Уроки ирокезского 19

Андрей Павлович поглядел на собеседника уже с определенным интересом: то, что тот предлагал, явно выходило за пределы здравого смысла. То есть здравого смысла обычных обывателей, а как раз себя-то таковым Андрей Павлович отнюдь не считал. Да, предлагаемое выглядело совершеннейшей авантюрой, но...

— Вы уверены, что задуманное вами получится сделать? Ну хоть в малейшей степени...

— Откровенно говоря, я почти не сомневаюсь в том, что если делом займетесь именно вы, то все будет сделано не просто в полном соответствии с замыслом, но и с восхитительным блеском и артистизмом. И я, безусловно, полностью отдаю себе отчет в том, что если вы, занимаясь этим делом, в главном отступите от намеченного плана, то нас ожидает оглушительный провал. Меня ожидает, поскольку платить-то за все придется именно мне — но столь же безусловно я уверен в том, что вы, как человек, все продумывающий до мелочей, если в чем-то и отступите от задуманного, то лишь для придания процессу красоты... ну и ради достижения результата даже превосходящего мои предположения.

— Спасибо за столь лестную оценку. Хотя, положа руку на сердце я все еще не могу поверить, что кто-то может доверить мне столь значительную сумму для... Нет, я понимаю, что все это очень серьезно, но согласитесь: если ваше предложение взять отдельно вот от этих подсчетов — рука Андрея Павловича на мгновение коснулась лежащей на столе толстой папки с бумагами — то выглядит оно как выбрасывание на ветер огромных денег исключительно с целью посмотреть на возмущенные рожи французских торговцев.

— Откровенно говоря, главным образом для этого я и собираюсь все это затеять. И мне даже жалко, что посмотреть на полмиллиона возмущенных рож невозможно — зато возможно их себе представить. А все остальное — это пусть будет бесплатным бонусом.

— Чем?

— Извините, это английское слово, точнее даже американское, означает небольшой и бесплатный подарок тому, кто покупает в магазине сразу очень много товара... по двойной цене, чтобы обманутый покупатель не очень расстраивался — улыбнулся собеседник.

— Но вы-то наоборот собираетесь цены назначить меньше обычных... хотя действительно, я понял... Пожалуй, я соглашусь. Но у меня будет еще один вопрос, по поводу мотоцикла.

— Я же сказал, что это вам подарок независимо от вашего решения.

— Но за что?

— У меня хорошее воображение. И не будет большим преувеличением сказать, что ворону на пружинке я видел своими глазами. Мне — понравилось...

Все же пришлось залезть в бездонный карман Бариссона: Генри цену на завод выставил очень немаленькую. Но и условия контракта были довольно жесткими: строительство "под ключ" металлургического завода полного цикла мощностью в полтораста тысяч тонн стального проката и поставка рельсов и всего прочего, нужного для постройки двухсоткилометровой железной дороги. Пошлина на рельсы могла, конечно, все изрядно подпортить — но я и эту проблему решил очень забавным способом. Правда уже прибыв в Хабаровск.

Столица Приморской области обладала в этом смысле одним грандиозным преимуществом: по договору от восемьдесят первого года в городе разрешалась беспошлинная торговля. С Китаем конечно, но не только в городе — зона на пятьдесят верст вдоль границы была беспошлинной. При небольшом содействии губернатора удалось договориться о перевозке "беспошлинных товаров" из порто-франко Владивостока до Хабаровского рынка... на котором я честно покупал связки рельсов с клеймом "Made in China" перед надписью "136 CC USS ILLINOIS 1902" и прочие железные штучки из того же источника. Докатились американцы: китайские товары уже подделывают!

