1918 год:расстрелянное лето

"Он же был в очках, — вспомнил я и огляделся вокруг.

Нашел быстро. Изломанная оправа с одним стеклом лежала в метре от его головы. Снял с мертвеца планшет, затем лакированную коробку маузера. Неожиданно за моей спиной раздался выстрел. Не оборачиваясь на барона, направился к стонущему человеку. Это оказался один из чекистов. Пуля попала ему в бок. Вся левая часть его галифе потемнела от крови. Скосив на меня, мутные от боли, глаза, он тихо спросил: — Зачем, товарищ?

На этот вопрос его, без сомнения, подвигла красная звездочка на моей фуражке.

— Я тебе не товарищ.

— Тогда не мучай, сволочь. Стреляй сразу.

Я нажал на спусковой крючок. Повернулся. Барон, сидя на корточках, о чем-то негромко говорил со вторым раненым. Только собрался подойти к нему, как заметил краем глаза еле заметное движение. Резко развернулся, готовый стрелять. В нескольких метрах от меня лежал ничком русоволосый парень. Было видно, что это еще совсем молодой бандит. Мне одного взгляда хватило чтобы понять, что это не мертвец: тело не обмякло, а наоборот, было напряжено.

— Или ты встаешь, парень, или я тебе сейчас башку прострелю. Выбирай.

Молодой бандит промедлил несколько секунд, после чего приподнялся и встал на колени. Руки сложил перед собой, словно собрался молиться, а в глазах слезы стоят. Ему было сейчас очень страшно.

— Дяденька, Христом богом прошу, не стреляй. Христом богом прошу, не убивай! — зачастил он срывающимся голосом.

В какой-то момент лицо мальчишки скривилось, он уже был готов заплакать навзрыд.

"Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать?".

— Вставай, — я качнул стволом револьвера. — Кто? Что? Откуда?

— Я.... Я тутошний. С Андреевки. Сенька Мельник.

Неожиданно раздался вопль боли. Мальчишка дернулся и резко повернул голову в сторону фон Клюге, который сейчас вел допрос раненого бандита, подкрепляя свои вопросы прикладами винтовки. С трудом отведя взгляд на дергающееся в спазмах боли тело своего односельчанина или земляка, Сенька бросил умоляющий взгляд на меня, но сразу опустил голову.

— Чего замолчал? Продолжай.

— А чево говорить? — вытаращил на меня испуганные глаза паренек.

— Нам нужны сведения об этой местности. Где красные, где бандиты. Какие деревни рядом. Станции, города. Это понятно?

— Да, дяденька. Скажу! Только я наше село знаю. Еще деревни есть и станция недалече.

— На станции кто? Красные? Бандиты?

— Не, дяденька. Гетманцы. А в Андреевке и двух деревнях — крестьянская власть.

— Атамана Бережного? — поинтересовался я.

— Антошка Бережной просто бандит, а наш атаман Грушницкий, он народом избранный. За людей радеет, за волю народную, — он посмотрел на меня и почему-то решил объяснить свои слова. — Так мой батя говорит.

Из дальнейшего неровного, сбивчивого рассказа парня стало понятно, что в этой части местности власть в руках атамана Груши. Так по-простому зовут его в народе. Его бандиты порубали сельсоветы в Сергиевке и Грязново, дважды останавливали и грабили поезда. Напали на станцию Иловайская, которая была под большевиками, где перестреляли два десятка охраны из рабочей дружины, забрали их оружие и начисто разграбили пакгаузы. Телеграфист успел сообщить и на захваченную станцию на мотодрезине срочно выехал на перехват бандитов милицейский отряд по борьбе с бандитизмом, но попал в умело поставленную засаду, и погиб в полном составе. Половину того, о чем мне рассказал, Сенька предпочел бы умолчать, но он был подростком и у него не было того опыта, что у меня, поэтому правда быстро выползала наружу. Он бледнел, краснел, кусал губы и наверно не раз мысленно клял себя за длинный язык. На вопрос о том, сколько времени он принимает участие в подобных налетах, ответил, что это в первый раз, при этом клялся родителями и Богом, что больше такого не будет. Я ему не поверил, но уточнять не стал. По словам паренька, под рукой местного атамана находились не менее ста сабель и полтора десятка тачанок. Разложив в голове по полочкам, то, что я узнал у паренька, мне стал ясен приблизительный расклад местных сил. В пределах трех конных переходов, между большевиками и военным отрядом гетмана Скоропадского, который только и имели силы, чтобы удерживать крупный железнодорожный узел, власть делили две банды. Грушницкий и Бережной. К тому же со слов Сеньки, кроме прочих противников у народных защитников были еще петлюровские отряды, с которыми уже была одна стычка. Причем произошла она, как я уточнил, не по политическим мотивам, из-за сала и горилки.

