Nanoвойна

Что такое "скат"?

Хороший вопрос. А ещё — что такое, вернее, кто такой — попаданѢць?

Ладно, постараюсь подумать обо всём по порядку — я развалился в мягком кресле, вытянув ноги, передо мной штурвал, рядом мигают голографические дисплеи и несколько пунктов мне тут совершенно не нравятся. Нет, всё относительно, подчеркну — ОТНОСИТЕЛЬНО хорошо.

Я вжал штурвал, и переключился с медленного и тихого на быстрый ход. Крсело слегка изменило свою форму, за спиной у меня — в прямом смысле, за спинкой кресла, послышалось жужжание, переходящее в свист. Включил фары — Скат был обвешан светополосами весь. Фары с щелчком включились, осветив всё вокруг — я лежал на дне, в прямом смысле этого слова. На полсотни метров вперёд, куда ещё хватало света фонаря, было относительно ровное дно, поросшее водорослями и со снующими туда-сюда рыбами. Внезапный свет их спугнул, они прыснули в разные стороны — и хорошо, едва я потянул штурвал на себя, как струи воды тут же вытолкнули меня с дна морского, и небольшой корабль — лодочка, оказался в свободном плавании. Словно настоящий морской скат. Я выжал рычаг управления двигателем на полную — двигатель у меня за спиной начал свистеть, а я резко рванул вперёд.

Путь был недолгий — от своей временной базы я удалился максимум — на полсотни километров. Скат разгоняется до восьмидесяти пяти километров в час, то есть сорока пяти узлов. Впрочем, этот корабль красив, хотя и кораблём то он называется крайне условно. Пяти метров в длину, от носа до кормы, в ширину центральная часть — метр с небольшим, но у него конфигурация как у ската — фюзеляж плавно переходит в два коротеньких крыла, служащих как грузовой отсек, хранилище инструментов или дополнительного оборудования.

В будущем — из которого я пришёл, исследования космоса, о которых мечтали люди в двадцатом веке — в котором я находился сейчас, не случились. Двигатель ещё создать надо, планет обитаемых рядом нет — максимум что добывать металлы в поясе астероидов выгодно... Зато вот подводный мир предоставляет человеку колоссальный простор для деятельности. Хотя, конечно, он связан с большими проблемами. Но подводные города всё же были созданы, сразу после создания сверхпрочного полистеклопласта и дельта-стали. Последняя — это специфический наноматериал, который внешне выглядит как сталь.

Пара этих материалов — и уже не трудно создать город под куполом в живописном районе океана, в сотне миль от берегов. А дальше подобные города появлялись в разных участках мира — ведь всего то и надо, что построить купол, надёжно его защитить, сделать трубы вентиляции и всё. Пара мощных реакторов обеспечит тепло, сухость, свет, да что угодно, что нужно людям для жизни. А под землёй — дном, можно найти и залежи полезных ископаемых, в воде — целые гидрофермы различных растений и животных...

Скат мчался строго по курсу — я выставил на его автопилоте курс, глубину — десять метров над дном, и преспокойно включив эхолот и надев универсальные очки, обозревал выводимые на них пейзажи. С ЭРЛС — эхорадиолокаторов.

Картина была симпатичная, должен признаться — красота прям. Мчался над дном я очень быстро, для подводных кораблей это вовсе немыслимо. И думал о том, как я сюда попал и что делать то дальше?

Диспозиция такова — меня, как хорошо оснащённого специалиста ССО, десантировали с парашютом над одним из островков курильской гряды. Меня и многих других, только ещё в полёте я заметил, что что-то тут сильно не так. Курильского островка нет и в помине. Подо мной был крохотный островок, торчащий из под воды, словно вершина горного пика, ушедшего под воду. Ширина его всего полсотни метров, а в длину две сотни — маленький, и тот в основном представлен горой. Безусловно, островок был полностью необитаем, куда я и приземлился.

Попытался связаться со своими по рации — не получилось. Попытался связаться ещё как-то — спутники, тревожный сигнал — ноль реакции. В радиоэфире — полнейшая, мёртвая, тишина.

Это меня насторожило — не может такого быть, просто не может! Но однако, оно было. Спутников тоже не было — ни одного. Уж это то не могло произойти со мной, подумал я, — ведь даже если тут, на земле, люди друг друга поубивают или заглушат — спутники должны остаться.

Однако, вопросы разрешил астронавигатор. Он выдал мне точную дату, время, координаты, лишь взглянув вечером на звёздное небо. Вечером — когда я уже сидел у костра из ближайших деревьев, создал себе лавочку с помощью нанокузни и сидел, думая о вечном. Я находился, если верить астронавигатору, всего в каких-то двадцати километрах от корейского полуострова. А вот дата... мне это показалось бредом — но тем не менее, тем не менее.

Первое Января тысяча девятьсот четвёртого года. Проверить это было сложно, к счастью, не невозможно — у меня была нанокузница. Самое дорогое оборудование, которое только может быть у военного — и она была если не всесильна, то около того — с её помощью можно было создать что угодно на молекулярном уровне. Поэтому вместо того, чтобы страдать и мучиться, я, как подобает военному, провёл ориентирование на местности и окопался на острове. Спать, конечно, пришлось в палатке, но это лучше, чем ничего, учитывая суровые погодные условия и нехватку металла.

Переночевав в маленькой палатке, перекусив солдатским рационом, я задумался о том, что нужно сначала обеспечить себе выживаемость, а уже потом — заниматься делами теоретическими.

Винтовка была бесполезна — если недалеко от острова — на расстоянии пары миль, и проходили корабли — это были странного вида рыбацкие судёнышки, деревянные, с парусом или вовсе без него, длинной не более тридцати метров, а чаще меньше. Очень похожи на старинные азиатские корабли. Говоря по простому — я попросту не мог жить на поверхности, мне нужно было создать подводную, тайную базу.

Нанокузница могла создать универсальные модули — способные существовать глубоко под водой, если на то было моё желание, всего то и надо, что протащить наверх, на поверхность воды, поплавок с гибкой трубой для подачи воздуха, и на этом всё. И ещё обеспечить электроэнергию — создать микрореактор будет проблемно, но где иначе я заряжу ультраконденсаторы? Нанокузница не святым духом питается, как и всё остальное!

Существовало великое множество способов добыть себе электроэнергию — в кузнице было вообще море чертежей. МОРЕ. Создатели этого устройства решили, наверное, что кашу маслом не испортишь и добавили туда почти семь миллиардов различных промышленных объектов. Но я почему-то считал, что сделали они это больше для отчётности — кому, спрашивается, в эпоху наноассемблеров, нужны, скажем, радиолампы? Или свинцово-кислотные аккумуляторы? Колёсные автомобили начала двадцатого века?

Да никому — просто до чертежей добрались и добавили, для отчётности, чтобы потом не докапывались. Но сейчас я смотрел на эти чертежи совсем другими глазами — это же... Это же бездна, настоящая технологическая бездна, наполненная самыми разными технологиями. С ними я могу всё. В прямом смысле слова. Я даже нашёл чертежи шагоходов — рабочий шагоход "Старатель" — высотой в два с половиной метра, с руками и ногами, похожими на промышленные манипуляторы, такие работают в великом множестве на самых разных работах — в шахтах, в космосе, под водой, на монтаже, демонтаже, добыче, транспортировке и так далее. Самый большой — восьмиметровый военный шагоход "Илья Муромец". Тот, кто его так назвал — конченый псих, потому что этот механоид мягко говоря, мало похож на богатыря. Увешанная бронёй человекоподобная фигура, оснащённая мощным реактором, встроенным вооружением, и способная существовать и действовать в самых агрессивных условиях — от глубин океана до глубин космоса.

Но сейчас у меня был остров, вернее, поднимавшаяся из воды сопка, и мне нужно было устроить подводную базу. Пришлось из подручных материалов мастерить сначала реактор — для его создания хватило того, что было на острове. Наниты не сумели добраться до подземных залежей металлов, и в атмосфере, воде и земле, нашли очень небольшое содержание РЗМ.

Зато содержание железа в земной коре было довольно таки высоким — я к такому не привык, и уже через несколько часов упорного труда, я смог создать реактор и добывающую станцию. Добывающая станция — это тоже технология из числа тех, которые имеют приставку "Нано". Она устанавливается в местах скопления ресурсов и с помощью нанитов, которые перемещаются в пределах ста метров от станции, извлекает необходимые ей ресурсы из воды или земли.

Я получил железо и дельта-сталь! Это было лучшее, что могло со мной произойти прямо сегодня — получив в своё распоряжение дельта-сталь, я построил первую свою постройку под водой...

Две недели спустя моя база выглядела следующим образом — на глубине ста метров, в стороне от острова, имелось пять стандартных жилмодулей, десять на двенадцать метров. Жилмодули были соединены друг с другом и устанавливались на прочный фундамент из дельта-стали, у них были иллюминаторы, собственное освещение, в центральном — стоял реактор, который мерно гудя, вырабатывал электричество. Сбоку от цепочки жилмодулей, находились два модуля специального назначения — слева — ангар техники. С двумя посадочными местами — одно из них было отдано под "Ската", второе — под "Старателя".

Там же хранился запас на чёрный день — две дюжины торпед для Ската и Старателя, и набор инструментов для последнего.

Справа от цепочки жилмодулей — располагалась лаборатория. Исследовательский модуль, в котором было всё необходимое для тщательных исследований. Благодаря лаборатории я выяснил всё — точную дату, состав земли и воды — кстати, последняя лучше корейских джонок давала понять, что я нахожусь в предсказанном астронавигатором времени. Вода была намного чище, чем я привык, содержание в ней различных промышленных веществ — намного ниже. И это в жёлтом то море, где оно должно просто зашкаливать — китайцы к своей экологии всегда плохо относились. За что и потерпели потом экологическую катастрофу и массовое вымирание. Уже какое по счёту.

И вот, счастливо улыбаясь, я припарковал свой Скат в ангаре. Исследование прошло очень успешно — мне удалось увидеть несколько броненосцев, и дюжину гражданских судов. С трубами, нещадно мучающими атмосферу своим дымом.

Поток горячего воздуха ударил по скату, и когда дверь открылась — он был уже совершенно сухой и тёплый, а не ледяной и мокрый. Я спокойно вышел из него, зевнул, и поплёлся по коридору в сторону спальни. Сегодня я очень устал, а завтра будет ответственный день — завтра я решил провести точную рекогнисцировку и начать выполнять план по выхождению из моря на сушу, к людям. Это, конечно, непросто.

Отдохнув на кровати пять минут, так и не уснув, решил сходить поесть. На кухню. Кухня у меня была незамысловатая — герметичный отсек, с собственной вентиляционной трубкой, индукционной плиткой, холодильником и несколькими приборами для приготовления еды из подручных материалов. К счастью, море кормило меня очень сытно — здесь даже водоросли можно было пустить в пищу, а про рыб я вообще молчу. Рыбы самой разной конфигурации снабжали меня всем необходимым. Этот полуночный перекус не стал исключением — я вытащил из холодильника большой кусок рыбьего филе и разрезав на кусочки, побросал на сковороду. Было откровенно лень стоять и жарить, но других вариантов пока не предвиделось.

Сидя у иллюминатора, за которым мощный прожектор высвечивал рельеф дна и настоящий газон из водорослей, я предавался размышлениям.

Начало Русско-Японской войны. Войны очень спорной, войны очень... странной. Как будто русское командование временно сошло с ума и ожидало, что всё пойдёт гладко, потому что они белые, а не узкоглазые макаки. Но...

Хотя погибло много людей, из истории я знал, что к войне россия была не готова. Обладая одним из самых сильных флотов в мире по оценкам специалистов, при этом Россия обладала так же самой худшей дисциплиной из возможных. Рукоприкладство, алкоголизм, малограмотность и безграмотность, и полное непонимание сложившейся ситуации. А ситуация сложилась не самая простая, прошу заметить. Всё это и многое другое — вот вам и разгромное поражение.

Но меня мало волновала большая политика. Хотелось бы переиграть все войны, но это малодушное желание. Меня больше волнует то, что мне необходимо как-то выйти к людям. И устроиться жить в этом мире — боже, да при наличии одной только добывающей станции, я без труда смог бы извлекать золото из земной коры, тоннами, и жить припеваючи!

Насчёт этого беспокоиться не приходится — в воде мирового океана были растворены металлы. Золото, серебро, их содержание крайне незначительно, но станция может добывать их в радиусе ста метров от себя. Сфера захватывала два миллиона кубометров воды постоянно, и то, что вода находилась в постоянном течении — только упрощало дело — можно было не менять положение извлекателя ресурсов и поставить его на дно морское стационарно.

Восемь таких устройств я поставил цепью, с дистанцией в пятьсот метров, поставил так, чтобы течение моря проходило через эту гребёнку и оставляло в ней ценные металлы.

Поэтому моё богатство уже исчислялось огромными суммами. В час эта "ферма" приносила около ста грамм чистого золота — за день выходило от двух до двух с половиной килограмм. Азиатские океаны и моря, рядом с японией, длительное время подвергаются землетрясениям и прочей тектонической активности — что увеличивает содержание металлов в воде, а это в свою очередь — позволило мне получить тонны стали, и килограммы золотых монет царского образца. Замечательно, разве нет? У меня ничего нет, но есть деньги, которые тоже очень могут выручить в определённых обстоятельствах.

Перевернув рыбу, я подумал вот о чём — совсем скоро должна разразиться русско-японская война. Серьёзное мероприятие, на минуточку. И отличный способ для меня появиться на сцене. Войны вообще — отличное время для того, чтобы что-то начать или легализоваться.

Заявляться и говорить всем подряд "Драсьте, я из будущего, давайте вам глупым расскажу как жить" — было бы идиотией в высшей степени. Да, кое-что я знаю. О политике. О технике. О людях. Но только люди этого времени имеют полную картину своего времени. Ведь помимо сухих фактов истории и политических убеждений, существуют ещё и тонкие виды. Нельзя вломиться и сказать, что люди дураки, раз не догадались строем ходить и тельняшки носить.

Нужно думать. И на ум мне пришло одно время, одно место, один момент, когда капитан отдельно взятого корабля оказался в крайне щекотливом положении. Таком, что он схватился бы за любую соломинку, обещавшую ему спасение. Да, это тот самый, с которого началась Русско-Японская война.

И вот тут то, я думаю, можно обдумать дальнейшие действия. Капитан Руднев, командир крейсера "Варяг", мог бы мне помочь — и с легализацией, и стать мне хорошим компаньоном — я точно знаю, когда он будет в безвыходном положении и могу появиться тогда. Но тогда встанет неудобный вопрос — а дальше что делать то? У них тут в голове бабйка и честь русского офицера, совсем как в старинные времена. Не хватает людям прагматичности. Но я положусь на то, что у него ещё все дома, и он меня выслушает.

Дальше — нужно спланировать ситуацию так, чтобы у меня было достаточно времени, чтобы вмешаться в события, при этом сделать это не слишком явно — то бишь втихаря. Далее — должно быть достаточно времени, чтобы переговорить с господином Рудневым, перед тем, как японцы начнут стрелять. И не только переговорить, но и убедить его в своём происхождении. Любой шаромыжник не может тет-а-тет остаться с капитаном — я так думаю. Нужна ситуация, при которой я мог бы легко убедить его в своём происхождении, а вернее — сначала нужно поговорить.

Я знаю один способ. Деньги. Представлюсь журналистом, и попрошу его за некоторое вознаграждение дать интервью тет-а-тет — чем не вариант? Дальше мы уединяемся, и я выкладываю ему всё.

Рыбка подоспела — сняв с плиты, положил остывать в тарелку, и уже план начал складываться. План довольно таки хороший, если подумать. О Рудневе сказать можно просто — посредственный служака. Не злодей, но и не герой, такие как он — составляют основу армии во все времена. Общий язык найдём.

Дальше — уже дело техники...

* * *

1 февраля 1904 года.

* * *

— Здравствуйте, — я вежливо улыбнулся крепкому, мордастому и угрюмому человеку в чёрной тёплой форме, — могу я увидеть капитана этого корабля?

— Зачем вам и кто вы такой? — грубо спросили у меня.

— Бертрам Крауч, — представился я выдуманным именем, — журналист.

— Что-то вы больно хорошо по нашему говорите для англичанина.

— Я из америки, — поправил я его, — мне бы очень хотелось взять короткое интервью у господина Руднева. Естественно, редакция заплатит полагающееся вознаграждение, — я полез в карман.

— Оставьте свои деньги у себя, — прервал меня мордастый, грубый человек, — хорошо, если вам так хочется — я сообщу о вас господину капитану, но вам придётся подождать.

— Смиренно ожидаю вердикта.

— Возможно долго, — мстительно добавил он.

Разговор происходил около трапа. Я ждал. Ждал пять минут, десять, двадцать... Пока наконец не появился человек в форме матроса.

— Господин, — крикнул он, не сходя по трапу, — поднимайтесь на борт!

— Слушаю и повинуюсь, — я быстро забежал по длинному, наклонённому вверх трапу, и ступив на палубу, был провожен матросом.

Остальные смотрели на меня с интересом — вообще, на корабле было полным-полно народу. Меня куда больше увлекал сам военный корабль — он был удивителен, удивительно в нём было всё. А именно — его трубы, его оснастка, его палуба, бесчисленное множество различных приспособ и вещей на палубе, так или иначе прикреплённых к кораблю, пожарный кран с большим тканевым рукавом и бронзовой головкой, сверкавшей в вечернем сумраке.

Наконец, меня проводили о очень крутым лестницам, и в капитанскую каюту. Около неё стоял мордастый и ухмылялся.

— Господин капитан согласился уделить вам некоторое время, но будьте поаккуратнее. И если что-то случится — вы с корабля не выйдете.

— Не беспокойтесь, — я улыбнулся, проходя мимо него в каюту.

Внутри было... Скажем так, не слишком просторно, но достаточно уютно. И господина Руднева я увидел сразу — он вышел ко мне и как подобает, представился:

— Руднев, Всеволод Фёдорович.

— Еремеев Игорь, — кивнул я ему.

Он вздёрнул одну бровь:

— Вас аттестовали как журналиста?

— Дело, по которому я к вам пришёл — действительно секретное, поэтому мне пришлось представиться журналистом. Это мелочи, мало ли на свете мелких газет и журналистов — такую маленькую легенду сложнее всего проверить. Что ж, Всеволод Фёдорович, давайте поговорим.

— Конечно, конечно, — он тут же отступил, пропуская меня, — проходите, присаживайтесь, располагайтесь. Что-нибудь важное случилось?

