Стервам вход воспрещен. Глава первая. Как во мне не проснулся мужчина?

О сколько нам открытий чудных

Готовит просвещенья дух

И опыт — сын ошибок трудных

И гений — парадоксов друг!

А.С.Пушкин

Эти строки Пушкина я с детства выучил наизусть. Потому что ими начиналась одна популярная телевизионная программа, которая называлась "Очевидное-невероятное". И хотя программа была посвящена всяким научным открытиям, фантастическим гипотезам и прочим, как сейчас говорят, лайфхакам, я бы это название применил бы к прекрасной половине человечества — к женщинам.

Кстати, еще один термин — "прекрасная половина человечества". Во-первых, почему половина? Статистика свидетельствует: в мире мужчин на восемь процентов меньше, чем женщин. Да и раньше женщин всегда было больше. Ну, войны там всякие, аварии, опасная работа... Во-вторых, почему именно женщины — это прекрасная половина? А мужчины, получается, ужасная?

Мне кажется, и среди женщин, и среди мужчин есть, как прекрасные представители, так и ужасные. А с расцветом всех этих вольностей с обращением к бисексуальности и гомосексуальности, представителей которых в мире подавляющее меньшинство, которое стремится стать большинством, понятия прекрасный-ужасный вообще изменились. И ходят такие вот прекрасные мужчинки в колготках и свирепые бабища мужеподобного вида... Поэтому и здесь не буду писать эту банальность — прекрасный пол.

Ведь каждый пол имеет свой потолок.

В том числе, и в определении прекрасного.

Посмотришь на женщин — вроде все очевидно. А копнешь поглубже — просто невероятно! С одной стороны, многие чисто женские черты характера заставляют женщин не только обожествлять — еще одно дурацкое выражение — но и уважать их. Стремление к чистоте, к порядку, чистоплотность, желание всегда выглядеть красивой и ухоженной. Ну, я сужу не по мнению большинства мужчин или женщин, а исходя из собственного опыта. Потому что были у меня женщины, которые и плевать хотели на порядок, и носки свои по всем комнатам разбрасывали, и особо не думали о том, что и когда надеть... Но в целом, конечно, подавляющее большинство женщин все же более организованы, нежели подавляющее большинство мужчин.

Но давайте посмотрим на причины.

Женщины более чистоплотны, потому что их организм больше подвержен риску внесения инфекции извне. Так уж устроен их организм. Порядок для них важнее, потому что женщины привыкли планировать все наперед и не любят спонтанность и импровизацию. Опять же, женщина не может быстро собираться физиологически — ей важно продумать каждую мелочь, а именно мелочи теряются, если все делать быстро. Ну и выглядеть красивой женщине важно, потому что в нашем мире чаще выбирают её, нежели наоборот. и просрать любой шанс, даже самый мизерный женщина не может.

Ладно, от общего перейду к частностям.

Чтобы вы поняли, почему я вот так все разложил по полочкам, и берусь утверждать о том, о чем, как мужчина, могу лишь догадываться, буду рассказывать о себе. То есть, о том, как я персонально знакомился с женщинами. Как поначалу их просто боялся, и как потом они боялись меня. Причем, на самом деле и мой, и их страх были, скорее, рудиментами.

Пережитками наших прошлых жизней.

Интерес к женщинам проснулся во мне довольно поздно. Ну, если учесть тот факт, что до десятого класса — то есть, до окончания школы — мой рост оставлял желать лучшего. Кто обратит внимание на коротышку-очкарика. Да-да, я еще и носил очки, в общем, выглядел, как законченный ботан. Впрочем, я таким и являлся. И все свое свободное время просиживал в библиотеках.

В мое время не было интернета, смартфонов, компьютеров и прочей высокотехнологической хрени. Не было мобильной связи. Не было ста каналов телевидения, спутниковых антенн и многих других источников знаний. Ну и, конечно же, не было порнухи. Вернее, была — в виде самодельных игральных карт, на которых подпольные умельцы мастырили переснятые с западных журналов "веселые картинки". Хотя, если честно, даже в 10-м классе я такие картинки еще не видел. А самой крутой порнографией для меня были фотографии из польского журнала, где на последних страницах были несколько фото в стиле "ню". То есть, обнаженных девиц. По сегодняшним меркам это была не порнография, и даже не эротика, а почти что журнал "Мурзилка" для нынешних детей.

