|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
Четвертый сын четвертого сына князя Урусова Александра Михайловича титулом не кичился, но вот самоуправством дочери был возмущен, да и избранник ее, по нынешним меркам, был просто сопляком каким-то... Студентишка, мальчишка. Да еще из провинции какой-то!
Правда, оставалась надежда, что мальчишка этот не полный голодранец: все же "самоуправная дочь", уезжая, родителям на всякий случай адрес оставила. Простой адрес: "Царицын, усадьба Александра Волкова" — а раз так, то уж по крайней мере юноша из дворян. И не самых захудалых, все же усадьбы нынче ой как немногие сохранить смогли...
Некоторые сомнения в выводах возникли, когда на вокзале Царицына Владимир Петрович поинтересовался у станционного служащего:
— Любезный, где бы нам экипаж до усадьбы Волкова, Александра Волкова, взять?
Железнодорожник задумался, склонив голову вбок и подняв взгляд куда-то в небо, потом как-то неуверенно ответил:
— Так это не усадьба уже, а Сталинград. И экипажам туда ходу нет, не пускают-с. А такси все уж разобрали поди... Да вы не беспокойтесь, сейчас же на площади на трамвай садитесь, на "двойку", и доедете. Недалеко ехать-то, минут пятнадцать... а насчет багажа вы не извольте беспокоиться, через полчаса его доставим. Но на грузовике, так что вам трамваем лучше будет.
Но потом сомнений не осталось — они не пропали, а были просто вытеснены из головы всем остальным. Выйдя из вокзала, Владимир Петрович и Варвара Васильевна ожидали увидеть обычную провинциальную привокзальную площадь — пыльную, голую и унылую. Однако в ожиданиях они обманулись, и перед ними предстал нечто, более всего похожее на парк: густые кусты и аккуратно высаженные деревья квадратом окружали площадку с большим фонтаном посередине. А фонтаны поменьше пускали сверкающие на солнце струи справа и слева от вокзального крыльца посреди небольших сквериков — что было очень кстати: жарким и далеко не ранним утром от них веяло приятной прохладой.
Между сквериком и парком пролегала широкая дорога... мостовая, очень странная — темно-серого цвета она казалась сплошной, а не выложенной камнем или деревянными шашками. Но супруги испытали еще большее удивление, когда из-за деревьев с громким, но мелодичным звоном выехал... Владимир Петрович все же успел сообразить, что "трамваем" железнодорожник видимо это и назвал: над "головой" странного механизма в большом фонаре ярко сияла цифра 2. Трамвай был серебряно-сиреневатого цвета, с полосами из темного полированного металла на том месте, где должны были наличествовать окна — и без входных площадок. Вообще без площадок...
Откуда-то изнутри этого "трамвая" послышался глухой, но удивительно громкий женский голос:
— Вокзал, конечная остановка. Просьба не забывать в вагоне свои вещи — после чего раздалось сильное шипение и в трамвае открылись двери. Тот же голос, но уже не глухой, а вполне нормальный (хотя все еще очень громкий) произнес:
— Маршрут номер два до Сталинграда.
— Нам сюда — сделал вывод Владимир Петрович и подвел супругу к открывшейся двери. Внутри трамвай столь же мало походил на то, что каталось по Москве, как и снаружи. Только сейчас князь Урусов сообразил, что размерами он как бы не вдвое больше московского — и с удивлением увидел, что темные снаружи полосы — это все же окна, причем изнутри через них все прекрасно видно, но жар от солнца не проникал. И более всего его поразили не удобные кожаные сиденья, а то, что в трамвае было прохладно...
Кроме супругов, в вагон поднялось еще человек пять. Все тот же голос произнес:
— Осторожно, двери закрываются, следующая остановка — Вологодская улица.
Варвара Васильевна даже вздрогнула — голос раздался откуда-то сверху. Опять раздалось шипение и двери закрылись. Сами — их никто не трогал. К более чем удивленным путешественникам подошла молодая девица-кондуктор в красивой форме и поинтересовалась:
— Куда едете?
— Нам сказали, что нужно на "двойке"...
— Куда? Вам билет докуда нужен?