Я полез в свою сумку — вернее, в дипломат, с которым прибыл, и извлёк оттуда "набор попаданца обыкновенного". Набор не имел ГОСТа и штампа ОТК, и был собран за прошедшую неделю — довольно муторно собран, должен заметить. Первая вещь для любого попаданца — это голодисплей — небольшая коробочка, создающая над собой плоскую проекцию экрана, достаточно яркую, чтобы можно было смотреть фильмы. Активировав её через планшет, так же извлечённый из дипломата, я сообщил:

— Довольно сложно признаться в нарушении законов природы, должен заметить, поэтому я прошу вас просмотреть данный фильм, а потом уже мы с вами побеседуем.

Руднев ничего не понял из того, что я делаю. Он выжидательно и даже недовольно на меня смотрел. Впрочем, когда над столом в его каюте, около стены, появился полупрозрачный экран на три десятка дюймов — его внимание резко приковалось к нему и уже не было направлено на меня.

Я нашёл в своих загашниках фильм о Русско-Японской войне, и включил его. Думаю, дальнейшее излишне. Говорить патетичным голосом "я из будущего" и прочее — это и так понятно.

Фильм был довольно тяжёлый, на полтора часа, и Всеволод Фёдорович его смотрел не отрываясь — ещё бы, спешите видеть чудо века — синематограф! Это вам не прибытие поезда братьев Люмьер. Я же сел в кресло и наблюдал за происходящим на лице Руднева. Тот бросал на меня взгляды, которые было крайне сложно истолковать. Ту часть, где рассказывалось про него — он просмотрел не отрываясь, но чем ближе фильм был к концу, тем меньше он его смотрел. Но дотянул до конца. Я в это время успел не только составить своё мнение, но и продумать различные варианты диалога.

— Так, — сказал он важно, когда фильм закончился и экран погас, — Так! Я думал, что это шутка, но по всей видимости, придётся отказаться от этой мысли, верно?

— Правильно.

— Поразительно, — он был в нервном возбуждённом состоянии и хлопнул рюмку коньяка не задумываясь, успокоился слегка, — Я бы хотел вас о многом спросить. Об очень многом.

— Спрашивайте.

— Нет, воздержусь, — вежливо улыбнулся он, — не думаю, что это будет уместно в текущей ситуации.

— Почему же, почему же, я с радостью отвечу на любые вопросы.

— Хорошо, тогда — зачем вы ко мне пришли? И как оказались в этой корейской дыре?

— Я к вам пришёл, так как счёл, что это наилучшее время и место, чтобы обнаружить себя, — сказал я, кладя руки на свой кейс, — видите ли — судьба ваша и вашего корабля вполне понятны, события, которые произойдут через неделю — отлично задокументированы и изучены. Можно сказать — мы можем восстановить их по минутам и секундам. Ваше положение мягко говоря, безвыходное.

Моё немногим лучше — я никто. У меня нет документов, официального имени, места рождения и так далее.

— Это не проблема, — отмахнулся Руднев, — в России великое множество людей вообще никаких документов не имеет.

— И тем не менее, тем не менее, — покивал я на его слова, — это первое. Наверное, если бы я перечислил возможности имеющихся у меня технологий — то вы бы упали со стула, но я воздержусь — скажу лишь, что они огромны. И эта прорва возможностей — рвётся в бой. Применять их я умею, поэтому лишь вопрос времени и места, когда и где применить. Дальнейшая судьба России далека от завидной. Скажем так — победа социалистов-революционеров как многое привнесла в страну, так и многое отняла.

— Вы им сочувствуете?

— Отчасти. Всё-таки нельзя отрицать тот факт, что большая часть населения России — это малограмотные или неграмотные крестьяне, а страна влачит жалкое существование на обочине мировой политики. И пока существуют враги нашей страны — жить спокойно мы не сможем. Они всегда будут стараться испортить нам жизнь. Если я просто ничего не сделаю — то через десять лет начнётся первая мировая война, ещё через пять — революция, хаос, ещё через пять — гражданская война, и будет очень, очень плохо.

— И что же вы хотите сделать, чтобы всё изменить?

— К сожалению, многие из этих событий... скажем так, продиктованы историей. Их невозможно изменить — Россия на данный момент слаба, технологически, информационно, а система управления настолько неэффективна, что государство практически подошло к порогу своего краха.

— Это печально, но всё ещё не отвечает на мой вопрос, — заметил Руднев.

— Да, да, конечно. Безусловно. Я бы хотел сделать то, что в моих силах. Благодаря целой прорве технологий, которые у меня имеются — я бы мог получить огромное влияние и огромные деньги, даже власть. Вопрос лишь в том, что конкретно сейчас, будущее России творится не в банках и кабинетах, а здесь, в жёлтом и японском морях. Если хотите знать моё мнение — сейчас нашей стране очень не хватает тирана, который имел бы большую политическую волю и силу, чтобы заставить людей делать то, что нужно. Устроил бы серьёзную чистку внутри госаппарата от всяких шаромыжников, проходимцев, некомпетентных людей. Но... есть только Николай второй, к сожалению. Один из худших правителей в истории России.

Руднев пропустил это замечание мимо ушей.

— И что вы можете сделать?

— Давайте рассматривать задачи последовательно, Всеволод Фёдорович. Чтобы спасти наше отечество от внешних и внутренних врагов — в первую очередь, пожалуй, внутренних, нужна власть, деньги и сила. Власть — чтобы всерьёз оздоровить политическую систему, раздавить всяких социалистов и коммунистов. Деньги — потому что у нас крайне плохо обстоят дела с доходами. К счастью — у меня есть технологии, а они в свою очередь дают деньги. И сила. Сила военная, политическая, её нам дадут так же технологии, которые у меня есть.

— Хм... — Руднев сел, приосанившись, на стул, и посмотрел на меня с любопытством, — вы хотите сказать, что действуете ради спасения нашей родины?

— Именно так. Признаться, есть много способов мне устроить свою жизнь спокойно — уехать куда-нибудь в америку, и пользуясь колоссальным преимуществом в технологиях — захватить экономику этой страны в свои руки, заработать миллиарды долларов, и стать магнатом номер один... Я бы так и поступил, если бы желал такой жизни.

— Допустим, допустим, — кивнул Руднев, — допустим, всё так и есть. Зачем вы прибыли именно ко мне и со мной начали этот разговор? Есть же политики, есть тот же господин Алексеев, наместник...

— Алексеев — бездарность, — отрезал я, — Всеволод Фёдорович, поймите, что мир уже изменился. Я говорю о том, что эпоха наместников уже ушла в прошлое с началом этого века. Конечно, если думать как аристократ — то можно дойти до совершенно другой мысли — но она будет неправильной. Сейчас наша страна в дерьме, уж простите за прямоту, и осознание глубины этого океана дерьма придёт только когда японцы одну за одной разобьют наши эскадры и возьмут столько, сколько хотят. А к первой мировой это станет ещё глубже — и тогда будет полный коллапс всей системы правления. Вплоть до того, что император скажет "ой всё" и отречётся от престола, оставив власть тем, кому не лень будет её брать. С этими людьми нельзя уже ничего сделать — они глубоко погрязли в своих интригах, в своих мелочных разборках, в своём бессилии и при полном отсутствии хорошей деловой хватки, которой так славятся американцы. И надеяться можно только на себя и тех, кто не замазан политическими нечистотами, — несколько резко сказал я и успокоился, когда Руднев протянул мне рюмку коньяка. Я хлопнул рюмашечку.

— Ситуация складывается так, что если мы хотим, чтобы в России был порядок и хотим предотвратить войны, разруху и полный коллапс — нужно действовать втихаря и самостоятельно. Полагаясь на тех, кто готов променять золото и титулы на успешное разрешение проблем в стране.

— С чего вы решили, что я к таким людям отношусь? — спросил Руднев, улыбнувшись, — может быть я тоже из этих?

— Не думаю. Ваша биография отлично известна историкам. Лучше, чем биография многих других ваших сослуживцев. Поэтому о вас я могу сказать, что вы не такой испорченный человек, как многие и многие... Я предлагаю вот что — я окажу вам всю возможную помощь и поддержку, чтобы поднять ваш авторитет и успешно победить в бою. Адмирал, который одержал много славных побед — это фигура политическая, равная министру. А полководцы уровня Ушакова — это фигуры близкие по народной любви и признанию к особам королевских кровей. Победа — это тоже захват власти. В определённом смысле.

— И что же тогда дальше? — спросил Руднев, — хорошо, допустим, мы сумеем успешно разрешить ситуацию с японцами...

— Поймите меня правильно... Через десять лет в России должно существовать мощное политическое лобби, которое будет действовать не из корыстолюбивых, а из патриотических соображений, и действовать эффективно. И в этом лобби должны состоять люди, преданные интересам отечества, которые предотвратят дальнейшие проблемы России. В частности — войну с Германией, революцию, разруху. Власть этого круга людей должна быть велика, и опираться на заслуги, а не на происхождение. Это позволит при условии полного сохранения монархии и статуса-кво, повлиять на политику таким образом, какой нужен нам. Нужно создать политическую силу.

— Допустим, допустим, но как? — не понял Руднев.

— У меня есть технологии, которые значительно превосходят предел вашей фантазии. Но эта скрытая сила, способная перевернуть мир, должна быть использована с осторожностью. Конкретно сейчас меня беспокоит другое. Японцы — сильные военные, и их флот сильнее нашего, значительно сильнее. Недооценка противника и переоценка своих сил — в условиях командного хаоса и коррупции с воровством — основная причина поражения. Если мы разобъём японскую эскадру — то вы несомненно станете героем. Но — стать героем и соответствовать этому званию — две большие разницы. Наконец, если уничтожить японцев, недооценка будет ещё сильнее — и это погубит наш флот.

— Я понял вашу мысль, — сказал Всеволод Фёдорович, — да, ситуация!

— Поэтому нужно подстроить всё так, чтобы это не выглядело, будто вы легко и непринуждённо одержали победу над глупыми японцами. Тем более, лёгкая победа не добавит вам чести.

— И что же вы предлагаете?

— Использовать максимально нестандартные тактики и все до единой возможности. Во-первых — провести ревизию разбора этого боя, послевоенной тактики войны на море, и составить конкретное мнение о том, что нам нужно сделать, чтобы Варяг сумел потопить хотя бы один-два японских корабля и сбежать в открытое море.

— А "Кореец"? — спросил Руднев, — мы здесь не на чай, у нас приказ.

— С поддержкой господина посла справился бы и один "Кореец". Не знаю уж какой светлой голове пришла мысль оторвать от флота новейший бронепалубный крейсер и отправить его в удалённый порт. Но японцы воспользовались этой глупостью и набросились на отбившуюся от стада овцу всем скопом. Тем более, что фигура посла в Русско-Японской войне хоть и наличествует, особой роли не играет. Когда заговорят пушки — замолчат дипломаты. Поэтому я бы предложил вам оставить Кореец в порту, а Варягу — выскальзывать из окружившей его стаи японских волков, и уходить на всех парах.

— Хорошо, — Согласился Руднев, — Хорошо, я согласен с вами. Хотя это и выглядит как бегство с поля боя.

— У вас не линкор на пятьдесят тысяч тонн, а всего лишь небольшой бронепалубный крейсер, на шесть тысяч тонн и без особой огневой мощи и брони. Линейный бой с противником, как я думаю, в данной ситуации исключён. Хотя даже линкору бы нанесли серьёзные повреждения, набросившись такой толпой — поэтому тут двух мнений быть не может. Нужно бежать, уходить в крейсерское плавание. Если вас загонят в состав эскадры — то возможности как-то выделиться и отличиться — равно как и мне использовать мои технологии, будут на нуле.

— Это то я сделаю с удовольствием, вопрос только в том, где мы найдём провизию, уголь, они ведь не лежат на поверхности моря тоннами.

— Иногда лежат. На вражеских кораблях. Но даже без этого — я думаю, знаю, где найти всё необходимое. Задача бронепалубного крейсера, если я хорошо знаю историю морского дела, состоит в длительном крейсировании на коммуникациях противника, и в наименьшей степени — состоит в эскадренном бою. Если у вас будет разведка, позволяющая обнаруживать корабли противника за сотню миль, если повозиться с орудиями для точного боя и я создам для вас боеприпасы, а так же обеспечу своевременный мелкий и крупный ремонт вашего корабля... тогда ничто не помешает нам выйти в море и создать для японцев очень серьёзные проблемы.

— Хорошо, предположим... — кивнул Руднев, — я примерно понимаю ход ваших мыслей. Вы хотите, чтобы мы выполняли крейсерскую задачу.

— Не совсем я хочу — я предлагаю вам такой расклад, — поправил я его, — но понадобится довести боеспособность экипажа до максимального предела. То есть — заняться постоянной и интенсивной подготовкой всех, от кочегаров до... вас, Всеволод Фёдорович. И выжать из "Варяга" всё, что можно. Я смогу немного в этом вам помочь, с помощью своей техники улучшив ходовые характеристики крейсера.

— Насколько увеличив? — с прищуром спросил Руднев.

— Скажем так... Хм... Это проблема. Лучше всего было бы установить на его валы шестерни и привод от мощного электродвигателя и реактора. Это позволило бы без снятия паровой машины, дать варягу возможность ходить на реакторном ходу — если заменить материал валов и винта на дельта-сталь, как и материал некоторых частей набора — то можно дать гораздо большую тягу, чем есть сейчас.

— Хм... Электрический ход? — удивился Руднев, — Как в романах Жюля Верна?

— Примерно так, — поддакнул я, — если не вдаваться в технические детали. Если ещё поменять материал бронепалубы с обычной стали на дельта-сталь, которая примерно в сто сорок раз прочнее...

— Если у вас есть такая возможность — то безусловно в первую очередь нужно защищать орудия и крюйт-камеру с снарядами. А уже в последнюю очередь — бронировать палубу.

— Да, отличная идея, — кивнул я, — я пока что не видел в особой тщательности ваш корабль. Для создания иллюзии хода на пару, можно использовать химические источники дыма, ну или просто запалить в печах что-нибудь дымное, и всё. Есть ещё много мелких улучшений, которые стоит сделать. Я предлагаю изучить этот бой, войну, опыт военных действий на море вообще, и только потом составлять план.

Руднев кивнул:

— Всецело с вами согласен.

* * *

*

Всеволод Фёдорович позволил мне остаться на Варяге, но не сразу. Мы проговорили шесть часов кряду, и в конце концов — он очень захотел увидеть чудеса технологий, и в частности — подводную лодку "Акула-766Б" — она же просто "Акула".

Именно на ней я прибыл сюда, и описал её в ярких красках господину Рудневу. Акула — это более стратегический транспорт, нежели "Скат", это компактная подводная лодка, рассчитанная на экипаж от трёх до шести человек, в зависимости от конфигурации. Лодка имела две палубы, длину в тридцать пять метров. Внутри было просторно, имелись в частности — шлюз для приёма на борт батискафа "Скат" или шагохода "Старатель", и им подобным, с четырёхточечным механизмом магнитной подвески.

Эта ПЛ изначально была создана для промышленных задач, для аквалангистов и рабочих на бактискафе или шагоходе, но потом область её применения расширилась — пусть разработана она была частной компанией, занимающейся не столько подлодками, сколько спецтехникой, но всё же, переделанная под военные нужды, она весьма грозное оружие, с которым может управляться один-два человека.

План по переделке Варяга же — оказался грандиозен, настолько, что было сложно его воплотить в жизнь — Руднев познакомил меня со своим крейсером — я прошёлся по нему, увидел всё вживую, так сказать. И мы вместе накидали план модернизации. И эта модернизация была ножом по сердцу Руднева, но идея то была. Сначала следовало срезать мачты, обе, их металл пойдёт на строительство броневых башен. Шестидюймовые орудия убрать с бортов, разместив две башни на корме — одну на уровне палубы, другую выше, там, где была прикреплена мачта.

Содрать настил палубы, отрезать шлюпбалки и убрать шлюпки, снять все орудия калибром меньше шести дюймов, на носу поставить одну единственную башню с одним единственным орудием калибра 203мм — восемь дюймов. Итого — вместо двенадцати шестидюймовок и кучи мелочи — должно стать десять шестидюймовых орудий и одно восьмидюймовое.

Далее изменения касаются ходовой части. И тут нам помогает "Акула" — подводная лодка. У неё есть электромотор, довольно мощный электродвигатель, мы решили так валы "Варяга" изменить с стальных на дельта-сталь, это первое, увеличить прочность креплений их и набора, и установить на валы зубчатые кольца — шестерни. Без снятия, без потери паровых машин и парового хода. Туда же установить электромоторы от "Акулы".

Ходовая часть варяга была устроена следующим образом — две паровые машины с каждого борта, машины располагались в центральной части судна. Длинные стальные валы шли вдоль кормы, располагаясь с двух сторон от пера руля, два больших винта. Выглядит это не слишком надёжно, как по мне, но сойдёт для сельской местности.

Если изъять моторчик массой в две тонны, и установить по одному на каждый борт, установить один реактор в бронекапсулу, то я бы смог посредством простейшей электрики — обеспечить кораблю ход.

Систему управления двигателем долго искать не нужно — она уже есть у "Акулы" — достаточно всего лишь создать из дельта-стали рычаги, чтобы двигатель можно было отнимать от вала, чтобы корабль мог идти на пару.

Более того, одно другому не мешает. Хотя тут уже возникнут нехорошие слухи и вопросы, на которые не будет однозначного ответа. И я думаю, лишь вопрос времени, когда эти вопросы будут заданы.

Что ж, а пока что главной задачей было даже не это, а переделать лафеты орудий и создать орудийные башни. Проще всего было взять какую-нибудь из имевшихся конструкций. Но как назло — подходящих что-то не находилось.

* * *

*

Проснулся я от стука. Этот звук мне будет в кошмарах снитсья! Руднев взялся за дело с небывалым энтузиазмом — и раз уж войны не избежать — нужно к ней подготовиться? Хуже не будет, дальше сибири не сошлют — так, наверное, он подумал. И...

И началось. Семь утра, светлеет только, уже сумерки, и воздух такой, предрассветный. А команда уже сходит с ума — и считает, что с ума сошёл их капитан — не знаю, как Руднев объяснился перед Офицерами...

Резали шлюпбалки громко, я вчера поделился инструментами. Примерно тонн десять различного инструмента — и сейчас матросы активно осваивали гаечные ключи, ножовки по металлу и дереву, и сбивали с помощью ломов деревянный настил палубы. Вместо него решили мы положить полимерный, негорючий, немокнущий, и не скользящий. Я вышел из каюты, с больной головой — хорошо хоть аптечка у меня была, иначе бы помер.

И не ошибся — Руднев не отложил в долгий ящик решение намеченного плана — и уже вовсю кипела работа. Я и не думал, но корабль был Переполнен людьми — их было так много, что просто держись. На палубе вели работы "нижние чины", понукаемые офицерами и унтерофицерами, а моя работа — маленькая, но большая.

Надо бы заняться ею, а то стыдно будет в глаза смотреть Рудневу — все работают, а я нет.

Поэтому я отправился в машинное отделение, где и наметил соответствующие работы — установку реактора и двух моторов.

