Прода

Русские открыли огонь с более чем две тысячи ярдов, и сразу по 'Миранде'.

-Издалека начали, сэр, -сказал старший офицер Лайносу, стоящий вместе с ним на мостике.

-Наверно надеются, нанести нам повреждения до того как подойдём на дистанцию открытия огня.

— Да. Но, калибр, судя по всплескам совсем не морской,— ответил Лайнос. И оценив падения несколько ядер, продолжил:

— Думаю всего фунтов двенадцать. Такой калибр и 'Миранде' не сильно страшен.

Когда флагман 'Летучей эскадры' подошёл на дистанцию меньше мили, с берега открыли огонь ещё две русские батареи, тоже имевшие легкие орудия.

-Если это всё, что сумели выставить против нас русские. То мы обречены на успех,— громко сказал Лайонос, чтоб его услышали и другие офицеры, и матросы, находившиеся на мостике.

-Да, сэр,— ответил ему за всех старший офицер. 'Хотя из разговоров с офицерами эскадры стало ясно, что бой с береговыми батареями Севастополя для флота закончился без особого успеха для него. В том числе, и для вашего отца, сэр', про себя не без язвительности подумал старший офицер 'Миранды'. Лайонаса-мл., в душе он недолюбливал. Считавший, что успехами по службе он больше обязан отцу, а не своим способностям. И в то же время рассчитывал с помощью службы с Лайоносом-мл., сделать себе карьеру. После этой операции он рассчитывал, что сам встанет на мостик 'Миранды', и станет на ней первым после Бога, вместо адмиральского сына, который точно пойдёт на повышение.

Всплески от попаданий в воду стали ложиться вокруг корабля гуще, и даже было два попадания. В корпус и палубу. Первое было без последствий для экипажа и корабля, а вот второе ядро рикошетом об палубу угодило в орудие противоположного борта. Оставило на его казенной части след от удара, и улетело после этого в море. Через несколько минут после 'Миранда' открыла ответный огонь по берегу, за ней начала рокотать канонадой и остальная эскадра.

Полковник гвардейской артиллерии Карташевский стоя на вышке, наблюдал за движением вражеских кораблей, и был почти спокоен. И на это были причины.

Во-первый, это будет его не первый бой против флота противника. 17 октября прошлого года во время сражения флота союзников с береговой обороной Севастополя, батарея построена под его руководством, по приказу князя Меньшикова, неплохо наваляла линейному кораблю англичан 'Аретузе', который как ему казалось быстро должен был справиться с батареей Карташевского. Но, всего лишь три 1-пудовых единорога и два орудия на флангах (36-фунтовая пушка на левом и 1/2-пудовый единорог на правом в течение многочасового убедили англичанина в обратном. И внесли свой вклад в победу русского берега над соединённым флотом двух самым сильных морских держав мира.

Во-вторых, он был вновь готов к бою, сам, и вверенные ему силы. А их к его удивлению и радости было теперь очень немало. Восемь восемнадцати фунтовых орудий, двенадцать пудовых единорогов, восемь двухпудовых корабельных мортиры и ракетная батарея !!! Когда полковник прочитал список выделенных для Керчи орудий, у него как мальчишки, которому наконец-то дали, поддержать в руках боевое оружие, даже дух захватило. Эх, ему бы хотя бы половину на его батарею в бою 17 октября. Тогда, британец точно бы не ушёл от него.

В— третьих, у него здесь лучшее офицеры — артиллеристы и расчёты орудий, которые были в Севастополе. В том числе и с его батареи. А на данное время это были самые опытные расчёты береговых батарей ... в мире.

В-четвёртых, против него были далеко не линейные корабли. Небольшой паровой шлюп, и ещё меньшие паровые шлюпы, канонерские лодки.

В-пятых, у береговых батарей была поддержка Азовской флотилии, и новинка морских вооружений, подводные мины. В Севастополе такого не было. Хотя полковник Карташевский был уверен, что, его теперь, не батарея, а батареи справятся с англичанами и французами и сами.

Поэтому он был спокоен, уверен, и ждал, когда, эскадра противника окончательно втянется в бой с настоящими и ложными батареями на Павловском мысе и Тузле.

