Уроки ирокезского 75

Ной Кейси сидел в буфете на втором этаже ресторанчика Last Stop и ждал братьев. Вообще-то второй этаж этого заведения в поселке со странным названием "Застава номер пятьдесят семь" считался служебным, но рейнджеров пограничной службы сюда пускали без вопросов. Как и братьев Ноя — хотя младшего, Тома, сюда бы пускали и без учета того, что он был братом мастер-сержанта. Том переехал к русским еще три года назад, купив за полсотни у какого-то бывшего канадца права на брошенный дом, и по закону "О праве на возвращение в принадлежащее жителям Канады жилье" мгновенно получил и новое гражданство, и, что было важнее, работу.

Хорошую работу: русские в двухстах пятидесяти милях к северу открыли какой-то рудник по добыче битума, и Том устроился там водителем тяжелого русского грузовика, таскавшего породу из карьера к железной дороге. Но когда у него родился второй ребенок, он переехал в ближайший к границе городок и устроился на работу в пассажирскую компанию... возил людей на автобусе от Заставы в город, которому русские дали обычное для них языколомное название "Khroostall'naya Gora"— точнее, в карантинный лагерь неподалеку от города. Конечно, работать Тому теперь приходилось с семи утра и до девяти вечера — зато днем у него было три двухчасовых перерыва. А если ты автобус водишь хорошо, то на самом деле перерывы получались уже часа по три — и Том мог много чем помочь жене, так что сам он новой работе радовался. И тем более радовался, что скоро обзаведется третьим ребенком: русские почему-то сразу после рождения нового ребенка рабочим своим давали и новую квартиру, хотя, по меркам Ноя, и нынешняя — три больших комнаты и огромная кухня, которую семья Тома использовала как столовую — была весьма неплоха...

Однако Ной ждал младшего брата вовсе не для того, чтобы поговорить о семье. Том на самом деле разбирался в автомобилях. Русские же автомобили иммигрантов (если они были все же не русского изготовления) дальше "Последней остановки" не пропускали, выплачивая им — независимо от марки и состояния авто — по пять рублей за машину. По цене металлолома, причем Ной сам видел, как эти машины в мастерской позади "Последней остановки" и в самом деле разбирали на металл... но прежде чем их разбирать, разрешали рейнджерам купить любую, если понравится — за десять долларов. Золотых долларов, так что машины требовалось выбирать тщательно, чтобы не прогадать. Ной оформлял их как "купленные на территории Соединенных Штатов", что даже не было неправдой: лейтенант Гаврюшина, начальница Заставы, вывесила перед дверью в "Остановку" приказ, гласящий что на территории перед дверью мастер-сержант Кейси олицетворяет американский закон с правом экстерриториальности по отношению к американцам. А то, что он покупал у соотечественников машины не лично, а, скажем, через посредника — это законное право любого гражданина США.

К тем, кто уезжал в Россию, Ной не испытывал каких-либо отрицательных чувств. Впрочем, и положительных — тоже, ведь большинство из них вели себя как идиоты, и вовсе не потому, что уезжали. Ведь о том, что с автомобилями их не пропустят, людей предупреждали по многу раз. И, как было известно Ною, в многочисленных русских консульских отделах, и по дороге к границе — но все равно больше половины приезжали к "Остановке" на своих колесах. А ведь в Эдмонтоне старик Кларксон покупал машины по двадцать долларов, а за некоторые предлагал и тридцать! Хотя... русские бумажные доллары иммигрантам меняли на рубли весьма скудно, а серебро вообще принимали "на вес", по двадцать пять копеек за доллар — а золотом Кларксон никому не платил. Однако и при таких раскладах можно было что-то выиграть — если не спешить, но этим идиотам лишь бы побыстрее!

Однако такие идиоты помогали Ною немного подработать к своей не ахти какой уж большой зарплате рейнджера. Он увидел через окно буфета, как через ворота пограничного забора въехал тяжелый грузовик Эда — старшего брата. Эд его тоже купил у русских, вместе с хитрым прицепом, на который легко грузилось пять, а часто и шесть легковушек. В Эдмонтоне-то их дороже двадцатки и не продать, а вот в Миннесоте, куда их отвозил Эд, с них можно было получить уже минимум пять-шесть сотен дохода. Ну, если правильно машины выбрать...

