровяке" нашлось аж три виноградины, в "бегунше" — одна. Пока все возились по разным делам Комар приготовил живец в большой кастрюле. Всех заставили выпить по пару глотков: кто проблевался, тому процедуру пришлось повторить.

В одной из квартир до перегрузки, видимо жили какие-то пенсионеры или больные: нашлась куча медикаментов, шприцы и даже пара одноразовых систем для капельницы. Физик соорудил физраствор из сырой воды, живчика и сахара. И тут же сам себе поставил капельницу. И, несмотря на бурное возмущение "медицины", заставил такую же капельницу поставить Татарке.

— Тут все заражено, но одна зараза другую не терпит. Здесь нет паразитов, туберкулеза, гонореи, синюшной гнойной палочки, стафилококков, вирусов — вообще все стерильно. Можно пить прямо из лужи и ничего не будет. Парадокс. Плюс иммунитет с регенерацией.

— Командир, ты бы тоже воспользовался. Быстрее восстановишься. Вот у меня сейчас протечет — возьми, поставь себе.

— Занимаем эти две квартиры. Мальчики — направо, девочки налево. Писать, какать — в квартире напротив, там где пятна на кухне. Из окон не высовываться, лучше вообще не подходить, огонь не разжигать, соблюдать тишину, — полушепотом раздавал приказы Бушмен. — Дик, Комар, Оксана, Лена, Алюня, кто покрепче — надо вытащить пару холодильников и шкафов из квартир и забаррикадировать лестницу между третьим и вторым. Я потом поставлю "эфку" на растяжку. Все слышали? Ниже третьего не спускаться. Кто захочет пройти через завал, тот труп. Эх, еще бы пару МОНок...

Еще долго размещались, не могли уснуть, кто-то боялся оставаться одной... Пришлось повторить прием живчика, залить в особо нервных ударную дозу. Наконец, угомонились.

И можно было удивиться, насколько бывает тишина. Ни гула машин, ни говорливых соседей... Даже цикады на улице и то, кажется, не трещали. Пустая, мертвая тишина. И вездесущая в Улье трупная вонь.

Но поспать пришлось недолго. Всех разбудил крик из девчачьей квартиры, звуки возни, ударов, и вроде рычание большого зверя. Бушмен подхватил автомат, и, путаясь и избавляясь от живчиковой капельницы, рванул на шум.

— Зомбаки! Зарики!

Оказалось, что не зомбаки и не зарики. Это Комар попытался прилечь рядом с Василисой...

— Я перепутал квартиры! — пытался оправдываться несостоявшийся ловелас.

И было бы это все дело смешным, но обстановка не позволяла. Остаток ночи прошел без происшествий, разве что кто-то периодически гремел какими-то тазиками, что-то ронял — видимо, во время походов в туалет в темноте... Но вроде обошлось.

Утром Комар имел вид нашкодничавшего кота. У него под глазом появился здоровенный фингал.

Сурового Бушмена пробило на ржач:

— Видишь, а говорили, что все болезни здесь отсутствуют. А такая болезнь как "пистюлина" никуда не исчезла, гляди какая сыпь выскочила...

4. Мародерка

Второй день в Улье начался... с кофе. Подбитый Комар прямо с утра, как говорили когда-то в армии "прошуршал" и нашел в разгромленных кухнях турку и початую пачку... ну, не будем называть фирму, скажем так: хорошего молотого продукта. У Физика в рюкзаке еще остались таблетки сухого спирта, чтобы вскипятить воду. Кто захотел — нашел себе чашку; вся группа собралась в большой комнате одной из квартир на кофе-чаепитие, и, заодно, для чего-то наподобие утренней планерки.

Это был хороший кофе. Вчерашние "советские граждане" — Бушмен, Ева, Желя пили, смаковали, и так многозначительно кивали головой, выпятив нижнюю губу: даа, афигеть, супер. Импорт, чего уж тут... В 1986 году в СССР народ поили в основном своим, отечественным, тем что называлось или "Кофейный напиток с цикорием", или "Ячменный колос"; в брикетах, когда разворачиваешь, похоже на высушенный коровий навоз. Был, конечно, индийский, кубинский, и, может быть, даже бразильский, но где-то наверху, в обкомовских спецраспределителях, в широкие массы просачиваясь скупыми каплями.

— Главное чтобы зарики не учуяли. Запах кофе, как и сигарет разносится очень далеко. — заметил Физик.

— И что самое странное, курить совсем не хочется, — делился Бушмен. — Я же с училища, больше десяти лет уже, по полторы-две пачки в день. В Афгане, когда не было табака, турецкий чай курили, насвай жевали, ну и анашу местную, забористая, сука... Кароче, все что дымит. А тут стою вот, и даже ни разу не тянет.

Василиса еще не выходила. Комар подхватил чашку свежезаваренного кофе, и потащил в сторону квартиры, где ночевали девчонки. Это настораживало: возможно, назревало продолжение ночного побоища. Но, на удивление, все прошло достаточно спокойно. Василиса явилась царственной походкой, слегка примятая и растрепанная, но абсолютно спокойная, прихлебывая из той самой чашки. Комар мыкался позади, словно голодный кот возле хозяйки.

— Здравствуйте, дети, — привычно поздоровалась бывшая учительница, словно сейчас вошла в класс. Дик, Алюня, Лю и Ли встали. По привычке. Даже раненная Маша Татарка, лежащая тут же, на диване, хотела подняться...

— Лежи, лежи! — кинулась к ней Василиса. — Не вставай! Как ты, Машенька?

Желя, прихлебывая из чашки, язвительно улыбнулась, Ева хмыкнула, многозначительно покачала головой и продолжила чистить и натирать свой обрез, сидя прямо на полу. Колька Пионер никак не отреагировал, продолжая наминать найденное в одном из шкафчиков печенье с вареньем, следя, чтобы Алюня пайку не умыкнула.

Теперь все были в сборе.

— Вы — молодцы, — внезапно расщедрился Бушмен на похвалу девчонкам. Наверное, импортный кофе подействовал. — Вчера здорово дрались, не испугались. Всему личному составу группы объявляю благодарность.

— Ага, не испугались... Я чуть не уписялась! — призналась Шведка. — Как появилось сверху это чудо-юдо, дык аж в глазах потемнело, ноги сами сбежать хотели. Только куда тут убежишь? Или мы эту тварь, или она нас.

У Шведки длинные, очень светлые, почти белые, платинового оттенка волосы, заплетенные в косу, широкие скулы, серые, или, скорее, стального цвета глаза. Не сказать, что красавица, но милая. Ее в училище назвали Шведкой потому что она внешне очень похожа на молодую Агнету Фельтског из суперпопулярного в 80-е шведского музыкального квартета "Абба". От кофе Шведка отказалась, заявив, что ей такой напиток не нравится, хотя никогда его не пробовала.

— Я в деревне росла, — от избытка чувств разоткровенничалась девушка. — У нас парни как напьются, то в Васильково — в соседнюю деревню — драться идут. Такое народное развлечение. А когда васильковские напивались — к нам приходили. Один раз пришли, а наших многих как раз в военкомат забрали на сборы. Так они, сволочи, поймали малолеток возле клуба, и давай мутузить. А мы, девки все деревенские, психанули, похватали что было под рукой — кто вила, кто косу, кто — кол, так васильковские бежали, чуть портки не потеряли...

— Ну, понятно, и коня на скаку, и в горящую избу, — язвительно бросила Желя. — Деревенская. Кровь с молоком. Передовая колхозница.

Шведка ничего не ответила, сразу поникла и больше ничего о себе не рассказывала.

До этого времени можно было подумать что Шведка и Желя — подруги. Во всяком случае здесь, в Улье, сколько-то там времени они держались вместе. Но тот, кто бы присмотрелся, обязательно бы заметил, как пристально и с завистью поглядывает на стройную фигуристую подругу полноватая, приземистая, широкоротая и с глазами навыкате, да что там греха таить — похожая на жабу "городская" Желя.

Возник еще один острый вопрос.

— А ей что, тоже благодарность? — возмутилась Ева, показывая на Ксюшу. — Она в стороне стояла, кобыла здоровая, ни разу даже свою палку не подняла за все время, пока мы с тварями дрались.

Ксюша ничего не ответила, только зыркнула коротко на "фифу рыжую", и пожевала по-старушечьи ртом, как будто собиралась плюнуть.

— Девочки, не ругайтесь. Нам нужно сейчас провести комсомольское собрание, создать временную ячейку, — объявила Василиса.

— Да пошла ты со своими комсомолами, — зло заявила Ева, глядя на свет через дуло обреза. — Еще чего придумала фигней заниматься.

— Это возмутительно, — грянула громом Василиса. — Как ты разговариваешь со старшими?

— Заткнись, корова, — огрызнулась Ева. — Пристрелю нахрен.

И посмотрела через стволы обреза теперь на Василису.

Женский коллектив — не подарок. Даже в Улье.

Перед тем как выйти, осмотрели окрестности из окон, благо, пятиэтажка здесь была одним из самых высоких зданий и видно было далеко.

Кластер оказался небольшим. От какого-то города или большого поселка была оторвана окраина, в основном промка, пустыри, частный сектор, несколько двух-трехэтажных жилых домов старой постройки. Был виден кусок трассы и железной дороги. Где заканчивался кластер с той стороны откуда пришли "свежаки" было непонятно, но глядя в противоположную сторону, на поселок, можно было увидеть, что за пару километров строения резко заканчивались и стеной стоял лес — видимо, граница кластера. Недалеко от дома в котором ночевала группа, ближе к трассе, обнаружился, судя по рекламе на здании, торговый центр.

— Классно, повезло, — обрадовался Комар, увидев магазин. — Нам нужна еда, нормальная одежда, снаряжение. Иначе долго тут не протянем на кофе, сырых макаронах и шести банках сардин на тринадцать рыл. Нехило бы заглянуть в охотничий и туристический, вдруг там что-то осталось ценного. В общем, надо посетить это заведение. Не забудьте скидочные карты, бонусные фишки и пай пасс.

Идее сходить в магазин никто особо не сопротивлялся, но шутку о скидочных картах и каких-то фишках обитатели 86-го, привыкшие к простым советским реалиям, дефициту, очередям и пустым прилавкам попросту не поняли. А "пай пасс", наверное, посчитали матерным словом.

— А деньги? — спросила Ксюша. И все на нее посмотрели. У бывшей работницы швейной фабрики возник вот такой интересный вопрос : — А где деньги возьмем, чтобы в магазине отовариться? У меня всего четыре рубля и мелочь. На фабрике аванс должен был быть завтра. То есть сегодня. Ну, там, на фабрике, — Ксюша потыкала пальцем куда-то себе за плечо, показывая, где именно осталась фабрика с авансом.

Многие недоуменно пожали плечами. Кое-кто язвительно усмехнулся.

Комар долго и с интересом смотрел на девушку явно пролетарского происхождения.

— Ладно, проехали, — сказал он просто, видимо, не придумав как развить тему. — Деньги здесь не ходят. Полный коммунизм. Все бесплатно, бери что хочешь. Главное унести хабар и не попасть на обед к зарикам.

— Но мы же не можем вот так просто набрать товара и уйти. А вдруг милиция? — настаивала Ксюша. Вообще, глядя на эту коренастую, с тяжелым подбородком и лицом старухи двадцатипятилетнюю советскую женщину в фабричном платочке вспоминались какие-то древнейшие люди с цветной вкладки учебника истории (5 класс), а вместо "женщина" само собой выплывало "самка человека".

— Здесь нет милиции. Вся милиция, кого не сожрали урчит и ходит с полными штанами. И слушай, заканчивай дурные вопросы. А то у меня вывих мозга случится может. Теряем время на глупости. Пошли.

Других вопросов не последовало. Но Ксюха еще долго бормотала что-то про себя, хмурила лобик, и глядела на мир сердито и осуждающе.

Раненых Татарку и Физика решили пока оставить здесь, потому что действие спека вышло, им стало хуже, и они могли сильно притормозить движение отряда. Конечно, свое действие оказали вливания живца, и, может, еще местная обстановка; по сравнению с вчерашним состоянием, когда Физик пускал розовые пузыри и хлюпал кровью в пробитых легких, было намного лучше. Но толку брать раненых в рейд все равно никакого не было.

Кстати, варварское "вливание" живчика подействовало и на бывшего военрука. У него почему-то стал жать лицевой протез. Пришлось эту "красоту" оставить. Бушмен, стесняясь своих шрамов, замотал пол лица тряпкой, и стал похож на Зорро.

Для защиты от нападения Физику оставили милицейский ПМ, который раньше был у Алюни. Завал на лестнице частично разобрали, оставив узенький проход, чтоб мог протиснуться один человек; но просто так, "заходи кто хочешь" не оставили. Из веревок и найденных в одной из квартир гантелей, а также стопок керамической тяжелой посуды Бушмен установил несколько примитивных ловушек-маятников, способных хорошенько стукнуть какого-нибудь особо настырного бегуна по затылку или по горбу. Ну и "последний рубеж обороны" остался прежним — растяжка Ф1, которая должна была сработать на уровне роста человека. Так что раненная парочка оставалась более-менее защищенной.

План налета на торговый центр был озвучен такой:

— Подходим быстро и тихо. Осматриваемся. Выбиваем зариков, если они там есть. Быстро заходим, берем что нужно, быстро выходим. Не шуметь, не разговаривать, клювом не щелкать, брать только самое необходимое. Возвращаемся сюда, пакуемся. И уходим.

Все выпили живчика, как говорится, "для храбрости". Ну и пошли.

Добрались к торговому центру без особых проблем, разве что пухленькая Желя не смогла перелезть забор, и ее пришлось подсаживать всей группой. После этого Ксюха отстала, думали — потерялась, пришлось возвращаться, а она просто остановилась и жрала зеленые груши. Но добрались. А вот возле самого ТЦ повстречались серьезные препятствия. Здесь была куча зариков. Группа рассредоточилась за укрытиями. Стали наблюдать.

Стало очевидным, что "блицкриг" по захвату гипермаркета оказался неосуществимым, в основном из-за пункта "быстренько выбиваем зариков". Как и чем их "быстренько выбить" было непонятно.

Зараженные бесцельно бродили на стоянке, входили и выходили из ангара. Простые пустыши и, может, бегуны, но много. Штук тридцать. И это только на стоянке. Видимо, скопились здесь со всего кластера.

— Что творим? — шепотом спросил Комар.

— Не знаю. Может нужно сваливать и не искать на задницу приключений....— прошептал в ответ Бушмен. — Были бы заряды, можно было бы шарахнуть... Или, может их как-то по другому отвлечь...

И тут Колька-Пионер отчебучил дикий номер. Он появился откуда-то сбоку, от выезда, со стороны стояночного шлагбаума. Просто встал и пошел. Ему начали махать, кричать шепотом "Куда!", "Назад!"

Но Пионер не слушал. Он шагал прямо к входу в ТЦ.

Его углядели зарики. Сначала, небось, не поверили своим глазелкам. А потом обрадовались, и удивились: мясо само идет в пасть. Вот как вскинулись, ожили, поскакали со всех сторон! Руки-корявки вперед, пальцы растопырены, пасти открыты, урчат радостно... Ближе, шагов десять... Сейчас схватят... Эхх...

И вдруг толпа "бычков", "прыгунов", "футболистов" разом остановились, затормозив всеми конечностями. Пасти захлопнулись, корявки опустились. Начали принюхиваться, вертеть головами во все стороны. И... кинулись убегать. Причем те, которые были внутри здания, тоже выскакивали как угорелые и неслись сломя голову прочь.

Колька Пионер стоял между пробегающими мимо тварями и не шевелился.

— Красава, — восхитился Комар. — Талантище.

А Пионер стоял и улыбался. Герой.

Колькино "биологическое оружие" оказалось действительно эффективным. Когда группа вошла в здание, здесь не встретилось ни одного зараженного. Только в некоторых местах, конечно, громоздились остатки кровавого пиршества, кости, тряпки...Ну, к такому зрелищу "свежаки" уже начали привыкать.

И наступил момент, когда обитатели 1986 года оказались перед лицом изобилия и блеска практически не разграбленного ТЦ, где-то годов 2020-2022...

