Быть некромантом 1-3

Быть некромантом (Быть некромантом 1)

Рассказ о нескольких днях жизни молодого некроманта Гилберта.

* * *

Я проснулся и с трудом открыл глаза. Летние солнечные лучи уже бессовестно хозяйничали в моей горнице, играя в прятки с укрывшейся в углах тенью. Раньше меня забавляли тщетные попытки солнечного света высветить все закоулки в комнате, но сейчас это зрелище меня отнюдь не радовало.

— Почему люди боятся некромантов? — спросил я вслух. Мне никто не ответил — отец, как обычно, пребывал в городе, советуясь, ха-ха, с советом старейших. Старший брат остался ночевать в сенях, а мать, естественно, хлопотала у его лежанки. Хотя чего там хлопотать? Сбежит он, болезный, что ли? — Слова вернулись ко мне без ответа, заставляя вновь и вновь искать ответ на этот порядком поднадоевший вопрос.

— Некро-мант. Наверное, их пугает само слово. Название. Колдун, сотрудничающий с мертвыми, — продолжал выискивать ответы я. — Тогда почему их не пугает Мет, который подрабатывает могильщиком при храме природы? Он ведь тоже имеет дело с мертвецами. И наверняка почаще, чем некоторые некроманты. — Я задумчиво почесал подбородок. Короткая щетина поприветствовала уколом в пальцы. Да, вот они, трудности взросления — еще не успели отметить мое восемнадцатилетние, а щетина тут как тут. Хочешь не хочешь, а теперь придется сражаться с ней до конца своих дней. Хе-хе, а получилось в рифму!

— Или вот лекари. У нас их целых два — Валентайн и Хорио. Им тоже приходится иметь дело с мертвецами, разве нет? Иногда у них, в процессе врачевания, умирают люди. А иногда прямо и под руками. И что? Боится этих коновалов кто-нибудь? Нет. Если все пройдет успешно — спасибо вам дорогие наши целители. Если же нет.... Ну на все воля Лесных Богов. Тьфу!

Я хотел было сплюнуть, но во рту было пусто, как в пустом колодце. Или как в голове хромого Мета. Не, могилы он роет хорошие и добротные, а вот если с ним о девочках или об одежде поговорить — дуб дубом. Не, не так — говорить с этим гробокопом, словно вилкой бульон пробовать. Словом — одна морока.

Сравнение с вилкой мне понравилось и развеселило. Но — ненадолго.

— Или возьмем, к примеру, солдат, — вновь подумал я. — Вот уж кто мертвых и видел и, ха-ха, — делал. Если нужно поймать, к примеру, разбойников, то тут без смертей — ну никак не обойтись. Или восстание там какое-то, или бунт какой придушить. Тута тоже одними уговорами не отделаешься. Обязательно пустят кровь — то ли для дела, то ли для острастки, для пущего запугивания. Или тех же некромантов "найти и уничтожить". Кто ж из некромантов живым сдаваться будет?

Я вздохнул и печально уставился в окно. Солнце уже на две ладони поднялось над деревьями — давно пора вставать.

— Гил! Ги-и-л! — неожиданно раздался из сеней мамин голос.

— Что, мам? — ответил я. Мама заговорила — значит, брат наверняка пробудился. Вот уж чирей на моей заднице!

— Торговец Сеньяк приходил, — раздалось из-за дверей.

— И что? — лениво отозвался я, хотя уже и так знал, чего хочет мать.

— Он просил помочь ему в амбаре, с грызунами.

Я вздохнул.

— Когда?

— Он просил зайти сегодня.

— Ну, мам, — просительно протянул я. — Пусть мой брат этим займется.

— Ты видел, в каком состоянии вернулся твой брат? — Голос матери звучал с упреком. — Он едва пошевелиться может.

Видел ли я? Не видел и не желаю видеть. Но слышать — слышал. Брат ввалился в дом, как обожравшийся паданиц медведь в сухой кустарник — с треском и с ревом. На дворе за полночь — ясное дело, что он всех перебудил. Мать в охи и ахи, запричитала. Хорошо, что я не должен его обхаживать. Вот была бы забота — врагу не пожелаешь.

Но думать о брате не хотелось — в голове вертелось совсем другое.

Значит, некромантов не любят не из-за того, что они имеют дела с мертвыми, — печально констатировал я. — Тогда бы вместе с ними люди гоняли бы и могильщиков, и лекарей, и даже солдат. — От нарисованной картины я разулыбался. А занятное было бы зрелище — бабки с прялками и ведрами гонят из деревни стражу и ополчение. Тогда, может, потому, что некроманты часто работают по ночам? Может, вся причина не любви народа в этом? Так нет же. Тот же Мет работает в любое время дня и ночи. Нужно к утру могилу выкопать? Так нет проблем. Лекари тоже работают, когда придется. Стража — они и подавно. Работа требует. Представляю себе стража, не желающего заступить на караул ночью. Так чем же хуже некроманты?

А ничем.

Ясень пень — выходят, что их не любят исключительно из-за обычной предвзятости. Ну, надо же кого-нибудь не любить? Вот и не любят. На одной стороне качелей любовь к богам, к супругам, к детям. Это святое. На другой стороне — ненависть к хищникам, к разыгравшейся погоде и к сборщикам налогов. Что, мало? Мало кого можно проклинать, когда челюсти сводит от злобы и нарывает любимый зуб мудрости? Тогда в эту кучу можно добавить и некромантов. "Буль прокляты волки, мешающие хорошей торговле! Будь проклят этот ураган, не стихающий третью неделю! Будь прокляты эти вездесущие сборщики подати! Ау, мой зуб! Кто у нас там остался? Ах да, некроманты! И вы будьте прокляты. За что? А до кучи".

И ведь никому бы и в голову не пришло расспросить самих некромантов. А почему это вы колдуете исключительно по ночам? Ах, да — чтобы не было лишних вопросов? А правда ли, что вы имеете дело с мертвецами? Нет? А в народе говорили... А правда, что вы можете наслать на людей сглаз, порчу или даже полноценное проклятье? Ах, вы правы — неумелый врач может сделать больному еще хуже.

Да, некромантов не спросят. А сами они с ответами и объяснениями не предстанут. Ибо путь их тогда один — на костер. Ну а на ком еще свою злость срывать? На хищниках лесных? На погоде? На сборщиках налогов? Хотя на последних можно. Но чревато. Последствиями. Князь такие деревни ох как не жалует...

Навалявшись в кровати, я, наконец, встал и прошлепал на кухню. Завтрака не было. Ах, ну как же — братец с работы пришел, весь умаявшись. Маменьке не до нас, несчастных. Все внимание ему, Жажу. Не ровен час, слабость вернется. Или его ночные колдовства ему боком вылезут.

Зачерпнув воды с ведра, я утолил жажду, а затем принялся превращать вчерашний ужин в завтрак. Не, без магии. Просто разогревая его. Есть не особо хотелось, но еще больше я не хотел расстраивать мать. Да, я не шибко высок и малость тщедушен. Ну и что с того? Я мал, да удал... думаю.

— Гил! Ги-и-л! — снова раздался из сеней мамин голос.

— Что? — ответил я, почему-то не ожидая от нее ничего хорошего.

— Сосед Армат приходил, — раздалось из-за дверей.

— Опять с той же просьбой? — отозвался я недовольно.

— Он снова просил извести клопов.

Я горестно хлопнул себя по лицу.

— Но я же дал ему средство. И объяснил, как оно работает, — с напором сообщил я.

Но мать осталась непреклонна.

— Видимо, плохо рассказал. Или он плохо понял.

Я чуть ли не заревел. Ну, каким же тупым нужно быть, чтобы не понимать таких простых слов? Тупее коровы, это точно. Не, корова, если правильно присмотреться. Не так уж глупа. Нужно быть еще тупее. Тупее, чем ...коровье копыто.

— И что? Я должен снова сделать ему это средство?

— Нет. Он просит, что бы ты проделал эту работу сам.

— Ну ма-а-ам, — протянул я подстать все той же корове, вложив в свой голос как можно больше жалобных ноток. Точнее, если по сути, то не подстать корове, а теленку. Какая же из меня, хи-хи, корова? Худая да тощая. Как качалка для теста.

— Нужно уважить просителя, — нравоучительно протянула невидимая мать. — Белые волшебники никогда не отказывают просящим.

— Угу, — пробурчал я, с аппетитом уплетая печеную картошку с луком и морковками. Белые. Ага, щас. Хотя, скажите мне, как еще выкручиваться при таком неутешительном раскладе сил?

Да, я — некромант. Потомственный. И отец мой некромант, и мать моя некромантка, а братец так вообще. Хотя. Как по мне — жменя таланта и воз самолюбия. Хотя он старается доказать обратное.

И как жить нам, потомственным некромантам, в этом темном и убогом мире? Вот совет старейших и придумал такую штуку. Да, да, именно так — поселиться в небольших деревнях и назвать себя светлыми волшебниками. А что? Толковая идея. Колдовать можно? Можно. Только правильно и осторожно, и тогда никаких вопросов к тебе не будет.

Известно, что некроманты не умеют исцелять? Это так. Сами, своим колдовством — нет. А настойки и мази для чего? Темную магию нельзя применять? Так это ж кто чего просит. Или приворотное зелье сварганить, или любовницу отвести — так тут без темной магии никак, и народ это понимает. Глазки в пол тупит, а денежку подкладывает. Мол, знаем мы, что вам, господам светлым, такое колдовство не по духу, но мы про-о-осим. Очень просим. И оттого амулеты, что на темную магию рассчитаны, загодя из избы выносят. К призыву хороших духов, духов умерших родственников, у нас в крае вообще относятся спокойно. Ну а если кого из нас и застают в полнолуние да полуночие на кладбище, так и тут отговорка есть — от злых некромансеров охраняем. Полнолуние и кладбище, для них, злых и темных, это самое оно. Не хочется, правда, стоять и мерзнуть, но чего не сделаешь ради родной деревни.

Жить можно. Главное — знать меру и не переусердствовать в попытках повышения квалификации.

Самая главная проблема для нас — это неожиданное пришествие в нашу деревню настоящих светлых. Магов или колдунов — без разницы. То, что мы не такие, они видят — ауру с темным Даром никак не скроешь. Только на костер нас тащить не за что. Дар не выпрашивают. Если есть Дар, то это от богов. А темный он или светлый — все вопросы к ним, к богам. И за это не накажут. Наказывают за дела или за ремесло. Что до дел — то за нас вся деревня грудью станет. Что зовем себя светлыми — так это по роду деятельности. Вот, у народа опять же спросите. Ну а что до сих пор Светлые нашу сущность народу не выказали... Лучше домашний волк, чем дикий пес. Так отец всегда говорит. Нет от нас вреда — и ладно. И вообще — зачем им с темными ссорится?

Все верно — а вдруг мы после их разоблачения сорвемся и с горя решим так насолить правдолюбцу, что тому небо с овчинку покажется. Или терновник — периной.

Вот и уходят они восвояси — с улыбкой на лице и с фигой в кармане.

Хе-ех! Как говаривает отец — знание великая вещь, а незнание великая сила. Главное — чтобы цель наших регулярных походов на кладбища и дальше оставалась для всех тайной.

— Гил! Ги-и-л!— раздалось уже из моей комнаты, когда миска с картошкой покрылась белесыми потеками смальца. Совсем остыла то есть.

— Ангелина приходила. — Дверь открылась и на кухню вошла мама — невысокая полноватая женщина в темно-зеленом платье на шнуровке.

— А почему не вошла? — вмиг оживился я.

— Так Жажа увидала и не решилась.

Этот полуночный приход брата с кладбища стал уже порядком раздражать. Идиотский Жаж со своими идиотскими амбициями. Вечно желает доказать всем, что он не просто рядовой некромант. Что он делал, кого он увидел или вызвал — не знаю, но колдовство разбило его вконец. Как же он выглядит, что Ангелина не решилась войти? Ведь в доме у нас испугаться нечего. Антураж соблюдён, не подкопаешься. Никаких там костей, черных свечей и пентаграмм, лишь вышитые полотенца, резные фигурки богов да подношенья трем Старшим Богам: Отцу-Солнцу, Отцу-Луне и Матери-Земле.

— Я сказала, что ты зайдешь к ней опосля...

— Опосля чего? — насторожился я.

— Опосля работы, — твердо заявила она.

— Ну, мам, — простонал я. Сего дня работать совершенно не хотелось. Прерванный сон, тяжелая ночь и испорченное вопросами утро сделали свое черное дело.

Но пришлось подчиниться. Рано еще выступать со своим мнением перед матерью. Нет восемнадцати лет-то!

* * *

Начинать следовало с дела Армата.

— Доброго дня! — приветствовал я жену хозяина, высокую розовощекую брюнетку лет сорока. — Да будут Старшие Боги благосклонны к этому дому, — поздоровался я традиционным приветствием. Ну да, жизнь такая — хочешь жить дольше — постарайся быть вежливым.

— И твоему пути благосклонности, — поздоровалась Элинель.

— Муж дома? — сразу перешел к делу я.

— Да, ждет тебя. Милости просим.

Открыв калитку, я прошествовал к дому заказчика с видом, полным достоинства.

Армат встретил меня в сенях.

— Доброго дня, — поздоровался я и взял быка за рога. — Что случилось? Мне показалось, я все подробно рассказал...

— Так... это ж... Ваша Светлость, я все сделал, как было велено....

С откровенной жалостью я смотрел на крепко сбитого мужика, стыдливо мнущего низ жилета. Вчера я рассказал все так подробно, что с этим делом управился бы и трехлетний младенчик. Хм... Или дело все в том, что средство делалось на спирту? Нет, вряд ли. Вкус у зелья ни к харку. Да и стоит оно раза в три дороже обычного деревенского первача. Скорее всего, он вспомнил о средстве от клопов после ужина — после того, как пропустил не одну чарочку мутного. А после пару чарок местного самогона язык так заплетается, что ни о каком трезво-выговоренном заклинании и речи быть не может.

Впрочем, искать причину было бессмысленно

— Так, — деловито протянул я. — И что мне теперь делать? То снадобье было последним. Больше у нас нет.

— А скока времени нужно, чтоб наварить новое? — вежливо поинтересовался мужик.

— Наварить, — усмехнулся я.— Наварить это полдела. На него еще кучу ингредиентов собрать нужно!

Армат расстроено потупился. Ты смотри — звезд с неба не хватает, а понимает, что травы искать не гвозди забирать — на это время надобно.

— И что... никак? — не желал сдаваться он.

Конечно, был еще один способ...

— Есть еще один способ — изничтожить их магией, — я сделал кислое лицо при слове "изничтожить". Пусть видят, что всякое насилие противно нашей семье.

— Конечно-конечно, ваша Светлость, я понимаю, — торопливо закивал хозяин дома, которому было все равно, как я избавлюсь от досаждающих его букашек. Хоть топором руби, только что б имелся результат.

— Раз подходит, — я выждал томительную паузу, — то отнесите оплату за работу моей матери.

— Не извольте сумлеваться. — На радостях мужик собрался было мигом стартовать, но я остановил его громким окриком.

— Мил-человек, а дом для меня подготовить? Амулеты спрятать да живность вынести? У вас же есть кошка, насколько я помню?

— Как не быть — есть.

— Вот. Вынесете ее из дома от зла подальше. Ну и амулеты тоже, чтобы они шума зря не поднимали.

Немного подождав, я вошел в пустой дом, поджег и расставил несколько свечей, необходимых мне для сосредоточения и концентрации на выявлении магии Жизни.

Некро-мант. Играющий-со-смертью — так о нас пишут в разных книгах. И это так. Но Смерть — это всего лишь часть, составляющая общего круга. Смерть и Жизнь, как солнце и луна — одно не возможно без другого. И умеющий повелевать одним, не останется без власти над последним.

Я сосредоточился. Жизнь... Ощутить ее не просто. Биение сердца? Не оно — не у всяких живых существ есть сердца. Вон у тех же клопов его нет и подавно. И не тепло тела, и не дыхание. Энергия... Вот что такое жизнь. Есть энергия — ты живешь, горишь, растешь. Нет ее — ты труп, солома, камень. Энергия. Энергия Жизни...

Я сфокусировался, начиная улавливать слабое свечение Жизни. Вот розовое свечение — это я. Яркое пятно на достаточном удалении — Элинель. Пятно на ее руках поменьше — Мохнатица, хозяйская кошка. Все верно. Та-а-к, а это что за искорки?

Целая россыпь ярких искр неведомым созвездием облепила ложе хозяина дома. Невидимые человеческому глазу, в магическом зрении вредоносные кровопийцы оказались видны, как на ладони.

— Ну-с, приступим...

Коснуться колышущейся ауры насекомого, потянуть на себя, перелить без остатка. Жалобный писк, и мини-искорка погасла, выпитая до дна. Я повторил процедуру, затем еще и еще. Дело было не сложным, благо Жизни в них не много. Да и сопротивляться колдовскому влиянию они не умели. Они ж клопы, все-таки. Нашел — потянул — выпил. Нашел — потянул — выпил. Нашел...

Вскоре богатое созвездие уменьшилось всего лишь до небольшой россыпи. А затем погасла и последняя искорка, и я тут же рухнул на безопасное ложе. Я немного устал, но настроение у меня было весьма приподнятое — ничего не давало некроманту такого удовольствия, как сбор подобного урожая. Ни еда, ни даже алкоголь не годились этому ни в какие подметки. Это знает каждый некромант — энергия Жизни гораздо вкуснее и притягательнее всего, что доводилось попробовать людям. И я, как некромант, познал эту истину в полной мере.

И именно поэтому я выбрал дело Армата первым. Потрудился, поработал — а на душе праздник. Да и неприятные утренние ощущения прошли, как и не бывали. Словом, сделал дело — гуляй смело. А в моем случае можно бодренько приниматься за следующую работу.

* * *

Изба семьи Сеньяка стояла на восточной околице деревни. Хороший дом — большой, добротный. И сарай подстать — крепкий, низкий, широкий. А в нем мешков с пшеницей, общим числом... Ну много, короче.

Бедой этого торговца были мыши и крысы. Точно не знаю, но со слов Сеньяка выходило, что эти вечно голодные зубастые бестии выедали у него если не треть, то четверть склада точно. Судя по его словам, чего он только не перепробовал: яды, ловушки, звери, амулеты. Но ничего не помогало. Враг был мелковат, но брал огромной численностью и звериной хитростью — кстати, ума не приложу, какой. О, а у нас в деревне есть про мышей такая поговорка: "Что пожнешь, то и в амбар положишь. Но не все, что в амбаре, донесешь до рта". Вот так-то.

Не удивительно, что торговец Сеньяк, терпевший от серых такие убытки, готов был на все, чтобы прекратить эти безобразия. Наверняка он согласился отсыпать нашей семье кругленькую сумму, раз мы решили взяться за это дело.

Мы — я, Сеньяк и его слуга, остановились перед входом в хранилище. На массивных дверях висел такой же массивный замок.

— Открывай, — кивнул я Сеньяку.

Высокий тощий хозяин кивнул своему ключнику, и тот торопливо забренчал ключами.

Пока слуга открывал тяжелые створки дверей, я успел заметить внутри помещенья движение. Все верно — серые прожоры никуда не делись. Они были здесь.

Что ж, как не крути, а поработать придется.

Я сделал несколько шагов вперед и постарался сконцентрироваться на своих магических ощущениях. Я искал проклятия. А что, дело житейское. Мало ли кто из соседей позавидовал и сумел найти нужного, а главное, сведущего человека. Но все было чисто — Сеньяк страдал не от чужой зависти, а от своего богатства.

Я уселся на мешки и принялся задумчиво перебирать варианты.

Подошел только один.

— Я берусь за это дело, — уверенно огласил я свой вердикт.

— Неужели с этим можно что-то сделать? — в глазах торговца читалось недоверие пополам с надеждой.

— Можно. Сложно, но можно.

— Но как? Я же столько всего перепробовал? Десятки ядов, дюжины ловушек, а амулетов просто не счесть.

— Значит, этого я не буду использовать, — заверил я его.

— Но тогда как же?

— Я буду решать это дело магией, — пояснил я хозяину амбара.

— И как же? — позволил себе полюбопытствовать он

— Мое искусство, как и ваша расходная книга, принадлежит только своему хозяину, — мило улыбаясь, ответил я. — Однако я могу заверить вас, что на какое-то время эти прожоры забудут путь в ваше хранилище.

— На какое-то время? — Торгаш нахмурился.

— Увы. Никто не в силах избавить вас от этой напасти навсегда, — пояснил я, картинно пожимая плечами. — Вокруг лес, а на место изведенных грызунов всегда готовы прийти новые.

— Это да, — Сеньяк нахмурился, но правоту моих слов признал. А-то!

Дальнейшее не заняло много времени. Я попросил у хозяина кусок дерюги и вынес в ней большого мертвого грызуна, прихлопнутого крысоловкой.

Потом вернулся домой, достал из тайника три черные свечи, кусок заговоренного мела и принадлежности для написания рун. Все это сложил в одну сумку, мертвого грызуна, уже без ловушки — в другую, и направился из деревни.

Но недалеко. Есть у меня одно приметное место, возле густого ельника, в получасе ходьбы от деревни. Хорошее место — вроде и близко, да наши тут носа не кажут — боятся. Пришел, и стал раскладываться на любимом пеньке. Мертвого крысюка — в самый центр. Затем нарисовал вокруг него круг заговоренным мелом. Достал три свечи, зажег, поставил их по углам и начал колдовать.

То, что колдовство получается, я узнал, когда в мертвых, пустых глазницах трупа начал разгораться красный уголек. Отлично — память меня не подвела, и тренировки на кладбищах сделали свое дело. Пока мертвая тварь не ожила окончательно, я достал ритуальный кинжал и сделал надрез на подушечке левого указательного пальца. Больно, да. Но куда же без этого. Достал принадлежности для рисования рун. Одну каплю крови я потратил на прорисовку руны подчинения на макушке у крыса, вторую — дал испить своей твари. Да, теперь уже своей — после ритуала крыса-зомби превратилась из неуправляемой твари в послушную зверушку.

Получилось как раз то, что нужно. Прожившая всю свою коротенькую жизнь в амбаре зомби-крыса и не подумает убраться из защитных стен. А вот ее товарки разбегутся от нее, как от огня. Те же хвостатые, кто окажутся посмелей и осмелятся поспорить за лидерство... что ж, зерно им пухом. Зерно хозяйское зомби-твари не к чему, да и самого хозяина, как и света, она, пока жива, по привычке будет избегать.

Пока жива... Занятно сложилось. Никаких дополнительных защитных чар на свою подопечную я не накладывал, так что "жить" ей под силу деньков двадцать-тридцать. А потом она вновь превратиться в то, чем, собственно, и является — в вонючий, холодный труп.

— А другого нам и не надобно. Верно, приятель?

Новоиспеченный зомбик сверкнул угольками красных глаз и ничего не ответил. Я ласково погладил его по еще мягкой шерсточке и уложил обратно в сумку.

* * *

Подбросив зомби-крысу во двор Сеньяка, и проследив, как радостно та дернула в сторону привычных стен, я улыбнулся — еще одно дело успешно выполнено.

После этого я с чистым сердцем вернулся домой, отчитался матери о проделанной работе, вернул вещи на свои места, умылся и пообедал. На обед, кстати, была ячневая каша с курятиной, немного редиса и отличный квас. Набравшись сил и как следует отдохнув, я стал приводить себя в порядок перед встречей с Ангелиной.

Вот еще одна непостижимая для меня вещь. Женщины. Вроде простой человек, ну, в смысле без Дара, но когда я с ней встречаюсь, то веду себя, как последний зомби. Ну, словно у меня на лбу нарисована огромнейшая печать подчинения. Как послушная кукла, короче.

И вроде как девчонка при разговорах со мной ничего такого не делает. Ни заклинаний не читает, ни колдовских пассов не выводит. Зато как посмотрит на меня из-под ресниц, или плечиком поведет — и я тут же впадаю в ступор, и лепечу, как младенец. И главное — почему-то со всем с ней соглашаюсь. Даже если она начинает нести какую-то чушь или обычный девчачий треп.

Мало того, что у всей девчачьей братии, или каких там... сестринства, нет никакой врожденной магии, так и никто их этому и не учит! Как можно учить того, у кого нет Дара, тому, что даже и не магия? Да, между собой девчонки называют это кокетством и заигрыванием, но работает это подмигивание и подшучивание не хуже, чем традиционное заклятие приворота, хотя на самом деле не имеет с ним абсолютно ничего общего. Откуда я знаю? Ну, баловался им один раз... ну ладно — два.

Короче — голова кругом.