Остальные рейджеры из отряда Ноя тоже часто покупали автомобили, но у них выходило по одному-два в месяц, и перегоняли их в дальние штаты с помощью родственников своим ходом. Тоже неплохой бизнес, но он давал хорошо если полсотни с машины: все же автомехаников среди рейнджеров не водилось. А покупать машин больше — непонятно как их перегонять для продажи. Так что Ной очень радовался предусмотрительности старшего брата.

Даже пять сотен с одной поездки на троих — это очень неплохо, а ведь Эд автомобили возил три раза в месяц. Конечно, Кларксон вывозил их многими десятками, но на поезде возить дорого. Да и не набрать много дорогих машин, все же в большинстве эмигранты были людьми... скажем, небогатыми, так что прибыль он получал за счет одних лишь объемов своей торговли.

Том, как всегда по понедельникам, приехал на Заставу на час раньше расписания. А пока он выбирал машины, Ной, спустившись на первый этаж, положил в кассе русского банка очередные пять золотых двадцаток на свой счет (и на счете стало на сто пятьдесят рублей больше), еще одну двадцатку он обменял на тридцать рублей и, как и всегда по понедельникам, купил коробку русских женских чулок с названием, которое Ной даже и не пытался произнести. Чулки были сшиты сверху друг с другом, и почему-то они пользовались особым спросом у американских женщин: Эд сдавал их в какой-то магазин в Миннесоте по доллару за пару. А тут он покупал их по тридцать центов — но это только за золото так дешево получалось. Серебро в магазине русские принимали по двадцать пять копеек за доллар, бумажки и мелочь вообще не брали... Том говорил, что в городе вроде и бумажные деньги переселенцам меняли, только в очень небольших количествах. Поэтому золотых монет в штате уже было и не найти, но в Миннесоте Эду удавалось ими разжиться. Точнее, автодилер, который забирал у него машины, где-то их находил...

Продавщица (симпатичная, чертовка!), протягивая Ной коробку, как всегда пошутила:

— Примеривать будете?

Ной, как это уже стало привычным, ответил:

— Не на кого, может вы мне с примеркой поможете?

У дверей хрюкнул, затихая, мотор, а зал вошли очередные... Том называл их "переселенцы" — но у него работа такая, требовалось быть вежливым. Увидев рейнджера, немолодой мужчина направился к нему, протягивая зажатые в руке паспорта.

— Это не ко мне, русские пограничники сидят вон там, за дверью...

Иногда Ной сам думал об окончательном пересечении границы: в стране дела шли неважно и с каждым днем становилось хуже. По крайней мере этих... "переселенцев" становилось все больше: Том из Заставы в лагерь делал по шесть-восемь рейсов за день. Но русские не принимали никого старше пятидесяти, а перевести деньги родителям, оставшимся в Аризоне, из России невозможно: Том уже не раз проверял. Да, пока ему удавалось скупать (понемногу, в основном сэкономив кое-что с зарплаты) у переселенцев "бумагу", ввезенную теми "сверх обменного лимита" и Эду довольно часто удавалось поменять ее на золотые двадцатки — но тут доход был скудноват: родителям, конечно, небольшая помощь от младшего сына — но это же всего лишь личное дело братьев, один из которых странным образом получил "право экстерриториальности" от русской леди. Да и с Эдом они могли подзаработать только пока Ной был начальником пограничного поста...

Пока Ной ожидал Тома, дверь к пограничникам открылась и оттуда вышла приехавшая еще утром семья. А сверху, из буфета, спустились недовольные рейнджеры: им предстояло отконвоировать неудавшихся "переселенцев" обратно в США. У русских действовал закон, который еще их император принял. О нем тоже русские всех предупреждали, но почему-то кое-кто считал, что их закон не коснется. И эти, видимо, тоже так считали... будучи южанином, Ной считал иудеев хуже негров и на месте русских поступал бы так же. Но на своем — он такую избирательность не одобрял: уж лучше бы они все уехали.

Том вернулся в зал и Ной, вздохнув, взял у него из рук "квитанцию" и пошел в кассу банка платить за очередные шесть автомобилей. Интересно, хватит ли времени накопить на давно уже приглянувшуюся ему "Акулу"? Хорошо бы: шериф, у которого трое мелких бегает, предпочитал русскую детскую одежду, которая теперь стала втрое дешевле отечественной, и он поможет оформить покупку задним числом. Но в последний раз дилер жаловался, что с огромным трудом смог найти для Эда только двадцать одного "орла"...