— Если у твоего атамана, как ты говоришь, сто хлопцев, то зачем красные послали такой малочисленный отряд чекистов против него?

— А я знаю, — при этом паренек равнодушно пожал плечами. — Можа Бережного ловят? У него хлопцев мало, к тому же, бают, что он какой-то обоз красных порубал.

— Через станцию поезда хоть ездят?

Сенька не успел ответить, как подошел барон с каменным лицом, а значит, насколько я успел его изучить, очень злой. В руке он держал шашку, снятую с бандита. Бросил только один взгляд на малолетнего бандита, как тот затрясся, словно осенний лист на ветру. Фон Клюге явно хотелось кого-нибудь убить.

— Посмотрите, поручик, — и фон Клюге приподнял руку с шашкой. — Видите, кого это быдло убило?

Только теперь я рассмотрел с Георгиевский крест на эфесе, потом вопросительно посмотрел на барона.

— Какого дьявола вы на меня смотрите, поручик?! — неожиданно зло выкрикнул барон. — Вы на шашку.... А, черт! Ваша память! Эти мрази убили офицера-храбреца! Это наградное оружие, которое....

— Господин штаб-ротмистр, сейчас не до эмоций.

Тот дернул головой, словно норовистая лошадь, но бешеный блеск своих глаз притушил.

— Вы правы. Извините! Продолжайте, господин поручик, а я пока займусь сбором трофеев.

— К офицерам как твой атаман относится? — продолжил я допрос.

Парень опустил голову.

— Ладно. Так ходят поезда?

— Ходят. Только, когда как.

— Гетманцев на станции много?

— Много. Станция большая. Рядом со станций поселок. Даже рынок есть.

"Рынок, это хорошо. Это очень интересно".

— Пока поедешь с нами. Вставай.

Много чего нам досталось с двух разбитых отрядов. Оружие, патроны, гранаты, двенадцать фляг и одна баклага с водой на три литра. Особенно ценным приобретением стал бинокль, снятый с командира-чекиста. Исходя из полученной информации, мы решили, что фуражки с красноармейскими звездочками здесь плохо принимают, после чего присмотрев себе наиболее чистую одежду, переоделись в гражданскую одежду. Нашлась и свежая еда. Хлеб, сало, лук, вареная картошка и яйца. Помимо продуктов в походных сумках бандитов мы нашли немного драгоценных изделий и семь золотых монет царской чеканки. В кармане командира чекистов я нашел мандат, о котором говорил Митрич. Предельно циничная бумага. Сам себе судья, прокурор и расстрельная команда, а главное, что врага ты определяешь сам. Показал документ штаб-ротмистру. Тот прочитал его дважды, словно не сразу поверил, потом тихо сказал: — Большевики за все заплатят. За все. Кровью.

Вроде ровно и негромко сказано, но за этими отрывистыми словами была дикая ненависть к красным, удерживаемая сильной волей.

"Ох, и не прост этот штаб-ротмистр".