Нет, я уверен, что я не влюбился. Некроманты не влюбляются — так отец говорит. "После того, как ты познаешь жизнь, и увидишь, на что способна магия, то ни о какой любви не может быть и речи" — учил он меня. "Максимум, на что мы, некроманты, способны, так это на творческий союз. Долгий или не долгий — как решит судьба. Или костер". Не знаю, насколько это правда, но у моих родителей это получалось неплохо.

Возьмем, к примеру, отца. Мой отец ездит по другим поселениям, зарабатывает деньги, а когда возвращается домой, то отдает деньги матери. Когда же он дома, то принимает заказы или защищает семью — как получается. Ну и нас с Жажом обучает магии. Верность ложу, так воспетую простыми людьми, он не блюдет, но ведь на это никто и не рассчитывает. Но он и за юбками не бегает. Как он учил меня и Жажа: "если жена не узнала об измене, значит, ее не было".

Моя мать наоборот, больше времени проводит дома. Обустраивает жилище, следит за вещами и за домашним скотом. Ходит за покупками, следит, чтобы мы с братом не были голодными и учит нас разным житейским премудростям. Часто ходит к соседям на чашку чая, а по особым случаям и на бутылочку винца.

В отсутствии отца моя мать с удовольствием принимает заказы от наших соседок. Так, разное, по мелочи — по скотинку подлечить, то мужу, отбившемуся от рук, ум на место вправить. Короче, делает все, что приличествует делать порядочным светлым колдунам. Но и нам с братом, по нашему ремеслу, в случае чего подсказать сможет — то ли зелье какое сварить, то ли ритуал подготовить.

И все довольны. Отец работает и привозит деньги, потому что он кормилец семьи. Мать смотрит за домом и за детьми, потому что она хранительница очага. И все. Никаких там заверений в верности, клятв во взаимной любви и в помине нет. Максимум на что отец расщедривается, так это на букетик цветов после длинной отлучки или на отрез богатой ткани, чтоб его супруга была не хуже прочих.

Короче — не влюбляемся мы. И я себе говорю, что я не влюблен. Говорю, хм, пока добираюсь до ее дома. Но как только она выходит на веранду, я словно попадаю в странную магическую паутину, затормаживающую мои реакции и спутывающую разум.

— А, Гилберт, — томно произносит золотоволосый и кареглазый ангел. — Как хорошо, что ты пришел.

— Ха, а разве мог я не прийти!— говорю я про себя, а вслух бубню что-то невнятное.

— Как тебе сегодняшняя погодка? Чудна, не правда ли?

Какая погода? Нормальная погода. Начало лета ведь, а не конец осени.

Потом пошло обсуждение платьев, что привезли купцы из соседских баронств в соседнюю деревню на ярмарку. Зачем мне оно? Да даром не надо. А я стою, блаженно улыбаясь, слушая трель ее голоса и внимаю каждому ее слову. Ну, разве не это магия?

— Гил, у меня к тебе маленькая просьба, — наконец переходит она к делу.

— Все, что угодно, Энджи, — отвечаю я. Или кто-то чужой внутри меня?

— Ко мне домой повадился Корджи, — говорит она.

— И что? — Корджи это парень из соседней деревни. Знаю его, нормальный такой парень, компанейский.

— Он, м... слишком часто ко мне приходит, — продолжает она. А взгляд такой многозначительный! Но что она хочет мне сказать — ума не приложу.

— И? А я-то ту причем? Поговори с Корджи.

— Я боюсь, что он хочет попросить у моей матери....м... связать наши судьбы. Провести ритуал на священном месте. Под дубом и березой...

Ага, вот оно что... Какой нахал. Всегда знал, что он с гнильцой. Что ему в своей деревне девчонок не хватает? Знает же, что мне Энджи нравится. Нет, полез в чужой огород... козел.

— Ты хочешь, что бы я с ним....э... разобрался? — промямлил я, подсчитывая свои шансы в драке с соседским ловеласом. Шансы, мягко говоря, были не велики — слишком крепок Корджи.

— Разве ты хочешь, чтобы я вышла за нелюбимого? — А в голосе такое отчаяние!

— Значит, у тебя уже есть кто-то на примете? — говорю я, а у самого сердце так и колотится.

— А ты не догадываешься? — И такой горячий взгляд в мою сторону.

Я весь вспотел, и чтобы отвлечься от похотливых мыслей, принялся шевелить тем, что повыше. Головой, в смысле.

— Может, ты сможешь подсыпать ему отворотное зелье? — предложил я с надеждой, что кулакомахательства возможно избежать.

— Нет ничего проще, — подал мне надежду соловьиный голосок.

— Значит, решились на этом, — облегченно протянул я. — Поможешь мне?

— А что от меня нужно? — заговорщицки прошептала она и коснулась моей руки.

В моей душе словно взорвался фейерверк, и я с очень большим трудом заставил себя думать о деле.

— У тебя есть что-нибудь с его тела? Например, волос?

— Конечно.

— И скажи, в какое блюдо ты сможешь подмешать это зелье...

Пришел в себя я только дома, за тщательным приготовлением искомого напитка. После того, так мое тело и душа успокоились, заговорила голова. И я был дико зол от всего происшедшего. Что произошло? А вот что — я помогаю девчонке избавиться от надоедливого ухажера. По своему желанию. И за свои, заметьте, деньги. И в обмен на что? А ни на что, если быть точным. На многообещающий и многозначительный взгляд. И все! Ведь ничего конкретного моя Энджи мне так и не сказала!

Великие Старшие Боги! И это ей я собираюсь предложить встречаться? И это ей я собираюсь открыться о своей истинной натуре, впадая по утрам в такие тяжкие убийственные размышления?!!

Кошмар!

* * *

Через несколько дней, поздним вечером, мать пришла от старосты с мрачным выражением лица.

— Что случилось, мам? — тут же насторожился я.

Мама провела меня на кухню, посадила за стол, а сама уселась напротив.

Долго молчала, не зная, с чего начать.

Но все-таки нашлась.

— Ты ж знаешь, что на западной окраине нашей деревне стал пропадать скот? — спросила она.

Я знал. И ей сказал.

— Конечно, знаю. Околичные соседи приходили к тебе и просили о помощи.

— А я отказала. Рано вам еще с лесным зверьем тягаться. Отец не учил вас серьезной боевой магии. Оттого они и получили от ворот поворот.

Я кивнул — мать была права. Ну да, мы немного изучали заклятья Иссушения. Но тренировались мы на обычных болотных лягушках. Заклинания проклятья на зверей не очень действуют. Дубиной я владею неплохо, но это так, разбойников новоиспеченных попугать, не больше. Для лесного зверя моей сноровки не достаточно.

— Так в чем проблема?

Мать снова нерешительно замялась.

— Наши охотники вызнали, что это за тварь режет наш скот.

— И кто это?

— Красногрудый брохр.

Я кивнул. Слышал от охотника Лейма про такого. Хищник с телом медведя и с головой крокодила. Короче — та еще страхолю... страхотварь.

— Охотники обратились за помощью в город, и тамошний градоправитель обещал прислать помощь.

— И? — Я все еще не видел причин для беспокойства.

— Он пришлет к нам рыцаря.

— Рыцаря? Одного?

— Да. Но не это меня пугает. Староста обещал этому рыцарю помощь нашего светлого волшебника.

Тут уже нахмурился и я. Что же это получается? Мать не в счет, Жаж опять вернулся полумертвый из похода на кладбища. Значит, остаюсь я.

И причина волнения стала понятна. Этот рыцарь будет на меня рассчитывать. Как минимум на мою целительскую магию, которой мы, некроманты, владеем очень слабо. А как максимум — на мою магическую помощь. А как колдовать, если у каждого рыцаря в комплекте амулет, реагирующий на темную магию? Колданешь, к примеру, проклятием или иссушением, так тот медальон так затрезвонит, что хоть голову в песок!

И все — конец твоему ремеслу и, что хуже, твоей семье и. Ведь одно дело просто иметь Дар, а другое пользоваться Темной Магией. Умеешь колдовать — значит, практикуешь. Стало быть, добро пожаловать на костер. А с тобой — и твои укрыватели.

Выходит, и помочь нечем, и отказать никак. Как не кинь — всюду клин. Хоть собирай вещи и беги с деревни.

Мать примерно так все и озвучила.

— Какие у нас еще есть варианты? — спросила она у меня.

Ответ был один.

— Будем думать.

* * *

Рыцарь был как рыцарь — высокий, статный. Правда, доспехи его не сияли, да и прибыл он не только с конем, но и с пони.

Я и наш староста Крейвен уже ждали его на краю деревни.

Добравшись до дома старосты, рыцарь обговорил с ним некоторые детали своей помощи, и, закончив, обратился ко мне.

— Ну что, пойдем смотреть ваше чудовище.

— Идемте, — согласился я, поправляя свою сумку.

К моему большому удивлению, рыцарь взял с собой не своего боевого коня, а груженного различным оружием пони. И чем больше я разглядывал снаряжение рыцаря, тем больше удивлялся.

— Э... простите, уважаемый рыцарь...

— Вейр Альберт, — тут же представился воин.

— Гил, — представился я. — Но я не вижу на вашем пони ни меча, ни щита. Как же вы собираетесь драться с брохром?

Рыцарь ухмыльнулся.

— Ох уж эти деревенские, — засмеялся он добродушно. — Прости, юный волшебник. Неужели вы думаете, что мы, опытные воины, ходим на монстров или чудовищ, подобных вашему брохру, с тем же оружием, что и против обычного врага?

— Ну... — Признаться, на самом деле я так и думал.

— Поверь моему опыту — это плохая идея. Приемы, подходящие для борьбы против человека — существа, равного тебе по силе и росту, совершенно бесполезны против существ, во всем тебя превосходящих.

— Ага, — протянул я, хотя ничего не понял.

Путь до леса предстоял не близкий, и рыцарь охотно взялся за пояснения.

— Если бы я выступил против брохра, или скажем, скального медведя с мечом, то кем бы я был? Трупом. Холодным и скучным. Почему? Брохр или медведь тяжелее человека в два-три раза, а значит, сила его удара просто огромна. От его лап можно только уклоняться.

— А щит?

— Щит тоже не поможет. И доспехи особо не защитят. Но без них это была бы не сражение, а просто самоубийство.

— Угу, — сделал умную мину я.

— Потому и меч тут не годится. Во-первых, зверь быстрее человека. И он всегда успевает ударить первым. Или задавить своим весом. А во-вторых, кости такого хищника всегда крупнее человеческих. Меч может просто сломаться.

— Тогда как же победить брохра, или скажем, простого медведя? — с недоумением спросил я.

— Выбрав правильное оружие и правильную тактику, — пояснил мне рыцарь. — Я буду атаковать его издали. Видишь, у меня есть два копья. Длинное и легкое — для броска. Толстое и короткое — для ближнего боя.

— Ага, — тут же отозвался я. — И арбалет для того же.

— Верно. И арбалет. Надеясь, пару выстрелов я успею сделать. Главное, что б тварь стояла ко мне боком. Бить брохра в лоб, что мечом, что арбалетом — бессмысленно.

Миновав околицу, мы прошли до границы леса и углубились в дебри.

— И как мы будем охотиться? — сбросил я, начиная волноваться. Мы уже порядочно отошли от границы светлого луга. Но Альберт смело перешагивал через колоды и ямы, ведя за собой послушного пони.

— На живца, — пояснил он. — Брохры не отходят далеко от своего логова. Привяжем пони, а сами спрячемся в засаде. И будем ждать.

Я кивнул. Что ж, как для плана, то хороший план.

— Только прошу — без самодеятельности.

Я снова кивнул. Ага, не дождетесь. С голыми руками, да на матерого брохра...

— Если что, просто колдуй с расстояния. Ну и потом, если что, меня подлечишь.

Я кивнул в третий раз. А вот тут придется попотеть.

Дальше все происходило по плану вейра Альберта. Мы нашли широкую поляну, привязали пони, нашли удобное место для засады, разгрузили пони, спрятались и стали ждать.

Брохра мы сначала услышали, а потом увидели. Точнее, его учуял пони и принялся так истерически орать, чем привлек его, брохра, внимание. Мы же увидели зверя, когда тот вышел на поляну. Вид у него был, мягко говоря, пугающий. Все, как описывал наш охотник Лейм — тело медведя и стозубая пасть крокодила. Косматая шерсть, красная на груди и коричневая по бокам. Росту не маленького, а как станет на задние лапы, как сейчас — то вообще гигант.

Словом, ужас, и все тут. Страхолюдина, а не зверь.

Монстр, обрадованный неожиданным дармовым обедом, не заметил свиста копья. Альбер кинул удачно, да и зверь стоял, не двигаясь — принюхиваясь. Копье с хрустом впилось в заднюю правую ногу чудовища, лишив его маневренности.

Но и только. Тварь безумно заревела, извернулась, и, выдрав копье зубами, перекусила надвое. Заревел и пони, но уже не от страха, а от отчаяния — брохр, не задумываясь, кинулся в сторону беззащитной добычи.

И тут запел арбалет. Первый стальной болт утонул в густом мехе зверя, затем второй, и только тогда зверь обнаружил своих настоящих врагов.

И не раздумывая, кинулся на людей.

Альбер сумел выпустить еще два болта, пока тварь, прихрамывая, бежала на нас. Зрелище было еще то! Лысый череп чудовища жутко поблескивал на солнце, длинная пасть щелкала в такт шагам-прыжкам, под спутанными космами шерсти перекатывались огромные шары мышц.

— Все, конец, — как-то совершенно буднично подумал я.

Очевидно, четвертый болт был лишним. Теперь Альберт возился с тяжелым копьем, наверняка решая, то ли бросить его в надвигающуюся тушу зверя, то ли дождаться ближнего боя. Увидев двух людей, тварь проигнорировала неподвижную статую — меня, и бросилась к суетящемуся воину.

— Сделай что-нибудь, волшебник, — проорал рыцарь. — Отвлеки его!

Я решил действовать. Действовать по плану.

Одной рукой я замахал, словно колдуя какое-то заклинание, а второй быстро полез в загодя открытую сумку, доставая оттуда два туго набитых свертка. Зверь уже поднялся на дыбы перед Альбертом, наконец-то выставившим копье в направлении монстра. Брохр раззявил гигантскую пасть и зарычал. А я, не теряя ни мгновения, бросил в это жерло свои снаряды.

Не попасть в такую шикарную цель с нескольких шагов мог бы только косорукий. Но мои руки меня не подвели. Зверь проглотил снаряды, но в первый миг, казалось, не заметил их. Ринувшись на воина, он напоролся на выставленное копье. Рогатина, не выдержав дикого напора, тут же просела в землю. Когтистые лапы зверя оказались в опасной близости к человеку, чем монстр и воспользовался, нанеся тому два мощных, убийственных удара. Тяжело закованный Альберт взлетел в воздух, как невесомый лист.

Тут бы нам и конец, но мои подарочки наконец-то подействовали. Зверь, внезапно потерявший всякий интерес к человеку, вдруг принялся вертеться на месте, реветь от боли и плакать крокодильими слезами. А потом и вовсе, словно зараженный безумием, принялся рвать когтями свой горло и живот.

Рев зверя и трест ветвей перешли в треск шкуры и хруст ломаемых костей. Пришедший в себя рыцарь в остолбенении наблюдал за происходящей картиной, не зная, то ли радоваться, то ли бежать от всего этого, пока зверь не опомнится и вновь не бросится на людей.

Но монстр не опомнился. Задние лапы его подкосились, и он завалился на землю. Но еще долго он казался на палой листве, заливая округу потоками крови. Но все же пришло время, и он затих.

Первым к поверженному монстру приблизился Альберт. Не как новичок, спереди, а сзади, со спины зверя. С безопасной дистанции всадил ему в затылок два болта. Убедившись, что зверюга не реагирует, сменил позицию и влепил еще два болта в открытую окровавленную пасть.

Выждав еще какое-то время, он решил приблизиться вплотную и посмотреть на изуродованного зверя.

Я приближаться не стал. Фантазия у меня богатая, а я по ночам хочу мирно спать, а не наслаждаться жуткими кошмарами. Победили зверя — и ладушки.

— Это.... Чем вы его так, господин волшебник? — ошеломленно проговорил воитель.

Я многозначительно пожал плечами.

— Колдовством, — ответил я лживо. А разве стоило говорить, что эти два снаряда были моими носками, которые я под завязку нафаршировал всякой разной гадостью: двумя видами перца, вытяжной белены, ядом зеленого болотного паука и споровыми мешочками сизой гибельницы? И что, не выдержав нестерпимой боли такой гремучей смеси, могучий зверь сам себя порвал насмерть? Вот еще! Я колдун, а значит, мое оружие — колдовство. По крайней мере, так должны думать непосвященные.

Чтобы Альберт не стал задавать лишних вопросов, я предложил осмотреть его раны. Таковые, несмотря на доспехи, все же имелись. Сделав для видимости пару пассов руками и проговорив короткую абракадабру, я вынул из сумки самые быстродействующие лечебные мази и обработал ими раны воина.

Альбер выдержал мои манипуляции стоически.

— Я расскажу о твоих талантах в городе, — торжественно объявил он. — Наш градоправитель несомненно заинтересуется таким талантливым колдуном...

Я кивал ему в ответ, думая о других предстоящих делах. О том, что нужно будет успокоить пони, погрузить на него Альберта и отвести его в деревню. О том, что нужно будет успокоить мать и взять рецепт с носками на вооружение.

Хотя... нет. Я встряхнулся и взял себя в руки. Перво-наперво мне нужно разобраться со своими чувствами. Ну не могу же я столько времени находиться в неведения! И хватит трусить — ведь я не кто-нибудь, а настоящий, потомственный некромант!

Да, но... Легко сказать, но трудно сделать.

Я тяжело вздохнул.

— Эх, девушки-девушки, что же это вы с нами делаете, а?

Страж кладбища (Быть некромантом 2)

Есть задание — присмотреть одну ночь за кладбищем, а-то слухи о нем появились нехорошие. И Гилберт вызывается помочь, потому как уверен, что это только слухи. Но его ждет большой сюрприз.

* * *

Я зевнул и позволил себе на мгновенье закрыть глаза. Хорошо-то как! Летнюю жару наконец-то сменила ночная прохлада, легкий ветерок мягко ласкал колосья ковыля, а за забором упоенно бренчали цикады. Я взглянул на небо. Молодой месяц лениво поднимался над кромкой восточного леса, озаряя окружающий пейзаж приятным серебристым светом. Улыбнувшись новоявленному собеседнику, я спросил:

— Месяц, а месяц, может, ты пояснишь мне, почему люди боятся кладбищ?

Но месяц молчал. Тогда я продолжил.

— Хоть жгите меня, я этого решительно не понимаю. Не, не понимаю. Ну и что тут такого этакого? — Я обвел взглядом широкое пространство деревенского погоста. — Такое себе тихое, спокойное и уютное местечко. Не то, что наш рынок, уж точно. — Я задумался. — А еще это отличное место, которое заставляет задумываться над жизнью, что даровали нам вы, Старшие Боги: Отец-Солнце, Отец-Месяц и Мать-Земля. Поразмыслить и над своим прошлым, и над своим будущим. — Я умолк, потому что больше умных мыслей у меня не родилось. — И правда, это очень полезное место. Так почему же, Отец-Месяц, люди панически его боятся?

Но месяц остался глух к моим словам. Впрочем, от Старшего Бога я иного и не ожидал.

Ну и пусть!

— А еще кладбище — это отличное место, чтобы немного подзаработать, — усмехаясь, закончил я и показал ночному светилу язык. Не внаглую, а тайком, незаметно, чтобы небесный бог не заметил и в случае чего не обиделся. Ведь если бог не отвечает на твои слова, это вовсе не означает, что он тебя не слышит.

Прислонившись к высокому каменному обелиску, я снова мысленно вернулся в сегодняшнее утро, к предшествовавшему разговору.

* * *

Утром в наш дом, в деревню Шти, с деловым визитом явился староста соседней деревни, Крестца. Моего отца по обыкновению не было дома, и встречать соседа пришлось матери. Разлив нам с братом по тарелкам суп, она быстро вытерла руки и направилась в сени приветствовать дорогого гостя.

— Да будут благосклонны Старшие Боги к этому дому, хозяюшка, — услышал я зычный голос старосты.

— И вашему дому их милости не умалятся, — церемонно ответила мать.

Закончив традиционное восхваление главных богов, гость взял быка за рога.

— Я, соседушка, пришел к тебе в дом по делу. Не откажешь?

— Не откажу. По делу так по делу. Заходи на кухню, я тебе кваска налью, холодненького. Заодно и поговорим.

— Не откажусь, — самодовольно ответил гость, и они вошли в кухню.

Первой в дверях появилась мама — невысокая полноватая женщина, одетая в темно-зеленое платье на шнуровке. Взглянув на нас братом, она сурово погрозила пальцем — гость в доме, ведите себя прилично. А я что? Я ничего. Я прилежный мамин сын. Это старшему брату вечно неймётся — не может, чтобы не сказать мне какую-то гадость. При виде гостя я и Жаж — высокий бледнокожий юноша с черными волосами, перестали злобно зыркать друг на друга и забыли о своих разногласиях. На время.

Мамин квас понравился старосте. Седой дедок так присосался к кувшину с напитком, что не заметил, как вскоре тот заструился по густой бороде и принялся капать на пол. Хотя, что же тут странного? Лето, жара в самом разгаре. А мамин квас — ох, какой вкусный. И холодный.

— Что же хочет от нашего дома уважаемый Карим? — спросила мать, когда старик наконец-то оставил кувшин в покое и вытер бороду рукавом красивой домотканой рубахи. — Может быть, моей сливовой настойки?

— Нет, не сегодня, — отказался старик, но его прищуренные глаза так и засияли. Ага, понял я — значит, пробовал.

— Может, ты зашел за свиной колбаской? — вновь попыталась догадаться мать. — Так она еще не готова. Рано еще. Приходи завтра.

— Я не за ней.

— Тогда зачем же ты пришел к нам, Карим? — Теперь уже мать терялась в догадках. Терялся и я — в самом деле, чего этому соседу от нас понадобилось?

— А пришел я к тебе в дом, Изольда, совсем по другого рода делу. По, эм...по колдовскому, — благоговейно прошептал старик.

— А! Так бы сразу и сказал. И нечего жеманиться, как девица не целованная, — вновь улыбнулась мать. — Говори, зачем пришел? Чего желаешь: зелья лечебного, от болезни какой? Или зелья от зубной боли — помниться мне, на прошлой седмице она тебя донимала? Или, — она прищурилась, — не дай боги на старости лет, зелья приворотного? Карим-Карим, в твои-то годы...

Старик молчал.

Тогда я еще удивился — чего это он, в самом деле? Ну, пришел по колдовскому делу. И что с того? В этом же нет ничего необычного. Вся наша семья — отец, мать, старший брат и я — потомственные волшебники. Об этом известно по всей округе. Волшебство в этих краях не возбраняется и никого не смущает. Мы ж не эти гордые городские маги — всех примем, никому не откажем. И хозяйское волшебство очень пользуется спросом. Если, например, грызунов настырливых из амбара нужно извести — это к нам, ежели капканы и яды их не берут. Паразитов там разных, если нужно повывести — насекомых там, плесень едкую — тоже к нам. И лечебное зелье дадим, если лекарское снадобье не помогает. А ежели роды... тут даже не обговаривается: мама на родах — привычное дело. А уж от желающих получить заветное приворотное зелье и вовсе отбоя нет. Даже из соседних деревень за ним приезжают. Но, понятное дело, в этом мы не каждому помогаем. Мы ж, как никак, светлые волшебники, хе-хе.

Но по непонятным пока причинам староста чувствовал себя достаточно неловко.

— Дело мое к тебе, Изольда, вот какое, — заговорил он, наконец-то набрался смелости. — Говорят на нашем погосте... неспокойно, и потому я...

Мать не стала дослушивать до конца.

— Говорят? — насмешливо переспросила она с немым укором в глазах. — Кто говорит?

Глава деревни стыдливо потупился, и его бороденка уныло уставилась в пол. Ох, как не хотелось признаваться Кариму, что и он верит в эти неправдоподобные истории. Но... ему говорили. Снова и снова. А положение обязывало действовать.

— Уркаш, наш кладбищенский сторож, — неохотно признался он. — Он говорил, что...

— Уркаш? Этот пропойца? — удивилась женщина. — Да он в хмелю кота от ишака отличить не сможет. Нет, это не тот, чьему слову можно верить.

— А горшечник Виго? — не сдавался старик. — Он говорил, что тоже видел на нашем погосте что-то странное.