Безусловно, янки были просто в шоке от изменений на карте Южной Америки. И — будь у них такая возможность — они бы приложили все силы для восстановления status quo. Вот только возможности у них внезапно не оказалось.

Маршалл, как и обещал, первым же своим указом денонсировал Договор о приграничной торговле. Что было, в общем-то, разумно: в карманах "приграничных покупателей" через границу в год утекало миллионов девяносто золотом. "Приграничные" американцы тяжело вздохнули, прикидывая свои потери от таможенных пошлин на закупленные товары — но на следующее утро узнали, что никакие потери им не грозят. Вообще не грозят: начиная с пятого марта на территории Русской Канады торговля перестала принимать у янки доллары в любом виде. А на рубли их меняли только иммигрантам, причем лишь один раз и понемногу. Впрочем, и пускать на свою территорию американцев без специальных виз русские перестали.

Сама по себе приграничная торговля (точнее, отмена таковой) нанесла некоторый ущерб лишь американским "челнокам", но это было лишь наиболее заметной простому населению частью неприятностей. А часть незаметная (и гораздо более объемная) для янки оказалась гораздо более неприятной: полностью прекратились закупки американской промышленной продукции и разнообразного сырья. А это был уже очень неслабый удар ниже пояса: одна только Машка раньше закупала станков и разнообразной иной продукции миллионов на десять в месяц, а всего за год Россия приобретала в США всякого разного почти на полмиллиарда долларов. Если считать деньги не по Марксу, а рассматривать их как эквивалент вложенного труда, то без работы из-за отсутствия русских заказов остался почти миллион человек: средняя зарплата квалифицированного американского промышленного рабочего колебалась в районе пятисот шестидесяти долларов в год. Раньше колебалась, а когда стало много безработных профессионалов, зарплату оставшимся можно и сократить. Процентов на десять минимум... для начала.

Миллион — это само по себе овердофига, почти три процента заокеанских пролетариев остались без работы. Но ведь раньше-то этот миллион рабочих деньги под подушку не прятал, он на эти деньги покупал еду, одежду, за жилье платил, использовал всякий транспорт... обеспечивая тем самым работой еще два с лишним миллиона человек, поскольку первыми работу потеряли в основном самые высокооплачиваемые машиностроители. И выходило, что Маршалл одним указом лишил работы десять процентов трудящегося населения. Ну да, я ему в этом помог как мог, но тем не менее.

Но я же не могу оставить человека наедине с внезапно свалившейся ему на голову бедой! Поэтому (пользуясь преимуществами госмонополии на внешнюю торговлю) я разрешил поставки любых товаров в США исключительно за золото. Сам себе тоже создал непреодолимые трудности — чтобы Маршаллу не так обидно было, нынче-то объемы сбыта американцам русских унитазов и посуды упали практически до нуля. Но мне унитазы эти и самому пригодятся, ведь полтораста миллионов жителей России пока сидят... да, без унитазов, на корточках. А в США наступил как раз дефицит унитазов, что цену на столь необходимый товар подняло почти втрое. И если раньше рабочий (который работает) мог себе покупать унитаз хоть каждую неделю, то теперь...

Теперь цены на огромное число товаров выросли почти в полтора раза всего лишь за пару месяцев. Причем и на те, которые янки сами производили в изобилии. Вот так смешно работает капиталистическая торговля: подорожал — по совершенно объективным причинам — один, хоть самый маловостребованный, товар — и все остальные тоже дорожают, хотя никаких причин для этого вроде бы и нет. А из-за моего новведения американский рынок одномоментно лишился примерно пяти процентов всякого дешевого товара.

Цены растут, а спрос на товары, соответственно, падает. Спрос падает — и уже оптовые цены на товары, которые долго не хранятся, падают еще быстрее. К лету цена на основные виды продуктов рухнула вдвое — и половина фермеров не смогла расплатиться с банками по взятым кредитам. Чтобы хоть как-то избавиться от долгов, фермеры стали распродавать все, что не является абсолютно необходимым. Например, автомобили, трактора... Если можно купить автомобиль за сотню долларов или трактор за пару сотен, кто будет покупать машину за пятьсот или даже за триста? И тем более трактор за тысячу? Генри Форд остановил свой тракторный завод в конце августа — поскольку непроданные трактора заняли всю свободную территорию вокруг завода, а к концу сентября в США встало уже более сорока автомобильных заводов. Ну а станкостроительные заводы десятками в неделю останавливались еще с весны...