Нанокузница у меня была с собой, а материалы для изготовления реактора... Что ж, многие были с собой, благо, что "Варяг" встал практически над самой подводной лодкой, в которую я нагрузил материалы, собранные сборщиками ресурсов.

Поднять их не так то легко — нужно будет сделать для корабля шлюз для подводных аппаратов. Но потом.

Работу свою я сделал за пару часов, перекусил походным рационом из нескольких батончиков шоколада и грустно вздохнув, полез дальше работать. Свреху сейчас аврал, а внизу — почти никого. Меня по приказанию капитана, пропускали везде, это хорошо, но вопрос "хуле ты тут забыл, сухопутный?" так и читался в глазах каждого нижнего и верхнего чина, встречавшегося мне по дороге.

Всеволод Фёдорович лично руководил самой масштабной операцией — нужно было сбросить с корабля мачты, обе, и их решили пилять-колотить целиком. Подрубить и сбросить за борт, накренив корабль на один борт. Как накренить корабль на борт? На левый борт перетащили всё, вообще всё, что было — срезанные пушки и шлюпбалки, и многое другое, вся команда таскала по кораблю тяжести — в конце концов, корабль дал крен в семь градусов на левый борт. Срезали мачты натужно, долго, и они весьма небезопасно рухнули, продрали верхний настил палубы после падения. Задняя мачта кувыркнулась идеально, тут придраться не к чему вообще — она повалилась вбок, никого не задев, и сомнув ограждение борта, перевалилась через него, снеся по дороге ещё какую-то такелажную мелочёвку. Матросы разбежались, а мачта с громким плюханьем упала на воду, и тут же скрылась в пучине морской.

Я потом использую её сталь для дела. Схожим образом обстояла судьба передней мачты, только на ней оставили смотровую площадку. И всё.

— Всеволод Фёдорович, можно вас на минуточку? — спросил я громко. Капитан стоял в окружении своих офицеров.

— А, конечно-конечно, что вы хотели?

— На три слова.

— Да, — он быстро прошёл, кивнув своим продолжать, и сделав дюжину быстрых шагов, остановился вместе со мной у перил трапа, — что вы хотели?

— Мне необходимо доставить на "Варяг" необходимые вам припасы. Но сделать это не так то просто, учитывая режим секретности.

— С этим проще всего. Оставьте их где-нибудь на берегу, а мы потом заберём, отправим на шлюпках экипаж и доставим всё.

— Хорошо, идея годная. В таком случае — я отправляюсь. Держите при себе рацию, я свяжусь с вами вечером.

— Договорились. А куда доставим то?

— Да в нескольких милях от порта на берегу, тут места не слишком людные.

* * *

*

Шагоход "Старатель" — это мощная машина. Прежде всего, его нужно описать. Оператор располагался за прозрачным колпаком на торсе, головы не было. Руки и ноги шагохода — манипуляторы, походили более всего на промышленные манипуляторы. Шагал он по командам оператора, мог при этом работать как под водой, так и в космосе — у него был запас кислорода на сутки работы.

Приводился он в движение мощными, но медленными приводами, которые имели несколько скоростей работы. Мощные моторы, источник питания — энергоячейки на спине, обеспечивали ему автономность больше трёх суток работы.

Под водой "Старатель" чувствовал себя отлично, потому что имел дополнительное оборудование — двойной мощный водомётный движитель. Этот движитель располагался в спинной части и позволял "Старателю" перемещаться во всех направлениях, подобно маленькому батискафу.

Чтобы перетаскать все вещи к старателю — пришлось воспользоваться грузовым экзоскелетом — ящики в сто килограмм иначе не поднять. К слову, ящики тоже были необычные. У меня были только металлы и кое-какие химические элементы, но не более того. Пластмасс не было — и поэтому их пришлось заменять ближайшими аналогами — слава богу, они редко где использовались, в основном в многоразовой упаковке. Так что мне пришлось делать стальные грузовые ящики, закрывающиеся герметично. Силикона и прочих уплотнителей тоже не было — пришлось воспользоваться естественными материалами и положиться на точность подгонки крышек.

Ящики я просто сбрасывал вниз, в воду, в ангарном шлюзе, они падали под подлодку, на дно морское, один на другой, образуя горку приличных размеров. Когда я сбросил достаточно, уже чувствовал немалую усталость, хотя всю грязную работу делал экзоскелет. Пришлось побороть свою малодушность и залезать в шагоход. И уже оказавшись внутри, я наконец-то расслабился. Он плавно опустился на морское дно, освещённое прожекторами, и легко своими манипуляторами сцапал первый ящик, дальше второй, третий, их нужно было соединить вместе в цепь, а потом — используя Старателя как буксир, я пошёл. Потащил их за собой волоком, натужно гудели электроприводы в ногах шагохода, и он иногда делал неудобные шаги. Даже насадка на ноги под названием "лапти" — широкие говнодавы для прохождения по мягким грунтам, не помогала — тащил он с огромным трудом, как бурлак. Я же сидел в кабине и просто двигал рычагами. Тащить пришлось, прицепив конец этой грузовой цепи к рукам.

Шаг за шагом, я прошёл почти километр по мелководью, и вылез из воды — вода стекала по фонарю кабины, плескалась под могучими ногами этого механического монстра. Идти у берега стало легче, а когда ноги перестали уходить в рыхлый грунт — и вовсе легко. Дойдя до берега, я огляделся — не нашёл ни одного деревца, которое можно было бы использовать, и просто потащил из воды, как сеть, весь свой груз.

Это была первая ходка. Когда вытащил, ещё раз огляделся, сплюнул и пошёл к ближайшему дереву. Дерево ничего так, но нужно было как-то замаскировать свой груз.

Ни бензопилы, никаких таких насадок у старателя сейчас не было — так что мне пришлось сцапать ствол дерева руками, и сильно сдавить. Пока не завыли жалобно приводы, расположенные в плечах, и дерево не поддалось — ладони практически передавили ствол дерева. Оно покачнувшись, начало заваливаться на меня, и через мгновение — опрокинуло. Пришлось вставать и схватив его за ствол, тащить к грузам, и положить так, чтобы с моря не было слишком заметно.

Вторая ходка была уже ближе — я не захотел далеко ходить и игнорируя секретность, практически вплотную подошёл к берегу, так что надстройка почти вылезла из воды. Но зато идти второй раз далеко не пришлось — хотя будь здесь сторонний наблюдатель, он бы меня мог увидеть, как и мою подлодку.

Оставшиеся грузы я перетаскал быстро, и вернувшись в пучину морскую, как батька черномор со своими богатырями, оказался в магнитных захватах акулы. Когда они замкнулись, раздался громкий лязг, и механические захваты сцепились с рамой старателя. Дело было сделано, и сделано хорошо.

На всё это ушло пять часов работы — в конце концов, я подумал — как, собственно, моряки с Варяга обнаружат мою захоронку? Поваленное дерево — это конечно хороший ориентир, но нужно получше что-то. Чтобы не промахнулись, мало ли здесь деревьев...

На стене висела небольшая белая коробочка, это радиостанция стандартная для подводных кораблей — такие использовались повсеместно. Компактная, мощная, и настенного размещения.

Нажав пару клавиш, я настроился на частоту рации и послал сигнал вызова.

Руднев ответил не сразу.

— Да? — я показывал ему, как надо пользоваться рацией. Довольно хорошая штука, кстати. Мощная, долговечная, не боится воды, огня и работает на большие дистанции.

— Всеволод Фёдорович, Груз вытащен на берег. Присылайте своих людей забирать.

— А где?

— Пять километров южнее Чемульпо, на берегу маленького необитаемого островка. Вот что, я зажгу на островке костёр или сигнальный фонарь — не ошибётесь.

— Хорошо, но я пошлю "Кореец", у нас на "Варяге" ещё ведутся работы.

— А я вернусь к вам, пожалуй.

— Отлично, буду ждать.

* * *

*

Оставлять фонарь не пришлось — я просто зажёг на этом островке, довольно небольшом, сигнальный костёр. С помощью "Старателя", но на этот раз снабжённого цепной пилой, я легко повалил несколько деревьев, которые росли на этом островке, и запалил их. Горели они не так чтобы слишком охотно, и сильно дымили — мне это и было нужно. Дым был далеко виден. Убедившись, что костёр хорошо видно, а на горизонте появляются дымы "Корейца", я вошёл в воду и спешно бросился в рубку Акулы, сразу дав задний ход и уходя с разворотом, на глубину — потому что недопустимо, чтобы все моряки видели подводную лодку. И с расстояния, я мог наблюдать, как канонерка подходит к острову почти вплотную, спускает шлюпки и высаживаются люди — они некоторое время ломали головы, как к задаче подступиться, грелись у огромного костра, похожего на лесной пожар, и вскоре начали таскать ящики — по четыре человека на каждый.

Вернуться на "Варяг" было не так то просто. Но я договорился — кое-что моряки всё же смогут увидеть. Кое-что необычное, и пусть это будет мой батискаф "Скат". Потому что иначе как я буду прибывать на корабль и уходить с него, при необходимости? Никак.

Для "Ската" необходимо было установить на борту, вместо шлюпбалки, специальный кран с магнитным подвесом — с его помощью было бы крайне просто подняться на борт. Кран с жёсткой четырёхточечной подвеской и тросами лебёдок, наконечники которых сами примагничиваются к нужным точкам на Скате — лучшего и желать нельзя.

Создание этого оборудования — было задачей номер один. И сделал я эту задачу ещё вчера вечером. Сейчас же, перебравшись в Акуле из Старателя в Скат, я почувствовал себя в своей тарелке. В прямом и переносном смысле — скат похож на ската, всё же, не зря так называется. Он быстрый, красивый, стремительный и технологически совершенный. И имел не ультраконденсаторы, а реактор. Это позволяло ему двигаться быстрее и дальше — два водомётных движителя с радиальными насосами по пятьсот киловатт каждый, при такой гидродинамичной форме, позволяли ему разгоняться куда больше, чем на сорок пять узлов. Максимальная скорость у него семьдесят три узла.

Хотя не это доставляло удовольствие — я получал чисто эстетическое удовольствие, когда скользил в толще воды на Скате — он прекрасно слушался штурвала, мягко делал виражи, и была полная свобода передвижения во всех трёх измерениях. А уж какие прелести можно было найти на дне морском — словами не передать. Можно было посмотреть, нужно было увидеть, всё то, что скрывал океан. Большие и маленькие рыбки, красивые косяки рыбёшек, огромные киты и не очень — дельфины, леса водорослей, кораллов...

Но не в жёлтом море. Тут было очень, очень скучно. В основном дно песчаное, из обитателей — много рыбы, крабов, встречаются осьминоги и прочая гадость, но ни пёстрых рыбок, ни кораллов, ничего такого. Это всё там — где много солнца, не у берегов Кореи.

Мерный свист моторов и убаюкивающий свет прожектора, освещающего морское дно, над которым я плыл, скоро сменились — высоко над собой я увидел днище корабля. Это был "Варяг". Пользуясь случаем, я осмотрел его снизу — подплыл, и прошёл прямо под днищем. Якорная цепь свисала с него, якорь желал на дне. Сам же корабль слегка покачивался на волнах, которые я не ощущал. Днище не было слишком чистым, но и слишком грязным его назвать нельзя — чистка не требовалась. Я прошёл под днищем и поднялся из воды сбоку от кормы — как раз около балки с магнитными захватами. Их спустили быстро — захваты примагнитились и мой батискаф быстро подняли наверх. Правда...

Лебёдкой. Ручной. Крутя ручку.

Вот такой хроносюрреализм — ручные лебёдки у реакторного скоростного аквамобиля. Когда клацнули фиксаторы, я открыл фонарь кабины и вылез, пробежал по крылу и спустился вниз, изрядно подмочив одежду.

— С возвращением! — среди делегации, встречающей меня, главным был Беренс.

И я думаю, нигде раньше не видел такой яркой заинтересованности — он смотрел на батискаф как на восьмое чудо света. И неудивительно. Фонарь кабины беззвучно закрылся за моей спиной и старпом тут же приказал накрыть оборудование чехлом. Матросы забегали и притащили откуда-то отрезок паруса.

Паруса с варяга не выбросили, такелаж тоже. Их просто пустили на ветошь и чехлы — в частности, сейчас таким обрезком ткани укрыли мой батискаф.

— Как у вас тут дела, Евгений Андреевич?

— Отлично, а вы, Игорь Николаевич, устали с дороги?

— Не сильно, — отмахнулся я, — скорее морально вымотался. Груз сбросили на необитаемом острове, скоро Кореец привезёт его.

— А что за груз, если не секрет? — спросил он, — конечно, я не хочу показаться грубым, но вы поймите — всё слишком таинственно!

— Что ж, в этом секрета нет. Медикаменты, перевязочные материалы, деньги в золоте — для выдачи усиленного жалования всему личному составу, кое-какие материалы для ремонта и модернизации, огнетушителей три сотни штук, аппаратура связи и наблюдения... и новые бронебойные снаряды.

— Это хорошо... к войне готовимся, значит, — буркнул он недовольно.

— Увы, войне быть. И очень скоро, — развёл я руками, — по нашим разведданным, отряд японских крейсеров уже выдвинулся в направлении полуострова и он может напасть на "Варяг" в любое время.

— Что, все сразу? И сколько их?

— Я точными данными не располагаю, больше пяти, но меньше двадцати. Где-то так. В любом случае, прямой бой с ними для нас глупее, чем ссать против ветра. Так что мы заранее готовим себе путь к отступлению.

— А "Кореец"? — Беренс округлил глаза, — мы что, бросим корейца?

— Эта старая канлодка, которая не представляет особого интереса в случае войны, — покачал я головой, — а Варяг — новейший крейсер. Вряд ли Японцы будут расстреливать Кореец — скорее всего, интернируют или захватят как трофей, а вот от нас постараются избавиться, если не захватить так хоть потопить. Нам нужно иметь максимальный ход — Кореец же тормозит нас. Собирать эскадру из кораблей, один из которых может дать тридцать узлов, а другой едва дотягивает до пятнадцати... — я покачал головой, — может я не моряк, но даже мне очевидно, что кореец для Варяга — как чемодан без ручки. И тащить неудобно, и выбросить нельзя.

— Тут с вами согласен, — ответил старпом, — грубо, но достаточно верно. Но что мы будем делать дальше? — спросил он, — как я понял, вы из адмиралтейства, или нет?

— Нет, я поставляю информацию, но не принадлежу к военному министерству, — с улыбкой сказал я, — впрочем, вы всё узнаете, и довольно скоро. Сегодня же вечером, а это через... — я бросил взгляд на часы, — через три часа.

— Буду ждать, буду ждать, — кивнул Беренс, — скажите, вы совершенно точно уверены в том, что японцы собираются напасть на нас?

— По крайней мере, перед выходом в море, адмирал Того получил приказ избавиться от Варяга, — пожал я плечами, — но на их эскадре большой десант — так что это не учения или поигрывания мускулами, они намерены напасть. И прибудут в Чемульпо самое большее через неделю. К счастью, мы знаем, что они идут, а они не знают, что мы уже готовимся встретить их.

— Занятный должно быть будет сюрприз, — ухмыльнулся Беренс слегка предвкушающее, — хорошо, можно ещё задать вопрос? Откуда у вас этот, как вы его назвали... батискаф. Я не слышал ни о чём подобном. И как далеко он может уйти? Как глубоко погружаться?

— Автономность по запасу кислорода — шестнадцать часов, по запасу провизии — трое суток, идти может далеко, разгоняться до шестидесяти пяти узлов, на глубине до трёхсот метров, — улыбнулся я, — если глубже — то скорость снижается, но это не суть. Главное то, что у нас есть подобный аквамобиль, а у врага его нет. Враг даже не знает, что такие существуют. Но как вы наверное понимаете — его существование это военная тайна наивысшего значения, об этом не должен знать никто. Даже командование флота.

— Даже так, — удивился Алексеев.

— Да. Собственно, я сам вправе решать, кто достоин знать факты, а кто нет. Видите ли, если наши знакомые из штатов и англии прознают — то попытаются похитить технологии. Нужно содержать это в секрете не столько для того, чтобы удивить врага, сколько для того, чтобы не возбуждать лишний раз наших заокеанских "друзей".

— Я понял вас, молчу как рыба, — сказал Беренс, — но скорость... над водой то невозможно развить такую скорость, какая должна быть сила у его машин?

— Всего два двигателя по восемьсот киловатт. Чрезвычайно мощная машина. Лучший способ почувствовать себя героем романа "двадцать тысяч лье под водой".

— И не говорите, — мы спустились по крутому трапу, по узкому коридору, и завернули в каюту, — хотите рюмочку коньяку?

— Хм. Не откажусь, но только пятьдесят грамм, для запаху, — улыбнулся я.

Беренс налил мне коньяка, мы выпили, после чего разговор зашёл по конкретике.

— Господин капитан сообщил мне, что вы вполне компетентны технически, и все изменения, которые сейчас вносятся в крейсер, глубоко технически обоснованы. С парусами я с вами согласен — к чёрту мачты, но зачем убирать пушки и настил палубы?

— Пушки — потому что даже полубашни показали недостаточную защиту экипажа от осколков, молчу уж о бронещитах, а настил палубы, как и шлюпки — это всего лишь дрова для пожара. Не беспокойтесь, мы успеем к визиту японцев напудрить носик, установить три броневые башни и новый настил. На этот раз из более совершенного материала.

— Так вот что везут на Корейце, — воскликнул Беренс, — а я то гадал. Но для создания броневых башен понадобится много сил, конечно, нам не нужен для этого сухой док, но хотя бы док в рембазе...

— Нет, придётся обходиться тем, что есть. Вы, Евгений Андреевич, должны узнать обо всём одним из первых, и сохранить эту тайну до конца жизни, но не сейчас — сначала нужно дождаться конца работ. Учитывая аврал — мне сегодня ещё придётся поработать, обсудить с вами и Всеволодом Фёдоровичем детали модернизации, но потом.

— Хорошо, отдохните пока, а я тогда пойду, займусь делом. Вечером свидимся.

— Благодарю. Я могу пока воспользоваться креслом в вашей каюте?

— Да бога ради, конечно! — воскликнул он.

Вечер неумолимо приближался. Я отдохнул, посидел, повтыкал нужную информацию и чертежи Варяга — те, что имел. Довольно мутная тут история, скажу я вам.

В том смысле, что некоторые детали крейсера нуждаются в обдумывании. В частности — ублюдочные котлы, которые давали более-менее хорошее давление пара, но капризные и в работе с русскими кочегарами и мотористами — убивались за считанные месяцы. Ублюдочная идея разместить на носу два орудия — в то время как там напрашивалась просто башня.

Нужно было смастерить из подручных материалов броневую башню, и сделать её так, чтобы она могла вращаться достаточно быстро для морского боя, и оснастить её мощной артиллерией.

