Император из будущего: эпоха завоеваний

Император из будущего: эпоха завоеваний

А. Вязовский

Предисловие автора

Уважаемые читатели! Вы открыли третью книгу серии "Сэнгоку Дзидай. Эпоха Воюющих провинций". Все три романа написаны в жанре альтернативной истории. И посвящены они Японии, а точнее что бы было с этим островным государством, попади туда в 1538 год наш современник. Не ждите от моих трудов стопроцентной аутентичности. Некоторые события я сознательно сдвинул во времени (например, год "открытия" Японии португальцами, завоевание Китая маньчжурами), какие-то локации переместил в пространстве, с какими-то названиями и преданиями немного наврал, исторических персонажей слегка перетасовал, но в остальном обещаю — будет интересно. Гейши, самураи, суши, сумо, в общем, полный японский набор.

P.S. В романе много японских имен и названий. Пользуйтесь Глоссарием в конце книги.

Часть I

Глава 1

Египет, Рим, Китай держи ты под пятой,

Владыкой мира будь, — удел конечный твой.

Ничем от моего не будет отличаться:

Три локтя савана и пядь земли сырой

Омар Хайям

Вторую годовщину прибытия в средневековую Японию отметил скромно. Четвертого июня тысяча пятьсот сорокового года я велел сервировать праздничный стол на одну персону в летнем "Цветочном" павильоне. К моим причудам прислуга и повара уже привыкли, так что устроил себе настоящий праздник живота. Сливовое вино из Китая, экзотическая для Страны Восходящего Солнца отбивная из мяса нежного, молодого ягненка, картофель, жаренный на конопляном масле и даже салат из первых японских томатов — это далеко не все, чем потчевали меня в этот день дворцовые кулинары. Новый церемониймейстер двора — Ии Наосукэ — тоже расстарался. Пруд перед Цветочным павильоном был заполнен морской водой, куда с большим бережением, с берегов Внутреннего моря, были доставлены святящиеся медузы. Их везли в огромных деревянных бочках, обложенных изнутри водорослями, а снаружи — льдом. Так что доставили почти пятьсот штук в целостности и сохранности.

Ближе к ночи дневная жара спала, на небе появились звезды Млечного пути, а пруд засветился сотней фиолетовых огоньков. Это было так необычно, умиротворяюще и медитативно, что дневные заботы и тревоги постепенно сошли на нет и я смог, наконец, расслабиться. Перед глазами стали появляться картины моего недавнего прошлого. Вот я просыпаюсь в замке Тиба в чужом теле. Рядом сидит жена Тотоми, врач клана Сатоми Акитори Кусуриури и генерал Симодзумо Хиро. Первой уже нет в живых — умерла из-за кровотечения после выкидыша, двое других — ныне мои самые верные и преданные вассалы. Пережили чуму в столице, две войны, смену правящей династии... Хиро-сан так вообще дослужился до второго поста в стране. Стал канрэем или премьер-министром. Акитори мотается по всей Японии, строит больницы и лечебницы, учит врачей.

На глаза наворачиваются слезы. Я все еще сильно горюю по Тотоми — первому близкому мне в этом мире человеку. Вот ведь подлая натура — сколько не дави в себе эмоции, стоит чуть-чуть отвлечься, как все слабости вылезают наружу. Вытираю с лица слезы по жене и нарождённому ребенку рукавом кимоно. Пара глубоких вздохов. Усилием воли возвращаюсь к воспоминаниям. Вижу "своего" сына Киётомо Сатоми. Четыре года парню, живет с няньками в замке Тиба, но внутренне принять его как своего наследника и вызвать в Киото, я так до сих пор не могу. Сатоми Ёшихиро — его настоящий отец, а не тот самозванец из 21-го века, которого забросило в тело дайме заштатного японского клана.

Перед глазами проносятся картины битвы при Хиросиме, где полки Хиро-сана и португальские пушки сломали хребет клану Огигаяцу. Я улыбаюсь — иезуиты небось до сих пор локти кусают, что разрешили использовать корабельную артиллерию. А еще больше они изойдут на гуано, когда узнают, что их главный миссионер Филипп Родригес перешел на мою сторону, отказался от христианства и вот уже полгода как в компании с братом Хайра Сатоми плывет в Англию. Первое посольство в Европу в истории страны Восходящего солнца. Лаймы, Нижние земли (Голландия), Франция, Священная римская империя, Польша и наконец, матушка Россия, которая сейчас вовсе не Россия, а просто Московское царство. Вот программа минимум для посольства. Программа максимум — пристроить Хайру к десятилетнему Ивану Грозному, который сейчас уже царствует, но не правит. Страной управляет опекунский совет во главе с Глинскими, Шуйскими и другими могущественными боярами. Только после восстания 1547 года Иван Грозный получит полноту власти и начнет единолично править. А сейчас ему, а точнее его матери Елене Глинской очень пригодятся сорок верных самураев во главе с братом Императора Японии. Новые кремневые мушкеты, карбидная лампа, полцентнера золотых и серебряных монет — у Хайра и Родригесса найдется чем заинтересовать Глинских.

По сути ставка на Грозного была беспроигрышной, да и, пожалуй, безальтернативной. Насколько я помнил, Иван IV процарствовал дольше всех глав России за все время существования страны — больше 50 лет! А после своей смерти оставил государство размером больше всей Европы. Правда, это было бедное государство, измученное опричниной, бунтами и войнами, но раз я тут — можно сыграть и получше.

Я наливаю себе еще вина и залпом выпиваю. Челядь страшно переживала, что Сын Неба сам себя обслуживает, одевается. Один слуга 12-ранга даже покончил с собой, после того, как я имел неосторожность самолично распахнуть несколько окон в опочивальне. Ведь кто такие были императоры Японии до моего воцарения? Изнеженные затворники. Это проявлялось во всем. Например, тронный зал устроен аж на четырех уровнях, каждый из которых соответствует важности занимаемого положения посетителя. Четвертая, самая высокая площадка, напоминающая "концертную эстраду", предназначалась для Сына Неба. К моменту моего воцарения, возвышение было огорожено высокими боковыми ширмами, напоминающих кулисы. Кроме того, сверху опущена во всю высоту комнаты широкая зеленая штора, собранная из бамбуковых спиц. За этою-то шторой и должен был сидеть микадо во время аудиенций. Как только он появлялся на площадке и садился на трон, штора медленно поднималась до высоты его груди. При этом лицо Императора оставалось невидимым для посетителей; сам же он мог разглядывать их, как через вуаль, из-за зеленой портьеры.

Или взять редкие выезды в святилища для выполнения ритуалов. Когда паланкин с микадо в составе огромного кортежа отъезжал от дворцовых ворот, придворные брали в руки длинные и широкие куски материи и на всем протяжении пути образовывали подобие огромного коридора — чтобы микадо мог избежать людских взглядов. Иначе не дай бог сглазят!

И вот представьте, новый Сын Неба вместо того, чтобы благолепно сидеть под ширмами и исправно отправлять ритуалы, положенные правителям сельскохозяйственной страны, начинает как наскипидаренный мотаться по этой самой стране, влезать во все дела, включая самые мелкие, кардинально менять уклад общества, участвовать в сражениях. Ужас! Кошмар! Вот психика и не выдерживает.

Тяжелый вздох, звоню в колокольчик. Пора уже подавать сладкое. На десерт у меня сегодня были вагаси — колобки из вареного на пару и толченого белого риса. С начинкой из малины, клубники, пастилы из бобовой пасты, медом. Шеф-повар расстарался и вылепил из некоторых колобков фигурки птиц, фруктов, рыбок... Ням-ням, как вкусно!

С чего бы это я стал таким сластеной? Наверное, пытаюсь найти хоть какой-то лучик света в темном царстве отрубленных голов, вспоротых животов, что сопровождают мою нынешнюю жизнь. Два года непрерывной кровавой бойни. Два года! Не успели мне презентовать голову Нориката Огигаяцу — врага N1 клана Сатоми, убийцы "моего" отца, как началась война с домом Ходзе. И вот уже я любуюсь насаженную на деревянный колышек мертвую физиономию одного из регентов при предыдущем сёгуне Асикага — Ходзе Уджиятсу. Дальше головы стали поступать непрерывным потоком. Второй регент — дайме Ёсимото Имагава. Мой северный сосед, решивший поддержать власть правителей, Морикиё из клана Асина. Третий из регентов нарушает традицию — великий военачальник Такэда Сингэн — умирает от ран и из его кожи делают барабан, который очень недолго (всего две недели до полного разгрома) воодушевляет армию клана. Уже осенью "Музыкальный инструмент" привозят в Киото и выставляют на всеобщий обзор. Зато от последнего главы Великого дома — Уэсуги Кэнсина — мне не достается ничего. После того, как ниндзя убивает Кэнсина в сортире, наследники полностью сжигают тело.

Однако страшная традиция не прерывается. Харакири сёгуна Ёсихару Асикага позволяет мне обзавестись 4-й по счету головой врага. Летом 1539-го года в столице происходит восстание Тоётоми Хидэёси. Дайме лично с войсками штурмует императорский дворец, но благодаря пулемету Гатлинга мне удается спастись и отбить нападение. Хидэёси вскрывает живот, а в моей галерее появляется пятый "трофей". Пожалуй, это единственная голова, которая добирается до меня в сопровождении поэтической хокку:

Прощальные стихи

На веере хотел я написать,-

В руке сломался он.

5-й экземпляр коллекции — разбитый череп Аютигата Саи. Бывший церемониймейстер Госё не без моей помощи вываливается из окна пагоды и слуги отрубают голову предателя, дабы с позором пронести ее по улицам Киото. Дальше наступает время южных трофеев.

Янаха Сэйко, глава траурных ниндзя. Тех самых, что вместе с Хидэёси штурмовали дворец. Приятное, круглое лицо пожилого японца, правильные черты. Встретишь на улице — не обернешься. Одна только деталька. Рот набит золотыми монетами. Как бы намек всем остальным синоби страны — глава совета старейшин — Иттэцу "Единая Сталь" — не потерпит иуд в своих рядах.

Три последние головы — особенные. Достались они мне тяжелее всего. Ноябрь 39-го года, конец эпохи Сэнгока Дзидай. Все воюющие провинции Японии разделились на две части — северную и южную. Во главе южан — князь Такахиса Симадза, ван Окинавы Сё Хаси, иезуит по имени Педро Новаиш. Две недели двести тысяч солдат штурмуют редуты возле деревни Джихи. Такого ада я в жизни не видел и, наверное, больше не увижу. Опьяненные опиумом мобилизованные крестьяне и самураи как зомби идут под выстрелы картечи и пулеметные очереди. Перешеек между озерами Бива и Ёго к Рождеству оказался забит телами южан, вода покраснела от крови. Трупы кое-где лежали высотой в метр, а перед брустверами редутов — в два и даже три метра!

Ужасная, позорная битва. Никакой гордости, никакой чести, никаких "мы ломим — гнутся шведы". Тупая бойня, по ходу которой даже до самых глупых дошло: эра бусидо закончилась. И это чуть не привело к бунту. Спасло меня два обстоятельства. Во-первых, личный пример. Несколько раз я вставал к ручке Гатлинга и на какое-то время северные самураи воодушевлялись, сбрасывали психологическое напряжение от работы палачей. Во-вторых, поздняя зима. То оттепель, то дождь — лед на берегах озер в декабре не встал, а симадза так и не смогли обойти наши позиции, навязать маневренную войну. Точку в противостоянии, как обычно, поставили ниндзя. Князя Такахиса очень хорошо охраняли. Двойники, несколько колец охраны, даже специальные люди, которые пробовали еду в несколько этапов. Но Хандзо есть Хандзо. К своим сорока годам человек превратился в гения шпионажа и диверсий. Синоби разузнал от слуг, что Такахиса увлекается каллиграфией. Несколько часов каждый день рисует иероглифы, успокаивая расшатанные нервы. При этом имеет обыкновение, впав в задумчивость, кусать кончик кисточки.

Остальное было делом техники — отравить кончик кисти, подменить и вот уже над лагерем южан полыхает огромный погребальный костер. Генералы Симадза после внезапной смерти сюзерена нападают на окинавских вако, убивают Сё Хаси, а Педро Новаиша распинают на кресте. И, подняв этот крест над головами, идут сдаваться. Ни один из генералитета южан не вскрыл по обычаю свой живот. Ведь христианство запрещает ритуальное самоубийство. Так-то католицизм еще и священников запрещает распинать, но мозги генералов от бойни последних недель едут конкретно, потом кое-кто принимал христианство притворно, в качестве вассального долга... В общем, февраль я встречаю на японском острове Кюсю — бывшем оплоте клана симадза.

И это, увы, совсем не победа. Весь юг Японии разорён и обезлюдел. Огромное количество крестьян погибло у деревни Джихи, оставшиеся голодают и бегут в центральные области Хонсю. Мне тут же приходится, что называется с колес, организовывать помощь пострадавшим районам, объявлять о старте переселенческой программы, бороться с опиумными барыгами, которые продолжают контрабандой, на джонках ввозить зелье с Окинавы и Кореи. Опять возникают неимоверные трудности с кадрами. Кого назначать губернаторами провинций, коор-бугё городов? В ход идет "золотая сотня" Императора — студенты-сироты из университета Банту. Борьба с контрабандой подразумевает создание береговой охраны. Опять проблема — где брать моряков, суда...

Самое страшное воспоминание зимы — это не горы трупов, а тощие, с торчащими ребрами дети, протягивающие руки к нашим солдатам, марширующим по горным дорогам. И ужас в том, что ничего нельзя сделать. Продовольствие есть и его много. Но основные склады риса располагаются в долине Кванто и вокруг Киото. Чтобы доставить еду по узким, разбитым трактам требуются недели. По воде галерами? Отпадает. В разгаре сезон зимних штормов. А люди продолжают умирать. В какой-то момент мозг говорит: "Стоп" и перестает воспринимать реальность. Включается предохранительный механизм. В мае я понимаю, что сделал все, что можно и пусть будет, что будет. Я не Христос, чтобы накормить 5000 народу 5 хлебами.

Слева, у пруда раздается звонкий женский смех. Я оборачиваюсь и вижу Саюки в компании фрейлин двора. Стайка девушек напоминает разноцветных колибри — ярких расцветок зонты и кимоно, быстрые и ловкие прыжки по квадратикам классиков. И зачем я только им показал эту игру из времен СССР? Теперь девчата расчертили мелом площадку и прыгают на одной ноге, толкая деревянную битку в форме шайбы из прямоугольника в прямоугольник. Полы кимоно задраны, открывая аппетитный вид на ножки дам. Специально что ли? Ведь запретил меня в этот вечер отвлекать. Ан, нет. Надо обязательно по гормонам проехаться танком. И ведь уже знают куда бить, стервы. Никаких набеленных лиц, черных зубов. Появились первые декольте, завлекающие духи... Уже вечер, пора спать ложится, так нет, заставили слуг зажечь карбидные лампы и прыгают у меня на глазах. Куноити гребанные. Я аж заскрипел зубами от злости.

С синоби надо что-то делать. После победы над Симадза, я получил полную власть над 4-мя основными островами Японии. Система кланов была сломана, в большинстве провинций сидят мои назначенцы, стоят армейские гарнизоны, а верные дайме принесли присягу и "поклонились" императору своими землями с реестрами прикрепленных крестьян. За что получили назначения в правительство, либо взяты на содержание в виде ежемесячного рисового пайка, который также можно получить золотом. Это пробило в моем бюджете изрядную дыру, но другого способа "купить" лояльность аристократии я не видел.

Лучше всего чувствовало себя крестьянство и торговля. Налоговый пресс ослаб, в перенаселенной Японии появились свободные земли на юге, впервые за всю историю труженикам сохи не грозит голод — благодаря прогрессу в сельском хозяйстве резко выросла урожайность, да и в рыболовстве спасибо современным тралам, донным ловушкам здорово подскочил улов. Городское население также довольно. Унифицируются законы, появляется больше местного самоуправления, развивается промышленность — все это открывает перед горожанами массу возможностей. Хуже обстоят дела с самураями. Их права и привилегии новая эпоха, которой дал свежий девиз "ё-наоси" — обновление мира — здорово ущемила. Во-первых, самураев было слишком много для моего "просвещенного" абсолютизма — от 8 до 10% взрослого населения островов. Армия, службы безопасности не могли переварить столько ронинов, оставшихся без хозяев и кланов. Во-вторых, эта братия совершенно не хотела меняться. Вооруженные до зубов мужики шлялись по всей стране, задирали гражданское население, совершали преступления. Но и тут у меня было несколько рецептов, куда приложить их энергию.

Однако совсем тупиковая ситуация сложилась с синоби. С одной стороны "люди в черном" оказали новой власти массу ценных услуг, несколько раз спасли мою жизнь. И я за это их отблагодарил. Легализовал через Палату внешней разведки, приблизил ко двору. С другой стороны кланы ниндзя продолжали оставаться государством в государстве и глава совета старейшин синоби — Иттэцу "Единая Сталь" — совершенно не торопился "выйти из тени". Тренировочные лагеря и базы держатся в секрете, сохраняется жесткая клановая структура. Иттэцу сделал все, чтобы окружить меня своими людьми. Помимо телохранителей, Иттэцу под видом наложниц полностью заполнил женскую половину Госё женщинами-ниндзя. Нельзя шагу ступить, чтобы за тобой не следили внимательные глаза конуоти. "Единую Сталь" устраивала роль эдакого "серого кардинала", но меня то нет!

Потом я четко понимал, что как только мой "пост" прервется и я вступлю в связь с одной из фрейлин, то рождение наследника может стать концом "карьеры". Скрипач не нужен, дорогой. Король умер — да здравствует король! Конечно, аристократия не примет нового главу страны из париев, а вот ребенка — вполне.

Так что приходится давить в себе инстинкты и скрипеть зубами на выходки девок. Ну, ничего. Найдется и на вас управа. Я закрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул. Теперь-то я отлично понимаю фразу Черчилля: "Оседлать тигра сложно, но можно; удержаться на нём ещё сложнее, но можно; слезть же с него — совершенно невозможно". Это ведь он про власть сказал. Как только слезаешь с тигра — тот тут же тебя съедает.

Глава 2

Благородный человек знает только долг,

низкий человек знает только выгоду. Конфуций

Однажды Наполеон Бонапарт сказал: "Наибольшая из всех безнравственностей — это браться за дело, которое не умеешь делать". Жаль, что он изрек эту истину до того, как пересек Неман и напал на Россию, но истина остается истиной независимо от того, кто и как ее открыл. Афоризм Наполеона я вспомнил утром 5-го июня, как только начался прием чиновников.

Выглянув в приемную, оценить объем работ, я увидел, что "коробочка полна" — вся комната была забита министрами и их заместителями. Все тут же подскочили и принялись кланяться. Начать решил с премьер-министра, но потом увидел кислое лицо Масаюки Хаяси и поманил его пальцем. Вслед главой "Министерства науки, общественных работ и казенных заводов" в кабинет зашли его главные помощники: бывший кузнец Амакуни, главный дорожный строитель Мики Хиратэ и кореец Ле Куанг Чунг. Последний, уже полгода как отвечает за геологические изыскания и объехал со своей бригадой почти всю Японию. Лица хмурые, грустные, движения зажатые. Ясно, что-то случилось. Пока рассаживались за рабочим столом, я разглядывал Хаяси. С нашей последней встречи самурай раздобрел, наел щеки и уже не злоупотребляет косметикой. В одежде также произошли изменения. Все эти китайские церемониальные прямоугольные шляпы, огромные шаровары-хакама, больше похожие на юбку — все ушло в прошлое. Чиновники теперь предпочитают деловой стиль. Плотные темные брюки, сверху серое кимоно с короткими полами, больше похожее на кафтан. Волосы все еще заплетены в традиционную косичку, но ее длина минимальна. За поясом министерские жезлы, которые я вскоре планировал заменить на знаки различия, крепящиеся к верхней одежде. Что-то вроде звезд шерифа.

Да, быстро изменения приживаются, а ведь еще полгода назад Хаяси наотрез отказался от должности министра, все хотел заниматься чистой наукой, носить свои хакама и ни о чем не беспокоиться лишний раз. Увы, человек полагает, а император располагает. Мне до зарезу нужен был администратор научного прогресса, который может сдвинуть японское средневековье хотя бы в эпоху Ренессанса. А ученых мы подготовим — зря, что ли начата реформа образования? Так что пришлось нажать на Масаюки, впрячь его в эту телегу, которую он теперь тащил, покряхтывая, вперед.

— Что у нас плохого? — начал я разговор в стиле механика Зелёного из мультика "Приключения Алисы Селезневой"

— Плохие новости, Солнцеликий — опустил в пол глаза Хаяси — Сегодня ночью убит Кацу Кайсу!

— Как это убит?! Кто посмел??

Кацу — молодой парень, которого недавно привел Хаяси и попросил выделить деньги на первую в стране обсерваторию. Новые линзы, которые научились шлифовать в бывшем монастыре Хоккэ, позволили сделать прототип телескопа и я дал старт наблюдениям за различными астрономическими явлениями. Кацу получил в аренду временное помещение в Киото и уже началось строительство специального здания на горе Фудзи, где атмосфера Земли не так сильно будет мешать исследованиям. Мне даже пришлось выдержать целую битву с главой министерства Синтоизма Набой Санэнаги, который был категорически против подобного надругательства над священной горой.

Траектории движения планет, солнечные и лунные затмения, наблюдения за кометами — все это должно было дать толчок целому ряду дисциплин. От физики (оценка скорости света, теория тяготения и рефракции), до математики (вычисления синусов и косинусов углов, окружностей...). И вот такой удар.

— Ёрики квартала выяснил, что Кайсу-сан устраивал экскурсии самураев к телескопу — тяжело вздохнул Хаяси — Подзаработать денег, да и покрасоваться перед дамами, которые тоже интересовались ночным небом. Вчера в обсерваторию заглянуло сразу несколько сацумских аристократов и один из них сильно оскорбился.

Картина в пересказе Хаяси вырисовывалась следующая. Воспеваемая в японских стихах луна, выглядела в телескопе огромной и совсем несовершенной — вместо привычного сияющего диска, сацумец увидел уродливые горы, впадины, отметки от метеоритов. И это было уже совсем не то конфуцианское Небо с большой буквы, а небо, которое можно было безнаказанно изучать, покорять... Шокированный аристократ вспылил, схватился за меч и наш первый астроном остался без головы.

— Судить и повесить — распорядился я — Сегодня же на площади трех Святилищ.

Ошарашенные чиновники кинулись меня просить о достойной смерти для благородного убийцы. Нет уж, господа! Самураи смерти не боятся, а вот позора очень даже. Надо дать всем урок — больше никаких возвышенных сеппуку на белых татами с посмертными стихами. Убил — отвечай на общих основаниях. И это был как раз один из методов, который поможет стране справится с валом преступлений, совершаемых ронинами и прочей аристократической братией.

Увы, убийство Кацу Кайсу было в то утро не единственным ударом судьбы. Две из трех наших домн остановили плавку. Рубя обожжённой рукой воздух и грозно поглядывая на Чунга, айн начал рассказывать какого плохого качества пошла руда на заводы Хоккэ и как ее не хватает. Поставки сократились в два с половиной раза, на море бесчинствуют пираты, крокодил не ловится, не растет кокос. Чунг в ответ начал шипеть, что шахты юга Японии разрушены в ходе войны, новых месторождений руды он найти не смог, старые — истощаются. Разговор быстро перешел в свару. Хаяси вспомнил Амакуни огромное количества шлака, который выходит с каждой плавки, тот в ответ раскричался о легирующих добавках, которые ему были обещаны химиками еще прошлым годом, но которых он так и не дождался. Загибая пальцы, кузнец принялся перечислять латинские названия, которые я ему в свое время выписал: "..Марганец — повышает твердость и прочность стали — как не было, так и нет. Кремний — увеличивает упругие свойства, также отсутствует. Никель — вообще, основа основ. Именно добавки из никеля не позволяют стали ржаветь.... Где все это?!"

Один Мики Хиратэ помалкивал, улыбаясь. У него то в хозяйстве все было отлично — больше десяти тысяч пленников из южан и бывших Великих домов, строят дороги, мосты по всей Японии. Как раз наибольшую пользу бригада Чунга приносит нашим строителям. Уже в нескольких прибрежных провинциях работают карьеры, добывающие известняк, песок, глину, гранит... Но все-таки цивилизация — это железо! Якоря, скобы, гвозди для флота, стволы для ружей и пушек, доспехи для солдат, сельхоз. инвентарь для крестьян — ну право дело, не возвращаться же обратно к меди? Железная дорога! Я аж застонал про себя. Какие уж тут рельсы, какие колесные тележки вагонов и тендеры для угля... Получается я зря насиловал свой мозг и рисовал чертеж парового котла в разрезе??

Очевидно, что прогресс — это последовательное движение от сыродутных печей к наддувным шахтным печам, затем к пудлинговым печам. Далее идет бессемеровский конвертер, мартеновская печь, и наконец, финал — кислородный конвертер. И все это невозможно без богатых месторождений руды и угля. А они, увы, есть только на материке. Корея, Китая и далее по списку.

— Ваше императорское величество! — в дверь просунулась перекошенное лицо секретаря — Беда!

Да, что ж ты будешь делать... Я обреченно махнул рукой и в кабинет начали протискиваться генералы. Хаяси и Ко сложили документы, до которых так и не дошел ход, и освободили места силовому блоку. В него входили:

— рано поседевший, но еще вполне подтянутый премьер-министр — Симадзумо Хиро

— глава Военного ведомства (дайдзин) старенький Хотта Абе с сыном

— морщинистый как морда шарпея, Цугара Гэмбан — министр Палаты тайных дел

Расселись, поиграли в гляделки. Никто не решался первым заговорить.

— Да, что произошло то?! — не выдержал я

— Восстание в провинции Кавати — тяжело вздохнул Гэмбан, разворачивая карту — Сегодня утром прилетел голубь от местного мацукэ, группа ронинов до пятисот человек захватила бывшее буддистское святилище Симогамо, убит нынешний смотритель храма и сторожа

— Чего хотят?

— Требуют короновать истинного императора Ямато — некого монаха Докэна. Рассылают письма, что он — выживший сын Го-Нара, а на престоле...

Цугара замялся

— Самозванец — закончил я за министра

Военные набычились и схватились за свои жезлы, как за рукояти мечей. Гэмбан покивал головой и продолжил — Самое опасное, что многие поверили этому Докэну. В святилище с ближайших провинций — Сэтцу, Ямасиро — стекаются толпы крестьян и ронинов... Ведь в Симогамо хранятся реплики императорских регалий, а Докэн уже выходил к людям в них...

Вот это новость! Я думал, что бронзовое зеркало Ята-но кагами, подвески из драгоценных камней Ясакани-но магатама и меч Кусанаги-но цуруги — существуют в единственном числе.

— И еще — прикрыл глаза, как перед прыжком в омут — Восставшие отбили один Вулканов, который перевозили с юга обратно в столичный арсенал

Вот это новость! Даже две. Во-первых, у нас теперь есть собственный Лжедмитрий. А во-вторых, этого Лжедмитрия есть пулемет Гаттлинга. Нда, рановато я поставил крест на эпохе Сэнгоку Дзидай. Смута продолжается, а трон подо мной вполне конкретно качается.

— Да, что эти крестьяне смогут сделать с Вулканом — презрительно скривил губы Хиро-сан

— Подтянем артиллерию — подключился Хотта Абе — И расстреляем бунтовщиков

— Святилище располагается на горе — возразил Гэмбан

— Еще лучше. Давно хотели опробовать новейшие гаубицы — с трудом выговорил незнакомое слово Абе

Да, вовремя Амакуни отлил пробную партию. Теперь можно навесным огнем, да с закрытых позиции... Нет, о том думаю. Что-то тут нечисто.

— Так, военные готовят план штурма и через час мы его обсуждаем. А вас Шти.. Гэмбан я попрошу остаться.

Генералы покинули кабинет, я же насел с вопросами на министра безопасности.

— Не хотел говорить раньше времени — в итоге сдался Гэмбан — Но с Вулканом не все так просто. В этой истории торчат уши синоби. Слишком легко перебили охрану, слишком близко пулемет оказался к святилищу... Хорошо, что патронов к нему совсем немного, но теперь люди тени смогут изучить оружие, а может и скопировать его в своих мастерских.

Час от часу не легче. Ладно, надо решать проблемы по мере их поступления.