Вишенкой на американском тортике стал массовый падёж банков: ведь если кредиты не возвращаются, то у банков не оказывается денежек, которые необходимо когда-то вернуть вкладчикам. А если у вкладчиков внезапно возникает острая нужда в деньгах, поскольку зарплаты нет, а кушать хочется, то...

Хорошо быть таким умным! Как Слава Петрашкевич умным — который, собственно, всю эту схему и придумал. Качественно придумал и воплотил, ведь все предыдущие контракты с американцами на поставки всего нужного закончились в течение одного лишь февраля. И он уже приучил янки к мысли, что один контракт заканчивается, а через две-три недели (после того как продукция в России получена и проверено ее качество) заключается новый — но внезапно новый-то и не заключился! Причем Слава не поленился, каждый из контрагентов получил от него вежливое письмо со словами "спасибо за сотрудничество, и нам очень жаль, что теперь оно из-за вашего президента закончилось. Насовсем..."

"Насовсем" закончилось еще кое-что. Павел Демин к Новому году распродал остатки своих активов и благополучно перебрался домой. А Алеша Белов, продав все свои американские консервные фабрики, поток консервов с "зарубежных" рынков срочно перенаправил в Россию (ну ведь голод же!) и обосновался вместе с супругой в Перу. Перетащив при этом металлургическое производство из Австралии в Россию... и не совсем в Россию.

Ну да, домны перевезти — занятие не для слабонервных. Но если эти самые домны уже начали от старости рассыпаться, то новые взамен можно ставить в том же месте, а можно и совсем в другом. Конечно, если в другом ставить, нужно перевезти в это другое место механизмы — элеваторы, насосы и прочее добро, еще для работы пригодное — но это не очень-то и дорого. И конверторы перевезти тоже не очень сложно — как и рабочих, которые возжелали переехать вслед за заводами. Правда, таких оказалось довольно немного... но это — пока. Пока новые домны ставились на Йессо, в Косоне рядом с Пусаном, в Мукдене и Гирине. И — в новом городе "Большой Камень", поднимающемся — одновременно с домнами — на берегу одноименной бухты.

Главное, что нарастающая "великая депрессия" в Америке не позволила США вмешаться в творящееся на юге континента. Не позволила быстро вмешаться, а подписание Союзного договора поставило янки вообще в тупик. Одно дело — воевать с какой-нибудь банановой республикой, и совсем другое дело — с государством, существенно превосходящим тебя буквально во всем...

Ну что... мавр сделал свое дело мавр может уходить. После подписания Союзного договора я выступил по радио, рассказал народу о новом достижении... заодно уж сообщил, что Держава как-нибудь пару недель проживет без Канцлера потому что выборы оного состоятся в середине января. По новой Конституции, принятой единогласно Верховным Советом через час после создания СССР, канцлера будет выбирать Съезд народных депутатов. А депутаты — тоже люди, им тоже хочется попраздновать... и Старый Новый год — тоже.

Хотя официально Конституция была принята двадцать девятого, опубликована она была еще в октябре. Проект был опубликован, к которому вчера добавили пару абзацев о членстве страны в новом Союзе. И выборы депутатов тоже уже провели, из расчета один депутат на двести тысяч человек. Все равно получилось много, чуть меньше тысячи ста депутатов. Но страна-то растет!

Причем население стало расти гораздо быстрее — за счет иммиграции. Слава все же превосходный статистик, он и это смог просчитать. И заранее озаботился о постройке иммиграционных лагерей, где бегунцы из пораженной депрессией Америки срочно изучали русский язык. Три месяца — и уже владеющий Великим и Могучим экс-американец (если он обладал нужной Державе профессией) отправлялся усиливать индустриальную мощь страны. А не обладающей таковой, но русским уже владеющий, срочно профессией овладевал. За неполный год через Тихий океан переехало чуть меньше полумиллиона человек, а за следующий, по предположениям Славы, переедет еще миллион: депрессия в США лишь нарастала, а кушать хочется невзирая на национальную экономику. А так как тем же финнам даже язык учить не требовалось, то в принципе поток мог и превзойти Славины ожидания. Хотя... наверняка Слава и это учел: ведь смог же он как-то русский город Львов заселить приехавшими из Америки обратно на Родину русинами.