Этого ждал и контр-адмирал Федор Михайлович Новосильцев. В Синопском сражении он командовал 120-пушечными линейными кораблями 'Париж', 'Великий князь Константин' и 'Три святителя', фрегатами 'Кагул' и 'Кулевчи'. Теперь Азовской флотилией !!! Его флагман 'Могучий' был в десять раз меньше по тоннажу, чем 'Париж'. Про вооружение лучше вообще промолчать, а то можно помереть со смеху.

Такого поворота судьбы он не ожидал даже после того как стал начальником 2-го отделения оборонительной линии Севастополя. В том плане, что с командирского мостика одного из сильнейших военных кораблей мира, он попадёт на мостик бывшего парохода. Ещё и в Азовском море.

И всё же, несмотря на убогость его флотилии в сравнение взращенным и выпестованным адмиралом Лазаревым Черноморским флотом. На палубе и в море он чувствовал себя всё же лучше, чем на бастионах и траншеях оборонительной линии. Он всё таки моряк, а не инфантерия!

Новосильцев конечно был, любителем парусов. Он был так обучен, воспитан, служил всегда под ними. Пароходы не вызывали у него такого энтузиазма как у Бутакова. Особенно если смотреть на кожухи гребных колёс, и сами колеса. Они уязвимы для артиллерии, мешают её расположению на корабле и ходу под парусами, да и, корабль, точно не украшают. Но, постепенно адмирал привыкал к пароходам, к их железу, дыму, вибрации корпуса, когда машина выдавала большие обороты. И как отметил сам для себя, стал менять своё отношение к ним, когда его флагман 'Могучий' идя против небольшой волны на полном ходу выдал по ощущениям и данным лага не меньше двенадцати узлов. Причём без всякой лавировки переменными галсами. Он просто шёл вперёд по курсу, и всё. И колёс у него не было. 'Прав Бутаков. За пароходами будущее. У англичан их уже полным полно. Даже линейные корабли они сделали паровыми. А эти просто так не будут свои корабли переделывать',— признавался себе Новосильцев. Тем самым как бы вступая в ряды сторонников развития военного парового флота в России.

Важность удержания Керченского пролива, и недопущение разгрома берегов Азовского адмирал осознавал, более чем. О проблемах снабжения Севастополя он знал не понаслышке. И присутствие императора в Керчи как оказалось на протяжении двух недель, говорило о том, что важность пролива понимал не только он и противник.

' Каков оказался новый государь. Пользуясь тем, что здесь его не знают, сам всё увидел, оценил, вник. Говорили, что он каждый день объезжал позиции, даже траншеи сам копал. Мне объяснял о плавбатареях, огне пароходов по курсу, защите расчётов и ходовой рубки, о том, что подводные мины и пароходы станут по-настоящему грозным оружием. Интересно это он сам придумал из гребных наделать лжепаровые канлодки ? Или кто подсказал ? Оставил столицу, и прибыл в Крым. Слышал, что и сыновей привёз. Он хочет быть похожим на Петра Великого ? Или в самом деле такой ? Позерства я в нём вроде не заметил. Поживем, увидим. А сейчас, пусть Всевышний проявить к нам милость. И поможет одолеть врага. Спаси, сохрани и помилуй!' Такие мысли текли у адмирала Новосильцева, в ожидании момента, когда он получит сигнал с берега и своего сторожевого корабля о том, что, созданной им практически с нуля Азовской флотилии пришла пора вступить в свой первый бой. И не проиграть его любой ценой.

Не успел ещё придти сигнал с берега, а адмирал Новосильцев уже отдал распоряжение поднять сигнал: ' Эскадре дать ход. Идём в бой'.

Просто слух опытного моряка сразу уловил вхождение в бой береговых батарей. Это конечно был не львиный рык залпа 68-ми фунтовых орудий линейного корабля, но, точно не тявканье 12-ти фунтовок. И вот по фалам невысокой мачты его флагмана вверх как бы поднимаемые невидимой рукой побежали боевые вымпелы. Азовская флотилия под Андреевским флагом, ведомая героем Синопа и Севастополя пошла в бой.