Содействие Гродекова мне понадобилось минимальное, поскольку и так большая часть "беспошлинного" товара поступала в Хабаровск тем же путем. Но — в пломбированных вагонах под охраной, а я мало того что рельсы возил на платформах, так еще и платформы эти были "нестандартными": рельсы я заказал двадцатипятиметровые, и для перевозки пришлось у Роджерса ещё и "платформы в размер пульмановского вагона" закупать. Но все всё понимали, железная дорога была нужна не только мне, но и Гродекову — так что я просто дополнительно платил в казну по рублю за каждую платформу с грузом, а таможня делала вид, что с ними где-то катаются охранники. Ну а железная дорога просто каждый день получала лишний доход с пары дополнительных эшелонов...

В Хабаровск я приехал в апреле, и там меня уже ждала куча народу. Папаша Мюллер лично приехал "контролировать строительство" цементного завода на Зее, Березин, которого мне все же удалось сманить, прибыл поднимать завод уже судостроительный. И, кроме еще примерно пяти сотен строителей всякого разного, приехал Роберт Классон — привлеченный возможностью выстроить станцию с двадцатимегаваттным генератором (первым в мире, между прочим) — с помощником по имени Леонид Красин. Правда к моему приезду у Классона появился один очень важный вопрос:

— Александр Владимирович, позвольте поинтересоваться: за каким дьяволом мы сюда приехали?

— Если мне не изменяет память, Роберт Эдуардович, лично вы с Леонидом Борисовичем приехали чтобы выстроить электростанцию мощностью в семьдесят два мегаватта. В контракте же так написано?

— Так, но зачем в этой глуши такая электростанция? На весь Хабаровск хватило бы одной вашей шестимегаваттной установки, а для нее ничего строить не надо, она и в вагоне прекрасно работать может.

— Но ведь электростанцию вы будете строить не в Хабаровске.

— Тем более непонятно.

— Раз непонятно, объясню. Во-первых, рядом с электростанцией находится большое месторождение угля. Плохого, бурого, но его никуда возить не надо — поэтому электричество получится дешевым.

— Но зачем оно, это дешевое электричество, если...

— Позвольте закончить. Всего в шестидесяти километрах от нее будет выстроен металлургический завод. Довольно большой, и выстроен он будет уже к октябрю. Проложить высоковольтную линию до завода будет много дешевле, чем возить туда уголь, и линия эта тоже будет построена. А поскольку на заводе будет работать рельсопрокатный стан с электрическими машинами, да еще электропечи для выплавки специальных сталей будут, то когда вы закончите первую очередь станции, электричества все равно будет не хватать.

— Тридцать два мегаватта не хватать?

— Да. Честно говоря, я рассчитывал, что заводу всего потребуется мегаватт пятьдесят, даже меньше — но тогда проекта еще не было. А сейчас я могу сказать, что только заводу потребуется более восьмидесяти мегаватт, а ведь уже рядом с электростанцией будет выстроено и химическое производство, с потребностью не меньше двадцати мегаватт. Насколько я знаю, Нил Африканович в состоянии выделать и четыре, и пять больших генераторов за год, но все упирается в возможности завода Гаврилова, а у него производство турбин идет с большими сложностями. Сделать три за два года он пообещал, а получится ли быстрее и больше — этого не знает и сам Герасим Данилович.

— Понятно... то есть непонятно: химическому-то заводу зачем столько? И вообще зачем его строить неизвестно где?

— Известно где строить: рядом с электростанцией. И вовсе не затем, чтобы электричество не возить далеко, а потому, что сырьем этого завода будет зола вашей станции. Очень интересный тут уголек: в золе вольфрама почти столько же, сколько в средних по качеству месторождениях вольфрамовых руд, есть в золе и медь, и никель, и серебро с золотом, и еще всего редкого и ценного столько, что выгодно было бы уголь даже просто в кострах сжигать. Но уж лучше на электростанции, и потому выходит, что это электростанция при химическом заводе как заготовительный цех, а вовсе не завод при электростанции.

— А если поставить не две, а больше шестимегаваттных машин? Ведь их выделывать проблем вроде у Гаврилова нет?