Впрочем, пока новые иммигранты права голоса не имели, на полную натурализацию им отводилось три года. Хотя это вряд ли отразилось бы существенно на выборах: полмиллиона вернувшихся после войны в Пруссию немцев почему-то ни одного немца-депутата не выбрали. Слава этот странный факт объяснил тем, что немцам и с русскими властями неплохо живется, и вероятно он был прав: даже в финских губерниях депутатов-финнов было избрано всего одиннадцать человек.

Слава — вообще молодец, нашу национальную экономику тащит вперед как пара паровозов сразу. А я... я сделал, что мог. И теперь имею полное право заниматься всякой фигней сугубо для собственного удовольствия. Когда я об этом сообщил жене, она радостно рассмеялась, а затем поинтересовалась:

— Надолго?

— Что "надолго"?

— Ну уезжаешь надолго? Фигней этой своей заниматься? И куда собираешься? Может и мне будет интересно съездить.

Мне тоже было интересно. В смысле интересно куда: вокруг так много этого самого интересного! Те же подводные лодки... в Перу их было только две, а ведь сейчас Северная верфь готовила к спуску сразу четыре таких же! Ну, почти таких же. А ведь это я их придумал!

Ну как придумал: оказывается, идея двухкорпусной лодки никому в голову пока не пришла, а ведь это прорыв в подводнолодкостроении! Сразу на порядок упрощается какая-то проблема продольной балансировки корабля, прочный корпус можно делать действительно прочным. А литиевые батарейки — тоже своеобразный "прорыв". У них, конечно, есть проблема контроля перезаряда... но Степан контроллер заряда уже давно придумал! Еще я "придумал" обклеивать лодку резиной. Вот только я думал, что это "от шума", а оказалось, что резина довольно заметно снижает и волновое сопротивление лодки — то есть она дальше плывет. Или быстрее плывет, что тоже неплохо. А "моя" идея сделать акустические локаторы... подводная лодка может стрелять на шум без поднятия перископа!

Честно скажу: я даже не знаю, кто у Крылова эти гидролокаторы изобретал. И кто придумал поставить их непосредственно на торпеду. А вот ставить на торпеду батарейки, чтобы на поверхности следа торпеды не было видно — моя идея. В этой жизни моя...

И уж совсем моя идея — делать для подлодки моторы и генераторы с серебряными обмотками. А что? Серебро дешевое, его хватает. Даже с избытком: переезжающие в Россию американцы из-за недостатка золота серебряную монету ввозили буквально пригоршнями, а иногда — и ведрами.

Но у меня-то идей, оказывается, очень много было. Тот же Грумант... в тамошнем угле золы не очень-то и много, зато в золе много германия. Я об этом где-то в детстве слышал... а теперь узнал, что в ней и галлий есть, и еще что-то... И институт кристаллов сумел как-то повторить синий диод. Светодиод, и теперь большая лаборатория пыталась изобрести диоды другого цвета. С синим-то ясно: я в лабораторию отдал одну лампочку из моего фонаря, а там же как раз синий свет люминофорами "обеляется". Я им — после того, как у них свой уже диод засветился, хотя и едва заметно — прочитал лекцию о диодах (то есть рассказал, что диоды бывают и не светящиеся), про n-p-переходы поведал, про транзисторы. И, хотя я сам не совсем понимал, как транзистор работает, ребята что-то сделали. Причем уже от исследования лабораторных образцов начали переходить к разработке технологии массового их изготовления. А Степан их подгонял как мог: сообразил, что с этими транзисторами он свою вычислительную машину сможет сделать и поменьше, и сильно быстрее работающую.

Но подлодки и без меня построят, можно на них поглядеть, конечно — но и попозже тоже можно будет на них глянуть: моряки решили их пару десятков завести. Так что это дело несрочное, а с транзисторами... еще более несрочное: там пока и глядеть-то особо не на что, разве что в микроскоп... успею.

