Варяги: Меж степью и Римом

Варяги: Ромейский излом

Пролог

Отряд уходил от преследователей, не щадя лошадей. Все понимали, что смерть уже рядом и приближается с каждым мгновением. Но возможность уйти все же была. хотя и не всем. Неширокая, но с сильным течением река могла помочь. Брод на том участке, куда они стремились, был только один. Соседний же располагался часах в трех, а то и больше. И если часть отряда станет стеной, выигрывая время для оставшихся, то тогда...

— Не могу больше, Стась... — простонала рыжеволосая девушка в легкой броне, прижимая руку к боку, откуда торчала обломленная стрела. — Печет... не сдюжу.

— Держись, Драгомира... Я все сделаю, но доставлю тебя к лекарям.

— Поздно... Вернуться... Киев, жрицы Лады.

Рыжеволосая обмякла, потеряв сознание, а Станислав тоскливо взвыл, понимая, что его возлюбленная, ради которой он поставил на кон все имеющееся, действительно может вот-вот умереть. Но и ослушаться ее слов он не мог, слишком многим она для него стала за последний год. Унаследованное от умершего отца богатство, дружина в полсотни мечей, даже христианская вера, принятая его родителями...

* * *

Драгомира хотела странного по меркам молодого княжича с польских окраин. Ее не заботило положение жены, хотя прямо она не отказывала влюбившемуся без памяти Станиславу. Лишь заявила, что христианский обряд для нее значит меньше, чем ничто. Правда после этого пообещала, что станет его женой, но в другом месте, по родным для нее языческим обрядам.

Первый год после того, как Драгомира стала его любовницей, она просто жила... Почти, поскольку все же просила у него узнать те или иные вести из столицы и иных крупных городов. Но больше ничего. И это Станислава полностью устраивало. Верные люди, хорошо укрепленный замок, довольно богатые окрестные земли. на которые распространялась его власть. Не хуже, чем у соседей, а то и получше. Да и князь Мешко порубежных своих вассалов не тревожил без особой надобности. Понимая, что те еще и защищают границы княжества Польского от набегов пруссов, ятвягов и прочих жадных до добычи. Но потом все переменилось.

Он даже мог сказать, когда именно все переменилось. Прошлым летом. Именно тогда его возлюбленная стряхнула с себя легкую 'дрему', а в глазах загорелся тот огонь, который можно было назвать и адским, как любил говорить христианский священник. Тот, наставления которого уже ничего для Станислава не значили.

И потекло ручьем золото из доставшейся в наследство казны. В разные стороны понеслись гонцы, отправляя запечатанные послания, начертанные рукой Драгомиры руническими письменами.

Всего за пару месяцев земли Станислава превратились из захудалого порубежного феода в нечто большее, в малопонятный для него центр, где рыжая красавица плела сложную паутину. Ту самую, которая могла в любой момент открыться и стать причиной их погибели. Вот только... запретить он ей ничего не мог. Да и хотел ли? Станислав и сам уже не был в этом уверен, поскольку с удовольствием отдал ей все нити управления, как раньше подчинялся воле отца, а потом... Не было потом, ведь недолгий период от его смерти до ЕЕ появления пролетел серо, незаметно, не оставив ярких воспоминаний.

А затем начались неприятности, поначалу малозначимые. От внимательных глаз управляющего и священника расположившейся на его землях церквушки не могло укрыться влияния какой-то пришлой девицы. И пусть она носила крестик, умело притворяясь христианкой, но все равно, подозрительного хватало. Вот только доложить о своих подозрениях обоим не удалось. Священник неожиданно свалился с лестницы, свернув себе шею, ну а управляющий упился вином. Совершенно естественные смерти, вот только произошли они очень слаженно, одна за другой. Именно тогда Станислав и стал вникать в дела своей будущей невесты и неизменной возлюбленной. А вникнув, пожалел об этом.

Драгомира действительно плела паутину, связывая остатки разгромленных князем Мешко мятежных прибалтийских славян и кое-кого из польской знати, желающих восстановления храмов прежних богов. Связывала она их не между собой, а с недавно севшим на престол Киева Хальфданом Мрачным.

По выплетаемой паутине шли не только послания, но и люди, это Станислав мог понять. В пределы Польши — женщины, чем-то похожие на его возлюбленную. Ну а в направлении Руси тянулись те, кто хотел уйти из-под руки князя Мешко, но до сих пор еще не сделал это. Причины? Не все готовы были уезжать в пустоту, в места, где их никто не ждет. А в Киеве, как оказалось, ждали, не обещая златых гор и серебряных рек, но уверяя, что найдется место и воинам, и мастерам-ремесленникам, да и их семьи брошены не окажутся.

Почти всю зиму через владения Станислава шел поток покидающих Польшу. Впрочем, поток... слишком сильно сказано. Скорее ручеек, но устойчивый, не прекращающийся, а порой и усиливающийся.

Он не раз спрашивал у Драгомиры, получая те или иные ответы, все же связанные между собой. Но лишь при последнем вопросе она ответила полностью откровенно на его слова:

— Зачем это нужно князю Киевскому? Стась, ты же не мальчик, но воин, порубежный вассал князя Мешко со своей дружиной. Должен понимать, что Польша еще не полностью покорна новому богу и тому, кто его сюда 'пригласил'.

— Восстание прибалтийских племен пару лет назад. Помню, — пожал плечами Станислав, не понимая сути сказанного. — А прежние боги князю не страшны, вся наша знать и их дружины чтят Христа. А если и не все, то скоро и это закончится. Старые умрут, а их сыновья уже и не вспомнят о богах отцов.

Рыжеволосая чаровника томно улыбнулась, от чего у Станислава, как и всегда. кровь ударила в голову, а и так крепкие чувства еще сильнее напомнили о себе.

— Сейчас желающим сохранить веру предков легче. Под боком из единоверцев не только пруссы и родственные им поморянские народы, но и Русь. Та Русь, где прежний порядок не только не ослаб, но и укрепился. К тому же князь Хальфдан охотно принимает всех близких по крови и вере.

— Воинов — это понятно. Но остальные...

— Всех, мой милый Стась, всех. Свободный черный люд полезнее рабов, он стремится жить лучше, работая не только на князя, но и на собственное благо. А бояться, что прибывших на росские земли сделают холопами нет причины. Еще в начале зимы о новом указе кричали на всех площадях, а берестяные грамотки приколотили на стены в самых захудалых селах. Слышал, небось?

Он слышал. Тот самый указ Хальфдана Мрачного очень быстро стал известен не только на Руси, но и в сопредельных землях. А суть указа была в том, что ни один человек росского языка не может быть продан в рабство — хоть вечное, хоть временное. Ну а находящихся в таком положении хозяева обязаны были отпустить, получив взамен их стоимость. Сразу, единовременно, из княжеских денег. Ну а освобожденные, в свою очередь, подписывали долговую расписку, обязуясь вернуть потраченное на них с небольшой лихвой.

И если местные владельцы хоть немного и поворчали, но выполнили указ, тем более, что жрецы его почти единодушно поддержали, то несколько иноземных купцов... в общем, зря они попробовали отправить рабов из числа славян за пределы Руси. У парочки были отняты не только невольники, но и немалая часть имущества, а остальным, помимо прочего, еще и головы с плеч сняли. Станислав догадывался, что сохранили жизнь лишь те ослушники, что были из стран, с которыми Хальфдан просто не желал ссориться. Потому и отправил часть из ослушавшихся его воли хоть и ощипанными, но на своих ногах. А разные там хазары, печенеги, волжские булгары... Это им стоило бояться силы Руси, но никак не наоборот.

Получалось, что Драгомира была права если и не во всем, то во многом. И уж точно он не собирался с ней спорить. С кем другим — легко, но не с ней.

Все шло хорошо, пока не стало плохо. На исходе зимы Драгомира стала очень беспокойной. Она часто засиживалась до глубокой ночи, готовя одни послания и внимательно читая другие. Появились новые люди, уже не девушки-прознатчицы, а опытные воины, задерживающиеся в замке на день-другой, а потом исчезавшие.Начинала роптать и часть дружины, которой не нравилось присутствие не просто чужаков, а чужаков из не сказать чтобы дружественного сопредельного государства.

Деньги временно затушили тлеющий огонек недовольства, но это было лишь временным решением. Требовалось что-то большее, о чем Станислав без промедления сказал своей возлюбленной. Та, против его опасений, не стала отмахиваться. Напротив, уверила, что скоро все это должно закончиться. Здесь, в Польше, поскольку собиралась вместе с ним вернуться в свои родные края. Боле того, предложила начать отправлять ценности, чтобы потом не делать все впопыхах.

Так и было сделано. Постепенная продажа большей части того, что вывезти нельзя, отправка того, что вывезти можно. Осторожно... по возможности. И все растущее беспокойство, потому как Драгомира начала не просто улучшать сплетенную сеть, а искать нечто определенное, причем связанное с интересами Рима, которые несли в своих головах священники, подчиненные 'викарию Христа'. И эти поиски изначально были опасны. Понимала ли это сама Драгомира? Безусловно, но прервать свои поиски не могла, утверждая, что вот-вот сумеет сделать то, после чего можно и возвращаться, причем с победой, да такой, что слава и награды буду действительно огромными.

Ей удалось найти искомое. Вот только... Посреди ночи Станислав проснулся от того, что его тормошила Драгомира, одетая даже не в обычный домашний наряд. А в легкой броне с откинутым кольчужным капюшоном. И в глазах ее было даже не беспокойство, а самый настоящий страх.

— Они знают обо мне!

— Кто? Что? — спросонья Станислав ничего толком не понимал, а голова отказывалась соображать. — Мира, ночь на дворе...

— Люди епископа Карла! Это у них мне удалось узнать... Неважно! Нам надо бежать, они вот-вот будут в замке.

— Бежать куда, в Киев?

— Конечно же, дурачок, — расцеловав своего любовника, Драгомира, уже взявшая себя в руки, продолжила. — Бери всех воинов, кому можешь довериться. Ничего лишнего, только немного припасов, денег и обязательно полное оружие. Лошади самые быстрые, заводные тоже. И быстрее, быстрее!

* * *

Опасения Драгомиры оказались не напрасными Это Станислав понял быстро, вскоре после того, как его отряд из трех десятков человек покинул замок. Оставшимся своим воинам он верил не так чтобы очень. Причины были разные, начиная с преданности скорее князю Польскому Мешко, нежели ему, и заканчивая ревностной верой в Христа, которая в этой ситуации была совсем неуместна. Ведь путь лежал в Киев, столицу Руси, где с недавних пор христианство было совсем не в почете.

Ночь не самое лучшее время для скачки по дороге, освещаемой лишь факелами в руках всадников. Зато заметить погоню совсем легко и просто. Не требовалось ни 'слушать землю', ни полагаться на иные признаки — достаточно лишь пристально посмотреть, а не виднеются ли далеко позади яркие точки таких же, как у тебя, факелов. А они виднелись, причем в удручающе немалом количестве!

Надежда была лишь на скорость лошадей, да на то, что благодаря ей удастся оторваться, чтобы запутать следы. Ведь до росских земель было еще далеко, а ничейная по сути полоса не такая узкая, как беглецам сейчас хотелось бы.

Гонка на излом, гонка на выживание — именно так обстояли дела. И, к сожалению для Драгомиры со Станиславом. Они ее медленно, но все же проигрывали. Их лошади оказались не такими скоростными и выносливыми, как у преследователей, потому расстояние медленно, но неумолимо сокращалось. И вот засвистели первые стрелы. Сначала не столь опасные, они постепенно превратились в смертоносный ливень, выбивающий не столько людей, сколько лошадей. Но это было равносильно смерти. А потом... Пройдя мимо заброшенного Драгомирой за спину щита, одна из стрел раздвинула кольца кольчуги и вошла в бок. Сильно вошла, заставив девушку вскрикнуть от боли и лишь с большим трудом позволяя продолжать скачку.

Понимая, что вырывать стрелу нельзя, рыжеволосая со стоном обломила большую часть древка. Так можно было хоть немного ослабить разрушительное для тела действие стрелы. Потом осушить небольшой сосуд с травяным настоем, временно приглушающим боль и... Постараться сделать хоть что-то до того мгновения, когда ее душа уйдет к богам. Особых надежд на то, что ранение не окажется смертельным, Драгомира не питала. Но... рядом была река, где часть отряда могла задержать тех, кто должен был, просто обязан был доставить послание князю Хальфдану. И пусть это будет тот, к кому она сначала привязалась, а потом действительно полюбила. Жаль, что быть вместе в этом мире им явно не суждено. Только в другом...

— Не могу больше, Стась... — простонала рыжеволосая девушка в легкой броне, прижимая руку к боку, откуда торчала обломленная стрела. — Печет... не сдюжу.

— Держись, Драгомира... Я все сделаю, но доставлю тебя к лекарям.

— Поздно... Вернуться... Киев, жрицы Лады.

Рыжеволосая обмякла, потеряв сознание, а Станислав тоскливо взвыл, понимая, что его возлюбленная, ради которой он поставил на кон все имеющееся, действительно может вот-вот умереть.

— Вацлав! Мне нужно хотя бы полчаса... Драгомира, ее нужно доставить к лекарям. А люди Карла...

— Мы давали клятву верности, — пожал плечам старый вояка, после чего криво усмехнулся. — Жаль, что все вышло вот так... Мы их задержим. Но ненадолго. Скачите быстро!

Времени на долгое прощание не было. Обведя взглядом остающихся прикрывать бегство, Станислав вздохнул и взмахнул рукой, давая знак остающимся с ним вновь трогаться, не жалея ни себя. Ни коней. А полтора десятка заслона... Вряд ли кто из них останется в живых, сумеет пережить ярость людей епископа Карла, из рук которых уходит столь ценная и желанная добыча.

Конь Станислава уже выходил на противоположный берег реки, когда за спиной послышались звон клинков и яростные крики. Это заслон во главе с верным Вацлавом дорого продавал свои жизни, покупая драгоценное время. Для него, для других... Даже для находящейся в беспамятстве Драгомиры. Которую его дружинники не слишком жаловали, чуя в ней нечто чужое для них. Но клятва... к ней они относились более чем серьезно. А где клятва, там и честь. Та самая честь, которую они, в отличие от некоторых, ставили повыше прочего.

Заметно поредевший отряд оторвался. Вот только за спиной была кровь. Много крови, часть которой была своей, не чужых людей. И ведущая в Киев дорога, вызывавшая у Станислава смутные сомнения, оставалась единственной из возможных. Но пока... Пока все его существо содрогалось от осознания, что девушка, дороже которой у него в жизни не было, покинула этот мир. Осталось лишь тело, оболочка, в которой уже не было ни души, ни мыслей. И все, что оставалось — выполнить ее последнюю волю. А еще — отомстить. Не столько за ее гибель, сколько за собственные разбитые мечты. Отомстить всем, до кого только удастся дотянуться. Помочь же в этом могли лишь в Киеве...

Глава 1

Апрель (цветень), 988 год. Киев.

Ба-бах! Очередной взрыв за закрытой дверью в отдельной каменной клети без окон ударил по ушам, но звон в них меня ничуть не расстроил. Более того, я просто подскочил от радости... Как раз нужная сила взрыва, надежность срабатывания. То, что доктор прописал! И полностью 'местного производства', никакого тебе Китая!

Порох. Именно он. Родимый. Черный, наибанальнейший, довольно хреноватого качества, если признаться. Зато вполне пригодный для того, чтобы начать его выделку по разработанному техпроцессу. Главное, чтобы хватало селитры, которая всегда была в дефиците. Ну, до тех пор, пока еще не стали завозить в Европу в промышленных масштабах из той же Южной Америки. Вот только где я и где эта заокеанская территория. Поэтому... придется обходится своими силами. Ну и выкручиваться всеми возможными и невозможными способами по своему обыкновению.

Оружие. Если оно есть, то способно дать стране сильные козыри в войнах с соседями, которые просто-таки мечтают ее сожрать. А желающих, уж поверьте. Всегда хватало. Руси вечно не везло с союзниками, которые постоянно пытались предать, зато с врагами... Мда, недостатка в оных никогда не ощущалось. Вот и теперь ситуация складывалась... своеобразная. И сильнее явных врагов беспокоили тайные, о замыслах которых можно было лишь догадываться, но не знать о них четко.

Мир вокруг лихорадило. Похоже, эпоха перемен, о которой я читал в книгах в своем родном времени, так никуда и не исчезла, став даже более насыщенной. Франки с их новокоронованным Гуго Капетом были полностью поглощены собственными дрязгами. Впрочем, так всегда происходит, когда новая династия сменяет старую, причем при наличии в стране сильной оппозиции. Для Гуго Капета противником мог стать, а из моего знания истории и стал, герцог Карл Лотарингский, по сути последний Каролинг из числа имеющих права на корону. Плюс Каталония во главе с графом Боррелем II вот-вот могла объявить о своей полной независимости из-за трений с Гуго Капетом. Боррель просил у него помощи, но тот... был слишком занят собственными проблемами.

Какой мне был с этого прок? Самый обычный. Когда у других проблемы, то им не до тебя, а это сейчас было важно. Вот только и помимо франков сильных стран хватало. Хотя...

Священная Римская империя с номинальным малолетним владыкой Оттоном III и под реальным управлением его матери Феофано была занята сохранением имеющегося и не более. Но был и настораживающий фактор. Феофано, она не просто так, а ромейской крови, племянница знаменитого полководка Варды Склира. Того самого, который уже поднимал восстание против ромейского императора и вполне способный сделать это снова. Интересный мог завязаться узелок, если правильно воспользоваться всем этим.

Улыбнувшись, я все же решил оставить эти размышления и подняться из подземных лабораторий наверх. Там не только тепло и светло, но и другие дела присутствуют. Разве что...

— Навести порядок, — приказал я Одинцу, который вот уже несколько месяцев был вечной и малоговорящей тенью, следующей за мной вместе с другими хирдманами охраны. — Внутрь ларцов не лезть, там всякое присутствует, порой опасное. Остальное безвредно.

— Да, Мрачный.

Конечно, сам он этим заниматься не собирался, отрядил тех, кто был, скажем так, моими ассистентами в делах не сильно сложных. Но это полностью устраивало. Они и приберут последствия взрывов, и следы 'творческого беспорядка' ликвидируют. В следующий раз, когда я тут появлюсь, все будет чисто и относительно комфортно. Что же до самого главного — записей о ходе опытов. Они все равно при мне. Небольшая книжечка, где находятся формулы, схемы, описания удачных экспериментов. В общем то, что надо держать или при себе, или в таком месте, куда никто не сунется, под надежной охраной.

Выбравшись из подземелий дворца и оказавшись в уже знакомом коридоре, ведущем к облюбованному лично мной участку дворца, я глубоко вздохнул. Да, воздух... С сыроватым и немного затхлым воздухом подземелья уж точно не сравнить. Что тут скажешь, успел привыкнуть к тому, что воздух в этом времени абсолютно свежий, не загрязненный ни продуктами сгорания углеводородов. Ни различной промышленной химией. Единственное, что порой раздражало — 'ароматы' от конского навоза, но это легко исправлялось. Отходы четвероного транспорта быстро убирались с улиц, уж в крупных городах точно. Поэтому... все было просто отлично в этом плане.

— Конунг?

— Все хорошо, Одинец. Свободен.

Ага, как же. В последнее время глава телохранителей стал выполнять свою работу с еще большим фанатизмом. А почему? Всего лишь изловили на подступах к дворцу нескольких христиан из числа непримиримых фанатиков, жаждущих возвращения на престол Владимира и таки да реализации варианта с крещением всея Руси. Поймали, головы отрубили, прокричали на площадях... Но после этого Одинец впал в совсем уж серьезную подозрительность, даже Гуннара Бешеного порой поражая своим серьезным настроем в организации моей охраны. Приятно поражая, надо отметить.

Закрыв за собой тяжелую, художественно окованную медью дверь, я оказался в том уголке дворца, куда не было доступа никому, только по приглашению. А приглашался лишь самый близкий круг. Для остальных же были богатые, величественные и... холодно-казенные залы. Там я был великим князем Хальфданом. Ну а тут... оставался самим собой. И это было хорошо, потому как всегда надо разделять работу и личное. Да, именно работу, поскольку правление большой и сильной страной — тот еще напряг по полной программе. Но интересный, захватывающий, становящийся неотъемлемой частью личности, это я признаю.

Дом. Именно эти комнаты я могу назвать настоящим домом, а не весь дворец в целом. Сказывается детство и юность, проведенные в обычной для XXI века квартире в многоэтажном доме в центре мегаполиса. Хоть и просторная она была, но четыре комнаты и дворец — две ну очень большие разницы.

Да уж, не зря некоторые из хирдманов шепчутся, кто Хальфдан Мрачный предпочитает жить в тесной по меркам князя берлоге. Необычное здесь пристрастие. Но у каждого свои особенности. Так что дальше невнятных шепотков дело не заходило. Меня же все устраивает. Вот и сейчас: знакомая обстановка, уют, да еще и упитанная серо-полосатая кошачья тушка, вольготно развалившаяся на столе и лениво помахивающая хвостом. Барс, как и полагается разбалованному кошаку, выбирает не самые подходящие места для отдыха. Почесав за ухом ленивое животное, я хотел было перенести его на более мягкую поверхность, но тот лениво отмахнулся когтистой лапой. Дескать, нечего кантовать с места на место и нарушать сон.

— Хальфдан? — раздался вопрошающий голос Роксаны.

Подтвердив, что это именно я и никто иной и оставив вредную живность в покое, я направился в комнату, откуда доносился голос, Вопреки ожиданиям, это была не спальня, не гостиная, а комната для тренировок. Змейка начала восстанавливать форму, хотя, как по мне, это дело стоило еще малость отложить. Но разве ей это докажешь?

Сейчас Змейка метала ножи, иногда чередуя оные с кинжалами. Получалось... Хорошо получалось, хотя все равно немного хуже, чем было раньше. Все же осложнения после родов давали о себе знать, несмотря на лучших лекарей, которых только можно было найти среди жрецов.

Да уж... Что тут сказать, не ожидал я, что окажусь отцом, да еще в двойном размере. Близняшки, причем девочки. Было весьма необычно ощущать себя в новом качестве, да и сейчас это ощущение никуда не исчезло. Ольга и Мирослава... Такие имена выбрала Змейка, ну а я как-то и не возражал, меня они полностью устраивали. К тому же будь даже и по другому, спорить в тот момент я бы ни за что не стал.

Какие уж там споры, если роды у моей очаровательной воительницы прошли крайне сложно, да еще и с последствиями. Перенервничал я тогда... словами сложно описать, одни малоцензурные эпитеты на ум приходят. И даже потом, после прихода Роксаны в относительную норму, пришлось убеждать, что меня не дюже как расстраивает ее невозможность иметь детей в будущем.

Сначала, признаться, я искренне не понимал, чего Змейка так сокрушается. Но прояснил Магнус, случившийся в тот момент не просто рядом, но и оказавшийся 'в теме'. Женщинам сложнее наследовать, ведь для того, чтобы держать в узде варяжское братство, правитель должен внушать уважение. А оно не в последнюю очередь основано на способностях полководца, которые ой как не всегда сочетаются с девичьей натурой.

Пришлось успокаивать. Получалось не так чтобы очень, хотя... Тут ведь главное подобрать веские доводы. А что может быть более веским, чем живой пример. Тот самый, который всякий раз моя валькирия видела в зеркале. Особенно в том небольшом серебряном, что носила с собой с давних-давних пор. Ведь если и мать, и отец не чужды воинскому искусству, то и дети, должным образом воспитанные, способны пройти по тому же пути.

Так и получилось. Успокоилась Змейка. Не сразу, но все же успокоилась, поддавшись убеждениям, что уж одна из близняшек точно способна будет стать такой же воительницей, как и мать.

— Хорошие вести, краса моя воинственная. Удалось подобрать состав пороха. Ну того порошка, который из Китая купцы привезли.

— Да помню я, — улыбнулась Роксана, всаживая в цель очередной кинжал и подходя ко мне. — Похоже, новое оружие для наших хирдманов будет вот-вот готово. А сейчас не шевелись...

Я и не собирался.. сверх необходимого. Так что разговор продолжился лишь через пару минут, когда меня обняли. Расцеловали и усадили в мягкое кресло. Зама же Змейка привычно устроилась у меня на коленях. И, естественно продолжила проявлять столь свойственное ей любопытство.

— И что ты с этим громовым порошком делать хочешь? В те метательные глиняные сосуды вместо 'греческого огня' поместить?

— Одно из применений, — согласился я, — одной рукой прижимая к себе девушку, а второй играясь с ее распущенными волосами, мягкими и шелковистыми. — Зато есть и другие, куда боле интересные, могущественные, способны и напугать врагов и заставить содрогнуться стены самых мощных крепостей. Вот только сырье для пороха...

— А что с ним?

— Уголь и сера у нас есть. Первого всегда предостаточно, вторую тоже получаем без особых хлопот. Зато селитра...

Заинтересованное лицо Роксаны на пару мгновений заставило меня чуток смутиться. Уж больно тема... малоприятная, связанная с производством селитры.

— У нас тут не Китай, где селитра сама по себе из земли выкапывается, пусть и с хлопотами. Нет ее ни на Руси, ни в сопредельных землях. Но можно самим ее 'выращивать', хотя дело это и долгое, и нелицеприятное. Даже не уверен, стоит ли тебе про это в подробностях знать.

— Стоит! И не вздумай по таким интересным штукам туман напускать... Мне ВСЕ твои придумки интересны: готовые, полуготовые, а особенно те, что только в твоей голове обретаются.

Мда, создал себе репутацию на свою голову. Греческий огонь, модифицированные для защиты крепостей и использования в поле сифонофоры, эти прародители огнеметов. Другие задумки, только-только выходящие на завершающий этап, то есть от прототипа в относительно широкое использование.

К примеру, книгопечатание, разумеется, самое начальное. Каждая руна создавалась по сути вручную. Кузнецы долго работали с металлом, создавая нужные мне образцы методом проб и ошибок. Потом простейший пресс, способный переносить изображение на листы бумаги или пергамента. Ну а чернила, тут уж никогда и никаких проблем не возникало. Все это было, конечно, дорого, но результат того стоил. Прототип типографии работал и работал неплохо, позволяя при необходимости создавать нормальные, привычные мне книги, далекие от их рукописных вариантов.

И опять же, в случае особого любопытства, имелась ссылка на опыт веков минувших и просто далеких стран. Ксилография, она же печать с резных деревянных или каменных досок, была известна в Китае, древнем Риме. Арабских странах. Правда отдельные подвижные руны-литеры, набиваемые в общую рамку — это нововведение, здесь неведомое. Ну так усовершенствование и придумка с нуля — вещи совсем разные. Этим я и пользовался, намеренно снижая собственное участие, маскируясь лишь подмастера по приспособлению и совершенствованию известного, но не под первооткрывателя. Так спокойнее, право слово.

Где книгопечатание, там и бумага. Вновь отсылка к далеким странам и легкому процессу ее производства. Берем древесную золу, тряпки и пеньку. Всё это смешивается с водой, хорошенько толчется и получившаяся густая масса выкладывается на форму, состоящую из деревянной рамы и мелкоячеистого решетки, желательно из растительных волокон. Просочившееся сквозь решето оказывается на каменной поверхности, после чего сушится на солнышке. Результат — лист бумаги, пригодной к дальнейшему использованию. Простенько, но со вкусом. И большие перспективы относительно продажи в разные страны. Всяко дешевле пергамента и ну очень дорогой привозной бумаги получится.

Все эти придумки Роскане нравились. Не только результат, но и процесс получения вызывал интерес. А вот насчет производства селитры... Как я и ожидал, процесс ее добычи и изготовления моей любимой воительнице не понравился. Она состроила недовольную гримаску, но попросила продолжать. Любопытство все же взяло вверх над естественной брезгливостью.

Впрочем, насчет брезгливости я ее понимал. Селитра штука такая, ее на Руси и вообще в Европе можно найти только в скотомогильниках и, пардон, в сортирах. Там она образуется сама собой, с течением времени. Ну а 'выращивают' ее с так называемых селитряницах — по сути своей кучах навоза и отбросов. Хочешь получить этот инкубатор селитры? Тогда возьми дерьмо, золу, частично листву, добавь кухонные отходы и остатки от разделки скота. Все? Ни в коем случае. Теперь получившуюся 'прелесть' как минимум полтора, а то и два года периодически надо поливать теми же помоями и предохранять от воздействия солнца и дождя. Проще говоря, поддерживать гнилостные процессы.

'Приятная' процедура, не так ли? Но необходимая, как ни крути. Здесь и сейчас никто из уважающих себя людей с этой дрянью дел иметь не станет. Только с конечным продуктом, то есть селитрой! Следовательно, сам процесс реально взваливать исключительно на рабов. Благо их хватало. Именно это и сказала, морща носик, Змейка:

— Эту вонищу только на выселках, от городов подальше. А присматривают за траллсами пусть те, из отпущенников. Их немного поощрить, посулить уменьшение отплаты долга, они все сделают.

— Ты опять права, умное и любимое создание, — улыбнулся я, радуясь, что смекалка Росканы никуда не делась. — Выкупаемые нами траллсы мало-мальски родственной крови легко согласятся присматривать за теми, кто нам в свободном состоянии никогда не пригодится. Освобождать тех же печенегов... мне в страшном сне такое в голову не придет. Насчет же выселок... Да, окрестности городов теперь не везде будут столь красивыми и прекрасными. Но оно того стоит, уж поверь. А скоро очень многие на своей шкуре убедятся, в чем настоящая сила пороха.

Змейка и не собиралась спорить. Мне же приходилось скрывать от нее то, что по мере развития артиллерии селитры понадобится все больше и больше. В Европе она так и оставалась в большом дефиците аж до тех времен, когда ее стали завозить из Южной Америки. Ну да справимся, в этом я и не сомневаюсь. Пока же...

— Хорошо, что ты шаг за шагов возвращаешься в прежнее состояние, Рокси. Еще немного и ты вновь будешь такой прекрасной воительницей, как и до родов.

— Опять льстишь, Хальфдан... Но в чем-то ты прав, я снова становлюсь каким-никаким, но воином. Не в последнюю очередь еще и оттого, что дочери у кормилицы. Из обычных воительниц не все могут себе такое позволить.

