Дэттер или Вернуть себе себя

Дэттер или Вернуть себе себя

Часть первая

Глава 1

Он резко открыл глаза и рывком сел на кровати. Потом быстро обвел глазами комнату, постепенно узнавая окружающие предметы и успокаиваясь. Таким его пробуждение было всегда, сколько он себя помнил.

С минуту он посидел, дожидаясь пока сердце вновь начнет биться спокойно и ровно, потом медленно встал и пошел в ванную. Открыв кран, и дожидаясь пока сбежит холодная вода, бросил недовольный взгляд на свое отражение в зеркале. То, что он там, в очередной раз увидел, ему как всегда не понравилось, вызвав глухое раздражение. Даже он осознавал насколько это странно, поэтому никак не афишировал перед посторонними людьми свои мысли.

А посторонние люди у него бывали частенько. В основном молодые особи женского полу двадцати лет от рождения, чаще всего блондинки. Ну, любил он светловолосых девушек с нежной белой кожей, что почти не загорала на солнце.

О блондинках ему напомнили длинные волосы, запутавшиеся в щетке для волос. Он брезгливо поморщился. Неряшливость он яро ненавидел, ненавидел всем своим существом... опять же столько сколько себя помнил.

Похлопав по животу, уже начинающему заплывать жирком, встал под струи воды. Мысли текли вяло и медленно, словно то о чем он думал было совсем не важно, словно эти мысли были чужими и посторонними: "... отдать сто рублей Толику... не забыть купить шоколадку Марии Семеновне за помощь... позвонить Миле... нет, лучше не звонить — надоело слушать ее нытье вперемешку с намеками, как ей хочется переехать к нему домой... надо написать докладную о том происшествии, может премию дадут... как же неохота идти на работу!", — поскольку последняя мысль была основной, она чаще других всплывала в голове.

Свою работу охранника, вернее даже не охранника, а привратника, услужливо поднимающего шлагбаум и открывающего ворота (вручную!) перед каждой въезжающей или выезжающей машиной, он люто ненавидел и очень стыдился. Но найти что-либо более приемлемое со своим диагнозом, поставленным восемь лет назад: "полная амнезия", не мог, как, ни старался.

Еще хорошо, что на эту работу взяли, он должен был бы благодарить Макарыча, замолвившего за него словечко перед начальством, а он, наоборот злился на того. Эта неторопливая скучная и тупая работа, за эти годы полностью убила его желание двигаться вперед, но самое страшное у него почти напрочь исчезло желание докопаться до своего прошлого. Выяснить кто он, какое его настоящее имя, где его дом, родители, друзья, и что, наконец, с ним случилось.

За восемь прошедших лет он, конечно, много-чего узнал о себе, но почти все эти знания предпочитал хранить в тайне.

Например, он узнал, что боится воды с быстрым течением, то есть реки. Возле озера он никакого страха не испытывал, но вот к реке, подходил всегда с неохотой, предварительно скручивая в тугой узел липкий страх, расползающийся по всему телу.

Он узнал, что боится высоты. Но не просто высоты, он боялся узких глубоких ущелий. Когда под ногами черный бездонный колодец. На крышах же многоэтажек чувствовал себя превосходно мог даже стоять или сидеть на парапете, свесив ноги, не испытывая никакого страха. Зато в лестничный пролет смотреть, без дрожжи, не мог.

Он боялся ножей с узким длинным лезвием. Огромный мясницкий нож оставлял его равнодушным, но вот тонкое длинное лезвие заставляло мурашки страха бегать по спине и рукам.

Он боялся темноволосых женщин, чьи черные глаза горели скрытым в них огнем. Он не просто их недолюбливал или избегал, он их по-настоящему боялся, с трудом сохраняя притворное спокойствие, находясь рядом с ними.

Он не любил внезапных порывов ветра. Вот так идешь-идешь, все спокойно, полное безветрие и вдруг, заходя в коридор между домами, порыв сквозняка касается лица. Так вот если такое случалось с ним, он замирал на несколько секунд, словно растворяясь в окружающем мире, пугая попутчиков или собеседников своим странным видом, не реагируя ни на слова, ни на жесты. А потом и сам не мог объяснить, что это с ним происходило.

Не любил очень старых книг с истертыми обложками и истрепанными страницами. Не только не брал их в руки, но даже старался не смотреть на них

Обожал огонь: теплый ручной огонь походного костра или домашнего камина и ненавидел вспышки яркого света, например, свет неонового фонаря, вспыхивающий в темноте.

Но если о своих страхах он мог молчать, чтобы не выставлять себя на всеобщее посмешище, то вот изменения, происходящие с его телом, скрыть не мог.

Врачи постоянно ему твердили, что шрамы, покрывающие его тело, останутся навсегда, лишь слегка побледнеют со временем. И что же? Через восемь лет остались только три самых глубоких, остальные исчезли, словно их никогда и не было. Но это хоть и было странно, но все-таки объяснимо, а вот когда на снимке черепа пропали все свидетельства пролома, не оставив даже малейшего следа, даже тонюсеньких линий, в местах соединения осколков, это уже было по-настоящему непонятно. Потом, когда удалили и скобы, даже лучший рентгенолог не смог бы указать место, где когда-то находилась та страшная рана.

То же самое было на снимках переломов, на руках, ногах и ребрах. Все следы травм исчезли. Дольше всего заживали ожоги. Именно шрамы от ожогов все еще продолжали "украшать" его тело. Хорошо, что они были скрыты одеждой и располагались на спине и правом боку. Они уже давным-давно перестали болеть и беспокоить его, и даже глаза не особо мозолили своим уродством. На спину он нечасто смотрел. Хорошо, что исчезли шрамы, что были с правой стороны шеи. Они выглядели гигантской пятерней, касаясь двумя "пальцами" щеки и уха, вот это выглядело безобразно, постоянно хотелось прикрыть чем-нибудь лицо и шею. Даже удивительно, что сейчас там была абсолютно гладкая кожа, даже цветом не отличающаяся от других участков. Он машинально погладил лицо, этот успокаивающий жест был у него уже дурной привычкой, от которой никогда не избавиться. Он себя не ругал. Он себе удивлялся. Очень редко, а с годами еще реже, он до малейших деталей, до малейших крупиц вспоминал и перебирал сведения, что ему удалось узнать о том, что с ним тогда случилось.

Он разыскал и людей, что его нашли, и бригаду скорой помощи, что забрала его, и врача с медсестрой, что первыми оказали ему помощь. Кстати, с той медсестры все и началось.

Глава 2

— Ты знаешь, что врач сначала сказал не трогать тебя и дать тебе "спокойно умереть"? — пьяно засмеялась молодая девушка, видимо считая, эту информацию очень смешной и веселой.

— Как это? — удивился он.

— Ну, хирург глянул, в каком ты находился состоянии и предпочел не проводить никаких реанимирующих манипуляций, думая, что минут через десять ты умрешь, и они не понадобятся. Но когда он подошел к тебе через четверть часа, а ты все еще дышал, то поднял на ноги всех. Около тебя крутилось пять врачей, и ты выкарабкался, несмотря на все их усилия, — снова засмеялась она, дежурной специфической врачебной шутке.