— По одной в месяц — нет, ведь эти турбогенераторы пока не переданы на серийный завод — тот еще строится. Но пять из восьми, что он наверняка успеет сделать до конца года, мне нужны в других местах. А ещё одна машина — она пойдет как раз в Хабаровск. Обеспечивать электричеством судостроительный завод, ну и улицы освещать, если получится — но этого я уже не могу гарантировать.

— Спасибо, теперь я понял. Что же, постараемся все выстроить в соответствии с вашим планом, а если получится у вас машин сделать быстрее и больше, то и их поставим. И прошу извинить: мы, грешным делом, подумали было что вы таким манером нас подальше от городов больших убрали. То есть...

— Красин, небось, предположил? К счастью его взгляды я знаю и в чем-то даже разделяю. Не все, далеко не все — но, надеюсь, мы с ним найдем общий язык. С вами же нашли, надеюсь? Зато теперь вы будете единственным в мире инженером, кто выстроит электростанцию из лучших сортов мрамора — улыбнулся я. — Вы не поверите, но на ближайшие полгода мрамор будет почти единственным доступным материалом для строительства...

Самое смешное заключалось в том, что я не шутил. Простой кирпич в Хабаровске купить было можно — там работало несколько кирпичных заводиков, вдобавок два моих уже заработали и еще два строились. Но вся их продукция пойдет на строительство металлургического завода, да еще ее и не хватит. Мюллер в мае пообещал запустить первую цементную печь, но ее продукция пойдет в основном на строительство железной дороги — как, впрочем, и продукция второй. И больше кирпича не будет: пока не вскроют угольный карьер и не выстроят от него дорогу до Хабаровска, кирпич обжигать будет просто нечем. Ну и цемент не на чем будет производить. А два мраморных карьера были уже вскрыты и там начали потихоньку камень пилить.

Конечно, трубы дымовые из мрамора не построить — но ни на что иное кирпича просто нет. Зато есть люди — и у меня появилась уверенность, что все нужное будет выстроено и запущено в срок. Гаврилову я уж помогу как-нибудь — тем более в Хабаровске меня как раз застала телеграмма о том, что хорошо бы срочно домой вернуться: у меня родился сын. Так что после небольшого, но весьма бурного совещания задействованных во всех проектах инженеров я поехал домой. Очень спешил — но ведь и дела бросать не годится, так что пришлось сначала сделать небольшой крюк и заглянуть в Порт-Артур, а оттуда — в уютное поместье под Сеулом.

— Что делает мою радость встречи с вами столь неизбежной? — поинтересовался у меня Гёнхо, когда мы вошли в его... пусть это будет называться гостиной, и я был ему представлен. А "мы" — это я, русский посол в Корее Павлов и Лиза Антипова, которая несла красивую коробку — в похожих, только не из махагони, а попроще, корейцы носили маленькую национальную цитру под названием "кукын". Собственно, Павлов меня давно ему знакомому корейцу и представил как "известнейшего русского писателя сказок", а какой же сказочник без кукына? Александр Иванович как-то говорил, что корейский лейтенант немного говорит по-русски, но, по моему искреннему убеждению, чтобы так изысканно послать собеседника, языком нужно владеть в совершенстве. Однако ведь можно прикинуться валенком и сделать вид, что "посыл" не дошел до адресата... или дошел, но вернулся обратно:

— Радость наша взаимна, поскольку я мечтаю оказать помощь подданным микадо в осуществлении их самой заветной мечты не менее чем вы — ответил я уже по-корейски.

Глаза Гёнхо сузились, рот сжался. А Александр Иванович, решив, что свою роль он уже сыграл, поспешил оставить нас наедине. Ведь в "рекомендации" от Гродекова было написано просто: "Господин Волков дела свои исполняет самостоятельно, я же прошу оказать ему помощь в том, о чем он сам сочтет необходимым попросить". А я попросил только познакомить меня с Гёнхо...