Эдмунду Лайоносу— джуниору бой перестал нравиться. Это произошло после того, когда он после третьего залпа новых русских батарей, которые неожиданного для его эскадры вступили в бой, окончательно убедился, что калибр у них немалый. И, что батарей с такими калибрами не одна. Две русские бомбы, из этого залпа смертоносно рванувшие на корме 'Миранды', как бы подтвердили это. К этому добавился крик наблюдателя: 'Дымы по курсу !!!' 'Дымы ?', — повторил за ним Лайнос-мл. Корабль в проливе они видели, это был русский наблюдатель. А, тут дымы. Он повернулся туда и стал рассматривать в подзорную трубу изменившуюся ситуацию. Увидено не порадовало. Вдоль берега прямо на него шли какие-то сооружения похожие чем-то на фрагменты корабельного борта и явно с орудиями. И шли под паром. В количестве четырёх вымпелов.

Мористее их, по середине пролива, перекрывая фарватер шли восемь винтовых и колесных явно канлодок. Ближе к косе Тузла двигалось в сторону пролива более десяти, толи канлодок, толи бомбардирских судов, и что, особенно поразило английского моряка, они все были ... паровыми !!! 'Дьявол, разбери! Откуда у русских здесь столько паровых судов !? ', — одновременно со злостью и с растеряно подумал Лайонос-мл. -Ведь зная этих русских, они могут начать нас просто таранить !'

Волна подобного настроения накрыла и остальных командиров 'Летучей эскадры'. Такой встречи с берега и с моря они не ожидали. По ним с обеих сторон пролива били десятки орудий, ракеты. Причём вели огонь русские удивительно точно. Все корабли эскадры получили попадания. Её флагман уже имел сильный пожар на корме. Кроме всего этого, на них шли строем фронта перекрывая собой пролив паровые корабли русских, которые тоже уже открыли огонь. За ними дымил ещё один отряд. А ведь говорили, что у русских нет серьёзных укреплений в Керченском проливе и флота в Азовском море ! А теперь англо-французская эскадра оказалась окружена всем этим !

Капитан-лейтенант Лихачёв Иван Фёдорович, командир отряда плавбатарей был готов взять в руки весло и начать им грести, лишь бы его флагман 'Донец' шёл быстрее. Бутаков на своих быстрых пароходах вырвался вперед и уже ведёт бой .

Уж очень он медленно, как казалось Лихачёву они приближались к противнику, чтоб начать уверено поражать корабли противника своими мощными 68-ми фунтовыми каронадами. Для небольших судов они были смертельно опасны, а плавбатареи наоборот обладали некой степенью неуязвимости даже против такого калибра.

-Ну, вот, наконец, можно,— сказал капитан-лейтенант.

— Канониры ! Ребята, не торопитесь, цельтесь вернее, и бейте наверняка, а заряжай быстро. За каждое попадание расчёту по чарке и рублю на всех",— дал он последние наставления и поощрения своим артиллеристам. И получив знак готовности от них. Громко отдал приказ:

— Открыть огонь !

И через несколько секунд плавбатарея содрогнулась от залпа, примерно через минуту после флагмана в бой вступили остальные батареи. Новые тяжелые снаряды обрушились на 'Летучую эскадру'.

Капитан 1-го ранга Григорий Иванович Бутаков, вновь шёл в бой с адмиралом на борту. Как, тогда 5 ноября 1853 года, его 'Владимир' имея на борту начальника штаба Черноморского флота вице-адмирала В. А. Корнилова, вступил в первый в истории бой паровых судов. Его пароходофрегат как и было положено кораблям русского флота атаковал 10-пушечный турецко-египетский вооружённый пароход 'Перваз-Бахри' (Владыка морей). Вёл бой с ним три часа, и заставил турка спустить флаг. Трофей по ликование Севастополя был введён в его бухту. Это Бутаков отлично помнил. Помнил он и то, чувство, которое вновь его сейчас охватывало. Азарт, боевая ярость и желание одержать победу над врагом любой ценой. Сильное чувство, чувство воина.

И, когда они вышли на дистанцию для уверенного прицельного огня отдал приказ сделать это. Не став для этого спрашивать и дожидаться разрешения адмирала Новосильцева. Тот только с укоризной во взгляде в ответ посмотрел на Бутакова. Но, открывший огонь вслед за своим флагманом отряд, и сам бой увёл внимание адмирал от нарушителя субординации. Хотя на корабле его командир им и командует.