Я принял решение — поставить три башни, в носовой одна восьмидюймовка, в кормовых башнях — по три шестидюймовых орудия. Всё равно им стрелять залпами...

Мотор уже установлен, и крейсер уже может развивать полный — в двадцать пять узлов, ход, только на одних моторах, или при слабо протопленных котлах, не расходуя уголь понапрасну.

Я забрался в список чертежей, который у меня был, и исследовал его глубины. Архаичная техника в список интересного не попала — зато была более современная — та, которой тут и быть не должно. Некоторые образцы очень любопытны, должен заметить. И я думал, как их можно вообще совместить. В том смысле — что как можно использовать Варяг вместе со всем этим?

Огромную точность стрельбы, превышающую все разумные пределы для этого времени, могла бы дать станция артиллерийской наводки. Простой баллистический калькулятор, с автоматизированным или частично автоматизированным вводом данных. Такой, что рассчитает скорость ветра, влажность, температуру ствола орудия, учтёт массу снаряда и прочее, и выстрелит на дальнюю дистанцию, нанеся точное попадание противнику.

Это могло бы повысить эффективность огня без дополнительной мороки — но очевидно, что путь к званию идеального корабля — ещё очень долгий. Руднев — человек прогрессивных взглядов, хорошо относящийся к матросам, и с хорошей дисциплиной на корабле. Морды не бил — по крайней мере сам, и своим офицерам не давал, хотя всё равно нет-нет да кто-нибудь кому-нибудь стукнет по морде.

Он достаточно хорошо понимал, что происходит, и поэтому вряд ли стал бы меня сдавать наверх по инстанции. Ума достаточно.

За его старпома можно сказать, что он так же с мозгами. Вопрос только в том, как применять мои технологии так, чтобы они действительно помогли? Самое ценное, что у меня есть — это нанокузня и сборщики ресурсов. И реакторы. Всё остальное происходит от этого.

Я не сомневался, что если втихаря ото всех пройдусь по бронепалубе "Варяга" и заменю сталь в ней на дельта-сталь, такую, которую не пробить и снарядом, и сделаю то же самое с подводной частью корпуса — то "Варяг" будет нереально потопить. По крайней мере, он не получит пробоин ниже ватерлинии, ни снаружи, ни изнутри.

Это могло бы очень сильно мне помочь в дальнейшем. И мне и Рудневу — вряд ли кто-то додумается пилить корабль, который ещё не получал никаких существенных повреждений.

Броневые башни нужно было создать, и это было сложнее всего. Ведь орудийная башня — это ещё и механизмы наводки, подачи снарядов, механизмы поворота башни — мощные гидравлические моторы и гидроагрегат под башней или внутри неё.

И у меня нет никаких чертежей — то есть придётся довольствоваться трёхмерным конструктором и собственной фантазией, а так же ручным управлением нанокузней.

Хорошо хоть отдельные фрагменты можно без затей скопировать. Стальные профильные трубы и листы — укрепление фундамента башни. Погон башни — стальное кольцо с зубцами. Мотор башни — гидравлический. Далее — конструкция башни должна предусматривать наклон брони — поскольку снаряды в морском бою летят с дальних дистанций — то крыша башни плоская, лоб наклонён под сорок градусов. Сама башня прямоугольная. В задней части за орудием — держатели для снарядов. Орудия с полуавтоматическим клиновым затвором вместо поршневого — так их скорострельность можно ещё чуть-чуть повысить. Автоматическая экстракция гильзы и автоматически закрываемый затвор при досылании снаряда — это максимум, который я мог сделать. Не считая того, что углы возвышения оных орудий существенно возросли.

Думая об этом... Я переделал имеющиеся бронебойные снаряды на их более стабильные и более эффективные аналоги, но мне нужно больше, намного больше и более разнообразного сырья!

На обрубок передней мачты нужно было установить РЛС кругового обзора в радиопрозрачном бронеколпаке — это могло решить сразу целую плеяду проблем. А именно — точное измерение расстояний, разведка, передвижение в условиях плохой видимости или вовсе ночью. При наличии такого оборудования, "Варяг" может сражаться ночью как днём.

И на это большой расчёт, потому что противник не имеет подобного оборудования. Более того, ночью он не заметит приближение "Варяга", если использовать светомаскировку и ночь будет тёмная — а тут ночи часто тёмные.

Чтобы эффективно сражаться в тёмное время суток, необходимо потратить ведро люминисцентной краски, которая слегка светится в темноте, если включить ультрафиолетовое освещение. И провести ряд ночных учений с личным составом, как раз по поводу сражений в тёмное время суток.

Подготовить корабль к ночному бою — вот моя текущая задача. И пожалуй, стоит начинать воплощать план в жизнь — а воплощался он в первую очередь за счёт ультрафиолетовых ламп. Самых обычных ультрафиолетовых светодиодных панелей, которые кушали немного энергии. Так мало, что могли работать на аккумуляторах несколько дней. Помимо них — те участки, которые должны выделяться — нужно было промаркировать люминисцирующей краской — чтобы она выделялась на общем фоне. А именно — ограждение борта корабля с внутренней стороны, красным цветом правый, зелёным — левый борт. Там же, на бортах — влагозащищённые светильники, чтобы светили под ноги, но не вверх, не на самих матросов, на пол.

С корейца ещё не доставили грузы, да и сам "Кореец" ещё не вернулся — видимо, они там застряли надолго. Пока перетащат по одному ящики с припасами — пройдёт время. Мне пришлось подниматься и поработать большим, мощным краскопультом на штанге, чтобы опрыскать нужными красками элементы корабля.

Пора было рассказать о моём происхождении Беренсу — круг разрастался.

* * *

*

Электрифицировать "Варяг" — вот это задача из задач! На Варяге было два электрика, и у них в подчинении — несколько чернорабочих. Электричество в начале двадцатого века ещё не было широко распространено, но уже было и работало. И приносило немалую пользу.

Установка множества ультрафиолетовых светильников проблемой не была — это вообще не касалось напрямую электриков Варяга. Поскольку на светильниках были довольно ёмкие аккумуляторы — запаса аккумуляторов хватило бы на полгода работы, а учитывая, что включать их предполагалось только во время светомаскировки...

В общем, это проблемой не было. Проблемой было обилие различных электроприборов, имевшихся в моих чертежах, и отсутствие на крейсере розеток, практически полное. Поэтому бригада электриков в составе двух человек занялась делом — начали ставить толстенные медные кабели электропроводки, в армированной изоляции. Создать изоляцию было нелегко, должен признать, но я справился. И теперь электрики были снабжены огромными катушками, и прикрепляли провода к стенке.

От щедрот своих я нашёл для них мощную ручную дрель-шуруповёрт. Компактный и довольно разносторонний инструмент — с его помощью было несложно сначала проделать в стальной стене чего бы то ни было, сначала отверстие, а потом вогнать туда специальный крепёжный элемент с зажимом для провода.

Гораздо быстрее справились бы наниты — они и справились, но только в самом сложном участке работы — в трюмах, где оранжевые провода электропроводки должны быть разведены очень точно.

Вообще, возможности всех нанокузен схожи, но наручная больше предназначена для мелких ремонтно-подсобных работ. Промышленная нанокузня могла же собирать крупногабаритные объекты, но у неё и подача материала реализована на совершенно ином уровне.

Мелкими ремонтными работами я и занимался на крейсере. То, что я выдал инструменты электрикам, натолкнуло меня на мысль, что не мешало бы и остальной персонал из числа инженеров снабдить кое-какими полезными инструментами, которые не выглядели бы слишком фантастично. Аккумуляторные дрели-шуруповёрты, к примеру — ничего принципиально нового не имеют. Но при этом крайне удобны в работе, а работы было чудовищно много. Временная электрическая линия протягивалась к месту работ, там ставили прожекторы, работала сварка. Сваривать приходилось достаточно много.

Как только мы с Рудневым посвятили Беренса во все детали, тот уверовал и пообещал сделать всё возможное, чтобы крейсер и мы все пережили налёт японцев. Всеволод Фёдорович его словами был удовлетворён, и мы начали новый период работ под названием "пора закругляться". Они ушли спать, а я — при содействии Беренса, взялся устанавливать на верхней палубе броневые башни. С помощью нанитов вычистил место будущих работ от всякого хлама и лишних вещей, и начал создание башен — сразу на конкретном месте, в определённой форме. Начали с фундамента башни, и дальше... Дальше уже всё проще. Сквозной погон делать не стали — то есть вниз не было лифта, а снарядный элеватор требовал доработок.

На глазах изумлённой публики в лице Беренса, башни практически появились из воздуха — для их строительства, я притащил из багажного отделения Ската мощный, промышленный наносборщик, и с его помощью за двадцать минут была создана первая башня вместе с орудием и почти всей оснасткой, и столько же ушло на вторую. И пока создавалась вторая — я принялся за оснащение первой по полной программе. А именно — внутрибашенный громкоговоритель, электро и гидроприводы, их нужно было подключить, надёжно затянуть все болты, прокинуть к башне электрический кабель. Армированный и находящийся внутри толстой трубы из дельта-стали. Вращение башни вручную — та ещё задача. Поэтому резервным механизмом вращения был электромотор, и имелись собственные ультраконденсаторы — аккумуляторные блоки, которые некоторое время могли приводить башню в движение. Наведение орудия так же осуществлялось как руками, так и электроприводами, которыми должны были управлять артиллеристы.

Установив же нанокузню у места сборки третьей башни — в носовой части, я расслабился и принялся с помощью материала, который вытягивала большая нанокузня, создавать полимерный настил палубы.

Чем ещё хорош такой настил — он не даёт рикошета. Он мягкий, словно резина, и осколки, ударившись в него, теряют энергию и увязают в нём, не отскакивая. Дерево обладает схожей способностью, но недостаточно прочное и вязкое, чтобы действительно хорошо улавливать осколки.

Бортовые шестидюймовки снимать мы не стали. Пустые лафеты из под трёх и менее дюймовых пушек, ничем заняты не были.

— Евгений Андреевич, — позвал я Беренса, — Можно вас на минутку?

— Да-да? — он оторвался от зрелища работы мощной нанокузни и подошёл ко мне, придерживая фуражку, — чем могу служить?

— Евгений Андреевич, меня немного смущают вот эти пустые лафеты от трёхдюймовок и прочей мелочёвки, — указал я на них, — спилить то мы их спилили, это хорошо, а что вместо них поставить... Шестидюймовки нельзя — прочность не позволяет.

— Если укрепить фундамент — то может быть позволит, — пожал Беренс плечами.

— Нет, да и размер площадок под них меньше. Пока мне ничего не приходит в голову. Разве что установить на них дополнительные бронещиты, чтобы защитить экипаж от осколков японских снарядов.

— Можно, — пожал плечами Беренс, — хотя идея так себе.

— Я тоже так думаю. Давайте пока оставим это на будущее.

— Игорь Николаевич, что вы хотите сделать с "Варягом"? Нас и так могут вздёрнуть за снятие с него части вооружения.

— Не должны. Если вы одержите победу — то вряд ли, победителей не судят.

— Ваши действия, судя по уверенности, направлены на какие-то конкретные цели, — ответил он, — но мне вы о них пока ничего не сказали. Что вы задумали с капитаном?

— Много что. Многое из этого мы пока не знаем. Япония заказала постройку двух крейсеров типа "Джузеппе Гарибальди". Одиннадцатого апреля эти корабли завершат переход к берегам Японии — наша задача, главная задача, не допустить появление в Японском флоте этих двух кораблей. Причём не важно, как именно. Я бы сказал, что лучший способ это сделать — захватить оба корабля.

— Японцы скорее потопят их, чем спустят флаг, — хохотнул Беренс.

— Как знать... Как говорил один пират — мёртвые не кусаются.

— К тому же эти корабли тихоходные. Хотя орудия у них будь здоров — четыре восьмидюймовки.

— Это и ценно. А по поводу хода — если я установлю на них, временно, реактор и электромоторы... В общем, проблему скорости хода можно решить. Хотя бы заменой и совершенствованием их паровых машин.

— Допустим, но два крейсера — это очень много. На них понадобится экипаж, между прочим.

— Верно, поэтому я лелею надежду пересадить экипаж "Корейца" на один из Гарибальдийцев. Я стараюсь сделать так, чтобы уменьшить необходимый экипаж корабля — если мы установим электродвигатели — то можно исключить всех, кто связан с машинами — это кочегары, двигателисты, механики и так далее. Это сразу же высвобождает огромное количество людей. Которые, я так думаю, более-менее знают, с какой стороны у орудия лафет.

— Нда, — Беренс посмотрел вдаль, на лежащий вдали порт Чемульпо и редкие огоньки в той стороне, — если удастся...

— Пятьсот пятьдесят матросов и двадцать офицеров — такова паспортная численность экипажа Варяга. И он укомплектован полностью, тютелька в тютельку. Это очень много для такого лёгкого крейсера, по крайней мере, по меркам далёкого будущего — раза в два-три больше, чем надо.

— Учитываются возможные потери, — пожал плечами Беренс.

— Если у нас появится возможность сбросить из эскадры Корейца, отщипнуть от него экипаж, может быть — найдём в море какие-нибудь русские корабли и снимем с них часть экипажа, в общем — будем стараться всеми силами укомплектоваться. Тогда у нас появится уникальная возможность. Уникальная для этой войны и этих обстоятельств. Имея в своём распоряжении один лёгкий крейсер — собрать приличную эскадру, с которой не стыдно показаться на бой. На самом деле не одними гарибальдийцами славны эти моря, — улыбнулся я, — есть у меня ещё одна безумная идея, просто спиздить у японцев корабль.

— Это как это? — не понял Беренс, — корабль не пачка папирос.

— Да, но тем не менее. Необходимо найти находящийся на достаточном удалении от основных сил японский крейсер, подняться на борт и перебив экипаж — захватить корабль себе. Такая возможность присутствует. Мои технологии помогут скрыться от глаз и незаметно перещёлкать команду, по крайней мере, значительную её часть. Немного усыпляющего газа в воздухозаборники — и команда сладко спит уже через несколько минут.

— Людей крайне мало.

— Да, знаю. Это проблема.

— Но почему не стремиться тогда к соединению с основной частью флота? — спросил Беренс, — отрядами в Порт-Артуре или Владивостоке?

— Японцы рассчитывают на это. Командование нашим флотом оставляет желать лучшего, лично у меня есть мнение, что раз они сумели просрать свои эскадры — то и доверять им наши жизни нет смысла. Корабли в Порт-Артуре потопят прямо на стоянке, частично захватят, Владивостокская эскадра опоздает к началу войны. Гораздо больше можно сделать, если мы будем сами по себе, под командованием господина Руднева, и уйдём заниматься тем, чем занимаются пираты — обдирать все транспортники противника до нитки, мешать их судоходству, захватывать их суда и действовать самостоятельно.

— За это нам может влететь, — заметил Беренс, — а это уже не согласуется с честью мундира, если так можно выразиться.

— Я надеюсь лишь на то, что успех наших сил позволит нам уйти от наказания и уж точно — от осуждения.

— Саботировать прямой приказ наместника мы не сможем.

— Я жду адмирала Макарова. Если удастся спасти его от смерти — то я думаю, у нас удастся и его привлечь в число знающих обстоятельства людей. И потом, господин Беренс, — я слегка улыбнулся, — Россия не готова к войне не только военно или организационно, но и вот тут, — постучал пальцем по виску, — в голове. Современная война это не благородное перебрасывание ударами благородных донов. Это большая мясорубка, в которой прав тот, кто победил, а лучшая тактика — тактика победителя. Конкретно сейчас необходимо доводить уровень дисциплины и действий на корабле до штатных и избавляться от вредных привычек мирного времени. От разгильдяйства, халатности, безграмотности и неслаженности, которые в мирное время считались допустимыми.

— Не то чтобы их было много, но нам есть куда развиваться, — кивнул Беренс.

— Очень много куда развиваться, — важно покивал я, — вот что, господин старший помощник, я привёз новые снаряды — а старые, которые по сообщениям историков имели то ли неправильные взрыватели, то ли взрывчатое вещество не то, я уже точно не помню, нужно убрать с корабля, чтобы не перепутать.

— Куда убрать? — развёл беренс руками, — за борт их что ли?

— Ну, не надо так расточительствовать. Весь прежний боекомплект нужно растратить на учениях. И учения эти... Всеволод Фёдорович хочет начать завтра.

— А вам, Игорь Николаевич, не мешало бы выспаться.

— Согласен с вами, уже рубит, — я зевнул, — пора придавить подушку часиков на десять. Устал ужасно. Таскать по дну морскому эти контейнеры... кстати, где там кореец?

— Ещё не прибыл.

— Ну и хрен с ним, сегодня должен прибыть.

* * *

*

Спал я действительно как сурок — не десять, а одиннадцать часов. Редко когда организм требует столько отдыха — я спал, не зная бед, чувствуя, как приятно спать, когда всё вокруг качается.

Сон был хороший, спалось мягко, и утром меня разбудил тридцатиэтажный мат, ворвавшийся ко мне сквозь закрытую дверь. Топот множества ног, лязги и шумы, и прочее. Поднявшись, я нехотя оделся в защитный костюм. Хороший, должен заметить — зимой не холодно — ультраконденсаторы на поясе и обогрев, летом не жарко, дышит хорошо, совершенно не мокнет и не продувается. Чудо века. Открыв дверь своей каюты, я обнаружил, что топот доносится сверху. И пополз по коридору, попутно ища где тут можно угоститься чашкой кофе.

Чашку кофе я нашёл аж с ромом, и в кают-компании офицеров. Там было фортепиано, стол, и в целом — маленькое место для посиделок, тут же был найден какой-то младший офицер, который и налил мне животворящего напитка, сваренного на маленькой переносной спиртовке.

Не став задерживаться, я вместе с чашкой пошёл наверх. И уже у двери понял, что погода резко испортилась, а я — мудак безглазый, и ещё пару крепких определний, раз не вижу, что люди вещи несут.

А тащили матросы один из тех стальных ящиков, которые я таскал вчера. Пришлось вжиматься в стенку, пропуская их мимо. Они утащили ящик. Погода у нас окончательно испортилась — поднявшись по крутому трапу наверх, я заметил первое — небо стало тёмно-серым, причём всё. Второе — мелкая морось с мокрым и крепким морским ветром, третье — на палубе стояло столпотворение, и по левому борту к варягу был пришвартован "Кореец". Кореец был ниже Варяга, но к счастью, нет худа без добра — кран на левом борту, предназначенный для спуска шлюпки, использовался в качестве грузового — на него вместо шлюпки вешали ящик, поднимали на Варяг, и тут уже цапали багром и вытаскивали на палубу, пытаясь уничтожить этим грузом полимерный настил палубы.