— Виго? Виго тоже тот еще выдумщик, — моментально парировала мать. — Соврет за потертый медяк и глазом не моргнет. Карим-Карим, ну ты прям как юнец какой-то — нашел, кого слушать.

Гость нахмурился.

— А Ларьен, кузнец? Он говорит, что тоже что-то видел.

Тут уже мать ничего не могла сказать. Кузнеца наша семья знала хорошо, и ничего плохого ни о нем самом, ни о его семье, мы сказать не могли. Хороший человек, разумный. Такой слово на ветер бросать не станет.

Вот теперь мать слегка озаботилась.

— Да и путешественники, что заезжают в наш постоялый двор, тоже стали о всяком-таком перешептываться, — добавил сосед уже более уверенно. — Дорога-то к нам мимо самого погоста проходит. Вот люди и замечают, как говорят, необычное.

Мать стояла, в нерешительности пожевывая губы.

— Хорошо, — сдалась она неохотно. — Допустим. Что они видели?

Довольство мигом сошло с морщинистого лица старика.

— Да разное... — неохотно ответил он. — Кто то, кто се.

— Ты, Карим, правду говори, — решительно потребовала хозяйка дома. — Ежели ты от меня помощи просить хочешь, как я помогу, если не знаю, о чем речь?

Старик озадаченно почесал подбородок.

— Да ты понимаешь, — неуверенно промямли он, — каждый, кто ко мне приходил по энтому делу, заверял, будто видел на кладбище, ну... скажем так, нечто необычное. А чего именно — не говорил. Это и понятно — ночь на дворе, темень. Да и не такой у нас народ, чтобы кладбищенские ужасы из близи разглядывать, — пояснил он Изольде. — Увидал, испужался, ноги в руки — и ко мне на доклад, с жалобой. Так мол и так — видел нечто.

— И вот еще что — все рассказчики сходятся в одном, что непотребства эти происходят только на старой части кладбища. Чай, не в случай, а, Изольда? Скажешь, не аргумент, хозяюшка?

— Хм, — растерянно протянула мать.

— Изольда, ты меня не вини — я передал так, как мне передали, — деловито продолжал гость. — Как говориться, за что купил, за то и продаю. Мои люди увидели на погосте нечто-то невразумительное. И энто меня беспокоит. Словом, — гость решительно подобрался, — я пришел попросить, чтобы вы осмотрели, что там у нас да как. Ежели ничего такого не найдете, добро — будет чем утихомирить народ. Ежели там чего объявилось на самом деле, — старик передернул плечами даже от мысли о такой возможности, — ну, вы волшебники. Знаете, как поступать.

Мать не сразу нашлась, что ответить.

— Знаешь, Карим, — осторожно заговорила она, — делами такого рода по обыкновению занимается мой муж. Но сейчас его, увы, нету дома. Давай, когда он вернется...

— А Жаж? — Карим нетерпеливо кивнул в сторону моего старшего братца. — Он ведь тоже в вашем деле мастак, не так ли? Он также может осмотреть наш погост.

— Жаж он... — Мать запнулась. — Он не может. Ему нездоровится.

— Как же, нездоровиться, — усмехнулся я про себя. — Он просто псих. Какой из него работник? Вечно норовит перегнуть палку, чтобы показать всем, что он у нас мастер первой гильдии. Гордец харков.

— Ну, положим, — согласился старик. — Ну а меньшой? — Старик решительно показал на меня. — Он и дома, и он не болен. Отчего бы ему не заняться этим?

Я напрягся. Нет, не то, чтобы я был против такого дела. Я очень даже "за". Просто знал, что мне его не поручат. Не по мне рубашка.

— Гилберт еще слишком молод и неопытен для этого, — протянула мать, однозначно выгораживая меня от задания.

Староста насмешливо фыркнул.

— Гилберт? Неопытен? Да неужто! Молод? Да. Но он отнюдь не неопытен. Или мне напомнить тебе, как твой недомера и худоба совершил великий подвиг, о котором до сих пор говорят по всему краю?

При словах "недомера и худоба" я немного обиделся, хотя должен признать, что я действительно худощав и к тому же небольшого роста. Но при последних словах я горделиво выпрямился. Да, я совершил подвиг. Может и не великий, но вполне достаточный, чтобы оказаться внесенным в местную летопись. Я в одиночку, или почти в одиночку, одолел ужасного местного монстра — брохра. Страхолюдная, должен признаться, тварь — тело медведя с головой крокодила. Брр-р — мерзость. Празднование в честь этой победы не затихало целых три дня. Сколько в мою честь было поднято тостов, а сколько я поймал пылких девичьих взглядов...

Но, увы — у такой известности есть и обратная сторона. Как говорит мой отец: героем слава, зрителям — хлеба и зрелищ. Хочешь слыть героем — надо, так сказать, соответствовать образу.

— А может, все же стоит отложить выяснение этого дела? — не желала сдаваться мать. — Кавалорн все-таки опытнее.

Но староста упрямо стоял на своем.

— Нет, не можно, — заявил он и тут же пояснил. — Завтра у нас в Крестце будет большая ярмарка. Приглашены и купцы из соседних деревень. Ежели все у нас пройдет с прибылью, то приезжие и на гульбища раскошелятся. — Старик вздохнул. — Такой, понимаешь ли, замысел был. А тут, вишь, энто. — Староста снова горько вздохнул. — Сама помысли — такие истории о нашем погосте их отпугнут. Так что времени, Изольда, у нас аккурат в обрез, — решительно закончил он. — Сие дело нужно решить этой ночью. Ну как, возьметесь?

Выразив свое желание, упрямый старик застыл в ожидании ответа.

Мать колебалась. Карим тем временем, выжидательно смотрел на меня.

И я решился.

— Да ладно, мам, — как можно более небрежно заметил я. — Я справлюсь. Дело-то пустяковое. Староста Карим прав — все, что нужно сделать, это провести одну ночь на кладбище.

— Хм, — протянула она с сомнением.

— Я тоже уверен, что все эти слухи — пустой звук. Может, люди какого-то зверя-трупоеда на погосте увидели? Или человек дурной забавляется?

— А если это взаправду дурной человек или зверь?

— Ну мам, — протянул я заискивающе. — Я же тоже волшебник, помнишь? Зверь это или человек — справлюсь как-нибудь. Мне ж уже, как никак, шестнадцать.

Этого заявления старику Кариму оказалось достаточно. Взяв с меня обязательство посторожить ночью кладбище, он сердечно поблагодарил меня, оплатил матери задаток и покинул наш дом, весьма довольный собою.

* * *

Но как только за гостем захлопнулась дверь, мать решительно повернулась ко мне.

— Ну-с, молодой человек, — вопросила она как можно строже, но я видел, что она едва сдерживает улыбку, — и с чего это ты решил, что все эти кладбищенские истории — пустой звон?

Я улыбнулся в ответ своей самой широкой улыбкой.

— Все просто, мам. Я просто сложил одно с другим — то, что я знаю о людях, и то, чему ты меня учила. А кто лучше всего разбираться в нюансах ночного кладбища, как не потомственный некромант?

Да — я и моя семья... мы только претворяемся светлыми волшебниками. Почему? Да из чувства самосохранения. В этом баронстве, да и в соседних тоже, не очень-то жалуют нашего брата некроманта. И если застанут за темной магией, то тогда одна дорога — на костер. Живехоньким. Жуть, брр. Вот и приходится нам выкручиваться, как умеем. И эта идея — назвать себя светлыми волшебниками — одна из самых лучших. Ведь, по сути — кто они есть, эти самые Светлые? Так в народе называют тех волшебников, кто решают беды простых людей. Потому что Свет для них — это помощь.

Вот мы и помогаем. Помогаем магией. Какой? А только хорошей, не запрещенной. Правильной. Да — никаких там принуждающих чар, никаких проклятий, никакого поднятия мертвых или насылания порчи. Все честь по чести — не придерешься. Коровенка у хозяев ненароком заболела — с нас лечебный травяной отвар. Благоверный муж загулял — с нас немного обычного колдовства. Роженица после родов ослабла, ребенок родился слабеньким — тут идут защитные амулеты. Ну а ежели речь пойдет о приворотных зельях, или, скажем, об убийстве разбойников или каких опасных зверюг — дела, что порядочные маги особо не практикуют, то и мы на то соглашаемся не сразу. Так, поартачимся для виду — мы же Светлые, нам со Злом заигрывать ни-ни. Но за хорошую оплату мы соглашаемся. И народ это понимает. И принимает. Слабости — это понятие общечеловеческое.

Тем и живем. Главное — создать видимость добрых и порядочных колдунов, поборников общего Добра и всемирной Справедливости. И если уж местный люд решит, что ты на их стороне, то никакими силами их в этом не разуверить. А потом изучай себе темную магию, или практикуйся ночами на кладбищах. Главное — тихо и аккуратно. Чтобы на глаза не попасться.

Вот потому я и решительно высказал свое мнение. Так сказать — на правах знающего некроманта.

— Мы же все прекрасно знаем, что на крестцовом кладбище ничего такого быть не может, — заявил я матери со всей убежденностью.

— И почему же мой сын так решил? — вопросила она серьезно, но без нажима в голосе.

— Да? — тут же вмешался брат. — Поделись-ка своим мнением, мелкотня.

— Во-первых, мы все знаем, у страха глаза велики, — убежденно начал я. — Простые люди обычно больше придумывают, чем видят на самом деле. Встретят кроля, а бегут, как от кабана. Или гробокопателей, охотников за сокровищами, которых и принял за ходячего мертвяка, — победоносно усмехнулся я. — Да что там могильщики-гробокопы? Люди пугаются даже обычных кладбищенских огоньков. Увидят два огонька рядом — вот тебе и лик могильного монстра, — заявил я и тут же добавил соответствующую гримасу лица — мол, вот каким страшным бывает монстр.

Мать рассмеялась, и даже Жаж сделал вид, что ему понравилось.

— Понятно. Значит, людской страх это единственное, на чем ты основываешь свое мнение? — переспросила меня она.

— Конечно, нет, — уверенно ответил я, понимая, что она имеет в виду. — Есть еще и другое. Некромагия учит нас, что ни один скелет, ни один зомби не может подняться из могилы сам. Такое сотворить они изначально не могут. Для этого нужно, чтобы, или тело было похоронено в проклятом месте, либо чтобы над ним был проведен соответствующий ритуал. А поскольку мы точно знаем, что на том кладбище нет никаких проклятых мест — уж мы бы об этом знали, и мы точно знаем, что никаких ритуалов мы там не проводили...

Мать кивнула, гордая моими познаниями. А я-то как рад! Знай наших — не лаптем щи хлебал на ее уроках! Жаж в ответ лишь скривился — да, нечем меня крыть.

— Так что это задание на раз плюнуть. Делов-то — провести одну ночь на кладбище. Все же польза. И наша семья денег заработает, и я, раз уж на то пошло, немного попрактикуюсь в магии. Как говорится — одной стрелой двух уток.

Мать не возражала.

Ай да я! Да — деньги и магия — все это важно. Но больше всего я хотел поразить этим подвигом мою подругу, Ангелину. Светлый колдун проводит на кладбище целую ночь, в попытках защитить честной народ от силы тьмы! Это будет не рассказ, а баллада. Уж я постараюсь.

* * *

И вот теперь я сижу ночью, один, на крестецком кладбище. Но не жалею об этом.

А чего жалеть-то?

Я огляделся. Эта часть старого погоста выглядела очень даже... да отлично выглядела. Да, не богато, да, запущенно, но все равно очень даже располагающе. Я бы сказал, душевненько. В этом уголке погоста не было ни крикливо украшенных склепов и мавзолеев, ни засилья изысканных памятников и надгробий. Лишь только редкие памятные колонны, да простецкие каменные надгробные плиты, выставленные не рядами, а кучками, как попало. Я пригляделся к ним внимательнее. На посветлевшем от времени камне, тот тут, то там, еще виднелись следы высеченных когда-то "божественных треуглов" — символов веры в Старшую Троицу. Проходов между могилами, как и самих могил, уже почти не видно. Не потому, что ночь. Наоборот — сегодня месяц светит как никогда, и на небе ни облачка. А потому, что этот участок кладбища полностью зарос луговым ковылем. Ясное дело — внуков и правнуков почивших нет уже и в помине, некому за всем ухаживать. Зато есть цикады — они стрекотали из зарослей ковыля громко, пронзительно, и вместе с тем как-то печально.

Ну, разве не благодать? Нет, я спрашиваю — разве это не чудное место? Я говорю — чудное. И оттого все никак не могу взять в толк — отчего же люди его боятся?

— Лично я, — доверительно сообщил я Отцу-Месяцу, — любитель прогулок по кладбищам. Тут хорошо, спокойно. Можно мысли в порядок привести. Подумать там... о разном.

Луноликий бог ничего не ответил.

— Мой отец говорил мне, что у него есть такое... увлечение, что ли, — продолжил я изливать свою душу богу. — Он говорил, что каждый раз попадая в новый город, он старается обязательно побывать на его кладбище. Не столько, чтобы помагичить, сколько чтобы посмотреть на него. Он говорил, что кладбища хорошо отражают дух того народа, которому они принадлежат. Я, конечно, в этом ничего не понимаю, — признался я небесному божеству, — но, наверное, так оно и есть. Мой отец зря болтать не будет.

Я умолк и цикады, вдохновленные тишиной, снова застрекотали на всю округу.

— И нет, чтобы людям просто бояться кладбищ. Они еще столько нелепых правил о нем понапридумывали, — фыркнул я, продолжая общение. — То не скажи, так не ходи. Так петь песни здесь нельзя, так смеяться не можно. Ветку на кладбище не сломай, а цветок не понюхай. Смехота, правда?— Я не удержался и тихо рассмеялся. — А это, это правило, про не срывание ветки? Это ж вообще ни в какие ворота не лезет, — заявил я в небеса. — Представляешь, у них в Крестце считают, что у хозяйки, которая сломает на кладбище зеленую ветку и выметет ею золу из печи, всю ночь в доме и под окном будут бродить покойники. Нет, Отец-Месяц, ты слышал, а? Покойники под окном! Очень уж это нужно, им, покойникам.

Цикады поддержали мой смех дружным стрекотом.

— Нет, кое-что путное в некоторых человеческих правилах все же есть, — признался я снисходительно. — Например — запрет перепахивать кладбища. Это я понимаю. Или это — нельзя рубить лес возле кладбища. Тоже хорошая идея. — Я призадумался, перебирая услышанное в корчме. — Но как по мне, самая путная мысль, что появилась у людей за последнюю сотню лет, так это мысль о необходимости запечатывать могилы. Да, пусть не каждый, кто берется за это дело, справляется с ним умело. Но сама идея! Нам, некромантам, это не помеха. А вот сюрпризы от родовых проклятий на рабочем месте сокращаются как минимум вдвое. Правда, такому обряду по силам сдержать только тело покойника — душу такими простыми ритуалами не удержать. Но оно и ладно...

Я продолжал разглагольствовать, потому как заниматься магией мне ну совершенно не хотелось. Ночь, тишина и красота не поощряли меня ни к чему, кроме разглагольствования на вечные темы.

И чего спешить — у меня вся ночь впереди. А раз есть время для работы, значит, оно должно быть и у безделья! Ведь так?

Внезапно от размышлений меня оторвал громкий звук.

Я замер. Прислушался. Вот, снова — вдалеке определенно хрустнула ветка.

Честно признаться — я немного струхнул. Верно, еще неизвестно, кто там шумит и один ли гость. Но я-то тут один!

Что было силы, я вгляделся в дальние кусты — мне показалось, что шум донесся оттуда. Прислушался. Подождал немного. И не ошибся — из густой зелени куста вновь раздался хруст, а затем — невнятное ворчание. Низкое, глухое, деловитое.

Значит, мне не почудилось.

Я окинул взглядом свое вооружение. Отправляясь сюда, я захватил с собой любимую дубину, не большую и не маленькую, в полтора локтя длинной (локоть -45 см) которой, признаюсь, я владею весьма недурно. Еще при мне находился мой черный ритуальный клинок — азаман. Но он предназначался больше для колдовства, чем для подобных разборок. Но и дубину я доставать не спешил. Дойдет черед и до нее. Если придется.

Вначале нужно произвести разведку.

Оглядевшись вокруг, я разглядел на земле приличных размеров камень. Поднял, отряхнул, взвесил в руке. Затем тщательно прицелился и, что есть силы, метнул в гущу зарослей. Раздался удар, визг, и под серебристое сияние ночного светила с недовольным хрюканьем выкатился нарушитель моего спокойствия. Ба — да это же ни кто иной, как молодой кабан. Вот так гость!

— Кабан, браток, щетинистый бочок, — удивленно прошептал я себе. — Так вот кто так пугает местный люд!

Возраст клыкастого нарушителя я определить не мог — я не охотник. А вот рост его я разглядел хорошо — мохнач был ростом... мне где-то по пояс. Хороший такой рост. И, вес, соответственно. Встречаться с таким противником мне не хотелось. Ну совершенно. Мне мои кости дороги.

Я нашарил в траве еще одну каменюку, и благоразумно спрятавшись за постаментом, снова запустил снаряд в широкую спину зверя. Кабан вздрогнул, оглянулся, но противника не обнаружил. Ха, естественно. Я прицелился и метнул третий камень. Кабан снова подпрыгнул, недобро оглянулся, запыхтел, захрюкал от неудовольствия. Надо же — причина наброситься и растоптать врага есть, а самого врага, как ни погляди, нету. Я уже потянулся к новому камню, как клыкастый гость, видимо, решив для себя, что есть места и поспокойнее, деловито затрусил обратно в лес, где ему и самое место.

Вот и чудненько.

— Вот и нашлась причина всех кладбищенских бед, — победоносно ухмыльнулся я. — Кабан. Просто кабан. А увидел бы его вместо меня кто другой, так решил бы, что это демон. Или злой дух. Вот из-за таких вот ночных гостей и появились дешевые страшилки в таких же дешевых трактирах-забегаловках, где говорится, что по ночам возле кладбища появляются духи-демоны, предвещающие смерть всем, увидевшем их. Или русалки. Нет — смех, да и только.

Чтобы отметить свою ночную победу, я достал из походной сумки бутылку кваса, поднял ее в поздравительном тосте и, лихо отсалютовав, сделал пару глотков.

А что? Повод есть. И источник проблем нашел, и сумел от него избавиться. Вот какой я молодец. Зло за это не выпить. Пусть даже просто квасу.

* * *

Ближе к полуночи я заметил первые блуждающие огоньки. Их было не много, около десятка. Маленькие, тускло-зеленые или бледно-голубые. Я улыбнулся — вспомнилось первое посещение кладбища. Тогда на нем тоже были такие же огоньки. В ту ночь, под приглушенный смех отца, я впервые пытался поймать эти "ночные свечи" — так я их называл по неопытности. Вот смеху-то было! Правда, смеялся в основном отец. Поймать я их, конечно, не поймал. Но и коленки расшиб знатно. И долго плакал.

Вспоминая свои первые неудачи на ниве некромагии, я улыбнулся.

А приглядевшись, вздрогнул.

В ночной полумгле, возле дальней ограды, я заметил еще два блуждающих огонька. Вначале я принял их за обычные, кладбищенские. Но потом подметил, что двигались они вовсе не так, как другие. Они двигались парой. Вместе. Рядом друг с другом. И было в них что-то... не правильное. Не замогильное, а живое.

А чуть переменившийся ветер донес до меня запах псины. Но не домашней, а лесной.

Я встрепенулся — на кладбище пожаловал волк.

Признаю — я перетрусил не на шутку. Да — я очень боюсь волков. И нет — я не трус. Я не боюсь обычного лесного зверья — кабана, куницу, медведя, черного десятилапого паука. Но волки... Слишком часто они захаживали в нашу деревню холодными зимними ночами. Слишком много раз вызывали мою мать после ночных визитов этих серых гостей. И слишком многозначительными были показанные охотниками длинные шрамы, оставленные после встречи с этим лесным воителем.

Нет. Я не трусил. Я просто знал, кого нужно бояться. И когда.

— Значит, к нам пожаловал братец волк, — заговорил я, стараясь подбодрить себя звуком собственного голоса. — Но зачем, интересно? Чтобы покойничком полакомиться? Или, не дай боги, свежака захотелось?

Я надеялся на второе.

Пара голодных глаз показалось уже ближе, из-за соседней ограды. Я ужасно пожалел, что не подумал развести костер. Конечно, тогда мне это и в голову не приходило — какой костер на кладбище? Тем более, когда вокруг столько сухого ковыля. Того и гляди, быть пожару. Да и зачем костер? На небе и так светло, да и ночь не холодная, летняя.

Да — не подумал.

Волк и человек на короткой дорожке. Оставался вопрос, кто мой гость — людоед или трупоед? Он за мной или он тут мимо пробегал?

Хм...

Я осторожно высунулся из-за каменного надгробья. Наши взгляды встретились.

Догадавшись, что его обнаружили, серый хищник бесстрашно вышел на просвет. Вышел — и оскалился.

Прятаться было поздно.

Я решительно выглянул из-за надгробья. Распрямился, встал во весь рост, показывая, что я здесь, я его вижу и ни капли не боюсь.

— Кыш, поганец,— крикнул я на всякий случай. — Проваливай.

Серый осторожно сделал шаг ко мне. И снова оскалился, прижав к голове большие уши.

Значит, он за мной?

Осторожно нащупав свою палку-выручалку, я быстренько оценил расклад. Драться с таким хищником? Это последнее, что мне хотелось. Да, я неплохо владел дубиной, но для такого лесного гостя моей сноровки отнюдь не достаточно. Для этого зверя — не достаточно.

— Иди прочь, паршивец! — крикнул я ему и для пущей убедительности замахнулся дубиной. — Иди куда шел, мясоед паршивый!

Волк и пошел, но снова в мою сторону. Шаг, еще шаг.

Сомнений не оставалось.

— Свежатины захотелось? — выкрикнул я. — Вкусить некромантского тела? Так значит?

Хищник пробуравил меня голодным взглядом.

Я снова пожалел, что не удосужился сварганить себе хоть маленький, но костерок. Вот тогда бы у нас был совсем другой разговор. Разговор на равных. Или почти на равных.

Кстати о шансах. Собравшись, я стряхнул с себя пелену оцепенения. Итак, я не могу драться с этим врагом. Значит, остается магия.

Что я могу противопоставить ему из своих умений? Заклинания общей магии? Да, возможно мне помогли бы заклинания сна или гипноза. Но я, увы, ими не владею. Не обучен. Пока. Что-нибудь сугубо некромантское? Но что я могу? Выискивать и призывать духов и привидений? А поможет ли? К тому же, их еще необходимо будет подчинять своей воле. Нет, у меня на это не будет времени. Поднять скелет? Снова время.

Остается лишь моя внутренняя магия.

Я быстро перебрал в уме все доступные заклятья. Проклятье? На волка? Глупо. Иссушение? Долго наколдовывать. Вытягивание Жизни? Долго ждать результата. Заклинанье Корчи? Возможно. Заклинание Боли? Я встрепенулся. А это мысль. Все живое боится боли.

Я сосредоточился, напрягся, вспоминая все, чему был научен.

Маленький бледный сгусток темной энергии, размером с молодую картофелину, сформировался в левой ладони почти мгновенно. Вот он, дар волшебников — умение пользоваться магической энергией. В моем же случае — умение высвобождать на свет собственную энергию, магическую силу.

Но для колдовства одной силы мало. Как игле нужна нить, так и силе — оболочка из заклинания.

Что ж, попробуем.

Я произнес короткое заклинание. Шар в моей руке покрылся искрами черного цвета. Вот оно, заклятье Боли. Все — колдовство готово. А сейчас — вперед.

Я снова метнул взгляд на волка. Хищник уже был рядом. Прижавшийся к земле, готовый к последнему прыжку, отделявшему его от заветного ужина. Близко. Вот и хорошо. Я метнул молочный шар между голодных глаз почти не целясь. Хищник не ожидал отпора — очевидно, он думал, что жертва трясется от страха, как бывало десяток раз до того. Волк успел дернуться. Но не успел уклониться. Шар достриг волчьей морды, и черные искры попали в цель.

Результат проявился практически сразу. Волк подпрыгнул, заметался со стороны в сторону. Держа второй шар наготове, я видел, как несчастное создание то бегало, тыкалось мордой в каменные плиты, то останавливалось и пыталось соскрести в головы неизвестный источник раздражения. Я понимал его — тому было очень больно, словно его лицо ужалили десятки разъяренных пчел. И поделом ему — сам напросился.

В любом случае, твари теперь не до охоты.