А вот новый самолет... Два юных выпускника Технилища — племянник Жуковского Саша Микулин и его приятель Володя Добрынин очень творчески переосмыслили концепцию турбовинтового двигателя. Они же Инженеры! А раз инженеры, да еще с большой буквы, то решили "превзойти" Нольде. И — превзошли! У них мотор получился поменьше, попрожорливей... температура перед "горячей" турбиной к них была всего тысяча четыреста... зато двигатель в тысячу триста сил у их исполнении обходился всего лишь в двести с небольшим тысяч. Они вместо дорогущего боразона для изготовления лопаток стали использовать недефицитную окись циркония, для напыления той же окиси на лопатку вместо дуговых ламп и сапфировых линз стали эту окись испарять электронной пушкой. Еще по мелочи напридумывали всякого — не сами, конечно, у них в КБ разных инженеров работало за сотню человек, да и "смежники" суетились как могли — а Николай Поликарпов их двигатель поставил на свой "сибирский самолет" вместо забелинского в девятьсот пятьдесят сил. Я когда фотографию этого самолета увидел, решил, что "не один я попал": самолетик выглядел как "Ан-2". Только, похоже, чуть побольше "прототипа": четырнадцать метров в длину и двадцать в ширину. Размеры "прототипа" я не помнил, но то, что в нем точно не было четырнадцати пассажирских кресел, был уверен. С новым двигателем самолетик на метр примерно с носа вырос, зато он на двухстах пятидесяти километрах в час мог пролететь почти две тысячи этих километров...

Очень интересный самолетик получился, да и мотор отдельно интересен не меньше. Но — только в плане "чисто позырить": в самолетах я понимал все же не очень много, а в турбомоторах — вообще почти ничего. Ну, по мелочи разве что: "Инженерам" этим я рассказал все, что знал и про моторы просто реактивные, и про двухконтурные. В смысле, что двухконтурные лучше тем, что через них больше воздуха пролетает и оттого тяга повышается, хотя уменьшается скорость. Почему так — не рассказал, поскольку и сам не очень понимал, однако Инженеры вроде как поняли, о чем я говорил... а насколько поняли — я узнаю чуть позже. После того, как они запустят свой моторный завод в Омске: да, Красная Армия всех сильней, но я параноидально предпочитал ставить важные заводы подальше от европейских границ Державы. Меня пригласили на закладку этого завода, но я лучше на пуск туда скатаюсь...

Можно было скататься в Красноярск, меня тамошний ученый люд специально пригласил на пуск новой электростанции. Туда точно надо съездить, но туда — без Камиллы: женщина-химик мимо тамошней химии ведь спокойно не пройдет, поэтому пусть туда вообще не ходит.

Основой столь бурного роста черной металлургии у Машки стало то, что для него (роста в смысле) не потребовалось наращивать добычу коксующегося угля: местпромовские металлурги творчески воспользовались опытом Красноярского металлургического комбината, на котором уголь использовался вообще бурый, да и то в очень скромных количествах. Руду туда возили со средней Ангары (ее там еще Паллас нашел), уголь рыли вообще неподалеку (полтораста верст — это для Сибири очень даже близко), а все остальное...

Двести мегаватт с Казачинской электростанции в запрятанном в горе в тридцати верстах от Красноярска электролизном заводе уходили на добычу из воды водорода. Который по двадцатикилометровому водородопроводу поступал как раз на металлургический завод, куда по отдельной трубе и кислород доставлялся. Чтобы все работало, из бурого угля на построенном там же "коксовом заводе" добывался сначала коксовый газ, питавший местную химию, а затем — из ни на что не годного буроугольного кокса — светильный газ. Который — как раз нагреваемый кислородно-водородными горелками до тысячи градусов — и восстанавливал чистое железо из окатышей. Понятно, что для выделки стали из такого железа нужен все же углерод, но его-то как раз "добывали" из привозного чугуна, благо доменный процесс пока считался основой черной металлургии и чугуна было много. Это — в Красноярске, и там на непригодном для металлургии угле делали почти три миллиона тонн стали. А в других местах дочь наша светильный газ грела тем же "непригодным" коксом, и стали вырабатывала уже восемь миллионов тонн. Буквально "из отходов", но ведь и водород под Красноярском был отходом.

Менделеев все же был действительно гениальным химиком, даже скорее физхимиком: он много лет назад еще предсказал, что если смешать водород и воду, а затем нагреть смесь до тысячи градусов, то после охлаждения смеси получится вода и водород. Почти такие же, как и до нагрева — но именно что "почти": в получившемся водороде будет сильно меньше дейтерия. Которого, естественно, станет больше в воде — потому что "связь химическая" у дейтерия "более сильная". При электролизе, наоборот, дейтерия в газ уйдет меньший процент — и если процедуру повторять достаточно долго, то можно получить почти чистую тяжелую воду — для чего, собственно, электролизный завод и был выстроен.

