Уроки ирокезского 48

Судьбу шестого баронета Майкла О'Доннела из Ньюпорт Хауса нельзя было назвать очень счастливой: пароход, на котором единственный сын сэра Джорджа Клендининга О'Доннела отправился из Саутгемптона в Лондон, потонул в открытом море. Ну не совсем уж в открытом, но до берега сумел добраться лишь камердинер двенадцатилетнего мальчугана, Патрик О'Лири, да и тот из-за сильного волнения умудрился разбить голову о прибрежные камни.

Правда спустя тридцать лет, когда богатый рыботорговец (а в то далекое время всего лишь простой рыбак) Джоэл Канингем собрался предстать перед Богом, священник... Нет, тайну исповеди он сохранил, но не достать из тайника, сделанного покойным рыботорговцем, саквояж с документами (все же речь не о простолюдине каком шла, а о баронете!) не смог. И все догадались, что прибрежный камень на голову отставного сержанта опустило не море...

Но догадались-то все в совсем другой жизни — поэтому Джоэл Канингем скоропостижно скончался уже в конце тысяча девятьсот четвертого года, а тридцатидвухлетний баронет Майкл Аннесли О'Доннел вновь появился на свет. Претензий к вытащившему его из моря немецкому капитану баронет не имел: тот ведь отвез его в далекую Индию лишь потому, что английского не знал и не понял, что перед ним дворянин — и только потому не свернул с намеченного маршрута. А вот к британской родне у него претензии появились, поскольку означенная родня категорически не возжелала вернуть ему деньги, вырученные от продажи родового поместья. Впрочем, им и возвращать-то уже нечего было, и потому баронет — после недолгого визита на родину — вернулся к своему настоящему спасителю: магарадже Траванкора Муламу Тхируналу Раме Варме. На прощание попросив лишь невежливых родственников не докучать ему просьбами о материальной помощи.

Горе этих родственников не поддавалось описанию: внезапно они выяснили, что юный баронет на выкуп родового поместья в Ирландии потратил лишь свои карманные деньги, а в Индии у него и так уже земля была — хотя и чуть поменьше, чем в Ирландии. Не в бывшем (и возвращенном за весьма солидную сумму) поместье, а во всей Ирландии целиком — но было уже поздно. Титулованный юноша покинул берега Туманного Альбиона на флагмане своего тут же приобретенного флота и на письма отвечать не возжелал: был очень занят множеством весьма непростых дел.

Хотя перед воскрешением, обсуждая поставленную перед ним задачу, баронет думал, что все будет очень просто:

— Ну, дам я этому князьку денег, фунтов сто. Или даже тысячу, чтобы у него голова от богатства такого закружилась...

— Видите ли, иногда деньги могут оказаться бессильны. То есть если денег окажется недостаточно много — а ведь их и окажется недостаточно.

— Десять тысяч?

— Мне и миллиона было бы не жалко, проблема в том, что магараджу такие суммы даже не оскорбят, а рассмешат.

— Вы думаете, что какой-то индийский князек...

— Михаил Алексеевич, не вы один так заблуждаетесь. Американцы вон думают, что Рокфеллер — самый богатый человек на земле. А я знаю минимум трех магарадж, не лично конечно, но наверное знаю, рядом с которыми Рокфеллер покажется мелким купчишкой на деревенской ярмарке. Они поколениями копят драгоценности — и именно поэтому британцы называют Индию "жемчужиной британской короны". Вот только добраться до сокровищ они не могут — впрочем, разговор не об этом. Магарадже нужно предложить что-то по-настоящему ценное.

— И что же? Что я могу предложить более ценное, чем миллион фунтов?

— Вы предложите ожерелье Кришны. Вот это...

— Но ведь это даже не золото!

— Да. Железо. Простое железо. Железо, которое не ржавеет...

Именно после этого разговора баронет осознал, что судьба его будет гораздо более тяжкой, чем представлялось ранее. Пришлось изучить — к тому же "на месте" — малаяламский язык, причем изучить так, что не видя его любой траванкорец признавал говорящего "своим". Затем на малаяламском языке пришлось объяснять магарадже, что "дар богов" получен за обязательство "очистить песок, по которому шел Рама, от нанесенной далитами грязи" — и что обет этот должен выполнить лишь приемный сын, в крайнем случае — воспитанник магараджи. А теперь вот уже скоро два года как этот песок чистить — и бурно радоваться, что хоть кто-то согласился эту грязь забирать: ведь на тысячу тонн песка "черной грязи" набиралось почти сто тонн...