— Мы к Александру Волкову — неуверенно произнес князь. Неуверенно, потому что сильно сомневался, что кондукторша о таком слышала.
— На завод или?..
— В дом к Александру Волкову.
— В гости к нему? Тогда вам билет не нужен — почему-то заключила девица. — А вы первый раз в Сталинграде?
— В Царицыне...
— Александр Владимирыч нынче уже в Сталинграде живет. Я вам скажу, где сходить...
Девица пробежала по вагону, собрала деньги с остальных пассажиров и снова подошла к супругам:
— Тут пока не интересно, это еще Царицын. А вот до горы доедем — посмотрите...
На холме слева показалось какое-то строение. И только минуты через три Владимир Петрович понял, что холм-то довольно высокий, а уж строилось на нем вообще что-то невообразимое.
— Нивирситет Федор Иваныч строит. Вот года через два если приедете — уже выстроит. Самый, говорят, высокий дом в Европах будет, двести саженей! Эх, школу закончу — как раз к открытию нивирситета, пойду на доктора учиться. А может и на инженера электрического, буду сама трамваи делать. Александр Владимирыч говорит, что инженеры нам страсть как нужны! Хотя доктора тоже нужны...
Владимир Петрович с сомнением поглядел на девицу. Деревенщина, а об университете мечтает...
— А у тебя денег-то на учебу хватит?
— Так в нивирситете за учебу Векшинский фонд оплачивает. Надо только учиться хорошо. У меня, правда, еще по немецкому "удовлетворительно" и по физике... и по химии, но я подтяну!
— А по русскому что? — ехидно поинтересовалась Варвара Васильевна.
— По русскому? Ой, это я в трамвае только — засмеялась девчонка. — По русскому у меня "отлично". А вам на следующей сходить... — она подошла к закрытой кабине в передней части вагона, приоткрыла дверку и сообщила кому-то:
— Кать, я тут гостей к Александру Владимировичу провожу, на обратном пути захватишь... сумку возьми пока — а затем, вернувшись, порадовала супругов тем, что проводит их до самого дома, чтобы не они заблудились...
От остановки (странного домика со стеклянными стенами и крышей) девица повела супругов по какой-то узкой, засаженной кустами по краям, улице, и Варвара Васильевна забеспокоилась:
— А усадьба Волкова далеко? — все же саквояж, который нес Владимир Петрович, был тяжеловат, а здоровье у него уже не то, что в молодости.
— Так это все его усадьба — кондукторша провела рукой вокруг. — Только нынче это уже город Сталинград, а дом его вон уже виден...
Через минуту они подошли к двери, спрятанной под большим странной формы козырьком. Князь достал кошелек — все же следовало вознаградить девицу, но она, увидев это, закачала отрицательно головой, а затем нажала какую-то кнопку на коробке рядом с дверью и почему-то громко сказала:
— Гости к Александру Владимировичу...
Владимир Петрович вздохнул и про себя решил, что сегодня он больше ничему удивляться не будет. Достаточно уже сегодня насмотрелся. Дверь открыл какой-то молодой человек, и, выслушав представление, как-то безразлично кивнул головой:
— Ну, заходите...
Чтобы заработать много денег, нужно работать не по двенадцать часов в сутки, а головой, как говорил никому неизвестный Стив Джобс. Тут никому неизвестный, поэтому, надеюсь, и мысль его в ширнармассах популярности еще не обрела. Что, однако, не сделало его идею неактуальной — и особенно за океаном. Американцы среди всего прочего обладали крайним практицизмом, и рынок свой защищали очень грамотно. Например, как только местных автомобилестроителей стало столько, что предложение сравнилось со спросом, немедленно появились и таможенные пошлины на "средства передвижения".
Но вот на комплектующие пошлин не было — и Генри Форд меня "не подвел": за год автомобилей сделал чуть больше сорока тысяч. Ну и прочие заокеанские "автомобилестроители" надежды полностью оправдали, так что денежка оттуда шла. Хорошо шла, но ведь хотелось-то большего...