— Господа, я вижу вам переводчик не надобен. Надеюсь, вы не сочтете невежливым если я вас ненадолго покину? Очень покурить захотелось...

— Вы пришли ко мне чтобы...

— Господин Хон, ведь каждый самурай мечтает предстать перед Аматэрасу. И я считаю, что помочь им осуществить это самую благородную их мечту — просто долг каждого честного человека. Причем помочь сделать это как можно скорее. К сожалению, силы мои невелики, да и вы в одиночку вряд ли способны осчастливить сколь-нибудь заметное число самураев. Но если мы объединим наши усилия...

Гёнхо выслушал, немного подумал — и на лице его появилась улыбка:

— Ну если мы говорим о такой мечте...

— Встреча с богиней — это мечта. А вкусно жрать, сладко спать и заставлять других ублажать тебя — это всего лишь плотские желания, присущие и животным. И желания эти слишком низменны, чтобы им потакать. Вдобавок мне, как и почти любому русскому человеку, хотелось бы видеть рядом сильного и дружественного соседа. И я готов помочь соседу стать сильным — если вопросов о дружбе уже не возникает. А для начала я хочу преподнести вам небольшой подарок. Лиза, радость ты наша, покажи господину Хону, что мы ему желаем подарить.

Девочка открыла футляр и достала из него карабин.

— Монтекристо? Правда конструкция несколько необычная... — Гёнхо покрутил карабин в руках, мельком взглянув на дырочку в конце ствола. Ну да, миллиметр разницы заметить трудновато, в особенности, если ствол у дульного среза раззенкован.

— Да, вид не очень впечатляющий. Не будет с моей стороны неприличным попросить показать винтовку в действии? У вас найдется место, где мы могли бы сделать несколько выстрелов? А затем я предложу вам самому заняться выделкой таких же игрушек, для чего вам будет желательно попросить Коджона о небольшом, чисто символическом подарке...

— Буду счастлив взглянуть — произнес кореец таким тоном, что сразу стало ясно: больше всего он желал бы, чтобы мы поскорее убрались. — Пройдемте на улицу...

По моей просьбе слуги принесли три доски и три палки — подпорки для них. А затем — расставили там, где я показал. Когда же я вернулся обратно к ожидающим меня лейтенанту и Лизе, Гёнхо взглянул на меня уже с некоторым интересом: ближняя доска стояла метрах в ста от дома, а дальняя — явно за триста.

— Лиза, парами пожалуйста...

Девочка вскинула карабин к плечу и стрельнула — семь раз:

— Извините, Александр Владимирович, я четвертый патрон смазала...

— Это не страшно — улыбнулся я . — Господин Хон, не желаете посмотреть результат?

— Ваша дочь великолепно стреляет! — Гёнхо выглядел возбужденно, ведь все три доски упали после Лизиной стрельбы. Три обычные доски, метра по два длиной и с четверть метра шириной. Да, я может и в ближнюю не попал бы, даже наверняка не попал бы, но Лиза "в той жизни" вообще стреляла лучше всех, о ком я только слышал, а в этой у нее и отдельная программа тренировок была подготовлена...

— Это не дочь, мне всего лишь двадцать пять, а ей уже четырнадцать — пояснил я. Да, корейцам по лицу разобрать возраст белого человека не проще чем нам по лицу корейцев, так что ничего удивительного я не услышал. — Лиза работает у меня телохранителем.

— И от кого девочка может охранять взрослого мужчину? — удивился хозяин поместья. Мы уже посмотрели на первую мишень, и Гёнхо был искренне поражен двумя дыркам в ней. Дыркам где-то на уровне глаз: хозяин поместья специально поставил доску опять на подпорку чтобы убедиться в этом. — Да, из винтовки она стреляет просто замечательно, но ее не везде можно использовать.

— Да от кого угодно. Лиза, покажи как ты меня можешь спасти, ну, скажем, вон от того убийцы — сказал ей уже по-русски и показал на мишень, от которой мы уже отошли шагов на тридцать.