Наверное, современники сказали бы что это провинциальный, забитый выше крыши в основном китайским и тайваньским барахлом рядовой торговый центр, построенный возле трассы за чертой города, где земля дешевле. Но давайте представим, что почувствовали они, "совки", для которых, чтобы купить пару трусов и кусок мыла нужно было отстоять многочасовую очередь, выдержать суровую толчею, "не пускать без очереди", "вас здесь не стояло", "по одной вещи в одни руки" и т.п. Это мы, их потомки из будущего, можем себе позволить лениво перебирать и хаять "пармезаны" и "доры блю", или долго решать купить себе туфли Lottusse или Baldinini. Для жителей восьмидесятых все здесь казалось чудом и сказкой.

Даже Бушмен, суровый вояка, присвистнул и высказался восхищенно по-японски "никуясебе!"

А девчонки... Девчонки-девчоночки... Завидев кучи блестящего, сияющего всеми цветами шмотья, девчонки моментально забыли о зариках, о трупах, о другом мире и обо все на свете. Даже суровая Василиса чуть не поперхнулась... Но отважно выговорила:

— Девочки, это все не наше, не советское... Это все буржуазная культура, которая не имеет ничего общего с комсомольской сознательностью и обликом советского человека...

Правда, последние слова она выговорила очень неуверенно, и оборвала фразу, не закончив, вперив жадный и алчный взгляд в какую-то кофточку...

И пошли девчоночки по залу, по бутикам и торговым площадям... Пошли, пошли, неудержимо растекаясь между рядами бижутерии, сумочек, кипами джинсов, курток, маечками-рубашечками-туфельками-сапожками.... А кроссовки! Adidas! А спортивные костюмы! Puma! Кепки! Босоножки! Платья! Жвачки!!

Ю-ве-лир-ка!!!

Так выглядит рай.

Женский рай.

Если бы убежавшие от Колькиного "оружия" зомби все это видели, они бы, наверное, возмутились и обиделись. "А чем эти лучше нас?"— спросили бы зомби, и были бы правы. Действительно, вот так же как полчаса назад на стоянке зарики бежали с открытыми пастями на свежее мясо, так и девчонки пошли, пошли, пошли.... Даже маленькие близнецы Лю и Ли. Даже вроде невозмутимо-неутомимая похожая одновременно на мальчика и на лошадь Алюня. Даже "самка человека" с четырьмя рублями с мелочью Ксюха.

Не остановить.

Комар похохатывал, глядя на рассыпавшееся девичье воинство. Бушмен стоял как вкопанный, имея растерянный и глуповатый вид.

— Давай, командир, пошли, поищем охотничий. Посмотрим, что нам сегодня перепало, — сказал Комар. — И в туристический нехило б успеть заглянуть. И в инструменты. А эти сороки пусть побегают, от них сейчас толку как от дурных весенних оленей: хоть бей, хоть режь — не остановишь.

— Интересно, а сколько по времени действует кислотная защита? — спросил Комар, когда они уже шли по широкому проходу вдоль витрин. — Слышь, Пионер, ты сегодня хорошо покушал? Сможешь еще раз, если что?

Пионер не ответил, увлекшись разглядыванием невиданных чудес.

Пришли. Вот он, "Охота и рыбалка". Рядом — "Спорттовары" с туристическим отделом. Инструменты чуть дальше. Это тоже рай. Но другой. Мужской.

Здесь было на что посмотреть. Местные имуны сюда не добрались, никто из рейдеров тоже не заглянул, а зарикам ничего из того не было нужно. Здесь было все в первозданном виде.

Повезло — так повезло.

Начали вскрывать и бить стекло в витринах.

— Это все — газовые и дробовики, — шуганул Комар Дика и Пионера, которые моментально запали на пистолеты, которых здесь было множество. — И пневматика. Даже не смотрите. В наших условиях — хлам.

— А вот это стоящая вещь, — сказал Комар, достав из разбитой витрины кажущийся небольшим, покрашенный в камуфляжный цвет, обвешенный, супернавороченный ствол, похожий на автомат. — Жалко что одноразовый. Патрон неходовой. Но забрать надо обязательно, в стабе стоит денег.

— Капец, это ж нарезное... — вытаращил единственный глаз Бушмен. — Нифига себе у вас магазинчики...

Всего вынесли в проход и сложили 14 единиц огнестрельного оружия, а именно:

Два американских нарезных карабина SRS Covert, BULLPUP, под патрон 338 Lapua Magnum (8.58), с прицелами Burris Laser Scope Ballistic 3x-12 Eliminator III. Черненький и серенький. К ним по два магазина на 5 патронов. И всего 20 патронов этого калибра.

Тот самый камуфляжный красавец, который первым попался в руки — Мосберг Скаут, BULLPUP, с прицелом Leupold Mark 5HD 7-3x56, под 308 Винчестер (7.62, 51 гильза). Этих патронов обнаружили всего 16 штук.

Два помповика HATSAN Escort MP и MOSSBERG М590, оба — пятизарядки калибра 12/76.

Роскошный бельгийский гладкоствол-вертикалка Browning Special GTS 12 калибра под 76 гильзу.

Из гладкоствольного в витринах оказались еще две турецкие Impala, две итальянские Benelli, 4 эрэфовских Ижа, 12-го и 14 калибров. Были еще ружья 20-го калибра и мелкашки, но их проигнорировали.

Готовых картечных и пулевых патронов подходящих калибров нашли где-то сотню, выгребли все что было на витрине и на полках из расходников, забрали весь порох, картечь, гильзы, капсюли.

Взяли несколько оптических прицелов. Заграбастали два прибора ночного видения, четыре бинокля, несколько фонарей.

Набрали патронташей, разгрузок, комплектов чистки и ухода за оружием.

Набрали ножей, топоров, мачете — сколько смогли вынести, разных.

Вытащили два больших арбалета и к ним десятка три стрел, для разнообразия взяли тройку мощных рогаток и шарики к ним.

Из отдела рыбалки вытащили два баула с резиновыми лодками, кучу рыболовных снастей.

Набрали охотничьей и рыболовной одежды, обуви, перчаток, маскировочных накидок.

Ну и другого — по мелочи.

Из оружия, конечно, можно было взять больше, если бы не только разобрать выставку на витринах, но и проверить на складе. Но в оружейку дверь была мощная, и, естественно, закрытая на крепкие замки. С ней возиться просто не было времени.

— Так, командир, я на стоянку за машиной, — заявил Комар. — На себе не утащим, а забрать барахлишко желательно, и себе попользоваться, и продать. А вы пока в туристический наведайтесь. Ты ж военный, сам понимаешь, что нужно взять.

Дику:

— Идем, Дик, пошустрим. Бери фомку и кусачки. В инструментах ключ прихвати на десять, для аккумуляторов.

Ушли. А Бушмен и Пионер продолжили трудиться.

Сначала заглянули в инструменты.

Взяли по паре самых крутых автомобильных, слесарных, столярных комплектов. Пару бензиновых и ручных пил, лопаты, ломики, фомки для вскрытия дверей. Топоры, кирки, пластиковые хомуты, скотч. Кинули на всякий случай несколько бухт электрического провода.

Волоком вытащили два генератора — большой и маленький.

Прихватили небольшой сварочный аппарат, маску, электроды.

Веревки, канаты.

Батарейки.

Прошлись по котлам, котелкам, походным ложкам-вилкам. Взяли несколько горелок, набрали таблеток спирта, вынесли в проход восемь канистр для горючего, пару емкостей для воды.

Явились Алюня и близнецы, уже наряженные в джинсы и кроссовки, с охапками шмоток из женских магазинов. Их встретили не ласково:

— Где вы лазите, вообще офигели! Времени в обрез, а они фигней занимаются! Давайте помогайте!

Из спортивно-туристического отдела вынесли и приготовили к вывозу:

4 четырехместные палатки, спальники — сколько нашли.

Рюкзаки, разгрузки — десятка полтора, сколько было на витринах.

Натолкали еще баулы одежды, туристической обуви, кроссовок, носков, белья.

И еще...

Потихоньку начали сходиться девчонки, нагруженные шмотьем по самое небалуйся. Судя по разговорам, все были потрясены и восхищены. Если бы присмотреться, то в глазах каждой, наверное, сейчас проскакивали поочередно буквы "ша", "а", "эр" и еще раз "а". Здоровенные такие буквы, в рост человека, а может и больше...

— Я хочу здесь жить, — сказала Ева. — Пусть здесь будут людоеды, зарики, зомби, всякие тигры и крокодилы — я в Ком-ск обратно не вернусь. Ка-те-го-ри-чес-ки. Я в ночных очередях за шмотками таких крокодилов насмотрелась, что эти мне не страшны.

А потом вдруг призналась:

— Меня там за фарцовку три раза задерживали. В последний раз пришлось отсасывать всему отделению БХСС, чтоб отпустили, и в училище не сообщали.

Ева успела вырядиться в обтягивающие кожаные шорты, берцы, коротенькую кожаную куртку с заклепками, бандану с черепами. Нацепила наколенники и налокотники, увешалась метательными ножами и и всякими часами-компасами. Картину дополняли тактические перчатки и очки. Кароч, мilitary girl. Рыжая бестия.

— Жалко, ни магнитофонов нет, ни кассет. Вообще электроника какая-то отстойная, — вальяжно кривилась толстенькая Желя, чавкая жвачкой, втайне завистливо поглядывая на Еву. — У меня там остался Шарп настоящий, двухкассетник, родаки привезли из-за бугра, вот это техника... Из следующего плавания должны были видик привезти. А тут вообще не на что посмотреть, какие-то сплошные экранчики непонятные, зачем они нужны — неизвестно. Может это такие телевизоры переносные? А тогда антенну для них разве что с собой носить? У нас метровая антенна была, на трубе привязана на чердаке. Вот такую берешь и ходишь...

Девчонки сияли глазами и весело смеялись. Но весь их шопинг-тур попал под жесткую критику со стороны злого военрука.

Бушмен был неумолим.

— Всякие платья, украшения, сумочки и босоножки, пальто-манто и вообще все неуставное — все выкинуть! Наберите лучше всяких интимных вещей, потому что такая шара вряд ли скоро подвернется, а за трусами, лифчиками и всякими другими такими вашими делами никто специально ходить не будет. Вот эти голые ноги, — показал на шорты Евы, — я посмотрю как ты в колючках и по сухотравью будешь передвигаться, трава режет как бритвой, раздерешь ляхи за пять секунд, оставишь кровавый след, всю группу подставишь. Солнцепек, насекомые, змеи, осколки стекла в бою в условиях города. Немедленно выкинуть всю эту херню, переодеться в нормальный камуфляж, подобрать удобную крепкую обувь! Не забудьте головной убор. Фляга должна быть у каждой — для живчика. И еще одна — для питьевой воды. Обязательно — разгрузку, поясной ремень. Приготовьтесь к тому, что будете как монгольские лошади нести оружие, боеприпасы, рюкзаки и еще много чего полезного и необходимого.

Если с оружейным и туристическим отделами повезло, то с едой в ТЦ оказалось не очень хорошо. Здесь был продуктовый, но слабенький, просто небольшой закуток со сладостями, и еще один — со спиртным. Отправленные туда после переодевания девчонки ничего из "серьезного рациона", в смысле тушенки, галет и того, что может входить в походный сухпай не нашли. Набрали печенья, шоколада, сухарей, сухофруктов, изюма, орехов. Наполнили почти полную десятилитровую канистру водки, и столько же — разными коньяками и бренди — делать живчик.

Раздался рев двигателя, грохот, звон стекла и скрежет. Это Комар с помощью какого-то мощного внедорожника сломал раздвижную входную дверь в торговый центр. Зацепил лебедочным тросом раму, затем рывком высадил. Освободился проем.

Затем машина, развернувшись, добив осколки стекла въехала задним ходом с разгону внутрь, в помещение ТЦ, и так же, задним ходом покатила по проходу к приготовленным на загрузку вещам.

— Загружаемся, быстро!

Наскоро закинули все, полностью затрамбовав салон, кое-как привязали максимальное количество баулов на крыше угловатого старого Ниссана "Патрола". Большой генератор и палатки не поместились вообще.

Все найденное оружие девчонки закинули в машину в первую очередь, и завалили сверху другими вещами. Спустя пару минут Бушмен, обнаружив такое дело, начал материться, обзывая тех кто так сделал "долпойобками". Но делать нечего, всю кучу опять перегружать было нереально; Бушмен приказал вытащить хотя бы боеприпасы и рассовать каждой по рюкзакам.

Ева уже успела переодеться в камуфляж. Когда загружали оружие, она потихоньку бросила в машину свой обрез, а взамен схватила Мосберг Скаут, и заявила, что теперь это ее "родной" ствол, и она никогда никому его не отдаст и ни за что не оставит.

Бушмен сплюнул в сердцах, и сказал "хрен с ним".

— Все, сваливаем!

— Давайте, шевелитесь, выдвигаемся к месту ночевки — там уложимся и все распределим, — командовал Бушмен. — Мы — пешком, Комар, Дик — перегоняйте машину к дому. Постарайтесь во дворе стать ближе к подъезду, чтобы не мелькать когда вещи будем переносить.

Оставили торговый центр одновременно: Комар и Дик на Ниссане сразу газонули, протаранив остатки стеклянной стены и затем стояночный шлагбаум, поехали вокруг, по дороге; Бушмен и остальная группа пошли пешком, коротким путем, через заборы.

Комар и Дик приехали раньше. Въехали во двор, стали высматривать, куда приткнуть машину. Поперек двора стояла и мешала подъехать ближе к подъезду разбомбленная зариками "пузотерка". Дик выскочил, под матерные комментарии Комара долго искал куда прицепить трос; наконец просто накинул на бампер... Потянули, бампер оторвался. Опять стал цеплять трос...

— За серьгу! За раму! За серьгу цепляй!! — орал из-за руля внедорожника Комар.

— А где она, эта серьга?? — растерялся Дик.

Пока возились, подошла пешая группа, зашли в подъезд.

Дик, наконец, прицепил; Комар сдал задним ходом, вытягивая недобитое авто со двора.

Дик бежал следом, чтобы отцепить трос. Отцепил. И глянул...

По улице шли зарики. Они переваливали через ограждение со стороны железки и двигались по дороге к торговому центру. Некоторые — здоровенные, один — вообще чудовище, метра три ростом.

— Рубер! — взвизнул Комар.

Он пулей выскочил из машины и дал стрекача в сторону подъезда. Дик, забыв в кабине свой АК-74, рванул за ним. Загруженный добром из торгового центра Ниссан так и остался стоять поперек дороги с открытыми дверками.

Успели, заскочили, захлопнули дверь в подъезд. Особо ее зафиксировать было нечем, лихорадочно прикрутили каким-то проводком... Вся группа была здесь, на площадке, ждали, когда можно будет разгружать машину.

— Зарики идут! С рубером!

— Все наверх! — рявкнул Бушмен. — Приготовиться к бою! Оружие, бл... Эх, оружие, долпойопы, оставили!

Внизу послышался первый могучий удар в металл. Дверь открывалась наружу, но здоровенная тварь, наверное, тупо лупила в дверь лбом.

— Это рубер, — оказавшись на третьем этаже, выглянув на секунду в окно на лестнице подтвердил свой вывод Комар. — Этого так просто не завалишь. И еще вон парочка здоровых, а вот еще один показался, коленками назад — топтун.

Бушмен на лестнице одной рукой переводил в боевое положение свои ловушки.

Послышался звон стекла — какая-то тварь запрыгнула в окно второго этажа. Сейчас выяснится, закрыта квартира, или нет. Оказалось — закрыта, потому что послышались удары в дверь.

Зазвенело еще в нескольких местах — твари начали штурм дома.

— Ну что, Пионер, приготовься... — приторно-ласково пропел Комар.

Но Колька только смотрел испуганно, выглядел бледным, и тяжело дышал, взбегая по лестнице.

— Так что там, Пионерушка, надо постараться?! — просительно-заискивающе настаивал Комар.

К этому разговору внимательно прислушивались, кажется, все.

Пионер остановился, насупился, и, глядя исподлобья, выдал:

— Не смогу, я там, на стоянке из себя все выпустил. Я больше одного раза в сутки не могу.