— А ты и есть необычная, — подмигнул я, после чего перевел тему на иную, более сейчас важную. — Две наши коварные жрицы-сестрички просили о встрече. Говорят, что вести интересные. Очень интересные, хотя и не срочные. Вот только хотят не только мне их поведать, но и всему ближнему кругу.

— Так уж и всему?

— Тем, кто есть в Киеве, конечно. Никто не собирается ждать возвращения Эйрика Петли с испытаний оснащенных сифонофорами драккаров или Олега из его поездки по некоторым городам, где кое-кто из прежних на подозрении насчет утаивания части полагающихся нам денег. Ну так что? Я думаю, ты не против немного развеяться. Впрочем, если летающие кинжалы столь завораживающе на тебя действуют...

— Обойдешься! — чувствительно пройдясь ноготками по моей спине, Роксана буквально спрыгнула у меня с колен. — Чтобы я, да пропустила завязку очередной интриги? Да ни за что.

— Может и нет никакой интриги...

— Ты сам то в это веришь? Вот и я не верю. Пошли, Хальфдан, я уже сгораю от нетерпения.

* * *

Знакомые все лица. Это я про успевших собраться побратимов и просто близких людей. Гуннар Бешеный, Магнус, Рогнеда, да две замысловатые сестрички, Софья с Еленой. Ратмира Карнаухого, при всей его важности и полезности, к ближнему кругу допускать не стоило, Зигфрид Два Топора был в Переяславле и не стоило его, все еще не оправившегося от ранения, дергать без веской причины. Лейф Стурлассон... к нему еще стоило немного присмотреться, хотя в скором времени его тут присутствие могло стать реальностью. Ну а Эйрик с Олегом, как и говорилось, отсутствовали по весьма важным причинам, находясь слишком далеко. Русь, она страна обширная, даже сейчас, в конце X века.

— А вот и конунг с женой, — первым из собравшихся поприветствовал нас с Роксаной Гуннар. — Мрачный, брат... Змейка, ты все так же красива и опасна.

Ответное приветствие с нашей стороны, перебрасывание легкими подколками, как у нас давно сложилось и что не в состоянии было изменить даже такое событие, как великокняжеская корона на моей голове. Это лишь в присутствии иных требовалось соблюдать определенные правила. Положение обязывает, что тут сказать. А здесь все свои, даже хирдманы охраны вне этого помещения. И атмосфера насквозь неформальная. Стол с выпивкой и закусками, стулья и кресла, нравящиеся более всего тому или иному из ближнего круга, прочие мелочи, также добавляющие уюта этой комнате. где мы предпочитали собираться.

Закончился разговор ни о чем и внимание присутствующих поневоле сконцентрировалось на Софье и Елене. Носители покамест неизвестных, но важных сведений, что тут сказать.

— Столь неожиданное желание собраться по таинственному, но интересному поводу. И к тому же не столь спешному. Это само по себе интригует, — хмыкнул я, внимательно следя за выражением лиц сестренок. — Что ж, у вас весть, у нас искреннее любопытство. Хвалитесь, красавицы!

— Это и впрямь интересная весть, важная для всех нас, конунг Хальфдан...

— Только Софья забыла добавить, что одна из наших девочек расплатилась жизнью, чтобы ее получить.

— Опасность всегда рядом с нами ходит, Елена.

— Но можно было бы...

— Нет, сестра, она сама решила пройти по кромке. И выхватила лепесток огня из огненной бездны. Правда сама не удержалась на краю.

— Да, это печально.

Оживленные сестрички, совсем бодрые. Даже Елена, которая некоторое время назад была куда как более замкнутой. Но лекарство против подобного оказалось привычным. Месть. Когда руками наемных убийц удалось ликвидировать двух ромеев из списка персональных врагов Софьи и Елены, те и впрямь расцвели. Правда стоило это не просто дорого, а чрезвычайно дорого, но подобная цена преданности меня абсолютно устраивала.

Правда. были и другие, из числа сидящих совсем уж высоко при дворе византийского базилевса. Их наемными убийцами не прихватить, требовался иной подход. И время... Но теперь сестры, частично утолив жажду крови врагов, готовы были ждать, причем даже не год-два, а куда дольше.

Вот и расщебетались, ощутив слабину в тех натянутых струнах, что были скрыты в их душах. Понимаю и принимаю. К тому же смотреть на них еще приятнее стало.

— И все же хочется услышать что-то ясное, — не слишком довольный голос Гуннара и барабанящие по столу пальцы были симптомом известным не только для меня, но и для прочих присутствующих. — Кто погиб, что доставлено, какой нам с этого прок?

— Погибла Драгомира, одна из жриц Лады, осевшая в Польше по воле храма, — начала рассказывать Софья, бросая на Бешеного игривые взгляды. — Сначала просто соблазнила одного из тамошних мелких порубежных князьков, стала для него единственной и вечной любовью. Потом ждала, связи налаживая. А как наш теперешний конунг на престол воссел, так и дело появилось.

— Исход сохранивших верность прежним богам. Знаем.

— А все ли знаешь, Гуннар? Драгомира, как и я, девушка умная... была. Понимала, что выполнять поручения — это меньшее, что можно делать. А если искать большее, на слухах и вестей из родных краев основываясь, можно и жар-птицу за хвост ухватить. Вот и ухватила!

— Чей хвост? — мигом насторожился я, понимая, что вот она, суть, к которой подводила всех нас жрица Лады. — Прознатчиков врагов наших в Киеве или иных городах раскрыть удалось?

Улыбка, затем притворное смущение, хлопанье глазками, словно девица на выданье, а не матерая хищница, умеющая не только соблазнять, но и убивать без тени сомнения. Эх, жрицы вы Лады, коварство и краса, сплетенные в единое целое. Мощный инструмент, если уметь им пользоваться. Вдвойне, если еще и верный именно тебе, носимой тобой идее. К счастью, в моем случае именно так все и было, причин нарушать верность не было ни у этих двух сестричек, ни у иных провозвестниц богини любви и красоты.

Ответила же мне не Софья, а Елена.

— Никаких прознатчиков. Покойная Драгомира, раскидывая сеть, нащупала в Польше интересный след слуг Папы Римского, этого верховного жреца Христа в тех странах.

— Они там везде. Особенно в Польше, которая стала для Рима тем, чем могла бы стать Русь для Царьграда. Так что ничего важного, если только...

— Именно, конунг. Среди множества жрецов Христа, Драгомира нашла тех, кто имел отношения к договорам с князем Польши Мешко.

— Смысл этого договора или же договоров?

— Нападение на Русь. А еще тени сожалений, что не удалось довести до конца 'грызню за престол Киевский'.

— Попались!

Возможно, я чересчур повысил голос, но сожалеть об этом точно не собирался. Вот он, след от давнишней попытки нападения на меня и моих ближних. Попытки, целью которой вряд ли было устранение моей персоны. Зато нарушить перемирие с ныне бывшим великим князем Владимиром Святославовичем оно могло, ослабляя нас сверх допустимого.

И вот они, проявились. Случайно? Возможно. Но от этого открытие не становилось менее важным. Просто одной из наших шпионок повезло, и она принесла в клювике важную, крайне важную информацию. Да примут боги ее душу в Валгалле! Она это однозначно заслужила.

Глава 2

Апрель (цветень), 988 год. Киев.

Огорошив присутствующих столь неожиданным известием, Елена, порой меняясь с Софьей, рассказывали подробности узнанного. А они заслуживали самого пристального внимания, хоть и были довольно смутным контуром, а не четкой картиной.

Разумеется, люди Папы Римского Иоанна XV, в миру Джованни ди Галлина Альба, не собирались вынуждать князя Мешко нападать на Русь прямо и однозначно. О нет, они хорошо разбирались, как нужно готовить тот или иной сорт адского варева под названием политика! Да и подставлять под удар того, кто подарил католической ветви христианства новую, весьма сильную и густонаселенную страну, было бы весьма неразумно. Потому они хотели не ослабить Польшу, а усилить ее. Не удивлюсь, что с целью использовать впоследствии как противовес Священной Римской Империи Оттона III. А за счет кого можно усилить? Правильно, за счет соседей-иноверцев, особенно Руси, столь неприятной и беспокойной.

Всегда хорошо воевать чужими руками, причем сначала пуская в бой расходный материал, а уже потом подключая собственные ресурсы. И если этот самый 'расходный материал' не Польша, то тогда...

Клевреты Иоанна XV не стали особо изощряться, пойдя по проторенной в давние времена дороге. Степняки — вот исконный враг Руси. Их невозможно контролировать, глупо пытаться купить на долгий срок, ибо все равно предадут, как это свойственно дикарям. А вот на короткий срок 'взять в аренду' — это они с превеликим удовольствием.

Проще говоря, на нас хотели натравить печенегов. Знакомый враг, но от этого не перестающий быть опасным. Это понимали мы все.

— Значит, печенеги, — процедил Магнус, а его рука тем временем сжимала древко вечно таскаемого с собой боевого посоха, побелев от приложенного усилия. — Это может быть опасно. Если бросим все силы на них, то удар со стороны Польши станет особо неприятным.

— Печенеги опасны, — вздохнула Рогнеда. явно вспоминая события прошлых лет. — Я даже не про гибель Святослава Великого, хотя она тоже важна.

— Почувствовали силу, стервятники!

— Мой бывший... муж, Роксана, хотел было раз и навсегда избавиться от этой угрозы, но Добрыня с Путятой объяснили, что очень сложно уничтожить тех, у кого даже городов нет. Кочуют по степям... Разобьешь часть, другие откочуют, а потом снова вернутся. Вот и получалось, что лишь отражали набеги. Не более.

Повисшее молчание явно свидетельствовало о том, что с ходу высказываться по столь серьезной проблеме никто не хотел. Сначала стоило подумать, а уж потом что-либо предлагать. Впрочем, как и мне, несмотря на то, что я помнил про особенности 'господ из степи'. Равно как и осознавал факт, что с ними надо расправляться безжалостно и не особо затягивая. Упустишь часть сил врага, так он через несколько лет вернется в прежнем состоянии, а то еще и обогащенный опытом минувшего противостояния.

Думай, голова садовая, думай! Признаться, не рассчитывал я, что придется хлестаться с этими кочевниками столь скоро. Ан нет, в условиях изменившейся истории неприятности от печенегов начинаются куда раньше, чем в родной для меня ветви времени.

Кто из известных личностей всерьез интересовался печенегами этого времени? Ответ есть, хотя и единственный. Константин Багрянородный, византийский базилевс. Правда он помер аж в 959 году, но печенеги — общество статичное. Там особых перемен как не было, так и еще некоторое время не будет. А значит... воспользуемся наработками ромеев, которые пользовали степняков как средство давления на Русь.

— Ты, Рогнеда, все верно про повадки печенегов напомнила. И про то, что Русь привыкла от них отбиваться, но не в поход ходить. Оно вроде бы и верно, ведь добычи с них толком не взять, городов, чтобы осадить и приступом взять, тоже нет.

— А значит? — хитро прищурился Гуннар и тут же сам себе попробовал ответить. — Можно заманить их вглубь, а потом ударить. Так, чтобы оставшиеся долго боялись даже думать о том, чтобы на нас войной идти.

Зловещая ухмылка Магнуса, открытая радость на лицах Змейки и Рогнеды... и тень разочарования у сестричек. Кажется, они единственные среди присутствующих почуяли, что все это лишь полумера, особенно в свете доставленной ими информации. Играть такую партию с печенегами, учитывая готовность Польши подключиться с другой стороны... Риск велик, слишком велик для того, чтобы я пошел на такое.

— Набег печенегов — это всегда сгоревшие села, вытоптанные поля, недовольство простого люда. Зачем это нам, да еще всего спустя год или около того после занятия мной престола? Нет уж, воевать всегда лучше на рубежах, а потом переносить все на чужие земли. И есть даже некоторые задумки, но для этого... Софья, что точно известно про замыслы, связанные с печенегами.

— Точно — не известно ничего.

— Ну а если не слишком точно?

— Тогда я могу кое-что сказать, — намек на улыбку и тут же серьезное выражение лица, свойственное жрице Лады лишь в случае действительно серьезных мгновений. Как сейчас. — Золото от Рима печенежские князья уже взяли. Задаток, конечно. Чтобы получить основную часть, они должны вторгнуться в пределы Руси, обескровить наше войско.

— Много о себе возомнили!

Эмоциональный выкрик Змейки имел под собой весомые основания. За последние годы мы, вяряги, фактически не терпели поражений, неизменно выигрывая все крупные битвы. Про набеги вольных князей-ярлов я не говорю, тут всякое бывало. Но про связанные с государственными интересами походы — тут все было в ажуре. И тут ставка на печенегов. Право слово, это и впрямь казалось забавным и оскорбительным одновременно.

Вот только в Риме дураков не держат, они там быстро помирают от естественных причин вроде яда в бокале или падения с моста в Тибр с кинжалом в спине. Значит, рассчитывают на то, что наше войско выйдет на перехват печенежской орды в ослабленном составе. А подобное может случиться только если...

— Они хотят отвлечь часть наших сил, а лишь потом ударить. Думаем, други мои, думаем! Нужно понять, куда именно могут ударить наши недоброжелатели чтобы отвлечь от грядущей печенежской угрозы?

Взгляды всех присутствующих, за исключением разве что меня, устремились в сторону висящей на стене карты. Да, именно на стене. хотя подобный вариант тут был несколько не в моде. Но лично я считал подобный вариант как нельзя лучше отвечающий задачам. Как оказываешься здесь, так время от времени отмечаешь положение дел в мире. Границы государств и племенных образований, спорные территории, стрелки планируемых и известных уже воинских походов. Бодрит. Держит в тонусе, не дает расслабиться сверх меры.

И думать над серьезными вопросами, подобными нынешнему, куда как легче. Вот смотрит тот же Магнус на карту и видит, что непосредственно мы граничим лишь с двумя серьезными игроками — Болгарией и Польшей. Изрядно пощипанная и ослабевшая Волжская Булгария отделена прослойкой племен мордвинов и черемисов, Тмутаракань и Византия, чтобы рыпнуться в нашу сторону, должны пройти через тех самых печенегов. Причем ромеи еще и Черное море должны пересечь, а с недавних пор их флот уже не имеет уникального козыря под названием 'греческий огонь'. Теперь он есть и у нас.

А вот у данов, англов, норвегов и прочих шведов этого козыря нет. Отсюда возникает закономерный вопрос насчет того, рискнут ли они даже за большие деньги и обещания сунуться на своих кораблях под огненные струи сифонофоров, что уже установлены на большой части наших драккаров. Лично мне в это не очень верится. Сражение на воде мы выиграем, используя не только обычные приемы, но и козырь. Значит... стоит отбросить это направление в разряд маловероятных.

Болгария? Эти по уши в своей войнушке с Византией, им, во-первых, не до нас, а во-вторых, они не должны стремиться заполучить нового врага. Ведь если по Болгарскому царству ударят с двух сторон Русь и Византия, то оно развалится с жалобным стоном.

Польша, как уже выяснилось, не будет застрельщиком. Рим использует князя Мешко, своего верного клеврета, лишь на втором этапе, никак не раньше. Пруссы? Не-ет, они уже сейчас подают настойчивые сигналы о желании 'дружить домами'. Вера почти одна и та же, лишь немногим отличающаяся, поэтому им по пути с нами, но никак не с христианскими правителями.

К моей радости, обсуждая ситуацию, ближний круг склонялся к таким же выводам. Совпадающие мнения — это хорошо. Вот только задача, поставленная перед нами, пока не была решена. Зато были отметены малореальные варианты, оставляя место для тех, которые имели под собой крепкий фундамент. И все эти варианты сводились к одному — крепости Белая Вежа, ранее именовавшейся Саркелом.

— Они могли заплатить кому-то из приближенных хазарского кагана Если посланникам Рима удалось убедить хазарскую знать с ослаблении Руси, то те с радостью примут предложение вернуть себе Саркел.

— Все верно говоришь, Бешеный, но не верю я в это, — отмахивался от предположения Гуннара Магнус. — Обложенные данью, из последних сил удерживающие свой каганат от распада, хазары вдруг пустятся во все тяжкие? Тогда они должны быть полностью обнадежены насчет нашего поражения. Нет, все равно не верю! Скорее уж волжских булгар на эту затею сподвигли. Деньги, возможность получить опорную крепость на перекрестке торговых путей, месть Руси за не столь давнее поражение. Или вообще через беглеца-предателя, Владимира, ныне князя Тмутараканского, поднанять племена касогов. Они, почуяв звон монет, любого резать пойдут, головой своей думать толком не умея и не желая.

— Но если в этом замешан мой бывший муж, то тогда Хальфдан может...

Вопросительный взгляд Рогнеды вежливо, но настойчиво требовал ответа. Я же не собирался отмалчиваться.

— Доброга, значит. Что ж, пришла пора начать использовать это наше тайное оружие при дворе князя Тмутаракани. Пусть делом отработает будущую спокойную старость для себя и возможное продвижение вверх своих детей.

— Зная тебя, этому хитрому лису придется очень сильно постараться, — хохотнул Магнус. После чего подмигнул Рогнеде, явно наслаждавшейся поднятой темой, и добавил. — Ему от нас никуда не деться. Стоит хоть Владимиру, хоть ромеям узнать о его помощи нам, разорвут на куски вместе со всей семьей самыми жестокими способами.

— Булгары, касоги, пусть сами печенеги, это ничего не меняет, — процедил Бешеный. — Наши враги хорошо знают тебя, Мрачный. Понимают, что ты не оставишь защитников Белой Вежи без подмоги И этим раздробишь наше войско, давая возможность печенегам знатно порезвиться в пределах Руси. Сожри их потроха слуги Хель!

Повисшая в воздухе гнетущая аура чувствовалась всеми собравшимися. Я же, хоть и прокачивал возможные варианты, но все равно не мог найти идеального выбора. Да и бывают ли они, идеальные? Сильно сомневаюсь. Впрочем...

— Если какое-то неприглядное событие невозможно предотвратить, то его нужно... возглавить, — озвучил я слегка переделанную поговорку из веков грядущих. — Раз уж все мы думаем, что Белая Вежа под угрозой удара, то сделаем эту крепость совсем уж лакомым кусочком для наших врагов. А для этого нужно вот что...

* * *

Приятно прогуляться вечерком, да на свежем воздухе, да за пределами киевских стен. Легкий ветерок, начинающееся клониться к закату весеннее солнышко, запахи свежей травы и листвы почуявших тепло деревьев. Хорошо! И Роксана, согласившаяся сегодня забыть о всех своих хлопотах по восстановлению здоровья и тех, которые дочерей касаются.

Почти настоящее свидание, если бы не... десяток хирдманов охраны в качестве явного сопровождения и один Гуннар ведает сколько скрывается вне видимости. Понимаю, не протестую, но порой эта невозможность действительно частной прогулки просто выводит из себя. Впрочем, таковы особенности жизни власть имущих, особенно тех, кто имеет массу действительно опасных врагов. А их у меня и впрямь хватает.

— Ты смотри, Хальфдан, — дернула меня за рукав Змейка, одновременно показывая пальцем в сторону неторопливо вышедшего на тропинку матерого зайца. — Непуганый!

— А чего ему тут бояться то? И предшественник мой любил прогулки по окрестным лесам, полным всякого зверья и птиц, и я люблю, чтобы в этих лесах всего полно было. Потому все охотники промышляют не здесь, а подалее. Надеюсь, что так все и в дальнейшем останется.

Ушастая зайчатина тем временем все же соизволила заметить нас. Опасливо покосилась, прижала уши и неспешно так попрыгала прочь, смешно взбрыкивая довольно откормленным задом. Да и пусть бежит, мечта кулинара.

— Полянка... — спустя несколько мнут неспешного ходу обрадовалась Рокси. — Идти надоело, а тут и трава густая и вообще уютно. Ты как?

— Целиком и полностью поддерживаю. И вообще, надо бы на днях в несколько более широком кругу в эти места выбраться. Костерок, дичина бегающая и летающая, с собой прихваченная. Как во времена не столь далекие по сути, но отдаленные по ощущениям. Все же бытие обычным вольным ярлом и великим князем Киевским — это разные вехи в жизни.

Разлегшись прямо на траве, я смотрел на проплывающие в небе облака замысловатой формы. Вот это похоже больше всего на трехмачтовый парусник. Другое на коня... Ой! А это уже не облако. Змейка использовала мой живот как подушку, пристраивая голову поудобнее.

— Не возражаешь?

— Я же не дурак... Просто можно было и заранее сказать, а не со всего маху живот головой на крепость проверять.

— Не ворчи. Лучше вокруг посмотри. Это тебе не замкнутые палаты дворца и не теснота киевских улиц. Простор! И охрана.

Змейка, как и подобает не просто воительнице, но и начальнице воинов-теней, подмечала практически все. Даже то, что ускользало от моего взгляда. Специализация, что тут скажешь. Вот и сейчас она наверняка видела не только явную, но и часть скрытой охраны. И слегка раздражалась, понимая, что мы не наедине отдыхаем. Поэтому лучше всего было переключить ее внимание на иную тему.

— Не умеешь ты, моя валькирия, любопытство скрывать. Так что и не пытайся. Любопытство, как порой говорят, способно сгубить кошку. Вот только удовлетворив его, она мигом возвращается к жизни.

— Умеешь ты словами играть. Вот сейчас меня чуть ли не упырицей назвал и предложил обратно оживить, но все вежливо и ласково. Не был бы ярлом, стал бы жрецом не из последних. Вроде Магнуса. Хотя нет, власть от тебя все равно бы не ушла, очень ты ее любишь, защищая от любых посягательств.

— Да?

— А то нет? Одна сегодняшняя задумка чего стоила. Сделать из крепости одновременно и жертву, и западню. Может и впрямь, как в городе на улицах говорят, в Хальфдана Мрачного сам Локи вселился...

Задумчивое и одновременно ехидное выражение личика девушки заставило меня от души расхохотаться. Вот только Змейка теперь уже не могла использовать меня как подушку. Пришлось ей просто пристраиваться рядом, а заодно ждать, когда я отсмеюсь. Хм, сама виновата, особенно способностью стоить столь уморительные гримасы.

Ну а что до других ее слов, то тут все верно. Если уж Белая Вежа обречена стать мишенью для вражеского удара, то грешно не воспользоваться. Не зря во многих восточных боевых искусствах исповедуется принцип обращения силы противника против него самого. И чем больше та сила, тем сильнее она способна ударить по своему хозяину.

Дезинформация. Здесь ее силу не все поняли до конца. Разумеется, я не имею в виду ромеев, слуг Рима и еще некоторых, ну так сейчас это оружие не против них применяется, а против печенегов и им подобных кочевников. Народы в искусстве интриг ограниченные, а раз знаешь слабые места, то бить надо именно туда. Хотите штурмовать Белую Вежу? Да на здоровье, мы еще и дополнительную наживку подбросим. Например, слух о том, что Рогнела Полоцкая туда собирается по поручению собственно меня, Хальфдана Мрачного. Зачем? Проверить возможность расширения крепости в полноценный русский город, завязанный на торговые потоки. Сейчас ведь там из славян только гарнизон крепости, а почти все вне ее стен — сборище остатков хазар, булгар и прочих народов, которым веры ноль, а подозрений столько, что можно со счету сбиться.

Хороша наживка, на нее клюнут. Ведь с недавних пор Рогнеда еще и моя сестра по обряду смешения крови. А враги Руси знают, что для варягов нельзя бросить на произвол судьбы кровных родичей, никак нельзя. Да и сама Рогнеда — не пешка, но фигура на незримой шахматной доске. И снять ее с доски — не мелочь, а болезненный удар для одного из игроков.

Вот по поводу этого плана Роксана и проявляет повышенное любопытство, будучи не до конца уверенной в его успехе. Отсюда и вопросы, ею озвучиваемые:

— А ты и впрямь уверен в успехе? Ведь прознатчики могут и узнать, что Рогнеда лишь для виду выехала в Белую Вежу, но там так и не появилась.

— Невозможно. Из Киева она выедет, в Белой Веже спустя некоторое время появится очень похожая на нее женщина из числа жриц Лады. Сама видела, как они при помощи накладок под платья, краски и причесок умеют изменять свой облик. Сама же Рогнеда некоторое время поскучает во дворце, вернувшись туда через потайной ход. Наши хирдманы болтать не приучены, а слугам доступа туда не будет.

— Зато есть дети...

— Им это знать и вовсе не стоит. Уехала мать по делам важным, вскорости вернется, только и всего. Меня больше дела воинские беспокоят. Надо ведь не просто отразить набег, а раздавить гадину так, чтобы если и уползла, то на последнем издыхании.

— В этом ты знаешь толк!

Восторженное восклицание Роксаны льстило, но не обманывало. Ситуация была той еще проблемой. Нельзя было начинать всеобщий сбор воинов по городам и весям, потому как это бы однозначно вызвало беспокойство врагов и изменение их планов относительно нас. Только с момента, когда придет весть о нападении на Белую Вежу. Ну а до этого лишь тайная подготовка, не выходящая вовне круга особо доверенных лиц. Хорошо еще, что для стратегических планов будущей военной компании достаточно нескольких советников и подробных карт предполагаемых мест сражений. То и другое у меня наличествовало.

Сорвав травинку, я прикусил ее зубами, ощутив легкую горечь. Прямо как оттенок моих мыслей! Увы, но гарнизон Белой Вежи обречен на большие потери, если и вовсе не на полное уничтожение. Мы просто не имеем права бросить все и спешить ему на помощь. Единственное — заранее озаботимся вывозом немногочисленных детей и малой части женщин. Всех вывозить нельзя, потому лишь тех, кто ни в одном месте не близок к воительницам и не в состоянии при необходимости встать на стенах рядом с мужчинами.

Жертвы... Я ощущал себя в шкуре полководца, который обязан послать часть войск практически на погибель с малым шансом выживания, чтобы основная часть войска сумела выполнить поставленную задачу. Паршивое ощущение, доложу я вам, крайне паршивое. И, что самое печальное, единогласно поддержанное всем ближним кругом. Для них, для нынешнего времени, это было в порядке вещей. Вот уж действительно, у тесно связанных с властью свой образ мышления, со своими особенностями.

— Людей жалко? — сочувственно вздохнула Змейка, попутно выдергивая из моего рта уже погрызенный стебелек. — Так и до тебя поступали, и после не перестанут. Ты то, в отличие от многих, стремишься уменьшить число мертвецов.

— Жаль не до нуля. И ладно воины, но и часть их семей, разве что не дети. Этих по любому вывести надо. Скрыто и под пристойным поводом. Хорошо еще, что он и впрямь весомый. Дескать, нечего им в этом медвежьем углу находиться, а лучше обучаться хоть воинским делам, хоть ремеслам в крупных городах, да не среди чужаков, а рядом с такими же как они ребятишками.

— Выбрось это из головы. Хоть ненадолго... Лучше всего подумай о чем-нибудь другом. Не об отдыхе. Так о другом деле, но более приятном. О твоих придумках вроде этих 'печатных' книг, как ты говоришь. Или, если так уж сражения в разум стучатся, про возможных союзников. Не зря же ты так йомсвикингов обхаживал и этого Эйнара.

Ну Роксана, ну змея хитрая, прозвищу своему идеально соответствующая. И тут извернулась, напомнив мне про весьма удачную интригу, способную сделать наемников союзниками, пусть и не бесплатными.

Да, йомсвикинги сполна получили плату из казны Владимира Святославовича, бывшего князя киевского. Вот только для всех интересующихся сторон было очевидно, что плату, да еще с дополнительными ценными дарами, передавали мои верные люди. И что в таких случаях полагается думать? Ведь формальное исполнение договора о найме это одно, а вот фактическое неучастие сильного наемного отряда в ключевом бою — совсем другое. Потенциальные наниматели йомсвикингов просто обязаны были всерьез рассматривать вероятность, что наемники просто переметнулись от первоначального нанимателя к другому.

Казалось бы, дело для наемной воинской братии обычное, ничего особенного не представляющее. Да, у обитателей Йомсборга была репутация тех, кто не склонен в разгар битвы перескакивать на другую сторону, но все случается. Так, да не совсем. К чисто денежным вопросам и нюансу собственной безопасности примешивалось иное, куда более беспокоившее многих их клиентов. Как ни крути, а йомсвикинги по меркам нынешней Европы — язычники, нуждающиеся либо в скорейшем окрещении, либо в столь же быстром уничтожении. Но до поры их готовы были терпеть, если бы не...

Подозрительность — неотъемлемая часть властителей, такова жизнь. Изменить это просто нереально, положение обязывает. Потому мысль о том, что наемники просто-напросто переметнулись на сторону единоверцев, предав Владимира, вознамерившегося крестить Русь, пусть и по восточно-христианскому обряду, прочно поселилась в их головах. Особенно после того, как наши люди, особенно из свеженазначенных посольств, аккуратно так запустили в оборот именно эту версию. И теперь на всемирно известных наемников смотря с ба-альшой подозрительностью. А где растет подозрительность, там снижается желание нанимать их на службу.

И это хорошо... для нас. Потому как мои посланники уже начинают осторожно так намекать главам этого братства, что Йомсборг интересен Киеву как союзник, а деньги... Деньги тоже будут. Учитывая же подозрения прочих возможных нанимателей, привередничать не в их интересах. Все вежливо, все осторожно, но умные люди хорошо понимают намеки.

Мысли текли неспешно, но они ничуть не мешали продолжать приятно проводить время с Роксаной. Отсутствие людей, за исключением вездесущей охраны, природа вокруг и ощущение, что мир с его хлопотами может немного подождать. До завтрашнего утра уж точно.

— Уже улыбаешься, Хальфдан... прозвище разрушая.

— Ну, это только для избранных. А улыбаюсь потому, что еще немного тут, на полянке, поотдыхаем, и обратно, а то холодать начинает. Не люблю холод...

— А раньше был к нему равнодушен.

— Так то раньше. Времена меняются, а мы вместе с ними, — привычно соскочил я с темы насчет своих изменившихся пару лет назад привычек. Право слово, не говорить же правду. — Да и расцеловать одну очаровательную валькирию здесь мне никак не получится. Сама знаешь. Остается подождать до возвращения в наши покои.