Через час после того как в бой вступили крупнокалиберные береговые батареи, их плавучий вариант и канлодки русских, командующий 'Летучий эскадрой'. Кэптен Эдмунд Лайонос-мл., понял, что бой за Керченский пролив он проиграл. Он вёл свою горящую 'Миранду', имеющую серьёзные повреждения, крен, кровь и тела убитых и раненых внутри, на палубе выбрасываться на берег.

Он отдал приказ в машинное отделение выжать из машины всё возможное, чтоб успеть дойти до Камыш-Буруна. Но, тяжёлые бомбы, ядра с береговых и плавучих батарей, от которых отскакивали ядра и бомбы, это он видел сам, не дали это сделать. Они с каждым попаданием превращали его 'Миранду' в горящую и тонущую развалину. Ей ещё повезло, она была на плаву.

Первым был потоплен колесный шлюп 'Везувий'. На нём как самом ближней цели сосредоточил огонь своего отряда его командир капитан 1-го ранга Бутаков. Четыре 68-фунтовых бомбических пушки, восемь пудовых единорога и опытные расчёты орудий быстро решили судьбу самого известного вулкана под британским флагом.

Сначала ему повредили правое колесо. Его развернуло, он подставил борт, и наполучал сразу массу попаданий. Одно из них и угодило в паровой котёл. Который в ответ на это просто взорвался, и корабль как бы подтверждая данное ему название, извергнул себя и свои внутренности на поверхность моря, и мгновенно погиб. После этого через несколько минут в симфонию боя начал входить по нарастающей этот звук, который издавали сотни человеческих голосов на берегах пролива и в нём самом: 'У-ра-а !!! У-ра-а !!!' Так с радостью восприняли русские артиллеристы и моряки гибель первого противника в этом бою.

Колесное авизо 'Медина' вновь под флагом Royal Navy уничтожила береговая артиллерия. Опытный артиллерист полковник Карташевский, если бы себя увидел со стороны, то запечатлел в своей памяти, свой хищный оскал, с которым он наблюдал за боем с вышки в подзорную трубу.

И как только он увидел, что один из кораблей противника получил попадание, которое заставило его вертеться на месте. Он мгновенно отдал приказ перенести огонь столь любимых им пудовых единорогов на подранка. И вот он уже видел, как противник начинает получать раз за разом попадание, от дюжины нелегких орудий, которые в бою 17 октября 1854 года заставили себя уважать даже линейные корабли, не то, что какую-то мелочь типа шлюпа или авизо. Град попаданий из бомб и ядер, разбивал, кромсал, рвал на куски корабль и людей, и он начал одновременно тонуть и гореть. И вскоре вновь атмосферу сражения наполнил этот звук: ''У-ра-а !!! У-ра-а !!!' Это провожали в последний путь гибнущий корабль и его команду.

Ещё до принятия сигнала с 'Миранды' приказа об отходе, командиры кораблей 'Летучей эскадры' начал об этом думать, а командиры шлюпов 'Стромболи', 'Керлью' и 'Сваллоу', К. Кольз, Р. Ламберт, Ф. Кроферд, начали это делать сами. Они вели бой с восьмью русскими канлодками, имевшие сильный носовой огонь и ещё и получали в свою сторону огонь береговых батарей. Судьбу Ш. Осборна и Г. Бересфорда, командиров 'Везувия' и 'Медины' им повторить не хотелось.

Французские авизо наконец-то разобравшие в дыму сигналы с 'Миранды' начали тоже отходить, продолжая посылать из свои 22-см мортир, стрелявшие 23-х килограммовыми бомбами, эти самые бомбы по Павловской батареи, Тузле и напирающей на них Азовской флотилии. При этом французские моряки ещё били яростным огнём проклятий своих союзников, чертовых англичан. Которые обещали им у Керчи легкую победу, а в Азовском море богатые трофеи. А сами один за другим отправляются, тоже чертовыми русскими на дно.

Вот на них и обратил внимания поручик Михаил Матвеевич Боре́сков. Французы в боевом порыве в отличие от британцев удачно зашли на линию морских мин. Он в течение нескольких секунд оценил ситуацию, и сам лично, не без удовольствия замкнул контакты в гальваническом аппарате. И почти сразу в направлении французских кораблей и среди них встали мутные столбы от взрывов. Гул от них сначала перекрыл собой рокот канонады, и она вообще вскоре затихла.