Вот тогда-то он и стал искать людей, что первыми обнаружили его возле того полуразрушенного здания. Это были две женщины, выгуливающие собак.

— Мы так испугались, — начали рассказывать они. Смотрим, огромный выжженный круг, в центре которого лежал ты. Сначала подумали, что ты мертвый, но потом услышали стон и вызвали скорую помощь.

— В чем я был одет?

— Ни в чем! Абсолютно голый! Но ты был настолько измазан кровью, что это даже не бросалось в глаза. Ты лежал на правом боку, и мы даже сначала не увидели, как обожжена твоя правая сторона тела. Это стало заметно, только когда тебя положили на носилки.

— Я что-нибудь говорил?

— Нет! Ты даже не стонал, только хрипло дышал и иногда шевелил пальцами.

Врачи скорой, что доставила его в больницу, тоже не смогли ничего добавить.

— Кислородная маска и укол адреналина в сердце — это все, чем мы могли помочь тебе в тот момент. Главное было не дать тебе умереть от болевого шока. При таких травмах это первая причина смерти, — рассказывал врач скорой.

Было заведено уголовное дело. Он разговаривал со следователем, что вел его.

— Я осмотрел место происшествия, — доверительно говорил оперуполномоченный, сидя с ним в кабаке. — Я представления не имею, что случилось в том месте, где тебя нашли. Было очень похоже на взрыв, в эпицентре которого ты находился. Но на твоей коже мы не нашли ни малейших следов взрывчатых веществ, что нам известны. Решили, что тебя, возможно, сожгли, но характер и место расположения ожогов, отмело эту версию. К тому же опять же на теле должны были бы остаться следы горючей смеси, но мы ничего не обнаружили. Очень надеялись, что ты нам поможешь, когда придешь в себя, но... — следователь замолчал. Диагноз "полная амнезия" поставил крест на его надеждах. — Мы показали твое фото по телевидению, в надежде, что тебя узнают родственники или знакомые. Проверили базы данных по пропавшим без вести. Все было напрасно, твоих отпечатков пальцев не было в нашей базе, зубы тебе не пломбировали, штифтов в теле с маркировкой не найдено, ты ничем экзотическим не болел. Как мы ни старались, но не смогли тебя идентифицировать. Увы.

Он это знал, хоть и не помнил. Месяц, проведенный в больнице также выпал из памяти. Отдельные небольшие обрывки воспоминаний, главным из которых была боль. Нет, даже так: БОЛЬ. Казалось, она никогда не прекратится. А учитывая, что у него не было ни медицинской страховки, ни родственников, что могли помочь, купив хорошее лекарство, то лечили его по остаточному принципу, и только жалость медперсонала спасла его и помогла встать на ноги.

Потом его перевели в психлечебницу, и вероятно в ней он так бы и окончил свои дни, когда ему просто неслыханно повезло.

В один из дней в клинику обратилась сухонькая бодрая старушка, утверждавшая, что он — ее пропавший двадцать лет назад, сын. Никакие доводы, что ее сыну, судя по предоставленным документам, должно было бы быть уже пятьдесят лет, а парень, которого она якобы узнала, был совсем молодым человеком двадцати двух-двадцати пяти лет. Ничто не могло ее переубедить!

Он почти каждый день приезжала в больницу, привозя домашнюю еду, так ласково и трогательно смотрела ему в лицо, называя Виталиком, хотя к этому времени весь медперсонал называл его Сергеем в честь главного врача, а отчество ему дали Александрович, по имени заместителя. Старушка очень просила дать ему ее фамилию, главврач согласился. Он получил фамилию Клинков. Тогда он не понимал, какая это была удача. Бабушка оказалась дотошной и последовательной. Она забрала его из больницы к себе домой, потом прописала в своей квартире, сказав соседям, что он ее племянник, а через три года умерла, оставив ему свою двушку в хрущевке с проходной комнатой и крошечной кухонькой. Никакие родственники с ним не судились, ни у кого эта дарственная подозрения не вызвала. И теперь он жил в этой квартире, каждый день благодаря добрую душу, что помогла ему.

Когда он переехал жить в эту небольшую квартирку, сто лет не видевшую не только капитального, но даже обычного ремонта, он... был счастлив. Тетя Тоня, как он называл бабушку, не в силах сказать мама, выделила ему проходную комнату, которую украшали потертые, пыльные ковры на стенах и полу, продавленный диван, сервант с кофейным и чайным сервизом и книжный шкаф и телевизор. Короче говоря, это был зал, лицо квартиры, приветствующее приходящих гостей. Вероятно, в семидесятых годах интерьер этой комнаты и выглядел бы залом, но только не сейчас. Первое, что сделал Сергей, это повыбивал пыль из ковров как висячих, так и лежачих. Работенка оказалась настолько трудной, что он сразу понял, почему в коврах столько пыль. Даже мужчине очень тяжело было вынести ковровые рулоны и подвесить их на дворовом турнике. Худенькая и хрупкая тетя Тоня, такую бы работу ни за что не осилила.

Потом он перенес в ее спальню телевизор. Она любила смотреть мелодраматические сериалы, которые его безумно бесили еще в клинике, когда медсестры смотрели только их, вынуждая больных делать то же самое.

Сергей вычистил квартиру до блеска, но ее внешнему виду это не очень помогло, квартире был нужен ремонт, денег на который не было, ни у него, ни у тети Тони. Вообще он уже через три дня остро осознал насколько постыдно молодому парню жить на пенсию пожилой женщины. Нужна была работа. Он начал ее искать.

Ни образования (во всяком случае, о том, котором бы он знал), ни ярко выраженных способностей и талантов, ему удалось устроиться только грузчиком на рынке. Работа была очень тяжелой, как физически, так и эмоционально. Оскорбляли и унижали на каждом шагу. И торговцы, и хозяин, и другие грузчики. Он еще полностью не восстановился после травм, но никто никакого снисхождения ему не делал. Приходилось, и выгружать, и загружать целые фуры товаров. От постоянного движения и пота рубцы шрамов краснели и пекли огнем. Бывало руки, и ноги после такой работы дрожали, словно от перенапряжения. Было так плохо, что кружилась голова, но до его проблем никому не было дела. Он выдержал. Постепенно втянулся, работать стало легче. Ему пытались дать кличку, разумеется, унизительную. Сморщенный, Горелый, Жженый, Рубец, никакая из них не прижилась. Как-то незаметно стали звать Клином. Так прошел год.

За год мало что изменилось. Денег катастрофически не хватало. Почти вся его зарплата уходила на одежду, покупать надо было буквально все. Куртку зимнюю и весеннюю, брюки, джинсы, кроссовки, ботинки, носки, трусы, спортивный костюм, шампуни, средства личной гигиены. Очень нужна была стиральная машина-автомат, но чтобы ее купить даже в кредит, необходимо было сначала заменить трубы, водопроводные и канализационные, для этого надо полностью разбить плитку и бетон, в который они были вмурованы, а это влекло замену унитаза, и так до бесконечности. Это был замкнутый круг, который могли разорвать только деньги. Такой суммы он никак не мог собрать. Можно было бы найти вторую работу, например, дежурить по ночам, но он так уставал, что пока не мог на это решиться.