И все поняли, что шара кончилась. Сверху так — хлоп! — свалилась здоровенная жопа....

— Едрить колотить, счас нас, кажись, будут жрать...— выдавил из себя Комар.— Нежданчик...

— Давайте я выскочу, и они побегут за мной, — пытался погеройничать Дик.

— Прямо в пасть. Нет смысла. Хотя ни в чем другом тоже смысла нет.

— Тащим холодильники! — Бушмен поднимался по лестнице последним, закончив установку ловушек. Все кинулись лихорадочно вытаскивать из квартир и кидать на лестницу холодильники и всякую мебель, сооружая еще одну баррикаду между пятым и четвертым этажами.

Между третьим и вторым раздался грохот, будто в баррикаду на лестнице врезался танк.

— Все, капец входной двери, прорвались. Патронов маловато. Дик, подносишь и пристегиваешь мне магазины, передергиваешь затвор. Пионер, Желя, Люли — вы заряжаете магазины, в рюкзаке есть еще автоматные россыпью...

— Ева, следи за окнами!

Оглушительно бУхнула граната, колыхнув все здание ударной волной. Через пару секунду снизу лестничной клетки поднялась туча пыли и дыма.

Некоторое время после этого было тихо, только все громче и громче слышалось хоровое урчание, будто внизу, в подъезде, скопилось одновременно тысяча котов.

— Вон они!

Первый зарик выглянул из-за баррикады.

— Огонь!

Началась стрельба. Бушмен одной рукой прижимал автомат к плечу и расчетливо, короткими очередями стрелял вниз по лестничному маршу, откуда сплошным потоком вырывались зарики. Рубер пока не появлялся — или застрял на лестнице, или взрыв "эфки" все-таки достиг своей цели. Лезли в основном "бегуны" и "бычки", которых автоматные пули дырявили влегкую. Зарики, подыхая, забивали телами проход и укрепляли тем баррикаду.

Все оглохли, весь подъезд затянуло пороховым дымом.

А зарики лезли и лезли.

— Сколько же вас тут, мрази! — орал Бушмен. Если бы не "буллпап", то единственная рука, прижимающая автомат к плечу, уже, наверное, отвалилась бы от напряжения и усталости.

Рядом расположился Комар, стреляя из "Макарова", пока Дик перезаряжал Бушмену магазины. За спинами стрелков плотно стояли Алюня, Василиса и Шведка с топорами и копьями — вторая линия обороны. Дик метался от Люлей к Бушмену, помогая однорукому, отстегивая пустые, пристегивая полные, передергивал затвор, затем бежал менять пустые магазины на снаряженные у близняшек.

Ева, свесившись из окна, стреляла вниз из трофейного карабина, пытаясь попасть в наиболее развитых тварей. Отстреляла первых восемь патронов, присоединила второй магазин, бросив пустой в комнату. Еще восемь выстрелов. Щелчок.. Желя подала полный магазин. Еще восемь.

Даже оглушенная от выстрелов, Ева услышали из соседней квартиры грохот и звон стекла.

— Зарик! — заверещал Пионер, выскакивая оттуда. — Там зарик!

Первым туда кинулся Комар. Следом побежала Ева. И оба почти не успели. Здоровенная, покрытая костяными пластинами тварь, видимо, добравшись до пятого этажа перепрыгивая с балкона на балкон, проникла в квартиру, высадив оконную раму, и теперь нависла над лежащим Физиком, взметнув вверх когтистую лапу, размахиваясь чтобы ударить...

— Стоять! — заорала Ева, яростно оскалившись. — Стоять!

И зарик... остановился. Моментально застыл. Его гляделки потускнели, он как будто уснул на ходу. Занесенная для удара лапа медленно опустилась.

— Бей, бей же! — прошипела Ева, сделав страшные глаза. Но Комар почему-то тоже застыл.

И тут в комнату ворвалась Василиса. Моментально подскочила к топтуну и топором грохнула тварь по затылку. Неумело, по-бабьи, топор выскочил из рук. Но мертвяк вдруг затрясся, закатил зенки, и грохнулся назад плашмя во весь свой немалый рост.

Комар сел на пол, как будто у него сейчас отказали ноги, продолжая смотреть на Еву вытаращенными глазами.

На лестнице снова грохнул очередью автомат Бушмена.

Василиса побежала на свой пост.

Еще короткая очередь. И еще одна. А потом все стихло.

Сквозняк из разбитого окна вытягивал клубы порохового дыма. Ева подошла и с размаху саданула ногой в берце топтуна по затылку, по споровой коробке — для перестраховки.

— Сдохни, тварь...

И плюнула на поверженную тушу.

Комар поднялся, пошатываясь, не отрывая глаз от Евы... Тряхнул головой, словно отгоняя наваждение, и, покачиваясь, вышел.

На лестнице было тихо. Ни одна тварь не урчала. Трупы зариков окончательно забили проход.

Здешний кластер, видимо, всё-таки был небольшой, и малолюдный. Может, где-то сейчас и бродило сколько-то там мертвяков, но основную часть, видимо, удалось перебить.

Бушмен зашел в комнату, где снаряжались патроны, и сел прямо на пол, возле стены. Пришел Комар, и сел напротив.

— Командир, у тебя культя отросла. Два дня всего, а сантиметров пять добавилось, — сказал Комар. — И лицо начало отрастать. Заметно.

Помолчали. Бушмен никак не отреагировал.

— Слушай, Буш... — продолжил Комар. — Девчонка эта, Ева. Остановила топтуна. И меня задело конкретно. Сказала "стоять" — я остановился и с места не мог сдвинуться. Она — нимфа, и кажется, очень сильная. Может подчинять себе всех, кто мужского пола... Это в Улье считается извращением, типа ведьма. Обязательно будут проблемы, если узнают, ни в один стаб не пустят. И ладно, если не пустят, могут просто расстрелять.

Эту новость Бушмен выслушал более внимательно, пристально глянул на Еву, которая тоже вошла в комнату и сейчас жадно пила из фляги.

— Разберемся. Отставить болтовню и панику. Посчитать патроны, — устало сказал.

— Нет у нас патронов. — заявила Желя. — В смысле вообще нет. Все кончились. Только вот, один магазин у Евы, и те, что у вас в рожке.

— В смысле все кончились? Если есть в рожке, значит — не кончились?

— Нет, кончились.

— Не понял. Если патроны кончились, то откуда эти взялись?

— А у меня в руке всегда есть гильза, я ее отдаю Лю, а она вставляет в магазин целый патрон, — тихонько пискнула Ли. — Вот так по одному и насобирали. Для вашего автомата, и вот ей, — кивнула на Еву, — для импортного.

Все ошалело смотрели на Люлей.

— Поздравляю, командир. Сначала была новость плохая, про нимфу. А теперь — хорошая, — осклабился Комар. — Нам всем повезло. Эти малышки — ксер. Один на двоих. Скорей всего теперь для нас патроны и многие нужные вещи не проблема. И еще одна новость, опять плохая. Этих двойняшек, если узнают о том что они ксер, у нас в любом стабе постараются любым способом сманить, отбить или украсть.

5. Битва за торговый центр

После отбитого штурма мертвяков оставаться дальше на месте вчерашней ночевки было нежелательно. Соседство с горой трупов на пропахшем едкими пороховыми газами и кровью этаже особых восторгов не вызывало. Нужно было выбираться: или искать новое убежище где то здесь, на промке, или в частном секторе, или вообще уходить из кластера куда-то в поля и леса на ночь глядя. Но сейчас даже спуститься вниз с пятого этажа было затруднительно — лестничную клетку полностью перекрывала баррикада из всякого мебельного хлама и груды битых зариков. Разбирать эту кучу казалось нереальным. Поступали даже экзотические предложения со стороны некоторых фантазеров (Дик) спуститься по по веревке, перебираясь с балкона на балкон, но все это были, конечно, всего лишь фантазии и подростковая жажда приключений. Волей-неволей пришлось глубоко вдохнуть продуктов сгорания пороха... брать в руки рогатины, палки-копья и начинать растягивать баррикаду, щедро политую кровью и мозгами зариков.

И тут неожиданно проявила себя "девушка пролетарского происхождения" Ксюха. Как оказалось, она, в отличие от всего женского воинства совершенно не сентиментальна и не склонна блевать по поводу и без повода. Приноровившись, она обходилась с трупами зараженных, словно это были заготовки для раскроя и шитья на ее фабрике. Ей Комар только один раз показал, как вскрывать споровые коробки и доставать "виноградины" из затылков мертвяков, объяснив, что это местные деньги и вообще драгоценность. После этого бывшая швея превратилась в этакого заправского мясника, даже нашла где-то клеенчатый фартук, обзавелась ножами и набором разделочных топоров из местных кухонь. И принялась сноровисто выковыривать хабар из всех, даже самых грязных и разбитых голов, что однозначно побрезговали бы сделать остальные члены группы.

Когда пробрались до второго завала, там, где взорвалась граната, увидели поверженную тушу рубера. Все-таки "эфка", или как ее называют в войсках "фенька" — это сила. Для здоровенного бронированного чудовища оказалось вполне достаточно шестидесяти грамм тротила в шестисотграммовом ребристом корпусе. Видимо, взрыв произошел у рубера за спиной, за метр-два от споровой коробки.

— У элиты споровик прикрывается костяным капюшоном, там так просто не возьмешь, — прокомментировал Комар.

Но у рубера такой защиты не было. Нарост на затылке был смят и словно вдавлен в череп. Даже прямого попадания осколков в споровую коробку не потребовалось: оказалось достаточно взрывной волны.

— Командир, а как ты угадал, чтобы граната рванула именно за рубером? Там же было куча других, бежали небось, всем скопом?

— Я видел эту тварь, когда она бежала за вами. У нее росту метра три. Вот я и растянул стрелку на высоте примерно два двадцать; другие, помельче, проскочили, а этот — задел, — просто объяснил Бушмен.

Внизу, на первом этаже, перед "свежими" иммунами предстало наглядное подтверждение силищи развитой твари: металлическая входная дверь в подъезд была высажена внутрь и смята, словно лист бумаги. Каждый из группы, наверное, мысленно поблагодарил судьбу и однорукого сапера Бушмена за удачно выставленную "фенюшку".

Тут же, у входа в подъезд, стали ждать Ксюшу, Шведку и Комара, которые заканчивали со вскрытием споровых коробок. Совещались пока, куда идти дальше. Пока рядили, откуда ни возьмись выскочил "бегун", видимо, припозднившийся за стаей. Уже совершенно его не испугавшись, дружно встретили тварь копьями и рогатиной, остановили, а Алюня в прыжке, словно забивая гол в гандбольные ворота, рубанула сверху кукри. И остались же силы у спортсменки после боя...

Плюс еще один споран.

Всего с трупья удалось собрать 64 "виноградины" и 9 "горошин". Из рубера еще вытащили горсть "золотухи" — сырья для спека.

— Идем к трехэтажке, той, что мы видели из окна. Быстро. Лучше бегом. Комар, Дик — заводите аппарат и тоже туда. Сразу во двор. Там есть рядом гаражи — может удастся где-то спрятать машину, — объявил боевое задание Бушмен.

Побежали, вернее пошли настолько быстро, насколько быстро могли ходить раненые Татарка и Физик.

Первой, проводя разведку, шла Ева, со своим Скаутом с восемью патронами. За ней — Бушмен, у которого в магазине Малюка осталось семь. Боезапаса, конечно, осталось совсем мало, что служило еще одним аргументом для того чтобы остаться в этом более-менее пока безопасном кластере. Продолжить фокус с появлением патронов Люли больше не могли: не получалось. Все пришли к выводу, что Люлям, как и Пионеру нужен отдых.

— А еще нужен "горох". Нет лучшего средства для прокачки дара. Ну и для регенерации весьма пользительно, — как всегда, не упустил возможности вставить свое слово Комар.

Добрались до трехэтажного дома без приключений, хотя идти оказалось не так уж и близко. Сверху расстояния выглядят по-другому. Зариков нигде видно не было. Внутри, в единственном подъезде, оказалась точно такая же картина, как и в пятиэтажке: пару квартир открыты, кровавые следы, объедки мертвяков. На третьем этаже вскрыли квартиру, но изнутри шибанула такая вонь, что пришлось опять закрыть. В другой квартире было почище, но она была маловата для тринадцати человек. Вскрыли квартиру на втором этаже, проверили еще одну, открытую, спустились на первый. Из еды опять ничего существенного не нашлось, все тот же набор: макароны, сахар, окаменевшие сухари, крупы с копошащимися червяками пищевой моли.

— Надо искать продуктовый магазин. Или воинскую часть с продскладом, — сделал вывод Бушмен.

— Опасно здесь. Даже если мы выбили всех зариков из кластера, то не факт что не набегут другие, они, бывает, мигрируют целыми стаями. А третий этаж для развитой твари — раз плюнуть. Видели же сами — топтун и на пятый этаж забрался легко. Так что тут мы на измене...— озабоченно вещал Комар. — Стремно, однако.

Как бы там ни было, другого места для ночевки сегодня не предвиделось.

Физик приготовил раствор из всех имеющихся горошин. Горох, или "сахарок", конечно, можно глотать и так, без обработки: обтереть от крови и грязи — и в рот. Но существует большой риск весьма поганой штуки — изменения тела имунного под влиянием споровой инфекции, проще говоря, превращения в кваза. Сразу, за пару дней или даже месяцев гориллоподобной образиной не станешь, но процесс, говорят, необратимый. Поэтому горох предпочитали употреблять в обработанном виде, растворяя в уксусе, затем погашая уксус содой, заливая спиртным и процеживая.

Выпили по пару хороших глотков горохового пойла сам Физик, Татарка, Пионер и обе Люли. Уговорили выпить Бушмена — для скорейшей регенерации. Еще часть раствора оставили для, как выразился Комар, "особо ценных для общества" Пионера и Люлей на завтра. Остальные довольствовались живчиком.

Ева, которую обнесли гороховым пойлом, признав тем ее "не особо ценной для общества", скривила уголок губ, усмехнувшись весьма многозначительно.

Ксюха тоже отчего-то усмехнулась, и нельзя сказать что по-доброму.

Пока все обустраивались и разбирались с горохом, Василиса на спиртовке сварила макароны в самой большой кастрюле, которую здесь удалось найти. Съели со злосчастными сардинами — одна банка на двоих. Завалили входную дверь уже привычно тумбочками и холодильниками, оставили часового, улеглись кто где. Ночью со двора пятиэтажки, от горы трупов слышалось рычание и урчание. Больше никаких происшествий не произошло.

С утра начали разбирать товар из машины. Вооружились:

Бушмен так и оставил для себя "Малюк", как самый надежный и к которому имелись ходовые и распространенные боеприпасы.

Дик, несмотря на протесты, остался с "веслом" — АК-74 — по той же причине.

Реабилитированный пленник Комар взял себе крутой помповик Мосберг 12 калибра.

Еще один помповик, турецкий Хатсан Экскорт, достался Желе.

SRS Covert вручили Шведке. Еще один такой же карабин остался в запасе, потому что носить ствол, имея всего десять выстрелов в двух магазинах по 5 патронов было нецелесообразно, снаряжать магазины в бою — сложно и долго. А так, для одного получилось четыре магазина по пятерке — уже кое-что.

Ева не рассталась, конечно, со своим Мосбергом Скаутом, у которого было два магазина по восемь патронов. Она приспособила под дополнительный боекомплект сразу два патронташа от 20-го калибра, став отчасти похожей на опоясанного крест-накрест пулеметными лентами революционного матроса.

В деле пополнения боезапаса, особенно нестандартными патронами слово было за Люлями. Они с утра зарядили два магазина 5.45, выдали штук десять Винчестеров 7.62 для Скаута, десяток 8.58 Магнумов для "Коверта", десятка два для гладкостволов 12 калибра... И все, выдохлись. Для 14 калибра вообще ни одного. Лю заявила что у нее в ладошке "гильза сегодня больше не появляется". Типа, ксер устал, лавочка закрыта. Приходите завтра.

— Горох, горох нужен. А с другой стороны, больше одной горошины в день им пока нельзя, — прокомментировал слабую производительность "двойного" ксера Комар.