— Предлагаю немного затянуть со штурмом — предложил глава Палаты тайных дел — Пусть с окрестных земель соберутся самые отъявленные бунтовщики. И мы их прихлопнем всех разом.

— Мне кажется, ты не совсем правильно понимаешь ситуацию. Как сказал, одни мудрый человек — я перефразировал французскую пословицу про штыки — "На копья можно опираться, но сидеть на них нельзя". Сколько у нас за последние месяцы случилось крестьянских бунтов, волнений в городах?

Гэмбан принялся шелестеть бумагами, но я его остановил.

— Только на моей памяти пяток сообщений было. Пока все обходилось малой кровью, но дальше так продолжаться не может. Надо разом выплеснуть энергию сотен тысяч вооруженных мужчин вовне. Да, и промышленность наша задыхается без ресурсов. Готовь планы кампании против Окинавы и Чосона. Иттэцу и Хандзо я тоже озадачу.

А заодно отвлеку от интриг и заговоров против меня — но об этом я министру говорить не стал.

— Это же... — Гэмбан нервно вытер пот со лба — Война с Поднебесной!

Я достал "китайскую" папку и начал выкладывать свитки.

— Вот отчет Кико Ходзе, которая уже год сидит в Пекине в нашем посольстве. Евнухи Запретного города работают над заключением с ваном Чосона военного союза против нас. Вот копия с указа императора Чжу Хоуцуна о возобновлении политики "хайцзин", т.е. запрете на морскую торговлю с иностранцами. Вопрос уже практически решен. Через несколько недель китайцы введут с нами торговую блокаду. Неофициально они уже помогают окинавским вако деньгами и оружием. Пираты, кстати, совсем обнаглели — десятки нападений по всему побережью. И последнее.

Я достал голубиное письмо на тонкой рисовой бумаге вместе с расшифровкой.

— Ознакомься. Это написал один из шпионов Кико-сан при дворе вана.

Гэмбан погрузился в чтение. Раз перечитал, два...

— Ничего не понимаю — помотал головой министр — Это же.. Это

— Иностранное вторжение. Ван Чунджон разрешил иезуитам привезти на материк десять тысяч конкистадоров! С Макао и других португальских территорий. С пушками, ружьями и всем необходимым припасом. Якобы для защиты Чосона от пиратов.

— Чунджон совсем сошел с ума!! Иезуиты уже не уйдут.

— Это не Чунджон сошел с ума, это его любимая наложница Чан Гым поклялась меня уничтожить любой ценой после того, как сацумцы распяли ее любовника — Педро Новаиша.

— И что же делать — я впервые видел Гэмбана таким растерянным

— Не знаю. По последним донесениям корабли португальцев уже начали прибывать, основная армада ожидается через месяц, другой... Надо наносить удар первыми. Сначала десант на Окинаву и сразу вторжение в районе Пусана с атакой на Сеул. Если кампанию проведем быстро, то китайцы не успеют раскачаться и мы их поставим перед фактом. А вторжение португальцев вообще не состоится.

Глава 3

Когда государство управляется согласно с разумом,

постыдны бедность и нужда; когда государство

не управляется согласно с разумом, то

постыдны богатство и почести. Конфуций

Если день на задался с самого начала — все, пиши пропало. К тому же понедельник — день тяжелый во все времена. И Средние века совсем не исключение. Сразу после Гэмбана в кабинет, придерживая мозолистыми руками небольшой кувшин, зашел наш главный аграрий — Хонда Хосима. Бывший крестьянин лучился улыбкой и я тут же отзеркалил его эмоции. Наконец то, хоть что-то позитивное меня ждет. Так и оказалось. В кувшине было первое японское молоко. Коровы, доставленные из Кореи и Китая, дали натур-продукт и теперь — я мысленно облизался — у нас будет и свой сыр, и творог. Наверняка, найдем нужные бактерии — значит и кефирчику можно будет на ночь жахнуть. А еще внедрим пастеризацию, которая за собой тянет консервирование...

Буэээээ! Буэээээ!! — все выпитое молоко моментально вылетело прямиком обратно на рабочий стол. Спазмы скрутили тело и меня еще несколько раз вырвало слизью. Не успел утереться, как в кабинет ворвалась охрана с обнаженными мечами и взведенными пистолетами. Еле успел махнуть рукой телохранителям, прежде чем они начали шинковать в капусту и пичкать свинцом шокированного Хосиму. Не каждый день солнцеликий блюет в присутствии вассалов.

Пока слуги убирались в помещении, я как мог успокоил министра сельского хозяйства и рыболовства.

— Видите ли, уважаемый Хонда-сан — я подальше отставил от себя кувшин с молоком — Не все японцы в силу своей природы смогут переваривать продукты чужеземцев. Тут надо очень осторожно подходить и сначала проверять новую пищу на родителях, прежде чем давать ее детям.

Рассказывать чиновнику о непереносимости лактозы, о микрофлоре толстой и тонкой кишки я посчитал излишним. Пусть лучше этим занимаются врачи во главе с Акитори Кусуриури. И только тогда, когда решат более насущные проблемы с вакцинацией от оспы, чумы... Мнда, не полакомиться мне мороженным.

Ёсикуни Хатакэяму, главу "Министерства по делам чиновников и государственных земель" я уже встречал в некотором напряжении. Что еще приготовила мне судьба в лице этого достойного самурая с резкими чертами лица и очень простой одеждой? Ёсикуни-сан несмотря на всю предыдущую суету в кабинете и приемной оказался собран и деловит. Принес на рассмотрение гравюры потенциальных невест. Еще до битвы при Джихи я поддался давлению аристократии и назначил смотрины. Вот теперь министр принес мне портреты кандидаток с описанием. Целый час подробно докладывал плюсы и минусы каждой из девушек. Одна — 15-ти летняя, младшая дочь старшего государственного советника Итидзё Саоси. Знает китайский, сочиняет стихи (образцы прилагаются). Другая — 16-ти летняя дальняя родственница предыдущего императора, княгиня Нинко Коаку. Умеет играть на кото (вид цитры), петь. Само собой знает чайную церемонию и икэбану. И так по каждой из десяти дам включая данные медицинских осмотров, которые провел Акитори-сан. Когда только успел??

Чувствую себя барышником, что покупает лошадь. Но делать нечего, куноити во дворце нужно создавать женский противовес в лице императрицы с фрейлинами, к тому же нужен наследник от "старой" аристократии — дело то государственное, нельзя отдавать его на откуп синоби. Отобрал трех барышень, утвердил день окончательных смотрин. Надеюсь, они до него доживут. Вот такой черный юмор.

— Я бы посоветовал "Внуку Солнца" — аккуратно закруглил аудиенцию Хатакэяма — Позволить мне устроить сегодня вечером небольшой праздник. Дабы отвлечь самураев и низшие сословия от предстоящей казни сацумца.

Ого, я еще только отдал приказ Гэмбану, а слухами земля полнится. Ну, горожане и крестьяне меня и так на руках носят, а вот дворян, пожалуй, стоит отвлечь.

— Небольшой фейерверк, турнир по ножному мячу среди дворцовых команд, можно еще императорский сад открыть для посещений публики.

— Хорошо, распорядитесь — подвел я черту под нашей беседой.

Дела делами, а обед по расписанию. Суп мисо, лапша с обязательным соевым соусом, немного зелени. И щебет раскрасневшийся Саюки-сан в придачу. Дворцовые сплетни, мелкие жалобы, незаметные намеки, замаскированные под смешные зарисовки и сценки из столичной жизни. Куноити уже не пытается пронять меня грубым мистицизмом физиогномики "нинсо", манипуляции затрагивают более глубокие слои психики. Понимать то я это понимаю, но ничего сделать не могу. Ну и "ниже пояса" сыграть — тоже всегда пожалуйста. То голая коленка мелькнет в разрезе короткого кимоно, то наливая чай, мне демонстрируют весьма аппетитную пятую точку. Еле дождался конца обеда и с огромным рвением, ага все по Фрейду — сублимация подавленного либидо — сел за документы.

И сразу два приятных открытия. Сабуро Хейко, глава министерства "Налогов и сборов" прислал первый отчет по исполнению бюджета страны в июне в стандарте двойной записи. Все как я привык — счета дебета слева, счета кредита справа. Проверил. Все сходится: сумма дебетов всех счетов всегда равна сумме их кредитов, т.е. сальдо — нулевое. Сами цифры тоже радуют глаз. Кладовые дюжины замков князя Такахиса дали нам безумные 10 млн. коку в золоте и рисе. Этот год мы легко закроем с хорошим профицитом, даже с учетом всех моих планов по модернизации и строительству новых заводов.

Но зарываться тоже не стоит и надо обязательно заказать Сабуро прогноз по второму полугодию. Пусть чиновники прикинут сколько потеряет бюджет на китайском эмбарго и остановке домн. Предварительно просядет торговля шелком-сырцом, рисом, железом. Хорошо бы провести стресс-тест на предмет плохого урожая. Тщательно записываю все свои идеи и оформляю их в официальные приказы. Секретарь пока еще не владеет стенографией, так что быстрее все самому сделать.

Второе открытие — документ из военного ведомства с припиской от Симадзумо Хиро: "Ресуй Дзюнтоку-сан очень ответственный и талантливый офицер. Быстрее всех остальных осваивает артиллерийскую науку Хосе Ксавьера". И что же нам пишет этот Дзюнтоку-сан? Вот это да! Результаты баллистических вычислений!! Лейтенант производил стрельбы в северном и южном направлении, замеряя отклонения ядер по компасу и секстанту. Чтобы проверить свои расчеты, самурай велел солдатам подвесить на дереве ядро на канате и тем самым изобрел... маятник Фуко! Ту самую металлическую гирю, висящая на нитке, которая колеблется над полом, и плоскость качания которой со временем делает полный круг. Маятники Фуко никогда не останавливаются, они — живая демонстрация вращения Земли. Я вытер выступивший на лбу пот. Рожает же земля японская гениев! Срочно Дзюнтоку в столицу, в университет Банту. Пусть занимается физикой, а пушки осваивать найдется кому.

Генералы не успевают с планом военной кампании против бунтовщиков, и я решаюсь съездить на казнь сацумца. Полезно себе иногда напомнить цену власти.

Мелкий, сливовый дождь под вечер прекратился и умытая столица предстала передо мной во всей красе. За последний год Киото прилично изменился. Во-первых, каждый квартал обзавелся деревянной пожарной вышкой с колоколом. Во-вторых, власти отменили запрет на колесный транспорт и город запрудили повозки, конные экипажи и даже кареты. И хотя охрана кортежа расчистила дорогу на всем ее протяжении, новые виды транспорта мелькавшие то тут, то там на перекрестках и обочинах — явно бросались в глаза. С удовольствием отметил, что администрация не бросила процесс на самотек. Появились регулировщики, основные магистрали реконструируются и расширяются, улучшилось освещение. Порадовало разделение дорог на проезжую и пешеходные части, а также номера домов и таблички с названием улиц. В-третьих, сильно поменялись люди. Одежда, лица, даже осанка... Все это требовало осмысления.

Площадь Трех святилищ была окружена двойным кольцом солдат из воинов-псов и освещена полусотней карбидных фонарей. За оцеплением колыхались толпы людей — не каждый день в Киото проходит такое развлечение. Для казни в центре площади соорудили высокий помост, но никакой виселицы я на нем не увидел.

— Не можем найти палача — ко мне подошел озабоченный и хмурый Гэмбан — Гвардейцы также отказываются казнить Сибусаву

— Кого?

— Сибусава Эйити. Аристократ из Сацумы. Старший сын Рюдзодзи Тикаиэ, бывший вассал Такахисы. В 16 лет стал монахом и принял имя Энгэцу, однако в 18-лет вернулся к мирской жизни — уже больно неуемный характер у него. Женщины, выпивка... После смерти отца, стал главой обеих ветвей семьи Рюдзодзи, воевал с симадза, потом с нами... Вот теперь перебрался в столицу и

— ...бездельничал

— Вроде как. Пирушки, поединки... Вы запретили дуэли, но самураи теперь встречаются для схваток тайно, на окраинах. Мы приглядывали за ним, никаких компрометирующих сведений

Я подошел ближе к связанному Сибусава. Преступник сидел на ступенях помоста и беззаботно посвистывал. Вблизи сацумец не производил впечатление аристократа. Заросшее черной всклокоченной бородой лицо, огромный красный нос. Про такие носы говоря — шнобель. Грязное шелковое кимоно, не выбритый лоб...

— Ну, что пялишься? — мутным взором посмотрел на меня Сибусава

— Перед тобой сам светлейший микадо — пнул ногой аристократа Гэмбан — Быстро поклонился!

— Да хоть первый император Дзимму — отвернулся Сибусава

И этот человек оскорбился при виде Луны в телескопе?? Что-то тут не так!

— Это ты убил Кацу Кайсу?

— Ну, я! И что?

— Ты понимаешь, что тебя сейчас казнят за это?

— Валяйте. Ни чести, ни долга не осталось в Ямато. В последней милости отказали — сэппуку хотите у самураев отнять. В черноногих крестьян их надеетесь превратить.

Последнюю фразу Сибусава прокричал в сторону солдат. Воины-псы ответили глухим ропотом. Мнда, а не поторопился ли я с реформами? Сколько было примеров, когда сознание людей не успевало за прогрессом, в том числе социальным. От луддитов до эко террористов сжигающих посадки ГМО-растений.

— Дожили... — тем временем продолжал бубнить Сибусава — Аристократы как кузнецы с железками возятся, в грязи копаются...

Моя эйдетическая память тут же услужливо подсунула монолог Борислава Брондукова про ковбоев из фильма "Человек с бульвара капуцинов": "...Да пошел ты к черту со своей фильмой. Этот дерьмовый синематограф превратил вас в трусливых мулов. Да, да дерьмовый синематограф и трусливые мулы!.."

— Что будем делать? — отвлек меня от воспоминаний Гэмбан — Нельзя подобное спускать. Это ущерб власти. Убийство, публичное оскорбление особы императора

— Самураи взбунтуются, если их заставить расстрелять Сибусаву из ружей?

— При вас нет!

— Хорошо. Выбери 6-х воинов-псов и пусть приступают.

Гэмбан быстро выбрал шестерых угрюмых солдат и совсем молоденького офицера. Самураи низко поклонились мне и взошли на помост. Туда же охрана буквально внесла на руках Сибусаву. Тот ругался и плевался, совершенно потеряв лицо перед всеми присутствующими. К аристократу подошел синтоистский священник.

— Сын мой — начал пузатый японец

— Пошел прочь отрыжка кашалота — оттолкнул священника ногой сацумец

— Опомнись — воскликнул служка — Ты на пороге вечности!

— Поди прочь со своими дешевыми чудесами и фальшивыми богами — харкнул в сторону попика Сибусаву

— Я готов, — сказал он уже нам — Не тяните

Офицер выстроил солдат в линию и, волнуясь, выступил вперёд. Ему никогда ещё не приходилось командовать при исполнении приговора.

— Готовсь!

Самураи нехотя подняли мушкеты.

— Целься! Пли!

Раздался залп, площадку заволокло дымом. Когда он рассеялся, я увидел, что Сибусаву шатается, но не падает. Одна пуля, пущенная нетвёрдой рукой, чуть прочертила на щеке преступника кровавую линию. Другая попала в ногу. Как можно на таком расстоянии промахнуться и попасть в бедро?? Сибусаву улыбаясь, попытался стереть со щеки кровь. Тщетно.

— Плохо стреляете — издевательским голосом сказал сацумец — Давайте ещё раз!

Ропот пробежал по шеренге самураев. Из толпы горожан раздались крики. Повинуясь команде офицера, самураи принялись заряжать мушкеты. Я начал считать, засекая время. Хорошие солдаты должны делать три выстрела в минуту. Почистить ствол шомполом от нагара — десять секунд. Затем вставить в ствол воронку, зачерпнуть порох мерным стаканчиком, засыпать его в воронку, засунуть в ствол пыж, протолкнуть его шомполом до упора, вытащить шомпол из ствола — еще пятнадцать секунд. Опустить в ствол пулю, дослать ее шомполом, вернуть шомпол в паз под стволом, насыпать порох на запальную полку, утрамбовать — почти столько же — двадцать секунд. Мнда... Почти полторы минуты. Позор, если бы я не видел, что самураи заряжают мушкеты спустя рукава.

— Готовсь! — голос офицера дал петуха

Солдаты подняли ружья. А Сибусаву по-прежнему стоял и улыбался.

— Пли! — команду отдал вовсе не лейтенант, а скалящийся сацумец.

И солдаты послушали его! Опять грохот выстрелов и опять нулевой результат. Я видел, как мушкетёры специально в последний момент слегка отвернули ружья. Нет, так дело не пойдет. Из толпы зевак уже раздается хохот, оцепление от стыда смотрит в землю. Можно, конечно, самому кончить Сибусаву, но чести мне это не сделает. Надо как то заставить самураев.

— Заряжай! — я подошел вплотную к шеренге и принялся буравить солдат взглядом

Те поспешно начали пыживать мушкеты. Когда порох и пули оказался в стволе, я приказал отдать мне ружья и сделать поворот через плечо. После чего выкатил из четырех мушкетов пули обратно. Развернув строй, я показал солдатам на ладони 3 вынутые пули и вернул оружие.

— Целься в грудь! — моей команды ослушаться никто не посмел — Пли!

На сей раз никто не стал отворачивал ружья и две пули попали Сибусаву в горло и сердце. Преступник был убит наповал. А все, что хотелось мне — это пойти и напиться в хлам.

Глава 4

Не открывай сердца женщине,

даже если она родила тебе семерых детей.

Яп. пословица

Вечер стрелецкой, ой пардон, самурайской казни закончился еще хуже, чем начался. На обратном пути во дворец расчищенные улицы стали заполняться бегущими людьми. Охрана кортежа старалась как могла, но толпа все прибывала и прибывала. Многие горожане были в оборванной одежде, с окровавленными лицами. Я увидел, как несколько шатающихся мужчин тащили изломанные тела женщины и ребенка. К моему паланкину подъехал мрачный, как туча Гэмбан:

— Возле императорского сада случилась давка. Слишком много желающих оказалось взглянуть на красоты скверов Госё. Да еще турнир по ножному мячу...

— Сколько погибших?

— Говорят о ста

Я выругался.

— Ёсикуни Хатакэяма покончил с собой — отвел глаза Гэмбан — Только что вестовой привез послание

— Вот ведь бл..ь — уже по-русски, не сдерживаясь выматерился я, после чего добавил кулаком в дверцу паланкина. Носильщики от страха присели и процессия остановилась.

— Да, мантра это такая, от южных варваров — успокоил я взбледнувшего министра — Я же запретил без разрешения вскрывать живот!

— Не уследили. Как началась давка, Ёсикуни-сан пытался руководить спасательными работами, но — Гэмбан махнул рукой — Толку не было. Только когда подошли вассалы Иэясу-сана — он там рядом живет — удалось рассечь толпу и начать вытаскивать из нее женщин и детей

Токугава? Вот это да. Несостоявшийся сёгун Японии давно был у меня на подозрении. Своей верностью в битве у Джихи он выслужил прощение за шашни с Такахисой и Хидэёси. Точнее не прощение, а условное наказание. Я обязал Токугаву жить в своем киотском поместье, расформировал и передал в императорскую армию россыпью все его полки. Но и сто оставшихся самураев хватило Иэясу, чтобы разобраться с давкой. А вот и он сам, легок на помине.

— Солнцеликий — соскочив с лошади, неуклюже изобразил поклон бочкообразный Токугава — Какое горе!

— Ёсикуни-сан вы отрубили голову? — влоб спросил я Иэясу

— Ваш министр не мог жить с таким позором — вздохнул аристократ — Перед сеппуку он сказал, что именно ему мы обязаны столпотворением. Люди могли подумать на микадо, поэтому он взял позор на себя.

— Ясно. Пойдем посмотрим.

Охрана выстроилась клином и торя лошадьми дорогу в толпе, мы постепенно добрались до площади перед воротами императорского сада. Здесь уже стояло оцепление из самураев Токугавы, работали могильщики, которые стаскивали трупы к тележкам, что стояли в переулках. Фасады нескольких домов, выходящих на площадь, покраснели от крови. На брусчатке валялись пояса от кимоно, оторванные рукава, шлепанцы гэта...

— Вот тут, стало быть — начал путанно объяснять Токугава — Стоял народ перед входом. Потом кто-то крикнул, что с той стороны сада идут жители района Камигё и они займут лучшие места на турнире по мячу. Люди побежали вперед, а там дальше сужение перед воротами, да еще и охрана закрыла ставни...

Картина ясная. Хотели как лучше, получилось как всегда. Сто человек погибло, зарезался хороший вассал...

— Матч отменили? — повернулся я к Гэмбану

— Как можно! Турнир организован по вашему прямому приказу, никто не осмелился ослушаться, даже родственники погибших досмотрели состязание до конца. Аркебузиры победили пехотинцев но-дачи со счетом 16:2

Мне захотелось кого-нибудь убить. Долбанные биороботы.

— Родне погибших выплатить по сто коку, раненым по 50. Вы, Токугава, назначаетесь временным исполняющим главы Министерства по делам чиновников и государственных земель. Это все.

Лицо Иэясу вспыхнул от удовольствия, что он тут же попытался скрыть низким поклоном. Ой, наплачусь я еще с ним. Уж больно больших амбиций человек. И огромного ума. В реальной истории сумел пробиться с самого низа. Из заштатного клана, детство провел в заложниках, потом был вассалом у рода Имагава. Поднял восстание, прибился к более сильному союзнику Ода Нобунага и вместе с ним сломал хребет Имагава. Дальше воевал против Такэда Сингэна, был им несколько раз бит и почти побежден, но Сингэн внезапно умирает. Знаем мы это "внезапно"... Затем Иэясу становится боевым генералом Оды, а после смерти Набунаги присягает его регенту-советнику — Хидэёси Тоётоми. Завоевывает для него всю Японию, за что чуть не лишается головы (уж слишком популярен в массах, а значит, слишком опасен для власти Хидэёси). Но опять выкручивается, согласившись отдать свои центральные провинции Хидэёси в обмен на район Кванто. Дожидается смерти уже второго сюзерена и успешно воюет за его наследство с Исидой Мицунари. Ход финальной битвы (100 тыс. восточных самураев против 80 тыс. западных) меняет предательство дайме Кобаякава Хидеаки, которому Иэясу наобещал с три короба — новых земель, золота... А что происходит с предателем через два года? Сюрприз, сюрприз — 25-летний Хидэаки внезапно сходит с ума и умирает, не оставив после себя наследников. После его смерти клан Кобакаява прекращает существование. Думаю и тут не обходится без "друзей в чёрном". Подмешали что-нибудь в чай и привет. Вот так медленно, по трупам Токугава Ияэсу становится сёгуном Японии.

Самое любопытное, что и здесь история начинает повторяться. Во многом из-за измены Ияэсу, мертв Имагава Ёсимото. Нет в живых и его сюзерена — Ода Набунаги. Токугава пытается интриговать против меня сначала с Хидэёси, потом с Такахисой. Не получилось? Не беда. Затаимся и ждем. Да, пожалуй, бесконечное терпение — главная черта Ияэсу. И удачливость. Столько раз за свою жизнь пройти по краю, почти все потерять (один только приказ казнить своего сына и жену по распоряжению Ода — чего стоит) и все-равно выжить... Это надо уметь.

Спустя полчаса я уже пил сакэ, бездумно пялясь в окно, по которому змеились струйки дождя. Только на прошлой неделе привезли и вставили первое прозрачное стекло, а мне уже хочется его разбить вдребезги. Чтобы не поддаться порыву, я начал частить. Крикнул принести красного вина, а потом и вовсе спирта. Зря я что-ли "изобретал" перегонный куб? Мешать так мешать. Шуганул из парадного зала, выглядывающих из-за сёдзи куноити, проигнорировал закуску, что быстро приготовили на переносном столике слуги. Мне надо было быстро напиться и забыться. А забыться мне надо, чтобы прямо сейчас не выйти из окна, пробив уникальное стекло головой и спикировав вниз в стиле Аютигата Саи. Он мне, кстати, иногда снится. Они все мне снятся — Огигаяцу, Дракон Идзу, Хидэёси, Такахиса.. Педро Новаиш почему-то в образе Христа, а Саи регулярно выступает в роли Иуды. Крыша едет не спеша, тихо шифером шурша. Не гожусь я для этой работенки.

Кто там писал, что все люди делятся на садистов и мазохистов? Фрейд? Юнг? Не важно, я точно мазохист. Не люблю издеваться над людьми, демонстрировать силу. Пи..дострадалец — это про меня. Эх, тяжела шапка Мономаха. Неограниченная власть любит садистов. А еще желательно параноиков. Везде подозревать заговор, жестоко карать врагов (опционально получать от этого удовольствие) — считай жизнь удалась. Я же так не могу. Слабак, малодушная мокрица — пьяно покачнувшись, со всей силы бью кулаком в стену.

— Пошли вон! — крикнул открывшей сёдзи охране. Послушались. Опять один. Несколько кругов по залу, еще несколько порций алкоголя. Мир уже начал покачиваться вокруг меня, когда я заметил, что деревянная панель, которую я отоварил кулаком, как то странно торчит из стены. Ну, ка

Рванул обшивку на себя, а за ней... Потайная дверь. Интересно девки пляшут! Песни весело поют... Ручки нет. Надавил — закрыта. Отодрал еще несколько панелей вокруг двери. А ларчик то просто открывался. За одной из панелей была ниша с рычагом. Нажал и добро пожаловать... кстати куда? За дверью, которая скользнула вбок, было небольшое темное помещение. Взял фонарь и посветил. Ага, комнатка заканчивалась деревянной лестницей. Которая в свою очередь вела в подземную галерею. Пьяным спелеологам — море, конечно, по колено. Полез внутрь.

Высота хода на глаз примерно 2 метра, ширина — полтора. Сводчатые потолки и стены облицованы длинными узкими блоками пильного известняка. Кое-где встречаются необлицованные участки. Странно, что частные землетрясение ничего тут не разрушили. Ход начинает ветвиться и превращается в какой-то лабиринт. Делаю пометку кинжалом на стене и иду налево. По всей его длине хода несколько больших боковых ниш, которые достигают глубины более полутора метров. В них лежат груды старых доспехов. Надеюсь, клад мне обломиться? Увы, нет. Проход заканчивается через сто шагов узким выходом с люком. Дергаю очередной рычаг рядом с крышкой и оказываюсь в глубоком овраге, что позади Госё. Тут когда то был ров, потом дожди превратили его в размытую балку. Понятно теперь, как Хандзо попадает в столь тщательно охраняемый дворец. Закрываю замаскированный с внешней стороны кустиком люк и иду обратно.

Вторая галерея выводит меня в хозяйственные постройки — конюшню, арсенал, погреба, библиотеку. В каждом здании сделана тайная дверь в укромном месте, что позволяет скрытно перемещаться по всем дворцу. В кладовых нахожу бочонок с рыбьим клеем — как хорошо, что управляющий внял моим указаниям и развесил везде таблички с надписями, что где хранится. Теперь я могу сам приклеить панели обратно на стену.

Третий ход привел меня в пыточные застенки, где на ржавых крючьях висел чей-то скелет. Жаровня, сгнившие плети, что-то вроде набора пассатижей. Очень мило, идем дальше. Спускаюсь по лестнице на два пролета и попадаю в "соловьиный" зал. Помещение выстелено специальными досками, которые "поют", когда на них наступаешь. Очередная дверь и небольшая комната без какой-либо мебели — лишь простые рисовые татами и две дзабутон — квадратные подушки для сидения. Ага, значит тут у нас переговорная. А что за ней? Очередной ход, который приводит меня... к люку в глубоком овраге. Круг замкнулся. Хотя нет, есть четвертая галерея. Кольцевой формы. Через каждые десять-двадцать метров по внутренней стороне в стенах мелькают проходы. Оставив фонарь при входе, протискиваюсь в один. Маленькое помещение два на два метра... с вмурованной в стену медной слуховой трубкой. Я от удивления и, наверное, свежего воздуха (тайный лабиринт хорошо проветривается), трезвею. Рядом с трубкой задвижка. Тихонько отодвигаю ее и вижу дворцовую палату, где на футоне самурай моей охраны охаживает фрейлину-куноити. Слышу слабые стоны, сопение. Комната не освещена, но в слабом сиянии луны видны белые ягодицы мужчины, которые ритмично двигаются между раздвинутых женских ног.