В каждом отходящем от причала балкере "грязи" было около шести тысяч тонн, из которых триста назывались "цирконом". Конечно и ильменит, и рутил тоже лишними не будут, но цель состояла в отправке ста тысяч тонн именно цирконового песка в год. А пока балкеры ходили только раз в неделю...

Правда Волков все же обещал, что "скоро на линии будут ходить шестьдесят балкеров", но скоро — понятие растяжимое. Что сейчас тоже хорошо, ведь новые суда нужно будет чем-то заполнять, а пока...

Пока же шестой баронет О'Доннел руководил монтажом привезенных из Англии еще четырех огромных железных башен — "установок гравитационного обогащения", вымывающих все лишнее из песка самого большого в мире титано-цирконового рассыпного месторождения. И мечтал хоть ненадолго вернуться в родную Рязань...

Выстроенный в Котельниче завод по производству генераторов выдал первую продукцию. Немного не ту, которую ожидал я — генератор был мощностью всего в двенадцать мегаватт, зато, как пообещал Африканыч, такие генераторы будут выпускаться по одному в неделю. Не сразу, конечно, но через год с завода будет выходить ежегодно по шестьсот пятьдесят мегаватт мощности. Пока же второй генератор ожидался примерно через месяц, но и это неплохо, тем более что Гаврилов — строящий второй турбинный завод в Малоярославце — как раз через год грозился полностью обеспечить генераторы турбинами. А Стасов — дать новым электростанциям паровые котлы (для чего поднимал еще один завод в Воротынске).

Первая электростанция с этим генератором была запущена как раз в Ветлуге, для обеспечения работы "Завода чистых металлов". То есть генератор заработал на "старой" электростанции города, в дополнение к шестимегаваттному, но пока что и этого было здесь маловато. Завод тамошний уже успешно производил особо чистое железо (и паковал продукт в железные же бочки на хранение), а теперь приступал к производству других химически чистых металлов. Вот только делались они по принципу галогенных лампочек, то есть грязный металл йодировался при относительно низкой температуре градусов в пятьсот-семьсот и полученные пары осаждались на раскаленной добела "нити". А так как эта "нить" в конце цикла очистки по толщине мало отличалась от арматурины для железобетона, электричества производство потребляло немало. К тому же в Ветлуге "заодно" был запущен и цех для аффинажа добытого за рубежом золота, и здесь тоже без электричества обойтись было крайне сложно...

Проскуряков тоже выдал "серийную продукцию": из "стандартных пролетов" был выстроен мост через Волгу в Нижнем Новгороде. Стасемидесятипятиметровых пролетов, причем было фактически выстроено два однопутных моста на общих быках (по два полета рядом). Правда сам Лавр Дмитриевич несколько раз пытался мне объяснить, что "лучше и дешевле ставить один, но более мощный двухпутный" — однако Урсати, ставший министром после отставки Хилкова, придерживался мнения, что "двойной" мост и строить быстрее, и ремонтировать при случае проще выйдет, а я в это дело не вмешивался. Они — специалисты, а я — точно нет, и вникать в железнодорожные проблемы мне было просто некогда. Мне нужны были дороги, а как их строить — путь думают специально обученные люди.

Мост в Нижнем появился потому, что появилась дорога из Нижнего в Котельнич. От которой шла небольшая ветка к Ветлуге: нужно же на завод по производству металла сырье доставлять. И если с железом было все просто (чушки можно хоть на подводах возить, а на автомобилях и вовсе несложно), то другое сырье...

Другое сырье возилось аж из Индии. Найденный Линоровым и тщательно подготовленный поручик Киселев превратился в британского баронета. Причем не обычного, а "с трудной судьбой" и к тому же "фанатика индуизма". Насчет судьбы — я просто вспомнил довольно бурное обсуждение в британских газетах случившегося (в другой жизни и гораздо позднее) возможного убийства неким рыбаком выплывшей жертвы кораблекрушения за жалкую пару сотен фунтов. Мысль насчет "фанатизма" мне пришла в голову, когда я вспомнил новость из самой первой моей жизни о находке в каком-то индийском храме "сокровищ магараджи" на несколько десятков миллиардов долларов: эти ребята явно не бедствовали и за деньги концессию не выделят. То есть за вменяемые деньги...