Год назад я подарил трем девочкам замечательные подарки. Четыре подарка, потому что Лизе досталось сразу два. Даница и Алена тоже стреляли более чем неплохо, но с Лизой сравниться не мог никто — и она в очередной раз свое умение продемонстрировала. Практически незаметно для стороннего взора она вытащила два пистолета из наплечных кобур (скрытых просторным жакетом), из одного отстрелила "убийце" голову, а из другого проделала дыру размером с кулак на месте сердца. С тихими щелчками два пустых магазина выпали на траву, два полных — заняли свое место и пистолеты исчезли так же внезапно, как и появились.

Обалдевший — реально обалдевший — Гёнхо поклонился девочке на японский манер, повернулся ко мне, явно желая что-то сказать, но, похоже, просто не нашел слов. Снова повернулся к Лизе:

— Милое дитя — произнес он со странной интонацией по-русски, — нельзя ли взглянуть на ваш замечательный пистолет?

Лиза, уже поднявшая отстрелянные магазины и быстро их перезаряжающая, дождавшись моего кивка, снова достала свой рабочий инструмент, вынула магазин, выщелкнула патрон из ствола:

— Извините, пистолет без предохранителя, может случайно выстрелить...

Кореец повертел пистолет в руках — такого он точно даже на картине не видел. И не мог видеть — таких пока всего четыре и было. Покрытые "черным хромом" двадцатизарядные пистолеты были похожи на "Браунинг No1", издали похожи. Впрочем и вся механика почти копировала машинку Браунинга, только качество обработки было гораздо выше, да и материалы куда как лучшие использовались.

— Скажите, милая девушка, а где такой можно приобрести?

— Я вам подарю — ответил вместо Лизы я, — их нигде не продают, это моя конструкция и делаются они только на моем заводе. Да и то только по специальному моему распоряжению. А винтовки...

— Со стыдом должен признаться, я даже не увидел, как ваша... девушка ее перезаряжает.

— Никакого стыда: винтовка самозарядная. А отдача у нее втрое меньше чем у манлихера. И пуля способна убить человека за два с лишним ли, кстати.

— Но японцы не позволят вооружить ими армию... даже сабли они оставили лишь церемониальные.

— Поэтому вам стоит попросить у Коджона концессию, на добычу угля например. И с правом привлечения иностранного партнера... нет, исполнителя некоторых работ. Меня, например — ну а я, как и любой европеец, пораженный паранойей, потребую создания охранных отрядов на концессии. Небольших, тысяч пять человек... Но не буду обращать никакого внимания на то, что после нескольких месяцев подготовки охранники будут увольняться и уезжать на стройки в Россию, а вам придется все время набирать новых... охранников. У меня работы много, тысяч пятнадцать-двадцать владеющих карабином... то есть лопатой и кайлом, конечно, человек я пристрою незаметно. Кстати, тут патроны несколько необычные, но уже летом в Приморье у меня начнет работать завод, выделывающий по полтораста тысяч таких патронов.... в сутки. А к зиме объем производства учетверится.

— Вы знаете — кореец впервые за все время нашего общения по-настоящему улыбнулся, — я в сказки не верю. Но в то, что вижу своими глазами, верю полностью. С Коджоном я смогу поговорить на следующей неделе... Где вас можно будет найти?

— К сожалению, дела и заботы заставляют меня сегодня же уехать домой, и вряд ли я смогу снова встретиться с вами ранее чем через год. Но могу пообещать, что через месяц господин Павлов представит вам человека, с которым вы сможете решить все проблемы, касающиеся вашей... угольной концессии. Все проблемы... И еще раз извините за беспокойство, но нам действительно пора откланяться. Позвольте вам оставить... — я достал из кармана две сложенные бумажки — это карта месторождений на реке Чхончхон, которые вам было бы полезно включить в концессию — так, чтобы никто не знал зачем вам нужны именно эти участки. А это — аккредитив на двадцать тысяч фунтов в Банке Англии. Вы можете получить эти деньги в Сеульском отделении... и не спорьте, для японцев все будет понятнее, если Коджон за концессию получит какой-нибудь по-настоящему ценный подарок. Будем считать это лишь частью моего вклада в общее дело.