Понимающая улыбка... Змейка давно привыкла к тому, что при всех огромных запасах наглости, у меня есть одна особенность — совершенно не приемлю выставлять на люди даже малый край отношений. Даже обычный поцелуй на людях и то не слишком радовал. Следовательно, можно было и впрямь начинать задумываться об обратной прогулке до стен дворца. Что же до важных дел, они и впрямь никуда не денутся. Подождут немного, ведь ритм жизни в этом времени куда как медленнее того, к которому я привык. Преимущество? В случае важных дел бесспорно. А вот по жизни иногда чуточку напрягало. Хотя в меру, терпеть было не шибко сложно.

Интерлюдия.

Апрель (цветень), 988 год. Море недалеко от Йомсборга.

Десяток драккаров, каждый минимум по четырнадцать румов, возвращались в родную для йомсвикингов гавань. Еще немного и будет закончен этот невеликий по времени, но довольно важных по захваченной добыче набег на датские земли. Участвовавшие в набеге члены воинского братства были довольны и малыми потерями, и добычей, предвкушая заслуженный отдых. Лишь на драккаре командира, ярла Сигвальди, настроение среди верхушки было далеко от желаемого.

Набеги и йомсвикинги... Такого давненько не случалось, поскольку доходом от наймов хватало с избытком. Хватало, но теперь нет. После не столь и давних событий большая часть нанимателей стала предпочитать обращаться к куда менее умелым и надежным людям, только бы они были не из числа обитателей Йомсборга. И все из-за того случая с бывшим великим князем Киева.

Проклятые Одином болваны, носящие на головах королевские, герцогские и иные короны никак не хотели понять, что позиция йомсвикингов заключалась в абсолютном невмешательстве в дела всех без исключения стран. Это было чистейшее братство воинов-наемников, продающих мечи всем, а в ответ требующее лишь щедрой оплаты и невмешательства во внутренние дела Йомсборга и окрестностей. И это работало долгие годы.

Что же случилось? Два события, в этом лидеры братства даже не сомневались. Первым стала битва при Хьёрунгаваге, где йомсвикинги во главе с тем же Сигвальди потерпели серьезное поражение в битве с норвежским ярлом Хаконом Могучим, по сути правителем Норвегии после его победы над конунгом данов Харальдом Синезубым. И дело было даже не столько в поражении, сколько в непонимании некоторых их братьев сути произошедшего. Часть йомсвикингов искренне не понимала, к чему нужна была эта битва, пусть и очень хорошо оплаченная наследником Харальда Синезубого Свеном Вилобородым. Сражались без присущего им ожесточения, некоторые драккары и вовсе сдались на милость победителей... (Кстати, милость действительно последовала, поскольку Хакон Могучий не собирался притеснять единоверцев-язычников и отпустил их не только с оружием, но и на кораблях).

Ярлу Сигвальди только и оставалось, что отступить, признав поражение. В той битве он потерял Буги Толстого, одного из вернейших помощников, а Вагн, второй приближенный, попал в плен. Пусть он и был отпущен, но дал клятву, что более никогда не поднимет клинка на детей Одина, если к тому не вынудит крайняя нужда или же угроза жизни.

Это было действительно серьезно. Не просто поражение, но первая трещина в братстве. Разлад между верными богам, обитателям Асгарда, и распятым на кресте богом с южных земель становился все заметнее и кровавее. Оставаться в стороне становилось все более сложно. Потому ярл Сигвальди и ухватился за крупный и сулящий большие выгоды найм со стороны Владимира Святославовича, связанного с наемниками из числа варягов и викингов крепкими нитями. Послал туда немалый отряд во главе с Эйнаром. Этот воитель из числа молодых хорошо показал себя во многих битвах, умел сохранять воинскую силу и чуять опасность. Знал, когда время биться до конца, а когда стоит отступить, дабы сберечь силы для следующего раза. И в результате...

Эйнар вернулся, выполнив договор, и с малыми, неожиданно малыми потерями. Мало того, поступившая оплата была не просто щедрой, но еще и отягощенная ценными подарками. Только вот ее настоящим отправителем был не низвергнуый с киевского трона князь Владимир а севший на его место ярл Хальфдан Мрачный. Щедрость, которую он не обязан был проявлять к своим вроде как врагам. Неожиданная и оттого несколько подозрительная, вот только отказаться хоть от всего в целом, хоть от даров сверх уговоренной платы было невозможно.

Каков же был итог? Слухи, распространявшиеся по близким и не очень странам, сделали свое дело. Наниматели сочли, что йомсвикинги после поражения при Хьёрунгаваге зареклись выступать против правителей, верных старым богам, оттого и с великим князем Киевским так вот получилось. А буквально выполненный договор о найме в расчет принимать не собирались. Их волновала истинная суть произошедшего, но не малозначимые для властителей нюансы. Суть же состояла в том, что Владимир Святославович проиграл, был изгнан, а Русь теперь была под властью бывшего вольного ярла, помимо прочего опирающегося на жрецов. Самое крупное и мощное языческое государство, как говорили многие властители, обоснованно считая оное если и не прямо враждебным, то очень подозрительным. Подозрения же имеют свойство переноситься и на других. К примеру, на них, йомсвикингов.

Сигвальди смотрел на рассекаемую драккаром волную гладь и усиленно пытался сообразить, что же делать дальше, чтобы звезда братства не упала с небес и не исчезла в пучине переменчивых времен. Вот только мыслям слегка мешали крики пытаемого его братом датчанина. Торкель не желал ждать до возвращения в Йомсборг, его вполне устраивала и палуба драккара, видевшая много крови, слышавшая много мольб о пощаде и прозвучавших тайн. Но просмоленные доски говорить не умеют. Что же до братьев, сидевших на румах и ворочавших веслами, да и просто прохаживающихся без особой цели по палубе... они тоже болтать не приучены. И все же вопли отвлекали.

— Торкель! Пусть этот кусок мяса орет потише, голова раскалывается от воплей.

— Так он сам виноват, — с нотками обиды в голове прогудел Высокий, не особенно то и отвлекаясь от орущего и уже сильно изувеченного пленника. — Это ж жрец распятого бога, а они мечтают в посмертии не просто в свой 'рай' попасть, но и стать, как у них говорят, 'святыми мучениками' Вот я его и мучаю, строго по вере его. А он орет, тоже, как мученику и полагается.

— Хоть кляп ему в глотку забей, брат...

— Не могу, — оскалился Торкель. — В его воплях порой осмысленные вещи проскальзывают, наряду с угрозами и молитвами к своему богу.

— Торкель!

— Все, уже заканчиваю. К тому же пора нам с тобой поговорить.

Забив кляп покрепче в рот пленника и поручим своему помощнику перетянуть раны пытуемого, Торкель двинулся было к брату, но наткнулся на его негодующий взгляд. Несколько мгновений непонимания, но потом один лишь мимолетный взгляд на собственный вид открыл причину этого. Тяжелый вздох и брат лидера йомсвикингов отправился к бадье с водой, смывать с себя кровь. Затем набросил на себя не изгвазданную в 'отходах пыточного ремесла' одежду и уже после этого бодро зашагал к Сигвальди. Недолго они молчали, лишь глядя на небо, волны, плывущие облака.... Слишком давно друг друга знали, понимали, но вот во мнениях сходились не всегда.

— Мы вновь грабим торговые суда, — опечалился Сигвальди, разрывая повисшую было тишину. — Да, делаем это умело, с прибытком, покрывая нужду братства в деньгах и товарах. Но тем сильнее восстанавливаем против себя окрестных властителей. Польша, датчане, Священная Римская Империя, иные... Нас сметут, рано или поздно.

— Они отказываются нанимать нас, мы вынуждены заниматься тем единственным, что умеем делать в совершенстве. Они знают, кто мы и чего можно ожидать. Не платят как наемникам, мы все равно забираем свое.

— Ты не понимаешь, Высокий.

— Все я понимаю, брат, — покривился Торкель, не особо желающий говорить на затронутую тему, но осознающий, что от нее никуда не деться. — Йомсборг раньше был расположен очень удачно. А теперь мы почти со всех сторон окружены владениями тех, для кого Один, Тор и иные наши боги — поганые идолища. Ну а мы — богомерзкие демонопоклонники, которых либо крестить, либо сжигать на костре.

— Слишком много общаешься с Эйнаром.

— В меру. А вот тебе, Сигвальди, следовало бы поговорить с ним побольше. И не только с ним. Еще с послом русичей, который уже должен был оказаться в Йомсборге и наверняка ждет твоего внимания к своим словам.

Ярл вновь нахмурился, отворачиваясь от брата, желая хоть ненадолго выбросить их разума эти мысли, а из ушей проникшие туда слова. Но если последнее еще получалось, то мысли отступать не желали. Да и Торкель, будучи вызванным на разговор, умолкать не желал. Приказать же замолчать влиятельному вреди йомсвикингов брату Сигвальди не мог. Не то положение у него сейчас.

— Мы можем еще долго цепляться за Йомсборг и окрестности. Крепость хорошо защищена, на наш век хватит. Но что будет потом, спустя годы или пару десятков лет? Обложат, как медведя в берлоге, а потом или удушат едким дымом, либо выманят наружу, под рогатины и стрелы охотников.

— И что?

— Надо думать о новом 'йомсборге', — усмехнулся Торкель, не обращая внимания, что говорил со спиной ярла и родного брата по совместительству. — Таком, чтобы вокруг были те, у кого изваяния наших богов не вызывали бы мыслей о кострах, а наши мечи оплачивались бы звонкой монетой.

— После Хьёрунгавага Хакон Могучий вряд ли пожелает видеть наше братство на своих землях. Он не верит нам и это понятно. Я был бы глупцом, не узнай про это через своих людей. Разве что отвоевать кус прибрежных земель у племен ливов или жмуди...

— И затем не один год крепить оборону, отбивая атаки ополчения племен. Строить крепости, а заодно опасаться удара тех, кто рад будет добить ослабевшее братство. У нас достаточно врагов. Нет, Сигвальди, это не лучший путь.

— Тогда давай, укажи мне его, если решил, что одноглазый Один решил поделиться с тобой мудростью или источник Мимира открылся перед тобой одной из бессонных ночей!

Вспышка со стороны брата ничуть не обескуражила Торкеля. Напротив. он ожидал чего-то подобного. А раз ожидал, то и ответ был заранее продуманным.

— Вновь повторю, что мы можем переместить центр нашего братства лишь в земли, владетели которых с пониманием отнесутся к нашим богам и обычаям. Норвегия, Русь, поморские племенные союзы славян, то есть лютичи, бодричи, пруссы.

— Венды...

— Иногда их и так называют, но это не так важно. Хакон Могучий, как ты сам сказал, не желает видеть наше братство, может принять лишь как воинов, рассовав по крепостям малыми частями. И это скорый конец для нас, йомсвикингов. Венды... Внутренние свары племен, неготовность выделить подобающие земли, поскольку самим мало. Да и слава о нас там... не слишком хорошая. А вот с Русью-Гардарикой все может получиться. Не зря же посланцы Хальфдана Мрачного настойчиво намекают о желании дружить. С самого начала намекают, послав те самые щедрые дары.

— Это неприемлемо, брат! Именно из-за Хальфдана, его восхождения на престол Киева, мы вынуждены вновь вернуться к набегам и опасаться ответа окрестных властителей. Не вздумай идти по пути Эйнара, который уже давно высказывает те же самые мысли. Или это он тебя надоумил?

Торкель лишь досадливо отмахнулся от подобного предположения. Надоумить его и впрямь было сложно, слишком он ценил именно свое мнение. Хотя и слушать других время от времени старался, понимая, что иначе можно было попасть в неприятности. Нои отвечать сейчас требовалось не только жестами, а еще и словами.

— Я за мысли Эйнара не ответчик. Но если мое мнение и его совпали — тем больше стоит тебе обратить внимание на это. И еще вот что вспомни... Разве я не отговаривал тебя от свары с Хаконом Могучим? Ты не послушал тогда. Привело ли это к усилению нашего братства? Вовсе нет. Как бы и на сей раз тебе не ошибиться, Сигвальди. Нет, постой! — Высокий сделал останавливающий жест, прерывая готовые вырваться изо рта Сигвальди слова. — Сейчас ты раздражен и можешь сказать то, о чем оба потом пожалеем. Подождем до берега... Нет, лучше до того дня, когда ты встретишься с Богумилом, посланником конунга руссов Хальфдана Мрачного. Выслушай его со всем вниманием, ведь разговор с ним все равно состоится. Ты не станешь отправлять назад посланца столь важного для нас властителя. А потом мы и поговорим, учтя услышанные от него предложения.

Развернувшись, Торкель Высокий отправился обратно к пленнику, будучи не в самом лучшем настроении. Он хотел одновременно и сорвать дурное настроение на подходящей цели, и выколотить остатки важных сведений. Где-то с полчаса-час времени до прибытия у него еще было.

* * *

Йомсборг, несколькими днями спустя.

Раздражение. Это чувство не оставляло Торкеля Высокого вот уже не первый день, с того самого момента, как состоялся важный разговор с Сигвальди по поводу будущего братства. Тот явно понял, что ему хотели сказать, вот только воспользоваться советом так и не собрался. Тянул время, выжидая неведомо чего. А посол руссов ждал, упорно и терпеливо. Однако всем было понятно, что до бесконечности ожидание, пусть и в крайне уважительном окружении, длиться не может. Главе братства йомсвикингов все равно придется и принять посланника Киева, и выслушать все его предложения. И дать ответ, как подобает в подобных случаях.

Выждав для порядку пару дней, Торкель был просто вынужден начать действовать самостоятельно. И разговор с Эйнаром, имевшего в братстве немало сторонников, был очевидным шагом. Вкупе с поддерживающими лично его йомсвикингами получилась бы действительно весомая сила, позволяющая настойчиво советовать Сигвальди, какое решение будет более верным для братства.

Призрак битвы при Хьёрунгаваге витал над головами, не давая расслабиться тем, кто умел смотреть далеко в будущее. Времена менялись, а значит, йомсвикингам тоже следовало двигаться вперед. Не отбрасывая суть братства, но укрепляясь, верно отвечая на вызовы окружающего мира и многочисленных недругов. И лидер должен был это понимать — сам или же под влиянием приближенных, это уже не столь важно.

Понимал это Торкель, еще раньше задумался Эйнар, потому найти общий язык им оказалось несложно. Уже не намеками, а полноценной договоренностью поддержать друг друга при разговоре с лидером братства обернулась последняя встреча. И все же дурное настроение у Торкеля никак не желало проходить. Правда средство хоть немного его подправить было давно известно.

Схватки! Пусть учебные, без нанесения серьезного вреда, да к тому же затупленными клинками. Но если с умелыми противниками, да с заранее неизвестным их количеством и используемым оружием, то и вовсе прелестно.

Подобные испытания своего умения он проводил в разных местах: на палубе драккара, посреди леса, на берегу, где ноги вязнул в рыхлом песке... И это лишь малая часть из возможных ситуаций. Но сегодня предпочел бой в одном из подземных участков Йомсборга. Малая часть подземелий, ограниченная запертыми дверьми, один вход, он же выход, через который Торкель вошел сам, а спустя недолгое время должен был выйти победитель в схватке. Неплохой способ почувствовать пусть искусственно созданную, но опасность, ощутить себя в действительно сложной ситуации. Да и имеющееся мастерство лучше поддерживать постоянно, а не от случая к случаю.

Открываются двери и спустя несколько мгновений с грохотом захлопываются. Да. именно двери. Потому как он не должен знать, откуда именно появятся противники. Иначе все было бы куда проще, чего Торкель не любил. Это же не игра перед младшими членами братства, а преодоление новой преграды, что он сам перед собой поставил. Меч уже давно покинул ножны, кинжал же остается висеть на поясе. И никакого щита, в узких подземных коридорах он не столько помогает, сколько мешает. Особенно в том случае, когда находишься там в одиночку, а противник превосходит числом. Тут куда важнее свобода и скорость перемещений, нежели дополнительная защита.

До ушей Торкеля доносились звуки шагов, которые пытались заглушить осторожными перемещениями, но до конца так и не смогли. Двое... Но идут не рядом, с разных сторон. Значит, вот такой будет бой, хотят сначала соединиться, а потом уже выходить на него.

Это Высокого не устраивало, он предпочитал разделаться с противниками поодиночке и быстро. Потому и двинулся на один из источников звука, больше всего внимания уделяя бесшумности своей походки. Ну а слабое освещение от нескольких факелов, висевших на стенах, скорее скрадывало, чем помогало четко воспринимать окружающее. Да и пляшущие тени способны были многих ввести в заблуждение.

Столкновение оказалось более неожиданным отнюдь не для Торкеля. Напротив, это он резко обрушился на воина, вооруженного широким пехотным клинком, а во второй руке державшим небольшой круглый щит. Первый же удар пришелся в бедро йомсвикинга, наверняка оставив неплохой синяк и недвусмысленно намекая, что он лишен подвижности, как это было бы в настоящем бою. По заранее оговоренным правилам таким боев ему следовало был припасть на колено и сражаться уже из этого положения, но...

Боевой клич, выброс вперед щита и одновременно колющий удар. Достигни он цели и... ребра Торкеля, пусть прикрытые кольчугой, могли жалобно хрустнуть. Лишь в последний момент он извернулся ужом, пропуская сверкнувший в неверном свете факелов клинок мимо себя. И увиденное заставило его ощутить самый настоящий страх. Именно страх, поскольку меч был не учебный, а предназначенный для настоящего боя. Острое лезвие, заостренный конец... Этот воин пришел сюда не ради воинской игры, а за его головой. Головой Торкеля, брата ярла Сигвальди, головой вооруженного лишь тупым мечом и кинжалом. И пришедший был не чужаком, а йомсвикингом, ибо пришлый не смог бы попасть в святая святых — внутренние помещения Йомсборга.

Страх уколол в самое сердце ледяной иглой. Затем обдал жаром голову... после чего пропал. На его место пришло четкое осознание, что победить можно даже в таком случае, пусть и нелегко дается подобная победа. Тупой клинок? Ничего, он тоже может не только парировать удары, но и кружить вражеские кости, пробивать черепа, выбивать оружие из рук. А выбитым можно завладеть самому, чтобы... Хотя бы чтобы отразить атаку другого, наверняка поспешающего сюда. Торкель предпочитал быть готовым к худшему, к тому, что оба его противника хотят убить его.

Он атаковал. На самой высокой скорости, не давая врагу шанса перейти в действительно опасную контратаку. Мешал лишь щит противника, который он стремился если не расщепить, что сложно при работе обычным, не утяжеленным полуторником, так хотя бы отсушить щитовую руку.

А времени почти не было, ведь второй его враг, пока невидимый. Перешел не бег, приближаясь с каждым мгновением. Помогало лишь то, что нестись сломя голову по слабо освещенным коридорам тот все же не решался.

Удар по щиту, еще один. Пропустить мимо не слишком удачный ответный выпад... И тут Торкель почуял, что щитовик слишком подался вперед, оказавшись в неустойчивом положении. Это был шанс!

Никаких ударов тупым клинком, они сейчас были малополезны. Зато врезаться всей своей немалой массой в щитовика, опрокидывая его навзничь — это у Торкеля получилось. А уж потом... Тот не мог отбросить щит, а значит, одна рука была выведена из схватки на полу. Вторая же прижималась Высоким к полу, а значит и меч в ней был никчемен. Зато Кинжал Торкеля легко поднялся для удара и вонзился в глаз врага. Даже если бы шлем был полностью закрытым это бы не спасло повергнутого назесь. Прорезь для обзора есть даже в самых закрытых разновидностях. А что кинжал тупой... так и глаз не слишком твердый, и мозг тоже. Предсмертные подергивания тела и... Схватить острый, пусть и чужой, не лучший для него меч, Торкель сумел почти мгновенно. Равно как и вытащить кинжал из ножен на поясе трупа. Хотел было встать, но тут... Левое плечо пронзило дикой болью.

Тяжелый метательный нож. Только он мог пробить кольчугу, поддоспешник и по рукоять войти в тело. Хорошо еще, что вошел чуть выше, чем хотел пославший его в полет. Иначе... от полосы заточенной стали в сердце не выживают.

Не терять сознание, вставать! Торкель понимал, что он должен не просто встать, но и избежать добивающего удара. Извернувшись, чтобы не приложиться торчащей из плеча рукоятью о пол, он здоровой рукой рванул на себя тело сраженного им врага. Не зря! В мертвеца вонзился второй клинок, после чего последовало короткое, но не слишком злобное ругательство. Оставшийся в живых враг был в себе уверен, рассчитывая в любом случае быстро и без хлопот расправиться с раненым Торкелем. Только сам высокий отнюдь этого не желал

Мысленно возблагодарив Тора и Бальдра за самонадеянность врага, не спешащего добить его, Торкель поднялся на ноги Левая рука слушалась плохо, но меч покойного щитовика был одноручным, совершено не требуя использования другой руки. Значит...

— Ты умрешь, Торкель, — закрытый шлем искажал голос говорящего. — Кровь уже покидает твое тело, ослабляя, превращая в легкую добычу для моего меча. Ступай в Валгаллу, глупый собрат, там ты нужнее, чем здесь. Йомсвикингам не нужны опасные мысли, которые ты облекаешь в слова.

Отвечать Высокий не собирался, понимая, что сейчас его просто пытаются разъярить, заставить кинуться на полного сил противника, забыв о защите. Но и ждать было нельзя, насчет постепенной потери крови так и не узнанный пока йомсвикинг был прав. Пусть нож в ране частично перекрывал кровь, но боль от движений была нешуточной. Приходилось терпеть. Не показывать вида. Только вот можно ли было обмануть опытного воина? Сомнительно.

Выход был один. Отступать. Конечно же, Торкель не рассчитывал, что враг даст ему добраться до двери и заорать, призывая на помощь. Зато вынудить того напасть самому — на это рассчитывать стоило. Пожалуй, только так можно было заполучить хотя бы малую вероятность выжить.

Торкель осторожно пятился, наблюдая за движениями противника. Метательные ножи, вот что его беспокоило. Помимо двух коротких мечей, тот был вооружен только ими. Двумя, один из которых был вне досягаемости. В спине! Зато второй... Посчитав, что жертва достаточно удалилась, йомсвикинг присел над мертвым телом, перед эти временно вложив один из мечей в ножны. И вот второй метательный нож вновь оказался в его руке. Простой расчет на то, что таким образом можно завершить схватку. Не вступая в ближний бой с раненым, но все еще опасным противником. Только этот расчет оказался ошибкой.

Резкий бросок вперед! Высокий воспользовался неочевидной оплошностью убийцы, тем, что тот склонился над телом. Выдергивая нож. Тем, что то недооценил противника, отвлекся на пару мгновений, столь важных в любом поединке. И теперь каждому предстояло заплатить. Одному за оплошность, ну а другому — за тот самый отчаянный бросок и открытость для ответной атаки.

Бросок ножа. Короткий полет, и тотпопадает в Торкеля, вновь подтверждая мастерство метателя клинков. Но и Высокий, уже получив хорошо заточенный 'подарок', сумел достать посланного по его душу убийцу. Первое движение меча сбило выставленный блок, ну а второе... Пробило броню, вонзившись в солнечное сплетение. Правок тут не требовалось, от такого удара умирают быстро, да и ответных предсмертных трепыханий ожидать не стоило. Слишком сильна боль, слишком коротка оставшаяся жизнь.

Упали на пол подземелья двое. Встал же один. Покачиваясь, с двумя ножами в теле, но все же встал, понимая, что и эти не смертельные раны могут убить, если немедленно не начать выбираться из этого противостояние. Которое должно было быть обычной учебной схваткой. Торкель покачивался, но все же шел, шаг за шагом сокращая расстояние между собой и выходом, упорно уходя от объятий Хель. Валгалла могла подождать, а вот месть — нет. И ему было плевать, что он пока не знает виновника. Живой — узнать может. А вот мертвецу уж точно не добраться до истины.

* * *

Май (травень), 988 год. Белая Вежа (бывший Саркел)

Чеслав, наместник в Белой Веже, скучал. Более того, ему до крайности надоел этот город, его окрестности, большая часть обитающего тут народа. Степь еще со времен детства вызывала у воина глубокое отвращение, а тут ее дыхание не чувствовалось только зимой. А снег он не любил тоже. Хотелось вернуться в более приличные места, но это было покамест просто невозможно. Поэтому характер с каждым новым проведенным здесь годом становился все более желчным. Плескать же желчью на таких же как он вояк, собратьев-варягов и их родичей, было бы не по чести, а значит, оставались лишьв изобилии присутствующие в Белой Веже чужаки.

Хазары, булгары, время от времени забредающие печенеги, касоги и прочие, часть из которых селилась за пределами собственно города, а другая часть оказывалась здесь лишь время от времени, в составе движущихся через город караванов. Что ни говори, а Белая Вежа с давних пор была одним из ключевых мест торговли между всеми вышеперечисленными. Да и ромеи появлялись, не давая забыть о торговой и не только силе своей империи. С недавних же пор появилось и новое... образование. Тмутараканское княжество, тот самый клочок земли, который только и смог удержать за собой бывший великий князь Киева Владимир Святославович. Вот только для торговцев оттуда, равно как и для мало-мальски больших отрядов проход был закрыт и никаких исключений быть не могло. Новый князь Киева Хальфдан не собирался давать свергнутому им предшественнику доступ к торговым путям, подвластным Руси.

Наместник поморщился, когда солнце слишком сильно ударило в глаза. Пришлось прикрыться ладонью, а потом переместиться в тень, отбрасываемую одной из воротных башен. Порой он любил вот так стоять на крепостной стене, в полном одиночестве, наблюдая за тем, как суетятся за крепостными стенами всякие-разные люди. Сейчас же был особенный день. В Белую Вежу собиралась приехать не абы кто, а княгиня Рогнеда Полоцкая, бывшая жена бывшего князя Киевского Владимира, а теперь сестра по обряду смешения крови и просто приближенный к Хальфдану Мрачному человек.

Цель приезда Чеславу, конечно, сказали, но в ее истинность он ничуть не верил. Ну не могла столь важная персона, к тому же женщина, из Киева появиться тут, чтобы всего лишь проверить, все ли в порядке с торговыми путями.

Недоверчивость к подобному высказыванию побудила его попробовать и самому поразмыслить, а других людей знающих, а к тому же доверенных, поспрашивать. Ответы были разные, но все они сводились к тому, что намечается очередной поход не то на ослабленных до крайности хазар, не то снова на воллских булгар, невзирая на заключенный с их правителем договор. Ведь заключался то он предыдущим великим князем, а никак не Хальфданом. Иная династия, иные договора, так увсегда было. Потомки Рюрика утратили власть, новый же властитель... там видно будет.

Чеслав внимательно слушал, кивал, благодарил за подсказки. Но не спешил принимать определенные подсказки за истину. Может все будет именно так, а может и по иному. Наместник уже успел убедиться в сложности личности нынешнего великого князя, когда возвращался в Киев, еще не зная, останется ли на своем месте при сменившейся власти. Остался. Правда лишь после длительной беседы сначала с побратимами Хальфдана Мрачного, а потом с ним самим.

Мало того, Честаву было обещано, что спустя год или около того его на посту наместника Белой Вежи сменит другой человек, ну а его поставят на схожее место в один из городов на западном порубежье.

Тогда Чеславу показалось, что это исключение из общего правила, но как оказалось, все было куда сложнее. Новый великий князь перетряхивал наместников, как руны в мешочке для гадания, извлекая наместника с прежнего места и перемещая на другое, причем собирался повторять это действо каждые несколько лет. Причина? Насчет нее особо размышлять не приходилось. Зато можно было порадоваться тому, что не попал в число тех, кто оказался не заслуживающим доверия А таких хватало. Хальфдан не смотрел ни на влияние рода, ни на богатство, оценивая лишь пригодность к занимаемому месту и надежность.

Такой подход к делу Чеславу был скорее по душе, чем отторгал от себя. В конце то концов, каждый из числа варягов должен был быть там, где достоин. Он же, отмеченный при прежнем правителе, оказался нужен и сейчас. А ведь немолодой уже варяг знал, как порой случается, когда правящий род скидывают с престола и на его место приходит новый князь, король, конунг уже с совсем иными ближними. Тогда летят многие, а у некоторых и головы с плеч слетают. Что уж тут говорить о богатстве и землях, которые и вовсе редко кому из прежних сохранить удается.

Впрочем, долго предаваться размышлениям ни о чем и обо всем Чеславу была не судьба. Давно уже видневшаяся пыль оформилась в немалый отряд, отягощенный к тому же еще и повозками. Стало очевидно — важная гостья с охраной уже почти на пороге города. Пора уже спускаться с крепостной стены и встречать ее на входе в Белую Вежу. Да не просто так, а во главе сотни воинов. Одной из трех, что составляли всю ту силу, которую Чеслав мог использовать. Остальное же... Ремесленников из славян тут практически не было — лишь воины с женами и детьми, малое число умельцев касательно дел торговых да касающихся управления всем окрестным хозяйством. Это ведь даже не порубежье, а вынесенный далеко за пределы кусок земли, подвластный далекому Киеву и ценный для него.

Уже спускаясь вниз, Чеслав внезапно вздрогнул от тени мысли, промелькнувшей в голове. Дети и большая часть женщин... Их вывезли в Киев и иные города под солидной охраной не так давно и тогда это никому странным не показалось. Особенно учитывая то, что князь Хальфдан собирался менять воинов в крепости весьма часто, чтобы не успевали совсем уж соскучиться по семьям. К тому же все понимали, что и опасностей в бывшем хазарском городе хватало, и в окружении своих, родных по духу и крови людей жить куда приятнее.

Вот только сейчас наместник нутром чувствовал, что не все так просто. С запозданием, но все же чувствовал, а приезд важной гостьи как-то был с этим связан. Он искреннее пытался понять,. но не мог, не хватало знаний.

Именно в таком, слегка раздерганном от собственных раздумий состоянии, он и занял заранее приготовленное ему место во главе сотни, выстроившейся по ту сторону ворот. Сверкала начищенная броня, гарцевали кони у тех, кто сейчас красовался в седле. Ну и с почтительного расстояния за всем этим наблюдали те, кто раньше был хозяевами города. Да и прочие тоже смотрели, наблюдали, причем ни тени дружелюбия тут ожидать не стоило. Чужая земля, чужие люди, даже небо... и то чужое. Чтобы сделать его своим, нужно было не только время, но и люди. Много людей, которые должны были переселиться сюда, замещая собой вот этих, ненавидящих внуков Сварога.