Саратовский завод холодильников был не только полностью выстроен, но и работал теперь круглосуточно. А кроме него, так же круглосуточно работал и такой же завод в Новгороде, а третий завод в Костроме уже потихоньку приступил к выпуску маленьких "настольных" холодильников типа "Морозко". И вся их продукция сразу же отправлялась за океан.
Вот только там, в далекой Заокеании, они в магазины не поступала. Америка — страна большая, земля (местами) дешевая, строить тамошний люд приучен быстро — и на первое июня тысяча девятьсот пятого года в многочисленных складах было скрыто целых сто тысяч штук столь полезных агрегатов.
"Холодильный бизнес" в Америке процветал довольно давно, в городах в каждом приличном доме стоял на кухне "айсбокс". Очень полезный агрегат: в нем можно было хранить молоко, масло, мясо всякое с рыбой. И стоил такой "бокс" недорого — от сорока до семидесяти пяти долларов. Ну, иногда до ста — если корпус был, например, из красного дерева. Но это редко встречалось...
И народ американский как-то привык уже к тому, что продукт нужно в холоде держать — но привычка такая влетала народу в копеечку. Потому что "бокс" был действительно "айс" — в него лед загружался для создания холода. Причем — каждый день. Центов на пятьдесят, а то и на доллар — но на доллар все же редко. А абсорбционный "Саратов" или "Варяг" потребляли, если керосиновые, этого керосина на пять центов в неделю. А если на электричестве, то больше, уже на пять-десять центов в день — но все равно сильно дешевле, чем лед покупать.
Холодильники на американские склады завозились как "кухонная мебель" — поскольку к этой же категории и айсбоксы относились. А мебель таможенными пошлинами пока не облагалась. Пока, и мне оставалось надеяться, что нескоро будет — но ведь конструкция холодильника простая, запатентовать в нем мало что получилось, так что местный конкурент быстро появится и тогда возможны варианты, причем явно не в мою пользу...
Первого июня в двух десятках "центральных" газет была размещена реклама новых холодильников. Которые были конечно вдвое дороже традиционных айсбоксов, но и вдвое больше по полезному объему. Вдобавок на той же странице приводились таблицы с расчетами затрат, из которых даже неграмотному становилось понятно, что холодильник окупится за первое же лето. Откровенно говоря, я очень боялся, что мысль о таком просто агрегате посетит американских дельцов до начала моей рекламной кампании, ведь в каждом заведении фастфуда холодильник уже имелся — но обошлось. Наверное потому, что там были холодильники сплошь электрические, причем на двести двадцать вольт, "добываемых" из поставляемых вместе со всем прочим керосиновых генераторов...
Нет, я конечно же не ожидал, что народ все бросит и примчится покупать холодильники: все же полтораста долларов (или сто за "Морозку") не у каждого валялись в кармане, их накопить требовалось... Поэтому пять с небольшим тысяч холодильников, проданных за июнь, я счел вполне приличным результатом. Правда на американские склады за это же время приплыло еще двенадцать тысяч "белых эмалированных ящиков", и в целом торговля шла пока в убыток — ну да ничего, накопят денежки — будут больше покупать.
Это я так думал. А вот Генри Роджерс, похоже, думал немного иначе. После появления в рекламе весьма "неприличного" предложения "класть в виски лед, самостоятельно сделанный из родниковой воды, а не вырубленный из озера, в котором рыбы какали" народ изделием заинтересовался гораздо сильнее, и рокфеллеровские банки предложили каждому, кто в состоянии заплатить двадцать пять долларов сразу, целевой кредит на холодильник. С выплатой в десять или даже в пять долларов ежемесячно — и под скромный "интерес", всего-навсего семь с половиной процентов годовых. Не обошлось и без "корпоративного сговора": владельцам автомобилей Форда кредит предоставлялся даже без первоначального взноса. Кредиты приносили банку по самым скромным прикидкам полмиллиона "лишних" долларов — и тут явно без Роджерса не обошлось. Впрочем, доказательств у меня не было — да и не до них было: в июле холодильников было продано двадцать пять тысяч, а на август заказов было принято уже тысяч на тридцать пять — сорок.