Вот она потайная дверь из комнаты папы Карло в волшебный театр порнографии. Холста с картиной очага не хватает. Ладно, идем дальше. Последовательно обхожу все коморки вуайериста. Кое-где можно подсмотреть, как люди спят, кое-где, как ужинают. Порнографии уже нигде нет, последнее помещение позволяет подслушивать гостей в чайном зале. Задвижка располагается прямо в гравюре, которая висит на стене. Я помню эту черно-белую укиё с изображением горы Фудзи. Похоже, что тайный глазок располагался как раз в жерле вулкана.

/Укиё — картины (образы) изменчивого мира — направление в изобразительном искусстве средневековой Японии/

Чайные апартаменты были в этот раз были оккупированы двумя дамами, в одной из которых я узнал Саюки. Вторая женщина, судя по прическе, была замужем и сидела ко мне спиной. Куноити угощала подругу вовсе не чаем, а сакэ с рисовым печеньем.

— ...пропуск ужесточился — расслышал я фразу замужней, приложив ухо к рожку — Охрана еле умеет читать, на входе очередь, вот и опоздала

— Да, наш господин повелел ввести пропуска с описанием внешности — усмехнувшись, ответила Саюки — Теперь во дворец, дорогая Го Цань, просто так не попасть

Странное имя, больше похоже на китайское. Я сделал себе зарубку в памяти, чтобы еще больше ужесточить пропускной режим. Против синоби это, конечно, не сработает, но хоть от случайного убийцы спасет.

— Я могу изменить внешность за десять ударов сердца — махнула веером Го Цань — Но, не исключено, что стоит перенести наши встречи в другое место.

— Мацукэ Гэмбана следят за всеми обитателями дворца, которые покидают Госё — покачала головой Саюки — Риск провала слишком велик. Здесь мы пока хозяева, большая часть охраны нами так или иначе контролируется. Две мои фрейлины спят с тремя начальниками караулов. Еще с десяток воинов-псов влюблены в наших куноити и ходят вокруг кобелями

Дамы тихонько засмеялись. Налили еще по наперсточку сакэ, выпили.

— Что велел передать дедушка? — лицо Саюки стало серьезным — Из-за чего такая срочность со встречей?

— Иттэцу-сан озабочен планами микадо обзавестись женой из старой аристократии. Проблема с Ёсикуни Хатакэямой решена, но еще остаются девушки. Вам поручено использовать яд, чтобы отравить невест. Все должно выглядеть естественно, как в случае с Тотоми Сатакэ. У вас еще есть настойка на пыльце пурпурной лилии или необходимо пополнить запас? Я принесла с собой 10 фун вещества.

Мир покачнулся передо мной и я, чтобы не закричать, вцепился зубами в ладонь правой руки. Зубы до кости прокусили мясо, но даже сильная боль и вкус крови во рту не смогли вернуть меня к реальности. Тело начала бить сильная дрожь. Чтобы не упасть, встал сначала на колени, а потом вообще лег на пол. Изнутри рвался вой, а я его давил, кусая руку. Чем сильнее я давил, тем сильнее он раздирал меня. Так продолжалось минут пять. Постепенно отпустило и с пола я встал уже совсем другим человеком. Да человеком ли?

Интерлюдия I

Девятый день Минадзуки, седьмого года Тэнмона, корейская столица Ханяне, дворец короля Чунджона I

— Правее. Еще правее! Да, вот так. Сильнее. Еще сильнее! Ах, какая ты у меня умничка — Чунджон, ван Кореи, мурлыкал под проворными руками главной наложницы Чан Гым — Ты замечательно делаешь массаж, а уж в искусстве иглоукалывания тебе вообще равных нет.

— Мой повелитель, у вас такая мягкая, шелковая кожа, что прикасаться к ней — великая радость для любой женщины — Чан Гым поправила прядь в сложной прическе и продолжила массировать спину короля

Раздетый 50-ти летний ван лежал на большом сандаловом ложе, окруженный свечами и светильниками. Разноцветные китайские фонарики отбрасывали на стены тени в форме драконов. Всю свою жизнь Чунджон преклонялся перед крылатым змеем и даже свою будущую усыпальницу приказал строить в форме лежащего дракона. В голове чудовища должна была стоять гробница, залы, отданные под тело и лапы — будут расписаны зарисовками из жизни вана. Там же планировалось сложить самые красивые драгоценности, оружие, доспехи. Также с королем заживо улягутся в могилу 48 его наложниц — как в загробном мире и без верных подруг? Для слуг и охраны были предусмотрены помещения хвоста.

— А теперь ты, раздевайся — Чунджон перевернулся на спину и потянул за широкую красную ленту, которой была подвязана под грудью длинная зеленая юбка Чан Гым. Наложница покраснела и притворно закрыла лицо широким рукавом магоджа. Ван распутал завязку верней юбки, после чего отбросил ленту и схватил женщину за черную косу. Намотав ее на кулак, ван наклонил голову Чан Гым к своему ложу и впился поцелуем в ее губы. Его вторая рука тем временем залезла в вырез магоджи и начала ласкать груди женщины.

— Господин, что вы делаете! — задыхающимся голосом произнесла Чан Гым, отстранившись от Чунджон — Это неприлично... Духи предков смотрят на нас

— Варварские поцелуи так хороши, они бодрят мою кровь — усмехнулся ван — Давай, поторопись, мне еще давать аудиенцию этому хорьку Пак Суну

— Сегодня не могу — на красиво лицо Чан Гым наползла тень — Нечистые дни. Хотите я позову вашу младшую жену Сунь Юнг, она сумеет вам угодить

/ Магоджа — жакет в национальном традиционном костюме жителей Кореи/

— Поздно! — ван откинулся на подушки и нахмурился — Пока служанки ее подготовят, да пока она снимет свои юбки... Лучше, если ты мне сыграешь на флейте, а Пак Суна я приму завтра

— Никак нельзя, господин. Посол из Ямато привез тревожные вести. Проклятый Сатоми, пусть демоны сожрут его печень и сердце, требует в месячный срок прекратить нападения пиратов, иначе грозится разрушить базы вако не только на Окинаве, но и на нашем южном берегу. У императора — хорошие шпионы. Он точно указал на карте, где в провинции Чолла, Тоннэ находятся стоянки вако. Кроме того, Ёшехиро уведомляет наш двор о том, что если мы продолжим принимать в порту Пуссан испанских и португальских конкистадоров, то

— Он начнет войну??

— Вполне вероятно.

— Совсем невероятно. Судов, чтобы перевезти армию через цусимский пролив у него нет. Союзников в войне против Чосона у него также нет — Поднебесная, южные варвары, королевство Сиам — все на нашей стороне.

— Меня беспокоят варвары. После смерти Педро — голос Чан Гым дрогнул — Вице-король португальской Индии Гарсия ди Норонья стал совсем неуправляем. Его люди бесчинствуют в Пуссане, творят беззаконье, грабежи и насилие. Хватают людей на улице и за отказ креститься, бросают в костер. Население стонет. Я очень прошу ваше величество принять после Пак Суна главу Палаты Наказаний Ли Иля.

— Это лишнее. Осложнения с португальцами — временное. Скоро конкистадоры отправятся на острова и мы забудем о них. Меня больше беспокоит позиция Запретного города. Главный евнух Лю Цзинь обещал нам войска. 50 тысяч солдат и пять тысяч лян серебра в слитках. Два месяца прошло, а ничего нет!

— Надо самим купить наемников. Торговля опиумом дает хорошие доходы, мы можем позволить себе тысяч 20 "белых лотосов" из Поднебесной

— Они же бунтовщики! — Чунджон натянул на себя шелковое покрывало — Сын Неба не простит нам сношения с повстанцами

— Пусть португальцы их наймут — Чан Гым успокаивающе погладила вана по плечу — Они хорошо вооружены, обучены. Придадим им десять полков янбанов из северных крепостей

— И Ёшехиро раскатает их в рисовый блин

— Для захвата Кюсю войск хватит, а для того, чтобы отбить остров обратно — Сатоми будут нужны корабли.

— Они у него будут. Он же демон!

— Тогда придет время нашего секретного оружия.

Глава 5

И там, где они проходили,

Поля превращались в пустыню

И там, где они воевали,

Стонала земля от невзгод

Цай Янь

Укус не хотел заживать долго и упорно. Болел, гноился — Акитори-сан был вынужден каждый день менять повязку, пробовать разные мази и притирки. Врач деликатно не спрашивал, откуда такая странная рана на руке, но по его взглядам, я понимал, что он умирает от любопытства. А я умирал от разрывавшей меня ненависти. Странным образом, это чувство, с которым я просыпался и засыпал каждый день, одаривало меня прорвой энергии. В жизни появился смысл и я его тщательно берег, лелеял, даже пестовал. Все придворные, особенно куноити, отметили мою приветливость, нежность. На аристократию обрушился вал подарков. Я основательно залез в сокровищницу Го-Нара и раздаривал презенты направо и налево. Дамам позолоченные отрезы тканей, инкрустированные сапфирами кулоны и серьги, куноити получили китайскую фарфоровую посуду эпохи Сунь и Юань (впрочем, я запретил выносить ее из Госе). Мужчины также получили свое. Военачальникам лично, перед строем гвардейцев, вручил награды в виде пятиконечных звезд из золота и серебра, которые они, лопаясь от гордости, тут же нацепили на свои кимоно. Патриарх синто Наба Санэнаги на торжественной церемонии в храме "Тайсэкидзи" был удостоен "бриллиантовых тории" — полутораметровых ворот без створок, из двух столбов, соединённых поверху двумя перекладинами из камфорного дерева, украшенных драгоценными камнями. В ходе ритуала у главы гильдии ювелиров тихо поинтересовался, что стоит за этим символом Востока.

Оказалось, что однажды богиня-солнце Аматэрасу поссорилась со своим братом, богом грома Сусаноо. Вспыльчивый Сусаноо разорил рисовые поля Аматэрасу, а та, испугавшись, спряталась в пещере и закрыла вход в неё огромным валуном. Нет богини солнца — очевидно, нет света. Весь мир оказался во тьме. Обреченные на гибель люди, бросились к за помощью к мудрецу по имени Фусими. Тот посоветовал возвести огромный птичий насест и посадить на него всех своих петухов. Люди так и сделали. Когда петухи начали кукарекать, поднялся сильный шум. Богиня выглянула из за камня и увидела свое отражение в зеркале, которое стояло между столбов тории. Мир снова озарился светом и был спасен. И с тех пор врата-насесты стали обязательным элементом каждого святилища. А вот вопрос, куда делось из них зеркало — остался открытым. Видимо, дороговатое удовольствие, особенно для сельских храмов.

В последнюю неделю июня я нарушил свой целибат и целенаправленно переспал с Саюки. А потом еще с несколькими фрейлинами. Внучка патриарха синоби в постели оказалась пресноватой. Я чувствовал фальшь и наигрыш в ее стонах, движениях. Плоскенькая, угловатая — как же женщины меняются, лишившись одежды! Некоторые в лучшую сторону, ну а большинство — в худшую. Потеряв возможность дорисовывать невидимое, мозг быстро испытывает разочарование. Слишком мускулистые ноги, сжимали мой торс, спину гладили ладони в мозолях — а ведь месяц назад я бы даже ничего этого не заметил. Плавал бы по волнам эндорфинов, пользуясь каждой возможностью задрать подол конуоти.

Саюки же была удивлена старательностью и пылом, которую я проявлял в постели. Еще больше ее обрадовала моя болтливость. Каждый раз после секса, пристроив убийцу жены у себя на груди, я трепался обо всем подряд. Как придумал, для Хонды Хосимы, министра сельского хозяйства и рыболовства, новый способ искусственного выращивания жемчуга. Всего то надо было взять у устрицы-донора маленький кусочек мантии и завернуть в него ядро будущей драгоценности. После чего эта конструкция внедряется уже в другую устрицу-реципиента, в которой жемчужина прекрасно растет. Кусочек мантии чужой устрицы делает вокруг ядра "мешочек", который не позволяет будущей жемчужине прирасти к раковине. Выход ювилирки сразу увеличился в разы и помимо Хосимы в плюсах оказался Сабуро Хейко с бюджетом Японии. Уверен, что куноити тщательно записала рецепт и передала наверх. А я продолжал вываливать на нее информацию. Способ создания бездымного пороха, нержавеющее железо, селекция и консервирование — после каждого приступа откровенности, я, отговорившись туалетом, бежал в тайный ход и смотрел, как Саюки зашифровывает мои идеи в послания. А я же фиксировал кому она передает письма и уже через несколько дней вся ее конспиративная сеть была у меня как на ладони.

План военной кампании против мятежников я также на раз, два слил синоби. Все равно гатлинга наверняка уже не было в святилище, так что не было смысла скрывать сроки и силы, которыми мы собирались штурмовать Симогамо. Самое сладкое я приберег напоследок. После бурной ночи, как бы невзначай, я сообщил Саюки, что в первый день августа в столицу, в сопровождении кандидаток в невесты, прибудет мой сын. Вместе со свадьбой, он будет коронован в принцы и официально станет наследником императора Японии. Вместе с коронацией, я планирую назначить опекунский совет во главе с Симадзумо Хиро на случай моей смерти, а также принять закон о престолонаследовании.

Это была бомба. Все планы синоби влезть во власть — летели к чертям. Даже если одна или несколько из куноити забеременеет и родятся дети мужского пола — никаких прав на хризантемовый трон ни они, ни их родственники иметь не будут. Понятно, что у Саюки тут же загорелся огонь в одном месте. А я, зевнув, спросил не хочет ли девушка завтра прогуляться по лавкам? Благодарный любовник, готов выделить своей даме на шопинг энную сумму денег. Конуоти, конечно, ухватилась обеими руками за этот повод слинять из дворца и лично доложить ситуацию клановым лидерам. Увы, девушка не догадывалась, что перед тем, как заняться любовью, якобы в целях дезинфекции, я обмакнул правую ладонь в уксус. После чего в ходе ласк несколько раз провел "пахучей" ладонью по ее ногам и ступням.

С момента создания Палаты тайных дел, мацукэ начали натаскивать розыскных собак. И вот через полгода тренировок первый столичный песик уверенно брал след и шел по нему. Как только утром следующего дня Саюки начала собираться по лавкам, я тут же заперся у себя в кабинете и приказал никому меня не тревожить. После чего через тайную дверь выбрался в подземный ход, где переоделся в обычную крестьянскую одежду — накидку из соломы под названием мино и конусообразную шляпу, скрывающую лицо.

Время уходило и к зданию Палаты тайных дел, я уже направился бегом. Дом службы безопасности, был одним из немногих, сложенных из камня. А точнее из черного гранита. И представлял собой круглую башню с широким основанием и узким верхом. Узкие бойницы начинались только на уровне третьего этажа и большей частью были забраны решетками. Принцип пирамиды, используемый при строительстве, позволял надеется, что здание не развалится при первом же землетрясении. А гранит и крыша из медных пластин в свою очередь делали сооружение защищенным от поджога и внезапного штурма.

Площадь перед Палатой была расчищена от народа и пуста. Когда я подошел ко входу, навстречу мне вышли два самурая в полных доспехах с опущенными личинами и мушкетами в руках. Я не стал нервировать охрану и из под полы показал значок Тайной службы. Это было отчеканенное изображение императорской хризантемы, в центре которого стоял порядковый номер. В моем значке фигурировала цифра 1. Мы постепенно переходили на арабскую нумерацию, хотя, как компромисс, с другой стороны удостоверения стояла единица иероглифами.

Самураи моментально сориентировались и встали на колени. Пока поднимали медную решетку, загараживающую вход, пока я считал размер диаметра башни (55 шагов), да проверял открывается ли ящик для доносов — образовался комитет по встрече.

— Солнцелиций! — Гэмбан попытался пасть ниц, но был подхвачен мной под руки — Зачем вы так рисковали собой?!

Заместители главы Палаты все же повалились на колени, а вслед за ними и рядовые сотрудники.

— Срочное дело — увлек я Гэмбана в здание — Давай переговорим внутри.

Расположившись в кабинете министра, я коротко пересказал ему историю с куноити во дворце. Гэмбан был потрясен, Гэмбан был шокирован. Только что его ткнули в такой провал, хуже которого — утопление императора Японии в собственном сортире ниндзей-карликом. Я увидел, как взгляд Цугара-сана метнулся к кинжалу на поясе и покачал пальцем перед его лицом. Надо сказать, что министр быстро собрался и взял себя в руки.

Как понять, что человек на своем месте? Посмотреть, как и кому он отдает приказания. И тут стало ясно, что Палата тайных дел была создана мной не зря. Целый год я тратил деньги на строительства башен, найм и обучение самураев, большая часть из которых был ронинами, на экипировку и, наконец, я мог увидеть все в живую. Десятки сотрудников начали готовиться к слежке за Саюки — внезапно здание заполонили монахи, бродячие торговцы, нищие... Особенно меня порадовали рикши. Всего ничего прошло с того момента, как власти столицы разрешили в Киото колесный транспорт, а у Гэмбана уже были коляски, да еще снабженные специальными разноцветными фонарями для подачи сигналов в темноте. Дальше больше. В Палате тайных дел оказалось аж три кинолога с готовыми собаками неясной мелкой породы. Одна дворняжка по моей давней просьбе носила говорящее имя Тоби и была тут же обрадована небольшим рисовым колобком, что я взял из вазы в кабинете Цугары.

Всего вести Саюки собралось 32 человека.

— Выделяю людей с запасом — пояснил Гэмбан — Возле каждого подозрительного места будет выставлен замаскированный пост, задача которого выявить все контакты синоби.

Еще десятерых сотрудников отрядили в Госё для слежки за куноити и завербованными самураями. Увы, к моему позору, несколько людей из клана Сатоми не выдержали испытанием "медовой ловушки" и предали меня.

/"Медовой ловушкой" называют любое использование в интересах спецслужб сексуальной привлекательности или даже просто обаяния подосланной контрразвдкой к агенту разведки представительницы прекрасного пола. На профессиональном языке подобная акция имеет еще одно название — "подводка женщины"./

Меня успокаивало только то, что среди них не было ни одного человека из высокопоставленных придворных или генералитета. Ненависть так била из меня фонтаном, что я лично рвался участвовать в операции по раскрытию тайной сети синоби, был готов пытать убийц, но Гэмбан поступил мудро. Сначала он отвлек меня на экскурсию по башне. Как оказалось, в подвалах были оборудованы камеры для преступников, пыточная с новомодной дыбой, а также склады с припасами. На первом этаже располагался арсенал и допросные. Там же была приемная, отгороженная еще одной решеткой. Даже если противник пробьется через вход, то дальше помещения для посетителей — ему не пройти. В этом меня убедил второй и третий этажи, где стояли заряженные картечью пушки. Каждый день, солдаты меняли отсыревший за ночь порох и заново выдвигали орудия в бойницы. Только поднеси фитиль к затравочному отверстию и площадь перед башней будет завалена трупами. Четвертый этаж был отведен под архив и кабинеты сотрудников. И здесь же сидел сам Гэмбан. Над ним, в чердаке, была построена голубятня. Как только министр закончил экскурсию по своим владениям — тут же, без паузы, перешел к планированию операции с Сатоми Киётомо. Я опасался упреков или хотя бы укоризненных взглядов за то, что подвергаю "сына" подобной опасности, а скорее всего и обрекаю на смерть в случае неудачи. Ничего подобного! Цугара был деловит, позитивен и даже похвалил меня за отличную наживку для синоби.

Жестокая эпоха — жестокие люди. Выжить и преуспеть можно только в клане, а значит "все для фронта, все для победы". И дети тут не исключение. В Средневековье к ним вообще отношение проще, прагматичнее. Половина не доживает до совершеннолетия — и это еще хороший результат. С другой стороны детей много и про чайлдфри тут слыхом не слыхивали. Бесплодие — большая беда и такая же большая редкость. А значит принцип "еще нарожаем" — вполне работает и более того, морально оправдан. Пока Гэмбан доставал карты и намечал маршрут движения кортежа с моим сыном, мне почему-то вспомнилась лекция по эволюционные биологи, что я слышал в МГУ. Сельдь каждый год выбрасывает в море сотни тысяч мелких икринок и никак о них не заботится. Кто-нибудь, да выживет. Это в науке о репродукции называется, К-стратегия. Другая рыба, трехиглая колюшка откладывает несколько крупных икринок. Самец этого вида также участвует в заботе о потомстве — охраняет участок с оплодовторенными икринками, строит для них гнездо, даже аэрирует его. После появления мальков — отгоняет хищных рыб. У колюшки выживает значительно больше мальков, чем у сельди и это называется R-стратегия. Один и тот же вид может за свою историю мигрировать от К-стратегии к R и обратно. Ухудшились условия существования, выросла детская смертность — компенсируем все плодовитостью. Ну, и меньшим вкладом в потомков. Пошли дела в гору? Еды завались, болезни побеждены? Начинаем снижать рождаемость, вкладываемся по самое немогу в каждого отпрыска — зубные брекеты, большой теннис, розовые курточки, французский язык. И вот тут то и появляется культ ребенка. Общество запрещает детский труд, появляется ювенальная юстиция и пошло поехало. Скажи сейчас какому крестьянину допетровской еще Руси, что дети должны только учиться и отдыхать, он умрет от удивления. А пахать кто будет? Ну, ладно, пахать не подъемно по силам, а хворост собирать, скотину пасти, кур кормить?? Скажете нужда заставляла бедных вскармливать ребенка в порядке живой очереди, без сантиментов, и посылать в поле? А что же тогда аристократы, бояре наши отдавали детишек нянькам и забывали про них до подросткового периода? Кому посвящал свои стихи Пушкин? Матери? Увы, нет. Няне. Ребенок в условиях средневековой К-стратегии — вовсе не индивид и не личность. Это заготовка. В ряду многих других. А у родителей есть полное право и даже обязанность использовать эту заготовку на пользу вида и семье. Что я и собирался сделать.

— ... из шести провинций

— Что, прости? — не расслышал я начало фразы Гэмбана

— Говорю, вызову мацукэ их шести провинций сразу и обложу кортеж тройным кольцом. Вряд ли после нападения, невест и наследника будут держать в одном месте, а значит, ниточки потянутся ко многим людям. Месяц слежки и все северные и центральный базы синоби будут у нас под колпаком. Накроем их одним ударом.

— Иттэцу "Единая Сталь" нужно подстегнуть — я решил ускорить ход событий, — Подбери человека, который от имени Токугава, сделает старейшине заказ на похищение невест. Заплати хорошо, не торгуясь. Я отдам приказ Сабуро Хейко выдать тебе сто тысяч коку в золотых монетах и слитках

Гэмбан охнул. Это были огромные деньги. На один коку риса семья из трех человек могла жить год.

— Разумеется, за перемещением такой суммы нужно будет также проследить. Это будет не трудно — слитки займут целую повозку, а то и две. И постарайся сделать так, чтобы другие кланы узнали о заказе. После чего уже от лица китайского посла закажи им самого Иттэцу и весь клан Ономати. Тех, что не достанем мы, добьют мелкие кланы за золото. Двойной контроль.

— В голову — подумал я про себя

Раздался стук в дверь. С низким поклоном вошел молодой парень и передал Цугаре небольшой кусочек бумаги.

— Ага, прилетел первый голубь — близоруко прищурился министр — Так.. Лавка Фу-си, рынок у Южных Ворот, лавка Ёсицунэ, опять рынок у Южных Ворот... Она кружит, сбивает слежку. Ждем.

Мы продолжили планировать операцию по обнаружению баз синоби, явок, где собираются старейшины. Выпили чаю. Прилетел еще один голубь и нам принесли новый отчет.

— Что ей нужно в чайном домике? — развернув донесение воскликнул Гэмбан

— Если это китайский бордель дамы по имени Го Цань, то там у них явка.

Наконец, третье письмо.

— Саюки пропала! — ударил кулаком по татами Цугара и выбежал из кабинета

Глава 6

За ночь вьюнок обвился

Вокруг бадьи моего колодца...

У соседа воды возьму!

Тиё

Есть ли у императора личные вещи? Конечно, есть.

Во-первых, оружие. Последний месяц я перестал таскать свой меч Мурасамэ — "Проливной дождь". Сакральная фигура императора не предполагала ношение собственного клинка (разве что Кусанаги — мифический японский меч, полученный Дзимму от богини Аматэрасу, а точнее его копия). Но брать Кусанаги было можно только, увы, во время праздничных церемоний. Потом работа в основном сидячая (что не располагает к булату за поясом), вокруг много охраны... Проблему разрешил наш главный оружейник Амакуни. В свой последний визит в Киото он презентовал мне первый залповый пистолет Утенок. Такое невинное название пистолет получил благодаря веерному расположению 4-х стволов, которые напоминали перепончатую лапку утки.

Владелец оружия мог с одного выстрела уложить сразу несколько противников, что кузнец и продемонстрировал на соломенных чучелах. Казенная часть была спроектирована общая для всех стволов. Вверху казенной части имелась пороховая полка с тремя затравочными отверстиями, чтобы обеспечить равномерное и надежное воспламенение порохового заряда и придать одинаковую скорость пулям во всех стволах. Рукоять пистолета была инкрустирована золотом и серебром. В верхней части пистолета имелся даже предохранитель, фиксирующий курок на предохранительном взводе. Вся присутствовавшая при испытаниях аристократия, тут же захотела Утенка. Но я дал команду для начала вооружать пистолетами мацукэ Гэмбана и лишь потом армию.

Во-вторых, малая императорская печать. Ею, в отличие от пистолета, я пользовался регулярно, прикладывая к различным документам и указам. Также часто как печать, приходилось пускать в дело переносную чернильницу и кисточку.

В третьих, ключи. Я попросил Амакуни тайно поменять замки на секретных дверях Госё — в результате моя паранойя несколько ослабла, хотя и не исчезла окончательно. Тот же Хандзо уже разочек наведывался по подземному ходу во дворец и я думаю, что ему не составит труда вскрыть любой замок. Для любителей прокрасться в Госё через "черный ход" Амакуни предложил насторожить пару капканов на медведей. Операция против синоби входила в завершающую фазу, поэтому пришлось согласиться. Отныне я не рисковал отпирать двери в тайные ходы — а ну как сам случайно угодишь в капкан?

Наконец, гребень, платок и веер. На последнем следует остановиться подробнее. В Японии существует два основных вида вееров — утива и сэнсу. Утива монолитен и напоминает лепесток на палочке. Каркас такого веера традиционно делается из тонких прутьев бамбука, а сверху покрывается специальной бумагой "васи", на которую наносят красивый рисунок или стихи. Сэнсу попал на острова из Китая и часто использовался японцами в боевых искусствах. Такой веер состоит из подвижных пластин, которые могут складываться и в умелых руках самурая он превращается в настоящее оружие. Края сэнсу затачивали и мастера тэссэн-дзюцу могли вполне противостоять в схватке против соперника, вооруженного мечом.

/Тэссэн-дзюцу — искусство боевого веера./

В тот момент, когда я начал обмахиваться веером, дверь кабинета распахнулась и внутрь, вытирая пот с лица, зашел Гэмбан. Я начал рассовывать мелкие вещи по карманам кимоно, а пистолет и утива отправились за пояс.

— Есть новости? — время подходило к обеду и пора было отправляться обратно во дворец.

— Есть, солнцеликий — министр упал на стул — В одной из лавок ваша наложница поменялась с двойником. Мацукэ не сразу заметили подмену и лишь благодаря розыскной собаке шпионы взяли след. Он привел нас в игорный дом на старой барже.

Гэмбан выдержал эффектную паузу. Я тоже не торопил министра.

— Там Саюки встречалась с Иттэцу "Единая сталь". Помните, вы рассказывали мне об огромных раковинах с раструбами в доме Хандзо, с помощью которых ниндзя могли подслушивать разговоры на больших расстояниях?

— Неужели ты...?!

— Да! На прошлой неделе киотские мастера по дереву смогли повторить придумку синоби. Слышно не очень хорошо, особенно если рядом посторонние шумы, но квартал, где стоит баржа — тихий. Только кваканье лягушек в речном канале мешает.

— Да, не тяни ты! О чем они говорили??

— Через двадцать дней будет встреча патриархов кланов синоби. В пещере Красного Дракона. Это недалеко от Киото, в горах. Иттэцу склоняется к тому, чтобы убить вас и вашего сына, а на трон посадить своего будущего правнука.

— Какого еще правнука? — ступил я

— Саюки беременна.

Вот это удар! Кто там пел, что разбитые мечты обретают силу высоты? Пугачева? Тоже можно сказать и о страхах. Я боялся, что куноити забеременеет и это случилось!