Полусотня или чуть больше. Чеслав легко оценил количество воинов, приданных Рогнеде Полоцкой в качестве охраны. Впрочем эту же цифру вымолвил Бажан, один из его воинов, вечно торопящийся высказаться по поводу и без оного. Но сейчас его слова были к месту, потому Чеслав кратко поблагодарил неугомонного варяга:

— Добре. А вот повозки тоже интересны.

— Провалиться мне в царство Мары, если на них не боевые машины, — радостно встрепенулся Бажан. — Да не простые камнеметы или стрелометы, а те, которые 'ромейским огнем' плюются. Видел я подобное в Киеве, когда с тобой...

— Ежели так, то это не к добру.

— Неужто?

— Три десятка годков прожил, а ума не сказать чтоб нажил, — усмехнулся Чеслав. — Ежели такую опасную и полезную вещь везут скрыто до поры до времени, да еще вместе с княгиней... Думай сам, тебе это на пользу пойдет.

На сей раз Бажан не нашел подходящих слов для ответа, а может и впрямь решил поразмыслить над словами Чеслава. Дураком он не был, хотя порой любил им прикидываться. Ну а самому наместнику пора было встречать княгиню.

Конь, повинуясь желанию Чеслава, двинулся вперед. А следом за ним и конный десяток. Все, как и полагалось в таких случаях. Звуки рогов со стен, развевающиеся на легком ветру знамена, общая торжественность. И чеканные слова, какие полагается говорить наместнику при посещении города членами правящего рода.

А в ответ... Наместник не ожидал, что звонкий, чувственный голос Рогнеды на этот раз окажется еле слышным и с заметными хрипами. Впрочем, один из двух стоящих по бокам княгини дружинников тут же пояснил, что она немного больна. Ничего серьезного, всего лишь слишком много холодной воды, но голос ей сейчас лучше не напрягать.

Здоровье — важное дело. Потому ответные слова высокой гостьи были сокращены по возможности. Но вот торжественный въезд в Белую Вежу состоялся, как и ожидалось. Пусть в сравнении не то что с Киевом или Новгородом, но и с теми же Искоростенем или Переяславлем город был откровенно невелик, но княгиня Рогнеда вела себя так, словно въезжает в стольный град на глазах тысяч людей, искренне радующихся ее появлению. Кровь — великая сила. Эта мысль пришла в голову не только Чеславу но и многим другим. пусть и в несколько отличных друг от друга вариациях.

Но все заканчивается, в том числе и эта торджественная часть. Прибывшая с княгиней полусотня занялась своими делами, правда, привлекая и подчиненных наместнику вояк. Чем именно? Установкой привезенных с собой боевых машин. А заодно проверкой стен крепости и просто готовности Белой Вежи к любым возможным неприятностям. Ну а наместника Рогнеда Полоцкая пригласила поговорить. Не с глазу на глаз, конечно, но в присутствии лишь нескольких доверенных лиц. Отказываться Чеслав не мог, да и не собирался, если быть честным. Вины за собой не чувствовал. Скорее напротив. Да и предоставившаяся возможность могла быть использована к собственной выгоде, если правильно себя повести, произвести приятное впечатление на высокую гостью.

Был ли Чеслав готов к ожидающей его неожиданности? Вряд ли. Едва только закрылись двери в зал для приемов, где наместник обычно принимал просителей, как произошло... странное. Дождавшись, пока один из охранников подтвердит, что все в порядке и никто не подслушивает, гостья пристально посмотрела на Чеслава и голосом, лишенным и тени хриплости, заявила... Чужим голосом.

— Тебе, наместник, грамотка от великого князя Хальфдана. Прочитай сначала, потом многие вопросы сами собой отпадут. И да, я не Рогнеда, но это лицедейство по воле Хальфдана Мрачного содеяно.

Привычно удерживая при себе чувства и повелительным жестом потребовав того же от своих ближних, Чеслав принял запечатанное послание. С хрустом разломилась знакомая печать, открывая доступ к начертанным строкам. Короткое послание гласило:

'Здрав будь, Чеслав. Присланная мною под видом Рогнеды Полоцкой Любава, жрица Лады — доверенный человек. Полусотня воинов не только усилит находящихся под твоим началом защитников крепости, но и поможет разобраться с присланными боевыми машинами. А их использовать придется.

В скором времени почти неминуем приход к Белой Веже многочисленного врага. Возможно, это будут волжские булгары, возможно — хазары или печенеги. Но главное не в этом. Твое дело — продержаться до того момента, когда прибудет помощь. Не поддавайся соблазнам ответных вылазок, когда крепость окажется в осаде. Пополни, если необходимость есть, запасы еды, воды, помимо работающих колодцев, прочего припаса... Ну да ты знающий воин, это и сам понимать должен. Держись и жди помощи, варяги своих не бросают.

И не забывай поддерживать уверенность всех посторонних в том, что в стенах крепости находится княгиня Рогнеда. Имеет смысл тянуть время, если положение станет совсем тяжелым.

Да хранят тебя боги, Чеслав. Я рассчитываю на тебя.

Хальфдан Мрачный'

Внимательно прочитав и даже перечитав послание, Чеслав вопрошающе уставился на мнимую Рогнеду, оказавшейся жрицей по имени Любава. Та не стала тянуть и заговорила, словно заранее зная, что могло показаться наместнику не совсем понятным.

— Отвлекающее направление для врага. Они будут пытаться взять приступом Белую Вежу, чтобы выманить войско великого князя сюда, а сами ударят по южному порубежью. Крепость должна продержаться то тех пор, пока не будет разбито основное войско врага. Тогда собравшиеся под этими стенами сами отступят, опасаясь за свои головы.

— Значит дети и женщины...

— Князь позаботился о том, чтобы в любом случае сохранить ваших близких. Хитрость его небесного покровителя, северного бога огня Локи, не раз помогала в таких случаях.

Нельзя сказать, что Чеслав был рад услышанному, но вот насчет детей и значительной части женщин... Это было что-то новое — вывозить даже не в ближайшую крепость, а вообще в безопасные места, чтобы уж наверняка убрать угрозу. Новое веяние, но действительно способное укрепить дух обороняющихся. Ведь за их спинами не будет родных и близких, врагу не на что будет давить, требуя сдачи города. Ну а собственными жизнями варяги хоть и дорожили, но не ценой бесчестья. Поэтому следующий вопрос наместника был краток.

— Когда и сколько?

— Скоро! Много, — 'утешила' его жрица — Прознатчикам наших недругов позволили узнать, что 'Рогнеда' пробудет в Белой Веже не более десятка дней, а то и меньше. По дороге замечали... внимание. Они не станут выжидать из опаски, что ценная птичка упорхнет из каменной клетки города в неизвестном направлении. Что же до числа грозящих городу врагов, то тут можно лишь догадываться. Большая добыча привлекает многих. Да и сама Белая Вежа способна стать приятным подарком для любого властителя.

— Значит, многие тысячи...

— Все не так мрачно и безнадежно, — позволила себе намек на улыбку Любава. — Главные силы ударят не сюда, да и нет пользы бросить сюда слишком серьезную силу. Добычи на всех не хватит, а драка между наемниками и просто любителями поживы... Нет, на это они не пойдут.

— Кто 'они'?

— А вот это, наместник, вам говорить не велено. Приказ. Лучше вам заняться подготовкой крепости к осаде. Времени остается все меньше, нельзя его терять.

Намек был прозрачным. Впрочем, Чеслав со своими ближними узнал достаточно и даже немного сверх того. Держать оборону за крепкими стенами? Не первый раз, было у него и такое в жизни, правда довольно давно. Подготовить крепость к осаде большим числом врагов? Так крепкое место по большей части и так в порядке. Нужно лишь кое-что доделать, да с метателями 'ромейского огня' разобраться. Слава Хорсу, мастера этого дела теперь есть, вместо с мнимой княгиней прибывшие.

Но вот что надо сделать незамедлительно и о чем не упомянула посланница великого князя — так это под теми или иными предлогами выпроводить за пределы городских стен, в пригороды, как можно большее число чужаков. Наместнику совсем не хотелось в самый неподходящий момент получить удар в спину. А если и нет, то лишние нахлебники ему тоже не требовались, ведь город могут попытаться взять и измором. Мало ли как оно сложится.

Глава 3

Май (травень), 988 год. Киев.

И все за...вертелось. Это если выразиться в цензурной форме. Потому как можно было выразить эмоции и иным манером. Вряд ли кто-нибудь решился бы меня в этом упрекнуть, даже самые матерые поборники чистоты речи. Дело все в том, что события понеслись во весь опор, по своему паскудному обыкновению не дав окончательно к ним подготовиться.

К концу мая ситуация на важных для Руси направления складывалась... своеобразно. Отправленная в Белую Вежу ложная 'Рогнеда' должна была сыграть роль обманки, с гарантией притянув туда отвлекающий удар врагов.

Кстати, о том самом отвлекающем ударе. Пришлось посредством как бы 'агентурных посланий' от сторонников свергнутого Владимира Святославовича озадачить Доброгу, с потрохами принадлежащего нам. От него требовалось всего ничего — узнать, наблюдаются ли какие-то серьезные шевеления среди ближних и дальних соседей Тмутаракани. И, что характерно, в пришедшем ответе был дан четкий ответ на нечеткий вопрос.

Итиль. Да, именно столица подыхающего, но все еще никак не окочурившегося хазарского каганата. След вел именно туда, но не к самому кагану и его наследнику или ближним советникам, а к младшему сыну по имени Барджиль. Не имея и тени шанса заполучить власть в Итиле, не пользуясь существенной поддержкой хазарской знати и купечества, он, тем не менее, мечтал о славе и власти. Идеальная фигура для понимающего в интригах народа. Потому не стоило удивляться, что кукловоды решили вывести на передний план именно эту марионетку, дергая за банальные, но неизменно действующие управляющие нити.

В Итиль, а именно в карманы Барджиля, хлынул золотой поток. Обильный, с учетом того, что хитрожопые восточные рожи непременно часть разворуют, а еще часть по дороге потеряют. Ну а на оставшуюся часть все же сколотят немалое по меркам хазар войско, способное с гарантией вернуть под власть каганата Саркел, ныне ставший Белой Вежей.

Само собой, что собственно хазар среди этого войска особо не планировалось. Так, всего лишь верхушка, этакая 'гвардия' по моим понятиям. Главное было обозначить участие именно каганата, пусть и в лице ненаследного члена правящей семьи. Своего рода пощечина чувству собственного достоинства Руси в целом и мне, Хальфдану Мрачному в частности. Какие-то многократно битые предшественниками хазары и вдруг столь нагло берут обратно под свою руку белую Вежу, демонстрируя, что новый великий князь не в состоянии удержать завоевания предшественников.

Умный ход, чего уж тут. Это куда лучше использования булгар, печенегов, даже ромеев, хотя такое было бы и крайне маловероятно. Вкусная наживка, которую многие бы с урчанием заглотили. А вот фиг вам! Облезете и неровно обрастете, интриганы... В ответ на вашу интригу получите в ответ нашу, куда более хитро закрученную.

Пусть думают, что пять тысяч отборного войска под предводительством Ратмира Карнаухого и Лейфа Стурлассона отправляются маршем на Белую Вежу, чтобы вложить ума в головы обнаглевшим хазарам. Путем отсечения большой части этих самых голов, само собой разумеется! Хорошее число, внушительное. То самое, которое может быстро и незамедлительно отправить в поход князь Киева, не слишком уж ослабляя себя и не начиная созывать людей из городов, да хирды подвластных князей-ярлов. Именно столько, сколько, зуб даю, ожидали от меня враги. Не стоит их разочаровывать... раньше времени.

Пришла весть о хазарском набеге, а скорее даже походе на Белую Вежу. Остались позади проникновенные речи сначала в престольном зале, с приглашенными (точнее навязавшимися) послами всех сортов и значимости, затем более простые, рассчитанные на простой люд, на площадях Киева. Речи не только мои, но и жрецов, куда ж без них в данной ситуации. Все было внушительно, проникновенно, с должным результатом. Ну а сейчас я, в сопровождении пары сотен личного хирда, также Змейки и Магнуса, как бы провожаю войско.

Что же на самом деле? Все мы играем заранее прописанные роли с этой трагедии масок. Комедией назвать происходящее у меня язык не повернется — где-то там орда наемников под предводительством сынка кагана наверняка колотится о стены Белой Вежи, желая вновь превратить ее в Саркел. И я вовсе не уверен, что им это не удастся, пусть и на недолгое время. Но надо продолжать игру, на которую я сделал крупную ставку. Ставку кровью, причем кровью верных мне людей.

Дорога метр за метром ложится под копыта лошадей. Приближая время, когда я со своими хирдманами поверну обратно, а пятитысячное войско продолжит свой путь. Правда вовсе не туда, куда должно, по всеобщему мнению. О нет, это было бы слишком большим подарком для кое-кого.

— Ястреб, — приблизившийся Ратмир показывает на хищную птицу, парящую в небе. — Хороший знак, конунг.

— Хороший, — словно эхо, откликаюсь я. — Для тебя особенно, Карнаухий. Сейчас под твоим началом немалая сила, которая в должный момент обязана сломить хребет одному из врагов Руси. Все получится — предназначенный для тебя престол заметно приблизится, сам понимаешь.

— Я всегда все понимаю. И не собираюсь подводить того, на кого поставил благополучие себя и верных мне людей. Но, Мрачный, берегись иных, которые так и не смирились, что именно ты занял престол.

— Знаю. Снорри Вещий, Ставр Осторожный... Они и впрямь могут погнаться за призрачной мечтой. Но я слежу за ними.

Недолгая тишина. Хотя какая тут тишина, в окружении многих и многих воинов? Ржание лошадей, топот копыт и ног о землю, многоголосье опять же, ведь приказа двигаться с минимальным шумом пока не поступало. Но он, приказ, непременно поступит. Мало того, это войско разобьется на малые отряды. Разобьется, чтобы потом вновь собраться в единое целое, и будет ожидать вести о точном времени и месте, куда предстоит прибыть.

Но все это будет потом. Сейчас же люди просто наслаждаются последними днями относительного спокойствия. Да, именно спокойствия, потому как для буйной варяжской братии ничего беспокоящего в самом походе нет.

Магнус, до сего момента особо не проявлявший желания сказать что-либо Ратмиру или Лейфу, неожиданно оживился. Запустил руку в висящий на поясе мешочек с рунами, вытащил несколько, посмотрел, да и вновь высыпал обратно. Как по мне, так они всего лишь помогают побратиму максимально сконцентрироваться, привести разум, и так хорошо работающий, в оптимальное состояние. Что же до богов... Верить я в них верю, но вот насчет прямого вмешательства в жизни человеческие несколько сомневаюсь. Ну да то исключительно мое мнение, причем родом из совсем иных времен. Тут же все одновременно и куда как проще, но вместе с тем и сложнее. До конца понять покамест не удалось. Но я пойму... своевременно или несколько позже.

— Судьба не одного престола скоро может измениться, Ратмир Карнаухий, — прикрыв глаза, изрек мой побратим, в этот момент являющийся скорее жрецом Локи, чем моим советником. — Этот поход лишь начало куда большего. А победу боги помогут взять тем, кто готов спуститься за ней в самые глубины, которые не только людям, но и самим асам не всегда доступны.

— Иными словами, боги помогут тем, кто и сам о своей победе в состоянии позаботиться, — озвучил я свою версию, одновременно подмигнув улыбающейся Роксане. — Ну вот и все, Ратмир, пожалуй, дальше вы следуете без нас. Все уговорено, большинство неожиданностей предусмотрено, потому... Локи с вами, братья-варяги.

Особых прощаний разводить не стали. Лишнее это. Просто мимо нас, остающихся, неторопливо прошествовали все пять тысяч. Именно сейчас, находясь с ближними на небольшом холмике, наблюдая за движущейся армией, я четко понял — началось. Совсем началось, пути назад нет, затеянную хитрую партию придется играть до конечного результата.

Ярко светило солнце, легкий, почти незаметный ветерок лениво колыхал высокую травы и листву деревьев. В небе кружились птицы, да и вообще природа как бы олицетворяла спокойствие и безмятежность. На самом же деле надвигалась война. Та самая, которую мне хотелось не то чтобы избежать, но уж точно перенести на чужие земли. Именно поэтому и были затеяны все эти хитрые ходы, смысл коих состоял в том, чтобы следующие сражение проходили на территории врага, неся смерть, разрушения, горе подальше от границ Руси. Цинично? Наверное, так оно и есть, но если есть выбор между страданиями своих, родных по крови и духу, и страданиями чужаков, я однозначно выберу последнее. И да, совестью мучиться не стану, в таких случаях она спит беспробудно.

Основное войско уже достаточно отдалилось, лишь поднятая пыль никак не хотела оседать, вызывая лично у меня довольно тягостные ощущения. Словно бы они уходят в никуда, а мы остаемся. Понимаю, что чушь полная, а все равно на душе неприятно. Хорошо хоть Змейка не только своим присутствием, но и словами подбодрить всегда готова. Вот как сейчас...

— Не рви себе душу, мой мрачный конунг, — шепнула воительница. — Лучше думай о хороших вестях.

— Это о каких?

— О Йомсборге, — обладавший ну очень острым слухом Магнус ничтоже сумнящеся влез в разговор. А если влез, то не забавы ради, а исключительно важности дела для. — В Киев совсем недавно весточка прилетела, а оттуда уж гонец к нам принесся. И пока ты в раздумьях пребывал мы со Змейкой ее прочли.

— Должна же я была узнать, каиие именно новости и как тебе их преподнести. Радостные это одно, а если что плохое? Такие по-иному доносить надо.

Политики, млин, начинающие и не очень! Ох, чую я, что через некоторое количество лет в Киеве будут такие 'тайны мадридского двора' закручиваться, что и ромеи оценят. Понимаю, что того не избежать, но можно задать минимально вредное направление, а то и определенную пользу поиметь. Если ну очень сильно постараться. Пока же...

— Покушение на Торкеля Высокого, брата главы йомсвикингов, — выждав драматическую паузу, Змейка добавила. — Неудачное. Получил парочку несмертельных ран, отчего этот викинг, и так не обладая хорошим характером, вконец озверел. Но озверевши, еще ближе сошелся с нашим знакомцем Эйнаром. А вот отношения с братом сильно охладились.

Интересно, и с чего бы это? Наверное потому, что нападавшие должны были быть из числа особо упертых ортодоксов, не желающих каких-либо перемен в этом не то братстве, не то прообразе ордена наподобие тамплиеров, но с языческой сутью. А все ортодоксы в Йомсборге поддерживают нынешнего главу, ярла Сигвальди. Того самого, который, по моему искреннему мнению, ведет йомсвикингов в совсем плохом направлении. Негоже им сближаться с христианизованными странами, совсем негоже. Пусть с нами дружат, даже если для этого надо подтолкнуть... кровью.

— Надеюсь, что Богумил оставался в стороне от произошедшего?

— Бесспорно, — искренне улыбнулся Магнус, осаживая свою заволновавшуюся лошадку. — Он знает лишь то, что должен знать. Посланник, принесший пожелания мира и дружбы. Ну и богатые дары как всему братству, как и его главам. Вся тайная подоплека на людях Гуннара и обворожительных жрицах Лады, которые последнее время под пристальным приглядом наших беспокойных сестричек со странными именами.

— Это их память...

— ...о неугасающей ненависти. Знаю, Мрачный. И не о них говорю. Наши люди, если понадобится, еще один раз вмешаются, но сразу после этого исчезнут, скроются в туман, как будто их там и не было. Но я опасаюсь кое-чего.

— Хаоса?

— Как ты сказал?

— Это из греческих книг слово. Сумятица, кажущаяся бессмысленной, но из которой возникает что-то упорядоченное и... новое, — пояснила Змейка, поболее Магнуса уделявшая внимание книгам из той части света. — Так нам и нужен новый порядок в Йомсборге. Старый себя изжил, он ведет их даже не к упадку, к загниванию.

Жрец Локи понимающе хмыкнул, признавая правоту Роксаны. Политика всем нам была не чужда, ну а в последнее время высокий уровень этого умения стал необходим даже не для успеха, а просто для выживания. Хочешь жить — умей вертеться... и вертеть другими тут особенно важно.

Но насчет йомсвикингов все более-менее, но понятно. Есть четкие планы, по необходимости перетекающие один в другой, заранее продуманы реакции в случае непредвиденных обстоятельств. В проигрыше уж точно не окажемся, хотя хочется заиметь выигрыш побольше да повкуснее. Другое беспокоит, совсем другое.

Белая Вежа и творящееся там? В какой-то мере. Печенеги и их готовый обрушиться на Русь мощный удар? Верно, да только не совсем. Степняки всего лишь орудие, которое направляют в нужном направлении. А выбить орудие из невидимой руки — дело хоть и нужное, но дающее всего лишь небольшую передышку. Вот если отсечь хотя бы руку — а о голове я покамест и не говорю — так это было бы действительно круто. А рука у нас далеко, до нее просто так не дотянуться. Хотя сильно хочется!

— Насколько я помню, у погибшей жрицы Лады, Драгомиры кажется, которая раздобыла столь нужные нам сведения, остался друг сердечный, искреннее оплакивающий ее уход в иной мир. Имя его...

— Станислав, — мигом отозвался Магнус, память которого порой хранила даже самые незначительные, с моей точки зрения, мелочи. — Только слезы его не простые, я ядовитые. И в голове одна лишь цель — поквитаться за смерть возлюбленной. Сожжет свою душу скоро, если выхода ненависти не найдет.

— Это очень хорошо... для нас. А сгореть бесцельно не дадим. Есть у меня на сей счет кое-какие мысли. Он ведь знает Польшу как собственную, прошу прощения...

— Все тебя поняли, — отмахнулась Змейка, привыкшая к разнообразным словесным конструкциям, да и сама ими умело пользующаяся при случае. — Хочешь отправить его обратно кого-то выследить и прикончить? Есть смысл. Но особо много не ожидай, к важным людям его не подпустят.

— Нет-нет, убийцу и только убийцу из него делать неразумно. Больше пользы принесет в других делах. Надо только еще немного поразмыслить. Да и отправить его можно не только в Польшу, но и через нее, в земли Священной Римской империи. И не одного, и не в нынешнем обличье. Пока же, — немного помолчав, я переменил тему разговора. — Пора возвращаться. Что ни говори. А первей всего мы должны разбить печенегов, которые вот-вот вторгнутся на наши земли. Время , оно ждать не станет.

Возразить тут было нечего. Да никто из моих друзей и не собирался этого делать. Потому возвращались в город без особых разговоров. По важным делам часть тем уже обговорили, другие требовали присутствия внутри дворца. Ну а беседы обо всем и ни о чем... Немного не то настроение для них. По крайней мере. лично у меня. Другие же здесь и сейчас предпочли и сами немного помолчать. Понимали, что я хоть и буду поддерживать их разговор между собой, но нервы это вымотает неслабо. Понимающие... и это очень хорошо, честно признаюсь. И вообще, без них мне было бы совсем невесело. С ними же все по иному.

Ну а для врагов есть еще одна идейка. Ремесленники из числа оружейников, кузнецов и плотников уже озадачены по самое не балуйся. Ну а те, против кого новшество будет использовано, наверняка озадачатся еще сильнее. И многие — в последний раз на этом свете.

Глава 4

Июнь (кресень), 988 год, Киев

Послы, до чего же вы бываете забавными, занудными, необычными, банальными... Все зависит от конкретной личности, которую посылает тот или иной властитель. Зачастую понять мотивацию коронованных особ ну никак не представляется возможным. Впрочем, это я не о тех послах, которые сейчас обретаются в Киеве.

Да уж, совсем не о них. Личности послов вообще сильно изменились с тех пор, как Владимир Святославович добротным пинком объединенных сил большинства вольных ярлов был скинут с престола предков. Как следует поскрипев мозгами, короли, князья и прочие императоры в большинстве своем решили поменять послов. Справедливо, кстати. Ведь те же послы Византии, Священной Римской империи, Хазарии прямо были причастны к 'торгам за веру' в низложенным великим князем Руси. Некоторые другие властители тоже сочли желательным сменить доверенных лиц.

Результаты были неоднозначные, но скучать мне точно не приходилось. Дело все в том, что каждый из новоприбывающих послов непременно представлялся, приносил уверения в наилучшем отношении со стороны своего повелителя, добавлял к этому ценные дары, после чего часть еще и на аудиенцию набивалась. Ну а как иначе? Всем властителям иных земель хотелось через своих верных слуг узнать, что же из себя представляет этот новый великий князь киевский. Многие послы уже получили свою порцию слов, намеков, замаскированных обещаний плохого или хорошего. Сегодня же прибыл новый посол от весьма и весьма важной персоны, императора Священой Римской Империи Оттона II.

Долгожданный человек, чего уж тут скрывать. Пусть пышные, но лживые заверения насчет дружбы и развития торговых отношений я уже получил через Карла Отторнского прежнего посла, давно обосновавшегося в Киеве, но всем умным людям было понятно, что это лишь начало. Карл Отторнский, при всем его опыте, был, скажем так, предназначен для других дел. Его таланты подходили для спокойной, планомерной работы с давно знакомой персоной, от которой не стоило ожидать резких и неожиданных поворотов в политических игрищах. Я же, что естественно, под такое определение ну никак не подходил. Потому полноценное 'знакомство' с повелителями Священной Римской Империи посредством посланника должно было состояться именно сейчас.

Нового посланника звали Генрих Клернийский. Далеко еще не старый человек, далекий от дел военных, но искущенный в интригах и шпионских игрищах. Да, сюда послали правильного для империи человека. Жаль... Меня куда больше устраивал привычный Карл Отторнский, все сильные и слабые стороны которого были изучены сначала Доброгой, а потом уже моим спецом, то есть Гуннаром Бешеным.

Ритуал представления посланника прошел... стандартно. Протокольные фразы, фальшивые улыбки, множество посторонних глаз и ушей. Право слово, в такой обстановке можно делать исключительно официальные заявления. Да, в делах дипломатии любой нюанс, любая интонация могут многое сказать. Только серьезные разговоры все равно происходят в менее многолюдной обстановке. Неудивительно, что почтенный Генрих попросил меня о личной встрече, едва закончилась парадная часть. И получил на то согласие. Правда выбор места был для него неожиданным.

Люблю удивлять людей. Дело это порой забавное, а зачастую и полезное, если использовать их удивление в своих целях. Да и тебя самого становится гораздо сложнее просчитать. Добавляешь элемент хаоса в их стройную картину окружающего мира. после чего с интересом смотришь, что из этого в итоге получается. Взять, к примеру, булгарского посла. Сей доверенный представитель тамошнего царя и вроде бы даже его дальний родич несколько фалломорфировал, выражаясь привычным мне языком, когда был приглашен для разговора в кузнечную мастерскую.

Зачем я выбрал именно такое странное место? Просто в несколько образных выражениях сравнивались его родное царство и во-он тот слиток металла, который охаживали с разных сторон молотом, придавая необходимую форму. Посол не сразу понял намек, потому пришлось пояснить. Дескать, не стоит пытаться проявлять какой-либо интерес насчет росских земель. А то ведь даже без повторения не столь давнего похода в 985-м году, одними воздействиями на окружающие Булгарию варварские племена, можно много добиться. Черемисы, мордва, буртасы, половцы наконец, не столь давно появившиеся к югу от булгарских границ. Намеки на хорошую добычу и... Начнут плющить границы царства аккурат схоже с тем, как молот расплющивает слиток. Надо ли это вам, почтенный посол?

Посол как следует подумал. Зачет, что логично, подумал царь булгар. В результате в Киев прибыл караван с богатыми дарами, новые купцы с интересными предложениями, а также уверения, что Булгария очень-очень ценит заключенный договор. Политика, однако. Место же, выбранное для разговора, тоже порой помогает донести мысль до собеседника.

Только на сей раз ситуация иная. Священная Римская империя — это вам не Булгария. Совсем другой размах, куда как больший уровень угрозы. Разговора победителя с побежденным, предостережения от последствий пакостей из-за угла тут никак не получится. И вообще, Русь сейчас далека от той формы, чтобы серьезно взрыкивать на западную империю. Хватает проблем и с восточной, ромейской. Вот потом, набрав вес, нарастив военную силу до нужного уровня...

Пока же предстояло вежливо разговаривать с посланником императора Оттона III и даже не упоминать о проделах кое-кого из его подданных. Местом же для разговора была выбрана крепостная стена Киева. На прогулку по ней и был приглашен Генрих Клернийский. К его чести стоило заметить, что они глазом не моргнул, узнав о таком предложении. Напротив, выказал радость и интерес, попросив передать, что любит вносить в размеренное течение жизни вот такие неожиданности. Дипломат, уважаю!

Люблю прогуляться вечерков, да по улицам города. Да в хорошей компании. Сегодняшним же вечером приятное будет сочетаться с полезным. Ну а разница между киевскими улочками и боевым ходом на крепостной стене для меня практически нулевая. Или нет, кое в чем последний вариант даже лучше. К примеру, случайных прохожих точно нет. Не большой я поклонник многолюдства, что уж тут поделать.

— Смеркается, — обронил я, обращаясь к Змейке, которая не собиралась лишать себя удовольствия сопутствовать мне в этой необычной прогулке. — Для фалеков еще рановато, но солнце уже не бьет в глаза. И вид с высоты открывается роскошный. Что внутри города, что вне его. Разные — это да. Зато красота есть что там, что здесь, надо лишь найти должное время, место, направление взгляда. Строители града Киева знали свое дело.

— Необычен ты для конунга, — вымолвила Роксана, слегка прижимаясь ко мне. Не тепла ради, а просто так, для уюта. — Воин, полководец, правитель, но не только... Не зря тебя и Магнус чуть ли не за собрата жреца принимает, и скальды рады о своих интересах многими словами перемолвиться. Про ученых книжников я и не говорю. Одно укрощение 'греческого огня' их в восторг привело, я уж молчу о новых книгах и прочее, что из твоей головы в мир исходит и воплощается. Загадка. Но моя!

— Твоя, конечно. Тут можешь даже тени сомнения не держать.