Тетя Тоня могла экономить, долгие годы тяжелой жизни приучили ее к этому. Какие-то куриные спинки, куриные остова, она варила из них супы и умудрялась делать и пловы и соусы. Себе она ничего не покупала, хоть (это Сергей знал точно) мечтала о хорошем цветном телевизоре и ДВД. Чтобы смотреть бесконечные любимые сериалы, не по одной серии в день, а в полное свое удовольствие.

Он злился на себя. Страшно злился. Хоть бы какая корочка об окончании, хоть какого-нибудь учебного заведения, и можно было бы поискать что получше, но это была несбыточная мечта. Ему предложили попробовать сдать экзамены за окончание средней школы. Он не смог. Он не помнил ничего, то есть вообще ничего. Не только по химии или физики, но и по литературе, географии, истории. Надо было все учить заново.

Ему особенно запомнилась, предложенная задача по физике: груз, спускался по наклонной плоскости, предлагалось рассчитать работу сил, воздействующих на груз. Он даже не понял, что от него хотят. Но потом через несколько дней, вспоминая нарисованный чертеж, легко решил ее, но рассуждая при этом таким странным образом, что никому не решился сказать об этом.

Читать ему было некогда, изучать классическую литературу тоже, мечта о получении аттестата, оставалась мечтой.

Глава 3

Наступила осень. Темнеть стало рано, однажды, когда он в сумерках возвращался домой, услышал крик о помощи. Пятеро молодых парней избивали мужика в возрасте. Сергей узнал избиваемого, тот иногда заходил на рынок к своему другу, что работал охранником. Сергей бросился к дерущимся.

-О! Еще один, — сказал кто-то из парней. Двое из нападавших, перекрыли Сергею дорогу, почти одновременно замахнувшись для ударов. Как это у него получилось, он и сам не понял, но ему удалось увернуться от обоих.

-Ниндзя, да? — ядовито спросил один. Сергей так был потрясен собственной увертливостью, что пропустил удар и рухнул на землю. Его стали избивать ногами, к двум парням прибавился еще и третий. Сергею страшно. Все мысли мигом вылетели из головы, тело стало, словно чужим, и стало жить отдельной от него жизнью. Он стал бессмысленно отбиваться ногами. Но бессмысленным это казалось только со стороны. Как это получилось, понять было невозможно, но только три ноги парней и две его ноги переплелись и запутались таким невероятным образом, что трое нападавших, через секунду упали рядом с ним. А он, все еще не понимая, что делает, схватил первый подвернувшийся камень, даже не камень, а камушек, размером не больше грецкого ореха и метнул в одного, из тех, что избивали мужчину. Камень попал точно в лоб. То ли сила, с какой Сергей запустил камень, оказалось очень большой, то ли от неожиданности, но парень грузно шмякнулся на землю. Мужчина тоже не подкачал. В его руке неизвестно как появился обломок кирпича, каким он с нескрываемым наслаждением залепил в морду, оставшегося на ногах, обидчика.

Теперь они стояли вдвоем к плечу плечо против пятерых. Мужчина сжимал кирпич, Сергей тоже подобрал подходящий камушек.

— Подходите, уроды! — хрипел мужик. — Всех не обещаю, но одного точно на тот свет отправлю.

Было заметно, что азарт борьбы покинул молодых людей. Лезть к разъяренному, окровавленному мужику никому из них не хотелось. Пооскорбляв и мужика, и Сергея, пообещав встретить их в следующий раз, парни покинули место боя.

— Алексей Макарович, можно просто Макарыч, — представился мужчина, протянув Сергею руку.

— Сергей, — он пожал руку в ответ.

-Ты где научился такому способу ведения рукопашного боя? Никогда не видел подобного. Впрочем, чему я удивляюсь? Чего сейчас только не понапридумывали, — Макарыч задавал вопросы, и сам же, не дожидаясь ответов на них, отвечал. Сергею с трудом удалось вставить слово в его монолог.

-Какая техника боя? — удивился он. — Я испугался и отмахивался от них изо всех сил!

-Ну да, ну, да, — хмыкнул Макарыч не поверивший ни одному его слову, — отмахивался, так отмахивался.

А еще через два дня Макарыч пришел к Сергею на рынок.

-Ты работу сменить не хочешь? — сразу после приветствия, спросил он. — Работа хорошая сутки через трое. Дежурить на воротах одного элитного не слишком известного местечка. Открывать и закрывать ворота, да записывать номера машин, что въезжают и выезжают. У нас один уходит, место, я тут о тебе рассказал, так, что если хочешь, могу помочь устроится.

Так Сергей стал охранником. Это было не работа, а мечта. Тепло, уютно, никаких видеокамер, следящих за сотрудниками. Можно смотреть телевизор, читать, даже спать. Нельзя было только покидать пост. Зарплата была больше, чем он зарабатывал грузчиком, правда большей она была только за счет чаевых. Да, Сергею давали чаевые. Чем суетливее и подобострастнее он бегал около ворот, тем они были выше. Честно говоря, чаевые давали не все. Тот же Макарыч, еще в первые дни сразу посвятил его в специфику работы.

— Перед бабами, особенно молодыми, можешь особо не мельтешить. Не дадут ни копейки, как ни старайся, от них кроме презрения никаких других эмоций не исходит, даже спасибо не говорят. Мужики другое дело. И кивнут в благодарность, и денег дадут, конечно, не всегда и кто сколько. Потом пообвыкнешь, сам запомнишь от кого чего ожидать. Грубить, хамить нельзя, даже в ответ. Можно так нарваться — не поздоровится. Тут дяди и тети очень серьезные обитают. Самые мерзкие — это девицы, что только вышли из подросткового возраста. Тут их с десяток мотается. Даже не знаешь, какая из них хуже. Оскорбляют, обзывают всех. Но тут уж ничего не поделаешь. Одна надежда, что может скоро слиняют. Кто замуж, кто учиться. Кстати, если захочешь, то тебе с учебой помогут. Тут все мужики с образованием работают. Все отставники и не на последних должностях в армии были.

...Денег все равно не хватало. В первую очередь он заменил входную дверь. Такой позорной двери не было ни у кого в подъезде. Деревянная, крашеная, со следами от бывших когда-то старых замков. Тетя Тоня регулярно теряла ключи, потом менялся замок. Дырки от них, прикрытые фанеркой, выводили Сергея из себя. Покончив с дверью, заменил окно в маленькой комнате. Сразу переклеили обои и поменяли старый поломанный и истертый линолеум. Жить в квартире, одновременно делая в ней ремонт невыносимо. Тетя Тоня, отказавшаяся покидать квартиру, перебралась в его комнату, он на время ремонта снял себе другое жилье. Затаскивать старую мебель в красивую комнату было противно, но выхода не было. О новой мебели думать было еще рано. Еще противнее было вновь вешать ковер на стену, но тетя Тоня не представляла своей квартиры без ковров. Хоть с пола разрешила убрать старую дорожку, постелив ее в прихожей.

Сергей устроился еще на одну работу, график дежурств был очень удобным, и вполне это позволял. Он только успел поменять все окна в квартире и балконную дверь, когда тетя Тоня заболела. Теперь деньги стали уходить на лечение.