Алюне досталась охотничья вертикалка Браунинг 14 калибра.

Физик взял себе горизонталку Импала 12 калибра. Татарка — 14-го калибра сравнительно легкую Берелли. Пионеру вручили обрез 14 калибра, который сначала принадлежал Комару, а потом его носила Ева. Ксюха, пожевав по привычке губами, молча взяла длинный 12 калибра Иж. Василиса долго отнекивалась, но все-таки оказалась обладательницей Импалы 14 калибра.

Люлям предлагали разные варианты, но они взяли одну на двоих 14 калибра одностволку Берелли.

Распределили разгрузки, пояса, ножи, топорики, рюкзаки, фляги, котелки, ложки, кто-то поменял обувь, или то что не подошло или натерло — в общем, снарядились.

Бушмен вспомнил, однако, о своем учительстве, и стал долго и сбивчиво рассказывать, как вести себя в бою, прятаться, не высовываться, страховать друг друга при передвижении в городе. Даже провел небольшое практическое занятие, прямо во дворе трехэтажки, где, собственно, и происходило распределение оружия и вещей, возле гаража, куда удалось запихнуть Ниссан с добычей. Здесь было уютно, не жарко в теньке кленов, двор со всех сторон окружен забором и гаражами, единственный вход — через ворота, которые можно закрыть, правда, не до конца.

Но занятия занятиями, распределение — тоже хорошо. Очень хотелось кушать.

— Значит так, — сказал Бушмен. — Надо выходить в рейд в частный сектор, помнишь, который видели из пятиэтажки? — обратился к Алюне. — Давайте, Ева, Шведка, Ксюша, прямо сейчас, шуруйте в разведку. Ищите еду. Посмотрите кухни, подвалы, загашники всякие, как говорится, яйко-млеко, лучше всего — тушенка, все тащите сюда, или если много — помечайте где, тогда сходим все вместе притащим или машину пошлем. Ева — старшая. И осторожно. От укрытия к укрытию, скрытно, как учил, увижу что вышиваете по центру улицы как по Бродвею — отхватите по самые бакенбарды. Будете до утра отжиматься от пола.

— Комар, Дик, — продолжал раздавать команды Буш. — Вам задача — прошвырнитесь по закрытым территориям, гаражам там всяким и боксам. Там какие-то автопарки вроде есть. Ищите машину, в которой можно было бы ехать всей группе, что-нибудь надежное, проходимое и вместительное, желательно "шишорик" или "буханку". Только "пазик" не берите, они дальше десяти кэмэ без ремонта не передвигаются.

— Остальным — нормально уложить вещи, навести порядок, все замаскировать. Физик — приготовь живца, надо каждому залить во флягу. Пионер — на охрану.

* * *

Василиса внимательно наблюдала, как Физик растворяет спораны в водке, затем фильтрует... Не выдержала и стала помогать, держать фильтр. Подключилась Татарка, которой вообще стало лучше: ее рананачала затягиваться, почти не болела, и уже понемногу можно было шевелить рукой.

— А Улей, вообще, большой?

— Это никто не знает. Тут вообще ничего не понятно, — усмехнулся Физик. — Вот представьте себе: две пересекающиеся сферы. Область пересечения как называется?

— Это уже стереометрия. А называется... сферический сегмент, — подумав, сказала бывший преподаватель алгебры и геометрии Василиса.

— Нет, сферический сегмент — это часть сферы, которая отсекается плоскостью. А часть сферы, которая отсекается другой сферой?

Василиса промолчала, видимо, пребывая в затруднении. Школьная геометрия здесь явно пробуксовывала.

— Это сферический сегмент со сферическим основанием, — выдала отличница и завсегдатай районных и областных олимпиад Татарка.

— Ну, в принципе, да, — улыбнулся Физик. — Ты права. Я знаком с определением, что это двойной сферически выпуклый сегмент. Но суть не в этом. Пусть будет просто сегмент, нам не важно, какое у него основание.

Представьте себе глобус. Это Земля. И представьте, что рядом с глобусом в пространстве плавает... примерно таких же размеров мыльный пузырь. А теперь представьте, что пузырь подплывает к глобусу, и частично, бочком, проникает в него, "откусывая" от него кусок. На пересечении этих двух сфер и получается двойной сферический сегмент, область, которая принадлежит и глобусу, и пузырю. Это и есть Стикс-Улей. Вроде Земля, а вроде и нет, зона аномалии.

Радиус сегмента относительно небольшой. На "отрезанном" Стиксом земном "горбике", расположена в основном Восточная Европа, предположительно, с центром где-то в районе Орловской области. Бесспорный факт — никто и никогда не видел здесь ни африканских кластеров, ни американских, ни азиатских. И слава Богу. Представляете, каких бы монстров породили многомиллионные азиатские города? И побережий морей здесь, кстати, тоже никто не видел. Возможно, на юго-западе, или на севере... Но оттуда никаких сведений, что там и как — нет.

— А почему он вытягивает кластеры из разных времен? — продолжала любопытствовать Татарка. — Мы вот — из восемьдесят шестого, а здесь, как видно, уже далеко за двухтысячный.

— Есть предположение, что время — тоже сфера, и происходит точно такая же история, как и с пространством — Стикс захватывает определенную часть временного сегмента, от 50-х годов девятнадцатого века, до 30-х двадцатого, хотя крайние значения попадаются очень редко. Видимо, центр временного промежутка где-то в восьмидесятых-девяностых.

— А почему у нас у одних вот такие пятна и полосы светятся, а других другие, у кого — ярче, у кого — тусклые? — продолжала донимать вопросами Татарка, перейдя на другую тему.

— Вот этого я не знаю, — усмехнулся Физик. — Это у тебя так, свое зрение... Хотя... Я тебе скажу что это, — Физик пристально посмотрел на девчонку. — Это твой дар. Ты — ментант. А пятна и полосы, которые ты видишь — это "слои ментальной поверхности", то есть ты видишь, кто из чего состоит. Учиться тебе надо, у опытных развитых ментантов, чтобы подсказали как с этим работать.

— А еще я вижу как все вокруг как паутиной обтянуто. Или как поверхность воды. Где-то кто-то дотронулся — сразу видно, паутина шатается, круги по воде идут. Я могу увидеть кто это сделал.

— Ну, это уже другое. Это или грань твоего дара, или, скорей всего, еще один дар — ты, кроме всего прочего, еще и сенс. Такое часто бывает: ментанты обладают и сенсорными способностями.

— Это все неправильно, — отчего-то обиделась Василиса. Она внимательно слушала весь разговор, но только теперь не выдержала и решила вставить свое замечание. — У меня же никаких отклонений не происходит. Все это мистика и глупые фантазии, не присущие советскому человеку.

— Ничего, у вас просто еще дар не проявился. Проявится. Рано или поздно дар проявляется у каждого, кто попал в Стикс. Только у кого-то он существенный, а у кого-то, на первый взгляд, не очень. Но иногда и пустяковая, вроде, способность, например, кипятить воду без огня или прикуривать от пальца спасает жизнь или здорово выручает. Это в Стиксе знают все.

— А у тебя какой дар? — спросила Татарка у Физика.

— У меня... Я тоже своего рода сенс. Тут таких как я называют "научники". Я немного понимаю природу Стикса. У аномалии есть как бы свое информационное поле, свой Интернет. И я могу в него входить и получать информацию.

— А что такое Интернет?

* * *

Группа, которую послали в частный сектор вернулась практически с пустыми руками. Принесли все тех же макаронов, круп, пару буханок окаменевшего хлеба, несколько банок рыбных консервов, а также консервированные огурцы, бобы, кукурузу, ананасы. Чай. Сухофрукты. Несколько бутылок дорогого спиртного.

— Зашли в дом — богатый, красивый. А там коньяков, виски, бренди... А из жратвы — все испортилось. Вот, ананасы и кукуруза.

— Там есть подвал один, в другом доме.. Мы не смогли открыть, замок крепкий. Нужно как-то его одолеть. Мы огурцы нашли там в кухне. Скорей всего, в подвале есть закатки. А может и картошка.

Комар и Дик явились оба измазанные как заправские автослесаря, и объявили, что нашли "таблетку" на территории одной из автобаз, провозились полдня, но так ее и не завели. Зато, возвращаясь другой дорогой, увидели прямо на улице пассажирский Мерседес Спринтер, и вполне вроде целый, только в кровищи, и окно заднее выбито — скорей всего зарики напали на маршрутку.

— Даже ключ нашли, в тряпье, которое осталось от водилы, — хвастался Дик.

— Это все брехня, что УАЗики можно починить с помощью плоскогубцев, проволоки и молотка, — высказывался Комар. — Мерседес — лучше. Его, конечно, нельзя починить с помощью плоскогубцев, проволоки и молотка, но он просто не ломается через каждых десять километров, как ломаются некоторые хваленые говномашины. Я знаю, я в той жизни был маршрутчиком... А проходимость... Нафига нужна проходимость, куда проходить, если стартер берет на себя, свечам песец, по двигателю нужно скорей всего менять распредвал и регулировать клапана, помпа свистит, карбюратор чихает, прокладки и сальники текут, на ходовую даже не смотрели, нет смысла, но, уверен, что мосты оба надо менять. Наконечники, сайлентблоки... Резина говно. Какая проволока и плоскогубцы? Мерседес лучше. Никаких плоскогубцев и проволоки. Сел — поехал. Главное, завести его завтра, чтобы аккумулятор был живой, наверное, уже месяц стоит.

На четвертый день опять послали ту же группу, усиленную Василисой, Желей и Комаром с фомкой для вскрытия дверей в частный сектор по поводу еды. Остальная часть группы — Бушмен, Дик и Пионер двинули в торговый центр, чтобы попробовать все-таки вскрыть оружейку, и набрать то, что забыли или не подумали взять в первый раз. Вместе с ними впервые пошел Физик, еще слабый после ранения.

Сначала мужчины сделали круг и пошли посмотреть Мерседес. Понравилось. Затем пошли смотреть "Буханку". Убедились.

Дотопали к торговому центру. Здесь за два дня вроде ничего не изменилось — сломанный проем на месте двери, кучи битого стекла, мертвяцкие объедки. Зашли, хрустя осколками стекла дошли до охотничьего.

— Если что, можно тачки взять, чтоб в руках не тащить. Смотрите, — показал Пионер на "дачный" отдел с рядами обычных садовых тачек.

— А что, тоже идея неплохая, — согласился Бушмен. — Подвезем ко входу, прошлый раз как шины на Ниссане не пропороли — удивляюсь. Только сначала займемся делом.

Майор принес с собой запас пороха, капсюля, которые были взяты с этих же витрин, некоторые другие приспособления для минного дела. Решил взорвать не податливую дверь. Послал Пионера за скотчем в соседний строительный. Начал уже колдовать...

Физик первым среагировал на необычный звук.

— Командир, у нас гости!

— Уходим, быстро! — вскинулся Бушмен. — Дик, Пионер, вашумат... Бегом!

Явно слышался гул машин. Кто-то ехал сюда по дороге.

Они побежали, выскочили из торгового центра, пригнувшись, проскочили стоянку и рванули в сторону лагеря. Физик отстал, но тоже старался бежать.

Послышалось, или кто-то свистнул?

Оглянувшись на ходу, увидели причину тревоги: внедорожник, вроде похожий на тот импортный "бобик" из колонны, которая атаковала школу в Ком-ске. За ним, немного отстав, приближался военный ГАЗ-66 с тентом и табличкой "Люди".

Физика все-таки рановато взяли в рейд. Пробитые легкие никак не способствуют быстрому передвижению. Завершающую часть пути Дик и Пионер тащили бывшего учителя на себе, передвигаясь с черепашьей скоростью.

* * *

Группа, которая ходила в частный сектор за едой, уже вернулась в лагерь. Им все-таки удалось вскрыть подвал. Притащили сколько влезло в рюкзаки картошки, закатанного в трехлитровые стеклянные банки сала, консервированных в такие же банки помидоров и огурцов. И решили надолго с обедом не затягивать. У ворот выставили на пост Шведку.

Из принесенных со всех квартир деревянных стульев и досок из сараев прямо во дворе трехэтажки соорудили костерок. Поставили решетку, нашлись две большие сковородки. Девчонки мигом картошку очистили, хозяйки, что вы хотели... Эх, картоха, картошечка. На сале, да с лучком, да с помидорчиками-огурчиками солеными. Красота. Все кто был сейчас в лагере, обступили огонь, ловя умопомрачительные запахи. Слюни у изголодавшегося воинства текли до самой земли.

Постовая Шведка у ворот проводила растерянным взглядом отчаянно ковыляющего бывшего военрука и Дика с Пионером, которые тащили Физика.

— Еб-тва-бл-оху-тва-сук-нах!! — люто зарядил прямо с ходу, вбегая во двор, Бушмен. — Какого хера? Кто разрешил? К бою, бл, занять оборону!

Забегали по двору — кто за ружьем, кто за ремнем... заметушились. Алюня, обжигаясь, потащила в подъезд сковородки...

— А ну оставила картоху, куда понесла, лошадь конопатая! Стоять!!! — насмешливо раздалось от ворот.

Ребятки. Двое. В камуфляже, при серьезном прикиде. И когда только успели: один держал на удавке Шведку, прикрываясь ею как щитом. Наверное, крепко придавил горло, перекрыв воздух, так что она, открыв рот как рыба вытащенная на сушу, беспомощно извивалась, царапая ногтями веревку. У второго на плече, кроме своего ствола, уже висел шведкин "Ковет".

— Ну что, салабоны-свежачки, вообще офигели? Кто деньги будет платить за то что в торговом центре разграбили? — явно издеваясь, выкрикнул один из муров. И гаркнул: — Так, вышли все! Строиться во дворе!

— Я же говорила... — прошамкала Ксюха. — Милиция...

— Опаньки, вот ты где, кровосос, — моментально засек выглянувшего Комара один из нападавших. — Это ты "мясу" палок надавал? А мы Физика моментом цинканули, пока за вашими инвалидами шли.

Кто-то спрятался, а кто-то из девчачьего войска так и замер во дворе, будто изображая из себя статую или прикидываясь столбиком.

— Слышь, военный, давай поговорим, — поднялся из-за укрытия, пытаясь начать переговоры Бушмен.

— С тобой, урод одноглазый, никаких переговоров не будет. Кидай ствол! Строиться, вам сказано, шалашевки недоделанные!

И тут вышла вперед Ева. Она была сейчас очень спокойной и сосредоточенной. И похожей на кошку, которая начинает разбег перед броском на добычу.

Шаг, еще шаг.

У одного из налетчиков дрогнул палец на спусковом крючке. Губы поползли в издевательской ухмылке:

— Ты ко мне, красивая? Не так резко, сначала подмойся...

— Замерли! — в этот момент негромко рыкнула рыжая хищница.

И они замерли. Медленно опустили оружие. Раскрыли рты. Шведка извернулась в очередной раз, но ее уже никто не держал; девушка лихорадочно сорвала с шеи петлю, подхватилась и побежала к своим, в подъезд.

Бушмен тоже замер. И все замерли.

Ева все так же шагом атакующей пантеры подошла к парням, на ходу доставая нож, из тех, которые были взяты в охотничьем отделе торгового центра. И, подойдя на расстояние руки, размашистым движением резанула по горлу одного, а затем, обратным взмахом — второго. У обоих словно открылись вторые рты пониже подбородка, из которых моментально брызнуло и хлынуло красным.

Ева повернулась, бледная, обрызганная кровью с ног до головы, неторопливо пошла назад.

— Все, отомри! — сказала она на ходу Бушмену.

Парни у ворот только сейчас ватно завалились на асфальт, корчась в конвульсиях и суча ногами.

— Офигеть... — только и смог выговорить Бушмен.

А следующие его слова были такие:

— Оружие забрать, боеприпасы, сваливаем!

Но все молчали, вытаращенными глазами провожая идущую к подъезду Еву.

— Нет, — сказала Ева, обернувшись. — Никуда мы не сваливаем. Будем биться. Я сейчас пойду туда, откуда пришли эти козлы. Только переоденусь.