Пришлось сделать "драгоценность" из химически чистого (и потому практически нержавеющего) железа, украшенного пятью звездчатыми рубинами и пятью звездчатыми фиолетовыми сапфирами (грамм по пятьдесят каждый) — символизирующих воплощения Вишну. И, по краям, ста восьмью оранжевыми сапфирчиками — прозрачными и ограненными. Выглядело ожерелье богато и очень необычно, так что магараджа купился: объявил Киселева "воспитанником" и предоставил ему концессию. Причем Майкл О'Доннел "воспитывался" у магараджи прямо с тысяча восемьсот восемьдесят шестого: индус согласился, что незачем кому-то задумываться, как в Траванкор попал некий предмет, исчезнувший в Катманду вместе с каким-то европейским мальчиком в восемьдесят восьмом (ну, магараджа искренне верил, что исчезнувшим)...

Хотя вещица-то и на самом деле получилась вполне себе драгоценная: химически чистое железо конечно было все же подешевле золота, но очень даже подороже серебра. А про сапфиры я вообще не говорю — но и магараджа, хоть в Вишну и восьмую его аватару искренне верил, не забыл выторговать по пять с половиной шиллингов за каждую тонну "вывозимой грязи".

Зато теперь раз в неделю очередной "угольщик" притаскивал в Керчь около шести тысяч тонн ильменита, смешанного с рутилом и цирконом. Еще тысяча тонн на судне была именно грязи — песок-то чистился ускоренным методом, так что тысячу тонн привозили каких-то "алюмосиликатов", гранатов, монацита и еще какой-то дряни. Учитывая, что даже гранаты размером в четверть миллиметра ценность представляли скорее отрицательную, это была именно грязь, но чистить сырье от нее на месте добычи было и некогда, и неправильно (зачем "потенциальному противнику" лишние технологии?), и в Керчь поступало все вперемешку. Оттуда небольшими самоходными баржами песок перевозился до станции Лиски — и оттуда уже по рельсам ильменит расходился по нескольким заводам, делающим титановые белила (или не белила, но тоже титановые). Все же Дон — река немаленькая, а для разделения флотацией ильменита, рутила, грязи и всего остального воды и не очень много требовалось — требовалось время, оборудование и люди — но для такой работы этого было достаточно. И по прошествии некоторого времени это "все остальное" по пятьдесят тонн в день доставлялось в Ветлугу...

Забавно: крошечная железнодорожная станция Лиски превратилась за три года в немаленький город, на реке возник довольно большой порт, на берегу вознесся здоровенный завод — но почему-то пока никто их "вероятных противников" не связал это с шастающими из Индии сухогрузами с песком. Скорее всего потому, что пока у этих "вероятных" титанового сырья для красок и местного хватало, так что перевозка его из Индии видимо находилась за пределами нынешнего здравого смысла. Впрочем, пока в мире массовостью и производство титановых белил не отличалось: дорого, цинковые дешевле — а промышленность прелестями металла еще не вдохновилась... ну и хорошо. Еще никто внимания не обращал и потому, что "грязь" — это все равно песок. И из него там же, в Лисках делались кирпичи, силикатные.

На самом деле в Лисках работали два практически независимых кирпичных завода, то есть технологически независимых. Силикатный кирпич оттуда действительно шел на стройки могучим потоком — для чего было выстроено несколько цехов по подготовке сырья, по прессованию сырого кирпича и большой цех, где кирпичи пропаривались в автоклавах. Которых в цеху стояло сразу восемь штук — и "штуки" эти были самыми что ни на есть современными.

Вообще-то всю эту "современность" мне помог создать Илья Григорьевич Артамонов — купец второй гильдии, выстроившим в Подмосковье собственный кирпичный завод еще в конце прошлого века. То есть основным занятием купца было изготовление машин, а производство кирпича являлось скорее "демонстратором возможностей" этих машин, но кирпич все же продавался и какую-то копеечку купцу приносил: дешевые кирпичи расхватывались влёт. У Артамонова на кирпичном заводе работало всего два десятка человек, но они (за счет "самой современной техники") выдавали больше шести миллионов кирпичей в год. При том, что у купца на заводе было всего три шестиметровых автоклава. Просто автоклавы у него работали практически круглосуточно, а обслуживать их почти и не требовалось: Илья Григорьевич себе автоклавы сделал эмалированными изнутри и снаружи и они даже не ржавели. Ну я заказал "такие же, но без крыльев", точнее — втрое более длинные. Ну и добавил (в штуках просто) несколько прессов — на каждый из восьми автоклавов. Поэтому мой завод выдавал уже по двести тысяч кирпичей в день (ну и народу на нем работало тоже сильно побольше, чем у Артамонова). Силикатных кирпичей — и завод потреблял в этот день восемьсот тонн песка.