— А наши и прочие хирдманы уже привыкли,— неожиданно и чисто по-женски сменила тему Змейка. — К тому, что их конунг женат на простой воительнице, а не на родственнице какого-нибудь знатного и влиятельного ярла или владетеля из иной страны. Могли бы ворчать, но не делают этого. Считают, что тебе это можно.

— Пока привыкли, потом и вовсе начнут воспринимать как должное. При становлении династии вообще все допустимо. В дальнейшем же все зависит от того, что основатели введут как допустимое. Я же собираюсь поменять многое.

Любопытство в глазах воительницы... Значит, придется быстренько его развеивать. Быстренько — это потому, что вот-вот на крепостной стене должен появиться посланник Оттона III, а при нем говорить на эти темы точно не стоит. Это не только личное, но еще и государственное.

— Хотя бы порядок наследования. Старший сын, причем только при отсутствии сыновей наследует дочь, тоже старшая. Глупо! Порой старший из детей уступает кому-то из младших. Нет уж, только конкретный выбор правителя, причем заранее объявленный.

— Серьезное изменение!

— Будет еще серьезнее, — усмехнулся я. — В нашем случае наследует кто-то из дочерей, сама понимаешь. Только я сумею закрепть это исключение в правило. Будет неважно, мужчина или женщина восседает на престоле. Главное, чтобы разум был хорошо развит, да черты восприятия мира соответствовали необходимым для действительно хорошего правителя. Для наших же дочерей опять же — невозможность для их будущих мужей стать правителями. Советниами, помощниками... сколько угодно, но не более того. А еще...

— Посол идет, — прервала Змейка плавное течение облекаемых в слова мыслей. — Улыбается, как лучшему другу и кровному брату. Значит, будет обманывать.

— Посол... Это его работа. Как улыбки всем, кому положено, так и обман в большом и малом. Наши посланники, сама ведаешь, тем же самым заняты, — прервавшись ненадолго, я вежливо кивнул Генриху Клернийскому и произнес. — Рад, посол, что собрались присоединиться ко мне с супругой в нашей вечерней прогулке.

— О, великий князь, это большая честь для меня. Примите мои искренние уверения, что приглашение я принял по велению души, а вовсе не по обязанностям посла. Княгиня, я восхищен вашей красотой.

Поклон мне, затем такой же в адрес Роксаны, после чего следует поцелуй протянутой послу руки. Левой, конечно, потому как всем послам и вообще знающим людям ведомо, что правая кисть у Змейки скажем так, не полностью присутствует. Забавно, кстати, что сейчас он целует руку коронованной воительницы не как женщине — этот обычай в X-м веке еще не сложился, а именно как властительнице. С той же легкостью он бы и мне руку облобызал в знак почтения к коронованной особе. Пусть и сидящей на престоле иного государства. Это ему неважно, главное, чтобы государство было влиятельное, стоящее вровень или немного уступающее державе его повелителя. В нашем случае имел место именно последний вариант. Русь в неписанной 'табели о рангах' стояла пониже Священной Римской и Восточной Римской (она же Византия) империй, но повыше той же Польши или там государств франков, данов и бриттов.

Хм, а на Змейку посол смотрел с большим интересом, однако, лишенным малейшего эротического подтекста. Его интересовал сам факт женщины-воительница на троне... В его стране ни один из правивших императоров на такое не пошел бы. Неудивительно, что столь необычное явление до сих пор обсуждается среди придворных многих европейских стран и даже в некоторых азиатских, которые можно отнести к числу относительно цивилизованных.

Комплименты Роксане и славословия в мой адрес подошли к концу. Конец вступительной программе и переход к следующей стадии. Сейчас будет аккуратно выспрашивать интересующее его. А вот обломишься в полный рост! Не для того я тебя сюда пригласил, чтобы игра велась по твоему сценарию. У меня собственный подготовлен, куда как более полезный. Для меня, само собой, не для него.

— Пойдемте, посол. Или позволите называть вас просто Генрих?

— Как вам будет угодно, великий князь...

— Можно проще и короче — конунг.

Посланник Священной Римской империи говорил на хорошем русском языке, даже акцент, в отличие от его предшественника, был слабым. Плюс для дипломата, ведь не нужны толмачи, которые при всей их верности не смогут передать оттенки слов. А вот слов 'конунг' он не понял. Оно и неудивительно, это чисто варяжские заморочки, причем больше тех варягов, которые ближе к Скандинавии. Переспрашивать он не хотел, опасаясь совершить бесполезную бестактность. Ничего, сейчас мы тебе все объясним. Не забавы ради, а втягивания в разговор для.

— Подойдите сюда, Генрих, — жестом я поманил посла поближе к собственно стене. Промежуток между двумя зубцами, куда только что отошли мы со Змейкой, был неплох как точка обзора. — Вы по долгу службы бывали во многих городах Европы, то мне ведомо. Значит, можете сравнивать увиденное. Вот и посмотрите, пока не окончательно стемнело. При всеете факелов все выглядит несколько иначе, а день размывает впечатление толпами людей. Ну же, не робейте!

Провоцировать дипломата, особенно хорошего, занятие малополезное. Это я так, просто чтобы не расслабляться, да и ничего нелестного или обидного в словах не было. Обычное прощупывание собеседника. Понимал это и посланник, охотно приближившийся вплотную к каменной кладке. Всмотрелся в тот пейзаж, что открывался за стенами города, затем обернулся, глядя с высоты на дома, улочки, городские площади. Разумеется, видно было далеко не все. но для общего впечатления хватало.

— Внушительный вид, большой и могучий город с крепкими стенами, — охотно согласился Генрих Клернийский, явно не кривя душой. — Непривычный для меня, но запоминающийся. Но люблю я Милан, Трир. И Рим, этот вечный город. Его нельзя сравнить ни с каким иным. Даже Константинополь, он слишком... восточный, пышность преобладает над красотой.

— С последним соглашусь. Рассказывали обо всех этих городах люди, не раз там побывавшие. Но вы, Генрих, хорошо знаете наш язык. Поздравляю, он довольно сложен для изучения. Это позволяет рассчитывать, что и в случае важных разговоров нам будет легче понимать друг друга. Большинство бед между могучими странами происходит из-за непонимания друг друга.

— А между могучими и не очень?

— Тут все совсем просто. Не обладающие мощью вынуждены во что бы то ни стало проявлять чудеса понимания могучих соседей. Иначе сам вопрос о понимании исчезает по причине, вам, Генрих, наверняка понятной.

Посланник империи изобразил улыбку. Все всё понимали. Будешь силен, окажешься правым. Ну а виноват лишь тот, кто слаб. Всегда и во всем, такова жизнь с первобытных времен и до вершин развития разума.

Стоять на одном месте никому не представлялось интересным, поэтому мы неспешно шли по боевому ходу вдоль крепостной стены. Спереди и сзади на почтительном, достаточном для приватного разговора расстоянии следовали хирдманы охраны. Обычное дело, к этому все мы успели привыкнуть. Я со Змейкой особенно.

— Вижу, что вы склонны к философии, конунг. Надеюсь, это слово?..

— Вовсе нет, меня ничуть не оскорбляют подобные вопросы, посол, — усмехнулся я, вполне понимая причину недосказанной фразы. — Как говорил своим ученикам Сократ, стоя на берегу океана... Кажется что-то вроде того, что узкая полоска прибрежного песка знаний ничтожна по сравнению с бескрайними просторами волн непознанного. За точность фразы не ручаюсь, давно не приходилось перечитывать первоисточник.

— Я обязательно отпишу императору, что великий князь Хальфдан не только знает про философские школы, но и , как я понял, владеет латынью. Может быть мой повелитель захочет сам вам что-либо написать.

— Скорее уж повелительница, Генрих... Я желаю вашему императору Оттону III здоровья и скорейшего вступления в нелегкое дело управления империей, но пока правит регентша, его мать Феофано. Насколько я помню, она племянница Иоанна Цимисхия?

Посол склонил голову. признавая, что все так и есть. Сам же пока взял паузу, желая понять, все ли я сказал или же жду его ответа. Я же мог пойти по обоим путям, в зависимости от прихоти.

— Женщина, достойная уважения. Если пожелаете, можете передать ей это, — перехватила нить беседы Змейка, с ходу понимающая направление, в котором планировалось вести беседу. — Побеждать противников как с помощью подвластных клинков, так и словами, такое не всякому мужчине доступно.

— Я передам ей ваши слова, княгиня.

— Непременно передайте. Моя супруга слова на ветер не бросает, зная им цену. А вместе с этими словами мы с удовольствием порассуждаем об увеличении торговли между вашей империей и нашим великим княжеством. Можно даже на латыни.

Выдержка дипломата взяла свое. Генрих Клернийский не замедлил и не убыстрил шаг, не изменился в лице. Вот только чуть более глубокий вдох свидетельствовал о том, что тема ему весьма интересна.

— Но торговля и без того идет... хорошо. Меха, сталь, свечной воск, пенька, прочие товары. Или вы хотите закупать у нас нечто особое, к примеру, оружие или корабли?

Ответом был отрицающий подобные устремления жест. Посланник империи зря беспокоился, он еще не успел понять, что в моих планах было постепенно сокращение доли вывоза сырьевых товаров. Увеличивать же предполагалось высокотехнологичную по меркам этого времени продукцию. Ну или ту, которой в Европе было не так уж много. Это я и собирался озвучить.

— Нет, Генрих, мы хотим продавать то, что в вашей империи непременно будет пользоваться спросов.

— Уж не сифонофоры ли?— Ихмой повелитель готов купить за очень большую сумму. Сама продажа будет оценена им как большая услуга... — уловив в моих глазах необидную, но все же насмешку, посол быстро сдулся. — Понимаю, Византия тоже не продает то, что дает преимущество в сражениях.

— Предлагаемые товары не относятся к оружию, Генрих. Зато несут большую выгоду как для продающего, так и для покупающего. И это вовсе не слова купца, мне они как-то и не подобают.

Посланник согласился, ну а я, радуясь, что первая, хоть и скромная, порция лапши повисла на ушах дипломата, продолжил. Да, я ни в каком месте не торговец, но кто сказал, что правитель не может использовать кое-что из их арсенала? Сугубо ради блага государства, да к тому же по отношению к ни в одном месте не союзнику? Вот то-то!

— Пергамент — дорогой товар, Генрих, не так ли?

— Конечно же... конунг, — с некоторым усилием посланник выговорил непривычное и незнакомое слово. — Он дорогой, его мало. Бумага, используемая арабами в своих халифатах, тоже. Они делают ее быстрее, чем мы пергамент, но цена...

Ай молодец! Сам упомянул про бумагу, дороговизну, арабов, которые из знающих секрет ее приготовления. Ближе всего будут. Чуть сжимаю руку Роксаны повыше локтя, тем самым давая знак. Теперь ее очередь.

— Зачем вашей империи иметь дело с арабами, посол? Жадный народ, да и войны мешают вести спокойную торговлю. Лучше покупать бумагу у нас, на Руси.

— У вас?

— Да. Моя супруга сказала то, что сказала, — Никаких шуток, мы действительно владеем секретами ее производства. И готовы продавать ее вам. Сначала небольшое количество потом больше, еще больше. Что же до цены, то насчет нее... договоримся. Хорошие отношения между нашими странами лишь поспособствуют быстрому развитию торговли, не так ли, Генрих? Дл нас пока лучше вести торговлю столь востребованным товаром с одной из заинтересованных сторон. Так удобнее в некотором роде.

Имперский посланник отделался лишь несколькими вежливыми словами, явно произнесенными на инстинктах, без участия разума. Он явно переваривал поступившее предложение о торговле. Хар-рошее такое предложение с намеком на то, что я могу сделать их империю основным покупателем продукта, а при достижении договоренностей и вовсе поставлять только им. А дальше пусть сами развлекаются, перепродавая товар. Такое вот своеобразное предложение не самой обычной взятки на государственном масштабе. Здесь необычное, для моего времени же вполне рутинно и банально. Ну и еще один удар, чтобы наверняка.

— И один небольшой подарок для вас, Генрих. Ярополк! Ту книгу, будь любезен... — дождавшись, пока один из маячивших сзади нас хирдманов окажется рядом и передаст мне томик средних габаритов, я продолжил. — Краткий сборник сказаний о наших богах. Вы знаете язык, читаете, как меня уверили.

— Руны я почти не понимаю...

— Догадываюсь. Потому здесь все кириллицей, с ней вы знакомы. Поможет еще лучше понимать страну теперешнего обитания. Думаю, в посольском состоянии будете пребывать долго, да и на вашем положении при дворе это скажется в лучшую сторону. Держите, Генрих. И откройте прямо сейчас, мне желательно, чтобы вы высказались насчет вида книги.

Поскольку уже стемнело настолько, что читать было сложно, мы остановились рядом с зажженным факелом. Он давал достаточно света для того, чтобы без какого-либо труда не просто прочитать несколько строк, но и увидеть отличия.

Сначала императорский посланник открыл книгу просто из вежливости, скользнул взглядом по строкам. И всмотрелся повнимательнее, с ходу уловив отличия от привычных ему книг.

— Это не рукописная книга. Мне доводилось видеть что-то подобное, привезенное из далеких стран. Восхитительно! И очень дорого, пригодно для дара хоть моему императору, хоть регентше. Да кому угодно!

— Наверное, вы, Генрих, имеется в виду китайские земли. Это и впрямь далеко. Но эта книга не оттуда, сами понимаете.

— Понимаю, — эхом отозвался посол. — Заказав это творение там, в далекой стране, вы бы заплатили много денег, но показывали бы результат как редкость, уникум. И точно не здесь, на вечерней прогулке с послом. Получается, что...

— Восхитившая вас книга тоже сделана здесь, — мило улыбнулась Змейка. — И мой супруг, помимо продажи бумаги, что обойдется дешевле пергамента, предлагает вам еще один товар. Тот самый, про который вы столь восторженно высказались. Много этого товара. Любого.

Наблюдая за тем, как посланник империи не может оторваться от перелистывания страниц, хотя само содержание его интересует постольку-поскольку, я с трудом удерживался от ухмылки. Далеко не первый раз сталкиваюсь с реакцией на вещи, выламывающиеся тем или иным образом из категории привычного. А все равно — ощущения от этого наблюдения своеобразные и пока что не успели надоесть. Меж тем Роксана продолжала окучивать впечатлившегося Генриха Клернийского.

— Наши боги вам не слишком интересны, у вас иная вера. Но вот, к примеру, уже ваши священные книги: библия, описания жизни жрецов, и прочих. Кого вы называете. Кажется, святыми... Их нужно немало, а переписчики работают медленно, да и мало их. Хотите избавиться от этой беды? Мой супруг готов помочь. Конечно же. не просто так.

— Я... готов передать это императору, — оторвавшись, наконец. от рассматривания печатной книги и захлопнув ее, отозвался посланник. — Улыбка и поклон Змейке, но после этого взгляд переводится на меня. — Но мне нужно знать, какие книги вы готовы создавать таким способом, конунг?

— А вы так и не поняли, Генрих... Любые. Присылаете нам обычную рукописную книгу, указываете необходимое число и на этом все. Через определенное время получаете желаемое. Ах да, из-за нескольких печатных копий одной книги мы утруждаться не станем, разве что за высокую плату. А вот если сотни... Тогда цена одной окажется не просто дешевле, а много дешевле того, что есть сейчас. Разумеете, что это вам дает?

— Да.

— Я знал, что вы умный человек, Генрих.Сейчас не говорим о деньгах, такие мелочи пусть обсуждают торговцы. Вы же должны будете донести до регентши, сиятельной Феофано, те выгоды, которые получит не столько даже она. сколько управляемая ею империя от торговли ТАКИМИ товарами. И не только.

— Есть и еще?

— Будут, посол. Несколько позже, но будут. Сначала освойте эти два предложения. Если условия и результат устроят и нас, и вас, тогда продолжим. Уверяю, если империя станет, хм, звеном цепи, которое свяжет наши необычные товары с другими странами, это решит многие проблемы. Как видите, взаимопонимание между нашими странами можно не только сохранить, но и упрочить.

По сути, разговор на интересующие меня темы был завершен. Однако, ничего не мешало продолжить вечернюю прогулку. Уже не дела ради, а просто отдыха для. Свежий воздух, усиливающийся ветер, темнота. Все же развеиваемая светом факелов. И приятное общество, куда ж без него! Правда. присутствие посла несколько меня обстановку, но в то же время давало как мне, так и Змейке возможность поразвлекаться, расспрашивая его про особенности жизни в Священной Римской империи.

Нюансы жизни при дворе. Мнение посла о некоторых важных персонах, пусть и предельно дипломатично высказанное, могло быть полезным. В общем, всегда полезно поддерживать ровные отношения с послами, разговаривать с ними, вытаскивая отнюдь не секреты, а обычные сведения о повседневной жизни в их родных краях. Не думаю. что они быстро поймут, что эти сведения тоже могут быть очень и очень полезны для проводимой политики.

В общем, после того, как пошло еще около часа, несколько утомленныйпосол был вежливо и со всем тактом освобожден от нашего общества. Пусть теперь обдумывает поступившие предложения и слова послания, которое незамедлительно будет отправлено напрямую регентше Феофано. Мы же со Змейкой еще немного поболтаемся на крепостной стене.

— А знаешь, валькирия ты моя, тут куда лучше. чем на улицах города илипоблизости от дворца. Пожалуй, время от времени стоит появляться тут и просто так.

— Я не против, — согласилась Роксана, слегка притормаживая мой шаг. Действительно, что-то слишком быстро идем, наверное. несколько взбудораженное после важного разговора состояние дает о себе знать. — Тут тихо, хорошо, никого из чужих нет. Теперь, без посла этого, совсем хорошо. Но почему именно он настолько важен? И такие выгоды, от которых только дурак откажется... Рим нам враждебен. Хотя на словах его посланник может признаваться в дружбе сколько угодно. Те посланные убийцы, Польша, печенеги. Да ты же сам мне все это говорил!

— Да, они враги, так что с того? Запомни, милая, заставить врага помогать тебе — высшеемастерство. К сожалению, с этими так не получится, зато соблазнить их выгодами от торговли. Заставить выжидать, не предпринимать совсем уж враждебных действий. Ограничившись возней тайных ддел мастеров... Этого я и добиваюсь. Деньги же... Мы в любом случае получим много, продавая им бумагу и печатая книги по их заказам. Мало того, они будут продавать их в другие страны куда дороже, чем покупают сами. Как считаешь, понравится ли это франкам, венграм, данам, особенно ромеям?

— Никому не понравится!

— Верно. Пусть копят обиды на Рим, это нам только на руку. Если будут таить камень за пазухой, то не с таким усердием станут вступать в союзы и участвовать в имперских кознях. Нам только это и надо.

— Хм...

— Ты не хмыкай, радость моя, ты слушай. Меня, сама понимаешь, какое-то время в Киеве не будет, все останется на тебе. Братья и просто ближние люди, конечно, помогут, но решения принимать будешь именно ты. Будь осторожна, сейчас нам противостоят серьезные силы, замысел которых до конца понять пока не удается. Западную границу надо укреплять, ставить серьезные порубежные крепости, быть готовыми выдвинуть войска в любом направлении.

— Польша...

Я кивнул, будучи полностью согласным. Если что то именно оттуда на Русь двинутся закованные в железо войска. В том числе и Священной Римской империи. Сейчас у регентши Феофано,к конечно, своих забот полон рот. Не так давно утихла свара с франками за Лотарингию. Примостивший свой зад на трон Гуго Капет, основатель новой династии французских королей, предпочел укреплять власть на уже подвластных землях, а не бодаться с могущественным соседом за спорную область. Да и итальянские владения доставляли Феофано много проблем. Там власть ее и сына не слишком воспринималась. Не удивлюсь, если она, как и в моей родной истории. Начнет хорошенько так прессовать тамошних владетелей. Аккуратно, одного за другим, стравливая между собой одних, подкупая других, банально устраняя третьих.

А что нужно для подобных разборок? Деньги. Много денег! Потому расчет на то, что выгоды от торговли поубавят разрушительный энтузиазм относительно нас, были вполне оправданы. К тому же на нас, как я понимаю. до крайности озлоблена вовсе не сама Феофано, а Папа Римский. Вот и сыграем в давно знакомую игру 'разделяй и властвуй'. Но сначала 'разделим' печенегов. Совсем разделим, до полного расчленения на много маленьких и мертвых кусочков.

Интерлюдия

Июнь (кресень), 988 год. Левобережье Днепра, недалеко от границ Руси.

Печенежская орда неудержимо катилась на запад. Путь был привычен для всех: ханов племен, младших ханов, державших под своей рукой рода-тысячи, что составляли племя, глав больших и малых аилов-семей. Ну а про простых воином и говорить не стоило — они шли туда, куда им прикажут, не обременяя свои головы лишними знаниями. А уж когда орда двигалась в набег их тем более подгонять не стоило. Все жаждали не просто поживы, как добром, так и рабами, но и потешить душу криками сжигаемых заживо чужаков, стонами насилуемых девиц и потоками крови. Но то простые сыны степей, а вот их главам думать все же приходилось, хотя нельзя сказать, чтобы они это любили и сильно умели. Но все же, все же...

Двадцать тысяч конных воинов — это была большая сила. Особенно для набега на не готовые к нему земли. Да, не готовые, именно это было обещано ханам теми, кому стоило... Нет, не верить, ибо чужакам сыны вольной степи сроду не верили, да и друг к другу тоже относились с изрядной настороженностью. А вот прислушиваться к словам чужаков, платящих золотом, стоило. Они пообещали многое, заплатили щедро. Да к тому же часть их осталась заложниками в стойбищах родов. А ручаться своими головами значит искренне верить в то, что обещанное ими ханам будет существовать наяву, а не в грезах.

Личные воины князя Хальфдана, сменившего на киевском престоле Владимира, покинули пределы Руси и некоторое время не вернутся. Пять тысяч лучших воинов, иного пути, кроме меча и крови, не знающих... Это было заманчиво. Ханам всех восьми племен было ясно, что такой случай выпадает редко. Не воспользоваться им, да еще имея таких союзников... боги не простят своим детям такой глупости... или хуже того, трусости.

Чегдан, походный хан печенегов, он же еще и хан племени Гила, недовольно поморщился. Это его недовольство, хоть и не относящееся собственно к виду войска, за движением которого он наблюдал, все же грызло душу. И не осталось незамеченным ближними воинами из одного рода. Теми, кто был связан с ханом узами крови.

— Ни к чему тревожиться, хан, — усмиряя излишне горячего коня, проскрипел Ликир, родич Чегдана по линии отца и давний советник. — Боги алчут крови. А кровь старого врага много стоит. Помнишь хана Курю, который сумел сразить непобедимого доселе Великого князя руссов, Святослава? Может и нам предстоит нечто такое же великое. Улыбнись, хан, скоро все у нас будет — и добыча, и рабы, и все, что мы пожелаем взять с разоренной земли, откуда ушли воины князя Киева.

— Не все ушли. Только пять тысяч, — счел нужным напомнить родичу Чегдан. — Русы не оставляют свою землю без защиты. Но ты прав, их теперь меньше. Жрецы бога на кресте приготовили хороший пир для сабель наших воинов, разделив войско врага.

— И Киев падет под копыта наших коней!

Хан досадливо скривился, будучи недовольным последними словами приближенного. Да и его старший сын, Бечег, раздраженно прикрикнул на излишне разошедшегося родича:

— Какой Киев, под какие копыта? Коннице каменные города не взять, они от зажигательных стрел не займутся. Или ты научился строить осадные башни, камнеметы, а наши воины смогут всем этим пользоваться? А выбить двери простым тараном из окованного железом бревна тут не получится. Вот если удастся разбить войско князя Хальфдана, то тогда... Взять в осаду несколько городов и получить большой выкуп — это мы сможем. Да и братья из оставшихся могут тоже прийти, почуяв не простую, а очень большую добычу.

Сын Чегдана знал о чем говорил. Как-никак именно он был особо ценим ханом в тех делах, которые прямо не относились к боям и походам. Что поделать, воином он был слабым, управлять ордой в набегах тоже мог слабо. Зато строить далеко идущие задумки и руководить коварными затеями и договариваться с иными печенежскими племенами или чужаками умел, как мало кто другой. Потому и был ценим отцом, хотя насчет наследования ханской шапки все еще было неясно.

Смотря на неспешно движущиеся сотни и тысячи конников, хан процедил:

— О, духи предков! Ну почему, помимо ума и хитрости, мой сын не получил крепкую руку, способную держать саблю. И не может управлять битвами, глядя на них с вершины ближнего холма.

— Отец?

— Не к тебе, но к предкам слова. Про наших воинов прав именно ты. Мы непобедимы в степях, на открытом месте, пешими бьемся хуже. А лезть на стены большого и КАМЕННОГО города — наша смерть. И пусть жрецы бога на кресте сулят еще больше золота за приступ Киева или иных крупных городов, мы не станем этого делать. Да это и не обязательное условие нашего договора. Ты ведь помнишь о нем, сын? Вы все помните?

Слова, подтверждающие это, прозвучали вразнобой, но вполне себе уверенно. Все всё помнили. И появление посланников далеких земель, и договоренности с ними, и щедрую оплату, которая должна была стать еще более значимой после завершения. Это помимо боевой добычи, на которую рассчитывали все: от походного хана до последнего бездоспешного конника.

Уговор был не только о самом набеге на Русь, но и том пути, которым следовало двигаться. Удар долен был быть нанесен не по богатым крупными и не очень городами землям, вовсе нет. Всем было очевидно, что там конница печенегов либо завязнет под стенами городов, либо будет подвергаться множеству болезненных уколов от крепостных войск... Зато земли от границы с Болгарским Царством и чуть не до Киева... Там городов мало, лишь малые укрепленные места да порубежные заставы. Легко атаковать, есть где развернуться. И что особо важно — возможность пробить коридор до Польши. Той самой, где правил союзник того, чьими руками были прибывшие к ханам посланцы.

Золото, уговоры, обещания богатой добычи в набеге против давнего врага, войско которого разделено. Это склонило многих и многих принять предложение. Ханы шести из восьми больших племен с охотой выделили немалое число воинов. Кто-то больше, кто-то меньше, но это зависело от многих причин. Но два племени, причем оба из тех, чьи кочевья располагались по правый берег Днепра, предпочли остаться в стороне. Не то опасались, не то просто выжидали, этого Чегдану понять не удалось. Зато удалось стать походным ханом, причем без чрезмерных усилий. Племя Гила, его родное, было не самым могучим и многочисленным, потому остальные не побоялись его возвышения по исходу этого набега. Но лично он предпочитал надеяться на иной исход. Не сразу, но с течением времени. Потому и подошел ко всему с великим усердием.

Но вот отказавшиеся племена из числа кочующих по правую сторону Днепра — Цур и Талмат — внушали тревогу. Мало ли что могли надумать их ханы. Хотя сильно опасаться все же не стоило — межплеменная свара начаться не могла, не то время, не та обстановка в мире. Вот только действия оставшихся в стороне Цура и Талмата могли быть направлены на иной набег или другие действия, способные увеличить их влияние и принизить таковое со стороны отправившихся в набег на Русь.

Приложив небольшое усилие, Чегдан отбросил в сторону тяжелые думы, возвращаясь к походным делам. Пока все обстояло хорошо. Подножного корма для коней хватало, погода была просто замечательная, в меру сухая. Но не дождливая. На пути орды не встретилось дозоров, которые могли бы попробовать передать весть в глубь земель руссов и тем самым дать возможность их князю начать собирать войско.

Конечно, такое не могло продолжаться бесконечно. Хан понимал — рано или поздно многие тысячи конницы будут не только замечены отрядами порубежной стражи, но и явной станет цель движения. Или одна из целей. Тем не менее, хотелось, чтобы для врага эта ясность наступила именно 'поздно'. А вот когда запылают слабо защищенные поселения, когда прольются потоки крови на еще не тронутую летним зноем землю, вот тогда князь киевский поневоле бросится на перехват печенежской орды во всеми теми, кого успеет поднять. С теми немногими, ведь для защиты городов ему тоже придется кого-то оставить.

Тысячи печенегов шли дальше, день сменялся ночью, а ночь уступала место дню. И вот уже порубежье. Невидимая, условная, но та самая грань, которая отделяла Русь от земель печенегов. Ничейная полоса, на которой осмелился бы поселиться лишь полный безумец. И тут уже Чегдану со всеми приближенными родичами и подвластными на время похода главами иных племен пришлось учитывать печальное. Но ожидаемое. Их присутствие перестало быть тайной. Легкая конника руссов маячила на горизонте, не вмешиваясь, не пытаясь досаждать, но следя за ними. Отдельные попытки горячих воинов догнать, порезать, поживиться кажущейся легкой добычей были пресечены. Не столько словами самого хана, сколько выстрелами из оказавшихся неожиданно дальнобойными луков. Или даже не луков, а тех штуковин, которые русы называли самострелами. Это было несколько необычно для давнего и известного врага степняков, но особого внимания ни Чегдан, ни прочие этому не придали.

Ну что-то новое, так что с того? Против конной лавины все равно не поможет. А так... ну сбили с лошадей нескольких особо горячих юных воинов, невелика потеря. Сами сумели оторваться от погони? Потом или они же попадутся, или другие, на них похожие. . Степняки к таким мелочам не придирчивы.

Сам хан, когда ему донесли о произошедшем, лишь проворчал насчет того, что духи предков, равно как и боги, и так долго хранили их от постороннего внимания. После чего добавил, что теперь надо двигаться более быстро. Чем быстрее они доберутся до первых поселений русичей, тем больше успеют до того, как придется биться. И тем более воодушевленными окажутся простые воины, почуявшие не только легко пролитую кровь, но и почуявшие немалую по их меркам добычу. На Руси всегда есть чем поживиться, то всем ведомо.

— Надо увеличить число дозоров и количество всадников в каждом, — озаботился изменившейся обстановкой Ликир. — Наши воины могут.. отвлекаться, когдавидят перед собой легкую добычу.

— Разрешаю. Это все?

— Не совсем, хан. Сколько тысяч отправится разорять селения поблизости от нашего пути, а сколько будет готово ударить по собранному войску руссов?

— Половина и половина, — немного подумав, ответил Чегдан. — Но их пидется плавно менять, иначе наши псы сорвутся с поводка, чуя запах дичи, к которой их не подпускают.

