За последним порогом. Холмы Рима

За последним порогом. Холмы Рима

За последним порогом. Холмы Рима

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Примечания

За последним порогом. Холмы Рима

Пролог

Епископ Луиджи Скампа, четвёртый секретарь папы римского, заглянул в дверь кабинета.

— Луиджи, мальчик мой, не стой в дверях, — добродушно сказал папа.

Папа Варфоломей VI никогда не повышал голос на подчинённых и всегда разговаривал ласково. Впрочем, среди «его мальчиков» дураки встречались крайне редко и быстро исчезали, так что образ доброго дедушки никого не обманывал. Епископ Скампа дураком определённо не был, а его скромно звучащая должность для знающих людей означала, что он является личным советником папы по разным деликатным вопросам.

— Так что там с бенефициями[1], Луиджи? — спросил папа, поощрительно улыбаясь. — Чем ты обрадуешь старика?

— Прошу меня простить, ваше святейшество, — ответил епископ с лёгким поклоном, — но поводов для радости не так много. Мы практически исчерпали возможности для создания новых бенефиций.

— Это плохо, — нахмурился папа, — с этим нужно что-то срочно решать. На горизонте замаячили выборы императора, и мы должны быть уверены, что коллегия курфюрстов поддержит правильную кандидатуру. Нам нужны свободные бенефиции.

— Вы, несомненно, помните, ваше святейшество, — почтительно отозвался Скампа, — что в результате известных событий огромное количество бенефиций оказалось в распоряжении кардиналов. Изъятие некоторой части решило бы проблему с большим запасом.

— Изъятие... — задумчиво проговорил папа. — Мне нравится это слово. Это хорошее, правильное слово. Но!

Скампа замер, всей позой демонстрируя напряжённое внимание.

— Но это необходимо сделать правильно, — продолжал папа, — ни у кого не должно возникнуть протестов. Под это следует подвести твёрдое обоснование, нам не нужны волнения и разброд накануне выборов. Мы должны быть едины, понимаешь меня, мальчик мой?

— Мои люди работают над этим, ваше святейшество. Кардинал Скорцезе кажется нам наиболее подходящей кандидатурой.

— Скорцезе... — папа поморщился. — Нахапал столько, что это стало уже просто неприличным. Но и подступиться к нему не так просто, слишком уж большая у него поддержка. Слишком большая! — Папа в задумчивости побарабанил пальцами по столу. — Ну что ж, мальчик мой, если у нас получится убедить сына нашего Скорцезе быть скромнее, то это будет поистине богоугодным делом.

— В таком случае, ваше святейшество, — поклонился епископ, — с вашим благословением мы начинаем работать над этим планом.

— И кстати, — вспомнил папа, — раз уж мы заговорили про Скорцезе — чем закончилось то дело со схизматиками?

— Я уже докладывал вам, что там вмешалась целительница Милослава Арди...

— Для целительницы она как-то больно уж ловко разделывается с моими гвардейцами, — с раздражением сказал папа. — Но я прервал тебя, продолжай, Луиджи.

— Мы подали протест, однако князь Новгородский отказался рассматривать наши претензии.

— Наглость язычников невозможно преувеличить! — Папа встал из-за стола и начал прохаживаться по кабинету, пытаясь успокоиться. Скампа следил за ним с выражением почтительного внимания. — Они не понимают, что они ещё дышат лишь благодаря безмерному терпению Господа нашего!

Папа подошёл к небольшому бюро, достал оттуда флакон с маленькими зелёными пилюлями и запил одну из них водой.

— Опять я разволновался, а ведь мне нельзя, — вздохнул папа. — Годы берут своё. Но продолжай, мальчик мой, не обращай внимания на брюзжание старика.

— Мы пытались подвести к ней своих людей, но безуспешно. Наши люди пропадают бесследно, не успев даже подобраться к ней поближе. Похоже, князь Яромир очень плотно её опекает.

— Я бы тоже опекал на его месте, — проворчал папа. — Но всё равно, мы не можем и дальше делать вид, будто ничего не произошло — схизматики уже водят туристов смотреть на наш позор. Господь наш Иисус Христос может позволить себе терпеть бесконечно, а мы нет.