Вот только проблема была в том, что привезенного из Индии он не потреблял ни грамма — просто потому что для силикатного кирпича песок требовался исключительно кварцевый, а индийский "отсев" был почти полностью именно алюмосиликатный и для белого кирпича подходил чуть меньше чем вообще никак.

Поэтому рядом появился еще один кирпичный завод, на котором кирпич делался совсем другой. Примерно такой же, какой некоторые крестьяне повадились было "выковыривать" из новых "грунтовых" дорог...

То есть добыча кирпича из дорог после начала "промысла" очень быстро закончилась (поскольку "добытчики" начинали очень быстро осваивать районы Крайнего Севера "за преднамеренную порчу казенного имущества"). Но технология оказалась заслуживающей внимания и имплементировалась в Лисках: песок (индийский, поскольку годился вообще любой) смешивался с золой угольных электростанций, перемолотой породой из терриконов, еще какой-нибудь грязью (но без органики!). А потом в смесь добавлялось процентов десять смеси цемента пополам с той же известью — и из всего этого прессовался кирпич. Просто прессовался — а затем неделю-другую валялся на площадках рядом с заводом, напитываясь водой из воздуха (благо рядом река и вода в воздухе все же была). Правда прессовать приходилось куда как сильнее, чем кирпич силикатный — но и результат получался лучше. И заметно дешевле: хотя оборудование и было более дорогим, но парить кирпич в печах — то есть тратить кучу топлива и сил — не требовалось.

Собственно, общего у двух заводов был только цех по обжигу извести, причал для выгрузки песка, да и прессы использовались почти одинаковые. А "почти" только потому, что силикатному кирпичу хватало пресса двадцатитонного, а "мусорному" был нужен пресс на сто двадцать тонн. Однако все же хоть и "почти", но прессы были скорее "одинаковые": отечественные и гидравлические. Ведь по части гидравлических машин Россия на самом деле была "впереди планеты всей", и поэтому у меня уже работали два завода по выпуску таких прессов. Потому что если в выработанные участки шахт запихнуть прессованную породу из отвалов, то... Да, добыча того же угля или калийной соли обойдется подороже, но не нужно будет заново лаву обустраивать и добыча нужного пойдет гораздо быстрее, а в конечном счете все равно дешевле. И да, в породу для заполнения шахт цемент можно и не добавлять, а в прессованный кирпич для строительства цемента не жалко. Хотя...

С моей точки зрения продукция Лискинских заводов была не очень хорошей: тяжелые, возить куда-то дороговато, но народ радовался: кирпичи эти были все же втрое дешевле глиняных, а вывозить можно и самому: своя ноша не тянет.

Впрочем, далеко ее возить не приходилось: суточного производства обеих заводов едва хватало на постройку одного двадцатичетырехквартирного (плюс магазин в центральном подъезде) дома для рабочих, а только в Воронежской губернии домов требовалось гораздо больше. Все же — если "переводить кирпичи в людей" — Лискинские заводы обеспечивали тридцать тысяч человек жильем за год, а в губернии даже рождалось больше. Но — хоть что-то, хоть небольшая, но все равно неплохая добавка к моей "жилищной программе".

Еще интересный "довесок" к программе обеспечил завкафедрой металлургии Петербургского политеха с непростой фамилией Левинсон-Лессинг. Франц Юльевич был довольно известным геологом и петрографом, то есть про камни знал очень немало. И он приехал ко мне с предложением (причем технологически проработанным уже!) делать те же канализационные трубы не из керамики, а из камня. То есть он не только и не столько про трубы говорил, но первый завод, отливающий из расправленного базальта разное полезное, как раз такие трубы и стал делать. Хорошие трубы, втрое легче чугуна, но по прочности чугуну не уступающие. И нержавеющие. А еще — неистирающиеся. Камилла сразу начала придумывать, как литой базальт в своей химии использовать — но это дело будущего (хотя, глядя на горящие глаза жены, я понимал, что очень недалекого), а пока... Да, "по углю" базальтовая труба обходилась "дороже" чугунной раза в полтора, но она же получалась почти вечной!