— Твоя воля — закон, о могучий.

Приказы были отданы, и Ликиру этого было достаточно. Не сведущий в интригах и грызне в племени и вне его, он любил лишь войну и все, что сней связано. Не только самому участвовать в битвах и побоищах но и чувствовать незримые нити, с помощью коих он управлял схватками почти всегда несущими победу его народу. Ибольше ничего ему не требовалось. Как и сейчас. Ликир даже не думал сомневаться в очередной победе. Тем более в таких хороших условиях. А усиленные дозоры... они не повредят. Воин, потерявший бдительность, часто становится мертвым.

* * *

Жизнь степных народов скудна на яркие события. Однообразная степь, по которой можно, кочуя долгие дни. не находить особых отличий. Привычные стада коней и прочей живности, похожие друг на друга вечера возле костров... И ожидание. Чего? Нового набега, причем для простого печенега не важно, на кого именно. Главное, чтобы появилась возможность урвать ярких тканей женам, себе украшенное оружие и сорванные с убитого тобой или кем иным золотые, серебряные. На худой конец и медные, но богато украшенные резьбой перстни и браслеты. И рабы... Живая ценность, которую можно заставить работать вместо себя, почувствовать себя безграничным властителем. Властителем над еще более бесправным и подчиненным, чем ты сам, обычный воин, гнущий шею перед старейшиной малой семьи-аила и большой, уж не говоря про глав младших и старших родов племени.

Набегами живет степь. Отними их у нее, так зачахнут, засохнут, а там и подохнут от невыносимой тоски и осознания лишения смысла. Недаром самое страшное для того же малого рода, провинившегося по той или иной причине — отлучение всех его членов от участия в набегах на год и больше.

Это — медленная смерть рода. Из него начинают разбегаться люди, буквально умоляя принять их в другой род, пусть даже с положением ниже, чем они занимали в старом. Иначе — то самое быстрое увядание и усыхание. Нет набегов — нет денег, тканей, рабов, благополучия в целом. Конями и прочей живностью счастлив не будешь, можно лишь выживать. А подобное — не путь для сына степей, да и боги вкупе с предками такого не одобрят.

Набег всегда радует дух степняка. Особенно на заведомо более слабого противника. Там можно вволю порезвиться. Ничего особо не опасаясь. Жаль лишь, что слабые долго не живут, на их добро охотников куда больше. чем хотелось бы. Потому приходится нападать на более сильных, выискивая их слабые места. И тут лучше всего подходят повадки стайки шакалов. Не брезгующие падалью, готовые сожрать остатки от пиршества более крупных хищников, но при случае охотящиеся как на мелкую дичь, как и на отбившееся от стаи ослабевшее животное или детеныша.

Ну а люди, пользующие шакалью привычку охотиться, то же самое делают, только с поправкой. Вместо пожирания падали — проход второй волной уже по разоренным кем-то землям. Загон ослабевшей крупной дичи или детеныша — Нападение на страну, уже ведущую войну или же пощипывание окраин, где сейчас мало войск. Ну и все в этом духе. Что же до еще одной особенности — так это нежелание подвергать себя опасностям. Стоит показаться сильному войску, как степняки постараются удрать, прихватив с собой уже награбленное. Вот только, в отличие от шакалов, бросить награбленное они зачастую просто не в состоянии. Люди, они все ж таки не звери, тем жадность не свойственна.

Русь — не самая легкая добыча для печенега. Скорее уж одна из наиболее. Если вообще не самая опасная. Добыча была велика, порой чрезвычайно, но слишком часто вместо прибытка приходилось бежать, теряя многих и многих среди своих. Потому порой печенежские племена предпочитали идти в найм к росским князьям, ведь те платили щедро.

Так и обстояло: найм, набег, после которого то гора добычи, то горы трупов. И то же самое, и тому подобное. Змея, кусающая хвост, вечное коловращение, неизменная чередуемость бытия. Сами же печенежские властители даже не задумывались о том, что любой круг можно разорвать, если найдутся те, кто приложат необходимые усилия. Ведь их самих все устраивало, разве что побед и добычи хотелось поболее.

К сожалению для них, этот набег уже с самого первого дня пошел как-то.. неправильно. Помимо круживших далеко-далеко малых дозоров русичей, им на попадалось почти никого живого. Селения оказывались пустыми, хотя пограбить там было чего. Так, в меру. Ни людей, ни самых ценных вещей, которые можно было бы унести на себе или во вюках при седле. Зато остально, включая скотину, утварь,прочие вещи — вот оно. Бери кто на что горазд.

— Мне это не нравится, — нервничал ханский сын Бечег, выслушав уже несколько вестей о покинутых селениях. — Они ушли заранее, отец! Их предупредили, а мы ничего не знаем, движемся в неизвествность. Надо замедлиться, окружить сердце орды большими дозорами. Только потом, поняв...

— У тебя сердце степной мыши, — злобно оскалился Ликир под одобрительный гул ханских телохранителей и при молчании самого хана Чегдана. — Они бегут налегке, оставляя нам большую часть своего добра. А их самих мы выкурим из лесных нор или из-за стен городков. Они тут деревянные, от огненных стрел из тысяч луков дерево займется ярким пламенем быстро. И путь или сгорают заживо или выбегают, подставляя шеи под рабские ошейники.

Вот такие словами нравились всем ближним хана, да и представителям иных племен. Слова истинного воина степей, который не должен пугатьс смутной тени. От настоящей угрозы можно и нужно отступать, а то и бежать. Но не ранее, чем она действительно появится.

Хан меж тем принял решение. Хоть и понимал, что его излишне осторожный сын редко остерегает от несуществующего, но счел, что сейчас ощущаемая тем опасность слишком... преувеличена.

— Бечег, сын мой. Если ты беспокоишься о безопасности войска, тозаймисьею. Последи, чтобы наши воины не перегрузились добычей. Вьючные лошади не должны их замедлять.

— Я понял, отец, — вздохнул тот, понимая, что на него свалили самое неприятное, а именно охрану награбленного. — Но мне нужны...

— Тысяча Каиду тебе в этом поможет. Они более прочих могут держать себя в руках. Почти всегда.

Ханский сын облегченно перевел дух. Каиду действительно крепко держал в руках свою тысячу, хоть и часто разрывал конями того или иного ослушника, хапнувшего слишком много чужого добра. Пожалуй, его воины более всего подходили для выполнения отцовского поручения. А оно было непростым.

Печенегам, как и многим другим степнякам (и не только им) частенько отказывало чувство меры во время набегов. Хотелось взять побольше всего и уж точно не желалось расставаться с уже награбленным. А кони, они многое все ж не везут. Основная лошадь, сменная, вьючная... Ну а если удается захватить лошадей во время грабежей, то сами боги велели, а предки одобрили навьючить и их.

Одна сложность — куда их девать? Лихой наскок с таким грузом точно не получится, а бросить тоже не выйдет, душа кровавыми слезами от горя изойдет. Поневоле приходится громоздкую и не самую ценную добычу отдавать под присмотр кому-то из числа.... Участников набега. И потом почти всегда начинаются серьезные свары насчет принадлежности добычи. Постоянные, часто доходящие не просто до ссор, драк и обвинений, но и до трупов.

С этим и предстояло разбираться Бечегу. В самом скором времени, если так будет идти и дальше, он ожидал нехорошего. Добычи, судя по всему, будет много. Громоздкой, не слишком ценной, сковывающей всю орду. Но больше всего ханского сына беспокоило отсутствие захваченных или хотя бы мертвых руссов. И связанная со всем этим слепота отца и его ближних. Сделать он не мог почти ничего. Предупреждать уже пытался, получив в ответ лишь обвинение в робости. Хорошо еще, что не от отца, а всего лишь от его военачальника. Только и это было.... унизительно и еще больше роняло его в глазах верхов племени Гила. И остальных верхов.

Скрипя зубами, он терпел. И ждал времени, когда сможет показать именно свою правоту, свою необходимость для всех родов. А ждать он умел, еще с самого детства, когда более сильные родичи его возраста шпыняли ханского сына, пользуясь его телесной слабостью. Только не учитывали, что она уравновешивается коварством и остротой ума. Тарантул в покрывало, колючки под седло смирной доселе лошади, выжимка ядовитых трав в котелок. Мало кто из них сумел остаться живым и здоровым. И никто так и не понял, кто был причастен к 'случайностям', на которые богата степная жизнь.

А пока он, Бечег, займется порученным ему. Заодно попробует выстроить нормальные отношения с тысячником Каидой, с которым прежде общаться почти и не приходилось. Слишком разные люди, разные интересы и цели. Но теперь по воле богов их пути пересеклись. Мимолетно или нет, знают разве что те же боги, но у них не спросить, разве только через шаманов.

* * *

Прошли еще одни сутки. Всего одни, но они окончательно дали понять вторгшимся на Русь печенегам, что на этот раз их действительно ожидает нечто необычное. Все те же самые пустые селения, брошенное добро. Был даже один покинутый городок, хотя в нем степнякам повезло. Они сумели поймать нескольких не то замешкавшихся, не то оказавшихся не в силах бросить нажитое добро жителей.

Чегдан долго и затейливо проклинал жажду крови своих воинов, хотя понимал, что тут ничего нельзя сделать. Взведенные из-за отсутствия крови, обнаружившие живых русичей степняки вырубили всех мужчин и стариков, оставив только женщин, который использовали для привычных забав. Ну а так как их было много, а женщин куда меньше, то и итог предсказать оказалось просто. Часть померла от слишком большого числа насильников, а оставшиеся были в полупомешанном состоянии и слабо пригодны с выяснению интересовавших его вещей.

Выбора, впрочем, не было, приходилось расспрашивать то, во что превратились ранее пригодные для расспросов женщины. Тут уж и пытки ничем помочь толком не могли, сумеречный разум реагирует на боль своеобразно. И все же удалось кое-что узнать. То, что заставило Чегдана собраться и быть готовым к давно ожидаемому — битве с хозяевами этих земель.

Людей предупредили. Незадолго до появления здесь его воинов, но и этого хватило, чтобы бежать налегке под защиту крепких стен. Не деревянных стен малых городков. А стен настоящих, под охраной большого числа воинов. А оставшиеся... они просто решили последовать к безопасным местам чуть позже, со ВСЕМ своим имуществом. Вот и попались его людям. Что же до войска князя русичей, то его здешним обещали. Очень скоро обещали!

— Прикончить, — повелевающее махнул рукой Чегдан, когдаему полностью перевели ответы пленниц.

— Но, могучий...

— Хребет сломаю, — вызверился на сотника из племени Хопон хан. Тот, низко кланяясь, попятился, стремясь как можно быстрее исчезнуть с глаз долой, но опасаясь повернуться спиной к разгневанному повелителю. — Сначала своими отростками баб затыкают до повредившегося ума, когда ничего толкового и не узнать. Потом еще тявкают... Когда же они начнут сначала думать, а потом делать? А, Ликир?

— Слишком много думающий сын степи может стать таким как...

Слова не были произнесены, но многим было ясно, что осталось не высказанным. Сын хана. Умный, проницательный, но во многом чужой для степняков, привыкших с ярким краскам и не признающих сложные оттенки мира. Чегдан хотел было оборвать слишком много позволившего себе советника, но все же раздумал. Лишь сверкнул на того глазами, давая понять, что в следующий раз за подобное можно и поплатиться. Сейчас же... никто ничего не услышал, значит и карать не обязательно. Лучше вернуться к самому важному — приближающейся битве.

— Дозоры что-то видели?

— Они пока не уверены, — замялся тысячник Гелуб, чьи сотни по большей части и были раздерганы по дальним дозорам. — Но если сильномогучий позволит слуге своему...

— Позволяю. Говори!

— По пути меж севером и востоком что-то есть. Конники руссов, их там куда больше. Обычно это бывает, когда оттуда позже пойдет войско.

— Вот как... Пошли туда три... нет, пять сотен, — решился Чегдан. — Пусть не рвутся вступить в бой, им надо лишь удостовериться, что войско руссов движется оттуда, что это не обманка.

— Заманить?

— Это будет хорошо, — расплылся в торжествующей улыбке хан. — Их не может быть больше, чем нас. Разобьем, хотя бы заставим отступить, закрыться за стенами городов — все вокруг станет добычей.

Радостные возгласы печенежских сотников и тысячников спустя недолгое время были прерваны голосом Ликира, озвучившего еще одну возможность:

— Русы могут идти на нас, имея в войске не только конных. Их пехота сильна.

— Их пехота садится на коней, — пискнул какой-то сотник.

— Да, но заманить их тогда е получится. Зато можно будет... Хан, мы ведь хотим их ослабить, заставить закрыться за стенами городов?

— Да, мой верный Ликир, хотим.

— Тогда я знаю, как будем вести бой. Позволь мне рассказать тебе об этом. Но это знание не для всех.

Пара слов хана, доля злости в голосе, и вот уже почти все из присутствующих поспешили вскочить на коней и отъехать подальше. Ну а сам хан и Ликир вкупе с несколькими тысячниками и сотниками из одного с ними племени двинулись в шатер. Ну а телохранители должны были убивать любого, кто осмелится подойти, не слушая повеления убраться подальше.

А ближе к вечеру дозоры вернулись с известием, что войско руссов идет к ним. Медленно идет, потому как отягощено большим количеством тяжелых телег, на которых везут явно не булыжники. Раз так, то естественным душевным порывом печенежских воинов было проверить, что же там такое находится. Их же вождей радовало другое — мс наличием обоза войско русов теряло подвижность. Теперь прикидки Ликира насчет грядущей битвы окончательно облеклись плотью. Все должно было случиться следующим днем. Только так и никак иначе.

Интерлюдия

Июнь (кресень), 988 год, Киев

После ухода войска Киев продолжал жить своей привычной жизнью. Не в первый раз, что ни говори! Князья постоянно ходили в походы, да и защищать собственные земли приходилось с незавидным постоянством. Печенеги и вовсе были старой бедой, знакомой их отцам и дедам.

Зато в великокняжеском дворце все было куда как сложнее... и интереснее. Оставленные Хальфданом Мрачным 'на хозяйстве', как он выразился, супруга и побратимы утопали в многочисленных делах. И если все так или иначе связанное с деньгами и ремеслами можно было перевалить на привычного к подобному Олега Камня, то остальное волей-неволей распределялось между Гуннаром Бешеным и Роксаной Змейкой. Вот поздним вечером они и сидели в одной из малых комнат за столом, заваленным не вином с закусками, а листами пергамента и новосделанной бумаги. Листы, само собой, были не пустыми, а густо испещренными рунами.

— Твои прознатчики, Бешеный, стали марать пергамент просто в громадных количествах, — произнеся это, Роксана со стоном уронила голову на сложенные на столе руки. — Глаза уже болят от всего этого!

— Терпи, сестра-воительница. Тебе это пока в новинку, я же изо дня в день этим всем занимаюсь.

— А помощники?

— Помогают. Но не все можно переложить на их плечи. Есть то, что должен знать лишь глава Тайной Стражи. Иное, хоть другим и ведомое. Надо самому прочитать, оценить, принять решение, пусть и предварительно посоветовавшись. Тайная Стража не дар богов, а тяжелая ноша.

— Если бы только в ней было дело, — продолжала чуток ныть Змейка, не отрывая головы от стола, лишь поудобнее устроив ее на стопке пергаментных листов. — Вести из городов, суета с посланниками, войска... Знала ведь, что Хальфдан всем этим занят, но не думала, что настолько!

Гуннар привычным усилием воли удержался от улыбки, глядя на сестру по крови, готовую от свалившихся на нее дел биться о стену головой. Но не просто биться, а одновременно делая все эти дела, порученные ей Мрачным. Много их, хлопот государственных? Да, много, но Хальфдан уверил, что шаг за шагов они будут если не уменьшаться, то становиться более легкими в исполнении. Не все, но большинство. По его словам, надо было лишь направить их, как лошадь-тяжеовоза, в нужную сторону, да проследить, чтобы был набран нужный ход.

В общем то, так все и было. Число хлопот немного уменьшалось, решать их становилось заметно легче. Заметно для него, но покамест не для Змейки, лишь недавно полностью погрузившейся в дела княжества. Она меж тем продолжала высказывать сове отношение к происходящему. Правда, уже не распростершись по столу, а выпрямившись.

— С сестричками сегодня немного поговорила. Необычные они, жрицы Лады...

— Зато полезные. Не зря мы их к важным делам приблизили.

— Да я не о том. Хотя и о том тоже. Софья рассказывала об их последних успехах, посмеялись-порадовались, а потом она пожаловалась, что у них один человек уже как рыбья кость в горле. Ни вытащить, ни проглотить!

Гуннар мигом навострил уши. Знал, что Софья с Еленой никогда и ничего не говорят просто так. Они могут прикрывать настоящий интерес завесой туманного многословья, ложными чувствами, но если им что-то представилось интерсным... Значит, так оно и есть, особенно в свете недавнего их разговора со Змейкой.

— Кто?

— Ты о чем? Ах да, про того человека, который сестричкам докучает! Это Станислав, который из Польши доставил посмертную весточку от Драгомиры, насчет козней жрецов Рима. Постоянно ходит то к храму Лады, то выслеживает ее жриц... Хочет мстить всем, кто хоть малость может быть замешан в смерти своей возлюбленной. Софья уверяет, что у него внутри нет ничего, кроме мести. Сгорит изнутри в самом скором времени.

— Прозрачный намек!

Отбросив в сторону лист с донесением одного из прознатчиков, оказавшимся очередной пустышкой, Гунар полностью сосредоточился на услышанном. В отличие от Роксаны, не слишком опытной в подобных делах, Бешеный понимал, к чему был затеян этот разговор. Сестрички учуяли полезного для них человека. Он не удивился бы, узнав, что они сами подогревали его тоску по умершей и желание скорейшей мести. Зачем? Чтобы получить в свои руки удобное и мощное оружие. Только для этого им нужно было дозволение либо самого Хальфдана, либо супруги, либо того же Гуннара.

Умные... и хитрые. Подбросили знание как бы между прочим, среди обычной беседы. Ничего не просили, всего лишь повернули разговор таким образом, что имя Станислава и творящееся с ним крепко укоренилось в голове Роксаны. Укоренилось и было донесено еще и до него, главы Тайной Стражи.

— Вот лисички! — с заметным восхищением в глоссе выдохнул Гуннар. — Поняли, что человечек может быть им полезен, сразу и начала начальную перековку. И уже не остановить, он и впрямь теперь будет думать только о мести и как можно скорее осуществленной.

— Вообще-то Хальфдан тоже им интересовался.

— Помню я. Только что толку от моей памяти. Придется использовать этого выходца из Польши раньше времени. Эх, сестрички-лисички... Пользы от вас много, но порой хочется перегнуть через колено, задрать подол да и отхлестать плеткой. Чтобы с недельку сидеть нормально не могли!

— Жестоко, — поежилась Змейка, невольно скосив глаза в сторону собственной части тела, про которую упомянул Гуннар. — Они хорошие.

— Да и никакая плетка их уже не исправит, — покорился неизбежному Бешеный. — Нам только и остается, что не дать им натворить еще больше опрометчивых поступков. А посему придется думать, куда именно можно послать этого клятого Станислава, чтобы он если и помер, так хотя бы с заметной пользой для Руси.

Задачка и впрямь была не из простых. Куда попало Станислава послать было нельзя. Да и его самого интересовали лишь места, где он мог найти своих смертельных врагов... имен коих и сам толком не знал. Разве что епископ Карл, но о нем разговор особый. Польша и Священная Римская Империя, причем германского, а тем паче итальянского наречий Станислав не знает. Это Гуннар помнил, привыкнув откладывать в памяти даже подобного рода мелочи.

Перебирались те или иные возможности, часть из которых отбрасывалась сразу, а другая оставлялась, чтобы вернуться к ним снова. Теперь Змейка не жаловалась на избыток работы. Почувствовала интерес к вот этому отдельному случаю. И именно она выложила 'на стол' любопытное предложение.

— Ведь Хальфдана интересует Йомсборг и все, что вокруг него происходит. Так?

— Да. Но там Богумил. А этот поляк там лишний, он ничего не знает о сплетенной нами там сети. Лишнее это.

— При чем тут крепость йомсвикингов! — взвилась Змейка но тут же успокоилась. — Как только нам удастся уломать их ярлов на союз или хотя бы его подобие, те же имперцы и поляки сразу начнут... Не знаю что, но начнут! Йомсборг им сильно не нравится после того, как они стали подозревать его ярлов в связях с нами. Вот ты бы сам что сделал, Гуннар?

— Много чего. Но начал бы сразу после того, как появились первые подозрения. Потом.... Клянусь Гунгниром, копьем Одина, ты права, сестра! В тамошних 'тайных стражах' не глупее меня люди сидят. У них уже должны быть подготовлены возможные пути действия против братства йомсвикингов. Вот где мы сможем использовать как Станислава, та и возможности жриц Лады. Не удивлюсь, если их красотки в польских и имперских землях уже кое-что вызнали. Надо их только правильно спросить.

— О чем именно и когда?

— Застра, Змейка, все завтра. Сейчас иди-ка ты спать. Вид у тебя бледный и измученный. Все дела всё равно не переделать.

— Уж кому бы об этом говорить!

— Привык за долгое время. Ты не я. Иди, воительница... завтра продолжишь неравный бой с делами княжества.

Проследив за тем, чтобы охрана проводила Роксану подальше от завалов бумаги и пергамента, сам Гуннар вернулся на прежнее место. Ему еще предстояло пару часиков напряженного труда. Еще и этот Станислав! Придумка Змейки ему понравилась, но следовало перед разговором с сестричкамикое-что подготовить. К примеру, задаваемые вопросы, чтобы не давать им повода хитро улыбаться и отделываться ответами, содержащими лишь ту правду, что им самим нравится. Это Мрачному они выложат все как на духу, ему же нет. Разделение тайн между Тайной Стражей и жрицами лады все существовало. Правильное разделение, это Бешеный понимал и принимал. Однако всегда старался узнать и то, что было вне отведенной Тайной Страже области. Вечер обещал быть интересным... Завтрашний день тем более!

* * *

— Нельзя не помочь такому еще молодому и красивому мужчине. Воину, потерявшему любовь всей своей жизни

— Да, ему надо было помочь, — вторила своей сестре Елена. — Хотя бы показать ту дорогу, на которой он не превратит свою душу в пепел. Лучше кровь врага, чем бесплодные попытки найти утешение в первой попавшейся битве.

— Ты права, сестренка, — состроившая умильное выражение личика Софьявоздела глаза вверх и прошептала. — Бедный Стась уже готов был уйти наемником в первый же отряд, хотя бы к тем же венедам. Лютичи там, бодричи и иные руяне.

Гуннар лишь обреченно вздохнул. Сестрички были верны себе, вот уже около получаса топя его и Роксану в болоте пустословия. Им это доставляло явное удовольствие: вилять, оправдываться, заметать свои лисьи следы пышными хвостами. В конце концов, в этом и была часть их призвания, их дара. Не только в этом, конечно.

— Крапивой бы вас выпороть, -усмехнулся бешеный, уже зная, что прозвучавшие именно так слова означали, что никаких последствий для сестричек из-за проявленного своеволия не будет. — Обеих, да чтоб визги по всему дворцу раздавались!

— С тобой, Гуннар, за в уютных покоях, да можно и сразу с нами обеими, — мечтательно прищурилась Софья, а Елена, умело поддерживая сестренку, изогнулась этак соблазнительно. — И крики с визгами будут громкие! И никакой крапивы не понадобится.

— Я обязательно подумаю. Потом. А пока хватит играться. Надо поговорить о том, как будем использовать парня, которому вы заморочили голову. И не стойте, как нашкодившие детки!

— Было бы чего заморачивать, — возмущенно фыркнула Софья. — Ему Драгомира покойная уже весь его небогатый разум на любовь к себе заменила.

— Мы использовали то, что там уже было...

Впрочем, стоять посреди комнаты сестрички перестали, устроившись поудобнее, как им и предлагали. Хотя они и раньше могли это сделать, просто предпочли разыгрывать послушный маленьких девочек — одну из любимых своих личин. Глупую, наивную, но на которую определенные люди все же клевали. Тут же... просто так, забавы ради.

Устроившись вдвоем в одном большом кресле, что было не шибко сложно из-за точеных, хрупких девичьих тел, неразлучные сестрички продолжили взглядами и жестами пытаться соблазнять Гуннара. И чисто из интереса, и из-за любви к перемене мужчин. Зачастую попавший к ним на ложе получал незабываемые впечатления от отдыха сразу с двумя сестрами. Но недолгие, как раз по причине непостоянства девушек.

Гуннар наблюдал за Софьей и Еленой без особого интереса. Многое повидал, повадки сестер его совсем не удивляли и не заставляли терять голову. Зато Змейка посматривала с заметным интересом. Воительница до своего замужества намеренно стремилась свести к малому свои женские повадки, всеми силами осваивая необходимые именно деве-воительнице. Теперь же. Добившись на избранном пути очень много и нежданно-негаданно получив еще и по настоящему любимого супруга, она словно вернулась в прошлое. То самое, в котором юные девушки смотрят на более старших товарок и учатся у них искусству выглядеть обвораживающее, чувствовать предпочтения парней и просто чуять их желания.

Сефья с Еленой были, пожалуй, лучшими образами для обучения. Достаточно наблюдать за ними со стороны и омжно узнать очень многое не о простых девичьих повадках, а об отточенных до остроты пробивающего дроню кинжала. Кроме того... Но про остальное Змейка решила додумать потом. Сейчас ее еще больше интересовала представившаяся возможность использовать поляка Станислава в делах, связанных с Йомсборгом. Да и Хальфдан, если все удастся, наверняка обрадуется. Это было очень важно для Роксаны, стремившейся делами показать мужу, что его уроки не пропали зря.

— К делу! — сверкнул глазами Бешеный, напоминая, что его прозвание появилось не просто так. — Где вы, затейницы, хотели использовать Станислава? Ни за что не поверю, что просто так его на месть врагам ярили.

— Это было лишь начальное науськивание на дичь, которая еще неизвестна толком, — почти мгновенно ответила Софья, как всегда предпочитающая брать на себя основную нить разговоров. — Нам известно лишь место, где этого Станислава можно использовать.

— Польша, это и так понятно.

— Да, Гуннар, только Польша. Ну или другая страна и он как поляк. Не торговец, нрав у него иной, его если и можно переделать срок будет идти на годы. Слишком долго! Только гость или наемник.

— Наемник.... Наемник. Или собирающий наемников! Точно! — обрадовался Бешеный, ухватив придумку за хвост. — Софья, как ты думаешь, Станислава можно представить посланником одного из тех мелких князей под рукой Мешко, князя всия Польши, кто хочет отхватить кусок земель венедских племен? В Польше многие порубежные владетели точат зубы, глядя на угодья соседей. И жрецы распятого бога всячески их поддерживают. Про Самого Мешко и говорить не стоит.

Сестры призадумались. Елена что-то шептала на ухо сестре, помогая себе жестами. Видимо, сама ну никак не хотела говорить, передоверяя более активной сестре свои мысли. Наконец, обе они пришли к чему-то согласованному, поскольку Софья, мило улыбнувшись, проворковала:

— Сам по себе он ничего не стоит. Потому Драгомира его и использовала, быстро в себя влюбив и не ожидая опаски с его стороны. Пусти его одного в торговый ряд — любой пройдоха-купец вытрясет из него все до последней монеты, подсунув залежалый товар. Не хмурься, Гуннар, таких людей множество, — очередная улыбка в сторону Бешеного и вновь слова льются рекой. — Зато его можно использовать как куклу, которую дергает за ниточки стоящий за спиной...

— Ты хочешь сказать 'стоящая', — прервала жрицу Лады Роксана. — Под видом его сестры?

— Сестры? — в это слово Софья вложила столько яда, что даже Змейка, его отсутствием не страдающая, почувствовала себя какой-то мирной и не сильно опасной. — Одна из наших девочек должна будет находиться рядом почти всегда. А сестер редко когда приглашают на важные встречи. Только жен и то самых красивых. А красота у нее будет! И умениеодним взглядом, одной улыбкой кружить мужчинам головы и пробуждать кжизни то, что находится у их в портках. Поверь мне, Роксана, заповедь своего бога 'не прелюбодействуй' христиане, из числа не простого люда, чтят очень редко. Зов природы даже их жрецов из числа дающих клятвы безбрачия настигает, что уж говорить об остальных.

— Может я и не так сведуща в мужчинах. Но он до сих пор убивается по своей погибшей любви. Сможет ли влезть в личину мнимого мужа? Ведь если хоть единый раз сорвется, то это может дорого стоить.

— Не сорвется. Мы найдем для него 'тень'!

— Одну из немногих теней-воительниц? — искренне изумилась Змейка. — Софья, тебе полезно будет ведро холодной воды на голову опрокинуть. Видно летнее солнце изрядно ее напекло.

— У нас это слово значит совсем другое. Моя сестра просто забыла, — сочла нужным вмешаться Елена. — Сейчас Софья расскажет, что такое 'тень' для нас.

Тут навострил уши даже Гуннар Бешеный, никогда не упускавший возможности узнать чуть больше о тайнах жриц Лады. Авось да пригодится для Тайной Стражи. Про Роксану и говорить нечего. Любопытство и женщина, пусть и воительница — явления неразделимые.

Оказалось, что слово 'тень' в устах жриц Лады означает одну из их сестер, наиболее приближенную внешне и по духу к какой-либо умершей или по иной причине покинувшей интересующего их человека женщине. Ее медленно и осторожно 'подводили' к нему, перед этим во всех мелочах рассказав о характере будущего спутника, привычках, любимых и нелюбимых вещах. Делать такое приходилось не столь и часто, но все было просчитано до мелочей. Ошибок почти не случалось.

— И много у вас таких... похожих?

— Хватает, — небрежно повела плечиком Софья, отвечая на вопрос Змейки. — Нам ведь не нужно, чтобы 'тень' была похожа как две капли воды. Достаточно небольшого внешнего сходства. Остальное скрадывается одеждой. Цветом волос, движениями и привычными словами в разговоре. Интересующий нас человек , познакомившись с 'тенью' сам упадет к ее ногам. Он будет видеть в ней ту, другую, но если и сможет это осознать, то далеко не сразу. А даже если и быстро осознает, что с того? Просто порадуется, что на жизненном пути боги послали ему такую милашку, умницу, красавицу.