Руднева нигде не было видно, зато младших офицеров хватало, как и, собственно, матросов, которые работали в поте лица — перегрузка шла в авральном режиме. Поскольку вчера был день сурка — все спали, сегодня все работали.

На часах было уже два часа дня. Нда.

Оставив их, я прошёлся вдоль борта — того самого, где были пустые лафеты от бывших трёхдюймовок, и решил при свете дня посмотреть на созданную ночью башню.

Она была красива. Светло-серого цвета, с торчащими шестидюймовыми орудиями, большая. Вход в неё был через бронированную дверь в задней части башни. Вокруг суетились матросы и двое офицеров, которые по-моему, изучали конструкцию. Нужно будет объяснить, как пользоваться всей механикой башни и наведения орудия. А то сломают не дай бог.

Решив не мешать им, я двинулся в обратную сторону. Руднева я нашёл очень скоро, и правильнее сказать — меня нашли и привели к нему. Всеволод Фёдорович был в одной из многочисленных кают Варяга, и сидел над бумагами, читая их.

— Всеволод Фёдорович, добрый день.

— Добрый, — он оторвался от бумаг, — ну и притащили же груза! Сам чёрт ногу сломит. Наш медик уже трижды ко мне бегал и пытался выяснить, откуда это всё.

— А что? Не понравилось или не понял что-то?

— В том то и дело, что понравилось. Особенно его восхтил обычный пластырь — с обезболивающим и противовоспалительным действием.

— Ну это для царапин.

— И наркоз тоже, — заметил руднев, — и много, много чего ещё. Я до сих пор не могу понять, сколько всего и куда это девать.

— Я давно об этом подумал. С медикаментами всё понятно — снаряды, вы говорили, что прежний БК можно израсходовать на учениях?

— Можно, я приказал пока вытащить все снаряды из погребов и заменить, все до единого. Нужно будет завтра же приступать к учениям, чтобы за оставшиеся несколько дней расстрелять все шестидюймовые до последнего.

— А мелкий калибр?

— Погрузят на "Кореец", — отмахнулся Руднев, — скажите, а вот это вот — питательные батончики рационные — это что?

— А, батончики — это такой сухпай универсальный. Ужасная гадость — вкуса никакого, совершенно. Но зато могут быть изготовлены практически в промышленных масштабах почти везде, где есть рядом флора и фауна. А эти моря богаты рыбой и прочими морскими гадами — так что тут просто идеальные условия для их производства.

— Если всё будет плохо — мы можем выловить себе рыбы, — заметил Руднев, — Раз это такая гадость, зачем они нам нужны?

— На всякий случай. Взрослому человеку достаточно трёх таких в течение суток. Максимально сжатая форма всех необходимых организму вещей — голода это не уймёт, но последствий у голодовки не будет, плюс в них есть все необходимые организму витамины, минералы и так далее. С медицинской точки зрения — полезно их кушать. Их обычно пихают во всякие аварийные запасы для кораблей, самолётов, и так далее.

— Понятно. А опреснитель? Вы думаете, что можно опреснить морскую воду до состояния питьевой?

— Почему думаю — можно. Главное, чтобы система фильтрации была достаточно хорошей. Опреснитель выделяет чистую дистиллированную воду, без следов примесей. Может минерализировать её определённым образом.

— Хорошо, признаю, был не прав, — поднял руки Руднев, тут же опустив их обратно, — а что такое "ХИС-110-1"? А "СФ-5"? "Б-122"? Находится в статье "специальные средства".

— ХИС — химический источник света. Это такая гибкая прозрачная палка, внутри которой реагент и колба с другим реагентом. Стукнешь палкой по чему-нибудь — внутренняя колба разобьётся, пойдёт химическая реакция, с свечением раствора. Ярко светит два-три часа. Работает в любых условиях, не требует ни кислорода, ни электричества, ничего такого. Может использоваться в аварийных ситуациях как одноразовый источник света. СФ-5 — сигнальный факел. Пиротехника, цилиндр, при выдёргивании шнура — верхняя его часть ярко дымит и искрит, используется для подачи сигналов. Б-122 — довольно таки старый батарейный фонарь середины двадцатого века. Это ручной, его подвид Б-123-1 — переносной, довольно мощные фонари.

— И к чему нам они?

— Фонарь всегда нужен. Особенно если мы находимся далеко от мегаполиса, где каждый закоулок хорошо освещён. Я припас фонари, аккумуляторы и зарядные устройства для аккумуляторов — готов поспорить, среди матросов такие фонари будут пользоваться популярностью.

— БН-15-40? — ткнул карандашом Руднев.

— Бинокль. Хороший, но ничем не примечательный особо, бинокль.

— Сто штук.

— С запасом. Лучше обратите внимание на БН-ЭУ-17, электронный бинокль. Довольно занятная штука.

— И чем же занятная?

— У него вместо системы линз — широкоформатный объектив и цифровая матрица, и в окулярах — микроэкраны. Он имеет тепловизор, светоумножитель, инфракрасный фильтр, радиодальномер и автоматическую селекцию целей наблюдения, с измерением расстояний до них. Но самое главное — он может синхронизироваться с корабельной станцией наблюдения. И использовать радиолокационную станцию, и датчики — оптические, тепловые и звуковые, корабля, для формирования изображения. С ним вы сможете иметь круговой обзор даже сидя в трюме.

— Вот как... занятно, — кивнул Руднев, — неплохая штука.

— Не то слово. Я смонтировал комплекс датчиков на мачте, над ходовой рубкой, так что теперь ЭУ-17 можно включать, сопрягать по радиоканалу с мостиком, и использовать. Получая свежие разведданные.

— К сожалению, всем нельзя, — покачал капитан головой, — иначе мы бы это уже давно сделали. Хорошо, всё замечательно.

Он пролистнул свой гроссбух и размяв руки, ткнул в него:

— А вот это что за два пункта?

Я заглянул через стол в его книгу и прочитал. Хм...

— Это кое-какие материалы для дальнейшей работы в котельной. Но у нас будет весь Март для работы над котлами. Плюс у нас в планах захват ещё двух кораблей — и их котлы придётся менять уже на что-то более эффективное, тогда и займёмся варягом.

— Договорились, — Руднев захлопнул Гроссбух, — не буду пересчитывать. Сколько прибудет — столько прибудет.

— Верное решение.

— Игорь Николаевич, у меня к вам небольшой вопрос. А у вас мины имеются?

— Мины?

— Донные мины. Я обдумал схему боя, довольно любопытно, и пришёл к выводу, что только мины могут предотвратить дальнейшее появление японцев в порту. Не полностью, но запереть порт надолго. Это конечно нарушит кучу морских законов — но да и чёрт бы с ними — японцы этот порт собираются пользовать и в хвост и в гриву.

— Мины морские... Хм... Да, можно сообразить. Но как скрыть постановку минных заграждений?

— Если только этим займётесь вы с вашей подводной лодкой, — сказал Руднев, — открыто ставить минные заграждения — смерти подобно. Завтра в четыре утра начнутся учения, стационеры так же пожелали подняться на борт.

— И вы...

— Конечно же им отказал. Хотят наблюдать — пусть наблюдают со стороны. Ещё чего не хватало — пускать их на свой корабль, когда они сразу же побегут к японцам с докладом. Нет. Постановку минных заграждений нелегко скрыть, поэтому я не лелею надежду сделать это скрытно. Но если достаточно густо заминировать порт, оставив для себя проход, то японцы окажутся в ловушке.

— Можно.

— Вот что, голубчик, — Руднев вскочил так, что даже стул за ним покачнулся и упал, — эврика! Есть идея!

— Какая? — я удивился.

— Нужно впустить японцев в порт, а потом закрыть его минными заграждениями. Плотно закрыть. И японская эскадра пробудет здесь ещё долго. А может потеряет один-два корабля.

— А стационеры?

— Да дьявол с ними, со стационерами, — отмахнулся Руднев, — если япы будут пользоваться портом для военных целей — то это уже будет зона боевых действий. Могут хоть сколько ныть — придётся им или разбегаться, или... не важно.

— Идея мне нравится, — подтвердил я, — а после того, как вся японская эскадра будет заперта в порту — "Варяг" сможет практически без стеснения расстрелять порт и вражеские корабли с большой дистанции. При этом быстро двигаясь. Так что практически неподвижные японцы ничего не смогут сделать.

— Гениально! — Руднев просиял, — прямо как Чесменское сражение, когда набившиеся в бухту турецкие корабли подожгли.

— Мне это нравится, — улыбнулся я, — жаль только, что у "Варяга" всего одна башня с одним восьмидюймовым орудием.

— Без разницы, голубчик, без разницы — с такой дистанции мы можем бить их хоть круглые сутки напролёт, весь боекомплект растратить.

— Нужно внести в учения больше стрельбы на ходу по неподвижной мишени на максимальной дистанции.

— Обязательно, обязательно, — Руднев тут же поднял упавший стул, — обязательно сделаем это, вы можете поставить мины скрытно?

— Без проблем.

— А я могу присутствовать, или помочь вам чем-то?

— Думаю, едва ли. Но если вы хотите — можете отправиться со мной на борт подлодки.

— Крайне интересно. Пойдёмте же скорее, — он застыл в дверях, — А где Беренс?

— Видел его на верхней палубе, руководит приёмом товара.

— Тогда пошли.

Мы нашли Беренса около трапа, Руднев быстро перебросился с ним несколькими словами, после чего они оба посмотрели на меня и Беренс козырнул. Всеволод Фёдорович отчалил от старпома.

— Он закончит погрузку и выведет команду на учения в намеченный срок, — просветил меня капитан, — Ох, к вам же только на вашем батискафе можно дойти...

— Ничего, он двухместный.

— Хорошо, тогда я с вами.

Мы прошли к батискафу. Я сдёрнул с него обрезок парусины, открыл фонарь кабины и пригласил Руднева, помог ему взобраться на крыло ската. Уместившись на заднем сидении, Всеволод Фёдорович с круглыми от удивления глазами наблюдал за всем вокруг.

— Пристегнитесь, Всеволод Фёдорович, будет немного трясти.

— Ах, да, как тут это...

— Ремень за вашим правым плечом, на нём такая металлическая штучка, воткните её в паз у левого бедра.

Когда мы пристегнулись, батискаф уже опускался вниз и плюхнулся на воду. Магнитные захваты освободили его и мы покачивались на волнах около громадного борта Варяга. Я проверил герметичность, включил подачу воздуха, и активировал двигатели. Медленно зажужжал реактор, набирая ход. И через тридцать секунд, когда реактор вышел на полную мощность, потянул штурвал на себя. Взвизгнули на воздухе водомётные движители и батискаф, захлёбывая балластную воду, начал потихоньку погружаться. Перед нами оказалась подводная часть Варяга. Всеволод Фёдорович молча наблюдал за этой картиной.

Зато когда я выжал половину скорости — и нас резко рвануло вперёд, я направил Ската вниз, словно с горки, и мы поднырнув под Варягом, пропустив над собой громадную надводную часть, поплыли...

— Знаете, Всеволод Фёдорович, есть красивые моря. С кораллами, пёстрыми рыбками, осьминогами и всякой прочей красивой морской гадостью. А здесь, в жёлтом море, даже взглянуть не на что. Холодное, рыба в основном тривиальная, морское дно песчаное, с редкой растительностью...

Я включил освещение — мощные фары-прожекторы, и далеко внизу под нами смутно виднелось дно.

— Вот видите, даже воды мутные. В таких плавать — никакого удовольствия.

Мы выровнялись в метре от морского дна и двигались очень быстро — я вжал полный ход — и разгон до почти семидесяти узлов, а это почти сто тридцать километров в час. Скорость, которая и для суши довольно велика. Чуть поднявшись над дном я просто наблюдал за тем, как высоко над нами, спокойно колышутся волны. Снизу они выглядели занимательно.

Руднев же был вне себя от восторга:

— Поразительная скорость! Ещё поразительней, что она развивается под водой.

— Здесь мощные двигатели, — поддакнул я, морщась — очередная рыбина ударилась в кокпит и отправилась в рыбий рай, — главное не врезаться во что-нибудь. Но слава богу, есть эхолоты.

Мы двигались достаточно быстро, так что через несколько минут уже приблизились к чёрному силуэту, похожему на растолстевшего кита. Подводная лодка "Акула", с прозрачным носовым обтекателем, небольшой надстройкой, и цилиндрическим корпусом, одним винтом в хвостовой части. Она застыла в десяти метрах над поверхностью дна, течение снесло её в сторону, но она была привязана к небольшой стальной свае — трёхметровый штырь с широким винтом, вкрученный в морское дно, с кольцом на конце. Сейчас обзор подлодки был наилучшим из возможных — и Всеволод Фёдорович пользовался возможностью. Когда я подошёл к ней снизу, створки люка открылись и к нам вытянулся гибкий магнитный захват, который подхватил батискаф и втащил внутрь.

Шлюз загерметизировался, вода резко ушла, и когда всё было в порядке — можно было открывать кокпит. Что я и сделал.

— Так, вы мне эскурсию по своему кораблю устроили, пришло время ответной любезности, — сказал я, подавая руку Рудневу, — ещё правда нужно тщательно обдумать процесс минирования.

— Ох, да, — Всеволод Фёдорович поднялся, вышел и перелез на палубу, размяв спину, — как у вас тут интересно!

— Не то слово. Пойдёмте, покажу что у меня имеется.

— Пойдёмте, пойдёмте...

Я провёл его в соседние отсеки, показав все прелести своей маленькой, но гордой ПЛ. Она была широкой, довольно таки, пузатой, и расстояние, которое на суше кажется маленьким — всего каких-то тридцать метров, в подводной лодке, в замкнутом пространстве, воспринимаются как наятоящий простор.

Мы прошли в соседний отсек, через складское помещение, попали в моторно-реакторный модуль. Я продемонстрировал работу реактора и двигателя — два точно таких же были теперь установлены на Варяге.

И пошли дальше — внутри было чисто, сухо, приятно. Поднявшись по трапу на верхнюю палубу, я похвастался наличием на подлодке двух кают, одна из которых переделана в кабинет, и четырьмя отсеками, где постоянно работала микротехника. В частности — сборщики настенной комплектации и индустриальные роботы-манипуляторы, которые извлекали готовые продукты и упаковывали их в стальные контейнеры. Точно такие же, какие были переданы на Варяг.

— Поразительно, — сказал Руднев, округлив глаза, — просто поразительно!

— Не то слово. Впрочем, совсем скоро нашей главной проблемой будет не это, а мины. Вернее, взрывчатое вещество для них. Для снарядов я сумел наладить создание тротила — тринитротолуола, если быть точным. Толуол же — масло, получаемое из нефти.

— То есть ничего не получится?

— Нет, способ есть. И довольно эффективный, но нам придётся сейчас предпринять некоторое путешествие и установить аппаратуру для сбора ресурсов, чтобы выделять необходимые химические элементы из почвы и морской воды в нужном количестве. Углерод и водород. Водород в воде — понятное дело, добыть его не составит труда, но углерод — другое дело.

— Если это возможно — то замечательно.

— Пойдёмте в кабину, самое время начать процесс установки, сборки и постановки мин.

Кабина, как я уже говорил — прозрачная полусфера в носовой части подлодки. Обтекатель. Перед ним был штурвал, три удобных кресла для экипажа — рулевого, штурмана и техника.

Руднев сел в кресло штурмана, сзади-справа от меня, и я активировал двигатели, выводя их на малый ход. Включил проэжекторы, ярко осветившие морское дно, эхолот, и двинулся вперёд.

Красота! Медленно двигаясь вдоль морского дна, я наблюдал за картой — нужно было поставить цепь сборщиков, длинной в пять миль, чтобы они начали активно выжирать углерод. Воспользоваться углём с Варяга я не додумался, равно как и пользоваться угольными запасами Корейца, или других кораблей.

Перешёл на средний, а потом и на полный ход — всего семнадцать узлов, больше из ПЛ выжать нельзя. Это не скоростной аквамобиль, а спецтехника, грубо говоря, и в её задачи не входили длительные путешествия. Тем не менее, семнадцати узлов достаточно.

Сборщики ресурсов были загружены в специальную установку под ходовой рубкой — когда я вжал клавишу, под нами лязгнул механизм и странного вида каракатица выстрелила вниз, вбившись своими металлическими ножками в морское дно. И начала работу... После выработки своего заряда, сборщик уничтожался. Необходимые ресурсы сборщик хранил рядом с собой и на обратном пути можно было забрать.

Поставив автопилот, я откинулся в кресле, поёжился.

— Сейчас сделаем петлю в пять миль и вернёмся обратно. Эти маяки собирают необходимые химические элементы, на обратном пути и подберём первую партию. А там можно будет начать создание мин. Мины довольно массивные, так что придётся сначала собрать углерод.

— Почему бы нам просто не воспользоваться запасами с Корейца или Варяга? — озвучил мои мысли Руднев, — у нас много угля.

— Да, но я не думаю, что его стоит выбрасывать за борт. Он ещё пригодится в своей естественной форме.

— Хм... Будь по вашему.

Я же залез в меню своей наручной кузни и начал искать различные мины. Нужный проект был найден довольно скоро — это довольно примитивная, но достаточно надёжная, якорная мина, имеющая такую особенность, как возможность установки таймера на активацию и взведение. Простая мина — чёрный шар с рожками, ничем не отличается от современных аналогов, кроме разве что таймера, задающего время выхода на рабочую глубину и взведение взрывателей, сделанного на примитивной электронике.

Эта мина вполне подходила для наших целей — хотя у неё не было дистанционного управления — оно вообще очень сложное, но можно было просто установить необходимое время, когда японцы зайдут в порт, убедившись, что проход безопасен, и когда ловушка захлопнется.

Сбросив ещё пять — все имеющиеся, сборщики ресурсов, я развернул лодку и пошёл обратно, включив подбор ресурсов находящимся на борту сборщиком. Углерод собирался медленней всего и после подбора представлял из себя плотные графитовые кубики, которые отправлялись в промежуточное хранилище, а потом в нанокузню.

Сбор урожая произошёл довольно быстро — и получив в своё распоряжение необходимый уголь и водород, я начал изготовление мины с тротилом в качестве основного ВВ. Инициирующий заряд потребовал ещё, но у меня было достаточно необходимого для этого вещества.

Существовал только один способ ставить такие мины, не покидая подлодки — это грузовой шлюз. Небольшой отсек, который был похож на бомболюк — располагался в задней части подлодки. Бегать с носа на корму было муторно, но пришлось — по одной мины уже я не ставил, только комплектами по четыре штуки, с разницей в десять метров между минами.

Электронный взрыватель был установлен на взведение мины в строго определённый момент — через сутки после прибытия японской эскадры. Если японцы проявят осторожность и не будут заходить в порт все сразу — то наш план может сорваться. Однако, какой смысл им стоять на внешнем рейде, если в порту будет один только "Кореец"? А может даже и его не будет — расстреливать собственный корабль это как-то не комильфо. Пусть это даже канонерская лодка, пусть на фоне остальных не особо ценная, но на море всему найдётся цена и применение.