С учебой ничего сначала не клеилось. Его память напрочь уничтожила любые знания, даже те, что были у учеников начальных классов. Но потом он кое-что придумал. Брал учебники по одному предмету по всем годам обучения и читал их один за другим, не отвлекаясь на другие предметы. Это помогло. Память его, словно издеваясь над ним, схватывала и усваивала новые знания намертво.

Помогли ему и с точными науками. Объяснили, разжевали, проверили, как усвоил. Через год он получил аттестат. Надо было двигаться дальше... но не хотелось. Эта жизнь стала его устраивать. За годы суматохи он как-то не заметил, как сгладились, а потом и вовсе исчезли рубцы на шее и лице, у него появилась девушка... потом еще одна и еще.

Глава 4

Среди охранников он был самым молодым, к тому же протеже Макарыча, к тому же полностью лишенным памяти из-за какой-то случившейся трагедии, короче говоря, он стал "сыном полка" ветеранов в отставке, работающих рядом с ним.

Они дружно постоянно "учили его жизни", а чтобы он не мог сбежать, брали с собой на рыбалку, охоту, пикники, да и просто посидеть в мужской компании. В одну из таких поездок с Сергеем произошло нечто странное.

Была середина зимы, как раз накануне Крещения. Сергея пригласили на подледную рыбалку. Ни реку, ни рыбалку он не любил, но решив, что вода, скованная льдом это не одно и то же, что бурлящее течение, согласился. Расположились в небольшом доме, стоявшем у реки. Запасливый хозяин приготовил для гостей все необходимое: и буры для пробивания лунок, и удочки с крючками и наживкой, и целую батарею горячительных напитков. Убедившись, что все в порядке, он отбыл обратно в город, пообещав приехать через два дня.

Рыбачить Сергей отказался, и его назначили дежурным по кухне. То есть ему было необходимо начистить картошки, потом, когда доставят улов, почистить рыбу. Само священнодействие по варке ухи ему доверено не было. Все прошло просто замечательно. Замечательным был дом, замечательной была уха и само собой замечательной была компания, которая "гудела" до утра, но на рассвете, все участники попойки неожиданно вспомнили, что наступило Крещенское утро.

Очевидно, пары алкоголя еще не выветрились окончательно, потому что вся компаха дружно решила устроить крещенское купание в проруби. Возле берега вода промерзла до дна, поэтому рубить лед решили ближе к середине. Никто не знал рельефа дна в этой реке, никто не знал о возможных водоворотах и других напастях. "Пьяным море по колено", хотя в данном случае уместнее было бы сказать река.

Смотреть на будущее купание в проруби пьяных индивидов отправились все, в том числе и Сергей. Прорубь рубили дружно и быстро, а потом произошла небольшая заминка. Прыгать в ледяную воду всем резко расхотелось. Но в любой компании всегда найдется самый отмороженный и безбашенный, как таких парней называют сейчас, или самый отчаянный и безрассудный, как их называли когда-то, который обычно совершал самые глупые, самые опасные или самые (случайно оказавшиеся) героические поступки.

Такой был и в их компании. С диким криком: "А-а-а-а!", — Вован бомбочкой прыгнул в прорубленное окно, глубоко ушел под воду...и попытался вынырнуть уже подо льдом в нескольких метрах от проруби. На секунду всех, словно парализовало, от увиденного, когда до них дошло, что случилось. Сильным течением Вована оттащило от проруби, но он не сдавался. Он видел окно и рвался к нему изо всех сил. Почти все упали на колени возле кромки льда, протягивая руки, под водой пытаясь дотянуться до него. Прыгать в воду было нельзя, волна могла еще дальше отбросить его от края проруби и тогда они его бы точно не нашли.

Сергей стоял над тем местом, где, в каких-то тридцати сантиметрах от него, задыхался Вован. Сергей просто чувствовал это. Он упал на колени и с каким-то отстраненным лицом стал ладонями водить по льду. Внезапно его ладони остановились и стали проваливаться в лед, оплавляя его, через секунду пальцы коснулись головы, и она, словно поплавок, вынырнула из отверстия, которое он прожег. Вылезти через него было нельзя, но вот вдохнуть воздух, можно. Сергей удерживал голову Вована, пока остальные разбили лед и вытащили ныряльщика из воды.

— Как ты это сделал? Как ты это сделал? — трясли Сергея за плечи.

— Не знаю, — осторожно начал отвечать он, когда вышел из какого-то транса или оцепенения. — Испугался очень сильно. Положил руки на лед, почувствовал, что он бьется прямо под моими руками...

— Ну, ты даешь! — уважительно протянул кто-то. — Проломить руками такой лед! Это же какую силищу надо иметь!

Но тут все дружно стали вспоминать известный случай, когда мать подняла грузовик, чтобы спасти ребенка, попавшего под него. Однако Сергей знал: никакого льда он не проламывал, он его прожег. Он помнил гладкие, оплавленные края отверстия, пока держал за волосы утопленника. Хорошо, что когда покрошили лед, никто не заметил, какой странной формы было это оконце.

Сергей и тогда промолчал и потом молчал уже три года, не находя объяснений тому, что случилось.

Следы от шрамов полностью исчезли, будто их никогда и не было. Его организм полностью восстановился после того, что с ним случилось восемь лет назад. И вот с этого времени с Сергеем стало происходить нечто странное. Впервые он заметил это в ванной.

...Будильник зазвонил как всегда не вовремя. Сергею снился чудесный сон. Вроде бы он поднялся на крышу замка и смотрел вниз, наслаждаясь красотой, что открывалась его глазам. Замок стоял на вершине горы, у подножия которой расстилалась долина, словно цветочный ковер. Налюбовавшись вволю. Сергей взобрался на зубчатый парапет, раскинул руки в стороны и прыгнул вниз. Сердце от страха ухнуло вниз, но Сергей не разбился. Наоборот, его руки вдруг стали огромными крыльями, изменилось и тело, став похожим на птичье. Сергей почувствовал уносящийся вверх поток воздуха, и влился в него, поднимаясь ввысь. Этот полет был настолько восхитительным, настолько реальным, словно это был не сон, а воспоминание.

И вот звонок будильника вырвал его из этого видения как раз в тот момент, когда покружив над долиной, он начал снижаться к нескольким домикам, что ютились на краю леса.

Сергей чертыхнулся, но понимая, что вставать необходимо, полусонный побрел в ванную, совмещенную с туалетом. По пути он сбросил футболку, в которой спал, и только стал снимать штаны, как его взгляд упал на собственное отражение в зеркале.

Он и раньше постоянно был недоволен своим отражением, но в этот раз он вообще застыл как вкопанный. Он смотрел на себя и никак не мог осознать, что это он. И лицо, и фигура все было чужим. Это был не он, он не так должен выглядеть! Он должен быть выше ростом, и в плечах шире, и кожа должна быть смуглее, и волосы черными и длинными. А главное, у него не должно быть этого толстого живота, этого жира на пузе и бедрах. Его тело должно было быть худощавым, жилистым, гибким, быстрым и сильным.

Шок проходил постепенно, а вместе с ним приходило осознание, что он, это он, именно таким он себя восемь лет видит в зеркале. И все же шагнув в душевую кабинку, он что-то с презрением прошипел на каком-то незнакомом языке. Сергей сначала даже не понял, что сам сказал, но сознание тут же услужливо ему объяснило смысл непонятных слов, которые гласили:

— Как можно было себя довести до такого состояния?