Уф! Наконец все дела на Дальнем Востоке переделаны! Ну не совсем все... и не переделаны, а только начали делаться. Однако пока большего и желать было бы неприлично. Однако перед самим собой чего стесняться-то? Большего очень даже хотелось...

Но все хорошо получаться не может. Например, Сэм перед моим отъездом сказал, что по его мнению "женщина из тебя получается какая-то ненормальная". Я бы и не возражал — но он это про новую книгу сказал, и сказал верно. Конечно, Черт ее разрекламировал — но удалось, причем с немалым трудом, распродать книжонку в менее чем шестидесяти тысячах экземпляров: оказывается, нынешний народ еще не дорос до концепции "хороших ведьм". А жалко: у меня появилось столько новых идей! Но одного желания написать кучу бестселлеров все же мало — и вообще, неправильно хотеть всего и сразу.

Как там говорил кто-то мудрый? Бойся своих желаний — они имеют свойство исполняться. Я вроде хотел стали побольше?

Дочь наша "возжелала странного", и новый губернатор (Энгельгардт) не смог отказать "кавалерственной даме". Это у тех, кто был "Катькиным орденом" награжден, было такое звание. Ну так эта "кавалерственная дама", жалуясь на несоответствие звания реальному положению, выцыганила у Александра Платоновича статус "поместья" для выкупленной ей земли. На реке Хопре выкупленной, в том месте как раз, где давно уже было известно месторождение железной руды. То есть всем оно было известно, но никто ее не добывал: руды там было кот наплакал. В смысле, хорошо если сотня тысяч тонн: для приличного завода это практически ничто.

Но Машка-то этого не знала, да и завод она устроила совершенно неприличный. Именно устроила, а не построила. Разместив на стандартной трехсоттонной барже небольшую такую доменную печь на три тысячи футов. Или, в переводе в метрическую системы, в восемьдесят четыре кубометра. Очень небольшую домну — но "автоматизированную" по самое не балуйся. Еще бы: на эту домну работали Кузьмин (спроектировавший собственно печь), Луховицкий (этот разработал элеваторы для загрузки домны и все теплообменники), Африканыч — сделавший эти элеваторы, приводимые в движение электромоторами, Гаврилов — выстроивший вместе со Стасовым турбогенератор, котел которого работал на доменном газе, еще с дюжину инженеров, разработавших и изготовивших фигову тучу всякого разного, позволяющего домне работать с бригадой из пяти человек. После того как в апреле эту чудо по высокой воде загнали на Хопер и поставили на выдвижных дубовых "ногах" в специально выкопанном затоне, на баржу взгромоздили и конвертер — тоже маленький, двухтонный. Кислородный, для работы которого еще на одной барже был подогнан "завод по получению жидкого воздуха" с соответствующей ректификационной колонной...

В результате это чудо современной техники выдавало в сутки почти пятьдесят тонн стали: руда была очень богатой, железа в ней более сорока процентов оказалось. Понятно, что даже для такой "малютки" руды тут хватит хорошо если года на четыре — но "потом мы завод перевезем в другое место, где руда есть"...

Больше всего меня удивило, как Машка решила проблему с огнеупорами. То есть не Машка, а Камилла решила — но лично у меня на такое фантазии точно не хватило бы. Магнезитовый огнеупор — это всего лишь окись магния. Камень даже есть такой — магнезит. Но встречался он довольно редко — пока его никто особо не искал. И цена магнезитового огнеупора была очень немаленькой, и продавали его только за настоящее золото — поскольку почти весь он был иностранный, германский да австрийский.