— Пошла прочь, серая гадина, — закричал я теперь куда как смелее и даже сделал несколько шагов навстречу ошарашенному хищнику. Зверь испуганно отскочил от меня, словно я не человек, а ужасный брохр, снова ударившись головой об камень надгробья, и оставляя за собой цепочку кровавых следов, с воем метнулся в спасительную чащобу леса.

— Вот и все, — устало подумал я. Ноги сами подкосились и я уселся просто на могилу. Вытер бисеринки пота с лица. Успокоил дыхание.

— Справился. Так сказать увидел, оценил и победил. Будет что рассказать друзьям и любопытным односельчанам. Гилберт — победитель кабанов и волков, — громко крикнул я в пустоту. — Ну что еще можно сказать? Снова только одно — ай да я!

* * *

Минула полночь. Ажиотаж после боя с лесным хищником схлынул, и я снова подумывал, чем бы себя занять. Подумал-подумал, и решил заняться сбором пролитой волчьей крови. Чем не планируемое занятие колдовством? А чего нет? Кровь, пролитая на кладбище, да еще и ночью — отличное средство для магических ритуалов. И не обязательно для плохих. Да, некроманты не могут исцелять. Ну не дано это нам от природы. Но зато сама кладбищенская земля — отличнейшее целебное средство. Конечно, нам безопасней лечить людей всякими там травками и корешками, как это делают обычные лекари или те же светлые колдуны. Но ведь болезни... Они же разные бывают. Не все можно вылечить настойками да отварами. Вот и приходится иногда прибегать к более могущественным средствам. Естественно, не вдаваясь в детали простому люду. Исцелился? И слава Старшим Богам!

Я принялся за дело. Месяц по-прежнему ярко светил на погост, и потому собирать спекшееся катыши было не сложно. Разбросанные то тут, то там капли крови я собирал в левую ладонь, правой же орудовал азаманом, соскребывая застывшие бурые потеки то с каменных надгробий, то с веток колючего чертополоха.

Так, незаметно, шаг за шагом, я забрался в самую дальнюю часть кладбища.

И тут мое внимание привлек странный звук. Я остановился. Прислушался, задумался, оценил. Шум выбивался из общего фона. Это не был шелест колышущегося ковыля, не трель поющих серенады цикад, не шорох скребущихся по каменным надгробьям ветвей. Странно...

Я еще раз прислушался, и понял, что шум идет от земли. Все страннее и странее. Я осторожно двинулся на источник звука. Может, снова вернулся кабан? Не похоже. Крысы? В этой части кладбища? Так что же это? Я обошел еще одну могилу, заглянул за памятник. Мать честная!

Углядев источник шума, я просто не мог не ухмыльнуться.

— Черепа да кости, — воскликнул я, до крайности изумленный увиденным. — Это же надо, а? Ну дела.

Из неглубокой, продавленной могилы, вовне пробивался скелет.

Зрелище это было весьма забавным. Костяной остов, лишенный временем от каких либо останков мяса и потому сияющий в лунном свете, как новая монета, уже наполовину выбрался из полуразрушенной могилы, и теперь отчаянно пытался освободиться полностью. Но получалось это у него с большим трудом — тонкие костяные пальцы, лишенные мышц и сухожилий, а значит, силы и ловкости, с трудом справлялись с тяжелыми комьями кладбищенской земли, к тому же, крепко связанной между собой тонкими корнями ковыля.

Умиленный увиденным зрелищем, я подошел поближе. Скелет на миг прекратил свою работу и, повернув ко мне блестящую черепушку, уставился на меня своими большими пустыми глазницами. Пытается понять, кто я и что? Друг или враг? Приду ли на помощь, или проявлю агрессию?

Уж помогать я ему точно не собирался.

Скелет это понял и снова принялся за попытки освободиться из своей могилы. Я сделал еще один шаг, еще. Но тот не обращал на меня никакого внимания, всецело поглощенный попытками выбраться из земляного плена. Пока совершенно тщетными.

Вдоволь налюбовавшись забавным зрелищем, я призадумался.

Итак, выходит, местные жители правы — на их погосте появилась нежить.

Но вот вопрос — почему?

Нет, в разговоре с матерью я сказал совершенную правду — нежить встает на кладбище или после определённого ритуала, или под действием родового проклятья. Но никаких ритуалов на крестецком кладбище наша семья не проводила — голову даю на отсечение. Уж я бы об этом знал. А родовое проклятие.... Я задумался. Нет — для него эта худырьба была слишком стара — сплошь кожа да кости. Да нет, что там — одни кости и есть. Очевидно, новоявленному гостю никак не меньше десятка лет. А родовые проклятия обычно срабатывают в первый же год.

Теряясь в догадках, я взглянул на перезревший труп магическим зрением — чуть прищурившись, но не напрягая глаз. Ага, вижу — в черепе скелета клубился сиреневый сгусток черной магии. Что это должно мне сказать? Да что тут скажешь. И вообще — какой там сгусток? Так, тонкое облако. Нет, даже не облако — клочок пара, не более. По такому-то толком и не поймешь — наведенная ли это магия, или так, случайно в одном месте скопилась. Да, и такое бывает.

И потому я не стал нагружать свою голову лишней морокой. И верно — пора приниматься за работу. Хотя работы-то на один плевок. Или точнее — на один замах.

Я без опаски подошел к барахтающемуся среди взрытой земли скелету. Поднял лежащий невдалеке камень. Подождал, пока тот снова обратит на меня свое внимание и не замрет. Прицелился — и без замаха звезданул по блестящей черепушке. Костяк вздрогнул, уставился на меня пустыми глазницами, щёлкнул зубами — толи от досады, то ли от злости, и тут же опал.

Все верно — как тут не развоплотится с такой дырищей в черепе? Не дырища — целый колодец. Для надежности я несколько раз прошелся по остаткам рук и ног. Хорошо прошелся, надежно, пока не услышал заветного хруста. Впрочем, мне, как правильному некроманту, полагалось бы вернуть его в землю соответствующим ритуалом. Но по-правильному было бы долго. А по-моему — надежней. И не в пример быстрее.

Я отошел и осмотрел результаты своих трудов.

Все, отлично.

Я почтительно склонил голову.

— Мир твоему праху, неизвестный. Или в данном случае — твоим костям. — Я развернулся и пошел обратно. Дело сделано. Хотя обидно — работа проделана, а гордиться нечем. Тоже мне гордость — упокоить обычного костяка.

* * *

А вот появление следующего гостя почти застало меня врасплох.

Вначале мое внимание привлек резкий запах. Я даже прослезился от этого зловония.

— Какого харка? — невольно выругался я, стирая рукавом набежавшие слезы.

Воняло неимоверно. Воняло, словно от базарных нечистот, пролежавших на полуденном солнце несколько дней.

Быстренько зажав нос, я тут же принялся оглядываться — где, что, откуда так смердит? Я ничего не увидел. Но я услышал! Услышал шаги. Тяжелые, медленные, с постоянным пошаркиванием, словно по кладбищу шел очень старый и очень больной человек.

Но появление оного здесь, на кладбище? Далеко за полночь? Это не укладывалось ни в какие рамки. Какой-то больной старикан приплелся сюда, на погост? Пьяный? Весьма возможно — хмель и не к такому стариков приводит. Как говорится — чарка не глубока, но доводит до далека. Но не мог человек быть обладателем такого запаха. Не мог и все тут. А кто тогда мог? Ответ на этот вопрос я знал. Но он мне совсем не нравился.

Фигура, появившаяся из-за памятника-колонны, мигом подтвердила мои самые худшие опасения. Да — это был зомби. Мужчина... нет, уже ходячий труп, одетый в истлевающие одежды рабочего, грязные и рваные, шел, вернее, брел по погосту, выставив руки вперед, словно слепой.

Отойдя на всякий случай на пару шагов, я задумчиво почесал затылок.

— Что ты тут делаешь, друг зомби? Чего встал, приятель? Не знаешь? Вот незадача какая, — ласково, почти жалостливо протянул я.

Услышав мой голос, ходячий мертвец развернулся на месте, и, скрючив пальцы, немедленно пошел на меня.

А я что? Я даже не обиделся. Нет, я его даже почти понимаю. Лежал себе труп спокойненько в своей уютной могилке. Никого не трогал, был себе тише воды и, хе-хе, ниже травы. Разлагался себе понемногу, как умел. И тут на тебе — появляется некая сила, поднимает из могилы, нарушая привычный уклад бытия, и бросает на белый свет. Куда? Зачем? Я бы тоже на его месте разозлился. Угу — я некромант, я это понимаю.

Кстати, о злости — злобный монстр уже портил воздух недалеко от меня. Мертвый-то он мертвый, но не такой уж слабый, в отличие хотя бы от того же скелета. Мышцы-то при нем, а значит хватка и сила от удара у него еще ого-го! Отец говорил, что умрун-ходун одним ударом может перешибить хребет собаке. О пальцах-крючьях тоже забывать не стоит — не дай боги сомкнутся на горле. Ну а про трупный яд я не говорю — и так понятно, что его присутствие на теле никак не желательно.

К счастью, при всем при этом обычный ходунок весьма медлителен. Как и прямолинеен. В смысле — предсказуем, как кладбищенский сторож.

Что ж, делать нечего — надо браться за работу. А думать опосля буду.

— Я-у-ве, — заворчал вдруг ходячий мертвец.

И я, конечно же, не смог удержаться, чтобы не ответить.

— Да— да, я вижу, что ты идешь, — иронично ответил я.

— Ву-у-е, — снова раздалось из дырявого горла.

— А вот ругаться не надо, — ответил я ему и погрозил пальцем.

Подхватив дубинку, я помахал ему рукой и бодрым шагом направился к ближайшему высокому надгробью. К памятнику-колонне, из-за которого и показался мой беспокойный и дурно пахнущий гость. Иду, а краем глаза наблюдаю за зомби — пошел ли за мной? Умрун пошел, как собачка на поводке. А куда он денется?

— Выр-е-а-у, — бурчал он мне вдогонку. — Ы-а-у.

— Да-да, — поддакнул я. — Ты жутко недоволен. Да-да — свернешь мне голову и сломаешь хребет. Конечно-конечно. Только догони меня сначала.

И зомби старался, как мог.

Дождавшись, когда ходунок дойдет до колонны, я быстро обошел ее, и, очутившись за спиной у зомби, со всей силы втемяшил ему по затылку.

Голова мертвяка с противным хлюпаньем провалилась под дубиной, выдав из себя вонючее прогнившее нутро. Я ударил еще раз — с тихим чмоканием голова трупака раскололась, словно переспелая тыква и облагородила кладбищенский мемориал отметками прогнившего мозга. Зомби пошатнулся и рухнул на землю, словно мешок картошки.

Здорово.

Да, да, я знаю — мне следовало упокоить его по-нашему, по-некромантски. Но тут уж было не до ритуалов. Мне нужно было время. Время, чтобы крепко подумать.

Я уселся с подветренной стороны, как можно дальше от этого гостя и крепко решительно пораскинул мозгами. Не, не так решительно, как, ха-ха, зомби.

— Что же ты тут делал, друг мой зомби? — спросил я рассеянно.

Да, причины, чтобы озадачиться, у меня были. Один скелет-ходунок на погосте — это случайность. Редкая, почти невозможная, но случайность. Бывает. Раз в лет ...сто. Но бывает. Но скелет и зомби, на одном кладбище, одной ночью!? Это или очень большая случайность, или.... — Что "или" додумать я не успел.

* * *

Едва я подумал о том, что, ради приличия следовало бы отнести это тело на место, и тут же нашел несколько причин, чтобы этого не делать (искать его могилу ночью? трудиться в таком аромате?) как разом поймал спиной чей-то пристальный взгляд.

Я медленно обернулся. Обернулся в недоумении. Старшие Боги! Что, еще кто-то встал из могилы? Да сколько ж можно! Этак не погост получается, а прямо рынок какой-то в базарный день.

Итак, я обернулся... и замер. Действительно — шагах в десяти-двенадцати от меня темнел силуэт существа в полтора человеческих роста. Но...

То, что это не человек, не скелет и не зомби, я понял сразу. Как говорится — не дурень. На меня с высоты куда как больше привычной человеческой, с могильной обреченностью смотрели два красно-рубиновых глаза. Голова подошедшей твари, именно твари, казалось, совершенно лишена какой-либо растительности. Пасть ее, мерзкая пасть, похожая на волчью, ощетинилась острыми белыми клыками. Ноги и руки монстра снабжены огромными когтями. И на каждой конечности пальцев куда как больше пяти. Куда как больше! А что до тела... Все тело твари состояло из красновато-коричневых жил, прикрытых лишь местами чешуйчатыми наростами. Великие боги — и ЭТО здесь ходит с вашего позволения?

Не узнать чудовище было невозможно. Тварь, в отличие от моих прошлых гостей, никогда, даже в прошлом, не принадлежавшую этому миру.

— Кровяной последыш! — мигом опознал ее я. Видел я такое, и на счастье — только в книгах.

Тут я испугался, испугался по-настоящему. Этот монстр не какой-нибудь зомби. Это тварь, созданная настоящей темной магией. Созданная, чтобы выследить жертву по запаху крови. Отследить и убить самым жутким из всевозможных способов.

Вопрос — что происходит на кладбище, отпал у меня сам собой. Не потому, что теперь он перестал быть вопросом. А потому, что меня он больше не волновал.

Теперь меня волновал только я сам.

Точнее — останусь ли я в живых.

Тварь неуклюже сделала шаг ко мне, другой. Я, инстинктивно — пару шагов от нее. Так сказать, во избежание плотного знакомства. Себе же дороже будет.

В ответ на мое движение в моем перепуганном сознании раздался щелчок, а затем проскрипели холодные слова:

— Стой. Не двигайся!

Черепа да кости — монстр пожелал со мной общаться!

Странно, но это как будто предало мне сил.

— Да что ты говоришь! — неожиданно для себя бросил я — больше от страха, чем по необходимости. — Стоять? Что б ты меня сожрал? Ну уж нет уж!

— Ты умрешь, — прошелестело у меня в голове знакомо. — Таково возмездие за твои дела!

— За какие такие дела? — изумленно воскликнул я.

Но последыш не удосужил меня ответом.

Вместо ответа тварь прыгнула на меня.

Прыгнула, но перестаралась. Наверное, это и спасло мне жизнь — перед моими глазами мелькнули острые загнутые клыки и лиловый, извивающийся язык. Но мне было не до разглядывания деталей — пора было спасать драгоценную шкуру. Да-да — несмотря на то, что я далеко не трус — трудно представить себе некроманта, с шести лет привыкшего к прелестям кладбища, трусом — я знаю, когда приходит пора трубить к отступлению. Итак, я оглянулся и оценил длину прыжка шустрой твари. Да — бежать от такой бесполезно. Мигом приняв решение, я лихо сиганул на ближайший каменный постамент. На ту самую колонну, которая стала местом появления и повторной кончины горе-мертвяка. Да, признаю — не самый мой лучший выбор. И не самое лучшее место для отступления. Но страх не тетка, уговаривать не будет.

Где-то недалеко раздался громкий скрежет — очевидно, это тварь приземлилась на каменные надгробья.

Над погостом раздался дикий вой.

— Больно, наверное, — почему-то подумал я. А заодно и порадовался, что это камень, а не я, ощутил всю мощь атаки твари.

Подволакивая ногу, гнусная тварь проковыляла к мемориалу.

— Слазь! Тебе все равно не скрыться! — прошелестело в голове знакомо. — Слазь, герой!

— Слазить? И не подумаю! — крикнул я, утирая обильно льющий со лба пот. Харк, страшно-то как!

— Слазь! — пронеслось в голове снова, на этот раз настойчивее.

— Слезть? А может мне себя еще и с хлебом-солью подать? Да под кислым соусом? — возмутился я со своего насеста. — И не подумаю! — добавил я, как только окончательно отдышался. — Да, пусть я теперь словно курица на насесте. Да, пусть подо мной всего лишь узкое навершие колонны. Да, пусть я перепуган до смерти. Но зато я недосягаем. Я в безопасности. Хотя бы на время.

— Ты умрешь здесь, герой! — возвещал мне последыш.

Что я мог ответить?

— Я не герой!

Чудовище сделало несколько попыток допрыгнуть до меня. Но то ли оно оказалось не сильно в прыжках в высоту, то ли мешала раненная (сломанная, как я очень надеялся) нога — с трех попыток у него ничего не вышло.

Да и я не собирался сиднем сидеть. Или я не колдун? Главное для меня — сохранять дыхание, чтобы произносить заклинание. Итак — вдох-выдох, вдох-выдох. Пора.

Схватившись за навершие колонны — все тот же "божественный треугольник", я сосредоточился, напрягся, пытаясь ощутить свою магическую силу.

Есть. В моей руке снова послушно вспыхнул бледный шар размером с небольшое яблоко. Так — сила для отпора у меня имеется. Но чем же пробить кровяного последыша? В отцовских книгах об этом ничего не писалось.

Итак — проклятьем? Последыша? Навряд ли. Иссушением? Долго наколдовывать. Вытягиванием Жизни? Хм... даже находясь в столь шатком положении, я не горел желанием соприкасаться с этой потусторонней сущностью.

Заклинание Боли? Как волка? Возможно.

Пробуем.

Я произнес короткое заклинание Боли. Бледный шар в моей руке покрылся искрами черного цвета. Все — теперь колдовство готово. А сейчас — в бой.

Прицелившись, я метнул шар в блестящий в лунном свете череп последыша. В ответ тварь ворчливо зашипела. Но не более.

Я решил увеличить урон и запустил в творение тьмы еще несколько шаров. Тварь пыталась укорачиваться, но все мои броски достигали цели. Но и только. Либо тварь вовсе не чувствовала боли, либо умела ее терпеть.

Необходимо действовать решительнее. Снова на ладно возник бледный шар, и я окружил его заклинанием корчи. Сгусток тут же покрылся сетью красных игл. Все, порядок.

Я прицелился, метнул и попал. Тварь, пытавшаяся увернуться от очередного моего броска, споткнулась об угол надгробья и с разгону врезалась коленом, или что там у него вместо оного, в каменную плиту.

По кладбищу сова раздался недовольный рев.

— Ага! — воодушевился я. — А вот этим тебе можно-таки пронять. Ты можешь не чувствовать боли, но твое тело не может не чувствовать судорог. Ибо ты состоишь из подобия плоти. Так что держись, ты, зловонная собачья блевотина!

Я метнул еще несколько молочно-красных шаров. Теперь это оказалась сложнее — почувствовав свою уязвимость, темная тварь больше не стояла на месте, а прыгала, мечась из стороны в сторону, как помешанная. Но все же несколько моих бросков достигли цели и в результате насколько надгробий остались забрызганной грязно липкой на вид жижей.

— Ха, не так-то прост этот кусочек бекона. Да, тварь?!

Но когда я уже подумывал о ничьей, упорная тварь сменила план — она перестала кидаться из стороны в сторону, а стала с силой бросаться на мою опору. Бац. Бац! Бац!!!

После нескольких таких ударов колонна подо мной заходила ходуном и начала угрожающе поскрипывать. В ответ я утроил свои усилия! Темная магия так и заплескалась по кладбищу.

Но вскоре я почувствовал, что мои силы вот-вот закончатся. И мне, увы, не справиться.

* * *

Но не успел я помолиться трем богам, как ко мне подоспела помощь. Но от кого! Не видел бы сам — ни в жизнь не поверил.

— Держись, внучек! — услышал я крик, и из дальних кустов на яркий свет луны выскочил... старик. Да, именно старик. Низенький, худенький, лысый, с окладистой бородкой, потрясающий в воздухе то ли палкой, то ли дубинкой. И только я успел подумать, чем же эта старая калоша сумеет мне помочь, как старикан прокричал:

— Гарра-инсарра -изабун, — и мерзкая тварь грязным студнем растеклась по земле.

Бам!

Сказать, что я был потрясен, значит, не сказать ничего. Чтобы какой-то дедуган...

В чувство меня привели изрядно затекшие мышцы — уставшие от постоянного напряжения ноги здорово болели. Шутка ли — не только удерживаться на вершине не больно-то широкой колонны, а еще и умудряться обороняться. Вше на игле и то б сподручней было бы.

— Спускайся, — призвал дедок, загадочно улыбаясь.

Я снова скосил глаза на грязную лужу у подножья колонны. Хм, а вдруг не стоит? Поспешишь, как говорится, народ рассмешишь. А смешить своей смертью мне не хотелось.

Поэтому естественно, что я заколебался.

— А ты уверен, что эта тварюка или что там оно, мертва? — закономерно поинтересовался я у ухмыляющегося дедка.

Старик неожиданно хихикнул.

— Она не мертва, — ответил он. — Хотя и обездвижена. Да ты слезай, не бойся. — Он подошел к луже, мерцавшей в свете луны, слизи, и запросто вступил в нее ногой. — Мое заклинание связало ее до самого утра, а первые лучи солнца отправят ее к демону-прародителю. Клянусь своими костями.

— Так ты колдун? — удивился я. Да. Верно — я должен был догадаться сам. Но не смог — я слишком отупел от происшедшего.

— Нет, я сыровар-молочник, — осклабился дедок в ответ. — Конечно, я колдун.

Я поверил. А как не поверить?

Пришлось спуститься.

— Хочешь браги? — заботливо спросил неожиданный гость, когда я оказался рядом.

Хотел ли я промочить горло и успокоить напряженные нервы? Что за вопрос? Я чуть ли не вырвал флягу из рук своего спасителя и присосался к ней, как телок к материнскому вымени.

Наконец меня отпустило. Некоторое время я просто вглядывался в ночное небо. Ну, а потом пришло время задать парочку вопросов, гулко гудевших в моей голове.

— Как это ты ее... или его? — озадаченно спросил я, показывая на жидкие останки.

Удивительно, но от моего вопроса дедок неожиданно смутился.

— По сути, просто. Видишь ли, внучек, это тварь — моя, — заявил он с большой неохотой.

Я снова почувствовал, что начинаю теряться в происходящем.

— Это как это? — ошарашено произнес я.

Старик прочистил горло кашлем.

— Видишь ли, меня зовут Изабун, — проговорил мой спаситель. — И...

— Гилберт, — не преминул представиться и я.

Старик кивнул.

— Так вот. Дело в том, что я, как и ты — некромант, — заявил он, насмешливо глядя мне в глаза.

Конечно, я попытался отнекиваться. Мол, я не я и корова не моя. То есть не корова, а ремесло. Не мое оно. Но провести бывалого некроманта оказалось невозможно.

— Гилберт, ты уж прости меня, но после твоего колдовства на кладбища аж прет от темной магии, — решительно опроверг меня собрат по магии. — А во-вторых — эту магию, магию некромантов, я узнаю где угодно и откуда угодно. Потому как я сам владею ею.

Я решил не сопротивляться.

— Хорошо. Тогда поясни мне все это, — устало попросил я.

Изабун не стал ничего скрывать.

— Итак, я маг-некромант. А насколько ты знаешь, некромантов в этих баронствах не очень-то жалуют.

Я кивнул — это не было для меня великой новостью.

— И потому, Гилберт, все последние десять лет я только то и делаю, что скрываюсь от стражей закона, переселяясь с одного места в другое, с одного постоялого двора на другой.

Это я так же понимал. Что и говорить — осторожность в нашем деле, это главное оружие.

— Значит непорядки на погосте — твоя работа? — догадался я, окончательно расслабившись от минувшего напряжения.

— Моя, — энергично закивал дедок.

— А зачем? — удивился я. И правда — зачем?

— Как зачем? — искренне удивился и старик-некромант. — Они мне тут, понимаешь ли, жить спокойно не дают, а я им, что ли, дам? Нет, — протянул дедок, хищно улыбаясь, — ежели они мою жизнь так испоганили, то и я в долгу не останусь.

— Понятно, — просто ответил я — спорить со старческими причудами мне не хотелось. Хотя, по моему мнению, старик был не прав. Он только усложнял себе жизнь, точнее, тех немногих годов, что ему остались. Да и пугать простой, темный люд — разве это месть?

Так я думал. Но так отвечать не стал. Брага сделала свое дело — мне стало на все наплевать. Мне стало хорошо. Нет, не так — а хо-ро-шо!

— Так это вот, — продолжал свою исповедь мстительный некромант. — От местного трактира до погоста рукой подать. Вот я продолжал по привычке шалить. До самой этой ночи. То скелета подниму, то зомби из могилы выдерну. Народ, коли увидит, пугается. А мне, понимаешь ли, в радость. Мелко, да метко. М-да. А нынче, глядь — не успел я поднять скелета, как чувствую, что его уже кто-то уместил обратно. Я думал — случай. Бывает. Решил проверить и поднял ходуна. Жду, — увлеченно продолжал старик, поглаживая бороду. — И тут, видишь ты — и его не стало. Ну, мыслю я себе, значит нанял местный староста или рыцаря какого, или белого волшебника, что б тот кладбище охранял. И тогда я взялся за дело всерьез — создал кровяного последыша и натравил его на этого героя. — Изабун перестал гладить бороду и посмотрел на меня виноватым взглядом. — Только я не думал, что моим соперником может оказаться мой брат по ремеслу.