* * *

Убитые были вооружены АК 103 с полным боекомплектом(4 магазина по 30) и ШАК-12 с одним полным и одним наполовину пустым магазином (4 из 10). Нашли два пистолета — старенький ТТ и новый Форт. Две гранаты РГД-5, две светошумовые. Ну и другое: ножи, кирка, фляги с живцом, несколько пачек патронов 7.62 в рюкзаках.

В торговый центр решили идти впятером, все наиболее боеспособные: Бушмен, Дик, Комар, Алюня и Ева. Остальные получили задание занять круговую оборону, никуда не высовываться, при появлении противника открыть прицельный огонь.

— Все, идем. Группа на выход, — скомандовал Бушмен.

— Стойте!

Татарка неожиданно решила сказать напутственное слово. Она вот только сейчас оторвалась от Физика, которому после забега стало опять плохо, и пришлось менять пропитавшуюся кровью повязку.

— Послушайте, вам пригодится, — волнуясь и спеша высказывалась бывшая отличница. — Там, куда вы идете, находится одиннадцать и один человек. Я не знаю откуда я это знаю, но знаю и все. Я представила, как вы туда идете...

— Это что, — удивился Комар. — У нас еще и сенс?

— Да, я чувствую сколько источников колышут паутину. Нас двенадцать. Их — одиннадцать, — подтвердила Татарка. — И один.

— А почему их одиннадцать и один, а нас двенадцать, а не тринадцать? — спросил Бушмен.

— А вот он — тринадцатый, — Татарка показала на Комара. — Он не с нами. Он с ними.

— Да иди ты, — отмахнулся Комар. — Лепишь туфту, сенс недоделанная. Я вас тут всех спас кучу раз, а ты фигню рассказываешь с умным видом.

Татарка ничего не сказала в ответ. Просто стояла молча, отстраненно уставившись в одну точку, будто выполнила задуманное, а дальше — будь что будет.

— Ладно, пошли, — сказал Бушмен, одной рукой пряча в подсумок для гранат какие-то рыболовные снасти. — Нет времени, потом разберемся.

Двинулись.

Шли не спеша и осторожно, так как показывал Бушмен — от укрытия к укрытию.

— Стой! — скомандовал майор, когда они почти добрались до торгового центра. — Тут короткий путь, пешеходная дорожка, они здесь прошли, когда нас преследовали. Нам в тороговый центр соваться нечего, мы там просто завязнем в перестрелку, максимум ликвидируем двух-трех. Садимся в засаду. Если пойдут своих искать — встретим огнем. Если по дороге поедут на машинах — услышим и перейдем на другую сторону, оттуда будем вести огонь, и гранаты бросать удобнее.

И посмотрел на Еву.

— Ты как, согласна? Или есть другие варианты?

— Ты, извини, командир, — сказала Ева. — Я погорячилась. Я все сделаю как ты скажешь. Других вариантов нет.

На том и порешали. Укрылись, приготовились к стрельбе.

Посидели. Послушали. Но ничего не происходило. Долго не происходило.

От торгового центра ветерок доносил иногда возгласы, перекликание, непонятный стук и звон стекла.

А затем произошло небольшое событие, давшее повод Бушмену пробормотать про себя риторическией вопрос:

— Они дебилы? Или это подвох?

А событие случилось такое: у торгового центра послышались нетерпеливые автомобильные гудки.

Бушмен еще подождал, подумал...

Ничего. Громкая речь и смех.

— Идиоты. Аж интересно на них посмотреть.

Бушмен оглядел группу.

— Дик, значит так. Только аккуратно... Идешь первым, смотришь внимательно. Если все чисто, показываешь вот так, — Бушмен показал рукой, как будто подзывал к себе кого-то из-за спины. — Если во так — показал сжатый кулак — стоп. По моей команде.

— Группа, внимание. Ставлю растяжку. Если вдруг придется отступать, вот здесь, ориентир — перевернутый мусорный бак. Не зацепите леску.

Трое стояли возле машин, курили, разговаривали: один в офицерской выцветшей советской полевке, и двое в камуфляже, экипировкой похожие на тех, которых завалила Ева. У каждого в руке была бутылка, к которым они переодически прикладывались. Какие-то парни в мешковатой военной форме, на вид — солдаты-срочники первого года службы, вытаскивали из торгового центра охапки вещей и спиртное и загружали в 66-й. Вот откуда стук и звон — они закидывали ящики с бутылками в машину. Среди всех выделялся солдатик кавказской наружности, по-видимому водитель "шишорика", который и сигналил. Этот не работал. Понятно, старослужащий.

— Кажется, там все пьяные, или укуренные, — пробормотал Бушмен.

Постепенно возле машин столпилось больше солдат. Тоже закурили, видимо, успели добраться до табачного отдела.

— Что творим? — спросила Ева.

Но в этот момент ситуация изменилась. Офицер подозвал двоих солдат, и, видимо, поручил им куда-то пойти с гражданскими. Солдатики взяли автоматы на плечо, и четверка зашагала прямо в сторону, где ждала в засаде группа.

— Пропускаем. Все слышали? Укрыться и не отсвечивать, — отчаянно зашипел Бушмен, ныряя в укрытие. — Пусть проходят.

Они прошли по дорожке в нескольких шагах. Один из гражданских жаловался другому, как он сильно задолбался бегать по кластерам, и житуха вообще — отстой. Солдатики молча сопели следом.

Прошли.

Где-то минуту ничего не происходило...

Взрыв!! Сработала растяжка. Воздух качнула взрывная волна. По листям забарабанил дождь из кусочков асфальта и камешков.

— Огонь! — рявкнул Бушмен.

И зарядил длинную очередь. Присоединились еще четыре ствола: Ева, Дик, Алюня и Комар тоже дали жару.

И утихло.

Особо стрелять было некуда и не в кого.

Под дождем пуль четверо солдатиков остались лежать возле машин. Остальные спрятались.

— Сколько она говорила, десять, или одиннадцать? Четверо на растяжке, четверо здесь... еще двое или трое. Мы сейчас прикроем, а вы, Алюня и Дик, перебегаете в ту сторону...

— Мы сдаемся! — вдруг раздалось от машин. — Не стреляйте, сдаемся!

Вышли двое солдат. Один — молодой, тощий, а второй — тот самый водила-дембель кавказской внешности.

— Ложись! — скомандовал им Бушмен. — Руки держать перед собой!

Бойцы легли.

— Где еще один? — забеспокоился Бушмен.

— Может раненый, забежал где-то за машину? — предположила Ева.

— Алюня, Дик, заберите у них оружие!

Алюня рванула первой. За нею Дик. Бабахнула автоматная очередь со стороны торгового центра. Оба упали.

Бушмен, Ева и Комар сразу утопили курки, разразившись длинными очередями в сторону, откуда стреляли.

— Вижу его, он с другой стороны ангара уходит! Ева, останови его! — крикнул Бушмен.

Ева и Комар подхватились, и побежали в здание.

Очередь! В ответ — в два ствола! Еще стреляют!

— Алюня, Дик, что у вас? — крикнул Бушмен, ковыляя к упавшим.

— Я вроде целый, — ответил Дик, поднимаясь. — Только вот колено... У Алки все в крови...

Алюне попало несколько пуль в грудь и в живот, а одна вошла под глазом, выбив на затылке большую дыру.

Солдатики, которые сдавались в плен, начали шевелиться и подниматься.

— А можна нам...

— Лежать, суки! — заорал Бушмен на пленников. — Дик, смотри за ними! И чуть что — вали без разговоров!

Бушмен повернулся и поковылял в здание торгового центра, к Еве и Комару.

Их троих не было достаточно долго. Дик напряженно вслушивался, держа автомат на коленях, вскакивал, и присматривался. Но ожидаемая стрельба так и не последовала.

Алюня так и не пошевелилась.

Солдатики лежали смирно, и даже, кажется, успели заснуть. Издалека, от дорожки, где взорвалась растяжка, доносились стоны.

Бушмен, Ева и Комар вернулись разом, потные и угрюмые.

Ева первым делом зарядила берцем одному из пленных солдатиков в пах...

От взрыва растяжки один из гражданских погиб на месте. Второй из муров, и один из солдат получили тяжелые ранения. Гражданскому повредило позвоночник, а солдату оторвало ступню. По поводу еще одного из солдат, были сомнения: то ли он получил контузию, то ли и до взрыва был дебилом.

Убитого оставили, раненому культю стянули жгутом и наскоро перевязали, оттащили в ближайшее помещение, которым оказалась проходная какого-то предприятия, оставили живца и воды, и приставили дебильного солдата присматривать и подносить фляги. Охрану не выставляли, просто по методу Комара заперли двери проволочной скруткой, а на единственном окне была решетка.

Двух сдавшихся бойцов привели в лагерь.

Допросили.

Оказывается, недалеко, километров десять отсюда, есть "лес", в смысле воинская часть в лесу. Учебка минометчиков. Всего в учебке на момент перегрузки было человек пятьсот личного состава, в основном — из двух призывов, один — полугодичный, а второй вообще только после КМБ, неделю назад присягу приняли.

Начали обращаться, кидаться и жрать друг друга. Один из прапорщиков — старшина 2-й роты собрал в оружейной комнате, вернее, в комнате для заряжания оружия, отделенной от основного помещения решетчатой стеной из толстой арматуры всех, кто не обратился и кого получилось вытащить. Получилось человек двадцать. Старшина взял на себя командование, раздал оружие и боекомплект. И приказал стрелять через решетку. Набили гору своих сослуживцев. Потом вышли, построились, и пошли по базе, отстреливая все что шевелится. Обратившиеся, выскакивая из разных укромных мест сумели разорвать еще человек пять, но остальные зачистили базу полностью, до последнего зарика, благо боеприпасов было достаточно.

Затем начали страдать от жажды и головной боли. И долго страдали, неделю почти. Некоторые не выдержали и пустили пулю в лоб, некоторые умерли. А потом явились четыре дядьки на импортной машине, напоили всех какой-то бурдой и тем вылечили. Взамен набрали патронов и оружия, и сказали ехать с ними, потому что им нужно было поймать группу диверсантов, которые с их слов, совершили вброс биологического оружия, отчего и произошел весь сыр-бор и массовое заражение.

Поехали шесть бойцов и тот самый старшина 2-й роты прапорщик Уполночкин, по прозвищу Упал-на-очко. Ехали-ехали... Потом приехали. Прапор приказал выносить и грузить.

— А нам что, какой разница, — пел водила горной наружности, как оказалось, с характерным прозвищем Ара, полноватый и широкомордый. — Сказал камандир "грузи" — нада грузи. Не сказал "грузи" — не надо грузи. Там коньяк хороши, водка, шмотка — все дела, мы немножко пиль, немножко куриль, немножко грузиль...

Второй солдат, с кличкой "Кащик", худющий, белобрысый, только зыркал затравлено и устало, до сих пор страдая, видимо, от удара в пах от Евы.

После допроса пленных солдат заставили в цветнике возле проходной копать могилу. Похоронили Алюню. Бабахнули по одному патрону — все равно нашумели здесь на сто лет вперед, а девчонке — последняя почесть.

Потом со злости и досады дожарили картоху и устроили поминки. Прямо во дворе. Любого спиртного было валом — напились все, включая раненых Физика и Татарку, а так же двух пленных солдат.

Явился Комар, сменившись с поста у ворот. И уже через пять минут нешуточно сцепился в перепалке с Евой.

— Ты гнида, — заплетаясь языком цедила слова подвыпившая нимфа. — Ты мразь. Это ты упустил прапора. Ты враг. Ты с ними, а не с нами. Вот она, — Ева указала пальцем на Татарку. — Сенс сказала.

— Она такой сенс, как я португальский моряк... — осторожно уходил от разговора Комар.

Но скандал развивался дальше и вскоре перешел в горячую стадию.

— Замри, — орала пьяная Ева, и рукой вот так, открытой ладонью, на Комара. — Замри, сука!

Ничего не действовало. Комар угрюмо смотрел на "чародейские" потуги, и в конце концов выдал:

— Да пошла ты...!!

Ева схватилась за свой Мосберг. На нее ринулась, и сбила с ног своим весом Василиса, не давая воспользоваться оружием. Завертелось.

Было весело. Такой вот у нас советский народ: водка в роте, кулаки в работе.

О раненых, подорвавшихся на растяжке, вспомнили только утром. Дик и Шведка понесли им еду и воду. Раскрутили проволоку, зашли... Все трое были убиты. Кто-то изрубил пленных Алюниным кукри, который, окровавленный, валялся у порога.

Татарка сказала, что их убил не Комар. Тогда стали думать что это сделала Ева. Но Ева вроде имела стопроцентное алиби, все время была на глазах. Татарка сказала, что Еву она не видит, и не может ни подтвердить, ни опровергнуть.

Еще день прошел в похмелье и тягостных разборках. В кластере появились зарики — приговорили двух забредших "на огонек" бегунов. Комар с Диком завели и загнали прямо во двор Спринтер. Бушмен с пленными солдатами сходили и пригнали поближе 66-й, выбросив из него почти все, что натаскали в него из торгового центра подчиненные Упал-на-очка. Импортный "бобик", Mitsubishi L200, оказался изрешеченный пулями и под капотом все разбито. С него только сняли пулемет.

Выехали на шестой день с самого утра на трех машинах: Ниссане, Спринтере и 66-м. Зарядил дождь. Где-то гремело и полыхало молниями.

6. Салабоны

Кроме пулемета и некоторых других полезных вещей в муровском Мицубиси была обнаружена карта. В развернутом виде это было метровое затертое до дыр полотнище, состоящее из склеенных скотчем листов А4 — ксерокопий участков выполненной от руки схемы, с множеством пометок и надписей, с указанием масштаба 1:200 000 (в одном сантиметре 2 км), то бишь с претензией на обзорную топографию. Оставалось надеяться что масштаб был насколько-то выдержан, и местный картограф ничего принципиально не напутал.

Судя по изображению, облик здешнего мира разительно отличался от привычного ландшафта на Земле. Здесь не было абсолютно никаких узнаваемых ориентиров, характерных для Восточноевропейского региона: ни рек, ни земных городов, ни морского побережья. В основном — кое-как очерченные мелкие лоскутки — кластеры. На многих были надписи, например, такие: "пг-з — 4 мес, 12 июля ВС стандарт.", или вот такое: "нстандарт. міn. пг-з 6 сут.". Первое, скорей всего, обозначало период времени от перегрузки до перегрузки, второе — дату последнего катаклизма. "ВС", возможно, — "время Стикса"?. А надпись "н/стандарт" означала, вероятно, что кластер перегружается нестандартно, т. е. когда сам захочет.

Были крупные города — как правило, лепились один возле другого, образуя целые анклавы с надписями "Пекло", "Жрачка", "Смерть". Были непонятные черные полосы и пятна. Были зоны, где ничего вообще не было нарисовано, видимо, неисследованная земля.

Как удалось выяснить общими усилиями "свежих" и "несвежих" обитателей Улья, местность, где сейчас находилась группа Бушмена располагалась ближе к левому верхнему углу карты. Это было штук пятнадцать стандартных кластеров, с перегрузкой от месяца до полугода. Очертаниями район местонахождения был похож на вытянутую рыбку, головой на восток, а большим раздвоенным хвостом, соответственно — на запад. Снизу, с юга, "живот" рыбки ограничивался прерывистым языком черноты. На востоке рыбка пила водичку из большого водоема, снабженного на карте подписью "Тисовская ГЕС". От ГЕС вдоль хребта рыбки проходила безымянная синяя линия, на которой была стрелка и пометка "цунами". Сверху над спинкой и хвостом рыбки нависала здоровенная серая зона, с надписями "Спидерка", и "скорогруз писдец н/стандарт.".

Кластер с торговым центром находился примерно на "жабрах" рыбки, был обведен карандашом и поставлен вопросительный знак — видимо, так прежние владельцы карты отмечали зону поиска. Воинская часть, куда Бушмен сейчас намеревался отправиться, тоже была отмечена, но находилась уже выше "рыбки", в начале серой зоны. Никаких дорог между этими двумя пунктами обозначено не было, как и возможности близкой переправы через синюю ленту, которая эти два пункта разделяла.