Второй раз подобное случилось, когда он в компании случайно увидел фильм-катастрофу о схождении снежной лавины. — Почему ее не распылили волновым пульсором? — искренне удивился он. — Чем, чем? — засмеялся кто-то из компании. — Волновым пульсаром, — медленно повторил Сергей, словно не конца осознавая, что он говорит. — Ручной волновой пульсар — моя разработка, уже пять лет, как внедренная. — Что ты плетешь? Какая твоя разработка? Ты, что перепил, у тебя глюки? — Макарыч был по-настоящему встревожен, зная, что Сергей почти не пьёт. Сергей закрыл лицо руками, надавив пальцами себе на глаза, стараясь стереть видение серебристой металлической штукенции похожей на ракетницу, только раза в три тяжелее. Главное, он так четко видел ее, лежащей на стеклянной столешнице, а рядом стояло нечто, напоминающее прозрачный экран монитора. Сергей потрусил головой, отгоняя эти бредовые наваждения.

Глава 5

Но как оказалось, это было только начало. В следующий раз это случилось когда он (к большому своему счастью в полном одиночестве) смотрел какой-то фильм о ниндзях. Мечи в их руках мелькали с непостижимой быстротой. Сергея такие кадры просто завораживали своей красотой.

— Какая чушь, — вдруг фыркнул он, глядя на экран. — Чем тут восхищаться? Было бы на что смотреть? — голос Сергея звучал с небольшой хрипотцой и был полон ядовитого ехидства.

— А ты, что можешь лучше? — тут же с сарказмом переспросил он сам себя, только в этот раз его голос звучал, как обычно.

— Это детские игры, по сравнению с тем, как я могу! — уверенно возразил хриплый голос.

— Да ну? А ты не врешь, ли, выдавая желаемое за действительное?

— Что?! — в гневе прошипел голос с хрипотцой. — Да ты знаешь, что я могу восьмилограммовый меч вращать кистями со скоростью десять оборотов в минуту в течение трех часов!

— Ну и на фиг тебе это надо? — голос, принадлежащий Сергею, явно издевался. — Наверно прикольное зрелище. Какой-то идиот стоит, как истукан и тупо крутит в руках меч.

— Сам ты идиот! — обиделся владелец хриплого голоса. — Бывает иногда моменты боя, когда использовать магию невозможно, например, когда воины сошлись в ближнем бою, и заклинанием можно положить не только чужих, но и своих. А ты должен служить щитом, прикрывая своих от обстрела лучниками. Вот для этого и надо уметь вращать меч с огромной скоростью, — со сдержанной гордостью объяснил хриплый голос.

— На каком расстоянии находятся Лучники? На какой высоте, относительно сражающихся? С какой скоростью летят стрелы? Из какого металла наконечники? — посыпались вопросы, задаваемые голосом Сергея.

— А тебе это зачем? — подозрительно поинтересовался хриплый голос.

— Хочу быстро рассчитать пробивную силу удара стрелы и крепость брони, что может от них защитить, потом прикину вес доспехов, потом...

— Ничего я тебе не скажу! — прорычал первый голос и обиженно умолк.

Вдруг Сергей ясно осознал, что разговаривает сам с собой, находясь в каком-то трансе, и слова вылетают изо рта, совершенно без его участия.

"Я сошел с ума! — с ужасом подумал он. — У меня шизофрения. Раздвоение личности!". Сначала он хотел сразу ехать в больницу, в которой провел несколько месяцев, благо врачи там все были знакомые, но страх, что его упекут в лечебницу до конца жизни, остановил его. Он прислушался к себе, голосов слышно не было, стало чуть легче, появилась надежда, что это только какая-то странная случайность.

Снился Сергею сон, что стоит он рядом с двумя ругающимися мужиками, и до того они ссорятся между собой, что вот-вот кинутся друг на друга.

— Ты идиот! — кричал один. — Кому нужна твоя физическая сила, когда есть оружие? У кого совершеннее оружие, тот и победит.

— При чем тут физическая сила? — удивлялся второй. — Я говорил о магической силе, а она, кстати, напрямую зависит от физической выносливости.

— Какая еще магическая сила? Это что-то типа колдовства, как в сказках? Так вот! В сказки я не верю. Я верю только в разум.

— В разум? Это у тебя что ли?

— Ну не у тебя же!

— Э-э-э, — вмешался Сергей, — зачем так ругаться? Неужели нельзя спокойно поговорить и все обсудить.

— А ты вообще молчи! — заорал один из мужчин. — Ты вообще никто. Тебя никогда не было. Ты появился случайно, пока мозг был травмирован ушибом и раной и никто из нас не мог пробиться свое сознание.

— Что значит в свое? — возмутился второй. — Это мое тело, значит, мое сознание должно управлять им. Ты нагло вторгся в мое тело, не спросив моего желания, значит, ты должен немедленно убраться отсюда.

— А если я не уберусь, что ты сделаешь? Подерешься со мной? — и мужчина зло и довольно засмеялся. — Да если бы все так получилось, как я планировал, ты бы исчез бесследно в момент моего переноса.

— Планировал? — теперь зло и ехидно смеялся второй. — Тебе нечем планировать. Подозреваю, что в твоей прежней голове была только одна извилина, к тому же, прямая.

От автора: эта часть не окончена, она еще будет дописываться

Часть вторая

Глава 1

Эг Тонан был занудой, ботаном и педантом. Своей дотошной скрупулезностью он раздражал всех, даже родителей. Его въедливое любопытство, от которого не было спасения, отпугивало от него окружающих, словно комаров от дымящегося костра. Он искренне не понимал такого к себе отношения. Почему, например, мама начинала стонать сквозь зубы, когда он ее о чем-то спрашивал, когда еще был маленьким. Как он мог удовлетвориться ее ответом на вопрос: "Откуда берутся дети?", пренебрежительно брошенным: "Их приносят аисты". Почему она удивилась, следующему вопросу: "Кто такие аисты?", потом следующему: "Почему он ни разу не видел аистов, несущих детей?", потом следующему: "Они приносят детей к двери или стучат в окно?", потом следующему: "Что делает аист, если хозяев нет дома?", потом он спросил, как заменить непонравившегося ребенка, потом спросил, по какому телефону аистам заказывают детей, потом, как аисты моют лапы, им же для этого придется сесть на хвост, потом как они несут детей за руку, ногу или, как провинившихся, за ухо.

Мама стонала все громче и громче. После слов: "Их приносит аист", она не издала ни звука, все вопросы сыпались в пустоту, но продолжали сыпаться и сыпаться, как из рога изобилия.

С возрастом он осознал свой недостаток и даже пытался себя контролировать. Это не всегда получалось, потому что увлекшись чем-то, он сразу об этом забывал, становясь самим собою.

С девушками тоже не складывалось. Привлеченные его приятной внешностью и высоким интеллектом они с радостью соглашались на встречу, но все отношения обрывались после первого же посещения ресторана. Пережить его допрос официантов, когда он выспрашивал не только о самом блюде и методе его приготовления, но и о всех ингредиентах, что при этом использовались, вплоть до их места произрастания или места проживания, не смогла ни одна из них.