Но у меня буквально под боком было целое озеро под названием "Горькое", в котором водилась очень горькая соль. Горькая потому что процентов десять в ней было не натрий-хлора, а, напротив, магний-хлора. А путем нагрева-охлаждения растворов жена довела концентрацию магния процентов уже до семидесяти (пуская соль поваренную для выделки соды). Проблема этим пока не решалась: все же хлор заместить кислородом было простой химии не по силам. Но если химия не простая...

Камилла придумала "непростую" установку: да, хлор как окислитель активнее кислорода, но магний-то стабильнее натрия — и при электролизе расплава получаемой соли сначала выделялся чистый металлический магний. Я не стал обсуждать с женой или дочерью, сколько на это уходило электричества, а просто сообщил, что если бы они этот металлический магний у тех же немцев просто поменяли на огнеупоры, то получили бы выгоду (по весу продукта) минимум десятикратную. Они — не меняли. Они сжигали магний, а затем из порошка окиси прессовали огнеупорные блоки и спекали их в отдельной электропечке!

Да, а доменная печь получилась уникальная: на крашеную молотковой эмалью наружную стенку домны можно было без опаски опереться, поскольку она была холодной. Потому что между стальной стенкой и магнезитовой огнеупорной стеной был встроен четырехоборотный керамический теплообменник. Керамический потому, что качали в домну почти чистый кислород, причем по пути через теплообменники он нагревался до шестисот градусов — и в результате на тонну чугуна уходило всего триста килограмм дефицитного кокса...

Когда дочь наша похвасталась "достижением", я задал ей всего лишь один вопрос:

— Зачем всё это?

Нет, я все понимаю: новые технологии, топливная экономичность... но на Урале подобная домна, даже если ее поднимать с германскими огнеупорами, обходилась тысяч в двадцать... в двадцать пять, если воровать сильно. А эта встала почти в полтора миллиона. Да, я в "предыдущей жизни" привык, что Машка управляет бизнесом даже лучше меня, но в этой, вероятно, слегка поспешил доверить ей отдельный собственный бизнес...

— Ну, во-первых, сталь все равно нужна...

— А за полтора миллиона у шведов можно купить...

— Можно. Но во-вторых, это новая технология получения чугуна и стали на кислороде, это — новый завод по производству промышленной керамики. В третьих, просто на одном коксе печь окупится... да, за двадцать лет, но окупится, а Кузьмин сказал что она лет сорок, а то и пятьдесят проработает. Если же подсчитать всю экономию: на сырье, на зарплате, на перевозке сырья — то уже лет через восемь окажется, что эта печь дешевле любой нынешней. А в четвертых — ты же сам сказал, что нужно учить специалистов — так на заводе этом плавучем можно учить и сталеваров, и кислородчиков, и еще кучу народу. Уже учим. И потом, денежки-то на печку я сама заработала...

— Сапфиров побольше понаделала?

— Нет, мы же с тобой считали, что больше их продавать нельзя чтобы не подешевели. Просто Елена Андреевна придумала новую лампу, очень мощную, а я ее сделала...

— Ты продала лампу Архангельской за полтора миллиона?!

— Нет. Шитиков придумал новый приемник для трансляции, вообще без ламп, на одних диодах и катушках. Но передатчик для них мощный нужен — его как раз Елена Андреевна со Степкой с выдумали... а я сделала. Рабочие в городках себе такие приемники сейчас все ставят, но они забесплатно ставят, а я подписала контракты с Москвой, Петербургом... еще с Саратовом, конечно, и там приемники эти сейчас продаются за десять рублей, а трансляция стоит рубль в месяц. Но чтобы ее проводить, нужна уже оплаченная подписка на год — и только в Москве народу уже подписалось почти двадцать тысяч. В Петербурге — даже больше, еще пять почти тысяч в Саратове и Царицыне...

— Уже почти миллион... но ведь приемники тоже денег стоят, и прокладка проводов...