Поэтому все мои, как говорят сегодня, базовые знания, были из библиотек. Точнее, из книг. Причем, не из учебников по анатомии для студентов медицинских институтов, а из так называемой художественной литературы. Таким образом, мой первый сексуальный опыт базировался на субъективном опыте других людей, причем, облаченном в беллетристическую форму. То есть, в форму вымысла.

И как прикажете с этим работать?

Конечно, впоследствии этот фундамент сослужил мне хорошую службу. Но в нем был только один изъян — мои представления об отношениях мужчин и женщин были исключительно книжными. Эфемерными. Нереалистичными. В лучшем случае, на уровне общения д"Артаньяна и Констанции из "Трех мушкетеров" Александра Дюма. Нет, конечно, я понимал, что главный герой романа что-то там делал со своей возлюбленной, а также с другими женщинами, помимо разговоров и поцелуев, но вот что? Подробностей я не знал и только догадывался.

Впрочем, мне хватало и платонических отношений. Типа поцелуи и просмотр фильма в кинотеатре, держась за руки. Если честно, на то время мой организм этим был вполне доволен. Я понимал, что женщины могут больше, нежели поцелуи и что откуда-то появляются дети. Но в то время проблема полового созревания не стояла для меня так уж остро — были другие, более важные проблемы.

Если уж быть предельно откровенным, то определенная часть моего организма после окончания школы уже демонстрировала свою независимость. И порой мне приходилось изворачиваться и прятать ее не только от посторонних, но и от собственной матери. Потому что, например, внезапно на пляже происходило непонятное мне пока выпячивание моего мужского "я". И только холодная вода спасала положение.

Кстати, о мужском. Несмотря на мой маленький рост мое мужское достоинство демонстрировало совершенно другие параметры. Поэтому, когда перед окончанием школы я внезапно стал стремительно расти и мой рост уже составлял метр восемьдесят семь сантиметров, то другие сантиметры перестали меня пугать. Все вставало на свои места. Правда, иногда — слишком уж часто.

Тем не менее, несмотря на проявления неподчинения всему остальному организму отдельный мой орган в целом вел себя смирно. Ну, демонстрировал несгибаемость и твердость, чего, если честно, моему организму в целом не хватало. И характеру — тоже. Поэтому мы ладили и друг другу не мешали. Просто потому, что мой организм, включая мозг, пока еще не знали, как связать отдельные органы у меня и у женщин. Ни теоретически, ни практически. Да и вообще, на тот момент в этом не было нужды. Даже специальные сны мне по ночам не снились. Я в них просто не нуждался.

Сегодня, пытаясь понять свое прошлое, я думаю, что, когда мне было 16 лет, мой организм отставал от реального возраста лет на семь. То есть, биологически я был еще слишком мал для того, чтобы процесс полового созревания вышел из-под контроля моего разума. Видимо, кто-то там наверху решил, что мне еще рано думать о каких-то глупостях. И, я думаю, он правильно решил.

Наверное, если бы я стал созревать до армии, мне пришлось бы очень тяжело.

Когда я пошел служить в ряды вооруженных сил, то насмотрелся на более взрослых и зрелых парней, которые до армии успели погулять вволю. Не знаю, давали нам в части какой-то там бром в компоте или что-то еще, или нет. Наверное, не давали, ибо маялись некоторые мои сослуживцы без женщин весьма и весьма. Некоторые даже бегали в самоволку.

Когда я уже дослуживал последние полгода из двух, то в моей роте служил чеченец по фамилии Расаев. Маленький такой, как я в детстве, правда, мускулистый. Так вот, у него орган тоже был весьма приличных размеров. Мы с ним даже мерялись как-то. И хотя я выиграл, Расаев меня очень зауважал после этих соревнований. Так вот, чеченец этот бегал куда-то в ближайшее селение к какой-то женщине. Или к женщинам — не знаю. По ночам бегал. Я разрешил. Шесть километров туда. Потом шесть — обратно. Не считая времени на сам процесс удовлетворения страсти. А днем — на службу. Или на занятия. Где тоже и бегали, и стреляли, и строевая была подготовка, и другие физические упражнения. Не знаю, на сколько этого Расаева хватило — я уволился через полгода. Но пока я дослуживал, все эти полгода он вот таким макаром умудрялся тешить свое эго — назовем это так.

До службы в армии мне как-то не посчастливилось иметь какие-либо отношения с противоположным полом. Ни платонические, ни сексуальные. Даже простого общения с девушками у меня не было. И не потому, что я был каким-то букой или слишком стеснительным — нет. Как раз наоборот — я был душой компании, веселым, остроумным, хорошо пел, рассказывал смешные истории, даже учил наизусть монологи Жванецкого и Петросяна, и потом пересказывал во время каких-то застолий, дней рождений и прочих праздников. Так что девушки ко мне как бы липли. Только я постоянно их от себя отлеплял...