Этого он тоже не понимал. Неужели девушкам было настолько безразлично то, что они собирались съесть? Неужели они не понимали, насколько важно потреблять только полезные, качественные продукты? Его мама, к которой он обратился за разъяснениями, в виду отсутствия других женщин в своем окружении, только, в очередной раз, горестно вздохнула.

Ее сын был самым большим разочарованием в жизни отца, и не самой большой радостью в ее жизни.

А ведь как они с мужем были счастливы, узнав, что у них будет сын. Ее муж сильный и мужественный человек, страстно мечтал передать все свои знания, весь свой жизненный опыт этому малышу. Не тут-то было.

Отец мечтал, что когда Эг подрастет, они будут выезжать в дачный домик, стоящий на берегу реки и теплыми летними вечерами, сидя у костра, он будет рассказывать сыну о своей жизни, своей опасной работе, а Эг восторженными глазами будет смотреть на него. Однако осуществление его мечты все отодвигалось и отодвигалось. Сначала сын был очень мал, потом корпорация, на которую он работал, продала права по разработке этого метеоритного пояса другой компании, но как оказалось, эта продажа была всего лишь ловкой махинацией. Началась судебная тяжба, всех рабочих уволили, невзирая на заслуги, стаж и мастерство. Для отца это было настолько трудное время, он так нервничал и переживал, что их семья, лишь чудом сохранилась. Потом все наладилось, вернулись почет и уважение, и когда отец, наконец, смог по душам поговорить с сыном, то был несколько шокирован, озадачен, разочарован, проще говоря, офигел от этой беседы, что не передать.

— Эг, ты же знаешь, какая у меня опасная и прекрасная работа, — начал отец свой разговор с сыном. Эг насторожился, такое начало ему не очень понравилось. Рядом с отцом он всегда чувствовал себя неуютно. Видел он его очень редко, поскольку едва ему исполнилось семь лет, его отправили в интернат для особо одаренных детей, и его каникулы не всегда совпадали с отпуском отца. Бывало, он не видел его месяцами. И вообще этот высокий хмурый, суровый человек пугал его, никогда не вызывая ни малейшего желания пооткровенничать или рассказать о своих проблемах. Эг даже с матерью был не особенно близок, отца же почти боялся.

— Ты работаешь подрывником? — неуверенно ответил Эг. — Мама говорила, что ты и еще несколько человек высаживаетесь на крупных астероидах, пробиваете в них шурфы и закладываете взрывчатку, чтобы разбить, измельчить астероид на мелкие осколки. Потом их, словно пылесосом, втягивает в бункер, установленный на платформе. Куски дополнительно дробятся, из них извлекают полезные ископаемые, — заученно повторял Эг, и вдруг заинтересованно спросил: — Я читал, что этот астероидный пояс является источником железа. Это железо содержится в породе в виде руды, или в виде чистого железа?

-В виде чистого железа, окатышами, размером, начиная с горошины до куриного яйца, — неохотно ответил отец, который хотел поговорить совсем о другом. Наша команда состоит из десяти человек, — решительно перевел он разговор на нужную ему тему, — каждому из которых, я, не задумываясь, доверю свою жизнь, — пафосно стал продолжать он, но Эг, до этого мучительно думающий о чем-то, его перебил:

-Папа, но вы ведь можете рассчитать заряд и объем взрывчатки таким образом, чтобы осколки были сопоставимы по размеру с грецким орехом?

-Наверно, мог бы, — недовольно ответил отец, раздраженный тем, что сын перебил его в таком важном месте рассказа.

— Тогда я не понимаю, зачем всасывать в бункер все осколки, оставшиеся после взрыва? Зачем загружать бункер лишним шлаком? Можно же установить что-то типа огромного магнита, чтоб в бункер попадали только частички, содержащие чистое железо.

-Ты что самый умный? — рявкнул гневно отец, — Думаешь, другие не подумали бы об этом? Если корпорация применяет такую методику добычи полезных ископаемых, значит, она является самой эффективной, самой простой, самой удобной и самой дешевой!

-А, что делают с пустой породой? — не обращая внимания на гнев отца, продолжал допытываться Эг.

-По закону, — хмуро ответил отец, — все, что попало в бункер, должно быть переработано, или уничтожено. Выбрасывать на орбиту из бункера что-либо запрещено.

-Вот и я о том же! — обрадовался Эг. — Как же такая технология может быть самой эффективной, если приходится сжигать шлак? Это же огромные энергозатраты! Проще отделять железо еще до загрузки в бункер, тогда намного уменьшится количество шлака, которое надо уничтожить!

Отец растерянно глянул на сына.

-Я хотел тебе сказать о другом, — снова начал он, но увидев, что мысли Эга витают где-то далеко, плюнул с досадой и ушел в дом.

Следующий откровенный разговор между отцом и сыном произошел, когда Эгу нужно было выбирать будущую специализацию. Эг, уже достаточно разочаровавший отца тем, что ненавидел любые физические упражнения, занимаясь ими только потому, что хоть и отвращением, но осознавал их необходимость, в то время, как отец был и оставался чемпионом по многим видам спорта, занимая первые места в ежегодных соревнованиях, что устраивались между корпорациями. Эти соревнования были очень важны, потому что, по сути, являлись рекламными компаниями по привлечению новой рабочей силы. А на рекламу денег никогда не жалели. Отец получал очень солидное вознаграждение-приз, по праву гордясь собой, и надеясь, что и жена с сыном испытывают такие же чувства. Жена, да, она по-настоящему любила мужа и искренне восхищалась им, но вот Эг... Более бессмысленного занятия, чем тратить свои силы, бегая, прыгая, лазая по канатам, метая диски и другие предметы в угоду публике, он не представлял.

Они снова сидели в том же злополучном домике, что и десять лет назад, только на этот раз не около костра, а на открытой веранде. Отец предложил Эгу пива, предложил впервые, подчеркивая тем, что считает его уже взрослым человеком. Эг незаметно, с некоторым испугом поглядывал на отца, не зная, как сообщить ему свою новость. За десять прошедших лет отец уже смирился с мыслью, что его сын не станет покорителем звездных просторов. Не станет первооткрывателем, шагнувшим на неизведанную планету, удел его сына какая-нибудь аналитическая лаборатория, где он будет изучать сведения и материалы, добытые другими. От этой мысли такая горечь поднималась к горлу, что не передать. И плевать, что за его сына, уже два года назад началась борьба между несколькими корпорациями, и плевать, что начальный оклад, предлагаемый ему, в два раза превышал оклад командира обычного звездолета, дело было в принципе. Эта возня с документами, бланками, графиками казалась отцу какой-то мышиной возней, не заслуживающей уважения, казалась работой недостойной настоящего мужчины. О! Это эфемерное понятие "настоящий мужчина", сколько разного и часто противоречивого смысла вкладывают в это понятие люди. Отец Эга, например, считал, что настоящим мужчиной может быть только физически сильный человек, мужского полу, имеющий опасную и почетную профессию, то есть он сам. И то, что его сын мало того, что не стал таким, а еще и свысока смотрел на людей, "зарабатывающих на хлеб только мускулами, полностью отключая мозги", (так он однажды высказался, заработав после этих слов, здоровенную оплеуху), очень огорчало отца. "Но что поделать: сын есть сын, надо его любить таким, каким он есть!", — часто повторял про себя отец, искренне не понимавший, как можно с таким увлечением что-то читать, что-то рассматривать, что-то высчитывать, долгими часами, не интересуясь больше ничем. Отец слышал, что сын выбрал своей специализацией прикладную математику, изучая и описывая математически волновые процессы, в какой бы среде они не создавались. Акустические волны, световые, механические, электромагнитные. Отец с этим смирился. Ему говорили, что работами сына интересовались даже в военном ведомстве. Хоть не совсем то, о чем он мечтал для своего детища, но все-таки...