Кстати, литой базальт — пока Франц Юльевич технологию на заводе только отлаживал — еще одну пользу принес: базальтовой (и именно литой) брусчаткой я распорядился замостить Красную площадь. Всё меньше пыли будет в Правительственном квартале и Кремле...

Хорошего вообще в восьмом году произошло немало. Завод в Ряжске вышел на проектную мощность и теперь выпускал по два локомотива в сутки — уже для "широкой колеи". Дизель-электрических, вот только пока у тамошних инженеров "запланированный" двухтысячник не получился. Не получился и мотор на тысячу двести сил, то есть он получился, но мощностью оказался всего в девятьсот лошадок. Тем не менее этот шестиосный локомотив уже превосходил все отечественные паровозы, а мотор — доведут и мотор когда-нибудь. Тем более что и инженеры с завода в Бежице к доработке активно приступили. Завод-то все равно мне достался, причем по новому закону о банкротстве — по которому владельцы (или акционеры) были обязаны выплатить всем работникам трехмесячную зарплату. Поэтому когда Госбанк выкатил Азовско-Донскому банку "марджин-колл", акции Брянского механического отдавались прочими акционерами вообще даром. Заодно и банк обанкротился — что было вообще бесплатным бонусом, который мне Мышка спроворила. Да и вообще многие работники Канцелярии старались сделать для страны приятное изо всех сил.

Например, Панталеон... в смысле Петр Пантелеевич Мухонин полностью пресек контрабанду на Черном море. Конечно, не в одиночку, ему помогали и Жуковский, и Крылов, и еще очень немало народу. Зато теперь двадцатитонные катера на подводных крыльях легко перехватывали любую подозрительную посудину. И у меня было подозрение, что посудин таких было несколько больше, чем указывалось в отчетах Черноморской пограничной службы: по моему (возможно и не самому верному) мнению предупредительный выстрел можно давать и одним снарядом, а вовсе не очередью по полсотни с каждого из двух стволов. Но опять-таки: я — не специалист в предупредительной стрельбе. А вот в судах на подводных крыльях...

Когда-то я выстроил одну такую лодку, и она даже не сразу развалилась (а если бы не напоролась на топляк, то вполне вероятно и дальше бы плавала), но главное, что я тогда понял, состояло в том что "для быстрого судна нужен мощный мотор". А в моторах-то я как раз кое-что понимаю, так что для катеров пограничной службы я сделал очень приличные двигатели по семьсот пятьдесят сил. Большой серией эти моторы сделать не вышло, но Векшинский моторный парочку в неделю вполне мог изготовить. И сделает, если нужно будет — а пока и десятка таких моторов мне хватает, как раз по два на катер.

Времени мне не хватает: постоянно возникают новые задачи, которые без меня... То есть их-то есть кому решать, но почему-то каждое такое "решение" требует очень заметных денег (что, в принципе, давно уже не являлось серьезной проблемой) и какого-то специфического оборудования (которое, как часто оказывалось, было "практически недоступно"). Поэтому его приходилось добывать именно мне — поскольку мне тот же Роджерс мог оказать помощь в его приобретении, но каждый раз приходилось его об этом довольно долго просить. Не потому, что он как-то кочевряжиться начинал, а потому что он просто о просьбах моих быстро забывал: все же у него и своих дел было выше крыши. Контролировать-то сорок процентов американской промышленности гораздо труднее, чем мне мои восемьдесят российской...