— Аббат Верде предложил неплохой план насчёт Арди, — осторожно начал Скампа. — И что любопытно, в нём нашлось место и для кардинала Скорцезе...

— Доминик Верде? — заинтересованно посмотрел на него папа. — Доминик хороший мальчик. Редко лезет вперёд, но когда что-то говорит, его стоит послушать. Рассказывай, Луиджи...

Глава 1

— Вижу — отдохнули, горите энтузиазмом, — проговорил Менски, оглядывая нас. — Ведь горите, да, Арди?

— Конечно, наставник, — вежливо отозвался я. — Горим.

— Нравятся мои занятия, Арди? — приподнял бровь Генрих.

— Не то чтобы нравятся, но я понимаю, что они необходимы, — ответил я. — Как приговаривает наша кухарка: «Лишь бы на здоровье».

— А наша кухарка говорила: «Доброй свинье всё в сало», — ответил Генрих ухмыляясь.

— Вы, наверное, в детстве хорошо кушали, наставник? — спросил я с интонациями любопытного ребёнка.

«Гм», — сказал Генрих, вытаращившись на меня. Девчонки в ужасе зажмурились. Прошла пара секунд грозового молчания, и Генрих заржал.

— Неплохо, Арди, — сказал он сквозь смех. — Но советую не зарываться. Ты, конечно, парень непростой, но всё же не забывай, что тебе я могу устроить весёлую жизнь, а вот ты мне вряд ли.

— Я буду это помнить, наставник, — пообещал я.

Хотя что тут запоминать — я это и так прекрасно знаю, да собственно, у меня и не было мысли его доводить. Судя по его ответу, Генрих понял мой намёк насчёт того, что я не хочу быть объектом его шуточек, и принял это к сведению, а стало быть, дальше у нас предполагается мир и дружба.

— Вот и договорились, — кивнул Менски. — Итак, как вы уже поняли из расписания, второй курс практически полностью повторяет первый, отличие только в более углублённом изучении. В основном мы будем отрабатывать уже пройденные конструкты защиты, но будем изучать и новые. Будете учиться выживать в огне и в воде. Факультативно разберём пару—тройку бытовых конструктов, но вообще-то, бытовку мы оставляем на внеклассные занятия. Предполагается, что разную мелочёвку вы будете изучать с личным наставником. Или не изучать, если вас устраивает жить в мокрой холодной палатке и сушить вещи у костра.

— А что-нибудь атакующее мы будем проходить? — вылез Иван.

— Зачем тебе, Сельков? — поднял бровь Генрих. — Что толку от того, что ты год отрабатывал защитные конструкты, если тебя может пристрелить любая обезьяна с ружьём? И зачем тебе атакующие конструкты — чтобы ты сам себе что-нибудь отстрелил? Дурак и с конструктами дурак, Сельков.

Иван набычился и покраснел, но молчал. Правильно делал, что молчал, хотя, на мой взгляд, с его стороны было бы умнее и с самого начала не раскрывать рот. Ясно же было, что Генрих его фиаско без внимания не оставит.

— А ты знаешь, Сельков, что у меня спросил ректор? — продолжал Генрих. — Он поинтересовался, как это я учу студентов, что они в боевой обстановке гуляют разинув рот, как дурачки на сельской ярмарке. Может быть, ты считаешь, что ректор будет из-за тебя делать мне выволочки, а ты и дальше будешь расслабляться на моих занятиях? Ты ошибаешься. Говно всегда стекает сверху вниз, и ты, Сельков, в самом низу.

Иван убито молчал. Перспектива у него вырисовывалась не особо благоприятная — если уж дело дошло до ректора, Генрих ему спуску не даст. С другой сторона — а кто же виноват? То, что Иван отделался лёгким ранением — это всего лишь счастливая случайность. Либо Генрих его всё-таки выучит на совесть, либо Ивана рано или поздно убьют.