А вот к хвосту "рыбки" дорога была. Штрихпунктирная линия входила в "рыбку" с юго-востока через разрыв в черноте, вела вдоль реки прямиком к одной из частей рыбьего хвоста — юго-западной — нескольким подряд большим кластерам с общей надписью "Жорка, город". Перед самым городом дорога разветвлялась, одной веткой ныряя в городскую застройку, а второй уходила на север, пересекала мост на синей ленте ( тут мост был нарисован), огибала городские кластеры по дуге и терялась в другой части "хвоста", северо западной, в кластерах без пометок с общей надписью "гор. Карп". Именно сюда, судя по всему, Комар и пытался направить группу.

Неподалеку от моста в серой зоне имелось надпись "серые!", но к чему эта надпись относилась, было непонятно.

Комар настаивал на том, чтобы сразу ехать к сторожке в лесу, о которой он упоминал, как только был вызволен из кабины автозака. Дескать, нужно двигать прямиком в стаб, туда есть дорога, там все хорошо и замечательно, а рисковать — нефиг, не нужно никуда сворачивать и заезжать. Даже так: не просто настаивал, а спорил до хрипоты, приводя все мыслимые и немыслимые аргументы, отчего-то раздражаясь и нервничая. Судя по всему, место, куда бывший водитель автозака пытался увлечь группу должно было находиться там, где написано "гор. Карп". "Гор. Карп" — это "горы Карпаты", что ли? Медом ему там намазано, что ли, в этой сторожке?

— Вот, гляди, — говорил Комар, тыкая пальцем в серую зону неподалеку от их места расположения, выше "спинки" рыбки. — Вот сюда никто не суется без крайней нужды. Вообще. Нестандарт есть нестандарт, фиг его знает когда тут все происходит. Может месяц стоять, а может в следующие пять минут отдуплиться. Хрен успеешь выйти. Риск большой. А тут — вообще "звиздец". — Комар царапнул ногтем еще севернее, выше, и обвел широкую дугу. — "Спидерка", или "Скоростная горка". Тут бывают кластеры, где почти всегда стоит кисляк, не успевает рассеиваться, перегруз за перегрузом, как заело — час, полчаса, может даже быстрее — никто не знает как там, никто там не был, потому что ну его нафик такие приколы и неожиданные радости.

Но Бушмен послушал, сплюнул на пол, почесал пальцем шрам на лбу и сказал "Не ссы".

— Я знаю что такое учебка. Сам в такой служил. Там штатный комплект вооружения мотострелкового подразделения. Если четыре учроты, то штук четыреста-пятьсот стволов, плюс боезапас и техника. Личный состав, опять же, почему бы не укрепиться? У нас девчата боевые, но кинофильм "А зори здесь тихие" порядком подзадолбал. Воевать должны солдаты, офицеры и прапорщики, а девки — детей рожать и вообще по хозяйству. Едем в часть. Строго на север. А потом посмотрим.

Как говорится, "мы посовещались, и я решил". Хотя Комар был категорически против.

Бушмен определил такой порядок движения в колонне, при котором самая уязвимая часть — автобус и его пассажиры ехали первыми, за ним — 66-й, а Ниссан с пулеметчиком двигался последним, контролируя впереди идущих и отсекая, в случае нападения, атакующего с флангов и с тылу противника. Такая тактика, конечно, вряд ли помогла бы при засаде тех же муров, но против зариков вполне могла оказаться эффективной. Правда, здесь, в лесных кластерах от тварей пока, как говорится, Бог, или кто тут, в Улье, главный, миловал, но боевому охранению расслабляться особых поводов не было.

От убитых муров группе достались две слабенькие рации, которые быстро садились, но имелась зарядка, переделанная на 14 вольт к автомобильному прикуривателю. Одна рация теперь была у Бушмена, вторая — у водителя головной машины Комара.

Дождь так и лил, то чуть слабея, то снова набирая силы, превращаясь в сплошной вертикальный поток, временами перемежаясь с градом. Сверкали молнии, раскатисто и мощно гремело. Дворники на лобовом стекле гребли на максимальной скорости, подчас не успевая расчищать обзор. Маршрут движения был выбран вроде правильно, хотя никаких ориентиров разглядеть не представлялось возможным. Рассматривался вариант даже вернуться назад и переждать дождь... Но возвращаться — плохая примета, тем более, что везение с зариками не могло продолжаться вечно.

— Некоторые кластеры, когда перегружаются, оказываются с большой разницей температур, плюс разное атмосферное давление, разнополярные заряды, — рассказывал Физик. — При перегрузке переносится весь столб, вернее, сужающийся к центру аномалии конус, вплоть до верхних слоев атмосферы и космоса. Иногда даже вместе с летящими самолетами, и естественно, облаками. А иногда фрагмент прилетает с областью критически низкого давления, и "всасывает" в себя всю облачность из окружающих кластеров, конденсируя влагу в больших количествах.

Сказал и посмотрел на Татарку. А та — на него. Одобрительно и восхищенно. Интеллектуалы мы, вот так. Все знаем, все понимаем...

Ехали медленно, как плыли, по днищу автобуса шлепала вода.

Задняя часть салона была завалена баулами, инструментами, оружием и всем прочим — запасами из торгового центра. Впереди расположились пассажиры, обложившись своими рюкзаками и разным носимым добром. На первом двойном сидении развалилась Желя. На втором спала Ксюха. На третьем была нагромождена куча вещей, потому что здесь были старые кровавые пятна и никто садиться не хотел. На четвертом примостились Лю и Ли. На последнем ряду, как кинотеатре плотненько друг к другу прилипли Физик с Татаркой, и было похоже, что между этими двумя научными элементами уже возник определенного рода контакт. Временно всеми забытый Колька Пионер куковал и маялся на одиночном боковом рядом с Люлями, рисуя пальцем на запотевшем окне всякие глупости и ерунду. Ерунда выходила особенно художественно и выразительно.

Лю и Ли занимались важным делом: незаметно воспроизводили из своих ксерокопировальных ладошек какие-то шарики, похожие на использованную жевательную резинку, а Лю потихоньку, на ногте большого пальца ноги дотягивалась и приклеивала их под сидением, на котором спала Ксюха. Шарики затем, видимо, нагреваясь, или по какой-то "эмпирически-волшебной" команде надувались пузырем, и лопали, выпуская воздух, издавая громкий звук, похожий на пук. По салону разносилась сильная вонь. Желя, которая, кажется, единственная была не в курсе проделок двойняшек, в очередной раз начинала громко возмущаться, толкать и обзывать Ксюху "свиньей" и "коровой", но той было все по барабану, она даже не просыпалась, или делала вид что продолжает спать. Все, кто понимал что происходит, улыбались. Сначала Люли хотели провернуть такой фокус с Пионером, и подложили вонючку ему, но он заметил, и они чуть не подрались. А потом лисички-сестрички взялись за бывшую швею. Какие мировые катаклизмы, зомби, зарики и и горы трупов? Девятый класс. Ясельная группа...

Люли были похожи и одновременно совершенно не похожи друг на друга. Похожесть сестричек-двойняшек заключалась в том, что они обе были маленького росточка, одинаково худенькие, обе — большеглазые, с широкими скулами, носики — кнопочкой, губки — ниточкой, у обеих, когда улыбаются, на щеках идентичные ямочки-складочки. Но Лю — светленькая, с воздушными кучеряшками и голубыми глазами. Ли — темненькая, при всех перечисленных чертах чем-то похожая на китаянку или казашку. Обе ходили в Ком-ске в спортивную школу, только Лю — в секцию худ.гимнастики, а Ли — на самбо.

Гремучая смесь. Посмотришь — и как-то не очень верилось, что этих девчонок-чертенят можно заставить быть бездушным и малоподвижным станком для производства патронов.

Комар, находясь за рулем Спринтера, вспомнил, наверное, прошлую жизнь, в которой водил почти точно такой же "Мерс", только этот — белый, а у него был синий. Здесь все напоминало о маршрутке: засаленные и обклеенные жвачными этикетками сидения, рекламные нашлепки, на лобовом стекле табличка с цифрой "108", в салоне надпись "расчот при выходе", а в специальной коробочке — аккуратно сложенные по стопкам мелкие купюры для выдачи сдачи при "расчоте".

— Да, Буш, пока не видно ни зги. Вроде правильно идем, с дороги не съехали. Да, понял! — орал в рацию Комар.

Василиса заняла пассажирское место справа от водителя. Она ехала, и час от часу как-то по-особому посматривала на этого мелкого и ушлого водилу-прохиндея. Было у нее внутри сейчас нечто такое... давно не бывалое. Как новая вещь в доме — дорогая, нужная, о которой давно мечталось, — и вот она здесь. Куплена, оплачена, доставлена. Еще в коробке, нераспечатанная. Еще в прихожей следы от рабочей обуви на полу и не выветрился запах пота грузчиков.

— Прямо всемирный потоп. И угораздило же нас выехать в такую погоду. Шесть дней все хорошо, а сегодня, как назло — конец света, — проворчала Василиса, подавая тем сигнал к началу разговора.

— Тут есть другая фигня... С одной стороны нам хорошо, потому что дождь заглушает звуки автомобильных двигателей, и уменьшают видимость, ведь зарики в основном реагируют на движение, — отозвался Комар, продолжая рулить. — С другой стороны — нам тоже ни черта не видно, и может быть такое, что в окно всунет морду топтун или рубер и скажет "привет, пацаны", а мы и не отдуплимся. — Комар глянул в зеркало заднего вида на то, что творилось в салоне. Там в очередной раз смеялись. — Этому детскому саду все пофиг. На водителя вся надежда... — весьма "скромно" закончил свою речь бывший маршрутчик.

Василиса, стрельнув глазами, по-доброму хмыкнула:

— Вот уж павлин...

Что-то бывшая учительница изменила свое мнение о "бандите" и "мерзком насекомом". И вообще — словно помолодела лет на десять.

Василисе, а если вспомнить — Леночке Прокопец в "той" реальности совершенно не везло в личной жизни. Еще студенткой педагогического "товарищ Прокопец" выдвинулась по комсомольской линии, произнося пламенные речи на собраниях и безжалостно собирая комсомольские взносы. И тут на нее, цветущую и грудастую, прямо в "комсомольской линии" положил глаз парторг института, похожий на очкастую гадюку товарищ Альтман Антон Адамович. Частенько вызывал на "срочное совещание" прямо во время лекций, тискал и нагибал в какой-нибудь пустой аудитории, воняя едким потом и распространяя запах дешевого одеколона "Саша", от которого у нее высыпала аллергия на лобке и подмышками. Но она терпела, держалась, как будто так и надо, никого к себе не подпускала из парней. Потом от Антона Адамовича случилась "неожиданность", слезы, скандал, аборт, жалобы в партком и вырванные волосы от похожей на мегеру жены любвеобильного парторга. Зареванную и затасканную по всем инстанциям "товарища Прокопец" по-тихому отправили по распределению в глухой районный Комс-к. Здесь она осела в общежитии, зареклась отношений вообще с мужчинами и особенно с женатыми. И, зарекшись, немного времени спустя сошлась со вторым секретарем местного райкома чистеньким и лысеньким Геннадием Ильичем. Конечно — женатым. На этом этапе жизни Елена Васильевна ознакомилась и сполна познала все недостатки и преимущества заднего сидения советского служебного автомобиля ГАЗ 24 "Волга", в связи с тем, что вся любовь происходила, в основном, на природе, в лесопосадках. Хорошо, хоть квартиру удалось получить по протекции. Забрала маму из деревни.

Затем, не прекращая отношений с Геннадием Ильичем, она вышла замуж за местного пожилого интеллигента Якова Яковлевича, директора районного Дома культуры. На свадьбе Яков Яковлевич прочитал посвященный ей длинный стих, но в жизни оказался ни разу не состоятельным. Геннадий Ильич уехал на повышение; обещал, конечно, с собой, и вообще — пристроить. Но не пристроил. Муж болел. В 34 забеременела от веселого квартиранта-командировочного Анатолия, и родила Веронику. Яков Яковлевич умер. Прошло пару лет... На момент перегрузки ей было 38.

А позавчера, на поминках Алюни, она выпила лишнего. И "после отбоя" вышла во двор трехэтажки. Не спалось. Вспомнилась мама, Вероника, Геннадий Ильич, заднее сидение автомобиля ГАЗ 24 "Волга", и вообще: в голове шумело, внутри, в груди сформировался какой-то неугомонный и вертлявый шар, который хотел вырваться на волю, но не мог, и поэтому тянул за собой все тело куда-то черт знает куда, например, вытащил на улицу. Хорошо что в этот день Бушмен не поставил на ночь растяжек и ловушек, потому что тоже напился до невменяемого состояния.

Сидела, ловила обрывки мыслей, слушала как шумит в голове. А потом подсел вот этот субъект. Комар. О чем-то говорили, она его, кажется, грозилась убить. И потом он стал приставать, полез к груди и в трусы. И она не выдержала и его таки убила. Прямо там, в палисаднике, держась руками за какие-то кущи, расставив ноги и подставляя оголенную филейную часть. Убивала и убивала, непроизвольно вскрикивая от входящей жизненной энергии...

А он оказался хорош. Держался до последнего, не сдавался.

Комарик.

Вдруг откуда-то летит

Маленький Комарик,

И в руке его горит

Маленький фонарик.

"Где убийца? Где злодей?

Не боюсь его когтей!"

Подлетает к Пауку,

Саблю вынимает

И ему на всем скаку

Голову срубает!

Муху за руку берет

И к окошечку ведет:

"Я злодея зарубил,

Я тебя освободил,

И теперь душа-девица,

На тебе хочу жениться!"

А вот с этого места, с "жениться", давайте поподробнее.

Дождь за окнами авто лупил пуще прежнего.

* * *

Если Комару в Спринтере, при "мерсовских" могучих стеклоочистителях было видно плохо, то через лобовухи шишорика, с его куцыми выходящими сверху лапками с давно сточенными резинками в дождь не было видно вообще нихр... ничего. Ну не поставляются в войска новые резинки для дворников ГАЗ 66! Нет такой статьи в приказе о маттехобеспечении! Забыли. А ехать надо. Следовательно, замена резинок происходит по общеупотребимой и весьма популярной в армейской среде формуле, применимой при потребности в любой вещи, будь то кусок нового оконного стекла взамен разбитого в казарме, тулетных принадлежностей в солдатской тумбочке, какого-нибудь тренчика или хлястика, полотенца, пилотки или потерянного на стрельбище танка: "не ипет ищи". На человеческом, неармейском языке это означает "я не знаю где, каким способом, но ты должен это найти". Вот и ищет солдат новые резинки в полной автономии и самостоятельности. Будучи жестко ограниченным в поисках пределами части, он, или рискуя нарваться на крупные неприятности, ворует дворники с опрометчиво въехавших на территорию гражданских авто офицеров и прапорщиков, или, чаще всего, меняет резинки на снятые с соседней стоящей в боксе машины. Затем происходит обратный процесс, подобный замене носков с правого на левый и наоборот.

Ара не успел или поленился стырить означенные выше принадлежности стеклоочистителей для своего 66-го, и теперь ехал вытянувшись вперед, словно собираясь целовать лобовое стекло. Действительно не было видно ни зги. Иногда едва успевал притормозить, почти упершись бампером в заклеенную скотчем заднюю дверцу впереди идущего Спринтера.

Тормоза у ГАЗ 66 еще те. Гидравлические. С вакуумным усилителем. Если клапан заедает, то нажал на педаль — останавливайся совсем, сдай назад, чтобы расклинить, потом только езжай вперед, иначе начнут гореть и вонять накладки. А объехать препятствие, чтоб не тормозить — сложно, потому что радиус поворота у этой машины как у карьерного самосвала "Белаз" — аж 10 метров.

До поездки Ара показывал себя чрезвычайно разговорчивым, смелым, сыпал шутками-прибаутками, нарочито коверкая речь — изображал матерого и разбитного кавказца. Но когда оказалось, что ему придется ехать с Евой... Побледнел и сник. Видели, как струсил и поменял цвет мультяшный бегемот, который боялся делать уколы? Ара изменился точно так же, разве что его не пришлось силком усаживать в машину. Он боялся эту рыжую молоденькую хищницу с бешенными глазами до ужаса, до колик, до непроизвольного мочеиспускания. Если бы Ева сказала ему — встань и выпрыгни на ходу — он моментально, не раздумывая сделал бы это. Но Ева ничего не говорила. Она ехала молча и смотрела вперед, в дождь, погруженная в свои какие-то размышления.