Мое производство явно отставало от спроса, и это было грустно... тем более грустно, что я сильно ошибся насчет региональных рынков. Основные склады были в районе Филадельфии, Нью-Йорка и Чикаго, а народ покупал кухонные агрегаты больше на Юге. Все же в Нью-Йорке лед стоил в разы дешевле, чем в Новом Орлеане...
Больше всего меня удивляло отсутствие конкурентов, ведь промышленных холодильников в Америке делалось много и компаний, их выпускавших, было больше десятка. Но почему-то на "домашний рынок" они вылезти не спешили, и это пугало. Где-то до конца сентября, когда запасы на складах оказались почти полностью исчерпаны и пришлось организовывать предварительную запись... В качестве одного из вариантов "удовлетворения растущего спроса" я было предложил поставить завод в самой Америке, и Мефодий подготовил смету — как строительства, так и производства — после чего наступило душевное спокойствие. В России производство (с учетом закупки меди в Америке) одного холодильника обходилось примерно в сто рублей, а то же производство в США даже без учета стоимости самого завода обошлось бы в сто сорок — но не рублей, а долларов. Сколь бы ни был дешев американский стальной лист, мне собственный лист обходился вдвое дешевле. Просто потому, что русский рабочий-металлург получал втрое меньше американца. А так как передавать за океан технологии сварки тонкого листа в мои планы совсем не входило, то цельнотянутая камера встала бы дороже уже раз в пять — при том, что для нее нужен был уже пресс минимум тысячи на полторы тонн... С учетом стоимости оборудования и его амортизации производство домашних холодильников было там просто невыгодным занятием — ну и хорошо. Дома-то мощность заводов поднимать всяко придется, Станислав Густавович спрогнозировал спрос на уровне тысяч двадцати в месяц в ближайшие несколько лет — но можно было заниматься этим без фанатизма.
Потому что фанатизм пришлось тратить в другом месте...
Дочь наша совсем распоясалась. К январю стеклопрокатный завод вышел на плановую мощность, и дешевое — всего по полтора рубля за квадратный метр — оконное стекло вышло на широкие международные рынки. А стекло витринное шло туда же уже от трех до десяти рублей, и тоже полностью находило довольного дешевизной покупателя. Стеклянный лист плыл по линии неспешно, со скоростью всего-навсего три с полтиной в секунду, а чистой прибыли за это же время получалось вообще жалких два рубля. Но сто семьдесят тысяч рубликов в сутки юной деве явно вскружили голову...
Вдобавок я, как старая сводня, приволок в Москву Андрея Новикова, предложил ему интересную работу по строительству и дальнейшему управлению завода синтетических рубинов — а "дочь нашу" попросил за работой пристально наблюсти... Ну Машка и наблюла — вероятно, это был тот редкий случай, когда оба человека сразу и однозначно понимают, что они созданы именно друг для друга. Насчет "специального свадебного платья" речь пока не зашла, но "политическая активность" Маши резко снизилась. Правда, за счет активности "созидательной".
Москва Машке не нравилась: как ни крути, но сейчас любой более-менее крупный город надолго запоминается прежде всего незабываемыми (и везде одинаковыми) ароматами отсутствия канализации и присутствия гужевого транспорта. Поэтому (видимо решив уже связать судьбу с Новиковым — а тот как бы "привязывался" к заводу) Мария Петровна распорядилась приостановить работы на уже более чем наполовину готовом завода рубинов и начала его постройку заново — в крошечном (и очень уютном) Звенигороде. Объяснив свой каприз просто: "чистую комнату" для получения качественных кристаллов там организовать на порядки проще, чем в пыльной (и насыщенной ароматной органикой) Москве. Ну а чтобы деньги, потраченные уже на строительство, не пропали, она решила использовать здание под часовой завод: все равно-де рубины нужны не сами по себе...