Камилла пожаловалась, что "у нас с химикатами плохо". Ну да, то, чего не делалось на ее заводах (а она взяла под свою плотную опеку всю "большую химию"), приходилось закупать за границей. Но это было и сильно дорого, и по объемам недостаточно, да и просто в Россию не всегда продавалось — так что пришлось озаботиться и этим вопросом. Правда в этом деле Роджерс помочь не мог и большую часть нужного оборудования пришлось закупать в Германии (причем больше половины — практически нелегально, через Баха, так как немцы его в Россию продавать категорически не хотели). Но зато в Царевококшайске появился первый завод "Химреактив". Крошечный городишко с двумя тысячами жителей ранее славился единственным заводом (да и то винокуренным), принадлежавшим казанскому купцу — но Василий Федорович Булыгин этот завод мне продал с радостью, причем всего за шестнадцать тысяч. Потому что большего завод и не стоил, а госмонополия на производство водки сделала данный "актив" дорогостоящим излишеством. Ну, двухэтажный кирпичный домик и три "технологических" подвала тоже новому заводу пригодились, для размещения лаборатории, опять же для складов сырья и продукции. А вот производственный цех пришлось строить новый, вдобавок к нему потребовалось "добавить" небольшую электростанцию (причем подобранные для завода Ольгой Александровной химики запросили только для производственных нужд минимум три мегаватта). А затем от села Кокшайск, что на берегу Волги, пришлось прокладывать узкоколейку чуть меньше семидесяти километров длинной. Ну и дома для новых рабочих тоже строить нужно было — при том, что ближайшие кирпичные заводы находились вообще в Чебоксарах и Казани!

Ладно, узкоколейку солдатики за месяц проложили, а что со всем прочим делать? То есть с электростанцией понятно, Иванова и Гаврилова еще раз попросил поднапрячься, и они генератор с турбиной — шестимегаваттный — сделали "сверх плана". И оставался вопрос: строить как и из чего? "Химики" никаких идей не имели, впрочем оно и понятно: не их это дело. В общем-то и не мое, но меня-то Камилла попросила, вот я и впрягался в задачку. Точнее, напрягал всех, до кого мог дотянуться, и среди прочих дотянулся до Машки: для постройки оконное стекло всяко потребуется...

Со стеклом дочь наша пообещала проблему "к осени решить" — правда, имея в виду выкупить у какого-то купца небольшой стекольный заводик верстах в восьмидесяти от Царевококшайска и поставить там небольшой листораскаточный станок. Который уже я ей куплю... А когда я — уже чисто про привычке — стал жаловаться на недостаток стройматериалов, Машка выдала очень простое решение:

— Саш, ты просто слишком все стараешься усложнить. То есть стараешься работу саму упростить машинами всякими, но процесс усложняешь. Обычный мужик, между прочим, руками в деревянной форме в состоянии слепить больше тысячи кирпичей за день. Найми полсотни мужиков — и на первое время проблема будет решена. Ну, хотя бы будет из чего печь кирпичного завода ставить — вот тут, у тебя как раз на карте глина кирпичная отмечена. Уголь... леса там много, направь туда несколько печек Луховицкого, у меня в уезде мужики кирпич в ямах жгут на мусорном угле даже без брикетирования. Тебе же всяко столярный цех там ставить: двери, окна строгать, так что мусора деревянного будет много. А еще наверное стоит поставить несколько больших прессов Артамонова на платформы узкоколейные: с каждого десяток кирпичей в минуту вынуть можно, и пока местный кирпичный завод не выстроишь, пять-шесть прессов ощутимую прибавку дадут. А когда построишь — перевезешь его в другое место, где кирпичного завода еще нет...

— Маха, ты просто гений!

— Ну, если по большому счету смотреть, то да, я гениально смотрю, чему у мужиков в уезде научиться можно: сейчас они урожаям радуются и многие стали и дома "побогаче" ставить. Кстати, тут напротив этого стеклозаводика тоже глина кирпичная отмечена... так что если завод этот расширять нужно будет... Саш, ты в Иловле сразу два комплекта заказывай.

У станции Иловля был выстроен небольшой, но очень важный (для моей программы) завод: завод по производству кирпичных заводов, в смысле заводов по выпуску красного кирпича. То есть там делалось все металлическое оборудование для таких заводов, сами-то печи предполагалось строить "из подручных местных материалов". Завод бурно рос и теперь за два дня выпускал оснастку заводика мощностью тысяч в двадцать кирпича в сутки — кроме, собственно, формовочных прессов всю. Понятно, что продукция завода не залеживалась, но если я канцлер, то имею право пару комплектов взять "вне плана"... Теоретически имею, а на практике — на практике в подобных случаях я просто предлагал рабочим немного поработать сверхурочно, за сверхурочные же ништяки, особо в каждом случае оговариваемые. А конкретно эти два заводика обойдутся мне в один "внеплановый" кинотеатр...