За руль Ниссана сел Дик. Когда решали кому вести машины, он похвалялся что ездил много раз, что его отец научил водить не только легковую, но даже БРДМ. И действительно, Дик бодро тронулся с места. Но дальше вождение идеальным назвать было сложно. Уже который раз Ниссан таранил едущий впереди Арин "шишорик", который двигался, конечно, ну совершенно непонятно и непредсказуемо: то останавливался, то начинал сдавать задним ходом, то набирал скорость. Дик, укрощая тяжелый Ниссан, не успевая реагировать на странные маневры, вспомнил весь передаваемый при зачатии мальчиков (и некоторых девочек) специализированный водительский лексикон, вслух склоняя имя "Ара" в трех десятках падежей, из которых, как известно, только шесть приличных, восемнадцать — условно приличных, а остальные — матерные.

Наверное, разбил на "морде" у Ниссана все, что можно разбить.

— Фара — фигня, — говорил Бушмен, вслушиваясь в скрежет и грохот при очередном "поцелуе" Ниссана с фаркопом "шишорика". — И на бампер плевать. Но если пробьешь радиатор, и мы закипим и станем, я тебя скормлю зарикам. Держи дистанцию, маттваю... Мы должны видеть и контролировать подступы к колонне.

Но дистанцию держать было трудно. Дождь. Не видно ни подступов, ни колонны... вообще — них...ничего. Была надежда что "кенгурятник" Ниссана выдержит.

Рядом с Диком, положив голову на ствол РПК спал Кащик — белобрысый солдатик-пулеметчик. Вы спрашиваете, как можно спать, подперев голову стволом пулемета, когда машина подпрыгивает на кочках, и иногда таранит впереди идущую? А запросто. Привычка вырабатывается в течении двух суток, первые из которых не спишь, потому что несешь службу в наряде, а вторые не спишь, потому что происходит выезд, к примеру, на стрельбище, или на учения. Вот и приспосабливаешься: упираешь автомат (пулемет) прикладом в пол, пламегаситель с мушкой закрываешь скрещенными ладонями, сверху упираешься лбом... Некоторые особо одаренные делали наоборот, то есть переврачивали автомат или пулемет стволом вниз, и упирались лбом в плечевой упор приклада. Но за это можно было отгрести по ушам и кучу нарядов вне очереди, считалось залетом. А так... Ну, наживешь пару шишек и ссадин на лбу. Да, иногда падаешь. Но если сидишь, плотно прижатый такими же спящими телами... То можно спать и на пулемете. Снятся хорошие сны.

Пулеметов теперь у группы было три: РПК и РПД, обнаруженные в 66-м, и снятый с Мицубиси ПК на универсальной станине-треноге с коробом на 200 патронов. Но в живых пулеметчик остался только один — Кащик. И был он вооружен своим штатным длинномагазинным РПК, потому как был худ и хил, и присутствовали большие сомнения в том что он справится с более тяжелым стволом. Есть в армии такое поверие, что пулемет при первом распределении оружия в отделении иной раз достается "по залету". Не успел, к примеру, боец застелить кровать, или плохо подтягивался, или отстал на марш-броске — вот тебе пулемет — как наказание — таскай бОльшую тяжесть, чем другие, качай мышцу. В общем Кащик как пулеметчик не впечатлял, мышцу он еще накачать явно не успел, но приходилось смириться с тем что имели.

Два других пулемета лежали в багаже.

И нужно было крепко подумать, где взять еще, как минимум, еще двух пулеметчиков и усилить огневую мощь группы. Об этом, конечно, должен был бы озаботиться кавалер ордена Красного Знамени гвардии майор Бушмен. Но бывший военрук сейчас ехал и думал не о пулеметах и не о пулеметчиках. Он думал о другом: отчего так пахнут по-особому молодые девки. Вот сейчас в машине, вроде далеко сидит, а чувствуется. А кожа — персиковая, с пушком, и волосы — как молоко. А грудь...Эхх.... Непроизвольно косил единственным своим глазом на Шведку. Но та упорно смотрела исключительно в запотевшее окно, показывая на длинной молочной шее уродливый синяк от муровской удавки.

А Бушмен потом смотрел на свою руку... И на него накатывала волна какого-то спокойствия и умиротворения. Рука явно отрастала. И была почему-то уверенность, что все будет хорошо.

Шведку Бушмен взял вместо Дика, заряжающим. Или, правильнее, заряжающей. Чем вызвал непонятный гнев и плохое настроение Евы.

* * *

Ехали уже долго. Как преодолели переправу через реку, и была ли она вообще эта переправа — никто не понял. Видимо прав был Ара, когда говорил, округляя глаза и высоко на узенький лобик поднимая масляно-черные брови "какой такой река? Нет никакой река!"

Если не заблудились — то пора бы уже и приехать.

— Что у тебя? — голосом Бушмена хрипела рация в кабине у Комара.

— Нихрена, повторяю: ни-хре-на. Лес кругом, не видно вообще... — отвечал Комар, лишь на секунду отрываясь от дороги в дожде, чтобы глянуть на Василису и в зеркало — в салон маршрутки. — Едем по бетонке, явно военная тема. Какого члена мы сюда поперлись?

* * *

В салоне Спринтера, все кто хотел, прислушивались к разговору, который происходил между Физиком и Татаркой.

— Разочарую: в Стиксе нет никакого волшебства. Только наука, — рассказывал бывший школьный учитель. — Самый интересный вопрос — как получаются копии кластеров. Казалось бы — необъяснимая вещь, появление материи ниоткуда... Но давайте вспомним, что любая материя — это информация, проявившаяся в виде пространства в одном из слоев хроносферы. Что проще — скопировать выделенный участок информации? Сколько, например, информационно весит средний кластер? Ну, от силы пару зетабайт. Копировать — вставить в другой время-слой. Все — вот новое образование. И понятно, почему мир не копируется целиком — видимо, не хватает мощности. А кластеры небольшие. Вот и вся загадка.

Другой вопрос — зачем это нужно. Так вот, есть предположение. Скорее всего, Стикс имеет инопланетное, а скорее — иновселенское происхождение. Это колония скребберов. Неизвестно, весь ли это их мир, или только средство передвижения по другим мирам, или, возможно, спора, зачаток их вселенной, такой же как для нас парашютик одуванчика. Но этот пространственно-временной пузырь пристыковался к нашей планете. И, скорей всего, для обеспечения своей жизнедеятельности скребберы и запустили систему, которая копирует и переносит участки земной поверхности вместе со всем, что там есть в другую реальность. Предположительно, в их "пузыре" существует несколько хронослоев, в одном из которых они живут, в другом — размножаются, паразитируя в человеческих телах, появляющихся в скопированной реальности.

— Вот ты говоришь, что нет волшебства. А что такое "дар" Стикса? Вот как объяснить, что из рук Люлей выходят патроны и другие вещи, взявшись ниоткуда? — спросила Татарка.

— Человек подобен информационному облаку, на которое проецируются в рандомном порядке абсолютно все мировые приложения-дополнения, но коннектируют только те, для которых у конкретного индивида есть условия и доступ, — начал углубляться в темные научные пучины Физик. — То есть у каждого человека в Стиксе есть возможность приобрести все дары. Но приобретается, как правило, один, или вообще ни одного, потому что размеры "приемной площадки" у каждого ограничены.

Вот как происходит, к примеру, воспроизводство патронов ксером? Информационная сущность человека получает приказ из головы — желание сделать. Посылается запрос к Стиксу, вернее Стикс автоматически видит данный запрос и сразу проверяет доступ к "дару" и возможность осуществить действие в виде наличие подготовленного локального приемника. Если проверка положительная, то есть человек имеет данный дар и нерастраченный ресурс его реализации, открывается смартпортал, происходит поиск по параметрам и захват требуемого информационного участка в каком-то мире-доноре, копируется и накладывается на локальный хронослой. Происходит проявление информации в виде пространства во времени. А это уже и есть искомый предмет. Гильза появилась. По сути, появление патрона в руке ксера и появление кластера — один и тот же процесс, только масштабы другие и инициатором переноса является не система, а человек. Локальный хронослой, кстати, ту самую "площадку" для реализации даров усиливают, употребляя энергетические "батарейки" развивающихся скребберов, то, что здесь называется "горох".

Все молчали, переваривая услышанное. Научники есть научники, их понять не так просто. У них своя траектория полета мысли... Но тут Физик неожиданно выдал другое:

— У нас была группа, которая занималась разработкой этой темы. Мы нашли способ активации "даров", стимуляции их и проявления буквально сразу же, в момент перегрузки. Помните прибор? Вот это — хроноэнергетический анализатор и, одновременно, стимулятор. Вы все получили мощный заряд, увеличивающий индивидуальный локальный приемник. И у кого был хоть малейший шанс появления дара — он использовался. Обычно ксеры, сенсы, клокстоперы, нимфы появляются один на сколько-то тысяч или десятков тысяч иммунных, и не сразу, а через несколько месяцев. У вас же в группе — уже куча сильных "даров". И еще проявятся...

Было заметно, что Физик проговорился, сболтнул лишнего, выложил то, что не планировал выкладывать на всеобщее обозрение. И получил тихий вопрос от Татарки, от которому ему стало, по видимому, очень некомфортно и неуютно:

— А что это за люди, с которыми вы пришли в школу с этим прибором?

— Это плохие люди... Они захватили нашу группу, и заставили работать на них, определяя иммунных на свежих кластерах, и осуществляя их "осеменение" дарами Стикса. Что дальше я не знаю, мы вышли с ними в первый раз. Гляди, мы уже, кажется, приехали. Потом расскажу.

* * *

В окнах можно было рассмотреть мокрый бетонный забор, здание КПП, и закрытые ворота. Было видно, что окно заложено мешками с песком, и угадывалось пулеметное гнездо. Перед КПП валялись несколько мертвых тел зариков.

В воротах открылась калитка. К Спринтеру кто-то побежал, укрывшись от дождя плащ-палаткой.

— Зарик? Нет, с какой стати зарик бы стал палаткой укрывался? В каске, с автоматом...

А военный подбежал и постучал в водительское окно. Комар опустил стекло.

— Сигарет бар ма? — первым делом спросил боец.

— Сигарет жок, — цыкнул щекой Комар. И, нахмурив брови, сварливо закричал: — Давай, быстро, дверка открыл, твой мама портрет кунем!

Солдатик, на удивление, ни о чем больше не спрашивая, побежал обратно и стал открывать ворота. Открыл, а потом стоял и ждал, пока проедет колонна, приложив руку к головному убору, отдавая честь. По его зеленой каске лупили и разбивались дождевые капли. Из КПП на смотровое крыльцо вышел еще один.

Проезжая мимо бойцов, у всех была только одна мысль. "Ну как, как их еще не сожрали зарики?"

— Где все? — спросил Комар у того, который стоял на крыльце.

— Там, у автобаце, — с белорусским акцентом прокричал сквозь дождь солдатик, мотнув головой в каске куда-то вглубь части, показывая так, что там есть автобат.

В части конкретно воняло мертвечиной.

Комар, на удивление, вроде знал, куда ехать. Автобатом оказалась отдельное одноэтажное строение ГОСТ 3-21-17 СД (казарма сборно-щитовая), в отличие от капитального двухэтажного кирпичного здания возле плаца, по видимому, казармы курсантов. Не успели машины припарковаться, как на пороге сборно-щелевого строения, в дверях, как суррикаты из норы, появились несколько солдат — кто в чем, кто в майке, кто в кителе без ремня, кто в плащ-накидке. Ни у кого не было оружия.

— Пистец, бараны, — высказался Комар, паркуя Спринтер. — Это ж надо быть такими дятлами.

Вышел из машины.

— Але, военные! Строиться!

— А ты чего... — попытался что-то сказать один, самый длинный в майке.

Вышел Бушмен.

— Строиться сказано! В одну шеренгу становись!

В командном голосе опытного строевого офицера вырабатывается особый резонанс, не слышная уху частота, которая действует на подсознание, заставляя беспрекословно подчиняться. Сказано — строиться, значит строиться. Но особо выстраиваться было некому.

Здесь оказалось всего четверо. Двое готовили еду в столовой. И те двое, которые стояли на КПП.

— Значит так... — сказал Бушмен. — Поступаете в мое распоряжение. Привести в порядок форму одежды, получить личное оружие, полный боекомплект. У кого ключи от оружейных комнат?

Солдатики ютились в старой казарме, оттого что новые были плотно забиты трупами их бывших сослуживцев, обратившихся и уничтоженных автоматчиками под командованием прапорщика Уполночкина. Там смердело неимоверно.

В курсантской казарме было четыре оружейки. Почти пятьсот автоматов, все АКМ, изготовления 1965-1967 годов. Конечно, много раздолбанных и "убитых", половина — ржавые до каверн, сказался кислотный туман и небрежная чистка. Штук двадцать РПК — в разном состоянии, двенадцать РПД — тоже не идеальные, у одного даже ствол вроде кривой. Десяток старых РПГ-2 с учебными гранатами. Четыре штуки АГС-17. Две СВД с ПСО-1. Из боевых гранат — всего один начатый ящик РГД-5. На артскладе — старинные полковые минометы ПМ 43 и в основном учебный минный боекомплект.

В боксах — Уралы, Зилы и 66-е, но многие поломанные. Солдаты говорили, что был БТР, но он сейчас должен находиться на стрельбище. Из 66-х, кроме того на котором приехали, оказалась более-менее на ходу только еще один. В отдельном закрытом боксе, который солдаты не решились или поленились ранее вскрыть обнаружился новый УАЗ 469.

Начинать заправку Уралов 375, у которых реальный расход где-то под 75 литров бензина на 100 км, было нереально, да и нечем. Выгнали один номинально исправный ЗИЛ 131, с минометным транспортировочным механизмом, тоже с расходом под 50 литров. В него и влили 50, и где-то по 20 литров в 66-е и УАЗ. Больше в части бензина не было.

В ЗИЛе оказался загруженным миномет. Его выгрузили, а боекомплект — 56 боевых мин — оставили.

Работали все, спасаясь от вони повязками пропитанными уксусом с коньяком. ЗИЛ загрузили оружием и боеприпасами, поднимая ящики и цинки в кузов минометной лебедкой. Забрали все исправные пулеметы и переносные гранатометы. Противопехотные АГС-17 не брали — тяжелые, против зариков неэффективны, против бронетехники бесполезны, а отбивать атаки пехоты в Улье вроде не предвиделось. Взяли только пару ящиков "агеэсовских" ВОГ, в виду особого пристрастия Бушмена ко всему, что может взрываться. 66-й Ары догрузили сухпаем со склада, но его было мало, добили просто автоматами без ящиков. Второй 66-й тоже закидали боекомплектом и всем что может пригодиться. Остальные вещи, сколько поместилось, рассовали в маршрутку и Ниссан, а также укомплектовали командирский УАЗик.

Переночевали, ничего не чувствуя от усталости. Ночью дождь закончился. А утром сквозь трупную вонь почувствовали запах кислоты.

И обнаружилось, что исчез Физик, который утром должен был стоять на охране. И Татарка. А так же заправленный и готовый к выезду УАЗ.

Бушмен люто безадресно матерился, продолжая лихорадочные сборы. От подъема до выезда из части уложились в десять минут. Выезжая, прихватили Берозу и Карима, бессменно несущих службу на КПП, забыв даже в спешке забрать их пулемет. Постовые подтвердили, что УАЗ с гражданскими выехал, но они его не проверяли, просто открыли ворота.

— Да, да, бил, ехаль, — важно рассказывал Карим. — Утром ехаль. Девочка бил за руль, другой важный с бородой говорил открыть дверка.

Татарка, оказывается, умела водить машину? И молчала? Хотя.. Ее никто и не спрашивал. Тем более раненную.

Особо разбираться не было времени. На максимальной возможной скорости рвали к ближайшей, судя по карте, границе кластера.