Но так как все это обошлось всего в четыре дня работы стеклопрокатного цеха, а часовой завод по планам предстояло запустить года через два, она в Дмитрове решила "быстренько построить" завод по производству станков для часового завода. Ну и прочих "точных станков". К лету первый цех завода заработал — правда он делал пока лишь штангенциркули. Хорошие — и на одну десятую, и на пять сотых миллиметра. На рынке такие не предложишь, в России пока больше в ходу "имперская" система с дюймами, точками и линиями, но выпуск был небольшой, только на свои заводы — и выгода достигалась уже тем, что стало можно не тратиться на более дорогие немецкие и французские инструменты. Я заодно предложил (пока) еще и линейки слесарные из нержавейки поделать, а получится — то и микрометры. Предложение было принято — и проект завода "Точмаш" был существенно расширен, после чего у Маши проблемы с избытком денег закончились. Прецизионные станки, десятками закупаемые за границей, "пообещали" сделать будущий завод вообще самым дорогим в Империи...
Но не сразу — и "на последнюю заначку" юная "бизнесвумен" полностью дезорганизовала учебный процесс в "Московском инженерном училище ведомства Министерства путей сообщения ". Народу там училось немало, и занималось обучением приличное количество профессиональных "железнодорожников"... которые в полном составе, начиная с первого мая, всей толпой ринулись проектировать и строить дорогу из Новороссийска в Царицын. Впрочем, надо отдать руководству училища должное: столько новых знаний и опыта, сколько студенты получат на этой дороге, им нигде в другом месте было не найти...
Ну а сама бизнесменка, закончив очередной учебный год, приехала "на каникулы" в Сталинград. И мало того, что одна, но и без новых "гениальных идей".И поначалу это меня не насторожило — просто потому, что ее братец, только что закончивший первый курс нового, электротехнического факультета Технилища, привез и гостей, и "идеи". То есть поначалу и гость был один (точнее, гостья), и идея одна...
Степка приехал с "невестой", уже знакомой мне (по "прошлому разу") Катенькой Урусовой. А что — он же уже взрослый, девятнадцатый год парню, вполне и сам может принимать важные решения! Владимир Петрович и Варвара Васильевна — родители "невесты" — прибыли в Сталинград через два дня, теплым воскресным утром...
Ольга Александровна на лето уехала в Керчь — там строился алюминиевый завод, и она занялась отработкой придуманной ею технологии по очистке бокситов. Так что именно мне вышло быть в доме "за старшего" — а теперь и с гостями разбираться. Конечно, если гости жданные, то это обычно бывает несложно...
К их визиту я был совершенно не готов. О затее Степана — как и о том, что он вообще решил "навестить родной дом" — вообще узнал только утром, приехав с очередного обсуждения проекта железной дороги. Причем узнал в Васькином изложении, пока завтракал — и из рассказанного понял лишь то, что "Степка приволок какую-то княжну жениться". Дочь наша донесла до меня чуть больше подробностей — главным образом касающихся того, что нужно будет сделать до свадьбы, а младшие девочки, "познакомив" меня, наконец, с будущей родственницей, наперебой бросились обсуждать, какое красивое платье мне следует придумать для невесты...
Самого Степана дома не было, и я, решив что думать о проблеме буду после разговора с ним, разогнал всех заниматься своими делами и мне не мешать. Послушались не все — Васька, которая с раннего утра занималась любимым делом, пошла хвастаться сваренными за прошедшие несколько дней фигульками. Вот угораздило меня рассказать жене про абстрактные скульптурки из разнообразных шестеренок и нержавеющих гвоздей, виденных мною когда-то в интернете! Теперь Васька могла смело сдавать на шестой разряд: она варила нержавейку в аргоне, алюминий, и даже сама придумала хитрые способы сварки чугуна и сварки тонких стальных листов встык так, что шов был почти незаметен. Собственно, технологию изготовления сварных камер для холодильников она и отработала, а кузова из нержавейки для трамваев целиком лично и сварила — но персональным хобби для нее стало изготовление "полезных вещей" из "никому не нужных" металлических деталей разных механизмов...