— Отменяем все? — глядя на меня, Гэмбан начал катать по столу лаковые палочки для еды — В конце концов и с синоби можно договориться. Дать им посты в правительстве, еще больше власти...

— Я уже пытался оттянуть неизбежное — в голове царил хаос, но я прибег к испытанному упражнению. Пара глубоких вдохов, выдохов и вот я уже снова в форме — Предложил Иттэцу полное узаконивание кланов синоби. Подписал указ о создании палаты внешней разведки. Сделал Иттэцу ее главой. Наконец, выделил финансирование. Все расходы Палаты покрываются бакуфу. Однако синоби не перестали принимать заказы внутри страны, тайные лагеря так и не закрыты, а куноити вербуют во дворце моих охранников. Я уже даже молчу о смерти Тотоми. Подобное нельзя прощать!

— Саюки покончит с собой, если мы победим и вы лишитесь ребенка — Гэбман был спокоен и задумчив — Впрочем, у вас есть сын Киётомо-тян... Будут и новые дети. Стоит ли так переживать о неродившемся ребенке Саюки? Она то не колебалась, когда давал яд Тотоми!

— Какой мерой мерите такой и вам отмерено будет

— Что это?

— Цитата из священной книги гайдзинов — Библии. Новый Завет.

— Каждый раз поражаюсь вашим знаниям. Итак, что мне делать с заговором?

Гэмбан явно подталкивал меня к радикальному решению вопроса.

— Ваши предложения? — я попытался оттянуть свой вердикт

— Упускать главарей нельзя. Но и взять их всех сразу не получится, хотя конечно, руки чешутся. Но я трезво оцениваю способности моих мацукэ. Предлагаю воспользоваться вашим способом, которым вы справились с оккинвскими пиратами.

— Заминировать и взорвать пещеру Красного Дракона?

— Да. И тут же, пока кланы обезглавлены — начать зачистку их баз по всей стране. Кое-кто вроде династия Гекку тут же переметнется на нашу сторону и поможет в поиске тренировочных лагерей Ономати и других семей.

— А что с Саюки?

— Вам решать — дипломатично ответил Гэбман

— Хорошо. Я утверждаю твой план. Пусть сегодня же Хандзо отправляется в Китай. Заплати ему за какое-нибудь покушение, которое оттянет вступление в войну Поднебесной. Заодно уберем его с островов. А с Саюки... с ней я решу позже.

Нельзя показывать свою слабость — резко встал и безо всякого сопровождения вышел из Палаты Тайных дел на улицу. Конечно, Гэмбан пошлет кого-то меня сопровождать, но шум поднимать не станет. Думает, что я во дворец пойду. Так и есть, но сначала надо зайти в храм Тайсэкидзи и поговорить с Набой Санэнаги. Если не глава синто, то кто еще мне может дать совет в этой безвыходной ситуации??

Увы, Наба-сан был сильно занят. Он демонстрировал пастве работу электрофорной машины. Да, да, ту самую, которую в 20-м веке можно было увидеть в любом школьном кабинете физики. Полгода назад, когда мы обсуждали с Санэнаги перспективы синто, я понимал, что нужно дать священникам какую-то фору перед буддистами и христианами. Как сделать так, чтобы народ сплотился вокруг традиционной религии? В ход пошло несколько заготовок. Сначала на основе сборника "Энгисики" утвердили официальный перечень ритуалов и церемоний для храмов всех уровней. Потом открыли семинарии, ликвидировали наследственный междусобойчик. Теперь священники и жречество — это проводник воли императора, государственные служащие. Провели аудит храмов и монастырей, выстроили вертикаль власти, наладили финансовые потоки снизу вверх и обратно. Наконец, обложили конкурентов повышенными налогами, кое-где отжали брошенную собственность (особенно жестко обошлись с сектами Икки-Ики и Белый Лотос). Но этого было мало. И я решил сделать ставку на "чудеса". Астрономические наблюдения должны были помочь предсказывать различные лунные и солнечные затмения. Что всегда и во все времена производило неизгладимое впечатление на паству. Кроме того, скрепя сердцем, я подарил Набе-сану идею электрофорной машины.

Принцип действия был прост и я его хорошо помнил. Два диска с нанесенными на их поверхность металлическими полосками вращаются в противоположных направлениях. Если кусочки металла, пролетающие друг относительно друга, имеют хоть какую-то разницу потенциалов, то эта разница усиливается, нужно ее только снять. Для этого существуют по две щетки для каждого диска, заряд накапливается в лейденских банках по бокам. Устройство банок также было весьма несложным — цилиндр, оклееный внутри и снаружи листовым оловом. Банка прикрыта деревянной крышкой, в которую воткнут металлический стержень.

На выходе — десяти-сантиметровая искра в полутемном храме и неподдельный экстаз публики. Коей экстаз я мог наблюдать лично, стоя позади толпы. Наба-сан пошел даже дальше, чем я предполагал. Он демонстрировал прихожанам силу духов синто не только визуально, но и так сказать тактильно. Для чего выстраивал десяток горожан, держащихся за руки, и через эту цепь пропускался заряд электричества. Полный аншлаг, громкие крики. Глядя на все это я понял, что будущее японской религии — в надежных руках! Но что же делать мне?

Глава 7

О достоинствах людей прошлого можно судить по тому,

как поступают их потомки. Набэсима Наосигэ

Наступило 7-е июля. В России в этот день отмечают праздник Ивана Купала. Жгут костры, прыгают через них, ищут цветок папоротника и купаются голыми в реках. В Японии тоже есть свой Иван Купала — Танабата или "звездный фестиваль". Подготовка к нему началась еще месяц назад. Императорская казна оплатила фейерверки, праздничное оформление улиц, бесплатное сакэ и представления уличных музыкантов. В общем, хлеба и зрелище. Чтобы отвлечься от переполнявшего меня напряжения почитал от корки до корки легенду об Орихимэ и Хикобоси — так сказать основоположников Танабаты. Оказалось, что они прямо советские "свинарка и пастух". Ткачиха по имени Орихимэ и волопас Хикобоси встретились и полюбили друг друга. Проблемка однако была в том, что ткачиха и волопас были звездами. Вега в созвездии Лиры и Альтаир в созвездии Орла соответственно. Дальше по сюжету появляется отец Орихимэ, для которого девушка-звезда ткала одежду. Влюбленная Вега больше не могла прясть одежду для отца, а коровы, которых раньше так усердно пас Альтаир, разбрелись по всему небесному полю. Разгневанный этим небесный царь разлучил влюбленных, оставив их по разные стороны Небесной реки — Млечного пути, и запретил им встречаться. Потеряв своего возлюбленного, Орихиме стала грустна и уныла. Растроганный слезами дочери, небесный царь сдал назад и разрешил молодым раз в году встречаться в седьмой день седьмого месяца. Разумеется, если Орихиме будет старательно работать и закончит прядение. Вот такой День Святого Валентина по-японски.

В праздник Танабата на меня обрушился вал подарков от подданных. Первыми отличились военные. В рекордные сроки подавили восстание в провинции Кавати, разрушив до основания бывшее буддистское святилище Симогамо. Самозванец-"император" Докэн был в железной клетке доставлен в Киото. Пришлось для Симадзумо Хиро, Хоттэ Абэ и других генералов устраивать парад по центральным улицам. Заодно, провезли отбитые у восставших Вулканы, новейшие гаубицы — да устрашится враг!

Следом за армейскими, с презентом пришел Гэмбан. Провокация с кортежем сына удалась. Киётомо Сатоми был похищен синоби Иттэцу и мацукэ Тайной палаты выследили центральную базу людей в черном. Ту саму, на которой меня держали после похищения по заказу Дракона Идзу. Кроме того, подоспели новые отчеты безопасников по всей стране. Частота бунтов резко пошла на убыль. Такое ощущение, что кто-то повернул рубильник — число недовольных самураев значительно сократилось. Островная аристократия тяжело вздохнула, но, похоже, смирилась с ликвидацией клановой системы. Ронины частью перешли в армию, частью погибли. Осталось решить проблему людей в черном и моей власти уже ничего не угрожает. Цена вопроса — ерундовая. Всего-то две жизни. Похищенного сына и не рождённого ребенка.

От этих тяжелых мыслей помог отвлечься третий подарок. Иэясу Токугава, выслуживаясь, устроил конкурс красоты. Так сказать, творчески переработал мою случайно оброненную мысль и вот уже в Госё стоит натуральный подиум, по которому, вихляя попами, ходят разряженные дамы. Точнее три дамы — больше набрать для подобного шоу аристократок не получилось. Но даже и эти конкурсантки устроили фурор. Стандартно весь праздник вертится вокруг листочков бумаги с пожеланиями "танзаку", которые вешаются на ветвях бамбука. Но в этот раз в центре внимания шокированной публики оказался конкурс красоты. Ошарашенные придворные начали закладывать за воротник, громко выражая свои предпочтения. Я благоразумно уклонился от участия в жюри, поэтому мог со стороны наблюдать за баталиями вокруг "королевы" праздника. Но как только на подиум вылезли разгоряченные куноити, мне стало совсем противно. Махну рукой свите, чтобы продолжали веселиться без меня, я заперся в кабинете. После чего быстро переоделся в крестьянскую одежду и тайным ходом выбрался за пределы дворца.

Мне захотелось чего-то настоящего, душевного. И я направил свои стопы к старому другу — водопроводчику Микуни-сану. Нет, сантехником он стал совсем недавно, когда освоил благодаря моим советам установку деревянных унитазов и бамбуковых труб. А до этого Микуни был простым ассенизатором — обслуживал с сыновьями выгребные ямы целого квартала Киото. Примерно год назад я решил поиграть в Гаруна-аль-Рашида японского разлива и выбрался инкогнито в город. Где тут же загремел на общественные работы в результате ссоры с аптекарем, который (вполне легально!) продавал человеческие органы в качестве лекарств. Конечно, я эту практику моментально прикрыл. Как только сбежал от Микуни, который, кстати, обращался со мной вполне прилично и даже обучал азам профессии. Старика я не забыл и даже отблагодарил аудиенцией во дворце. Конечно, Микуни хранил наше знакомство в секрете — ну, кто поверит золотарю, скажи, что он вычерпывал дерьмо в компании микадо? Да, за такое святотатство кожу живьем сдерут. Вот и закатывал предынфарктно глаза Микуни, каждый раз, когда меня видел. С одной стороны надо падать ниц. С другой — с чего бы это Главный сантехник двора его Императорского величества должен валиться на колени перед каким-то бродягой?

— Э-э, Мумэ-сан! — обрадовался мне Микуни — Заходи, гостем будешь!

/ Мумэ — безымянный (яп). Подробнее см. книгу — Микадо. Император из будущего/

Попал я с корабля на бал. А точнее с бала на бал. Микуни праздновал свадьбу своего младшего сына. Куча родственников и соседей пировали, сидя на земле, прямо во дворе дома золотаря. Судя по тому, что невеста уже переоделась в цветное кимоно и сняла накидку, которая должна закрывала "рожки ревности" (японцы считали, что они есть у всех женщин) — свадьба находилась в самом разгаре. Значит, священник каннуси и его спутница мико уже прочитали очистительный ритуал охарай, сопровождая его чтением молитв, а молодые трижды отпили из одной чашки. Глядя на толстого попика, который наливался сакэ, я решил последовать его примеру.

Сел по-турецки на землю и взял со стола, роль которого выполняли белые полотнища, пиалу с алкоголем. Достал из-за пазухи палочки для еды. Съел фиолетовый кружок маринованной редьки, поклевал грибочков, заполировал все бутылочкой сакэ. После снял крышку с черной лакированной миски, поднес ее к ноздрям и вдохнул пар, поднимавшийся от супа мисо. Почувствовал дразнящий аромат перебродившей сои, запах растертой рисовой пасты, мелко нашинкованного лука и морских водорослей.

Пока я гурманствовал, свадьба катилась своим чередом. Жених начал катать тещу на закорках. Народ потешался, но не мешал священному обычаю. Как иначе жить с новыми родственниками, если сразу не установить правильные взаимоотношения? Откажись жених от покатушек — все сразу скажут: "Плохая примета!". Я задумался о роли примет в жизни людей. Лет через сорок Иван Грозный начнет зажигать с опричниками. Глумление над русскими боярами заключалось в том, что на них надевали шубы да кафтаны наизнанку, сажали на лошадь задом наперед и гоняли в таком виде по городу на позор. Четыреста с лишним лет еще пройдет, а примета с одеждой шиворот навыворот — будет жить и здравствовать. Вот она сила ритуализации! В ходе эволюции иногда утилитарная функция поведения меняется на информативно-коммуникационную. Ну, например, чистил гусь перышки, а потом раз, и стал демонстрировать чистку перьев в ходе ухаживания за гусыней. Так же и с людьми. Утилитарная функция может и давно исчезнуть, но примета, обычай будут жить и здравствовать. Кто уже помнит, почему нельзя третьим прикуривать? Данный запрет укоренился в народном сознании в ходе Англо-бурской войны. Первого прикурившего ночью засекал снайпер, на втором — снайпер прицеливался, третьего убивал. Сколько лет прошло, снайперы стали пользоваться приборами ночного видения, ан нет, третьим все-равно не прикуривай! И сколько таких идиотских мемов бродит в общественном сознании? Рассыпать соль к ссоре (оно и ясно — соль в средние века больно дорогая). Выпиваешь с незнакомыми? Тостуй и чокайся. Только так, чтобы капли выпивки переливались из бокала в бокал — а то вдруг тебе яд сыпанули?

/ Мем (англ. meme) — единица культурной информации. Мемом может считаться любая идея, символ, манера или образ действия, осознанно или неосознанно передаваемые от человека к человеку посредством речи, письма, видео, ритуалов, жестов и т. д. Концепция мема и сам термин были предложены эволюционным биологом Ричардом Докинзом в 1976 году в книге "Эгоистичный ген"/

— Э-э, Мумэ-сан! — рядом подсел пьяненький Микуни — Что такой грустный, почему не радуешься?

— Как тебе сказать, Микуни-сан. О народе думаю — я решил пошутить и перевел на японский знаменитое четверостишье Филатова -

"Ночью встану у окна

И стою всю ночь без сна -

Все волнуюсь об Ниппоне

Как там, бедная, она?"

— А что о нас волноваться? — тут же отреагировал золотарь — Хорошо живем. Черная болезнь ушла, еды вдоволь, почитай каждый день в квартале свадьбы играют. Порядку больше стало. Раньше идешь с бочкой к яме и трясешься — любой встречный на улице самурай может зарубить тебя. Просто для того, чтобы опробовать свой новый меч. А теперь солдаты по гарнизонам сидят, в веселый квартал строем ходят, да и еще и песни поют!

— Нет, жить стало лучше — по-сталински закончил Микуни — Жить стало веселее!

Глава 8

Откуда вдруг такая лень?

Едва меня сегодня добудились...

Шумит весенний дождь.

Мацуо Басе

Быть японцем — значит дружить со смертью. Быть японцем — значит, принимать смерть. Как сказано в главной книге самураев, Хагакурэ: "Я постиг, что Путь Самурая — это смерть. В ситуации "или-или" без колебаний выбирай смерть. Это нетрудно. Исполнись решимости и действуй. Только малодушные оправдывают себя рассуждениями о том, что умереть, не достигнув цели, означает умереть собачьей смертью. Сделать правильный выбор в ситуации "или-или" практически невозможно". Мой выбор был прост. Сегодня день Победы. С большой буквы. Пещера Красного дракона уничтожена. Вместе с лидерами кланов ниндзя. Полтонны пороха, прикопанные в самых глубоких недрах горы Отокояма, что рядом с Киото, подорвана с помощью стометрового запального шнура.

Операцию Гэбман провел на пять баллов. За неделю до сборища патриархов в пещере была заложена мина. Шнур с дублером тщательно спрятан в скалах, на которых сидели наблюдатели с подзорными трубами. Стоило синоби начать собираться, как Гэнбан засек полчаса и поджег фитиль. Громыхнуло так, что окрестные жители подумали — землетрясение.

И теперь я стою перед выбором. Пока люди Гэмбана разбирают завалы и ищут трупы, а по всей стране мацукэ с войсками штурмуют тайные базы людей в черном, я готовлюсь к смерти. У меня нет желания всю жизнь скрываться по подвалам с поющими полами, прятаться за спинами двойников. Множеству дайме все это не помогло и ниндзя смогли до них добраться, пусть даже через дырку сортира. Сегодня вечером власть кланов закончилась. Но уже ночью они еще могут нанести свой последний, ответный удар. И я стал к нему готовиться. По моему приказу дворцовый сад был украшен белыми татами. По стенам Госё слуги развесили большие полотнища с четырьмя иероглифами — "Добро пожаловать!". Они были освещены специальными факелами, которые меняли каждые полчаса. Но свет факелов не достигал центра сада. Просто потому, что сад был освещен тысячами светлячками. Фосфоресцирующие жуки были специально доставлены из провинций Манива и Окаяма два дня назад. Разве плохо закончить свою жизнь в такой красоте? Стремительные огоньки мягкого зеленовато-жёлтого цвета делали темноту ночи по-настоящему волшебной. Уверен, что после моей смерти, в Японии войдет в моду Хотаругари — ритуал любования светлячками . Может быть даже его назовут моим именем...

Вокруг помоста охрана расставила на коленях связанных куноити. Все девушки были обряжены в парадные кимоно, во рту у них были вставлены кляпы. Саюки не избежала участи своих подруг.

Сидит, мечет в меня молнии взглядом. И тихонько, незаметно грызет кляп. В этом суть синоби. Они всегда идут до конца. А значит, сегодняшняя ночь — последняя. Я устроился поудобнее на помосте, еще раз осмотрел сад, Нет, телохранители не посмели мешать Императору наслаждаться светлячками и сидят в казарме. Если бы в Киото был Гэмбан, но от не позволил воинам-псам так нарушать режим охраны дворца. Но главный мацукэ страны руководит разбором завалов пещеры Красного дракона. Генералов я тоже разослал в разные части Хонсю с инспекциями. Для каждого из вассалов было подготовлено личное письмо, где я снимал с них груз ответственности за мою смерть. Кое-кто, конечно, вскроет животы, как без этого, но основная часть элиты должна остаться в живых и сплотиться вокруг Симодзумо Хиро, который моим завещанием назначался регентом. Если "мой сын "выживет после штурма базы ниндзя, то Хиро-сану поручалось воспитать и защитить будущего Императора. Ну, а если судьба распорядится иначе... Тогда скорее всего начнется вторая часть "Марлезонского балета" под названием Сэнгоку Дзидай II. Феодальная вольница поднимет голову, провинциальные князья опять вцепятся друг другу в горло, рано или поздно в этой банке пауков наметится победитель (вполне возможно, что все тот же Токугава Иэясу, вот смеху то будет...), а все вместе — это станет бесспорным доказательством того, что законы истории изменить нельзя.

Раздался удар колокола. Наступила полночь. Я поднял глаза в ночное небо и попытался помедитировать. Мой дух, следуя за светлячками воспарил вверх. Но не успели звезды Млечного пути завертется в хороводе, как я почувствовал холод металла у своего горла. Опустил глаза. Человек-тень. Человек-призрак. Ох, а я то думал, что они носят облигающие черные костюмы. А на самом деле — пепельно-серые, мешковатые. Блин, какая ерунда лезет в голову перед смертью. Рядом мычит Саюки, пытаясь привлечь внимание. Усталые глаза синоби смотрят на меня в задумчивости. Ну, давай, втыкай в меня свое копье! Как банально... Я то думал, что мою жизнь оборвет сюрикен, яд... Синоби одной рукой снял повязку с лица. Иттэцу! Вот тебе бабушка и Юрьев день... Закрываю глаза. Злость переполняет меня. Называется, отрубил ящерице хвост.

— Удивлены? — безжизненным голосом спрашивает Единая сталь

— Не больше, чем вы — киваю на окружающий пейзаж. Куноити в присутствии патриарха замерли, опустив глаза в землю

— Да, вы меня удивили — покачиваясь с пятки на носок произнес Иттэцу — Ваши люди сработали очень качественно. Если бы я не опоздал на встречу, то уже лежал бы мертвый. Вот так, одним ударом обезглавить кланы... А я, старый дурак, клюнул на все эти приманки с невестами, коронацией сына, порохом.

На последних словах Иттэцу мгновенным движением кисти воткнул копье в глаз Саюки. Та беззвучно повалилась на землю. Я даже не успел вздохнуть, а наконечник тут же вернулся к моему горлу.

— Она..она была беременна!! — руки позорно задрожали, стало тяжело дышать. Глядя на дергающееся тело Саюки, мне дико захотелось жить. Хотаругари, Хагакурэ, медитации и весь японский антураж — разом вылетел из головы. Иттэцу продолжая глядеть на меня, вдруг начал резко дергать правой рукой над левой. Воздух наполнился свистом летящих сюрикенов. Глядя на мертвых куноити, я очень четко понял, кто будет следующим. Иттэцу зачищает хвосты — свидетельства своей неудачи и провала.

— Сфоткаемся? На память — я схватился за первую попавшуюся соломинку

— Что?? — Единая сталь явно не знал современного термина, поэтому пришлось срочно объяснять.

— Видите вон тот деревянный ящик на бронзовых ножках? Его на днях мне привез Хаяси-сан. Вы же помните господина Масаюки?

Дождавшись заинтересованного кивка Иттэцу, я продолжил.

— Внутри ящика находится серебряная пластина, отполированная до зеркального блеска, обработанная парами йода.

В ответ на недоумевающий взгляд "Единой стали" я пояснил: — Это такое вещество, которое добывают из золы морских водорослей. Попав на серебро, йод может навсегда закрепить отражение. Но только один раз. И только при сильном свете. Вы же знаете, что свет отражается от предметов? Нет? Ну, вот знайте. Для создания сильного света, над ящиком закреплена специальная железная подставка с магнием.

— Еще одно вещество? — Иттэцу явно увлекся моей презентацией и даже отвел копье от горла

— Совершенно верно. Магний Хаяси открыл выпаривая минеральную воду из знаменитого источника Асакуса Каннон. Точнее при выпаривании получается не сам магний, а соль, обладающая горьким вкусом и слабительным действием. При взаимодействии с "постоянной щелочью", так Масаюки-сан называет соду и поташ — эта соль образует белый рыхлый порошок. Если порошок смешать особым способом с окисью ртути... Ах, девять тысяч буд, вы же не знаете, что такое окись

Иттэцу лишь махнул рукой, чтобы я продолжал.

— Кстати, ртуть тоже нужна для создания нашей картины на серебре. После того, как мы зажжем магний и он выделит много света и тепла, свет застынет на пластине, эту пластину нужно еще будет обработать парами ртути, дабы изображение проявилось.

Синоби не отрывая от меня взгляд, быстро подошел к первому средневековому фотоаппарату. А точнее дагероаппарату, т.к. данная технология фотографирования была ни чем иным, как дагеротипией, идею которой я пару месяцев назад подсказал нашему главному ученому — Масаюки Хаяси.

— Легкий — Иттэцу взвесил магний, зачерпнув кучку металлического порошка в ладонь

— В 5 раз легче меди, в 4,5 раза легче железа.

— И что дальше?

— Дальше поджигаем магний, он ярко горит, мы стоим напротив вот этого отверстия в деревянном ящике, замерев. Можете выбрать любую позу. Например, ту, с которой мы начали нашу беседу. Изображение отразиться на пластинке — останется только ее обработать ртутью и позолотить. После чего картинку "Император и синоби" можно будет показывать детям и внукам. И даже правнукам. Только вот трупы...

— Ничего, это даже будет полезно потомкам посмотреть на мою глупую мертвую внучку.

Я ужаснулся внутри себя этой фразе, но продолжал вежливо улыбаться. Если уж чему я и научился в Японии, так это актерскому искусству. Нужно всегда, при любых ситуациях держать на лице маску. Показывать свои истинные чувства — позорно.

— В качестве урока?

— Именно. Наши потомки должны быть сильнее, чем мы. Каждый синоби начинает свою жизнь с испытаний. Сначала его люльку бьют об стену, чтобы ребенок научился группироваться. Потом, подростком — закапывают в могилу, чтобы он научился дышать под землей и почувствовал вкус смерти. Кстати, эти мгновенным картинкам мы тоже найдем применение. Можно делать изображения местности для карт, стоянки армий... Хотя яркая вспышка этого магния насторожит патрули... Хм, а где, кстати, охрана дворца? Я не встретил ни одного самурая! Стены пусты, городские ворота тоже никто не охраняет...

— Я приказал всем сидеть по казармам. Так будет меньше жертв

— Мудро. Начинаем?

Я поджег фитиль, воткнутый в кучку магния, снял крышку аппарата и вернулся на помост. Рядом встал Иттэцу. Его копье все еще глядело мне в горло. Я закрыл глаза. Даже сквозь веки вспышка магния ослепила меня. Но она же ослепила и Единую сталь. Я аккуратно запустил руку за пазуху кимоно и вытащил пятиствольного "утенка".

— Двигаться нельзя — сказал я громок, чтобы заглушить звук взводимого курка — Иначе изображение смажется. И глаза лучше не открывать, магний все еще горит

— А я и не двигаюсь — ответил Иттэцу

Когда синоби открыл глаза — ему в лицо глядел мой пистолет.

— Не советую — я напряг палец на пусковом крючке — Разлет пуль — три шага.

Бесполезно. Иттэцу кинул в меня копье и попытался уйти кувырком назад. Я же нажал на пусковой крючок. Грохнули выстрелы, копье пролетело в волоске от моего уха, синоби вскочил на ноги и тут же упал на землю. Одна из пуль попала ему в поясницу. Глядя на ползущего по песку упорного синоби, я задался сакраментальным вопросом: "Что делать?".

Интерлюдия II

Бухта корейского порта Пусан, 2-й день Каннадзуки, кобуксон адмирала И Сунсина.

Третий племянник адмирала И Сунсина, двадцатилетний И Бун с нетерпением мял свою круглугю шляпу.

— Дядя, ну когда уже вы отдадите команду атаковать?! — тонкие черты лица племянника пришли в движение и на физиономии появилась плаксивое выражение — Ветер, как вы и предсказывали — стих. Скоро утренний туман рассеется окончательно и японцы увидят наши корабли.

— Ага! Боги на нашей стороне — грузный, лысеющий И Сунсин проигнорировал вопрос племянника и продолжил разглядывать бухту в подзорную трубу — Иезуиты, конечно, зло, но их подзорные трубы, пушки помогут нам выиграть это сражение.

— А не атакуем мы — адмирал повернулся к И Буну — Потому что перед боем хороший военачальник изучает противника. Что мы видим? Слева у варваров стоят транспортные суда, справа гребные галеры, которые они называют...

— Сейро бунэ

— Правильно! Все корабли на якоре, паруса спущены. Да и не помогут им в штиль паруса. А в центре у нас кто? — И Сунсин подал племяннику подзорную трубу

— Кто?

— Сам император. Микадо по-ихнему! Не бывало такого раньше, чтобы японцы отпускали Солнцеликого из столицы Киото. Запомни, И Бун. Сегодняшний день — войдет в историю.

— Наша цель корабль с желтой хризантемой на флаге?

— Правильно соображаешь.

— Островные варвары хорошо вооружены — И Бун поежился — У каждого корабля по сорок пушек. И калибр у них больше, чем у нашей артиллерии. Стреляют они быстрее, точнее

— Все это не имеет значение. Мы с тобой где?

— На кобуксоне.

— Правильно! На корабле-черепахе — И Сунсин обвел рукой сорокаметровый корабль полностью обшитый железными листами — Первый броненосец в истории Чосона, да и Поднебесной тоже

/Чосон — древнее название Кореи/

— Даже португальцы не додумались бронировать свои суда — поддакнул И Бун

— Кобуксон — мой ребенок, мое сокровище — И Сунсин начал расхаживать по мостику, рубя воздух рукой — На носу корабля установлена голова дракона. Можно стрелять из пушки через эту голову. А можно убрать пушку и установить что?

— Чхок-на — тут же как на экзамене ответил И Бун — Механизм, распыляющий дым от сгорающей серы.

— Правильно. Мы можем под дымовой завесой подобраться вплотную к варварам. И они ничего нам не смогут сделать — И Сунсин расхохотался гулким басом — Теперь посмотри на верхнюю палубу. Она вся усеяна острыми железными остриями. Если враги попытаются высадиться на палубу, чтобы взять нас на абордаж, то они найдут тут свою смерть.

— А их ядра будут отскакивать от панциря нашей черепахи — И Бун угодливо вторил своему дяде — И как вам только в голову пришла эта идея, одеть корабль в железные листы?