— К остальным у меня претензий нет, — объявил Менски. — Я бы даже сказал, что для первокурсников вы неплохо выступили. Исключительно поэтому я всё же отвечу на вопрос Селькова. Так вот, как я уже сказал, весь второй курс, как и первый, вы будете отрабатывать защиту. На третьем вы будете изучать нелетальные воздействия, и только на четвёртом дело дойдёт до атакующих конструктов.

Я поднял руку.

— Наставник, что понимается под нелетальными воздействиями?

— Разные способы обезвреживания, например, оглушение или переломы конечностей. И, разумеется, сопротивление таким воздействиям.

— И каким образом мы будем это отрабатывать?

— Вам пока рано об этом волноваться, — усмехнулся Менски. — Через год всё узнаете сами. А вообще стандартный зачёт у нас парный — один студент пытается сломать другому ногу или руку, а второй соответственно не хочет. Если получилось сломать, то он сдал, а второй, стало быть, нет. А если не сломал, то наоборот. Вы же наверняка не раз видели студентов на костылях — это неуспевающие третьекурсники. Мы их не сразу лечим, чтобы был стимул подтянуть успеваемость. А неуспевающих четверокурсников мы просто тихо хороним — это я на тему атакующих конструктов, Сельков.

Девчонки слушали это с выражением ужаса на лицах.

— Ну а ты, Сельков, будешь сдавать мне, — сказал Генрих с доброй улыбкой, и Иван побледнел.

Со стимулами у студентов Академиума определённо всё в порядке. Даже если Генрих по своему обыкновению нас запугивает, наверняка он не так уж и сильно преувеличивает. Мне вспомнился мой университет — первая пересдача, вторая пересдача, двоечники вечно подкарауливают и канючат... А здесь взяли, и решили проблему радикально — после сессии отличники отдыхают, троечники лечатся, а двоечники спокойно лежат по могилкам и ни у кого не отнимают драгоценное время. Будь я и здесь преподавателем, от такой организации учебного процесса был бы просто в восторге. Но раз уж я сам студент, то лучше бы на всякий случай приналечь, а то вдруг и в самом деле заканчивают только отличники. Стефа, помнится, говорила, что умирает не так уж много студентов, но сама вот эта формулировка «не так уж много» мне уже как-то не нравится.

* * *

Мощный удар, казалось, потряс весь склад материалов завода «Милик». Младший кладовщик Фёдор Малушин чуть не выронил кружку с горячим чаем и вполголоса выругался. Его напарник Завид Зима, чаёвничающий с ним в каморке кладовщиков, покачал головой:

— Ну и принесло же грозу. Сейчас в деревне как раз начинают урожай убирать, вот им радости-то этакий потоп.

— А чего это ты деревню вспомнил? — хмыкнул Фёдор.

— А чего мне её не вспомнить? Я же сам деревенский, из Тёсово, у меня вся родня там. Через недельку думаю отпуск испросить, да и съездить к родне, надо помочь им с уборкой.

— А я тут что — один на весь склад останусь? — возмутился Фёдор.

— Один останешься, — подтвердил Завид. — Как я остался, когда ты в позапрошлом месяце на пляже пузо грел.

Фёдор помрачнел. Одному на складе управиться можно, но придётся вертеться, как белка в колесе. Погонять чаи в каморке уже вряд ли получится — новые хозяева завода подмечали малейший непорядок и спрашивали за него строго.

— Ладно, — вздохнул Завид, поднимаясь, — пойдём проверим, всё ли в порядке. А то мало ли... грохочет-то как. Не дай боги чего случится — Проньке с распределительного вон руки переломали.

— Проньку на воровстве поймали, — возразил Федька, но всё-таки с неохотой встал.

— Небрежения тоже не простят, — отозвался Завид, и Фёдор машинально кивнул.