И в тот момент, когда я восхищался сваренным из деталек от нескольких швейцарских часов паровозиком, служащим одновременно держалкой для салфеток, раздался звонок в дверь. Гостей привела девочка в форме "трамвайного управления", и, понятно, видок у них был соответствующий: почему-то Сталинградские трамваи на увидевших их в первый раз производят неизгладимое впечатление. Первые трамваи, после того как Африканыч сделал пятидесятикиловаттные моторы, я постарался построить по образу и подобию старых чешских "Татр", которые успел застать в "старой Москве двадцать первого века". Теперь эти четыре вагона переехали в Саратов, а для "внутреннего потребления" были изготовлены новые. Смена облика была обусловлена всего лишь тем, что летом в "татрах" было очень жарко — и я нарисовал что-то "футуристическое", серебристое, со сплошным темным окном вдоль вагона: что-то подобное, вроде как белорусского производства, вспомнилось из интернетовских картинок. Вообще-то "трамваи из будущего" были именно "из будущего" в основном снаружи, а всю начинку разработали уже "современные" инженеры. Я лишь подсказал, что на двухосных тележках трамвай можно сделать повместительнее. Ну и Мефодию Теохарову рассказал про компрессионный холодильный агрегат на изобутане — а вакуумное напыление хрома на стекло в зеркальной мастерской уже полтора года как освоили. Правда обычные зеркала делали с алюминием, но электрической дуге безразлично, какой металл превращать в пар...
Трамваем и местные еще не устали восхищаться: первые два вагона только в мае на линию и пустили, а на призжих он действовал вообще как удар пыльным мешком по голове. В особенности, если эти приезжие прибыли из "центров современной цивилизации" — а родители Екатерины приехали все же из Москвы, и приехали именно "в глухую провинцию". Хорошо еще, что привокзальную площадь я успел "окультурить" (самому пользоваться вокзалом приходилось частенько, а пробираться через грязь и вонь было неприятно), а то бы "гостей Сталинграда" кондрашка бы хватила при пересечении границы двух городов...
Так что, чтобы не смущать гостей рвавшейся улыбкой, я наклонил голову и выдавил, пытаясь не рассмеяться:
— Ну, заходите, чувствуйте себя как дома — и, увидев все еще сидящую в зале жену, попросил ее сообщить о прибытии гостей... все еще внутренне давясь от смеха:
— Васька! Сбегай, порадуй паршивку: к ней родители приехали!
— Какую из пятерых? Ах да, поняла — и, пробежав мимо нас, госпожа Прекрасная пулей взлетела на второй этаж. Повернувшись к гостям и увидев их вытянувшиеся лица, я сообразил, что князьям из Первопрестольной редко доводится встречать юных дев в скафандрах для работы в аргоновой камере. Хорошо еще, что без шлема... да и называть молодую княжну "паршивкой" наверное не стоило.
— Извините, Владимир Петрович, Варвара Васильевна, супруга увлекается металлической скульптурой, не успела переодеться после мастерской. Но вы проходите, располагайтесь. Не желаете перекусить с дороги? Или сначала себя в порядок привести? Думаю, что жена уже приготовила для вас комнаты, сейчас она вернется и вам покажет...
— Вы нас ждали?
— Думаю, да. Степан с Екатериной позавчера приехали, и Василиса тут же вам телеграмму отправила.
— Не получили... мы еще третьего дня выехали. Поезда, знаете ли, весьма неспешно идут... Пожалуй, вы правы, стоит привести себя в порядок с дороги, и легкий завтрак не помешал бы. Но я бы хотел встретиться с господином Александром Волковым — в свете случившегося нам, отцам, есть о чем поговорить.
— Извините, не представился. Александр Волков, это я и есть. Так сказать, отец героя... Маха — я увидел спустившуюся дочь, — ты знаешь, какие комнаты приготовили для гостей?
— Голубую гостиную. Идемте, господа, я вас провожу...
Машина с вещами уже пришла с вокзала, гости поднялись в комнаты (голубая гостиная, кроме собственно гостиной, включала в себя две спальни и кабинет), а через полчасика мы снова встретились, уже за столом.
Васька переоделась в нормальное платье, Маша и так была "при параде", младшие девочки тоже принарядились...
— Катерина боится спускаться — объявила вошедшая последней Оленька.
— Ага, замуж ей не страшно, а родителей увидеть — это мы боимся. Девочки, берите ее за руки-ноги и несите сюда.
Девчонки с радостным визгом унеслись наверх, и через несколько минут ввели "виновницу торжества".