— Кобускон приснился мне во сне — адмирал назидающе поднял указательный палец — Сразу, полностью. С носом в виде головы дракона, с рулем в виде хвоста черепахи. Я проснулся поутру и уже знал, сколько человек команды нужно для кобускона, сколько пушек. Боги подсказали мне идею складной мачты, которую можно убирать внутрь во время битвы.

— А проход на палубе в виде креста? — И Бун взял взял подзорную трубу и начал повторно рассматривать порядки японцев

— Нет, это Чан Гым потребовала — И Сунсин нахмурился и ткнул рукой верх — Как и крест на флаге. Иначе Гарсия ди Норонья, вице-король Индии, отказывался давать нам пушки.

Адмирал зло ударил кулаком по ограждению мостика.

— Попомни мои слова, И Бун. Эти христиане пришли в нашу страну надолго. Мы еще с ними наплачемся. Ты можешь представить, ди Норонья лично приезжал в провинцию Чолла, инспектировал базу в бухте Ёсу. Грязный, вонючий варвар командовал, словно он адмирал левой руки, а не я!

— И куда смотрит Чунджон! — опять поддакнул дяде И Бун

— Наш ван смотрит только в нефритовые ворота своей наложницы Чан Гым — сплюнул в море адмирал — Вот так, из-за юбки и рушатся королевства. Видано ли дело — пускать в страну конкистадоров! Трусливые твари, побежали сразу, как только первые японцы ступили на землю Пусана. Но ничего, доблестный генерал Син Ип скоро выкинет этих варваров из страны. Да и мы сегодня обрадуем это отребье. Труби атаку.

И Бун достал из шкафчика рядом с рулевым колесом горн и сильно подул в него. Над бухтой разнесся протяжный звук. Сотни весел вспенили голубые воды Пусана. Адмирал с племянником задраив крышку люка, спустились вниз по лестнице в трюм.

Глава 9

Когда говорят о будущем, на чердаке

мыши смеются. Яп. пословица

Рано утром, когда раздался далекий звук трубы, я уже не спал. Времени в сутках стало еще меньше и я перешел на восемнадцати часовой рабочий день. Совещания, встречи, корреспонденция — нормальная такая работа менеджера. Только в средневековье. Вот и сегодня, второго октября, я был занят с самого утра. Во-первых, надо отправить голубиной почтой инструкции министрам. Хоть меня и нет в Японии, дело не должно стоять.

Глава министерства "Налогов и сборов" Сабуро Хейко, спрашивал, что делать с фальшивомонетчиками, которые научились подделывать бумажные ассигнации, которые мы массово начали эмитировать по всей стране. Так как государство гарантировало свободный обмен "бумаги" на золото и серебро, то купюры с моей физиономией разного номинала стали пользоваться большим, если не сказать бешенным спросом. Но как водится, решение одной проблемы (унификация денежного обращения, экономия золота и серебра) породила пять новых. Одной из них стали фальшивомонетчики. Решил помимо полицейских методов — агентурная работа, слежка, внедрить метод Франклина. В 1739 году Бенджамин Франклин, тот самый, которого мы можем лицезреть на стодолларовой купюре, печатал бумажные деньги для Пенсильвании, Нью-Джерси и Делавэра. Он сознательно делал ошибку в слове "Пенсильвания", чтобы фальшивомонетчики принимали эти деньги за фальшивки. И при печати собственным клише исправляли "опечатку". На этом их и ловили. В своем письме Сабуро Хейко я рекомендовал провести пару эмиссий "ошибочных" купюр в тех регионах, где фальшивок было больше всего. После чего в сотрудничестве с людьми Гэмбана переловить преступников. Разумеется, казнить портачей публично. И хорошо бы привлечь к преследованию фальшивомонетчиков церковь. Раз уж синто сделало ставку на божественность императора, то пусть отрабатывает вложенные усилия.

Второе важное дело — военные планы. Генералы прислали последние карты, отражающие положения войск на корейском перешейке. Надо вникать.

Наверху, по палубе забегали люди, застучали подошвы ног. Ни минуты покоя! Чтобы сосредоточится на картах я начал вспоминать, как вообще вписался в эту войну.

Июль месяц выдался хлопотным. После смерти вана Окинавы Сё Хаси в битве при возле деревни Джихи, королевство Рюкю распалось обратно на три княжества Хокудзан ("Северная Гора"), Нандзан ("Южная Гора") и Тюдзан ("Центральная Гора"). Два первых упорно продолжали смотреть в рот коалиции китайцев, корейцев и иезуитов, совершали набеги на японские южные острова — Кюсю и Сиккоку, ввозили контрабандой опиум. Бунты во внутренних провинциях, борьба с синоби — все это не оставляло мне много времени разобраться с оккинавскими пиратами. Нет, что-то делалось. Была создана пограничная служба, организованы таможенные посты. Строился военный флот, начато патрулирование прибрежных вод. Но, все по остаточному принципу. Первой ласточкой, которую я смог отправить вако — стал Докэн. После того, как бунтовщика из Симогамо провезли в железной клетке по центральному острову Хонсю — его голову отправили на Окинаву. С соответствующим письмом. В нем на примере одного смутьяна, я описывал другим, все те ужасы, которые ждут вако в том случае, если они не перестанут совершать набеги и торговать опиумом.

Не вняли. Окей, сказал я себе. По-хорошему не понимают. Пора засылать вторую ласточку. А тут она как раз и нарисовалась. Иттэцу "Единая сталь". А что мне еще было делать? Добить патриарха? Рука не поднялась. Сколько представлял себе, как отомщу ему и Саюки за жену, сколько готовился к смерти, а как дело дошло до дела... Дал слабину. Саюки уже мертва, Тотоми тоже уже не вернешь. Потом хребет синоби я все-таки сломал, только вот голова уцелела. Будь, что будет. А раненый Иттэцу возьми и предложи мне новый найм. Как будто ничего не было. Ни мертвой внучки у его ног, ни взорванной пещеры Красного дракона. Уже потом я понял, что он тоже искал способ прекратить эту вражду, начать все с чистого листа. Живучий гад. Рана оказалась не такой страшной, за две недели Акитори-сан поднял синоби на ноги и тот оправился лично на Окинаву. Так сказать, с глаз долой — из сердца вон. Однако проблема была в том, что среди вако — царила анархия. Ну, убил Иттэцу одного князька, вальнул другого, банды же продолжали свои набеги. Тогда вслед за Иттэцу на Окинаву отправился Хотта Абе с сыном. Вместе с ними десять тысяч самураев. Пришлось реквизировать на время весь торговый флот домов Нийо Джинья и Самуёши Таиша, чтобы перевезти такое количество войск. И то переправить все полки получилось только в три захода.

В сентябре два княжества капитулировали, третье находилось в осаде. Окинава практически завоёвана и зачищена от пиратов, но мои проблемы только начинаются. Чунджон I, ван Кореи, точнее королевства Чосон объявляет мне войну. Китай отзывает своего посла, вводит торговое эмбарго и также начинает приготовления к боевым действиям. В Пусане продолжают высаживать португальские наемники, которые гордо именуют себя конкистадорами. Я оказываются в цугцванге. Каждый мой ход ведёт к ухудшению позиции.

Проигнорировать объявление войны? Значит, запереть себя на островах. Мало того, что противники экипируются современным оружием, формируют экспедиционный корпус, так я даже не могу вступить в эту гонку вооружений. Железной руды нет, олова нет, свинца нет, угля нет, проще сказать, что на японских островах есть, чем перечислять бесконечный дефицит. Любая индустриализация базируется на ресурсах, а полезных ископаемых в Японии — кот наплакал. В итоге я имею передовые образцы вооружения вроде пулемета Гаттлинга, гаубиц, но армии всего этого не видать. Флот тоже на голодном пайке. Скобы, гвозди, якоря, пушки — опять нужно железо. А это значит, требуются материковые месторождения.

Вступить в войну? Тоже не гладко. Как организовать логистику? Сто крупных галер и парусников, что удалось собрать по сусекам — явно недостаточно для того, чтобы захватывать Корею. Допустим, переправим мы через Цусимский пролив авангард армии, а снабжать его как? А угроза войны с миллионным Китаем? А партизанская война? Честно сказать, я даже не мог сформулировать для себя четко цели военной операции. Захват шахт, месторождений? Безусловно. Уничтожение португальских наемников? Очевидно. Оккупация Кореи? Смена правящей династии? А вот тут одни вопросы. Вообщем, куда ни кинь — везде клин.

Ночь не спал, мучился. Все прикидывал и так и эдак. Считал тоннаж, упражнялся в детской задачке "расстояние есть скорость, помноженная на время", изучал карты. Сезон тайфунов закончился, стремительный бросок — и мы на континенте. Наконец, решился. Быстрая мобилизация и сорок тысяч самураев, пятьдесят полевых пушек, три Вулкана, а также вспомогательные войска отравляется по маршруту Кюсю-Цусима-Пусан. Вторая волна призыва в октябре-ноябре должна была дать мне еще тысяч сто боеспособных солдат, прошедших огонь и воду междоусобных войн. А там захватим корейские суда плюс верфи Хонсю выйдут на проектную мощность и начнут выдавать по двадцать кораблей в квартал — таким образом проблема с логистикой станет не такой уж острой.

Во главе семитысячного авангарда поставил отозванного с Окинавы Абу-сана и Токугаву Иэясу. Сплав преданности и энергичности. Пока авангард переправлялся на материк, я начал готовить общественное мнение к войне. В храмах, в крупных городах были расклеены прокламации, где обильно цитировалась китайский Небесный мандат. Документ, в котором Поднебесная присваивала себе монопольное право общения с Небом, обладание "небесного доверия". Все остальные государства и короли признавались варварскими, нечистыми. Публикация выдержек из Мандата ожидаемо повлекло всплеск общественного негодования. Для аристократов у меня также припасен компромат на вероятного противника. Обнародование официальной переписки между императорами Го-Нара и Чжу Хоуцуном, в которой последний именует императора Японии всего лишь королем государства "Ва". Шах и мат, господа! Если бы после этого оскорбления японской государственности я не объявил войну, ее бы объявили без меня. Все, что удалось, это ограничится манифестом, в котором я обосновывал необходимость похода на Корею, оставив Китай пока за скобками. Дескать, именно королевство Чосон — первый союзник Поднебесный, признающий богомерзкий Мандат.

Пока я крутился, управлял общественным мнением, семитысячный десант успешно высадился в Пусане и захватил плацдарм. Японцам противостояли около двадцати тысяч корейцев и порядка десяти сотен полупьяных португальцев. Абе-сан застал противника буквально "со спущенными штанами". Европейцы большей частью дрыхли по борделям, корейцы были заняты на сельхоз. работах, которые не предполагали наличие штанов на залитых рисовых полях. Битва за урожай — она во все эпохи битва за урожай. Истощив врага мощной огневой атакой из ружей и пушек, а также дождём стрел, Абе взломал поредевшие ряды противника мечниками но-дачи и добил беспорядочно отступающих конницей. В итоге пятнадцать тысяч убитых, в плен попали семь "парадных" генералов, сорок иезуитов, а также около шести тысяч военнопленных. Наши потери были в пределах сотни человек. Собственно, на этом первый этап военных действий и закончился. Пусан оказался под завязку набит амуницией, припасами. Склады ломились от риса, соленой рыбы, пороха. Все это требовалось охранять, переучитывать.

Однако Иэясу и тут отличился. Он взял у Абэ три тысячи конницы и внезапным наскоком, под покровом ночи взял крепость Тоннэ. Растяпы-корейцы даже не знали о начале войны и не потрудились закрыть ворота.

Вторая армия самураев спустя неделю высадилась в устье реки Нактонган и направилась к перевалу Чорён, где в ожесточённом бою разгромила высланное навстречу захватчикам конное войско прославленного своими победами над чжурчжэнями полководца Син Ипа. Практически в японских традициях, осознав, что битва проиграна, Син Ип покончил жизнь самоубийством, вспоров себе живот. На небосвод взошла новая звезда военного дела — генерал Като Киёмаса.

Из-за плохой подготовки корейской армии и массового дезертирства японцы так быстро продвигались по стране, что к моему великому удивлению, уже через 10 дней без боя был занят Сеул. Корейские войска потерпели громкое поражение у реки Имдинган, где Або-сан впервые применил пулеметы Гаттлинга. Это произвело такое неизгладимое впечатление на Чунджона, что двор без оглядки бежал на север, в город Ыйджу на берегу реки Амноккан. Оттуда корейский ван начал умолять минское правительство о помощи.

На северо-востоке полки Като Киёмаса, у Хэджончхана расстреляли картечью конный отряд Ли Гака — последнюю организованную силу на севере страны — дошли до рубежей провинции Хамгён, где их с восторгом приветствовали покорённые чжурчжэни. Там же в руки Като-сана попали два корейских принцев, направленных Чунджоном для организации новой армии. Японские полки начали пополняться чжурчжэнями.

/ Чжурчжэни — племена, населявшие в X-XV вв. территорию Маньчжурии, Центрального и Северо-Восточного Китая, Северной Кореи и Приморского края. Говорили на чжурчжэньском языке тунгусо-маньчжурской группы./

Война развивалась так быстро, что пока я готовил третью волну десанта, головной болью Абэ стала вовсе не подмога с островов, а огромное количество пленных, в том числе высокопоставленных, и отсутствие внятных военных планов дальнейшей кампании. Было ясно, что надо продвигаться внутрь материка и брать Пхеньян — столицу провинции Пхёнандо. После чего занимать Ляодунский полуостров. К зимним снегопадам войска должны были выйти на границу с Китаем. Но как все это делать в отсутствии разведывательной информации, карт — было совершенно не ясно.

Я продолжал получать донесения Кико и Цунанари Ходзе из Поднебесной. После начала военных действий с Кореей, Китай также объявил Японии войну. Посольству пришлось перейти на нелегальное положение — о Женевской конвенции и неприкосновенности дипломатов в Азии слыхом не слыхивали и в 20-м веке, что уж говорить про шестнадцатый. Кроме того в Пекине "работал" и вполне успешно Хандзо — так, именно ему мы обязаны "внезапной" смертью тиду Ли Жусуна, сына прославленного победами над монголами и чжурчжэнями Нинъюаньского бо Ли Чэнляна. Это привело к полуторамесячной задержке военной помощи Кореи. Тем не менее ситуация продолжала оставаться сложной, поступление информации постоянно запаздывало, масштаб военных действий скачкообразно увеличивался — стало ясно, что надо лично отправлять на Корейский полуостров. Оставив при малолетнем сыне регентом Симадзумо Хиро, я отплыл в Пусан.

Наверху опять раздался шум, крики "Мэкура-бунэ", "Тревога"... Да, что там такое?! Я в чем было выскочил на палубу и в полном обалдении уставился на... Несси? Прямо из утреннего тумана в сторону нашей эскадры плыло драконообразное чудовище. Я протер глаза. Всмотрелся как следует. Из серой мглы выползало уже несколько Несси. На мостике продолжали кричать "Мэкура-бунэ" и бить в било. Я подбежал к капитану корабля и выхватил из его рук подзорную трубу. Фу ты... Ё-моё! Никакое это не чудовище! Это просто плоский сорокаметровый корабль с приделанной спереди Драконьей мордой. По бокам видны весла и пушечные порты. А вот обшивка... Я еще раз вгляделся и на сей раз, действительно, обалдел. Корпус судна был сверху, как чешуёй покрыт металлическими пластинами шестиугольной формы, увенчанными острыми шипами. Я повторно протер глаза. Да, не может быть, чтобы нас атаковало десять броненосцев!

/"Мэкура-бунэ" — букв. яп. "слепой корабль". /

Глава 10

"Лучше умереть за императора,

чем жить для себя" Яп. пословица

Разгром при Пусане. Наверное, так потомки назовут битву, которая случилась 27-го сентября на траверзе порта Пусан. В психологии есть такое понятие — локус контроля. Это свойство личности приписывать свои успехи или неудачи внутренним, либо внешним факторам. Вы провалили экзамены и говорите себе: "Я получил двойку из-за плохой погоды и предвзятого отношения учителя" — это внешний локус контроля. Если же вы в силах признать свои ошибки, плохую подготовку — значит, у вас внутренний локус контроля.

Так я размышлял, выстукивая зубами ритм чечетки. Волнение на море усилилось и пенные барашки то и дело накрывали меня с головой. Хорошо, что я догадался поясом кимоно крепко привязаться к металлическому шипу, что торчал у самой ватерлинии кобуксона.

А может быть "Позор при Пусане"? Дюжина фрегатов, пятнадцать шлюпов и бригантин, почти две тысячи моряков, покоящихся на дне корейского порта — вот цена моей глупости и недооценки флота Чосона. Внутренний локус контроль, не позволял мне все свалить на штиль, туман и неопытность капитанов судов. Да, корейцы подобрались близко и сразу, минуя артиллеристскую дуэль, пошли в атаку. Штиль не позволил японским судам разорвать дистанцию и реализовать преимущество в калибре, скорострельности. Да что там скорострельность — половина кораблей даже не смогла развернуться бортом к кобуксонам. Пока спускали шлюпки, пока заводили тросы — корейцы подошли на пистолетный выстрел. Те же, кто смог дать залп оказались не готовы сражаться с бронированными галерами. Вместо того, чтобы целить в весла и руль, комендоры целили в корпус, обшитый металлическими пластинами. И опять теряли бесценное время.

К вечеру я замерз до такого состояния, что даже зубная чечетка прекратилась. Периодически я сжимал и разжимал мышцы на ногах и руках, пытаясь согреться, но похоже, что бесполезно. Корейцы зажгли судовые огни и кобуксон продолжал плыть вдоль берега.

А мой внутренний локус контроля продолжал терзать совесть. Любая военная кампания подразумевает проведение разведки. Ставим напротив галочку — не сделано. Боевое охранение флота? Тоже вычеркиваем. Эйдетическая память? И она дала сбой — не помнил я ничего стоящего про корейские броненосцы. То ли были, то ли нет — историки до сих пор ломают копья. Не прозвенел у меня звоночек в голове. Оказывается, были.

Слева по борту мелькнула какая то тень. Я вздрогнул и теснее прижался к обшивке судна. Не дай бог тигровая акула. Там где одна — там и стая. А если еще привлечь их огнями, да запахом крови... Бр.. Это только миф, что самая опасная акула — белая. Больше всего людей убили именно эти донные твари. Достаточно вспомнить трагедию "Индианаполиса". Того самого американского военного корабля, который перевозил первую атомную бомбу "Малыш" на базу ВВС США на остров Тиниан. На обратном пути, в Филиппинском море, "Индианаполис" был торпедирован японскими субмаринами. 30 июля 1945 года вошло в историю американского флота как трагедия пострашнее Пёрл-Харбора. Около 900 человек из 1196 находившихся на борту, оказались в кишащей акулами воде. На моряках были только спасательные жилеты, кроме того, на воду удалось спустить несколько спасательных плотов. Нападения акул начались утром, после восхода солнца и продолжались вплоть до спасения остатков экипажа спустя 4 дня. Они набрасывались на людей днем, ночью, переворачивали плоты и все больше входили в раж от потоков крови. Оставшиеся в живых, теряли рассудок от криков поедаемых заживо людей и добровольно бросались в воду. Из 900 человек, попавших в воду сразу после торпедирования, выжило только 317. Спасатели также подняли 88 частично обглоданных трупа.

Я попытался заставить себя не думать про морских людоедов. А о чем тогда думать? Мысли вернулись к пусанской резне. Кобуксоны и не думали вступать в артиллерийскую дуэль с нашими кораблями. Быстрый рывок, удар тараном или плевок пламенем из носового огнемета и к следующему судну. Корейские броненосцы напоминали волков в стаде овец. Овцы блеют, толкаются, но их участь предрешена. Главный удар кобуксоны нанесли по флагману. Сразу два корабля подплыли к нам и один из них проломил тараном правый борт. От удара я потерял равновесие и упал в море. Пытаясь вырваться из водоворота, вызванного тонущим судном, я поплыл к берегу. Но на моем пути оказался второй кобуксон. Корейцы высыпали на палубу и смеясь, начали расстреливать из луков и аркебуз тонущих японцев. Я поднырнул под броненосец, благо его осадка оказалась невелика, и всплыл по другому борту.

До берега была несколько километров. Как сказал один философ, надо трезво оценивать не только свои возможности, но и свои невозможности. Добраться до далеких пляжей Пусана, да еще в вечерний отлив — все это показалось мне малореальным. Помощи тоже ждать было не от кого. Оставалось только прицепиться поясом кимоно к шипу кобуксона и надеется на лучшее.

— Нам я, бада ё! — громкий крик по-корейски разбудил меня. Солнце уже встало и на море поднялся ветер. Кобуксон поднял на палубе мачту с парусами. Я оглянулся назад. Все девять кораблей следовали в кильватере за флагманом.

— Нам я, бада ё! — я поднял голову и увидел, что вахтенные заметили меня и теперь тычут пальцем вниз. Что ж. Этого следовало ожидать.

Через десять минут, я практически голый — в одной набедренной повязке — и замерзший, стоял на палубе перед грузным, лысым адмиралом. Рядом с ним вертелся какой-то молодой парень в круглой, парадной шляпе. Вокруг толпились скалящиеся корейские матросы.

— Почему я должен оставить тебя в живых? — на ломаном японском спросил толстяк.

Ага! Значит, меня не узнали и считают простым моряком. Я попытался ответить, но из пересохшего горла вырвался только глухой хрип. Мне сунули в руки кружку с водой. Я отхлебнул и закашлялся. В кружке была морская вода. Матросы захохотали. Адмирал тоже заулыбался. Вот твари!

— Кто вы? — я решил потянуть время — Где я?

— Ты на кобуксоне адмирала И Сунсина — молодой подлиза подскочил ко мне и схватил за волосы, пригибая голову вниз — Хочешь пойти на корм рыбам? Соскучился по своим товарищам?! Быстро отвечай его превосходительству!

— Я младший артиллерист флагмана Таю-бунэ, Шигучи Идитенахер

— Странное имя — пожал плечами И Сунсин — Младший артиллерист говоришь... С цепными снарядами имел дело?

— Книппелями? Да, было дело.

— Будешь учить моих моряков стрелять книппелями — останешься живым. В трюм его!

Корейцы схватили меня под руки и потащили вниз. В трюме было тесно и воняло рыбой. В проходах стояли мелкокалиберные коронады, валялись картузы с порохом. Да, о пожарной безопасности тут слыхом не слыхивали. И как эти любители умудрились пустить на дно весь мой флот?!

Меня заперли в маленькой коморке на носу судна. В ней не было ни кровати, ни гамака. Из всех удобств — ведро для отходов и жалкое оконце размером с кулак. Под вечер на море началось волнение, перешедшее в шторм. Небо, такое чистое утром, нахмурилось, закатное солнце окрасилось в кровавый цвет и едва пробивалось сквозь белесую дымку. Порывы ветра стали сопровождаться зарядами дождя. Кобуксон то и дело вздрагивал от напора ветра и волн. Я выглянул в окошко. Не пора ли его задраить ставни?

Небо приняло другой вид — белесая дымка сменилась черными тучами, дождь начал хлестать как из ведра. Сверху, по палубе забегали матросы, послышался скрип веревок. Наверняка, спускают мачту. И действительно, спустя какое то время, я услышал размеренные удары в гонг — матросы сели за весла. Корабль перестал рыскать и пошел ровнее.

И тут нас настиг первый шквал. Воздух стал такой плотный, что видимость снизилась до десяти метров. Каждая волна стала походить на огромную гору. Про такие говорят: "девятый вал". Над темной водой грохотал гром и метались ослепительные молнии.

Так продолжалось всю ночь. Я уперся ногами в противоположную стенку, но все-равно несколько раз меня чувствительно крутануло по всей коморке. Мне стало понятно, почему моряки в своем большинстве верят в бога. Живя на суше, мы не сталкиваемся так часто с грандиозными проявлениями природы. Зима сменяет осень, ночь — день. В море же нет никакой уверенности дожить до следующего дня. Каждый шторм грозит бедою, а каждый неосторожный шаг — гибель в зубах акулы. Именно бушующий океан — живое воплощение божьего гнева и каждый мореплаватель это ощущает на собственной шкуре.

К утру штормовой ветер стих, солнце выглянуло из-за туч и весело засияло по волнам. Меня накормили завтраком из рисовых лепешек и даже дали зеленого чаю. Еще день спустя мы вошли в узкую бухту. Я начал гадать, что это за место. Йенду, Ганджин... На побережье Кореи не так уж много пригодных гаваней для флота.

Десяток причалов, стапеля и даже пара деревянных кранов — похоже, что корейцы серьезно вкладываются в военно-морское судостроение. Я попытался прикинуть количество заложенных кораблей, но тут за мной пришли.

И Сунсина встречала целая делегация во главе с чиновниками в черных ханбоках и обязательных круглых шляпах. На причале стояли десятки людей. Некоторые из них махали платками, кричали что-то веселое. Моряки весело отвечали. Я пересчитал количество кобуксонов. Из десяти кораблей домой вернулись девять. Еще один видимо, погиб или во время сражения или сразу после во время шторма.

Мне связали руки и толкнули на сходни. Пока спускался, рассматривал корейцев. Разница с японцами была, что называется на лице. Мужчины-корейцы обладали более густым волосяным покровом, у них чаще можно было наблюдать усы и бороду. Японское лицо мне показалось в среднем более вытянутым, нос шире, а глаза больше. Но больше всего меня поразили корейские женщины. А точнее их одежда. Снизу как обычно — юбка. А вот сверху... нечто напоминающее жакет, только со специальным вырезом для груди. Не вертикальное декольте, а именно горизонтальный вырез, из которого торчат обе голые груди. Целиком и полностью. Сначала я подумал, что это какой то странный выверт моды. Может для удобства кормления ребенка? Но нет, практически все женщины — молодые и старые, мимо которых мы шли носили подобные жакеты.

Пожалуй, ни одна женская одежда в истории человечества специально не открывала бюст. Часть груди, декольте — пожалуйста. Но полностью? Да еще у городских жителей — примитивных охотников-собирателей из Амазонки оставим в стороне... Это ж какая гиперстимулиция мужских инстинктов получается. Да и для чего?

Додумать эту мысль мне не дали. Пинок и я лечу в черную зловонную дыру, а сверху опускается деревянная решетка. Здравствуй, тюрьма.

/— Нам я, бада ё! — Человек за бортом (кор.)/

Глава 11

Я слышу и забываю. Конфуций

— А вот еще блинчики окономияки! — толстяк Таики облизнулся — Разбавляешь муку водой, кладешь яйцо, капусту. Все это смешиваешь в миске и выливаешь на раскаленную поверхность плиты. Потом поливаешь соевым соусом и посыпаешь стружкой из сушеного тунца или сушеных водорослей. Жаришь пять минут на теппане, обязательно с обеих сторон. М-м-м! Объедение!

— А стружку то, где ты стружку возьмешь? — худой как щепка, Юто, замотал головой — Во всей нашей деревни ледник есть только у господина Окиямы

— Эх ты, деревня! В городах сейчас полно ледников. В любой хорошей харчевне есть. А ты знаешь, что даже солнцеликий микадо — тут Таики понизил голос — Когда еще был дайме в клане Сатоми, лично придумал рецепт рор-ров и суси!

Третий день я сижу в вонючей, темной яме с двумя тупыми японскими асигару и слушаю их побасенки про еду и женщин. Асигару — вид легкой пехоты, из не-самураев, основным оружием которой являются пики. В основном это обычные крестьяне, которых мобилизовали мои генералы для вспомогательных войск. Дешевые бамбуковые доспехи, копье в руки и вперед патрулировать дороги за спасибо. Никто, разумеется, не собирается платить "черноногим" деньги за службу в армии. Кормят? Выдали палатку и подобие аптечки с бактерицидным мхом, перевязкой? Радуйся! И славь микадо. Что ж удивляться, что вся эта братия периодически дезертирует, напивается в ближайшей деревне рисовым самогоном, после чего попадается корейцам. Те, в свою очередь, их без затей вешают. Похоже, что подобная участь ждет и Юту с Таики. Но пока мужички не познакомились с "тройным деревом" — так в Чосоне называют виселицу из-за треугольной формы, с тремя столбами и перекладинами, на каждой из которых умещается по восемь человек — я вынужден выслушивать истории про гейш (которых они дай бог видели разок издалека), вникать в рецепты средневековых пицц и даже разбирать ссоры из-за скудной баланды, что нам тут выдают.