— Чистыми выходит восемьсот тысяч, чуть меньше. Только это...

— Что — это?

— Отто Шеллинг в Берлине такую же студию сделал, и от него больше двух миллионов марок пришло. Ты не волнуйся, не будет протеч... утечки, вот. Лампа работает часов триста, а ремонтируют их только на моем заводе. И все равно никто ее больше сделать не сможет, даже если и скрадут — Машка рассмеялась.

— Это почему?

— Пойдем, покажу...

Лампа нашлась почему-то у Машки в комнате, причем никаких там электродов я не увидел. А увидел, напротив, золотых рыбок, плавающих в здоровенной банке. Довольно кривой, так что рыбок и не разглядеть толком было.

— Без рыбок она не работает? — попытался съязвить я.

— Ох, Саша, Саша... Ты в суть смотри: банка-то сапфировая! Стекло такой мощности не держит, плавится — поэтому даже такая лампа только часов триста держится. Крышку и вводы я герметизирую как раз стеклом, а оно потихоньку ползет и газить начинает. Только сапфир годится, а кроме меня никто такое сделать не сумеет.

— Мне остается лишь гордиться такой дочерью! Хотя сама идея лампы, которая потребляет киловатт... сколько, пятьдесят?

— Двадцать примерно, пять в линию выдает, Степан говорит.

— Все равно, странная идея.

— Это Камиллина... ой!

— Ты хочешь сказать, что Камилла придумала такую лампу, а вовсе не...

— Нет, Камилла пожаловалась ей что плохо, что с тобой поговорить нельзя хотя бы по телефону. А ты же сам Степке и ей рассказывал про эти радиоволны, которые туда-сюда скачут — вот Елена Андреевна и стала думать передатчик, который вокруг Земли работать сможет. Кстати, передатчик тоже уже готов. Вокруг Земли не знаю, но с Москвой теперь поговорить всегда почти можно.

— Вот это — отличная новость, спасибо, порадовала... погоди, какой приемник на одних диодах? Диоды откуда?

— Про это ты Ольгу Александровну спрашивай, она Степке диодный завод строила...

Забавно: диоды для стартеров до моего путешествия делались в лаборатории Химического института, руководимого теперь Ольгой Александровной. Большие, с рабочими дисками по сантиметру. Но, вероятно, Суворовой такое "нецелевое использование" вообще-то учебных и исследовательских помещений не понравилось — и она (воспользовавшись своим правом на любые траты) просто выстроила отдельный завод. Ну а поскольку завод работал с довольно гадкими веществами, то выстроила она его несколько на отшибе — причем "отшиб" этот оказался километрах в двадцати за "периметром". Но — опять "на моей земле": Ольга Александровна, пользуясь Машкой как тараном, открывающим двери высоких кабинетов, пририсовала к поместью полоску шириной в три и длиной в двадцать четыре версты.

Самое удивительное, что к Газенкампфу договариваться о продаже мне этой полоски ездил Энгельгардт, Александр Платонович который. А в его кабинет Машка "притаранила" Портнова, который живенько так объяснил губернатору-сельскохозяйственнику, что лесополосы — это хорошо, суховеев не будет, сравните что творилось до поместья и после него в прошлый суховей, а ведь это еще деревья и вырасти толком не успели — ну а на земле общественной и не успеют никогда, поскольку срубят их...

Понятно, что Платонович о печальной судьбе Арала не знал и искренне думал, что всю реку выпить не получится... впрочем, Волгу я выпивать и не буду. А кусочек земли — он пригодится, и не только для диодного завода. Что-то народу в городках моих стало многовато. Мне ведь своего хозяйства всех прокормить пока не хватает — в смысле не просто сытно кормить, а еще и вкусно. Для этого денежки нужны — и загребать дополнительную копеечку на прокорм я попросил давно знакомого мне француза. Андрея Павловича де Фонтане де ля Гюярдьера...