Через минут пятнадцать второй 66-й заглох и остановился. Никто и не думал разбираться, просто объехали и поехали дальше, водитель запрыгнул в кабину немного притормозившего ЗИЛа. Гнали к границе кластера на полном газу. И буквально через минуту, как только переехали стык полевых дорог, и удалились метров на сто, позади сверкнула молния, и сомкнулся кислотный туман.

Все, капец шишорику, и части, и всему что там было. Перегрузилось.

Несколько минут постояли, покурили, кто курил, сходили до ветру, посмотрели издали, как рассеивается кислота на прошлом кластере. Пожевали на ходу сухпая. Попили живца. И поехали дальше.

В принципе, в колонне остались те же автомобили с теми же водителями и экипажами. Добавился только один грузовик, ЗИЛ. Его вел солдат, который пытался спорить с Бушменом на пороге казармы, "длинный в майке", старослужащий из автобата, который и был штатным водителем этой машины, с фамилией Быстров, и кличкой — Быстрый. С Быстрым в кабине сейчас ехал другой солдат, потерявший свой 66-й, тоже из автобата, Мамай.

Остальные солдатики, шестеро новых, из курсантов-минометчиков, в т.ч. Бероза и Карим разместились в маршрутке. Девчонкам пришлось потесниться.

Сгруппировавшись на передних сидениях, оставшиеся в меньшинстве Желя, Ксюша, Лю и Ли, Колька Пионер все никак не могли успокоиться, обсуждая побег Физика и Татарки.

— Они просто дураки, — сказала Лю.

— Это Физик во всем виноват, — сказала Желя, отпивая из фляги.

— Они решили вернуться за прибором, — догадалась Ли.

— А я теперь знаю, кто убил тех троих пленных, которых мы оставляли на КПП, — выдала Желя. — Физик. Мы все думали что это сделал Комар или Ева. А Физик то тоже отлучался, и надолго. Что-то не нравятся мне эти местные... Гляди, как этот Комарик Василису трахнул, так она к нему как кошка ластится...

Некоторые все-таки не настолько были пьяные, чтоб не услышать, с какими стонами и вскриками в бывшую секретаря парткома школы в ночном палисаднике трехэтажки входила жизненная энергия.

А Ксюха ничего не сказала. Только тревожно шмыгала газами по лицам своих спутниц и морщила лобик.

7. Конечная

Автобус Мерседес-Спринтер, старенький внедорожник Ниссан-Патрол, ГАЗ 66 и тяжело груженый ЗИЛ 131 остановились, когда выехали к реке. Она оказалась совсем небольшой, но переправиться вместе с техникой на другой берег не представлялось возможным. На той стороне сразу увидели зараженного — наверное, здешний бывший рыбачок мыкался, увидев движение живого мяса, пытаясь преодолеть водный рубеж, но не решался войти в воду.

— У нас горючки в обрез. Проехали километров двадцать. Еще на столько же, может, хватит — и все, техника станет. Нужно искать заправку, — сказал Бушмен, глядя в карту.

Стояли на полевой рокаде, которая едва заметными колеями уходила на запад по берегу реки. Были вполне обоснованные опасения, что эта колея где-нибудь прервется при переходе на новый кластер, и придется со всей груженой техникой возвращаться назад, или прокладывать путь, прорываясь по целине. Конечно, "Шишорик" и "сто тридцать первый" трехосник во многих местах могут пройти, да и Ниссан им еще и фору даст, но все равно — не везде, как говорится, на вертикальные склоны не полезут. Места вокруг были малообжитые: редкие перелески, кустарники, замусоренные поля, пустыри, какие-то заброшенные карьеры. Было такое ощущение, что здесь недавно прошел ураган.

— Сейчас сориентируюсь, — завертелся Комар. — Значит так. Речка эта в разных кластерах меняется, есть такие, где она по колено — как вот здесь, а есть кластеры, где она широкая, как бы даже судоходная. Когда ГЕС подгружается, то здесь настоящее цунами проходит, видишь, даже на карте отмечено — вся масса воды из-за плотины проносится в Жорку, смывая все подряд, иногда ломая мост на трассе, а иногда и оставляя целым. Но дорогу размывает почти всегда, и забивает всяким собранным со всей округи автохламом выезды в город.

— Мы вот здесь, а вот здесь впереди километров пять — узкое место, с одной стороны — чернота подступает, с другой — Спидерка. Река течет аккурат в это горло, прямо посередине. Нам нужно прорваться к мосту по правому берегу. Если мост целый, переедем на другую сторону, километров пять к югу протянем — там есть заправка. Точно знаю, сам заправлялся, есть ручная подкачка. Заправимся, развернемся и поедем обратно, через тот же мост. И на всех парах и полном газу рванем по городской объездной к стабу. А есть ли продолжение вот этой тропинки, по которой мы едем — не знаю. Надо было сразу от торгового центра на запад ехать, там точно дорога есть.

— А как тут насчет зариков?

— А насчет зариков сам подумай — Жорка рядом, — потыкал большим пальцем в сторону города Комар. — Тут такие кабаны иной раз выскакивают, что рядом с ними Кинг-Конг — плюшевый медвежонок. Тут элита промышляет. Ну и остальной нечисти полно. Сейчас как раз здесь сезон миграции, по срокам — где-то пару недель после перегрузки, пустыши сожрали в городе все что можно сожрать, теперь их самих жрут твари покрупнее, они массово расползаются из города, горошники идут за ними, а за горошниками — элита.

— От элиты со стрелкотней фига с два отобьешься, — засомневался Бушмен. — Вы же с Физиком тысячу раз об этом говорили. Стоит ли приближаться к городу?

— Ну, не будем сильно загадывать. Авось пронесет. Главное скорость не снижать, а то массой задавят.

Ввиду особой опасности нарваться на серьезный бой с зараженными перераспределили пулеметы и сменили порядок движения в колонне. Теперь впереди должен был ехать ГАЗ 66. У машины свернули тент на кузове, более равномерно распределили груз, чтобы сверху можно было сидеть и вести огонь. За кабиной стволом по ходу вперед поставили на треногу муровский ПК. За пулемет стал один из солдатиков, который вроде знал как с этой штукой обращаться. В кузов поверх всего загруженного еще дополнительно загнали всех незадействованных будущих минометчиков с двумя РПД, чтобы обеспечить плотный огонь в обе стороны. За "шишориком" пустили ЗИЛ, за ним — Спринтер. "Ниссанка" — опять последним. У многострадального внедорожника наскоро топором вырубили в крыше широкий люк, в котором обосновался Бероза с РПД на сошках, а с ним вторым номером остался Карим. Кащика с пулеметом переселили в Спринтер, стрелять из разбитого заднего окна, если что.

Поехали.

У Бушмена конкретно затянулись шрамы на лице. И рука здорово отросла, начал формироваться локтевой сустав. Он теперь мог свой буллпап придерживать снизу культей. Конечно, целиться приходилось в правую сторону, чтобы левой нажимать на курок. Но это уже было здорово — сам процесс.

Шведка все чаще, внимательнее и смелее поглядывала на командира, и уже потихоньку начала прикрикивать на Берозу и Карима, топчущихся сапогами по заднему ниссановскому сидению.

Публика в Спринтере притихла и поскучнела. Лю и Ли в дороге, от нечего делать зарядили все автоматные рожки, и выдали почти по полсотни Магнумов и Винчестеров для карабинов Шведки и Евы.

Ксюха спала, по-видимому, все еще отсыпаясь за все ночные смены у себя на фабрике.

Дорога по берегу реки не терялась, а затем, со сменой очередного кластера, вообще стала бетонкой, правда раздолбанной, но уверенно выглядывающей из-под мусора и травы. Данный факт вселял порцию оптимизма.

— Мы так прямиком к городу выедем.

Стали попадаться зарики.

Сначала — мелкие, в смысле слаборазвитые, на них просто не обращали внимание, как на дурных шавок в деревнях, которые имеют привычку догонять и облаивать проезжающие машины. Только эти не лаяли, а урчали. Потом, перед самым "горлом" въехали в какую-то деревню. И тут среди толпы зараженных выскочил топтун. Открыли огонь из всех стволов, завалили. Остановились, продолжая сдерживать огнем подступающих тварей помельче. Ксюха моментально проснулась, выскочила, почистила затылок.

Поехали дальше.

Узкую часть прошли уверенно, это была обычная полевая дорога, с одной стороны — речной луг, с другой — поле подсолнухов. Здесь, видимо, вчерашний дождь и не капнул — позади колонны тянулся здоровенный шлейф пыли. И как только проехали узину, зарики стали попадаться еще чаще. Река для низших зараженных — непреодолимое препятствие, тварь которая в них сидит понимает воду как угрозу для своего существования. Поэтому очень часто закрики протаптывают вдоль рек целые тропы, мигрируя в поисках кого бы сожрать.

Увидели вдалеке мост — вроде целый. Но толпа зариков навстречу становилась все плотнее; увидев столб пыли и услышав рев моторов все мертвячье воинство со всей округи скапливалось на дороге, грудью и открытыми пастями встречая бампер 66-го., Некоторым даже удавалось зацепиться, солдаты вынуждены были открыть огонь.

Дальше ехать было нельзя, был риск, что задавят толпой. Свернули вправо, поехали по полям. И увидели, что следом в пыли бежит и не отстает здоровенная махина, видимо — рубер. Увеличили и без того максимальную скорость колонны; Бероза долго лупил из РПД, и все-таки сбил тварь, не дал приблизиться. Рубер упал, и стал ползти, скорей всего пули перебили ногу. Остановились. Дик сдал задним ходом, Карим, Бероза и Шведка вышли, добили, окружив и расстреляв в упор затылочный нарост.

— Бегом, бегом, быстрее, улитки беременные! — подгонял загонщиков Бушмен, высовываясь из открытой дверки Ниссана.

Толпа пустышей, поначалу отставшая, помалу приближалась. Ксюха уже привычно десантировалась из Спринтера, добежала и как-то очень быстро вскрыла рубера. Буквально на минуту присела, махнула, и вот уже бежит обратно с кулечком.

— Это дар, — сказал в Спринтере Комар, наблюдая в зеркало заднего вида за забегом пролетарской девушки. — Бывает и такой дар Улья — способность быстро чистить спораны. Называется "грибник", или в нашем случае — "грибница". Рассказывали, что был такой дядька, который мог прямо на ходу у бегущего мертвяка спораны вынуть, правда, дядька к тому же был еще и клокстопером, исчезал прямо перед мертвяком, миг — и стоит уже позади, в руке спораны держит, а мертвяк дохлым падает.

Все запрыгнули в машины, поехали, снова напылили, вроде оторвались. Но было не совсем понятно куда ехать дальше, уклонились от маршрута. Забирали все время к западу, пришлось ехать без дороги прямо по скошенным и не скошенным полям. И, наконец, увидели ту самую трассу, которая огибала город. Перевалили техникой через обочину, стали на асфальт.

И опять остановились.

— Бензин вообще на нуле. ЗИЛ почти сухой. Не дотянем никуда. Нужно оставлять грузовик и прорываться назад через мост к заправке.

— А может вот сюда, к Жорке? — вставил свое слово Дик.

— Туда нельзя. Там зариков куча.

— А на мосту, думаешь, нет зариков?

Бушмен, Комар, Ева, Василиса задумались. На совещание позвали даже Быстрого — водителя ЗИЛа.

Подумав еще немного, решили к мосту не ехать.

Поехали на север. И свернули в сторону города на первом же повороте. Не проехав и километра остановились, увидев поперек дороги большой автомобильный затор — видимо, та самая техника, которую снесло наводнением.

ЗИЛ окончательно заглох.

Поехали на одном "шишорике", ощетинившись пулеметами. Приблизились к затору. Стали вскрывать машины, пытаясь стачивать бензин. Но ничего хорошего из этого не получалось: сложно и долго, и результата — пшик.

Пока бродили среди автомобильного хлама, увидели дальше по дороге — о, чудо! — стеллу неприметной заправки. Вернулись, запрыгнули в машину, и рванули туда, где-то расталкивая расталкивая бампером 66-го битые пузотерки, где-то выехав на обочину и просто в поле: вот, наконец, и пригодились два моста с дифференциалом. На удивление нигде не застряли.

Это была хорошая заправка. Неразграбленная. Набирать пришлось ведром через люк в горловине топливной емкости. Заправили полный бак шишорика, набрали в канистры (хорошо что подумали о емкостях для горючки в хозяйственном отделе торгового центра!). Вернулись по уже пробитому пути. Заправили насколько-то бездонную прорву ЗИЛа.

Заправленный и готовый к дороге 66 остался на месте стоянки колонны, а к АЗС с пустыми канистрами погнали Ниссан, чтоб его заправить дизелем и набрать в канистры 95-го бензина для Спринтера.

Заправили, набрали. Поехали обратно.

В колонне отсутствовала одной машины. Исчез 66-й.

— Уехали. Как стояли мордой туда, к трассе, так и рванули. Я думал это ты этой сумасшедшей дал какую-то команду, — завил Комар Бушмену.

Кроме всего прочего, оказалось, что в "шишорике" уехали все солдаты, кроме Кащика и Берозы с Каримом, в том числе Быстрый и Мамай.

Сбежали. Самовольно, так сказать оставили часть. ЗИЛ остался без водителя.

— Ева, сука... Там одни бараны, им Ева сказала ехать — они и поехали, — раздраженно матерился Комар.

— А ты бы не поехал? — почему-то вызверилась на него Василиса. — Сам с этой сучки глаз не спускал.

— Долбойопы... Ох, уж долпойбы... — расстроился Бушмен. — Сами себя на ужин зарикам потащили. Или под перегруз попадут.... Да, это Ева.... Ну, она, наверное, понимает что творит.

За руль ЗИЛа сел бывший ПТУшник-тракторист Бероза, единственный кто смог справиться с тяжелой машиной. Кащик опять остался единственным пулеметчиком, и переселился в Ниссан.

Развернулись, вернулись на объездную, и поехали на север, постепенно поворачивая на северо-запад.

Возле какого-то поворота к проезжающим машинам опять хлынула толпа зараженных. Дали по газам, проскочили на максимальной скорости.

Начались поросшие лесом крутые спуски и подъемы, скалы, дорога все больше уходила в гору.

Заблудились, потому что съехали с размытой ливнями основной дороги на какие-то второстепенные, проехали село с зариками, переехали какую-то речку вброд.

Еще через пару километров на крутом подъеме ЗИЛ закипел. Пришлось его оставлять со всем оружием, которое в нем было. Бероза сдал задним ходом и загнал машину в неприметный лесок, и там его и оставили.

Остались Ниссан и Спринтер.

Поехали дальше на двух.

Вроде видели каких-то странных темнолицых людей, которые следили за колонной сверху, из скал. А может и не видели, может это просто зарики, или вообще непонятно что. Устали все до чертиков, живец хлебали прямо на ходу, могло что хочешь привидеться.

Ехали, ехали... Снова нашли основную дорогу.

Ехали долго, еще километров десять. Дорога поднималась, поднималась... и пропала в щебеночной осыпи. Было ощущение, что они заехали в тупик.

— Ну, что, вот. Стаб, — сказал Комар.

— Где?

Перед ними стояла стена, обрыв — метров двадцать высотой, в некоторых местах осыпавшийся. На верху угадывался все тот же лес. Но дорога почему-то подходила прямо сюда.

У Бушмена что-то екнуло. Он перехватил автомат...

И не зря. Послышался шорох шин по щебню — из непроходимого, казалось склона выскочили один за другим два внедорожника с пулеметами, а затем выкатился БТР "восьмидесятка" с 30 мм скорострельной пушкой.

— Все, приехали, — сказал Комар, мерзко ухмыляясь. — Конечная. Маршрутка дальше не идет. Приготовьте за проезд.

Под прямой наводкой тридцатимиллиметровки всех вытащили из машин, разоружили, заставили снять разгрузки, ремни и даже шнурки, грубо обыскали — девчонок особенно, с шуточками и задором, и погнали пешим ходом в крепость. Оказывается здесь был невидимый с дороги тоннель.

Комар ехал в одном из внедорожников и нагло улыбался, чувствуя себя богатым человеком. Имуны с проявившимися дарами — дорогой товар. Сигун-ментант хоть и жадный, но гороху за каждую голову в этот раз придется отсыпать.