— Извините, со Степаном познакомить сейчас я вас не могу, он в отъезде и раньше ужина не вернется. Насколько я знаю, поехал в Саратов заказывать украшения для невесты. А пока позвольте представить мою семью: Василиса Ивановна Прекрасная, моя супруга. Прекрасная — это фамилия... девичья. Мария Петровна Волкова, моя старшая дочь.
Судя по всему, по Машку даже князья Урусовы что-то слышали: про то, что она вытворяла в Москве, не услышать было невозможно. Но до князя что-то начало доходить:
— Мария Петровна?
— Да, это все приемные мои дети. Со Степаном Петровичем я вас вечером познакомлю, а это Татьяна, Анастасия и Ольга. Девочки, позвольте вам представить князя Урусова Владимира Петровича и его супругу, Варвару Васильевну — родителей этой юной девы, со смущенным видом сидящей с нами. Которую в детстве, очевидно, не пороли розгами по попе, хотя и следовало бы. Тем не менее благодаря ей мы получили возможность познакомиться с этими прекрасными людьми, а поэтому и сегодня она избежит тесного знакомства со столь полезным предметом воспитания. Тем не менее мы с глубоким вниманием выслушаем рассказ о том, как она дошла до жизни такой...
Младшие девочки, давно уже знакомые с моими "методами воспитания", прыснули, а Катя, вспыхнув, вызывающе выкрикнула:
— Мы очень любим друг друга!
— Ну кто бы сомневался, конечно любите. Но вот вы женитесь, и что дальше? Что вы делать-то собираетесь? Я понимаю, что с милым рай и в шалаше...
— Да, где вы собираетесь жить, и на что? — влез Владимир Петрович. Затем, видимо решив, что это выглядит как-то слишком меркантильно, добавил:
— Нет, конечно какое-то приданое мы дадим...
— Не стоит, Владимир Петрович, — перебил я князя, стараясь увести его от немного скользкой темы. — Я точно знаю, что Степан будет очень хорошим инженером и уж что-что, а семью содержать сможет без проблем. Хотя и ему все же закончить обучение стоило бы — но главное, что замужних в гимназии не держат. Екатерина, вам же еще год учиться?
— Я ему дом построю. А еще — завод — встряла Машка.
— Я слышала, что вы владеете приличным состоянием? — не очень уверенно поинтересовалась у нее Варвара Васильевна.
— Уже нет, я все промотала — беззаботно ответила та. — Саша дорогу вон строит, железную — там надо прилично потратиться. И три завода новых строить приходится. Но на дом брату хватит, доходы с нынешних заводов позволят, я думаю.
— А позвольте спросить, каковы ваши доходы? — поинтересовался Владимир Петрович. Вопрос вроде бы нескромный, но, насколько я был в курсе, в таких случаях закономерный и даже обязательный. Правда обычно интересуются доходами родителей, но Машка сама первая начала...
— Ну, — она задумалась, забавно прижимая оттопыренный большой палец к губам — точно не скажу. Примерно если, тысяч триста — триста двадцать.
— А у вас, позвольте спросить? — князь повернулся в мою сторону.
Наступило время задуматься уже мне.
— Отцу все же неприлично получать меньше дочери. И даже неприлично получать меньше всех дочерей, так что, думаю, миллиона полтора.
— Ты про рыбу забыл — встряла Машка, — с ней больше двух выйдет.
— Я не забыл — возразил я, но дочь вскочила, откуда-то достала бумажку и карандаш, перетащила стул поближе ко мне и начала шепотом, отмечая на бумажке все мои основные производства, доказывать мою неправоту.
— Мария Петровна, не стоит так волноваться, — попытался вмешаться Владимир Петрович. — Даже полтора миллиона в год будут доходом более чем внушительным...
Васька не удержалась и громко захохотала, а за ней за компанию принялись хихикать и младшие: госпожа Голопузова-Прекрасная умела смеяться очень заразительно. Екатерина с недоумением, а ее родители с плохо скрываемым возмущением глядели на эту хохочущую компанию.