Я снова кивнул. Я не в обиде на старика. А то, что он напустил на меня жуткого монстра... Ну, случилось, ну, бывает. Да ладно, чего уж там. Спас меня, извинился — и хорошо. Главное — что я живой. И что мне хо-ро-шо.

Брага попросилась наружу. Я извинился и направился в ближайшие кусты, чтобы справить малую нужду.

— Однако же, право, я должен был подумать об этом в первую очередь, — продолжал дедок, видимо, уже по привычке общаясь сам с собой. — Где еще нашему брату некроманту вершить свои темные дела? Аккурат как на кладбище.

Облегчившись, я почувствовал, как мое благодушие достигло наивысшей точки. И потому я решил просветить старика.

— Нет, я тут не потому, что занимался темной магией.

— А почему? — поинтересовался старик.

— Это меня нанял местный староста, чтобы я присмотрел за кладбищем. Так сказать, осмотрелся здесь, разузнать, что к чему. А если что, то принять надлежащие меры.

* * *

Шипение, раздавшееся позади, заставило меня здорово подпрыгнуть.

— Что? — зло просипел дедок. — Ты помогаешь этим людям? Ты, некромант?

Я согласно кивнул.

— Да, помогаю. И что тут такого?

Услышав ответ, старик просто затрясся.

— Да как ты можешь помогать им? Если они узнают, кто ты такой, то они, тебя... — От кипящей злобы слова застревали у него в горле.

— Сначала пусть узнают, — высокомерно заявил я.

Но старика-некроманта это не впечатлило.

— Предатель! — зашипел он, метнув в меня новый злобный взгляд.

— Да ну? — удивился я, но мое шутливое настроение стало мало-помалу улетучиваться. Я отступил от него на пару шагов. Так, на всякий случай.

— Послушай, Изабун, — постарался успокоить я его.

— Предатель! — получил я в ответ.

— Но все же, Изабун...

— Изменник!

— Нет, Изабун, ты послушай...

Но старый некромант был неумолим.

— Предатель! Изменник! Вероотступник!!! — закричал он, окончательно выходя из себя. От этих слов мне стало не по себе — похоже, что дедок действительно повернут на своей мстительности и непримиримости. Ну. Дела — только что мы хлебали брагу из одной фляги, чуть ли не обнимались, а теперь поди ж ты!

— Да он, я вижу, в ярости. Как бы он не накинулся на меня. — Моя рука непроизвольно потянулась на пояс, к ритуальному ножу — моя дубина осталась лежать где-то за кустами.

Но он не бросился — мерзкий старикашка сотворил кое-что похуже.

— Гарра-изабун-арсарра, — свирепо воскликнул он, потрясая дубиной-жезлом. Темная жижа, о которой я почти забыл, оживилась и принялась медленно принимать форму.

Что, опять?

Черепа да кости!

Не помню, как снова оказался на вершине знакомой колонны. Но сделал я это очень быстро. Я бы сказал — невероятно быстро.

— Убей его! — приказал Изабун своему слуге, которой снова принял свою прежнюю форму. — Убей его, убей его, убей! — продолжал неистовствовать старый некромант.

Два красно-рубиновых глаза с черными провалами зрачков вновь уставились на меня с могильной обреченностью. Тварь сделала пару прыжков, но, к моему великому облегчению, допрыгнуть до меня она была не в силах. И тогда тварь снова принялась бросаться на колонну, в надежде на то, что или я сам свалюсь оттуда, или под ее ударами колонна треснет, и я упаду в ее мощные когтистые объятья.

Но я не собирался сдаваться без боя. Мгновение — и в моей руке засветился молочно-серый шар. Еще мгновение — и шар покрылся кровавыми искрами.

Первый и второй заряды достигли цели. Но каково же было мое изумление, когда третий корчешар расплескался в двух ладонях от макушки монстра!

Завидев неладное, я инстинктивно перевел взгляд — и увидел, как дедок, злорадно ухмыляясь, выделывает странные пасы руками.

— Он колдует! — догадался я. — Он наводит на своего зверька защитное заклинание! Вот почему моя магия на него не действует! Харк!

Я попробовал снова, снова и снова, шар за шаром — бесполезно. Попробовал другие доступные мне заклинания — никакого эффекта. В отчаянии отломил от вершины колонны пару обмолов и тоже метнул в чудовище.

Бесполезно.

Все бесполезно.

Это была катастрофа — монстр подо мной сильнее меня, а мой козырь, магия, теперь на него не действовала. Мало того — рядом с ней находился маг, которому по мастерству и опытности я и в подметки не годился. И этот маг тоже мой враг.

Что же мне теперь делать?

Что мне делать?

Что?

* * *

Только теперь я понял, насколько плохи мои дела, и как глубоко я влип.

Я — против твари и колдуна.

Нет, даже не так — я, и против полудемона и могущественного некроманта с опытом кто знает скольких лет?

Вот это влип. Вот это попал, так попал.

Внутри меня все разом похолодело. Мне показалось, что в недрах моего тела будто бы ожила огромная змея. Мерзкая, слизкая и холодная. И когда она зашевелилась, меня словно бы парализовало ядом страха и отчаяния. Ноги сделались ватными, руки предательски задрожали, а голова вдруг совершенно отказалась работать. И почему-то потянуло на рвоту.

— Какого харка я тут вообще делаю? — неожиданно пронеслось у меня в голове.

От неожиданности я впал в ступор. Колонну снова тряхнуло — монстр внизу не останавливался.

— Сижу. То есть прячусь, — тупо ответил я себе.

— Ничего умнее не придумал? — снова спросил я сам себя.

— Взлететь? — хмуро сыронизировал я. — Дык не умею же...

— Беги, дурак, — был мне ответ.

Бежать? Я призадумался. О бегстве я как-то не думал. Даже и мысли об этом не было. Конечно же — такой великий я и вдруг подумать об отступлении. Ни страха ни сомнения — вот девиз не поражения. Хм — как же... Готов доказать это теперь?

Бежать. Я снова задумался о таком варианте. Да — улучить момент и спрыгнуть с уже изрядно расшатанной колонны. Спрыгнуть подальше от не успокаивающегося последыша, и, главное, что б ни впечататься в ближайшие каменные надгробья. Не упасть, не поскользнуться. А потом — бегом за ту ограду, а потом за те заросли, а потом между... тех колонн и к ограде.

Сложно? Сложно. Но возможно.

Выход? Да. Несомненно "да". Главное — очутиться как можно дальше от этой ужасной и смертоностой пары.

Желание сбежать подальше оказалось таким большим, что мимо воли я стал искать наилучшее место для приземления. Итак, я прыгаю, а потом...

— А действительно — что потом? — снова мелькнуло у меня в голове.

А что потом? Я оторвал взгляд от поиска места для приземления и задумался. Какая мне разница, что будет потом? Да и что вообще может быть потом? Я сбегу и буду в безопасности — вот что главное.

Но поток мыслей уже нельзя было остановить, и всего через пару мгновений я уже представлял себе, что могло бы случиться после моего бегства.

— Ну, допустим, у меня все получится. Ну, допустим, я ускользну, избежав сегодня.... — Я тяжело сглотнул и вернулся к невеселым мыслям. — Ну и что с того? Нет, правда — что мне это дает? Тварь же бросится за мною в погоню. И куда я побегу? — Я прикинул свои возможности. — В лесную чащу? Ха — ночью? К волкам и кабанам? Да ни в жизнь. К тому же, кровяной последыш меня и там отыщет. В Крестец? — Я представил себе, как испуганно вбегаю в эту деревню с криком "спасите, за мной бежит чудовище". — Позорно? Да. Помогут? Вряд ли. Скорее всего, сами разбегутся при виде столь ужасающего гостя. — Я взглянул с высоты своего насеста на сверкающую в лучах месяца лысую голову последыша, на его отвратительное тело без кожи и острые когти на чересчур многочисленных пальцах. — Да, сомнений нет — разбегутся.

— Добежать до Крестца, стащить телегу и... домой? — При мысли о доме, о защите, о семье, я почувствовал себя немного более уверенно. Меня словно бы накрыла бархатная и теплая волна. Но это чувство продлилось недолго. Колонну снова тряхнуло — монстр неустанно проявлял старательность. — Да, дома мне, конечно, помогут. Защитят от монстра. Но смогут ли они защитить меня от его хозяина? — То, что этот старый хрыч найдет мой дом по следу, я не сомневаюсь. Силы и опыта у него на это хватит. — И что тогда? Ведь его силы и опыта хватит и для новых тварей, и для новых гадостей и подлостей. — При мысли о них я покрылся холодным потом. — А вдруг он нанесет свой удар по брату? Брат, конечно, тот еще козел. Но все-таки он мой брат. А если он умудрится доставить неприятностей матери? — Меня передернуло от ужаса, и ледяная змея в моем животе снова напомнила о себе волнами ужаса. — А если... если он решится сделать больно Ангелине, моей Ангелине? Если он узнает, насколько она мне близка...

Колонна подо мной снова дернулась. И мне безумно, безумно до колик в животе захотелось исчезнуть отсюда. Вернуться в спасительный дом, к своим близким, под надежную защиту. Но теперь я понимал, как это опасно. Я не мог предать родных и близких, которых сам так дорого ценил.

И скрипнув зубами от напряжения, я решился.

— Кто заварил, тому и расхлебывать, — твердо заявил я и еще крепче вцепился в вершину подрагивающей колонны. Змея внутри негодующе взметнулась, и. явно нехотя, нехотя подчинилась.

* * *

Итак, отступать мне некуда. Только бой.

Но как мне победить кровяного последыша?

— Думай, Гилберт, думай, — отчаянно понукал я сам себя. — Должен же, должен же быть какой-то выход!

Мысли мелькали в моей голове, как стаи голодных комаров. Комаров?

— Комары! — Мысль о комарах показалась мне значимой. — Старик навел на меня кровяного последыша. Но эта тварь находит свою жертву по запаху крови. Но как Изабун сумел это сделать? Наверняка старый хрыч прислал на погост комара-зомби, чтобы тот высосал у меня пару капель крови, чтобы с их помощью провести ритуал для привязки охотника к жертве.

Я лихорадочно принялся развивать эту идею дальше.

— А если я сделаю точно так же? Нет, провести такой ритуал я не смогу. Но если кровяной последыш идет по следу крови, так может, мне удастся... поменять его цель!

Идея была абсурдной и вряд ли выполнимой, но больше мне ничего не оставалось делать — основание колонны опасно похрустывало, как весенний лед под лучами солнца.

Сжав губы, я быстро вынул азаман и полоснул им по оголенному предплечью. Кровь хлынула ручьем. Дождавшись, когда все лезвие обагриться кровью, я переместился левее и, прицелившись, метнул азаман в старика. Я был уверен, что попаду — в чем в чем, в метании я сегодня хорошенько поднаторел.

Раздался удивленный ойк, а за ним крик от боли. Нет, старый некромант был могучим колдуном. Только вот поставить на себя защиту он не додумался — чересчур уж сильно он увлекся мыслью о мести.

Прошла секунда, другая, и, о чудо — колонна перестала дожать. Я рискнул взглянуть на поле битвы.

Все изменилось — перестав атаковать колонну, высокая лысоголовая тварь решительно направилась к старику. И ее намерения выглядели отнюдь не дружелюбно.

— Эй, ты чего? — недоуменно прокричал Изабун. — Твоя жертва не я. Она там, на колонне!

Никакого эффекта.

— Стой! Прочь! Уймись! — прокричал старик-некромант, все еще не понимая, что именно произошло.

Тварь не обратила на его приказы никакого внимания.

— Гарра-инсарра-изабун, — в отчаянии прокричал он заветные слова, но монстр определенно не хотел убираться. Все верно — слишком много защитных заклинаний наложил на некого хозяин.

Зашипев, кровяной последыш прыгнул на свою новую жертву. Изабун выставил вперёд руку с посохом, и тварь дернулась, словно ударившись о невидимый щит. Убедившись, что это его заклинание сработало как надо, Изабун принялся что-то быстро нашептывать в левый кулак.

И тут я снова понял, что нужно что-то делать. Делать, и причем срочно. Несомненно — еще пару мгновений, и колдун снимет свою защиту со злобного песика, а потом и упокоит его. Догадается ли он смыть мою кровь со своего тела, не догадается — не известно. Но я отлично понимал, что у Изабуна достаточно сил, чтобы стереть меня в порошок и без плешивого помощника-переростка.

Нужно было срочно что-то предпринять, пока старик занят борьбой со своим демоническим слугой. И я понял, что.

Подталкиваемый в спину не смелостью, а больше отчаянием, я быстро спустился с колоны-мемориала и сиганул к старику по большому крюку, с намерением оказаться у того за спиной. И едва успел. Я был уже в двух шагах от него, когда он произнес отчаянные "гарра-инсарра-изабун", и его последыш вновь превратился в лужу.

Но я уже был на месте. Я сделал последние два шага, схватил левой рукой старика за рубаху, а правой... И тут мне на мгновение мне стало страшно. Да, я собрался припугнуть старика. Но как же я мог забыть, что я остался без ножа? Что моего азамана у меня и нет!

Положение из отчаянного превратилась и вовсе в безнадежное.

Но выбирать не приходилось — я упер указательный палец правой руки в твердые ребра спины старика.

Старый некромант взвизгнул от неожиданности, но я не дал ему отпрыгнуть.

Так мы и стояли — молча, испуганно, тяжело дыша от пережитого и от страха за свое будущее.

Первым решил отозваться дедок.

— Э... и чего теперь? — неопределенно проговорил он.

Я облизнул пересохшие губы. И правда, чего теперь? Что я мог сделать этому мстительному старику? Даже будь у меня нож, я не был бы уверен, что смогу вот так просто лишить человека жизни. Даже после всего того, что он, этот человек, для меня сотворил. Да, Изабун убил бы меня без зазрения совести. Но я... я ведь некромант, а не какой-нибудь там убивец. Я так не могу. Заклинание неприятное во врага метнуть — это одно. А убить самолично, ощущая руками тепло человеческого тела, тела врага...

Я сглотнул.

— Я, это, с ножом, — на всякий случай заявил я ему. — Если удумаешь чего колдовать, то это... я мигом, — с трудом подбирая слова, пояснил я ему. О боги, а сердце-то в груди как стучит!

— Да энто я понимаю, — осторожно кивнул головой старик. — Будешь меня убивать?

Я скривился от этих слов.

— А надо? — переспросил я его.

— Не-е, — уверенно протянул старик. — Не надо.

— Значит и ты не будь, — неуверенно предложил я ему.

Старик снова кивнул, на этот раз более уверенно.

— Не буду. Слово даю.

Почему-то я ему поверил. И потому отпустил рубаху.

Изабун обернулся, намереваясь мне что-то сказать. Но слова застряли у него в горле — он увидел то, чем, собственно, я ему угрожал.

— Так ты что, меня этим? — выпучив глаза, проговорил некромант. — Пальцем?

— Ага, — ответил я, и почувствовал, как меня колотит запоздалая дрожь. — Пальцем.

* * *

На востоке заалело предутреннее зарево.

Изабун уже успел навести на погосте порядок — остатки скелета и зомби снова покоились в своих могилах. Так же были убраны все следы магической борьбы.

Я же просто сидел на могильной плите и наслаждался ничегонеделанием. Естественно, учитывая, насколько непростою выдалась ночка. Одна ночь на кладбище — вспомнил я обещание. М-да...

— Что ж, — произнёс старик-некромант. — Я думаю, что большего я сделать не могу. Поэтому, Гил, нам с тобой пора распрощаться.

Я кивнул. Что ж, прощаться, так прощаться.

— Хорошо, — спокойно ответил я. — И я снова обещаю тебе, что скажу местному старосте, что причиной всех кладбищенских беспорядков был кабан-трупоед.

— И ты думаешь, он поверит, — ехидно усмехнулся дедок. — И он не пошлет в город за магами-ищейками?

— Поверит, — протянул я утвердительно. — Репутация нашей семьи в этой деревне весьма велика. Тем более что после этого все неприятности на кладбища прекратятся. Ведь они прекратятся, не так ли? — вопросительно произнес я.

Некромант кивнул.

— Да-да, конечно. Да и засиделся я тут...

Я облегченно вздохнул — вот и хорошо.

— Знаешь, Гил, — неожиданно произнес некромант, — когда ты в первый раз сказал мне, что твоя семья, семья некромантов, может спокойно жить вместе с людьми, я тебе не поверил, — завил Изабун. — Я думал — как так может быть? Как можно жить с людьми в мире, и при этом оставаться тем, кто ты есть? Клянусь своими костями — до сих пор для меня существовали лишь две возможности — костер или бегство. Ты показал мне третий путь.

— Можно, — убедительно заявил я, искренне улыбаясь. — Сложно, но можно.

— Да, теперь я сам верю, что это возможно, — усмехнулся в бороду дедок. — Особливо опосля того как сам увидал, как ты меня, э, провел. Ну, а ежели ты провел меня, значит, с остальными у тебя точно не будет проблем.

Я снова улыбнулся. Провести-то провел, но чего было больше — моей сноровки или моей удачи, я говорить не стал.

— Я бы с удовольствием познакомился с твоей семьей, — вдруг заявил он с ноткой надежды в голосе. — Пообщался бы со своими. Может, получил бы парочку советов для новой жизни.

Я решительно покачал головой из стороны в сторону. Нет, нет, и еще раз нет. Осторожность для нас, некромантов — это все. Да и не хотелось мне знакомить свою семью с таким, мягко скажем, непредсказуемым гостем.

Когда я повернулся, чтобы ответить, то понял, что старик ушел.

Я вздохнул — значит, пора собираться и мне.

Покидая пределы негостеприимного кладбища, я размышлял об одном — неужели и я в старости лет буду таким же, помешанной на мести, злобным стариканом? Неужели таков конец всех некромантов? Я искренне надеялся, что все же нет. Но в любом случае, сегодняшняя ночь дала понять мне о том, что мне нужно еще тщательнее заниматься магией, дабы, не дай боги, если такая ситуация повторится, то я был бы во всеоружии.

— Все, решено, — подумал я — с сегодняшнего дня я начну усиленно заниматься магией...

Но когда я присел перед дорогой в деревню, то вдруг подумал — а чего, собственно спешить? Скоро ярмарка — самое оно провести это время со своей возлюбленной Ангелиной. А перед этим еще нужно придумать свою версию героически проведенной ночи на кладбище.

А вот потом, на следующий день, после ярмарки, или нет, с начала следующей седмицы...

И на этой мысли я неожиданно заснул.

Утреннее солнце осветило безмятежное кладбище.

Наистрашнейшее зло (Быть некромантом 3)

Юность — прекрасное время для любви и надежды. Но когда у приятеля беда и ранено сердце, только настоящий друг поспешит ему на помощь. Вот и молодой волшебник, некромант Гилберт, решает помочь другу забыть о горе расставания с девушкой. Но разве в этой жизни все так просто? Юмор, местами стеб. Закончен.

* * *

Я тяжело вздохнул и обреченно закрыл глаза. Я ожидал от своего друга Корджи всего, чего угодно, но чтоб такого! Чтоб здоровенный семнадцатилетний детина, красавец и весельчак, каких поискать, гроза окрестных силачей и мечта юных девиц, стал плакаться передо мною, словно младенец! Нет, такого я от него ожидать совершенно не мог. Но, увы — это случилось. И, увы, — Корджи не нашел никого другого, кому он смог бы излить свое горькое горе.

— Гил, — проревел он жалобным голосом молодого телка. — Велая меня бросила. Бро-о-осила, — в который раз простонал мне в лицо широкоплечий приятель.

Я в ответ лишь открыл глаза и неловко заерзал на лавке. Ну не знаю я, что принято говорить друзьям в подобной ситуации, не знаю!

— Велая? — только и придумал, что переспросить я, вертя в руках деревянную ложку.

— Да. Она самая. Ты ее должен знать. Она дочь заезжего торговца.

Солнечный луч осторожно проник сквозь щель в кухонной занавеске и уселся на щетинистую щеку гостя, словно намереваясь утешить его.

— Ну, э, — неуверенно промямлил я, пытаясь придумать, чтобы еще сказать, — и ты ни о чем не догадывался?

Корджи утер лицо рукавом красной рубахи. Но через мгновенье его зеленые глаза снова наполнились влагой.

— Не-ет, — простонал он и всхлипнул.

— Совсем ничего? — продолжал настаивать я.

— Совсем. Гил, все было как всегда. Я... я пригласил Велаю на обед, в ваш трактир, — начал он свое печальное повествование.

— На обед? В наш деревенский трактир? — Я честно пытался понять случившееся. Может, увижу, что пошло не так. — А что там у них сегодня?

Корджи задумчиво выгнул бровь.

— Жареный кабан в кисло-сладком соусе, — произнес друг печально. — И яблочный квас.

— Жареный кабан и яблочный квас? Что ж, не плохо, — согласился я. Трактир у нас в деревне всего один, но особым признанием он не пользуется — мало у нас проезжих. Так что там бывало меню и похуже. Значит, дело не в этом. — А, э, цветы ты на встречу взял?

— Конечно. — В тоне Корджи я услышал неодобрение. — Я же не какой-нибудь олух. Я достал лучшие цветы, которые только можно найти в эту осеннюю пору. Эти, м-м-м, астры и, как их там, хризантемы. Купил самый большой букет...

Я кивнул — вроде все в порядке. Яркие цветы и всевозможная вкуснятина — вот то, против чего не устоит никакая девушка. Тем более, когда это исходит от Корджи — высокого, темноволосого и смуглого красавца. Да еще и силача, настолько могучего, что запросто может поднять даже взрослого барана. Корджи гордость своей деревни. Не то, что я — невысокий и не в меру худой для своих шестнадцати. Да — барана мне не поднять. Разве что барашка... небольшого такого.

— И что случилось? — Я постарался отвлечься от невесёлых сравнений не в свою пользу.

— Что-что? Я и говорю — пригласил ее на обед.

— А что она?

— А она сказала, что нам надо поговорить ...до обеда, — печально пробасил друг, ковыряя пальцем поверхность стола. — Я не почувствовал подвоха и с охотою согласился.

— Ну а потом?

— Вначале она стала говорить, что ей очень жаль, что она не думала, что так выйдет. — Корджи хмуро перевел взгляд на пол. — А я как дурак, принялся расспрашивать ее, что да почему.

— И? — нетерпеливо подводил я друга к главному.

— Потом она вернула кулон, что я подарил ей в первый день нашей встречи, и сказала, что... что между нами все... кончено. — Корджи наконец-то смог произнести эти зловещие слова.

— И все? — не понял я

— А этого мало? — разозлился друг.

— Да я не об этом. — Я тут же поспешил его успокоить. — Ну, она хоть сказала, почему бросает тебя?

— В том то и дело, что нет. — Крепыш печально покачал головой. — Просто сказала, что ее любовь ко мне прошла.

Я тяжело вздохнул. Бросить без объяснения, это все равно как нанести двойной удар — и по душе и по разуму. Потерять и девушку, и уверенность в себе — что может быть хуже для парня?

— Выходит, ты получил от ворот поворот? — подытожил я.

— Угу, — хмуро ответил друг.

— Окончательно и бесповоротно?

— Ага, — отозвался тот словно эхо.

Я почесал затылок.

— Ну а чем я тебе помогу? — озадаченно полюбопытствовал я.

— Это ты мне скажи. Ты же мой дру-у-уг, — заунывно простонал Корджи.

Я встал с лавки и сделал два круга по кухне — до печи и обратно.

— Друг-то друг, — согласился я. — Только чем я смогу помочь? Я ж, это, не мастак в любовных делах.

— Но ведь у тебя ведь есть девушка, Ангелина. Так?

— Так, — согласился я. — И что с того?

— Так вы с ней уже как две зимы вместе, — заявил он мне. — Ты ведь должен, ну, разбираться в девушках. Может, ты что подскажешь мне? Ну, как вернуть Велаю? Хитрость какую, что ли?

— Не-е-е, — озадачено протянул я. — У нас это все как-то само собой получается. Так что тут я тебе не помощник, — открестился от роли советчика я.

— Жалко. То есть хорошо, что у вас все хорошо. Но жалко, что никаким советом ты мне тут не поможешь, — отозвался Корджи. — Тогда может, ты мне сможешь помочь по-другому?... — Его взгляд на мгновенье стал заискивающе просительным, как у бездомной собаки.