Дождь грохотал по крыше склада. Молнии сверкали одна за другой, сквозь маленькие окошки отбрасывая голубоватые блики на стеллажи. Фёдор дошёл почти до конца прохода, когда его взгляд упал на краешек непонятно откуда взявшейся лужицы под стеллажом. Он посмотрел на неё в недоумении, затем заглянул под стеллаж. Лужа была изрядной, но откуда она взялась, было по-прежнему неясно. Фёдор быстро обежал вокруг стеллажа, но ничего не выяснил. Наконец, тяжело вздохнув, он подкатил стоявшую неподалёку лестницу и полез наверх. А там с ужасом обнаружил, что на тюки с дорогостоящим силовым наполнителем струёй льётся вода с крыши.

Дальнейшее запомнилось у Фёдора в виде какой-то безумной гонки. Вместе с Завидом он лихорадочно перекидывал тюки на другие стеллажи, бегал с вёдрами, прикрывал всё что можно кусками брезента. Наконец гроза ушла дальше, дождь стих, и взмыленные кладовщики посмотрели друг на друга.

— Мы попали, Завид, — тоскливо сказал Фёдор. — Этот наполнитель стоит столько, что проще самим повеситься.

— Надо сдаваться, — угрюмо ответил Завид. — Чем дальше, тем хуже будет. Если сразу не сообщим, с нас за всё спросят.

* * *

Поместье понемногу строилось. Точнее, наш дом уже был построен полностью, но жить в нём было ещё нельзя — строители ушли, но художники всё ещё расписывали потолочные плафоны, и работа эта грозила затянуться до следующего лета. И не сказать, что это долго — Микеланджело расписывал потолок Сикстинской капеллы четыре года, и такой срок ещё считается рекордно коротким. Наша роспись, конечно, сильно попроще, но тоже дело небыстрое. Интересно, а что здесь вместо Сикстинской капеллы? Что-то я сомневаюсь, что её здесь построили, да и сам папа Сикст IV вряд ли в этом мире существовал.

— Кира, а ты, случаем, не знаешь, где собирается конклав?

Зайка даже поперхнулась от неожиданности.

— Вообще-то, знаю, — с удивлением сказала она. — Мы же с Кириллом этим летом отдыхали в Пизауруме[2], и съездили в Рим погулять и посмотреть. Нас там водили на экскурсию в церковь Аврелия Августина[3], и экскурсовод говорила, что как раз в южном приделе этой церкви и сидят кардиналы, когда выбирают папу. А почему вас это заинтересовало?

— Да просто интересно, — улыбнулся я.

Зайка хмыкнула, недоверчиво на меня посмотрев, но ничего не сказала.

— Я вот что думаю, — сказал я, оглядывая окрестности, — пора нам переезжать. Кропотов Луг район, конечно, неплохой, но мы уже начинаем выглядеть странновато, живя там среди купцов и мелких дворян.

— А как же художники? — спросила Зайка.

— Пусть себе рисуют, мы можем временно в служебный флигель переехать. Всё равно ведь полный штат слуг не нужен, пока дом не будет готов, так что места нам хватит. А ты, если хочешь, можешь не переезжать, пока твой особняк не закончат отделывать.

— А что будет со старым домом?

— Ничего не будет, — ответил я, — я его не собираюсь продавать. Как-то не поднимается рука продать дом, в котором всё наше детство прошло. Тем более Арина со Жданом никуда уезжать не хотят, вот пусть и дальше там живут, и за домом присматривают.

— Почему они не хотят переезжать?

— Это как раз понятно, я и ожидал, что они откажутся. Они уже немолодые, все их друзья-знакомые там, зачем им переезжать куда-то за город на болото? Я их понимаю и принуждать не собираюсь, тем более они для нас фактически члены семьи. Пусть живут где хотят и как хотят, семья от этого не обеднеет. Но поскольку Ждан остаётся там и больше не сможет возить маму, то ей нужен новый водитель, да и машину ей тоже надо новую купить, посолиднее.

— Я сделаю, — пообещала Зайка, делая запись в своём ежедневнике.

— А вот ещё насчёт машины: есть у меня замечательная идея, как можно сильно увеличить доход Вышатичей от продажи самобегов. Проблема только в том, что просто дарить им идею я не хочу, но никак не могу придумать способ, как нам тоже получить с этого какую-то выгоду.