Ладно, бес с ним с Корейцем. Руднев пусть думает, как поступить — он моряк, а я нет.

Беготня упростилась, когда я потащил одного робота делать простую работу — перевозить собранные грузы в грузовой отсек и складировать там, нужно было только установить на каждой мине часы, и нужное время взведения.

За восемь часов мне удалось сбросить на дно морское целую гору мин — внешний рейд порта Чемульпо был заминирован в четыре цепи, а на самых ходовых фарватерах — минные банки, так что проскользнуть отсюда практически невозможно. Глубины тоже пришлось тщательно замерять — поскольку мины гальваноударные, они должны были находиться в метре под поверхностью воды, глубже — корабль пройдёт над миной, мельче — мину заметят.

Когда порт напоминал тротиловый склад, я выбился из сил.

— Всеволод Фёдорович, — нашёл его около бойлера с кипятком, — всеволод Фёдорович, устал — мочи нет. Пойдёмте уже отсюда, прошу вас. Мины поставил, они выйдут на рабочую глубину, девятого февраля. Вернее, в ночь с восьмого на девятое, ровно в полночь.

— Хорошо, — Руднев улыбнулся, — отлично! Теперь осталось дело за малым — эвакуировать посольство, сегодня шестое февраля, — он посмотрел на часы, — шесть часов вечера. У нас будет ещё завтрашний день на учения, а завтра вечером под видом учений мы выйдем в море и покинем Чемульпо.

— Это как пожелаете.

— Конечно, думаю, пора вернуться на Варяг. Мне не терпится начать это всё — уж слишком много сил было вложено, чтобы усилия ни к чему не привели!

* * *

*

Проснулся я на этот раз хорошо, потому что ночевал не наверху, где грохотали выстрелы орудий, а под водой. На своей ПЛ, выставив климат-контроль на сухую и жаркую погоду, и в тепле, под лёгким одеялком, на мягкой кровати, выспался так, что аж в костях ломило. Часы показывали, что храпака я дал на целых двенадцать часов — второй раз уже подолгу сплю. Очень морально и физически изматываюсь.

Хотя подводная лодка поставила все минные заграждения — ещё осталась проблема сборщиков, которые нельзя подобрать и использовать повторно — они одноразовые. Поэтому я решил сходить по этой цепи и собрать всё, что они надрали из ценного — золото и серебро, металлы, материалы. В том числе и уголь — вернее, графит — более плотный вид углерода.

Погрузка контейнеров с ресурсами — процесс муторный, пришлось залезать в старателя и тащить это всё лебёдкой в грузовой шлюз. Это вам не немножечко углерода — собраны были почти сто килограмм золота, железо, серебро, немного меди и много прочих металлов.

В конце концов, собрав всё, что было нужно, я широко зевнул и решил отправляться сначала на ПЛ к месту, где будет прятаться Варяг, а оттуда — в Чемульпо, к Варягу, чтобы лично поприсутствовать при завязке самого странного и необычного сражения в истории этой войны.

Когда мой Скат поднялся на борт Варяга, я заметил изменения в людях — они слегка возбуждены после долгих учений по стрельбе и прочим боевым операциям, меня встретил не Руднев и не старпом, а унтер-офицер, который проводил меня до начальства.

— А, вот и вы, — встретил меня добродушный голос Беренса, — где вы вчера пропадали с капитаном?

— У господина Руднева появилась гениальная идея, и мы воплощали её в жизнь. Поверьте, сюрприз — штука приятная, так что пока я вам не скажу.

— И вы туда же, — вздохнул он.

Я нашёл его на палубе, он был один, без товарищей и сослуживцев, подчинённых и начальников, просто наблюдал и изредка давал какие-то приказания.

— А у нас тут снова шумиха, — кивнул он на палубу, — сегодня тащат посла, практически силой и под дулом пистолета, команда готовится к отходу.

— А это что за пароход?

— Вон там, видите, с краю причала? — он кивнул, — серый такой.

— Как по мне — они все серые.

— Эх вы, ладно, без разницы. Это пароход, наш, русский. Незнамо какими судьбами в этой луже оказался, кажется, принадлежит железнодорожникам. Всеволод Фёдорович решил, что он должен вместе с нами выйти в море.

— Неудивительно.

— Что вы задумали?

— Задумали замечательную шутку с японцами провернуть. Да, всех своих нужно эвакуировать из порта, а вот Сунгари нам ещё пригодится. Всеволод Фёдорович уже что-нибудь придумал?

— Пока что ничего. Пароход этот та ещё развалина, с военным кораблём не сравнится — по сравнению с ним даже "Кореец" — быстроходный и маневренный. Но трюмы у него вместительные. А команда плохая, команда никуда не годится. Гражданские, — словно само собой разумеющееся, сказал Беренс, — Всеволод Фёдорович поделился со мной, что неплохо было бы всех этих гражданских соблазнить службой у нас, и когда появится возможность — использовать по назначению. Только разместить их можно только на Корейце.

— Это ничего, это терпимо. Должно быть Всеволод Фёдорович решил, что пока что Сунгари лучше со всем экипажем просто выйти в море и бросить якорь где-нибудь милях в десяти от порта?

— Да, так и есть, а вы уже обсуждали с ним это?

— Нет, но это напрашивается само собой... Всеволод Фёдорович решил брать с собой "Кореец"?

— Нет, решил не брать. Из дипломатических соображений — японцы должны напасть на нас первыми.

— И то верно. Я этот момент упустил из виду.

— На Корейце оставят минимальную команду, а потом интернируют его в порту и команда покинет порт. Так решил Всеволод Фёдорович.

— Что ж, дно ему илом.

— Вы думаете, он утонет?

— Обязательно, обязательно утонет. А команду корейца тогда куда?

— Команду корейца на Варяг. Придётся потесниться, но это терпимо.

— Да, придётся потесниться...

* * *

Воздух был напряжён. Даже более того — очень сильно напряжён. Я присутствовал в гуще событий, на правах наблюдателя, при этом события разворачивались довольно медленно, и главным источником информации для нас был радиолокатор и наблюдатель. Восьмое февраля, время 23:15, остались считанные минуты до активации минного заграждения — японцы пришли ещё днём, и до заката стояли на внешнем рейде, прямо над минами. Их было много. Пять крейсеров, три маленьких миноносца. Японцы делали какие-то телодвижения на внешнем рейде.

Наблюдательный пункт был обустроен в кают-компании Варяга — он состоял из столов, кресел, экранов радаров, и наконец — из радиостанции. Телеграфист варяга принимал телеграммы от наблюдателя, расположенного на наблюдательном пункте. У наблюдателя был бинокль с системой ночного видения и прочими высокотехнологичными плюшками.

Руднев ходил из стороны в сторону, нервничал и пил кофе чашку за чашкой, закусывая пирогами. Старпом Беренс торопил телеграфиста — тот принимал телеграммы по беспроволочному телеграфу — мощной радиостанции в телеграфном режиме. Обрубок мачты использовался как фундамент для антенны.

— Есть! — вскрикнул телеграфист, — читаю — японская эскадра вошла в порт, на внешнем рейде остались три миноносца и крейсер "Ниитака". С "Корейца" спущен флаг!

— Ну наконец-то, — вскрикнул Беренс, — сколько осталось времени? Они успеют зайти в порт?

— Успеют, — успокоил его нервничающий Руднев.

Атмосфера в импровизированном командном пункте была очень напряжённой, и вот, разрядилась одним ударом, Руднев даже хлопнул себя по коленке:

— А я то думал что всё провалено.

— Говорил же — они зайдут в порт, как стемнеет.

— Но на внешнем рейде остался крейсер и три миноносца, — заметил Руднев, — за минными заграждениями.

— Они, конечно, представляют определённую опасность, но это всяко лучше, чем сразиться с целой эскадрой, — ответил ему Беренс, — Ниитака это противник, но мы можем его потопить. У нас вдвое водоизмещения и вооружения.

— Не будьте так поспешны, — осторожно заметил Руднев, — неопасных врагов не бывает. Нас может потопить и одна миноноска. А вы что скажете, Игорь Николаевич? — обратился он ко мне.

— А я что скажу? Скажу, что хочу совершить визит на Ниитаку. Вы же не против?

— Визит? В качестве кого?

— В качестве маньяка-убийцы. Диверсанта, солдата, — улыбнулся я, — мне понадобится ваша помощь, но позже. Пока что позвольте ситуации развиваться так, как есть, у нас целая ночь впереди, а минная ловушка активируется через пять минут.

— Хорошо, как вам будет угодно. В таком случае, мы будем ждать вашего сигнала, но что нам готовить?

— Готовьте абордажную команду и буксирные тросы. Я постараюсь захватить Ниитаку.

— Звучит бредово, но от вас всего можно ожидать. Хорошо, действуйте, но если что-то пойдёт не так...

— Тогда я просто эвакуируюсь. Я буду аккуратен, в крайнем случае — установлю мины ниже ватерлинии на корпус и сбегу.

— Это будет лучше всего.

* * *

*

И вот, началась моя работа. Моя профессиональная, которой я учился, чему я обучен и натренирован.

Через час после памятного разговора я уже был в бронекостюме, и плыл на Скате с огромной скоростью к Ниитаке, наблюдая днище корабля с помощью эхолота.

Ночь была не просто тёмной, вообще непроглядной. Ничего не было видно, вообще, так что перед всплытием я погасил фары и прожекторы на Скате, и заполнил его кабину водой, выйдя из него под водой. Хорошо, что бронекостюм герметичен.

Плыть было не слишком удобно, но терпимо — куда сложнее забраться по корме корабля, на палубу, при этом не наделав шуму. Пришлось воспользоваться специальными магнитными захватами, и подниматься словно по лестнице, на руках.

Добравшись до верхней части палубы, я посмотрел вниз и выдвинул вверх стетоскоп, чтобы оглядеть пространство на палубе. Увидел сразу двух моряков, один из них сидел на каком-то ящике, другой прохаживался взад-вперёд, у него был пистолет. Больше людей на палубе я не заметил. Перебравшись через борт, достал из-за спины своё оружие — бесшумный автомат, и выстрелил в того, который сидел на ящике — другой отвернулся от меня и не должен был ничего услышать. Только хруст резко пробившегося черепа, который не должен быть особо слышен.

Стрелял автомат действительно бесшумно, не громче, чем дыхание. Сидящий повалился набок, из его рук выскользнул какой-то предмет. Кажется, это была табакерка или зажигалка — второй обернулся и тут же получил пулю в глаз — и начал заваливаться.

Датчик присутствия показал мне, что ближайший враг находится далеко — в подо мной было полно народу, но они там, внизу, а я здесь, наверху. Оттащив оба тела, выбросил их за борт, и активировал в костюме стелс-режим, пошёл тихонечко вперёд, ожидая встретить врага в любом месте. Датчики костюме не всегда точно говорят, где противник. Иногда они сбоят и не видят противника.

Однако, на этот раз всё было чисто — мне встретились ещё трое японских матросов, каждый из них получил пулю и полетел за борт.

Наконец, самое большое скопление японских моряков было в надстройке — целых девять человек. Нельзя было поднимать шума, все они находились в разных каютах, и нужно было их убить тихонечко, не потревожив остальных. Я постучался в одну каюту, услышав оттуда японский аналог "Войдите". Просунул ствол автомата и выстрелил — вошёл, называется.

Следующий — похожая картина, в крупном помещении было сразу пять человек. Вот это сложнее. Прижавшись к стенке так, чтобы костюм слился с ней прозрачностью, я подождал — вдруг они разойдутся. Но нет — все пятеро находились в большом помещении в надстройке, туда вела лестница, выходя прямо в это помещение. Да и находились они с разных сторон.

Подниматься по лестнице было бы странно, заметят. Поэтому пришлось прибегнуть к другому методу. К моему счастью, как только я приготовился уже штурмовать помещение, снизу откуда-то выбежал матрос наверх, и их внимание отвлеклось в другую сторону от входа по трапу. Я бросился к трапу, хватаясь за перила, чтобы не было топота, мягкими шагами поднялся вверх и достал пистолет — стрелять из автомата тут нерационально. Первым убил матроса, который стоял около трапа вниз, на нижние палубы, вторым человека в самых понтовых погонах, а дальше всех остальных — одного за другим — они только обернулись и не сразу поняли, что происходит, когда последний из них рухнул на пол.

Шум конечно поднялся некоторый, но не похоже, чтобы снизу хотели зайти посмотреть. Оставив мёртвых лежать здесь, я поспешил к воздухозаборникам. Воздухозаборники — такие загнутые трубы на палубе, их много, и они снабжают воздухом все нижние палубы корабля. Хотя там есть и естественная вентиляция, всё же, без них воздух спёртый, да и пробоины могут быть — нужно задраивать люки.

Я вытащил с пояса гранату — цилиндрик с фиолетовым пояском, выдернул чеку и забросил в первый воздухозаборник, повторил со вторым, третьим, и так далее.

Мощное отравляющее вещество, снотворное, которое гарантированно вырубит взрослого человека. После такого можно отправляться вниз и убивать их всех одного за другим. Зная, как Руднев печётся о чести мундира — скорее всего он будет мучиться с пленными, так что лучше сразу избавить их от мучений. Тем более, что у японцев потерять корабль — это позор из позоров, после такого у них принято делать харакири. Да и наши бы страдали ужасно, если потеряли бы корабль. Варяг, потерянный в бою и поднятый японцами — очень сильно ударил по России и русской гордости.

Я подождал пять минут и пошёл вниз через то же помещение — все уже должны были надышаться как следует. Орудием убийства послужил пистолет — один контрольный в голову и всё. В основном на корабле были матросы, и очень много, офицеров — пятнадцать человек, и матросов — двести девяносто восемь.

Команда значительно меньше, чем у Варяга, хотя Ниитака размерами сопоставима с Варягом, её водоизмещение почти вдвое меньше — за счёт более лёгкой брони.

Пристрелить спящего — много ума не надо, это скорее грязная и муторная работа. И растянулась она на целый час — через час мои датчики показывали, что на корабле не осталось никого живого. Хотя я обшарил дополнительно, специально искал, не нашёл.

Я поднялся наверх и достал рацию.

— Говорит Ниитака, Всеволод Фёдорович, как слышно?

— Слышим тебя, — прохрипела рация в ответ, — что у тебя там?

— Гора трупов, на корабле никого в живых не осталось. Корабль стоит на якоре. Остались только миноноски. Я избавлюсь от них по-тихому, а потом вы должны быстро подойти к Ниитаке, взять её на буксир и оттащить за пределы японских орудий.

— Понял тебя, когда справишься с миноносками?

— Можете не беспокоиться, быстро, очень быстро. Жду вашего прибытия.

— Мы уже снимаемся с якоря.

— Конец связи.

Я убрал рацию и быстрым шагом побежал к корме, за которой под водой и был мой "Скат".

Нужно было потопить миноноски, причём сделать это так быстро, чтобы никто ничего не понял. А именно — разместить под днищем у них подрывные заряды, так, чтобы они полностью уничтожили днище и миноноски просто ухнули в воду. Работа эта несложная, но кропотливая. У Ската был манипулятор, которым это можно было проделать, и я взял с собой инженерные заряды, так что теперь это лишь вопрос времени.

Стремительно подлетев, соблюдая полную светомаскировку, к дрейфующим японским миноноскам, я расположил по три длинных магнитных мины на каждую. И отойдя на расстояние, подорвал их. Взрыв был не громкий — скорее гулкий хлопок, поднялся фонтан брызг, и все три японские миноноски, с шумом и гамом, практически мгновенно затонули. Брони у них не было, сами по себе маленькие, глубоко сидящие в воде — их утопление не требовало особых изысков. Правильно расположенные заряды — и вода прорывается бурными потоками через огромные подводные пробоины — все три в процессе перевернулись, и потонули за считанные секунды.

На горизонте показался Варяг. Я пока что всплыл так, чтобы видеть всё в бинокль, и наблюдал за происходящим через эхолот. Мины сработали и огромное количество шаров сейчас были заметны эхолоту под поверхностью воды — практически под самыми волнами, на глубине одного метра. Вдали в бинокль было видно только кусочек порта, где стоял Кореец — брошенный командой, которая должна была выйти из порта, пройти на юг, где их должен подобрать катер с Варяга.

Крейсер приближался, приближался и приближался, Варяг уже практически вплотную подошёл к Ниитаке, незамеченный из порта — ночь тёмная, светомаскировка, все дела...

Варяг подошёл к японцу бортом, так, чтобы из порта не заметили, а потом сдал назад, развернулся, и вместе с трапом перебросили стальные канаты. Команда потащила их по палубе, прицепив куда-то в район якоря, и Варяг дал стрекача — сразу на полный ход, подняв буруны пены за кормой, так быстро, что просто ужас берёт. Я же остался здесь, только дал заднего хода от минных постановок. Как и стоило ожидать — очень скоро в порту заметили, что происходит что-то не так и началась паника — из порта пошёл второй японский крейсер — я их точно не различаю. Он вышел первым, и...

Влетел в минные заграждения. Прямо на минную банку, сначала у него рвануло со стороны носа — рвануло славно, громко, фонтан воды морской аж взметнулся высоко, он резко начал разворачиваться, и влетел в следующую мину — на этот раг прямо носом, я видел, какой хаос начался — крейсер резко начал сбавлять ход, но поздно — третья мина рванула у него по правому борту и он, получая жуткий крен, медленно заваливался на бок, дым, копоть, огонь вырывался из большой пробоины в его борту, раздавались крики, сигналы тревоги и прочего — уже выходящие из порта японские корабли застыли, глядя на ужасную гибель своего товарища. Корабль горел и тонул одновременно, получая всё больший и больший крен, пока наконец не попытался перевернуться. В этой луже, Чемульпо, перевернуться сложно, да и мачты помешали — так что так, он и лёг наборт, приняв на себя дохрена воды.

Я досмотрел эту картину до конца, и развернувшись, дал полный ход в сторону Варяга. Пришла пора собирать камни, как говорится.

* * *

*

Обстрел Чемульпо и вынос трупов с японца происходили одновременно — варяг не стал двигаться. Нет, крейсер просто лёг в дрейф, повернувшись правым бортом к Чемульпо, и начался обстрел. Башни повернулись в сторону порта, и изрыгнули снаряды, стволы задрались необычайно высоко и началась настоящая бомбардировка на максимальной дистанции.