Эг без труда знал, что думает его отец, знал настолько точно, словно слышал его мысли. Отец был прямолинеен и открыт, это было и хорошо и плохо. Плохими чертами отца было упрямство, косность и консерватизм. Раз что-то вбив в голову он уже не отступал от своей мечты и своих планов. Вот в этом-то и была большая проблема.

Год назад Эг, совершенно неожиданно для себя увлекся биологией. Сначала, как факультативным занятием, а потом интерес перерос в настоящую увлеченность. Он забросил свою основную специализацию и отказался экстерном окончить школу, хотя у него была такая возможность.

Биология! Она поглощала все его мысли. Вернее не вся биология, а только раздел, касающийся грибов. Да, да грибов, правда, не совсем обычных.

Эти грибы были найдены одной из экспедиций. Они были уникальны. Могли изменять вкус, запах, набор питательных веществ и микроэлементов, под воздействием самых разных и самых странных внешних раздражителей. Это было захватывающе, это было интересно, это было наглядно. Грибы росли быстро, несколько дней и уже можно было видеть результат.

Что Эг только не придумывал! Выращивал грибы, облучая их гамма, альфа, бета лучами. Выращивал в атмосфере с уменьшенным количеством кислорода и увеличенным количеством углекислого газа, потом добавлял в аквариум, где произрастали грибы, все известные газы и их производные, каждый раз получая грибы с новым вкусом и запахом. Сам он их, конечно, не пробовал, но анализатор, не только предоставлял данные, но даже мог сравнить вкус грибов или их запах с какими-то известными продуктами. Сначала Эг получал только ядовитые грибы, но перейдя к более щадящим опытам, стал получать и вполне съедобные.

Это была настолько увлекательная работа, что он предпочел еще год провести в интернате, чтобы подольше ею заниматься.

Сейчас он находился на распутье. Микология неудержимо его влекла, но так резко изменить специализацию можно было только с уведомления об этом родителей. Он еще не был полностью совершеннолетним, а поскольку биологи учились на другом континенте, ему нужно было получить разрешение родителей, даже на то, чтобы сдать документы для возможного получения гранда на бесплатное образование. И вот теперь Эг сидел рядом с отцом, не зная, как ему об этом сказать.

-Пап, — кашлянув для того, чтобы придать голосу твердость, начал Эг, — я решил больше не заниматься волновыми процессами, я хочу поступить на биологический факультет, — Эг замолчал, поскольку увидел, как грозно нахмурились газа отца.

-Биологический? — переспросил отец. — И что же там изучают?

-Любые живые формы, — обрадовавшись, что отец начал расспрашивать, стал рассказывать Эг, — начиная от бактерий, вирусов, заканчивая разумными млекопитающими: обезьянами...

Это он зря сказал.

-Ты будешь изучать бактерий и обезьян?! — взревел отец. Эг молчал. — Так вот знай, — дрожащим от гнева голосом продолжил отец, — если ты изменишь специализацию на биологию — ты мне больше не сын!

После этого отец ушел в дом, не желая даже сидеть рядом со своим отпрыском.

Эг думал три дня... и не стал подавать документы на биологический.

Однако ему и отцу тоже не хотелось полностью подчиняться, поэтому он нашел компромисс и стал изучать воздействие световых и звуковых волн на биологические объекты. Такая тема научного интереса очень скоро привела его в военное ведомство, занимающееся разработкой новых видов оружия. Поскольку его специализация находилась на стыке двух наук, его обязали посещать лекции одного из самых знаменитых исследователей человеческого мозга, которые он проводил для аспирантов, готовящихся защищать докторские диссертации по этому направлению своих работ. Эг увлекся своими исследованиями, как всегда настолько погружаясь в работу, что забывал обо всем. Друзей не было, только коллеги-соперники по работе, девушки не было, с родителями он виделся очень редко, и то только когда мама уж очень сильно просила навестить их. Он изредка приезжал в тот дом на берегу реки. Родители всегда встречали его только там, почему-то полностью уверенные, что он обожает этот дом. А он его ненавидел. Ненавидел всем сердцем, поскольку самые неприятные и даже страшные происшествия, что с ним случились, произошли, именно там.

От автора: эта часть не окончена, она еще будет дописываться

Часть третья

Глава 1

Дэттер чувствовал, что его силы на исходе. Еще немного и он больше не сможет бежать, надо было срочно пополнить жизненную энергию. Проще всего это было сделать с помощью еды. Он сел под ближайшее дерево, глубоко вдохнул несколько раз, входя в состояние транса, сосредоточив мысли на том, что ему было необходимо, повторяя, словно при медитации: "Огонь... еда... люди". Через минуту он встал и уверенно повернул на север, точно зная, что, примерно в лиге от него, находится небольшое село, хутор или ферма. Он не ошибся. Скоро его слух уловил мычание коров, блеяние коз, потом и человеческую речь. Он стоял скрытый деревьями, пытаясь ощутить, есть ли для него здесь опасность. Ничто не говорило об этом. Люди были спокойны, все занимались своими делами. Если бы его здесь ждали, если бы здесь его ждала ловушка, он бы это почувствовал. Накинув на себя морок, благочинного, убеленного сединами странника, он решился войти в деревню. По улице шел осторожно, прислушиваясь к своим ощущениям.

От жителей деревни не исходило ни угрозы, ни беспокойства, ни подозрительности, только любопытство. Корчму он увидел быстро. Большой, добротный дом, двор перед которым был заполнен телегами. Дэттер решительно вошел в трактир. Вкуснейший запах жарящегося на вертеле мяса, вызвал такой приток слюны, что ему пришлось судорожно глотнуть. Сколько он не ел? Уже почти трое суток.

Он быстрым взглядом обвел зал. Все места были заняты. К нему подскочил мальчишка:

— В корчме мест нет, но на улице под навесом еще есть столы. Не желаете там расположиться?

— Что ты такое, Дир говоришь?! — раздался грозный голос хозяина, за секунду оценившего дорогой плащ, сапоги и кожаную сумку Дэттера. — Благородного странника ты посылаешь сидеть вместе с тем пьяным сбродом, что я вышвырнул отсюда?! Сейчас, сейчас, — обратился он к Дэттеру, — я освобожу Вам место.

— Не стоит, — остановил тот его. — Мне на воздухе больше нравиться. Куда идти?