Всё. Русские, британцы, французы, от подносчиков зарядов до адмирала невольно бросили бой, и смотрели на взрывы мин, и их последствия. Но, всё же не все.

Командир винтового авизо 'Люцифер' К. Бераль де Седаж, сначала почувствовал под ногами толчок, услышал растущий рёв взрыва, и его вдруг невидимой могучей рукой швырнуло с мостика сразу на палубу. Упал он удачно, разбив только лицо в кровь. Мгновенно встав на ноги, как сильный боец после удара, он успел увидеть, как опадает в воду и на корабль водопадом водяной столб, вырвавшийся ввысь почти из под миделя 'Люцифера'. Как будто его тезка решил выйти из под земли на поверхность через морскую пучину. И сразу после этого корабль начал давать большой крен на правый борт, точнее он гибнул, столь быстро увеличивался крен. Поняв это, Бераль де Седаж, к своей чести как истинный командир корабля стал кричать: 'За борт !!! Всё за борт !!! Быстро ! Бросайте всё. За борт!!!' Сам покинул просто прыгнув воду, свой корабль последним, который погиб всего за несколько минут.

Систершип 'Люцифера', 'Фултон' погиб так же быстро. Его командир Э. Ле Бри был не столь удачлив, как Бераль де Седаж. Во время подрыва он ударился головой об стенку рубки, потерял сознание, и утонул вместе со своим кораблём. Другим кораблям повезло больше. Взрывы были или далеко от них, или хоть и близко, но, не рядом и тем более под кораблём. Поэтому сумели вызвать только течь корпуса от взрывной волны, на некоторых от волны, ударившей по кораблю сорвало орудия с мест, и что было на палубе или плохо были прикреплено. В Керченском проливе мины ставили парой, чтоб взрыв был сильней. Сработало.

После подрыва мин, и гибели двух французких кораблей русское 'ура' вновь прокатилось на полем морского боя. И бой стал сходить на нет. Если береговые и плавбатареи, не сильно пострадали, и могли пострелять ещё в разлуку по противнику. То для кораблей флотилии бой был не столь лёгким. Все же флот союзников были не турками, и умел воевать во много крат лучше. 'Колхида' была даже вынуждена выйти из боя из-за тяжёлых повреждений. 'Могучий', 'Молодец', 'Анапа', 'Аргонавт' тоже их получили серьёзные. Были и потери, убитые, раненые. Потом, в ходе разбора сражения было отмечено моряками, что без предпринятых мер по защите орудий, их расчётов, корабля, могло быть ещё хуже. Русские спешили на место гибели кораблей противника, чтоб успеть спасти счастливчиков, коих оказалось не так и много.

'Миранда' до Камыш-Буруна не дошла. Её выбросили на берег у Старого Карантина, но, пожар сумели потушить. Кто сумел уцелеть тот на шлюпках уходил от своего разбитого и дымящегося корабля, опасаясь, что могут взорваться пороховые погреба. В одной из шлюпок был и кэптен Лайонос— джуниор. Он был легко ранен, грязен и опустошен. Отвернувшись от офицеров и матросов он смотрел в сторону Камыш-Буруна, где виднелись мачты кораблей, которые доставили десант под эту проклятую Керчь. И теперь ему на одном из кораблей возвращаться в Балаклаву, к отцу. И к нему же как к командующему королевским флотом в Чёрном море с докладом о проигранном сражении, которое очень возможно поставит крест на его дальнейшей карьере. Или очень сильно её замедлит. Победитель Колы, был в пух и прах разгромлен под Керчью. 'Можно сказать, что русские вернули мне долг', -с горькой усмешкой подумал он. -Причём с хорошей переплатой по процентам. Чёрт, бы их побрал !'

'Летучая эскадра', которую изрядно проредили и подрезали крылья, шла обратно мимо своего брошенного, разбитого, уткнувшегося в берег флагмана. На мостике, которого, как и мечтал, остался, правда, лежать, а не стоять старший офицер в роли капитана 'Миранды'. Ему большим осколком от бомбы отсекло голову, и она куда-то укатилась. Искать её не стали, как и брать тело без головы.

А вот отсечь Азовское море и поставки по нему от Севастополя, флоту союзников пока не удалось. Это должна была сделать теперь армия. Взяв с суши, и уничтожить оказавшимися неприступными для флота с моря батареи и укрепления Керченского пролива.