А много тяжелой воды позволяют построить ядерный реактор на совершенно необогащенном уране! И кипятить в нем воду для атомной электростанции! Меня, собственно, и приглашали на пуск первой такой электростанции... в смысле ядерной. Правда, не на природном уране и не на тяжелой воде: пока что инженеры придумывали как без остановки реактора из кипящей при ста атмосферах тяжелой воде вытаскивать отработавшие ТВЭЛы, вставлять вместо них новые, и при этом не допустить ни потерь дорогущей жидкости, ни облучения столпившихся вокруг граждан. Мысли у них были, причем во множестве — реализации этих мыслей пока не было, и до тяжеловодного реактора было как до Пекина... в позе пьющего оленя, например. Но атомная электростанция уже была и даже иногда работала. Просто совсем другая.

Четырнадцать лет назад я купил у супругов Кюри двести миллиграммов чистого радия, чему сильно поспособствовал работающий тогда у них молодой русский "стажер-исследователь" Лев Коловрат-Червинский — нынешний ректор Института вооружений. Через полгода лаборант находящегося неподалеку от Красноярска института Лейба Давидович Бронштейн очень аккуратно завернул покупку в фольгу из бериллия и поместил получившуюся двухметровую трубочку в другую трубу. Трубу из сплава циркония с ниобием, в которую были плотно упакованы таблетки-бублики из окиси тория. Я же помнил, что в классическом ториевом цикле один нейтрон порождает шесть альфа-частиц, а сделать из них снова нейтроны поможет опять бериллий, в который внешняя трубка была тоже завернута.

Ну, забыл я, что уже на первом шаге этой самой "трансмутации" период полураспада составляет больше пяти лет, и уж совсем из головы вылетело, что "ториевый цикл" — это "просто свод указаний, а не жестких законов" и изрядная часть реакций идет "мимо цикла", а в результате изделие излучает очень много чего всякого разного. В общем, когда в институт пошел уран из Катанги, Иудушка Троцкий окончательно переехал в хранилище радиоактивных отходов.

Бочка с ториевыми элементами быстро заполнялась, всяки бяки из нее усиленно озонировали воздух вокруг, так что когда выделяемое нагревателями тепло стало заметно, ко "Льву Революции" присоединилась и людоедка Залкинд. Должна же быть хоть какая-то польза от революционеров... и от национально-озабоченных борцунов — тоже, поэтому потихоньку туда же отправились Свердлов, младший Пилсудский, Иона Акимов, еще с полдюжины мерзавцев. Честно говоря, я мечтал туда же и Железного Феликса отправить, но не случилось: он покинул бренный мир еще в пятом году, пытаясь отстреливаться от полиции при аресте какой-то "революционной" банды...

К двенадцатому году в бочке — изготовленной из химически чистого железа с добавками химически чистого же углерода и одноименного хрома (я не придумал иного способа получения стали, полностью свободной от кобальта) — стержней накопилось уже порядка трех сотен, а в них — в бериллиевых трубочках — радия уже собралось порядка двадцати граммов. Не зря же я урановые рудники в Катанге так задорого покупал... впрочем, уран я вообще почти весь в мире скупал, даже тот, из которого радий весь вытащили. Ну а из которого не вытащили, очищал "своими силами" — причем оказалось, что в России специалистов по добыче радия было... достаточно, в общем. Я тогда с некоторым удивлением узнал, что в Ташкенте еще с лета четвертого года радий русские умельцы добывали, причем из "местного сырья". Но, поудивлявшись, "умельцам" предложил перейти на более "промышленные методы", за "промышленную" зарплату и в более подходящем месте...

Ториевый "реактор" я решил выстроить вовсе не имея в виду построить атомную электростанцию на тории. Хотя реактор этот уже электричество и выдавал: в бочке вода нагревалась почти до ста десяти градусов, и приспособленный к ней генератор оказался вполне себе работоспособным. Тоже "гениальное изобретение" тамошних инженеров: капсулированная турбина крутилась парами не воды, а обычного эфира, так что даже девяноста градусов хватало чтобы "все вертелось". Правда выдавал этот генератор около десяти киловатт — ну хоть на освещение "реакторного зала" хватало. И — на освещение соседней чисто химической лаборатории, в которой из проработавших в реакторе девять месяцев таблеток добывался ценнейший металл — уран. Но в отличие от одноименного (и гораздо более дешевого) металла из Катанги этот был весь двести тридцать третий... Пока он добывался исключительно "впрок", хотя — чтобы и от него была какая-то польза — "хранился" он тоже внутри новых ториевых "нагревательных элементов": излучал-то он уже непосредственно столь нужные мне нейтроны.