— Станислав получит вторую 'Драгомиру', — хмыкнул бешеный, подергивая себя за прядь волос. — Ну-ну! Пусть будет как, как будет. Только сможешь ли ты найти среди своих красавиц такую, что хорошо знает воинское дело, понимает в рынке наемников и вместе с тем будет своей в Польше? Ах да, еще она должна изображать из себя истинную христианку. Не слишком я вас напугал, лисички?

Сестры переглянулись, радостно улыбнулись и радостно проговорили на два голоса:

— Нам нравится...

— Это прозвище.

— Пойдем красить волосы в рыжий...

— В очень рыжий цвет!

Нет, сестер явно ничего не пугало. Уже напугались на всю оставшуюся жизнь. Давно еще, за что теперь и мстили. Именно шаг за шагом осуществляющаяся месть и делала их такими бодрыми и веселыми. Но и разумными. Потому, малость повеселившись, сестры вернулись к основной теме разговора.

— Мы многому учим наших сестер. Это я вас уверяю, Елена подтвердит. Да не только она, любая жрица их тех, кто на высоких ступенях. Мы уже нашли троих сестер, подходящих более прочих. Ждем лишь согласия, чтобы проверить, какая из них окажется ближе нашему Станиславу.

— Даете выбор? Похвально.

— Не в этом дело, Гуннар, — вздохнула Софья. — Выбор делаем мы, не он. Случайные и краткие встречи со всеми ними помогут понять, какая из трех сможет управлять им лучше прочих. Тебе ли не знать, как грязна и неприятна большая часть того, чем мы вынуждены заниматься. Хорошо, что почти никто извне этого не узнает.

Веселье из внешнего облика и голоса жрицы как будто ветром сдуло. Ей не нравились способы, которыми достигались победы храмов Лады, но они порой оправдывали очень многое. В том числе и средства, которые использовались для достижения.

Ну а Змейка получила еще один урок. В дополнение к тем, которые большей частью на словах, но были даны ей Хальфданом. Насчет того, что победы куются не только звоном клинков на поле боя и усилиями разума полководцев с занимающимся хитрыми придумками против иных стран. Нет, есть и вот такие участки поля боя. Они скрыты от большинства, покрыты густой пеленой тайны. И выглядят, когда этот туман случайно сдувает в сторону... крайне нелицеприятно.

Отворачиваться в сторону, делать вид, что ничего подобного не существует? Дашь огромное преимущество не столь брезгливым, в результате потерпев поражение, теряя все то. Что было с таким трудом завоевано. Такого исхода Роксана не хотела. Оставалось лишь вникать во все это, при этом все же сохраняя неизменной свою душу. Теперь она понимала слова Мрачного про 'тяжелую дорогу правителя', а особенно упоминания о крови, смерти и... грязи, в которых будешь вынужден купаться, порой ныряя в это все с головой.

Хорошо еще, что неприятные откровения пока закончились. Пришла пора обсудить, под чьими личинам и с какой обманкой будут посланы в Польшу Станислав с сопровождающей его жрицей Лады.

— А у храма Лады не ли еще такого, как Станислав, но все еще находящегося там, в Польше? — полюбопытствовал Гуннар, внимательно изучая появившуюся на свет из внутренностей сундука карту княжества Польского и прилегающих к нему земель. Та этих мелких князьков много. Чего удивляться, если кто-то из них, близкий к венедскому порубежью, захочет земелькой поживиться? Тогда и личина Станислава будет такой, что никакой подозрительностью не проймешь. Быстро не проймешь.

— У подобных Станиславу нет самого главного — денег на оплату наемников, — невесело улыбнулась Софья. — Поэтому самый легкий и безопасный путь ведет в никуда.

— Жаль.

— Мне тоже. Роксана. Но мы может сделать петлю, что приведет нас к желаемому. На порубежье вендского союза есть несколько людей, у кого есть и золото, и желание потратить его на найм воинов. Им нужно лишь малость помочь, подсказать, что и как надо делать. За Станислава найдется кому поручиться. То есть на за самого Станислава, а за того, под чьей личиной он будет находиться в Польше.

— Настоящего человека? Того, который взаправду там живет?

— А иначе не советую, — скривилась Елена. — Выдуманные личины в наших делах опасны. Мужские личины, поскольку девичьи мало кто проверять будет. Да и много нас, красоток, из медвежьих углов появившихся. Но мужские... Настоящая личина лучше, только ее хозяин не должен внезапно появиться в других местах.

Елена без тени чувств на прекрасном лице провела пальцев по горлу, наглядно показывая, что нужно сделать с теми, кто послужит образом для личины. Софья же радостно улыбалась, ее подобное скорее забавляло. И все с той же улыбкой пояснила то, о чем поленилась или не захотела сообщить ее сестра.

— Станислава никто не узнает. Травяными настоями перекрасим волосы, отпустит бородку, сбреет усы. Исправим ему походку, попробуем научить менять голос на более хриплый. Мало кто узнает его в новом обличье. А где-то в западной части Польши исчезнет похожий на его новый облик человек. Из числа тех, о чьей смерти печалиться не надобно. Много их там таких, изрядно потешившихся во время раздавленного восстания. Потом... Появится уже Станислав, явится в гости к одному из порубежных князей. Не просто так, а с доверительными грамотками.

— Настоящими?

— Похожими на настоящие, — улыбка в сторону Роксаны и Елена вернулась к развитию мысли. — У Гуннара среди его 'тайных' есть несколько умельцев.

— Да. Все сделают. Необходим только образчик нужной руки. Рук.

— Все доставят.

Удивленный взгляд Змейки был перехвачен все той же Еленой. Никакого торжества, просто вежливый ответ на не успевший прозвучать вопрос.

— А эта придумка уже твоего мужа, Хальфдана Мрачного, конунга нашего. Предложил как Тайной Страже. Так и жрицам Лады по возможности собирать то. Что может никогда и не понадобиться. Но способно очень неожиданно стать ценнее золота. Образцы рун из-под чужих рук. Краткие пометки о многих людях, что имеют хоть малое значение в иных странах: облик. Привычки, семьи, друзья и полюбовницы. Так и вправду удобнее оказалось. Понадобится кто — ан уже кое-что о нем ведомо.

— Хальфдан у нас придумщик, — охотно подтвердил Бешеный. — Ну а дальше совсем просто. Личина живущего в другом конце Польши человека, верительные грамотки от уважаемых людей. И предложение от них же отнестись с пониманием к замыслам этого человека.

— Тогда и деньги, звенящие в суме на поясе, к месту придутся, — ввернула свое мнение Змейка. — Не слишком много, но достаточно. Только количество их не мне вам советовать.

— И так возможно сделать. А где лучшие наемники в окрестных землях, да в большом числе?

Ответ на вопрос Гуннара так и напрашивался. Состоял из одного знакомого всем слова. Йомсборг! Вот только сейчас с йомсвикингами у окрестных государей не ладилось, то всем было ведомо.

— Выходит, наш Станислав, громогласно объявляющий о желании нанять йомсвикингов, волей-неволей, но привлечет к себе тех, кто замешан в давлении на Йомсборг. Подобные дела обсуждаются влиятельными людьми. А они многое могут поведать того, что нам интересно. Вот так!

— Рад слышать, Роксана, что ты это все осознаешь, — слегка улыбнулся Гуннар, продолжая изучать карту в поисках... неведомо чего. — Понимание того, КАК надо действовать, у нас есть. Остается обсудить все от начала до возможных концов. И готовить Станислава. Если удастся получить хотя бы часть интересных весточек до возвращения Мрачного, то всем нам не придется краснеть, выслушивая его ядовитые словечки.

Поежились даже сестрички, обычно сами внушающие боязливое почтение своими острыми язычками. У Мрачного и для них нашлись бы очень образные сравнения. Поэтому оставалось начинать приготовления. И молиться хитрому божеству по имени Локи, чтобы все у них получилось.

Глава 5

Июнь (кресень), 988 год. Поблизости от реки Южный Буг, юг Руси.

И снова это случилось. Очередная битва должна вот-вот начаться, а я снова в центре событий. Разница лишь в том, что теперь я не вольный ярл, даже не лидер восставших против великого князя. Теперь я — это он. В смысле, княжеский обруч, заменяющий в Киеве корону, теперь на моей голове, пусть и виртуально. На войне шлем защищает куда как лучше.

Ну да не о том речь, совсем не о том. Х-й век диктует свои особенности. Здесь князь или там король во главе войска, управляющий их в битвах, в том числе и далеко за пределами столицы — дело вполне естественное. Хотя я рассчитывал на некоторый отдых. Или не рассчитывал в глубине души? Да кто ее ведает, мою загадочную душу! Разве что такие ушлые типусы как Магнус, да и те далеко не до конца. Из ближнего круга только он сейчас рядом со мной. Змейка, как законная супруга олицетворяет власть в Киеве, Гуннар занимается там же своими важными делами. Олег по большому счету не воин, проРогнеду и вовсе не говорю... Зато у Эйрика Петли, морского гения нашего, сейчас очень важное задание. Правда. оно себя проявит несколько позже, если все пройдет по плану. Сейчас же...

Восемь тысяч. Именно столько было собрано мной в войско, которое должно было притянуть к себе все силы печенегов. Больше взять я не рискнул, опасаясь возможных вражеских прознатчиков и непросчитанной реакции самих печенежских ханов. Меньше всего мне хотелось, чтобы они, увидев сильное войско, идущее им навстречу. Рванули в свои степи во весь опор. Не-ет, их нужно было не отогнать, не пощипать, а втоптать в придорожную пыль. А потом растереть мелким слоем по всей блине степных трактов. Примерно так, как Хельги Вещий поступил с хазарами. А то и посильнее, чтобы одна недобрая память от этого беспокойного народца осталась.

Хм, а ведь так и в моей родной истории по сути приключилось. Рассеяние, потеря языка, имени, всего, включая большую часть живой силы. Только позже, намного позже. Здесь, надеюсь, будет куда раньше.

Утро. Солнце, ни малейшего дуновения ветра, а учитывая отсутствие в этом времени солнцезащитных очков, настроение от бьющего прямо в мои чувствительные глаза света не самое лучшее. Хорошо еще, что скрывать я это давно умею. Но не от всех.

— Чем недоволен, брат? Нечто важное или просто не выспался или солнце в глаза светит?

— Солнышко, — поморщился я, потягиваясь. Затем бросил взгляд наразбитый лагерь и добавил. — Удивив врага, приближаем победу в битве.

Магнус лишь понимающе улыбнулся. Уж он был осведомлен о моих затеях, как никто иной из присутствующих здесь. Знал, что громоздкий обоз, которых по всем расчетам должен был связывать нас, ослаблять подвижность и просто доставлять массу мелких и не очень хлопот — на самом деле составная часть нового оружия.

Телеги. Я смотрел на воинов, которые возились с ними, проверяя то, что в них находилось. Многие еще не принимали всерьез то, что видели всего лишь на учениях, в играх-боях между своими, где не было и не могло быть крови и жертв. И рассказы о минувших временах, где это было с успехом использовано, их тоже не особо вдохновляли. Что ж, придется доказывать на практике. Пусть варяги не верят древней истории, зато верят мне. И эта вера их еще ни разу не подводила.

— Не поверишь, Магнус, скучаю...

— По битвам?

— Нет, конечно. Битв у нас и так в избытке. И даже не по дворцу, он для меня слишком большой и... чужой пока еще. Без Змейки тоскливо.

— Понимаю, — без тени насмешки откликнулся побратим. — Жена. Дети... Семья. Без нее плохо, а когда тебя ждут — это дает новые силы. Тебя ждут, да и меня тоже. Вот мы и возвращаемся, наперекор желаниям тех, кто хочет похвастаться отрубленной головой врага. И если речь зашла об этом 'милом' обычае печенегов, то у меня есть разговор к тебе. Время?

Прикинув как следует, я ответил.

— Сворачивать стан и готовиться к продолжению пути будут еще с четверть часа, а то и малость поболее. Успеем обсудить. А коли и нет, так по дороге продолжим. Слушаю, Магнус.

— Род потомков Рюрика пал, теперь на престоле Киева сидишь ты. Но преемственность важна...

— Уж это я представляю. Рюрик, Олег, особенно Святослав. Их надо помнить самим и напоминать об их свершениях врагам. Клянусь дочерьми Локи, именно так я и собираюсь поступать.

— Никто и не сомневается в твоих стремлениях, — слегка улыбнулся Магнус, но тут же вновь посерьезнел. — Но на любые великие свершения найдутся и символы унижения теперь уже нашей Гардарики. Не по вине рода Рюрика даже, просто там жизнь повернулась. На что был велик Святослав, но и он не избежал подобного. Жил славно, погиб с честью, но смерть его бесчестьем обернули. Разумеешь, к чему я?

А как же! Ответ тут был излишним, ведь и здесь, и в моем родном времени было известно, что печенежский хан Куря, предав Святослава Великого, убив его, сделал из черепа поверженного врага чашу, из которой потом пил, похваляясь. Неправильно это было, совсем неправильно. Видимо, так считал и Магнус. Мало того, жрец Локи явно хотел исправить случившееся много лет назад, насколько это вообще было возможно.

— Чаша из черепа Святослава сейчас в одном из печенежских племен. И если повезет, мы сможем вернуть ее...

— Правильное стремление, — сразу же согласился я. — Но ведь она переходила от одного хана к другому, этим символом печенежские ханы расплачивались между собой, считая, что он приносит воинскую удачу, придает силу того, чьей часть он был при жизни. Теперь неизвестно, у кого именно находится интересующее нас.

— Но ты не против самой задумки?

— Разумеется! Лишив печенегов этого символа и поведав, к примеру. тем же посланникам иных стран об этом, мы заметно увеличим почтение к Руси с их стороны. Дважды подумают, прежде чем пакостить.

— Ты неисправим, брат. Всегда прибавишь к благородному помыслу еще и выгоду.

— Положение обязывает. Князь я или так, погулять вышел?

Обычное дело. Магнус интересу ради прощупывает мои устремления, я в ответ переплетаю идеалы и выгоду. Игра доставляет удовольствие обеим сторонам, а в ее процессе порой обнаруживаются немаловажные детали. Правда в этот раз ничего такого. Все и без уточнений ясно и понятно.Есть символ победы печенегов и нам надо, помимо прочего, его у них изъять. Как? Принцип 'горе побежденным' действует всегда и без проволочек. Осталось самое главное — не просто победить, но помножить врага на ноль. Вот этим и займемся.

Пока мы беседовали, притопал с донесением даже не сотник, а целый ысячник. Гостомыслу подчинялась тысяча легкой конницы, на которую была возложена обязанность кружить вокруг нашего лагеря, а заодно и высылать усиленные дозоры по подозрительным направлениям. Похоже, сейчас ему удалось узнать что-то важное. Ну, в довесок к тому, что еще вреча мы знали о накатывающейся орде печенегов если и не все, то многое.

— С доброй ли весточкой, Гостомысл?

— Думаю, что да, княже, но решать тебе. Печенеги движутся к нам. Не особенно спеша, знают, что у нас 'обоз' и мы навряд ли его бросим. Я с ними уже сражался, знаю, о чем говорю.

Ну кто бы сомневался. Гостомыслу лет более четырех десятков, скоро полувековой рубеж перешагнет. Видывал многое, прошел через множество больших и малых битв, в том числе и с печенегами. Вынес бесценный опыт, множество шрамов на тебе. опаленную душу и... звание тысячника. Последнее, правда, только после того, как Владимир, последний из Рюриковичей на престоле Киева, был оттуда сброшен. Тому он не пришелся ко двору, ну а я с побратимами, как следует прикинув все достоинства и недостатки, сочли, что тысяча легкой конницы — лучший из возможных вариантов использования этого варяга.

Легкая конница. Специфический вид войск, что ни говори.Для моих хирдманов тем более. Они привычны к битвам на воде. к пешему строю, но никак не к конному. Ездить на лошадях умеют, спору нет, но именно что ездить. Зато способны отразить атаку конной лавины без особых проблем. Отразить, но вот чтобы уничтожить конницу врага, не дать ей скрыться, нужен такой же род войск, способный быстро перемещаться по полю боя, а заодно и преследовать. 'Волчий шаг' варягов для этого, увы и ах, не годится. Пешему конника не догнать, не обогнать.

За Гостомысла поручились, да и вся его жизнь была свидетельством надежности и верности Руси. Его же известность как командира конницысегодня будет еще раз проверена на прочность. Ну а пока я должен был прояснить пару нюансов:

— Идут в лоб или пытаются обойти, взять в клещи?

— Основная часть движется прямо. Выброшенные для охвата 'крылья' насчитываю по паре тысяч, может немного больше. Этого достаточно, чтобы помешать нашей коннице. И еще у печенегов сложности со взятой в брошенных селах добычей.

— Неужто? — оскалился я, уже представляя, что услышу. — Тяжело бедняжкам, да?

— Добыча тяжелая, громоздкая, дозоры хоть издали, но увидели. Ее охраняет тысяча или две. Еще столько же будет защищать избранного на время набега хана. Выходит, прямо на нас идут тысяч тринадцать.

— Чертова дюжина, как говорят наши ромейские недруги. Вот и сделаем так, чтобы этой ораве стало так тошно, как трусам и клятвопреступникам в Нифльхеле. Карту!

— Какую именно? — затупил Магнус.

— Ну не общую же. брат! Местную, поподробнее. Сейчас прикинем, что да почему. Свенельда сюда, Оттара и Всеволода с Даниславом. Остальные пустьготовятся к бою, им дополнительных указаний пока не нужно. Быстро!

Ну все, началось. Пусть вражеской конной орды еще нет, но приготовиться к ее появлению следует заранее. И не абы как, не по стандартных схемам, а специально под данную ситуацию. Для того и нужна карта, хотя бы самая простенькая. Предвидя подобные ситуевины, вскоре послеутверждения на престоле пришлось послать понимающих людей исследовать разные уголки Руси. Разумеется, не составлять карты как таковые, а просто описывать словесно те или иные области. А вот уже потом, в Киеве, в самом грубом приближении пытаться собрать все это в единое целое. Получалось, конечно, кривенько да корявенько, но за неимением лучшего годилось и такое.

Опять же ничего нового. Еще во II-м веке до нашей эры греки Гиппарх с Птолемеем разработали первые картографические проекции, которыми вполне успешно пользовались. А коли пользовались греки, то и варягам это полезно будет. Всегда стоит брать лучшее из опыта других, вот только перед этим мысор и просто чуждое не забыв отбросить.

Конечно же, полные и подробные карты если и будут, то очень нескоро, хватает других дел, но для составления общего плана битвы достаточно и имеющегося у нас. В этом я убедился, смотря на извлеченную и расстеленную Магнусом пергаментную карту именно этой области. Внимательно окинуть взглядом, подумать...

Немелодичное позвякивание броней отвлекло от изучения карты. Ага, все четверо призванных тысячников пожаловали, плюс пятый, уже тут присутствующий. Это хорошо. Оставшиеся ни в каких уточнениях задачи не нуждаются, их роль в будущей битве проста и незамысловата, но от того не менее важна. Эти же...

— Карту видите, други мои?

— Видим, княжь...

— Не слепые, конунг...

— Конечно.

Ответы разные, но суть одна. Мне нужно было, чтобы они не просто смотрели, но и высказывали свои мысли и идеи по поводу грядущей битвы. И сразу же Свенельд проворчал, что то место, где мы находимся, всем хорошо для стана, но не для той битвы, что предстоит.

— Обзор хороший, но и место для разгона конницы со всех сторон тоже. Если бы мы атаковать хотели, так ведь у тебя, конунг, иная затея.

— Принимается. Нам надобно, чтобы печенегам было откуда атаковать конницей, не отпугнулись бы неудобством нашего расположения. Но и перекармливать их выгодами не стоит.

— Тогда, — палец Данислава, блуждающий над картой, с силой ткнулся в неподалеку находившееся место. — Вот оно! С одной стороны речка. Неглубокая, но разлившаяся, вместо берегов кисель. Оттуда не зайдут. С другой стороны перелесок. Пусть спешиваются, если хотят, а то на конях будут медленным шагом идти. Зато другие две стороны...

— Хорошо для конницы, тем паче легкой, какая у печенегов, — подхватил Гостомысл мысль собрата-тысячника. — Нет ни высокой травы, ни перерытого поля, где кони ноги при атаке поломают при резвом беге. Может и вовсе сочтут, что прижали нас, что деваться некуда с обозом. Обоз для них, поживы ждущих, многое значит.

Оттар с Всеволодом одобрительно заворчали, хотя последний все же уточнил:

— Как бы не учуяли ловушку. Увидят нашу оборону, могут раздумать нападать. Вот если бы не сразу...

— А оно и будет не сразу, — утешил осторожного варяга Магнус. — Сначала их должны будут встретить конники Гостомысла, стреляя из самострелов. Потом конники отойдут, а их первый удар сдержат пара малых хирдов. Затем, как бы ослабнув, отойдут назад, прикрываясь обозом. Почуяв слабину, печенеги не остановятся. У степняков в таких случаях голова дуреет, даже у опытных. И вообще, почуявшую кровь орду даже их ханы редко когда остановить могут. Это их сила и слабость одновременно.

Так все и было. За долгое время войн со степью русичи успели усвоить как сильные, так и слабые стороны подобного врага. Сказанное же сейчас как нельзя более соответствовало их повадкам. Следовательно, явных изъянов в задумке не было. Ну а насчет непредвиденных неожиданностей лишь богам ведомо.

Стан войска сворачивался, готовясь переместиться на выбранное для битвы место. И вот уже двинулись тяжело нагруженные возы, отряды пеших воинов. Вокруг кружила конница под началом Гостомысла, оберегая от маловероятного нападения. Дозоры. Они ведь не просто так, предупредят, коли что новое покажется на горизонте. И наше войско, и печенежская орда неотвратимо двигались к месту встречи. То есть к месту двигались мы, а печенеги идут по нашему следу. Только бы ничего не сорвалось! Второй раз заманить их в такую многоступенчатую западню, конечно, можно, но время и усилия, а также заранее принесенные жертвы... Нет уж, не хочется. Лучше здесь, лучше сейчас!

* * *

День. Солнце светило еще ярче, а облаков, чтобы хоть на время скрыть его, пока не наблюдалось. Зато войско было готово. Все его части, да и свои задачи знал каждый командир, до полусотника сключительно. Оставалось лишь ждать, да и то совсем малый срок. Дозоры уже в который раз докладывали, что орда надвигается.

Первый удар должна была принять тысяча Гостомысла. Затем включатся в бой хирды Оттара и Всеволода, а конники оттянутся назад, не прекращая обстрела противника. Потом же... Тут возможны варианты, потому загадывать не стану.

Нервы, они всегда заставляют чувствовать себя, как на раскаленной сковородке. Сейчас я немного отвлекался тем, что то частично вынимал меч из ножен, то резко вбрасывал его обратно. Мешочек с рунами что ли завести? Во, как у Магнуса. Правда, побратим его не для забавы с собой таскает, искренне верит в то, что посредством рун получает советы от богов в целом иЛоки в частности. Ну да это может так, а может и эдак. Мне то уж точно из этих инстанций всеобъемлющих подсказок не дадут. Хоть и верю в их существование, но вот насчет прямого или косвенного контакта с простыми и не очень людьми... в некотором сомнении нахожусь.

— Конница Гостомысла начала сражение, — доложил подбежавший полусотник из числа слабо мне знакомых. — Обстреливаютпротивника, ностараются несоприкасаться. Петляют, при этом отходя к нам.

Я лишь кивнул, показывая вестнику, что услышал, понял, а уточнений не требуется и он может быть свободен. Магнус же удовлетворенно потер руки, находясь в великолепном настроении.

Два малых хирда уже готовы. Ждут. Скоро мы увидим печенежскую орду.

— Мы и так ее видим, — указал я на клубящуюся в отдалении пыль. — да и звуки боя уже слышны.

— Но управлять тем, чего толком не видно, отсюда нельзя. Гостомысл сейчас сам по себе. Вот если бы та задумка, о которой ты говорил... Зрительная трубка, так?

— До этого еще далеко, — вздохнул я, вспоминая, как рассказал друзьям о самой возможности подобного. Правда насчет сроков не обнадеживал, переведя создание сей крайне полезной вещи в неопределенное будущее. Слишком много было сложного и заковыристого для моих скромных знаний. — Зато уже созданные новинки уже начинают кусать печенегов. И то ли еще будет!

Будет, обязательно будет! Это стало ясно менее чем через полчаса, когда конники Гостомысла, почти не убавившиеся в числе, промчались в промежутки между двумя изготовившимися к бою хирдами. Промчались и тут же развернулись в своего рода завесу за спиной пехоты. Их дальнейшие действия будут включать в себя исключительно стрельбу из дальнобойных самострелов по печенегам, поддержку обороны хирдов. Никакого ближнего боя, он для них, легкой конницы, исключен по определению.

— Началось, — выдохнул Магнус, мигом потеряв значительную долю своей невозмутимости. — Смотри, Мрачный, атака печенегов. Ее стоит посмотреть.

Слова побратима были лишними — я и без того не мог оторвать глаз от завораживающей красоты атаки конной лавы. Не то чтобы каждый из многочисленных всадников был мастером боя или обладал великолепными оружием и броней, вовсе нет. Скорее уж каждый был вооружен и бронирован по своему, не всегда надежно. Зато общее впечатление, энергия разрушения. Жажды крови и желания дорваться даже не до победы, но добычи. Да, такого я еще точно не видел. Ни сам, ни памятью прежнего Хальфдана.

Стрелы в хирды летели постольку-поскольку. Видимо степняки понимали, что плотное построения нашей пехоты и тяжелая броня вкупе с массивными щитами очень сильно снижают действенность обстрела. Ну или решили опрокинуть не столь значительные силы противника одним решительным ударом. Кто их ведает, право слово!

А из глубины строя хирдов летели болты самострелов. Короткие, утолщенные, пробивающие даже серьезную броню, не говоря уже о том, что заменяло ее у большинства степняков. Ритм стрельбы был высоким, ну да это и понятно. Стрельба шеренгами , для нас уже привычная, но для степняков неожиданная Сейчас они на своей шкуре чувствовали эффективность подобного способа.

Две сотни метров, полторы, сто, меньше... Часть хирдманов закидывает самотрелы за спину, вооружаясь уже для обычного боя. Ну а первые ряды хирдов еще теснее смыкают строй, сдвигая щиты, готовясь к первому, самому мощному удару вражеской конницы. Копейшики припадают на одно колено, упирая копья тупым концом в землю. Только так можно выдержать удар. А он будет! Печенеги успели усвоить, что кружить вокруг построения типа 'хирд' — обрекать себя на огромные потери от ответных выстрелов.

Столкновение. Пыль поднимается чуть ли не до небес, но оттуда слышится многоголосый рев, взвизги, жалобные стоны раненых и умирающих людей и лошадей. Многоногое. Многорукое и многоголосое чудовище ворочается, не в силах вновь распасться на составляющие. И именно это свидетельствует о том, что хирды выдержали этот удар. Выдержали и сейчас должны откатываться назад под прикрытие обоза, где сейчас собраны все остальные наши силы.

Пыль оседала, открывая взорам то, что доселе было скрыто: трупы, выпавшее из мертвых рук оружие, отброшенные щиты, корчащихся раненых. И медленно пятящиеся хирды. Оттар сумел сохранить свой почти в целости. А вот Всеволоду досталось посерьезней. То ли атаковавшие его печенеги были более подготовлены, то ли строй подался по ударом конницы, но результат не шибко радовал. Из первоначальной тысячи примерно четверти клинков просто не было. Вырубили, хоть и заплатили дорогую цену. Хорошо хоть оставшиеся вновь выправили правильное построение и отступали, огрызаясь как короткими контратаками, так и неперкращающейся из глубины строя стрельбой, редкой, но меткой.

— Метателям 'греческого огня' — сигнал!

— Рано...

— Нет, Магнус, самое оно, — не согласился я с побратимом. Иначе могут быть серьезные потери. Нужна передышка для отхода. Сигнал!

Гнусаво заныли рога, давая разрешение воспользоваться одним из наших козырей, самым, пожалуй, скромным. Ну а Оттара с Всеволодом дважды просить не надо, они с радостью пустили в ход имеющееся оружие. Заполненные 'греческим огнем' примитивные зажигалки полетели в наседающих на строй хирдов печенегов. Пламя, крики боли и испуга. В таким степнякам сталкиваться если и доводилось, то крайне редко. К тому же ромеи применяли 'греческий огонь' лишь на воде, да очень редко при штурме крепостей, посылая заполненные им бочонки за кстены с помощью метательных машин. А тут... горячий и неожиданный сюрприз.

Оперативная пауза во всей красе. Мне это стало ясно практически сразу. Продолжая обстреливать опешивших степняков, войска Оттара и Всеволода оттягивались в сторону лагеря, где были заботливо приготовлены проходы между телег. Сами же телеги на глазах менялись, превращаясь из простого транспортного средства в частицы сооружения. Известного в Европе более позднего времени как вагенбург, ну а на Руси как гуляй-город.

Вот чем были немалое время заняты ремесленники Киева. Свою работу они выполнили замечательно, у принимающих результат не было причин пенять на небрежность или головотяпство. Прочная древесина для основы, где надо окованная железом, грамотно сделанные бойницы для стрельбы из арбалетов, а в нескольких местах и из огнеметов-сифонофоров. И самое главное — модульные составляющие, благодаря которым нам удалось скрыть сей сюрприз от вражеских разведчиков. Я не вникал, каким образом умельцы стыковали друг с другом отдельные части деревянных конструкций, но собирать их можно было быстро, а разъединить с внешней стороны нереально. Проще разрушить всю конструкцию, хотя само понятие 'проще' тут являлось весьма относительным.

Люди из хирдов Всеволода и Оттара даже без особой спешки успели проскользнуть в оставленные проходы, которые сомкнулись за ними. Теперь печенегам предоставлялась прелестная возможность расшибать лоб об укрепления гуляй-города. Правда, следовало заметить, что суть данного сооружения оставалась им неведома. Примеры использования схожих штуковин к этому времени уже имелись, но чтобы ханы печенегов читали воспоминания римских полководцев о войне с готами и их подвижных укреплениях или, пуще того, записи полководца Вэй Цина о китайско-хуннской войне, где он превратил в импровизированные крепости часть своих боевых колесниц... Помилуйте, мне уже смешно!