/рор-ры/ — Японцы не могут произнести буквы "л" и переиначивают ее в "р",

— Господин артиллерист! — Юто подвинулся поближе ко мне — Господин Шигучи! Как вы думаете, микадо мог придумать рецепты суси?

Я демонстративно закрыл глаза. Все что можно было сказать крестьянам, я уже сказал. Воспитательные беседы также провел. Бежать эти безмозглые дезертиры не собирались — надеялись на милость адмирала. Оставалось лишь практиковаться в благородном искусстве "инэму?ри". Это такая практика дневного сна на работе, в общественных местах. Японская традиция не только не осуждает, но и поощряет подобное занятие: инэмури считается признаком того, что человек не высыпается дома, поскольку очень-очень много работает.

Правда, есть несколько оговорок, своего рода правил хорошего тона. Так, сон во время инэмури должен быть "социальным": то есть, человек может на собрании, в общественных местах — но сидя так, чтобы создавалось впечатление его участия в действии. Кроме того, большое значение имеет социальный статус спящего. Подчинённый, например, не может себе позволить спать на глазах у начальника. А вот наоборот — вполне. Так что мои крестьяне отнеслись к моим закрытым глазам с большим почтением. Понизили голос, перебрались в другой угол ямы.

Наверху раздались шаги. Открылась решетка. Вниз спустили лестницу.

— Поднимайтесь! — безусый кореец махнул нам сверху рукой — И без глупостей

Я кивнул "черноногим", подошел к лестнице и, не оглядываясь, поднялся по ней. Яркий свет больной ударил по глазам. Пока я привыкал к освещению, крестьяне также вылезли наверх. Вокруг стоял десяток солдат. Вооружены прекрасно — и самострелами, и бронзовыми мечами, а у одного даже аркебуза в руках. Зато одежда грязная, морды кислые и опухшие. На земле лежало толстое бревно, от которого шли цепи с ошейниками. Раздвинув солдат к нам подошел хмурый адмирал со своим племянником И Буном. И Сунсин начал быстро говорить по-корейски, а племянник переводил.

— Вы, варвары, удостоены небывалой чести. Вас червей доставят ко двору небесного императора Чжу Хоуцуня. Только что прилетел голубь

Адмирал помахал перед нашим лицом тонкой рисовой бумажкой с иероглифами.

— Сегодня же отправляетесь в Бэйцзин, Северную столицу. Главный евнух Лю Цзинь решил перед отправкой войск показать японских варваров горожанам. Теперь со всего Чосона собирают пленных. Повезло вам — И Сунсин затряс вторым подбородком — Такая честь! Вас подвергнут казни разрезанием на "1000 кусков" на самой площади Небесного согласия. Цените!

Услышав эту новость, крестьяне, подвывая от страха, повалились на колени и принялись умолять адмирала о снисхождении.

— А ты смелый, Шигучи Идитенахер — глядя на меня, произнес И Сунсин — Небось не знаешь, что такое казнь 1000 кусков? Тебя привяжут к врытому в землю кресту и сначала отрежут веки.

— Это чтоб ты не смог зажмуриться от ужаса — посмеиваясь добавил от себя И Бун.

Ну, крысеныш, посчитаемся еще. Кто старое помянет — тот циклопом станет. Я вам устрою еще геноцид с холокостом.

— ... может быть даже дадут слабую настойку опия — продолжал тем временем нагнетать адмирал — Значит, чтоб подольше продержались, потешили благородную публику своими варварскими криками. Потом плачи обтянут ваши голые тела мелкой сеткой. Сетку стянут потуже, и помощник палача щипцами захватит первый кусочек плоти, который выступит в ячейке, вытянет его и откромсает острым ножом. Рану прижжет горячим воском, чтоб ты не истек кровью. Потом второй, третий и так пока от вас не отрежут 1000 кусков.

Таики с Ютой уже даже не плакали, а просто дрожали, уткнув лбы в землю.

— Что же стрельба книппелями? — спросил я И Сунсина.

— И про книппеля, и про порох, про все расскажешь — ласково улыбнулся мне адмирал — Заковывайте их!

Нас схватили, набросили ошейники и спустя полчаса мы с бревном на плечах пылили по дороге в Китай. Сопровождал нас отряд из двадцати солдат во главе с И Буном.

Племенник адмирала решил ехать со всеми положенными понтами. Впереди идут два служителя с плетьми — прокладывают путь в толпе. За ним еще один слуга, который бьет в медный гонг. Далее несут огромный бамбуковый зонт с титулом И Буна. Еще четверо солдат тащат на коромыслах большой красный сундук. В нем, как я подозреваю, подношения императору Чжу Хоуцуню. Наконец, в центре отряда — обтянутый зеленым шелком паланкин племянника. Мы в окружении пятерки солдат замыкаем данную процессию.

Чтобы не терять даром время, я начал вспоминать донесения Кико Ходзе о Китае и о Чжу Хоуцуне. Что мы знаем про Поднебесную? А знаем мы неожиданно много. Китай — самая густонаселенная страна мира. По последней переписи в ней проживает порядка 60 млн. человек. Страна простирается от маньчжурских лесов до вьетнамских гор, от океана до Тибета. В империи Мин насчитывается около 2-х миллионов солдат, которые пока вполне успешно противостоят набегам Абахая — основателя соседнего маньчжурского государства. 13 лет назад Абахай даже смог осадить Пекин, но особого успеха не добился. Пусть и с большой добычей, но был вынужден убраться обратно в свои степи.

Пройдет еще лет восемьдесят и маньчжуры, окончательно подчинив себе монгольские княжества: Хорчин, Найман, Аохан — фактически восстановят южную часть империи Чингисхана. После чего легко завоюют Китай, свергнут династию Мин и установят собственную династию — Цин. Кстати, судя по докладам Кико — термин Цин, уже вполне используется маньчжурами. Название династии означает "Чистое" — как противопоставление соседнему китайскому государству Мин (Светлое). К титулу "император" (хуанди) Абахай присоединил его монгольский аналог — титул "богдохан". Не забыл и про новый девиз правления — "Чундэ" ("Накопленная благодать").

Вообще, Абахай мне очень нравился. Маньчжур явно строил прогрессистскую диктатуру. Ввел китайскую экзаменационную систему для будущих чиновников и военачальников, организовал секретариат, ведущий государственное делопроизводство, а также систему "шести ведомств", аналогичную существующей в Китае. На ряд должностей назначены китайские чиновники-перебежчики.

Понимают ли в Запретном городе к какой пропасти движется страна? Понимают. И даже кое-что предпринимают. Против Абыхая сосредоточенны сразу две крупнейшие войсковые группировки — по полмиллиона солдат каждая. Одна прикрывает Харахотунь и проход Сыфынь-коу в Великой стене. Вторая базируется в районе Ляоси (часть Ляонина к западу от реки Ляо). Подвижный и мобильный Абахай легко обходит вялых, сонных китайских генералов, угоняет в Маньчжурию сотни тысяч человек. Но война — это не набеги. Для того, чтобы брать города — нужно тащить с собой обоз с осадным парком. Конным отрядам просочиться через обветшалую "Великую" китайскую стену — особых проблем нет. А вот перебросить через стену осадные орудия, большой обоз — уже затруднительно.

Хребет Китаю сломают вовсе не маньчжуры. Страну добьют массовые крестьянские восстания. Развал армии, тотальная коррупция, бунты — маньчжуры лишь завершат демонтаж династии Мин. Любопытно, что это гниение чувствуется уже сейчас. Судя по донесениям брата и сестры Ходзё в подвалах сокровищницы Запретного города складировано свыше двух тысяч тонн серебра и золота в слитках! Не считая огромного количества разнообразных драгоценных камней. Кики писала, что после визита в сокровищницу Хандзо две недели не мог прийти в себя. Я и сам сначала не поверил депеше. Полдня переводил каны в тонны, думал ошибка закралась. Но нет, повторное донесение подтвердило цифры.

И кто же у нас такой хваткий, что вся страна воет волком и точит ножи?

Глава 12

Ныне задыхаются от гнева

Те, в ком живы преданность и честь.

А мерзавцы делают карьеру,

В ход пуская деньги, связь и лесть!

Лю Цзи

Имя этого вундеркинда — Лю Цзинь. Именно этот невзрачный евнух — а я видел его портрет с козлиной бородкой — выстроил систему тотальной коррупции и подкупа. Начинал обычным скопцом при предыдущем императоре. Принеси, подай, выйди вон. После того, как на трон взобрался Чжу Хоуцунь, стал при нем главным советником. Постепенно император Китая начал тяготиться государственными делами и вот тут "сердобольный" фаворит "освободил" своего господина от скучных государственных забот. Сын Неба предается развлечениям с наложницами, а страной правит Лю Цзинь. Причем временщик пользуется полным доверием властелина.

Кико Ходзё прислала мне расценки на доступ к императору. Просто за возможность быть представленным Сыну Неба главный евнух берет тысячу золотых ляновых слитков! Для губернаторов провинций — расценки еще выше. До двадцати тысяч слитков! Вокруг Лю Цзиня сложилась мощная клика собратьев-евнухов. Ма Юнчэн отвечает за снабжение армии и подряды. Гао Фэн — ведает назначением чиновников и курирует экзамены на чины. Гу Даюн собирает дань с соседних государств.

— Эй! Японец! — И Бун выглянул из паланкина и поманил меня пальцем

Нам с крестьянами пришлось прибавить шаг, чтобы подойти ближе к паланкину. Таики с Ютой уже шатались от усталости, а солнце еще даже не перевалило за полдень. Вокруг нас вились мухи и слепни, но племенник адмирала цвел и пах. Во-первых, в паланкине была переносная жаровня, которая отпугивает насекомых. Во-вторых, у него были духи, которые крепились в специальной ладанке поверх одежды.

— Шигучи, ты явно из благородного сословия — И Бун решил развлечь себя беседой в дороге — Неужели ваш микадо не понимает, на что он покусился, напав на Чосон? В движение пришли такие могущественные небесные силы, которые просто сотрут ваши острова с лика Земли! Наша победа у Пусана — это только первое предвестия тех ужасов, что обрушатся на Ниппон!

— Неужели? — хмыкнул я — Кажется, это Ёшихиро Сатоми всего за месяц захватил половину вашей страны, а не наоборот!

— Это временно — отмахнулся от меня И Бун — Китайцы пошлют всего одну армию в сто тысяч солдат и от захватчиков не останется и следа

— Воюют не числом, а умением...

— Варварское заблуждение! Поддержка духов предков на нашей стороне. Это раз. У нас самые совершенные боевые корабли. Это два. Чосон поддерживает Запретный город. Это три — родственник адмирала загибал пальцы перед моим носом — Наконец, португальцы. Скоро у нас будет самое современное оружие. Мы выкинем вас из нашей страны, а потом придем на острова и покараем изменников небесного порядка.

Утомившись от этой тирады, И Бун откинулся в паланкине, а мы опять оказались в самой конце процессии и продолжили глотать пыль. Я же пытался каждую минуту использовать для анализа ситуации. Через две недели мы будем в Северной столице. Если не удастся сбежать по дороге, придется интриговать, чтобы спасти жизнь. Что еще я знаю о Лю Цзине?

Он резок, злопамятен, подозрителен и скор на расправу. Опасаясь мести евнуха, провинциальные чиновники предпочитают попросту откупаться от него. Если Лю Цзинь вызывает тебя в Бэйцзин — готовь бабки. И трясись от страха. Ибо евнух может использовать сам факт взятки против тебя, устроив провокацию. Взяточника арестовывают, бросают в тюрьму, а все имущество конфискуется.

Но у Лю Цзиня есть и враги. Во-первых, это ученые — члены Императорской Академии Ханьлинь. Ее еще называют Лес Кистей. Ученые отказались вставать на колени перед временщиком, пишут на него жалобы, устраивают средневековые флэш-мобы на улицах столицы. Кастрат отвечает на это террором. Часть академиков отправляется в ссылку в провинциальный Нанкин. Часть — попадает в тюрьму. Но движение ханьлинцев множится и растет.

Во-вторых, это удельные князья. Их в Китае тридцать человек. Каждый со своей армией и чиновниками. Всего Кико-сан насчитала при дворе три тысячи титулованных и четыре тысячи нетитулованных особ. Партию аристократии возглавляет генерал Чжан Юн. Имя он себе сделал, разгромив бунтовщиков под предводительством князя Аньхуа и избавив Пекин от Абахай-хана. Но что любопытно, обе эти победы усилили побежденных. Абахай с момента похода в Китай еще больше расширил пределы своего государства. Князь Аньхуа выжил и сплотил вокруг себя еще больше противников нынешней власти. Сдается мне, что Чжан Юн играет краплеными картами.

Что интересно, генерал уже пытался скинуть Лю Цзиня. На парадном обеде, посвященном победе на бунтовщиками, Чжан Юн в присутствии императора прямо обвинил главного евнуха в том, что восстание князя Аньхуа в городе Нинся было спровоцировано безумными поборами, которые устраивали люди Лю Цзиня. И что бы вы думали? Кастрат сумел выкрутиться, да так, что Чжан Юна удалили от двора.

Солнце взошло в зенит и отряд остановился на отдых в придорожной гостинице. Нас накормили рисом, дали воды. И Бун отправился спать, а я все продолжал крутить ситуацию так и эдак.

Китайцы, безусловно, поддержат Чосон и отправят войска. Возможно, что после того, как Хандзо убил тиду Ли Жусуна, в столицу вызовут Чжан Юна. Это боевой генерал с охраной и добраться до него будет не так просто. Более того, одним своим видом Чжан Юн вдохновит войска и боевые действия могут приять совсем не тот характер, на который я надеюсь. Коммуникации растянуты, подкрепления перебрасывать на запад становится все труднее. Особенно меня волнует после Пусана морской отрезок пути. Огромная армия китайцев легко собьет оборонительные заслоны на реке Амноккан и к зиме отобьет Сеул.

Значит что? Правильно, надо еще разок тормознуть китайцев. Например, новым восстанием противников Лю Цзиня! Как говорил Ницше — "падающего, толкни". Так, пазл начинал складываться и на волне этой эйфории я даже придумал, как лично себя обезопасить в столице Китая.

К вечеру хлынул дождь, пыль под ногами сменилась слякотью. Дорогу развезло и мы то и дело падали на сырую землю. Бревно все сильнее мешало идти — в итоге И Бун в ближайшей деревне приказал перековать нас. Движение отряда ускорилось, но не намного.

Вокруг был типичный сельский пейзаж с длинными каналами, дамбами, полями убранного риса, крестьянами... Вот могучий горбатый бык, по колено в воде, медленно тащит грубую соху; за сохою, блестя изгибом потной спины, идет пахарь. А вот, позади них, сзади, высоко поднимая голенастые красные ноги, важно шагает аист, выбирающий из жидкого ила головастиков и разных червячков. Глядя на всю эту сельскую идиллию начинаешь лучше понимать психологию аизатов. Пройдет еще 500 лет, а менталитет, сформированный сельских хозяйством средневековья, будет оказывать огромное влияние на все — от экономике до миграции, от политики до брачных обычаев. Я встречал исследования, которые говорят, что северные китайцы по своей психологии ближе к западным людям — у них аналитическое мышление и в характере ярко выражены черты индивидуализма. А вот у китайцев из южных провинций на первом месте всегда находится коллектив, они более взаимозависимы. Это подтверждается даже тестами-рисунками — когда необходимо схематически изобразить себя с друзьями, то южане рисуют себя чуть ниже, а северяне изображают себя примерно на 1,5 мм выше. Кстати, у американцев этот показатель 6 мм, у жителей Европы — 3,5 мм.

Ученые склонны считать, что разные векторы формирования характера связаны с тем, что традиционно в южных провинциях выращивают рис, а вот северные земледельцы возделывали всегда пшеницу. Технология выращивания риса более трудоемка, работа по уходу за этой культурой требует в 2 раза больше времени, чем уход за пшеницей. К тому же ирригация рисовых полей — процесс, требующий коллективных усилий. А вот пшенице для полива достаточно дождей, и крестьянам нет необходимости обращаться за помощью к соседям.

По дороге мы встречаем, изгоев. Это корейцы, которых исключили приказом вана из благородного сословия "ши" и надели им на шеи деревянные колодки "кангу". С третьего на пятое я начинаю постепенно понимать корейский язык и слушаю, как И Бун проклинает бывших чиновников. Они предали свой народ, открыли ворота провинциального города японцам и теперь солдаты вана их ведут на севере, в город Ыйджу, где обосновался двор Чунджона. Изгоев ждет четвертование. А я делаю для себя вывод, что японской армии не хватает войск даже поставить гарнизоны в самых значимых населенных пунктах. Иначе как бы этих чиновников схватили солдаты?

Незаметно переходим границу между Китаем и Кореей. Она никак не отмечена и не огорожена. Таможенных постов тоже не заметно. Лишь спустя сутки, встречаем большой военный отряд китайцев, которые сидят по обе стороны дороги. У солдат торчат косы из под голубовато-зеленых, круглых шлемов. Сверху одеты бронзовые чешуйчатые доспехи, с длинными кольчужными рукавами и полами. Панцири украшены маленькими заклепками с лакированными головками. Большинство бойцов вооружены длинными узкими мечами, копьями. Есть лучники и аркебузиры, но их мало.

И Бун показывает начальнику на вороном жеребце деревянную табличку с выжженными иероглифами и нас пропускают.

Дождь прекращается, движение на дороге увеличивается, все чаще навстречу попадаются длинные караваны из десяток повозок, запряженных лошадьми и волами. Пару раз нашему отряду приходится уступать дорогу процессиям аристократов. Их слышно заранее из-за криков глашатаев, которые идут впереди и несут красные лопатообразные знаки власти.

Людей вокруг становится все больше и больше. Над дорогой тяжелым облаком висит пыль, сквозь которую безостановочно двигаются люди, лошади, быки, верблюды. Все это толкается, ржет, мычит, ревет и вопит на разные голоса, производя оглушительный нестройный шум. С каждым днем мы все ближе и ближе к Пекину.

Интерлюдия III

30-й день 10-го месяца Каннадзуки, Киото, императорский дворец Госё

— Седьмую встречу Совета старейшин и Бакуфу объявляю открытой — Хиро-сан ударил в гонг и обвел тяжелым взглядом собравшихся в парадном зале мужчин.

Двенадцать человек практически одновременно, глубоко поклонились канрэю — премьер-министру Японии, Окинавы и Ко Рё. Хиро-сан был против того, чтобы включать не до конца завоеванную Корею в собственный титул, но Микадо, перед отбытием на континент решил по-своему. Как будто что-то предчувствовал и решил укрепить авторитет канрэя, которого оставил исполнять обязанности главы страны.

Симодзумо Хиро еще раз окинул взглядом министров и старейшин. Парадный зал был плохо предназначен для подобных встреч. Все нет-нет, да поглядывали на пустующий сандаловый трон в центре. Наспех сооруженный помост под троном с трудом вместил всех и теперь самураи толкались локтями, пытаясь налить чашечку зеленого чая. Все, что будет сказано на этой встрече — должно остаться в тайне. Поэтому в зале не было ни охраны, ни прислуги.

Справа от канрэя сидел глава военного ведомства — Хотта Абе. Месяц назад Абе-сану исполнилось семьдесят. Оставил войска в Корее на сына и тут же, по первому зову примчался в Киото. Пять дней и первый, а также единственный спущенный на воду клипер доставил генерала на острова. Увы, вместе с ним

приплыл министр по делам чиновников и государственных земель, генерал Токугава Иэясу. Сидит, попивает чай, а лицо такое скорбное-скорбное. "Очень опасен" — подумал Хиро-сан. Успел отличиться в Кореи, получить медаль Фудзи второй степени за взятие Сеула. Хотя всем известно, что столицу Ко Рё брал его подчиненный, тысячник Като Киёмаса. Тот тоже не остался без наград, но Токугава сумел так повернуть, что вся слава досталась ему. Явно рвется к власти.

Рядом с Иэясу расположился глава Палаты тайных дел — Цугара Гэмбан. Вот этот толстяк горюет по-настоящему. Уж больно любил он Сатоми Ёшихиро. "Любит, любит! — одернул сам себя канрэй — Пока не найдено тело, пока не выяснены все обстоятельства разгрома при Пусане..."

Следующий министр, несмотря на тесноту, сидит в одиночестве. Такое ощущение, что вокруг него — прозрачный шар, из тех, что поднимают наблюдателей в воздух. Никто не желает перешептываться, переглядываться с Иттэцу Единая Сталь — руководителем Палаты внешней разведки. Будь его воля, Хиро-сан повесил бы этого подлого синоби на первом суку. Но приказ Микадо — священен. Эх, жаль Ёшихиро-сама не добил Иттэцу во время ритуала любования светлячками — Хотаругари — а лишь ранил. Синоби еще до сих пор не оправился от раны. Сидит криво, перенеся вес, на одну из ног.

Около Иттэцу перебирает чётки патриарх Единой церкви Синто Наба Санэнаги. Этот себе на уме, обладает огромной властью над паствой и кого поддержит в сложившийся ситуации — не известно. По трем следующим самураям Хиро-сан лишь мазнул взглядом. Он никого не понимал этого увлечения Ёшихиро заводами, наукой... Канрэй признавал пользу, что приносят стране эта троица — Масаюки Хаяси, Хонда Хосима и Самаза Арима. Первый — глава "Министерства науки, общественных работ и казенных заводов", второй отвечает за министерство сельского хозяйства и рыболовства, третий — торговли. Работают хорошо, вопросов к ним нет. В войсках появилось новое оружие, закарма страны полны рисом, торговые соглашения заключены практически со всеми соседними странами — от королевства Сиама до династии Маков из Дайвьета /современный Вьетнам/ Но все-таки было в этом что-то противоречащее духу самурайства. Точно также Хиро-сан не понимал, возвышения Сабуро Хейко, который возглавлял четвертое министерство — "Налогов и сборов". Почему канрэй должен вникать в сборы налогов и податей, чеканку денег?? Но раз Микадо завел такие порядки, не ему, Симодзумо Хиро, их менять.

Прямо напротив кэнрэя сидел новый министр иностранных дел — двадцатилетний выпускник университета Банту — Тоши Окияма. Вон она новая смена — растет и плодоносит. После того, как брат Микадо Хайра Сатоми отправился с дипломатической миссией в Европу, в министерстве появилась вакансия. И верный своему слову продвигать молодых членов Золотой императорской сотни, Ёшихиро Сатоми назначил на должность -Тоши Окияму. Он лучше всех сдал экзамены по письму, счету, языкам. Крепок телом и духом.

Хиро-сан посмотрел на пустующее место рядом с Окиямой. — Министр "Здоровья и аптек" — Акитори-сан — сразу по получению вестей о разгроме при Пусане, был послан кэнреем в Ко Рё. Со всеми лучшими учениками, необходимыми инструментами. У Хира-сана жила надежда, что Микадо, пусть раненый, даже искалеченный, но найдется. Пока надежда себя не оправдала.

Еще двое присутствующих не относились к бакуфу, а входили в совет старейшин. Хотя какие они старейшины — канрэй поморщился. Такие же безусые щенки, как и некоторые министры — Такамото Мори и Канэ Тёсокабэ. Главы двух южных кланов, которые поддержали Микадо в борьбе за сандаловый трон. Хотя систему кланов Ёшихиро Сатоми и разрушил, Мори и Тёсокабэ все еще играли важную роль на островах Сиккоку и Кюсю.

— Я считаю, что мы должны вскрыть завещание Микадо — первым прервал молчание министров Токугава Иэясу — Ждать уже нет смысла

Самураи окаменели. Последние два года ритуалы и старые обычаи сильно поменялись, но чтоб вот так, бесстыдно и нахально самому взять первое слово?!

— Еще мнения? — Хиро-сан решил проигнорировать бесцеремонность Токугавы и обратил свой взгляд на новичков бакуфу — Начнем с молодежи.

— Дабы позиция старых, умудренных и...— канрэй бросил насмешливый взгляд на Иэясу — Торопливых членов совета не душила нас своим весом

Токугава покраснел от ярости. Хиро-сан явно намекал на его толстые бока и большой живот.

— Мори?

— Ждать — лаконичный Такамото Мори поклонился совету и посмотрел на своего друга Канэ Тёсокабэ

— Тёсокабэ?

— Вскрыть завещание и короновать Сатоми Киётомо — долговязый, с шрамом через все лицо Канэ Тёсокабэ также был краток

Токугава хлопнул веером по ладони и улыбнулся — Обсудим вопрос Регентства?

— Совет еще не проголосовал — Хиро-сан кивнул Гэмбану — Цугара-сан у вас есть, что сообщить бакуфу?

— У меня есть — поднял руку Иттэцу — Голосовать не потребуется

Все с изумлением воззрились на Единую сталь.

— Император жив

— Да, что может знать этот грязный убийца! — фыркнул Токугава

— Этот грязный убийца перед началом встречи получил голубиную почту от наших агентов в Бэйцзине. Кико-сан сообщает, что Микадо в тюрьме Запретного города.

Глава 13

Благородный муж стойко переносит беды.

А низкий человек в беде распускается.

Конфуций

— Таики, а ты перед смертью, что бы хотел съесть? — Юта провел рукой по своему тощему животу. Тихо звякнули кандалы.

Я посмотрел в маленькое окошко. За решеткой вставало солнце. Кроваво-красный круг медленно выплывал из-за зубцов Башни лучников.

— Нетаймори, конечно! — Таики за время нашего путешествия в Бэйцзин сильно сдал. Осунулся, постарел.

— Ага, слышал. Это такое суши, которые подаются на обнажённом женском теле — причмокнул Юта — Говорят, после того, как рисковые колобки с тунцом или лососем съедают, можно по очереди овладеть голой гейшей, на которой лежали суши

— Дурак, гейши не работают Нетаймори — сплюнул Таики — Только юдзё. Они классом пониже.

— А я вот хочу съесть кусочек басаши — вздохнул Юта — Холодной, с запашком

Я задумался о странном японском обычае есть конину. Басаши гораздо полезнее, чем свинина и говядина, и от неё куда сложнее подхватить кишечную палочку. В конине много белка и линолиевой кислоты, но при этом мало калорий. На полях сражений гибло много лошадей и окрестные крестьяне сразу пускали трупы животных под разделку. Как говорится, на безрыбье и рак — рыба.

— Господин Шигучи — неугомонный Юта вспомнил обо мне — А как вам Северная столица?

Пекин меня поразил. Огромное количество дворцов и храмов с характерными черепичными крышами с загнутыми вверх краями. Странная планировка улиц, когда здания никогда не выстраивались по одной линии: какое-то обязательно выдвигалось вперед уступом. Я рискнул спросить И Буна о причинах столь необыкновенной архитектуры и был награжден лекцией о злобных духах, которые ночью летают по переулкам и разбиваются об углы домов. Прямо таки гонщики-стритрейсеры! Для целей борьбы с духами также служили бесконечные каналы и искусственные островки. По пути в Запретный город — я специально посчитал — мы прошли 48 маленьких и больших мостиков! Некоторые улицы были украшены специальным охранными столбами. А сколько тут полотнищ-перетяжек! Все зеленого цвета со священными иероглифами.

Огромные толпы народу. Я думал, что Киото — самый густонаселенный город Земли. Но Пекин побил все рекорды. Пара миллионов, может быть больше. Обратная сторона подобного столпотворения — грязь и помои, тучи мух, пыль...

Но Запретный город искупил все. И Бун был сам так впечатлен, что болтал без умолку. Сооружение комплекса, началось в 1406 году и потребовало усилий 200 000 рабочих. Строительство началось сразу после того, как, наконец, изгнали монголов из Пекина — Запретный город стали возводить на месте бывшего монгольского дворца. Какая ирония!

Запретный город в самом сердце Пекина был отрезан от остального города огромными рвами и пурпурно-красными стенами высотой в двадцать локтей. Перед гигантскими Полуденными Вратами — мощной оборонительной башней, построенной для того, чтобы защищать вход в Запретный Город — многочисленная охрана заставила нас всех встать на колени и отвешивать поклоны. К И Буну вышел командир в пластинчатом доспехе, прочитал свиток с приказами. После этого нас впустили внутрь. Словесный понос И Буна продолжился.