Я тут же понял, к чему он клонит.

— Нет. Нет, и не проси — любовного зелья я тебе не дам. — Ответ мой был твердым, словно гранит. — Не потому, что я не хочу тебе помочь. А потому, что не могу. Пойми: я и моя семья — мы Светлые Волшебники. А потому для применения волшебства, основанного на принуждении, должен быть очень весомый повод. Но, боюсь, что твой разрыв с девушкой моя мать таковым не посчитает.

В довершении я отрицательно покачал головой, чтобы еще раз показать нерушимость своих намерений. Да, все верно: мой отец, мать, брат и я — действительно волшебники. И если кому в округе нужны различные снадобья, зелья или амулеты, то за всем эти люди обращаются к нам. Человеку ли скотину ли подлечить — это к нам. Духа пришлого прогнать или удачу привести — тоже к нам. Ну и другое, разное-всякое, мы помаленьку можем. В том числе и сделать любовное зелье. Но даем мы их далеко не всякому. Мы же Светлые, хе-хе, как-никак.

— Да понимаю я. — Корджи выдержал мою отповедь стоически — что-что, а репутация нашей семьи была известна и в его деревне. — Ну и ладно. Но раз ты мне друг... — Он сделал паузу.

— Друг, — нерешительно отозвался я, не зная, что еще от него ожидать.

— То ты просто обязан пойти со мной в трактир, чтобы помочь мне залить мое горе брагой!

— Это можно! — мигом заверил его я. Тут двух мнений быть не могло. Назвался груздем — полезай в кузов. Или, как говорят — для чего еще существуют друзья, как не для того, чтобы горе залить? Ведь горе на двоих — это уже не горе!

* * *

Наш трактир наверняка похож на все деревенские забегаловки подобного типа. Зайдя вовнутрь небольшого зала для гостей, мы поприветствовали трактирных завсегдатаев и, усевшись за стол, заказали жареных кабаньих ребрышек и по нескольку кружек браги.

Первые три кружки хмельного напитка друг выпил молча, но на четвертой его снова потянуло на сердечные стенания.

— Ох, Гил. Ты не представляешь, как мне нынче плохо. Мое сердце просто разбито вдребезги! — отчаянно простонал приятель.

Я не возражал.

— Ничего, Кор. Выкричись, — посоветовал я. — Мой отец говорит, что это помогает.

Ничего удивительного, что его не пришлось упрашивать.

— Гил, ты не представляешь — без моей Велаи отныне мне днем темно, как ночью, — принялся убиваться он.

— Представляю, — миролюбиво кивнул я, слизывая с пальцев теплый жир.

— Гил, без нее меня уже не греет солнце. Я словно разбит на части. Нет, хуже — я словно втоптан в грязь.

— Само собой, — поддакнул я, потянувшись за новой кружкой браги.

— Гил. Моя душа будто вывернута наизнанку и засунута в колючий кустарник! О, великие Старшие Боги! Я просто схожу с ума без своей Велаи...

Через полчаса непрекращающихся стенаний я кривился так, словно ел не мясо, а горькую редьку. Но мой друг и не думал останавливаться. Вот неугомонный!

— Как же я буду жить без этой красивой чарующей улыбки? — продолжал убиваться безутешный Корджи. — Без ее прекрасных бездонных карих глаз? Без ее умильных и невинных шуточек... О боги, что за мука! О! — Казалось, он готов завыть на волчий манер.

— Да ладно тебе, — попытался я остановить этот ужас.

— Да что ладно-то? Ты лучше скажи, как я буду жить без наших вечеров под луной? — не пожелал утихомириваться он. — Без наших совместных ужинов? Без ее маленьких подарков по любому поводу и без? А ее пальцы? О, боги — ничьи пальцы в мире больше не смогу так нежно и осторожно массажировать мои мышцы, уставшие после долгой и изнурительной работы. О, Отец-Солнце, Отец-Месяц и Мать-Земля — как же вы невероятно жестоки ко мне и к моей любви...

После таких заявлений мне стало и вовсе не по себе. Нет, в обычном состоянии Корджи ведет себя вполне приемлемо. Разве что не в меру бахвалится. Но чтоб беспрестанно ныть в течение такого долгого времени? Видимо, он оказался задет гораздо сильнее, чем думал я.

— Да ладно тебе. — Я снова попытался его успокоить. — Ну не может все быть настолько уж плохо. Потерпи немного: пройдет время и все забудется...

Но унять крепыша оказалось сложнее, чем буйный северный ветер.

— Такая любовь не может пройти, — заносчиво выкрикнул он и уткнул мокрое от слез лицо в широкие ладони. Трактирные завсегдатаи сочувствующе покачали головами — бывает.

Бывает, да. Но желанья и далее выслушать это нытье у меня не было.

Нужно было срочно что-то предпринять.

— Слушай, я тебе друг? — вопросил я с нажимом.

— Друг, — уверенно подтвердил приятель, припадая к еще одной, кто знает какой по счету, кружке.

— Значит, я должен тебе помочь, раз ты попал в переплет, — заявил я с деланной бравадой. — Не стоит киснуть, как капуста в бочке. Нужно действовать!

— Действовать? Хм. А как? — Хмельные глаза Корджи наполнились надеждой.

Действительно, как? Я призадумался. Хотя, что тут особо думать — опыта в этих делах у меня действительно с гулькин нос.

— Э... может тебе нужно найти другую девушку? — неуверенно заявил я ему. — Как говорят в народе — клин клином вышибают!

— Другую? — Друг возмутился и топнул ногой. — Да ты издеваешься! Другой такой в мире нет и быть не может!

— Хорошо-хорошо. — Я снова напряг мозги. — А может, тебе стоит развеяться? В народе есть и другая поговорка, что время лечит.

— Такую боль никакое время не залечит, — затянул старую песнь широкоплечий детина.

Я пошевелил мозгами. Что же еще я мог ему предложить?

Наконец в голове промелькнуло что-то интересное, и я мигом ухватил мыслю за хвост.

— А может тебе стоит, э, совершить что-то-такое этакое? — неуверенно протянул я, пытаясь придать этой мысли форму.

Корджи уставился на меня недоумевающе.

— Ну, я имею в виду... совершить что-нибудь этакое... геройское, — поясняюще добавил я.

— Это зачем? — Он презрительно скривил губы.

— Ну... затем, чтобы убить одним выстрелом двух зайцев. — Теперь я заговорил куда уверенней. — Если ты совершишь какой-нибудь подвиг, то возможно, твоя Велая снова обратит на тебя внимание. Понимаешь?

До Корджи дошло. Плечи крепыша внезапно распрямились.

— Геройское? — переспросил он уже без нытья.

— Ну да.

— И она может снова заинтересоваться мной?

— Ну да!

— И снова захочет встречаться?

— Ну да!!!

Корджи обрадовался. А затем задумался.

— А если не обратит? — осведомился он вновь упавшим голосом.

— Обратит! — тут же заверил я его.

— А если нет? Если она и дальше не захочет меня видеть? Что тогда? Выходит, я совершу геройский поступок зазря?

Но на это у меня уже был готов ответ.

— Конечно, не зазря. Даже если она не захочет к тебе возвращаться, то... то она сгорит от стыда за то, что упустила такого отважного... нет, такого мужественного и неустрашимого героя, как ты!

— Мужественного и неустрашимого? — Похоже, такое сравнение ему понравилось.

— Ну да, — заметил я и тут же добавил: — Ведь есть же в народе поговорка — пожалела курица, что не спешила в петуха... втюриться. — Признаться честно, эту поговорку я только что придумал сам, но ничего другого, известного, в тот момент мне в голову так и не пришло.

Но, как оказалось, Корджи этого не заметил.

— Что ж, тогда, я думаю, можно. И что я буду... совершать? Надрать кому-то зад? — Крепыш встал и оценивающе оглядел всех посетителей трактира — трех крестьян, двух поденщиков и одну старуху, а потом вновь озадаченно повернулся ко мне.

— Есть такое дело, — доверительно сообщил я ему, приглашая снова сесть за стол. — Ты же знаешь, что моя семья — семья волшебников.

— Знаю.

— Так вот — к нам часто приходят люди с разными просьбами.

— Знаю. И что?

— И вчера к нам тоже приходили одни такие. Из деревни, что называется Три Холма, — сообщил я ему по секрету.

— И что они хотели? Ну не томи, чернявый, — рыкнул друг, потеряв терпение.

— Да ничего такого. Появился у них на дорогах разбойник. Говорят, что он довольно молод. Да только лютый не по годам. Страху на них понагнал — жуть. Словом — они просили мою мать от него избавиться.

— А что Изольда?

— А мать сказала, что разбойников изводить это не по нашей части. Зелье какое сварить — это к нам. А если же разбойники житья не дают, так это в город Брик ехать надо, да к тамошнему градоначальнику в ноги кланяться — помоги мол, так и так. Вот я и думаю — что если тебе одолеть это разбойника? Сможешь?

— Хм... — Корджи внимательно осмотрел себя и вынес вердикт. — А что? Это можно! Ежели нужно с кем-то силою померяться, то это я запросто. Я же не тютя какой-то, я сын кузнеца. Решено — едем прямо сейчас! — выкрикнул он и в хмельном запале так задвинул по столу, что пустые кружки с грохотом посылались на пол.

— Едем, — согласился я, делая знак остальным посетителям, что все в порядке. — Но не сейчас, а чуть позже. Сначала мы немного протрезвимся, потом все продумаем, а затем наймем телегу и до заката окажемся в Трех Холмах. Подойдет?

— Подходит! Гилли! Клянусь серебряной подковой — ты настоящий друг!

— А-то! — гордо ответствовал я. Нет, я не большой охотник до всяческих приключений. Но если у друга такая беда, то, как по мне, лучше малая помощь, чем большое сочувствие. Вот такой я человек!

* * *

Несмотря на поздний час, староста Трех Холмов с радостью принял меня и Корджи, едва узнал, по какому делу мы явились. Мало того — он тут же пригласил нас в дом, приказал слугам так заботиться о наших лошадях, словно это лошади барона, а самих пригласил за стол. И судя по количеству озабоченной прислуги, ужин предполагался отнюдь не скромный.

За столом присутствовала вся его семья: сам староста — высокий худощавый старик с длиннющей, аж до пола, бородой, его жена — шустрая старушка преклонных лет, и девушка — похоже, внучка. Девица мне понравилась: глаза большие, а коса до пояса. Фигурка тоже... ничего. И, как оказалось во время ужина, девица довольно шустрая, бойкая и веселая. Словом — загляденье, а не девушка. Конечно же, я постарался сделать все, чтобы привлечь к ней внимание Корджи. Но все напрасно — он сидел хмурый и взъерошенный, словно потревоженный филин. Переживал расставанье, ясное дело. Зато девица то и дело бросала на него любопытные взгляды. Оно и понятно — высокий, темноволосый, широкоплечий. Одним словом — красавец.

Я завистливо вздохнул. Ладно, пусть разбираются сами.

Когда вечеря была окончена, староста не позабыл помянуть и о деле.

— Гилберт из Шти и Корджи с Крестца. Я очень рад, что вы откликнулись на просьбу нашей деревни о помощи, — благодушно заявил старик Венитарий, положив узкий подбородок на сплетение бледных худых ладоней. — Да, нам действительно нужен герой, чтобы сразиться с этим разбойником. Но... — Венитарий умолк.

— Что "но"? — Мы с Корджи мгновенно напряглись.

— Понимаете, — продолжил он. — Лютый — не простой разбойник.

— Лютый? — непонимающе переспросил я.

— Это тот бандит, — быстро пояснила внучка Виола. Отвечала мне, а сама не сводила взгляда с моего широкоплечего приятеля. — Так мы его между собой называем.

— Лютый, да, — подтвердил старейшина, разглядывая веселый танец огня в камине. — Так его прозвали в народе. Все дело в том, что наш Лютый совсем... лютый, — не нашел другого слова седобородый старик. — Он очень силен, очень проворен и очень ужасен в своем гневе.

Мы с другом озабоченно переглянулись. Дело начинало потихоньку обрастать подробностями.

— Нам, нашей деревне, действительно нужен спаситель-герой. Но герой, по-настоящему смелый, ловкий и сильный. Видите ли, — пояснил старейшина мягко, — я готов заплатить за поимку этого бандита пятьдесят серебряных монет. Но при этом я не хочу брать на себя ответственность за смерть каждого, кто желает с ним сразиться.

Что ж — лично мне чувства старосты весьма понятны. Но к чему же он ведет?

— И поэтому я заранее прошу простить меня за то, что я скажу. Да, я благодарен вам за визит. Но вы должны доказать мне, что вы можете одолеть нашего Лютого. И тогда, и только тогда я соглашусь подписать контракт. Только так и ни как иначе, — категорично добавил он.

От удивления я даже не смог раскрыть рта. Да, я и правда понимаю, что чувствует старик-старейшина. Но доказывать, что Корджи и есть тот самый герой? Бред какой-то. И главное — как доказывать?

На мое удивление, первым отозвался друг.

— Можете мне поверить, уважаемый Венитарий — я справлюсь, — заявил он с наибольшей бравадой, на которую был способен. — Клянусь серебряной подковой!

— Да-да, поверьте, он сможет, — через мгновенье подключился и я.

Но старик Венитарий и глазом не повел.

— Нам нужен самый и самый смелый герой, — твердо напомнил он свое условие.

— Да я самый смелый! — решительно сообщил Корджи и состроил такую суровую мину, от которой лишился бы чувств даже самый свирепый бык.

— Да-да, он смелый, — не забыл поддержать его я.

— А еще, чтобы он был самый ловкий, — снова напомнил принципиальный старейшина.

— Да я ловкий! — воскликнул Корджи, входя в раж. — Да я такой ловкий, что, когда я бегаю, то моя тень за мной угнаться не может, — серьезно заверил он.

— Да-да, он ловкий, — продолжал заверять я с чистой душой — Корджи и впрямь был тот еще ловкач.

— А еще нам нужно, чтоб он был сильный, — снова пробубнил старческий голос.

— Я сильный. — Корджи поиграл мышцами на публику.

— Он сильный, — добавил я, не считая нужным пояснять очевидное.

— Он и правда сильный, деда, — восторженно воскликнула впечатленная таким действом Виола.

Но старикашку было не пронять.

— А он сможет доказать нам, что он и есть тот самый-самый, и что он не погибнет, защищая нашу деревню?

Корджи пожал плечами и с надеждой посмотрел на меня. В ответ я так же пожал плечами и задумчиво почесал щетинистый подбородок. Во дела! Приехали в деревню, чтобы совершить благое дело, и на тебе. Бред какой-то.

Да, незадача. Я призадумался. Конечно, можно было бы схватиться с этим Лютым и за так, задарма. Но пятьдесят серебряных монет... Двадцать серебрушек это месячный доход деревенского ремесленника средней руки. Десять монет — доход у фермера. Что уж говорить про значимость пятидесяти монет для нашего, юного брата?

Доказывать надо. Да только как? Если бы просто нужно было подтвердить, что Корджи сильный, то нет проблем — дали бы ему в руки кочергу или подкову — пусть сгибает. Он здоровый. Он согнет. Доказать, что ловкий? Не вопрос — я бы тогда тоже что-нибудь придумал. Ну а как доказать, что он смелый? Не в чулане же его на ночь одного оставлять? Да и как доказать, что он не просто смелый, ловкий и сильный, а тот "самый-самый"? Если все сделаем, а старикан упрется рогом и скажет — не тот? Н-да..

Так я думал, развалившись в кровати — благодарный старейшина разрешил нам переночевать в его покоях. Переночевать-то разрешил, но и дал нам время до завтрашнего полудня. Или, говорит, докажите, или, как говорится, в гостях хорошо, да пора и честь знать. Вот и лежу, думу думаю, потому как на Корджи в этом вопросе совершенно надежды нет.

Но минул час, другой, вот уже полночный месяц заглянул в окошко, а достойного ответа у меня так и не было.

— Вот если бы повадился в деревню другой разбойник, размахом помельче, или монстр какой, тогда другое дело, — размышлял я тоскливо. — Позвали бы Корджи, он его укокошил, и всех делов. Вот вам смелость, ловкость и сила. Все три в одном. Получите, так сказать и распишитесь... в контракте. Но ведь разбойника или монстра по заказу никак не вызовешь.

Я тяжело вздохнул и перевернулся на другой бок, но последняя мысль никак не желала давать мне покоя. Я основательно призадумался, пораскинул мозгами... и придумал.

— Разбойника — нет. А вот монстра...

И уже через несколько мгновений, победно ухмыляясь, я нырнул в темноту прохладной ночи.

* * *

— Эй, открывайте! — громко крикнул я и снова застучал в широкую дверь мясной лавки. Я очень надеялся, что это лавка именно мясная, поскольку над входом в нее висела большая вывеска в форме поросячьей головы.

Конечно, открыли мне далеко не сразу.

— Какого харка! — наконец пробасил изнутри заспанный, и оттого весьма сердитый голос. — Кого, во имя Старших Богов, принесло ко мне на ночь глядя?

Я не стал представляться.

— Я по поручению старосты Венитария! — Шум изнутри значительно поутих. Послышался скрежет сдвигаемого засова, и в приоткрывшуюся щель на меня глянула пара недоверчивых серых глаз, окаймленная густой кудрявой бородой.

— Я тебя не знаю, — ворчливо заявил хозяин бороды.

— Зато меня знает ваш староста, — многозначительно заявил я. — Впрочем, это не суть важно. Важно другое — нам со старостой нужна свиная туша. Для дела нужна.

— Свиная туша? — ошалело переспросил ничего не понимающий бородач. Я его понимал — на дворе за полночь, он видит сладкий третий сон, и тут бац — неожиданный гость с не менее неожиданной просьбой: дайте ему, мол, свиную тушу. Да я бы и сам решил спросонья, что это просто новый сон.

— Да, свиная туша, — заявил я самым серьезным тоном. — Фунтов на четыреста (фунт веса — 0,450 кг). И желательно не очищенную, с неснятой кожей.

— Необработанную свиную тушу фунтов на четыреста? — Человек что-то быстро посчитал в уме. — Есть у меня такая. Обойдется в шесть серебряных монет.

— Побойся богов, скупердяй, — возмутился я. — Беру так много одним махом. И еще по поручению старосты.

— Хорошо-хорошо, — быстро пошел на понятную делец. — Пять серебряных монет. Но это ж опять же, смотря сколько завесит.

— Хорошо, — согласился и я. — А еще мне нужны свиные ребра. Без мяса, одни кости.

— Но зачем, — попытался было разобраться торгаш, но я не дал ему опомниться.

— И еще мне нужно полведра свежей крови. И тонкой бечёвки. А еще... еще тачка нужна.

— А тачка-то зачем? — все еще недоумевал торгаш.

— А на чем это я все потащу? На своих плечах, что ли?

Мужчина поразмыслил и кивнул. На этот раз уже куда увереннее — очевидно, сон с него уже сошел. Лавочник-торгаш, однако.

— Достанем, достанем, — закивал бородач. — Только для начала деньги в щелку покажь.

Я показал — благо, были с собой. Хозяин лавки что-то крикнул кому-то в доме. Тяжелые дубовые двери распахнулись, и вслед за крепким дородным мужчиной из дома появилось несколько слуг.

— Что ж, пошли в погреб, торопыга.

* * *

Расплатившись, я не без труда поволок тяжелую тачку за пределы деревни. Нашел небольшой лесок, широкий пень, разгрузился и принялся за работу.

Если бы кому-то из сельчан захотелось пройтись за околицу, то, голову даю на отсечение — увиденное его бы жутко перепугало. Еще бы! Каково лицезреть, как я раскладываю на широком пне огромную свиную тушу, как вырисовываю вокруг нее на земле магические круги — и не простым мелом, а настоящим, заговоренным. Как достаю магические свечи — черные, особой формы. Как расставляю их по окружности... Действительно — весело не покажется никому: черной-черной ночью черная-черная туша меж черных-черных свечей. Как тут не подумать про черный-чер... тьфу, про черный ритуал?

Да-да, все верно. Когда я заявляю, что мой отец, мать, брат и я, настоящие волшебники, то я говорю чистую правду. Вот только забываю добавить одну малюсенькую деталь, что мы — некроманты.

Верно — к чему посторонним об этом знать? Некромантов-то в наших краях не жалуют — по Закону, уличенного в темном колдовстве некроманта сразу бросают в объятия костра.

И потому у нашей семьи все здесь так непросто. Да — у всех у нас Темный Дар — способность к освоению некромантии. Но на людях мы ведем себя, как обычные Светлые Волшебники: назначаем целебные мази на основе волшебных растений, да продаем всевозможные амулеты — от страха, от беды да от людского сглаза. И посему называем мы себя тоже Светлыми. А почему нет? Людям помогаем? Помогаем. Зла не делаем? Нет, не делаем. Ну а чем мы занимаемся в свободное время от добрых дел, так это уже наше, сугубо некромантское, дело. Нет — к некромантии нас, конечно, никто не принуждает. Но Темный Дар это великая сила. А силу, как и другие умения, нужно развивать.

Что мы и делаем... подальше от пытливого людского глаза.

Вспоминая об этом, я усмехнулся, зажег свечи и начал читать заклинание, дополнительно совершая пассы руками.

И приготовился ждать. Долго ждать.

То, что колдовство получилось, я узнал, когда увидел, как в мертвых глазах остывшего трупа разгорается мрачный, кроваво-красный уголек псевдожизни. Вот и отлично. Значит, память меня не подвела, и постоянные тренировки на кладбищах сделали свое дело.

Но радоваться было рано. Пока воскрешенная тварь окончательно не "ожила", я выхватил свой ритуальный кинжал-азаман, сделал длинный разрез на подушечке левого указательного пальца и принялся торопливо сцеживать в специальную чашу кровь. Много, много крови. Потом достал принадлежности для нанесения рун, и пока она не остыла, принялся рисовать. Часть своей кровушки я потратил, старательно вырисовывая руну подчинения на макушке лежащей хрюшки, а вторую, большую ее часть — дал испить лежащей твари. Да, теперь уже не трупа, а твари. Своей твари — после ритуала свино-зомби превратился из неуправляемой твари в зверушку, послушную воле своего хозяину. Зверюшку, послушную моей воле.

— Эй, ты, — обратился я к круглобокому телу, несмело пытающемуся встать с широкого дубового пня. — И как ты прикажешь себя называть? Зомби-хряк? Зомби-свин? Зомби-кабан? Или зомби-кабанюшка?

Клыкастый зомби сверкнул угольками красных глаз и ничего не ответил. Я осторожно проверил новоиспеченного монстра на управляемость, мысленно подавая разнообразные команды. Я был несколько озадачен — я не только не знал, как называть такое чудовище. Харк — да я никогда не создавал зомби, больше обычного кота. А тут целый четырёхсотфунтовый подопечный! И как мне с таким управляться?

Но мои знания меня не подвели, и все заклинания сработали как надо. Разве что крови для ритуала понадобилось значительно больше, чем для поднятия кота. Но жертва моя окупилась с торицей.

— Что ж, приятель — должен признать, что ты получился на редкость удачным, — уверенно заявил ему я. — Но чтобы утреннее зрелище стало еще более впечатляющим, тебя придется приукрасить вот этим. — Я кивнул в сторону валяющихся рядом длинных ребер, ведра краски и бечёвки. — Так что не обессудь. Буду делать из тебя настоящего монстра. А потому — вставай, разворачивайся и терпи.

Зомби-свин неодобрительно хрюкнул, но был вынужден подчиниться.

* * *

— Спасите, помогите — чудовище!

Отчаянные крики, раздавшиеся в утреннем тумане, стали для меня долгожданной наградой. А вопить действительно было от чего: по улицам носилась, опрокидывая повозки и разбивая ограды, наикошмарнейшая тварь из тех, что увидел свет. Ростом и сложением тварь напоминала обычного кабана, но выступающие по богам тела ребра делали эту тварь еще огромнее. А ее клыки! Острые и огромные, размером с две ладони, они наводили неописуемый ужас на всех, кто увил их хотя бы мельком. А щетина, невероятно большая, густая и кустистая, какого-то кошмарно-красного, прямо-таки кровавого цвета!

Жуть, да и только! Не удивительно, что при появлении этой твари в деревне поднялся огромный переполох. Могучий зверь метался от одного двора к другому, уничтожая в яростном порыве все, что попадалось ему под руку. Вернее, под клык. Увидел телегу — телега вдребезги. Увидел колодец — колодец вдребезги. Увидел живность: кошку, курицу или собаку... Ну, как говорится — кто не успел, тот не успел, ха-ха.