Руднев что-то там вычитал про пояски снарядов и засорение стволов — так что через каждые пять выстрелов, каждый ствол прочищался — для этого он испросил у меня специальное устройство для чистки стволов, работающее на электромоторе. И вставив такое в ствол, его прогоняли разок, вытаскивали и снова стреляли — и так постоянно. Выстрелы шли без какого-либо порядка, поэтому когда я вместе со Скатом поднялся на борт — Варяг уже пристрелялся и началась бездумная растрата боекомплекта на Чемульпо. Боекомплекта и пушек — я пообещал заменить все орудия на новые сразу же, как только они более-менее истреплются. Так что когда я в своём чёрно-матовом костюме показался на палубе, на меня посмотрели как на призрака, ещё бы — голова в глухом шлеме, весь в чёрном, нанокостюм — это не хрен собачий, дорогие мои!

— Игорь Николаевич! — услышал я громкий голос одного из старших офицеров, я не разбираюсь в морских званиях этой эпохи и уж тем более — в морских профессиях, поэтому для меня они все одинаково — офицеры.

— К вашим услугам, — я снял шлем, — где я могу слегка отдохнуть?

— Пойдёмте, господин капитан велел сразу же вас привести к нему.

— Что-то случилось? Да, пойдём, скорее.

Офицер меня проводил до боевой рубки, в которой укрылся Руднев. На этот раз он доверял этой рубке больше, так как я добавил к её стали сложную пространственную структуру, значительно увеличившую прочность, дельта-сталь. И рубка действительно стала непробиваемой.

Когда я вошёл в её тесное пространство, на меня тут же обратились все взгляды.

— Господин капитан, — я вытянулся, — дело сделано.

— Молодец! — улыбнулся Руднев, — только зачем ты всех убил то?

— А мне что, попросить их добровольно прыгнуть за борт?

— Ну не так, но можно же было как-то обойтись...

— Бросьте, это враг, а врага убивают. Никак иначе. Что у вас со стационерами? Они эвакуировали людей со своих кораблей?

— Все, кроме англичан, — покачал головой Руднев, — и американцев. Так что мы сейчас лупим по ним из всех орудий.

— Хорошо, чёрт бы с ними, с англичанами — пострашней видали.

— Вижу, вы ещё не переоделись, — он с любопытством рассматривал мой костюм, — отличный костюм для ныряния. Не промокает?

— Герметичен, — хмыкнул я, — у вас не было инцидентов с новыми орудиями?

— Слава богу, пока что ничего такого, — покачал Руднев головой, — но разведка сильно затруднена — мы не знаем, что там происходит сейчас. Только в общих чертах — стреляем так, чтобы задеть рассеиванием все японские корабли. Вы могли бы нам помочь и в этом деле?

— Да, могу. И с большим удовольствием — мне понадобится немного времени и место где-нибудь... а хоть в нашем командном пункте в кают-компании.

— Конечно, конечно, она к вашим услугам.

Я кивнул:

— Пойду займусь этим делом.

* * *

*

В качестве артиллерийского наблюдателя был использован простой летательный аппарат — близкий родственник глубоководного дрона — воздушный дрон-исследователь. Маленькая штуковина, килограмм сорок веса, с мощными конденсаторами на борту, четырьмя электромоторами и винтами, она взлетела с кормы Варяга, а управлял я ею... сначала хотел приспособить под это дело место в кают-компании, но потом решил обойтись обычным пультом. И подняв своего авианаблюдателя в воздух, отправил к порту Чемульпо, а экран развернул в виде голограммы — уже знакомый Всеволоду Фёдоровичу.

Поэтому уже через полчаса в боевой рубке Варяга было изображение порта с наилучшего ракурса — там царил хаос. Снаряды падали не всегда в воду или землю — они взрывались в порту, порт горел, поднимались густые клубы дыма, стационеры снялись с якоря и вжались в угол, но было видно, что на английском Тэлботе сейчас разгорается пожар, а американец хорошенько получил по зубам, аж одну трубу ему снесло. Огонь продолжался и снаряды влетали один за другим, японские корабли маневрировали по бухте, пытаясь уйти от снарядов, и это им частично удавалось. Частично — потому что каждый из кораблей получил по нескольку чувствительных попаданий.

— Мы ведём достаточно результативный огонь, — прокомментировал Руднев, — прицел был взят верный. Можно только чуть взять вправо... так, разберёмся...

Я же наблюдал, установив дрона удерживать высоту и висеть над портом.

Грохот выстрелов не прекращался ни на секунду — и на экране спустя несколько томительных секунд, были попадания — японцы маневрировали, это их и спасало, и в какой-то мере подставляло — если бы они сбросили пары и рассредоточились, то могли бы эвакуировать экипажи на берег, но так...

Первым не выдержал старенький трёхтрубный крейсер — он получил из восьмидюймовки, тротиловым снарядом, прямо в основание трубы. Очень удачное попадание. Лаки Страйк — из под основания трубы повалил густой чёрный дым, и начали вырываться языки пламени, и они всё усиливались и усиливались. Я привлёк внимание господина капитана.

— Смотрите, что это с ним?

— Покажи ка, — Руднев тут же оказался около меня, — ох, вот это пожарище! Никак горит угольный погреб. Если так — то ему конец.

— Будем надеяться.

Ещё через двадцать минут и спустя почти тысячу расстрелянных снарядов, после пяти попаданий из шестидюймовок и одного восьмидюймового, начал крениться на левый борт другой крейсер. Он сбавил ход. Первый же... Полыхал так, что пламя поднималось выше костров, его паровые котлы взорвались, он просел сначала кормой в воду, а потом и весь остальной. Но в порту было так мелко, что верхняя палуба оказалась по большей части над водой, и туда высыпали японцы, их забирали другие — в этот момент крейсер-спасатель и получил самый мощный удар в своей недолгой жизни — это был бронебойно-зажигательный снаряд, шестидюймовый, судя по взрыву. Я уже научился их отличать — разница в два дюйма, но по массе... вдвое больше. И взрывчатого вещества вдвое больше — поэтому восемь дюймов — это серьёзно.

Японцы пробовали огрызаться, но поняли, что вести бой в таких условиях им нереально — они заперты на одном месте, а Варяг мог двигаться, более того, варяг попросту не было видно, потому что котлы уже остыли и пары не разведены. В маневренном бою столб дыма над вражеским кораблём — это лучший ориентир. А так — где-то далеко на горизонте серая точка — поди пойми, что это такое.

Вскоре новый "Кореец" присоединился к веселью — хотя его пушки не были такими дальнобойными и ему пришлось подойти намного ближе к порту, и тоже стрелять с максимальных дистанций — но пушки Корейца добавляли в общую картину свою лепту — взрыв японской шимозы с отличным осколочным действием, серьёзно ухудшил положение японцев и стационеров — те оказались под градом осколков и вскоре то ли Кореец, то ли Варяг, но попадание есть попадание — огонь вёлся уже несколько часов кряду, а мы наблюдали за этим и не сильно мешали.

Командование Корейцем осталось за капитаном Беляевым, и он может смело вешать на грудь медаль — потому что по-моему, это был шимозный снаряд, который угодил прямиком в надстройку вражеского флагмана, и устроил там первостатейный пожар. Горел флагман хорошо, пожар тушили тоже активно, но осколочные снаряды поубивали часть авральной команды, и море в Чемульпо уже было красным от крови и трупов моряков — их было много, очень много.

Наконец, японцы не выдержали. Три оставшихся на ходу крейсера, ломанулись прямо на минные заграждения — как назло, почти у самого берега, практически драли килем по дну, но надеялись, как сказал Руднев, выйти из этого ада, в котором они точно все погибнут.

— А у берега мины вы поставили?

— Да, конечно, у каждого берега — по минной банке.

— Смотрите, они прорываются.

Головной корабль — самый повреждённый, получил серьёзный удар. Мины взорвались прямо у его левого борта, и он сел на мель практически через сотню метров, повернулся и лёг на правый бок на берег, словно морж, вылезший погреться. Команда ссыпалась в воду и эвакуировалась на берег — делать было больше нечего.

Шедший за ним корабль, протиснулся к нему практически бок о бок, и второй тоже — но первому пришлось слегка выйти влево, поэтому он напоролся на ещё одну мину и резко завернул влево, освобождая проход последнему кораблю.

— Последний прошёл банку.

— Что? То есть мин больше нет?

— Нет. Обстрел можно прекращать.

— Тогда пойдём в штыковую, — вздохнул Руднев, — останьтесь пока в боевой рубке, нам придётся принять бой.

Он выглянул из рубки и отдал несколько приказов — огонь тут же прекратился.

— Боекомплекта мало осталось, — сказал капитан, — всего по пять снарядов на орудие. Мы практически всё выскребли.

— Есть ещё боекомплект на Корейце, и много.

— Команда только на борт поднялась, думаете рационально им идти в бой? Хотя... зажать его они нам помогут.

Руднев начал выкрикивать новые команды сигнальщику — тот телеграфировал с помощью мощного прожектора на Кореец, получил ответ, и корабли начали двигаться.

Морской бой был не быстрым и решительным. Совсем нет — казалось бы, тут время растягивается на минуты — один только разворот Варяга, даже с учётом того, что шёл корабль под электромотором, занял несколько минут, мы описали циркуляцию и встав на нужный курс, взяв сразу приличную скорость, поспешили выручать бывшего японца.

* * *

*

Последний акт этой трагедии разыгрывался уже другим толком — вражеский флагман хотел дать нам бой, мы тоже хотели дать бой ему. Поэтому пошли на встречных курсах — на нашей стороне был "Кореец" — численный перевес, у японца вообще царя в голове не было и он пёр прямо на варяг, по всей видимости, желая погибнуть в первом и последнем для себя бою.

Поэтому сближение было быстрым — "Варяг" подойдя близко, развернулся и дал стрекача, повернувшись задницей к японцу. Той самой задницей, на которой стояло две трёхорудийные башни — так что они лупанули по японскому кораблю, на них перетащили все снаряды, которые были на Варяге, плюс стрелять в таком ракурсе выгоднее всего — враг не смещается влево-вправо, дистанция практически одинаковая, хоть оба корабля и двигаются — относительно друг друга они неподвижны.

И именно этого добивался Руднев — относительной неподвижности.

Поэтому артиллеристы варяга лупили в японца залпами, и четыре-пять из шести снарядов с каждого залпа попадали в цель — японец уже горел, дымил — чисто бронебойных уже не осталось, только бронебойно-зажигательные...

Но добил врага Кореец. Кореец шёл с нами контркурсом, и прошёл всего в полукилометре справа от нас, и влупил по вражескому кораблю практически в упор всеми своими орудиями, крупными и малыми. Мы же израсходовали весь боекомплект и теперь могли только получать повреждения. Враг не ждал, у него на носу было орудие, и из него по нам палили — и дважды попали. Несколько человек погибли, получили ранения, случился пожар, который был спешно потушен. Если бы тут был деревянный настил и ещё шлюпки по бокам — то эта щепка стала бы костром.

Беляев, видимо решив, что негоже Рудневу отбирать всю славу себе, наверное так мотивировал своих канониров, что они лупили в японца на максимальной скорострельности — по правому борту японца пришлись две дюжины попаданий, которые заставили и без того горящий крейсер получить правый крен.

Пушки японца стреляли до конца, и "Кореец" тоже получил попадания.

* * *

*

2 недели спустя.

* * *

*

Эскадра двигалась неспешно, общупывая всё пространство вокруг радиолокацией, а я...

Я занимался делом. Снабжение почти тысячи человек всем необходимым — это сложное дело. Да, нехватки в пресной воде на Варяге и Корейце не было, но тем не менее, нужно было много чего.

Февраль уже вступил в свои права, было холодно — каждое утро корабли покрывались льдом — нужно было этот лёд регулярно счищать. Самым простым способом была тепловая пушка — мощный нагреватель, питающийся по кабелю от реактора, таких на Варяге и Корейце было по полсотни штук, и с их помощью удавалось не допускать опасного обледенения.

Поход морально давил на экипаж, но и офицерам доставалось — я же в свою очередь обратился к единственному источнику, единственному способу разрешить потенциально безвыходную ситуацию — к технологиям.

Телеграфисты Варяга и Корейца осваивали беспроволочный телеграф, то есть радиостанцию. Это первое, что пришло в головы — и для координации действий нужна была голосовая радиосвязь — и именно этим мы и занимались. Трудно вообще вообразить, насколько обычная рация упрощает морское дело! Все эти сигналы, сигнальщики, семафоры и флажки, телеграф, прочее, что составляет целую науку, заменяется одним маленьким устройством.

Правда, у нас были проблемы с секретностью и поэтому пришлось перейти на примитивные радиоламповые приёмники, но даже так — КВ и УКВ-антенны на Варяге и Корейце — с которого так же спилили заднюю мачту, а с передней мачты спилили все боковые ответвления, как они там называются, реи или что-то в этом роде... В общем, надёжная радиосвязь была установлена. Голосом.

Примитивные приёмники, тем не менее, у меня они вызывали живейший интерес человека, интересующегося историей техники. Ламповый передатчик был довольно массивным, но предоставлял замечательные возможности. Поскольку сигнальные флажки были полностью уничтожены как класс, и от светового телеграфа мало что осталось, сигнальщиков переквалифицировали в радисты — я читал им курс лекций по радиоприёмникам, и заодно телеграфист с варяга обучал их азбуке морзе. Занятия проводились каждый день, тренировки работы с телеграфным ключом — постоянно.

Это была лишь малая часть того, чем мы занимались, выйдя из Чемульпо вдвоём — Руднев похвалил всех участвовавших в бою членов экипажа, и одарил всех десятью золотыми червонцами, а это я вам скажу — сумма! Особенно для простого деревенского мужика. Однако, как шепнул мне Беренс — пропьют в первый же день, как только войдём в порт.

Но в порт мы не спешили.

Я наконец-то мог заняться Варягом, и пришлось всерьёз заниматься "Корейцем", нашим новым приобретением. Японцы к своему крейсеру относились достаточно неплохо, оба корабля были новыми, не убитыми в хлам, поэтому сейчас, в спокойной обстановке, я заменил котлы на обоих кораблях на однотипные, усилил паровую инфраструктуру, так, что она могла выдерживать бОльшие давления пара — до тридцати атмосфер, что в нормальной обстановке могло бы привести к взрыву котла.

Поднятие давления так же потребовало внесения изменений в конструкцию паровых машин — поскольку у нас имелся коленвал, прямо соединённый с валом винта. Однако, таким образом дела не делаются — я приделал коробку передач — повышающую передачу, понижающую, и нормальную — с передаточными числами 3, 0.5 и 1.

Паровой двигатель не отличался большой скоростью работы, как турбина, но имел отличную тягу, поэтому для наиболее полной реализации его мощности после модернизации под давление в тридцать бар, нужна была повышающая передача и новые винты.

Винты у Варяга и Корейца были замечательные, но... На корабле всё зависит от винта — чем больше винт, тем выше тяга. Скорость вращения, профиль... Винты "Варяга" были небольшими, как по мне, можно было выставить вал чуть-чуть подальше, и увеличить диаметр винта ещё немного, изменить чуть-чуть профиль лопасти и главное — сделать изменяемый шаг винта. Изменяемый шаг — это своеобразная коробка передач для корабля, она, работающая автоматически — меняющая шаг в зависимости от скорости корабля и скорости вращения винта, позволяет реализовать крутящий момент лучше всего. И главное — при движении на высоких скоростях — больше двадцати узлов, изменяемый шаг позволяет двигаться без перенапряжения машин.

Первые ходовые испытания провели через неделю свободного плавания — испытывался новый винт "Варяга". Прежняя машина осталась практически такой же, изменили только незначительные, косметические детали — таким образом, в глаза это не бросалось, но теперь мы могли поднимать пары до тридцати атмосфер, и на ходовых испытаниях "Варяг" достиг скорости в тридцать один узел. Это была предельная скорость для его гидродинамики — и всего на семь узлов выше той, которая развивалась с котлами Никлосса. Но были и нюансы — крейсер мог двигаться на этой скорости довольно долгое время, машины не дохли в процессе и работали без перегруза. Теоретически, они могли принять до сорока бар, но по без перегрузки — до тридцати, именно столько и было развито. Двадцать четыре узла при пятнадцати, и тридцать один — при тридцати бар, но один маленький нюанс... каждый новый узел скорости — ценнее предыдущего. Когда догоняет или убегает, не важно, возможность развить такую скорость — это уже невероятно.

Японца модернизировали соответственно, более того, все нововведения сначала тестировались на Корейце. А потом уже на Варяг, когда Руднев лично увидит, как это работает и работает ли вообще.

После серии модернизаций рулевого механизма, котлов, машин, труб, вентиляции и паровых труб, после того, как котлы стали заправлять исключительно дистиллированной водой с антинакипинном, вместо всякой грязи, к которой так привыкли машинисты — дело пошло на лад. Дело пошло на хороший лад — я настоял на том, чтобы мы сделали пробежку длинной в четыре часа, на максимальных скоростях, только под паром — без электромоторов. И пробежка показала — Варяг с достоинством выдержал испытание, а вот моряки обозлились. Тридцать узлов — это огромная скорость, корабль практически несётся во весь опор, один только поток ветра — уже нервирует, а ведь качка...

Хорошо ещё, что море было спокойное, волнение два балла, мелкие барашки на поверхности воды, и мы пролетели, в конце концов, включив электромоторы и сбив пары. Заревели электродвигатели, паровые же наоборот, затихли, и дальше мы шли без такого огромного расхода угля. Давление держали в три атмосферы, хватало его только на систему парового отопления.

Результат есть результат — на электричестве мы шли с такой же максимальной скоростью, а потом сбросили до пятнадцати — все выдохнули спокойно. Потому что тридцать — это заставило нос корабля источать целый фонтан брызг, которые то и дело окропляли носовые башни, обмыв палубу. После этого ждали лютого обледенения — и не зря. Пришлось бежать наверх с тепловыми пушками и сушить все механизмы — для них лёд особенно опасен. Он сковывает всё, и после этого его хрен выколотишь оттуда силой — только отогревать.

Ходовые испытания слегка напугали матросов, но всё же, все были в восторге. И... снова затихло, потому что я шёл с эскадрой на подводной лодке, и занимался совсем другим делом. Моей следующей целью было решить главную проблему — пополнение припасов. В первую очередь — нормальной еды. Самый простой способ добыть провизию — бросить сети за борт и выловить рыбы. Селёдка селёдкой, но тут и тунец ловится, большая и главное — вкусная рыбина. Корабельные повара на востоке умеют готовить всех морских гадов, а я пошёл дальше и предложил разнообразить меню креветками.

К сожалению, мои технологии ничем не могли помочь — максимум — я поставил на Варяг и Кореец рефрижераторы для продовольствия, и на них сгрузили всё продовольствие с Сунгари. Но этого было мало.

Чего-то было в избытке, чего-то не хватало — обычная картина, с этим справлялись. Тем более, что планировалось заняться рейдерством — и вот, впервые за две недели, нам улыбнулась удача. Радиолокаторы Варяга обнаружили вдалеке три надводных цели, крупные, двигающиеся со скоростью в девять узлов, в сторону корейского полуострова.