Во дворцах Запретного города почти 9 000 помещений, в которых живет сам император и окружающие его женщины (мать, жены, наложницы). Около 600 поваров заняты приготовлением пищи. 900 императорских наложниц сторожат 170 евнухов. Для них построены специальные жилые кварталы. Фасады всех главных зданий, в соответствии с древним искусством фэн шуй, обращены к югу. Тем самым Запретный город поворачивался спиной ко всем враждебным силам севера, к холодным ветрам из Сибири. Китайцы верят, что если здание построено с соблюдением всех необходимых правил, то это обеспечит обитателям хорошее здоровье и благосостояние. Конечно, весь этот фэн шуй не сильно им помог против монголов и вряд ли спасет от маньчжуров, но во что-то же верить нужно? Любопытно, что фэн шуй, как исусство, изначально разививался как умение правильно выбрать место для будущей могилы.

Мы прошли мимо Врат Высшей Гармонии, которые отделяли внешний двор под названием Золотой Поток от официального внутреннего двора в церемониальной зоне Запретного Города. Повернули направо у

Чертога Высшей Гармонии самого большого из официальных павильонов, после чего разделились. И Бун отправился на прием к Главному евнуху, нас же отправили в местную тюрьму.

— Господин Шигучи! — Юта потряс меня за плечо — О чем вы задумались?

— Я задумался о Бэйцзине. А еще о том, как нам завтра выжить.

Вдруг раздался скрежет засова. Дверь нашей темницы открылась и тюремщики втолкнули внутрь молодого китайца. На голове у парня вместо традиционной косички красовался большого размера ожог, а сам он выглядел больным и уставшим. Кулем повалился на копну гнилой соломы, что служили нам кроватями. Вокруг китайца начали суетиться Юта с Таики. Попытались соорудить у него на голове что-то вроде повязки, парень вяло отбивался.

— Да, пойми ж ты дурень, для тебя стараемся — ворчал Юта

— Он не понимает по-японски — Таики оттолкнул руки китайца и наконец, смог завязать повязку вокруг головы

— Понимаю — вдруг произнес парень — Я ученый. Говорю на пяти языках. Закончил Академию Ханьлинь.

— Эта та, которую называют Лес Кистей? — мне стало интересно и я сел рядом. Назвал свое имя и представил крестьян.

— Да. Меня зовут Гао Минь

— И как же ты попал к нам, Гао Минь?

История молодого ученого взорвала мой мозг. Гао Минь оказался изобретателем средневекового инкубатора или как он называл его — "теплого птичника". Причем в этом птичнике успешно размножались, как домашние птицы, так и гусеницы шелкопряда, которые являются для нынешнего Китая — стратегическим сырьем. Гао Минь, найдя в моем лице внимательного слушателя, начал с жаром рассказывать о том, что количество труда при высиживании с помощью инкубатора уменьшилось в 25 раз, птицы перестали сидеть на яйцах и продолжают нестись круглый год, объемы выдаваемого шелка также увеличились в разы. И все это благодаря баку с горячей водой и протвеню с песком, который служил в птичнике примитивным регулятором влажности. Под баком стоит выдвижной ящик, в котором в один слой выкладываются яйца или личинки шелкопряда. Дно ящика решетчатое, потому что яйца живые и выделяют газ, который надо выводить. Для этого предусмотрены специальные отверстия. Насколько я понял, таким образом Гао Минь отводил СО2, даже не подозревая этого. Но еще более удивительно то, что китаец сумел решить проблему поддержания постоянной температуры безо всякого термометра. Он опытным путем подобрал смесь масла и сала, которая не должна была застывать. За этим следил специальный человек в инкубаторе.

За подобное изобретение, ученый был удостоен награды от одного из придворных князей и еще с большим пылом занялся уже изучением феномена электричества. За 250 лет до Франклина Гао Минь догадался, что в основе молний лежит особый вид энергии и начал исследовать эту энергию, поднимая в грозу воздушные змеи. На чем и погорел. В буквальном смысле. Ученого ударила молния и сожгла ему волосы на голове. Парень выжил, но коллеги Гао Миня испугались и донесли властям. Те ужаснулись гневу богов и, дабы ублажить небожителей, решили казнить ученого вместе с нами. И вот тут я понял, что передо мной натуральный гений, которого я должен спасти любой ценой.

Весь день и полночи я расспрашивал Гао Миня об Академии Ханьлинь. Список открытий, сделанных средневековыми учеными — поражал. Кроме общеизвестных компаса, фарфора, шелка, пороха, бумаги и книгопечатания, академики изобрели шлюзы, цепную передачу, хромирование железа, спички, сеялку и даже сейсмометр для измерения силы землетрясения. Аппарат представлял из себя металлическую урну, в которой находился либо подвешенный, либо перевёрнутый маятник. Его действие основывалось на инерции движения маятника при толчках земли от землетрясений. Специальный рычаг выбивал металлический шар, который падал из пасти металлического дракона в пасть металлической жабе, указывая точное направление на очаг происшедшего землетрясения. По этому направлению государство отправляло оперативную помощь в пострадавшие районы.

Оказалось, что китайцы умеют делать рельефные карты и в Академии есть гигантский чертеж поверхности земли всей Поднебесной с изображением гор, рек, перевалов, городов и даже небольших деревень. Специально для этой карты построено отдельное здание.

Китайцы целенаправленно добывают природный газ и умеют транспортировать его по бамбуковым трубам. Из небольших скважин газ подается непосредственно к горелкам. Тот же газ, который поднимается с больших глубин, при смешивании с воздухом образовывал взрывоопасную смесь. Чтобы не допустить взрыва, ученые академии научились хранить топливо в больших деревянных камерах конической формы, размещенные на 3 м ниже уровня земли. Туда же по другой трубе подавался воздух, тем самым превращая камеры в большие карбюраторы. Во избежание пожаров из-за внезапного излишнего поступления газа в камерах использовались дополнительные вытяжные трубы, являвшиеся своеобразной выхлопной системой.

Первый пилотируемый полет? Опять китайцы. Император Вэнь Сюань-ди решил свести счеты с одной большой аристократической семьей. Для чего воспользовался традицией "освобождения живых существ", и начал под этим видом запускать членов семьи с верхушки 30-метровой башни Золотой Феникс в качестве лётчиков-испытателей для пилотируемых воздушных змеев. Сначала он брал арестантов, запрягал их в большие коврики из бамбука в виде крыльев и приказывал им лететь к земле с верхней части башни. Все эти люди погибли. Однако, Вэнь Сюань-ди не успокоился. Он хотел большего зрелища, и в последний год своего правления заключенные запрягались в большие воздушные змеи в виде сов. Один из пленников сумел пролететь до приземления десять тысяч шагов, остался жив, но был схвачен и передан руководителю официальной полиции, который вскоре казнил его.

Меха с гидравлическим приводом, ракеты, рыболовная катушка, механический вентилятор, наручный часы — Гао Минь перед казнью щедро делился со мной секретами Академии. А я судорожно запоминал фамилии и имена ученых. Не нужно нам никакой Европы. Зачем переманивать Галиля, Парацельса, Меркатора, если прямо тут, под боком — десятки Вань Сунов и Сунь Ванов открывают тайны природы, да такие, что западной цивилизации еще и не снились.

Но больше всего меня ошарашили успехи в медицине. Так, например, по заказу евнухов, ученые Леса Кистей проводили исследования гормонов. Кастратам очень хотелось иметь хорошие бороды и самое удивительное, что они их получили! Академики обнаружили, что моча беременных женщин содержит высокую концентрацию половых гормонов. Видимо, сами того не зная, китайцы открыли андрогены и эстрогены, а также гормон гипофиза — гонадотропин. И даже научились их выделять из мочи, выпариванием и вымораживанием. Полученные лекарства шли не только на стимулирование роста бород и усов, но и на лечение импотенции, бесплодия... Эффективность методик была сомнительна, но сам факт того, что подобные методики были уже в 16-м веке — заставлял серьезно задуматься.

Глава 14

Летний дождь

Коснувшись мертвых, застывших глаз

Теряет тепло

Предсмертные стихи самурая

Утром за нами пришли.

Огромная площадь перед дворцом Высшей Гармонии была забита коленопреклонными чиновниками и аристократами. Небо было закрыто тучами. Вот-вот мог начаться дождь. В самом центре площади стоял огромный помост с пустым троном. Рядом с ним были вкопаны четыре столба. Возле них уже суетились палачи. Они были одеты в длинные красные фартуки и наголо выбриты. Нас подвели к столбам и крепко привязали. Таика с Ютой тряслись от страха и обильно потели. Я им приказал во что бы то ни стало — молчать. Не дай бог нам вставят кляпы. Гао Минь держался молодцом. С любопытством естествоиспытателя рассматривал публику. А посмотреть было на что.

Слева от трона стояла группа европейцев. Это были португальское солдаты "тэрку", вооруженные мечами и аркебузами. Все европейцы были одеты в полные доспехи из стальных нагрудников и морионов — шлемов в "испанском" стиле. Португальское "тэрку" было полной копией испанского "терцио" — мощного боевого построения, при котором войско делилось на "трети", вооруженные, соответственно, аркебузами, пиками и мечами. На площади стояли только аркебузиры. Но я почему-то был уверен, что эти полсотни солдат легко положат всю многочисленную гвардию, что толпилась позади трона. Большая удача, что в Китае и Кореи так мало тэрку и моим генералам встретились лишь пьяные конкистодоры-любители — в противном случае наша высадка на континент не прошла бы так гладко. Что уж там говорить, кровью бы умылись. Тэрку охраняли двух людей. Один, одетый в оранжевую сутану, был обладателем глубоко посаженных глаз, орлиного носа — нет сомнений, что казнь посетил сам

Эверард де Маркур — верховный коадъютор ордена иезуитов в Юго-Восточной Азии. Рядом с ним стоял толстый, небритый мужик, в длинном парике и плаще. Красное, в прожилках лицо заядлого алкоголика — судя по тем донесениям синоби, что я читал, это был вице-король португальской Индии Гарсия ди Норонья. Оба европейца пристально пялились на меня. Эй! Так и дырку протрете.

Справа от помоста расположилась большая живописная группа дворцовых евнухов. Кастраты были обряжены словно попугаи — шелковые халаты всех цветов радуги, райские птицы, драконы, тигры — эту братию видимо обшивало пол-Китая. Вторая половина делала им сложные прически-шиньоны из скрученных сложным образом на затылке пучков волос. В центре коллектива евнухов царил Лю Цзинь. Гладкомордый, с козлиной бородкой "серый кардинал" Поднебесной был единственным счастливым обладателем собственного стульчика. И что любопытно, нет-нет да постреливал в мою сторону глазками. Что же это за популярность у меня такая сегодня?

Мои глаза побежали по толпе. Чиновники не отставали от евнухов и тоже были живописно разукрашены. На груди и спине придворных костюмов должностных лиц были вышиты или нашиты буфаны — квадраты с символическими изображениями, указывающими на ранг чиновника. Символом 1-го ранга был журавль, 2-го — золотистый фазан; 3-го — павлин, 4-го — ... желтая хризантема?!? Я до боли глаз вгляделся в парня, у которого на кофте был вышит герб императоров Японии. Да это же ...Кико-сан! Девушка была переодета в мужчину и я бы ее не узнал, если бы не хризантема. Что она делает на площади?? Все посольство после начала войны должно было по плану перейти на нелегальное положение и уехать из столицы. Узнала ли она меня? Помост частично загораживал пыточные столбы, да и находился я далеко — метров сто с гаком...

Додумать эту мысль мне не дали трубачи, которые вышли из ворот Чертога Высшей Гармонии и начали выдувать из своих инструментов нечто оглушительное. С крыш тут же взлетели стаи голубей. Показалась длинная процессия, которую возглавляли солдаты с пиками. За ними шли знаменосцы, слуги, а замыкал торжественное шествие длинный красный паланкин, больше похожий на лимузин из 21-го века. На площади появился император Чжу Хоуцун. Собственной персоной.

Увы, разглядеть эту персону не было никакой возможности — челядь моментально растянула вдоль прохода длинные полотна белой ткани. Видимо, чтоб никто не сглазил владыку Поднебесной. Рассмотреть Хоуцуна на троне тоже не получилось. Вокруг престола слуги расставили расписные ширмы.

Еще раз затрубили трубачи, китайцы ткнулись лбами в каменную брусчатку площади. Европейцы высокомерно проигнорировали ритуал приветствия Императора. На помост вылез толстый чиновник с журавлем на халате, развернул длинный свиток и начал его зачитывать громким голосом. Видимо описывал наши грехи публике, которая выражала свое одобрение выкриками "Хецай!". Закончив читать, чиновник махнул рукой и к нам направились палачи. Терять времени было нельзя и, набрав воздух в легкие, я заорал как можно громче: "Януй хуо!". Ночь общения с Гао Минем не прошла даром. Народ на площади встрепенулся, округлил свои узкие глаза. Евнухи, чиновники, солдаты — все уставились на меня в сильном удивлении. Ведь я только что прокричал китайский аналог знаменитой фразы "Слово и дело!" Каждый, кто в Китае хотел сообщить о страшном государственном преступлении, караемого смертью, мог прошептать эти слова и его тут же отводили в Синбу — Судебный отдел.

Не стал исключением и я. Ширма вокруг трона колыхнулась и толстяк-чиновник тут же отдал приказ отвязать меня. Подмигнув крестьянам и Гао Миню, я в окружении пяти солдат смело взошел на помост. Охрана тут же повалила меня на колени и пригнула голову вниз. Пока искали переводчика, я подглядывал в зазор между ширмой и помостом. За перегородкой находилось три человека. Я видел две женские пары ног и одну мужскую.

Женские ступни мягко сказать впечатляли. Они были больше похожи на маленькие копытца антилопы. Тут меня осенило. Это же Золотые лотосы! По легенде императору Тайцзуну из династии Тан приснился чудный сон. Ему явилась танцовщица, исполняющая арабески на прекрасном цветке лотоса. Она так грациозно изгибала ножки, что Тайцзуну показалось, будто он видит полумесяцы. Проснувшись, император приказал изогнуть носки своих ступней, притянув мизинец как можно ближе к внешней стороне пятки, и крепко перевязать лентами — так сильно он хотел, чтобы и его ноги стали словно цветы лотоса. С тех пор среди китайских аристократов пошла мода на миниатюрные женские ножки. Женщины с прямыми, ровными ступнями считались уродливыми. Их не брали в жены, всячески презирали, и смотрели как на прокаженных. Стягивать ноги ремнями начинали еще девочкам 3-4 лет, когда стопа еще только-только начинала формироваться. Четыре пальца ноги подгибались вниз и накрепко привязывались к ступне. Так девочка и ходила, лишь время от времени меняя бинты, а стопа практически переставала расти. Мать или воспитательница беспощадно наказывали ребенка за сопротивление или попытки освободиться от повязки. Каждые две недели девочке меняли обувь, и новая пара должна была быть меньше предыдущей.

Для достижения идеальной длины в 10 см, бинтовать ноги нужно было начинать именно в этом возрасте: начни раньше — ребенок не выдержит болевого шока и может вовсе перестать ходить, начни позже — стопа уже практически сформирована, и бинтование может оказаться неэффективным. Именно в столь нежном возрасте китайские девочки и узнавали, что красота действительно требует жертв и физических страданий — проходило еще 4-5 лет, прежде чем острые болезненные ощущения, вызванные бинтованием, начинали притупляться. Женщины бинтовали ноги всю жизнь. И всю жизнь ощущали, пусть и тупую, но боль, которая уходила только в моменты, когда ноги разбинтовывали, чтобы помыть, постричь ногти — и снова стреножить.

Образовывались окаменелые мозоли; ногти врастали в кожу; стопа кровоточила и истекала гноем; кровообращение практически останавливалось. Такая женщина хромала при ходьбе, опиралась на палку или передвигалась при помощи слуг. Чтобы не упасть, ей приходилось ходить маленькими шажками. Фактически каждый шаг был падением, от которого женщина удерживалась, только поспешно делая следующий шаг. Прогулка требовала громадного напряжения. Изуродованные ноги нарушали естественные очертания женского тела: на бедра и ягодицы ложилась чрезмерная нагрузка, поэтому они отекали, становились более пухлыми, что вызывало у китайских аристократов настоящую страсть.

— Говори варвар! И говори быстрее — я и не заметил, как на помост взобрался еще один чиновник, владеющий японским

— Имею сообщить Солнцеликому, что вчера ночью мне было страшное видение от богов, касающееся его судьбы.

Ширма слегка отодвинулась, охранники, державшие меня бухнулись на колени и я, наконец, смог рассмотреть китайского Императора. Не сказать, чтобы он меня сильно впечатлил. Круглое лицо с тонкими усиками и бородкой в три волоска, уставшие глаза сорокалетнего мужчины. Одет Чжу Хоуцун был в роскошные шелковые одеяния ханьфу, состоящие из нескольких слоев, богато украшенные и расшитые золотыми нитями. Длинные широкие рукава ханьфу почти касались земли. Голову императора венчала круглая корона из жемчужных нитей. На больше всего меня поразили ногти Хоуцуна. Они были длинными и изогнутыми, размером с указательный палец. Натуральный Фредди Крюгер. Меня передернуло от отвращения. Каждый ноготь был одет в специальный шелковый чехольчик. Это он так демонстрирует двору свою праздность? Дескать, руками даже за столом работать не надо — все сразу в рот кладут?

Рядом с императором сидели две дамы, со сложной прической и выбеленными лицами. Поверх белил, в районе щек, наложницы щедро намазали красные румяна. Глянул на их бедра. Девушки не выглядят как то особенно привлекательно. Ну, да, индекс талии-бедер слегка смещен в пользу пятой точки, но...

Тут охрана опомнилась, вскочила на ноги и вновь пригнула мою голову к помосту. Я лишь мельком успел увидеть, как халат с желтой хризантемой пробирается потихоньку к площадке. Ну, а кто ж еще может быть — неугомонная Кико-сан. Тем временем, Чжу Хоуцун коротко что-то сказал.

— Великий Император повелевает тебе рассказать о своем сне — чиновник подкрепил свой перевод пинком

— Сразу, как только мы договоримся об условиях

— Ты, червь, еще торгуешься с Сыном Неба?!

— Прошу всего лишь отсрочку казни для меня и моих друзей

Чиновник переговорил с Императором — Ты получишь отсрочку на два дня, если твое сообщение заинтересует Сына Неба.

— Заинтересует. Мне было откровение, что самый верный слуга Чжу Хоуцуна — Лю Цзинь — задумал переворот. Евнух сам хочет сесть на сандаловый трон.

— Это ложь! Да как ты можешь...

— Та шуо шенме?! — Чжу Хоуцун начал проявлять нетерпение

Чиновник поклонился Императору и начал пересказывать мой вброс. Говорил он дольше чем следует, со своими комментариями, но Чжу Хоуцун явно впечатлился. Махнул рукой охране и те бросились за Лю Цзинем.

— Какие у тебя есть доказательства, червь?! — переводчик очевидно состоял в партии евнуха, но и спустить на тормозах всю эту историю уже нельзя

— В тайной комнате, что находится позади спальни, во дворце Лю Цзиня хранятся императорские церемониальные облачения с нефритом — я рискнул поднять голову и провел руками по телу, изображая одежду. Так переводчик не переврет мои слова — Кроме того, евнух заказал своему ювелиру копию вашей короны, Сын Неба!

Шах и мат, господин Лю Цзинь. Очень полезно иметь собственного синоби, не так ли?

Глава 15

"На воде не избегать встречи с драконом —

таково мужество рыбака. На суше не избегать

встречи с тигром — таково мужество охотника.

Выйти навстречу протянутому клинку и встретить

смерть, как жизнь, — таково мужество героя.

Знать, что неудача происходит от судьбы,

знать, что успех зависит от времени,

и бестрепетно встретить великую беду —

таково мужество мудрого". Чжуан Цзы

Вторая ночь без сна. Тяжеловато. Если вчера я болтал с Гао Минем, то нынешнюю ночь приходилось бодрствовать в ожидании Хандзо. В том, что легендарный ниндзя навестит наше узилище — я ни секунды не сомневался. Когда нас уводили с площади перед дворцом Высшей Гармонии, удалось помахать рукой Кике Ходзе. Девушка, узнав меня, чуть в обморок не грохнулась. Прижала руку ко рту — так и застыла соляным столбом. На нее даже стали оглядываться. Спасло лишь то, что основная масса зрителей все-таки пялилась на Лю Цзиня, которого привязали к моему столбу. А вот не рой яму другому — сам в нее упадешь! Конные гвардейцы Чжу Хоуцуна моментально слетали во дворец евнуха и уже через час Сын Неба играя желваками, рассматривал парадное облачение Императоров Китая. А еще спустя десять минут за подвывающего от страха Лю Цзиня принялись палачи.

Примерно в полночь в дверном замке раздался тихий скрежет. Я скосил глаза на крестьян и китайского ученого. Спят без задних ног. Умаялись страдальцы. Оно и понятно — считай уже похоронили себя, а тут вдруг внезапная отсрочка. Дверь тихо скрипнула и внутрь просочилась черная тень.

— Сюда — шепнул я по-японски

— Коничива — поклонился мне синоби и принялся ковыряться отмычкой в кандалах — Тэнно! Надо торопиться. Вечером во дворец прибыли монахи Шаолиня. Сто лучших бойцов

— Этих еще не хватало! Зачем они Чжу Хоуцуну?

— Он хочет усилить ими армию, что направляется в Ко Рё. Ну, и как противовес иезуитам.

— Когда выступают полки и кто их возглавит?

— Ждут Чжан Юна. Как только он приедет в Бейджин...

— Император вернул генерала из ссылки?!

— Да. Еще с юга Китая должны доставить десять тысяч дань риса и пшеницы.

Это получается примерно 500 метрических тонн — посчитал я про себя навскидку. Дней двадцать надо с местной логистикой, чтобы обеспечить армию размером в пятьдесят тысяч человек едой на полгода военных действий.

— Готово — Хандзо хрустнул отмычкой и кандалы спали. Начали будить Таику с Ютой и Гао Миня. Те, чуть не закричали от страха при виде Хандзо. Но ниндзя предусмотрительно закрывал им рот. Еще пятнадцать минут и мы пробираемся темными коридорами тюрьмы, вдоль которых валяются мертвые стражники. Синоби явно торопился, поэтому никакого яда или удушения — перерезанные горла, пробитые головы...

— Пройти по крышам вы не сможете — Ханздо ткнул пальцем вверх — Придется пройти через площадь перед дворцом Высшей Гармонии

— Она разве не охраняется? — спросил Гао Минь

— В центре площади горит костер, вокруг него греются гвардейцы. Я их убиваю, а вы тем временем бежите к Башне Лучников. Рядом с ней, на стене висит веревочная лестница. На той стороне ждет Цинанари Ходзе с лошадьми.

Увы, гвардейцы не спали и даже не лежали. Десять солдат, вооруженных копьями, обступили бритоголового усатого монаха в шафрановой рясе-кашье. Они о чем-то оживленно болтали. Я посмотрел на небо. Полную луну то и дело закрывали облака. В такие моменты можно было попытаться пробраться по периметру площади, куда не доставал свет костра. Но без гарантий. Хандзо это понял. Попробовал, как выходит меч из ножен за спиной, открыл кармашек с сюрикэнами на левом запястье.

— Ну, мне пора — коротко поклонился нам синоби — Как только начну, сразу бегите к Башне.

— Хандзо, постой — я схватил лазутчика за плечо — Хотел сказать... Ты...

— Я все знаю. А теперь мне надо подготовиться.

Ниндзя опустился на брусчатку. Он согнул в колене правую ногу, подвел ее ступню под левое бедро; стопу левой ноги разместил сверху, между бедром и голенью правой ноги. Выпрямил позвоночник, расправил грудь, закрыл глаза. Кисти рук сложил у паха, причем левая рука обхватила правую, сжатую в кулак.

Я понял, что стану свидетелем таинственных девяти ступеней могущества синоби. 9 заклинаний дзюмон, 9 соответствующих им конфигураций пальцев и 9 этапов концентрации сознания. Прямо у нас на глазах Хандзо начал складывать пальцы, произнося про себя дзюмоны. Сначала он совместил выпрямленные большие и указательные пальцы; остальные остались согнуты и сцеплены между ладонями.

— Это Рин, или Печать молнии — восторженно зашептал у меня за плечом Гао Минь — Сила тела и разума

Хандзо глубоко вздохнул и загнул средние пальцы за указательные, так, чтобы их кончики соприкаснулись с кончиками больших пальцев.

— Пё. Печать великой молнии. Направление энергии

Синоби резко выдохнул, после чего выпрямил большие пальцы, мизинцы и безымянные. Остальные пальцы остались согнуты и сцепленными. Безымянные пальцы при этом стали соприкасаться кончиками, образуя "шалашик".

— То. Печать внешнего льва. Гармония со вселенной... Эх, почему у меня нет сейчас бумаги с тушью, чтобы зарисовать мудры — китайский ученый натурально страдал

Хандзо выпрямил большие пальцы; остальные остались переплетёнными, охватывающими кисти рук сверху.

— Это ся! Печать внутреннего льва. Исцеление

Синоби сжал пальцы в замок и поместил их внутри ладоней.

— Кай. Печать внешних оков. Чувство опасности

Дальше были растопыренные и совмещённые пальцы обеих рук — Дзин, Печать внутренних оков. Чтение намерений. Затем шла Рэцу, Печать кулака — указательный палец левой руки сжат в кулак правой. Повелевание временем.

Заканчивался ритуал двумя главными мудрами. Это были Дзай или Печать солнечного кольца. Контроль над первоэлементами. Их символизировали очередные "шалашики" из разноименных указательных и средних пальцев. И

Дзэн, печать скрытой формы. Просветление. Кулак левой руки, охваченный с торца ладонью правой руки.

Когда Хандзо открыл глаза, перед нами предстал совсем другой человек. Да и человек ли?

Не говоря ни слова, одним слитным движением синоби вскочил на ноги и рванул к костру. Обгоняя его, в монаха со свистом полетели сюрикэны. И правильно! Главное — выбить ключевого противника. Только вот этот самый противник оказался не пальцем деланный. Моментально упал на землю и сюрикэны угодили в стоящих позади него солдат. Раздались крики боли и ужаса. Гвардейцы только начали хвататься за лица и шеи, куда угодили железные звезды, а Хандзо уже ворвался в толпу. Его движения были настолько стремительными, что глаз не успевал фиксировать изменение. Вот летит чья-то отрубленная рука, а вот по земле катится голова. Ее владелец, фонтанируя кровью, еще пытается достать из ножен меч, но ноги не держат и он падает.

— Господин! Бежим — меня хватают за рукава Юта с Таики и тащат к Башне Лучников. Хандзо тем временем продолжает шинковать орущих солдат. На бегу я выворачиваю голову и вижу, как из толпы обратным сальто вылетает монах. Его лицо расслаблено, глаза полузакрыты. Приземлившись он легко отбивает своим посохом сюрикэны и тут же бросается вперед. Навстречу ему выскакивает Хандзо. Меньше чем за минуту он убил десять солдат. Некоторые еще живы, пытаются куда-то ползти, но их участь предрешена. Отравленное оружие ниндзей не оставляет шансов.

Монах из Шаолиня швыряет свой посох в Хандзо и затяжным кувырком кидается тому под ноги. Синоби успевает отбить деревяшку в сторону, но монах перехватив руку с мечом, уже входит в клинч. Это его единственный шанс против вооруженного до зубов Хандзо. Противники топчутся на месте, нанося друг другу удары локтями и головой. Юта с Таики тянут меня изо всех сил к Башне лучников, а я не могу оторвать глаз от схватки. Во дворце уже бьют тревогу, по периметру крепостных стен загораются факелы.

Спустя пару мгновений мы уже у стены и лезем по веревочной лестнице вверх. На площадь выбегают солдаты, вооруженные изогнутыми мечами тао, пиками и даже огромными боевыми серпами.

— Хандзо, беги!! — кричу я уже со стены

Монах тем временем упирается ногой в живот синоби и падает на спину, кидая рывком Ханздо назад. Однако тот, извернувшись как кошка, приземляется на ноги. Но при этом теряет меч.

— Да беги же ты!! — еще раз рву глотку. Из башни на куртину выскакивает несколько солдат с луками. Пока охранники натягивают тетиву, я ищу веревку с внешней стороны стены. Ее нет. Ко мне присоединяются Гао Минь и крестьяне. Они судорожно шарят между бойницами, а я смотрю на поединок монаха и синоби. Борьба закончилась и вход пошли серии ударов. Хандзо атакует. Быстрые удары сыпятся на монаха один за другим. Тому приходится уклоняться, падать, вставать, садиться на шпагат, вновь вставать. И все это делает воспитанник Шаолиня абсолютно легко, играючи. Бойцов уже окружили солдаты, наставив пики, но вмешиваться не решаются. Когда еще увидишь бой мастеров? Внезапно монах поменял тактику. Он начал стремительно перетекать из стойки в стойку. Сначала высокая, с поднятыми коленями, раскинутыми руками и сжатыми в пучок пальцами. Удары в основном тычковые, а не рубящие.