Было приятно видеть, что население трех Холмов оказалось не из робкого десятка. Люди защищались, и защищались вполне умело. Через некоторое время в боках у зомби-свина задорно торчали два коротких копья, одни вилы, два мясницких ножа и даже один серп. Но, увы — мертвому зомби они были, хе-хе, словно мертвому припарка. Пораженная оружием тварь, водимая моей волей, даже и не думала останавливаться.

Когда я убедился, что ситуация в деревне стала совсем нестерпимой, я подал другу условный сигнал.

И тогда на сцену вышел герой. Нет, не так — Герой! Великий герой Корджи бесстрашно вынырнул из-за ближайшего укрытия и резво бросился на непобедимого врага.

— Ах ты тварь! — картинно выкрикнул он, впрочем, довольно ловко орудуя коротким копьем. — На тебе. Получи, получи, куча навозная. Так тебе, так!

Его храбрые возгласы никак не подействовали на монстра. Тем более что предназначались они вовсе не на него, а для забившихся по углам селян. Бравые возгласы Корджи дали понять честному люду, что ужасная тварь, наконец, встретила достойного соперника. Бой все никак не заканчивался, и осмелевший народ потянулся к месту сего захватывающего зрелища.

А зрелище действительно было еще то. Неугомонный Корджи неустанно атаковал тварь копьем, не подпуская ее для удара огромнейшими клыками. Тварь не прекращала попыток достать обнаглевшего героя, но угнаться за шустрым парнем она не могла — крепыш ловко прятался за каждым мало-мальски удобным препятствием и довольно эффектно наносил твари удар за ударом. Именно так все выглядело со стороны. А на деле это я не давал ей дорваться до друга. Но, по чести говоря, кому это, хе-хе интересно?

Так могло продолжаться до бесконечности. Но видя, что Корджи начинает потихоньку выдыхаться, и, посчитав, что сотни зрителей вполне достаточно для сотворения необходимого впечатления, я, дождавшись особо удачного удара, оборвал магическую связь со своим клыкастым подопечным. И огромная тварь, выгнувшись дугой, тут же рухнула, как подкошенная. Мир тебе, зомби-свин. Твоя жизнь была недолгой, но весьма полезной.

— Слава герою! — воскликнул я, тяжело переводя дыхание. Да, управление таким огромным зомби далось мне исключительно нелегко. Но чего не сделаешь ради душевного воскрешения друга. Как говорится — взялся за гуж...

— Слава герою! — подхватили мой клич со всех сторон. — Слава могучему победителю чудовища!!!

Не переставая воздавать хвалы и дифирамбы, новоиспечённого спасителя деревни проводили аж до самого дома старосты. Нечего и говорить, что контракт был подписан прямо после торжественного завтрака.

Что и говорить — после всего происшедшего лицо Корджи просто сияло от восторга!

— Даже не представляю, как ты все это провернул, — с восторгом заявил он, когда его отправили в деревенскую оружейную — снаряжаться для новой битвы.

— И не нужно, — насмешливо хмыкнул я. — Мои колдовские тайны это только мое дело. Ты лучше готовься к встрече со следующим противником. С тем, ради которого мы это все, собственно, и затеяли.

— Не трусь — я пробьюсь, — уверенно заявил мне приятель. — Ради Велаи! Клянусь серебряной подковой!

— Опять ты за свое, — проворчал я. Впрочем, совсем не громко.

* * *

Наш соперник не заставил себя долго ждать. В полдень в дом старосты влетел запыхавшийся мальчишка-подмастерье.

— Лютый! Он снова... пришел, — прокричал, едва отдышавшись, он.

— Где он? — только и спросил испуганный Венитарий.

— Он на рынке, — отрапортовал мальчишка. — Крушит лавку Гелера-земледельца. Зрелище скажу я вам...

Старик перевел взгляд на Корджи. Тот кивнул, быстро нацепил поверх рубахи кожаный нагрудник, натянул на голову шлем, на руки наручи.

— Я готов. Да помогут мне Старшие Боги, — заявил он как можно спокойнее, беря в руку боевой топор на длинной ручке — оружие, выбранное им для этого боя.

— Да помогут нам, — добавил я. — Я тоже иду.

Мы вышли из дома быстрым шагом, и только очутившись на улице, друг спросил:

— Гил, ты это, чего удумал-то? Ты тоже драться будешь?

Я неопределенно пожал плечами.

— Нет, я знаю, что ты довольно неплохо владеешь палицей и дубиной, — добавил Корджи. — Но тренировки со мной это дело одно, а вот бой с врагом это дело другое.

— Да не собираюсь я драться, — ответил я. — Но и оставлять тебя одного я тоже не намерен.

— Хочешь помочь мне магией? — попытался догадаться друг.

Я снова неопределенно пожал плечами. Хотел бы, да как помочь? Скелета или зомби на помощь поднять? Духа или призрака вызвать? Мне, посреди народа? Ха-ха три раза — меня за такое этот же народ да на тряпки порвет.

— Не трусь, дружище, — успокоил меня крепыш. — Справлюсь я и без твоей поддержки. Еще не родился на свет такой боец, с которым я не смог бы справиться. — Мы завернули за очередной плетень. Впереди отчетливо послышался шум и грохот. Корджи поежился.

— Ну, а если чего пойдет не так... вдруг, — с огромной неохотой добавил он, — то ты, это, постарайся все сделать так... В общем, герой у нас сегодня я, а не ты. Ты понял?

— Я понял, Кор, — ответил я и саркастически улыбнулся — наш Корджи был в своем репертуаре: самовлюбленный и жадный до славы. А значит, спокойный. И готовый к сражению.

Еще мгновенье — и мы выскочили на рынок. Я оглянулся, пригляделся. М-да...

Местный базар скорее напоминал поле боя, чем место торговли. Часть лотков была разрушена, часть повалена. Товар: яйца, початки кукурузы, картошка, тыквы — лежали на земле, либо смешанные с грязью, либо растоптанные в кашу. Повсюду валялись разорванные корзины, обломки кувшинов и горшков, доски, веревки, куски от палаток. Я озадаченно покачал головой — кто бы тут ни похозяйничал, он постарался не хуже, чем мой зомби-свин. Но мой помощник-то — монстр. А здесь...

— Что за человек сотворил такое? — удивился я, разглядывая поле побоища. И тут я увидел, кто это был.

Увидел... и отступил на шаг. Это....это...

Как в двух словах описать увиденное? Ну, если Корджи у нас крепыш, то этот человек казался просто гигантом. Если Корджи — здоровенный кабан, то разбойник — огромный бык. Если Корджи холм, то это — гора. Ели Кор — ветер, то тот — ураган. Злобный, крушащий все на своем пути ураган. Не удивительно, что местные люди его так боялись.

Корджи смотрел на своего будущего противника молча. Оглядел широченные плечи, короткий нагрудник, могучий торс. Воздал должное огромной дубине в могучей руке и ужасной маске с клыками на лице. Оценил... и только покрепче схватился за свой топор. Я услышал, как скрипнули зубы друга.

— Кор, слушай, — заявил я встревоженно. — Может это... не надо?

Но крепыш только молча покачал головой.

— Надо Гилберт, надо. Я потерял любовь всей своей жизни. Что мне еще терять? — мрачно заявил он. — Иди, прячься. А я тут ...

Меня не пришлось упрашивать дважды — я занял место за ближайшим уцелевшим лотком — как подсказал мне мой нос, лотком со специями.

И тут я услышал, как Корджи воскликнул:

— Эй, поганец! Я к тебе обращаюсь!

Гигант услышал его не сразу. Взмахнув своей огромной дубиной, он нанес ещё несколько ударов по почти расколошмаченной рыбной лавке.

— Вот вам. Вот вам за все, — прорычал он, когда от лавки совсем ничего не осталось. — Заслужили, гады. Так вам и надо.

Корджи пришлось повторить свой призыв.

— Эй, Лютый, — выкрикнул он натужно — Это же ты Лютый? Или ты не только лютый, я еще и глухой?

Здоровенный детина наконец обернулся.

— Это ты мне? — ошалел от такой наглости он.

— Тебе-тебе, — недобро ухмыльнулся мой друг. — Хватит громить беззащитный добрый люд. Может. Померяешься силой с более достойным соперником?

Лютый зашипел.

— Ты их защищать удумал? Беззащитный добрый люд? — возмущённо прохрипел он. — Что ж — тогда держись! — И Лютый с ревом бросился на врага.

И грянул бой.

Крепыш против великана, топор против дубины, отчаянная храбрость против дикой необузданной силы — мой друг против лиходея и разрушителя. Дзинь, гряк, бамс. Дзинь, гряк, бамс. Я с тревогой, и вместе с тем с великим нетерпением, наблюдал за битвой из безопасного места.

Лютый бил свирепо и без сожаленья. Друг отбивался стойко и очень умело. Это и не удивительно, ведь старший дядя у Корджи — воин. И естественно, племянник получил от своего родственника пару десятков уроков.

— Куча конского навоза! — рыкнул громила и нанес стремительный удар дубиной слева.

— Калека безрукая, — не остался в долгу крепыш, и умело блокировал удар топором.

— Кобыла недоделанная! — рявкнул гигант и нанес удар уже справа.

— Мех погрызанный, — отозвался Корджи, уходя из-под удара в сторону.

— Ты покойник, — проревел разбойник.

— А ты отстойник, — хохотнул герой, переходя в наступление.

А затем снова пошло обычное: дзинь, гряк, бамс. Дзинь, гряк, бамс.

Словесная перепалка двух бойцов меня забавляла, но чем дольше длилось сражение, тем сильнее я хмурился — я видел, что друг постепенно теряет силы, когда как бугай, казалось, совершенно не уставал, а даже наоборот, все больше набирался сил от драки. Да и топор Корджи, хоть и попал несколько раз по чужому доспеху, не смог нанести врагу сколько-нибудь серьезных ран. Так, одни порезы.

Вскоре это стал понимать и Корджи.

— Гил, — крикнул он, оказавшись поблизости от моего укрытия. — Можешь помочь?

— А чем? — воскликнул я, внутренне молясь, чтобы лютый зверь не обратил на меня своего внимания.

— Да хоть чем! — хмуро ответил он и снова перешел в наступление.

Дзинь, гряк, бамс. Дзинь, хрусь, бамс.

А чем я мог помочь? Сразиться вместе? Да, я неплохо владею палицей. Но куда мне против такого человека-горы. Магией? А чем? Ну не духов же призывать на глазах у того же Корджи и сотни-другой зевак. Тогда меня мигом потащат на костер за такие некромантские штучки. Воспользоваться не некромагией, а магическими заклятьями, основанными на силе? Как в тот раз, на кладбище? Нет, тоже опасно — вдруг кто-то опознает в них темную магию? Да и потом — заклинания нужно метать, а как мне попасть по таким хаотически передвигающимся мишеням? Не ровен час и Корджи задеть можно. Ну и что же мне тогда остается? Камни швырять? Рожи корчить? Язык показывать?

Нет, я совершенно ничего не мог предпринять. Ничего. Я сердито шмыгнул носом. Ничего. Ничего? Хотя, погодите минуточку...

Я снова взглянул на сражающихся. Лютый атаковал, Корджи защищался. Удар сверху — отскок. Удар кулаком справа — уворот. Удар по ногам — блок. Бах, дзинь, бамс. Дзинь, хрусь, бамс. Где-то недалеко закукарекал петух.

Мой нос снова привел меня в чувство, и я торопливо оглядел лоток с товаром. Пряности. Я осмотрел двенадцать расставленных чаш, на взгляд определил соль, тмин, лавровый лист и горчицу. На запах — мяту, перец и чеснок. Увидел бутылочки с яблочным уксусом. Нахмурился. Улыбнулся. Осклабился — теперь я знал, что же мне нужно делать.

Я быстро притянул к себе чаши с перцем, солью и чесноком и, стараясь не дышать, осторожно ссыпал все в одну посудину. Потянулся за бутылочкой с уксусом, схватил, притянул к себе. Открыл, принюхался, скривился, и осторожно влил мутноватую жидкость в полученную смесь. В нос шибанул характерный дух. Оглянувшись, схватил с земли кусок грязной ткани, бывший когда-то пологом торговой палатки, осторожно и тщательно вымочил его в полученной мешанине, а затем, улучив момент, кинул эту тряпку под ноги другу.

— Кор! — кликнул я, дабы привлечь его внимание.

— Чего! — отозвался он, с большим трудом переводя дыханье. — Вместо того чтобы кричать, ты бы лучше мне магией помог, — возмутился он.

Я осторожно выглянул из-за края своего укрытия, стараясь держать пропахшие смесью руки как можно дальше от собственного носа.

— А я и помогаю, — откликнулся я. — Тряпку у ног видишь?

— Вижу, — через мгновенье отозвался друг, с шумом отразив еще один удар смертоносной дубины.

— Смочи ей свой топор. Только осторожно. Смотри, чтобы на руки тебе не попало.

Пару мгновений, и Корджи быстро исполнил все сказанное.

— Это что? — спросил он, отступая на шаг к моему укрытию.

— Колдовская смесь, — тут же, без тени колебания, соврал я.

— Уж лучше бы это был яд, — хмуро проворчал друг. — Больше бы пользы было.

Я усмехнулся.

— Это, друг, кое что получше, — уверенно заявил я ему. — Главное — чтобы эта гадость попала в раны.

— И все?

— И все. — Я поощрительно улыбнулся. Прав, десять раз был прав мой отец, когда говорил мне, что великий волшебник это не только сотня-другая наработанных до рефлекторного использования заклинаний, а еще и пара-тройка извилин. Что мы сейчас и докажем... снова.

— Ну, раз ты так сказал... — И Корджи с новыми силами наскочил на Лютого, который мрачно с нескрываемым недовольством пытался прислушаться к нашей беседе.

— Что бы твой друг ни придумал, это тебе не поможет, — проревел он, начав очередной смертоносный выпад. — Сначала я разобью тебе все кости, а потом и ему.

— Береги дыхание, голь перекатная, — насмешливо заявил крепыш и удачным выпадом рассек великану бок.

— Смердящий теленок! — закричал великан в ответ.

— Дубина стоеросовая! — отозвался Корджи и нанес здоровиле второй удар.

— Овечья отрыжка! — завопила вражина, схватившись за бок. — Вот я тебя...

— Руки коротки, — захохотал друг, уходя от новой серии ударов, каждый из которых наверняка мог бы стать последним.

К счастью, мое средство начало действовать. Лютый внезапно завыл и принялся хвататься за свежие порезы. Корджи многозначительно помахал перед ним сверкающим лезвием и с удвоенной энергией бросился в бой. Лютый отступил на шаг, на два, завыл от боли и принялся истерически чесаться, пытаясь успокоить зудящие раны. Но унять зуд и одновременно защититься от града ударов было совершенно невозможно. И он понял это. Понял, что проиграл.

— Будьте вы все прокляты, — истошно завопил он и помчался вон из деревни. Да так, что аж засверкали пятки!

Я услышал, как вокруг меня кто-то громко зааплодировал. Я обернулся. Мама родная, да вокруг нас уже собралась половина деревни! И где они только прятались, пока Кор сражался?

Следом за всеми появился и Венитарий.

— Мои поздравленья! Мои поздравленья! — кричал он с великой радостью. — Такая победа, такая победа. Слава Старшим Богам. До сих пор никому из нас не удавалось даже остановить этого разбойника, не то, чтобы прогнать его из деревни. Мои поздравленья! Мои поздравленья!

Благодарные зрители снова аплодировали.

— Слава герою! Герою слава! — громко скандировали они. — Слава великому победителю Лютого!

Когда крики и шум слегка поутихли, староста смог подойти к нам поближе.

— Браво. Великолепная победа, — еще раз поблагодарил он Корджи. — А последние удары это вообще нечто необычное. Как этот вражина от них завыл!

Корджи улыбнулся. Я скромно промолчал.

— Мы же обещали, — важно ответил друг и красуюсь, оперся на топор.

— Но, — Венитарий несколько смутился, — ты же помнишь, что по контракту ты должен его или обезвредить или убить. Так что, как по моему измышлению, пока ты сделал свое дело только наполовину.

Корджи озадаченно посмотрел на меня.

— Мы согласны с этим, — понимающе кивнул я. — Мы добьем Лютого. Только скажите — есть ли у восточного края деревни, куда убежал этот Лютый, ручей?

— Есть недалеко. А зачем это вам? — изумился старик.

Я не стал открывать ему всех подробностей.

— Хорошо. Там мы его и найдем, — только и ответил я.

— Находите, — примирительно заявил старикан. — Принесите нам его голову или его оружие и доспехи как доказательство того, что разбойник уже не вернется.

— Принесем, — согласился за друга я. Корджи подозрительно поглядел на меня, но благоразумно промолчал.

— И тогда я посчитаю контракт исполненным и закачу такой пир, какого в нашей деревне никто не видел! — заявил напоследок старик.

— Пир? Это мы не пропустим — уверенно воскликнул свежеиспечённый деревенский герой. Ну а что я? Я — только "за".

* * *

— А ты уверен, что мы найдем его? — в который раз проворчал мой друг.

— Найдем, — уверенно отозвался я. — Найдем ручей, найдем и Лютого.

— А при чем тут ручей? — продолжал удивляться друг.

— При всем, — загадочно улыбаясь, ответил я.

Лютого мы нашли после недолгих, но усердных поисков, как раз возле того ручья, о котором нам рассказывал Венитарий. Подобравшись ближе, мы увидели сквозь густые прибрежные кусты, как гроза деревни Трех Холмов промывает раны, жутко при этом ругаясь от боли.

— Что за гадость ты тогда мне дал? — прошептал Корджи, видя, как Лютый то и дело дергается от разрывающей боли.

— Это не важно, — отмахнулся я. — Скажу просто — эта смесь не смертельная, но ужасно едкая и болючая. И естественно, что, первым делом, куда ломанулся Лютый, был ручей. Он же не дурак. Так я его и нашел, — пояснил я.

Мы снова оглядели грозу деревни. Лютый стоял в воде по колено, но этот раз на нем не было ни его доспехов, ни его маски, и потому мы смогли разглядеть его более обстоятельно.

— Ну и здоровый же бык, — в который раз покачал я головой.

— А лицо? Лицо ты его видел? — перебил крепыш. — Да ему же... Ему же всего лет двадцать, не больше!

Я внимательно всмотрелся в его лицо. Обычное простое лицо фермерского или крестьянского сынка. Грубое, загорелое, обветренное. Длинные, нечёсаные, черные, как смоль волосы, спадающие до груди. Увидел бы такого на площади — ни в жизнь бы не подумал, что передо мной грабитель и разбойник. Чересчур здоровый и крепкий — это да. А по всему остальному....

— Как то не похож он на страшного монстра, — выразил я вслух свои сомненья.

— Согласен, — бесстрастно отозвался Корджи. — Но это дело нужно закончить.

Я обрадовался — стало очевидно, что жар сражения потихоньку латал разбитое сердце. Никакого там " ради Велаи" или "мне больше нечего терять" — Корджи явно пошел на поправку.

— Точно, — согласился я. — Сейчас Лютый без шлема и без панциря. Самое время. Вперед.

Зарычав, словно дикий зверь, Корджи выскочил из кустов и понесся к ничего не подозревающей жертве, воинственно размахивая топором.

Но Лютый был начеку.

— Да что за напасть такая! — злобно проревел он, выскакивая из ручья и хватаясь за лежащую на берегу дубину. — Мало мне моих бед, а теперь снова вы! Вот ведь неудача.

Корджи атаковал старого врага с яростью разъяренного быка. Мне же оставалось наблюдать и обмозговывать увиденное. Бой шел яростно, но сейчас, несомненно, перевес был на стороне моего друга. Раны громилы все еще кровоточили, и к тому же, оказавшись без своих кожаных доспехов, гигант оказался куда как уязвимее.

А под конец еще и судьба сыграла с ним злую шутку — отступая, Лютый поскользнулся на мокрой траве, и, не удержав равновесия, с шумом плюхнулся на спину. Корджи мгновенно воспользовался моментом и очутился возле врага. Лезвие его оружия зависло прямо у вражеской обнаженной шеи.

— Сдавайся, Лютый! Или тебе не жить! — победоносно выкрикнул крепыш. Глаза его торжествующе сияли. Я следил за ними, затаив дыхание — уж я-то знал, что рано праздновать победу, пока дело не сделано окончательно.

Но, похоже, гигант потерял к бою всяческий интерес.

— Что за невезение, — хмуро воскликнул он и послушно отбросил свое оружие подальше в сторону. — На, победил. Доволен? — прорычал он победителю с явной досадой.

— Доволен, клянусь серебряной подковой! — заявил Корджи и отошел чуть в сторону, давай возможность побеждённому занять более удобное положение. Чем тот и воспользовался, покорно усевшись на земле. Увидев, что дело действительно сделано, и больше боя не будет, вылез из кустов и я.

— Довольны, а то как же, — отозвался я, давая понять разбойнику, что друг не один. — А что ты хотел? Нечего было народ обижать да имущество портить.

Великан проигнорировал мои слова, обратившись к Корджи.

— Давай, выполняй свой долг, — проворчал он покорно. Тот не спешил, несколько сконфуженный столь быстрым финалом.

— Ну чего же ты? — холодно бросил ему Лютый. — Что, ты тоже хочешь меня помучить?

Корджи замер, не зная, что и сказать.

— Давай, валяй — режь меня. Мне уже все равно: моя жизнь потеряла смысл после того, как она отказала мне в любви. Потому давай, руби. Так даже лучше будет.

Корджи отступил еще на шаг, задумался, а потом вопросительно посмотрел на меня. А что я? Я молчок. Хотя, я в любом случае не сторонник рубить с плеча. И почему-то мне казалось, что сейчас именно такой случай.

— Слушай, Лютый, — осторожно спросил я сидящего у ручья громилу. — Тебя как на самом деле зовут?

— Ван, — хмуро ответил он. — А что?

— Ну как расскажи нам, кто это там отказал тебе в любви? И вообще — с чего это ты вообще разбойником заделался?

Бугай мрачно уставился на свои ноги, словно увидел их в первый раз и оказался замеченным жутко недоволен. Но затем, с большой неохотой, заговорил.

* * *

История Вана оказалось нехитрой.

— Да, понимаете.... — ужасно смущаясь, начал он. — Сам я родом из этой же деревни. Из Трех Холмов.

— Ну да? — удивился я.

— Вот так так, — изумился и Корджи.

— И, это, мне очень нравилась, э, одна наша... девица, — нерешительно продолжил он, неловко пододвигая под себя ноги.

— Красивая? — понимающе вопросил Корджи.

— Красивая. Красивая, как жеребенок.— На лице у гиганта засияла улыбка. — Глаза у нее такие большие, зеленые. Волосы черные, как грива у лошади. На мои похожие. А какая коса...

Мой друг одобряюще закивал головой.

— А по характеру она какова? — не удержался, чтоб не вклиниться, я. — Небось, язва была, каких свет не видел?

— Да нет. Она, э, милая и добрая... Ну, это, так мне сперва казалось, до того как она... — Казалось, великан готов расплакаться. Вот это да!

— Так что же случилось? — нетерпеливо стал подталкивать к продолженью Корджи.

— Ну, это, — продолжал запинаться тот, — каждый раз, когда я ее видел, мое сердце так и пело от радости. Когда я видел ее в толпе, она была как... роза на поле сорняков. А голос ее такой, ну, такой... словно пение соловья... — мечтательно протянул гигант и тут же горестно вздохнул. К своему удивлению я заметил, что такой же вздох печали издал и Корджи.

— Я даже встретился с ней несколько раз, — неохотно добавил Ван.

— И что? — взволнованно переспросил его мой напарник.

— Сначала у нас все было просто замечательно, — вдохновенно воскликнул гигант. — Мы гуляли по лесу...

— Встречались под луной, — печально добавил Корджи, явно думая о чем-то своем.

— Вместе ходили в гости...

— Проводили совместные ужины, — вновь прошептал мой друг.

— Я покупал ей маленькие подарки...

— А она тебе...

Они оба одновременно вздохнули. То еще зрелище, должен заметить.

— После этих встреч я осмелился написать письмо своей любимой, — продолжил Ван. — Любовное письмо. Но она... Она вернула мое письмо вместе со своим, в котором она написала... — Он не сдержался и закрыл лицо руками, — что она бросает меня. — И тут он истошно зарыдал.

Ну, и что тут скажешь?

— Выходит, ты получил от ворот поворот? — осторожно подытожил я. О боги, кажется, что-то подобное я уже слышал, и, причем совсем недавно.

— Угу, — хмуро ответил он.

— Окончательно и бесповоротно? — снова уточнил я.

— Ага, — словно эхо, отозвался тот.