Хозяин кивнул Диру и тот повел его через зал к противоположному выходу. Под навесом рядом с выходом из корчмы стояли три стола. Возле одного сидело трое мужчин, вернее не сидело, а спало, упав головой на столешницу. Дэттер сел за свободный стол. Прибежала служанка, поставил перед ним тарелки с едой. Мясо, картофель, кусок пирога, сыр, фрукты, овощи, хлеб. Он с жадностью накинулся на еду, проглатывая куски, почти не жуя, совсем забыв о том образе, что он на себя накинул. Хорошо, что его никто не видел, кроме маленькой девочки, что играла неподалеку. Она бросила свои игрушки, и, не отрываясь, смотрела, как Дэттер ест. Утолив первый голод, он, наконец, заметил это пристальное внимание.

— Ты хочешь есть? — спросил он малышку. Она утвердительно кивнула головой. — Поди сюда, — позвал он ее, она боязливо подошла к нему. — Хочешь яблоко? — Дэттер протянул ей большой, краснобокий фрукт, но девочка его не взяла, указав пальцем на кусочек медовых сот, что лежали на тарелочке. — Хочешь меда? — догадался он, она радостно закивала. Дэттер подвинул к ней тарелочку и дал кусочек хлеба, чтобы она могла макать его в мед. — Как тебя зовут? — спросил он, но девочка не отвечала, полностью отдавшись своему занятию. Он засмеялся. Наблюдать за малышкой было интересно и приятно.

— Менни! — раздался громкий голос служанки, — Сколько раз тебе говорили не подходить к постояльцам. Сейчас возьму лозину и ты у меня снова получишь!

Девочка исчезла из-за стола, словно ее сдуло ветром. Насытившись и набрав немного еды с собой, Дэттер вышел из корчмы, и в эту минуту вновь увидел Менни. Она подбежала к нему и протянула одну из своих игрушек. Лошадка, скрученная из соломы. Поблагодарив девочку, он сунул этот милый подарок в сумку и быстро зашагал к лесу. Он даже не представлял, какую страшную ошибку, какую страшную глупость только что совершил!

Погоню Дэттер почувствовал, когда солнце едва перевалило за полдень. Он не слишком этого испугался. В-первых, его силы были полностью восстановлены, во-вторых, он вышел к морю. Мгновение, и его одежда оказалась в непромокаемой сумке, прикрепленной к поясу. Обнаженным, он зашел в воду и быстро двинулся в глубину, едва вода дошла ему до груди, он нырнул, а когда вынырнул, его облик неузнаваемо изменился. Тело стало гладким и скользким, покрывшись серебристой чешуей. Ноги срослись, образовав рыбий хвост. Изменилось и лицо, превратившись в голову огромной рыбы, с жабрами вместо ушей. Вид его был страшен и безобразен, но Дэттера это не беспокоило, главное, это могло ему помочь уйти от погони. В воде его выследить было невозможно. Он нырнул, и больше не выныривал на поверхность до самого конца своего путешествия. Выйдя из воды за много-много миль от того места, где он вошел в воду, Дэттер снова принял свой облик, оделся и быстрым шагом продолжил путь, однако к концу дня, он вновь почувствовал погоню. Сначала он даже усомнился в собственных чувствах. Такого просто не могло быть! Его не могли так быстро выследить, и, тем не менее, это было так. Несколько минут он раздумывал, что ему делать. Он мог взмыть в небо, но его заметили бы, как бы далеко не находились преследователи, оставалось одно: спуститься под землю. Недалеко находились развалины древнего замка. Дэттер знал, что под этими руинами простилается лабиринт тайных ходов, найти его в этом лабиринте никто не сможет. Вновь он начал меняться, принимая облик волка, потом стремительно помчался к развалинам. Замок был разрушен давным-давно. Камни большие и малые грудой лежали на полу, закрывая доступ к подвалам. Протиснуться в небольшие щели могла только змея, он легко мог принять этот облик, но тогда пришлось бы бросить сумку с вещами. Он быстро вытряхнул ее содержимое. Остатки еды, торопливо засунул в рот, одежду без сожаления откинул в сторону. Несколько свитков примотал шарфом к животу, а вот оружие взять с собой не мог. Откатив один из камней, сложил под него все вещи, чтобы преследователи их не нашли. Взгляд снова наткнулся на соломенную лошадку, что ему подарила девочка, неожиданно что-то его обеспокоило, но раздумывать над своими ощущениями не было времени, он вполне сможет это сделать пробираясь по темным лабиринтам поземных ходов. Найдя подходящую щель, он длинной змеей скользнул в нее.

Глава 2

Вскоре проход расширился, завалы закончились и он смог принять свой облик, быстро пробираясь запутанными ходами. Часть их вели к реке, именно, туда он сейчас и стремился. Он снова почувствовал преследователей. Да, что же это такое! Как они смогли выйти на его след? Он не понимал, они давным-давно должны были отстать от него. Еще через пару часов, он почувствовал, преследователей не только тех, что шли вслед за ним, но еще несколько групп с разных сторон. Его брали в кольцо. Дэттер почувствовал настоящий ужас, когда понял это. Если ему перекроют выходы из лабиринта, то, сколько бы он тут не бегал, его все равно схватят.

Присев около одной из стен, он закрыл глаза и попытался понять, что он сделал неправильно. События мелькали в голове, пока образ маленькой девочки не всплыл в сознании. "Стоп! — едва не закричал он самому себе, — Что это за девочка? Она дала мне игрушку... — он чуть не застонал, поняв, что сам на себя повесил маяк, позволяющий его найти, где бы он, не был. — Но как они могли знать, что я встречусь с ней? — снова спросил сам себя Дэттер. — А они и не знали, это была не девочка, а злой дух леса шельс, что вселился в нее. Поэтому я и не почувствовал опасности. Морок я сразу бы заметил, чары, сразу бы почувствовал. А этот дух вошел в ее тело, завладев сознанием, никакого колдовства или чар. И ведь можно же было что-то заподозрить! Девочка все время молчала. Этот дух леса из низших, речь ему недоступна. Он обожает мед, именно так его и ловят, если он сильно начинает пакостничать. И девочка просила мед. Какой же я дурак! Этот дух заметил меня в лесу, он сказал бы обо мне преследователям и провел бы их по моему следу, но только до опушки леса. Лес этот дух покинуть не может, и я ушел бы от преследователей, если бы не подарок!", — Дэттер закрыл лицо руками. Он понял, что все кончено.

Казалось бы, что может быть ужасней, чем попасть в руки своего заклятого врага. Оказывается, может! Страх открыть врагу самую важную, самую страшную тайну, после чего его народ перестанет существовать. В том, что эту тайну из него вырвут, Дэттер не сомневался. И дело тут было вовсе не в боли или трусости. Его сознание раздерут на крохотные кусочки, и каждый кусочек сознания будут подвергать тысячам видам воздействия. И пусть на это уйдет десятки лет, но его все равно сломают. Живым ему нельзя даваться им в руки, но ему нельзя и умирать. Его поднимут, как зомби, и хоть он многого не сможет рассказать, все равно кое-что выпытать у него смогут.

Дэттер быстро начал расчищать пол от мусора в одной из комнат. Острым камнем он начал вычерчивать знаки пиктограммы. Земляной пол отлично подходил для этого. Дэттер встал в центре рисунка и начал читать заклинание.