В результате дочь наша отправила в Поволжье две бригады из "своих" кирпичных дел мастеров (имея в виду на лепку сырца уже местных нанять). И оказалось, что глина, нарытая на окраине Царевококшайска, при обжиге вспучивается и кирпич выходит никуда не годный. Так что мужики переместились в уже "испытанное" место к Мироносицкому монастырю (который как раз "на местном сырье" и был выстроен), а я вспомнил кое-что из своего детства. Поговорил с инженерами, затем (в силу бесплодности этих разговоров) озадачил канцелярию...

В общем, прошлой осенью в деревне Загуры в пяти верстах от города, папаша Мюллер начал срочно ставить вращающуюся печь вроде цементной, правда поменьше и попроще. Я подумал, что если керамзит круглый, то наверняка его именно во вращающейся печке делали (или будут делать), а как именно его делать, мне рассказал в деталях мелкий помещик со знаменитой фамилией Собесский. Федора Ивановича мне привел саперный полковник Свищевский из Главного инженерного управления армии, куда Собесский когда-то обращался "за помощью в обустройстве опытового завода". Ну, тогда в ГИУ "изобретателя" послали в заданном направлении (Собесский мало что не имел даже законченного гимназического образования, не говоря уже об инженерном, но и предлагал в общем-то ахинею: вместо относительно стандартного кирпича использовать при постройке некалиброванные плитки из вспененной пережженной глины), но он, оказывается, режимы нужного для получения керамзита обжига отработал. Во время строительства печи Федор Иванович занимался руганью с Генрихом Алоизовичем — который, по мнению "изобретателя", все делал не так. Хорошо еще, что ругался он "в письменном виде", Генрих сам на стройку ехать даже и не собирался — зато к лету восьмого года из печки посыпался настоящий керамзит! Немножко не такой, какой я видел в детстве, вроде бы более плотный (хотя, возможно, я уже забыл, каким он тогда был), но керамзитобетон из него получился правильный!

Мне (если смотреть в "прошлое") всегда не хватало топлива. Настолько не хватало, что сейчас мною был даже специальный указ выпущен о том, что в "моих" домах окна нужно делать с тройным остеклением. Но и стены тоже тепло наружу зимой пропускают... так для меня главным стало то, что керамзитобетон это тепло пропускал раз в шесть меньше, чем обычный стеновой (глиняный) кирпич. И даже более чем вдвое меньше, чем кирпич силикатный — так что в доме из него и топить можно гораздо слабее...

Иосса — в ответ на соответствующий мой вопрос — сообщил, что никакой информации о залежах "вспучивающихся глин" в горном департаменте нет. Понятное дело: это ведь "глина, не годная для выделки кирпича", так зачем о ней сообщать-то в Горный департамент? Но когда я пояснил, зачем — Александр Николаевич тут же организовал несколько специальных экспедиций для поиска нужного сырья. Ну а я, прикинув потенциальную пользу от строительства домов, в стены которых будут сыпать керамзитобетон, а не утрамбованную землю, заказал у папаши Мюллера еще четыре печки: если студенты-геологи в других местах нужную глину не найдут, то хоть тут пока полезный стройматериал в большем количестве выпускаться будет.

Самым смешным во всей этой истории оказалось то, что я так и не узнал, какие же собственно "химреактивы" будет выпускать новый завод. Главное, чтобы жена была довольна, а она порадовалась. Хотя, по-моему, она больше порадовалась постройке в Острогожске первой линии по производству полиэтилена высокого давления. Небольшой (ну, я так думаю), всего на полтонны полиэтилена в час — но продукт сразу получил широкое применение. Молоко на заводах (уже нескольких) Чичкина разливалось в бутылки с винтовыми крышками, и поначалу крышки делались жестяными — а теперь их стали делать полиэтиленовыми, что оказалось и дешевле, и удобнее. Московский молокозавод потреблял полиэтилена четыре тонны в сутки, Питерский — около двух... Чичкин в свете своей экспансии сразу прислал Камилле заявку на сотню тонн полиэтилена в день. Хорошо еще, что заявка была "на двенадцатый год": жена наметила только в Острогожске через год еще пять линий запустить. Но все равно нужно было выдумывать что-то более хитрое: пока что этилен Камилла получала из угарного газа с газового завода (то есть, фактически, из угля), а это было далеко не лучшим решением...

Впрочем, химики есть, пусть они такие проблемы и решают. Если канцлер станет заниматься оптимизацией каждого производства в стране, у него — канцлера в смысле — мозги вскипят. Канцлеру нужно решать свои, канцлерские задачи. Которых почему-то становилось все больше и больше...