Держа парня под присмотром, мы принялись готовиться к походу. Заполнили водой все найденные емкости. Сложили и пересчитали оружие. Что с ним делать? Бросать жалко, а везти с собой проблемно. Вот куда сунешь третий пулемет? А лошади? Тут я вспомнил слова паренька насчет рынка, а потом посмотрел на барона. Этот точно не станет заниматься торговлей, но он мне не сват и не брат, а я нахожусь сейчас в автономном рейде и должен обеспечивать сам себя. К тому же, нет во мне, скажем так, благородства, как у нынешних офицеров, которые старались свято блюсти кодекс офицерской чести. Я знал, что этика русского императорского офицера требовала и на войне придерживаться гуманных способов действий, соблюдать "законы войны", проявлять милосердие, не проливать лишней крови, вот только учили меня в той жизни преподаватели страны советов использовать любые методы и возможности для выполнения задания. Быстро обдумав все это, я подошел к барону и коротко рассказал все то, что узнал от паренька.

— Что скажете, барон? — спросил я его после своего рассказа.

— Что тут говорить? Добираемся до станции и ждем там поезда на Ростов.

— А гетманцы?

— Скоропадский неплохо относится к русскому офицерству. К тому же я слышал, что у него много наших служат. Так что собираемся и едем, господин поручик. Время дорого!

— Поезд должен скоро придти, — вдруг неожиданно сказал сидевший на земле Сенька, уж очень ему не хотелось ехать с нами. Он боялся барона до дрожи в коленках, даже старался не смотреть в его сторону, а уж тем более в лицо. Мыслил он по-детски наивно: офицеры поедут прямо сейчас к станции и раз не убили сразу, оставят его в степи. Зачем он им? Мы почти одновременно со штаб-ротмистром повернулись к нему. Но, ни он, ни я, спрашивать не стали. Начал, пусть и дальше сам говорит.

— Я разговор подслушал, перед самым отъездом. Батька с атаманом.... — он замолчал, так как понял, что сказал лишнее.

— Живо отвечай! Кто твой отец?! В глаза смотри! Ну! — паренька от резкого оклика барона передернуло, словно хлыстом перетянуло. Он вздрогнул, вскинул голову.

— Говори! Живо!

Паренек вскинул глаза на барона, застыл и не опуская глаз, быстро забормотал:

— Степан Мельник. Батя с детства с дядей Григорием дружит.

— Твой отец у атамана в офицерах ходит?! — теперь уже его спросил я.

— Нет! Он....

— Соврешь сейчас — застрелю, — пообещал ему барон равнодушным голосом.

— Он... — тяжело выдавил из себя Сенька, — пулеметными тачанками у атамана командует.

Парнишку пробрала крупная дрожь. Видно уже решил, раз он сын подручного атамана, то теперь его обязательного убьют.

— Дальше, — бросил барон.

— Атаману верный человек донес. Так они его собираются остановить на станции.

— Разве он не должен сам остановиться на станции? — поинтересовался я.

— Это на Иловайской, а Тихорецкую паровоз проходит без остановки.

— А чего не на Иловайской?

— Так там же гетманцы.

— И как хотят остановить?

— Не знаю. Я ведь только начало разговора слышал, а потом меня батька за дверь выставил.

— Значит, когда точно состав прибывает, ты не знаешь?

— Не, дяденька. Думаю, дня...через два.

Я посмотрел на барона, он на меня. Сейчас мы, наверно, думали об одном и том же. На одной станции сядем, а на другом полустанке бандиты остановят поезд, нас выведут в чистое поле и шлепнут. Опять шансов пятьдесят на пятьдесят. Вот как хочешь, так и выбирай. Вот только решать что-то надо сейчас.

"Болтаться в степи нет никакого смысла. Ну, доберемся до станции.... А на что потом жить? У нас избыток лошадей и оружия. Может как-то можно продать....".

— Парень, а на рынке возле станции коней можно продать? Или винтовки?

При этих словах на меня как-то странно посмотрел барон, словно увидел меня впервые и сейчас пытался понять, кто я такой. Паренек сразу не ответил. Было видно, что ему есть что сказать, но при этом он сомневался, стоит ли говорить.

— Слушай, парень, если все у нас хорошо сладиться, то мы тебя с собой брать не будем. Там и оставим, — попробовал я подтолкнуть подростка к принятию решения.