Новость об этом разлетелась как пожар — и протрубили тревогу — Руднев оказался на мостике уже через считанные минуты, а я в это время дрых у себя в каюте, и в ус не дул. Обо всём узнал уже когда до цели оставались полторы мили — мы пошли на перехват, Кореец тоже, зажимали врага в клещи с двух сторон. Я поднялся на надстройку, не став заходить в ходовую рубку. Не то чтобы я мог к рудневу дверь ногой открывать — там и без меня знают, что делать.

Корабли двигались медленно, подняв бинокль к глазам, я увидел их во всей красе. Это был пузатый японский транспортник и два корабля эскорта — лёгкие крейсера, старые, видимо, незнамо как оказавшиеся в охранении транспортников. Конвой небольшой, но всё же — военный. Не стали бы военные корабли провожать гражданское судно.

Вскоре дверь в рубку открылась и крепкая рука затянула меня внутрь — даже пискнуть ничего не успел.

Рука, как оказалось, принадлежала Беренсу, Руднева нигде не было.

— Что скажешь? — спросил он, — вон о тех старичках?

— Три хромых лошади, — я отряхнул одежду, — но вы лучше меня разбираетесь в кораблях, что вы о них скажете?

— Везут что-то важное, иначе не было бы целых два корабля в охране. Хоть и таких дерьмовых.

— Вряд ли они стали бы так охранять людей. Как думаете, что там?

— Не знаю, нужно узнать.

— Будем принимать бой?

— Конечно. Сейчас капитан вернётся и мы начинаем, а ты пока спрячься где-нибудь, а то заденет шальным осколком. Мало ли.

— Не беспокойтесь, меня шальным осколком не убить.

— Верю, но всё же.

— Говорю же — не беспокойтесь. Всякое бывает.

— Тогда останься тут, в ходовой рубке. Вряд ли Всеволод Фёдорович решит спускаться в боевую рубку из-за такой мелочи.

Вскоре прибыл Руднев, вошёл он вальяжно, как подобает русскому офицеру, и велел трубить тревогу, звонить в колокола и свистать всех наверх — к орудиям. Долго свистать не пришлось — ещё когда началось преследование, экипажи рассортировались к своим орудиям и подготовили снаряды для первых выстрелов, сняли с орудий чехлы без особой на то команды.

— Восхитительно, — Руднев взял у меня электронный бинокль и рассмотрел наши цели, — понимают, что не уйти, перестраиваются. Право руля, Корейцу лева руля, обхватим их с двух сторон и расстреляем, транспорт не трогать, сначала пустить на дно эскорт.

Я отошёл назад и наблюдал за процессом. Мальчишка-рулевой, молодой ещё парниша, чётко следовал командам капитана, и вскоре я в бинокль мог наблюдать всю баталию. Пара пристрелочных выстрелов подняла фонтаны брызг в стороне от противника, а потом артиллерия загрохотала постоянно, без какого-либо порядка, по готовности, открыв беглый огонь по противнику.

Настроение на мостике было совершенно иное, чем в прошлый раз — Руднев тогда был на нервах, сжимал кулаки и держался за перила, повышал голос и требовал от подчинённых каждую мелочь на повышенных тонах.

Сегодня происходило будничное утопление двух японских кораблей — то ли они уверовали в свои силы, то ли действительно враг не представлял никакой опасности. Но артиллерийская дуэль началась весьма бодро — враг ответил нам тем же, стреляя без передыху.

Первый раз нам прилетело в трубу — японский снаряд взорвался на задней трубе, обдав палубу и броневые башни градом из осколков, которые со свистом рассекали воздух и будь там люди — привели бы к жертвам. К счастью, людей на палубе было немного, канониры были в башнях. В ответ японцу прилетело главным калибром — прямо в носовую часть, взрыв бронебойно-зажигательного произошёл где-то внутри корабля, и судя по тому, что враг загорелся очень быстро — это был неконвенционный снаряд с белым фосфором. Пылало просто жутко — и главное загорелось быстро. Фосфор очень горюч, горел с таким жаром, что плавилась сталь, и зажигала всё вокруг.

На втором корабле картина была иной — он получал попадания от Корейца, но и в Корейца палил второй — я заметил только одно попадание в борт. Скорее всего снаряд врага принёс кому-то смерть и уж точно — разрушения.

Бой был скоротечен — у нас был тотальный перевес в точности и скорострельности, да и в количестве орудий, поэтому мы их расстреляли просто раздавив огневой мощью. Оба японских корабля потеряли ход и горели как факелы. Наконец, оставив их подыхать, мы бросились в погоню за уползшим почти до горизонта, транспортником. На полном ходу — так что вскоре мы его догнали, и догнали без особых проблем.

Нужно было оставить некоторое количество малокалиберной артиллерии для таких целей — уничтожать врага мы не собирались, но шестидюймовыми снарядами по нему палить... Нет, не то.

Впрочем, ему хватило очереди из пулемёта, который матросы притащили и поставили на лафет в носовой части Варяга. Обдав врага пулями практически подойдя вплотную, мы заставили его остановиться. Кореец уже подходил с левого борта, а мы с правого — перекинули крюк-кошки с лебёдками и принудительно отшвартовались, не щадя то, за что крюки зацеплялись — вскоре команда с Варяга перебралась по трапу на транспортник, и вооружённые до зубов матросы, тыча стволами карабинов и пистолетов, заставили японцев затихнуть. Это были гражданские. Я тоже решил поучаствовать и покинул мостик, сбегал за своим пуленепробиваемым костюмом и перепрыгнул на японское судно, сжимая в руках автомат.

Чего азиатам, японцам, вечно не хватает? Еды, конечно же. Продовольствие — прежде всего рис, потом — какие-то приправы, вяленое мясо и, конечно, консервы. Причём мясные консервы американские, и в большом количестве, в разном виде.

Трюмы ломились от продовольствия.

Матросы, нашедшие этот клондайк, просто танцевали от радости — тут было просто дохрена еды! Команда японцев была закрыта в одном из отсеков, откуда они ничего не могли сделать, стальной арматуриной или чем-то вроде этого, заблокировали дверь, и тут же начали выгрузку — прямо на руках, пробросили трапы, боцман принял на себя командование операцией — на борт Варяга и Корейца начали перетаскивать мешки с рисом и консервами. Я тоже принял участие — нанокостюм увеличивал силу, поэтому и таскать было легко. А трюм разгружать — дело непростое, я вытаскивал на верхнюю палубу мешки — самый тяжёлый груз, их таскали и матросы — в итоге имущество описали.

Выгрузка продлилась больше восьми часов — не так уж просто разгрузить почти тысячу тонн еды! Особенно вручную! Таскали в несколько смен, работали все, людей у нас хватало — еды нет. Поэтому старались особенно.

Если это не божья помощь, то я не знаю что. Вечером, измотавшись больше морально, я заглянул в записи приёма жратвы — оказалось, что у нас на борт приняли — консервы мясные — около двухсот тонн, риса — ещё столько же, овощные и прочие консервы — типа консервированных супов — сорок восемь тонн, муки — девяносто тонн.

Варяг значительно осел, но зато теперь проблема голода снималась сразу и полностью. То же можно было сказать о Корейце — у них вдвое меньше нашего экипажа, но загрузили они примерно столько же.

Это наверняка скажется на максимальной скорости, но зато теперь запасов жратвы хватит надолго!

* * *

Руднев. Старпом Беренс. Я. И ещё пятнадцать офицеров Варяга — вот полный состав нашей могучей кучки.

Кают-компания Варяга существенно изменилась за последнее время. Говоря существенно — я имею в виду и правда — тут был совещательный центр и комната отдыха для офицеров, место, где они собирались и могли проводить свободное время, вдали от остальных мест службы. Это единственное помещение, которое было обставлено с высочайшим уровнем комфорта. Конечно же, после того, как к ней приложил свою руку я — в кают-компании появилось мягкое освещение настенными светильниками, диваны — целых две штуки, кресла, стол со стульями, фортепиано было убрано в аналогичное помещение на Корейце, а здесь обосновался большой граммофон с кучей пластинок.

Комфорта слегка добавляла отделка комнаты, хороший климат-контроль, большой мягкий ковёр и картины на стенах. Репродукции, конечно же — айвазовского, и прочих знаменитых деятелей искусства. Шкафы с книгами, всё здесь было.

— Господа, — Руднев встал за столом, — сидите-сидите, — он отошёл к мини-бару и налил себе немного портвейна, выпил залпом, и продолжил, — господа, у нас есть вполне чёткий план дальнейших действий. До сих пор мы не могли, вернее, не имели нужды вам рассказывать всё в деталях.

Заметив заинтересованность на лицах, он продолжил:

— Нам доподлинно известно из разведданных, когда и где мы сможем встретить два купленных японией и перегоняемых на остров крейсера типа Гарибальди. И я возлагаю огромные надежды на то, что нам удастся захватить эти два корабля. Захватить и забрать себе, таким образом составив нашу эскадру уже из четырёх бронепалубных крейсеров. Эти крейсера отличаются тем, что на них довольно большой экипаж — по штату шесть сотен человек. На два крейсера нужно уже тысяча двести — конечно же в Японию эти корабли не будут идти с такой прорвой людей на борту — скорее всего там будет перегоночная команда, и уж точно вряд ли будут канониры. Однако, это плохо — у нас сейчас на два крейсера — имеется всего девятьсот семнадцать человек. Это члены экипажа Корейца, Варяга, и парохода "Сунгари" — последние определены в матросы, двое членов экипажа в связи с началом Японией войны, призваны из запаса в ряды императорского флота.

Руднев поставил стакан и сел за стол сам, отодвинув глубокое и удобное кресло.

— Но где мы найдём такую кучу людей? Это же должны быть не кто-то там, а более-менее слаженная команда, — сказал один из офицеров, крепкого вида человек, с обветренным лицом, маленьким шрамом на левой щеке и суровым взглядом.

— Хороший вопрос, Василий Владимирович, у нас есть дикая нужда в людях. И на этот счёт у меня есть лишь один ответ — необходимо вернуться в родной порт с захваченными кораблями, и не пытаться включать их в состав нашей эскадры. Но хочется, чёрт побери — буксировать их мы можем, но если вернёмся — нас вернут в регулярный флот. А это значит — скорее всего в Порт-Артур, где мы будем смиренно ждать, пока японцы не осадят крепость и не запрут нас там как в ловушке. Как хотели сделать в Чемульпо. Лично я нашему морскому командованию доверяю, но из всех уважаю разве что Степана Осиповича Макарова, остальные... Погубят флот. Объективно — они слишком слабы и морально, и подготовкой, и японцы куда лучше мотивированы и дисциплинированы. Нас расколошматят в пух и прах.

— Вы так думаете?

— Я уверен в этом, уверен на сто процентов. Японцы очень сильны, но самое главное — у них царит железный порядок. Это у нас офицеры бывает и руки распускают, и пьют не просыхая, а что творится со снабжением — я вообще молчу. Вор на воре сидит и вором погоняет. Куда больше я доверяю каждому из вас, чем адмиралтейству. Поэтому — наиболее эффективно мы можем воевать в отрыве от командования. И если мы сумеем захватить Гарибальдийцев — то наши возможности возрастут многократно.

— Они же жрут прорву угля, — заметил кто-то.

— Да, есть такое. Но и у нас есть секреты, — ухмыльнулся Руднев, — в общем — об угле вам лучше не беспокоиться, его у нас будет достаточно. Мне боязно возвращаться в Порт-Артур. Я уверен, что это погубит наши корабли.

— Вы хотите сказать, что Порт-Артур в опасности? — спросил кто-то с той стороны стола. Это был самый молодой из офицеров, и самый младший.

— Я почти уверен, что он будет взят японцами, а флот ими заперт. Они переняли тактику у своих учителей-англичан. А тактика англичан призывает навязывать врагу бой первым, и навязывать его в наименее выгодных для врага позициях, стараться бросаться всем на одного, вести тщательную разведку и планирование. Владивостокская эскадра скована льдом, а в Порт-Артуре... если им не хватит духу перехватить инициативу у Японцев — то их просто запрут в бухте и подождут конца сражения на суше. А на суше победа японцев гарантирована. В современной войне нет места крепостям, любая крепость будет взята — они могут только временно задержать противника. Но если противник не считается с потерями, и ставит целью не продвинуться вглубь территории, а захватить саму крепость — то судьба её предрешена. Я не хочу ничего плохого говорить против руководства нашей страны — скажу лишь, что они сильно недооценивают японцев. И боюсь, наша победа лишь увеличит это заблуждение, которое может быть смертельно для нашего флота.

— И только поэтому вы не хотите возвращаться?

— Нам некуда возвращаться. Владивосток — покрыт льдом и далеко, Порт-Артур — практически обречён, бросить там якорь — всё равно что подписать себе смертный приговор. Лично я жду одного единственного человека, которому я доверяю право командовать собой — это адмирал Макаров. Мы будем в Порт-Артуре в тот день, когда туда прибудет Макаров.

— Но откуда мы узнаем?

— Наша тайная служба нам об этом сообщит, — улыбнулся Руднев, — Так ведь, Игорь Николаевич?

— Степан Осипович получил назначение сразу после начала войны, и на данный момент уже близок к Владивостоку, и вскоре прибудет. Прибудет раньше, чем мы сумеем перехватить Гарибальдийцев, поэтому нам придётся предпринять... экстренные, нет, самые экстренные меры.

— Понимаю, — согласился Руднев, — вы уже что-нибудь придумали?

— Да, я сообщу об этом вам позже, нам придётся действовать лично. Пока что я думаю преждевременно сообщать Степану Осиповичу о наших планах по Гарибальдийцам.

— Об этом мы с вами поговорим лично.

— Конечно. Думаю, достаточно будет переслать ему письмо, очень подробное и обстоятельное.

* * *

*

Когда все ушли, Руднев налил себе ещё стопочку, мне тоже, мы выпили и помолчали недолго.

— Вы многое сделали для наших кораблей. Особенно эти реакторы — просто невероятная штука.

— Не то слово.

— Практически неограниченная дальность и автономность. Восхитительно. Что вы придумали со Степаном Осиповичем? Как его можно спасти? Вы ведь думали над этим? Я тоже думал.

— Да, спасти его просто. Достаточно послать длинное и развёрнутое письмо, в котором вы опишете, как всё было, обстоятельно и по пунктам. И так же предупредите о последствиях его гибели и риска выходить в заминированное море. Тралением мин должны заниматься специальные корабли. И отдельно попрошу упомянуть о том, что Порт-Артур нельзя спасти в принципе — в эту войну крепости уже ушли в прошлое. Любая крепость будет взята. Да, японцы положат чудовищно много людей, и Порт-Артур полностью оправдает своё назначение — нанеся японцам огромные потери — вот только японцы никогда не боялись потерь. Это наш император падает в обморок от поражения, японский посылает вдесятеро больше людей на смерть, и не считает это чем-то зазорным.

— То есть порт-артур не спасти.

— Стратегия крепостей ушла в прошлое, а наши просрали момент, когда нужно было обрубить япам все коммуникации. И дальше... о судьбе второй тихоокеанской эскадры промолчу.

— Да, позорище на весь мир. Хорошо, я напишу письмо, вы доставите его? Как?

— С помощью летательного аппарата. Я точно знаю, на каком поезде он едет, и не составит труда доставить. Куда важнее то, что мы будем делать потом. Это вопрос из вопросов.

— Я надеюсь на то, что Степан Осипович хорошо знает современные реалии флота, и он сумеет найти выход из этой ситуации.

— То, что он мог глупо погибнуть, подорвавшись на мине — говорит о том, что он недостаточно хорошо знает современные реалии.

— А вы можете как-то повлиять на оборону Порт-Артура? Чтобы Японцы не смогли взять город?

— Отчего же, теоретически — смогу. Теоретически. На практике — это потребует едва ли не всем продемонстрировать наши возможности.

— На практике, в теории... — проворчал Руднев, — Нет даже порта, в который мы могли бы спокойно зайти и не бояться врага.

— Нужно правда посоветоваться со Степаном Осиповичем. Ваша задача — сохранить флот. Хотя... — я задумался, — я слышал, что в Порт-Артуре строили подводную лодку, чтобы атаковать вражеские корабли.

— Вряд ли это могло как-то повлиять. Так, игрушки от безысходности. Вера в чудо-оружие.

— А если замаскировать нашу ПЛ под это творение сумрачного славянского гения? Или наоборот, мы нанесём торпедные удары с Акулы, а вся слава достанется ему. И никто не узнает.

— А что. Может получиться, — согласился Руднев, — правда, для этого нужно, чтобы он достроил свою нырялку и она сумела хоть как-нибудь ходить под водой.

— За это не беспокойтесь. Я постараюсь довести его проект до ума, помогу чем смогу. Материалами, инструментами, оборудованием — в общем, достроим до конца хотя бы один прототип. А там будь что будет.

— Но тогда кто-нибудь проговорится и всё.

— Потопим и прототип, якобы японцы, или собственная торпеда взорвалась, не важно. В общем — все свидетели на небесах.

Руднев поджал губы.

— Отвратительно. Но если другого способа спасти флот нет...

— Пока что я его не придумал. Хотя постойте ка... — я остановился на этой мысли, — есть у меня идея.

— Какая? — тут же оживился Руднев.

— Новая база флота. Незамерзающая, расположенная на острове.

— Острове? Каком острове?

— Я думаю. Строительная нанокузница это конечно неделю только её создавать, но если удастся — я могу создавать что угодно, в макроразмерах. Больше только кузницы пятого и шестого класса.

— Вы говорите загадками, выпейте ещё портвейну и расскажите, что за идеи в вашей голове, — он налил мне стакан портвейна, я его опрокинул и язык мой развязался:

— Разница в кузнях лишь в их размере и области действия, скорости действия. Маленькая наручная кузенка может ремонтировать и создавать мелочёвку, но большая станция — может создавать целые города. Это строительная кузня. С её помощью можно проводить работы на берегу, дне морском, создавать бункеры, наземные и подземные укрепления, создавать настоящую могучую базу флота. И поскольку у нас война — мы можем отнять территорию у японцев.

— Одно дело — слова, но нужен большой остров, а не маленький островок. И этот большой остров должен быть без японцев. То есть нужно десантироваться, воевать, это огромные расходы и потери.

— Расходы, потери, война есть война, на ней всегда есть расходы и потери. Вот что, нам нужен остров Окинава, или какой-нибудь из Курильских малообитаемых островов. Я смогу создать искусственную бухту для кораблей, большую и удобную, очень удобную.

— Это уже через адмирала Макарова, давайте займёмся спасением Макарова, потом — захватом Гарибальдийцев, и только потом — созданием резервной базы. Не всё сразу.

— Да, прошу прощения, давайте. Что-то я разошёлся. Мне нужно вплотную заняться созданием груза для сухопутных сил обороны Порт-Артура...