— Стиль Орла — непоседливый Гао Минь бросил искать веревку и встал рядом

Потом руки монаха изогнулись, до странности напомнив вставшую на хвост змею. Движения стали какие-то ужасно текучие, обвивающие. Даже мне стало понятно, что это стиль Змеи. Хандзо ушел в оборону. Стал чаще разрывать дистанцию, "вязать" противника.

Рядом с нами свистнула первая стрела. Я схватил Гао Миня за шкирку и подтащил к бойнице. Внизу, за стенами плескалась вода рва.

— А что собственно... — ученый не успел закончить фразу, как я столкнул его вниз. Короткий крик и всплеск. Где же крестьяне? Я обернулся и увидел, что Юта, зажимая пробитое плечо, тащит утыканного стрелами Таики. Еще один короткий взгляд на Хандзо. Лицо разбито в кровь, одна нога неестественно вывернута в сторону. Значит сломана. Синоби стоит на одном колене, вокруг гогочут солдаты, тыкая пальцами в поверженного лазутчика. Монах стоит, сложив руки на груди. Сволочь спокойна и равнодушна.

В кладку около моей головы бьет стрела. Мне пора. Последний взгляд на Хандзо. Тот как почувствовал, что я на него смотрю, вынул из-за пояса серую флягу и рванул шнурок, повязанный на горлышко. Вспышка, грохот. Ударная волна выкидывает меня в бойницу и я лечу вниз. Пока лечу, успеваю понять, что Хандзо подорвал себя пороховой миной.

В воду вхожу удачно, "солдатиком". Пара гребков и я выбираюсь на землю. А в лицо мне уже смотрит наконечник копья.

— Оясумиеасай, Ёшихиро-сан — я смотрю в единственный глаз Цинанари Ходзе и буквально вижу его мысли. "А почему бы мне не проткнуть убийцу моего отца и не скинуть тело в ров?".

— Как голова? — я начиню отжимать кимоно, исподволь разглядывая диспозицию. Гао Миня выловили и один из самураев Ходзе подсаживает его на лошадь. Еще двое держат бамбуковые фонарики, руки на рукоятках катан. Только дернись — порубят в мелкую лапшу.

— Болит иногда — Цинанари автоматически трет железную пластинку в черепе

— Давай, решайся на что-нибудь уже — я киваю на стены Запретного Города, по которым бегают солдаты с факелами — Хандзо погиб. Забрал с собой человек сорок, включая монаха Шаолиня.

— Я был против того, чтобы он тебя спасал! Сестра настояла.

— Хандзо и сам бы пришел. Без ваших указаний. Нас последний год много что связывало...

— Как я мечтал убить тебя, Сатоми! Ночами не спал — Цинанари задрал рукав. Все рука от плеча и до кисти была покрыта старыми и новыми порезами, шрамами — Поклялся, что отомщу за смерть отца. За вырезанный клан, за поруганную страну и Бусидо

Опять двадцать пять. Я так понимаю, это он себе на руке вырезал напоминалочки для каждого из погибшего родственника. А так как клан Ходзе был огромным...

— Пора отдавать долги, Сатоми — Цинанари замахнулся и резко ударил меня копьем в голову.

/ Оясумиеасай — Доброй ночи, яп./

Глава 16

"Кто умер при славном имени, тот и

после смерти заставляет бежать врагов".

Яп. пословица

— И зачем нужно было бить его в голову?! — маленькие ручки Кико-сан так и порхали над моим черепом, наворачивая круги повязки

— Я не мог его убить, но и в живых оставлять не хотел — хмурый Цинанари со сложенными на груди руками, с профессиональным интересом разглядывал мое разрезанное пополам правое ухо, из которого хлестала кровь.

А я даже не мог на него сердиться. Во-первых, он в своем праве. Все могло закончиться и хуже. Во-вторых, перед самым лицом у меня находилась грудь обворожительной красавицы. Кико-сан была одета в традиционную китайскую одежду — красную кофту с длинными рукавами украшенными бахромой, голубую юбку и широкий лиловый пояс. Сверху девушка накинула платок с изображением драконов. Куда не ткнись — везде эти ящерицы!

— Ешихиро-сан, сидите прямо! — моя попытка рассмотреть ноги Кико-сан удалась лишь частично. Обута она была в туфельки из расшитого белого шелка на толстой подошве. Носки изящно вздернуты кверху. Раз нельзя глядеть вниз, буду смотреть вверх.

Волосы у девушки — чернее крыла ворона — туго стянуты в пучок. Вокруг воткнуты в ряд мелкие шпильки. На лоб ниспадают золотые подвески, сбоку удерживаемая гребнем, красуется ветка с парою цветков. А какие у нее брови! Тоньше ивового листка. Губы, которых касается едва заметная улыбка, похожи на только что раскрывшийся цветок розы.

— Где мы? — лишь неимоверным усилием воли я вернул себя в реальность

— Тайное убежище посольства. Мы в северном квартале столицы — Цинанари потерял интерес к моей перемотанной голове, достал катану из ножен и начал ее точить

— После того, как Поднебесная объявила войну нашей стране, пришлось прятаться — Кико-сан закончила перевязку и села на скамейку рядом с братом.

Я оглядел комнату. Ничего особенного, стул, две скамейки, кровать, маленькое окошко, затянутое бычьим пузырем.

— Там еще одна комната есть, побольше — махнул в сторону двери Цинанари — Вашего ученого разместили вместе с моими самураями

— И сколько у тебя солдат?

— Осталось пятеро.

— Насколько я помню в миссии было человек сорок.

— То-то и оно, что было. После высадке в Пусане, в Бейджине были волнения. Думаю, евнухи их и организовали. К посольству подошла толпа в несколько тысяч горожан. Вооружены чем попало, но очень злые. Среди них было много корейцев. Самураи сдерживали толпу полчаса, пока мы грузили документы и золото... Все погибли, как настоящие герои.

Помолчали.

— Что нам делать дальше? — Кико-сан сняла с жаровни чайник и налила всем чаю — Хандзо погиб, нас разыскивают по всему городу, у ворот наверняка заставы...

— Цинанари-сан, говорите, архив успели вывезти?

— Да

— По Шаолиню есть донесения?

— Есть и много. Монастырь играет важную роль в местной политике.

— А словесные описание? Понятно, что не монахов, но хотя бы настоятелей

— Должны быть, сейчас найду.

Пока старший Ходзе копался в ящиках с документами, я не мог оторвать глаз от Кико. Впервые после смерти жены, в моей душе что-то сдвинулось. Какие-то невидимые пласты психики пришли в движение, гормоны забурлили в крови. Красота плюс ум подействовали на меня, как мощный афродизиак. Девушка тоже что-то почувствовала. Красный румянец на ее щеках, учащенное дыхание — мне явно стоило присмотреться к ней поближе.

Чтобы в очередной раз отвлечься от посторонних мыслей, начинаю расспрашивать Кико-сан о ситуации в Японии. По первому впечатлению — система работает без сбоев. Симадзумо Хиро крепко взял власть в свои руки, вернул генералов вместе с существенным подкреплением на континент. Вторжение также продвигается успешно. Като Киёмаса вместе с Токугава Иэясу осадили последний крупный город в Корее — Пхеньян, столицу провинции Пхёнандо. Крепость пока еще держится, но бегство вана Чунджона из страны подорвало дух почти всех защитников королевства. И на севере и на юге наблюдается массовая сдача гарнизонов. Кое-кто из правительства уже успел перебежать на нашу сторону. Чунджон быстрыми темпами направлялся в столицу Китая, намереваясь своим личным присутствием поторопить Чжу Хоуцуна.

— А вот тут в игру вступаем мы — я вслух озвучил свои мысли и принялся потрошить тюки, сваленные у лавки

— Вам что-то нужно? — подорвалась со своего места Кико-сан

— Что-то поприличнее того, что на меня сейчас надето — я наконец, нашел добротный шелковый халат и новые шаровары

— Убьем Чунджона? — у девушки загорелись глаза — Или Чжан Юна

— Нет

— Неужели Чжу Хоуцуна?!

— И еще раз нет. Хандзо никогда не повторялся. Вот и мы не будем

— Как же мы тогда остановим армию в 50 тыс. человек?!

— Нашел! — Цинанари выудил из ящика свиток с донесениями о Шаолине и подал его мне

Я взвесил его в руке. Приличный. На килограмм тянет. Так, что у нас тут...Ага, троевластие. Аж, три патриарха рулят монастырем.

Во-первых, Цзинь Ла Но. Начинал свою карьеру истопником. Шпион сообщал, что Ла Но является основателем нескольких стилей таких, как фэн-мо-кунь — шест демона, шао-хуо-кунь — шест горящей палки, кулак сливы мэй-хуа. Весьма искусен в боевых искусствах, владеет изогнутым мечом тао, пикой, шестом, прямым мечом цзянь, боевым серпом, а в равной степени и другими 18-ю классическими шаолиньскими видами оружия, в особенности прекрасно умеет использовать парные мечи тао.

Стал патриархом в смутные времена благодаря успешной борьбе с окружающими бандами, некоторые из которых выступали под антиправительственными лозунгами. Теперь понятно — это явно креатура Чжу Хоуцуна. Причем здорово разрекламированная. Лазутчик в донесении приводит легенду, в соответствии с которой Цзинь Ла Но лично победил некую "Армию красных повязок". Во время атаки монах схватил из жаровни горящюю дубину, больше похожую на полено, и бросился прямо в гущу бандитов. Вращая горящей палкой с невероятной силой и скоростью, он сковал паникой силы "красных повязок", искусно нанося удары направо и налево, и в конце концов вынудил нападающих с позором бежать. За что Цзиню даже поставили прижизненный памятник в Часовой Башне.

Вторая фигура — Дао Кэнь. Пятьдесят шесть лет, также большой специалист в единоборствах. Уже в семь лет под руководством старших монахов Дао Кэнь усердно изучал кунфу, носил на обеих ногах медные монеты в качестве утяжелителей, каждый день прибавляя по одной монете. Когда подрос, поменял мелкие монеты на более тяжелые камни. Каждый день быстро забегал на вершину горы Ву Жу Фэн — а это около 400 метров над Шаолинем, затем, вернувшись, надевал на тело железную накидку, на запястья одевал стальные кольца, на ноги железные башмаки. И поэтому достиг в искусстве легкости передвижения высочайших результатов. После тренировок, Дао Кэнь в одиночку уходил в горное ущелье напротив монастыря под названием "озера пяти драконов", оттачивал там технику ладоней — толкал и бил воду в озере. Мог одним движением ладони толкнуть воду так, что она со звоном выплескивалась из озера. Когда позже нашлись люди, усомнившиеся в мастерстве Дао Кэня, он просто слегка взмахнул рукой, не касаясь тел, и три человека повалились на землю, словно подкошенные. Ну, это положим свист художественный, но очевидно, что второй патриарх также озаботился созданием эпоса о себе. Что там еще? Хорошо известен случай, когда Дао Кэнь участвовал в боях на лэй-тае — помосте для рукопашных соревнований. По словам ученика старого настоятеля Ши Дэ Чаня, Дао Кэнь и двое монахов-вусенов постарше случайно проходили через площадь, где был установлен помост. Как раз в то время там выступали бойцы вуданской школы рукопашного боя, традиционно считающейся конкурирующей по отношению к Шаолиню. Вуданцы уже победили всех известных мастеров города, пожелавших выйти на лэй-тай, и вели себя довольно вызывающе. Увидев шаолиньских монахов, принялись издеваться над ними, провоцируя на соревнование, оскорбляли шаолиньское искусство. Чтобы поддержать честь монастыря, старшие тренера решили выставить на поединок молодого Дао Кэня. Известно, что в схватке монах серьезно повредил ногу, однако сумел сконцентрироваться и нанес несколько мощных ударов ладонью в грудь противнику. У того пошла кровь горлом и схватка была остановлена за победою Дао Кэня.

И последний персонаж нашего марлезонского балета — Ба Фуй. Мирская фамилия Чжан. Родом из провинции Шаньси. С детства будущий настоятель обладал отличной памятью, едва ли научившись читать, мог с первого взгляда понять смысл текста, за что в родных местах был прозван "мудрым ребенком". В 16 лет специальным императорским указом был призван ко двору и получил должность в аппарате управления государством — ни много, ни мало, его назначили управляющим всей монашеской общиной в монастырях близ горы Сун-Шань Шаоши, куда, естественно, входил и Шаолинь. Вот такой вот вундеркинд.

Открыл пять филиалов Шаолиня — во Внутренней Монголии, в Сиане, в Яньму, Тайюани и Лояне, причем сам Северный Шаолинь был практически восстановлен из пепла. Специальные монахи посылались из Суншаньского Шаолиня в филиалы, причем не только для проповедей, но и для преподавания шаолиньского боевого искусства.

Насколько я понял из донесений, Ба Фуй — был администратором монастыря, Дао Кэнь отвечал за религиозную составляющую, а вот Цзинь Ла Но выполнял роль главного инструктора по боевым искусствам.

— Посмотрите сюда — я отчеркнул ногтем словесное описание Ла Но — Скорее всего, ночью Хандзо убил одного из патриархов Шаолиня.

— Смуглая, почти черная кожа — начал я зачитывать из свитка ошараненным Ходзе — По некоторым сведениями, индус, и, возможно, его имя происходит от индийского слова "киннара", что означает гневного духа. Как и все монахи бреется налысо. Очень гордится своими пышными усами.

— Что патриарх делал ночью на площади? — спросила Кико-сан

— Возможно, у него была бессонница — пожал плечами Цинанари — И что теперь будет?

— Будут похороны, тридцатидневный пост — вместо меня ответила девушка — Еще месяц монахи Шаолиня не смогут покинуть столицу

Честно сказать, я сильно сомневался в боевой эффективности бойцов монастыря в эпоху мушкетов и пушек. Возможно, Чжан Юн смог бы использовать эту сотню монахов, как диверсантов в тылах японской армии. Я даже готов поверить, что бритоголовые парни могут при сильном желании поднять восстание в Корее, где миролюбивое население, воспитанное на добродушных канонах буддизма, вовсе не стремиться начинать партизанскую войну. Но это в перспективе год-полтора. Нам же день простоять, да ночь продержаться.

— Осталось решить вопрос с войсками Чжан Юна — Цинанари выглянул в окно и нахмурился — И можно возвращаться домой.

— Это задачка решается не в столице

— А где? — в одни голос откликнулись брат с сестрой

— Кико-сан! — я покачал головой — Ты же сама мне писала в донесениях о Юньхэ

— А причем тут Великий канал? — пожала плечами девушка

Эх, вроде и образованные люди, аристократы, а стратегического мышления ни на грош. Я тяжело вздохнул и принялся разъяснять мою идею. Дело в том, что в Китае есть главная транспортная артерия. И это вовсе не река Хуанхэ и даже не Янцзы. Это Юньхэ — рукотворный канал длиной почти 2000 км, который проходит по восточной части страны между городами Пекин и Ханчжоу и пересекает четыре провинции (Хэбэй, Шаньдун, Цзянсу, Чжэцзян). Строительство этого искусственного водовода было завершено совсем недавно и он стал важной транспортной артерией между севером и югом Китая. Собственно, по нему и осуществляется основной транзит грузов, в первую очередь продовольствия с плодородного юга на засушливый север.

— Продовольствие для армии Чжан Юна перевозят чем? Правильно, водой. По Юньхэ. Достаточно разрушить пару шлюзов и перевозки встанут на месяц. А там уже зима, канал встанет, зимняя кампания окажется сорвана.

— Снег закроет перевалы — подхватила Кико-сан — А до весны...

— Мы закончим с Чосоном — закончил я за нее — Цинанари-сан вы согласны?

Но тот нас не слушал, а напряженно смотрел в окно. Сжав рукоять катаны, он первнулся к нам и глухо сказал — В переулке португальские солдаты. Надо срочно бежать!

В дверь дома громко застучали.

Часть II

Глава 17

"Кто спрашивает дорогу утром,

тот к вечеру уже мертв". Яп. пословица

— Банзай!! — с оглушающим воплем Катсу прыгнул вперед и нанес удар сверху. Деревянные мечи боккэны столкнулись с громогласным треском и Нибори отступил. Еще выпад и еще один шаг назад. Катсу победно улыбнулся — последнее усилие и укэ выйдет за пределы площадки. А это поражение.

/Укэ — партнер в боевых искусствах. Яп./

— Матэ!

— Госпдин Ячи, учитель — вскинулся Катсу — Я почти победил!

— Почти не считается — Нибори скорчил ехидную рожицу

На татами, кряхтя, забрался пожилой, скрюченный старик с палкой. На его голове уже не осталось волос, кожа лица и шее напоминала желтую скукуженную бумагу.

/— Матэ! — сигнал прекращения схватки в японских боевых искусствах/

— Только что раздался полуденный колокол — скрипучим голосом сообщи учитель своим ученикам — Вам пора идти собирать хворост. Иначе новый управляющий монастырем...

— Юдаи-сан сам самурай — вклинился в речь старика Катсу — И он понимает важность..

Бац! Палка учителя попала парню по голове. От второго удара Катсу увернулся и тут же без разговоров, спрыгнул с тренировчного помоста на пол. Вслед за ним сиганул его друг Нибори. Оба послушника быстро забежали в келью, натянули сверху кимоно соломенные накидки — снаружи монастыря начинался снегопад — и побежали к выходу. Катсу успел заглянуть в пустой церемониальный зал, где стояло старое зеркало из полированной бронзы и осмотреть ушиб. В зеркале перед ним предстал молодой пятнадцатилетний парень, с широкими плечами, длинными черными волосами, заплетенными в косичку и узким, совершенно неяпонским лицом. Катсу машинально провел ладонью по подбородку. "Эх! Хотя бы один волосок вырос" — подумал парень и потер шишку на голове.

— Катсу! Где тебя демоны носят?! — от входа послышался крик Нибори. Тот уже успел взять веревки и пританцовывал от холода, ожидая своего товарища. Толстяк Нибори всегда мерз больше других, но никогда не пытался увильнуть от обязанностей по сбору хвороста в лесу.

— Где топор? — буркнул Катсу, все еще ощупывая шишку

— У крестьян. Пошли скорее.

Парни вышле на улицу и моментально окунулись в белое безмолвье. Снег тут же запорошил их накидки, а, падая на лицо и руки, сразу таял, словно подтверждая бренность жизни.

Работали молча. Крестьяне стаскивали и рубили ветки, Катсу собирал хворост в вязанки, а Набиори таскал их в монастырь. "Хоть и толстый, зато самый сильный из всех послушников" — подумал Катсу — "Вон, за одну ходку может брать сразу по три, четыре вязанки. Настоящий суматори. Да, и не такой уж он и толстый, просто кость широкая".

Потом мысли парня перескочили на собственное телосложение. Скорее всего он пошел в мать, у которой было такое же узкое лицо, зеленые глаза... Своего отца, Дзироэмона Кимуру Катсу никогда не видел. Тот погиб еще в битве при Одоваре, когда парню было всего два года. Служил Дзироэмон в пешом войске князя Ода, имел неплохой надел в провинции патрона, но постоянно был в разъездах. После гибели отца, дела семьи покатились под гору. Мать начала пить, жадные родственники отняли сначала землю с крестьянами, потом и дом. К этому времени князь Ода также почил в бозе и заступить за вассалов стало некому. Началась эпоха Сэнгока Дзидай. Брат пошел на брата, сын на отца. Семье Кимуру удалось пристроится в монастыре Ямагата, что в Северной Японии.

Мать прислуживала настоятелю, Катсу ухаживал за Сокушинбутсу. Монастырь был известен на всех островах своими мумифицированными монахами, которых звались Сокушинбутсу, что означает "достигшиее состояния Будды при жизни". Впервые эта странная и ужасная практика была введена священником по имени Куукай больше 1000 лет назад. Куукай был основателем секты буддистов шиньон, которая проповедовала идею просвещения посредством физического истязания. Процесс самомумификации занимал около 10 лет. Катсу насчитал в хрониках две сотни монахов, что пытались стать Сокушинбутсу, но получилось превратится в мумию лишь у нескольких десятков. Мумией становилсь так. На первом этапе монахи избавляли свое тело от жира. Для этого адепт, решивший мумифицироваться, тысячу дней подряд ел только еду состоящую из орехов и семян.

Второй этап — выгнать из себя как можно больше воды. Еще тысяча дней органичений, связанных с водой. В этот период монах позволяет себе пожевать немного коры и корней сосны. Последняя стадия — питье особого, ядовитого чая, приготовленный из сока лакового дерева. Сок этого дерева пропитывает внутренности, скрепляя их. И завершающий этап — ещё живая, но уже вполне мумия усаживается в позе лотоса в крошечной пещере с каменными стенами, где её и замуровывают. У монаха остается лишь звонок, которым он подает сигнал, что еще жив. Как только звонок перестает звенеть, в монастыре отсчитывают три года и выкапывали готового "сокушинбутсу".

Первые несколько лет Катсу сильно пугался мумий, которые были расставлены по всем залам Ямагата. Ночью его мучали кошмары, в которых костлявые, слепые "сокушинбутсу" протягивали к нему свои руки, тащили в свои пещеры. Но потом в семье Кимуру случилось несчастье и страх перед мумиями испарился. Мать Катсу продолжала пить сакэ каждый день, пьяная ходила по окрестным деревням. Все разговоры, увещевания, попытки спрятать сакэ оказывались бесполезными. Парень испытывал сильный стыд, старался больше работать по монастырю, начал упражняться в боевых искусствах, благо в Ямагате жил старенький учитель фехтования. Хоть это было и против буддистских правил (монахам, а тем более послушникам запрещено брать оружие в руки), учитель начал показывать Катсу, а затем и Нибори приемы из кэндо. Через два года после начала занятий, пьяная мать пошла на праздник к соседям, там еще выпила и насмерть подавились рисовыми лепешками моти. От такого позора Катсу даже хотел покончить с собой. Не помогали уже ни занятия кэндо, ни медитации.

Но случилось чудо. Нет, мумии не ожили. В монастырь всего-лишь приехал новый настоятель Юдаи-сан. Старого главу общины указом патриарха синто Наба Санэнаги выгнали прочь — слишком много подношений шло в его личный карман. Монастырь приписали к министерству Синтоизма, запретили практику Сокушинбутсу, впрочем, сами мумии остались и новый настоятель даже велел их вытащить в главный зал. Сокушинбутсу стали главным украшением монастыря во время всех праздников, привлекая тысячи поломников. Но и не это главное. Вместе с Юдаи-саном в Ямагату приехала его дочь — четырнадцатилетняя, рыжеволосая Амика.

Как только Катсу в первый раз увидел гибкую как тростник Амику, шедшую с кувшином воды по дороге, все мысли о самоубийстве моментально испарились из его головы.

— О чем задумался, самурай? — Нибори незаметно подобрался к работающему Катсу и залепил ему в голову снежок

— Ах, ты жирный кашалот! — парень моментально сориентировался и ответил Нибори градом снежков

Спустя час оба уже грелись у жаровни, в которой весело трещал собранный хворост.

— А пойдем сходим к дальней пещере — Нибори толкнул в плечо Катсу — Послушники говорят, что там вчера слышали колокольчик

— Ты серьезно думаешь, что дальний монах еще жив??

— Они все живы! И мертвы одновременно. Пребывают в нирване и оттуда смотрят на нас.

— Чем смотрят? После того, как их достают из пещер, глаза то удаляют.

— Какой ты тупой Катсу. Это духовное зрение!

— Зато ты у нас острый. Слышал, что новый настоятель учудил? — решил сменить тему парень — На колокольной башне устанавливается ветряная мельница

— Дурень, это не мельница. Это се-ма-фор — по слогам произнес Набори — На каждом шесте расположены цветные планки. Их сочетание задает какой-либо иероглиф. На соседней горе стоит станция, где служачий в зрительную трубу читает эти иероглифы и передает дальше.

— А если темно или дождь?

— В темноте можно сигнались светом. Видел большое выпоклое зеркало, что привезли вчера?

— Им и будут сигналить?

— Точно. Я уже все разузнал. В центр ставится фонарь с задвижкой. Двигая ею, можно открывать фонарь и закрывать. Свет отражается от зеркала и мигание света записывает служащий следующего семафора. Там есть какой-то кодовый язык... Эх, хотел бы я стать семафористом!

Катсу задумался над словами Набори. Как же много последнее время появилось новых профессий и умений. Если раньше было всего 4 касты — самураи, духовные лица, крестьяне, торговцы да неприкасаемые, то сейчас в почете промышленники, ученые, служащие... И зарабатывают они очень хорошо. А кем он станет, когда придет пора постригаться в монахи? Катсу совсем не хотелось брить голову, одевать оранжевую сутану и всю жизнь провести в медитациях да молитвах.

Во дворе раздался удар колокола.

— Пора на ужин — Набори мечательно потер свой большой живот — Сегодня Амика готовит

— Амика? — вскинулся Катсу — А давай на перегонки! Кто быстрее

Парень моментально скинул шлепанцы гэта и уже босиком выбежал из кельи. Вслед за ним рванл Набори.

ГЛОССАРИЙ

Действующие лица:

Клан Сатоми:

Сатоми Ёшихиро — микадо, император Японии

Сатоми Ёшитака — отец Ёшихиро

Сатоми Киётомо — малолетний сын Сатоми Ёшихиро

Сатоми Ёшитойо — дядя Сатоми Ёшихиро

Сатоми Акико — мать Сатоми Ёшихиро

Тотоми Сатаке — жена Сатоми Ёшихиро

Сатоми Хайра — брат Сатоми Ёшихиро

Симодзумо Хиро — канрэй (премьер-министром)

Акитори Кусуриури — врач, аптекарь клана

Синоби:

Эмуро Ясино — Хандзо

Филипп Родригес — иезуит, португалец

Клан Ода

Ода Набунага — дайме

Тоётоми Хидэёси — генерал, тайсе

Токугава Иэясу — вассал Ода

Название дней недели (В Японии дни недели было принято именовать по видимым небесным объектам. Воскресенье — Солнце, понедельник — Луна, вторник — Марс, среда — Меркурий, четверг — Юпитер, пятница — Венера, суббота — Сатурн)

понедельник — гэцуё:би

вторник — каё:би

среда — суйё:би

четверг — мокуё:би

пятница — кинъё:би

суббота — доё:би

воскресенье — нитиё:би

Название месяцев

Месяц

Современное название

Старое название

Значение

Январь

Итигацу

Мицуки

Месяц гармонии

Февраль

Нигацу

Кисараги

Месяц, когда носят больше одежды

Март

Сангацу

Яёй

Месяц роста

Апрель

Сигацу

Удзуки

Месяц дейции (унохана)

Май

Гогацу

Сацуки

Месяц посадки риса

Июнь

Рокугацу

Минадзуки

Месяц без дождей(1)

Июль

Ситигацу

Фумидзуки

Месяц литературы

Август

Хатигацу

Хадзуки

Месяц листвы

Сентябрь

Кугацу

Нагацуки

Длинный осенний месяц

Октябрь

Дзю:гацу

Каннадзуки

Месяц без богов(2)

Ноябрь

Дзю:итигацу

Симоцуки

Морозный месяц

Декабрь

Дзю:нигацу

Сивасу

Месяц бегающих священников(3)

Название часов

Японская система мер

Японские меры длины

Мера

Иероглиф

Величина

метр

бу

?

1/330

3,03 мм

сун

?

10 бу

1/33

3,03 см

сяку

?

10 сун

10/33

30,3 см

кэн

?

6 сяку

20/11

1,81 м

хиро

?

6 сяку

20/11

1,81 м

дзё

?

10 сяку

100/33

3,03 м

тё

?

36 дзё = 60 кэн

1200/11

109 м

ри

?

36 тё

43200/11

3,927 км

Японские меры площади

Мера

Иероглиф

Величина

Величина(ы) СИ

1 го

?

= 1/10 цубо

= 33,058 дм«

1 дзё

?

— 1/2 цубо

— 1,65 м«

1 цубо

? (редко: ?)

= 10 го = 1 кэн«

= 3,3058 м« (400/121 м«)

1 унэ

?

= 30 цубо

= 99,174 м«

1 тан

?, ?

= 10 унэ

= 991,736 м« — 9,92 а

1 тё

?

= 10 танам

= 9917,36 м« — 0,992 га