— Извините — буквально сквозь слезы выдавила из себя жена, — это я над ними смеюсь, не над вашими словами. Они доходы за день считают, не за год... — Она все же задавила смех и продолжила уже более спокойным голосом:
— Еще раз извините. Просто им все время не хватает денег на свои проекты, и они каждую неделю спорят, кто кому и сколько должен... Боятся обездолить друг друга.
— Ну вот, — подвела свой итог Маша, — два с половиной миллиона в день всего, из них твоих почти два двести.
— Они тратят два с половиной миллиона в день? — шепотом спросил Ваську князь. — Но на что столько можно потратить?
— Да на всё. Заводы строят, дороги железные, города... Порт в Новороссийке, канал из Волги в Дон. Много всего...
— Города? Какие?
— Ну, Сталинград вы видели, это Саша выстроил. На том берегу Векшинск, там народу поменьше, тысяч сто всего — это Машин город. Сейчас Маша еще два строит... или три, не помню. А Саша... нет, даже не скажу, много...
— А зачем?
— Зачем что? Города строить? Им интересно.
— А Степан Петрович?
— Нет, Степан — парень серьезный. Ему и одного города хватит. И не сейчас, потом, когда институт закончит.
Похоже, Владимир Петрович предпочел думать, что его разыгрывают, но какие-то сомнения в душу его закрались.
Степка вернулся к ужину, сильно расстроенный: какое-то колье, которое он мельком видел в губернии, при внимательном рассмотрении оказалось слишком унылым. Я вспомнил Екатерину Владимировну из будущего, ее "секретную" просьбу — и успокоил "жениха". Хотя теперь слово "жених" можно в кавычки и не ставить: за ужином Урусовы дали согласие на брак. Днем Машка показала гостям город, сводила в Векшинск, провела по стеклопрокатному заводу... И Урусовы решили, что свадьба с братом девушки, обеспечивающей оконными стеклами всю Европу, большого ущерба родовой чести не нанесет. Правда, мы все же договорились, что свадьба состоится через год: мне удалось настоять на завершении невестой образования.
Зато и мы к свадьбе подготовимся. С Машей мы договоримся, украсим невесту лучше новогодней елки...
А затем я вспомнил, что там, в будущем, Катя была сиротой (или будет?): Владимиру Петровичу осталось года два всего. Что-то с сердцем... надо его уговорить обследоваться в Векшинской клинике, где после "начального заплыва" осталось насовсем чуть ли не полсотни великолепных врачей. Чтобы того, что было, здесь и сейчас не было — может, не поздно еще? Помирать в пятьдесят лет при мне ведь просто неприлично!
А ночью мне приснилась Камилла. Она как-то печально разглядывала бриллиантовое колье с той, прошлой, Машкиной свадьбы:
— Усыпать бриллиантами Катю — это ты можешь. А что с ними будет когда придут большевики? И что будет с Катей, со Степаном? С девочками? С тобой?
Я раскрыл рот, чтобы ответить — и не нашел слов. А Камилла продолжала:
— Любимый, ты знаешь, что будет, а они — нет. Ты идешь вперед с открытыми глазами, а они слепо следуют за тобой. И если ты пойдешь в пекло — ты его пройдешь, потому что будешь об этом знать заранее. А они — сгорят. Так нельзя. Но ты — ты все равно пойдешь. Так оставь их в тихом, спокойном месте, куда ты вернешься из своего пекла. И я буду там тебя ждать...
Я проснулся и сел на кровати — как-то рывком, как будто и не спал. Рядом тихо сопела Васька, судя по темноте за окном стояла глубокая ночь. Бывает... сны — они разные случаются. Но Камилла ведь права! Обдумывая эту мысль, снова уснул — и если мне что и снилось, не запомнил.
Утром у меня хватило соображения сначала поговорить с Варварой Васильевной, а потом мы уже в два свистка уломали и будущего тестя отдохнуть некоторое время на том берегу Волги...
Как превратить сон в реальность, я уже придумал. В общих чертах — ну а детали продумаем по ходу воплощения. Ведь пока можно было не спешить...
Я и не спешил, потратив лето на холодильники. И к ноябрю был готов сделать то, о чем просила любимая. Черт! А ведь я до сих пор люблю Камиллу. Ее, а не воспоминания о ней...
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
|