Но основным назначением "реактора" было, сколь ни странно, обучение немаленькой группы тщательно подобранных молодых физиков физике именно ядерной. Её я, конечно же, не знал — но обучение в "ядерном институте" все же дает какие-то базовые знания, а общение с сокурсниками со смежных факультетов знакомит и с какими-то "перспективными идеями" — чаще всего быстро дезавуируемыми с помощью википедии и ютуба. Но иногда и такое зыбкое "знание" позволяет "двинуть науку" — по крайней мере указать, "в какую сторону копать надо". Ну, примерно указать — а уж детали пусть физики сами открывают. Под руководством "опытного ученого" со знаменитой русской фамилией Коловрат. Семь лет назад его, только что вернувшегося их Франции, я попросил возглавить профильный институт — его, потому что других "опытных" я тогда просто никого не знал. Лев Станиславович поначалу отказывался — поскольку я заранее предупредил о куче обязательных ограничений, среди которых "самым мелким" был полный и абсолютный запрет на любые публикации результатов исследований. Но так как сама концепция "сохранения государственной тайны" его не смутила, я свозил его в Векшин, показал таблицу Мннделеева на стене Института Суворовой, вкратце пояснил, зачем там сияют разноцветные сапфиры... а потом дал почитать написанную мною "Инструкцию по технике безопасности при работе с радиоактивными веществами". Судя по всему, парень физику учил тщательно, почти все написанное понял. Только поинтересовался, как я вычислял критические массы...

Получив ответ, что "опытным путем, а всю теорию как раз выпускникам института вместе с преподавателями придумать и предстоит", он предложение мое принял. И вместе с подобранными им же преподавателями, а затем и со студентами (начиная курса так с четвертого) эту теорию и стал придумывать. Весьма, как мне показалось, успешно, благо "авторитеты" на мозги не давили, поскольку в институте вообще Лев Станиславович был самым "старым", а большинство не то что студентов, но и преподавателей были моложе двадцати пяти. И наукой молодежь занималась, не побоюсь этого слова, яростно.

Впрочем, сейчас наука вообще оказалась "в тренде": иногда казалось, что в России учатся буквально все. Ну детишки-то — понятно, школа (по крайней мере четырехлетка) стала обязательной. Только вот как раз школ-четырехлеток в стране было теперь меньше десяти тысяч, остальные потихоньку превратились в семилетки, а около двадцати тысяч стали уже десятилетками. Но в старших классах обучалось народу куда как больше: после семилетки очень многие шли работать потому что "кушать хочется", но больше половины этих ребятишек тут же записывались в вечерние школы. Да и много "старых рабочих" осознали, что "лишних знаний не бывает": на более высокооплачиваемую работу брали людей, и знаниями обладающих более обширными.

Особо образование внезапно стало цениться среди девочек: молодые инженеры, большей частью уже не дворянских статей, предпочитали и в жены брать девушек "из народа", но все же не дур деревенских. И десятилетка стала для этих самых "дур" как бы пропуском "в лучшую жизнь", а, скажем, студенческий билет медицинского института — вообще "оплаченным местом в партере". Впрочем, и студбилет педагогического тоже вполне себе котировался...

По-моему, вся эта роскошь образовалась в значительной степени благодаря усилиям Зинаиды Николаевны, ведь чтобы все эти школы могли существовать, их требовалось обеспечить учителями — и Госкомитет по образованию и культуре учителей подготовил. На первый взгляд — ну, неплохо выполнили свою работу, учителей выучили... полтора миллиона человек за пятнадцать лет! Только вот с высшим образованием их пока набралось хорошо если полсотни тысяч, а остальные... да, вполне могут в начальной школе преподавать. А если самообразованием занимаются с помощью всяких заочных курсов, то и в семилетке. Но физику — хотя бы для семилетки, или химию, биологию ту же — тут требуется именно профильное образование, и образование высшее. Да, тут еще работать и работать!

Хорошо, что не мне: я свою задачу выполнил. И со спокойной душой в первый день Съезда депутатов этим самым депутатам сообщил, чтобы на меня они больше не рассчитывали — а заодно рассказал, кто, по моему мнению, с работой вполне прилично справиться может. После чего, обсудив с женой "перспективы активного отдыха", мы стали собирать чемоданы: надо же хоть раз в жизни посетить новые русские земли! Один чемодан даже успели собрать — но поездку пришлось отложить. Ввалившаяся к нам Машка принесла сенсационную новость: на Съезде был избран новый канцлер...