Я даже не понимаю, почему я не стремился никого закадрить? Может, действительно, еще не было в этом нужды? Сегодня я просто не помню, в чем была причина и почему все получалось так, а не иначе. Возможно, когда после школы я занялся спортом — скалолазанием, мои мысли были в первую очередь заняты этим. И на все остальное мой мозг реагировал, как на досадные помехи. Впрочем, если ты каждый день тренируешься, если выкладываешься на полную, то, конечно, сил на всякие глупости остается меньше. А, может, мое мужское начало еще не проснулось...

Хотя была одна история, когда я мог бы стать мужчиной. Или хотя бы почувствовать, что это такое. Потому что в какой-то степени женщины, точнее, девушки меня привлекали, но больше в плане романтическом.

Наши скалолазы часто выезжали на сборы в Крым — в Ялту, Судак, Симеиз, Алупку. Там были скалы, не чета нашим, местным, которые были максимум 7 метров высотой. А крымские маршруты были по 50 метров и выше. Размах! Вот и собирались частенько на спортивные сборы. Тем более, что, во-первых, их оплачивал заводской профсоюз, а, во-вторых, в советские времена билет на поезд до Крыма стоил всего-то шесть рублей. А если в общий вагон, то еще меньше. Некоторые даже умудрялись ездить до Симферополя бесплатно — на перекладных, то есть, на пригородных поездах. Вообще бесплатно! Ведь в электричках билеты не проверяли. Но, правда, поездка длилась очень долго.

Одним словом, табун новичков и группа уже опытных скалолазов, от первого разряда и до мастеров спорта, однажды осенью выехали в город Симеиз. Сборы были всего три дня — их спланировали на выходные — в пятницу выехали, в понедельник утром уже дома. Просто многие разрядники и мастера работали, ведь скалолазание — это неолимпийский вид спорта, не было спортсменов "на зарплате". Поэтому всем нужно было после выходных идти на работу. Я, кстати, тогда тоже уже закончил школу и работал на заводе, поэтому меня это также касалось.

Поселились мы всем, как говорится, кагалом, в частном доме недалеко от автобусной остановки, заняв полуподвал. Полазив весь день на скалах, вечером вся наша толпа ввалилась в этот полуподвал и начала обустраиваться — кто-то кипятил чай, кто-то резал "перекус", то есть, бутерброды с колбасой и сыром, кто-то открывал консервы — рыбные и мясные. Одним словом, такой нормальный туристическо-альпинистский ужин. Поужинав, стали расстилать пенки — полиуретановые коврики, а сверху — спальники. Ну и — отбой!

И вот после отбоя началось! Началось мое совращение...

Так уж вышло, что я лежал рядом с одной девочкой. Точнее, девушкой — ведь мне было 16 лет, а ей уже больше, наверное, все двадцать. Мальчиком я был красивым, и девочки со мной часто заговаривали и дарили мне знаки внимания. Эта девушка — тоже. Все звали ее Шушу — она часто, не расслышав, смешно повторяла "шо-шо?" Это с украинского переводится как "что-что?" А имя ее было Лариса. Так вот, Лариса эта также ко мне, что называется, приставала — то пнет своим ботинком легонько, то шлепнет по спине, в общем, заигрывала. И, видимо, неспроста ночью ее спальник оказался рядом с моим...

Вначале, когда я еще не засыпал, а просто о чем-то там мечтал, я услышал тихую возню перед моим лицом и недовольный голос Ларисы "Игорь, не надо". Оказывается, за спиной у Шушу пристроился разрядник по имени Игорь и, вероятно, производил какие-то разведывательные действия. Игорь был уже взрослым — у него росли густые усы, и ему было уже 25 лет. Я тогда не понял, что значит "Игорь, не надо", и только спустя много лет до меня дошло.

А тогда я просто отвлекся, и через пару минут возня прекратилась. Но когда я уже стал засыпать, внезапно ощутил на своем лице чье-то дыхание. Это была Шушу. Она прижалась тесно к моему спальнику, а ее руки стали ощупывать мое тело. Нет, не там, где начинаются то ли первичные, то ли вторичные половые признаки — не помню, какие из них какие, а просто стала ощупывать мои руки, плечи. Короче, стала меня обнимать. И не успел я удивиться, как моих губ коснулся ее остренький язычок. И моментально проник в мой рот.