Нет, они явно не понимали, ЧЕМ могут обратиться подобные укрепления для атакующей кавалерии. Зато, начитавшись исторической литературы, особенно о средневековых воинах и особенно гуситских войнах в Чехии, я представлял себе тактику действий, которую и обрабатывал со своими воинами.

Форма гуляй-города — четырёхугольник, ибо сложность тут не приветствуется. Никаких явных укреплений вроде рвов или кольев, они лишь отпугнут противника, если ему не слишком хочется драться. Зато с правого фланга у нас оставалось солидное пространство для контратаки, как пешим, так и конным строем. Сама же конница была отведена к перелеску. Туда печенеги даже сдуру не сунутся, ведь им придется прорываться под обстрелом, а потом биться среди деревьев, что они сильно не любят.

Обстрел же врага тут ведется прямо с возов, за каждым из которых закреплено десяток арбалетчиков, половина из которых работают чисто на перезарядке, да пятерка воинов, вооруженных либо массивными кистенями, либо чеканами на удлиненных рукоятях. Пожалуй, это и впрямь были лучшие виды оружия для того, чтобы отбиваться, не особо высовываясь из-за ограды. Ну и сифонофоры, куда ж без них! Их было немного, но эффективность и эффектность у этого 'вундерваффе' (чудо-оружия) Х-го века была серьезной. На случай же распространения пламени куда не надо, имелись емкости с песком, коим только и можно тушить эту горючую смесь.

Ну что, вот и испытание кровью! Восстановившие боевой дух и жажду крови печенеги рванули в новую атаку. Им наверняка казалось, что они разбили отступившие малые хирды, что противник скрылся за этими нелепыми возами и мечтает лишь отсидеться в обороне, которую они сейчас проломят... Ну идите же сюда, степные падальщики! Сегодня вы сами превратитесь в деликатесы для шакалов и коршунов. И приятного им аппетита!

Интерлюдия

Июнь (кресень), 988 год. Печенежская орда, поблизости от реки Южный Буг, юг Руси.

Хан Чегдан аж дрожал от предвкушения победы, кажущейся ему столь близкой. Не победы над войском русичей как таковым, насчет этого он не обольщался, понимая требуемые для этого большие жертвы. Нет, ему было достаточно заставить их отступить, бросив обоз. Хотя бы через тот перелесок, к которому с одной стороны было близко построение Киевского князя. Пусть потрепанные, измотанные войска руссов отступятЮ, давая возможность тысячам его горячих всадников всепожирающей лавиной пройтись по не успевшим разбежаться поселениям, взять выкупы с городов покрепче, а послабее просто спалить дотла, предварительно разграбив до последнего лоскутка.

Ликир, да и наиболее верные тысячники Чолга с Гелубом, тоже были воодушевлены ходом сражения. Потери от конных стрелков русичей оказались не столь большими, а выдвинутые ими два отряда удалось оттеснить. У одного и вовсе удалось стремительным ударом избранной тысячи прорвать плотный строй. В таких условиях русы вынуждены были отступить к обозу. И они отступили, правда перед этим забросав наседающих всадников каким-то жидким огнем, наподобие того, коим пользуются византийцы. Это было страшно, дети степенй на какое-то время отхлынули прочь. Но мгновения страха прошли, а ему на смену пришла ярость и желание воздать за недостойное воина чувство.

Да и не воспользовались русичи слабостью ханских воинов. Этого Чегдан с Ликиром понять не могли. Но спешили воспользоваться, приказывая вновь атаковать. На сей раз не ощетинившийся клинками и копьями строй пехоты, а всего лишь какие то там телеги. Правда их вид теперь был несколько странным. Но... воз и есть воз, укрепление из него никакое. По крайней мер, именно так думали военачальники печенегов.

Пробивать преграду массой лошадиных тех нападающие все же не захотели, вместо этого предпринимая попытку оттащить возы в разные стороны, зацепив их крюками.

Но попытка обернулась настоящей пыткой. Возы оказались сцеплены цепями и никак не хотели быть растащенными в разные стороны. А из бойниц летели болты самострелов, охлаждая пыл особо горячих воинов. Ответные же выстрелы из луков были не очень результативны — толстое прочное дерево пробить они не могли, а стрельба навесом... Тот же Ликир не был дураком, понимал, что щитоносцы Русов прикроются сами и других прикроют.

— Не растащить, повелитель, — помотал он головой. Выражая искреннюю скорбь по сему поводу. — Я отведу сотни от возов. Пусть спешатся и попробуют перебраться через эти куски дерева.

— Может их просто поджечь?

— Прочисти глаза, Чолга, — обрушился Ликир на тысячника. — Простая огненная стрела не подожжет мореный дуб или иное схожее по негорбчести дерево. Нет, мы можем или спешиться перед атакой, или пытаться пробить преграду с разгона, телами передних рядов коней и людей. Иначе — отступать, как посоветовал бы нашему хану его осторожный сын. Но тогда...

Окончание недосказанной мысли повисло в воздухе. всем важным фигурам в печенежском войске понятное. Если отступить, то тогда несломленное и мало убавившееся в числе войско русичей не даст порезвиться на своих землях. Следовательно, будет провалено поручение. За которое хорошо заплачено посланниками далекой и могучей страны. Ссориться же с ними хану и прочим было совсем не с руки. А поэтому...

— Пусть воины спешиваются. Частью, не все! Конница должна кружить рядом, беспокоить руссов, обстреливать, не давать их стрелкам безнаказанно стрелять по сынам степей. Ликир?

— Твоя воля будет исполнена, хан.

И вскоре последовала вторая атака, на сей раз более многолюдная. Печенеги рванулись вперед, сбившись плотным строем, выставив в передние ряды самых одоспешенных, чья броня мало-мальски защищала от обстрела с малых расстояний. И надеясь, что ливень стрел собратьев хоть немного помешает руссам выбирать себе цели и безжалостно сокращать число оных.

Расчет был прост. Преимущество в числе, оно на многое способно, то всем ведомо. Ну а про более тонкие способы получить желаемое можно будет подумать и потом, если наиболее простой и грубый вдруг не сработает.

Отчаянный рывок, минуя полосу обстрела, сближение со стеной из переделенных возов и... Пытающихся перемахнуть через не столь уж и высокую преграду встречают удары шипастых шаров кистеней и стальные клювы чеканов, пробивающих головы, броню, все, до чего дотянулся. Самих же защитников не видно, они бьют практически вслепую, ориентируясь на звук, собственное чутье. Не подвергая себе угрозам. Редко кого удается достать, да и то лишь в руку, опрометчиво высунутую дальше положенного.

А еще летят сосуды с 'греческим огнем', дымно чадя подожженными шнурами и скрученных тряпок. Разбиваются о землю, тела, неизменно окатывая все вокруг вязкой маслянистой жидкостью, которая почти всегда вспыхивает.

Словно мало всех этих невзгод, на печенегов обрушивается еще однобедствие, тоже огненное. В нескольких возах, окованных железом почище прочих, распахиваются большие бойницы, куда более внушительные, чем для простой стрельбы из самострела. Все верно, оттуда высовываются рыла метателей греческого огня, приспособленные для сухопутного боя. Те самые, о которых уже прошел слух по землям как близким у Руси, так и двоольно отдаленным. Дошел он и до печенегов. Только поняли они это с большим опозданием.

— Всех назад! — Заорал хан, не иначе как обострившимся чутьем понявший, что может сейчас произойти. Даже раньше Ликира. Своего избранного военачальника. — Пожгут!

— Поздно, — печально вымолвил тот. — Сейчас они и сами побегут.

С того места, где находился Чегдан и его приближенные. Нельзя было услышать рев работающих метателей огня, но крики сжигаемых заживо донеслись и дотуда. Атака провалилась, это несомненно. Не попавшие под огненные струи воины откатывались обратно. Сохранившие часть боевого духа отступали более менее организованно, прикрываясь щитами, стараясь соединиться с конницей. Другие же мчались со свех ног. Оподобившись утекающим от охотника зайцам. Уподобившись же. точно таким же манером падали, сраженные меткими выстрелами. Боги и демоны смрти явно простерли свои крылья над этим местом.

Меж тем из перелеска живыми струйками выскальзывала конница русичей, собираясь в единый организм, готовясь делать то, для чего она в таких случаях предназначена. Преследовать бегущего, подавленного, растерявшего храбрость врага — милое дело для опытных, умелых воинов. В нескольких местах русичи растаскивали возы, а оттуда выходила их пехота и малое количество находившейся внутри конницы.

Они хотят бросить на нас всю конницу, поддержанную пехотой, — проскрипел наблюдающий за происходящим Ликир. Хан, разреши бросить стоящие в запасе тысячи. Мы напомним им, что одна отбитая атака еще ничего не значит.

— Отогнать, но не преследовать, — зло ощерился Чегдан. — Пусть видят за своими возами мы обложим их со всех сторон. Не давая и высунуться. Чолга, Гелуб... Заприте князя Хальфдана в это деревянное стойло!

Хан печенегов знал, о чем говорил. Ведь собранные им силы даже с учетом только что понесенных потерь превышали войско русичей. А уж преимущество в коннице было и вовсе подавляющим. Именно этим он и собирался воспользоваться, рассчитывая теперь уже не на быстрый успех, а на постепенное получение желаемого. Особенно его радовало присутствие тут самого Хальфдана, князя Киевского.

Откуда взялась такая радость? Да все с того, что запертый внутри собственного стана вражеский правитель — это уже весомая ставка на возможных переговорах. И чем дольше он будет лишен возможности сводобного передвижения, тем лучше. Будучи отрезанным от возможности держать в руках ситуацию в столице и иных крупных городах, Хальфдан Мрачный, по мнению хана Чегдана, стент более уступчивым насчет выкупа. И еще были у него мысли на сей счет...

Оставалось только не дать успешно развиться начавшейся атаке. Для этого можно и пожертвовать теми неудачниками, что показали врагу спины. Пусть их вырубает конница русичей, пусть отвлекается на них, пока к полю боя подходят свежие тысячи печенегов. Уж они то точно вдавят руссов обратно в коробочку из собственных возов. А там... или пусть сидят в ней, или могут убраться, оставляя немалую добычу и теряя часть пехоты от неминуемых наскоков ханских конников. Признаться, хана устраивали оба из возможных путей.

Глава 6

Июнь (кресень), 988 год. Поблизости от реки Южный Буг, юг Руси.

Ай как хорошо! Эх как замечательно! Ну просто праздник какой-то, как говаривал один сказочный злодейчик малого калибра. Печенежский хан все-таки заглотил наживку по самые гланды. После первого провалившегося приступа гуляй-города он не приказал своим отступать, а напротив. принял решение заблокировать тут нас, рассчитывая не то взять измором. Не то вступить в переговоры с выгодной позиции. Потому устроенную нами контратаку силами кавалерии и части пехоты печенеги стали отражать.

Более того, они плюнули на избиения своих бегущий, свежими силами не прикрыв их, а готовясь нанести удар по нам. И нанесли, не считаясь с потерями, тремя сходящимися в одну точку клиньями.

Хорошо шла их конница, мощно! Упираться для нас значило обречь себя на большие потери, совершенно сейчас излишние. Нерациональные. Потому рога затрубили в тональности возвещающей о планомерном отходе на исходные позиции. Что и было сделано, благо никто из командиров не позволил битве увлечь себя, лишить трезвого взгляда на окружающий мир и способности воспринимать приказы главного военачальника в моем лице.

— А они действительно могли бы доставить нам много неприятностей,— с разумной долей самокритики изрек Магнус, наблюдая, как ханские войска успешно выполняют приказ своего повелителя, вдавливая наши войска обратно на исходные позиции. — Не ожидай мы скорой подмоги. Возможно, пришлось бы бросать обоз и уходить в сторону лесов под постоянными атаками конницы противника. А наши конные воины все же не столь многочисленны. Большинство же варягов к боям в седле непривычны, не наше это призвание.

— Придется научиться. Не всем, но весомой части, — на полном серьезе ответил я побратиму. — Конница в серьезных войнах незаменима, это не прибрежные города щипать. Скорость, верткость, сила таранного удара. Ведь мало кто умеет такой строй, как в наших хирдах, держать.

— Тут ты прав, Мрачный! Но что сейчас делать будем?

— Ждать, Магнус, просто ждать, — развел я руками. — Вестники отправлены, примерное место Ратмир с Лейфом знают, так что в нетях не окажутся. Может к вечеру, может завтра. Ну край через день! Вот тогда мы все весело посмеемся, наблюдая, как печенеги начнут метаться меж двух частей нашего войска. А там и Эйрик со своей силищей немалую лепту внесет, нужного момента дождавшись.

Восстанавливался этакий статус-кво, но довольно своеобразный. Ведь печенеги, сумев оттеснить нас на исходные позиции, понесли немалые потери. Некритичные здесь и сейчас, но способные больно отозваться несколько позже.

Пришла пора пройтись по нашему лагерю, как ни крути, находящемуся в осаде, пусть и не полной. Путь к отступлению был не открыт, но намечен. Хочешь — форсируй небольшую речку, оставив в качестве жертвы заслон, которому вряд ли выжить. Не нравится этот способ? Тогда милости просим отступать через перелесок и небольшой участок почти открытого пространства к действительно лесистой местности, куда печенеги со своей конницей соваться уж точно не захотят. Опять же будут потери, но ядро войска останется в целости и боевой сохранности. Расчет противостоящего нам хана и его воинских советников понятен. Зато им наши планы вряд ли ведомы. Иначе не вели бы себя столь уверенно, клянусь копьем Одина!

Ч-черт, вот уж врос так врос, даже клятвы местными реалиями даю. Ну да в этом ничего удивительного, мир давненько успел стать родным. Равно как и некоторые люди, его населяющие. Пусть их немного, но связи между нами более чем крепкие. А еще есть просто доверившиеся мне воины и простой люд одной крови, которых надо постараться протащить мимо как известных мне неприятностей, так и тех, о которых история времен грядущих уже ничего знать не может. Все ведь изменилось, прежней временной линии просто-напросто нет, есть лишь та, которая создается здесь и сейчас.

В сопровождении Магнуса и десятка хирдманов личной охраны иду по лагерю. Хотя не просто так иду, а то и дело обмениваюсь несколькими словами с тем или иным варягом. Все они мне либо лично знакомы, либовидел мимоходом, либо просто известны по чьим-то словам. Здесь все относительно просто — связи внутри такой мощной и вполне сплоченной касты поддерживать легко и приятно. Чувствуешь силу, способную поддержать тебя, если не будешь дураком и не оторвешься от этой спаянной едиными идеями и образом жизни общности.

Сложнее с простыми воинами, которых здесь тоже хватает.Это не варяжская братия, с самого детства учившаяся обращаться со многими видами оружия, готовившая себя к боям и походам. Обычные люди из числа ремесленников, пахарей, учившиеся владеть клинком лишь постольку-поскольку, в качестве дополнения к основным занятиям. Боевой дух тут присутствовал, а вот возможности заметно отставали. Потому и приходилось их использовать как воинов второй и последующих линий. Ну и как солидную часть массы стрелков. Кстати, тут и проявилось еще одно преимущество арбалета перед луком.

Сколько нужно времени, чтобы подготовить лучника. Мечущего стрелы не в белый свет, а прицельно? Не единый год, причем далеко не у всех прорезаются подобные таланты. Ну а арбалет? СРЕДНЕГО стрелка подготовить относительно просто хотя с матером своего дела те же проблемы. Но для массированного обстрела достаточно и середнячков. Так что и недавние пахари с ремесленниками оказались более эффективны, чем было бы в старых реалиях. Хотя потери у них все равно больше. Нет умения убивать. Но самим оставаться невредимыми. Увы, но тут ничего не поделать.

Ободряющие слова легко раненым, утешающие тем, кто уже потерял родича или хорошего друга. Выражаемая не только словом, но и собственным видом уверенность, что печенегам скоро придет окончательный конец, оно тоже в тему. Тут надо быть не только военачальником и правителем, но и частично психологом, дабы подстраивать слова и действия под конкретные ситуации. Тем же недавним пахарям слабо интересен разгром печенежских племен в их родных кочевьям, им бы перво-наперво увериться в сохранности собственного добра и посевов, а пуще того, в безопасности родных. Ну а варяги, люди войны, тем воинская слава, поверженные вражеские предводители, да и отмщение за давнее, но не забытое предательство Святослава Великого тоже греет душу. Каждому свое, как верно говорили древние римляне. Верно говорили.

После вот такого вот обхода я вернулся в своему шатру, чувствуя себя как гибрид выжатого лимона и свежевыбитого ковра. Выматывает, однако, долгое и плодотворное общение с большим количеством народа. Но ничего не поделаешь, ибо надо. А тут еще жизнерадостная рожа Магнуса, которого подобные 'хождения в народ' ни капли не утомляли.

— Что, Мрачный, тяжела великокняжеская ноша?

— Да иди ты...

— Некуда, вокруг только печенеги, а они не лучшие соседи, — огорченное вздохнув. Развел руками ехидничающий жрец Локи. — Согласен только вместе со всеми нашими воинами. Тогда точно не обидят.

— Тебя обидишь, — хмыкнул я, не снимая сапог распластавшись на походном ложе из шкур. — Есть что хорошего сказать?

Магнус стер с лица улыбку, и произнес, предварительно устроившись на табурете:

— Ратмир Карнаухий и Лейф Стурлассон ведут свои пять тысяч. Могли бы подойти к ночи, но тогда люди чересчур утомятся. Утром.

— Зато ночью удобно передвигаться, менее опасаясь быть замеченными.

— Это печенеги, Хальфдан, они все равно заметят.

— Пожалуй... — призадумался я, глядя вверх на слегка колыхающуюся ткань шатра. — Тогда пусть идут. Как идется, им на месте и впрямь виднее. Нам же остается быть наготове. Припервых признаках переполоха в стане врага быть готовыми к атаке. Наблюдателям смотреть в оба, чтобы не пропустить сигналы от приближающихся к нам собратьев. Важнее всего нанести удар с двух сторон, одновременный. Только тогда удастся выбить большую часть печенежского войска. И вот еще что... Напомни, что пленные ни к чему, не тот случай.

— Кое-кто рассчитывает на богатый выкуп.

— Перетопчутся, — автоматом сорвалось у меня слово иных времен, но все же интуитивно понятное. Особенно моему ближнему кругу, уже привыкшему к подобным конструкциям. — Сейчас нам надо показать, что сунувшихся на Русь ждет смерть и только смерть. Хотя... Самого хана или его ближних родичей можно и живыми взять. Но не для выкупа, само собой. То же и к прочим ханам, главам племен, относится, но не более. А, о том еще успеем поговорить, время есть.

Время действительно имелось. Сейчас ни печенеги, ни мы не стремились форсировать события. Их устраивало держать нас запертыми внутри лагеря, нас тоже более чем радовало подобное положение дел. Все мы чего-то ждали, только это 'что-то' было диаметрально противоположным.

Перекидываясь с Магнусом фразами ни о чем и обо всем, я и сам не заметил. как стал откровенно клевать носом. Зато он это сразу усек.

— Э, братец, да ты совсем спишь.

— Бой, точнее первая его часть, подошел к концу, вот меня и накрывает. К тому же еще эти хождения-брождения... Ничего, сейчас на себя ковшик холодной воды опрокину и буду свеж и весел.

— Не надо! Лучше будь бодр с перыми лучами утреннего солнышка. А то и немного раньше. Спи, хальфдан, а я отдам приказ хирдманам охраны, чтобы тебя без веских причин не беспокоили.

Заявив это, жрец Локи исчез из шитра чуть ли не быстрее, чем я смог это заметить. Понимал, что я могу и не согласиться с таким подходом. Но специально стряхивать дремоту в отсутствии кого бы то ни было, вставать, выходить из шатра.... Лениво! Прикрыв глаза, я быстро и мягко провалился в глубокий сон.

* * *

Снилось что-то хорошее, причем хоть сна как такового я и не помнил, но осознавал, что в нем причудливым образом переплелись элементы времени этого и грядущего, равно как и знакомые там и там персоны. Было так хорошо, что и просыпаться не хотелось. Однако попробуй не проснись, когда тебя трясут, какшейкер для коктейлей, при этом приговаривая:

— Мрачный, морда твоя сонная, вставай! Да поднимайся же, брат, вестники от Карнаухого в наш стан проскользнули!

Последние слова оказались решающими, вытолкнул меня из сна, как пробку из бутыли забродившего настоя. Чтобы вскочить на ноги, потербовалось всего пара секунд. Правда потом я прочувствовал, что не стоило дрыхнуть не просто в верхней одежде и кожаном поддоспешнике, но еще и в сапогах. Мда, глупость учинил, хорошо хоть мелкую и ни на что, кроме чуток ноющего организма, не влияющую.

— Вести хорошие или?..

— Хорошие, — утешил меня Магнус. — Оба вестника чуток обождут, а ты, Хальфдан, действительно освежись холодной водичкой. Негоже будетпредставить перед собственными хирдманами в таком всклокоченном виде.

'Порадовав' таким мнением о моем облике с не то пересыпа, не то недосыпа, Магнус неспешно удалился, оставив меня приводить себя в нормальный великокняжеский вид и заодно размышлять о характере принесенных хороших вестей. За размышлениями процесс утренней — скорее полуночной — гигиены пролеш незаметно, и вскорея уже пригласил Магнуса вместе с нежданными, но деланными вестниками заходить.

Знакомые все лица! Велеслав и Ратша из числа воинов-теней Змейки. Неудивительно, ведь именно эти полудиверсанты, полуразведчики способны проскользнуть мимо самых настороженных вражеских часовых. Когда тихо. а когда и оставляя за собой немалое число трупов. Но сейчас им наверняка был дан приказ не поднимать шума. Потому дохлые тушки печенегов если и были, то по минимуму, к тому же подобающим образом скрытые. Впрочем, это все вторично. А меня интересовало главное. Информация, которую они должны были передать.

— Мы дошли, конунг, — во все сорок четыре зуба, сделавших бы честь любой акуле, улыбнулся Ратша, а его приятель лишь согласно хмыкнул, разговорчивостью не отличаясь. — И твое войско тоже рядом, ждет лишь знака, чтобы обрушиться на печенегов.

— Значит, не так близко войско, раз печенеги до сих пор в неведении.

— Два часа обычным 'волчьим шагом' и час с половиной, коли ноги не жалеть, — ответил на мои слова все так же улыбающийся хирдман. — К тому же теперь уже к Ратмиру вестники прибыли. От Эйрика Петли. В грамотке начертано, чтоу него все готово, ждет только приказа.

— Действительно хорошие вести. Ратша, Велеслав, я в вас и не сомневался. Идите отдыхать, вы и так многое сделали. Даже очень.

Переступающий с ноги на ногу Велеслав явно хотел о чем-то спросить. Само собой, никто не собирался затыкать ему рот. Но вот его вопрос...

— Конунг, а может нам к Карнаухому или к Лейфу Стурлассону с новой весточкой? Мы можем, да и печенегов по дороге можно не щадить. А?

— Тор вам, что ли, в уши нашептывает, — вздохнул я, понимая, что у хирдманов желание пролить кровь врага никуда не денется. — Нет, обратных весточек не надо. А знак можно дымом, световыми бликами или звуками рога подать. А хотите доброй схватки, так от скорой битвы я вас насильно ограждать не собираюсь. Занимайте место на том участке, который более других приглянется. Будут препятствовать — отправляйте таковых ко мне... за разъяснениями.

Довольная парочка головорезов, заботливо выпестованных Роксаной, вымелась из шатра в предутреннюю темень, оставив меня переваривать полученные известия. Пять тысяч отборных вояк подошли, готовы ударить в назначенное им для этого время по печенежской орде. И как только ханское войско попадет под атаку с двух направлений, оно почувствует себя крайне неуютно. У господ печенегов какой-то мистический страх перед возможностью оказаться в окружении, сродни страху перед злобными духами, что бродят ночью по степи, поджидая заплутавшего человека. И этим грешно не воспользоваться.

Котел им устроить не получится. я привык здраво оценивать имеющиеся возможности. Зато клещи могут получиться знатные, сулящие противнику при отступлении серьезные потери и полный упадок боевого духа. Жаль, что догнать печенежских конников на открытых пространствах — дело практически невозможное, а то бы... Ну да ничего, если нельзя догнать, то можно направить бег в нужную нам сторону. Ступенчатое воздействие, оно ведь и на войне порой может оказаться полезным.

Когда я, обмыслив и прокачав складывающуюся обстановку, вышел из шатра на свежий воздух, вокруг уже кипела работа.Лагерь жил своей жизнью, но жизнь эта стремилась не защищаться, а наступать. Большая часть воинов, прикрепленных к обороне стен гуляй-города, снова меняла оружие на пригодное для работы в строю хирда. Кавалеристы тоже готовились, проверяя не только свою амуницию, но и ту, что была на их четвероногом транспорте. А еще царило то самое возбуждение, что бывает исключительно перед готовящейся атакой и никогда в ином случае.

Ночь шаг за шагом отступала. Теряла свое влияние на мир, уступая даже не рассвету, а его предшественнику. Небо становилось не светлым, темно-серым, лишенным ярких красок ночи и нежных оттенков. Присущих раннему утру. Редко когда удается уловить эту самую грань, пройти по ней и прочувствовать все этапы перемены ночи и дня сквозь все промежуточные стадии.

Красиво. И одновременно чуть пугает, по крайней мере. лично меня. Кажется, что мимо проходит чья-то жизнь, а ты лишь смотришь, не в состоянии как-либо повлиять на нее. Страшно.. чувствовать себя не способным изменить то, что изменить хочется.

Страх... Иррациональное, неприятное чувство, от которого надо не просто избавляться, но выкорчевывать с корнем из самых потаенных уголков души. Пусть там поселится осторожность, осмотрительность, хитрая расчетливость... Весь этот букет может помочь не рисковать понапрасну, не уподобиться так называемым бесстрашным людям, то и дело ломающим себе шею в прямом и переносном смысле по совершенно пустяковым причинам. Но страх... нет, это исключено. Испытывающий подобное чувство обречен, хотя сам порой уверен в обратном.

На войне страх ведом многим. Многие ли способны перешагнуть через него, причем сделать это осознанно? Увы, нет. Потому число 'людей войны' столь незначительно, а порой становится и вовсе ничтожным. К примеру, в моем родном времени.

Мда, накатило. С заметным трудом выплыв в реальность, я увидел, чтонеуловимая грань между ночью и ранним утром уже исчезла, сменившись более привычной картиной, хотя и лишенной того мистического очарования, завораживающего и путающего. Словно та самая Бездна на мгновение посмотрела на осмелившегося всматриваться в нее, да и скрылась восвояси, обещав вернуться несколько позже.

Внезапно взгляд заметил присутствие поблизости не только привычной личности одного связанного кровными узами жреца Локи, но и нескольких воинов-жрецов, посвятивших себя различным, но неизменно воинственным божествам сложного нашего пантеона. И смотрели последние на меня... с интересом и уважением. Магнус же торжествующе улыбался, словно вновь увидел и осознал нечто не только важное для себя, но и полностью удовлетворяющее собственным целям. Это же подтвердили и обращенные ко мне слова:

— Вот так оно и случается. Кто-то смотрит на колышущуюся морскую гладь, кто-то предпочитает тлеющие угли полупрогоревшего костра. Хельги Вещий, по дошедшей молве, достигал этого состояния, находясь в седле и слушая перестук копыт собственного коня. Что и стало по прихоти богов шагом к его так до конца и не понятой гибели от загадочной причины.

— А пояснить можешь?

— Конечно, Мрачный. Прикоснуться к непознанному можно разными способами. Тебя поманило небо, показав краешек того, что простым зрением не увидеть. Пока ты еще не понимаешь, но потом... все может быть.

— Ну а они, — взгляд в сторону жрецов, пошедших по пути воинов. — Случайностью тут как-то не пахнет.

— В этой жизни, да и в других тоже, нет места случаю. Есть лишь смысл, который мы не можем постичь из-за ограниченности восприятия. Они здесь как видоки случившегося, чтобы ты, конунг, не думал, будто это лишь привиделось мне либо тебе. Так тоже бывает.

— Мы все видели, теперь мы можем уходить, — произнес один из жрецов, взявший себе в покровители Перуна. — Всех нас ждет битва. Пусть боги помогут всем нам победить в ней. Тебе же. конунг Хальфдан по прозванию Мрачный, желаем идти дальше по тому нелегкому пути, по которому двигался твой предшественник Олег, недаром прозванный Вещим.

Не сказав более ни единого слова, жрец вместе со своими собратьями развернулся и неспешно удалился, оставив меня в полном офигении. Да и что тут можно было сказать, право слово? Лично я понятия не имею. Оставалось лишь снова прокручивать в голове произошедшее, да по возможности не слишком зацикливаться на довольнейшей физиономии Магнуса, самого, пожалуй, хитрого и загадочного из моих друзей.

-Я понимаю твои стремления, брат. Но почему надо было делать это перед боем?

— Не я выбираю миг, когда ты прикасаешься к тому, что служит ступенькой на ведущей к богам лестницы. Нужно особое состояние души, а оно у тебя возникает вот в такие мгновения.

— Теперь вот во время боя, когда надо сосредоточиться на управлении войсками, в голову могут полезть посторонние думы. Хорошо ли это?

— Не полезут, тревожиться здесь излишне. Наоборот, это лишь поможет, добавит ясности мыслей, будет легче предупреждать еще не случившееся, но ожидаемое. Ярлы и конунги, не чуждые жреческих знаний, это не раз на себе проверили.

Это немного успокоило. Вкупе с тем, что мысли и впрямь оставались упорядоченными, думать получалось не просто легко, но значительно быстрее и без сбоев, которые обычно случались при всплесках нервной энергии. Вот уж действительно— век живи, век учись, а всего один бес не узнаешь. А хочется узнать, сильно хочется! Любопытство, они движет человека от простого к сложному, дает стимул совершенствовать как самого себя. Так и окружающий мир. Правда мне сейчас надо усовершенствовать положение в мире своих войск. Этим и займусь, пользуясь бодростью духа и кристальной ясностью разума.