— Точно?! Оставите? — его лицо оживилось.

Я кивнул головой.

— Тогда... к дядьке Мирону можно съездить. Он купит лошадей и оружие, — в голосе у парня явно прибавилось уверенности.

"Что-то задумал, сучонок. Риск есть. Голову даю, что этот Мирон имеет прямое отношение к банде, а с другой стороны у нас есть двое суток в запасе. Если выгорит.... Попробую".

"Едем, — решил я и спросил у "тевтона":

— Вы как, барон, относитесь к нашему маленькому походу к местному барыге?

— Поручик, вы точно дворянин?! — в голосе штаб-ротмистра слышалось неподдельное возмущение.

— Ничего не могу сказать по этому поводу. Память у меня дырявая.

Барон скривился, словно лимон надкусил. Я понял, что дискутировать со мной он не собирается.

— Не знаю, как вас, а меня в этом мире никто бесплатно кормить и поить не будет! — поставил я точку в этом вопросе. — Сенька, сколько ехать?

— К вечеру будем.

Барон осуждающе посмотрел на меня, но говорить ничего и не стал.

— Тогда поедим и поедем.

— Погодите, поручик. Есть еще одно. Лошади.

Я недоуменно посмотрел на него, а потом на коней, которые постепенно успокаиваясь, стали все ближе подходить к месту схватки. Мне удивительно было видеть, как они спокойно идут между трупами людей, но при этом испуганно всхрапывают и косятся на тела своих мертвых собратьев.

— Что с ними не так?

— Подождите. Потом объясню.

В течение следующего часа штаб-ротмистр осматривал лошадей, после чего освободил часть их от сбруи, и отпустил на волю. Подойдя, поймал мой взгляд, пояснил: — Возраст. Еще два-три года и на крестьянское подворье, сено возить, а у нас сейчас крепких и молодых лошадей хватает.

Мы ехали на двух тачанках, а за нами на длинном поводу скакало восемь лошадей. Одной тачанкой управлял барон, другой — Сенька. Я ехал вместе с ним. Пытался за дорогу паренька разговорить, но тот отвечал скупо, короткими фразами, но и той информации, что я из него выжал, мне хватило, чтобы сложить свое мнение о личности бандитского барыги, так и его доме. Паренек что-то недоговаривал, но не трудно было догадаться, что дом Мирона представляет собой бандитскую базу, а значит, вполне можно нарваться на нежелательных личностей. На это, скорее всего, и рассчитывал сынок бандита, при этом он намекнул, что Мирон будет разговаривать только с ним, а чужим людям, без всякого сомнения, даст от ворот поворот.

Солнце уже склонилось к горизонту, когда вдали показалась деревня. Придержав лошадей, остановились.

— Штаб-ротмистр, давайте совет держать.

— Так вы вроде все уже сами решили, поручик. Или еще нет?

— Я исходил из того, что нам не нужны лишние лошади и оружие. Ведь они и вам не нужны, не так ли?

— Вы что в прежней жизни были торгашом? — вдруг со злым ехидством в голосе неожиданно спросил меня барон.

— У определенного круга людей есть такая черта характера — практичность. У меня она присутствует. Так есть какие-то предложения?

— Сейчас надо ехать, потому как стемнеет, дядька Мирон никому уже не открывает. Воров боится, — неожиданно проинформировал нас парнишка.

— Значит, ты говоришь, что кроме Опанаса у него охраны нет? — уточнил я у парнишки.

— Нету, — как-то быстро подтвердил Сенька. — Только если народ какой....

— Народ. Ну-ну.

— Сейчас поедем с тобой, парень. Так вот тот дом Мирона, Сенька?

— Тот. Гляньте. У него один такой высокий забор на всю деревню, а на крыше дома — вон видите — деревянный петух.

— Молодец. Проверить тебя хотел. Барон, вы пока присмотрите за мальчишкой, — с этими словами я спрыгнул с тачанки, а затем, схватив паренька за руку, стащил на землю.