— А она хоть написала тебе, почему? — с каким-то странным тоном в голосе вопросил его Корджи.

— Как бы... нет. Или да. Словом, я так ничего и не понял. Она... она написала, что я подлец, что я грубиян, и она больше не хочет иметь со мной ничего общего.

Я печально покачал головой. Что ж, бывает и такое. Бывает? Черепа да кости! Похоже, это бывает не так уж и редко! Точнее — гораздо чаще, чем ему бы следовало.

Не успел я поделиться этой мыслью со своим спутником, как к своему удивлению увидел его сидящим рядом с Ваном. И мало того — оба парня рыдали друг перед другом навзрыд!

— Ох, парни — мое сердце было разбито! — простонал великан, пуская из глаз реки солёных слез. Немного выплакавшись, он продолжил сие печальное повествование. — Окаянное письмо, будь оно проклято. После него я три дня ходил, словно больной. — Он в который раз тяжело вздохнул. — А еще мои друзья и соседи... — Ван умолк, не зная, стоит ли выдавать нам еще одну тайну.

— Так что там соседи? — поднажал я с нескрываемым интересом.

— Да это... Ну, в общем, мои друзья, или, скажем, те, кого я раньше считал своими друзьями, узнав от меня о ее ответе, стали надо мною смеяться. Твари, — рыкнул он, но вмиг успокоился. — Все стали говорить на один манер, что, мол, у меня, у сына скотника, ничего и не могло с ней сложиться. — Ван по-простецки шмыгнул носом. — Вот я тогда и удумал — нашел доспехи, дубину, надел какую-то старую маску и стал крушить. Сначала — дома и лавки своих лжедрузей. Потом — соседей, что так же надо мной смеялись. Потом — всех подряд, — с неохотой признался парень и тут же добавил: — Да, я знаю, это глупо — крушить все из-за утраченной любви. — Он засопел. — Сейчас вы мне скажете, что такое бывает со всеми. И что нет причин для горя. Что моя боль пройдет, и я скоро об этом забуду. Но... Но...

— Да ты что! — Искреннему возмущению Корджи не было предела. — Быть брошенным любимой девушкой, это, это... Это ТАКАЯ боль! Харк — я-то прекрасно тебя понимаю, — всхлипнул крепыш, утирая с глаз потоки влаги.

— Точно-точно — боль. Ужасная боль. Без моей красавицы мне теперь... свет не мил, — продолжал убиваться Ван, содрогаясь в беззвучном рыдании.

— Без нее уже и солнце не греет, верно? — совершенно разбитым голосом вопросил его мой друг.

— Да-да, — соглашаясь, простонал великан. — А еще, еще я чувствую, словно я разбитый на части!

— А душа... она словно вывернута наизнанку, так?

— Да-да. Да. Совершенно верно, друг! Ты не соврал. Ты меня действительно понимаешь.

Корджи ободряюще потрепал товарища по несчастью по спине и лес снова огласили дуэт душевного стенания.

Слушая эти душещипательные и ушискручивающие серенады, мне оставалось лишь только в страхе схватиться за голову. Вот незадача! И надо же было, чтобы эти два одиночества встретились здесь и сейчас!

Нужно было срочно что-то предпринять нервы-то у меня не железные! И уши, вроде, кстати, тоже. Но что предпринять? Что делать? С чего начать? М-да. Надо начать сначала.

— Послушай, Ван, — осторожно спросил я, боясь попасть под руку разрушением своеобразной мужской идиллии. — А письмо этой девушки у тебя с собой?

— Нет, — с трудом прекращая стенания, печально ответил он. — Прочитав такое, я порвал ответ от злости.

— Понимаю. Ну а свое письмо ты сохранил?

— Конечно. Я, это, всегда храню его... возле самого сердца, — ответил он и через мгновение в мои руки улегся небольшой, но уже изрядно помятый и пропахший потом листик грубой бумаги.

Абсолютно ни на что не надеясь, я принялся быстро скользить по строкам. Но чем дальше я читал, тем больше поднимались мои брови от осознания ужаса сего, с позволения сказать, шедевра.

— Ван, а ты... кто тебя учил писать? — осторожно спросил я, уже догадываясь, каким будет его ответ.

— Кто-кто? Наш главный конюх, — ничуть не смущаясь, ответил тот. — Наша семья занимается те, что разводит скот. Но мы живем небогато. У нас слишком мало денег, чтобы позволить нанять для меня, э, настоящего учителя письма, понимаете? Ну а в чем, это, дело?

Я не знал, как ему ответить. И вообще, не знал, плакать мне или смеяться.

— Ван, ваш главный конюх... Как бы это тебе сказать... Конюх он, одним словом, — горько усмехнулся я. — Смотри — в своем письме слово "люблю" ты написал как слово "слюню". А слово "поздравляю" как "подряпаю". Оттого и получается у тебя невесть что: вместо "люблю навеки" — "люблю на ветке", а вместо "сделаю сам"— "сделаю срам". Ну и остальное в таком же духе. Теперь ты понимаешь, на что на самом деле похоже твое послание? И попробуй догадаться, отчего твоя девушка тебе отказала?

Юноша понял все почти сразу.

— Значит, все дело в безграмотности моего послания? — изумившись, догадался он.

— Ну... и это тоже. Словом, на всю жизнь запомни одну простую истину — у конюха нужно учиться не грамоте, а тому, как ухаживать за лошадьми. И не более того. Потому как после этого рискуешь попасть впросак, — нравоучительно заметил я.

Но парню было не до моих жемчужин.

— Значит, у меня и моей кобылки еще остались шансы постоять в одном загоне?

— Ну, после всего того, что ты натворил... — Я осадил горячего скакуна и осторожно продолжил: — К тому же, не забывай и о нас — у нас с Корджи контракт на твое, э, устранение.

При этих словах великан угрюмо поник.

И что же мне теперь надо делать? Черепа да кости!

Старательно поразмыслив, я пришел к единственно верному решению.

— Давай так, — решительно заявил я. — У нас с другом контракт на то, чтобы обезопасить деревню от разбойника Лютого. Давай договоримся так — ты выбрасываешь свои доспехи и больше никогда не изображаешь из себя разбойника и бандита. И ты возвращаешься в свою деревню, как ее истинный обитатель, сын скотника Ван.

— А как же...

— Я приношу Венитарию твою маску и доспехи и говорю, что со свирепым Лютым отныне покончено, и мы с напарником получаем свою награду.

— Но как же...

— А потом, на пиру, я узнаю у местных жителей подробности твоей любовной истории и уже на месте решу, как можно исправить ту неловкую ситуацию. Договорились, Ван?

— А... Если так, то договорились, друг! Парни — как мне повезло, что я встретил вас!

Возвращаясь в деревню, я чувствовал себя великим мудрецом. Ай да я, что решил такую проблему. Ну как не радоваться? Тут и волки сыты и овцы целы!

Но кто же знал, что все так закончится!

* * *

В доме у старосты все прошло как нельзя лучше. Увидав у нас в руках маску и доспехи Лютого, и услыхав клятвенные заверения, что этот разбойник больше не побеспокоит местных жителей, Венитарий без промедления выдал обещанную награду. А потом начался богатый пир, на котором мы с Корджи восседали в качестве почетных гостей. Еда была отменная, просто пальчики оближешь. Но что обрадовало меня больше всего, так это то, что Корджи и дочь деревенского старосты нашли друг в друге интересных... собеседников. На правах героев, нас усадили поближе к семейству старосты. И вскоре я заметил, что Корджи уже в третий раз рассказывает Виоле подробности боев с могучим врагом, а девушка по-прежнему слушает его с неослабевающим удовольствием, то и дело поглядывая на перекатывающиеся тугие мышцы. Мне оставалось лишь только нечасто поддакивать. Но я особо и не расстраивался. Контракт выполнен, деньги получены, и вдобавок, у друга прошла любовная лихорадка. Ну, разве все складывалось не чудеснейшим образом?

Да, так. Но не долго.

И тут внезапно я услышал рев. Да такой, словно его издавал раненый зверь. Гам в доме моментально утих — все присутствующие обернулись на источник звука. Конечно, на шум обернулся и я.

Черепа да кости! Вот так сюрприз — в проеме дверей застыл разгневанный Ван. Глаза его сверкали неистовой злобой, лицо парня было перекошено от ярости. Вены вздуты, кулаки сжаты — не дать не взять гневный бог воплоти, пришедший за кровавой данью. Но самое странное — он глядел на нас двоих, на меня и Корджи! С чего бы это?

— Значит, вот какая помощь мне от вас? — неистово заревел он на нас с порога.

— Да что случилось-то? — еле-еле выдавил я, абсолютно ничего не понимая. Корджи просто был нем, как камень.

— Что случилось? — вновь заревел бугай. — Вы обещали мне помочь решить дела с моей девушкой, а сами подбиваете к ней клинья! — завопил он громоподобным голосом, яростно сжимая молотоподобные кулаки.

Я застыл в растерянности. Что? Где? Кого?

— Кто? Мы? Подбиваем клинья к твоей девушке? — Я ошарашенно завертел головой, но тут же замер, словно пораженный громом — меня осенило. — Значит, дочка старосты и есть твоя...

Я не знал, смеяться мне над собой или плакать. Ай да ловкач, ай да хвастун. А самого простого, имени девушки Вана, я у самого-то Вана спросить не догадался. Ну, я и тупой осел...

А вопрос — смеяться нам или плакать, сразу сам собой отпал. Разъярённый таким подходом горе-ухажер тут же схватил в руки дверную лавку и, расталкивая гостей, с диким ревом бросился на Корджи.

Я быстро прикинул шансы и мигом принял решение.

— Корджи, в окно! — истошно крикнул я и первым показал пример. Удивительно, но когда следует убегать, я могу показывать настоящие чудеса быстроты! Через минуту мой друг вылетал в проем окна. А вот гиганту Вану снова пришлось бежать к дверям — втиснуться в отверстие окна не позволяли размеры.

Приземлились на морковных грядках, Корджи ошарашенно завращал глазами.

— Так Виола, — промолвил он с трудом.

— Та самая девушка, с которой он встречался, — кивнул я, переводя дыхание. — И которую мы пообещали ему вернуть.

— Ядреный пень, — бросил друг в сердцах. — Вот так незадача.

— И не говори, — отозвался я. — Теперь этот горемыка думает, что мы хотели его обмануть, и за это он готов смешать нас с дерьмом.

— Да я вижу, — хмыкнул напарник. — Хоть и неприлично вот так сбегать от девушки, но, положа руку на сердце, я должен признать, что, без хороших доспехов и оружия против этого увальня у меня просто нет шансов.

— Особенно, когда он в таком гневе, — добавил я. — Тогда — бежим, от беды подальше?

— А что б его так через так. Бежим, — согласился друг.

И вовремя — из дверей дома выскочил разъяренный Ван все с той же дубовой лавкой.

-Убью! — заревел он и тут же бросился за нами сквозь огород. Тыквы и баклажаны обиженно захлюпали под его могучими ступнями. Но мы уже дали деру.

Мы летели вдоль домов и оград, словно две пущенные стрелы. Летели, как соколы, косули или лани. Летели без передышки. Но к моему удивлению, даже отягощенный столь нелегкой ношей, преследователь не отставал. Мы даже выбежали за переделы деревни, в надежде увидеть, что Ван отстанет. Но не тут-то было — увидав, что добыча готова улизнуть, разъяренный гигант лишь удвоил усилия.

Скоро он начал нас настигать.

— Псы смердящие, кобылы безродные! Сейчас ваша смерть придет! — заорал он, приблизившись к нам на расстояние крика.

Мы не на шутку забеспокоились.

— Поднажми, — прокричал мне напарник.

Да куда там.

Впереди показались очертанья деревенского кладбища.

— Туда! — воскликнул я и указал направление рукой.

Корджи заартачится.

— Туда? Это же кладбище! — испуганно бросил он набегу. — Там же мертвецы! А может еще и призраки. Или духи!

— Мертвецы, — презрительно фыркнул я, хотя на бегу это сделать оказалось не просто. — Если мы сейчас что-нибудь не придумаем, то сами можем стать мертвецами.

Довод подействовал.

Мы метнулись в сторону открытых ворот погоста. Я не просто так свернул на кладбище. Я искал склеп — открытый и с крепкими дверями, в котором мы могли бы спрятаться и подождать, пока озлобленный гигант успокоится и уйдет. Такой склеп нашелся почти сразу — мы нырнули в его темный проем и мигом подперли двери. Я оглянулся — маленькая пыльная неосвещенная комнатка с узкими окнами под потолком. Отлично — мы нашли, что нужно. И вовремя — через некоторое время снаружи посыпался град ударов — как оказалось, Ван нисколько не побоялся пойти за нами на кладбище. Вот же неустрашимая скотина!

Мы прижалась к дверям еще сильней, стараясь удержать их на месте.

— Псы поганые! Навоз смердючий! — психовал гигант снаружи. — Выходите сюда! Иначе я вам все кости переломаю!

— Ван, мы не знали, что Виола и есть твоя девушка! — принялся клятвенно заверять я его через дверь. Но распалившему преследователю было не до слов.

— Все вы знали. Все вы знали! — ревел он, не переставая молотить по дверям чем-то тяжелым. — Вы такие же, как они. Такие же! Твари. Твари! Твари!!! — разъярялся он. — Вы только то и умеете, как глумиться над разбитым сердцем! Убью, убью гадов! — На двери склепа обрушилась череда новых ударов, и от двери донесся предательский треск.

Тут уже стало не до шуток — было ясно, что ярость Вана не утихнет, пока он не изольет ее на головы своих врагов. На наши головы. И что тяжелые двери склепа нам не помогут.

Значит, быть беде.

Я это понимал. Понимал и Корджи.

— Гил, сделай что-нибудь! — прокричал мой друг в отчаянии.

— А чего я-то? — искренне возмутился я. — Это ты у нас мастер по части силы! Вот иди и покажи ему, что он не прав.

— Сила тут не поможет, — перекрикивая очередной удар, резонно ответил приятель. — Он в ярости, а я без оружия.

— Так ты хочешь, чтобы вышел я? — Моему возмущению не было предела.

— Так ты же у нас колдун! — отозвался Корджи. — Ты помог мне победить его в прошлый раз. Победи и в этот.

Ну что тут сказать? Да, я колдун. Да что пользы нам от моего колдовства? Заклятья, основанные на моей магической силе, нам не помогут — они не умеют проникать сквозь стены, а чтобы открыть дверь и речи быть не могло. Заклинания, основанные на моем магическом даре, на некромантии, здесь тоже не годились. Вернее, они подходили, и очень даже. Но наколдовывать их слишком уж долго. Да и к тому же — если Корджи увидит, что именно я творю, он первый меня и прикончит... Или откроет дверь и прикончит меня вместе с Ваном. Тут без вариантов.

Но ведь должен же быть какой-нибудь выход!

Хоть какой-то?

Хоть какой...

Озарение пришло внезапно. Да — идея была бредовой. Но на безрыбье, как говорится, и гусь за корову сойдет.

Я решительно повернулся к Корджи.

— Кор, — осторожно, подбирая каждое слово и каждую интонацию, начал я. — У меня есть одна идея.

— Так не тяни, — прорычал друг, прилагая к защите последние силы.

— Но боюсь, она тебе не понравится, — снова осторожно заявил я.

— Мне не нравится единственная идея — оказаться глаз на глаз с этим влюбленным сумасшедшим, — рявкнул друг и повернул ко мне голову. — Что за идея?

— Я хочу сделать... иллюзию, — начал я плести опасную игру. — Сделать... обманку. Картинку. Понимаешь?

— Картинку? Это я понимаю. Но почему это не должно мне нравиться? — удивился Корджи.

Я пояснил.

— Я хочу сделать картинку... призрака. — Корджи в момент передернуло. — Нет, я не хочу вызывать настоящего призрака. Я хочу сотворить только его иллюзию. Ну, образ. Понимаешь?

Корджи понял и кивнул — что ж тут не понятного? Что такое иллюзия, он понимал. Но тут же уточнил:

— А нельзя ли тебе сделать какую-то другую... картинку? — сказал он твердо, но я отчетливо различил в его глазах страх. — Я, конечно, понимаю, зачем это тебе... нам. Но мы с тобой как раз на кладбище, в мире мертвых. Мне и так тут не по себе. А ты предлагаешь такое! А вдруг местные духи, ну, обидятся, и примут твои действия за оскорбление? И зададут на по самое не хочу? — И он искоса взглянул на два гроба, угадывающиеся в полумраке у стены.

Снова раздался ужасающий грохот — Ван продолжал таранить двери склепа.

— Я, конечно же, могу сделать другую иллюзию, — наигранно легко согласился я. — Но это вряд ли отпугнёт разъяренного гиганта. А вот иллюзия призрака — наверняка. Ты же сам сказал — мы на кладбище, в мире мертвых. Тут так никому не уютно.

Корджи мучительно задрожал над выбором.

Я решил подсластить эту ложку дегтя.

— Да и, если по-умному, то первым, на кого должны обидеться, духи, должен быть Ван. Смотри, сколько шуму он тут наделал.

Я видел, что Корджи все еще не в восторге от этой идеи. Но выбирая меньшее из двух зол...

— Ладно, — процедил он после очередного удара в дверь. — Колдуй. Но ты уверен, что это безопасно?

— Уверен.— Я скривился. Уверен ли я? Конечно, нет. Призыв духов всегда дело опасное — никогда не знаешь, кто отзовется.

— Тогда — давай быстрее — один я долго не продержусь.

— Уже бегу! — Отлипнув от двери, я принялся за дело. Развернувшись спиной к двери, чтобы не дать приятелю разглядеть детали, и вынув из поясной сумки ритуальные принадлежности, я принялся совершать ритуал для призыва призрака.

К моему удивлению, ждать пришлось недолго. Напротив меня медленно стало проявляться небольшое зеленое облачко. Прошло еще время, и облако приняло образ худощавого десятилетнего мальчугана. Я обрадовался — с молодыми работать легче. Они не такие противные, как иные из "долгоживущих". И не такие требовательные к оплате.

— Тебя как зовут? — очень тихо, чтоб не услышал напарник, прошептал я.

— Билко, уважаемый некромант, — так же тихо ответил зеленоватый призрак, правильно распознав, кто перед ним.

Я оглядел его с ног до головы, но внешних признаков смерти паренька не обнаружил.

— Я в лесу потерялся, — правильно истолковав мои взгляды, ответил он. — Отстал от всех, а сам дороги назад не нашел.

Это было хорошей новостью — такой дух не станет особо привередничать. Он не жаждет мести.

— Слушай, Билко, — я взял быка за рога. — Там за дверями бесится один неприятный тип. Он мешает нам с другом выйти отсюда.

— И вижу и слышу, — отозвался насмешливо дух.

— Отлично. Ты не мог бы его хорошенько напугать? Так, чтобы он дал деру? — Я просительно посмотрел ему в "глаза" в надежде, что он понимает, о чем я прошу — вызывать другого духа было бы долго. Да и неизвестно, кто бы еще отозвался.

Но паренек понимающе кивнул.

— Конечно, могу. Я ведь какое-то время провел в темном лесу. Я там такого насмотрелся. Только вот... — Он смутился. — Я привязан к своей могиле и дальше кладбища мне ходу нет.

— А дальше и не надо, — отмахнулся я. — Главное, чтобы он отсюда сделал ноги. А как далеко, дело десятое.

— А цена? — Призрачный дух плотоядно улыбнулся, и я увидел хищный оскал, в котором было гораздо больше зубов, чем положено.

— В цене сойдемся, — пообещал я решительно.

Обговорив оплату, мы ударили по рукам... в переносном смысле слов, разумеется. Довольный дух мгновенно растаял в пыльных сумерках.

— Ну, что-там у тебя? — просипел Корджи, припадая к дверям из последних сил. Призрака, то есть, как он думал, иллюзию, он видел. Но переговоров с ним он не слышал.

— Все готово, — заверил я его. — Осталось совсем чуть-чуть.

И верно. Внезапно грохот прекратился. Через мгновенье с той стороны дверей раздался испуганный крик. Затем еще один — более громкий и весьма отчаянный. А затем мы услышали треск ветвей, топот ног и отборнейшую брань, на которую был способен испуганный сын скотовода. На всякий случай мы подождали еще некоторое время, но больше мы так ничего и не услышали — наш враг сбежал.

Я обрадовался. Но Корджи все еще было немного не по себе.

— А ты уверен, что того, что ты, э, сотворил... там уже нет? — довольно неуверенным тоном проговорил он.

— Уверен, — категорично ответил я, и смело схватился за ближайшую створку дверей. Но Корджи не спешил от них отваливаться.

— А... ты уверен, что это был не настоящий призрак? — недоверчиво, а потому настороженно переспросил он.

Я тяжело вздохнул.

— Корджи, Корджи. Ты знаешь, насколько сложно призвать призрака?

— Нет. Не знаю.

— Вот и я ... не знаю, — мигом нашелся я и внутренне выдохнул, успокаиваясь. — Вызвать призрака может лишь настоящий некромант. А мне до некроманта как до... до нашего дома, до Шти.

— Согласен, — отозвался друг и одобрительно улыбнулся.

Мы дошли до покореженных кладбищенских ворот, и мой друг неожиданно остановился.

— А ты знаешь, я почти не обижаюсь на Вана. Разбитое сердце и разбитые мечты. Это все так.... больно, — сказал он и тяжело вздохнул. — Честно говоря, я не знаю, чтобы вытворил сам, увидев свою девушку с другим. Особенно после того, как пережил такое.

В ответ я лишь молча пожал плечами. Бла, бла, бла. Чувства, чувства, чувства. Лишь в одном я был с ним согласен: разбитое сердце — наистрашнейшее зло, что может случиться с парнем. Зло, от которого даже такие настоящие парни, как Ван и Корджи, начинают вести себя, словно болтливые девчонки. Вести себя так, так... как никогда не буду вести себя я! Зуб даю!

Мы неспешно вернулись к окраине деревни и завалились на ближайший сеновал — мысль о том, чтобы ехать всю ночь по лесу, не нравилась никому из нас. А утром, вернувшись за своей телегой, мы спокойно поехали в Шти.

* * *

Доехали мы хорошо. Разве только считать неприятностью то, как Корджи изводил мои уши своим тоскливым пением.

— Я работал бы для тебя днем, как Отец-Солнце,

Я миловался бы с тобой ночами, как Отец-Месяц.

И была б ты красивой и богатой, как Мать-Земля.

Но полюбила ты, голубушка, не меня...

К полудню перед нами расстилались знакомые дома моей родной деревни.

Оставив друга на одной из развилок, я вернул телегу ее хозяину и бодро направился домой.

Каково же было мое изумление, когда у своего дома я повстречал не кого-нибудь, а свою девушку, Ангелину. Но радоваться было рано — лицо Ангелины напоминало бурю!

— Все, Гил, с меня хватит! — метая грозы и молнии, гневно заявила она. — Мне надоело такое терпеть! Между нами все кончено!

Сказать, что я был ошарашен....

— Но, солнышко, мое — почему? — только и смог выдавить я, чувствуя себя совершенно подавленным.

Казалась, Ангелина разъярилась еще больше.

— И ты еще спрашиваешь? — взорвалась она. — Сегодня ко мне прилетел голубь от подруги из Трех Холмов. И знаешь, что она написала? Она написала, что вы с Корджи зарубили какого-то бандита. А сделали вы это только потому, чтобы понравиться дочери местного старосты! — гневливо заявила она. — Нет, я, конечно, знала, что ты такой же кобель, как и все остальные парни. Но что б настолько!

Я только открыл рот от изумления — более извращенного варианта сплетни о наших подвигах я и представить себе не мог!

— Рыбка моя, все было совсем не так, — только и смог промямлить я. Но Энджи не желала слушать моих оправданий.

— Нет, я ничего не желаю слушать. Все, это конец. Конец и все тут...

Я сидел в трактире, но хмельная брага не хотела затапливать горе. И, правда — разве такое затопишь?

— Да мне без моей Энджи днем темно, как ночью,— пытался я кому-то втолковать. — Без нее меня больше не греет солнце. Я чувствую, словно я разбит на части. Нет, хуже — словно я втоптан в грязь. Словно...

Я вздрогнул, внезапно разглядев до боли знакомый стол и такую же знакомую лавку. Ну надо же! Именно здесь я слышал нечто подобное из уст своего друга. Именно здесь мой друг плакался мне, словно какая-нибудь девчонка. Тогда я думал, что он преувеличивает все свои страдания. А поди ж ты... Кто ж знал, что расставание, это и в самом деле так больно.

Нет, все-таки прав, прав был Корджи: разбитое сердце — это наистрашнейшее зло, что может случится с нами, парнями.

КОНЕЦ