Признаться, в то время я еще и целоваться как следует не умел. Сегодня я не помню вообще, целовался ли я с кем-то в школе или нет. Свои влюбленности, школьные и пионерлагерные, помню. Ухаживания помню, просмотр кино вечером в пионерлагере вдвоем под одним одеялом в обнимку — помню, а поцелуи — не помню, хоть убейте!

Возможно, что-то такое было — не мог же я вообще ни с кем не целоваться? Но вот с кем, когда, где — совершенно вылетело из головы!

Одним словом, когда в моем рту внезапно оказался чужой язык, я как-то растерялся. Особенно, когда понял, чей это язык. Нет, если бы это был язык Игоря — я бы понял, ведь у Игоря были усы. И тогда бы моя реакция была бы яркой и однозначной! Это сейчас гомосексуальные вольности многими воспринимаются, как что-то само собой разумеющееся! Я ни сейчас, ни тогда не был готов к подобным проявлениям толерантности и демократии. Да и среди всех моих знакомых склонных к однополой любви никогда не было. Так что, понятное дело, у меня даже в мыслях не было, что в моем рту может оказаться чей-то другой язык, кроме языка Шушу.

Но вот что мне с ним было делать?

Я стал аккуратно посасывать язычок девушки, представив, что это леденец. Видимо, языку это понравилось, и он стал быстро-быстро перемещаться по моему рту, выскальзывая и проскальзывая назад, касаясь губ, встречаясь с моим языком и снова бросаясь осваивать глубины моего ротового отверстия. Хорошо хоть, Шушу не стала демонстрировать технику поцелуя под названием "пылесос" и не стала втягивать в себя мои губы. Потому что на помидорах, как некоторые книжные герои, я не тренировался и не знал бы, что мне делать с втянутыми в чужой рот моими губами.

Освоение чужим языком моего рта прошло более-менее успешно. Мне в принципе понравилось. Тем более, что в то время, хоть и не было жевательных резинок — всяких там "орбитов" и "риблисперминтов", но дыхание наше было свежим и отдавало зубной пастой "Поморин". Хоть и с небольшим оттенком кабачковой икры, которой завершался наш скромный ужин.

Память моя не удержала маршрут, который исследовали руки моей неожиданной первой ночной девушки, потому что уж слишком большая концентрация моего внимания была на ее языке. Единственно, что помню — ее руки меня просто обнимали и гладили, не переходя границы нежности в пошлость. Я же руки пустить в ход стеснялся, позволив себе только погладить Шушу по ее рукам.

Не знаю, можно ли назвать эту ночь моим первым сексуальным опытом, а Шушу — моей первой девушкой? Де-юре наверное, нет. Ведь то, чем мы занимались, нельзя назвать даже "петингом" — есть такое умное слово в сексологии. Но, с другой стороны, я впервые целовался с девушкой, которая, в принципе, мне нравилась, и которая сама — сама! — выбрала меня. То есть, де-факто, мы обнимались и целовались! А разве поцелуи — это не сексуальный контакт? Мы же целовались не как брат и сестра!

Самое интересное — эта ночь влюбила меня в Ларису. Наутро я выглядел, как полный обалдуй, перед завтраком накосячил, и тренер оставил меня, в наказание, без тренировки. И пока я гулял по Симеизу, переживая наказание и вспоминая ночь, то окончательно втрескался в Шушу. И потом, по приезду домой, стал за ней неумело ухаживать — дарить цветы и даже съездил к ней домой. Но на этом все и закончилось.

Оказалось, что вся семья Шушу — глухонемые. И мама, и отец, и братья-сестры. А она работала преподавателем в школе для глухонемых. Я как-то был не готов к развитию отношений с девушкой, старше себя, да еще и с подобной родней. Тем более, что, когда позвонил к ней в дверь, то открыла ее мама и стала так жестикулировать, что поначалу я подумал не о глухоте, а о другом заболевании. И хотя Шушу, выглянув, быстро все поняла и маму свою увела, впечатление было очень ярким. И не очень приятным...

Какое-то время мы с Ларисой пересекались на тренировках, я даже пару раз провожал ее домой, но отношения наши не получили логического продолжения и постепенно сошли на нет. И все же я был ей очень благодарен за ту ночь, когда я так и не стал мужчиной.

Потому что Шушу таки мужчину во мне разбудила.

Правда, еще три года он продолжал дремать... И проснулся уже в армии.